Моя неделя с Мэрилин

Мэрилин в восхищении сложила руки и опустилась на колени. Она выглядела такой юной и невинной, что у меня сжалось сердце. Оуэн также не сводил с нее глаз. Она в буквальном смысле излучала радость. Затем встала, расправила плечи и задумчиво произнесла:

— У меня никогда не было кукольного домика в детстве. Хотя многим, кого я знала, и самим-то жить было негде. Но, думаю, если ты королева...

— Что ж, вам наверняка уже не терпится продолжить свой путь, — сказал Оуэн. Прежде всего, искусный придворный должен уметь выпроваживать гостей. — Но я скажу Ее Величеству, что вы заходили. Я полагаю, милая, вы встретитесь с королевой в следующем месяце. (Эта встреча действительно имела место, на премьере фильма «Битва на речном плато».)

— Значит, вам известно, кто я? — спросила Мэрилин.

— Ну, разумеется, известно, дорогая. И я очень польщен, что мой крестный сын привел вас познакомиться со мной. Вы так же прелестны, как и на фотографиях.

Это было не совсем корректно — в тот момент Мэрилин выглядела как беспризорница.

— Ну а сейчас, до свидания, до свидания. Не буду больше вас задерживать.

С этими словами Оуэн выпроводил нас через другую маленькую дверку прямо под яркое солнце.

— Ух ты! — сказала Мэрилин. — Вот так крестный отец! Колин, как ты думаешь, он так же ведет себя с королевой?

— Точно так же. За это она его и любит.

К тому времени как мы вернулись к главным воротам, там уже собралась порядочная толпа. Несмотря на протесты Роджера, двое полицейских рассказали своим друзьям о том, кто к ним пришел, а те сказали своим друзьям, и так далее, по цепочке. Сначала я подумал, что Мэрилин занервничает, но она пришла в восторг. Должно быть, ей было не по себе оттого, что она так долго оставалась инкогнито для публики.

— Мне нужно стать Мэрилин Монро? — спросила она.

И, не дождавшись ответа, вспрыгнула на ступеньку и приняла излюбленную позу: изогнула бедра, расправила плечи, выставила вперед свою знаменитую грудь. Затем надула губки и распахнула глаза широко-широко, и внезапно перед нами появился образ, известный всему миру. Аудитория инстинктивно зааплодировала. У некоторых были камеры, и несколько минут Мэрилин позировала для них. Учитывая, что она была почти без макияжа и не укладывала волосы, нашим глазам предстало воистину поразительное зрелище.

Но мне стало не по себе. Что я вообще делаю в обществе голливудской звезды? Мгновение назад я держал ее за руку так, словно она — моя девушка. Если не буду благоразумнее, рискую выставить себя на посмешище. Я бы никогда не позволил себе такие вольности с Вивьен Ли — а с ней я был знаком гораздо лучше, чем с Мэрилин, которую, надо признать, вообще едва знал. Я выбрался из толпы и спрятался за спинами зрителей, чувствуя себя гномом и мечтая провалиться сквозь землю.

Наконец Роджер решил положить этому конец и подал знак полицейским. Те оттеснили зрителей в сторону и освободили нам дорогу. Люди продолжали отчаянно напирать, чтобы взглянуть на Мэрилин еще раз, будто какая-нибудь богиня снизошла на землю с неба.

— Кто вы? — спросил меня один мужчина, когда я пытался протиснуться на заднее сиденье машины.

— О, я никто. Я просто работаю над съемками фильма вместе с мисс Монро.

— Никогда больше не говори, что ты никто, — очень серьезно сказала мне Мэрилин, когда я захлопнул дверцу. — Ты — это ты. И вообще, этот вопрос предназначался мне. Кто я, по-моему, такая? Мэрилин Монро? — И она расхохоталась. — Я ужасно хочу есть, Колин. Где мы поедим?

Мы поехали в стилизованное под старину кафе на Итон-Хай-стрит. Оно называлось «Кокпит»; кругом черное дерево, уютные местечки у камина и маленькие старушки, кушающие булочки. Я сначала думал поехать в отель «Олд-Хаус», где готовили превосходную еду, но там Мэрилин обязательно узнали бы, а я не хотел пережить это снова. Мне достаточно было того, чему я только что стал невольным свидетелем. Я, похоже, становился собственником; в любом случае, мне больше нравилась хрупкая и уязвимая Мэрилин, а не Мэрилин — великая звезда. Сейчас она за обе щеки уплетала сэндвичи с яйцом и кресс-салатом, запивая их кофе, и напоминала мне беззаботную школьницу. Мое сердце снова устремилось к ней.

— Какие у нас дальше планы, Колин? О, давно я не была так голодна! Боже, эти сэндвичи и правда восхитительные! Ужасно калорийные, конечно, но чего уж там! Ты меня балуешь, Колин! Родители когда-нибудь водили тебя сюда? Могу представить, как ты себя чувствовал!..

— Хочешь посмотреть, где я учился? — предложил я. — Я не был там с восемнадцати лет.

— Так давно? — спросила она с оттенком иронии. — Но не забудь: ты обещал, что мы искупаемся.

— У нас же нет купальников, — смутился я. (Только представьте, какая толпа могла собраться! Мы произвели бы настоящую революцию.)

— О, подумаешь! Ты можешь искупаться в штанах. В конце концов, не каждый же день тебе выпадает возможность поплавать с Мэрилин Монро! — И она опять залилась смехом, вызвав недовольство сидевших за соседними столиками старушек, которые бросали на нас неодобрительные взгляды.

— Роджер, — сказал я, — через дорогу есть магазин, где продают одежду. Ты не мог бы сбегать туда и купить пару полотенец и плавки для меня? Я отдам тебе деньги, когда мы вернемся домой.

— Если мы вообще туда вернемся, — пробормотал Роджер. Он явно не одобрял затею с купанием, но все равно пошел в магазин. Через несколько минут он вернулся в кафе с коричневым бумажным свертком.

— Так здорово! — воскликнула Мэрилин. — Я просто в восторге. Пойдемте купаться!

— Но сначала еще немного культуры, — сказал я. — На десерт.

— О-о-о, — только и ответила Мэрилин.

Роджер отвез нас к Итонскому колледжу.

Мы все вместе вошли внутрь.

— Хм, это здание выглядит ужасно старым, — сказала Мэрилин. — И немного запыленным, если можно так выразиться.

— Колледж действительно старый, — ответил я. — Ему больше пяти сотен лет. Это статуя его основателя, короля Генриха Шестого... А вон в той комнате наказывали нерадивцев. Если кто-то учился недостаточно прилежно, его пороли связкой прутьев. Мы называли это «высечкой». Ученик спускал штаны, и его стегали до тех пор, пока кровь не начинала течь по ногам. Легенда гласила, что, если парень сумеет вырваться, перелезть через ограждение и коснуться ноги статуи прежде, чем будет пойман, он получит прощение короля и его не будут пороть.

— Господи! Не уверена, что мне нравятся все эти аристократические методы воспитания. А тебя когда-нибудь били, Колин?

— Меня довольно часто били тростью, но никогда не пороли.

— Бедный Колин... У меня было очень несчастное детство, но меня хотя бы не били вот так. Давайте выбираться отсюда, пока нас не поймали и не высекли. Наперегонки до машины! — И Мэрилин пустилась бегом через школьный двор, как лань. Я побежал следом за ней.

Воздух был горячий и влажный. Роджер оставил машину в тени, но температура на заднем сиденье старого «уолси» была теперь, как в тропиках. Я показал Роджеру, где свернуть с главной дороги, чтобы подобраться поближе к Темзе. Я давно здесь не бывал, и тропа, по которой мы ехали, стала теперь еще более ухабистой. Нас подбрасывало на каждой кочке, и Мэрилин отчаянно держалась за меня. Когда машина остановилась, мы были все в поту и намертво прилипли друг к другу, а потому поспешили к реке.

— Это единственное место, где в воду можно войти по песку, — сказал я, остановившись на берегу. — Поэтому купаться лучше всего здесь. Я плавал тут много раз, хотя и рисковал быть высеченным. Но осторожнее, Мэрилин: вода очень холодная.

— Это как раз то, что мне нужно! — воскликнула она. — Холодная ванна! Но почему здесь больше никого нет?

— Все разъехались по домам на летние каникулы.

Я обычно долго раздеваюсь (или одеваюсь, если уж на то пошло). По какой-то неведомой мне причине в этот момент я всегда необыкновенно щепетилен. К тому моменту как я надел свои новые плавки, — Мэрилин и я переодевались за разными кустами, — я уже услышал всплеск: это Мэрилин прыгнула в реку. Когда я наконец вышел из-за куста, я увидел только ее белокурую головку, торчавшую над водой. Входя в воду, я слышал, как она напевает что-то себе под нос и заливисто смеется.

— О, я так счастлива! Я правда чувствую, что это происходит именно со мной, а не с кем-то другим, — она посмотрела на меня и рассмеялась снова, опять посмотрела, а затем внезапно посерьезнела. — Колин, — позвала она, — мне что-то попало в глаз. Ты мне поможешь?

Сжав зубы от холода и держа руки над головой, я вошел в ледяную воду и, приблизившись к Мэрилин, заглянул в ее огромные глаза. Вдруг она обвила мою голову руками, притянула к себе и поцеловала в губы.

Мне потребовалась сотая доли секунды, чтобы понять, что происходит. Еще через секунду я осознал, что на Мэрилин нет одежды — по крайней мере выше пояса. Прикосновение ее губ и груди в ледяной воде едва не заставило меня потерять сознание.

— Уф-ф! Это было замечательно, — выдохнула Мэрилин. — Я впервые поцеловала кого-то моложе себя. Повторим?

— Позже, Мэрилин, дорогая, — я был в панике. — Что если мимо проплывет какое-нибудь судно? К тому же мы замерзнем. Подожди здесь секунду — я принесу полотенца. Если ты выйдешь из воды в таком виде и кто-нибудь увидит тебя, нас арестуют.

— О, ерунда какая! — воскликнула Мэрилин, выходя из воды следом за мной. — Роджер все уладит. А тебе незачем смущаться, Колин: ты ведь все это видел прежде.

Она была права: однажды я действительно видел Мэрилин обнаженной, когда случайно ворвался в ее гримерную без предупреждения. Но это не значило, что сейчас я мог отвести от нее глаза. Ее прекрасное тело излучало здоровье и жизненную силу. Она напоминала мне одну из тех очаровательных юных дев, которые сидят на облаках на картинах Тьеполо. Я вышел на берег первым, схватил одно из полотенец и набросил его на плечи Мэрилин. Затем взял другое и обернул вокруг своей талии, чтобы спрятать слишком очевидное доказательство влечения, которое я испытывал к этой женщине.

— О, Колин, старый итонец!1 — Мэрилин запрокинула голову и расхохоталась. Именно эти слова она произнесла тогда, когда я ворвался к ней в гримерную. — Было здорово! Меня редко целуют. У мужчин, которые появляются в моей жизни, кажется, просто нет на это времени. Они либо сразу запрыгивают на меня, либо хотят, чтобы я запрыгнула на них.

Роджер мирно спал под деревом, когда мы вернулись к машине. Он посмотрел на нас — растрепанных, в мокрой одежде — и покачал головой с очевидным неодобрением.

— Пора возвращаться домой.

— Да, наверное, — сказала Мэрилин, погрустнев. Она села в машину и съежилась на заднем сиденье, как ребенок, который знает, что будет наказан.

Путь в Парксайд-Хаус занял двадцать минут. Я держал Мэрилин за руку, но она молчала. По какой-то причине я чувствовал себя ужасно виноватым, но мне было нечего сказать. Настало время снова повзрослеть.

Разумеется, когда мы приехали, на подъездной аллее стояли два автомобиля. В холле ждали двое мужчин. Одним из них был Милтон Грин. Другим — адвокат Мэрилин, Ирвинг Штейн.

— Здравствуй, Ирвинг. Здравствуй, Милт, — сладким голоском сказала Мэрилин. — Роджер отвезет тебя домой, Колин. И если вы, — она посмотрела на своих адвоката и партнера, — коснетесь хотя бы одного волоска на его голове или сделаете так, что его уволят, я буду очень, очень расстроена. Понятно?

— Да, Мэрилин, — ответили оба с усилием.

— Очень расстроена, — повторила она и, поднявшись по лестнице, исчезла наверху.

— Мистер Кларк, вы уделите нам минуту, прежде чем уйти? — обратился ко мне Штейн.

— Возможно, — ответил я с опаской. Они казались мне врагами.

— Вы слышали о юридическом термине «заманивание»? Как вам, должно быть, известно, мисс Монро связана с нами юридически, на контрактной основе. Любой, кто побуждает ее уклониться от выполнения контрактных обязательств перед нами, будет нести ответственность по закону. Это касается и ее личных отношений.

Милтон выглядел жалким, как один из Потерянных мальчиков в «Питере Пэне». Из них двоих главным был явно Штейн.

— Я провел этот день с мисс Монро по ее приглашению, — ответил я. — Больше того, мы все это время находились в присутствии главного суперинтенданта Роджера Смита из Скотленд-Ярда. Вряд ли вы найдете более надежного свидетеля, чем он. Увидимся позже, Милтон. Поехали, Роджер. Как я понял, ты меня подбросишь. Не буду заставлять тебя ждать...

С этими словами я ушел.

Я попросил Роджера высадить меня у паба около Раннимед-Хаус и поужинал там. Я не хотел никому объяснять, что случилось. Тони определенно не понял бы.

Когда я все-таки добрался до постели, я не мог уснуть. Образ Мэрилин — вдвое больше, чем в жизни, — не выходил у меня из головы. Она смеялась, грустила, махала мне рукой, вздыхала. Я помнил поцелуй, но не мог вспомнить, что чувствовал тогда. Я был необычайно весел, но в то же время отчаянно печален. Когда я наконец забылся сном, мне приснилось, что я плыву в бушующем море к спасательному плоту, но никак не могу за него ухватиться.

Примечания

1. «Старый итонец» — также название старинного британского коктейля, который пользовался особенной популярностью во второй половине 20-х годов XX века. Своим названием обязан выпускникам Итонского колледжа, которых так и называли — старые итонцы.

Воскресенье, 16 сентября

Так-так! А вот и наш проказник!

