На кухне, которая больше похожа на забегаловку, сидит Креше и чистит картошку. Рядом с ним на столе стоит магнитофон, из которого доносится нежная далматинская песня. На кухне полный беспорядок. Раздается звонок в дверь.
Креше: Кто там?
Звонок слышится снова.
Kреше: Я спрашиваю: кто там?
На кухню входит Жаркец с портфелем в руке. Креше вскакивает со стула, как будто видит перед собой самого Дьявола.
Креше: Ты-ы-ы!?!
Жаркец: Я.
Креше: Это действительно ты? Жаркец, это ты, муж моей жены?!
Жаркец: Это я. Я.
Креше: Мы не виделись целых два года. Я сейчас даже не поверил на сто процентов, что это ты.
Жаркец: Мы не виделись два года и четыре месяца. Я так счастлив, что ты здоров, что ты хорошо выглядишь, друг мой.
Жаркец протягивает Креше руку, Креше ее пожимает, но через мгновение отпускает ее и отступает от Жаркеца на шаг.
Креше: Подожди, подожди. Я что-то не понял. Что-то здесь не так.
Жаркец: Да ты просто удивлен и счастлив, что видишь меня.
Креше: Да нет же. Слушай, дружище, разве мы не договаривались, что больше никогда в жизни не увидимся?
Жаркец: Договаривались.
Креше: Разве мы не обещали друг другу, что всю жизнь будем жить с нашей женой, как и прежде, когда мы еще не знали, что она замужем за нами обоими? И что никогда не признаемся, что мы знакомы?
Жаркец: Да, обещали.
Креше: Так какого черта ты приперся, если я тебя не приглашал? Кроме того, Драгица может вернуться с минуты на минуту. Ты хочешь, чтобы она увидела тебя здесь, и чтобы поняла, что мы знаем друг друга?
Жаркец: Слушай, Креше, она сейчас в Сплитском транспортном управлении и еще полчаса как минимум не появится. А если и придет, то получит и от меня, и от тебя.
Креше: Откуда ты знаешь, где она сейчас?
Жаркец: Оттуда. Потому что я приехал с ней на одном поезде из Любляны в Загреб, а потом из Загреба в Сплит. Мне несколько раз приходилось прятаться в туалете, когда она проходила по вагонам со своей тележкой и разносила пассажирам газеты и кофе. К счастью, она меня не заметила.
Креше: И ты ехал с ней из Любляны в Сплит? Ты рисковал, ведь она могла тебя заметить?
Жаркец: Я должен был это сделать ради нас двоих… ради нашей чести и нашего счастья.
Креше: О какой такой чести ты говоришь? Ты знаешь, что от нашей чести не осталось ничего с того самого дня, когда ты узнал, что она живет с нами обоими. И мы с тобой договорились, что все останется по-старому. Что она не узнает о нашей тайне. А теперь ты приезжаешь и рассказываешь мне о нашем гребаном счастье. Ведь твой приезд угрожает этому счастью.
Жаркец: Креше, тормознись и выслушай меня.
Креше: Я слушаю тебя, слушаю. Только давай быстрее, пока не вернулась Драгица.
Жаркец: Креше, ты в курсе, что два года назад, когда я узнал, что у Драгицы есть еще один муж, то есть ты, у меня был шок.
Креше: Для меня это было еще большим шоком. У нас в Далмации это стыдобища пострашнее, чем у вас в Словении. Это вы уже на Западе, а из меня здесь в Сплите сделают фарш, если узнают, что у моей жены еще один муж.
Жаркец: Видишь, Креше, когда я познакомился с тобой, я сразу понял, что ты хороший человек, что у тебя широкая душа. И мне стало так приятно, что именно ты — муж моей жены, а не кто-нибудь другой.
Креше: Да и ты мне понравился. Поэтому мы и решили оставить все по-старому, чтобы не осрамиться, чтобы наша жена не закончила в тюрьме из-за многомужества, и чтобы ее дочка Матильда, которую ты полюбил как родную, не осталась без матери.
Жаркец: Мы обо всем прекрасно договорились.
Креше: Ну вот, мы договорились, что больше не увидимся, и что оба будем жить, как будто мы не существуем друг для друга. А ты своим приездом ставишь все это под сомнение. Драгица даже ни о чем не догадывается. Но если она узнает, мы потеряем преимущество, которое имеем. Поэтому…
Жаркец: Креше!
Креше: … я думаю, что для нас обоих будет лучше…
Жаркец: Креше!
Креше: …если ты срочно уедешь туда, откуда приехал, и чтобы…
Жаркец: Креше!!!
Креше: Да здесь я. Чего?!
Жаркец: Креше, она нас обманывает.
Креше: Чего! Кого?
Жаркец: Она нас обманывает.
Креше: Конечно, обманывает. Тебя со мной, а меня с тобой. Мы же уже привыкли к этому.
Жаркец: Креше, она обманывает нас с третьим.
Креше: Чего ты сказал? Ну-ка повтори! Я этому не верю!
Жаркец: А мне и верить не надо. Я это знаю!
Креше: Знаешь?
Жаркец: Это проверено и подтверждено.
Креше хватается рукой за сердце.
Креше: О, чтоб она еще младенцем захлебнулась материнским молоком! Я ее уничтожу! Убью!
Жаркец: Успокойся, успокойся.
Креше: Вот сучка! Я ее по стенке размажу. Глаза выколю. Уничтожу! Убью!
Жаркец: Успокойся, Креше, успокойся.
Креше: Я ей простил, что она с тобой, но чтобы с двумя! Это переходит всякие границы.
Жаркец: Успокойся, Креше, успокойся.
Креше: Я не могу успокоиться!
Жаркец: И я тоже взбесился, когда узнал. Потом успокоился. Я сказал самому себе: подожди, Жаркец, человек ведь существо разумное. Не сделай чего-нибудь, о чем потом будешь жалеть всю жизнь. Не будь безответственным, подумай о себе, о Драгице, о маленькой Матильде, да и о Креше. Ведь он — муж твоей жены и твой друг. Это касается не только тебя, но и его. Это касается вас обоих.
Креше: Отлично. Правильно сказал. Она наша общая жена, и решение тоже должно быть общим. Я предлагаю ее задушить и закопать во дворе. (Поднимает руку) Давай проголосуем.
Жаркец: Подожди, подожди. Успокойся. Выпей рюмочку. Ты всегда рассуждал трезвее после выпивки.
Креше наливает рюмку ракии. Протягивает ее Жаркецу, а сам делает большой глоток из бутылки, потом глубоко вздыхает и садится на стул.
Жаркец: Ты успокоился немного? Собрался?
Креше: Да. Хотя каждый раз, когда я узнаю, что она меня обманывает, мне все равно тяжело. Здесь даже опыт не помогает.
Жаркец: Дорогой мой Креше, нам сейчас, как никогда, нужен разум. Усмири свои эмоции.
Креше: Ты прав. Надо их еще немного усмирить. (Делает еще один большой глоток из бутылки) Кто он?
Жаркец: Ее покойный Никола. Отец маленькой Матильды.
Креше: Да ну тебя к черту! С мертвыми же не трахаются.
Жаркец: К сожалению, Никола только для нас двоих мертвый. Я видел его своими глазами. Он живее, чем мы с тобой.
Креше: И сколько это продолжается?
Жаркец: Шесть месяцев.
Креше: О, Господи! Мужья всегда обо всем узнают последними. И почему этот Никола не жил в Новом Градишке?
Жаркец: Жил когда-то. А теперь живет в Загребе. Держит свою гостиницу и…
Креше: Значит, она врала, что он умер?
Жаркец: Она и ему врала. Еще больше, чем нам. Я все проверил. Он о нас вообще не знает.
Креше: Шесть месяцев! Полгода!
Жаркец: Полных шесть месяцев. Плюс ко всему — это больше, чем физическая близость.
Креше: Что ты имеешь в виду?
Жаркец: Она не живет с ним, как с нами. Она к нему заскакивает только во время перерыва между двумя поездами в Загребе. Как я понял, он нужен ей для того, чтобы разбавить монотонность наших браков.
Креше: Да я ей голову разобью! Пока мы создаем видимость нормальной семейной жизни, она сексуально развлекается с третьим! Это значит, что она нас вообще не ценит, что мы оба для нее уже больше ничто.
Жаркец: Может быть.
Креше: Ты думаешь?
Жаркец: Думаю.
Креше: Не знаю как ты, но у меня пока все в порядке. У меня еще все работает. Понимаешь?
Жаркец: Да, понимаю. Но знаешь, современная женщина сегодня, это не то, что раньше. Это когда-то женщины были нормальными, а сейчас: мигрени, температура. Все изменилось.
