Мщение или любовь

Глава 8

- Не останавливайся, - умоляющим голосом проговорила Роми, не стыдясь звучавшего в ее словах отчаяния. Потому что если он сейчас остановится, то она умрет. - Пожалуйста, не останавливайся, Доминик.

Она видела выражение нерешительности, бросившее тень на его черты, и ее тело свело судорогой страха.

Но это, казалось, возбудило его, потому что он на секунду закрыл глаза и снова начал двигаться. На этот раз он прорвал барьер, но при виде слезинок, выкатившихся у нее из-под крепко зажмуренных век, он готов был выругать себя последними словами.

- Я сделал тебе больно? - шепотом спросил он.

- Чуточку. - Если это боль, то пусть она будет с нею всю жизнь.

Продолжая двигаться, он смотрел на нее сверху вниз. Роми оказалась девственницей! Доминик покачал головой, не а силах поверить. И это была его последняя связная мысль перед тем, как он призвал на помощь все свое искусство и приходящее с опытом мастерство.

Ему никогда еще не приходилось заниматься любовью с девственницей, но понаслышке он знал, что женщина при первом половом акте очень редко испытывает оргазм.

Никогда еще ему не было так важно удовлетворить женщину, и никогда еще это не было так трудно.

Доминик не мог припомнить, чтобы ему приходилось настолько сдерживать себя - даже в самый первый раз.

Эмоционально он чувствовал себя таким же неуверенным, как шестнадцатилетний юноша, но физически был полон решимости подарить ей самое необыкновенное, самое сказочное переживание в ее жизни.

Он ощутил, как ее тело расслабилось и приняло его. Он смотрел на нее зачарованно и сосредоточенно, замечая физические признаки ее расцвета, наблюдая, как ее гладкая молочно-белая кожа становится нежно-розовой.

Он двигался медленно, бесконечно долго наслаждаясь каждым глубоким, мучительно-сладким проникновением, пока наконец не почувствовал, что она стоит у самого края.

И тогда - только тогда - он и себе позволил целиком отдаться блаженству, и никогда еще потеря контроля над собой не была так сладка и не ощущалась так свежо и остро.

Последняя его мысль была о том, что он совершенно забыл о необходимости предохраняться. Но он почему-то не обеспокоился этим, да и все равно беспокоиться сейчас было уже поздно: они оба перевалили через вершину, и их крики были единственным звуком, будившим эхо в огромной комнате.

Роми казалось, что она плывет в волнах восхитительного тепла, которое было везде - оно и наполняло ее, и окружало ее со всех сторон.

Она еще крепче сплела руки, обнимавшие Доминика за голую спину, вздымавшуюся и опадавшую, - он пытался снова наполнить воздухом легкие. Она слышала, как постепенно успокаивалось его сердце, и наслаждалась, ощущая его спазмы; постепенно затухающие глубоко у нее внутри.

Но тут он приподнялся на локтях и вышел из нее. На его лице лежала тень какого-то неведомого чувства.

Незнакомец.

Роми вздрогнула от холода - ее тепловой кокон начал рассеиваться. Она осознала, что лежит на диване почти голая, а ее ноги, по-прежнему в чулках, широко раскинуты.

Он протянул руку, поднял свою рубашку, бросил ей и резко сказал:

- Надень.

Она, дрожа, повиновалась. А он встал, натянул брюки и отошел к камину. Там он остановился, и его лицо застыло в каменной неподвижности, словно у статуи. Живыми казались одни лишь глаза.

- Как? - коротко спросил он. Роми покачала головой.

- Разве это так важно?

Его опущенные руки непроизвольно сжались в кулаки.

- Еще как важно! - бросил он; - Или ты вообразила, будто я просто не замечу, что до меня ты не спала с мужчиной? - Он заставил себя притушить тот восторг собственника, которым наполняло его уже одно произнесение этих слов. - А ведь ты больше трех лет была замужем!

