— Двести лет опыта научили меня, что многие ёкаи используют страх, потому что у них есть только это. Подумай о своем времени в зеркале, — она не хотела вспоминать это. Мутные картинки напоминали сны, даже этого было слишком много. — Ты пыталась напугать людей до смерти, но не могла выйти из зеркала. Ты была заперта. И я бессмертен. Я больше переживаю за то, что будет с тобой, чем за себя.
— А если ёкай обрушит шахту и заточит нас под землей? Ты будешь жить вечность во тьме, в одиночку, без света и шанса выйти.
Харуто остановился.
— Когда ты так говоришь…
Всхлип донесся в затхлом воздухе шахты, отразился от каменных стен, стал громче, слишком громкий для ее воображения. Но звук был настоящим, доносился слева, туннель снова разделялся надвое. Но веревка вела направо. Они оставили веревку и пошли к неизвестному. Вой становился громче, слова между всхлипами стали четче. Мужчина что-то снова и снова повторял.
Кира пыталась закрыть уши, но вой был слишком громким и печальным. Они уже слышали слова мужчины:
— Помогите. Уберите это. Помогите! — Кира ощутила слезы в своих глазах, вытерла их рукавом.
Они шли дальше. Харуто зашагал быстрее, Кира ускорилась. Всхлипы стали громче, разносились эхом.
Свет Шики озарил поворот туннеля.
— За углом, — сказал Харуто. — Не отставай.
Кира сократила брешь между ними, снова ухватилась за руку Харуто. Он не стал ее стряхивать. Они завернули за угол, свет Шики озарил мужчину, сидящего у каменной стены. Он был кожа да кости, его одежда была в дырах и пыли. Его рот был в мелких нарывах; волосы спутались. Он сидел в углу, где туннель резко поворачивал. Нога была вытянута перед ним, лодыжка была изогнута под неестественным углом. Другая была подтянута к его груди, он обнимал ее обеими руками, ногти впились в штанину и кровавую кожу. Он опустил ладонь на лоб, закрываясь от света Шики, жалобно заскулил.
— Бедняга, — сказал Харуто. — Застрял тут, когда другие убежали. Его мучил ёкай, который поселился тут, — он вздохнул. — Нужно хотя бы увести его отсюда.
Кира заметила кости на земле неподалеку. Кусочки гниющей плоти еще были на некоторых.
— Как долго шахта была закрыта?
Харуто пожал плечами, он опустился на колени рядом с мужчиной.
— Пару недель.
— Что он ел, чтобы выжить? — спросила она.
Харуто посмотрел на нее, потом на кости. Он печально покачал головой. Мужчина снова стал всхлипывать.
— Нам нечем перевязать твою ногу, так что придется хромать отсюда с нами, — сказал Харуто мужчине, протягивая к нему руку.
— Уберите это с меня, — мужчина тяжело дышал. — Уберите, — он посмотрел на них огромными от страха глазами. — Оно и на тебе.
Кира развернулась, попыталась увидеть, что цеплялось к ней. Но там ничего не было. На ней ничего не было. И на Харуто. На них ничего не было.
Харуто буркнул:
— У меня на спине есть след ладони?
Кира посмотрела.
— Маленький. Как след маленькой ладони мелом.
— Теперь я знаю, с чем мы имеем дело.
— Убери его, убери, убери, — взвыл мужчина.
— Это не настоящее, — сказал Харуто. — Это бурубуру. Они цепляются за людей и пытаются их напугать, вызывая их прошлое.
Кира оглянулась через одно плечо, потом другое. На ней ничего не висело.
— И на мне?
Харуто медленно кивнул.
— На всех нас. Наверное, отметил нас, когда мы вошли в игру.
Кира пыталась улыбнуться. Она тоже пыталась игнорировать темноволосую девочку, сидящую на краю света Шики, потому что подозревала, что это была она. Та, кем она была. Девочка посмотрела на нее и запела, кровь капала с беззубых десен.
Она ощутила, как разбивалась, трещины появились на ее поверхности. Песня вызвала воспоминания. Смутные картинки, чувства. Ее мать стояла над ней, расчесывала ее волосы. Только это была не ее мать, это был мужчина, гуль без кожи с жадностью в глазах и костлявыми пальцами, похожими на ножи.
— Нет, — слово сорвалось с ее губ шепотом, стекло разбилось вокруг, осколки мерцали на земле, лицо гуля отражалось в каждом. — Уберите это с меня. Уберите. Уберите!
— Шики, — сказал Харуто. Маленький дух прыгнула в его меч, озаряя пещеру красным светом. — Замри, Кира, — он бросился вперед и направил Шики к ней. Сияющий клинок пролетел над ее плечом, и что-то спрыгнуло с ее спины. Оно захихикало, как ребенок, и пропало во тьме. Иллюзии тоже пропали. Младшая Кира и ее песнь исчезла. Осколки вокруг нее отражали теперь лишь алый свет клинка Шики.
Харуто поменял хватку на Шики и махнул ею за своей спиной. Мальчик спрыгнул с него и убежал в тени.
— И еще раз, — он направил Шики к раненой ноге рыдающего мужчины. Мальчик появился на миг, убежал во тьму туннеля.
Кира тяжело дышала, холодный пот стекал по ее вискам и спине.
— Это было то, что я раньше делала?
Харуто посмотрел на нее. В красном сиянии Шики он выглядел недовольно.
— В какой-то степени. Бурубуру впивается в людей и тянет из них глубочайшие страхи. Думаю, ты больше всего боишься быть такой, как раньше, запертой в зеркале, мучающей людей. Ощутила свою технику на себе, а?
Кира ощутила, что слезы текли по ее щекам, подавила скуление.
— Прости, — быстро сказал Харуто. — Я не хотел… — он вздохнул и отвернулся.
Кира попыталась проглотить ком в горле. Ее кожу неприятно покалывало, но она отказывалась ее чесать. Та девушка уже не была ею. Это никогда не была она. Это было что-то еще, что ей навязали. Да? Она не даст себе снова быть такой. Она будет хорошей. Она сжала кулаки и пожелала, чтобы с ними была Янмей.
— Давай разберемся с тобой, — Харуто обратился к тьме. — Волей Оморецу я именую тебя бурубуру.
Высокий смех мальчика зазвучал вокруг них, а потом он вышел из тьмы. Он был маленьким, юным, лицо было в угольной пыли. Он был в порванных штанах и тунике. Обычный житель, может, сын шахтера. Его волосы были подстрижены под горшок, зубастая улыбка была полной злобы.
— Похоже, вы меня нашли, — бодро сказал он. — Ладно.
Гнев сжал сердце Киры. Она тряхнула запястьями, и зеркальные кинжалы появились в ее ладонях. А потом она побежала к мальчику. Он не двигался. Кира подняла кинжалы и направила их к шее мальчика…
Кинжалы врезались в клинок Шики, Харуто остановил удар Киры. Они застыли на миг, ее кинжалы упирались в духовный клинок, и Харуто кряхтел от напряжения. Трещины появились на ее кинжалах, и они разбились на сотни осколков зеркала, упали на каменный пол туннеля. Кира отскочила и создала новые кинжалы в руках. Но Харуто не напал. Он опустил Шики и смотрел на Киру.
— Почему? — прорычала Кира.
Харуто ослабил хватку на Шики, и маленький дух вылетел из клинка, парил в воздухе, стал шаром света снова. Она моргнула, глядя на Киру, а потом перевернулась. Кира невольно рассмеялась.
— Я уже говорил, Кира, — сказал Харуто. — Ёкаи не злые. Они просто выражают свою природу. Некоторых нужно убивать. С другими можно разобраться мирно, — Харуто повернулся к бурубуру. — Если я могу дать им мирный конец, я даю. Каждый раз. Они уже настрадались. Ты должна это понимать.
Ее кинжалы разбились, и она не создала новые. Он поступал правильно. Хорошо. Так хотела бы Янмей. Этого хотела Кира.
— И, — продолжил Харуто, — если мы убьем его, он вернётся на небо без привязки к шинигами. У меня нет сейчас ритуальных посохов, посох дерева все еще сломан…
Жар прилил к щекам Киры.
Харуто сел на корточки перед мальчиком.
— Я не могу забрать твое бремя. Я уже ношу другое.
Мальчик склонил голову.
— Это не бремя, — он усмехнулся. — Мы веселимся, — он указал на рыдающего мужчину. — Он меня ни разу не нашел. Я хорошо прячусь.
Харуто улыбнулся.
— Так просто? Тогда прячься. Мы досчитаем до ста и пойдем тебя искать.
Бурубуру захихикал.
— Ты никогда меня не найдешь. Я хорошо прячусь, — он повернулся и убежал во тьму, смех мальчика разносился эхом.
Харуто встал, потянулся и стал считать.
Глава 25
Им нужны были новые припасы, Харуто гонялся за ёкаями, и это был идеальный шанс найти старику новую трубку. Гуан обычно любил ходить по магазинам один, но как только он сообщил, куда шел, Янмей вызвалась пойти с ним. Он не возражал. Он был рад, что она перестала звать его Кровавым Танцором.
Гушон был процветающим городом, улицы были людными. Гуан шел медленно, старался не мешать другим, разглядывал магазины по пути. Янмей шла за ним, опустив голову, глядя вдаль. Она дойдет до того, что хотела сказать, со временем.
Гуан остановился перед небольшим прилавком и посмотрел на кисти, которые продавались. Ему нужна была новая кисть. Он хранил свою в промасленной коже, но щетинки через какое-то время теряли гибкость, чернила не получалось нанести ровно. К сожалению, на прилавке были дешевые кисти, а он хотел что-то прочное. Он покачал головой торговцу, и они пошли дальше.
— Я не встречала оммедзи раньше, — сказала Янмей, они обошли кучу, которая пахла как нечто, что было раньше в лошади. — Харуто… не такой, как я ожидала.
— Ха! — рявкнул Гуан. — Повтори это. Он — старая боль в репе, — он рассмеялся. — И он не такой, как другие оммедзи.
— Ты встречал других? — спросила Янмей. — Должна признать, когда Пятый Мудрец сказала мне, что однажды они придут в Хэйву за Кирой, я не поверила ему. Я думала, оммедзи были мифом.
Гуан поднялся на крыльцо резчиков по дереву, заглянул внутрь, гадая, были ли у них трубки.
— Я встречал пару, пока был рядом с Харуто, — сказал он. — Была, кхм, Сима. Девушка, вела себя как принцесса. Вела себя надменно. Мы не ладили. Ее духом-спутником был большой волк с белой шерстью и шестью красными глазами. Каждый раз, когда он рычал, Шики пряталась. Мы встретили ее в Бан Пине, и она сказала нам твердо, чтобы мы убирались из города.
— Ее города? — спросила Янмей.
— Так она сказала. Она, видимо, живет там. Монахи Бан Пинь платили ей, чтобы она осталась, и если духи возникали, она быстро очищала их, — Гуан открыл дверь резчиков по дереву и прошел внутрь. — Эта работа хорошо оплачивается, судя по виду. Сима была в украшениях. Старик выглядел как бедняк. Хотя он и есть бедняк, — он кивнул хозяину магазина, заметил трубки и пошел посмотреть их.
— Ты сказал, духи, — сказала Янмей. — Не ёкаи. Харуто разделяет их.
Гуан кивнул.
— Так делают не все. Но у старика старые взгляды.
— Какие старые взгляды?
Гуан взял трубку с длинным мундштуком и маленькой медной чашей. Она была простой, без украшения, но практичной. Харуто так быстро терял их, что это был лучший выбор. Гуан опустил трубку и посмотрел на другую.
— Старик расскажет, — сказал Гуан. — Было все иначе до того, как Вековой Клинок убил драконов. Точнее, заточил. Оммедзи были оккультистами, которые считали, что их долгом, в котором они клялись шинигами, было найти ёкаев и отправить их на небеса. У них была деревня, где они тренировались и жили, и те, кто хотел уйти, отправлялись в путь выполнять долг. Это было очень благородно.
Янмей указала на трубку с большой деревянной чашей и узором вырезанных волн.
— Что случилось?
Гуан покачал головой.
— Император Ипии издал указ, что оммедзи должны платить за каждого ёкая, которого они очистят, — сказал он. — Работало хорошо какое-то время. Пока Вековой Клинок не убил драконов. Без них осталось мало ками, чтобы защищать духов. Люди стали просить оммедзи избавиться от безвредных духов, как и ёкаев, и оммедзи подумали: почему нет, если нам за это платят?
Он посмотрел на последнюю трубку, уродливую, серую, из кривой ветки. Она не привлекла его внимание.
— По словам старика, это было началом конца. Оммедзи стали жадными. Они перестали различать духов и ёкаев. Пока люди платили, оммедзи все очищали. Ты видела в Миназури, судье было плевать на разницу, она хотела, чтобы всех духов убрали. Среди богачей стало популярным нанимать оммедзи. Тогда закон Ипии о плате оммедзи распространился в другие народы. Только так можно было отправить их из Ипии разбираться с ёкаями где-то еще, — Гуан печально покачал головой. — Он зовет это Великой Чисткой Духов.
— Я о таком никогда не слышала, — сказала Янмей.
— Никто не слышал, — согласился Гуан. — Оммедзи так хотели. Они оставили свою деревушку и разошлись среди четырех народов, очищали всех духов, каких могли, богатели и толстели. Старые практики умерли. Оммедзи стали брать учеников, а не учить пилигримов. Вскоре в мире не осталось достаточно духов, чтобы поддерживать количество оммедзи, которые хотели разбогатеть. Но к тому времени многие оммедзи уже разбогатели, и им было все равно.
— Но не Харуто? — спросила Янмей.
Гуан рассмеялся.
— Старик — последний, кто придерживается старых взглядов. Оммедзи стали жадными, хотели разбогатеть, сделали себя почти ненужными. Теперь их осталось мало. Старик еще бродит, ищет ёкаев, чтобы отправить их. Многие остались там, где есть деньги, как Сима, толстеющая на деньгах монахов Бан Пинь.
Янмей вздохнула.
— Это печально, — сказала она. — Думаю, Кире понравилось бы, если бы в мире было больше духов.
Гуан взглянул на нее и отвел взгляд.
— Это еще может произойти. Старик не врет, когда говорит, что потерянное возвращается. В последние несколько лет дел у нас было больше, чем я считал возможным, — он заметил зеркальце на ручке из отполированного красного дерева, заглянул в отражение. Он отчасти ожидал, что сзади будет что-то ужасное, но Киры не было рядом. Он постучал по поверхности зеркала, представил девочку внутри. Хозяин магазина кашлянул.
— Как ты вытащила Киру из зеркала? — спросил Гуан. — Ты сказала, что убила кого-то?
Янмей кивнула.