Креше: Значит, тебе на сто процентов известно, что она обманывает нас с третьим?
Жаркец: На сто процентов.
Креше: Знаешь что?
Жаркец: Что?
Креше: Я сейчас пойду и выброшусь из этого окна.
Жаркец: Не надо, я прошу тебя.
Жаркец встает между Креше и окном.
Креше: Я пошел, пусти меня, хватит с меня и жизни, и работы, и жены, которая мне врет. Я должен выброситься, пришло время. Пусти меня! Окно — это единственный выход из сложившегося положения. Если бы я был умнее, я бы еще ребенком выбросился, чтобы не сталкиваться с жизнью и с женщиной, которая мне врет. Прощай, Жаркец. Прощай, моя жена-обманщица. Сколько обедов я для тебя приготовил! Передавай привет этой нашей сучке и скажи, что я счастлив, что покончил с собой, и что ночами я буду приходить к ней самым страшным вампиром и пугать ее, когда она будет в постели с другими мужиками. Прощай навсегда!
Жаркец: Да остановись ты!
Креше: Я должен это сделать, пусти меня!
Жаркец: Не должен.
Креше: Должен.
Жаркец: Не должен.
Креше: Пусти, я должен выброситься.
Жаркец: Да подожди, не суетись: мы на первом этаже, полметра от земли. Ты даже ногу не сможешь сломать, не то, что разбиться.
Креше: Ах, да, я совсем забыл. Это плохие новости сбили меня с толку. Да, да, это же первый этаж. Я полезу на крышу и спрыгну оттуда.
Жаркец: Креше, ты меня не уважаешь, ты мне не друг.
Креше: Почему это?
Жаркец: Неужели ты хочешь, чтобы я собирал тебя по улице? Чтобы я был единственным свидетелем твоей отвратительной смерти? Если ты хочешь покончить собой, выбери какой-нибудь цивилизованный способ. Что-нибудь красивое. Стань современным самоубийцей, чтобы даже Драгица не могла сказать, что в последний момент жизни ты был примитивным.
Креше: Ты прав, прав. Я знаю! Знаю!
Жаркец: Что ты знаешь?
Креше: Я знаю, как я покончу собой, чтобы быть на уровне.
Жаркец: Как?
Креше: Я перережу себе вены. А?
Жаркец: Да ладно. Это еще хуже. Фу!
Креше: Да. И долго. Долго. У меня другая идея. Точно.
Жаркец: Да ладно.
Креше: Точно. Придумал.
Жаркец: Ну, давай, говори.
Креше: Я возьму гвоздь, вставлю его в розетку, и готово. За две секунды сожгу столько энергии, сколько сжигается за два месяца, а она пусть платит. Вот какая будет моя месть.
Жаркец: Да, Креше, соберись. Зачем тебе умирать? Не ты же ее обманывал, а она тебя. Понимаешь?
Креше: Что ты хочешь сказать?
Жаркец: Зачем тебе убивать себя? Ты живешь правильно. У тебя все в порядке. Это она — грешница. Я же приехал не для того, чтобы мы тут себя наказывали, а для того, чтобы мы восстали против нее, грешницы.
Креше: Знаешь что?
Жаркец: Не знаю.
Креше: Все-таки вы умные, словенцы. Это ее надо сбросить с крыши, ей надо вены перерезать, это ее надо заставить вставить руку в розетку. Это ее надо наказать, а не меня. Убить, уничтожить — вот наша задача.
Жаркец: Креше!
Креше: Что опять не так?
Жаркец: Я не хочу садиться в тюрьму из-за какой-то…
Креше: … сучки!
Жаркец: Точно.
Креше: И я не хочу.
Жаркец: Ситуация, как видишь, очень сложная.
Креше: И наши политики так же говорят, когда сидят в дерьме: «Ситуация сложная».
Жаркец: Мы должны трезво оценить ситуацию. Мы должны быть на высоте. Мы не можем сделать что-нибудь, о чем потом будем жалеть всю жизнь. Мы, не смотря ни на что, должны ответить на вопрос: что мы чувствуем по отношению к своей жене.
Креше: Лучше не спрашивай, что я чувствую. Все, что она сделала, меня злит, выводит из себя.
Жаркец: И меня выводит и злит, но мы должны вместе решить, что нам с ней сделать, чтобы ее не потерять. Потому что, если откровенно, я не хочу ее терять. Не знаю, как ты.
Креше: Да и я тоже. Я имею в виду, что она дорога мне, как женщина, не смотря ни на что. Я не знаю, что я буду без нее делать.
Жаркец: Мы слишком старые, чтобы искать других женщин и снова влюбляться.
Креше: Точно. Абсолютно точно.
Жаркец: Но опять же, я не могу ей простить, что у нее есть этот покойник Никола.
Креше: И я не могу ей это простить.
Жаркец: Хорошо, что мы понимаем друг друга. Я считаю, что любое решение, какое бы оно ни было, мы должны принять вместе.
Креше: Согласен. Я очень ценю, что ты уважаешь меня, как человека и как друга. И тебя тоже уважаю.
Жаркец: Мы должны быстро выработать общий взгляд, обсудить ситуацию и принять решение. Давай, коллега: представь свое видение ситуации и свое решение.
Длинная пауза. Креше в недоумении оттого, что услышал.
Креше: Предприимчивым всегда был ты.
Жаркец: Да.
Креше: У тебя было больше времени, чтобы обо всем подумать…
Жаркец: Это правда, однако…
Креше: И наверняка ты приехал сюда уже с каким-то своим видением, с каким-нибудь хорошим решением.
Жаркец: Да! Ты прав!
Креше: Так что же ты меня мучаешь, говори!
Жаркец: Я не хотел предлагать, я хотел после тебя…
Креше: Да говори же!
Жаркец: Видишь ли, я, не смотря на то, что она сделала, считаю, что у Матильды, ее дочери, должен быть отец и мать. И что в нашей квартире в Любляне не должно быть кадровых изменений. Наша семья живет достаточно образцово. Я думаю, что и в вашей семье в Сплите больших проблем и разногласий нет, и что ты доволен ею, как женой.
Креше: Да, доволен. Ты же знаешь, какая наша Драгица. У нее немного тяжелый характер, но для меня нет дороже женщины на свете, чем она. Если она уйдет из моей жизни, я стану настоящей свиньей.
Жаркец: Вот. Значит, она подходит для нас двоих. Два года назад мы примирились с существованием друг друга.
Креше: А что нам оставалось делать?!
Жаркец: Но я не согласен, чтобы у нее был третий!
Креше: И я тоже. И что теперь?
Жаркец: Вот мое предложение! Мы должны признаться ей, что знаем друг о друге, пристыдить ее, но сказать, что готовы это терпеть. Потом признаемся, что знаем и о Николе, но не согласны, чтобы он был в ее жизни. И потребуем, чтобы она с ним немедленно порвала.
Креше: А если она не согласится?
Жаркец: Если не согласится, сдадим ее в полицию за многомужество. Все карты в наших руках.
Креше: Ты прав! Знаешь, я очень рад, что Драгица вышла за тебя замуж… Ты всегда такой конструктивный и умный. Ты сейчас высказал мою мысль, мое предложение, потому что и я думаю…
Слышится звонок в дверь.
Креше и Жаркец: Это она!
Креше: Скорее, скорее, давай туда.
Жаркец: А не лучше, если мы вместе ее встретим?
Звонок.
Креше: Ни в коем случае. Давай туда и слушай за дверями, не пожалеешь.
Жаркец: Хорошо.
Жаркец выходит за дверь, которая ведет в кладовку, а Креше идет открывать Драгице. Креше открывает дверь, в комнату входит Драгица, неся в обеих руках дорожные сумки и пакеты.
Креше: Заходи. С приездом, дорогая.
Драгица: На, возьми вещи. У меня руки обрываются. Тащу, как лошадь.
Креше: Давай.
Драгица: А тебе полчаса надо, чтобы оторвать свою задницу и открыть дверь. Я лбом нажимала на звонок, а тебе все равно. Дурачка из себя строишь, засранец далматинский. Хватит с меня поездов и поездок. Работаю за троих, чтобы нам было хорошо, а он даже дверь не может мне открыть. (Драгица садится на стул и делает глубокий вздох. Видит бутылку с ракией) Это что? Ты опять пил?!
Креше: У меня был гость.
Драгица: Как только меня нет, у тебя сразу же гости. Ты тут же обмениваешься визитами с соседями. Пока я работаю, ты тут чокаешься.
