Моя жизнь в лесу духов

В Безымянном городе

Мы вошли к ней в дом, и она его убрала – подмела полы и украсила комнаты, так что получилось праздничное убранство, а потом налила мне в ванну воды и, пока я мылся, сменила мою одежду: звериные шкуры куда-то спрятала (как узналось потом – в неведомое место), а мне дала все новое и прекрасное, изменившее меня до полного изумления, потому что когда я глянул на себя в зеркало, то не сразу понял, что я – это я, и с той поры у меня нет сомнений, что одежда и вправду украшает людей: я не сразу понял, кто глядит на меня из зеркала – не узнал сам себя, хотя был там один, – но сразу же догадался, что глядит человек. Насмотревшись в зеркало, я спросил у девы, где она берет земную одежду, и она сказала, что берет ее у колдуний, которые собираются один раз в неделю на колдунные совещания в город ее отца. Убравши комнаты в праздничное убранство, дева занялась на кухне стряпней и вмиг приготовила земную еду, какой я ни разу не пробовал в Лесу Духов. Она ее приготовила и расставила на столе, а я тем временем успел причесаться, и мы с ней вместе сели за стол, и это была нам трапеза для двоих. Еда оказалась на диво вкусная, а главное, сделанная по людским рецептам, и я наелся до полного удовольствия, потому что не ел людскую еду с тех пор, как попал в страшный Лес Духов. Съевши трапезу, мы встали из-за стола и пошли в ту комнату, где пьют напитки, и, когда мы отвыпили разных напитков, она рассказала мне про себя так:

– Мать у меня – Хромая духева, которая не ходит, а медленно ковыляет, и она родилась в Седьмом городе духов, немного подальше Шестого города, где родился и вырос и живет мой отец, – миль за двести от Безымянного города. Он самый могучий и уважаемый маг среди колдунов из людей и духов. А мать – самая главная чародейка среди колдунных духев и женщин. Вот почему колдунные существа – женщины, мужчины, духевы и духи – выбрали мать и отца в предводители, чтоб они давали им всем приказы на их собраниях в доме отца, где был особый Зал для собраний. Колдунные существа собирались по субботам, а мать и отец, как их предводители, готовили им всякие напитки и яства, чтоб они в удовольствие подкрепились перед собранием.

После еды колдунные существа принимались петь колдунные песни, потом предавались колдунным молитвам, а потом уж у них начиналось собрание, но они собирались, только чтоб обсудить, как бы кого-нибудь ограбить или угробить, или подавали жалобы на обидчиков, а мои родители решали между собой, надо ли присудить их к смерти через убийство. Без приказа родителей маги и чародейки не могли совершать отомстительных убийств, но если они получали приказ, или указание, отомстить обидчику, то немедленно отправлялись в свои города и там убивали, кого указано.

И вот однажды сижу я с отцом, потому что у нас кой о чем беседа, как вдруг является колдунная женщина и сразу же заявляет жалобу, говоря: «Моя соседка сказала мне „ведьма", а это для меня тягостная обида, и вот я хочу убить ее сына, от которого она зависит, как от кормильца, потому что других кормильцев и родственников у нее нет, и это будет ей отомщение, и она проживет всю жизнь до смерти в скорби и голоде – за тягостную обиду». Колдунная женщина закончила жалобу и спросила родителей про их решение, а они подумали каждый отдельно, потом подумали сообща, или вместе, и минут через пять приказали жалобщице убить единственного сына обидчицы. Едва получивши этот приказ, жалобщица отправилась его выполнять, а я, как только услышала про убийство, страшно удивилась и сказала отцу, что «Это грех», а потом объяснила, что «Ты обрек на смерть от убийства единственного кормильца несчастной матери». А он мне ответил: «Я давно уже знаю, еще до того, как ты мне сказала, что это грех или даже хуже, но я кормлюсь от греховных дел, а значит, и ты от них тоже кормишься, потому что я – твой отец и кормилец». Так он сказал, да еще и добавил: «Я не страшусь Господнего наказания, потому что давно уже ему доказал свою любовь к греховным делам, и мне уготован вечный огонь – самый горячий из всех огней. А в Последней Воле, или Завещании, я передам тебе перед смертью зло, за которое полагается вечный огонь, как своей единственной и законной наследнице». Но едва он сказал про Последнюю Волю, в которой мне завещается всё его зло, я наотрез отказалась от Завещания.

