Мстительная волшебница

О продаже книг •

Человек решил продать книги.

Всю ночь он ворочался в постели, не мог заснуть.

«Продать книги!»

Забылся лишь к утру, а когда проснулся, почувствовал острую боль в висках. Он встал, умылся.

«Продать книги!»

Боль в висках не прекращалась. Он оделся, посмотрел в зеркало, но не увидел себя.

«Продать книги!»

Стал причесываться, расцарапал гребнем в кровь кожу на голове.

«А книги продать все-таки придется!».

Жена спросила:

— Что с тобой, дорогой? Смотри, ты задел таз и пролил воду.

— Пролил воду? Извини.

Он сел возле сундука с книгами. Как они близки ему, как дороги! В каждой — частичка его самого, частичка его мыслей… В каждой — заметки на полях, подчеркнутые строки.

Маленькая девочка робко спросила у матери.

— Сегодня он, наконец, продаст их, да?

Мать строго посмотрела на дочь. Девочка умолкла. Почему мама сердится? Ведь есть так хочется. Книгами сыта не будешь. Да и в доме от них тесно. Пошел бы да продал их. Будь она на месте отца — не стала бы раздумывать.

Человек отбирал книги. Девочка подошла к нему, хотела было заговорить, да… Не рассердится ли он?

А он листал страницы, улыбался, насвистывал, покачивал головой, снова улыбался, потом закрывал книгу и со вздохом откладывал ее в сторону.

— Папочка! — едва слышно пролепетала девочка.

…«Война и мир» Толстого… Он очень любил Толстого. Может, в нем самом есть частичка Толстого… «Мои университеты». Какая книга! В нем, безусловно, есть что-то от Горького. Должно быть, потому, что он тоже жил, как Горький.

— Папочка! — У девочки сильно билось сердце. Нельзя же вот так сидеть! Ведь ей хочется есть. Есть! Есть!

Значит, он должен продать книги. Если бы можно было продать свою жизнь, но книги… Будь проклята такая… Человек взял книги, завернул их в газету и крепко перевязал шпагатом. Когда со свертками под мышками он выходил из дому, жена бросила ему вслед:

— У нас ничего нет к обеду. Будешь возвращаться, захвати две буханки хлеба, копченого мяса и яиц.

Девочка проглотила слюну, а когда отец ушел, сказала.

— Пусть бы и лимон купил, мама. С лимоном вкуснее. — Она снова проглотила слюну. — Я так хочу есть, так хочу есть! Все мясо съем!

Человек, разбитый и подавленный, с трудом брел под жарким полуденным солнцем. Под мышками он сжимал свертки. По мостовой громыхали тяжелые грузовики, мчались со свистом такси.

«Да, но продать книги!»

Он был рассеян. Навстречу шли люди. Бедные. Роскошно одетые. Шли красивые, словно с витрины шикарного магазина, женщины.

«А книги все-таки придется продать!»

Он свернул за угол и побрел дальше.

Книги у него собирался купить приятель. Он учился с ним в одной школе, даже в одном классе, сидел в одном ряду и много лет дружил. Человек не верил в удачу и потому, когда друг его стал владельцем крупного автомобильного агентства, приписал это простой случайности.

Как бы то ни было, а Хайри не стал таким, как многие. Этот мог бы и денежную помощь оказать. Но разве бы он принял? Боясь ранить его самолюбие, Хайри предложил: «Принеси, друг, книги, подсчитаем стоимость, скинем двенадцать процентов комиссионных…».

Человек вошел в контору. Лучше бы он не входил! В конторе сидел Недждет. Это тоже его школьный товарищ, одноклассник. Недждет теперь доктор. А он кто?

Человек растерялся. Недждет остался прежним. Франтоватый темно-синий костюм, презрительная усмешка. Разве он мог при Недждете говорить о продаже книг, о двух буханках хлеба, о копченом мясе? Хотел уйти. Поздно. Хайри уже заметил его.

— Ну что, принес книги? — спросил он.

Недждет заулыбался, вперив глаза в свертки.

