Мозаика мертвого короля

Глава пятая

Дело двигалось не слишком-то успешно. Большую часть снадобий я разыскал и особого труда это не составило. Например, мышиной серы вообще нашелся целый склад, который прямо с ветхим строением уступали за смешные полсотни «корон». Оставалось отыскать чёрную зернь, — она использовалась в красильном деле, и я уже знал, к кому обратиться. Зашёл на верфь, прошёлся по верным людям, — никто не отказался помочь, — нас ещё уважали. Гораздо хуже складывалась ситуация с колдунами. Я уже потратил немало серебра, изображая туповатого провинциала и посещая «потомственных магов, верховных ведьм и знаменитых колдунов с Жёлтого берега». Самым интересным из этих жуликов оказался старикан, надменно вравший, что он горец и жрец богини-кошки, великой Аририсус. Богиня общалась со мной посредством замечательно отполированного козлиного черепа. Часть зубов черепушки уцелело, и пощелкивали они очень убедительно. Замогильный шёпот тоже был недурен. Но прорицание меня разочаровало. Мне посулили небывалую удачу в торговых делах и скорые сердечные радости. Ещё за две «короны» коза, кошка и старик охотно обещали ускорить наступление сего радостного мига.

Я посидел в таверне, выпил пива и поухмылялся. Будем ждать. Остальные маги совершенно не впечатлили. Даже удивительно, как это город может прокормить такую толпу бездарных обманщиков. Загнать бы их всех в здание Гильдии магии да поджарить. Впрочем, один уличный колдунишка меня всё же удивил. Уставился гнойными глазёнками и прошамкал, что может избавить меня от тяготеющего проклятья всего за два медных «щитка». Я дал ему три монетки, и он немедленно принялся водить у меня перед носом концом замызганного посоха. Видимо, проклятье лежало на поверхности, потому что колдун трудился недолго. С облегчением засопел, и заверил, что теперь всё зависит от меня. «Ни в жизни, ни в смерти, ты повернешь к дому своему».

Тоже верно. Не жить, не умереть, вертеться мне на месте, как дурному псу, пытаясь укусить себя за хвост.

Вечером я взял в свою комнату шлюху и кувшин джина. Ни то, ни другое не помогло. Джин был отвратителен, девка неумела, к тому же после второго стакана стала неудержимо засыпать.

Утром я шагал в Красильный квартал и размышлял о том, что мне имеет смысл скорее вернуться в Кедровую бухту. Король будет вне себя: колдуна я ему предоставить явно не смогу, но едва ли мою голову швырнут в пену прибоя. Эшенбе я ещё нужен. Выйдем в море, охота на какого-нибудь трусливого «купца» заставит меня забыть о всякой чуши, вроде вонючих прорицателей и неумелых потаскушек.

— Чёрная зернь? Сколько угодно. Можно мерку, можно две. По три «короны» мерка, — хозяин рекомендованной мне красильной мастерской смотрел выжидающе. Мастерская была из преуспевающих, хотя по виду хозяина не скажешь, — весь ссохшийся, кривобокий, даром, что толстая серебряная цепочка со значком гильдии на морщинистой шее болтается. Сразу видно, что человек сроду здоровым морским воздухом не дышал.

— Уважаемый, я сейчас ничего брать не буду, — пояснил я. — Из Конгера заказчик интересуется.

— Из Конгера? — хозяин кивнул без особого интереса. — Ну, надумают, так пусть берут. Я, было, решил, что для собственных нужд приценяетесь. Мне-то что, берите. Но, мой вам совет, — что иное, подейственнее, подберите. Вы, я вижу, человек достойный, с деньгами, снадобье и получше этого изыщите. Что б не позориться, значит.

— Яд, что ли, эта чёрная зернь? — удивился я.

— Яд не яд, но отрава известная, — пробурчал хозяин. — А то вы не знали. Известное дело. Вот шутку, что отравленный непременно синеет, — о том мало кто знает. Хоть пол кружки этой дряни подсунь, — помается человек, народ своим видом попугает, но отлежится. Так что, ежели для жены или тёщи, то сами понимаете.

— Надо же, — я покачал головой. — Но я, уважаемый, не по этой части. И холост, да и сторговать мешок, или два, хотел. Многовато для тёщи или соседа.

— Мешок? — удивился хозяин. — В Конгере что, серый цвет в моду входит? Два мешка, — это полгорода окрасить можно. Зернь, она же сама по себе цвет не даёт, только закрепляет. К примеру, ежели киноварь взять, то чёрная зернь — одна часть на сто пятьдесят пойдет…

— Уважаемый, я только посредник, — я вынул длинный список, повел ногтем. — Вот, указано, — зернь чёрная, узнать, не дороже двух за мерку…

— Сторгуемся, — уверенно сказал хозяин. — Если оптом, то отдам дёшево. Ежели ещё и скажете, что там за мода новая, то «щиток» с каждой мерки — ваши.

— Договорились. Узнаю в точности, и изложу с подробностями, — радостно сказал я. — Накладную по уму оформим?

— Как скажешь, уважаемый…

Вечером я заглянул к одному старому знакомому. Человек от дел давно ушел, — спина у него совсем не гнулась, но старых друзей не забыл.

Мы сидели в садике, под сливой, пили лёгкое пиво. Дул бриз, шелестел листвой сада. Обе дочери моего знакомого давно повыходили замуж за людей достойных, служащих в Цитадели. Поболтать лишнего молодые любили.

— Говорят о колдунах сейчас мало, — обстоятельно рассказывал хозяин. — Предсказатель есть хороший, — сам лорд Адальберт его ценит.

— Слышал. Рисуют звёздные пути вместе с милейшим лордом. Поговаривают, планы богов на год, а то и три, вперёд, вычерчивают.

— Точно всё вырисовывают, без шуток, — заметил хозяин. — Как в прошлом году порешили, что весна худой будет, так и вышло. Сардилла к берегу так и не пришла, одна чернопёрка пёрла и пёрла. А сардиллы-то — единственный косяк. Цены на рынке — ого!

— Это понятно. Рисованное колдовство, видно, верная штука, только слишком медленная. Нам ждать недосуг.

— Угу. Тогда горский мудрец. Он с посольством кошачьей богини прибыл. Главный её посланник. Колдует мощно. Говорят, к нему благородные лорды наперебой лезут деньги отдавать. Ну, с лордов какой спрос… Хм, виноват. Я насчет того, что горную магию сама кошка направляет…

— Точно, и кошка, и козел древний. Этого горца я уже на заметку взял, — заявил я. — Кто ещё?

