Моя плоть сладка

Глава 17

Джон Хайс поставил свой стакан на стол, когда услышал, как перед домом остановилась машина.

— Это мама, — сказала Элеана, опустила занавеску и села в кресло возле камина.

Селеста принесла с собой свежесть. Несколько дождевых капель еще блестели в ее волосах. Она вытерла руки, потом направилась прямо к Джону Хайсу.

— Джон, у меня для вас неприятная новость, — объяснила она. — Меня вызвали прямо из кинотеатра, чтобы сообщить, что коттедж сгорел. Остался только пепел.

Хайс посмотрел на свою потухшую сигарету.

— Ну, так что ж? — продолжала нетерпеливо Селеста. — Что вы ничего не говорите, Джон? Вы же знаете, как много значил для меня этот коттедж! — Селеста повернулась к Элеане. — Ты что, поссорилась со своим дядей?

— Нет, не поссорилась, — ответила Элеана, как чужому человеку.

— Элеана! — воскликнула уязвленная Селеста.

Она сняла плащ, повернулась, чтобы положить его, и в этот момент увидела Коннорса. Все ее оживление мгновенно исчезло.

— О! — выдохнула она. — Я вижу…

Она закрыла лицо руками и зашаталась, словно собиралась потерять сознание. Джон Хайс подскочил к ней и удержал за руки. Он довел Селесту до кресла и налил ей стакан коньяка. Селеста жестом отказалась от него.

— Нет, спасибо. Я рада, — обратилась она к Коннорсу. — Я очень рада. Вы не хотите мне верить, мистер Коннорс? — Ее слова сопровождались улыбкой. — Элеана тоже рада. Она вас любит, а это значит, что ненавидит меня. Это в порядке вещей. Но все же я счастлива, что вы выбрались из коттеджа. — Она снова закрыла лицо руками.

— Селеста, это вы убили Дона? — спросил Хайс.

Селеста подняла на него глаза.

— Да, думаю, что могу теперь утверждать, что я его убила, Джон. Даже если не моя рука держала нож. — Она отпила из отвергнутого недавно стакана. — Но как вы могли узнать об этом, мистер Коннорс? Меня это больше всего беспокоит. Вне сомнений, все могло открыться в один день. И это могло скоро случиться…

— Я этого не знал, — сознался Коннорс. — Если вы имеете в виду написанную мной историю, в которой я использовал рассказ Элеаны, то я переделал ее так, как мне казалось более правдоподобным. Вот и все.

— Я думала, что умру, когда прочитала ее, — призналась Селеста. — Раньше я так хотела умереть. — Она опять закрыла лицо руками. — Вспомните, в вашей истории вы дали мне в любовники Джона… — Она похлопала Хайса по руке. — Я тоже часто хотела этого. Я ведь плохая женщина, не так ли?

— Нет! — вырвалось у Хайса из глубины сердца.

Селеста посмотрела на Коннорса.

— Итак, это был только детективный роман… А я думала, что вы знаете. Когда вы позвонили из отеля и спросили Элеану, я еще больше в этом уверилась. — Она страдальчески заломила руки. — И у меня не было денег, чтобы купить ваше молчание! Тогда, чтобы спрятать свою страшную ошибку, я совершила то, что считала необходимым.

Хайс встал на колени перед креслом, в котором сидела Селеста.

— Селеста, это вы убили Мака?

Она утвердительно кивнула головой.

— Когда поехала покупать цветы к столу… Я знала о той лестнице. Я знала, что ружье находится в шкафу. Я приняла Макмиллана за мистера Коннорса и, когда увидела, что ошиблась, уже не могла исправить того, что сделала.

— Я следил за вами. — Голос Хайса звучал удивительно спокойно. — Я тоже следил за вами, мистер Коннорс. Именно я был тем мужчиной, которого вы приняли за Дона. И сделал я это потому, что был более или менее уверен, что его здесь нет. Но, вместе с тем, такое могло случиться.

— Вы знали, что я убила Макмиллана? — удивилась Селеста. — И почему вы ничего не сказали, Джон?

Хайс покачал головой.