Креше: Да это не я, это…
Драгица: Может, ты каких-нибудь баб приводил? Может, тебе понадобились какие-нибудь сучки? Может, тебе уже мало твоей родной жены? Я не удивлюсь, если в один прекрасный день открою дверь и увижу оргию.
Креше: Жена моя…
Драгица: Не говори мне «жена моя». У таких, как я, настоящих и верных жен, в жизни всегда все складывается тяжелее, чем у остальных.
Креше: Я…
Драгица: Чтоб ты знал, лентяй далматинский, если я здесь застукаю какую-нибудь бабу или узнаю, что у тебя были в гостях женщины, я тебе ноги переломаю. Если ты мне на мою верность и любовь ответишь изменой, будешь жалеть потом до гроба.
Креше: Но я…
Драгица: Не смей меня постоянно перебивать! Не сыпь мне соль на раны! У тебя всегда есть что сказать! Замолчи! Ты знаешь, что кажешься умнее, когда молчишь.
Креше: Я думаю, что…
Драгица: Ну вот, опять! У тебя опять есть что сказать, добавить и прибавить! Я тебя вообще о чем-нибудь спрашивала? Я могу в этом доме хоть что-нибудь сказать? Хоть что-нибудь о своих муках, о своих проблемах, о своих впечатлениях? У других женщин массажи, теннис, верховая езда. А у меня ты — выигрышный билет! Господи, зачем я вышла за моряка? За бывшего моряка! Почему всегда нежные и субтильные женщины, как я, должны мучаться в объятиях примитивных неандертальцев? Откуда это наказание господне, откуда этот крест на хрупкие плечи порядочных женщин?
Креше: Видишь, я…
Драгица: «Я», «я»! Ты хоть знаешь какое-нибудь другое слово, кроме слова «я»? Хорошо, что твои родители научили тебя говорить, но было бы еще лучше, если бы они научили тебя слушать. Слушать свою жену, которая усталая приходит с дороги — это тот минимум интеллигентности и уважения, который я требую и хочу от тебя. И вообще, помоги мне снять сапоги.
Креше: А это не будет…
Драгица: Давай, чего ждешь? Ты же знаешь, что от болей в пояснице я не могу согнуться. (Креше становится перед ней на колени) Только осторожно. Нежно. У меня по-моему начинается глаукома. (Креше снимает ее левый сапог) Ой! Больно! Идиот! Даже сапог снять не можешь! Грубиян неотесанный! Давай, снимай второй, только осторожно, осторожно, понимаешь? (Креше снимает правый сапог) Ой! Больно! Больно! Ой! Дикарь, ты мне ноги искалечил. Дикарь бесчувственный! Ты ничего не умеешь, понятия ни о чем не имеешь! Ты только одно знаешь — сидеть в кабаке у Антея, пить вино и чесать языком. Чесать, чесать, чесать… Я ненавижу людей, которые всю свою жизнь проводят в кабаках, приставая к вульгарным официанткам. Я ненавижу всех этих примитивных моряков, которые не умеют ценить женскую душу, женскую нежность, субтильность. Когда я была девочкой, я жалела всех женщин, которые вышли за моряков. А теперь знаю, что есть кое-что похуже, чем жить с моряком.
Креше: Что?
Драгица: Жить с бывшим моряком. Нет хуже людей, чем бывшие моряки. Давай, помассируй мне плечи, мне что-то шею свело, меня только массаж может спасти.
Креше: Я хотел с тобой кое о чем поговорить…
Драгица: Да что с тобой сегодня? У тебя постоянно есть что сказать. Ты ведешь себя, как председатель пресс-конференции. Помолчи немного. Ты выглядишь умнее, когда молчишь. Тогда хоть создается впечатление, что тебе действительно есть что сказать. А как только начинаешь говорить, это впечатление улетучивается. Но нет же! Тебе постоянно надо что-то говорить и говорить. Хорошо, но ты можешь подарить мне хоть минуту своего молчания? Пожалуйста, я хочу посмотреть, сможешь ли ты помолчать целую минуту? Давай проверим.
Креше: Хорошо. Пожалуйста, минута молчания для моей жены!
Креше собирается, но через двадцать секунд чихает.
Драгица: Ну вот, я так и знала! Я так и знала, что ты не выдержишь даже одной минуты. Давай, помассажируй меня. (Креше подходит к ней сзади) Вот здесь возле шеи и плечи. (Креше начинает массажировать) Вот так, так, так. Легче, идиот, давай, что ты остановился. Вот так, так, так. Ой, больно! Осторожно, женщина — не лопата! Так, так, так уже лучше. Кретин! Хватит! Кретин! Даже массаж сделать не умеешь. Ты действительно ни на что не годишься. Если бы я была умной, я бы вышла замуж за какого-нибудь тонкого человека, а не за тебя. Нельзя метать бисер перед свиньями.
Креше: Или наоборот.
Драгица: Что наоборот?
Креше: Свинью перед бисером.
Драгица: Не мели чушь.
Короткая пауза.
Креше: Как поездка?
Драгица: «Как поездка»? С каких пор тебя стало это интересовать? Раньше ты никогда об этом не спрашивал.
Креше: Ну вот, теперь спрашиваю. Как поездка?
Драгица: Плохо. Ты сам знаешь, что такое поезд.
Креше: А в Любляне?
Драгица: Что в Любляне?
Креше: Как было в Любляне?
Драгица: Еще хуже! Представь только, как может чувствовать себя женщина, дама, которая должна ночевать в Доме железнодорожника, при этом одна, далеко от своего дома и мужа. Ты знаешь, что для меня самое тяжелое в этой работе — это оставаться где-то ночевать, вдали от дома и мужа.
Креше: Да, да… тебе действительно тяжело там в Любляне. Знаешь, мне пришла мысль, поехать завтра в Любляну с тобой вместе. Чтобы тебе не было одиноко, останусь с тобой в Доме железнодорожника и составлю тебе компанию.
Драгица: Это невозможно.
Креше: Почему?
Драгица: Что тебе делать в Любляне?
Креше: Буду помогать тебе в работе, буду рядом.
Драгица: Да у тебя здесь полно работы.
Креше: Я бы хотел посмотреть Любляну.
Драгица: Ладно, не говори глупости.
Креше: Когда в Доме железнодорожника меня увидят сотрудники и обслуга, они станут лучше и к тебе относиться.
Драгица: Ладно, Креше, не неси чепухи. Ты знаешь, что мой шеф не любит, когда смешивают личную жизнь и работу.
Креше: Хорошо. Если так, я не поеду в Любляну. Хотя мне пришло в голову, что было бы здорово приехать в Любляну автобусом и сделать тебе сюрприз. Только ты соберешься лечь спать, а я раз — и постучу в дверь. И когда ты спросишь: кто там, я скажу: это я, твой муженек. И тогда ты хотя бы одну ночь не будешь спать одна. И тебе было бы приятно, что я сделал тебе ко Дню рождения такой подарок.
Драгица: Да ты… ты же знаешь, что я люблю другие подарки. В доме опять беспорядок. Как будто бомба взорвалась!
Креше: Ой, послушай…
Драгица: Ты самый неряшливый мужчина на свете. Я бы и двух дней с тобой не осталась, если бы ты так хорошо не готовил.
Креше: Ну… у одного мужчины один недостаток, у другого — другой, и вот так…
Драгица: А что мне сегодня мой муж приготовил на обед?
Креше: Угадай.
Драгица: Кабачки?
Креше: Не угадала.
Драгица: Уху с помидорами?
Креше: Нет.
Драгица: Жареную навагу?
Креше: Опять мимо.
Драгица: Ну, хоть разок скажи, что ты приготовил.
Креше: Я приготовил то, что еще никогда не готовил. Это будет для тебя самый большой сюрприз.
Драгица: Вареное или жареное?
Креше: И вареное, и жареное.
Драгица: Ого! Какое-то новое блюдо? Знаешь, старый морской волк, ты меня и взял тем, как ты готовишь. У меня нет лучшего момента в жизни, чем когда я прихожу домой, а ты встречаешь меня вкусным обедом. Итак, что у твоей жены сегодня будет на обед?
Креше: Сегодня у моей жены на обед будет одно большое, жареное, тушеное и вареное НИЧЕГО.
Драгица: Чтооооо?!
Креше: То, что слышала!
Драгица: Ты шутишь?
Креше: Нисколько. У меня был гость, и я не успел ничего приготовить.
Драгица: Неужели из-за какого-то идиотского гостя я останусь без обеда?
Креше: Во-первых, этот гость не идиотский. Думаю, что тебе он дороже, чем мне. А во-вторых, если бы и не было этого гостя, я все равно не приготовил бы тебе обед.