Интересно, не сказал ли ему Хайри что-нибудь вроде: «Он должен продать мне свои книги со скидкой на двенадцать процентов. Он очень нуждается. Жаль его… Книги мне ни к чему, просто хочу помочь?». Наверное, сказал, иначе Недждет не уставился бы на свертки, как баран на новые ворота.

…Хайри принялся разглагольствовать о книгах. У человека зазвенело в ушах, перед глазами поплыли темные круги. Ему стало казаться, что Хайри и тот, другой, то удаляются, то приближаются, то приближаются, то удаляются. Потом, потом они завертелись… Завертелись, завертелись…

Недждет все смотрит на человека, не отрывает от него своих глаз. А глаза у Недждета голубые-голубые, хитрые-хитрые.

— Нет, — произносит вдруг человек, — я раздумал продавать книги!

…Голубые, хитрые глаза Недждета даже тускнеют от огорчения.

— Я нашел работу… Книги не продам.

Они что-то спрашивают, он что-то отвечает. Он отвечает, они спрашивают… Он что-то говорит, они встают, он тоже встает и идет вместе с ними в ресторан. В ресторане тень и прохлада. Человек по-прежнему рассеян, но он уже не думает о двух буханках хлеба и копченом мясе. Не то что не думает, думает, только мысли его как-то спутанны и сидят глубоко…

— Мама, полдень уже, а его все нет, — говорит девочка.

— Придет, — отвечает мать, — потерпи, дочка!

— Не могу, не могу. У меня живот болит… Мне кажется, что стены шатаются.

Женщина знает, что муж скоро не придет. Знает, что, если бы он продал книги, давно был бы дома. Кому, если не ей, знать, как он привязан к семье, как он рвался домой, когда у него была работа.

«Наверное, у него не купили книги. Чтоб им погибнуть! Откуда берутся такие люди? Что мы сделали им плохого? У них шикарные особняки, поместья, автомобили… Почему он мне не разрешает работать на фабрике? Ревнует? — женщина горделиво улыбнулась. — Ревнует, конечно, ревнует!»

— Ох, мамочка, не придет он, не придет!

— Придет, девочка, обязательно придет. Потерпи.

Женщина идет к соседям, берет в долг полбуханки хлеба. Девочка с жадностью съедает этот хлеб.

Вечером девочку снова мучит голод, но она хочет спать. Мать укладывает ее в постель, накрывает тонким одеялом, а сама идет по соседям. Может, у них найдется работа, она готова вязать, мыть полы, стирать белье…

…Дверь открыта. Человек со свертками под мышками, пошатываясь, входит в комнату. Он останавливается, улыбается, качает головой, подходит к зеркалу и пристально смотрит на себя. Потом замечает спящую дочь, направляется к ней, но роняет один из пакетов, сердится, швыряет второй и с силой ударяет его ногой.

— Где она?

Он снова идет к зеркалу и начинает внимательно разглядывать себя. Худое, заросшее колючей щетиной лицо, красные ввалившиеся глаза… «Мужчина… тоже мне мужчина!.. Хозяин дома! Права жена, если не любит!» Взмах кулака, и осколки со звоном сыплются на пол.

Девочка проснулась. Она видит, как отец топчет ногами осколки разбитого зеркала.

— Папочка!

Человек смотрит на девочку'!

Девочка, съежившись, испуганно смотрит на отца.

— Не любите вы меня, ни ты, ни твоя мать… Не любите, лжете мне, лжете, что любите.

— Честное слово, любим, папочка.

— Вранье. Ни ты, ни твоя мать ни капельки меня не любите! Вы хотите, чтобы я умер, а потом…

— Я очень люблю тебя, папочка.

— Да разве можно любить безработного отца, безработного мужа?

Девочка плачет. Ей кажется, что отец сошел с ума. А отец все твердит.

— Где она в такой поздний час? Скажет, к соседям ходила. Ложь! Думает, обманет меня…

Человек зашатался, но, схватившись рукой за стенку, удержался. Ему стало совсем худо. Кружилась голова…

Когда женщина вернулась домой, была уже ночь. Она зажгла в комнате свет и увидела на полу мужа. Он спал, положив голову на сверток книг. Девочка спала в постели.

Женщина тяжело вздохнула. Она ощутила всю силу мучительного голода.