— Так, вроде, всё. Ещё слух мелькнул о девке-некромантке. Красотка, болтают, редкостная и мертвецов дивным пением с легкостью поднимает. Только её сейчас в Глоре нет. Она только с северным ветром является, летом или зимой…

— Некромантка? А не вранье? — я поставил кружку.

С некромантами у нас счёты имелись отдельные. У меня на шее имелся шрам, — хорошо, что тесак у того мертвеца изржавевшим был. Ох, и свалка вышла. Кое-кто из наших видел среди мертвецов девиц странных и, вроде как, живых. Ну, там трудно было точно разобрать. Что-то про девку, с мертвецами трахающуюся, я слышал и года полтора назад. Но верить в такие россказни…

— Про некромантку ничего толком не могу сказать, — признался хозяин. — Из верных людей никто её не видел. Сам понимаешь, — магия шибко щекотливая. Вот тот мудрец-звездочёт, что с лордом Адальбертом сидит…

— Да, наслышан я про него. Но какая с него практическая польза? Предсказатель, — раньше, чем через год, не проверишь, правду ли набормотал…

Девчонка трудилась старательно: рот горячий, умелый. Было приятно, но по-настоящему загореться я не мог.

Вновь появились сомнения. Пора было возвращаться, но с колдунами я ясности не добился. Что скажет король? Здешние колдуны нам не нужны, всё равно у Эшенбы не хватит терпения долго их кормить. Но когда-то я поклялся, что стану неотделимым продолжением руки моего короля. Он сказал — взять. Я способен сам оценивать шлюх, сапоги или колдунов, но не могу ослушаться прямого королевского приказа. Колдуны, пусть и слабые, пусть лгуны, но имеют малую каплю магии. Но тогда какого брать? Козлино-кошачий горец мне не нравился. Захватить его легко. Жирный телохранитель едва ли успеет что-то предпринять. Но разве старый горец — серьёзная добыча? Эшенба, не задумываясь, расколет древний козлиный череп о мой собственный. Значит, королевский маг-астролог? Будем исходить из того, что лорд Адальберт не станет приближать к себе полного шарлатана. Вдруг колдун умеет ещё что-то, кроме вырисовывания никчёмных звёздных рисунков? Вытащить колдунишку из Цитадели будет непросто. Но возможно. Правда, поднимется переполох. Стоит ли колдун большого шума? Планов короля я толком не знал.

Девчонка честно старалась, но не слишком успешно. Я сгреб её за ярко-рыжие, подкрашенные волосы. Уже года два, как глорские красавицы взяли моду стричься. У шлюшки локоны были ровно обрезаны на уровне плеч. Странное изощрение, впрочем, держать всё равно удобно.

— Иди сюда, моя леди.

Она жалобно облизнула уставшие губы.

— Ничего, малышка, я просто задумался, — пробормотал я, поглаживая её подбородок, — губы её светились остатками помады морковного цвета. Чистенькая городская шлюха. Хорошенькая. Почему она меня совсем не греет? Старость, или я мертвею и между ног?

— Послушай, ты очень миленькая. Я не мог тебя где-то видеть? Или твою сестрицу? У тебя есть сестрица с голубыми глазами?

Моргнула. Догадливая.

— Если милорду угодно. У меня есть кузина. Очень красивая особа с ярко-голубыми очами. Ещё младшая сестрица со светлыми глазками. Она очень юна, но если милорд будет щедр…

Не выдержав, девка начала придушенно ахать, уткнувшись лицом в подушку. Я работал сильно, лишь старался не сломать ей кости. Лжёт насчет сестриц, конечно. Или нет? Кое-кто из Ливней давно перебрался в столицу. Их кровь. Их, их!

Доля безумия, которой я дал прорваться, пьянила куда сильнее джина.

Ри-Рыбоед поджидал меня у гостиницы.

— Живы, милорд? Мы уже сомневались.

— Жив. Передать письмо было не с кем.

— А Сукс? Он где шляется?

— Полагаю, веселит морских дев. Парень пошёл провожать Хвоста и увлёкся. Рассеянным был наш весёлый Сукс.

— Ах, мораг меня обними, — лицо Рыбоеда вытянулось. — Я знал, что Хвост крепок жилой.

— Это уж точно. Остался бойцом до последнего. Пошли, поужинаем. Завтра в Кедровую возвращаться. Мне нужно королевское решение. Кстати, как здоровье Его Величества?

— Если говорить прямо, то не очень-то, — уныло пробормотал Рыбоед.

До Кедровой бухты мы добрались без особых приключений, если не считать отвратительной погоды. Лагерь был пуст: «Сопляк» вышел в море. Нам пришлось самим разгружать фургон. В лагере, кроме часовых и баб, никого не осталось.

Сбросив городскую одежду, я пошёл умываться. Дождь унялся, проглянуло солнце. На песке пляжа кто-то сидел на разостланных плащах. Хм, королевские девки на солнышко выползли. Пришлось отойти подальше. Солёная холодная вода после мытья в смешных гостиничных тазиках и дорожной пыли принесла облегчение.

Возвращаясь к тропинке наверх, я заметил рядом с девками обезьяньего принца. Надо же, жив ещё. Мальчонка, неловко вытянув замотанную ногу, сидел и искоса следил за мной. Верёвка, охватывающая его шею, тянулась к колу, надёжно вбитому в песок. Девки — Жани и Светленькая, — дремали. Рядом с одеялами стояла миска с орешками нутта и кувшин с каким-то пойлом.

Я кивнул мальчику:

— Пасут? Ничего, зато воздух чистый. С верхней лапой-то что?

Мальчишка посмотрел на свою правую руку, тоже замотанную тряпьем, но, естественно, промолчал.

— Его Величество наказали, — сказала Жани, не раскрывая глаз. — Макакс решил сбежать. Едва догнали. Эшенба весьма разгневался.

— Макакс — это он, что ли? — я кивнул на мальчонку.

— А кто же ещё. С одной ногой прыгал так, что только держись.

Мальчишка на макаксу вовсе не походил. Я вдоволь навидался этих вороватых голоухих и коротконогих обезьян на Жёлтом берегу. Голенастый сопляк разве что светлой мастью на них походил.

— Скакун, значит? Ничего, теперь не поскачешь.

— Не поскачет, — Жани открыла глаза. — Его Ила охраняла.

— Королевская постель стала на треть прохладнее?

Жани кивнула, следя за мной сквозь ресницы. Взгляд у неё был трезвый, словно и не жевала нутт горстями. Ресницы всё-таки удивительные. И не тяжело носить такие длинные?

— Мне жаль, — пробормотал я.

— Пустое. Король подберёт новую грелку, — заверила Жани.