Когда я спустился в кухню следующим утром, Энн Бушелл была определенно кокетлива.

— У Тони чуть не случился удар, когда он увидел Мэрилин на заднем сиденье машины! — сказала она.

— У меня тоже, — пробубнил я.

— О, так ты не знал, что она там? Значит, никакого тайного сговора не существовало?

— Если он и существовал, то я в нем не участвовал, уверяю вас. Но это, скорее, была неожиданная прихоть. Мэрилин захотелось выбраться из этого душного дома, подальше ото всех этих людей, которые без конца от нее что-то требуют. С ней невероятно весело!..

— О, ну конечно, — колко заметила Энн.

Я проигнорировал этот выпад.

— И чем же вы занимались? — поинтересовалась миссис Бушелл.

— Мы были в Виндзорском замке — там работает мой крестный, он библиотекарь. А потом перекусили в кафе и съездили в Итон.

— О, как мило! Культурный отдых, значит? Но ты вчера вернулся в таком виде...

Я прошел прямо в свою комнату, но Энн всегда все подмечала.

— Я почему-то подумала, что ты купался. Кстати, Мэрилин умеет плавать?

— Ну, э-э-э... да, умеет, и очень хорошо, на самом деле. Видите ли, вчера было ужасно жарко, поэтому мы искупались в одном местечке... Я часто там бывал, когда учился в колледже.

— Разумеется, — кивнула Энн. — Я даже не буду спрашивать, что было на вас вместо купальных костюмов.

В этот момент в коридоре зазвонил телефон, и я был на время избавлен от этого допроса.

Предсказуемо: это оказался Милтон Грин.

— Привет, Колин! Я хотел узнать, могу ли я заехать. Все отлично. Не беспокойся, я не собираюсь тебя в чем-то упрекать. Просто подумал, что нам не мешало бы поговорить — как мужчина с мужчиной.

— Энн, ты не против, если Милтон заедет?.. — крикнул я, а затем устало сказал в трубку: — Хорошо, Милтон. Приезжай, но Энн говорит, что в час мы будем обедать, поэтому у нас не так уж и много времени.

— Отведи его в сад, — посоветовала Энн, когда я повесил трубку. — Кто знает, может, на природе он успокоится быстрее.

Милтон приехал через десять минут.

— Давай прогуляемся к реке, — предложил я. — Это место называется Раннимед. Ты знаешь, чем знаменит Раннимед?

— Нет, — сказал Милтон.

— Раннимед — это остров на Темзе, где 15 июня 1215 года короля Джона вынудили подписать Великую хартию вольностей. Каждый английский школьник это знает. Это произошло 741 год назад, Милтон, а Хартия вольностей до сих пор считается основой британской конституции. Помимо всего прочего, она гарантировала каждому человеку право на справедливый суд. Бароны вошли в Лондон и принудили короля подписать этот документ. Я упоминаю об этом потому, что не хочу, чтобы меня незаслуженно судили за эту поездку с Мэрилин. Я прошу справедливости.

— Эй, Колин, я не злюсь на тебя! Совсем нет. Я приехал лишь затем, чтобы дать тебе совет. Я всецело на твоей стороне. Просто мне не хочется, чтобы тебе было больно, вот и все.

«О, ну конечно! — подумал я. — Однако же ты был бы не против, если бы я упал со скалы и переломал себе все кости».

— Как это любезно с твоей стороны, Милтон.

— Видишь ли, я познакомился с Мэрилин очень давно, наверное, лет семь тому назад. Я влюбился в нее так же, как ты. Она тогда жила с влиятельным голливудским агентом Джонни Хайдом, а я работал фотографом в журнале Life, и у нас с ней был десятидневный роман. Всего десять дней. В этом и заключается проблема. Я не знаю, как донести это до тебя в более мягкой форме, Колин. Мэрилин заводит романы со всеми, кто ей понравится. Я знаю, что ты возвел ее на пьедестал. Мы все это делаем. Но влюбляться в нее было бы ошибкой. Она просто разобьет тебе сердце. Разумеется, вы чудесно провели время. Но довольно. Спасайся, пока не обжегся!

— Ты закончил, Милтон?

— Эй, ну не злись. Я не хотел говорить тебе это, но поверь: все ради твоего же блага.

— Во-первых, — ответил я, — у Мэрилин, разумеется, может быть «роман», как ты это называешь, с каким-нибудь гипотетическим мужчиной, но меня это не касается. Со мной у нее ничего нет. Ты знаешь, можно прекрасно провести время и без всякого романа.

Милтон, казалось, сомневался.

— Но она сказала, что ты ее поцеловал...

— Во-вторых, — продолжал я твердо, — я не влюбился в Мэрилин. Я не знаю, как у вас принято в Голливуде, но нам, в Англии, нужно чуть больше времени, чтобы влюбиться. И в-третьих, я не возводил Мэрилин на пьедестал. Для меня она просто красивая, обаятельная и довольно печальная девушка, в обществе которой мне очень приятно находиться. Конечно, я понимаю, что она при всем этом — самая знаменитая кинозвезда в мире. Также я не забыл и о том, что у нее сейчас медовый месяц и ее муж — известный писатель. Но Мэрилин в невероятном напряжении. Она пытается безупречно сыграть свою роль в очень сложном фильме. А актер, играющий с ней в паре, ведет себя просто ужасно. Она не знает, кому может доверять.

Милтон нахмурился.

— К тому же, — продолжал я, — обожаемый супруг ни с того ни с сего бросил ее на десять дней. Не могу взять в толк почему! Учитывая все это, Мэрилин определенно нужен выходной, и если она решит провести его со мной, то я сочту себя счастливчиком и, уж конечно, не откажусь.

— Она говорила что-нибудь обо мне? Или о съемках?

— Ничего. Ни слова. Она ни разу не пожаловалась за целый день. Мы навестили моего крестного...

— Да, я слышал. Бог ты мой, хотел бы я увидеть рисунки Гольбейна своими глазами! Это же лучшие портреты в мире! Я фотограф-портретист, не забывай об этом.

— Может быть, мы как-нибудь съездим туда... Итак, потом мы с Мэрилин пообедали — рядом с нами всегда был Роджер, — а затем отправились в Итон. Я там учился. Мэрилин больше интересовалась культурой, нежели романтикой.

— А затем вы поехали купаться. Она сказала, что вы поехали купаться и целовались в воде.

«Бедная Мэрилин, — подумал я. — Ведет себя как маленькая девочка. Зачем она рассказывает Милтону обо всем так, словно он ее отец? "Папочка, папочка, я поцеловала Колина". Может быть, таким образом она дает им понять, что имеет право поступать, как ей захочется».

— Ну, сейчас она дома, — сказал я вслух, — целая и невредимая. Свежий воздух и прогулка наверняка пошли ей на пользу. Надеюсь, сэр Лоуренс поймет, что я трудился ради его же блага. Все-таки нам нужно снять этот фильм.

— Да, Мэрилин забыла, что должна была отрепетировать роль с Полой. Они занимаются этим сейчас. Пола сказала, что Мэрилин разнервничалась и попросила таблеток.

— Таблеток? Да на черта ей таблетки?

— Колин, ты не понимаешь.

— Я все прекрасно понимаю. Она напугана — она боится Полу, тебя и Оливье. Вы должны помогать ей, а не ополчаться против нее. Я думаю, она просто подсела на эти таблетки. Она не может быть собой. Никто из вас не хочет, чтобы она была собой. Вы хотите, чтобы она была «голливудской богиней Мэрилин Монро», потому как это приносит деньги. Только вообразите, как ей трудно! Даже в кино она не может быть «хористкой Элси Мариной» — ей приходится быть «голливудской богиней Мэрилин Монро, играющей роль хористки Элси Марины»! Вот почему эта роль дается ей так непросто, вот почему она никак не может запомнить свои слова! А под этим внешним фасадом секс-богини она просто одинокий ребенок, который заслуживает счастья. Но вы все тянете и тянете ее в разные стороны и будете тянуть, пока не порвете. Однажды это произойдет, и что тогда? Она оглянется, а вас уже нет — как ветром сдуло! Вы мгновенно найдете себе следующую жертву, готов поспорить!

— Эй, ты влюблен в нее, Колин!

Я только простонал.

Надо отдать ему справедливость — Милтон, казалось, был искренне расстроен моими нападками. Он расхаживал взад и вперед по этому прекрасному острову на Темзе, как король Джон, должно быть, расхаживал семьсот лет назад.

Милтон вкратце пересказал мне всю историю его отношений с Мэрилин. После непродолжительного романа они стали друзьями. Мэрилин была жертвой старой системы, в соответствии с которой актеры попадались в ловушку долгосрочных контрактов и никак не могли от них отделаться, неважно, насколько знаменитыми становились. Кинокомпании навязывали им однотипные роли, безжалостно эксплуатируя их, пользуясь их славой и выжимая из фильмов с их участием все до последнего доллара, тогда как звезда по-прежнему получала крошечную зарплату, на которую подписалась в самом начале. Милтон убедил Мэрилин поднять бунт. Благодаря хитроумным манипуляциям и помощи своего друга и адвоката Ирвина Штейна, Милтон помог Мэрилин расторгнуть контракт с компанией «20-й век Фокс» и договориться о том, что новый контракт — ведь даже Мэрилин, похоже, не могла ничего сделать без контракта — будет заключен на гораздо лучших условиях. С тех пор Мэрилин сама решала, в каких фильмах ей сниматься, и даже задумала снимать кино своими силами. «Принц и хористка» стал первым фильмом компании «Мэрилин Монро продакшнз», в которой Милтон был равноправным партнером.

— Ну, не совсем равноправным, Колин, — признал Милтон. — Пятьдесят один процент ее, и сорок девять — моих. Но, черт побери, сорок девять процентов Мэрилин Монро — это не так уж и плохо, правда?

— Я бы согласился и на один, — сказал я.

Милтон сочувственно улыбнулся.

— В моем случае это все равно что владеть сорока девятью процентами мечты. Это не очень много. Я думаю, ты сейчас и так владеешь одним процентом Мэрилин, и, вероятно, это более ценно, чем мои сорок девять. Вопрос в том, надолго ли?

Милтон внезапно сел на траву и опустил голову на руки.

— Я не уверен, что смогу продолжать, но у меня нет выбора. Каждый пенни, который мне удавалось заработать, я вкладывал в Мэрилин, а она просто-напросто не понимает, что это значит. Я уже почти год оплачиваю все ее расходы — на жилье, на прислугу, на покупки, на врачей. В совокупности выходят тысячи долларов. «20-й век Фокс» не даст ни доллара, пока она не начнет работать на них снова, поэтому платить приходится мне. Не пойми меня неправильно. Мэрилин не просит много — она просто об этом не думает. На самом деле ее не интересуют деньги. Ее волнует только ее карьера. Но ей нравится быть щедрой, а это недешево. Ведь и Артуру нужны деньги, и Ли Страсбергу нужны деньги, и они оба относятся к Мэрилин, как к банку. Сейчас вот «Уорнер бразерс» вложилась в этот фильм, но стоит мне попытаться вернуть себе хоть что-то, как Мэрилин начинает думать, что я ее обкрадываю. Я уверен, это Артур ее надоумил. Он определенно не на моей стороне, Колин. Он заботится только о себе. Но Мэрилин просто боготворит его!

— Я от Миллера не в восторге, — признался я. — Он кажется мне чересчур самодовольным. Едва ли он любит Мэрилин так, как она думает. И уж явно не так, как она того заслуживает.

— Ты прав. Этот напыщенный индюк ведет себя так, словно ему устроили какой-то жуткий сюрприз. Он должен был понимать, каково это — жить с Мэрилин. Когда он познакомился с ней, она была любовницей Элиа Казана. Общаться они начали, когда она снималась в «Автобусной остановке» Джошуа Логана. Мэрилин говорила с Артуром по телефону часами напролет. Ему нетрудно было понять, как она растеряна, как нервничает во время съемок. Я думаю, он просто хотел быть «человеком, покорившим самую знаменитую женщину в мире». Это принесло ему известность. Он захотел контролировать Мэрилин, а потому стал настраивать ее против меня. А теперь Артур сбежал в свой Париж, а оттуда полетит в Нью-Йорк, словно Мэрилин осточертела ему после каких-то четырех недель. Я предпочел бы, чтобы Мэрилин сбежала с тобой, поверь мне.

— Я тоже. Но этого не произойдет, Милтон, могу тебя заверить. Так что ты можешь расслабиться.

— Пола тоже охотится за ее деньгами... Скорее даже не Пола, а Ли. Пола весьма неуравновешенная дама — а ведь Мэрилин ищет в ней опору. Пола — несостоявшаяся актриса. У нее совершенно нет уверенности в себе. Она вкладывает все свои надежды и страхи в Мэрилин — как типичная еврейская мать. Это только усугубляет чувство незащищенности, которое и без того свойственно Мэрилин, а Ли умело этим пользуется. Он хочет быть великим импресарио, а Мэрилин — его пропуск к славе. Ли требует целое состояние за то, что Пола находится здесь. Он берет больше остальных. Гораздо больше, чем получаю я. Почему в кинобизнесе все сплошь неудовлетворенные, разочарованные или уставшие от собственного бессилия, но при этом считают, что им должны платить по несколько тысяч долларов в неделю?!

— Я не думаю, что Оливье неудовлетворен или разочарован. Разве что в постели... — добавил я с улыбкой. — И вряд ли он так одержим деньгами.

— Нет, Оливье по сути своей хороший парень. Он просто в неведении. Он не может понять, что творится в голове у Мэрилин. Он относится к ней как к глупенькой блондинке, несмотря на то что видит все ее таланты. Просматривая снятый материал, он понимает, что она хороша, — я бы сказал, даже лучше, чем он. Оливье — актер старой закалки с превосходной репутацией. Мэрилин думала, что, если она сыграет с ним, ее наконец начнут воспринимать всерьез. Вот почему она так стремилась купить права на «Спящего принца» — она знала, что сценарий нравится Оливье. В конечном счете он же поставил «Принца» на сцене, со своей женой. Вообрази только: малышка Мэрилин украла роль у великой Вивьен Ли и почти соблазнила Лоуренса Оливье. Должен признать, первое время я думал, что она с ума сошла, но она добилась своего. Отчасти.

