Мрачные дни в Саннивейле

Глава 1. Добро пожаловать в Cаннивейл!

Стук в дверь отозвался эхом в голове и прогнал остатки сна. Я скатился с дивана, на котором отрубился накануне, швырнул пустую бутылку в мусорное ведро под столом и пошлепал открывать. Уилкинс был не в духе и начал брюзжать с самого порога:

– Кто бы сомневался, ты еще даже глаза не продрал! Утро понедельника – все понимаю, но меру-то пора знать!

– У меня для этого ты есть, – я направился в ванную, потирая затылок, – Что за срочные дела?

Старик с отвращением оглядел мое холостяцкое жилище. От спешки он успел взмокнуть, несмотря на весьма свежее утро, и тяжело дышал. Уилкинс подошел к окну и поднял фрамугу, впуская в комнату прохладный осенний воздух. Во всем, что касается сигарет, он был невыносимым ханжой, как и все недавно завязавшие курильщики.

Напарник уселся на диван и пока я намыливал лицо, изложил суть дела в своей весьма специфичной манере:

– Меня в участок выдернули спозаранку; телефон барахлит, так они патрульного прислали. Перебудил всех, дурак… Мэри собрала кое-чего, пока я на работу мотался. В общем, времени в обрез. Не стал тебя там дожидаться, заскочил домой – и сразу сюда.

– Опять командировка? – поморщился я, выходя из ванной.

– Надеюсь, для меня – последняя. Так надоела вся эта возня… Собирай шмотки и двигаем.

Я распахнул шкаф, на полу которого валялся «тревожный портфель» для таких случаев. Что внутри, смотреть не стал. Ничего нового точно. Вместе с портфелем я достал из недр гардероба костюм и даже откопал на верхней полке пару приличных носков.

Через пять минут мы спустились по лестнице. Внизу я старался двигаться потише, потому что задолжал квартирной хозяйке. Детектив полиции – не самая доходная должность; у начальства я был не на лучшем счету и совсем его за это не осуждал. Так что денег было не то чтобы много, а жизнь в Бостоне обходится недешево. Особенно это касается аренды жилья, даже когда речь идет о конуре, которую я называю домом.

У обочины нас ждала колымага Уилкинса, «Додж» пятьдесят второго года. Старик приобрел ее семь лет назад прямо с конвейера и страшно этим гордился. Увы, напарник отказывался понимать, что в наше время машины устаревают со скоростью света. Он уселся за руль, а я бросил портфель на заднее сиденье рядом с пожитками хозяина и плюхнулся в пассажирское кресло. Голова по-прежнему раскалывалась, во рту был омерзительный привкус, поэтому оценить красоту умытого осенним дождем утреннего Бостона было выше моих сил. Когда автомобиль со скрежетом тронулся с места, я для приличия поинтересовался:

– А куда мы, собственно, едем?

– В Саннивейл, – отвращение, которое напарник вложил в это безобидное название, выразило все презрение жителя большого города к провинции, – Население двенадцать тысяч шестьдесят четыре человека, сорок семь миль от Бостона на юго-запад… К завтраку будем на месте.

– И что там произошло – шериф попался на взятке?

– Если бы! Кто-то застрелил копа в его собственном доме.

Я присвистнул. Вон какие дела: в Бостоне нам не поручали ничего серьезнее угонов автомобилей, а тут… Видать, большим шишкам не слишком-то важно, чтобы убийца отправился за решетку, иначе не стали бы они посылать на это дело главного пьянчугу следственного отдела и его престарелого напарника.

– Свидетели есть? Версии?

– Ничего не знаю. Меня вызвали прямо из постели и велели забрать тебя и отправляться прямо на место происшествия. Труп нашли на рассвете, кто-то из близких; его небось и увезут уже, пока мы доберемся, – дорогу перебежала дворняга, и напарник свирепо нажал на клаксон, – Мэри ругалась на чем свет стоит. У Дженни на днях выступление в школе, а тут эта командировка…

Уилкинс у нас многодетный папаша и без пяти минут пенсионер. Балет младшей дочки его волнует куда сильнее, чем смерть коллеги, пусть и незнакомого. Неудивительно, что настроение у напарника ни к черту.

Я украдкой взглянул в боковое зеркало; если бы знал, что предстоит командировка, не стал бы так напиваться накануне. В Бостоне помятой физиономией никого не удивишь, особенно если расследуешь кражи и угоны автомобилей, а вот в Саннивейле… Да еще служебное расследование… Не хотелось бы разочаровать местных и опорочить честь мундира. Хотя что такое честь я давно забыл, да и мундира не ношу. Один из плюсов должности полицейского детектива – возможность одеваться в гражданское. После стольких лет в форме я не устаю этому радоваться.