— Убийцу. У моей подруги было зеркало Киры, и она пришла ко мне за защитой. Убийца хотел зеркало, наверное, для божества. Он напал, — она скривилась от воспоминания. — Мы сразились. Когда я убила его, он смотрел в зеркало. Он умер, и Кира оказалась там. Она вспомнила свое имя, но только это. Я не знала тогда, кем она была. Юная девушка или ёкай, или что-то еще. Я взяла ее в Хэйву. Если кто и знал, что с ней делать, то это Пятый Мудрец под Небесами.
Гуан кивнул и почесал бороду.
— Да. Но почему ты растила ее? Судя по тому, что я слышала, ты проводила с ней больше времени, чем с другими учениками Хэйвы.
Янмей молчала пару секунд, хмурясь. Она покачала головой.
— Кира привязалась ко мне. Я… не смогла ее оттолкнуть.
Гуан рассмеялся.
— Они делают нас лучше, кстати. Если им позволить. Дети, — он покачал головой и пошел к двери. — Идем. Нужно собрать припасы, а потом — в гостиницу.
* * *
Харуто и Кира несколько часов искали бурубуру. Он хорошо прятался, а шахта была лабиринтом. Но они нашли его в маленькой выбоине в стене. Они пропустили бы его, но он тихо захихикал, когда Шики пролетала мимо него, сияя ярко, как фонарик. Как только они нашли мальчика, он пропал, оставив эхо детского смеха. Вот бы всех ёкаев было так просто упокоить.
Он и Кира вернулись к бедняге, который застрял во тьме, и вынесли его из шахты.
Худой слуга лорда Хишонимы ждал их у входа в шахту. Наступила ночь, слуга и его солдаты сидели у маленькой жаровни, полной горящих углей. Поклонившись много раз и отблагодарив Харуто, он вытащил мешочек и отсчитал шестьдесят льен. Не богатство, но достаточно, чтобы им хватило на какое-то время. После этого Харуто повернул на север и зашагал.
— Другая шахта? — спросила Кира. Девушка оправилась от паники и взбодрилась. — Та, которая принадлежит лорду Дураку?
Харуто рассмеялся. Шахтеры собирались вернуться в шахту, но многие уходили на ночь. Солнце садилось, и даже беднякам нужно было уходит домой. Солдаты еще был на улицах, хмурились и пялились на других солдат. Перемирие было напряженным, но Харуто и не встречал легкого перемирия. Многие были просто затишьем, пока другая сторона набиралась смелости ударить снова.
— Твои кинжалы, — сказал Харуто, пока они шли. — Ты создаёшь их из своей ци, да?
— Угу. Пятый Мудрец научил меня технике в Хэйве. Он казал, что я была не очень хорошая в ней, но я практиковалась.
— Он был прав, — сказал Харуто. — Твои кинжалы слишком хрупкие. Легко ломаются.
— Но когда они разбиваются, я могу использовать отражения.
Харуто пропустил мужчину с ослом на улице. Шики прыгнула к зверю, но он поймал духа в воздухе и усадил на свое плечо. Харуто не хватало только одержимого духом осла. Она показала ему язык.
— Они должны быть достаточно сильными, чтобы остановить удар, если ты хочешь ими сражаться, — сказал он. — Они — твоя ци. Ты можешь укрепить их, чтобы они выдержали удар меча. Ты можешь и разбивать их по своей воле. Главное — тренировки и концентрация.
Кира нахмурилась и кивнула. Она тряхнула запястьем, посмотрела на кинжал в ладони. Харуто был впечатлен. Создание оружия из ци было непростой техникой, для этого требовалось много энергии. Кира создавала десятки и не уставала. И она могла своей ци повышать свои силу и скорость. Многие от этого уставали бы, но Кира казалась огнем, который никогда не угасал.
— Поговори об этом с Гуаном, — продолжил Харуто. — Он может дать тебе советы. Веришь или нет, старый дурак — эксперт в делах ци.
Ночь сгустилась, когда они дошли до северных шахт. Группа солдат лорда Йошинаты стояли вокруг небольшого костра, выглядели невесело. Самый большой из них, грубый мужчина с нависающим лбом, прошел вперед, увидев их, крутя в большом кулаке деревянную дубину.
— Вы должны были прийти часы назад, — медленно сказал солдат, словно его язык был слишком большим для его рта.
Харуто пожал плечами.
— Тебе стоило почистить зубы перед тем, как открывать рот. Мы все терпим неприятные обстоятельства. Эта шахта?
Мужчина зарычал и прошел к огню. Он вытащил из бочки факел, зажег его от костра.
— Вам понадобится это. Там темно.
— Мы справимся, — сказал Харуто. — Шики, — маленький дух лениво выбрался из его кимоно, зевнул, пискнула жалобу и стала шариком света. Она парила перед ними, как уголек в форме жабы на ветру.
— А-а-а! — солдат отпрянул, махнув факелом на Шики. Маленький дух медленно повернулась к нему и моргнула пару раз.
Харуто покачал головой.
— От тебя там будет мало пользы. Можешь остаться тут. Мы разберемся с ёкаем.
Кира рассмеялась, заходя за Харуто в шахту.
— Такой смелый, — сказала она. Харуто увидел, как ее запястье дрогнуло, и мужчина завизжал в тревоге, когда она показала ему отражение. — Прости, — выпалила она. — Это было плохо, да?
Харуто пожал плечами в ответ. Он не мог судить, что было правильным.
Шахта Йошинаты была похожа на шахту Хишонимы. Широкая, низкая, верёвка тянулась на крючках в стене. Фонари висели снаружи, но мрак быстро проглотил весь свет. Лорд Парик описал духа в соломенном плаще, и Харуто знал только одного такого ёкая: намахагэ. Это были дисциплинированные духи, появляющиеся из ритуальных наказаний, зашедших слишком далеко. Когда человека избивали до смерти за то, что он недостаточно хорошо работал. В Гушоне и на работе у Йошинате это казалось вероятной причиной.
Харуто и Кира зашли на двести шагов в шахту, когда услышали барабаны. Гул отражался от стен туннеля, становился громом. Кира придвинулась к Харуто. Она уже сжимала кинжалы в руках. Вдруг барабаны утихли, и намахагэ вышел из тьмы. Он был в соломенном плаще, который свисал с его плеч до колен, деревянные сандалии стучали по каменному полу. Его лицо было жуткой маской, подражающей они. У нее была красная кожа, большие злые глаза, бивни торчали из верхней и нижней челюстей. В одной руке он держал чокуто с прямым клинком и одним острым краем. В другой руке была деревянная дубинка, как у солдат Гушона. Намахагэ не прятался, как бурубуру, это было не в его природе. Этот ёкай пришел исполнить наказание, от которого погиб, отомстить, причинив боль другим.
Намахагэ замер в свете Шики и ждал, призрак дисциплины, зашедшей слишком далеко.
— Ты хотела боя, — Харуто похлопал Киру по спине. — Вперед.
— Что? — пискнула Кира. — Я думала, ты его мирно упокоишь?
Харуто пожал плечами.
— Это намахагэ. Его не упокоить, его бремя не забрать. У меня нет ритуальных посохов, я не могу его поймать. Мы можем только убить его.
— Он не появится в другом месте?
— Не сразу, — сказал Харуто. — Но это лучшее, что мы можем сделать сейчас. Давай. Убей его.
— Ты не будешь помогать?
Харуто покачал головой, прислонился к стене туннеля. Он хотел посмотреть, на что была способна Кира. Если она не могла одолеть намахагэ, помощи от нее против онрё не будет.
Кира смотрела на него в смятении пару мгновений, а потом улыбнулась.
— Ладно. Ты стал воспринимать меня всерьез, — она повернулась к намахагэ, заняла боевую позу. Этому ее научили в Хэйве. Харуто подозревал, что она знала только основы. Ее поза показывала, что она собиралась броситься на ёкая, одолеть его скоростью. Это было слишком очевидно.
Кира побежала вперед, как Харуто подозревал. Она быстро добралась до намахагэ и ударила кинжалами. Но ёкай увидел атаку и остановил ее мечом. Дубинка вонзилась в живот Киры, отталкивая ее. Намахагэ ударил ногой, вложив всю силу в атаку. Кира отлетела, схватилась за живот, поднимаясь на ноги.
— Небрежно, — сказал Харуто. Шики согласно свистнула. Кира хмуро посмотрела на них, и намахагэ бросился к ней.
Кира создала новые кинжалы, успела одним остановить чокуто, летящий к ее груди. Намахагэ опустил дубинку, разбил другой ее кинжал и задел ее ногу. Кира отшатнулась, создала новый кинжал в ладони, кривясь от боли. Ёкай давил на нее, не давал ей оправиться. Он сделал финт мечом, отвлекая внимание Киры на оружие опаснее, и ударил ее дубинкой по плечу.
Она отскочила, держась за руку, кривясь и тяжело дыша. Намахагэ отпрянул к границам света Шики. Он замер и ждал. Он тоже тяжело дышал, и Харуто заметил пот, текущий из-под маски. Он оттолкнулся от стены и опустил ладонь на рукоять катаны.
— Назад, — рявкнула ему Кира. — Ты сказал, что не будешь помогать, так не лезь, — новые кинжалы в ее руках сияли в свете Шики.
Харуто убрал руку от меча и прислонился к стене.
— Тогда продолжай. Дать подсказку?
— Нет! — она улыбнулась ему. — Я справлюсь.
— Хмф, — кряхтел намахагэ.
Кира приближалась медленно в этот раз. Когда она оказалась на расстоянии удара, она сделала финт вправо, прыгнула влево. Намахагэ хотел остановить атаку, но Кира отпрянула и подняла кинжалы над головой. Ёкай ударил по тому, что видел только он, и Кира атаковала обеими руками. Намахагэ отбил один кинжал в сторону, но другой пронзил его соломенный плащ, задел его бок. Ёкай охнул и отпрянул на пару шагов. Кровь капала с кончика кинжала Киры. Она не ранила его глубоко, но попала. Намахагэ опустился на корточки, держась за бок и пыхтя.
Они столкнулись снова, Кира ударила низко одним кинжалом, другой направила к груди намахагэ. Он ударил ногой по нижнему кинжалу Киры, другой кинжал отбил чокуто, а потом стукнул девушку дубинкой по голове. Кира отшатнулась. Кровь текла по ее лбу, капала с носа на губу. Она тряхнула головой, быстро моргая, и подняла кинжалы перед собой, защищаясь. Намахагэ ждал, грудь вздымалась, пока он смотрел на нее. Кира взглянула на Харуто, он пожал плечами.
Кира посмотрела на намахагэ и напала на него. Она бросила в него кинжал, тут же создала другой. Намахагэ отпрянул на шаг, отбил кинжал дубиной. Кинжал разбился, сверкая, и намахагэ удивленно охнул, оттолкнул осколки чокуто. Кира набросилась на духа. Она вонзила кинжал в его бок, но клинок задел соломенный плащ. Она бросила кинжал, ударила намахагэ ногой по паху. Он упал на колено, крича, и Кира прыгнула и опустила кинжал на его маску. Клинок скользнул по красному дереву, впился в плечо намахагэ. Намахагэ снова закричал и оттолкнул Киру, перекатился. Он встал, шатаясь, поправил маску, отпрянул на пару шагов к теням. Кира бежала в ловушку, ударила обоими кинжалами. Намахагэ упал на колени и ударил ее по животу. Кира едва смогла отбить дубинку кинжалом, направила другой к шее ёкая. Харуто прыгнул от стены с вспышкой ци, ускорив себя, проник в сражение. Он поймал одной рукой меч намахагэ, другой — запястье Киры.
— Хватит! — он разнял их.
Кира хищно посмотрела на него. Она тяжело дышала.
— Ты сказал, что не будешь лезть.
Намахагэ фыркнул. Он тоже тяжело дышал, и кровь стекала на его сандалии из раны на боку.
— Да, — сказал Харуто. — Но есть две проблемы. Первая — ты вряд ли победишь тут, Кира. У тебя преимущество в силе и скорости, но он в бою превосходит тебя навыками.
— Ха! — рявкнул намахагэ.
Харуто повернулся к нему.
— Отсюда еще одна проблема. Я не знаю, кто ты, но ты не ёкай. Снимай маску.
Самозванец охнул и помедлил, а потом поднял маску на голове. Он широко ухмылялся, лицо было потным, а щеки покраснели.
— Как ты понял?
Харуто пожал плечами.
— Это было очевидно. Намахагэ — почти бездумные духи ритуальной дисциплины. Они не потеют, не говорят. Даже не кряхтят. Думаю, Хишонима послал тебя сюда напугать работников Йошинаты.
Мужчина молчал, но сжал меч крепче.
Харуто повернулся и пошел к выходу.
— Выбрось костюм и уходи, когда шахтеры вернутся, или я скажу солдатам, кто ты на самом деле.
Кира подошла к нему, вытирая рукавом кровь со лба.
— Ты не скажешь лорду Йошинате, что это был не ёкай?
Харуто медленно покачал головой.
— Нет. Ему лучше думать, что это был настоящий ёкай.
— Чтобы тебе заплатили?
Харуто пожал плечами. Ему было плевать на монеты.
— Ты видела, какой Гушон. Солдаты на каждой улице сверлят друг друга взглядами. Им многого не нужно, чтобы начать бой. Если Йошината узнает правду, это и произойдет. И кто пострадает больше всего? Да, умрут некоторые солдаты, но под руку попадет народ Гушона, многие будут убиты или ранены. А два лорда будут сидеть и смотреть в уютных поместьях, — он видел такое много раз. Воюющим лордам редко было дело до людей, которых они губили.
Харуто забрал деньги у солдат возле шахты. Рабочие пошли в темный туннель раньше, чем солдат закончил считать льены.
Ночь была ясной, тысячи звезд мерцали на темном небе. Хоть воздух был холодным, и в городе пахло дымом, Харуто ощущал себя странно спокойно. Кира шагала рядом с ним, они шли к гостинице. Она была напряженной, тихой, поджимала губы и вздыхала. На крыльце гостиницы она, наконец, спросила:
— Думаешь, я проиграла бы?
Харуто даже не нужно было это обдумывать.
— Да. У тебя не хватало умений, чтобы одолеть его. По крайней мере, не пожертвовав собой.
Кира глубоко вдохнула и опустила голову.
— Ты научишь меня? Пожалуйста, — Харуто не ответил, и она посмотрела на него с невинным видом. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Харуто пожал плечами.
— При одном условии.
Кира пожала плечами.
— Что угодно.
— Перестань подражать мне. Это жутко, — он открыл дверь гостиницы.
Глава 26
Ночь не хранила тайны для Вороны. Во тьме ей было так же уютно, как и на свету. Может, уютнее. В темноте ее было немного сложнее увидеть. Потому она была в белом плаще. Он выделялся. Его замечали. С темным плазом она пропадала в ночи. Никто ее не видел. Она была невидимой. Забытой. Ворона не хотела быть забытой.