— Бедняжка Мэрилин. Она, должно быть, разочарована. Она не смогла соблазнить Оливье, поэтому оказалась со мной.

— Сейчас ты делаешь ее счастливой, Колин. Но, как я уже сказал, надолго ли? К сожалению, никто не может сделать Мэрилин счастливой надолго.

В час Тони позвал меня обедать, и я распрощался с Милтоном. За столом Тони казался мрачнее тучи, поэтому трапеза была не из приятных. Мне было неловко осознавать, что я ослушался его, ведь я был гостем в его доме, но я не сожалел ни о чем. Оглядываясь в прошлое, я могу сказать, что та суббота была счастливейшим днем в моей жизни.

Понедельник, 17 сентября

В понедельник атмосфера в студии была еще более удручающей, чем обычно. Мэрилин все не появлялась, и когда я позвонил в Парксайд в девять утра, Роджер не смог сказать мне ничего обнадеживающего. Она была еще в постели. Он не знал почему. Я же был уверен, что она приняла слишком много таблеток. Таким способом Милтон и Пола возвращали себе утраченный контроль. «Они скорее предпочтут прекрасный труп, нежели свободный дух», — сказал я себе, скрежеща зубами от бессилия. Что я мог сделать? Абсолютно ничего. Я исполнил свою миссию и был больше не нужен.

Милтон появился в студии в одиннадцать часов и прямиком отправился на совещание с Оливье. Он выглядел мрачным и уставшим, и я не думаю, что им удалось прийти к какому-то решению.

Я был убежден, что вся съемочная команда считает меня выскочкой, который посмел взлететь слишком высоко и в результате обжег крылышки. Так или иначе, я не переставал думать о том, что могло сейчас происходить в Парк-сайд-Хаусе. Мэрилин определенно была в ужасном замешательстве, вероятно, на грани отчаяния. Я знал, что она любит свою работу и хочет довести съемки до логического окончания. Так что же она делает в Парксайде? Это место напоминало мне тюрьму. Или сумасшедший дом. Нельзя было позволять ей возвращаться туда.

К обеду я разволновался не на шутку.

— Колин и впрямь волнуется!

Дикки Уоттис, казалось, всегда знал, о чем именно я думаю. Он был уже в возрасте — по крайней мере, тогда мне так казалось1, — худой, подтянутый и слишком проницательный.

— Откровенно говоря, мой дорогой, мне было бы до лампочки, даже если бы Мэрилин Монро упала замертво, — проговорил он гнусавым голосом. — Она только осложняет нам, актерам, жизнь. Мы вынуждены по несколько часов ждать ее в этих жарких костюмах!

Дикки носил форму, которая застегивалась до самого горла. Единственное, что ему нравилось, — это белые шелковые чулки и туфли из лакированной кожи.

— Если съемки невозможно закончить, — продолжал он, — страховая компания выплатит нам отступные и мы все наконец поедем домой.

— Она делает все, что в ее силах, Дикки, — сказал я. Было опасно демонстрировать поддержку Мэрилин на этой площадке, но я не мог сдержаться. Слава богу, что никто, по всей видимости, не знал о нашей субботней эскападе. Оливье, должно быть, взял с Тони обещание хранить это в секрете, потому что тот чуть не лопнул накануне вечером — так ему хотелось кому-нибудь рассказать.

— Все дело в людях, которые ее окружают, — вздохнул я. — Роджер говорит, что вчера она была в полном порядке. Они запугали ее до смерти! Из-за них она принимает эти таблетки...

— Она Мэрилин Монро, дорогуша, — хмыкнул Дикки. — Это ее жизнь. Таблетки, алкоголь, секс, публичность. Ах, какая славная жизнь! Я могу только мечтать о такой...

— О, Дикки, как ты можешь говорить такое? Мэрилин правда ужасно запуталась. Как в сценарии этого фильма. Ей не хватает любви.

— Мне тоже, парень, — расхохотался Дикки. — Да у всех такая же проблема! Не волнуйся, Колин. Мэрилин выживет. Она сильнее, чем ты думаешь.

Работа в студии, которая обычно давала мне ощущение собственной значимости и эмоциональный подъем, сегодня казалась неинтересной и безрадостной. Я никак не мог дождаться, когда закончится этот день. В пять часов я опять позвонил Роджеру, но он ясно дал мне понять, что сегодня меня в Парксайде не ждут.

— Извини, сегодня никаких посетителей. Она, похоже, впала в спячку. Мария оставила два подноса с едой у порога ее комнаты, но она к ним не притронулась. Милтон и Пола подолгу говорили с ней через замочную скважину, но дверь по-прежнему заперта. Она там, внутри, это точно. Я только что поднимался проверить и слышал, как она сопит.

— Я начинаю беспокоиться, Роджер. Ты сказал, что вчера все было отлично. Так, может, она заболела? Может, она там умирает! Разве ты не должен вызвать доктора?

— Не я тут распоряжаюсь, Колин. Милтон считает, что с ней все в порядке. Очевидно, такое уже случалось раньше. И ей вряд ли понравится, если пожарная бригада выломает дверь в спальню. Милтон сказал, нужно дать ей поспать, что я и делаю.

— Но Роджер...

— Не переживай ты так, Колин. Я поднимусь и проверю ее еще раз вечером, обещаю.

Оливье не проявил ни капли сочувствия, когда я зашел в его гримерную по окончании съемок.

— Она самая дурная, капризная и непостоянная баба из всех, кого я знаю! Какого черта она из себя строит? Тони сказал, вы гуляли в субботу. Что пошло не так? Почему она не может явиться на работу? Я не хочу слышать подробности! Мне плевать, что вы делали, хоть любовью занимались! Ты сможешь привезти ее в студию завтра утром? Она собирается закончить работу над этим фильмом или нет?

— Мы с Мэрилин чудесно провели день, мы были на природе, — ответил я. — Но как только мы вернулись, на нее набросилась Пола и напугала до полусмерти, а потом Мэрилин приняла эти таблетки. Это был своего рода способ вернуть себе контроль над ситуацией. Я полагаю, Милтон и Пола решили, что я могу им навредить, подорвать их влияние. Теперь они не позволяют мне приближаться к ней, даже говорить с ней. Я сомневаюсь, что она приедет завтра, но знаю одно: она решительно настроена снять фильм. Она сама заявила мне об этом со всей серьезностью. На самом деле это было единственное, что она сказала о работе за весь день. В остальном она просто решила устроить себе выходной...

— С тобой, — добавил Оливье ворчливо.

— ...я просто был недалеко, и она взяла меня с собой.

— Ну, так значит, если ты вдруг опять окажешься «недалеко», попытайся убедить ее прийти на работу. Она хочет, чтобы ее считали профессиональной актрисой. Она никогда ею не станет, это очевидно, но если она появится в студии, это уже будет первый шаг.

Ужин с Тони и Энн в тот вечер был еще более унылым, чем обычно. Оливье, очевидно, просил Тони не злиться на меня, но я уверен, что сильно его разочаровал. К тому же Тони — как обычно — никак не мог понять, что происходит.

Я поднялся к себе в спальню. Роджер так и не звонил, а я не осмелился говорить с ним по телефону в коридоре, где Тони бросал бы на меня мрачные взгляды, а Энн — ловила бы каждое мое слово. Должно быть, в конце концов я отключился, потому что, когда я услышал шуршание шин по гравийной дорожке, часы показывали полвторого ночи. Затем я услышал голос Милтона.

— Колин! — Он стоял на газоне и размахивал фонарем. — Колин!

Я открыл окно как можно тише и осторожнее. Тони обычно пушкой не разбудишь, но Энн спала очень чутко.

— В чем дело?

— Мэрилин...

В середине ночи все обретает драматический оттенок.

— Она умерла?

— Нет, господи упаси, но ей плохо. Она сказала, что хочет видеть тебя прямо сейчас. Одевайся и спускайся. Она уже, может быть, в коме.

В его словах явно было какое-то противоречие.

— Что я могу сделать?

— Не знаю, — сказал Милтон, — но попытаться стоит. В ином случае мне придется вызвать врача. Поторопись!

Врача! О боже! Я натянул брюки и свитер и как можно бесшумнее прокрался в холл. Я не решился зажечь свет и в спешке несколько раз чуть не убился на скользких дубовых ступенях. Я боялся даже представить, что скажет Тони, если поймает меня.

Милтон ждал меня в машине с выключенными фарами.

— Садись, — торопил он. — Нельзя терять ни минуты.

— Ни за что. Я не хочу опять оказаться отрезанным от мира, — возразил я. — Я поеду на своей машине.

Когда мы добрались до Парксайд-Хауса, там царила суматоха. Все бегали в ночных пижамах и одеялах, словно во время налета вражеской авиации. Пола кудахтала как курица, у Хедды были совершенно ошалевшие глаза, а Роджер хранил мрачный вид.

— Я думаю, придется выломать дверь, — произнес он несколько торжественно.

Роджер явно опасался худшего.

— Еще не время, — раздраженно бросил Милтон.

Новая дверь стоила денег, к тому же, если бы мы вломились в спальню, это вконец расстроило бы Мэрилин. На заднем плане топталась Мария. «Наверняка напишет заявление об увольнении, — подумал я, — особенно если мы выломаем дверь».

— Колин должен немедленно подняться, — сказала Пола. — В конце концов, она же позвала его.

— Это было час назад, — угрюмо заметил Роджер, — и с тех пор мы не слышали ни звука.

— Вероятно, она просто крепко спит, — сказал я, — и я сомневаюсь, что она хочет, чтобы ее будили. Но если это единственный способ сделать так, чтобы все успокоились и вернулись в свои кровати, то я попытаюсь.

Мы ровным строем поднялись по лестнице и попали в тот самый коридор, где я впервые увидел Мэрилин, когда она сидела на полу. Мне казалось, это было очень давно.

Я подкрался к двери спальни. Тук-тук-тук.

— Мэрилин? Это я. Ты не спишь?

Тишина.

Тук. Тук. Тук.

— Мэрилин. Проснись! — Я не знал, какую назвать причину. Почему она должна была проснуться среди ночи? — Это Колин. Я приехал проверить, все ли с тобой в порядке.

Тишина.

— Думаю, нужно выломать дверь, — бедняга Роджер не знал, куда себя деть. Он бы, наверное, предпочел сейчас находиться на задании, — по крайней мере тогда он был бы в своей стихии.

— Сейчас два часа ночи, — возразил я. — Разве Мэрилин обычно не спит в такой час?

— Но она спала целый день, — сказала Пола.

Никто не смел сказать об этом вслух, но все, очевидно, думали, что Мэрилин приняла больше таблеток, чем допустимо.

— Давайте спустимся в холл, — предложил я. — Я прошу всех подождать меня там. Роджер, пойдем во двор, возьми с собой фонарь.

К этому моменту все были настолько измождены, что не стали возражать.

— Я видел в гараже длинную лестницу, Роджер, — сказал я. — Сейчас довольно тепло, поэтому окно спальни, вероятно, открыто. Я влезу наверх и посмотрю, что там делается, прежде чем мы примем какие-то решительные меры.

Мы отыскали лестницу, и Роджер указал мне окно спальни Мэрилин. Оно было приоткрыто, как я и предполагал.

— Как только я окажусь внутри, убери лестницу — я не хочу, чтобы Мэрилин знала, каким образом я к ней попал. Она должна думать, что дверь была плохо заперта, или я останусь без работы. На самом деле я берусь за это рискованное предприятие только для того, чтобы успокоить всех этих истеричных дамочек. (Роджер, похоже, не понял, что и он входит в их число.) Затем подойди к двери в спальню Мэрилин — один, прошу тебя, — и жди молча, пока я не открою ее изнутри. Остальные должны оставаться в холле. Я не позволю всей этой толпе вломиться в спальню и потревожить ее. Особенно Милтону. Он только и умеет, что таблетки подсовывать.

Роджер держал лестницу, пока я карабкался вверх. Затем я осторожно поднял створку широкого окна и влез внутрь.

— Иди! — шепнул я Роджеру сверху, как только благополучно оказался в спальне, и закрыл окно.

Как и все великие красотки, леди Мур, владелица дома, повесила в спальне темные занавеси в пару сантиметров толщиной, и комната была погружена в кромешный мрак. Я долго возился, прежде чем нашел нужный шнурок и впустил в комнату немного лунного света. Моим глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полутьме; наконец я различил очертания огромной двуспальной кровати у дальней стены. Я также видел три двери, но за какой из них ждал Роджер, а какие вели в ванную и туалетную комнаты, понятия не имел.

— Мэрилин, — прошептал я. — Это Колин.

Я не хотел, чтобы она проснулась и подумала, что ее вот-вот изнасилует какой-то безумный поклонник (или я, если уж на то пошло).

— Мэрилин, это я. Проснись.

Я приблизился к кровати, обо что-то споткнулся и тяжело опустился на уголок матраса.

Услышав ровное дыхание Мэрилин, я испытал невероятное облегчение. Кроме того, от нее исходил чудесный теплый аромат. Я протянул руку и похлопал по кровати, но не рассчитал и коснулся кожи Мэрилин. Она, по всей видимости, лежала поперек кровати на животе.

— М-м-м... — услышал я.

— Извини. Это Колин. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Привет, Колин. Я знала, что ты придешь. Залезай.

— Мэрилин, все в доме ужасно обеспокоены. Ты не отзываешься, когда стучат в дверь, и они подумали, что ты заболела.

— О, чушь какая, — сонно пробормотала Мэрилин. — Залезай.

— Подожди, — сказал я.

Я поднялся и подошел к первой двери. Она открылась — значит, это была не та дверь. Следующая дверь открылась так же легко. Третья дверь была заперта, но ключа в ней не оказалось.

— Роджер, — прошипел я в замочную скважину, — ты там?

— Что происходит? С мисс Монро все в порядке? Почему ты не открываешь?

— Я не могу найти ключ. С Мэрилин все хорошо. Она просто спит.

— Откуда ты знаешь? Может, она в обмороке! Включи свет. Нет, лучше впусти меня!

«Ты, наверное, шутишь», — подумал я.

— Ключа нет. Мэрилин проснулась и поздоровалась со мной. Она в полном порядке. Скажи всем, чтобы ложились спать и оставили ее, наконец, в покое! Они не должны приходить сюда, пока их не позовут. Я останусь здесь до утра. Прилягу на диване. Мэрилин попросила меня остаться, так что я остаюсь. Я не брошу ее на растерзание этим хищникам. Иди, Роджер. Увидимся за завтраком.