Роми в смятении закусила губу. Ей предстояло решить, к кому быть лояльной - к живому или к мертвому.

Доминик пристально смотрел на нее.

- Ну так как? - настойчиво спросил он. Если рассказать ему, это не послужит гарантией счастья, а Роми слишком перестрадала, чтобы рисковать сейчас всем.

- Я уверена, Доминик, что у тебя немало собственных идей на этот счет, - небрежно ответила она.

Мрачные, противоречивые мысли теснились в его мозгу. Неясные страхи искали себе названия;

- О, разумеется, - холодно сказал он. - В идеях недостатка нет.

- Правда?

Боже, вот она лежит передо мной, подумал он, подавив готовый вырваться стон. Такая прекрасная и такая чертовски соблазнительная в полузастегнутой мужской рубашке, из-под которой видны ее шелковые чулки и аппетитные полоски голой плоти над ними.

- Не потому ли Марк исключил тебя из своего завещания? - резко спросил он. Роми вздохнула.

- Он исключил меня из своего завещания, потому что я просила его об этом.

Черные брови приподнялись, придав лицу откровенно недоверчивое выражение.

- О, вот как?

- Да, вот так. - Презрительный тон Доминика задел ее гораздо меньше, чем задело бы его безразличие. Ведь эта потаенная внутренняя борьба, отражавшаяся на холодном и прекрасном лице, определенно показывала, что ему не все равно. Неужели для нее еще не все потеряно?

- Делить там, в сущности, было нечего, - спокойно сказала она ему. - Недвижимость так или иначе должна перейти к будущим поколениям. Ее унаследует племянник Марка. А остальное - весьма скромная сумма наличными и драгоценности - потребовалось для оплаты ухода за матерью Марка. Она очень слаба здоровьем и нуждается в круглосуточном уходе...

- Да, я знаю, - мрачно сказал он, и взгляд его серебристых глаз снова обратился к ней. - Твой поступок, Роми, заслуживает всяческого восхищения, но я так и не приблизился к пониманию того, почему...

- Мы физически не выполнили наших супружеских обязанностей? - Роми посмотрела на свои ничем не украшенные руки.

- Вот именно.

Роми думала о Марке и о том, как старалась утешить и ободрить его. О том, как долгими, темными ночами держала его руку в своих, пытаясь отогнать его страхи. Хотя бы в этой малой степени она давала ему то, чего он не мог получить от нее никаким другим путем...

Она подняла на Доминика внезапно увлажнившиеся глаза; ее лицо выражало полнейшее смятение - Это история Марка, - сказала она.

- А Марк мертв! - Он почти со злобой хлестнул ее словами.

- Да. - Марк был мертв. И Марк любил ее - в той степени, в какой был вообще способен любить кого бы то ни было. Последнее, что он сказал ей перед смертью, были слова: «Будь счастлива, Роми. Обещай мне».

И она ответила сквозь едва сдерживаемые слезы: «Обещаю».

- Я не спала с Марком до того, как мы поженились, - медленно заговорила она.

- В чем мы только что убедились, - резко бросил он; его полуприкрытые веками глаза смотрели подозрительно.

Роми сглотнула.

- Он объяснил это тем, что любит и уважает меня и поэтому хочет подождать до свадьбы.

- Продолжай.

- Я знала, что в наше время большинство людей ведет себя иначе, но почему-то и сама была рада подождать. - Роми снова сглотнула. - Мне казалось, такое решение доказывало, что он очень меня любит. И потом...

Уловив дрожь у нее в голосе, Доминик нахмурился.

- Что потом?

- Я уверилась, что на самом деле хотела подождать. Что у меня не было желания немедленно прыгнуть к нему в постель. Что я не такая легкомысленная, как.., как...

- Как твоя мать? - вдруг догадался он, и словно какая-то пелена спала у него с глаз.

- Да. - Роми почти машинально застегнула еще одну пуговицу на рубашке, не замечая, что глаза Доминика неотступно следят за ее движениями. - Потом я встретила тебя. В лифте. Ну, а дальше.., дальше ты сам все знаешь.