Она летела над крышами, опустилась на магазин мастера сандалий рядом с гостиницей. Ее сестренка была где-то там. Оммедзи тоже. Ворона смотрела на него издалека. В нем было что-то странное, не только его бессмертие, о котором Ворона не переживала. Когда она была близко к нему, ее дым будто сам двигался. Этого еще не происходило, и она хотела знать, почему. Ей нужно было знать, почему.
Она пролетела по улице, опустилась беззвучно на крышу лапшичной. Она почти не побеспокоила снег на крыше, лишь окрасила его в серый сажей. Мужчина на улице поднял голову и вздрогнул. Он увидел ее, шепнул что-то женщине рядом с ним, и они оба побежали. Ворона знала, что должна была последовать за ними и убить их, пока он не сказал остальным. Шин убил бы их. Мастер убил бы их. Но зачем? Они были незначительны среди масс. Они не могли рассказать это никому важному. Только оммедзи был важен. И мужчина на улице видел ее. Он расскажет людям о ней. Она не будет забыта.
Она смотрела с крыши в окно таверны. Ночь, остались часы до рассвета. Многие спали. Она смотрела в окно, и ее дым шевелился. Он был там. Она потянулась дымом через улицу к окну. Он врезался в стекло, и что-то пробежало по дыму. Трепет энергии. Восторг. Ее дым двигался внутри плаща, принял новый облик. Или… это был ее старый облик? Она помнила… что-то, часть себя. Ей нужно было зеркало. Нужно было увидеть свое лицо. Вороне нужно было увидеть, кем она была.
Что-то двигалось в комнате, и Ворона посмотрела в окно. Оммедзи проснулся. Она смотрела на него через стекло, ее щупальце из дыма давило на окно, пытаясь проникнуть в брешь. Через дым она видела, что у него были длинные темные волосы. Мягкие черты осунулись от нехватки отдыха. Щетина торчала на подбородке и щеках. И глаза были темными.
Оммедзи посмотрел на окно. Ворона сдвинула дым, но слишком поздно. Оммедзи вскочил на ноги. Он открыл окно, выбрался на карниз и прыгнул на улицу к ней. Ворона отпрянула, плащ трепетал, дым тянулся. Она могла сразиться с ним? С тем, кто убил Шина? С бессмертным охотником на ее вид? Ворона перелетела на следующую крышу, коснулась ее и полетела над ней к дальнему концу. Оммедзи следовал, перепрыгнул брешь. Его ноги погрузились в снег, но это его не замедлило.
— Шики, — сказала он, вытаскивая катану. Черный комок шерсти, его дух-спутник, выбрался из его кимоно. Шики протерла глаза короткими волосатыми ручками. А потом прыгнула в меч, сделала клинок красным.
Ворона пролетела к следующему зданию. Ей нужно было сбежать, но он был быстрым. Она опустилась на улицу и понеслась между зданий. Она оторвется от него в переулках. Черный кот испугался ее и зашипел, но она уже пролетела мимо. Она скользнула в лабиринт переулков, надеялась, что потеряет оммедзи в них.
Ком снега упал с крыши впереди нее, и она подняла взгляд. Оммедзи стоял там, озаренный луной. Ворона остановилась, взлетела на здание рядом с собой. Оммедзи прыгнул на ту же крышу и остановился. Ворона ощущала, как ее дым зашевелился энергичнее. Он реагировал на оммедзи. Она реагировала на него. Это был страх? Она была онрё. Одним из самых сильных духов на земле. Только ками могли сравниться с ней. Она не даст этому мужчине запугать ее. Она выпустила дюжину щупалец дыма из-под плаща. Они извивались вокруг нее, готовые ударить. Оммедзи просто смотрел на нее черными глазами.
— Волей Оморецу, — сказал он, — я именую тебя эненра.
Ворона отпрянула. Никто не звал ее так с… она не помнила, сколько. Ни разу с тех пор, как она стала онрё. Они уже не были привязаны к именам ёкаев. Она уже не была эненрой. Она была онрё. Она была Вороной. Дым под ее капюшоном двигался, появился рот. Она даже могла двигать губами. Страх ударил по ней. Крови не было, чтобы она шумела в ушах, сердце не колотилось в груди. Но ее дым извивался, и инстинкты говорили ей бежать.
Это не сработало бы. Если она побежит, оммедзи поймает ее. Придется биться. Может, придется использовать всю силу, даже если город и его жители пострадают.
* * *
Харуто медлил. Шин был монстром. Потребовались все они и отвлечение драконом, чтобы добить его. Если все онрё были сильными, у него мог быть единственный шанс убить этого. Эненра была ёкаем из дыма. У них не было истинного облика, но дым собирался вокруг ядра, которое явно было в сердце плаща. Если он пронзит ядро с помощью Шики, он убьет эненру.
Он побежал по крыше, взмахнул Шики, целясь в плащ, наполненный дымом. Эненра отпрянула от удара, направила в него два щупальца дыма. Он уклонился от первого, опустил Шики на второй, рассекая дым, разрубил его связь с ёкаем. Эненра сжалась, отпрянув, подняла перед капюшоном обрубленное щупальце. Это было уже что-то. Он мог отрезать части ёкая. Собралось больше дыма, создав новое щупальце на месте отрубленного. Ему нужно было давить, отсекать кусочки ёкая раньше, чем они восстанавливались.
Он следовал за ёкаем по крыше, размахивая Шики, отрезая щупальца, которые тянулись к нему. Эненра шипела, отступала к краю крыши, перенеслась на следующую. Харуто последовал, перепрыгнул брешь и приземлился рядом с ёкаем. Его ноги скользили по снегу. Он упал на колено, копье дыма пронеслось над его головой, чуть не задев. Он оттолкнулся ногой, взмахнул мечом, чтобы рассечь ёкая надвое, но эненра зашипела и отлетела, пожертвовав кусочки дыма его мечу, пытаясь безуспешно обойти его защиту.
Ёкай улетела на смежную крышу, Харуто прыгнул за ней. Он рухнул на корточки, бросился в скопление дыма, ударил Шики по центру. Красный клинок рассек дым и плащ, открыл дыру в ткани. Дым вылетел. Ёкай закричала и отпрянула. Нога Харуто подкосилась. Клинок дыма пронзил бедро, как копье. Он рассек дым, и тот рассеялся. Раненая плоть ноги стала соединяться.
Эненра отступила к дальнему краю крыши. Темный дым окружил ее, пачкал снег серым. Но белый плащ не был испачкан. Дым не лип к плащу, а сдерживался им. Харуто улыбнулся, вставая, проверил раненую ногу.
— Плащ — твое ядро, да? — сказал он. — Я думал, это что-то внутри тебя, что-то в дыму, но это плащ. Без него ты — ничто.
— Что ты такое? — спросила эненра. Это был женский голос. Знакомый. Дым извивался вокруг нее, и плащ поднялся на мечущихся змеях из дыма. Харуто заметил подбородок и губы из дыма во тьме капюшона.
Эненра завизжала и ударила дюжиной клинков. Харуто побежал вперед как можно быстрее. Он ощущал, как щупальца подступают, задевают его руки и ноги, но он подобрался к ней. Он вонзил Шики и капюшон эненры.
Дым перестал двигаться. Дюжина клинков указывали на него, как заточенная сталь, ждущая удара. Эненра отклонилась от меча Харуто. Ее капюшон упал. Харуто смотрел на прошлое.
— Изуми? — сказал он. Он выпрямился, чтобы рассмотреть ее. Ее лицо было в дыму, но все еще ее. Это была Изуми. Ее глаза были полны паники, рот двигался, но не издавал ни звука. Прядь волос из дыма упала на лоб.
Щупальца вонзились в Харуто, пробили его грудь и легкие. Он извивался, не мог осознать боль. А потом дым порвал его пополам и сбросил с крыши.
Харуто рухнул на снег. Точнее, его торс. Он не знал, где были его ноги. Он посмотрел на крышу, эненра смотрела на него, озаренная луной. Изуми смотрела на то, во что его превратила.
— Если хочешь остановить нас, оммедзи, — сказала она, ее голос был холодным и далеким, как звезды, — приходи в имперский город, — и она пропала, дым тянулся за ней.
Шики вылетела из меча, стала комком черной шерсти. Она запищала, прижалась к шее Харуто, обвила ручками его подбородок. Он не мог ее ощутить. Ему было холодно. Боль была далекой, его тело не чувствовало всего.
— Это, — Харуто закашлялся кровью, — прошло плохо.
Глава 27
Гуан налил чашку чая, оставил его остывать и посмотрел на пустую страницу перед собой. Кисть была в чернилах, наготове. Нужны были слова.
— Вокруг горы. С неба льются огненные слезы. Надежда утеряна. Вернувшиеся ведут войну, — он потянул за кривую бороду и опустил кисть, не написав ни слова. А потом взял чашку, подул на пар над чаем. — Не хватает чего-то… или всего, — он был один в общей комнате, только хозяин был занят у кухни. Покой настроил Гуана на поэзию.
Дверь в другом конце гостиницы сдвинулась, и Янмей с Кирой вошли в общую комнату, выглядя свежо и чисто. Они точно побывали в купальне гостинцы. Гуан почесал зудящее плечо, подумывал тоже помыться. Две женщины заметили его, и Кира улыбнулась. Она подбежала к столику, Янмей следовала спокойно. Время было раннее, а они уже давно не спали, хотя выглядели отдохнувшими. Но Кира была еще юной. Вряд ли она успела познать истинную усталость.
— Пустая страница, — сказал Янмей, опускаясь рядом с ним. Она взяла чайник и налила еще две чашки.
— Я пытаюсь написать поэму о возвращении драконов.
— Невидимыми чернилами?
— Угу, — Гуан кивнул. — Пока лишь планирую. Из огня и камня вырывается змей, — он нахмурился. Начать всегда было сложнее всего.
Кира улыбнулась ему. Она была в новой одежде, сменила старое кимоно на плотные походные штаны и зимний плащ с капюшоном с мехом. Она почти выглядела как юная версия Янмей. Гуан хотел отметить это, когда хозяин гостиницы появился за ним. Он повернулся, чтобы заказать еды, но там никого не было. Он повернулся, Кира хихикала с зеркальным кинжалом в ладони.
— Ты хотя бы не пугала меня, — Гуан улыбнулся девушке. — И это было убедительно. Я не знал, что смотрю на отражение, пока не понял, что сзади никого нет.
— Я становлюсь лучше, — сказала Кира. — Раньше я могла делать лишь монстров из тени, силуэты без, кхм, облика. Но я понимаю, что это лишь начало.
— Стоило лучше учиться в Хэйве, — сказала Янмей. — Мудрец мог многому тебя научить.
Кира застонала.
— В Хэйве было скучно. Но Гуан может меня научить, — она улыбнулась, ее глаза блестели.
— Что? — Гуан вздрогнул и чуть не выронил чай.
— Харуто сказал, что ты был мастером ци. Он сказал, что мои кинжалы хрупкие, и ты можешь научить меня, как их укрепить.
— Капуста! — возмутился Гуан. — Старику стоило молчать.
— Так ты можешь? — спросила Кира. — Научить меня? — она явно хотела учиться.
Гуан взглянул на Янмей. Она потягивала чай, хотя от него еще поднимался пар. Она поймала его взгляд и кивнула.
— Хорошо, — Гуан был рад поводу опустить кисть. Поражение было проще, если у него была хорошая причина. — Мы начнем медленно. Твои кинжалы созданы из твоей ци, верно?
— Угу! — Кира кивнула.
— Дай мне один. Рукоятью вперед, пожалуйста.
Кира тряхнула запястьем, кинжал появился в ее ладони. Она развернула его и протянула ему, улыбаясь. Гуан осторожно взял его, отчасти ожидая, что он взорвётся тысячей осколков зеркала, едва он коснется кинжала. Но это не произошло, и он опустил кинжал на стол подальше от Киры.
— Ты все еще ощущаешь его?
— А? — сказала Кира. — Ощущаю? Нет. Он у тебя.
Янмей рассмеялась, но Кира нахмурилась.
— Я не про ладони, девочка, — сказал Гуан. — Морковка. Спасите от невежества юных. Ты сделала кинжал из своей ци. Он — часть тебя, остается ею, даже когда ты не держишь его. Где бы он или ты ни были, пока он существует, нить ци соединяет вас, — Кира озиралась. — Не настоящая нить. Редиска, ты не можешь ее видеть.
— Тогда как мне его ощутить?
— Своим… духом, — Гуан всплеснул руками. — Своей ци.
— Я должна ощутить свою ци с помощью своей ци?
— Да.
— А если я не могу ощутить свою ци?
Гуан застонал и посмотрел на Янмей.
Старушка кивнула ему.
— Она всегда была такой. Только Мудрецу хватало терпения учить ее техникам, и даже он говорил, что она проверяла его пределы.
Кира надулась.
— Он говорил мне, что у меня талант.
Янмей улыбнулась.
— Он твердо верил, что дети учатся быстрее с похвалой, а не критикой. Морковка это…
Кира захихикала и посмотрела на Гуана. Он улыбнулся и подмигнул.
Янмей вздохнула.
— Морковка — не ругательство, Кира. Ты очень одаренная, но у тебя никогда не было способности сосредоточиться. Перестань пытаться делать то, что хочет от тебя Гуан. Попытайся научиться тому, чему он тебя учит.
Кира нахмурилась, застонала и опустила голову на стол. Через пару секунд она села прямо, шлепнула себя ладонями по лицу и кивнула.
— Ощутить ци?
— Она в тебе, — сказал Гуан. — Всегда внутри тебя. Некоторые ощущают ее как бушующий огонь, другие — как поток льда. Некоторые считают ци колодцем внутри себя, другие — непостоянным ветром. Никто не может сказать, как она должна ощущаться. Тебе нужно найти ее в себе, источник уникальной силы. Как только найдешь, следуй за нитью к кинжалу.
Кира нахмурилась и сморщила лицо. Гуан решил, что она искала в себе, но она выглядела так, будто страдала запором. Он оставил это ей, взял снова кисть, решив начать поэму.
— Из всего, что утеряно, — сказал он, — некоторое должно оставаться… утерянным? — он покачал головой и застонал.
Дверь гостиницы открылась, ворвался холодный воздух. Хозяин таверны оторвал взгляд от уборки стола и охнул. Харуто стоял на пороге, его кимоно было изорвано, в крови, верхняя половина пропала, нижняя половина висела вокруг его ног, пропитанная кровью так, что ткань стала багровой. Его грудь и живот тоже были в крови, кожа была бледной, как свернувшееся молоко. Он дрожал, пока шел к ним, шатаясь. Шики упала на стол и с дрожью запищала. Гуан не мог ее понять, но это не звучало как «доброе утро».