Странно она на меня смотрела. Ожидающе. Лежала, опираясь о бок посапывающей Светленькой. Шёлк обтянул стройное округлое бедро, виднелась щиколотка, охваченная угловатыми звеньями ножного браслета, что делают ювелиры в глубине Жёлтого берега.

Я кивнул и пошёл к тропинке.

— Эй, милорд, — тихо окликнула Жани. — Как насчет пудры? Кто-то обещал?

Я с трудом вспомнил. Ну, да, благодарность за стирку. И кто меня за язык тянул?

— Увы, не в этот раз, моя леди. Бобы, мука и масло важнее.

— Будешь ходить грязный, милорд-вонючка, — насмешливо сказала девчонка.

Я лишь кивнул, не оглянувшись.

Парни сказали, что король на «Сопляке» ушёл кормить Двинутого. Могут задержаться в поисках корма. После шторма «купцы» только выползали из безопасных бухт, пока кто-то попадётся.

Я почистил оружие, потом аккуратно избил Джоу, вздумавшего вытребовать у служанки удовольствие прямо на наблюдательной площадке. Блудница, тоже схлопотав оплеуху, отправилась чинить мой городской плащ.

День тянулся медленно и бессмысленно. Оказалось, за эту поездку в Глор я совсем отвык от кладбищенской пустоты Кедровой бухты. На обед была жареная рыба. Я уже доедал, когда пришел Боров. Помявшись, боец сказал:

— Милорд, у Джоу, видать, челюсть треснулась.

— Заживёт.

— Так, ясное дело. Я про другое. Борода вашу милость просил зайти. Очень просил. Худо ему.

К Бороде я шёл без всякой охоты. Знал, о чём речь зайдет. Борода был родом из рыбацкого посёлка, что к востоку от Нового Конгера. До Ливней оттуда четыре дня хода при хорошем ветре. Соседи, считай.

Борода совсем околевал. Вернее, нижняя часть его уже умерла и смердела. Живыми оставались запавшие глаза на жёлтом лице, да губы в реденьких волосках знаменитой бороды ещё кое-как шевелились.

Я выслушал. Пообещал. И Борода, и я хорошо знали, что я никогда не исполню обещания. Нет мне пути в ту деревушку, где осталась его семья, да и нечего мне будет им сказать. Что сдох их муж и отец, выгнил чревом от разодранного паха до горла? Разве нужно это семье, помнящей ловкого молодого кормчего, героя Севера, ушедшего с великим Флотом? Но все из наших, кому довелось подыхать в сознании, просили зайти к близким, сказать, напомнить. Смешно. Как-то, ещё у Крабьего мыса, Дан-Листок попросил меня навестить его соседку. Рёбра у Дана были выбиты вчистую, лёгкое колыхалось, плавая в крови. Дан-Листок плевал мне в щеку розовыми каплями и умолял. Ему было сорок лет, в родном посёлке его ждали лишь развалины родительской хижины, а он просил зайти к бабе, которую помнил тоненькой девочкой, и сказать… Сказать, что он её помнил.

Мы глупы. И живые, и подыхающие… Может быть, уже совсем уйдя Туда, поумнеем…

Одну из лодок починили, со второй только начали возиться. Я посидел на доске, вдыхая запах соли и смолы. Чайки падали в воду, выхватывали крошечных чернопёрок.

Возвращался я вдоль обрыва и едва не выхватил меч, когда прямо на меня с шуршанием скатилось что-то цветастое.

— Засада, — объявила Жани, отряхивая юбки.

— Мне бросить оружие? — пробурчал я, озираясь.

— Не увидят, — успокоила девушка.

Действительно, мы стояли под самой кручей, прикрытые от часового скальным карнизом. Но если кто-то спустится к морю…

— Лорд Либен, если ты спешишь, то можешь быстро-быстро идти, — без особой насмешки сказала Жани.

— Могу, — согласился я. — Какого демона ты здесь ползаешь? Пудру я привезу в следующий раз.

— Если милорд соблаговолит дать мешок, он сможет отвезти в Глор столько пудры и помады, что хватит осчастливить всех шлюх «Померанцевого лотоса», - девушка усмехнулась. — Король к нам немыслимо щедр. Можешь взять назад своё обещание и сэкономить пару медяков.

— Благодарю, — я смотрел вопросительно.

— Я хотела спросить о Бороде. Плох?

— Одна голова осталась. Даже не знаю, чем он дышит.

Жани вздохнула:

— Он был отличным кормчим. Такого вам не найти.

— Король решит, кого и где нам искать. Что ты здесь делаешь?

— Пасу щенка, — Жани показала вверх.

Я увидел рожицу Макакса, — мальчик смотрел на нас с уступа, идущего вдоль обрыва. Видимо, там Жани меня и сторожила.

— Закройщик сказал, что щенок должен много жрать и гулять на солнце. Тогда у него будет густая кровь.

Видимо, я скривился, потому что красотка усмехнулась:

— Не веришь, что нашему королю полегчает?

— Гуляйте. И не распускай язык.

— Милорд и осторожен, и предусмотрителен. Пойду, а то Макакс сбежит, — она откинула с лица блестящие пряди. — Послушай, Либен, ты не мёрзнешь ночами? Весна в этом году поздняя.

— Проваливай, — кратко приказал я.

Она кивнула и, подобрав юбки, полезла по склону. Мелькнули ступни в мягких, совершенно неподходящих для скал, башмачках, сверкнули зеленые камешки и серебро браслетов.

Я быстро пошёл наверх. Забава девки меня совершенно не порадовала. Если бы кто-то увидел… О Бороде она беспокоилась, хм. Ну и зашла бы сама к умирающему.

Нет, зайти она не могла. Король не стал бы разбираться, сгнил кормчий или ещё остаётся мужчиной. Впрочем, Борода был бы рад мгновенно лишиться головы. Оскоплением его уже не испугаешь. Вот одуревшая Жани так легко бы не отделалась.

Зачем она меня ждала? Сходит с ума от скуки? Короля нет лишь третий день, а при нём девки не скучают. Нутта дурочка объелась? Несло сладковатой отравой от неё густо, но взгляд оставался ясный.

Демоны меня побери, мало мне Закройщика. Возможно, его игра? Подослал? Вряд ли, к наложницам он и близко не подойдет, — король знает о его вожделениях. Сам Эшенба девку подтолкнул? Едва ли.

Был намёк, или она просто так болтала? Сумасшедшая.

Самое отвратительное, — её взгляд. Печаль и понимание. Словно не вечно опьянённой шлюхе в глаза смотришь, а человеку.