Она стала яростно тереть глаза тыльной стороной сжатой в кулак руки, и Доминику пришлось подавить в себе желание пересечь комнату и снова заключить ее в объятия.

- Да, - сказал он суровым тоном. - Я знаю, что было дальше. Это воспоминание с тех пор преследует меня повсюду, Роми.

- И меня тоже! - зло откликнулась она. - Или ты и впрямь думаешь, что я вела себя таким образом с каждым симпатичным встречным мужчиной? Ну? Ты думаешь так или нет?

- Нет, - не медля ни секунды, ответил он. - Я так не думаю.

Она торопливо смахнула со щеки слезу.

- Когда я в тот день вернулась к себе в номер, я не знала, что мне делать. Может быть, я бы даже поговорила с матерью, да только она валялась на кровати мертвецки пьяная. А потом пришел Марк, и я... - Она подняла голову, и Доминик, прочитавший правду в ее темных глазах, отшатнулся, будто она его ударила.

- Ты рассказала ему? - недоверчиво спросил он. - Ты рассказала Марку?

- Конечно, я рассказала ему.

- Что конкретно ты ему рассказала? - Его глаза угрожающе сверкнули. Роми сглотнула.

- Я сказала ему, что мы позволили себе.., интимные ласки. Что при других обстоятельствах мы, вероятно, занялись бы любовью. В конкретные подробности я вдаваться не стала.

- Слава Богу! - негромко произнес Доминик.

- Я дала ему возможность отменить свадьбу, но он и слышать об этом не захотел. Он во всем винил себя, говорил, что сам поставил меня в такое положение, потому что... - она с трудом перевела дыхание, - потому что не занялся со мной любовью. Он сказал мне, что ты относишься к тому типу мужчин, у которых всегда сотни любовниц, и что даже если я отменю свадьбу, то буду тебе нужна не дольше, чем на одну ночь.

- Вот как? - спросил Доминик тихим, бесстрастным голосом.

Она сложила вместе побелевшие в костяшках кулаки.

- Он просил и умолял меня остаться с ним и выйти за него замуж.

- И ты согласилась? - спросил он, словно не веря услышанному. - Ты согласилась? Ее глаза были странно пусты.

- Да, я согласилась, - печально сказала она. - Но я была очень молода, Доминик. Мне было страшно, я чувствовала себя виноватой и запутавшейся. И я хотела вырваться из той обстановки, которая меня окружала. Марк это знал, он играл на моих слабостях, а я, надо признаться, позволяла ему... Да и оптимизма у меня было хоть отбавляй. Я убедила себя, что в нашу брачную ночь моей любви и привязанности к Марку будет достаточно, чтобы стереть всякую память о тебе.

- Но этого не произошло? Роми покачала головой.

- Нет, не произошло. Мы не занимались любовью ни в брачную, ни в какую-либо другую ночь.

- Марк не захотел?

- Марк не мог, - сказала она бесцветным голосом. - Марк страдал импотенцией.

Доминик шумно вздохнул. Боже правый, с горечью сказал он про себя.

- И когда ты это обнаружила, Роми? г Она сглотнула.

- Фактически в нашу брачную ночь. Он тогда мне и сказал об этом.

Глаза Доминика сузились от едва сдерживаемого гнева.

- Он заранее был готов сделать с тобой такое? Вступать в брак.., без брачных отношений?

Роми уставилась на него округлившимися глазами. Ей раньше ничего подобного и в голову не приходило..

- Марк сказал мне, что секс никогда не вызывал у него интереса, но он боялся проконсультироваться по этому поводу у врача. А когда все-таки сделал это, вскоре после нашей свадьбы, то выяснилось, что у нас осталось очень мало времени.

- И, конечно, ты не могла в тот момент бросить его, верно? - высказал он свою догадку.

- Разумеется, не могла, - сказала Роми. - И он этого не хотел.