Роджер недовольно фыркнул. Разумеется: он же должен был защищать Мэрилин!

— Иди же, Роджер. Спокойной ночи.

К тому моменту как я вернулся к постели Мэрилин, она опять заснула, и на этот раз мои осторожные похлопывания не разбудили ее. Я сел на постель и внезапно почувствовал невероятную усталость. Что я вообще тут делаю? Естественно, я не собирался злоупотреблять доверием спящей Мэрилин Монро, но половина гигантской кровати пустовала, а мои веки отяжелели, и глаза закрывались. Если я немного вздремну, потом, на свежую голову, мне будет легче решить, что делать. Я осторожно прилег на сатиновые простыни и мгновенно уснул.

— О! Колин! Что ты здесь делаешь?

Я медленно приоткрыл глаза и обнаружил, что лежу лицом вниз на очень мягком и приятно пахнущем стеганом пуховом одеяле.

— Что я здесь делаю? — переспросил я в недоумении, повернул голову и застыл.

Мэрилин сидела в дальнем углу кровати, поджав ноги и завернувшись в то самое розовое покрывало, которое я уже видел тогда, в коридоре. На столике рядом с кроватью горела маленькая лампа.

— Колин? Сейчас ведь середина ночи, да? Как ты сюда попал? Я думала, что заперла дверь.

Она не выглядела напуганной, скорее, немного невменяемой, полагаю, как и я сам.

— О, мисс Монро, — заговорил я (Мэрилин нахмурилась), путаясь в одеяле и пытаясь усесться на чересчур мягком матрасе. — О, Мэрилин, мне так жаль, что я тебя побеспокоил. Видишь ли, Милтон, Пола и Роджер ужасно встревожились, они решили, что ты больна. Ты не отвечала, когда они звали тебя. — Я не стал говорить ей об их зловещих предположениях. — Они слышали, как ты позвала меня по имени...

— Это во сне, наверное... — смущенно произнесла Мэрилин.

— Поэтому они попросили меня помочь, и я влез сюда через окно, — добавил я запинаясь.

— Окно? — Мэрилин выглядела озадаченной. — Окно? Там что, есть балкон? Эй, это же как у Шекспира, да? Как в «Ромео и Джульетте»! Очень романтично! Но я не больна. С чего они это взяли?

— Понятия не имею, Мэрилин. Если тебя интересует мое мнение, то я считаю, что они слишком над тобой трясутся. По мне, так с тобой все в полном порядке.

Мэрилин устало улыбнулась и медленно закрыла глаза.

«Мне пора», — подумал я, но в этом и заключалась проблема. Единственная дверь, связывающая эту комнату с внешним миром, была плотно заперта. Мне показалось, что будет, мягко говоря, невежливо перерыть здесь все в поисках ключа, как будто я пытаюсь спастись бегством. И как я вообще оказался в этой безумной ситуации? Я заперт в спальне самой прекрасной женщины в мире и ничего не могу с этим сделать! Я проклинал свою тупость, ругал себя за то, что позволил этим паникерам киношникам ввести меня в заблуждение.

Мэрилин не спала.

— Я в порядке, Колин, особенно когда я с тобой. Но с докторами я, пожалуй, встречаюсь и впрямь слишком часто. — Ее голос был полусонным и задумчивым, словно она говорила сама с собой. — По большей части, с психоаналитиками. Они постоянно твердят, что мне нужно заглянуть в свое прошлое.

— Прошлое, Мэрилин? У тебя действительно было такое ужасное детство?

Мэрилин подняла глаза к потолку; она, казалось, была не способна сфокусировать взгляд.

— Не то чтобы ужасное, Колин. Никто не бил меня, как тебя. Просто люди, казалось, не задерживались рядом со мной. Понимаешь, о чем я?

— Я не думаю, что нужно копаться в прошлом, Мэрилин. — Постель казалась слишком широкой для такого интимного разговора. Я пододвинулся к ней, рискуя совершить кувырок. —Лучше смотреть в будущее. Что произойдет дальше? Это самое главное, не правда ли?

— Ты имеешь в виду, между нами?

— О нет, Мэрилин... — Я поспешно отодвинулся. — Я не имел в виду это... Я хочу сказать... я говорю о... будущем.

Повисла очередная пауза. Затем Мэрилин сама вдруг придвинулась ко мне.

— Ты меня любишь, Колин?

Как так получалось, что эта прекрасная женщина смогла полностью вывести меня из равновесия как раз тогда, когда я думал, что спокоен, благоразумен и держу все под контролем? Когда Мэрилин смотрела мне прямо в глаза, мне казалось, что я теряю связь с реальностью. Я определенно был во власти очень сильных эмоций, но было ли это любовью? И какого рода любовью? Любовь-страсть? Любовь-секс? Любовь-романтика? Любовь-брак? Я не знал, на каком языке мы говорим.

— Да, я люблю тебя, Мэрилин. Но я люблю тебя, как люблю ветер, или волны, или землю под своими ногами, или солнце, которое выходит из-за облака. Я не знаю, как это — любить тебя как человека. Если бы я любил тебя как человека, тогда я захотел бы, чтобы ты принадлежала мне. Но это невозможно. Я не могу даже мечтать об этом. Вероятно, ни один мужчина не может об этом мечтать. Ты как сила природы, Мэрилин, недоступна для других.

— Но, Колин, я не хочу быть недоступной. Я хочу, чтобы ко мне прикасались. Хочу, чтобы меня обнимали сильные мужские руки... Чтобы меня любили как обычную девушку, в обычной постели. Что в этом плохого?

— Ничего, Мэрилин. Просто в твоей жизни все иначе. Ты богиня для миллионов людей. Как древнегреческая богиня, ты можешь время от времени спускаться с небес, но навсегда останешься вне досягаемости для простых людей.

— Я не гречанка, — произнесла Мэрилин в некотором замешательстве.

— Не расстраивайся. Богиня — это же чудесно! Ты — особенная, и что бы ни говорили все эти твои ужасные учителя и психоаналитики, ты добилась всего сама и должна этим гордиться.

Мэрилин вздохнула.

— Вся съемочная команда, — продолжал я, — зависит от твоего каприза. Великие актеры и актрисы ждут твоего сигнала. Тысячи фанатов во всем мире смеются, когда смеешься ты, и плачут, когда ты плачешь. Разумеется, это очень большая ответственность. Разумеется, ты чувствуешь огромное давление. Все богини это чувствуют. Но ты не можешь что-то изменить, не можешь стать другой.

Мэрилин придвинулась ближе.

— Иногда я чувствую себя ребенком, заблудившимся во время грозы. Где мне спрятаться?

— Ты не заблудилась в грозу, Мэрилин. Ты и есть гроза! Тебе не нужно искать, где спрятаться. Настоящие богини обладают сокрушительной силой! Пусть другие думают, где им спрятаться!

— О, Колин, ты такой забавный, — Мэрилин наконец-то заулыбалась. — Но я еще и человек...

— Конечно, Мэрилин, — мягко ответил я. — Ты человек, и притом чудесный. И у тебя есть мистер Миллер, который позаботится об этом чудесном человеке. У каждой богини должен быть храбрый и красивый бог, который мог бы о ней позаботиться и напомнить ей, что она еще и женщина. С минуты на минуту он явится к тебе из облаков, и ему не понравится, если он найдет на своем законном месте какого-то шута. Скорее всего, он поразит меня ударом грома.

— Я не позволю ему обидеть тебя.

Я не мог не усмехнуться.

— Позволишь, Мэрилин. И сама меня обидишь. Но это того стоит.

Мэрилин вздохнула и закрыла глаза. Она выглядела очень уставшей. Я понимал, что сейчас же должен на цыпочках выйти из спальни и дать ей поспать, но, похоже, забыл, как пользоваться ногами. Я сидел и смотрел на эту потрясающую девушку, которая казалась такой невинной, но в то же время обладала огромной силой.

— Колин, — прошептала она. — Я должна сказать тебе кое-что. Во мне есть нечто безобразное. Думаю, это оттого, что я слишком амбициозна. Знаешь, я часто поступала плохо, вела себя эгоистично. Я спала с огромным количеством мужчин... И изменяла своим любовникам столько раз, что все и не припомню. Секс почему-то не имел для меня особенного значения, когда я была подростком. Но теперь я хочу, чтобы меня уважали, чтобы мне были верны, но этого не происходит. Я хочу найти кого-то, кто будет любить меня целиком — и чудовище, и красавицу... Но люди видят во мне этот блеск и влюбляются в него, а потом, когда узнают меня поближе, убегают. Это и сделал Артур. Прежде чем улететь в Париж, он написал в своем блокноте, что разочарован во мне. Блокнот лежал раскрытым у него на столе. Думаю, он намеренно оставил его — чтобы я увидела. А затем появился ты, и мы так чудесно провели время, и теперь я совершенно растеряна. Почему жизнь такая сложная, Колин? Артур говорит, что я мало думаю, но мне кажется, будто я счастлива, только когда не думаю.

— Я не буду жалеть тебя. Не буду говорить «бедняжка Мэрилин». У тебя есть таланты и преимущества, о которых другие могут только мечтать. Но нет никого, кто научил бы тебя ими пользоваться. Как и всем амбициозным людям, тебе все время нужно расти — как актрисе и как личности. А это, без сомнения, болезненно. Боли роста — так их, по-моему, называют. Но ты же не хочешь бездействовать. Ты не можешь просто сидеть и думать: «Я Мэрилин Монро, и мне достаточно сниматься в тупых голливудских фильмах». Если бы ты так думала, ты бы никогда здесь не оказалась. Ты бы не вышла замуж за известного писателя, не прочитала бы «Братьев Карамазовых» и не согласилась бы играть с Лоуренсом Оливье. Ты бы разъезжала на розовом «кадиллаке» по Беверли-Хиллз, обедала со своим агентом и считала деньги в банке.

Мэрилин широко распахнула глаза.

— Но что заставляет меня всегда желать большего, Колин? Может, я слишком жадная? Вероятно, это потому, что в юности у меня всегда чего-то недоставало...

Она снова вздохнула.

— Я никогда по-настоящему не знала свою мать и отца. Я росла по большей части в чужих семьях, но у меня была одна тетушка по имени Грейс, которая иногда обо мне заботилась. Она внушала мне, что я могу стать великой актрисой. «Норма Джин, — бывало говорила она, — однажды ты будешь так же знаменита, как Джин Харлоу» — и отводила меня в салон красоты, где мне делали красивую прическу. Она тоже работала в кино, поэтому я верила ей.

В одной из школ, куда я ходила, другие дети называли меня «мышкой», потому что я была неприметной и плохо одетой. Волосы у меня тогда были каштановые. Я до сих пор иногда чувствую себя мышкой... мышкой, которая живет в теле кинозвезды. Но затем у меня начала расти грудь, и я покрасила волосы в белый цвет. Один парень меня сфотографировал, и все мальчишки стали бегать за мной, пытаясь затащить в постель. Разумеется, мне это нравилось... У меня каждый месяц были ужасные боли, и до сих пор так: раньше мне казалось, это Бог наказывает меня за то, что я узнала секс так рано.

Я вышла замуж, когда мне было шестнадцать. Бедный Джимми! Он вообще не хотел жениться. Он сделал это, чтобы оказать мне услугу. Иначе мне пришлось бы вернуться в приют для сирот. Грейс не могла больше обо мне заботиться. А я думала, что если выйду замуж, то стану кем-то. Буду ухаживать за мужем и домом...

Но все получилось совсем иначе. Через несколько месяцев Джим почти перестал возвращаться домой по вечерам, а когда он приходил, нам было не о чем говорить. Затем он ушел на войну, а я начала работать моделью. Большинство браков в конечном счете разваливаются, не так ли, Колин? Мои все рушились. И я довольно часто изменяла. Например, мне почему-то казалось естественным спать с фотографами. Я всегда так делала. Словно вознаграждала их за то, что они делали прекрасные снимки. Но мне нравилось быть моделью. Это все равно что разыгрывать сценку. Я очень старалась, и у меня неплохо получалось. Когда Джимми вернулся, он просто не смог все это вынести. Мы развелись в Лас-Вегасе, почти в то же самое время, когда состоялись мои первые пробы в кино. Это было здорово. Мне так нравилось ходить перед кинокамерами. Мне казалось, что я на своем месте. Но, боже мой, в мире кино столько мужчин — и все они думают, что ты должна с ними переспать...

— И ты спала, Мэрилин?

— Спала. И часто. Слишком часто. Тогда я не считала это неправильным. Я была просто глупым подростком. Но сейчас мне очень не по себе. Я чувствую свою вину.

— Понимаю, Мэрилин. Но ты не должна чувствовать вину за прошлое. Я уверен, что Артур все понимает.

— Джо вот не понимал... Ему все это совсем не нравилось. Да, он женился на мне, но так и не простил меня за то, что я делала до встречи с ним. Это же несправедливо, разве нет?

— Ты имеешь в виду Джо Димаджио?

— Да. Он был замечательным. Таким сильным и уверенным в себе. Я пыталась быть ему хорошей женой, но когда у меня дела пошли в гору, он не смог это вынести. Он ведь раньше был так знаменит... Джо ревновал меня ко всем. Я просто не могла стать такой, какой он хотел меня видеть. Затем появился Артур, и он показался мне совсем другим. Артур всегда отличался от остальных. Он даже не стал спать со мной на первом свидании. Он относился ко мне как к личности. Он всегда поступал очень мудро и говорил не много — как и Джо, — но я понимала, как он умен, просто посмотрев на него. И он был так сексуален... Я действительно влюбилась в Артура и по-прежнему это чувствую. Но теперь мне кажется, будто я его подвела. Должно быть, подвела, иначе он не сбежал бы, правда, Колин?

— Ты и сама знаешь, что вы с Артуром не похожи на типичную парочку в разгар медового месяца, — заметил я. — Ты находишься под невероятным прессингом — ты должна блестяще сыграть роль в очень сложном фильме. Тебе нужно полностью выложиться, нравится тебе это или нет. У тебя над душой круглые сутки стоят Милтон и Пола. Я не думаю, что Артур представлял, через что вам обоим придется пройти. Он сбежал от всего этого проклятого шоу-бизнеса, а не от тебя.