Янмей вскочила на ноги, кривясь от боли, и помогла Харуто.
— Ты в порядке?
Харуто попытался пожать плечами, но он дрожал так сильно, словно у него был припадок.
— Я в порядке. Мне нужен отдых и… это чай?
Янмей помогла Харуто сесть за стол, Гуан налил ему чаю и жестом попросил у хозяина еще.
— Ты выглядишь так, словно проиграл в сражении с Лютым Медведем, старик.
Харуто выдавил улыбку, но ее стерла гримаса боли на его лице.
— Если бы. Яоронг не так силен, как в историях. Не с тех пор, как он потерял лапу, — он сделал глоток чая, закрыл глаза и немного расслабился. Он был бледным от потери крови, ему было очень больно. Но его бессмертие не давало умереть, хотя раны убили бы других.
— Я смогла! — закричала Кира. — Я ощущаю это.
— Уже? — спросил Гуан. Это было быстрее, чем он ожидал. Многие неделями медитаций и тренировок добирались до ощущения ци.
Девушка закивала, улыбаясь, провела ладонью по спутанным волосам.
— Ну, — сказал Гуан, — как ощущается?
— Словно песня гудит во мне. Многие голоса и мелодии соединяются в чудесную музыку.
— Ха, — отозвался Гуан. — Это начало. Теперь ощути нить, связывающую тебя с кинжалом, — он покружил кинжал на столе и повернулся к Харуто. — Что произошло?
— Я нашел ее, — Харуто открыл глаза и посмотрел на него. — Или она нашла меня, — он покачал головой. — Я нашел Изуми.
— Дыня!
Харуто утомленно улыбнулся ему.
— Это не овощ.
— Изуми? Уверен? И она сделала это с тобой?
Харуто кивнул.
— Порвала меня пополам. Я несколько часов соединялся, — он рассмеялся, но звучало как хрип. — Думаю, я напугал лекаря города, он рано уйдет на пенсию, — он выдавил улыбку, но лишь на миг. — Она — одна из онрё.
Гуан ощутил, как грудь сдавило, пока он обдумывал варианты.
— Не йорогумо.
Харуто покачал головой.
— Нет. Эненра, — они притихли. Гуан слышал, как Кира тихо напевала. Девушка так сосредоточилась на задании, что не замечала ничего.
— Кто такая Изуми? — спросила Янмей.
Харуто поднял ладони и посмотрел на Гуана, но Гуан покачал головой и буркнул:
— О, нет. Это твоя история. Я в это не полезу.
Харуто хмуро смотрел на него, а потом повернулся к Янмей.
— Изуми — моя жена. Была моей женой.
Гуан ощутил, как по его запястью постучали, Кира улыбалась ему.
— Я ощущаю нить, — прошептала она.
— Правда? — Гуан покачал головой. У девочки был талант. Или она врала. — Дальше скажи кинжалу перестать быть. В твоем случае — скажи ему разбиться.
Кира посмотрела на кинжал.
— Разбейся! — прошипела она.
Гуан вздохнул.
— Не так. Это кинжал — он тебя не слышит. Просто скажи ему разбиться.
— Как?
— Через нить.
— В этом нет смысла.
Гуан усмехнулся.
— Уже сдаешься? А я думал, ты хороша в этом.
Она показала ему язык и продолжила смотреть на кинжал.
— Ты помнишь историю о Ночной Песни? — продолжил Харуто, отвлекая Янмей. — Моя история там не кончается. Я сказал, что Тошинака не мог успокоиться. Он верил, что я его как-то обидел, — Харуто фыркнул. — Он был монстром. Пока я приходил в себя во дворце императора, он пошел к моему дому и поджег его. Моя жена, Изуми, была внутри, когда он загорелся. Она пыталась спрятаться, забралась в единственную каменную часть дома, купальню, — он вздохнул и покачал головой. — Когда с огнем совладали, они нашли ее мертвой, сжавшейся в углу купальни. Она задохнулась от дыма, — слезы катились по щекам Харуто. Гуан сжал ладонь друга. — Можно подумать, что я уже должен был привыкнуть к боли, да? — сказал Харуто. Он склонился и уткнулся головой в ладони. И Гуан решил все-таки рассказать историю.
* * *
После жестокого поражения от руки Тошинаки Ночная Песнь попал к дому на паланкине императора. Он устал, был ранен и едва мог стоять. То, куда он вернулся, лишило его последних сил. Его дом был обгоревшими руинами. Его жена была мертва. Хотя огонь не достал ее, это сделал дым. Она умерла в муках, испуганная, одна. Я знаю, это неприятно слышать, но вам нужно знать, что с ней случилось, чтобы понять, что произошло позже.
Статус Ночной Песни как лучшего воина Ипии был разбит. Благосклонность императора и его двора пропала, как туман на солнце. Изуми была кузиной императора, и император обвинил Ночную Песнь в ее смерти, заявив, что ему должно было хватить сил остановить это. А Ночная Песнь винил себя, хотя это Тошинака поджег дом. Ночная Песнь согласился с императором. Если бы он понимал ненависть Тошинаки лучше, может, он помешал бы этому. Он не мог понять, что злая воля Тошинаки родилась из зависти, а не от ошибок, совершенных Ночной Песнью.
Годами Ночная Песнь был в депрессии. Он не давал клятвы, забыл о тех, что уже дал. Шинтеи отреклись от него, его имя стало притчей для всех, кто почивал на лаврах. Орден не хотел, чтобы кто-то шел по его стопам. Он бродил по тавернам Ипии, выпивал. Когда-то он был героем, не мог пройти по улице, не привлекая внимания. Люди сбегались к нему, просили заметить их, верили, что его появление было удачей. Его слава была неслыханной, никто не мог ее затмить до появления Векового Клинка через сто лет. Но все это пропало. Почти никто не узнавал его, а тот, кто узнавал, отводил взгляд, не хотел навлечь неудачу на себя. Ночная Песнь продал все дорогое. Его украшения, обувь, трубку. Он даже продал меч, что было позором, ведь для шинтея не было ничего ценнее его меча. У него ничего не осталось, он мог идти лишь в могилу.
В один день шанс представился. Он забрел в таверну, потребовал выпить, но понял, что у него была только его одежда, и даже она была грязными лохмотьями, какие даже нищие не взяли бы. Хозяин таверны предложил ему шанс избавиться от долга. В деревне был призрак, существо захватило несколько разрушенных зданий, которые сожгла молния пару месяцев назад. Несколько жителей деревни умерли. Теперь работники не могли подойти и очистить руины. Каждый раз, когда они пытались, призрак появлялся с криками и сажей. Один работник уже пропал в руинах, призрак утащил его. Конечно, Ночная Песнь знал, что не мог выстоять против ёкая, но ему было все равно. Часть него надеялась, что дух оборвет его мучения. Он хотел покоя. Отдыха. Конца страданий.
Он вошел в руины, стал искать призрака. И вскоре нашел. Дух поднялся из обломков в облаке пепла и дыма. Искаженное существо из дыма кипело, как смола, лица появились в массе дыма, они кричали, менялись. Вой обещал боль и смерть, и Ночная Песнь ступил в его фатальные объятия. Но ёкай отпрянул от него, и в тот миг Ночная Песнь узнал призрака, узнал лицо, которое глядело на него. Это была Изуми, его жена. Ее черты стали бесформенным монстром, были из дыма, но это была она.
Ночная Песнь рухнул на колени среди холодного пепла. Его поражение было полным. Его жена была мертва, стала мстительным духом, жаждущим смерти других. В тот миг полного поражения и боли Ночная Песнь нашел новую цель. Не месть за все, что у него отнял Тошинака. Не искупление его грехов. Не восстановление того, что он утратил. Новой целью было спасти его жену от вечных мучений. Ёкай убежал от него. Может, это были последние капли человечности в ней.
Ночная Песнь покинул деревню с новой решимостью. Он найдет легендарного оммедзи, выучит их техники, ведь лишь они умели упокоить ёкая. А потом он найдет жену еще раз, подарит ей покой, который у нее жестоко отнял Тошинака.
Но пути оммедзи…
* * *
— Хватит, — рявкнул Харуто, голова все еще была в ладонях.
Гуан умолк. Жаль, он дошел до хорошей части, но он понимал, почему Харуто не хотел, чтобы это слышали.
— Мне жаль, — сказала Янмей. Она сжала запястье Харуто. Небольшой контакт, но это вызвало у него улыбку, хоть и печальную. — Мы живем в мире, где люди передают свою боль другим. Так не должно быть.
Кинжал перед Гуаном разбился, усыпав его стеклом. Он отскочил от осколков, но они растаяли. Кира захихикала и радостно захлопала в ладоши. А потом взглянула на Харуто, и ее улыбка пропала.
— Прости.
Харуто покачал головой.
— Нет. Двести лет горя не должны быть важнее радости мгновения. Молодец… наверное?
Кира закивала. Гуан подозревал, что Пятый Мудрец под Небесами не знал, как был прав насчет девочки. Когда она сосредотачивалась, она поразительно быстро развивалась. Но если она хотела совладать с ци и техниками, она была лишь в начале, хотя начало было многообещающим.
— Теперь создай три кинжала, — сказал Гуан. Она тряхнула запястьями и дала ему кинжалы. Он взял их с улыбкой.
— Ты держишь оружие, Гуан? — спросил Харуто.
Гуан бросил кинжалы на стол.
— Капуста! — сердце колотилось, он вытащил из сумки первую клятву, развернул свиток, проверяя, был ли он еще целым. Он все еще был подписан кровью и ци, создан в присутствии божества. Гуан свернул свиток, прижал его к груди, а потом убрал в сумку. Он коснулся стеклянного кинжала дрожащим пальцем. — Разве это не странно? — ему не нравилась идея касаться их. Это ощущалось как жульничание в клятве.
Он подвинул пальцем три кинжала в ряд на столе, указал на средний.
— Этот. Разбей его, но оставь два других целыми.
Кира фыркнула.
— Легко, — она смотрела на средний кинжал, но все три разбились, осыпав Гуана стеклом, которое растаяло, не попав по нему.
— Еще три кинжала, попробуй снова, — сказал Гуан. Кира создала еще три кинжала, попыталась дать ему. Он смотрел на них, как на шипящих змей, а потом указал ей опустить их на стол. Он не знал, почему смог коснуться оружия, но он не хотел. Его опасения были глубже клятв. Они представляли его верность. Он выбрал не держать оружие снова, потому что он решил стать лучше. — В этот раз только левый, — он посмотрел на Харуто. — Ты уверен, что это была она? Изуми?
Харуто взглянул на него краем глаза и кивнул.
— Я помню свою жену, Гуан.
— Прошла пара сотен лет, старик.
— Это была она, — Харуто вздохнул, опустил голову на ладони. — Может, она не узнала меня.
— Или узнала? — сказал Гуан.
Харуто думал об этом миг, а потом печально кивнул.
Они молчали пару минут, только Кира напевала под нос.
— Она сказала мне найти ее в имперском городе, если я хочу остановить онрё, — сказал Харуто.
— Пха! — буркнул Гуан. — Это ловушка.
— Ага, — сказал Харуто, посмотрел на него.
— Ты пойдешь в нее, да?
— Ага.
— Глупая идея, как по мне.
Харуто пожал плечами.
— Это Изуми. Мне нужно идти. Я должен… — он сделал паузу на миг. — Ты не оставил бы Тяна, как бездумного духа, которому осталась только месть.
— Она не бездумный дух, — сказала Кира, глядя на кинжалы, сосредоточенно хмурясь. — Ты сказал, что она теперь онрё, — она взглянула на Харуто. — У нее есть разум.
— Я не это имел в виду, — сказал Харуто.
— Тогда не нужно было так это говорить.
Они погрузились в неловкую тишину, и Гуан налил еще чаю.
Харуто, наконец, сказал:
— Я пойду. Ловушка или нет. Онрё нужно остановить, пока они не освободили Орочи. Это лучший шанс их найти. Может, я смогу поговорить с ней и убедить ее сдаться. Или… — он сделал паузу и посмотрел на них, покачал головой. — Это Изуми. Я должен попытаться.
— Ладно, — Гуан заставил себя звучать бодро. — Тогда в Императорский город Кодачи. Туда две недели пути? Постараемся там не лезть в политику. Слышал, императрица не самая приветливая.
Все три кинжала разбились, осколки рассыпались по столу и растаяли.
— Капуста! — возмутилась Кира.
Глава 28
Они покинули Гушон следующим утром, пошли на север к Кодачи. Дорога была долгой, но вниз по склону. Горы были за их спинами, и они спускались в долины Ипии, где деревья были зелеными, несмотря на холодную зиму. Снег падал все реже, потом стал воспоминанием на вершинах гор вдали. Киру потрясали изменения, она даже сняла плащ с мехом, наслаждалась теплом.
Хэйва была всей ее жизнью. Она знала только холодные места, укрытые снегом круглый год. Увидеть мир за горами и льдом было чудом. Она не знала, что в природе существовало столько красок. Изумрудные деревья и рубиновые цветы, синие озера и желтые поля, которые Янмей назвала хакусай. От буйства красок перехватывало дыхание.
Люди, которых они встречали на дороге, были дружелюбными. Они много вечеров провели в обществе других, даже в их домах. Харуто оказался хорошим поваром, делал чудесные блюда из малых ингредиентов. И Гуан был одаренным рассказчиком, который увлекал внимание их временных спутников. Кира пыталась развлекать людей трюками, иллюзиями в отражениях. Этому не были рады, и Янмей не раз упрекала ее в том, что она пугала людей, Кира этого не понимала. Им было приятно слушать истории Гуана о призраках, некоторые ужасали. Но когда она добавляла иллюзию, чтобы напугать их, они паниковали и кричали. Люди были непонятными.
Ее тренировка продолжалась. По утрам, до того, как просыпались Гуан и Янмей, Харуто брал Киру наружу и учил ее биться.
— Ты уже знаешь основы, это очевидно, — сказал он утром после короткого поединка, где Кира близко познакомилась с каменистой землей. — Но ты знаешь лишь один способ биться, а он не использует твои сильные стороны. Знаешь, что такое врожденные техники?
Они стояли на полянке в стороне от дороги. На востоке поднимались горы, а на западе — бесконечные поля земли, присыпанной снегом.
— Все, у кого есть доступ к их ци, могут усилить свое тело, увеличить скорость врожденными техниками, — сказала Кира. Это она помнила с уроков в Хэйве, один из нескольких раз, когда она слушала наставников. — От простого жителя, который тянет телегу, до воина, бьющегося с сотней солдат на поле боя. Но я не была в этом хороша.
Харуто рассмеялся.
— Ты права и нет. Тебя удивило бы, если бы ты узнала, что ты сильнее меня?
Кира покачала головой.
— Но в бою ты отталкиваешь меня.