Борода умер ночью, и ранним утром мы сбросили его завернутое в плащ тело в море. За Острым мысом течение тянуло в открытое море — боги подтвердят, как много парней отправилось с этой скалы в последнее плаванье. Тело пришлось нести мне и Борову. Джоу тащился с нами, неся камень и верёвку, — рожа у сладострастника была замотана, да и всем своим видом умник показывал, что у него сломаны рёбра. Мне хотелось опустить мертвеца на тропу и ещё попинать красавца-притворщика.

Мы швырнули Бороду подальше от пены прибоя. От развалин замка за похоронами наблюдали, — две женских фигуры и одна помельче. Я разглядел Жани. Видимо, не спалось красотке. Что же она вчера всё-таки хотела от меня?

Выход в море, даже краткий, взбодрил короля. Он приветствовал меня таким знакомым кашлем-хохотом. Мы сразу прошли в лекарскую. Король, расстёгивая дублет, повалился на койку. Молчун развернул свёрток с несколькими кусками свежей кожи. Мы поменяли лопнувшую заплатку между королевских лопаток. Закройщик вертелся рядом и вкрадчивым шёпотом давал идиотские советы.

Молчун еще накладывал последние стежки, когда король спросил о глорских делах. Я рассказал о снадобьях, — у двери Закройщик, не осмеливаясь меня прервать, радостно засучил ногами. Новости о колдунах король воспринял несколько хуже. Пинок швырнул меня к двери, я врезался в Закройщика, и мы вместе рухнули на пол.

— Либен, мой друг, — я тебя просто не узнаю. Я сказал — нужен колдун. Всё равно какой, главное, сильный, — король приподнялся на локтях. Пятнистое лицо, угловатые пятна заплат на спине и ягодицах, — одни лоскуты были светлей, другие, обожжённые солнцем, казались почти чёрными. При желании можно было подсчитать, сколько честных моряков, хитроумных купцов и благородных лордов пожертвовали свою шкуру Эшенбе. Но ничего считать мне сейчас не хотелось, — едва дышал.

— Но, мой король, — прохрипел я, с трудом садясь. — Колдуны разные. Я не мог знать, какой больше соответствует нашим планам.

— Планы? — король на миг задумался. — Планы выдумывает Закройщик. Эй, мой друг, какой из двух колдунов нам нужнее?

— Полагаю, нужно взять астролога, — Закройщик вытер кровь с разбитой губы. — Раз лорд Адальберт его держит при себе, значит…

— Решено, — перебил король. — Либен, заглянешь в Цитадель и возьмёшь мудреца. Отрежем пальцы этому рисовальщику, возможно, он способен на что-то потолковей каракулей.

Я и двое парней немедленно отправились в Глор. Ужинать нам пришлось уже в пустошах.

— Сколько весит колдунишка? — спросил Рыбоед, встряхивая мешок.

— Кто ж его вешал? — отозвался Лесли. — Говорят, молодой. Наверняка отожрался в Цитадели. Получается: и молодой, и сытый, — значит, толстый. Готовь мешок покрепче и попросторнее.

План у нас имелся. Две вещи мы уже знали точно, — колдуна зовут Эмруозос, и около полуночи он будет в Орлиной башне. Ещё у нас имелся проводник, — один из бывших стражников, отлично знающий Цитадель. Ждал нас и сообщник, вернее, сообщница внутри Цитадели. Но она своё дело уже практически сделала, так что в расчёт прелестницу принимать не будем.

Королевский замок Глора вместе с обширным комплексом укреплений, складов и пристаней, — всё вместе для простоты и именовалось Цитаделью, — я немного знал. Успел покомандовать своей сотней на западной стене, пока то, что от нас осталось, не выбили к порту. Но сам бы я соваться за стены не стал, — времени порядочно прошло, что-то там наверняка перестроили, заблудиться проще простого. Да и расположение караулов мне нарисовали лишь приблизительно. Собственно, даже в таком виде, план был проработан куда детальнее, чем обычно заведено у нашего короля.

— Если готовы, чего ждём? — спросил я.

Мы двинулись налегке. Неброская одежда, озабоченный вид припозднившихся горожан. Из оружия только ножи и кинжалы. Единственное, что нас могло выдать, это спрятанные в мешке матерчатые маски и «кошка» с крючьями, обмотанными тряпьём. Еще у Рыбоеда имелась полудюжина метательных звёздочек, — к ним он пристрастился ещё на Жёлтом берегу. Впрочем, сейчас этой забавой увлеклись и в Глоре. В тавернах пошикарнее благородные господа устраивали целые состязания и выигрывали (или проигрывали) немалые деньги. Рыбоед наверняка и в подмётки не годился знатокам экзотической забавы, зато звёздочки не раз спасали его облезлую шкуру.

Мы вышли к Белому каналу, так и не встретив патруля. Было ещё слишком рано для нормальных воров и грабителей. Едва стемнело, за массивными башнями Цитадели слегка розовело закатное небо. Кое-где уже зажигались огни.

Мы сидели в тростнике, на заранее присмотренном Рыбоедом замшелом бревне. Мошка не слишком досаждала. Из-за Садового канала долетала едва слышная музыка, — где-то там, за глухими заборами прятался «Померанцевый лотос». Хорошее заведение. Спокойное, приличное, с отборными девочками. Деньги брали немалые, но хоть понятно, за что. Бывал я там пару раз. После дела можно зайти, взять какую-нибудь рыжую-голубоглазую.

Видят боги, что-то у меня одни бабы на уме. После дела нам придётся срочно сматываться. Если говорят правду о том, как ценит лорд Адальберт своего астролога, шум поднимется изрядный.

— Живут люди, — заметил Рыбоед, отмахиваясь от мошкары. — Сейчас уже по домам расползлись, позёвывают, жён по заду похлопывают.

— Ты вчера тоже похлопывал, — заметил Лесли.

— Так то шлюху. Жену, её же хлопнешь, и там всё трясётся, трясётся…

Парни покосились на меня. Надо думать, вспомнили, что я тоже был женат.

— О деле думайте, — напомнил я. — И слушайте. Наведёт стражу наш местный приятель, тогда нав будем по задницам хлопать.

Парни, ухмыляясь, глянули на мутную воду канала. Разом вспомнилась песенка, ныне модная в столичных тавернах. Пелось там об одном крепком герое Севера, вернувшемся из-за океана. Боец на радостях крепко поддал, а глупая неопытная нава вознамерилась утащить его в канал. Герой оказался покрепче и тут же, на берегу, обошелся с рыбохвостой красавицей сурово. Не выдержав геройского напора, нава принялась взывать к помощи подруг и родственниц. В общем, навы лезли на берег одна за другой, и со всеми разошедшийся герой обходился круто. Судя по количеству куплетов и детальным подробностям, сочинял песенку совершенно изнемогший от воздержания поэт.