- Эмоциональный шантаж, - медленно произнес Доминик.

- Ну, все было гораздо сложнее, чем ты сформулировал, Доминик. Я некоторым образом ощущала, что это самое малое, что я могла сделать после того, как предала его.., да еще с его лучшим другом. На мне лежала по крайней мере часть вины за то, что вашей дружбе пришел конец. И все было не так уж плохо, как сейчас кажется. Марк мне нравился. Всегда нравился. Нет, жизнь с ним не была какой-то ужасной тюрьмой. Я радовалась, что могла ему помочь. И потом, - грустно закончила она, - мне просто больше некуда было идти.

Они долго молчали. Наконец Доминик как-то странно, тоном приговора, сказал:

- Понятно.

И Роми решила, что уйдет, не теряя лица. Прежде чем он ее вышвырнет.

Она неловко поднялась, намереваясь скорее пойти наверх и переодеться. Надетая на ней белая рубашка хранила его запах и вызывала у Роми невыносимо ясные воспоминания о том, как потрясающе прекрасно он занимался с ней любовью.

- Я, пожалуй, пойду, - сказала она. Он нахмурился, - Куда?

- Домой. Куда угодно... Во всяком случае, подальше отсюда.

Он принял настороженную позу человека, решающего, как ему лучше всего справиться с молодой, необъезженной лошадью.

Она направилась к двери, чувствуя, что определенно выглядит смешно в рубашке до середины бедер и туфлях на высоких каблуках.

- Если ты сейчас выйдешь отсюда, Роми Солзбери, то знай, что навсегда выйдешь и из моей жизни, - послышалось у нее за спиной.

Роми резко обернулась, ища у него на лице какого-то знака.

- А какая у меня может быть альтернатива?

- Альтернатива состоит в том, что ты остаешься.

Но что он ей предлагает? Чудесное любовное приключение? Будет ли ей этого достаточно? Готова ли она принять такое предложение, если хочет гораздо, гораздо большего?

- Но остаться ты сможешь лишь при одном условии, - продолжал он все тем же невозмутимым, почти бесстрастным тоном.

А вот и расплата. Интересно, подумала Роми, как он это сформулирует. Будет настаивать на том, чтобы обговорить основные правила с самого начала? Будет добиваться, чтобы она от него ничего не требовала? Чтобы просто всегда была у него под рукой?

Роми внутренне ощетинилась. Вот пусть и оставит при себе все эти условия!

Она наклеила на лицо сладенькую улыбочку.

- - И что же это за условие?

- Чтобы в один прекрасный день ты попыталась найти в своем сердце силы полюбить меня почти так же сильно, как люблю тебя я, - мягко сказал он.

Долгие секунды они оба молчали.

- О, Доминик! - вскрикнула она и залилась слезами. - Да я же люблю тебя - с самого начала! Со дня нашей встречи я только о тебе одном И думала! А ты ничегошеньки не понимал - глупый, бестолковый ты человек! - говорила она сквозь рыдания.

Он притянул ее к себе и дал выплакаться. Она рыдала, орошая слезами его голую грудь, потом он нашел платок в верхнем кармане сброшенного пиджака и ласково вытер ей лицо.

И только когда она перестала всхлипывать, он позволил себе улыбнуться и поцеловать кончик ее носа с той глупой сентиментальностью, которую обычно презирал в других людях и которой теперь - что было чрезвычайно странно - захотел предаваться до конца дней своих!

- Я правда бестолковый? - тихо спросил он.

- Правда!

- Значит, надо полагать, о супружестве не может быть и речи?

Роми подозрительно воззрилась на него.

- Если ты так думаешь, Доминик Дэшвуд, - заявила она, - то ты действительно тупой!

Он опять усмехнулся - на этот раз ошеломляющему отсутствию у нее всякой логики.

- Когда?

- Когда хочешь. Мне все равно, лишь бы сразу жить вместе.