Драгица: Что это ты говоришь? Как только я вошла в дом, ты ведешь себя, как не нормальный, и говоришь одни глупости. Я слишком тебя разбаловала, а теперь… А почему ты не приготовил бы мне обед?
Креше: Потому что ты его не заслуживаешь.
Драгица: Я его не заслуживаю? Ты, жирный морской тюлень, ты, из которого я сделала человека, ты, который без меня был бы никем и ничем, ты позволяешь себе сказать, что я не заслуживаю обеда? Я, которая испортила себе желудок, мотаясь по поездам? Почему это я, по-твоему, моряцкая твоя душонка, не заслуживаю обеда?
Креше: Потому что я думаю, что там, в Любляне у тебя кто-то есть, с кем ты творишь Бог знает что.
Драгица: Ты… думаешь… Ты хочешь сказать… У тебя есть доказательства?
Креше: У меня нет доказательств, но мне кажется.
Драгица: А почему… почему тебе так кажется?
Креше: Потому что ты не захотела, чтобы я поехал с тобой в Любляну.
Драгица: Слушай!
Креше: Слушаю.
Драгица: Как тебе не стыдно!
Креше: Почему это, если я…
Драгица: Тебе должно быть очень стыдно! Меня еще никто в жизни так не обижал, как ты сейчас.
Креше: Но я только…
Драгица: Это подло и бессмысленно… Ты сейчас задел мою женскую гордость, мою честь. Ты сказал это мне, которая верна тебе с первого дня, которая избегает даже здороваться с мужчинами, только чтобы не обидеть тебя. Вы, далматинцы, все одинаковые, ревнивые засранцы. Ты сейчас так упал в моих глазах! Ты знаешь, как ты упал в моих глазах?
Креше: Как?
Драгица: Ты упал на дно. И как человек, и как мужчина. Меня в жизни всегда обижали ревнивые мужчины, чья ревность не имела никаких оснований, одни только подозрения. Ты бы хоть подумал, насколько все это свято между нами. Я же приросла к тебе, мой дурачок. Да я бы скорее покончила собой, чем подумала бы изменить тебе. Наш брак такой…
Креше: Чистый.
Драгица: Да, чистый. Мы с первого дня…
Креше: Лучшая пара в мире.
Драгица: Да, именно. Я как только тебя увидела, я сказала себе…
Креше: …этому человеку я смогу быть верна до гроба.
Драгица: Да, вот именно. Не перебивай меня постоянно.
Креше: Я наизусть знаю все твои фразы и уловки.
Драгица: Как ты можешь так обо мне говорить? И это только потому, что я не хочу взять тебя с собой в Любляну, что не хочу, чтобы ты был со мной в Доме железнодорожника! А я не хочу, потому что мне будет неприятно, если мои коллеги подумают, что ты ревнивый, и что из-за этого я смешиваю работу и личную жизнь. Только как же ты без всяких доказательств можешь так говорить? Ты же знаешь, что твоя кошечка любит тебя больше всего на свете. Ты же знаешь, что я своего медвежонка никогда не обижу.
Креше: Ты действительно любишь меня больше всего на свете?
Драгица: А ты сомневаешься? Конечно.
Креше: И ради меня ты сделала бы все, чего бы только я ни пожелал?
Драгица: Все, чего только захочет мой медвежонок.
Креше: Если ты действительно меня любишь, тогда возьми меня с собой в Любляну.
Драгица: Ну, ладно, Креше, опять ты начинаешь. Я тебя люблю, но не хочу смешивать любовь и работу.
Креше: Не хочешь?
Драгица: Не хочу. И, кроме того, если ты еще хоть раз скажешь мне, что сомневаешься в моей верности, я не буду больше с тобой разговаривать. Никогда.
Креше: Ладно. Не злись.
Драгица: Легко тебе говорить: не злись. Тебе не понять, как чувствует себя невинная женщина, когда ее обвиняют.
Креше: Хорошо, прости. Это был небольшой приступ ревности. Это только подтверждает, что я тебя люблю. Прости. Кошечка простит своего маленького медвежонка?
Драгица: Ну, может быть. Если медвежонок приготовит что-нибудь вкусненькое и очень быстро, потому что я очень, очень голодная.
Креше: Приготовлю, приготовлю. На троих!
Драгица: Почему на троих?
Креше: Ну, я же сказал тебе, что у нас гость.
Драгица: Какой гость?
Креше: К нам в гости приехал твой родственник.
Драгица: Какой родственник!? У меня нет никакого родственника.
Креше: А мне он представился, как твой родственник.
Драгица: Как мой родственник?! А что он сказал? Кем он мне приходится?
Креше: Он сказал мне, что он твой муж.
Драгица: Чтооооо?! Ты… ты… ты… шу… шу… шутишь?
Креше: Нет. Если ты о нем забыла, могу тебя с ним познакомить.
Драгица: Но, но, я…
Креше: Выходи, друг, маски сорваны! (Дверь открывается, входит Жаркец, Драгица вскрикивает и падает) Упала в обморок.
Жаркец: И я бы упал на ее месте.
Креше: Давай быстро дадим ей воды, приведем ее в сознание.
Жаркец: (Забирает из рук Креше стакан с водой) Подожди, коллега, подожди. Не торопись. Ты получил удовольствие пообщаться с нашей женой, предоставь и мне такое же удовольствие. Я хочу, чтобы она увидела мое лицо, когда придет в себя.
Креше: Но, может быть…
Жаркец: Дай мне немного поговорить со своей женой. Ты же поговорил со своей. Ладно?
Креше: Хорошо, пусть будет так.
Жаркец выплескивает воду в лицо Драгице, она взвизгивает и приходит в себя.
Драгица: Жаркец, откуда ты?!
Жаркец: Сучка!
Драгица: Я, я…
Жаркец: Сучка проклятая, гадюка!
Драгица: Прости, я…я все объясню.
Жаркец: Наказание господне, нимфоманка, обманщица, отброс женского рода!
Креше: Проститутка!
Жаркец: Не надо ничего добавлять, Креше, потому что все, что говорю, я говорю за нас двоих.
Креше: Тогда продолжай и за меня!
Жаркец: Змея, жалкое ничтожество!
Драгица: Да. Простите. Вы должны понять, как мне плохо.
Жаркец: Тебе и должно быть плохо.
Драгица: Я сплю! Это, это не реальность! Я, конечно, сплю! Вы — не реальность! Скажите, что это так!
Жаркец: Да, мы духи!
Драгица: А я? Я жива? Я существую или…
Жаркец: Кажется, ты пока еще жива и здорова. Но только пока.
Драгица: Почему вы вместе? Почему вы оба вместе?
Жаркец: А почему ты с нами обоими?
Драгица: Это не может быть правдой. Скажите, что это не правда.
Креше: Это ты нам сейчас скажешь, правда это или нет, сучка!
Драгица: Я… я вам все объясню.
Жаркец: Ты нам все объяснишь?
Драгица: Да, если позволите.
Жаркец: Ну, давай, посмотрим, как ты объяснишь, что вышла замуж и за одного, и за другого. Пожалуйста, объясни мотивы, причины, пожалуйста.
Пауза.
Драгица: Не знаю, с чего начать.
Жаркец: Сначала.
Драгица: Сначала?
Жаркец: Вот именно. Сначала. Объясни нам, если можешь, как это всем женщинам в Европе достаточно одного мужа, а тебе понадобилось два. Давай, рассказывай.
Драгица: Видите… это тяжело объяснить.
Креше: Еще тяжелее понять.
Драгица: Я вас… я не хотела вас обидеть. Никого из вас, понимаете?
Креше: Ого, эта причина уважительная, твою мать.
Жаркец: Объясни, Драгица, ты зачем все это сделала? Объясни?
Драгица: Я… думала… это случайно.
Жаркец: Разве тебе мало было одного мужа?
Драгица: Я… думала, что вы никогда не узнаете.
Жаркец: Ох! Плохо думала.
Драгица: Вы должны меня выслушать, вы должны дать мне возможность все объяснить.
Креше: Мы ничего тебе не должны. Мы можем, если захотим, выбросить тебя на улицу. Мы можем, но не хотим.
Драгица: Прости меня, Креше, прости. Ты же знаешь, что был мне дорог все это время?
Жаркец: А я? А я что был для тебя все это время?
Драгица: И ты был мне дорог. Прости меня и ты.
Жаркец: Ты разочаровала нас обоих.
Драгица: Жизнь была против меня. Все было против меня. И вы на моем месте поступили бы так же.
Креше: Я бы нет.
Жаркец: И я бы нет.
Драгица: Вы должны, должны меня простить. То есть, не должны, но я буду вас просить меня простить.
Жаркец: Обоих.