— Нет, Селеста, я не был полностью в этом уверен и узнал точно только сейчас. Я только спрашивал себя, почему телефонный звонок человека, с которым у Элеаны было приключение в Мексике, но вам совершенно незнакомого, до такой степени вас взбудоражил. Но когда я увидел Коннорса, входящего в отель, и вас у цветочника, я обругал себя дураком и ревнивцем и вернулся сюда, чтобы отвезти Элеану в Блу-Монд.

— Я взяла розы с собой в комнату, — объяснила Селеста. — Я глубоко сожалею, что так получилось с Маком. Я скорблю обо всем, что натворила. Я доставила столько неприятностей и разбила вам сердце.

Коннорс внимательно наблюдал за лицом Селесты. Она была нормальна в обычном смысле этого слова, но годы — годы тоски и физического отрешения — нарушили устойчивость ее моральных принципов и побудили к эмоциональным неконтролируемым действиям.

— Но почему ты пыталась убить Эда? — спросила Элеана.

— Потому что он знал, — заявила Селеста. — О! Может быть, не точно. Может, сначала это была просто рассказанная им история, но он узнал. И я убеждена, что мистер Коннорс догадался, когда в то утро Джон пришел ко мне в коттедж и сказал, что мистер Коннорс ищет Дона, что он, Джон, показал мистеру Коннорсу письмо, написанное Доном, то самое письмо, на подделку которого мне пришлось затратить столько времени. — Селеста на минуту замолчала, потом продолжила: — Я устроила вам ловушку, мистер Коннорс, когда вы приехали вместе с Элеаной ко мне. О, небольшую ловушку. Я испачкала губной помадой одну сигарету и оставила ее горящей в пепельнице. И это сработало. Когда я караулила после полудня, то увидела, как вы дважды проехали мимо коттеджа, и поняла, что ночью вы придете туда. — Она нехотя улыбнулась. — Я хорошо разыграла комедию, не находите?

— Да, вы отлично разыграли комедию, — согласился Коннорс.

Теперь слово взяла Элеана.

— Ты пыталась убить Эда, чтобы скрыть прошлое и чтобы я могла выйти замуж за Лаутенбаха и его большие деньги?

— Нет, — покачала головой Селеста, — деньги в мои расчеты не входили. Меня желали многие мужчины. Многие из них были богатыми, а один почти такой же богатый, как Аллан Лаутенбах. — Тут ее голос стал жестким, как и взгляд. — Но за исключением двух раз, когда я не могла поступить иначе, после этого единственного в своем роде трагического вечера, я всегда телом и душой была верна памяти твоего отца, Элеана. Что же касается Аллана Лаутенбаха, то вспомни — ты сама решила выйти за него замуж. Ты сама решила отправиться в Мексику, чтобы найти там своего отца и потребовать у него наше свидетельство о браке. — Селеста истерично засмеялась. — Я пыталась остановить тебя, ты помнишь? Я умоляла тебя не ездить туда!

Элеана не опускала глаз с потолка.

— Зная Сезара, я чувствовала, что это обязательно произойдет, — продолжала Селеста. — Он забрал у меня все деньги, которые я накопила. Это стоило мне сто долларов в месяц — за те пятьдесят, которые он присылал для Элеаны. За присланные твоему дяде пять тысяч долларов он содрал с меня десять тысяч. — Селеста протянула руки к дочери. — Вот куда ушли деньги твоего отца, которые он добыл в Калифорнии, и те деньги, которые я заработала пением, продажей косметики и белья, работая прислугой. Я, Селеста, которая была первой наездницей в цирке! Я очутилась в западне, и у меня не было оттуда выхода. — Она вспоминала единственную радость в жизни: свое былое цирковое великолепие, черпая в этом утешение. — Я была хорошей наездницей, не так ли, Джон?

Хайс взял ее за руки.

— Да, на лошади ты была великолепна.

Улыбка Селесты угасла.

— Я больше никогда не садилась на лошадь. — Это не прозвучало как призыв к жалости, это была, скорее, констатация факта. — Мне кажется, что я умерла одновременно с твоим отцом, Элеана. Теперь от меня осталась только тень. Конечно, когда ты была ребенком, у меня существовал смысл в жизни — надо было заниматься тобой. Теперь, когда ты стала взрослой я с радостью уйду. Но ты встретила Аллана Лаутенбаха, и все началось сначала.