Час спустя впереди показался Саннивейл; мы сделали небольшую остановку возле единственной гостиницы на въезде в город. Одноэтажное здание смотрело на дорогу слепыми глазами окон. Номера в таких местах снимают проститутки и наркоманы. Портье – небритый детина в засаленной рубашке – немало удивился при виде гостей из большого города.

– Приличные люди сюда редко заглядывают, больше отребье всякое… Если только с девками развлечься захотелось за недорого – тогда вы пришли адресу, – проговорил он из-за стойки, покрытой пятнами самого загадочного происхождения.

– На службе не развлекаюсь, – ответил я, продемонстрировав типу полицейский значок, – Два номера, и желательно почище.

– Сколько ночей? – мигом оживился портье.

– Пока до завтра, а вообще хотелось бы поменьше, – вздохнул Уилкинс.

Через минуту, забросив пожитки в номер с огромной раздолбанной кроватью, я пошел разыскивать напарника. Ему досталась комната в самом конце длинного как кишка коридора. Встретив по пути пару подозрительных рож, я стукнулся в последнюю дверь. Мебель в этом номере выглядела поприличнее, зато за стеной нещадно скрипела койка, а в такт ее ритмичному стону повизгивала местная ночная бабочка.

– Прямо с утра! Что ж тут ночью будет твориться? – посетовал Уилкинс, – Мало того, что послали к черту на рога, так еще и выспаться не дадут.

– Вряд ли она пашет круглосуточно, – успокоил я старика, – Да и вообще до вечера город узнает, что в гостинице живут копы, и всех красоток сдует с горизонта.

– Да черт бы с ними, с девками – ты видал, какие уроды по коридору шатались? Я наркоманов на дух не переношу. Накидаются чем попало, а потом или соседа прирежут, или на себя руки наложат. Не хватало еще новое дело тут разгребать.

– Это уж будет не внутреннее расследование, разгребут своими силами. Едем?

– Позавтракать бы как следует, – вздохнул Уилкинс, когда мы уселись в машину.

– Может, удастся перехватить что-нибудь в участке. Или безутешная вдова окажется хорошей хозяйкой…

– У хороших хозяек мертвые мужья в доме не валяются, – назидательно ответил напарник.

И, черт побери, я не стал с ним спорить.

Над Саннивейлом стояло хмурое осеннее утро. В целом симпатичный городишко. Здесь, должно быть, хорошо растить детей. Жена когда-то хотела переехать в такой – по крайней мере, она так говорила. А теперь живет в центре Манхэттена, в крохотной и дорогущей квартирке с кирпичными стенами; это бывшее здание то ли швейной фабрики, то ли мыльного завода. Черт знает, чего хотят женщины на самом деле.

Возле участка мы остановились, и Уилкинс выбежал узнать адрес убитого. Когда он вернулся, наш «Додж» двинулся дальше и через несколько минут затормозила на тихой улице в пяти кварталах от центра. Пожалуй, это даже улицей сложно было назвать: «Цветочный тупик» значилось на дорожном знаке перед поворотом в уединенный закуток, окруженный несколькими домами. Всего пять почти одинаковых двухэтажных коробок, позади которых несла свои воды местная безымянная речушка. Перед четырьмя из них красовались ухоженные лужайки с клумбами, садовыми гномами и подобной чепухой, а один явно пустовал.

Нужный нам дом возвышался посередине, в самом конце тупика. Перед ним стояло несколько полицейских и гражданских машин, загромоздивших и лужайку, и парковочное место. Карета скорой помощи тоже присутствовала; внутри маялись от скуки два дюжих санитара.

Мы приткнулись перед соседним домом, на крыльце которого сидела в плетеном кресле старая леди, хмуро наблюдавшая за происходящим. Почему я про себя назвал ее леди? Черт знает. Чувствовалась там какая-то порода: в осанке, посадке седой головы с аккуратной стрижкой, руках, сложенных на коленях, поджатых сморщенных губах… Словом, нынче таких старух уже не выпускают.

Выйдя из машины, напарник и я потопали к нужному дому, на котором красовалась табличка с номером три. Дверь и окна были распахнуты настежь, ветерок колыхал занавески. Оставалось лишь надеяться, что труп и вправду достаточно свежий: я-то ко всему привыкший, но нежный желудок Уилкинса не переносит тухлятины.