Мэрилин выглядела такой несчастной, что я не смог удержаться и взял ее за руку. Она, казалось, не сразу это заметила, но потом вдруг сжала ее со всей силой.

— Ты так думаешь, Колин? Ты, правда, так думаешь?

— Конечно. На самом деле я знаю это наверняка. Он сказал Оливье, что ему нужно отдохнуть от всего этого бедлама, связанного со съемками. Он не говорил, что ему нужно отдохнуть от тебя.

— Но я видела эту запись на его столе... В ней говорилось, что я не ангел, которым он прежде меня считал. Из этого следует, что он во мне разочарован.

— Артур едва ли думал, что женится на ангеле, или он просто псих. Ему нужна была фантазия или реальная женщина из плоти и крови? Он знал, что ты самая знаменитая кинозвезда в мире. Он что, думал, что ты стала такой, упав с неба? Разумеется, нет. Ты же говоришь, что Артур писатель. Он просто записывает разные случайные мысли, которые приходят ему в голову. Я видел, как он на тебя смотрит. Он понимает тебя. Он гордится тобой. Он обожает тебя. Просто он не представлял — никто не представлял, — сколько труда может быть сопряжено со съемками такого фильма...

Голос Мэрилин был едва ли громче шепота.

— Значит, ты не думаешь, что он меня бросит? Ты думаешь, он вернется?

— Я в этом уверен. А теперь мне пора идти, а тебе — спать.

— О, не уходи, Колин. Я не вынесу, если еще и ты уйдешь.

Мэрилин смотрела на меня широко открытыми глазами и держала мою руку так крепко, словно от этого зависела ее жизнь.

— Пожалуйста, останься, Колин.

— Хорошо, я останусь. При одном условии — что ты приедешь в студию вовремя завтра утром. Это всех удивит. Это покажет им всем, из чего ты сделана. Это докажет им, что ты великая, великая актриса. Потому что ты можешь подняться над обстоятельствами и сыграть так, как не играла никогда!

— О, Колин... Все не так просто, как ты говоришь.

— Ты сделаешь это, Мэрилин? Хотя бы один раз? Не для меня — для себя. Мы не предупредим ни Полу, ни Милтона — никого. Мы просто поедем. Я поставлю будильник на семь утра. Значит, у нас останется еще четыре часа на сон.

Мэрилин захихикала.

— Четыре часа! А мы займемся любовью, Колин? На это у нас время останется?

— Мэрилин, — сказал я строго, — мы не будем заниматься любовью, хорошо? Хватит и того, что я здесь. Ты должна будешь сказать своему мужу, что мы и не помышляли о сексе, — это даже не приходило тебе в голову. Ты должна быть в состоянии сказать ему это, положа руку на сердце. Иначе он точно оставит тебя навсегда. А ты этого не хочешь.

Мэрилин вздохнула.

— Не хочу...

Я сжал ее руку.

— Из чистого любопытства, а ты бы хотела заняться любовью?

— Наверное...

— Я тоже. Но теперь мы должны спать.

— Знаешь что, мы обнимемся.

— Обнимемся?

— Да, я так делала с Джонни — Джонни Хайдом, — когда он болел. Раздевайся и забирайся в постель, Колин. Теперь ложись прямо, лицом к краю. Как хорошо, что ты такой же худой, как Джонни!

Мэрилин выключила свет и легла сзади. Я почувствовал тепло ее дыхания на своей шее. «Дело принимает опасный оборот», — подумал я. Но Мэрилин явно получала удовольствие — она все держала под контролем.

— Теперь согни немного ноги в коленях, Колин, и наклонись вперед.

Я сделал, как она сказала, а она повторила мои движения, прильнув ко мне всем телом.

— Видишь? — прошептала она. — Как ложки!

Я наконец выдохнул.

— Спокойной ночи. Спи сладко.

— М-м-м, — отозвалась Мэрилин. — Так здорово... Непременно.

Примечания

1. Ему было сорок три.

Вторник, 18 сентября

Первые две минуты я чувствовал себя настолько великолепно, что даже не думал засыпать. Следующее, что я помню, это то, как зазвонил будильник по другую сторону постели. Лучи утреннего солнца врывались в комнату. К моему удивлению, я услышал доносившиеся из ванной всплески воды и пение.

I found a dream, I laid in your arms the whole

  night through,

I'm yours, no matter what others may say or

  do...1

Мэрилин напевала чудесный маленький вальс, написанный Ричардом Эддинселлом к фильму «Принц и хористка», — вальс «Спящего принца». «Ага! Значит, может подняться рано, если захочет», — подумал я.

Пока я переползал на другую половину постели, чтобы отключить будильник, меня осенило: ведь я мог попасть в серьезную переделку! Я провел ночь в постели с чужой женой, а в доме было пять свидетелей. Я поднял свои серые фланелевые штаны с пола и пошел в туалетную комнату. По крайней мере, там был диван, пусть и довольно короткий. Я вернулся в спальню, взял две подушки и модное розовое покрывало и разбросал их на диване в тщательном беспорядке, чтобы все выглядело так, словно я провел ночь именно здесь. «Только Мария увидит это», — подумал я. Значит, я должен сделать так, чтобы ей это бросилось в глаза. Позднее мне может понадобиться, чтобы она выступила в мою защиту. Я поставил пепельницу и стакан на пол у дивана, а рядом положил стопку книг.

— Мэрилин! — позвал я. — Я еду в студию. Увидимся там. Хорошо?

Мэрилин вышла из ванной в белом халате.

— О, Колин, ты выглядишь слегка растрепанным. Что скажет сэр Лоуренс, когда увидит тебя? Я спала просто великолепно. Я действительно покажу ему сегодня все, на что способна. Подожди минуту, я дам тебе ключ, иначе бегство не удастся!

Рассмеявшись, она направилась к своему туалетному столику.

— Вот, держи. Скажи Роджеру, что я спущусь через десять минут. Увидимся.

Было уже без четверти семь.

— Пока, Мэрилин. Ты — звезда!

Я помчался вниз по лестнице и в холле едва не врезался в Роджера.

— Мисс Монро выезжает через десять минут, — выдохнул я.

Роджер нахмурился.

— Не волнуйся, Роджер. Она чувствует себя отлично.

— Держу пари, что это так...

— Не торопись с выводами. Я спал на диване в туалетной комнате. Увидимся в студии. И пожалуйста, сделай веселое лицо. Иначе она опять растеряет все свое самообладание.

Выезжая с аллеи, я весело окликнул водителя Мэрилин:

— Доброе утро, Эванс!

Я умудрился ворваться в студию ровно за минуту до того, как коричневый «бентли» сэра Лоуренса подкатил к крылу, в котором помещались гримерные.

— Доброе утро, парень! Гример готов?

— Сейчас проверю, сэр Лоуренс.

Оливье остановился и пригляделся ко мне повнимательнее.

— Ты выглядишь каким-то взлохмаченным. Все нормально?

— Все отлично, сэр Лоуренс.

— Хорошо. Ну, дай мне знать, когда появится Мэрилин. Если она вообще появится. Ты сам как думаешь?

— О, я думаю, она приедет.

Оливье посмотрел на меня испытующим взглядом.

— Я надеюсь, — добавил я.

С Мэрилин ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов.

— Давно пора, — бросил сэр Лоуренс, вошел в гримерную и захлопнул за собой дверь.

Я отправился на поиски его гримера. Через десять минут, к моему громадному облегчению, я увидел автомобиль Мэрилин. За рулем, как и всегда, был безучастный ко всему Эванс. Из машины вышел Роджер, затем Пола. За ней появилась Мэрилин.

— Доброе утро, Колин.

— Доброе утро, мисс Монро. Чудесный день! — я не мог не улыбнуться.

— Да, не правда ли, Колин? — и она улыбнулась мне в ответ, что явно обеспокоило Полу и Роджера.

— Гример ждет, — добавил я. — Я вернусь через час.

— Хорошо. Увидимся.

Я ворвался в гримерную Оливье, сияя от гордости.

— Мисс Монро приехала, сэр Лоуренс. С ней сейчас работает гример.

— Что? В семь часов пятнадцать минут?! Даже почти не опоздала! Какого черта с ней случилось? Колин, ты приложил к этому руку?

Оливье посмотрел на меня строго, а затем вдруг расхохотался.

— Так ты провел с ней ночь, да? Неудивительно, что ты выглядишь таким растрепанным. О господи! Что я скажу Кей и Джейн [моим родителям]?

— Между нами не было ничего предосудительного, честное слово.

— Да мне все равно, что между вами было, а чего не было. По крайней мере, ты заставил ее явиться вовремя. Только это имеет значение. Итак, давай успокоимся и постараемся снять фильм. Ты молодец, но на твоем месте я бы пошел в костюмерную и постарался привести себя в порядок. И, возможно, загримироваться. И принять душ. Ты же не хочешь, чтобы об этом узнали все в студии, а?

Один за другим в студию приезжали остальные члены съемочной команды, и все чуть ли не падали от удивления: «Мэрилин!», «Уже здесь?», «Не могу поверить!», «Такое с ней впервые!» и тому подобное. Площадку подготовили вдвое быстрее, чем обычно. Дэвид Ортон гонял меня по полной программе, и я совсем забыл о Мэрилин, пока через два часа ее костюмерша не подошла ко мне.

— Мисс Монро хочет вам что-то сказать, Колин.

Дэвид простонал:

— Только не говорите, что она еще не готова...

— О, она готова, мистер Ортон, — сказала костюмерша. — Просто хочет вначале переговорить с Колином.

— О, вот как? Колин взял на себя работу Полы? — Дэвид театрально закатил глаза. — Господи, что я сотворил, чем я заслужил такого помощника?

Когда я вошел в гримерную Мэрилин, она была уже полностью одета и совершенно ослепительна.

— Колин, я немного нервничаю, — сказала она и схватила меня за руку.

— Мэрилин, дорогая, — мне было все равно, слышит меня Пола или нет. — Думай о будущем. Ты и есть будущее. Ну, пойдем на площадку, покажи этим старым простофилям, на что ты способна!

День был просто чудесный. Я смотрел только на Мэрилин, хотя и не говорил с ней больше. К моему облегчению, команда меня просто игнорировала. Будто моя новая роль сделала меня кем-то другим, возвысила, вывела на новый уровень. Пола суетилась как обычно, но Мэрилин, казалось, поднялась над ней, словно лебедь, плывущий через тростник. Она помнила свои реплики, не пропускала сигналов и ослепительно улыбалась другим актерам на площадке. Когда Оливье подошел к ней, чтобы дать какие-то указания, она посмотрела ему в глаза и воскликнула: «Боже! Ну конечно!» — вместо того чтобы растерянно повернуться к Поле в поисках поддержки.

Только когда она вернулась в гримерную в конце дня, я улучил минуту и заглянул к ней.

— Ты была просто ослепительна! Ты это сделала! Ты им показала!

— О, я была так напугана... Ты приедешь сегодня вечером? Пожалуйста! Приезжай после ужина. Сначала мне нужно немного поработать с Полой. Нужно выучить слова...

Лед под моими ногами был призрачно тонок, но я не мог устоять перед взглядом этих огромных глаз.

— Хорошо, я приеду. Но на этот раз у меня нет предлога, чтобы остаться на ночь.

— Увидимся позже, Колин.

— До свидания, Мэрилин.

Тони и Энн выглядели слегка ошеломленными, когда я появился в Раннимед-Хаус. К этому моменту им уже было известно, где я провел прошлую ночь, и они, похоже, не ожидали увидеть меня снова. Будто Мэрилин могла проглотить меня, как гигантская змея!

Энн казалась довольно расстроенной, но Тони просто сыпал комплиментами и поздравлениями.

— Я не знаю, как ты это сделал, Колин, но Лоуренс, — Тони был единственным человеком на свете, который называл Оливье просто «Лоуренсом», — был в полном восторге. Такими темпами мы очень скоро закончим съемки. Что же ты сделал? Думаешь, теперь так будет всегда?

— Не стал бы утверждать...

— Я думаю, мы все догадываемся, что сделал Колин, — язвительно заметила Энн. — Вопрос в другом: что будет дальше? И что скажет мистер Миллер, когда вернется?

— У нас с Мэрилин не роман, — устало протянул я.

— Ну, разумеется, нет, — грубовато-добродушно сказал Тони. — Вы просто хорошие друзья, так? В любом случае, ты для нее слишком уж молод.

— И слишком наивен, — добавила Энн. — Значит, сегодня ты ночуешь здесь?

— Ну да, думаю, да. Но не уверен. Мне нужно съездить в Парксайд после ужина и убедиться в том, что с Мэрилин все в порядке. Она настаивала на этом. Но к ночи я вернусь сюда — если, конечно, смогу.

— Ясно, — сказала Энн, кивнув.

Когда я приехал в Парксайд, Роджер прохаживался по двору перед домом: очевидно, дожидался меня, чтобы что-то сообщить. Я припарковался, и он подошел ко мне, постукивая тростью по ботинку.

— Мисс Монро очень расстроена. Она сейчас с Полой. Я оставил их и вышел посмотреть, ты ли это.

— О, ради всего святого, что опять случилось? Колин, да ты панацея от всех бед! Все же было просто отлично сегодня! Оливье был счастлив, она казалась счастливой. Словно солнце вышло из-за облаков!

— Ты же не думал, что они позволят тебе забрать у них бразды правления?

— Да я и не хочу их забирать! Она же не компания, в конце концов! Она человек. Я просто хочу помочь!

— Когда-нибудь ты поймешь, что она все-таки компания. «Мэрилин Монро продакшнз». Именно эта компания, кстати, платит мне зарплату. И Милтон Грин здесь тоже был, около часа. Он что-то замышляет, это точно. Но я не думаю, что он все расскажет мистеру Миллеру. Для него мистер Миллер представляет куда большую угрозу, чем ты.

— Оно и понятно. Мистер Миллер — ее муж. А я — не более чем мимолетная прихоть. Все в киноиндустрии разводят слишком большую шумиху из-за того, что происходит в данный момент. Никто не смотрит в перспективу! Удивительно, что фильмы вообще выходят на экраны!

— Если наш выйдет, это определенно будет чудо.