Драгица: Да, я обидела вас обоих. У меня болит сердце. Но дайте мне вам все объяснить.
Креше: Начинай!
Драгица: Рассказывай!
Драгица: Вы, конечно, знаете, помните, что мое детство было очень несчастным. Без отца, без матери, только тетя. Это оставило след на психике, в моей душе. Мне все детство не хватало опоры.
Жаркец: А теперь у тебя их две!
Драгица: И вот, всегда было так, что я была не защищена и окружена грубостью. Меня никто не любил, я была сиротой, да еще и одинокой женщиной. Это все смягчающие обстоятельства, это все психические травмы. Если бы вы прочитали один роман, вам все стало бы ясно. Женщины — очень сложные существа. Особенно женщины, у которых в детстве не было семьи, опоры, ясного будущего. Я знаю, что вы считаете меня виноватой. Я знаю, что в ваших глазах я, может, и согрешила, но женская психика не такая уж простая вещь. Женщина похожа на швейцарские часы, где каждый винтик должен функционировать бесперебойно. За этими часами надо следить, относиться к ним нежно.
Креше: Подожди. Ты сейчас будешь рассказывать нам о швейцарских часах или объяснишь нам, как все это случилось?
Драгица: Я пытаюсь выражаться образно.
Жаркец: Оставь ее, давай посмотрим есть ли у нее вообще что сказать. Я удивляюсь ее уверенности, что на все это у нее могут найтись слова.
Креше: Ситуация более, чем понятная.
Жаркец: Это точно. Но пусть рассказывает все, что у нее есть. Как же мне любопытно услышать, что она еще скажет.
Драгица: Человек не всегда существо разумное. В фильме «Сияние в траве» есть одно высказывание, одна замечательная мысль. Но ладно, я не буду сейчас ее повторять. Наша ситуация намного сложнее, потому что нас — трое. И вы ждете от меня сейчас, чтобы я попробовала объяснить вам свой взгляд на жизнь. Все, что повлияло на мои поступки. Что привело нас троих к ситуации, которая заставила нас встретиться сейчас здесь, в этой комнате. При этом мучительном разговоре, который должен дать ответы на многие вопросы, которые вас мучают. А я попробую убедить вас, что все намного проще, чем вам кажется. Если бы вы могли заглянуть в мою душу, в комнату моего детства, или, как говорит Францет Прешерен в «Венке сонетов»… если вы понимаете, о чем я хочу сказать, моя душа и мое детство всегда вместе. Я никогда, никогда в жизни не хотела причинить кому-то боль, а тем более вам двоим. Я женщина, воспитанная с классическими патриархальными взглядами на жизнь. Меня всегда ужасала мысль об измене, о прелюбодействе… о… о… о поведении, которое противоречит десяти библейским заповедям. Я уважала их и следовала им. Мной всегда руководила любовь. Я всегда старалась быть последовательной, быть морально чистой. Но жизнь — не такая простая штука, и слова не смогут объяснить вам всего, что вы должны понять. Все, что я сделала, могу объяснить вам очень просто, если вы этого хотите, если позволите.
Жаркец: Все это время мы только этого и ждем от тебя, как умирающий последней помощи. Все полетело к чертям, остается только последняя помощь. И если она ничего не изменит, то смерть наступит незамедлительно. Хотя умирающий и надеется на лучшую жизнь на том свете.
Креше: Жаркец, ради Бога, хватит этой литературы. Мы и так много говорили. Пусть скажет то, что хочет. А потом мы уже решим, что нам с ней делать.
Жаркец: Хорошо. Давай, говори, что у тебя есть.
Драгица: Скажу. Только прежде чем я начну, Креше, налей мне немного воды.
Креше: Не налью. Возьми сама. Я и так всю жизнь тебе прислуживаю.
Жаркец: Хорошо сказал.
Драгица берет стакан воды и выпивает.
Драгица: Итак, я должна быть искренней. Семь лет я боялась этого дня, и вот он настал. А боялась я потому, что привязалась и к одному, и к другому.
Креше: Ого!
Жаркец: Ты хочешь сказать, что одинаково нас любишь?
Драгица: Да. Потому что если бы было не так, то я давно оставила бы одного из вас и жила бы с другим. А я вот, как мать, которая одинаково любит двух своих детей, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я полюбила и одного, и другого, и люблю вас одинаково, как любящая мать. И вдруг кто-то приходит и говорит: отрекись от одного ребенка. Понятно, что это нанесет боль ребенку. И мать ни за что не захочет расставаться с ним.
Креше: Да не рассказывай ты о матерях и детях. Рассказывай о нас, хитрюга, и не увиливай.
Драгица: Я и пытаюсь это делать. Я стараюсь объяснить вам, что любила вас обоих и не хотела причинить боль ни одному из вас. Я знаю, что это противозаконно. Знаю, что вы оба можете злиться на меня. Но думаю, что ни один из вас не был обижен.
Жаркец: Что ты хочешь этим сказать?
Драгица: Я хочу сказать, что каждому из вас я отдавала все до конца. И что ни один из вас не чувствовал, что делит меня с кем-то еще. Я имею в виду, что ни один из вас не думал, что я ему изменяю. Разве не так?
Креше: Ну…
Жаркец: Да, это правда.
Драгица: Вот, видите. Я чувствовала это, я знала, что вы оба довольны и счастливы со мной, как с женщиной. И знала, что и один, и другой были бы несчастны, если бы я вас оставила. Разве не так?
Жаркец: Так.
Креше: Я признаюсь, что не был бы счастлив без тебя.
Драгица: Ну, вот, это и есть мое оправдание. Я все это делала ради вашего же счастья. И хотя во всей этой ситуации целиком виновата я, но виновата я только в том, что делала все, чтобы вы были счастливы.
Жаркец: И это все, что ты можешь нам сказать?
Драгица: Все.
Креше: Ты хоть когда-нибудь задумывалась, какую боль нам принесет осознание того, что у тебя два мужа?
Драгица: Я думала, что еще большую боль принесет вам расставание со мной. И не забывайте, что я любила вас обоих, потому что я определенным образом была вам верна.
Жаркец: Ты была нам верна?
Драгица: Ну, да.
Жаркец: Ты была нам верна в этой ситуации? Это как?
Драгица: Я имею в виду вас обоих. Если принять вас как одно целое, как… как моих мужей, то можно сказать, что я была вам верна. Это было для меня настолько свято, настолько ценно. Наши браки были самыми лучшими на свете.
Жаркец: Такими святыми и чистыми.
Креше: Меня сейчас вырвет.
Пауза.
Жаркец: Что будем делать?
Креше: Предлагай ты.
Жаркец: Или нам обоим придется выгнать ее из дома, или простить и жить дальше, как будто ничего и не случилось.
Креше: Правильно, решение должно быть общим. Мы вместе должны решить ее судьбу. Сердце подсказывает мне, что мы должны выгнать ее на улицу.
Жаркец: А мне моя гражданская совесть подсказывает, что мы должны сдать ее в полицию. Пусть отвечает за многомужество. Она преступила закон, и хорватский, и словенский.
Драгица: Не отказывайтесь от меня, мужья мои дорогие, не отказывайтесь. Я обещаю вам, что буду верной и хорошей, как и раньше. Только не отвергайте меня. Я без вас умру от тоски. Вы для меня — все на свете. Не отвергайте мою любовь, мою верность.
Жаркец: Да и для маленькой Матильды было бы лучше, если бы мы сохранили брак. И чтобы она не узнала о Креше, потому что для нее будет тяжелым ударом узнать, что ее мать…
Драгица: Разрешите мне любить вас обоих, как и раньше. И пусть все останется по-прежнему. Так будет лучше для нас троих.
Креше: А может, она и права.
Жаркец: И мне так кажется.
Драгица: Поверьте, я буду лучше, чем когда-нибудь, буду верной, как и раньше. Буду любить только вас двоих и никого больше на этом свете.
Жаркец: А что, если тебе не будет хватать нас двоих, и тебе захочется еще какого-нибудь мужчину?
Драгица: Этого не может быть. Я бы покончила с собой прежде, чем подумала бы изменить вам. Для меня наши браки — святыня. Когда я увидела вас, я сказала себе: этим мужчинам я могла бы быть верной до гроба.
Жаркец: Сучка.
Драгица: Что?!
Жаркец: Говорю, сучка!
Жаркец: Но почему?!
Жаркец: Мы знаем, что ты изменяешь нам с Николой.
Драгица вскрикивает и падает в обморок.
Креше: Ну, вот тебе. Опять потеряла сознание.
Жаркец: И должна была. И я когда узнал о Николе, чуть не потерял сознание.