Селеста попросила еще один стакан коньяка. Попивая его маленькими глотками, она призналась:

— В тот день, когда ты отправилась в Мексику, я позвонила Сезару и назначила ему свидание в Мехико, но потом решила, что лучше нам встретиться подальше от столицы. Где угодно, но только не в Мехико. Тогда он предложил Урапан.

— А! — прервал ее Коннорс. — Так вот кто была прекрасная сеньора под густой вуалью.

— Я умоляла Сезара, — продолжала Селеста, все еще глядя на Элеану, — я спала с ним. Я принадлежала ему, а он начал смеяться. Он всегда был жаден, этот тип. Он жаждал еще денег. Были ли мы с твоим отцом зарегистрированы — это для него не имело значения. Но он знал, как умер твой отец. Я была вынуждена рассказать ему все в первый же вечер в Мехико, прежде чем он согласился сделать то, о чем я его просила: оживить твоего отца с помощью тех денег, которые он, якобы, посылал. Сезар собирался использовать свои знания и после твоей свадьбы с Лаутенбахом. Он даже хвастал, что ты будешь принадлежать ему из страха потерять миллионы, если отвергнешь его домогательства. — Глаза Селесты метали молнии. — Вот поэтому я его и убила. Я даже не подозревала, что ты остановилась в этом же отеле. И абсолютно ничего не знала обо всей этой истории с генералом Эстебаном. Я и сейчас многого не знаю. Я только кое-что слышала, когда вы втроем шептались по углам. Я так мечтала, чтобы у тебя не было такого неудержимого темперамента, как у меня, надеялась, что ты родилась холодной женщиной. У таких жизнь гораздо счастливее, с ними не случается столько несчастий, раздирающих душу и сердце. — Селеста поморщилась, глядя на Коннорса. — Но, быть может, мистер Коннорс сумеет разрешить для тебя все проблемы.

— Я в этом совершенно уверена, — холодно согласилась Элеана. — Кроме Эда в моей жизни не будет другого мужчины.

Селеста протянула пустой стакан Хайсу и вытерла руки платком, который он ей подал.

— Я думала то же самое о твоем отце. И я хочу, чтобы так и было. Постарайся сдержать свое обещание, дочь моя. Добро — это камень, брошенный в воду реки. Круги расходятся, и все, чего они касаются, тоже становится добрее. Зло — это совсем другое. Начинают с маленькой ошибки, а потом зло захлестывает все. Так это произошло со мной и Пабло. — Селеста вытерла слезы, которые жгли ей глаза. — Думаю, все началось с того вечера, когда Спайк Меллон свалил перегородку моей уборной и все увидели меня голой. Тогда я была очень смущена, и держала себя как девка. Так выразился Дон. Там оказалось столько мужчин, разглядывающих меня, и у всех на уме только одно… Кровь бросилась мне в голову, и я поняла свою власть над мужчинами. Я тогда засмеялась и стала шутить. Вот тут и появился Дон. Он назвал меня шлюхой и ударил. А Джон пригрозил ему, что убьет его, если Дон еще раз ударит меня. — Селеста положила голову на плечо Джона и горько заплакала. — Как я сожалею, Джон! Я не хотела быть причиной его смерти! Я любила его! — Она выпрямилась и вытерла слезы. — Женщины только и умеют, что плакать. Я, конечно, простила Дона, но в душе затаила против него злобу за то, что он меня так унизил. — Селеста пожала своими прекрасными плечами. — И тут появился Пабло. Раньше он внушал мне лишь отвращение. Но это был мужчина. Дон собирался за деньгами в Калифорнию, и я умоляла взять меня с собой, но он отказался. Объяснив, что мы не можем себе этого позволить. И когда он находился в Калифорнии, я оставалась дома, ухаживала за ребенком и занималась по хозяйству. Все те прекрасные места, которые он посещал, я узнавала только по его письмам и завидовала ему. Я ждала его не раньше, чем через неделю. В тот вечер Пабло пришел ко мне по какому-то пустяковому делу. Я часто пыталась потом вспомнить, зачем он приходил, но так и не смогла. Я так и не помню, но мне кажется, что Пабло зашел узнать что-то о змее. — Селеста посмотрела на Элеану. — Я только что уложила тебя спать и сидела на кухне, когда Пабло постучал в дверь. Он вошел, снял шляпу и сообщил о своем деле. Я прошла мимо него, чтобы взять что-то и, когда оказалась рядом с ним, Пабло положил мне руку на плечо. Я попыталась дать ему пощечину, но не смогла. Насколько я его ненавидела, настолько меня возбудило прикосновение его руки. Он схватил меня в объятия и стал целовать мои губы, шею, грудь, бормоча, что нашел меня неотразимой еще тогда, при свете прожекторов, и что страстно желал меня с тех пор. Я была молода, а Дон находился в Калифорнии уже целый месяц. В глубине души у меня теплилась мысль отомстить Дону за то, что он ударил меня. И я отдалась Пабло. После этого время перестало для меня существовать, больше не было ни плохого, ни хорошего, осталось только красное море желаний и нестерпимый шум в ушах. Я была Евой, Эзабель и Мессалиной, я была матерью всех блудниц, я была женщиной. Все мужчины в мире не смогли бы утолить в ту ночь моих желаний… — Селеста сжала руку Джона Хайса. — Я даже не услышала, что Дон поднимается по лестнице. Он вошел в комнату и увидел нас — меня и Пабло. В ящике туалетного столика лежал револьвер. Мне показалось, что Дон собирается убить нас обоих. Но когда он повернулся, чтобы подойти к столику и взять револьвер, Пабло выхватил нож из кармана и всадил в Дональда.