Окинув взглядом место происшествия, я нахмурился. Эти провинциальные придурки даже не додумались выставить ограждение. О возможных следах на газоне пришлось забыть: у самого дома, почти уткнувшись носом в крыльцо и завязнув одним колесом в клумбе, стоял полицейский автомобиль. На его приборной панели под лобовым стеклом я заметил идиотскую ковбойскую шляпу. Такие носят только…

– Как фамилия местного шерифа?

– Мердок, – отозвался Уилкинс, шаривший в карманах плаща в поисках леденцов от кашля, – Думаешь, он тут?

– Не иначе, – я указал на шляпу, и напарник хрюкнул от смеха, – Как по-твоему, сапоги со шпорами тоже при нем?

– Я ставлю на усы до самых ушей.

– Готовь полдоллара, – я поднялся на крыльцо и первым вошел в дом.

Покойный жил небогато. В гостиной, куда мы попали, была новая, но дешевая мебель. Середину комнаты украшал полосатый ковер из искусственной шерсти. На нем полукругом расставлены два кресла с низкой спинкой и одно – с высокой; все повернуты к маленькому телевизору в левом углу. Обеденный стол с двумя стульями расположились возле окна справа. За дверью напротив были, по-видимому, кухня и лестница на второй этаж.

Хозяин дома лежал в луже собственной крови рядом с порогом – едва успел войти и тут же схлопотал пулю. Он скрючился на боку в позе эмбриона, прижав руки к простреленному животу. При виде тела в полицейской форме на душе стало скверно: я и позабыл, как тяжело расследовать убийства хороших парней. Возле трупа сидел на стуле и что-то записывал плешивый мужчина в гражданском; на его руках я увидел резиновые перчатки. Коронер, должно быть.

В комнате находилось еще трое: они так и уставились на нас. Здесь явно были не рады гостям из большого города. Два молодых копа и один пожилой – этот приземистый хмырь в кожаной куртке с сигаретой в зубах особенно бесцеремонно таращил глаза. Ковбойских сапог, увы, не было, а при виде физиономии шерифа стало ясно, что пари безнадежно проиграно. Подавив вздох, я шагнул в его сторону и протянул руку.

– Детектив Карл Бойд. Надо полагать, вы шериф Мердок?

– Я самый, – он вяло пожал протянутую ладонь, – Стало быть, вы – шишки из Бостона?

Что и следовало доказать – нам определенно были не рады… Я и бровью не повел, а напарник вытащил из кармана пятерню и скромно отрекомендовался:

– Уилкинс.

Вечно он представляется будто сосед напротив, который забрел одолжить молоток. Впрочем, если бы я столько лет просидел в помощниках детектива, тоже нечасто бы поминал собственное звание. С таким напарником, конечно, авторитета не заработаешь. Что и говорить: звезд с неба старик не хватает, да этого от него никто и не ждет. А команда из нас что надо: он давно считает дни до пенсии, а я – когда получу коленом под зад.

Стараясь делать вид, будто ситуация под контролем, я осмотрел комнату и сказал:

– Введите меня в курс дела.

– А вводить нечего. Мертвый коп. Генри Марвин Шумер, тридцати девяти лет. Это его тело, а это… – шериф обвел рукой вокруг седой головы, – его дом. Простите, в отсутствие хозяев коктейлей не предложу.

– Я предпочитаю чистый скотч. Когда обнаружили тело?

– В участок позвонили в семь утра, – ответил высокий полицейский с оттопыренными ушами, которые забавно топорщились из-под фуражки, – Меня вызвали из дома, был тут в полвосьмого.

– Кто позвонил?

– Дочь нашла тело – должно быть, она и позвонила.

На стенах я заметил несколько фотопортретов: хозяин дома, одетый по-военному, запечатлен на фоне нормандской деревушки, он же – в баскетбольных шортах с кубком в руках, снова он – уже в полицейской форме. Здесь также были три или четыре снимка маленькой девочки, не старше восьми лет. Хорошенькая, с пухлыми щечками. Занимается балетом, победила в конкурсе орфографии… Умница, хотя и блондинка – папина дочка.

– Она в участке?

– У соседки. Если нужно, можем позвать.

– Ни к чему. Я поговорю с ней позже…

Девочка наверняка в шоке: шутка ли, обнаружить отца в луже крови. Чем эти деревенщины думают?

Я вытащил сигареты и огляделся в поисках пепельницы.

– Генри не курил и гостям не разрешал, – заметил шериф, выпуская клуб дыма.