- Тогда надо как можно скорее, - сказал он ей строгим голосом. - Потому что мы только что занимались любовью без малейшей предохранительной меры.

- Кошмар! - У Роми голова пошла кругом. - И в самом деле! - Потом она нахмурилась. - Ты всегда так неосторожен?

Доминик спрятал улыбку. Он не привык, чтобы его отчитывала женщина. И нашел, что это ему нравится.

- Никогда, - честно признался он. - Но я думал, что ты на пилюлях. Пожалуйста, Роми, не делай такое лицо. Ты должна признать, что, учитывая все обстоятельства, с моей стороны было вполне логично сделать подобное предположение.

- Может быть. - Она вздохнула и поцеловала его колючий подбородок. - А если бы у меня до тебя были миллионы партнеров?

Он глубоко заглянул ей в глаза.

- Ты знаешь, мысль о предохранении в целях профилактической защиты от тебя даже не приходила мне в голову. А ведь раньше я никогда не подвергал себя такому риску.

- Почему же ты поступил иначе со мной? Ведь в моем случае защитные меры с твоей стороны были бы в порядке вещей - учитывая прошлые обстоятельства!

- Потому что я забыл обо всем! Я следовал инстинкту, - ласково сказал он. - Может, в глубине души я знал, что рискую только остаться с разбитым сердцем!

Ну, уж это тебе никак не грозило, подумала Роми.

- Вообще-то, - вслух размышлял он, - если уж говорить о неосторожности, мне было бы интересно услышать, почему ты не предупредила меня, что ты девственница?.. - Его темные брови вопросительно поднялись.

Роми вздохнула.

- Наверное, хотела отплатить тебе. Ты же считал меня нимфоманкой, вот я и решила доказать тебе, что это не так.

- Месть в самой сладкой ее форме? - спросил он.

- Можно и так сказать.

- Но уж очень драматически обставленная.

- Ты пробуждаешь во мне все самое отрицательное, Доминик, - пробормотала Роми. Но

он покачал головой.

- Все самое положительное.

Что ж, с этим она спорить не собиралась.

- Кроме того, - призналась она, - я ужасно боялась, что если ты узнаешь, то обязательно захочешь поступить благородно.

- «Благородно» - это как? Роми пожала плечами.

- Ну, ты настаивал бы на том, что я должна оставаться чистой и незапятнанной. И не стал бы заниматься со мной любовью.

Он ухмыльнулся.

- Во мне могут быть благородные черты, дорогая, но я не полный идиот! - Он прищурил глаза, словно ему в голову только что пришла какая-то мысль. - Это.., гм.., божественное приключение в саду... Как девственница могла научиться такому, скажи на милость?

- Просто заставила работать свое воображение, - самодовольно ответила Роми. - Видишь ли, Доминик, у меня очень живое воображение!

Его глаза потемнели.

- А не пойти ли нам сейчас в постель? - прорычал он.

- О да, да! - счастливо выдохнула она. - А можно будет опять заняться этим?

Доминик громко рассмеялся. Он уж и не помнил, когда еще смеялся с таким легким сердцем.

- В любой момент, когда захочешь, дорогая. - Тут он заметил телефонную трубку, валявшуюся на полу возле дивана. - Вот черт - кто-то из нас, должно быть, сшиб трубку ногой, - сухо заметил он и восхитился тем, как мило она покраснела.

Он опустил трубку на рычажки, и почти сразу же телефон пронзительно зазвонил. Роми слушала, как он говорил:

- Ммм. Когда? Хорошо. Это здорово! Да. Да, она здесь. - И наконец:

- Я женюсь. Да! Конечно, на Роми. Мы все тебе расскажем. Завтра? - Он широко улыбнулся Роми. - Ну, завтра, пожалуй, нет. Я подозреваю, что в ближайшие несколько дней у нас будет очень напряженно со временем. Я тебе позвоню. - Он положил трубку со слегка озадаченным видом. - Это была Трисс, - объяснил он. - Арчи пытался нам дозвониться, но не смог и тогда позвонил ей и Кормэку. Они с Долли приехали в больницу как раз в тот момент, когда их невестка произвела на свет девочку. Малышка крошечная, но абсолютно нормальная! И обе чувствуют себя хорошо.