Через несколько дней мои отец и мать удалились в самую укромную комнату и начали обсуждать в ней тайными голосами мое убийство для субботней трапезы, потому что на каждом кол-дунном собрании кто-нибудь из собравшихся жертвовал свою дочь для всеобщей трапезы, и пришла наша очередь, и мои родители решили между собой, что они приготовят из меня угощение, чтобы не нарушать колдунные обычаи. А мне об этом тайном решении родители, конечно же, сообщать не хотели, чтоб я не вздумала убежать из дому. Но они совещались вечером, в темноте, а поэтому не видели, что я к ним подкралась, и мне удалось услышать их разговор, и я узнала назначенный день, в который меня собирались убить. И вот, значит, за три дня до убийства к нам потянулись маги и чародейки, чтобы полакомиться дочерней трапезой.

Но моя бабушка из Безнадежного города, или Пятого города духов, которая ввержена в вечный огонь за маленькую ошибку по отношению к Е. В. (Его Величеству) Королю духов, открыла мне тайну, как стать Сверхдевой – еще до ввержения в вечный огонь. Так что наутро в день моего убийства я обернулась невидимой птицей, невидимо сказала родителям «До свидания» и отправилась жить в Безымянный город, где обитают одни только женщины, а родителям с тех пор если и показываюсь, то заранее превращаюсь в Постороннее Существо, потому что они меня всюду ищут и, если разыщут, непременно убьют – у них ведь нету других дочерей, чтобы угостить собрание трапезой, которую они же когда-то и учредили, чтобы лакомиться колдунными дочерями, а теперь не могут просто так отменить: слишком у многих дочери уже съедены, и мои родители мучаются от мысли, что они не выполнили колдунный долг, хотя их очередь состряпать дочку и угостить собрание давно пришла.

Ну а я, мой земной и любимый муж, могу превратиться в любое существо с помощью сверхъестественного дара Сверхдевы – хоть прямо сейчас, на этом вот стуле, где я сижу с тобой после обеда.

Едва она открыла мне тайну про дар, я попросил ее во что-нибудь превратиться – дескать, меня это очень интересует. Она сказала: «Смотри внимательно» – и вмиг обернулась антилопой с рожками. Я ее погладил, а она стала львицей и несколько раз на меня нарычала, так что я испугался ее до полусмерти. Потом львица превратилась в змею и ласково обвилась вокруг меня кольцами – тут уж я напугался просто до смерти, особенно когда она разинула пасть, будто собирается меня проглотить. А потом Сверхдева стала тигрицей, напрыгнула на меня и тотчас же отскочила, чтоб я безвременно не погиб от ужаса, и помчалась по дому и выбежала во двор, из двора – в город, а там – за курами. Минут через пять она поймала двух кур, схватила их ртом и вернулась домой, вбежала в комнату, где мы с ней сидели, вспрыгнула на стул, устроилась поудобней, и вдруг я смотрю, а она уже дева – сидит на стуле как ни в чем не бывало, или будто бы это вовсе и не она только что сверхъестественно меняла обличья, – сидит и держит рукой двух кур.

