Мы продолжали блуждать в лесу. И единственный ориентир наш - Восток. Это был долгий путь неизвестно куда и зачем. Я повторяюсь. Но эта неизвестность была тогда постоянным спутником нашего существования. Было очень обидно за нашу армию (в нашем сознании всегда непобедимую). За позор, который мы постоянно ощущали, за наше непонятное будущее. Никто не думал о смерти, хотя она все эти дни была рядом. Уже тысячи таких же, как мы, были убиты, еще больше ранены. Но пока живешь, о смерти не думаешь. Так устроен человек. Особенно, когда ты еще так молод. Но вот, что будет завтра - эта мысль нас не покидала.
Мы молча шли, еле передвигая ноги. Ничего ни у кого не спрашивали. Мы уже видели, какие были «ответы» на естественные вопросы: что с нами, где наши самолеты, танки, почему мы отступаем, даже не видя врага.
Я понимаю, такая воинская единица, как армия - это огромное многотысячное воинское соединение. Как правило, оно располагается на огромной территории. Возможно, какие-либо подразделения нашей 11-й Армии были найдены и спасены. Возможно, солдаты этих подразделений были накормлены, заново вооружены и даже воевали.
Но там, где волею судьбы оказался наш полк и наша дивизия, не произошло никаких серьезных изменений. А я пишу только о том, что сам видел, слышал, переживал.
Не зная, что нас «ищут», мы продолжали свое бегство на восток...
Неожиданно над нами появились немецкие самолеты, из которых начали разбрасывать листовки. Каждого, кто осмеливался поднять и читать листовку, тут же расстреливали, если это замечали. Но все же мы знали их содержание: «Солдаты, убивайте командиров и комиссаров и сдавайтесь в плен!». Или: «Убивайте коммунистов, жидов и комиссаров и сдавайтесь в плен!». Еще были листовки такого содержания: «Бери хворостину и гони жидов в Палестину!», «Сдавайтесь в плен! Мы сохраним вам жизнь!» и еще много призывов подобного рода.
В последующие дни появление самолетов с листовками стало обычным. Иногда они появлялись по несколько раз в день. Но я не видел и не знал случая, чтобы кто-то откликнулся на эти призывы.
Через некоторое время к границам леса, внутри которого бродили тысячи обездоленных и брошенных солдат, подъезжал автомобиль, и через усилитель на ломанном русском языке звучали такие же призывы: «Убивайте комиссаров, жидов и коммунистов, сдавайтесь в плен. Немецкое командование гарантирует вам жизнь, работу, свободу!».
И эти призывы, звучащие ежедневно и неоднократно, долгое время оставались безответными.
Но время шло. С каждым днем движение массы солдат на восток становилось медленнее, труднее и тяжелее. Угнетало не только отсутствие еды и воды, угнетало моральное состояние. Нами все также никто не руководил, не ставил задач, не говорил о перспективе. Все также никто не заботился о раненых, не хоронил убитых. Было какое-то бездумное состояние обреченности. И к моему великому удивлению пришел день, когда призывы о сдаче в плен подействовали. То один, то другой солдат бросал оружие и молча шел в сторону звучащего призыва. Вслед уходящему раздавались выстрелы, и солдат падал на родную землю лицом к врагу. Так было неоднократно. Но потом в спину уходящему уже никто не стрелял, и он скрывался за ветвями деревьев...
Я не видел массового желания сдаться врагу, но такие случаи были.
Запомнились и другие удручающие эпизоды тех дней. Сидим на пригорке. Один солдат затянул какую-то скорбную песню и заплакал. Плакал громко, навзрыд. Подскакивает другой (уверен, комиссар, ибо они отличались в те дни особой жестокостью) и с криком: «Паникер!» разряжает пистолет в голову несчастного солдата...
Другой случай: кто-то громко кричит: «Братцы, хочу есть! У кого есть хотя бы корка хлеба? Умру сейчас!». Молчание. Он повторяет свою просьбу. Делает это громко, очень громко. Матерится. И его тоже расстреливают... От этого становилось еще страшней и печальнее.
Бывало и другое, когда кто-то, а иногда и группа солдат громко вслух высказывали свое недоумение, почему мы не наступаем на немцев. Они кричали: «Ведь вот они здесь, рядом!» (мы действительно временами слышали скрежет гусениц танков, движение автомашин, мотоциклов). Отчаявшиеся бойцы предлагали напасть на немцев, отобрать еду, накормить солдат. Таких «смелых» уводили куда-то, и больше мы их не видели...