- О, Доминик! - У Роми перехватило дыхание. - Ведь это же просто чудесно, правда?

- Правда. - Он блаженно улыбнулся. - Вообще все чудесно.

- Да, вот еще что. - Она поджала губы, когда он подхватил ее на руки.

- Ммм?

- Откуда Трисс могла знать, что ты собираешься жениться на мне?

Он усмехнулся.

- Перед приемом я сказал ей, что хочу.., как бы это сказать.., очиститься от тебя.

- Поэтому ты и пригласил меня сюда? - тихо спросила она.

- Боюсь, что так. - Вид у него был покаянный, а глаза отсвечивали серебром, как лунная дорожка на поверхности пруда за окнами. - Но дело не только в этом. Ты попала в самую точку, когда заподозрила, что я хочу заставить тебя влюбиться в меня, дорогая. Признаться, было такое намерение. Но я не слишком скрупулезно анализировал свои мотивы. Видишь ли, Роми, я думал, что по истечении приличествующего времени траура после смерти Марка ты захочешь меня разыскать. А когда этого не случилось, то я.., я...

- Что ты? - прошептала она, думая о том, какое бесчисленное множество раз она снимала телефонную трубку, чтобы позвонить ему, и снова опускала... Она боялась, что он с презрением отвергнет ее.

- Почувствовал себя использованным, - признался он. - Именно кобелем, от которого ты получила дешевое удовольствие... Я не мог тебя забыть. Больше того, память о тебе не давала мне жить хоть каким-то подобием нормальной жизни. Вот я и замыслил хитростью заманить тебя сюда, опутать и обольстить. Чтобы иметь возможность причинить тебе такие же страдания и муки, какие сам был вынужден испытывать, когда ты была далеко.

- Месть? - спросила Роми.

- Месть, - эхом отозвался он, и его лицо потемнело. - Но на сей раз мне не хватило ума, и я не понял, что это я сам все еще околдован тобой. - Он смотрел на нее открытым взглядом, чуть улыбаясь одним уголком рта. - И я никогда не думал, что любовь придет ко мне вот так.

- Как - так?

- Как удар грома. Внезапная, сильная и необъяснимая... - Его глаза сверкали. - И что будет такой всепоглощающей... Такая необузданная, сумасшедшая любовь больше принадлежала, как мне казалось, тому миру, в котором я вырос. Там сиюминутное удовлетворение значило все. Из того мира я и хотел вырваться.

- А как ты рисовал себе любовь, Доминик? - мягко спросила она.

- Ну, медленно зарождающейся.., и обдуманной. И тщательно взвешенной. - Он усмехнулся. - То есть смертельно скучной.

Он взял ее руку и неторопливо перецеловал по очереди все пальцы. Роми ощутила острую радость, увидев изумленное выражение его глаз.

- А еще я сказал Трисс, что у меня с тобой старые счеты.

- И что она тебе на это ответила?

- Что я ступил на опасную почву. И что из собственного опыта она знает, что месть обладает одним пренеприятным свойством - толкает тебя в яму, которую ты вырыл для другого. Так и получилось, - шепотом закончил он, - но с самым восхитительным результатом, какой только можно себе представить.

- О, Доминик, - вздохнула Роми с переполненным чувствами сердцем. - Я тебя очень люблю.

- Так покажи мне это, дорогая, - сказал он голосом, который вдруг стал настойчивым. - Покажи мне.

- А теперь я объявляю вас мужем и женой. - Регистратор расплылся в улыбке, когда, словно дождавшись нужной реплики, в листве залился песней дрозд. - Теперь можете поцеловать новобрачную, - добавил регистратор.