Селеста теперь не плакала. Она говорила ровным голосом, лишенным красок, голосом, который бывает у человека в несчастье или при полном безразличии к происходящему.

— Потом Пабло бросил нож на стол и, шатаясь, уставился в одну точку. Когда я осознала, что случилось, то схватила нож и ударила им Пабло. Все мое возбуждение мгновенно прошло, шум в ушах прекратился. Я осталась одна с двумя мертвыми мужчинами, одного из которых я любила. Я неподвижно сидела на кровати. Так проходили часы, а я не знала, что мне делать. Потом я оделась, села в машину Пабло и поехала к Тамаре. Я надеялась, что она убьет меня. Вместо этого Тамара вернулась со мной в коттедж и плюнула в лицо мертвому Пабло. Потом она, помня, что у меня растет Элеана, решила, что я привезу тело Пабло к ней домой, а она уедет. Но она не захотела помочь мне, и пришлось мне самой одевать Пабло и волочить его до машины. Возле Дона валялся его бумажник. Там лежали деньги. Я хотела дать денег Тамаре, но она чуть не ударила меня. Потом она устроила весь этот беспорядок у себя в доме и уехала на машине. Больше я никогда не видела ее, — Селеста посмотрела на Коннорса. — Кто-то описал, что представляла собой их квартира, не так ли? Это одна из причин, по которой вы догадались…

Будучи не в силах произнести хотя бы слово, Коннорс утвердительно кивнул головой.

— Потом я вернулась домой, — продолжала Селеста. — Тогда ты плакала, Элеана, и хотела пить. Я напоила тебя и вернулась в комнату, где лежал Дон. Я еще плохо осознавала случившееся, и у меня мелькнула безумная мысль, что если я зарою Дона в саду, то навсегда сохраню его для себя. Так я и сделала. Но Мак и еще кое-кто заметили Дона на вокзале. Таким образом, когда на следующее утро Джон обнаружил тело Пабло и выяснилось, что Тамара исчезла, все дурные языки в городе решили, что Дон и Тамара сбежали, и все стали жалеть меня. Джон, ведь вы никогда ничего не знали и не подозревали меня, правда?

— Нет, все эти годы ничего не подозревал, — покачал головой Хайс. — Было у меня легкое сомнение — эти посылаемые пятьдесят долларов так не похожи на деяние Дона. Если бы он преуспевал в Мексике, то посылал бы Элеане гораздо больше, а если бы ему приходилось туго, то он не посылал бы совсем ничего. И потом это письмо мне и деньги… Оно пришло как раз тогда, когда я собирался ехать в Мексику искать Дона. Потом случалось, что время от времени вы, Селеста, странно смотрели на меня, и я пытался поверить, что вы любите, но отказываетесь от меня, потому что между нами существует нечто вроде стены, что-то, о чем вы не хотите или не можете мне рассказать.