Потом она завела совсем другой разговор, немного поговорила и отправилась в кухню, чтобы зажарить пойманных кур. Как только куры зажарились до готовности, она принесла их на блюде в комнату, а после кур принесла чай и хлеб. И у нас опять состоялась трапеза. Но пока мы были заняты превращениями и ели трапезу и пили чай, сделалось около десяти часов по вечернему времени Леса Духов. Дева отдохнула часок-другой, а потом увидела, что я уже сонный, и пошла в спальню и постелила постель: закрыла ее множеством дорогих покрывал и позвала меня спать, но я застыл на пороге: одна нога еще стоит в коридоре, а другая висит над полом спальни, потому что я уже хотел войти, да увидел богатое убранство комнаты и убранство кровати с драгоценными покрывалами и саму кровать будто для короля, – замер и спрашиваю себя в уме: «Неужели же эта комната – для меня? Разве я могу спать на кровати, которая по убранству предназначена королю?» Мне было страшно переступить порог, потому что убранство кровати и комнаты казалось таким замечательным и прекрасным, будто оно сделано сверхъестественной силой – обычные существа с естественной силой такого убранства сделать не могут. Я, значит, замер и удивленно оглядываюсь, а дева четырежды пригласила меня войти, увидела, что я озираюсь, но не вхожу, подошла, взяла меня осторожно за руку, как если б я был хрустальный кувшин, и медленно, постепенно ввела меня в комнату. Войти я вошел, а на кровать не ложусь – я даже дотронуться до нее боялся, – и тогда она стала меня пригибать, но опять же нежно, как хрустальную драгоценность, которую она боится сломать. И вот мое тело коснулось кровати – такой мягчайшей, каких не бывает, – и я испуганно отпрянул назад.

Но едва она ощутила, что я отпрянул назад и хочу без оглядки удрать из комнаты, она в тот же миг меня придавила, так что я поневоле свалился в кровать, и давила из всех своих сверхъестественных сил, пока мое тело не привыкло к мягкости. В ту ночь я понял, что «чистые помещения никогда не вмещают грязных намерений», но все же долго лежал без сна с мыслями об ее устрашающих превращениях и думал: «Как бы она меня не убила». А что? Превратится ночью в змею, обовьет кольцами и придушит до смерти. Я наблюдал за ней с подозрительным страхом несколько часов, но потом убедился, что у нее нет зловещих намерений, и, когда убедился, незамеченно уснул. А в доме зажглись «всесветные огни», и хотя я потом пытался узнать, откуда они светят, но ничего не узнал, потому что светили они отовсюду. Тогда я спросил об огнях Сверхдеву, которая сделалась моей женой, и она мне ответила, что «всесветные огни» входят в ее сверхъестественный дар.

Так у меня состоялась женитьба – вторая с тех пор, как я попал в Лес Духов, – но на этот раз обошлось без крещения кипятком и огнем, мы и в церковь-то не ходили, а женой моей стала удивительная Сверхдева, которой под силу любые дела, потому что сила у нее – сверхъестественная. Но я не успел поведать ей о себе, уснувши как мертвый, или убитый.

Наутро, прежде чем меня разбудить, жена заготовила горячей воды, принесла мягкую, будто дух, губку и самое душистое на свете мыло – такое нигде, кроме Леса Духов, найти невозможно, нечего и пытаться; да и в Лесу Духов такого не раздобудешь, а только у моей жены, Сверхдевы. Вот, значит, принесла она мыло и губку, а ванну, чистую, как обеденная тарелка, наполнила до краев горячей водой и после этого меня разбудила, потому что сам я проснуться не смог бы: очень уж удобная была кровать. Я принял ванну как должное и чудесное, потом отправился в туалетную комнату, и там жена причесала мне волосы, натерла кожу благовонной мазью, а лицо присыпала ароматной пудрой. После туалетной мы перешли в столовую, и там у нас было совместное чаепитие. Когда мы совместно отвыпили чаю, жена внесла прохладительные напитки, а сама ушла отдавать повеления двум служанкам, или прислужницам, которые должны были ей помогать во всякой работе по кухне и дому. Едва повеления были отданы и получены, жена вернулась в столовую комнату, села рядом с моим креслом на стул (потому что я-то прохлаждался в кресле) и сказала твердым, но дружелюбным голосом, чтоб я поведал ей свой рассказ, который не успел поведать вчера, потому что уснул на удобной кровати. Вчера я уснул и поведать не смог, а сегодня поведал, хотя и вкратце, о своих странствиях по Лесу Духов.

Как только я кончил свой короткий рассказ, одна из прислужниц принесла нам еду – еда была рисовая, и к ней все прочее, – а когда мы наелись до полного удовольствия и выпили прохладительных напитков из-подо льда, то сначала отправились гулять по улицам, а потом посетили кой-какую деревню, в двух примерно милях от Безымянного города.