Второго приглашения Доминику не потребовалось. Он наклонил голову и легко коснулся губ Роми. Их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу долгой-долгой улыбкой, отгородившей их от всего остального мира.

А потом послышались жужжание и гул голосов, когда гости возбужденно заговорили все разом.

- Довольно прохладный поцелуй, - разочарованно прошептала Лола. Она-то надеялась увидеть страстный клинч в манере Ретта и Скарлетт! - И уж определенно не то, чего можно было бы ожидать от Доминика Дэшвуда, зная его репутацию!

- Я очень подозреваю, - отозвался Герейнт, - что Доминик специально держит себя в узде и что если бы он поцеловал ее по-настоящему, то у него вполне могли бы отказать тормоза. Ты видела, каким взглядом он только что посмотрел на нее? Положительно не для детей - даже если они старше шестнадцати лет.

Лола прищурила свои синие глаза.

- Я поняла, что ты имеешь в виду, - восторженно зашептала она. - Смотри, как они сейчас впились друг в друга взглядом - влюблены, словно парочка тинэйджеров!

Герейнт засмеялся и, изобразив на лице отчаяние, притянул ее к себе.

- А ты, любовь моя, тоже все еще смотришь на меня так?

Лола самодовольно усмехнулась, вспомнив, как он расправлялся с ней на кровати всего какой-то час назад - они едва не опоздали на свадьбу!

- Я все время смотрю на тебя так, Герейнт Хауэлл-Уильямз, и тебе это прекрасно известно.

Герейнт засмеялся, и в этот момент к ним подошли Кормэк и Трисс. У Кормэка на плече уютно расположился спящий младенец в полосатеньком костюмчике, а Трисс была в атласных брюках цвета фуксии, облегавших ее словно вторая кожа, в матадорской курточке такого же цвета, с оранжевыми пуговицами и в совершенно невозможной, тоже оранжевой, шляпе.

- Опять твой итальянский модельер? - догадалась Лола.

Трисс ответила широкой улыбкой. - В точку! Полный отпад, верно? Но мне нравятся его вещи, а платить за них магазинную цену как-то совестно.

- К счастью, мне они тоже нравятся, - сказал Кормэк и заблестевшими глазами с обожанием посмотрел на жену. - Я никогда не забуду того подобия юбки, которую ты носила во время нашего медового месяца. Гондольер чуть не свалился вниз головой в канал... Помнишь?

- Ммм. - Трисс увидела гораздо меньше венецианских каналов, чем ожидала, зато изучила каждый сантиметр их апартаментов в «Чиприани»! Им стоило бы поехать еще раз в Венецию - не во время медового месяца. - Ой, мы ведь с тобой только что поженились, незадолго до Роми и Доминика. - Трисс мечтательно смотрела мужу в глаза. - А знаем друг друга на целую вечность дольше.

- Но уж никак не потому, что я ленился делать предложение, - проворчал Кормэк.

- Мне просто очень нравится держать тебя в неведении, - ласково ответила его жена и нежно поцеловала шелковистые черные волосенки младенца.

- Интересно, в неведении о чем ты держишь меня на этот раз? - тихо спросил Кормэк.

- А ты отгадай! - Она улыбнулась, но по его глазам поняла, что он уже знает - она носит их второго ребенка.

- Я люблю тебя, Трисс, - прошептал он.

- Ты можешь быть уверен, что тебе отвечают полнейшей взаимностью.

Новобрачные рука об руку прошли под аркой из роз и вышли к пруду.

Роми была в очень простом платье из кремового шелка, подол которого задевал при ходьбе траву, а светловолосую головку украшал небольшой венок из роз такого же кремового цвета.

Зеркально-гладкая поверхность воды отбрасывала ослепительные солнечные блики. Слух новобрачных наполняли музыка, смех и пение птиц.

Какое-то время они стояли молча, погруженные каждый в свой мысли о везении и счастье. Потом Доминик повернулся и посмотрел на жену, испытывая, как всегда, прилив гордости и радости. , - Ты счастлива?