– Это не повод мусорить на месте убийства. Уилкинс…

Напарник хотел было возразить, но наткнулся на мой суровый взгляд и мигом смылся на кухню, которая действительно оказалась за дверью. Несколько секунд он гремел там посудой и наконец вернулся, держа в руках пустую кофейную чашку.

– Травись на здоровье.

– Благодарю.

Я закурил, взял чашку и присел на корточки возле тела – будто бы собрался выпить кофе перед первичным осмотром. Процедуру эту я, надо признаться, забыл безнадежно. Да еще дым ударил тупым молотком по мозгам, припоминая вчерашнее веселье. Строго говоря, в том, чтобы напиваться до потери сознания под треск старого радиоприемника, веселого мало, но выбирать не приходилось. А теперь надо было собраться. Составлять подробное описание потерпевшего ни к чему, но я делал это для себя, чтобы вспомнить…

Итак, жертва убийства, полицейский Генри Шумер. Белый мужчина тридцати девяти лет. Рост выше среднего, телосложение худощавое, спортивное. Волосы светлые, средней длины, пробор с правой стороны. Глаза открыты, слизистая посохла. Цвет глаз – голубой. У жертвы овальное лицо, высокий лоб, прямой нос и большой рот с тонкими губами. Что еще… Подбородок квадратный.

Красивый был парень, чего там. Интересно, он успел понять, что начинает лысеть?

Одет в полицейскую форму. Справа на куртке в районе печени большое пятно крови и отверстие от ранения – предположительно, огнестрельного. Фуражка откатилась при падении и лежит в четырех футах от тела. Револьвер (тридцать восьмой калибр) – в пяти футах, под креслом. Кобура расстегнута.

Он пытался защищаться?

Жертва лежит на правом боку, ноги согнуты в коленях и подтянуты к груди, обе руки прижаты к животу. Рядом с телом лужа крови овальной формы, площадью около трех квадратных футов. Брызг и отпечатков обуви нет. В комнате относительный порядок. Стены и мебель без видимых повреждений; следов от других выстрелов не обнаружено.

Сработано чисто. Если преступник и оставил какие-то улики, то эти идиоты все давно затоптали. Вон и угол ковра отвернули, чтобы кровью не испачкался, чистюли хреновы.

У меня даже в животе заныло. Здесь нужен был опытный криминалист, а не бывший военный полицейский, которого бросают на угоны и бытовые потасовки. Я практически не имел дела с убийствами, а если и доводилось их расследовать, то личность преступника была очевидна с самого начала. Вечером непременно напьюсь, а сейчас главное – держать лицо. Делай вид будто все идет по плану – и тебе поверят. Всегда срабатывает.

Я поднял голову и снизу вверх взглянул на коронера, который укладывал в портфель какие-то инструменты.

– Тело переворачивали?

– Этот… – он кивнул на лопоухого, – клянется, что нет. Я двигал немного, в разумных пределах.

– Клянешься? – я мрачно перевел взгляд на молодого копа, который тут же вытянулся в струнку.

– Я ничего не трогал!

– Точно? Стало быть, дом так всю ночь и простоял нараспашку?

– Это я тут велел окна отворить, – вступился за подчиненного Мердок, – Кровью смердит – хоть вон иди.

– А нам как теперь работать? – я аккуратно погасил окурок о дно чашки, – Черт знает, что еще ваши ребята здесь успели переворошить.

– К тому времени все, что нужно, сфотографировали. Отпечатки пальцев сняли с выключателей и дверных ручек – все как положено, – вмешался коронер, – Я приехал одновременно с полицией, живу недалеко. Дверь и окна были закрыты, шторы задернуты. Свет горел. Ковер, между прочим, был уже отвернут.

Я вопросительно взглянул на лопоухого, и тот затряс головой. Что ж, стало быть, чистоплюйством у нас отличился убийца. Или, может быть, дочь жертвы? Вряд ли, но надо будет уточнить. Я обернулся к плешивому и спросил:

– Насколько понимаю, вы местный коронер?

– Доктор Элвин Белл, патологоанатом…

– Вы не специалист по криминалистике?

– Увы, – он развел руками в окровавленных резиновых перчатках, – Но чем смогу, готов служить. Не в первый раз.

Час от часу не легче… И как тут работать? Гражданский врач, спасибо что не дантиста прислали!

Я оценивающе посмотрел на него и спросил:

– Время смерти?

– Судя по тому, как парня скрючило, между полуночью и двумя часами. Я бы ставил на полночь.