В тишине звон мошкары стал слышнее. За каналом звонко залаяла и умолкла собака.

— Не нарваться бы, — озабоченно сказал Лесли.

— В Цитадели собак не держат. Лорд Адальберт запретил, — псы от дум своим гавканьем отвлекают, — пояснил я. — Есть парочка псов у дам, но те зверьки размером чуть побольше мухи и крепко спят на подушечках.

— Я в детстве тоже собаку хотел, — ни с того, ни с сего сообщил Рыбоед. — Даже деньги копить начал.

Я пожал плечами. Собака в наших краях скорее роскошь. Средненький пёс стоит, как хорошая лошадь, да и жалко его будет, когда дарки утащат. Дальше на севере, за горами, вроде новые породы выводят, — покрупнее и поумнее. Чуть ли не боевые псы. В глубине Жёлтого берега тоже разумных и полезных собак можно увидеть. Их там с шакалами скрещивают. Но, что с дальнего Юга пса везти, что с земель Ворона, — забава для богатых. Рыбоед наверняка о нашем местном чудище мечтал, — короткошёрстом, кривоногом и трусливом.

— Зачем тебе, Рыбоеду, собака? Уж заводи кошку городскую. Модный зверёк, и вложение денег хорошее. К тому же, сможете с ним на пару чернопёрку жрать, — прошептал Лесли.

Рыбоед не обиделся:

— Собаки тоже рыбу любят. А этих новых кошек я не видел. Только диких. Тех заводить не с руки. Вон, Борода, бедняга, попробовал…

Парни тихо засмеялись. Я яростно махнул рукой, — кто-то пробирался через тростник.

— Не могу я, — бывший стражник показал на свои толстые колени. — Прихватило. Не гнутся ноги вовсе. Я ж не отказываюсь. Но вот такая беда приключилась.

Я молчал.

— А он, значит, вместо тебя пойдёт? — угрюмо спросил Рыбоед.

— Он толковый, — поспешно заверил стражник. — Про лодочку знает. Молодой, раз-два и там…

Новый проводник стоял за спиной стражника и улыбался. Лет семнадцать, коренастый, крепкий. Вот только запах нутта чувствовался за пять шагов.

— Мы на тебя, старого служаку, надеялись, — сказал Лесли, быстро оглянувшись на меня. — Ты местный, не один год в Цитадели стражу нёс.

— Не могу я, — горестно закачал головой бывший стражник. — Рад бы, да никак не могу. Ноги вот…

Ему бы не на ноги, а на голову жаловаться. Тупая у него башка.

На стражника меня вывели через десятые руки. Кто мы такие, он не знал, вот и рискнул попробовать кинуть, соскочить с дела. Струсил в последний момент, подставил дурачка вместо себя. Вдвойне болван, — уж не приходил бы тогда. Жадность подвела, часть денег решил себе законно оставить. Хорошо, что понятия не имел, зачем мы в Цитадель лезем. Думал, обычные «деловые», воры.

Я молча поправил пояс. Парни поняли. Рыбоед вздохнул:

— Ладно, молодой пойдёт, так молодой. С деньгами-то как разбираться будем?

— Вот, — часть верну, — бывший стражник поспешно вынул тощий кошель. — Остальное парнишке передал. Он подешевле взять согласился.

Молодой парень, улыбаясь, кивнул. Понятно, ему серебро ни к чему, — у таких единственная ценность — орешки дурманные.

Рыбоед забрал кошель:

— Ладно, вали отсюда, безногий. Стражу-то хоть с собой не привели? Давай-ка, глянем…

Они вместе шагнули в тростники, через мгновение послышался сдавленный стон. Молодой проводник с недоумением обернулся.

— Сейчас вернутся, и пойдём, — успокоил я. — Тебя как зовут?

— Меня Колом кличут. А вы из чьих будете? Атаховы или Хенковы? Я «деловых» многих знаю.

— После дела поговорим. Если парень ловкий, чего в компанию не взять, если доверие заслужишь.

Кол сплюнул липкую слюну и заверил:

— Ловчей меня не найдёте. Я в Цитадели на конюшнях помогал. Как свои пять пальцев. И ножичком играть умею. А вы из чьих будете?

Я понял, что лучше его сразу оставить. Пусть на дне канала на пару со старым козлом колени лечат. Вот только лодка…

К лодке Кол нас всё-таки вывел, хотя пару раз крепко задумывался, куда и зачем мы идём. Вчетвером мы в лодочке едва поместились. Сплетённые из тростника борта лишь на палец возвышались над водой. Грести почти не пришлось, добрались до моста, там, цепляясь за решётку, медленно двигали лягушачье судёнышко. Над нами распростерлась широкая тень. Простучали копыта, — был слышен неразборчивый разговор стражников и прибывшего гонца. Мы удерживали лодку, вцепившись в скользкие прутья решётки, перегораживающей канал. Течение толкало в борт, — парни даже беззвучно ругаться опасались, вода грозила хлынуть внутрь. Лишь Кол давился едва сдерживаемыми смешками, парнишке было очень весело.

Наконец, я коснулся осклизлого камня. Кол шлёпнул ладонью по опоре:

— Вот здесь. Я ещё мальчонкой…

— Заткнись! — прошипел Лесли.

— Не верите? — оскорбился проводник. — Видят боги, я здесь ещё несмышленышем…

— Потом расскажешь, — мягко сказал я. — Лезь, ты здесь главный.

Мне пришлось и подсаживать, — парень всё ещё что-то бормотал, к счастью, едва слышно. От запаха нутта меня начало мутить. Лучше повеситься, чем такое дерьмо жрать. Эх, Жани, мозги твои в жёлтой кашице давно утонули…

Уступ оказался достаточно широк, затем нашлась щель, — поднялись, как по лестнице. Фундамент, должно быть, не ремонтировали со времён Береговой войны.

Теперь нас могли заметить, только по пояс свесившись с башни, или с противоположного берега канала. И там, и там в такую пору едва ли мог оказаться кто-то столь любознательный.

— Верёвку-то не забыли? — деловито спросил Кол и сплюнул прямо на стену.

Забрасывать «кошку» не пришлось. Мы поддержали Кола, он закрепил верёвку в знакомой расщелине, и мы быстро преодолели гладкий участок. Сорваться в воду попытался сам Кол, но Рыбоед был начеку.

— Рубаху… ворот, — обеспокоенно забормотал наш проводник.

— Я тебе новую куплю, — посулил Рыбоед. — С меня пиво и рубаха, брат.