— Потому что я использую врожденную технику порывами.
Кира охнула. Теперь это было очевидно.
— Так ты двигаешься так быстро!
Харуто кивнул с улыбкой. Шики на его плече прижала к лицу волосатую ручку и запищала.
— Что значит, ты не знала? — спросил он у духа.
Шики свистнула и показала ему язык.
Харуто покачал головой и повернулся к Кире.
— Ты можешь не знать, как использовать врожденную технику порывами, но ты ее используешь, Кира. Все время. Попробуй ее убрать.
— Я… кхм… — она сосредоточилась, но это было как сосредоточиться на одном кинжале. Она не понимала, как. — Я не могу?
— Именно! — сказал Харуто. — Ты используешь это все время. Это делает тебя немного сильнее и быстрее все время. И это все время усиливает твою ци.
— А?
Харуто опустился на траву и махнул Кире сесть рядом с ним. Шики прыгнула на ее колени и свернулась.
— Подумай и о ци, — сказал Харуто.
— Гуан сказал, что у некоторых это колодец, но все видят ци по-разному. Моя похожа на песню.
— В этом примере это колодец. Его глубина ограничена, он может переполниться водой. Когда ты используешь ци, ты берешь воду из колодца, осушаешь ее. Со временем колодец пополняется. Но каждый раз, когда ты используешь ци, ты делаешь колодец немного глубже, и это позволяет ему содержать больше воды. Ты, Кира, не прекращаешь использовать ци, не перестаешь копать колодец. У тебя огромные запасы, — он покачал головой. — Я встречал лишь одного с похожим запасом, и он был великаном, который не переставал есть, — он пожал плечами. — Или говорить о себе.
Шики свистнула.
— Да, — сказал Харуто. — Он попытался как-то раз тебя съесть.
Кира смотрела на свои ладони. Она не ощущала себя сильной или быстрой. Она была… нормальной.
— Так мне нужно научиться использовать ее порывами вместо этого?
Харуто покачал головой.
— Не вместо. Вместе. Как только поймешь, я научу тебя, как сражаться.
— Ты сказал, что я уже знаю основы.
— И если тебе нужно победить в драке в таверне, основ хватит. Ты знаешь, как биться, если противник сильнее тебя. Это хорошо против такого монстра, как Шин. Его сила превосходила всех нас. Но когда противник слабее, как я, нужно знать, как использовать свою большую силу. Большая часть боя — понять, на что способен противник, и использовать лучший план против нее.
Два часа каждое утро Харуто тренировал Киру использовать врожденную технику и биться. Она часто обнаруживала себя уставшей и побитой до того, как другие просыпались. Тренировки не беспокоили Харуто, и Кира не видела, что он спал. Он всегда выглядел утомленно, темные мешки были под глазами, похожие на далекие тучи. Но она никак не могла ему помочь.
Днем они шли на северо-запад к городу императрицы. Гуан учил ее лучше понимать техники, которые она уже знала. Кира все еще не могла выделить один зеркальный кинжал. Нити, соединяющиеся с ними, были как мелодии, которые она почти слышала, струны кото задели и оставили звенеть. Гуан играл, прятал кинжал на себе. Кира следовала за нитью, говорила, где он его спрятал. Он спрятал два, и ей нужно было найти оба. А потом спрятал три, и ей нужно было найти конкретный. Каждая тренировка была игрой, а Кира любила играть. В Хэйве все тренировки были скучными. Часы в комнате, пока Акнар-сенсей читал им об истории или политике, или Канг-сенсей — о теории техник. Дни за бегом по землям академии или стоянием на одной ноге в бурю. Это было скучно. Кроме тренировок боя.
Еще несколько лет назад Янмей вела почти все тренировки боя в Хэйве. Она была высокой и сильной, полной энергии. А потом она начала быстро уставать, не успевала за старшими учениками. Она передала работу Кангу. Он был строгим, часами заставлял учеников делать ката, а потом давал повеселиться: сражаться. Кира любила сражения. Это ощущалось как свобода, а остальное время в Хэйве было темницей.
К сожалению, Канг-сенсей не любил ее и не скрывал это. Когда она проигрывала, он звал ее неуклюжей и неумелой. Когда она побеждала, он обвинил ее в жульничании с ее техниками ёкая. Канг выбирал сражения, и последний год он ставил ее только против Гьяцо. Даже без техники или ци кохранский парень был ужасен с кулаками, ногами и полными боли захватами. Никто не побеждал Гьяцо, многие не попадали по нему ударами. Кира была среди них, хотя много раз пыталась.
Она подошла к Гьяцо как-то раз после того, как он ее побил. Попросила его помочь ей, научить ее биться, как он. Она думала, что они поладят. Как она, Гьяцо был изгоем в Хэйве, кохранец в Ипии. У него не было техник, ци, другие ученики сторонились его, хотя из страха, а не отвращения. Он отказал ей. Не из-за того, что она была ёкаем, а потому, что она была слабой, и он ничего не мог извлечь из тренировок с кем-то слабее него.
Кира гадала, выжил ли Гьяцо в разрушении Хэйвы, выжил ли хоть кто-то еще. Она надеялась на это. Хоть многие избегали ее, словно могли стать ёкаями от общения с ней, она надеялась, что они выжили, но шансов было мало.
Игры Гуана были забавными, но он еще не сказал ей, как укрепить кинжалы, чтобы они были не такими хрупкими, могли выстоять атаку. Это раздражало, особенно, потому что она не могла понять суть. Сначала она думала, что будет легко, разбивать кинжалы было теперь просто, как мысль. Но отделять их было другим делом.
— Ты неправильно об этом думаешь, девочка, — сказал Гуан утром, пока они шли. Они проходили маленький город, держались края дороги, чтобы не мешать тележкам. Мужчина, который вел старого буйвола, снял сугегасу и улыбнулся им, показывая дыру в зубах, где один выпал. Кира улыбнулась ему, Гуан ткнул ее в ребра. — От этого ты запуталась, — он указал пальцем на лицо Киры, и она подумывала откусить его. Она уже создала так много кинжалов в этот день, что потеряла счет. Отделять их, когда Гуан прятал их, было невозможно. Хоть она заставляла их разбиться разом. Один он спрятал в своих штанах, и он плясал, как нингьо, за чьи нити тянули, когда он разбился. Но Янмей отругала ее за шутку.
— Прошу, объясни мне, о мудрый мастер ци, — сказала Кира, уклоняясь от пальца, который она решила не кусать.
— Хмф, — сказал Гуан. — С таким отношением — вряд ли. Разбирайся сама.
Кира пыталась сделать это днями, но это не работало. Она вздохнула и поспешила за Гуаном, остановилась перед ним и низко поклонилась.
— Прости. Прошу, помоги мне.
Старый мастер ци улыбнулся ей.
— Ты думаешь обо всех кинжалах, как одном. Как о чем-то общем. Считай это маленькой деревней, кхм… не знаю, как они зовут это место. Эй, старик, как называется эта деревня?
— Уххх… — закончил Харуто, пожав плечами.
— Очень помогает, — сказал Гуан.
Кира хотела ударить обоих, если Гуан не перейдет к делу вскоре.
— Подумай о деревушке Уххх, — сказал он. — А если я попрошу найти одного человека тут?
Кира пожала плечами, но снова не смогла сделать это как Харуто. Может, ее спина была недостаточно сгорбленной.
— Какого человека?
— Конкретного.
— Кого?
— Одного из жителей Уххх.
Кира зажмурилась и заставила себя дышать, чтобы не кричать.
Гуан рассмеялся.
— Хорошо. Ты не можешь это сделать. А если я попрошу тебя найти Сору, юную ипианку в темно-коричневом кимоно с корзинкой стираного белья?
Кира огляделась, пока они шли, и увидела женщину, которую описал Гуан.
— Сора! — указала она. Она подбежала и схватила Сору за руку. Женщина запищала в тревоге.
Гуан поспешил к ним, оттащил Киру от женщины. Он поклонился и извинился за ошибку. Женщина зашагала прочь, оглядываясь на них и кривясь.
— Это была не Сора? — спросила Кира.
Гуан вздохнул и пошел дальше, в паре шагов за Харуто и Янмей.
— Вряд ли ее так звали. Не в том дело. Когда я попросил тебя найти человека, ты не смогла. Но когда я попросил найти женщину в коричневом кимоно с корзинкой, ты сразу ее нашла. Твои кинжалы такие же.
— О-о-о, — Кира кивнула. — Я не могу выбрать один кинжал, потому что они идентичные. Если я сделаю каждый отличающимся, я смогу их различать?
— Это начало, — сказал Гуан. — Сделай их разными, дай им имена — как можешь. Пока твое восприятие не станет сильнее, тебе нужно как-то различать их.
Он был прав, хоть и невыносим. После этого урока Кира стала делать кинжалы разными. Она называла их всех, но Гуану не нужно было это знать. Когда Гуан говорил ей разбить средний кинжал, она знала, что он имел в виду Момо. Было просто отследить нить Момо и отдать приказ только ей. Кира все еще не знала, как способность выделить кинжалы поможет ей усилить их, но она хотя бы ощущала, что делает прогресс.
По вечерам почти все время Кира проводила за изучением новой техники с Янмей, той, которой обладал ее старый друг и пытался научить ее. Прогресс был еще медленнее, чем с Харуто и Гуаном. Кира подозревала, что Янмей сама не понимала технику. Она никогда не использовала ее, хотя пыталась много раз. Янмей заявляла, что новая техника была важна для Киры, это могло защитить ее, но Кира ощущала, что в технике было что-то еще, нечто особенное. Не важно. Кира была просто рада провести время с Янмей.
Янмей всегда была рядом. С момента, как Кира очнулась на поле, почерневшем от техники Янмей, и забыла о восьмидесяти годах в зеркале. Но она знала, что была ёкаем. И она знала, что, чтобы она снова была живой, кто-то должен был умереть. Жизнь за жизнь. Янмей заявляла, что человек был плохим, убийцей, посланным за другом, но это было не важно. Кира всегда знала, что ее жизнь принадлежала не ей. Она украла эту жизнь. Янмей забрала Киру в Хэйву, согревала их в дороге своей техникой. Она слушала, как Кира восторгалась, изучая мир вне оков зеркала. Янмей была утешением, домом и безопасностью. Она всегда была такой для Киры.
Даже в Хэйве среди других учеников Янмей была постоянной в жизни Киры, если нужны были объятия или поплакать на плече. Если Кира заходила слишком далеко, Янмей останавливала ее, не дав никому пострадать. Всем сложно было оставаться хорошими, требовалось делать тяжелый выбор. Кира часто не видела хороший путь, но для Янмей он был ясен. Она была светом Киры. Кира не помнила, какой была ее мама, но некоторые ученики Хэйвы говорили, что мама была утешающей, но строгой, любящей и поддерживающей, всегда рядом. По мнению Киры, это идеально описывало Янмей. Кира не говорила этого Янмей или кому-то еще, но в своей голове Кира считала Янмей своей мамой.
— Выбери точку, — сказала Янмей. Они стояли у небольшого холма, место уже было расчищено для костра в стороне от дороги. Они остановились там, потому что холм закрывал от холодного ветра и снега. — Там, — продолжила Янмей, указывая на одинокое дерево без листьев, упрямо держащееся за холм, несмотря на зиму. — Протяни туда нить ци, а потом вложи себя в нить и шагни в новое пространство, — она нахмурилась от своего объяснения, словно оно звучало не очень правильно.
Кира пыталась. Она не понимала, как протянуть нить ци, как вложить себя в нее, но пыталась.
— И я должна исчезнуть и появиться у дерева?
Янмей выглядела меланхолично.
— Мой друг оставлял как-то после себя картинку. Она разлеталась, как лепестки на ветру, — она улыбнулась, но эта улыбка не порадовала Киру.
— Красиво, — сказала Кира. Ей нравилась идея о лепестках на ветру, мягкие изгибы. Она была из острых краев и неровных линий. Как разбитое зеркало.
Янмей улыбнулась чуть лучше и кивнула.
— Да.
Они продолжали часами, хотя стемнело, и дерево было плохо видно в свете луны. Кира не могла понять, как шагнуть сквозь мир, но она пыталась. Ей нужно было научиться технике. Не для защиты себя, а для защиты Янмей. Ее огненная техника вредила ей. Мудрец казал, что она уже забрала у Янмей двадцать лет жизни, но она все использовала ее. Кире нужно было научиться новой технике, чтобы защищать Янмей, чтобы Янмей больше не вредила себе. Может, они найдут Четвертого Мудреца и попросят о помощи. Может, Мудрец поймет, как обратить вред, нанесенный Янмей.
Но эта ночь была из поражений. Кира винила себя. Несмотря на поражение, она забралась в спальный мешок, ощущая новую решимость. Да, она не смогла изучить технику. Но она была настроена правильно, нашла цель. Они были почти в Кодачи, где они найдут онрё, жену Харуто, и помешают освободить Орочи. А потом Кира потащит Янмей к Четвертому Мудрецу, даже если она будет против.
Глава 29
Кира считала Миназури большим. Она считала Гушон огромным. Когда стало видно Кодачи на горизонте, она поняла, как ошибалась. Императорский город был великаном. Всюду были люди, даже до границ города. Некоторые везли товары, другие шли к местным фермам, чтобы работать в полях. Тут и там солдаты в лакированной керамической броне следили за людьми. Их броня была темно-зеленой с красным узором и свернувшимся драконом на груди. Гуан склонился, увидев, что Кира пялится на них, и сказал ей, что это был Изумрудный Легион, армия императрицы Исэ Рьоко. Ипия была в состоянии гражданской войны, две ветви императорской семьи ждали получить власть над империей, но дороги и улицы в городе не очень сильно охранялись.
Дым промышленности поднимался над городом из тысяч труб, вонь встретила их, когда первые здания поднялись из грязи. Кира не могла назвать половину запахов, которые ударили ее по носу, но с запахами готовки еды, огней с углем, дублением кожи и отходов людей и зверей, развалины Хэйвы пахли почти как цветы. Кира не понимала, как столько людей могли жить в одном месте. Они наполняли дороги, двигались туда-сюда. Некоторые задевали других, толкая телеги, другие огибали людей, потрясая ловкостью. Она смотрела на них огромными глазами, не моргая.
У дорог были развлечения. Телеги, где мужчины и женщины готовили еду для прохожих, прилавки с артефактами, якобы наполненными ци героев. Кира замерла и разглядывала побрякушки на прилавке. Янмей оттащила ее и попросила не замирать. Было просто затеряться в толпе на улицах.
Грохот колес телег, крики торговцев, фырканье свиней и топот ног оглушали и восхищали, били по разуму Киры. Они прошли по шумному рынку, прилавки прижимались друг к другу, мужчины и женщины перекрикивали друг друга, представляя свои товары.