Селеста обратилась к Хайсу.

— Джон, я уже давно люблю тебя. И я любила тебя, когда выходила замуж за Дона. Просто его я любила сильнее, вот и все. Но если я могла обмануть его живого, то мертвого — никогда. За исключением двух раз — с Сезаром Санчесом, — добавила она дрожащим голосом. — Первый раз — когда просила его отправлять деньги, а второй — в Урапане, когда я убила адвоката. Я не могла просто протянуть тебе деньги, не объяснив, откуда они и что произошло. А когда я уже сторговалась с этим Санчесом, стало поздно отступать назад.

— А как вы вошли в сделку с Санчесом? — спросил Коннорс.

Селеста пожала плечами.

— Это произошло в то время, когда я продавала женское белье и косметику. Одна из поездок привела меня в Лоредо. Там и пришла мне эта мысль. Так что когда я приехала в Мексику, то попросила одного служащего порекомендовать мне мексиканского адвоката, говорящего по-английски или по-французски. Он направил меня к Санчесу, сказав, что это опытный адвокат. И он действительно оказался таковым. Он выдрал у меня правду и отлично пожил все эти годы на деньги Дона. Ничто бы не раскрылось, если бы Элеане не вздумалось ехать в Мексику за свидетельством о браке. А ведь его я похоронила вместе с Доном. Я должна была все предусмотреть. Но однажды семена мака, лежащие в кармане Дона, взошли. И выросли цветы. Это Дон сообщал мне, что прощает, что пытается утешить…

Селеста встала, прошлась по комнате и снова вернулась в кресло.

Коннорс захотел кое-что уточнить.

— А медальон, который я и Элеана видели в руке Санчеса? Это вы его туда вложили?

— Нет, — покачала головой Селеста, — наоборот, я пыталась отобрать его у Санчеса. Дон не надел его, когда поехал в Калифорнию, а взял новый, который я ему подарила. Старый медальон лежал у меня в сумочке, когда я в первый раз поехала в Мексику. Санчес отобрал его у меня и носил все время, говоря, что это память о его маленькой индюшке-американке. — Селеста повернулась к Хайсу. — Ну, что ж, Джон, было бы лучше, если бы вы пригласили шерифа Томсона.

Хайс все еще стоял на коленях возле кресла Селесты. При этих словах он встал и внимательно посмотрел на нее. Она спустила с плеча платье и показала огромный синяк.

— Вот доказательство, что именно я убила Макмиллана. И я признаюсь в том, что подожгла коттедж и пыталась убить мистера Коннорса! О, я очень ловко взялась за это дело. Поехала в кинотеатр, вошла через парадный вход, а вышла через запасной. В машине я сняла всю свою одежду, чтобы на ней случайно не осталось пятен крови или каких-то других следов. Когда убиваешь в третий раз, делаешься осторожным. Когда же лампа выпала из рук мистера Коннорса и вспыхнул пожар, я испугалась и убежала, не доведя дело до конца, как в прошлый раз. — Селеста прижалась к плечу Хайса и зарыдала. — Ну? Почему вы не зовете шерифа? Я же призналась во всем. Я стала причиной смерти Дона и убила Пабло, Санчеса и Макмиллана. Я отвратительная женщина и должна понести наказание.

Хайс нежно гладил плечи рыдающей женщины, прильнувшей к нему, и смотрел поверх ее головы на Коннорса. Его лицо выражало покой. У него вызрел какой-то план.

— Согласны ли вы дать нам сорок восемь часов свободы? — спросил он у Эда.

Коннорс покачал головой.

— Вы сошли с ума? Хайс, вы не сможете вытащить ее из этой истории!

— Я хочу попробовать. В Сан-Луисе есть международный аэропорт. За двое суток мы будем уже далеко.

— Возможно, но в Мексике по-прежнему меня ждет тюрьма…

— Вам не нужна Селеста. У вас есть могила Дона и Элеана, чтобы подтвердить всю историю.

Элеана не хотела смотреть на мать.