- Ммм. Невероятно.

- Но ты какая-то тихая. Грустишь из-за того, что твоя мать не смогла приехать?

- Вернее, не захотела приехать, - сухо поправила его она, и в ее словах не было ни капли раздражения. Доминик учил ее, что если не в твоей власти изменить что-то, то иногда бывает лучше это просто принять... Роми покачала головой. - Нет, я не грущу. Я рада, что она счастлива со своим новым другом. Если бы она приехала, то почти наверняка устроила бы какое-нибудь безобразие - произнесла бы речь или прыгнула в одежде в бассейн!

- Тогда почему же ты такая задумчивая? Ты думала о Марке?

Ее глаза заблестели от слез, и она кивнула. Он мягко взял ее за подбородок.

- Не надо грустить, дорогая. Марку теперь не больно. И сегодня ты выполнила в самой полной мере обещание, которое ему дала. Ты обещала ему быть счастливой. И ты обязательно будешь счастливой. Я собираюсь потратить всю оставшуюся жизнь на то, чтобы это твое обещание осуществилось.

После той ночи, два месяца назад, когда они соединились с такой страстью, Роми порой чувствовала, что вот-вот взорвется от счастья!

Но Доминик прав: пора дать прошлому уйти навсегда. Пора расстаться с сожалениями и чувством вины.

Повинуясь какому-то импульсу, Роми сняла с головы венок из роз и бросила его в пруд, как бросают диск. Сверкающая вода расступилась и зарябила, когда цветы ударились о ее поверхность, а солнце позолотило нежные кремовые лепестки. Она про себя коротко помолилась за Марка и простилась с ним, потом с любовью повернула лицо к мужу.

Доминик крепко сжал ее руку.

- Теперь все в порядке?

- Все в порядке. - Она улыбнулась, потом посмотрела на свой свадебный букетик из кремовых роз, который она все еще крепко прижимала к груди.

Доминик быстро взглянул на нее.

- Хочешь вернуться к гостям и по традиции бросить букет?

Чего Роми хотела, так это остаться наедине со своим потрясающим новоиспеченным мужем, но для этого у нее была вся оставшаяся жизнь. И Роми подумала, что сможет, наверное, поделиться им с другими. Но только сегодня!

С озорной улыбкой она повернулась к нему.

- Но ведь в нашей компании больше не осталось неженатых и незамужних, верно? Лола и Герейнт. Трисс и Кормэк. А теперь и мы с тобой.

Доминик нахмурился.

- А эта твоя приятельница? Такая довольно привлекательная, темноволосая?

- Стефани? Она будет в восторге, когда услышит, что ты назвал ее привлекательной.

- Только она какая-то немного грустная - нет?

- Она недавно порвала со своим приятелем.

- А! Тогда ей сам Бог велел ловить свадебные букеты! Пошли, дорогая.

Он взял ее за руку, но она остановилась и посмотрела на него своими большими карими глазами.

- Сначала поцелуй меня, Доминик!

- Роми, - предостерегающе сказал он, так как очень хорошо знал этот взгляд.

- Просто один поцелуй. - Она надула губки.

- С тобой никогда не бывает просто поцелуя. Ну, да ладно уж. - Он вздохнул, то ли расчувствовавшись, то ли недоумевая. - И почему я не могу ни в чем тебе отказать? - удивленно пожал он плечами. - Я словно глина в твоих руках - это тебе известно, Роми Дэшвуд?

- Ах, это! - Глаза Роми заблестели. - Это называется любовью! - И букет незамеченным соскользнул на землю.

Доминик глухо застонал, упоенный поцелуем, а она просунула руки ему под пиджак и обняла его за талию.

- Роми!

- Что такое, дорогой? - невинным голоском спросила она, кончиками пальцев массируя его широкую спину сквозь шелк рубашки.

Доминику ничего не оставалось, как сдаться. Смеясь от восторга, он повалил ее на траву и принялся целовать.