Мы с Роджером прошли в кухню и стали ждать. «Бедная девочка», — подумал я. Я готов был поспорить, что Пола опять сбивает Мэрилин с толку. Но с другой стороны, если бы она этого не делала, она потеряла бы работу, так же как и все остальные.

Уже начинало темнеть, когда наконец появилась Пола.

— Здравствуй, Колин. Поднимись к ней прямо сейчас. Но не задерживайся надолго. Она устала и не очень хорошо себя чувствует.

Когда я вошел в спальню, Мэрилин лежала на кровати и в полумраке казалась чрезвычайно хрупкой.

— О, Колин, мне так плохо...

— Что же тебя расстроило?

— Пола говорит, что сэр Лоуренс орал на нее. Он сказал ей, что я не умею играть и никогда не стану настоящей актрисой. Перед съемочной командой. Перед всей съемочной командой.

— Сегодня? Оливье сказал это сегодня? Но я же был там все время!

Просто уму непостижимо! Я не мог поверить, что Оливье стал бы говорить такое, особенно сегодня.

— Нет, думаю, не сегодня, — признала Мэрилин. — Может, вчера.

О, эта Пола и впрямь настоящая ведьма! Как она могла сказать такую гадость?

— Ну, я не верю, что Оливье говорил такое, Мэрилин. Возможно, он просто потерял терпение, а Пола все не так поняла.

— Ты думаешь, я умею играть, Колин?

Я тяжело опустился на край постели. Ну вот, приплыли. Насколько неуверенным в себе может быть человек?!

— Нет, я думаю, что ты не умеешь играть! Не умеешь играть так, как это понимает Оливье. И слава богу, что не умеешь! Оливье убежден, что существует один единственный правильный способ исполнения — его собственный, разумеется. Оливье может отлично сыграть свою роль, но по большей части у него получаются ослепительные пародии, великолепные карикатуры. Он великий актер сцены. Он способен заставить аудиторию поверить во что угодно. Ему нравятся разные трюки и приемчики, фальшивые носы и забавные парики. Он знает, в чем заключается его мастерство, и тщательно планирует, как шокировать, соблазнить или увлечь. Но если ему приходится играть обыкновенного человека, он просто ужасен. Будто бы ему все время нужно какое-то особенное преувеличение, какой-то штрих — кинжал, горб на спине, искусственный глаз. Без этого он выглядит неуклюжим и застенчивым. В своих ранних фильмах он был ужасно неловок!

— Я видела Вивьен Ли в «Унесенных ветром», — сказала Мэрилин. — Она сыграла просто блестяще.

— Она сыграла блестяще, Мэрилин, потому что она не пародировала Скарлетт О'Хара, она была Скарлетт О'Хара. Она чувствовала, как Скарлетт О'Хара. Она влезла в свою роль. Оливье это не по силам. Он может без всяких усилий надеть на себя своего персонажа, как костюм, и снять его. Это отлично для сцены, но в фильме такой номер не пройдет. Кинокамера обладает даром разоблачать. Великий киноактер или киноактриса должны полностью слиться с ролью, даже мысленно. И это ты как раз умеешь, Мэрилин. Каким-то непостижимым образом ты это делаешь! Ты играешь лучше Оливье, он это знает и даже готов с этим смириться. Я восхищаюсь им за это. Помни, он великий человек. Он видит твои таланты — меня не волнует, что говорит Пола, — и с радостью уступит тебе всю славу, если фильм будет успешным. Он бы вообще не затеял все это, если бы не был уверен, глубоко внутри, что ты настоящая актриса. То же самое с Марлоном Брандо. Оливье восхищается им, но и боится его. Проблема в том, что ты и Марлон играете совсем не так, как привык он. Но, разумеется, он видит, что за тобой — будущее, и это его немного пугает.

— О, Колин. Что же мне делать?

— Приезжай в студию как можно раньше, дорогая Мэрилин. Никто не говорит, что ты должна вести себя как актриса второго плана, но фильм может быть снят только в том случае, если все будут вовремя появляться в студии. На самом деле я считаю, что тебе надо взять съемки под свой контроль. Ведь «Мэрилин Монро продакшнз» и «Лоуренс Оливье продакшнз» — равноправные партнеры, не так ли? Пора наконец тебе занять твердую позицию. Забудь о бедняжке Милтоне, он просто марионетка. Забудь о Поле, она здесь только для того, чтобы подержать тебя за руку; в любом случае она боится тебя до смерти. Забудь даже о мистере Миллере. Он не может принять на себя удар. У тебя будет достаточно времени, чтобы стать ему образцовой еврейской женой, когда ты вернешься в Бронкс. Ты должна войти в студию маршем и взять все в свои руки. Говори всем прямо: «Именно так я хочу, и именно так это и будет».

— Боже, Колин, ты думаешь, я смогу? Я ужасно боюсь. Боюсь, что, оказавшись перед камерой, я растеряюсь и не буду знать, что делать. Вот было бы у меня несколько приемчиков сэра Лоуренса за рукавом...

— Боже упаси, Мэрилин! Ты хочешь быть дешевой актриской, играющей на публику, как Бетт Дэвис? Разумеется, нет! Ты всегда знаешь, что делать, когда ты перед камерой. Ты естественна. Невероятно естественна и талантлива. Не бойся. Наслаждайся! Получай от этого удовольствие!

— Колин, тебя послушать — все так легко и просто... Почему у меня такие расшатанные нервы?

— Послушай, Мэрилин. Закончив учебу, я пошел в воздушные силы и стал пилотом. Я летал на одноместных реактивных самолетах каждый день. Когда я был внутри самолета, я сидел впереди и не видел даже крыльев. И порой я смотрел в бескрайнее голубое небо и думал: «Помогите! Что меня держит в небе? Ничего, кроме воздуха. В любую минуту я могу упасть с высоты двадцать тысяч футов прямо в море». Разумеется, я знал об аэродинамике и всей этой ерунде, но бывали мгновения, когда я начинал паниковать, и сердце замирало. Но затем я думал: «Я не должен об этом беспокоиться. Все, что мне нужно делать, — это управлять проклятым самолетом. А это я умею, иначе бы вообще не оказался здесь». И тогда ко мне возвращалось мужество и я снова контролировал ситуацию. И, как видишь, самолет так и не упал.

Мэрилин захлопала в ладоши.

— Ты прав! Я буду летать! Я умею летать! Но прежде всего я должна быть свободна. Свободна ото всех этих таблеток и докторов. Свободна ото всех.

— И от меня.

— О, Колин, нет! Прошу, останься ненадолго. Приляг рядом со мной, пока я не усну. Пожалуйста. Я чувствую, что не перенесу одиночества. Иначе мне опять придется принять таблетки. И, пожалуйста, повторяй мне это почаще... про естественность. Именно такой я и хочу быть.

— Хорошо, Мэрилин. Я останусь еще ненадолго, но теперь нужно поспать.

Я выключил свет, лег на мягкое одеяло и закрыл глаза.

Мэрилин захихикала в темноте.

— Естественность... Как думаешь, ты и я — мы сможем когда-нибудь быть естественными?

— Не знаю, Мэрилин. Вероятно, когда закончатся съемки... Это было бы чудесно.

— М-м-м, — сказала Мэрилин и взяла мою руку в свою. — Естественность — это чудесно...

Меньше чем через час она проснулась.

— Колин! Колин! — закричала она.

Я резко сел на постели в полной темноте и стал искать, где включается свет. Слава богу, я заснул одетым. Даже не снял ботинки.

— Больно. Больно...

Мэрилин лежала на спине, сжимая живот. Она была бледной, как привидение.

— Что случилось? — Я потрогал ее щеку. Температуры, похоже, не было. — В чем дело?

— Это спазмы. У меня спазмы. Ужасно. О нет! Нет! Нет!

— Да что случилось, Мэрилин?

— Ребенок! Я потеряю ребенка!

— Ребенок? Какой ребенок? Ты беременна? — Я никак не мог взять в толк, что происходит.

Мэрилин заплакала. Я никогда не видел ее слез в студии, даже когда Оливье показывал себя с самой худшей стороны. Наверное, я считал, что она — одна из тех, чья жизнь была борьбой и кто испытал столько боли в детстве, что больше не позволит себе проронить ни слезинки.

— Бедная Мэрилин, — произнес я как можно нежнее. — Расскажи мне о ребенке.

— Это был ребенок Артура, — рыдая, проговорила Мэрилин. — Это было для него. Он не знал. Это должно было стать сюрпризом... Тогда он увидел бы, что я могу быть настоящей женой и настоящей матерью.

Матерью — у меня это в голове не укладывалось!

— Как давно ты беременна?

— Несколько недель, наверное... По крайней мере, у меня задержка уже две недели. И я не решалась никому об этом рассказывать, чтобы не сглазить... Ай! — У Мэрилин начался очередной спазм в животе. Ей было очень больно.

— Я потеряю ребенка... Может быть, это наказание за то, что я так чудесно провела с тобой время...

— Что за вздор! Мы же не сделали ничего плохого! Абсолютно ничего. Я лучше скажу Роджеру, чтобы он немедленно вызвал врача. И пусть он сообщит Милтону. Только ни в коем случае не принимай его таблетки. Привести Полу и Хедду?

— Не говори им о ребенке, Колин. У меня всегда спазмы, когда месячные начинаются. Они к этому привыкли. Просто сейчас гораздо больнее, вот и все.

— Ладно. Но доктору лучше расскажи обо всем, когда он придет. Я скоро вернусь.

— Пожалуйста, возвращайся поскорее, Колин. Пожалуйста, не оставляй меня одну!

Я выбежал из спальни и помчался по коридору в спальню Роджера. Ворвавшись к нему, я включил свет.

— Роджер! Проснись, быстро! Мисс Монро плохо!

— В чем дело? — Роджер в одно мгновение выпрыгнул из кровати и уже натягивал штаны и рубашку.

— Вызови доктора. Ничего серьезного, но ей больно. Оператор знает имя местного врача, который дежурит ночью. Попытайся найти кого-нибудь, кто сможет приехать сейчас же. После этого — но только после этого — можешь разбудить Полу и Хедду. И позвони Милтону. Всё, я должен вернуться к Мэрилин!

Роджер поспешил вниз, к телефону, а я — в спальню. Мэрилин нигде не было, но под дверью ванной виднелась полоска света.

— Мэрилин! Ты в порядке? — позвал я. — Роджер звонит доктору. Он скоро будет здесь.

Мэрилин издала сдавленный стон:

— О-о-о! Столько крови!

— Послушай, Мэрилин, это очень важно. Не запирай дверь в ванную. Если она заперта, протяни руку и открой ее. Даже если тебе придется ползти на коленях. Я обещаю, что не войду. И никого не пущу. Но ты можешь потерять сознание, а доктор должен войти к тебе, как только приедет.

— О, Колин!

Я услышал какой-то шум и стоны, а затем щелчок — задвижка была отодвинута.

— Вот умница.

Роджер появился на пороге спальни.

— Доктор уже едет. Я сейчас позову Полу, а потом позвоню Милтону. Если нужна будет еще какая-то помощь, дайте знать.

И он снова исчез.

— Потерпи еще чуть-чуть, Мэрилин, — сказал я. — Доктор уже в дороге. Скоро боль пройдет.

— Дело не в боли, а в ребенке... Мне нужно было несколько недель соблюдать постельный режим...

— Мэрилин, если этому не дано случиться именно сейчас, значит, не дано. Вы с Артуром находитесь в самом начале пути. У вас будет достаточно времени, после того как съемки закончатся. Не расстраивайся так. Чему быть, того не миновать.

В этот момент Пола, как смерч, ворвалась в комнату. Я едва успел прыгнуть между ней и дверью в ванную комнату, чтобы она не вторглась к Мэрилин.

— Мэрилин! Мэрилин! Детка! Что Колин с тобой сделал?

— Колин ничего не сделал, Пола, — донесся голос Мэрилин из-за двери. — Не будь глупой. У меня просто очень тяжелые месячные, только и всего.

Пола бросила на меня угрожающий взгляд.

— Я ничего плохого не сделал, — твердо сказал я. — Поверь мне, Пола. Некого винить. Мэрилин просто нездоровится. Менструальные спазмы, только и всего. Мы вызвали доктора на всякий случай. Он должен скоро приехать.

Пола опустилась на ковер рядом со мной — она, как всегда, разыгрывала трагедию.

— Ох, Мэрилин, Мэрилин... Что я могу сделать? Почему Артур не здесь? Он должен быть рядом с тобой. Колин — хороший мальчик, но он не твой муж. О, дорогая, нам придется отменить съемки...

Роджер вновь появился на пороге спальни.

— Я позвонил Милтону. Он тоже едет. Скоро у нас тут будет целый чертов цирк. Я спущусь и дождусь доктора.

Скоро мы услышали, как к дому подъезжает машина.

— Это доктор! — сказал я Мэрилин через дверь.

Но это оказался Милтон.

— Ради бога, объясни мне, что происходит, Колин? Что вы двое натворили? Где Мэрилин? Почему доктор еще не приехал? Вы должны были позвонить сначала ему, а потом мне!

— Мэрилин в ванной и не хочет, чтобы кто-то к ней входил. Повторяю: нет, — сурово произнес я, глядя на Полу, которая встала и сделала движение к двери. — Никто не должен к ней приближаться до приезда врача. Я дал Мэрилин обещание, что никого не пущу к ней.

Из-за двери время от времени доносились стоны, и Милтон с Полой отчаянно пытались сунуть в ванную свой нос, но, к счастью, в этот момент снова послышался шум подъезжающей машины, и на пороге в очередной раз появился Роджер — за ним следовал пожилой мужчина приятной наружности.

— Итак, где пациентка? Что вы все тут делаете?

— Пациентка — это мисс Монро, и... — заговорили Милтон с Полой.

— Пациентка в ванной комнате, вот здесь, — громко сказал я. — А мы все сейчас же спустимся вниз. И я начал выгонять всех из спальни, как пастух — нерадивых овец. — Меня зовут Колин Кларк, доктор, — бросил я через плечо, — дверь в ванную не заперта. Мы оставляем вас наедине с мисс Монро.

И мы вышли.

— Это доктор Коннелл, — услышал я, закрывая за собой дверь в спальню. — Я могу войти?

Внизу, в холле, Милтон и Пола смотрели то друг на друга, то на меня с одинаковой враждебностью.