— Синюю купишь? — заинтересовался Кол.

— Почему не купить? Синюю, так синюю. И к девкам пойдём…

— Не, к девкам ты сам, — забормотал Кол, — с его губ тянулись бесконечные клейкие нити. Видимо, он с самого начала держал за щекой пару орешков, и теперь его начало разбирать.

— Наверх, брат, пойдём, — прошептал я. — Здесь разве место разговоры разговаривать?

— Наверх? — изумился проводник. Судя по всему, нутт вознёс его уже над всей Цитаделью.

Кое-как мы проползли остаток стены и замерли между зубцами.

— Нет никого, — на Кола снизошло некоторое просветление. — Пошли, вон там спуск. Прямиком к задней стене арсенала…

Благополучно покинув стену, мы оказались в густой тени внутренних построек. Кол вёл уверенно и быстро, словно Цитадель уже полностью вымерла.

— Вам к Орлиной надо? Хорошее место, богатое…

— Да постой ты! — я ухватил его за плечо.

Впереди слышались шаги.

— Да это служанки посуду уносят, — безмятежно пробубнил Кол. — Пошли, бояться нечего.

Мы свернули в узкий проход, потом протиснулись мимо строительных лесов и груд камня, — судя по всему, ремонт, начатый после нашей заварухи с мертвецами, заканчиваться и не думал. Кол целеустремленно шагал вперёд, с видом хозяина, решившего спуститься в родной погреб за следующим бочонком пива.

— Брат, нам торопиться некуда, — прошептал я. — Дай по сторонам глянуть.

— Да что тут смотреть? — наш бесстрашный проводник махнул рукой, речь его становилась всё менее связной. — Вот в Орлиную проберёмся… Там-то осмотримся… Тут-то разом, за углом… Конечно…

Кол радостно завернул за угол. Должно быть, меня смутил слабый свет, но, скорее, запах дрянного светильного масла. Я замер, и подлец Лесли немедленно врезался мне в спину.

За углом удивлённо пробасили:

— Эй, парень, ты куда прёшь? Ой, мать твоя потаскуха, прямо на ногу!

Наш проводник налетел на стражников и, похоже, попытался пройти сквозь них.

Мы попятились.

— Скотина, где ужрался? Буд, ты его знаешь?

— Чтой-то не припомню. Тьфу, да от него нуттом несёт. А ну, парень…

Двое. Я ухватил Лесли, уже развернувшегося, чтобы удирать, за ворот куртки, показал два пальца. Рыбоед уже выхватил нож. Я кивнул, и мы метнулись за угол.

Над дверью покачивался большой тусклый фонарь. Толстый стражник, поджимая отдавленную ногу, держал за шиворот Кола. Второй страж сидел на досках, сложенных для ремонта. Оба достойных воина с изумлением рассматривали Кола. Тот, с не меньшим удивлением, пялился на них. Я, минуя толстяка и Кола, прыгнул на сидящего. Стражник даже не успел перевести на меня взгляд. Я шлепнул по макушке расстегнутого шлема, сбивая его на глаза воину, одновременно вогнал клинок кинжала под край кольчужной безрукавки. Сразу ударил второй раз, уже слыша, как хрипит за спиной толстяк. Мой воин слабо дёрнулся, обмяк. Лесли с Рыбоедом усаживали на доски второго мертвеца.

— Анг-анг, — таинственно и радостно провозгласил Кол и вытащил из-под рубахи нож. — Так мы… Того… — он взглянул на меня со счастливой улыбкой. Подбородок его блестел от густой слюны.

— Брат, вот то и есть Орлиная башня, правда? — спросил я, указывая на ближайшую к нам дверь массивного строения.

— Так, а как. Неужто другая? — снисходительно пробормотал Кол.

Я обнял его за плечи, зажал рот. Кат-мужеложец свидетель — давно я не резал человека с таким удовлетворением. Проводник удивлённо кашлянул, выплюнув мне в ладонь комок крови и дурманной кашицы. Я вытер руку о его рубаху и потянул обмякшее тело к доскам.

Мы перебежали к дверям Орлиной. Я осторожно нажал на кованую ручку, — закрыто, чего и следовало ожидать. Тут Рыбоед непочтительно ткнул меня локтем, впрочем, я и сам услышал шаги и голоса внутри. Мы, пихаясь, нырнули за стоящие у стены бочки. Лязгнул засов, вышла женщина с корзиной, за ней стражник. Мельком глянули на соседнюю башню, где наши знакомые стражи мирно сидели на досках, толстяк довольно естественно сполз на бок. Храброго Кола видно не было, — его мы сунули за доски.

Стражник с бабой неспешно двинулись вдоль стены, остановились в тени. Судя по звукам, служанка не возражала, чтобы её позажимали.

Вползать в дверь нам пришлось чуть ли не на четвереньках. Из ближайшей комнаты доносились голоса, — караульное помещение. Мы проскочили полосу света, бесшумно взлетели по лестнице. Впереди было тихо, лишь сквозняк колебал пламя светильников.

— Даже не пойму, везёт нам, или наоборот, — прошептал Рыбоед.

Я молча ткнул пальцем вперёд. Насчет везения у меня не было никаких сомнений: удача о нас забыла много лет назад.

Второй этаж: сонный, тихий, душный. Запах хорошего лампового масла, немного духов, немного перегара. У стены лужица, — кто-то счёл себя слишком ослабевшим, чтобы тащиться до отхожего места. Давно не чищенный ковер подмок.

Нам был нужен третий этаж. Сквознячок на лестнице угас — внизу заперли дверь. Крик тревоги, которого мы так ждали, не прозвучал. Есть ещё капля времени.

Ковер на третьем этаже чуть богаче и чуть чище. Отлично гасит шаги. Сведения у меня верные: последняя дверь налево. Чередой крупных мышей мы семеним в конец коридора. Чтоб мне сдохнуть, коридор внезапно поворачивает налево, в тупике ещё одна дверь. Какую считать последней, — эту или ту?

Рыбоед понимает:

— Глянем обе…

В руках Лесли узкий нож взломщика. По молодости парень шалил в Конгере. Опыт абордажа у него куда как солиднее воровского, но выбирать не из чего, — иных специалистов по кражам в Кедровой нет.