— Свежий рамен, только из печи, — кричала женщина с румяными толстыми щеками, сковорода шипела в ее ладони.
Великан с шеей, похожей на бочку, кричал:
— Пряности. Редкие. Из Хосы, Нэша и не только.
Худой мужчина с крючковатым носом стоял за телегой, махал глиняными бутылками.
— Дом угощений Цин Сяо предлагает только вино лучшего качества.
— Сыграйте в игру разумов. Докажите, что вы умнее обезьяны, — Кира повернула голову. Она еще не видела обезьян. Она прошла сквозь толпу, увидела столик и улыбающегося старика с тонкими волосами и золотым зубом среди желтых. На его коленях сидел коричневый пушистый зверек с длинными лапами, голова казалась слишком большой для его тела, и хвост не переставал двигаться и закручиваться. Он тихо щебетал, словно всегда говорил, но язык понимал только зверек. На столе лежали плитки маджонга. Худой мужчина с подковой черных волос сил перед стариком и его обезьяной, опустил на стол пару льен.
— Перемешай их, — сказал старик, пока обезьяна ворковала. — Лицом вниз. Вот так, хорошо перемешай. Не дай обезьяне отследить.
Кира поняла, что Гуан стоял рядом с ней. Старый поэт склонился и понизил голос:
— Никогда не доверяй этим играм. Две причины. Первая — обезьяна всегда побеждает.
Мужчина с подковой волос кивнул. Он закончил перемешивать плитки.
— Теперь, — сказал мужчина с обезьяной. — Подумай о паре. Любой паре плиток. Скажи обезьяне, какую пару найти. Если не сможет, получишь вдвое больше льен, чем дал.
Мужчина с подковой волос рассмеялся.
— Белый Лотос.
— Белый Лотос. Белый Лотос, — сказал мужчина. — Обезьяна, найди плитки Белого Лотоса.
Обезьяна защебетала и оглянулась на хозяина.
— Давай, — сказал мужчина. Обезьяна щебетала. — Не смотри на меня. Найди мне плитки Белого Лотоса, — обезьяна защебетала слова. — Белый. Лотос. Бе-е-елый. Ло-о-отос.
— Вот так вид, да? — шепнул Гуан. Он вытянул руку и поймал юношу за запястье. Кира поняла, что юноша тянулся к сумке Гуана. — Тут для тебя ничего нет, парень. Иди, и я ничего не скажу стражу, — юноша отдернул руку и побежал в толпу.
Гуан снова склонился.
— Вторая причина — дело не в игре.
Мужчина еще говорил с обезьяной, пытаясь уговорить зверька взять плитки.
— Если он не возьмет, я побеждаю? — спросил мужчина с подковой волос.
Обезьяна посмотрела на плитки, быстро схватила две из них, а потом подняла над головой и запрыгала на коленях хозяина.
— Белый Лотос. Вот он, — хозяин забрал монеты, а обезьяна стучала двумя плитками, улыбаясь, как жаба.
Это было не единственное отвлечение на рынке, но Гуан вел ее дальше. Они нашли Янмей и Харуто, ждущих их на краю рынка. Оттуда начинался город, и здания поднимались на два-три этажа. Академия Хэйва была огромным зданием, пока не сгорело, так что Кира видела строения из многих этажей, но тут их были тысячи — дома, мастерские, храмы — и это потрясло ее. Пагоды поднимались к небу. Ленивые реки текли по городу в глубоких каналах. Мужчины и женщины в лодках плавали по воде, некоторые с пассажирами, другие — с ящиками и бочками. Тут и там деревянные мосты пересекали реки. Каждый мост был с маленьким храмом рядом с ним, посвященным Тошаме, богу озер и рек.
Императорский дворец — замок Дачи — поднимался над городом, окруженный водой и стенами. На каждом углу больших каменных стен стоял огромный дом стражи с множеством этажей, брешами для лучников и навесами, чтобы ловить стрелы, выпущенные в них. Из-за стены выглядывали много этажей вершины замка. Стены сияли белизной, навесы пагоды были темно-зелеными.
Янмей покачала головой, они прошли замок, назвав его неприступным. Харуто фыркнул и ускорился. Он кривился, и Кира догадалась, что только он из них был внутри замка. Он был Ночной Песнью, его раньше любил император Ипии, он не только был в замке, он жил там. Кира хотела побывать внутри.
Гуан сказал, что императрица Исэ Рьоко была тщеславной женщиной. Кира гадала, было ли у нее много зеркал. Может, если она найдет подходящее зеркало на прилавке, она сможет увидеть, каким был замок внутри. Прорицание было непростой техникой, но Пятый Мудрец под Небесами научил ее основам в Хэйве. Кира не справлялась, но еще и не пыталась после уроков Гуана.
Харуто торопил их, и они вскоре пришли к маленькой гостинице в, по словам Гуана, захудалой части города. Табличка над дверью гордо заявляла: «Шитатару Бакецу». Харуто улыбнулся, пока они подходили, сказал им, что эту гостиницу давным-давно открыл его друг. Кира гадала, как ощущалось, когда все, кого она знала, умерли. Хотя она была такой же — ее семья и все ее друзья давно умерли, но она их не помнила.
Они сняли две комнаты, заказали горячую еду и купание. Кира чуть не разбилась от восторга. Она не мылась с Гушона, недели назад, переживала, что пахла хуже задницы осла. Она хотела чистую одежду, новое кимоно, не загрубевшее от пота. Ее волосы отросли, почти задевали плечи, и она гадала, сможет ли Янмей обрезать их, как нужно, или ей придется сделать это самой.
— Изуми где-то тут, — сказал Харуто, когда они поели и снова ощутили себя собой. Кира проглотила две миски горячего супа с лапшой, яйцами, свининой и овощами, которые она даже не успела рассмотреть.
— А другие онрё? — спросил Гуан. — Может, и убийца Тяна?
— Возможно, — сказал Харуто. Он подвинул чашку вина на столе, глядя на бледную жидкость. Кира играла с отражениями, заставила его увидеть летучих мышей под потолком, но Харуто не повелся. И она напугала Гуана тенью с топором. Старый мастер ци вздрогнул, повернулся к монстру, которого не существовало.
— Поймала, девочка, — он рассмеялся. — Даже кровь похолодела, — Кира усмехнулась ему.
— Останемся тут на ночь, — сказала Янмей. — А потом? Утром спросим о демонах из дыма и драконах за решеткой?
Харуто пожал плечами.
— Ночь хорошего сна пойдет на пользу всем вам, — Кира заметила, что он не включил себя. — Утром я найду храм, чтобы благословить ритуальные посохи. А потом повешу свою печать, и нам не придется спрашивать о ёкаях. Все захотят рассказать нам все истории о призраках и жуткие слухи.
Гуан рассмеялся.
— Половина работы оммедзи — уметь отличать правду от дураков и лжецов.
— Потому я нанял тебя, — сказал Харуто. Он сделал глоток вина. — Чтобы ты слушал весь этот бред, пока я работаю.
— Я думал, я был мулом?
— И это тоже, — Харуто подмигнул другу. — Ты должен как-то заслуживать деньги. Ты точно не делаешь этого поэзией.
— Капуста! Ты меня ранишь, старик. За это… — Гуан встал и громко кашлянул, чтобы привлечь внимание других посетителей. — Кто хочет послушать историю о жутком тэнгу, Вестнике Костей?
Кира первой подняла руку.
* * *
Все началось больше века назад, когда лошадиные лорды Нэша собрались под властью их лидера, варган, и напали на Хосу. То было тяжелое время в мире. Брат бился с сестрой. Империи сталкивались. Ипия была разделена, и пока семьи Исэ и Идо рвали империю на куски ради Змеиного трона, империя Кохран использовала свои приборы, чтобы проверить границу с Хосой. Все это время жители Нэша ждали в тени их выжженной солнцем пустыни.
Варган была великаном по имени Охмаа, умная женщина. Она собрала лордов и связала их стальными веревками обещаний и угроз, получила под своим знаменем могучую орду. Если бы Охмаа ордой, как копьем, ударила по сердцу Хосы, она сломала бы спину Десяти Королевств. Но Охмаа была умной. Она понимала правду. Хоса была плодом, висящим низко, выглядящим спело. Ее силы были отвлечены, южная граница была не защищена. Но это было отравленное яблоко, и если бы нэшцы его проглотили, все, что построила Охмаа, увяло бы. Она знала, что народ Нэша не мог править Хосой, земля была слишком большой, не подходила для кочевого образа жизни ее людей. Они станут толстыми и ленивыми в роскоши королевств Хосы. Но она собрала лордов, обещая богатство и завоевания. И бой войны шептал на ухо Охмаа, гнал ее в бой.
Или она так думала.
Охмаа повела большую армию в Хосу. Река Сэра, самая большая и яростная из всех рек, появилась перед ними, естественный барьер между Хосой и Нэш. Но одно безопасное место для перехода было. Они звали его тогда Мостом Покоя, а теперь его чаще зовут Мостом Крови. Солдаты Хосы стояли на могучем мосту, и Охмаа знала, что тысяча солдат могла выстоять против десяти тысяч, такой была защита. Но нэшцы были находчивыми. Они построили тайно плоты, срубив ближайший лес и распугав местных духов. Они построили тысячи плотов, создали из них временный мост на самой спокойной части реки. Там они попали на территорию врага. На Хосу напали, а никто не знал об этом.
Охмаа ехала со своей ордой, сокрушая ближайшие города и деревня. Это была кровавая бойня, редкие жители Хосы выживали, чтобы рассказать о кричащей орде и лошадях с клыками, как у тигров. Сопротивления было мало, небольшие гарнизоны и герои, но никто не мог выстоять против количества воинов Охмаа, как и против самой Охмаа, которая билась хлыстом и мечом, ее жестокость поражала даже ее генералов.
Но нэшцы не занимали города. Они грабили их, забирали товары и лошадей через мост из плотов. Они оставляли только разрушения.
Темные создания собирались на местах развалин. Мстительные духи и пожиратели падали. Демоны собрались на земле, пропитанной кровью. Одну такую фигуру видели на месте каждой атаки нэшцев в Хосе. Огромного мужчину в пернатом плаще и соломенной тэнгай на голов. Его глаза были полны тьмы его души, а его аура была такой гадкой, что подавляла даже самых сильных героев. Хуже, его видели до того, как происходили атаки. Выжившие говорили, что видели, как по улицам бродил мужчина перед атаками, и он смотрел на резню с кровожадной радостью с вершины дерева, его пернатый плащ было видно в свете луны. Но это был не мужчина. Это был тэнгу. Гадкий демон. Вестник темных времен.
Хосанцы прозвали этого тэнгу Вестником Костей. Его присутствие приносило им кости и горе. Никто не хотел быть близко, увидеть тэнгу. Мужчины вздрагивали от теней. Женщины кричали от карканья ворон. Дети сочиняли о нем песенки, играя.
Ступай тихо, мой друг, Вестник пришел.
Убегай поскорей, пока он не нашел.
Из теней он следит, набирается сил.
Когда с громом придет, к огню убеги.
Охмаа и ее орда год мучили хосанцев. Они сожгли десятки городов, убили множество людей. Хосанцы пытались отбиваться, но они попали между двух войн. С одной стороны Нэш терзал их земли. С другой — кохранцы нападали огнем и механизмами. Но у одного генерала Хосы был план, и пока нэшцы выехали на нападение на еще одну деревню, он и его войска пробрались за ними и подожгли плоты Нэш. Той ночью Сэра горела. Когда Охмаа вернулась и увидела, что мост в ее страну был уничтожен, она была в ярости. Ее гнев был безграничным, и даже ее друзья боялись ее.
На следующий день Вестника Костей видели на самой высокой башне гарнизона с видом на Мост Покоя. Вся армия Охмаа напала на гарнизон. Бой был самым кровавым за десять лет.
Охмаа победила, но много ее людей умерло. Ее конь, которого она растила с рождения, был убит копьем. Некоторые говорят, что это лишило ее желания биться.
Охмаа больше не хотела этого. Она приказала орде пройти по мосту. Ее война против Хосы подошла к концу.
Если бы на этом все кончилось…
Вестник Костей стоял посреди моста. Он пришел к Охмаа. Она выехала навстречу ему в центр Моста Покоя, ее армия лордов с тысячью солдат стояла за ее спиной. Слухи об этом тэнгу долетели до нэшцев, и она не собиралась глупо злить этого духа.
Вестник Костей трижды приказал ей вернуться в Хосу и закончить то, что она начала. Сначала он обещал ей богатство и власть. Потом угрожал ей. Потом пригрозил погубить лошадей, которыми так дорожили нэшцы. Тут Охмаа не выдержала. За оскорбление нэшцу можно было получить месть. За угрозу их лошадям можно было вызвать разрушение.
Она с ревом ударила по тэнгу. Ее верная орда бросилась на мост. Вестник Костей был ёкаем, да, но она была Охмаа, самая большая и сильная из нэшцев, гордый варган лордов. Этого было мало. Ее атака не попала. Охмаа повернулась и напала на своих людей.
Никто из лордов Нэша не прошел по Мосту Покоя в тот день. Охмаа пала первой. Тысяча воинов. Тысяча лошадей. От разъяренного взгляда Вестника Костей они нападали друг на друга. И когда отряд Хосы дошел до моста, они обнаружили его в крови. Цвет остался до сих пор. Кровь смылась, но ужасный след остался.
* * *
Люди в таверне были очарованы историей Гуана. Хозяин, иностранец с бледной кожей и большими круглыми глазами, даже дал им пару бутылок вина за счет заведения. Гуан не вызвал аплодисменты. Так не делали в Ипии, но он видел, что им понравилась история. Он все еще предпочитал публику Хосы, которая шумела так, что могла привлечь внимание божеств.
— Я его видел, — сказал мужчина. — Он был худым, с волосатыми складками лица, словно когда-то был толстым. Вестник Костей. Крупный мужчина. У него пернатый плащ и шляпа-тэнгай.
— Ха! — закричал Гуан. Такой ответ часто всплывал после истории. Но тэнгай были не такой редкой шляпой. — Молись богам и звездам, чтобы ты обознался, мой друг. Где ходит Вестник Костей, следуют бой и смерть, — и он сел за стол и приподнял бровь, глядя на Харуто. — Ну, старик? Все еще думаешь, что мои стихотворения ужасные? — он постучал по бесплатному вину и налил себе в чашку.
Харуто пожал плечами.
— Это было не стихотворение. И ты это не писал. Думаю, Шэ Донглу первой придумала эту историю.
Гуан хмуро посмотрел на старого друга.
— Вредный оммедзи.
Критиковать горазд.
Как пуста его душа.
Харуто рассмеялся.
— Это было неплохо.