— Когда меня спросят, я скажу всю правду.

Селеста подняла голову.

— Ну, разумеется, Элеана! Ничего другого я и не прошу у тебя. — Она протянула руку, чтобы дотронуться до дочери, но затем передумала. — Ты очень любишь мистера Коннорса?

— Да, очень, — ответила Элеана, не глядя на нее.

— Я очень рада.

— Ну, так что ж? — спросил Коннорса Хайс.

Коннорс решил попытаться разубедить Хайса и отговорить его от этого плана.

— Это бессмысленно, Хайс, вас найдут. У вас никогда не будет больше недели или, в крайнем случае, месяца покоя!

— Это уже много. Я люблю Селесту вот уже двадцать четыре года. Может, мне удастся подыскать для нее безопасное место. А если мы останемся здесь, она угодит на электрический стул или ее приговорят к пожизненному заключению.

— Она убила трех человек.

— По ошибке только одного.

— А как отнесется к этому Блу-Монд?

— Тем хуже для Блу-Монда, — ответил Хайс. — Я властвовал в Блу-Монде почти столько же времени, сколько люблю Селесту. Теперь пусть кто-нибудь другой играет здесь роль Господа Бога. И почему бы эту роль не сыграть вам, если вы дадите мне эти сорок восемь часов?

Коннорс вопросительно посмотрел на Элеану.

— Решать должен ты, Эд, — ответила она на его немой вопрос.

— Но Селеста — твоя мать.

— Она пыталась убить тебя. Я ее ненавижу.

— Нет, Джон, оставим это, — вмешалась Селеста. — Мне совершенно безразлично, что со мной произойдет.

— Но мне не безразлично, — возразил Джон Хайс. — У меня теперь есть на что тратить деньги, которые я честно заработал и держал здесь, в доме. Мы вылетим из Сан-Луиса на Майами, из Майами сможем добраться до Боготы или, может, сразу до Кито. От Кито…

— Так-так! — оборвал его Коннорс и повернулся к нему спиной. — Вам незачем рассказывать мне все это, я не хочу ничего слышать!

— Значит, вы даете нам сорок восемь часов?

— Да, я даю вам сорок восемь часов. Но вы не сможете вытащить ее из этой истории.

— Я пойду на риск. И я не забуду этого, Коннорс!

Потом за спиной Эда разгорелся жаркий спор. Хайс настаивал, а Селеста отказывалась. Затем Селеста громко проговорила:

— Хорошо, Джон, я согласна, но только потому, что ты хочешь этого. Пойду соберу немного вещей. Один чемодан.

Селеста поднялась по лестнице и вскоре вернулась со своим багажом. Хайс помог ей надеть плащ и открыл дверь. Селеста устремилась в темноту, потом остановилась, повернулась и проговорила:

— Благодарю вас, мистер Коннорс! Прощай, Элеана!

— Прощай, мама! — прижавшись лицом к груди Коннорса, откликнулась Элеана.

Дверь закрылась, и они остались вдвоем.

Коннорс подождал, пока шум отъехавшей машины Хайса затих вдали, сел в кресло и посадил Элеану к себе на колени. Она вытерла свои слезы его галстуком.

— Ты веришь, что дяде Джону удастся вытащить ее из этой истории?

Коннорс еще сильнее прижал ее к себе и поудобнее устроил на своих коленях.

— Этого я не знаю. Во всяком случае, с деньгами Хайса у них есть кое-какие шансы. Гораздо больше шансов, чем у нас с тобой.

Элеана потерлась носом о щеку Коннорса.

— Ты посмотри, что с нами произошло!

Коннорс прикурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане.

— Да, ты тоже посмотри, что с нами случилось!

Прежде чем вернуть сигарету, Элеана сильно затянулась.

— Одна сигарета — один человек! — сказала она и протянула ему губы для поцелуя.

Коннорс бросил взгляд на входную дверь.

— А Лаутенбах? Он все еще не вернулся?

Элеана сморщила нос.

— А, ты о нем!

«Довольно забавно быть Господом Богом!» — подумал Коннорс.

Потом наступило молчание, нарушаемое только дождем, барабанившим по крыше. Они были одни на всем свете, во всей Вселенной…