Едва боец опускается на колени перед дверью, как та распахивается сама собой. Проклятые ковры! На пороге роскошная в объемах женщина, — судя по фартуку, горничная. Её изумленный взгляд падает на макушку коленопреклонённого незнакомца, — в маске он выглядит романтично. Лесли страстно обхватывает её колени. Выскакивает Рыбоед и кулаком бьёт женщину в подбородок. Необъятная красавица беззвучно, лишь слышен шелест одежд, валится в его объятья. Удержать такое сокровище трудно, Лесли с безмолвными проклятиями выбирается из-под юбок. Я уже в комнате, но тут пусто. Три кровати, корзины с бельём, — комната прислуги. Парни затаскивают внутрь бесчувственную корову. Мы смотрим на Рыбоеда, — почему кулаком?

— Мягкая такая, — виновато шепчет боец.

Он вяжет корову, мы уже в коридоре. Лесли приноравливается ножом, я прижимаюсь ухом к резной двери. Слабые звуки разговора, смешки. Похлопываю бойца по плечу. Он понимает, — нужно тихо, как пёрышком. Лезвие воровского ножа проскальзывает в щель у косяка. Едва слышный скрип металла. Осторожнее! Лесли напрягается и тут же изумленно вскидывает голову, — открыл. Так и должно быть, — изнутри запирались лишь для вида.

Рыбоед с нами. Щекотливый момент, тишину соблюсти будет трудновато. Да помогут нам боги.

Лесли распахивает и придерживает дверь. Я влетаю внутрь, с трудом уворачиваюсь от стола с огромным шандалом. Марул их поимей, могли бы и предупредить, что здесь полным-полно мебели. Перескакивая через сундуки, стремлюсь к кровати. Низкий балдахин над ложем, на котором развратничали ещё задолго до Береговой войны. На меня с ужасом смотрят две физиономии, обладательница одной из них тянет на себя простыню. Стоп! Почему две бабы? Одна белобрысая, кудрявая, «хорошенькая, как овечка», - эта на своём месте, но нам вовсе не нужна. Вторая, тоже в завитых, но чёрных, как смоль, локонах. Откуда взялась? И почему бородка? Это колдун?! Да король мне за такого колдуна голову оторвёт.

Я прыгаю на постель. Сапоги топчут под простынями изнеженную плоть. Рычу:

— Эмруозас? Колдун и предсказатель?

— Я… — блеет он, словно это его овцой назначили. Взгляд прикован к кинжалу в моей руке.

Я хватаю его за подбородок, заставляю смотреть в глаза. Маска придает мне комедиантский вид, но глаза-то остались мои собственные, — не очень весёлые. Существо начинает дрожать, — подбородок у него странный даже на ощупь, — бородка такая аккуратненькая и шелковистая, что кажется нарисованной. Я машинально ковыряю её ногтем, — нет, вроде, настоящая.

— Ты Эмруозас, ублюдок?

— Я…

Белокурая овечка мне энергично подмигивает. Не робкого десятка красавица. Вдруг она ойкает. Не понимаю, что с ней, и разбираться некогда. Сдавливаю щёки странного колдуна, а Рыбоед впихивает кляп с двумя цепочками. Надёжная штучка, — захочешь заорать, такая боль рот рвёт, что задохнешься, но не пикнешь.

Мы выдергиваем странного колдуна из постели, он гол, что хорошо, — имеет несомненные доказательства принадлежности к мужскому полу. В мешок, бородатая девочка, в мешок. Рыбоед с Лесли вяжут, упаковывают. Я поднимаюсь на кровать, — девчонка догадливо переворачивается на колени, складывает за спиной руки. Я стягиваю их каким-то найденным среди разбросанной одежды пояском. На простынях мокрое пятно, — вот чего девчонка дёргалась, — колдун, или кто он там, успел обмочиться. Красотка стоит соблазнительно, на крестце у нее чернеет клановая татуировка Редро. Хорошенькая островитяночка. Аккуратно вкладываю ей в рот ком полотенца. Бормочу «потерпи» и, примерившись, бью, разбивая подведённую бровь. Она мычит, из глаз текут слёзы. Ничего, кровоподтёк останется пустяковый, но выразительный. Поменьше подозрений, ещё пригодишься, красотка. Вдруг простыня начинает шевелиться, и я глупо хватаюсь за кинжал. Высовывается маленькая белая мордочка, показывает крошечные клыки и издает пронзительное мяуканье. Вот он, настоящий домашний кот, — развлечение богатых бездельниц. Я сгребаю белый комок в горсть, собираясь раздавить. Кот, вернее, котёнок, шипит и пытается меня цапнуть миниатюрными зубками. И за этот комок меха платят больше сотни «корон»? Очевидно, меня обуревает жадность, поскольку я не ломаю кости живой безделице, а сую за пазуху.

Окно распахнуто. Я протиснусь, следовательно, и мешок пройдёт. Внизу темнеет узкий проход между башней и внешней стеной Цитадели. При желании можно зацепить «кошку» прямо за зубцы. Об этом мы не подумали, да и шумновато выйдет. Пока вообще не высунешься, — на углу стоят два господина и что-то обсуждают. Похоже, оба изрядно навеселе. Нашли место, идиоты.

— Ждём, — шепчу я парням.

Я, придерживая ногой мешок с добычей, слушаю бормотание пьянчуг внизу. Лесли с интересом озирает спальню, Рыбоед переминается, о чём-то задумавшись. Потом оказывается, что мы все вместе рассматриваем овечку на постели. Она, связанная, свернулась на боку, но натянуть на себя простыню не может, да и не пытается. Аккуратные ножки, округлая попочка…

— Милорд, — умоляюще шепчет Лесли. — Дама может замёрзнуть.

Я показываю на окно.

— Так мгновенно. Я как голубь. Я как стрела, — в отчаянии шепчет Лесли.

Мне становится смешно. Сумасшедший парень. Собственно, почему нет? Мы все сумасшедшие. Я обещал, что с овечкой не случится ничего плохого. Лесли и не собирается сделать ей ничего плохого. Просто азартный парень.

— Быстрее, чем голубь на стреле, — бормочу я.

Он кивает, уже дёргая завязки штанов. Овечка протестующее мычит и пытается уползти с постели, но не очень-то настойчиво. Лесли уже прижимается к её спине, нежно гладит рисунок повыше попы.

— Милорд, — шепчет мне Рыбоед. — Там ведь полненькая…

Я показываю жестом «ты спятил, приятель».

— Она такая мягкая, — выдыхает он. — Я услышу. По-честному.

Я со злостью пинаю его в зад, и он счастливой тенью исчезает за дверью.

О, мы безрассудные герои Севера. Если поймают, парням будет что вспомнить перед смертью.

Котёнок слегка повозившись у меня под курткой, утыкается мне подмышку и, кажется, собирается вздремнуть.

Я вспоминаю, что родился благородным, и отворачиваюсь к окну. С постели несутся поскрипывание и блаженные, едва слышные вздохи. Милой овечке тоже будет что вспомнить.