— Это никак со мной не связано, — сказал я. — Я просто ждал, пока Мэрилин уснет, и собирался поехать домой. Она жаловалась на спазмы в животе и не хотела оставаться одна. Затем она сказала, что ей хуже, и я попросил Роджера вызвать врача.

Больше добавить было нечего, поэтому все молчали. Вскоре, к моему облегчению, к нам присоединилась сонная Хедда Ростен. Хоть Хедда порой и напивалась по вечерам, она была милой и добродушной женщиной, к тому же не принадлежала к миру кино. Если кто и мог утешить Мэрилин, то это была Хедда.

Прошло пятнадцать минут. Наконец спустился доктор.

— Муж мисс Монро здесь присутствует? Нет? Тогда кто из вас главный?

Мы все сделали шаг вперед. Доктор поднял брови.

— Ну, мисс Монро вне опасности. Я сделал ей укол, кровотечение остановилось, и она скоро уснет. Я полагаю, что вы, дамы, — он нахмурился, взглянув на Милтона и меня, — будете приглядывать за ней по очереди. Завтра она целый день должна оставаться в постели, а послезавтра будет уже в полном порядке. Я заеду проведать ее завтра днем.

У всех нас вырвался вздох облегчения. Пола и Хедда пошли наверх — проверить обстановку и решить, кто где спит. Я подозреваю, что Пола хотела, чтобы Мэрилин увидела ее первой, когда проснется утром.

— Я провожу вас до машины, доктор, — предложил я.

— Я тоже, — поспешил сказать Милтон, не желая больше оставлять меня наедине с кем бы то ни было.

— Вы не удивились, обнаружив, что ваша пациентка — Мэрилин Монро, доктор? — поинтересовался я, когда мы вышли на улицу.

— О нет, мистер Кларк! Моя жена — директор балета «Сэдлерс-Уэллс», так что к звездам я привык.

— Директор «Сэдлерс-Уэллс»? Похоже, я ее знаю! Мой отец — один из руководителей оперного театра! А как зовут вашу жену?

— О нет, — простонал Милтон. — Опять ты за свое! Есть вообще кто-нибудь, кого ты не знаешь, Колин?

— Ее зовут Нинетт де Валуа, — ответил доктор.

— О, чудесно! Разумеется, я знаю Нинетт. Я восхищаюсь ею! Какое совпадение! Передайте ей привет. Скажите, что это от одного из близнецов Кларк.

— Хорошо. Могу я спросить вас, мистер Кларк, а что вы делаете в доме мисс Монро в два часа ночи?

— Я работаю над фильмом, в котором снимается мисс Монро. Съемки проходят в «Пайнвуд студиос». И я, эээ... дружу с мисс Монро.

— И с ее супругом, я полагаю? У нее ведь есть муж?

— Он сейчас в Америке. Наверное.

— О, правда? И как давно он уехал?

— Неделю назад. Шесть дней, если быть точным... А что с ребенком, доктор?

Милтон выглядел потрясенным.

— О, так вам об этом известно? — Доктор поднял брови. — Да, мисс Монро действительно была беременна. Срок был около трех недель. Ну, что поделаешь... Она сможет попытаться снова. Это же не конец света. Но мне пора ехать. Спокойной ночи, джентльмены.

Доктор сел в машину и уехал.

— Я тоже лучше поеду, — сказал я.

— Да, Колин, давно бы так. Я говорил тебе, что это закончится слезами.

— Моя совесть чиста, Милтон. По моей вине не было пролито ни слезинки. Я сочувствую Мэрилин, хотя мне и трудно представить ее в роли мамы.

— Вероятно, Колин...

— Знаешь что я тебе скажу, Милтон: я приеду навестить Мэрилин еще раз, завтра. Последний раз, обещаю. После этого я сольюсь с декорациями. Ладно, Милтон? Спокойной ночи.

Сказка закончилась так же драматично, как и началась.

Примечания

1. Это было как сон, ты обнимал меня

  всю ночь,

Я твоя, и не важно, что говорят другие

  или делают... (Примеч. пер.)

Среда, 19 сентября

«Мэрилин, дорогая, пришло время попрощаться».

Когда на следующий день я ехал в Парксайд-Хаус, я точно знал, что именно мне нужно сказать. Почему-то у меня перед глазами стоял образ Мэрилин на скамейке в саду, в тени букового дерева, в белом халате. Я подойду к ней по газону. Она, очень бледная, полулежит на скамейке с закрытыми глазами. Она молчит, но не спит.

— Мэрилин, дорогая... — репетировал я снова и снова.

Одно было точно: она должна стереть нашу дружбу из памяти. Я позвонил Милтону из студии в восемь утра, и он сказал мне, что Артур Миллер возвращается сегодня, на пять дней раньше, чем было запланировано. О событиях прошлой ночи ему, я полагаю, сообщила Хедда. Я не думал, что Хедда упомянула обо мне, но Мэрилин могла это сделать, — могла рассказать про меня хотя бы для того, чтобы вызвать его ревность. Или ради забавы. Она же сказала Милтону: «Я целовалась с Колином», просто чтобы подразнить его, и это показалось ей невероятно забавным, а нам с Милтоном — совсем напротив. Милтон предупредил меня, что, если Мэрилин привязывалась к кому-либо, она была склонна причислять этого человека к своему эскорту, особенно не задумываясь о последствиях. Ей казалось нормальным иметь двух психоаналитиков, двух наставниц по драмискусству или двух голливудских агентов в одно и то же время. В прошлом — и это мог подтвердить сам Милтон — у нее порой было и по два любовника одновременно. Не потому, что она была двуличной или коварной. Просто она не придавала этому большого значения. Она, казалось, не осознавала, какой эффект производит на тех, кто ее окружает, и как много для них значит. Это касалось и мужей, я полагаю.

Я специально приехал в студию раньше обыкновенного и дождался Оливье у гримерной.

— Доброе утро, парень, — поздоровался Оливье. — Мэрилин уже здесь? Она удивит нас снова?

— Боюсь, что нет, сэр Лоуренс. Ночью она серьезно заболела. По крайней мере, выглядело это серьезно. Пришлось вызвать доктора, и он сказал, что она должна оставаться в постели весь сегодняшний день.

— Боже милосердный. В постели весь день? Звучит прескверно. И какой диагноз поставил доктор?

— Похоже, это просто очень болезненные месячные. У Мэрилин были жуткие боли, и она потеряла очень много крови.

Я не собирался говорить ему о ребенке. Это было нечто личное, что касалось только Мэрилин и Артура.

— Понятно. Джош Логан предупредил меня, что такое возможно. Похоже, ей всегда требуется один день отдыха в месяц. Мы учли это, когда планировали график. Но, разумеется, мы и без того привыкли к ее отсутствию. Что-нибудь еще?

— Милтон сказал, что Артур возвращается из Нью-Йорка сегодня днем. Я уверен, это поможет. Мэрилин серьезно настроена работать. Ее отношения с Артуром были слегка сумбурны, когда они прилетели сюда, а его отъезд несколько шокировал ее. Я думаю, что теперь все наладится и она сможет сконцентрироваться на своей карьере. По крайней мере до тех пор, пока не закончатся съемки.

— Надеюсь, что ты прав, Колин.

— А мне пора выйти из этого уравнения, Ларри. С твоего позволения я поеду в Парксайд и постараюсь донести это до нее. Между нами ничего не было, но я не хочу, чтобы Артур что-то неправильно понял.

— Да, совершенно верно. Давай, беги. Постарайся узнать, будет ли она завтра. Пожалуйста, заверь ее, что мы все хотим как можно скорее закончить съемки. Лично я уже пожалел, что вообще встретил эту женщину, но об этом ей не говори.

«Какая жалость, что Оливье так и не попытался узнать Мэрилин по-настоящему», — думал я на пути в Парксайд. Мог бы получиться превосходный фильм и чудесный опыт для всех нас.

Когда я приехал, Роджер сказал мне, что Мэрилин не спит. Дом, как обычно, был полон народа. Мэрилин оставалась в спальне — прощай, мечта о тенистом саде, — и я не нашел в себе мужества войти без объявления. Прошел почти час, прежде чем Пола сжалилась надо мной и позвала наверх.

— Мэрилин, Колин пришел. Ты хочешь его видеть?

— Ну конечно! Привет, Колин! Заходи. Только не говори, что ты пришел попрощаться. — Как ей удавалось читать мои мысли? — Но ты же никуда не уезжаешь, правда? Я решила, что хочу как можно скорее закончить съемки. Кстати, именно ты сказал мне, что я должна это сделать. А Пола скоро вернется в Штаты — получать новое разрешение или что-то вроде того. Поэтому мне нужно, чтобы ты поддерживал меня так же, как поддерживаешь сэра Лоуренса.

— Мне жаль, Мэрилин, — сказал я, заметив краем глаза, что Пола присела рядом со мной, — но я думаю, что начиная с сегодняшнего дня тебе не стоит даже смотреть в мою сторону. Сегодня приезжает мистер Миллер, и очень важно, чтобы он даже не догадывался о нашей дружбе. Мы оба знаем, что не сделали ничего дурного. Мы просто хорошо провели время друг с другом. Но мистер Миллер вряд ли это поймет. Он может подумать, что пока кота не было, мыши вели себя как последние крысы.

Мэрилин слабо засмеялась.

— Я думаю, ты прав, Колин. Раньше он не обращал на это особенного внимания, но сейчас стал намного впечатлительнее.

— Мэрилин, дорогая, ты сейчас его жена. И меня не волнует, что ты там прочитала у него на столе, — он боготворит тебя. Как и я.

Мэрилин вздохнула.

— Почему ты никак не можешь поверить, что ты прекрасна? — воскликнул я. — Это из-за того, что тебе пришлось пережить в детстве? Ты считаешь, что все хорошее у тебя все равно отберут, поэтому боишься обнадеживать себя?

— Я тоже обожаю Артура, — прошептала Мэрилин, будто не услышав моих последних слов. — Правда. Он такой сильный и умный. И он настоящий джентльмен. Он всегда обращался со мной как с леди. Я хотела выйти за него замуж с того самого момента, как впервые увидела его в Голливуде, столько лет назад...

Она замолчала.

— Я думаю, вы просто созданы друг для друга, — солгал я. — Тебе нужен кто-то, кто воспринимает тебя серьезно. Кто видит в тебе личность. Обычный мужчина на это не способен.

Мэрилин явно испытала облегчение.

— Боже, Колин! После разговора с тобой мне всегда становится намного лучше.

— Ты потрясающая, Мэрилин. У тебя будет блестящая карьера и блестящая жизнь. Имей в виду, что после того как закончатся съемки этого фильма, ты должна осторожнее подходить к выбору ролей. Возможно, тебе нужно попросить совет у мистера Страсберга. Он разбирается в сценариях.

Пола просияла и сразу же стала моей союзницей. Она поднялась и направилась к двери.

— Я оставлю тебя с Колином, — сказала она.

— Когда съемки закончатся, — продолжила Мэрилин, — я хочу остепениться и быть хорошей женой Артуру. Я научусь делать суп с шариками из мацы так же хорошо, как его отец. Я не буду сниматься больше ни в каких фильмах, пока не покажу Артуру, что могу о нем заботиться. Он больше не захочет бросать меня, это точно.

— Теперь ты понимаешь, почему так важно, чтобы он не заподозрил, что между нами что-то было?

— Но он же не подумает так, правда? Это было бы ужасно.

— Он может. Поэтому ты должна быть очень осторожна. Не нужно говорить ему вообще ничего.

— Ничего?

— Ничего. Просто представь его реакцию, если он подумает, что это из-за меня ты потеряла его ребенка.

Мэрилин тяжело вздохнула.

— Извини за резкость, Мэрилин, и мы оба знаем, что я ничего такого не сделал. Но только вообрази. Что он скажет? Что он может сделать? Я знаю, что сделал бы я, если бы мы поменялись ролями и твоим мужем был бы я, а не он.

Мэрилин широко открыла глаза.

— Я бы его убил.

— О, Колин... — Она тихо заплакала. — Я так люблю Артура. Как мне показать ему это? Как мне убедить его? Ты думаешь, я смогу когда-нибудь родить ему ребенка? Как ты думаешь, он хочет ребенка? Мы никогда об этом не говорили. Я знаю, он был бы прекрасным отцом. Ну, мне он как отец. Я не могу потерять его. Я попытаюсь загладить свою вину. Я никогда не разочарую его снова.

— Конечно нет, Мэрилин. И я не думаю, что ты его разочаровала. Он просто испуган, как и ты. Вы же оба творческие люди. Ты думала, будет легко? Подобное всегда притягивается к подобному, но два творческих человека всегда будут сталкиваться лбами. Великий писатель, как мистер Миллер, должен быть отчасти эгоистом, чтобы создать очередной шедевр. Так же и ты. Разумеется, такой актер, как Оливье, может просто выйти на сцену и сыграть роль. Но когда ты играешь роль, ты становишься своим персонажем, ты ощущаешь его радость и боль. Невероятное напряжение! Но именно это делает тебя настоящей звездой.

— О-о-о, Колин.

Мэрилин воспрянула духом.

— Так что мне делать теперь?

— Встреть Артура как следует. Только пока никакого секса. Скажи ему, как ты скучала по нему. Скажи, что хочешь остепениться, а потому тебе нужно поскорее закончить работу над фильмом. Скажи, что не будешь беспокоить его, когда он пишет, — Милтон упоминал, что у него сейчас какие-то жесткие сроки. Попроси его приезжать и забирать тебя из студии каждый вечер, после того как Пола уедет. А пока Пола здесь, не позволяй ей оставаться с тобой после семи вечера. Все это хорошие и простые правила, Мэрилин, и их не так уж сложно выполнять.

—Да, сэр, — сказала Мэрилин, отдав честь. — Что-нибудь еще?

— Да. Никогда не смотри на меня, ни единого взгляда. Ты великая актриса, но я не актер, и на моем лице отражается все, что я чувствую.

— А что ты чувствуешь, Колин? Скажи мне.

— Я чувствую, что мне невероятно повезло, ведь я провел несколько дней в обществе самой прекрасной, отважной и красивой женщины в мире, но...

— Но?..

— Но если Артур когда-нибудь упомянет обо мне, ты должна пожать плечами и сказать: «Колин? О, он просто мальчик на побегушках, ноль без палочки».