Креше: Ну, ты теперь видишь, с кем мы живем? Ты видишь, на кого мы тратим свою жизнь?
Жаркец: Вижу, как не видеть. Как только она вошла в твой дом, сразу же запудрила тебе мозги. Ты едва можешь говорить. Она выдрессировала тебя больше, чем меня.
Креше: Почему ты так думаешь?
Жаркец: Ты снимаешь ей сапоги. Это даже не тапочки принести. Я никогда не снимал ей сапоги, никогда.
Креше: Так у нее же поясница болит.
Жаркец: Да какая поясница! Врет. Она без проблем не может.
Креше: А мне всегда говорит, что ей больно. Из-за поезда, от вибрации.
Жаркец: Может, у нее и болит что-то от вибрации, только не от поезда, а от вибраций Николы… Преступница!
Креше: Я бы лучше пинком выгнал ее на улицу, и дело с концом. И забыл. Навсегда.
Жаркец: И я. Но я боюсь, что для нас это будет конец семейной жизни.
Креше: Почему?
Жаркец: Мы больше уже не в состоянии ни петь серенады, ни жениться. Прошло наше время, понимаешь?
Креше: Понимаю, но я не хочу жить с такой сучкой. Она так влезла в мое сердце, что ничем не выбьешь. Она же наша красавица, любимая. Что бы мы были без нее — ничто. У нее свои недостатки, но и свои достоинства.
Жаркец: Ну, давай, перечисли эти достоинства.
Креше: Ну… я так сразу не могу вспомнить.
Жаркец: Ну, хотя бы только одно назови.
Креше: Только одно?
Жаркец: Да, назови мне хотя бы только одно ее достоинство, если сможешь.
Креше: Ну… это…
Жаркец: Назови… назови.
Креше: Она — женщина.
Жаркец: Это достоинство? Это ее самый большой недостаток. С ней бы было легче, если бы она не была женщиной.
Креше: Ты думаешь?
Жаркец: Сто процентов. Может, мы и не женились бы.
Креше: Это точно… Слушай, скажи мне откровенно, тебе она нужна? Если нет, отдай ее мне.
Жаркец: Отдать ее тебе?
Креше: Да.
Жаркец: Нет, не могу.
Креше: Ты же сказал, что у нее нет ни одного достоинства.
Жаркец: А если остальные женщины еще хуже нашей Драгицы?
Креше: Ну, у них хотя бы нет двух мужей.
Жаркец: Кто знает. Может, зато у них по четыре любовника.
Креше: Значит, у тебя все-таки есть интерес к этому… телу?
Жаркец: Ну… да. А у тебя?
Креше: И у меня. Что есть, то есть. Я бы хотел, чтобы она была лучше, но если нет, значит, нет.
Жаркец: И у меня лучше никого нет.
Креше: Что есть, то есть.
Жаркец: Приведем ее в чувства?
Креше: Подожди, разработаем тактику.
Жаркец: Хорошо, давай.
Креше: Слушай, я больше не хочу, чтобы она наставляла нам рога.
Жаркец: И я тоже.
Креше: Мы должны взять с нее слово, что она оставит Николу и больше никогда даже не подумает нам изменять.
Жаркец: И что ты думаешь, она сдержит слово?
Креше: Пусть знает, что мы сдадим ее в полицию, если она хоть когда-нибудь подумает нам изменить с третьим.
Жаркец: Да! В этом наше преимущество.
Креше: Давай, приводи ее в себя.
Жаркец берет стакан воды и выплескивает воду на Драгицу.
Драгица: Ой, ой…
Жаркец: Итак, наша верная жена, что нам можешь рассказать о своем Николе?
Драгица: Он… он… о нем можно и не говорить. Я даже не вышла за него замуж.
Креше: О, только этого нам не хватало.
Жаркец: Сучка!
Креше: Гадюка!
Жаркец: Как ты могла такое сделать?
Креше: Это что значит, мы были для тебя не очень хороши?
Жаркец: Разве тебе двоих мужей было мало?
Креше: Если ты это уже начала, то к концу жизни у тебя будет целый гарем. Или как это называется, когда у женщины много мужчин?
Жаркец: Объясни, преступница, если ты любишь только нас двоих, как ты могла сойтись с Николой.
Драгица: Я… знаете, это совсем не то.
Жаркец: Ты же говорила мне, что он умер перед тем, как ты родила Матильду. Что он выгнал тебя с животом и потом умер.
Драгица: Ну… это, он жив.
Жаркец: Вот, жив! И это твое объяснение. Я забочусь о его дочери, сделал из нее лучшую ученицу. Благодаря мне у Матильды все в порядке, она и дисциплинированна и с уважением ко всем относится. Я каждое утро готовлю ей бутерброды для большой перемены. Каждый день после обеда делаю с ней домашнее задание. А моя жена с ее отцом — развлекаются. Уже шесть месяцев!
Креше: Я же сказал тебе, что она обычная сучка, и ее надо в тюрьму, чтобы она пришла в себя.
Жаркец: И мне кажется, что так будет лучше для нас троих. И посмотрим, придет ли к ней в тюрьму ее Никола и принесет ли ей продукты и какой-нибудь любовный роман.
Драгица: Это не реальность. Это страшный сон. Это самый плохой день в моей жизни.
Креше: Завтра тебе будет еще хуже. А послезавтра — еще хуже, чем завтра, потому что дальше по жизни ты пойдешь одна, без двух старых дураков, которые были тебе во всем опорой.
Жаркец: Пусть госпожа профессиональная жена изволит объяснить, зачем ей нужен любовник. И пусть поторопится, пока мы вообще разрешаем говорить.
Драгица: Каждый может согрешить. Человек грешит, Бог прощает.
Креше: Не надо нам здесь пословиц, поговорок и крылатых выражений. Это не просто проступок. Это длится шесть месяцев. Это преднамеренная измена!
Жаркец: Мужья всегда обо всем узнают последними.
Креше: Логично.
Жаркец: Меня так это мучает! Я чувствую себя таким грязным, как только подумаю, что совсем недавно дотрагивался до этого белого змеиного лица. Легче бы было, если бы я себе яйца откусил.
Креше: Это не так легко сделать.
Жаркец: Я знаю, просто так говорится.
Креше: Но мне действительно непонятно, почему она нас обманывала.
Жаркец: Потому что мы с тобой — идиоты.
Креше: Да что мы здесь с ней время тратим! Давай вызовем полицию, пусть там объясняет.
Драгица: Не надо, пожалуйста, не надо. Разрешите, я вам объясню, попробую объяснить.
Жаркец: Давай, правда, дадим ей возможность высказаться.
Креше: Ладно, пусть говорит.
Драгица: Вы оба, вы… вы два самых лучших человека на свете. Две самые пламенные души, которые я встречала в жизни. Два самых нежных мужчины в моей жизни.
Креше: Да, Господи!
Драгица: Да, да. Вы очень хорошие, самые дорогие, вы — и мужчины, и дети одновременно, нежные…
Креше: Мы два кретина, два засранца, из которых ты сделала полных идиотов.
Драгица: Нет, нет. Поверьте мне, это не так. Ваша душевность, ваша доброта всегда были для меня путеводной звездой. Я всегда знала, что могу опереться на ваше плечо, потому что вы оба не были для меня просто мужчинами. Потому что смогли сохранить душу ребенка, что в современной Европе редкость.
Жаркец: Ну, действительно мы оба… мы такие!
Креше: Да чего там говорить! Нас можно вокруг пальца обвести.
Драгица: И я уверена, что таких два хороших человека никогда не смогут сделать мне ничего плохого. Я уверена, что, не смотря ни на что, вы желаете мне только счастья.
Креше: Ну, да. Желаем.
Жаркец: И всего, что ты заслуживаешь.
Драгица: Я знала. И поэтому я на сто процентов уверена, что вы не смогли бы сдать меня в полицию, потому что это могло бы уничтожить мою жизнь. Потому что я закончила бы за решеткой из-за этого проклятого многомужества. И осталась бы без моего медвежонка и моего бельчонка. И скучала бы по вам, как и вы по мне. Разве не так?
Жаркец: Так, так. Но ты еще не объяснила нам, почему завела себе любовника! Объясни, вместо того, чтобы рассказывать нам сказки о нас самих.
Креше: Мы знаем, что мы для тебя самые лучшие мужья на свете. Знаем. И я бы хотел, чтобы у меня была жена, которая не была бы против, чтобы и у меня была еще одна жена. Но, если мы два таких хороших, почему тебе надо было еще кого-то ловить на стороне? Объясни, безобразница, объясни, если сможешь, зачем тебе отношения с этим Николой?