— Мне понравилась история, — сказала Кира. — Было интересно, — она снова играла с кинжалами. Четыре лежали на столе перед ней, каждый отличался. Она взяла один, улыбаясь отражению. — Я назову тебя Момо, — сказала она. — Момо, — она прижала кинжал плоской стороной ко лбу. — Момо.
Они говорили какое-то время после этого, обменялись историями и шутками. Гуан следил за Харуто. Его друг пытался скрыть, но он знал старика достаточно, чтобы видеть тревогу в его улыбке, слышать ее в его голосе. Изуми была в городе, и Харуто не успокоится, пока не найдет ее.
Глава 30
Гуан спал. Старый поэт всегда ложился на бок ночью, и его храп звучал как гром, но без молнии. Янмей и Кира были в своей комнате, Харуто надеялся, что и они спали. Им нужно было отдыхать. Они все нуждались в этом. Он гнал их из Гушона почти без остановок. Они быстро попали в Кодачи.
Харуто не мог спать. Он редко мог спать, но эта ночь была другой. Он сидел посреди их комнаты, скрестив ноги, и медитировал. Хотя это было беспокойным ожиданием, а не медитацией. Он ждал Изуми. Шики свернулась на его колене, закрыв глаза, сопя, как урчащий кот.
Он ощутил присутствие Изуми до того, как она открыла окно щупальцем из дыма. Он открыл глаза и прошел к окну, она отдернула дым, оставив на раме пятнышко сажи. Шики недовольно и сонно зарычала, забралась в его кимоно, устроилась у груди. Изуми стояла на улице внизу. Она была в том же белом плаще с золотой вышивкой, капюшон был поднят, скрывал ее лицо, черные стежки закрыли дыры, которые он оставил. Темный дым двигался внутри плаща, пятнал землю.
Харуто открыл окно полностью, выпрыгнул на улицу, почти беззвучно приземлился.
— Изуми, — сказал он, выпрямившись.
Она повернулась и полетела над землей, дым развевался за ней. Харуто вздохнул и погнался за ней, но едва успевал. Она повернулась и изменила направление. Харуто затормозил и побежал за ней. Он чуть не позвал ее, но зачем? Она знала, что он был там. Она вела его куда-то. Может, в ловушку. Харуто было все равно. Это была Изуми.
Даже ночью на улице были люди. Кодачи был из городов, которые никогда не спали. Некоторые вздрагивали при виде ёкая и оммедзи, другие спешили прочь, чтобы не привлечь ненужного внимания. Харуто игнорировал всех. Важна была только Изуми.
Она замедлилась и остановилась. Харуто замер в дюжине шагов от нее. Он хотел подойти ближе, но боялся спугнуть ее, в прошлый раз он оказался отделен от ног из-за этого. Она заманила его в узкую пустую улицу. Фонари озаряли их мягким жёлтым светом. Здания над ними были темными, и все было тихим. Харуто ждал первый ход Изуми.
Изуми медленно повернулась к нему. В капюшоне была лишь тьма, но Харуто знал, что она смотрела на него. Она подняла рукав, дым вылетел из него и стал ладонью. Она подняла ее к капюшону, смотрела на нее, крутя, двигая пальцами, словно не ожидала такого. Она убрала капюшон. И там была она. Ее лицо в сером дыму. Нежность ее щек, изгиб ее губ, шрамик на лбу от столкновения со шкафчиком. Тот же завиток волос, прядь всегда выбивалась из пучка или косы. Такой он ее и помнил. Она коснулась ладонью из дыма лица, обвела пальцами нос, рот и глаза.
Харуто сделал пару шагов вперед.
— Изуми, — сказал он, не смог убрать надежду из голоса.
Она убрала ладонь от лица, посмотрела на него. Она сжала губы, скрыла капюшоном голову.
Харуто вдруг услышал шум, шаркающие шаги по оба конца улицы. Мужчины и женщины в керамической броне вбежали в улицу. Двери открывались, появлялось больше солдат. Они промчались мимо Изуми, окружили Харуто. Дюжина. Две дюжины. Три. Их броня была черной, золотая змея была на наплечниках, Змеиная Стража, элитные солдаты императрицы Исэ Рьоко. Харуто знал об их силе. Ему было бы сложно биться с одним таким солдатом, но не было шансов против множества. Они направил на него копья, вытащили их ножен мечи. Харуто оказался в кольце стали и брони без шанса сбежать.
— Шики, скройся, — шепнул он. Маленький дух свистнула с дрожью из его кимоно и пропала. Она была рядом, он ощущал, и она следила за ним, но была невидимой.
— Идемте тихо, мастер оммедзи, — сказал один из Змеиной Стражи, крупный мужчина со шрамами на лице и мечом в руке. — Императрица Исэ хочет поговорить.
Харуто опустил ладонь на катану. Рябь напряжения пробежала по солдатам вокруг него. За ними он заметил парящую Изуми, капюшон был повернут в его сторону. Даже если он сразится со Змеиной Стражей, выживет, придет больше. Бесконечный легион солдат. И Изуми. Она уже показала, что могла одолеть его одна.
Харуто пожал плечами, вытащил катану из-за пояса и бросил на землю.
* * *
Об императрице Исэ Рьоко говорили многое. Она была тщеславной женщиной, думающей много о своем облике. Ее способность управлять империей, несмотря на попытки ее кузена, императора Идо Танаки, свергнуть ее, потрясала. Она не родилась наследницей престола, а забрала его, когда убийца Тикающие Часы убил двух ее братьев, ее мужа, ее мать и пять ее племянников за одну ночь. Она удержала Змеиный Трон, казнив выжившего брата тем же утром, когда обнаружили убийства. Она была заботливой матерью и умелым инструктором в бою и искусстве правления. Некоторые звали ее Ложной Императрицей, а другие считали ее почти божеством. Одно никто не мог про нее сказать — что она была ленивой.
Солнце едва целовало горизонт утром, когда она вышла из своих покоев, уже наряженная в красное одеяние для долгого дня при дворе. Ворона вылетела за ней, оставив на ковре за собой сажу. Императрица Исэ Рьоко оглянулась, приподняв бровь от бардака, но промолчала. Ей не нужно было говорить. Шестеро слуг устремились убрать за Вороной.
— Он у тебя? — спросила императрица Исэ Рьоко.
— Да, императрица, — сказала Ворона. Она ненавидела формальности, но Мастер сказал ей быть вежливой. Не важно, что Ворона могла легко убить императрицу. Они вели себя с ней как услужливые подхалимы. Пока что. — Ваш план сработал идеально, — Ворона рычала бы, будь у нее лицо. Это был план не императрицы Исэ Рьоко, а план Мастера. Хотя он не стал присваивать план.
Они прошли большое зеркало в коридоре, и императрица взглянула туда на миг и пошла дальше. Ворона парила следом, скользнула лозой из дыма по сияющей поверхности. Слуги тут же подбежали с тряпкой, стали натирать зеркало до ослепительного блеска. Императрица Исэ Рьоко проверяла себя в каждом зеркале, словно что-то могло измениться за дюжину шагов между ними. Она была безупречно красивой. Ее наряд был длинным, тянулся за ней, но не сминался. Ее волосы были собраны высоко на ее голове, замысловато уложены, обрамляли ее лицо, и ни одна прядь не была не на месте. Ее лицо было украшено множеством слоев пудры, но не было ни одной трещинки или пятнышка. Розовые щеки и рубиновые губы придавали ей здоровый облик. Императрица Исэ Рьоко взяла костюм, который ее заставили носить, пока ее брат сидел на троне, и превратила его в символ власти. Теперь все леди Ипии хотели одеваться и выглядеть как императрица. И мужчины не могли отвести от нее взглядов. Ворона уважала то, какой себя сделала императрица, но все равно недолюбливала ее.
Императрица Исэ Рьоко замерла на развилке коридоров. Мягкие ковры и чистые стены тянулись во все стороны.
— Я хочу увидеть этого бессмертного оммедзи.
— Вряд ли это хорошая идея, — сказала Ворона. Что-то странное было в замке. Что-то… знакомое. Это вызывало в ней зуд, как муравей на лице. Но у нее не было лица, и она не помнила ощущение, когда что-то ползло по ней. Она поняла, что все зловеще притихло. Слуги отпрянули от нее. Трое из Змеиной Стражи, следующие за ними на расстоянии, шагнули ближе.
Императрица Исэ Рьоко оглянулась, приподняв бровь, грациозную, как катана.
— Я решу, какие идеи хорошие, существо, — сказала она тихо, но с такой злобой, что цвет и тепло пропали из людей вокруг них.
Ворона поклонилась как можно вежливее без рук, ног или головы. Она просто наклонила плащ, но это произвело желанный эффект. Императрица махнула ей вести. Дым Вороны бурлил, она полетела мимо императрицы. Она хотела задушить императрицу своим дымом. Змеиная Стража не сможет ее остановить. Их мечи не пугали ее. Но Мастер не будет рад. Почему-то он верил, что она была им нужна на их стороне.
Императрица Исэ Рьоко вздохнула из-за пятен сажи, которые Ворона оставляла на коврах, но прошла вперед, хоть ее туфли и испачкались.
Они покинули ковры, вошли в подземелье. Холодный серый камень казался стандартным украшением, а звук капающей воды был постоянным, как всхлипы пленников в камерах. Ворона слышала, что три сына императора Идо Танаки навсегда остались во влажной тьме. Но у мятежного императора еще было чем мешать врагам.
Двое из Змеиной Стражи стояли у камеры оммедзи. Они выпрямились перед тем, как императрица увидела их. Дверь тут же открыли, и императрица Исэ Рьоко замерла на пороге и смотрела.
Оммедзи был прикован к стене, сидел на коленях, руки были вытянуты в стороны, оковы на запястьях держали его, как мертвого жука. Он выглядел неловко, но не был побежден. Его синее кимоно сползло с плеча, он выглядел немного потрепанно.
— Изуми, — сказал оммедзи. Он даже не взглянул на императрицу Исэ Рьоко. Ворона скривилась. Хотя ее капюшон скрывал реакцию. Ее губы дрогнули в улыбке, она поняла, что у нее снова были губы, потому она кривилась и улыбалась.
Императрица взглянула на Ворону, потом на оммедзи.
— Вы знаете друг друга.
— Да, — прохрипел оммедзи.
— Нет, — сказала Ворона.
Императрица задумалась. А потом прошла в камеру. Двое из Змеиной Стражи поспешили за ней. Ворона не была уверена, что женщине нужна была такая защита. Она выглядела способной, что не вязалось с ее статусом. Ворона парила за ними, ждала у стены. Ей не нравилось, как оммедзи смотрел на нее, словно в камере никого не было.
— Так ты бессмертный? — спросила императрица Исэ Рьоко.
Оммедзи лениво взглянул на императрицу и медленно покачал головой.
— Нет.
Императрица Исэ Рьоко посмотрела на Ворону.
— Уверяю вас, он такой. Когда мы встретились в прошлый раз, я отделали ноги от его тела. Но… — она указала ладонью из дыма на оммедзи, пошевелила пальцами, потому что они у нее были.
Императрица протянула тонкую ладонь.
— Меч, — рявкнула она, и страж дал ей свой меч, вложил рукоять в ее ладонь. Императрица склонилась и нежно прижала меч к лицу оммедзи. Он застонал. Она оставила тонкий порез на его щеке, смахнула капли крови с клинка на стену, протянула меч стражу.
Оммедзи кривился от боли, пара капель крови катились по его щеке, капала с его подбородка. Они смотрели, как рана закрылась. Кровь была единственным следом ее существования.
— Поразительно, — сказала императрица Исэ Рьоко. — Расскажи, откуда такая техника?
Оммедзи вздохнул, опустил голову, подбородок коснулся груди.
— Вам не понравится цена.
— Ты расскажешь мне тайну, — сказала уверенно императрица Исэ Рьоко. — Мои люди умеют допрашивать. Все говорят мне то, что я хочу знать. И с тобой им не нужно было сдерживаться. Они могут экспериментировать. Разрезать тебя на кусочки и посмотреть, как это работает.
— Звучит чудесно, — сказал оммедзи, но Ворона услышала дрожь в его голосе.
— Нужно продержать его тут, пока план Мастера не будет завершен, — сказала Ворона. Пытки не были необходимы.
Императрица изящно фыркнула.
— Да, но пока он тут, мы можем выяснить, что он знает, — она сделала паузу, чуть нахмурилась. — Если он исцеляется, как ты говоришь, что мешает ему отгрызть руку, чтобы сбежать?
Ворона представляла, что боль помешает ему это сделать. Но, может, были другие методы. Она забрала меч из руки стража, бросилась вперед и вонзила клинок в грудь оммедзи. Он закричал, вскинул голову. Он смотрел в капюшон Вороны, хоть она вонзила в него меч.
Ворона отпрянула, ощутила стену за спиной. Она тяжело дышала. Она дышала. В этом не было смысла. Ей не нужно было дышать. Но ее грудь вздымалась и опадала, словно она дышала. Ее дым кипел, будто сердце дико билось. Дым ударил по земле и растекся к уголкам камеры. Она пыталась совладать с собой.
— Ясно, — холодно сказала императрица Исэ Рьоко. — Он не может исцелиться, пока клинок все еще в нем, — она повернулась к Змеиной Страже. — Вонзите дюжину мечей в его грудь. Хотя бы один должен пронзить его сердце. Это должно задержать его, мы разберемся с ним похоже, — она вышла из камеры, рявкнула Вороне следовать за ней.
Оммедзи завизжал, страж вонзил еще один меч в его грудь.
Ворона улетала, но не только чтобы догнать императрицу, но и ей нужно было убраться от оммедзи и его агонии. И ее боли. Чем дальше она была от него, тем более размытой становилась. Ее лицо и ладони снова лишились формы. Контроль вернулся, а форма пропала. Это было к лучшему. Так было удобнее.
— Нужно обсудить мою сторону сделки, — сказала императрица Исэ Рьоко по пути. — Я воссоединю свою империю, и вы мне поможете.
Они уже отправили Сифэнь оторвать голову императору Идо Танаке, но Ворона не могла это обсуждать. Оммедзи закричал снова, и Ворона хотела, чтобы императрица шла быстрее. Хуже было, когда крики прекратились.
Глава 31
Гуан бурчал. Янмей поняла, что он издавал такой звук, когда ему нужно было что-то сказать.
— Я хотел у тебя кое-что спросить, — сказал он.
Янмей взглянула на старого бандита. Он хмурился, глядя на улицу перед собой. Близился вечер, они пополняли припасы: новая одежда, еда, бумага, чернила. Харуто не было видно, но Гуан решил, что это не было странным. Оммедзи часто уходил сам, когда ему нужно было поговорить с его шинигами. Кира убежала вперед, ее потрясали город и его жители, магазины и храмы. Все восторгало ее. Это было чистое удивление ребенка, что-то, чего ее лишили.