На улице господа хлопают друг друга по плечу. Надеюсь, это уже трогательное прощание.

На постели Лесли что-то счастливо бормочет. Белобрысая овечка отвечает многозначительным мычанием и тяжело дышит. Точно также дышит мешок у меня под ногой, но мычать ему нет повода.

Всё, проход у башни пуст. Я поворачиваюсь, — Лесли уже скатывается с постели.

— Вытер? — рычу я.

— Неужто позорить девчонку буду? — на его роже сияет блаженная улыбка, так напоминающая о весёлом нашем проводнике. В ярости я провожу рукоятью кинжала по стене. У Рыбоеда хороший слух, и через мгновение он врывается в спальню, на ходу подтягивая штаны.

Верёвка скользит по стене. Съезжает вниз Лесли. Мы привязываем мешок, груз неуверенно дёргается.

— Яйца откручу, — предупреждаю я.

Мешок в ужасе обвисает. Пропихиваем в окно. Лесли бережно принимает груз. В окно выбирается Рыбоед. Придерживая верёвку, я в последний раз оглядываюсь. Красотка смотрит на меня. Слезы высохли, кровь из разбитой брови измазала мордашку. И выразительна, и хороша. Я хлопаю себя по левой стороне груди, — покорён, юная леди. Сердито сверкает глазами. Разбуженный котенок тоже возмущенно фырчит.

Съезжаю по верёвке, — она привычно жжёт загрубевшие ладони. Сдергиваю верёвку. Парни уже в тени внешней стены. Мешок на спине Лесли. Что хорошо в нашей добыче, — она стройная, не очень зажравшаяся.

Стена. Вход в ближайшую башню закрыт. Дверь дальней башни слабо светится, — там стражники. Пятимся. Пятно тени, здесь Рыбоед закрепляет «кошку». Спускаюсь первый. Воды по пояс. Ещё полшага, и я с головой окунаюсь в нечистую вводу канала. Стараясь не плеснуть, выныриваю. Принимаю мешок. Приходится прижать к стене. Соскользнувший Лесли опирается сапогами о голову груза, — мешок подёргивается. Терпи, — сейчас освежимся. Я ощупываю верхнюю часть груза, определяя, где у него башка и непосредственно нос.

Плывём. Мы с Рыбоедом буксируем мешок, котёнок в панике выбрался к вороту и, кажется, тоже пытается плыть, болтая передними лапками и мешая мне. Я гребу, не забывая следить за тем, чтобы голова колдуна оставалась над водой. Он шумно втягивает носом воздух, пытается фыркать, — тоже, недоделанный селк нашёлся.

Обогнавший нас Лесли проверяет берег. Здесь нет уютных зарослей тростника, но нет и непрошеных свидетелей. Выбираемся. Теперь вдоль берега, к Гвоздичному каналу и Старой стене. Снаружи пара местных парней охраняет фургон и лошадей. Надеюсь, они на месте.

За двое суток бородка знаменитого мага Эмруозаса стала отдалённо походить на мужскую поросль. В старой шерстяной рубашке (больше в фургоне из тряпья ничего не нашлось) и с голыми ногами наша добыча не смотрелась. Несколько спасал положение здоровенный амулет, болтающийся на гладкой груди пленника. Но всё равно, придётся перед Кедровой отдать великому колдуну мою куртку.

Выпихнутый из фургона маг плюхнулся на каменистую землю. Эмруозасу требовалось облегчиться, — наш походный паёк пока не задерживался в изнеженном желудке. Фургон, поскрипывая, покатился дальше, а нам со Смыком пришлось задержаться. Колдун воспитанно поскакал немного в сторону, — веревку с ног мы ему на всякий случай не сняли, и она надёжно сковывала шаг пленника, — и присел на корточки. Я отвернулся. Его попыток наложить чары я не боялся, любому магу нужна некоторая подготовка, а этому наверняка потребуются тяжелые книги в траченных жучком и мышами переплётах, хрустальные шары, свечи с зелёными огоньками, кипы бумаг для гениальных заметок, чернильница размером с ведро. Даже жутко подумать, что король заставит всё это раздобывать. Хотя, скорее всего, Эшенба кашлянет и свернет шею юному придурку. Потом и мне, что логично. Да, надо было старика-горца в Кедровую тащить.

Эмруозас управился с совершенно неколдовским делом и энергично запрыгал ко мне. Для предсказателя он был неплохо сложён и развит, хотя холеность и завитые локоны накладывали на красавчика изрядный отпечаток женственности. Одни пухлые губки чего стоили.

— Милорд, я вижу, вы разумный и смелый человек, — обратилось ко мне это недоразумение, одергивая подол рубашки. — Могу ли я приоткрыть вам завесу над тем, что шепчет провидение о вашей судьбе? О нелёгкой судьбе воина, путешественника и…

— Уйми свое провидение. И сам заткнись, — посоветовал я.

— Но ваша судьба несёт особый знак. Саламандра и весенний рак. Отпечаток высших…

— Заткнись. Я знаю свою судьбу. Догоняй фургон, болтун.

Он попрыгал с десяток шагов молча, потом многозначительно осведомился:

— Могу ли я изложить мысль, сугубо приземлённую и удалённую от высших сфер?

— Сомневаюсь, что у тебя вообще есть хоть одна мыслишка, но попробуй.

— За меня могут хорошо заплатить. Щедрый выкуп. Истинно королевский, — он попытался заглянуть мне в глаза. — Что вы скажете, если я предложу…

— Отпустить тебя? — понимающе кивнул я.

— Нет-нет, — он окинул взглядом бесконечную пустошь. — Скажем, вы могли бы повернуть к городу. Или к какому-нибудь посёлку. Готов поклясться, вам отвалят столько серебра…

— Пустое. Разве милорд предсказатель еще не понял? Ты не заложник. Ты — мертвец. Здесь все мертвецы, кроме, разве что, лошадок, — я потрепал Смыка по шее. — Так что скачи поживей, колдун, и думай.

Он поскакал энергичнее, но упрямо пробормотал:

— Я ещё дышу. Следовательно, живу. А если человек жив…

— Следовательно, он может умереть, — поддержал я философский ход его мысли. — Это с тобой и произошло. Ты слыхал, что у мертвецов годами растут волосы и ногти? Некоторые из покойников по привычке даже продолжают дышать. Мы с тобой — очевиднейший пример подобного случая. Так что прекрати болтать языком и собирай в кучку все свои магические таланты. Тебе они понадобятся. Если, конечно, ты не хочешь воскреснуть от такой боли, что звёзды содрогнутся…