Драгица: Но с ним совсем не то.
Креше? Что?
Драгица: С ним совсем не так.
Жаркец: Что ты хочешь сказать?
Драгица: С ним совсем не это.
Жаркец: Что это?
Драгица: Между нами с Николой совсем не то, что между мной и вами.
Креше: Объясни.
Драгица: С Николой у меня не настоящие отношения. С ним только физическая связь. Мы случайно встретились с ним в Загребе полгода назад. Потом он же отец моей дочери… Он пригласил меня в кафе, я не могла ему отказать. И он решил, что имеет какое-то право на меня. С ним я потеряла невинность, от него родила ребенка, понимаете? И он решил, что имеет право что-то со мной иметь.
Креше: А ты?
Драгица: Послушайте, я всего лишь женщина, я не устояла.
Жаркец: И изменила нам.
Креше: Она действительно заслуживает, чтобы мы выбросили ее на улицу.
Драгица: Нет! Подождите, простите, я исповедуюсь. Каюсь. Я больше никогда не буду. Он ничего для меня не значит. Вы мое счастье, моя жизнь. Я не хочу ничего иметь с этим хамом. С ним был обычный флирт, обычный полет в неизвестное, который помог мне освежить наши браки. Это, между прочим, советуют даже американские сексологи: короткая связь, чтобы избежать монотонности брака. Это было всего только несколько раз, даже вспоминать не стоит. Неужели из-за одного незначительного приключения, из-за какого-то флирта с человеком из моего прошлого вы готовы уничтожить все, что мы втроем создавали годами в наших браках? Я только с вами двоими стала настоящей, полноценной женщиной. Неужели вы допустите, чтобы эти шесть проклятых месяцев моей неосмотрительности поставили под удар все, что мы годами создавали общими силами? Я признаюсь, что я грешила. А кто может признаться, что не грешил? Но я люблю вас, и поэтому признаюсь в этом и прошу вашего прощения. Поверьте, что если бы я только могла подумать, что это вас так обидит, я бы никогда так не поступила. Если бы я только могла представить, что вы узнаете об этом, я бы… Я знаю, насколько вам тяжело принять мою просьбу о прощении, потому что вы считаете, что меня это не оправдывает, но я объясню вам причину.
Жаркец: У тебя есть причина?!
Креше: Как же мне любопытно!
Драгица: Я никогда раньше не рассказывала вам об этом. Не хотела, чтобы вы беспокоились, но сейчас я признаюсь вам, откуда берет начало эта бесстыдная ситуация, в которую я попала. Итак, год назад… я… год назад я…
Креше: Ну, говори же.
Драгица: Не могу это произнести, но… год назад… я… у меня начался климакс. Вы, конечно, знаете, что это такое, и насколько это тяжелый период для женщины… и я стала бояться, что вы больше не сможете меня любить, что я больше не привлекательна и не интересна.
Жаркец: Но ты же не изменилась.
Креше: Ты же ничего не потеряла.
Драгица: Просто я больше не находила внутри себя опоры. Я боялась остаться без вашей любви, боялась, что вы отвернетесь от меня и станете искать других женщин. Я стала неуверенна и ревнива, и тогда… в таком состоянии… появился этот проклятый Никола. И я решила проверить на нем, осталась ли я женщиной в полном смысле этого слова. Я захотела доказать то, что и не стоило доказывать, но… сейчас уже слишком поздно.
Начинает плакать.
Жаркец: Ну, вот, еще и плачет.
Креше: Вытри слезы, ты же знаешь, я не переношу, когда кто-то плачет. Это действует мне на нервы.
Жаркец: Ты нас разочаровала.
Креше: До конца.
Драгица: Простите. Я виновата и признаюсь в этом. Я больше никогда не буду. Обещаю вам быть верной до конца жизни. Пусть у меня все волосы выпадут, если я когда-нибудь еще изменю вам.
Креше: Только смотри, чтобы к зиме не облысеть.
Пауза.
Жаркец: Ну, что скажешь?
Креше: Откуда мне знать. Я не такой уж и умный.
Жаркец: Ну, что сдадим ее в полицию?
Креше: Можно, хотя… надо подумать, может, лучше дать ей еще один шанс, а потом…
Драгица: Дайте мне еще один шанс, прошу вас, вы не пожалеете.
Жаркец: Послушай, я — за. Давай дадим ей шанс, но если она обманет, пойдем в полицию и заявим о ее многомужестве.
Креше: Хорошо… Слушай меня внимательно, Драгица! И запомни это на всю жизнь! Во-первых, тебе повезло, что два твоих мужа — интеллигентные и хорошие люди. Во-вторых, ты ужасно нас обманула и должна искупить свою вину. В-третьих, если хоть раз на улице ты посмотришь на какого-нибудь мужчину, мы глаза тебе выколем и сдадим тебя в полицию. В-четвертых, будем жить, как и раньше. Никто из соседей ни в Сплите, ни в Любляне не должен узнать, что у тебя два мужа. В-пятых, я сказал все, что хотел тебе сказать.
Драгица: Я со всем согласна, согласна.
Жаркец: Зачеркни Николу навсегда.
Драгица: Уже зачеркнула, уже зачеркнула.
Пауза.
Жаркец: Креше, я слишком проголодался от этих разговоров.
Креше: И я хочу и есть, и пить.
Драгица: Значит, мы все проголодались. Итак, было бы хорошо, если бы Жаркец немного убрал в квартире, а ты, Креше, приготовил что-нибудь на скорую руку, чтобы мы не умерли с голоду.
Креше: Приготовить что-нибудь на скорую руку?
Драгица: Ну, да. Ты же не против, чтобы Жаркец тоже пообедал с нами?
Креше: Против Жаркеца я ничего не имею. Мы вообще стали хорошими друзьями. Я против того, чтобы готовить обед для ТЕБЯ. Я — против, чтобы Жаркец убирал квартиру для ТЕБЯ. После того, что ты сделала, ты еще хочешь, чтобы мы ТЕБЯ обслуживали.
Драгица: Я… я только подумала.
Креше: У тебя сорок минут, чтобы убрать в квартире и приготовить обед. Чтобы хотя бы немного искупить свою вину за то, что ты нам устроила.
Жаркец: Хорошо сказал.
Креше: Время пошло.
Драгица: Хорошо, хорошо Сейчас, сейчас.
Креше: А мы пойдем через дорогу в кафешку к Антею, выпьем по рюмочке.
Жаркец: Мы вернемся через сорок минут.
Драгица: Хорошо, мальчики, хорошо. Отдыхайте.
Креше и Жаркец идут к дверям.
Драгица: Ребята, муженьки! Подождите!
Креше и Жаркец останавливаются.
Драгица: Может, стоит еще раз обо всем подумать?
Жаркец: Откуда это у тебя желание обо всем думать и обсуждать? Ты восемь лет ни о чем не думала, а теперь вдруг хочешь «еще раз обо всем подумать».
Драгица: Поскольку до сегодняшнего дня мы ни о чем не думали, пришло время не совершать ни одного поступка, не подумав.
Креше: Что ты имеешь в виду: «до сегодняшнего дня мы ни о чем не думали»? Как будто мы вдвоем виноваты в нашей двойной жизни, то есть в тройной.
Драгица: С какой-то стороны и вы виноваты.
Жаркец: Ого! Коллективная ответственность за индивидуальные ошибки. Еще окажется, что мы вдвоем виноваты, что ты нас обманывала, и что у тебя два мужа.
Драгица: Но вы не можете сказать, что вашей ответственности в этом нет.
Жаркец: Ты что хочешь этим сказать?
Драгица: Если бы вас двоих не было, у меня не было бы двух мужей. Понимаете?
Креше: Нет.
Драгица: Как говорится: для любви нужны двое.
Креше: Для тебя и троих мало.
Драгица: Для боксерского поединка нужны двое. Без вашего участия я не стала бы женой ни одного из вас. Вы оба добровольно, без принуждения женились на мне. Разве не так? И жили со мной без принуждения. В этом ваша ответственность.
Креше: О чем это ты говоришь? Мы женились на тебе без принуждения, но ни один из нас и понятия не имел о втором муже, а о любовнике мы вообще не говорим.
Жаркец: Я думаю, не стоит больше терять время. Мы уже обо всем договорились. Пойдем к Антею. А ты давай убирай квартиру и готовь обед.
Драгица: Не все так просто.
Жаркец: Что не так просто?
Драгица: Меня мучают моральные дилеммы.
Жаркец: Что-то мы не заметили, что раньше тебя интересовала мораль.
Драгица: Я больше так не могу. У меня все разбилось.
Креше: Что еще разбилось? Ты — женщина, а не оконная рама. Что ты от нас хочешь?