— О, Колин. Я не смогу так сказать. Но я поняла насчет Артура.

Мэрилин печально опустила глаза. Затем ее лицо вдруг просветлело.

— Вот что я скажу — я буду подмигивать. Никто не сможет помешать мне подмигивать тебе. Но ты должен подмигивать в ответ. Когда все будет плохо, когда сэр Лоуренс будет злиться, я поищу взглядом Колина и подмигну ему. Будь наготове! Пола скоро улетит в Нью-Йорк, поэтому я могу довольно часто мигать.

Это было настолько смелое и по-детски отчаянное решение, что в порыве чувств я поднял руку Мэрилин с кровати и поцеловал ее.

— Я буду подмигивать в ответ, — сказал я. — Не бойся.

Постскриптум

На этом и закончился непродолжительный флирт между молодым человеком двадцати трех лет и прекрасной замужней женщиной, которая была столь же невинной, сколь и зрелой.

Никто, казалось, от этого не пострадал. Да, Мэрилин потеряла ребенка, но, честно говоря, я не мог представить ее в роли матери, как ни старался. Когда она была ребенком, о ней никто не заботился, и теперь она сама, соответственно, не знала, как заботиться о ком-то. Всякий раз когда она выходила замуж, она отчаянно пыталась окружить вниманием своего мужа, но в конце концов супруги всегда менялись ролями, и под крылышком оказывалась Мэрилин. На мой взгляд, она была — даже страшно сказать — зациклена на собственной персоне.

Мэрилин всегда говорила, что у нее в характере есть нечто безобразное, но, если что-то подобное и впрямь было, я могу во всеуслышание заявить, что никогда этого не замечал. Она была просто растерянной, напуганной и абсолютно не уверенной в себе; кроме того, у нее совершенно отсутствовало чувство индивидуальности, которое необходимо для гармоничной и стабильной жизни. Как и многие знаменитости, Мэрилин понимала, что не может справиться с многочисленными требованиями и надеждами, возлагаемыми на нее, и из-за этого сомневалась в искренности людей, которых подпускала слишком близко. К счастью, я так и не попал в эту категорию, и мы могли остаться друзьями.

Мэрилин была уверена, что у нее есть темная сторона, и этим объясняла тот факт, что все в конечном счете ее бросали. Она не знала, кому может доверять, — вероятно потому, что ответом было: «Никому, никому в целом мире». И так всю ее жизнь.

Люди не шли за ней, в том числе и по той причине, что она сама не знала, куда направляется. Тем не менее Мэрилин достигла цели. С этим никто не поспорит, и, по существу, она сделала это самостоятельно.

Представьте себе, какое количество блондинок проходило через руки этих отвратительных голливудских воротил за одну ночь — и проходит до сих пор! Они все ушли в тень, исчезли бесследно — а Мэрилин нет. Прошло почти сорок лет с ее смерти, а она по-прежнему самая знаменитая кинозвезда в мире.

После нашего маленького приключения съемки на площадке «Принца и хористки» в Пайнвуде шли своим ходом. Мэрилин стала чуть-чуть пунктуальнее и по сравнению с последующими ее фильмами демонстрировала исключительный профессионализм. К примеру, все работы по звукозаписи и синхронизации звука и изображения были закончены за пару дней — гораздо быстрее, чем ожидалось. Мэрилин, судя но всему, решила сначала закончить съемки, а уже после этого — быть идеальной женой для Артура Миллера. Хотя она так и не перестала смотреть на него с благоговением и выполнять все его просьбы, даже самые незначительные.

Мэрилин и правда иногда подмигивала мне в студии, особенно когда ситуация становилась взрывоопасной и Лоуренс Оливье готов был потерять терпение. Но так как перемигивание могло ослабить напряжение, Оливье не возражал. На самом деле по завершении съемок он взял меня в театр в качестве своего личного помощника. Два года спустя я уже подмигивал из-за кулис венского «Бург-театра» его жене, Вивьен Ли, которая к тому моменту стала такой же неуравновешенной, какой всегда была Мэрилин. Вероятно, я был рожден подмигивать.

С тех пор как Мэрилин улетела обратно в Америку, я больше никогда с ней не говорил, но однажды я получил от нее весточку, по крайней мере мне нравится так думать. В начале 1961 года один мой друг из офиса Оливье связался со мной в Нью-Йорке и сообщил, что Мэрилин Монро звонила прошлым вечером и оставила свой номер, чтобы я перезвонил. Он не говорил с ней лично, а нашел записку на столе. Разумеется, кто-то мог просто подшутить. Я всегда поддерживал Мэрилин, хотя делать это было все сложнее, потому как ее состояние становилось все менее стабильным. Остальные в компании Оливье, включая самого Оливье, радовались новостям об ухудшении ее состояния, так как это доказывало, что их мнение о ней с самого начала было верным. Только ближе к концу своей жизни Оливье немного смягчился.

Должен признать, что, получив это сообщение, я какое-то время пребывал в нерешительности. Во-первых, существовала вероятность розыгрыша, а во-вторых, я был не уверен, что сумею сладить с расстроенной Мэрилин по телефону. Она славилась своими долгими бессвязными телефонными разговорами, а я знал, что ничем не могу ей помочь. Было уже слишком поздно подмигивать.

В конце концов я набрал-таки номер и долго слушал гудки в тишине калифорнийской ночи. Никто не ответил, и я — стыдно признаться — почувствовал облегчение. И не потому, что для нее уже не было места в моем сердце. А потому, что к тому моменту уже никто не мог ей помочь.

Бедная Мэрилин. Время вышло.

Приложение. Письмо Колина Кларка Питеру Питту-Миллворду, 26 ноября 1956 года

Дорогой Питер!

Наконец-то съемки закончились, и я вернулся в Лондон. Ты и представить себе не можешь, какое облегчение я испытываю: мне больше не приходится подниматься в 6:15 утра и целый день торчать в душной, забитой народом киностудии со всеми этими вздорными дивами. Съемки заняли в общей сложности восемнадцать недель, включая две недели на подготовку, и успели нам смертельно надоесть. Я вспоминал о тебе каждый вечер, и не всегда с нежностью, потому что это случалось, когда я, как и обещал, делал записи в своем дневнике. Проблема в том, что я обычно очень уставал и не находил в себе сил печатать, или же мое стучание по клавишам могло разбудить весь дом, поэтому я писал дневник от руки. Мой почерк становился все хуже и хуже, пока, наконец, не стал, в сущности, совершенно неразборчивым, и теперь мой дневник напоминает кашу. Я, возможно, перепишу его однажды, но я в этом почему-то сомневаюсь. Да и кто вообще захочет в подробностях знать о том, как снимается фильм? Однако скажу тебе, что работа с Мэрилин и Оливье стала для меня бесценным опытом. Я не думаю, что получившийся фильм будет сколько-нибудь лучше, чем мой дневник, но они оба стоят внимания. Я продолжу работать с Оливье через несколько недель — теперь уже в театре; а с Мэрилин, по всей видимости, больше уже не увижусь, хотя определенно никогда ее не забуду. Что и говорить — даже ты ее поклонник, а ты ведь не видел ни одного фильма с ее участием.

Знаешь, в чем особенность Мэрилин? В том, что она всегда разная. Она может быть нежной, забавной и невинной; может быть сильной, амбициозной и предприимчивой; может казаться совершенно не уверенной в себе; а может весьма достоверно сыграть Офелию после ухода Гамлета. Она прекрасная актриса, по-своему — не как Оливье, разумеется, но я лично думаю, что она лучше его сыграла в этом фильме, — и ее невероятно сложно подвести под какое-то определение.

Бедняга Оливье совсем этого не оценил. Он разглядел в ней только голливудскую блондинку, которая всегда опаздывает, забывает свои слова и отказывается слушать его указания. Я думаю, что, когда он впервые ее увидел и согласился снимать этот фильм, он думал, что у него с ней будет роман. Но спустя несколько недель он был готов задушить ее своими собственными руками. Мэрилин сообразительнее, чем кажется на первый взгляд, и она прекрасно понимала, как к ней относятся Оливье и вся его вымуштрованная английская команда. У нее была своя группа поддержки, которую она привезла с собой из США: ее партнер Милтон Грин, Пола — супруга Ли Страсберга, секретарша по имени Хедда и, конечно же, новый муж Артур Миллер. Но я определенно не пожелал бы иметь такую команду... Они все евреи — как и ее адвокат, ее агент и специалисты по связям с общественностью, — тогда как сама Мэрилин типичная калифорнийская блондинка. Откуда им знать, как устроен ее мозг!

Неудивительно, что бедная женщина часто выглядит такой растерянной!

Когда Мэрилин только прилетела в Лондон, я о ней особенно не думал. В конце концов, я хорошо знаком с Вивьен Ли, а Мэрилин украла роль Вивьен в этом фильме, и все мои симпатии были на стороне супругов Оливье. Но вышло так, что и я поддался соблазну — у Мэрилин на самом деле очень мощная аура. Постепенно мне становилось недостаточно видеть ее на съемочной площадке. Я был намерен узнать ее получше — хотя, учитывая, что как третий помощник режиссера я был самой незначительной фигурой на площадке, это казалось мне маловероятным. Однако нет ничего невозможного!

Я участвовал в подготовке к съемкам и именно я нанял для Мэрилин прислугу и телохранителя (бывшего полицейского из Скотленд-Ярда), а также арендовал дом, в котором она жила. Поэтому однажды вечером я придумал предлог и поехал туда попытать счастья. Вообрази себе мое удивление, когда я и в самом деле встретил великую звезду, но не при таких обстоятельствах, которых ожидал. Я был совершенно ошеломлен — так ошеломлен, что целую неделю не вел дневник, а когда продолжил это делать, то изменил даты на тот случай, если он попадется кому-нибудь в руки. Я со всей серьезностью полагал, что меня могут засудить или грохнуть. Трудно представить, какие суммы денег вращаются вокруг белокурой мисс Монро. Окружающие ее люди вынуждены быть беспощадными.

А случилось следующее: выпив больше чем нужно с Роджером (бывшим копом), я пошел в туалет и наткнулся прямо на Мэрилин. Она сидела на полу в темном коридоре перед дверью своей спальни. Поссорилась ли она с Артуром Миллером или нет, не знаю. Она просто посмотрела на меня и ничего не сказала, поэтому я дал задний ход настолько быстро, насколько мог, и надеялся, что это сойдет мне с рук. Если бы на следующий день она устроила скандал по этому поводу, меня бы уволили без лишних раздумий. Мэрилин этого, слава богу, не сделала, но оказалось, что она запомнила меня. После съемок она позвала меня к себе в гримерную и спросила, не шпионю ли я за ней. К счастью, я мог положа руку на сердце сказать, что я никакой не шпион. Должен признать, мне стало жаль ее. У нее немного настоящих друзей (если они вообще есть), а теперь еще и Миллер сказал ей, что уезжает в Париж, а затем летит в Нью-Йорк и вернется только через десять дней. А у них по идее медовый месяц. Я был невероятно признателен Мэрилин за то, что она никому не сказала о моей дурацкой эскападе, и тотчас поклялся ей в своей вечной преданности. Вероятно, я несколько поспешил, учитывая тот факт, что моим начальником был Оливье.

Я никому не стал говорить о том, что произошло. На самом деле я был совершенно уверен, что этим все кончится. Но на следующий день Мэрилин позвонила мне — позвонила! — когда я был в гримерной у Оливье. В тот день она не появилась на работе, потому что провожала Миллера, и попросила меня заехать в Парк-сайд по пути домой. Я решил, что она хочет передать какую-то информацию для Оливье. Ей слишком нелегко давалось говорить с ним напрямую. Я не сказал Оливье, куда направляюсь, — он мог подумать, что я что-то замышляю у него за спиной. Затем, когда я приехал к Мэрилин в дом, она попросила меня остаться на ужин, и я догадался, что она просто одинока и хочет с кем-нибудь поболтать. Я на шесть лет младше нее, и, как я полагаю, она считала меня человеком, который ничего не будет от нее требовать.

Так мы болтали и в целом отлично ладили, пока Миллеру — да, я знаю, что он ее муж! — не приспичило позвонить ей из Парижа. Мэрилин моментально вся сжалась и напряглась, и я сбежал.

На следующий день Мэрилин не появилась в студии — Оливье дал ей выходной, — но все уже были в курсе, что накануне я с ней поужинал. Оливье это ужасно позабавило. Он не сомневается в моей преданности, и у него на это есть все основания. А вот Милтона Грина, партнера Мэрилин, чуть удар не хватил. Вдобавок ко всему Мэрилин заявила Миллеру, что я был у нее в гостях, когда он позвонил, — наверное, чтобы заставить его ревновать. Кульминацией всего этого действа стало то, что мне запретили когда-либо заговаривать с Мэрилин снова — под страхом смерти. «Печально, — подумал я, — но что ж поделаешь!» Однако, как я вскоре узнал, нельзя было связаться с Мэрилин, не ввязавшись в историю.

Наступила суббота. Я жил в доме с супругами Тони и Энн Бушелл, которые дружат с Оливье. Тони — первый помощник режиссера и, ясное дело, не в восторге от Мэрилин. Незадолго до ланча Роджер — коп — подкатил к дому Тони на своей старой машине и объявил, что забирает меня с собой. Не успели мы толком отъехать от дома, как из-под пледа на заднем сиденье внезапно вынырнула Мэрилин. Со мной чуть инфаркт не случился, не говоря уже о Тони Бушелле. Она сказала, что устала сидеть в четырех стенах и ей хочется приключений.

Я отвез ее в Виндзорский замок, где мы увиделись с моим крестным Оуэном Морсхедом, который работает там библиотекарем. Он устроил нам шикарный тур по замку, который очень понравился Мэрилин, а затем мы съездили в Итон. Был чудесный летний день, и Мэрилин вела себя естественно и непринужденно, но я, тем не менее, был насторожен. В конце концов, она же самая знаменитая звезда в мире! И в какой-то момент она умудрилась продемонстрировать все свое могущество. «Мне нужно стать Мэрилин Монро?» — спросила она, когда мы вышли из Виндзорского дворца, и приняла свою излюбленную позу. Ее сразу же узнали, и вокруг нее начала собираться толпа. В итоге мы еле-еле протиснулись в машину и дали деру.