— Говори, — сказала Янмей, пока они шли. Утро было приятным, хотя воздух был холодным, и она ощущала себя спокойнее, чем когда-либо после Хэйвы.
— Ты преподавала в академии, — сказал Гуан, — вместе с Тяном. Ты хорошо его знала?
— Достаточно хорошо, — сказала Янмей. Они дружили. Они во многом не соглашались, но между ними было взаимное уважение.
Гуан снова забурчал.
— Каким он был? Я, кхм… не знал его. Он не говорил со мной. Я видел его в последний раз пятнадцать лет назад, и мы поссорились. Ему хватило ума уйти, пока один из нас не сделал то, что нельзя было обратить.
Кира остановилась впереди и смотрела на мастерскую кузнеца. Молоток гремел, звон наковальни разносился по улице. Несколько прохожих взглянули на Киру, как на дурочку, и Янмей хотела увести ее подальше от них.
— Ты должен понять, Гуан, — сказала Янмей. — Для детей бандитов жизнь тяжела. Много… горя. Нас многое заставили увидеть. Многое заставляли делать.
— Я его не заставлял ничего делать, — быстро сказал Гуан. — Я держал его в стороне. Это было не как у тебя и Пылающего Кулака. И твоего брата. Я не удерживал его.
Янмей дала ему говорить. Она давно поняла, что спорить с оправданиями не было толку. Ее молчание показывало, чем они были.
— Он знал, каким ты был, и что ты делал? — спросила она, когда он закончил.
Гуан кивнул.
— Тогда ты сделал его сообщником, как если бы дал ему меч и сказал убивать, — она знала, что это звучало жестоко. Но это было правдой. Она знала это лучше всех. — Он был твоим сыном, любил тебя. Я это знаю. Порой он жалел об этом, но он любил тебя. Мы, дети бандитов, придумывали оправдания для своих родителей в юности. Приходилось, иначе мы не знали, как существовать. Они — наши родители, они должны любить нас, а мы — их. Так что мы придумывали оправдания тому, что они делали. Мы оправдывали их, хотя они не соответствовали этому. Даже когда они считали, что им не нужны оправдания. Это ты сделал с Тяном. Ты сделал его сообщником даже без действий. Он нес это бремя за тебя, потому ты потерял его.
Янмей поняла, что Гуан плакал. Старый бандит вытирал глаза, пока шел.
Кира впереди металась от одной стороны улицы к другой, нюхала запах жареной рыбы у ресторана. Она юркнула в здание, через пару мгновений вышла с рыбой на палочке. Янмей услышала крик из ресторана, поспешила вмешаться. Ушла пара льен, больше, чем стоила кушиагэ, и извинения, и повар согласился не звать стражу. Кира не понимала, что сделала что-то плохо. Такое произошло не впервые. Она не раз попадала в беду в Хэйве, когда брала то, что ей не принадлежало. Пришлось долго объяснять ей, что вещи принадлежали людям, и их было неправильно забирать. Мораль ей всегда тяжело давалась.
— Я снова это сделала, да? — сказала Кира, когда Янмей заплатила за рыбу. — Прости. Я не хотела. Я знаю, что это неправильно. Я забыла. Прости, — она расстроилась, уже забыла простую радость от еды. Янмей не нравилось лишать ее этого.
— Он был хорошим, — сказала Янмей, когда они пошли дальше. — Я о Тяне, — она поняла, что не ответила на вопрос Гуана, зато укорила его из-за прошлого. Она не хотела его ранить. Это ее отец причинил ей всю боль. Но он был мертв уже пятнадцать лет, и она только передавала свою печаль Гуану. — Он любил учить детей. Особенно истории. Думаю, у него было немного духа поэта.
— Ха! — сказал Гуан. — Так я не зря рассказывал ему истории. Я всегда думал, что ему было скучно, потому он засыпал.
— Он… — Янмей сделала паузу, задумавшись, причинит ли вопрос больше боли, но она хотела знать. — Он вернулся ёкаем?
Гуан кивнул.
— Харуто сказал, что общая боль и гнев всех учеников и учителей, убитых в Хэйве, собрались в Тяне. Это вернуло его, но это был не он. Или это был он, но он потерялся в боли и горе. Это его исказило… — он покачал головой.
— Я не удивлена, что это был он, — сказала Янмей, они прошли к магазину, где продавали бумагу. — Он любил школу и детей. Конечно, он стал центром их горя. Думаю, он забрал бы все сам, если бы выбирал, чтобы не страдали другие.
Гуан кивнул. Они остановились у магазина, и он сказал:
— Харуто вмешался. Он убьет онрё, который убил Тяна, и даст моему сыну покой, какого он заслуживает. Он это сделает, — и он прошел в магазин.
Кира ждала снаружи с Янмей. Она доела кушиагэ, стояла близко. Она обвила Янмей руками, пока они ждали.
— Прости.
Янмей потрепала ее волосы.
— Рыба хотя бы была вкусной? — спросила она.
Кира улыбнулась.
— Она была немного соленой.
— Вряд ли стоила два льен?
Кира фыркнула.
— Двух не стоила. Наверное, даже не стоила извинений. Он должен был заплатить мне за то, что я ее съела.
Янмей рассмеялась с ней.
Дальше по улице мужчина вышел на дорогу, махал чему-то кулаком. Янмей увидела, как собачка бросалась между ног людей, вопя, дико мотая головой, нюхая воздух.
— Может, ты не единственный вор на улицах Кодачи сегодня, — сказала Янмей.
Кира покачала головой и отошла от магазина бумаги.
— Это Шики! — она замахала руками, позвала маленького духа, хоть и привлекала внимание.
Шики увидела Киру, перестала нюхать и побежала к ней. В последний миг дух выпрыгнула из тануки. Тот рухнул на землю, растерянно перекатился. Шики врезалась в грудь Киры, забралась под ее плащ, все время щебеча.
— Помедленнее, — сказала Кира.
Тануки зарычал, повернулся и убежал. Гуан вышел из магазина с охапкой покупок — бумаги и новой кисти. Он увидел комок шерсти, щебечущий в руках Киры, и огляделся. Он нахмурился.
— Где Харуто?
— Его поймали, — сказала Кира, глядя на духа, цепляющегося за ее хаори. — Он у императрицы.
Гуан застонал.
— Капуста!
* * *
Шики не умолкала. Маленький дух переживала, прыгала на плечах Киры, махала ручками. Она сказала Кире, что не была так далеко от Харуто с тех пор, как он призвал ее, и это было так давно, что бедняжка уже не помнила время до того, как была привязана к своему оммедзи.
Кира пыталась утешить Шики, сказать духу, что все будет хорошо, но она была в панике и не слушала, было сложно слушать Янмей и Гуана. Они быстро шли к замку, словно собирались пробить стены и забрать Харуто силой. Кире нравилась идея, но Шики сказала ей, что Харуто в плен забрала тысяча солдат. Хотя Кира сомневалась, что дух умела считать. Или знала цифры.
Дорога к замку была хорошо защищена. Дюжина солдат стояли наготове по бокам. Они замедлились, пока шли мимо. За стражами был мост над водой. Канал был широким, перепрыгнуть не вышло бы. За мостом были врата крепости и стены. Кира не была экспертом в осаде замков, но ей казалось, что втроем они вряд ли преуспеют. Она смогла бы отвлечь солдат у дороги, но стены были высокими, и внутри солдат было еще больше.
— Должен быть способ войти, — прорычал Гуан на другой стороне дороги. Он повернулся и пошел обратно, глядя на замок. Худой солдат с крючковатым носом и нависающим лбом заметил. Наверное, не каждый день недовольный старый поэт бродил у стен и смотрел на них с бурей на лице.
Янмей схватила Гуана, не дав ему пересечь дорогу в третий раз, и солдаты стали шептаться. Она была в своей накидке со старой, обожженной и потрепанной кольчугой, вшитой в нее, несла нагинату, так что выглядела как воительница, хоть и старая.
— Ну же, — прошипела она, пока тянула Гуана. — Не хватало еще быть арестованными. Это не поможет Харуто.
Гуан буркнул и дал Янмей увести его.
Они покинули замок. Шики все щебетала, Кира убрала маленького духа под свой плащ, чтобы она ненадолго притихла. Она свистела и кусала Киру за пальцы, но Кира хотя бы могла думать, пока старалась не отставать от Янмей и Гуана.
— Я могу знать способ найти его, — сказала она. — Или хотя бы увидеть, в порядке ли он.
— Как? — Гуан хмуро посмотрел на нее.
Кира запнулась и остановилась, не зная, почему Гуан злился на нее.
— Я знаю прорицание, — сказала она. Это было почти ложью. Она знала теорию, и все. — Отчасти. Мне понадобится зеркало, но я могу использовать его… должна смочь увидеть его через зеркало. Если он у зеркала, наверное, — если подумать, шанс успеха казался крохотным, было даже глупо.
Гуан буркнул и пошел прочь. Он спросил что-то у нескольких прохожих. Наконец, толстая женщина с пучком волос сказала ему что-то, и они пошли снова. Старый мастер ци привел их к магазину далеко от замка. В магазине на каждой стене были зеркала. Свет из окна отражался от каждой поверхности, делая магазин ярким, как в летний день. Идеально. Кира ощущала себя почти как дома.
Смутное воспоминание мелькнуло в голове. Она одна сжималась на полу в полной тьме, мир без границ и смысла. Мир ничего, и она была заперта в нем. Она была заперта так долго, что помнила только себя. Порой люди смотрели на нее, и она отпугивала их. Кира не знала, почему пугала их. Она слышала, как стекло трещало, ощущала зуд, по груди тянулась линия огня. Она отогнала чувство. Не было времени на воспоминания.
Хозяйка магазина, тощая женщина с гнусавым голосом, сказала:
— Я могу помочь… — она притихла, глядя на трех странных посетителей, — вам?
Кире нужна была тишина для прорицания, и она уже ощущала, что эта женщина станет ей мешать. К счастью, Кира была в своей стихии. Худая женщина поглядывала в зеркала на себя, и Кира показала ей толпу красноглазых демонов в черной керамической броне, у каждого была катана в крови. Глаза женщины расширились, она вскрикнула выбежала в заднюю дверь магазина.
— А? — охнул Гуан. — Что это было?
Кира пожала плечами, подражая Харуто, хотя это казалось неправильным. Янмей смотрела на нее, хмурясь. Это тоже было неправильным. Она не должна была пугать людей без повода, хотя, казалось, у нее был идеальный повод.
— Это сработает, Кира? — спросила Янмей, глядя на зеркала.
— Угу, — Кира подошла к большому зеркалу на резной деревянной подставке. — Это идеальное.
— Слишком большое, девочка, — сказал Гуан. — Мы не сможем его двигать без телеги.
— Тогда лучше сделать это тут и быстро, — сказала Янмей. — Вряд ли хозяйка будет долго набираться смелости вернуться.
— Надеюсь, она вернется одна, — сказал Гуан.
— Шшш! — зашипела Кира. Ей нужна была тишина, и было уже достаточно шумно из-за писка Шики. Она взглянула на маленького духа в складке своей хаори. — Это и тебя касается. Ты же хочешь, чтобы я нашла Харуто?
Шики свистнула и моргнула большими глазами.
— Хорошо. Тогда помолчи.
Кира выдохнула и прижала ладонь к поверхности зеркала. Они были далеко от замка, дальше, чем ей нравилось. Она ощущала другие зеркала по всему городу через это. Будто все зеркала вели в пространство, которое существовало и нет. Но даже это было не совсем правильно. Они не были связаны с местом. Они были соединены друг с другом.
— Это работает? — спросил Гуан.
Кира недовольно посмотрела на него. Она повернулась к зеркалу и смотрела на него. Гуан говорил, что императрица была тщеславной, любила свое отражение. Значит, в замке было много зеркал. Огромная коллекция, собранная вместе. Их было легко найти, но до них было сложнее дотянуться. Мудрец учил ее этой технике в Хэйве. Он смотрел в чашку чая и видел людей и места далеко от себя. Он говорил, что вся вода была связана, вся вода была едина, и она помнила, как была едина, так что через каплю воды можно было посмотреть на всю воду. Настоящая техника добавляла в воду ци, чтобы дать ей приказ, сказать ей, что ты хотел видеть. Кира так и не справилась с этим, и Мудрец сказал, что ей не по силам эта техника. Но она попробовала это один раз с зеркалами и связалась с местом между ними. Она направила ци через свою ладонь в зеркало.
Стекло треснуло, ледяной хруст был протяжным. Линия огня поднялась по шее Киры к щеке. Она увидела девочку, сидящую одиноко в кромешной тьме, где никогда не существовал свет. Она плакала. Нет, она пела. У песни не было слов, но Кира узнала мелодию. Девочка подняла голову и посмотрела на Киру. У нее не было глаз, ее глазницы были черными дырами.
Кира разбилась и отпрянула от зеркала, сдавленный вопль вылетел из горла. Осколки рассыпались вокруг нее, звякая, слетая с ее одежды, пропадая, когда они падали на пол.
Янмей оказалась рядом с ней, прижала ладонь к ее спине.
— Кира? Ты в порядке?
Кира кивнула, пытаясь найти голос. Сердце колотилось, и она сжимала кулаки, ногти впились в ладони.
— Ты не обязана… — сказала Янмей.
Кира стряхнула ладонь Янмей и прошла к зеркалу. Она должна это сделать. Должна найти Харуто, и ничто, особенно смутное воспоминание о прошлом, которое она не помнила, не помешает ей. Она прижала потную ладонь к зеркалу, на поверхности появилось пятно крови от места, где ногти пронзили кожу. Она посмотрела в зеркало. На ее коже не было трещин, ее глаза не были бесконечной пустотой. На нее смотрела только она. Она толкнула свою ци в зеркало, искала зеркала замка. И нашла их. Сотни, в каждой комнате, в каждом коридоре. Она смотрела через все. Она видела нарядных людей, пустые коридоры, роскошные комнаты, главный зал, полный людей и солдат, трон был вырезан как свернувшаяся змея. Она быстро обошла их, чтобы не засмотреться. Но она не нашла Харуто.
Кира вздохнула и тряхнула головой. Она снова подвела их. Они полагались на нее, и она была бесполезна.
— Я не могу его найти.
Гуан прошел в другую часть магазина, рыча, как голодный волк.
— Все хорошо, — сказала Янмей. — Ты пыталась.
Кира посмотрела на нее, на сострадание в ее глазах.
— Нет. Харуто у них, а я бесполезна, — она убрала ладонь от зеркала, услышала нить ци, соединяющую ее с отражением. Она была там на миг, нота задержалась, разносилась эхом, а потом звук угас почти до тишины. Но нота была там. Это была связь.
— Что теперь? — рявкнул Гуан.
— Шики сказала, что он был в замке, — сказала Янмей. — Но я не могу понять, как нам войти.