– Что за манера везде делать ставки… С твоим азартом надо жить в Вегасе, – сжав сигарету в зубах, процедил Мердок.

– Кто тебе разболтал о моих планах на пенсию? – беззлобно отозвался Белл.

– Так что насчет жертвы? – напомнил я.

– Его убили выстрелом в живот – пока это все, что я могу сказать. Ожога по краям раны не видно, следов пороха на одежде нет, так что стреляли не в упор. Про орудие убийства говорить пока рано: гильзу так и не нашли.

Ну еще бы!

– А пуля?

– Выходного отверстия нет, стало быть, застряла внутри. Привезите парня ко мне в прозекторскую – и я мигом ее вытащу.

– Все патроны на месте? – спросил я, кивнув на револьвер Шумера.

– Да. Он на предохранителе, у преступника был собственный ствол. Мы его не нашли.

Я поднялся на ноги и подошел к столу, чтобы поставить чашку.

– Можете забирать тело.

Белл выглянул наружу и свистнул. Захлопали дверцы машины, а по крыльцу затопали ноги в огромных ботинках. Видеть, как санитары грузят скрюченное тело копа на носилки, не хотелось. Лучше пока осмотреть дом. Я шагнул к единственной двери, ведущей из гостиной: за нею оказался небольшой коридор. Вдоль правой стены убегала наверх лестница, под которой приютился гостевой туалет, а впереди виднелась просторная кухня.

В туалете не нашлось ничего интересного. К тому же перегорела лампочка – едва ли убийце пришло в голову сюда заглянуть. Я закрыл дверь и прошел прямо. К еде в этом доме относились равнодушно. Заглянув в кухонные шкафчики, я ничего не обнаружил, кроме нескольких пачек спагетти и мясных консервов. Всей хозяйственной утвари – пара кастрюль да сковородка. Единственный нож, правда, был в отличном состоянии: заточен и чисто вымыт. Тарелки и столовые приборы новые и недорогие, как и все, что я успел здесь увидеть.

Не похоже, чтобы миссис Шумер любила готовить. Существует ли она вообще? В гостиной ни одного женского фото. Жертва – отец-одиночка? Вдовец или разведен? Спрашивать у сослуживцев не хотелось, они не слишком-то дружелюбны. Проще полистать в участке личное дело, туда заносят всю информацию о семье.

Вернувшись в коридор, я поднялся по узкой лестнице наверх. Из полутемного холла второго этажа вело три двери. Средняя была приоткрыта, за ней оказалась ванная. Я мельком огляделся и, ничего относящегося к делу не обнаружив, толкнул левую дверь и вошел в спальню хозяина. Неширокая кровать стояла вдоль одной стены, напротив встроенный шкаф, с дверцами, окрашенными в бежевый под цвет стен – минималистичная, даже аскетичная обстановка. Постель заправлена по линеечке. Этот парень привык к дисциплине. Единственным украшением служила пара гантелей, валявшихся возле окна.

– Пусто-то как, – заметил из-за спины Уилкинс.

– Больше похоже на комнату холостяка, не находишь?

– Думается, женщины тут давно не бывало.

– Если они и бывали, то явно не каждую ночь.

В шкафу мы нашли несколько рубашек на плечиках и выходной костюм в бумажном чехле. На полках, помимо нижнего белья, возвышалась аккуратная стопка серых футболок и несколько пар баскетбольных шорт, сложенных прямоугольником. На полу шкафа выстроились в ряд четыре пары кроссовок. Спорт занимал не последнее место в жизни Генри Шумера.

Я пересек холл и толкнул третью дверь. Планировка дочкиной комнаты зеркально повторяла спальню отца. Однако детская оказалась совсем не детской. Никаких тебе игрушек и книг с яркими обложками, та же уныло-бежевая краска на стенах… Зато здесь был туалетный столик, служивший одновременно письменным, и полка с книгами. В основном – учебники, несколько энциклопедий, словарь французского.

Распахнув шкаф, я присвистнул: гардероб юной леди мог посоревноваться по компактности с отцовским, но удивило меня другое. Все эти платья, блузки и брючки, аккуратно висевшие на плечиках, принадлежали взрослой девушке. Рост, скорее всего, невысокий, но малышка с фото в гостиной определенно выросла.

– Странная семейка, а? – спросил напарник, будто прочитав мои мысли.

– Не то слово. Не терпится заглянуть в его личное дело.

– Значит, едем в участок?

– Едем, – я закрыл шкаф и прислушался: внизу было тихо, – Кажется, наши коллеги уже отправились туда.