Драгица: Вы не знаете, как я чувствовала себя все эти годы: жить в раздвоенности, на две семьи, как шофер-дальнобойщик. Уже давным-давно я знаю, что то, что произошло, это аморально. Иметь одного мужа — это уже большая ответственность. А двоих?
Креше: Ты коротко и спокойно объясни, что ты хотела нам поведать?
Драгица: Я хочу вам сказать, что я больше не хочу жить незаконно и аморально. Я должна сказать вам, что мне не легко было жить с вами обоими все эти годы. Я хочу вам сказать, что я устала от всего этого, и что больше не хочу иметь двух мужей.
Пауза. Креше и Жаркец удивлены.
Жаркец: Ты хочешь нас оставить?
Креше: Ты хочешь расстаться с нами?
Драгица: Ну… не с двумя.
Креше: Как это?
Драгица: Только с одним.
Жаркец: Только с одним?
Драгица: Да, только с одним.
Жаркец: А с кем?
Пауза.
Драгица: Откуда мне знать. С тем, кто меня меньше любит.
Жаркец: Разве ты могла бы бросить меня из-за него?
Драгица: Не знаю.
Креше: Неужели он дороже тебе, чем я?
Драгица: Не знаю, я действительно не знаю. Мне тяжело будет решить, с кем остаться. Я знаю, что буду тосковать по тому, с кем сегодня расстанусь. Но это единственный способ решить эту моральную дилемму, снять эту тяжесть.
Креше: Не отказывайся от счастья, которое я тебе дарил.
Жаркец: Подумай хорошо, чтобы потом не жалеть.
Креше: Как ты вообще собираешься выбрать?
Жаркец: На основании чего ты собираешься выбирать, с кем жить дальше?
Драгица: Не знаю, мои дорогие мужья, не знаю. Я обычная слабая женщина. Я думаю, что вы оба должны мне в этом помочь. Помочь принять решение.
Жаркец: Хорошо, я тебе помогу. Я думаю, что тебе лучше остаться со мной, а Креше оставить.
Креше: Ого, нож в спину, коллега. Так и я могу ей помочь в выборе. Драгица, поверь, со мной тебе будет лучше. Выходи за меня… я хочу сказать: уйди от него и живи со мной.
Жаркец: Но я аккуратнее и серьезнее тебя. На меня ты можешь положиться.
Креше: А я лучше готовлю. Я бы на ее месте вышел за себя, т. е. за меня. Драгица, реши что-нибудь, чтобы мы понимали, на каком свете мы находимся.
Драгица: Это не так просто. Я не хотела бы ошибиться. Вы оба мне дороги, и я вас люблю. Но теперь, когда мне надо признаться себе, кто из вас для меня больше значит, я не могу решиться. У вас обоих столько достоинств, но и столько же недостатков. Вот, например, ты, Жаркец, часто ведешь себя так, что действуешь мне на нервы. Я даже часто спрашиваю себя, как я вообще тебя терплю.
Жаркец: Я всегда могу исправиться, если ты скажешь, в чем проблема.
Креше: Ты слишком старый, чтобы что-то исправлять и менять.
Драгица: А ты, Креше, не всегда такой, каким должен быть серьезный мужчина. Ты часто забываешь, что я хрупкая, нежная, субтильная женщина. Что и мне больно, когда я порежу себе палец. Ты часто забываешь, что и мои глаза могут плакать, когда мою душу одолевает тоска.
Креше: Ты никогда при мне не плакала.
Драгица: Никогда. Потому при тебе я не могу дать волю своим эмоциям. Я читала об этом в одном журнале, а потом написала этому психологу: почему я не могу заплакать, когда все живые существа на этом свете плачут.
Жаркец: Если ты останешься со мной, ты будешь плакать каждый день. Я тебе обещаю.
Драгица: Не в этом дело, Жаркец. Ты тоже меня не понимаешь. Вы оба далеки оттого, что могло бы быть моим. Я работаю столько, сколько ни одна женщина не работает на этом свете, и при этом у меня два мужа. И все эти неожиданности сегодня меня так утомили, что я лучше не осталась бы ни с одним из вас.
Жаркец: Ни с одним?
Драгица: Скорее всего, ни с одним.
Креше: Это ты во всем виноват.
Жаркец: Почему это я?
Креше: Ты всегда изображаешь из себя детектива. Зачем тебе надо было лазить по подкладке ее зимнего пальто? Что тебе там понадобилось? Я из-за тебя без жены останусь. Из-за тебя я должен буду жить, как старый пень. И чтоб ты знал, я тебе ее не отдам. Я, если понадобится, буду драться за нее до последней капли крови.
Жаркец: Ты можешь драться, сколько захочешь, но по закону она моя.
Креше: Нет такого закона, который заставит женщину жить с тем, кого она не любит. Она выберет меня, потому что я готов в пять раз больше сделать для нее, чем ты.
Жаркец: Извини, но я всегда делал то, что она хотела. Все.
Драгица: А когда я попросила тебя убрать эту квартиру, ты отказался.
Жаркец: Извини. Это он меня заставил отказаться. Это он виноват. Пока я его не встретил, я никогда тебе ни в чем не отказывал. Давай, я сейчас уберу квартиру.
Драгица: Вот это называется — настоящий муж.
Креше: Но я еще лучше, чем он.
Драгица: Еще лучше? Но ты даже обед не захотел приготовить.
Креше: Почему не захотел? Это он меня сбил с толку. Ты вспомни, я когда-нибудь отказывался приготовить обед, вспомни?
Драгица: Нет, никогда.
Жаркец: Дай мне шанс исправиться.
Креше: Дай мне возможность доказать. И выбери меня.
Драгица: Не так просто решить все за полчаса. Поэтому я думаю, что я пойду сейчас к Антею, чтобы отдохнуть от вас обоих, и обо всем подумаю. Ты, Жаркец, убери квартиру, потому что я не люблю беспорядок, а ты, Креше, приготовь обед, пока я не умерла от голода.
Жаркец: Хорошо. Я все уберу.
Креше: Иду, сейчас все сделаю. Ты же знаешь, что я для тебя все делаю с радостью.
Жаркец: Вспомни о наших первых днях, вспомни о нашем счастье, пока будешь принимать решение. Только реши все быстро.
Драгица идет к выходу, но вдруг останавливается.
Драгица: Только не надо оказывать на меня давление, как говорят политики.
Креше: Хорошо сказала.
Драгица: Я сделаю все, чтобы принять решение сегодня, сейчас, за полчаса или час. Но…
Креше: Но что?
Драгица: Но я сегодня перенесла такую психологическую травму, что лучше не торопите меня.
Креше: Да, да. И я так думаю.
Жаркец: Тебя никто не торопит. Я только думал, что было бы лучше, если бы мы побыстрее узнали о твоем решении. Но я не настаиваю.
Драгица: Я пойду отдохну к Антею, подумаю обо всем. Но… чтобы вы не были удивлены, решение я приму только через месяц или два. Я не могу не дать вам возможность показать себя в лучшем свете. Я хочу быть объективной по отношению к каждому из вас. Понимаете?
Креше: Да.
Жаркец: Понимаем.
Драгица: Тогда за работу. Увидимся через сорок минут за обедом.
Драгица выходит, а Креше и Жаркец на мгновение застывают в тишине.
Креше: Твою мать, она опять нас перехитрила.
Жаркец: Молчи и готовь обед. Все могло быть еще хуже.
Креше: Куда еще хуже?
Жаркец: Она могла нас двоих бросить и уйти к Николе.
Креше: Ты прав. Это надо отметить за обедом.
Жаркец: Ты тоже прав.
Конец
Примечание:
Говор Жаркеца не надо воспринимать, как словенский язык. Жаркец уверен, что прекрасно говорит по-хорватски. Это хорватский язык на словенский манер с обязательной мелодикой словенского языка.
Креше говорит на любом иковско-штоковском или иковско-чаковском диалекте, согласно решению авторов спектакля. Настоящего сплитского говора не должно быть. Это конгломерат различных говоров, хотя основой должен являться икавский диалект. Креше может быть с острова, из города, а может быть и из Загоры, Равних которов, Буковице…
Драгица — «хорватский космополит». Она всегда находчива, но это находчивость в каждом случае особая. В основном, она говорит на хорватском языке, но если авторы пожелают, она может быть из Славонии, Боснии, Герцеговины, Луки…
В работе над языковыми особенностями речи персонажей автору оказали неоценимую помощь Перо Миоч, Анджелко Бабачич, Мате Гулин и Марилка Крайнович, за что автор выражает им свою огромную благодарность.
М. Г.