Муж на час (СИ)

Я шагала по темной улице и пыталась вспомнить — что же завалялось в холодильнике. По всему выходило — ничего хорошего. Магазины уже закрыты, а до супермаркета идти замучаешься. Вот, что значит лень-матушка! Надо было днем что-нибудь прикупить, но нет — не буду же я полдня таскаться с колбасой в сумке! Фу.

Решительно нашарив в сумке газовый баллончик, я шагнула в следующий двор. До дома оставалось рукой подать — еще два двора, переулок, и добро пожаловать в твой новый дом, Нина. Поодаль кучковались аборигены, сильно напоминая персонажей анекдотов, с семечками и пивом. Который раз мимо прохожу под комментарии и улюлюканье, а что поделать, другой дороги нет.

— Куда спешишь, красивая? — двое молодых и не очень трезвых парней отделились от общей компании и теперь ненавязчиво перегородили мне дорогу.

— Домой, — созналась я, демонстрируя баллончик в знак серьезных намерений. — Можно пройти?

— А чего тебе торопиться? — продолжили забавляться ребята. — Айда пива с нами?

— У нее аллергия, — негромкий голос за моей спиной заставил сделать разворот через плечо. — Здорово, Серый.

— Здорово. — Парни обменялись рукопожатиями. — Твоя?

— Ну, — согласился парень, по очереди здороваясь с остальными. Я хранила благоразумное молчание. Потом решила подать голос.

— Мы идем?

— Иди, я догоню, — кивнул парень. Догонишь, ага, как же. Я со страху быстро хожу. А бегаю еще быстрее.

Закрыв за собой дверь в квартиру, я перевела дух и развела пальцы, застывшие мертвой хваткой на баллончике. Сдула челку со лба, кинула в угол сумку, потом сползла по стенке на пол и с силой потерла лицо ладонями. На телефоне мигала лампочка — значит кто-то в мое отсутствие общался с автоответчиком. Тыкаю пальцем в кнопку, на ходу стягивая пальто.

«Нина, я все же надеюсь, ты передумаешь, и уедешь из этих ужасных трущоб к нам. Твой дом здесь, в конце-то концов». — Отчеканивает мама. Я криво усмехнулась, стягивая свитер через голову.

«Нина, завтра привезут мебель. На фирме сказали, до одиннадцати утра. Если что — звони нам. То есть, мне. В общем, пока» — я с шумом втянула воздух сквозь зубы. Муж. То есть, с недавнего дня — бывший муж.

Ладно, это все очень душещипательно, но хотелось-бы все-таки чего-нибудь съесть на сон грядущий. Я тоскливо обозрела чистое нутро нового холодильника и злобно захлопнула дверцу. Набрала воды в чайник и принялась шарить по полкам. Макароны давеча были решительно изгнаны из рациона, каша кончилось сегодня утром, зато гороха и фасоли — хоть отбавляй. Я в сердцах хлопнула дверцей шкафчика и почти всерьез собралась в магазин, как зазвонил сотовый. В руки я его взяла не без опаски — звонить могла и бывшая свекровь, и родители, и прочие личности. Глянув на экран телефона, я перевела дух — звонил старый добрый приятель.

— Здорово, мелкая, — бодро сказал Пашка, чем-то хрустя. — Как жизнь молодая?

— Голодно, — вздохнула я, улыбаясь.

— Ммм. — Без особого сочувствия отозвался он. — А чего делаешь?

— Ужин готовлю, — мрачно ответила я, наливая чай в кружку.

— Классно, — похвалил меня Пашка. — Дверь открой, краса ненаглядная.

— Какую? — растерялась я, бестолково мечась по кухне, и устремляясь, наконец, к входной двери.

— Входную, — Пашка для верности добавил по означенной двери кулаком. — Привет.

Он деловито чмокнул меня в щеку, обдав запахом одеколона, освежителя, кофе, жареного мяса и чего-то еще.

— Ты откуда здесь, — поразилась я, пока он мыл руки.

— С работы, — Пашка плеснул в лицо водой и шумно фыркнул. — Думаю, сидит там Нинок, одинокая, печальная, голодная, надо спасать человека!

— Спасай, — тут же согласилась я, кивая. Пашка работал поваром, и заведение продолжало существовать исключительно его стараниями.

— И спасу, — с удовольствием согласился он. Только ты, пожалуйста, футболку надень, у тебя есть, я знаю.

Я охнула и поспешно рванула в комнату. Пашка вдогонку ехидно крикнул:

— А бюстгальтер у тебя очень красивый!

К тому моменту, как я приоделась и заколола волосы, Пашка уже вовсю гремел посудой и шуршал пакетами.

— Чисти картошку, — велел он, ставя передо мной пакет. — Как в армии, а то кожуру жрать заставлю.

— Злой ты, недобрый, — затосковала я. Пашка пустых угроз не давал, и вполне мог заставить жрать некондиционные шкурки. Во всяком случае, своих помощников он так муштровал.

— Ага, — кивнул Пашка, колдуя над мясом. — Оттого сижу тут и надо тобой издеваюсь, горемычной.

— Как семья?

— Все нормально, — кивнул Пашка. — Надька в командировке, дети у тещи.

— А, каникулы же, — кивнула я.

— Дома как в могиле, — пожаловался Пашка. — Сыро, темно и одиноко.

— Зато у меня тепло, светло и весело. — Хмыкнула я, сваливая картошку в раковину.

— Костя звонил?

— Несколько раз. А что?

— Ну, вдруг, одумался…

— Назад дороги нет! — пафосно объявила я, ополоснула руки и уселась на подоконник, заглядывая через Пашкино плечо в сковороду. Пашка покачал головой и оставил все без комментариев.

Новую жизнь было решено начать с понедельника, как водится. Было решено сесть на диету, делать гимнастику по утрам, купить абонемент в салон, и вообще, начать жизнь с чистого листа. Дабы не бросать слов на ветер, я не без Пашкиной помощи составила себе меню, список продуктов, и даже купила их. Выпроводив дорогого друга, я решительно взялась за наведение уюта, потому что половина вещей продолжала прятаться по углам в коробках. Я, честно говоря, сама плоховато помнила, что в коробках — потому что собирала вещи я на автопилоте, слишком подавленная состоявшимся разводом и многочисленными выяснениями отношений. Оставалось надеяться на автопилот — он меня редко подводил.

Сильно мешала привезенная мебель — привезли ее в разобранном состоянии, заявив мне, что сборка не была оплачена. Услышав сумму, которую запросили, я мысленно присвистнула и принялась вспоминать — кто-то из подруг рассказывал о фирме, в которой оказываются разного рода услуги на порядок дешевле прочих фирм. Собрав мозги в кучу, я заключила, что кроме Машки мне никто не мог об этой фирме рассказать, потому что Машка разведенка с ребенком, а прочие подруги либо замужем, либо не озадачиваются подобными вопросами. Осталось озадачить Машку.

— Привет, — бодро поздоровалась я, услышав голос Вадика.

— Привет, — немного картаво ответил ребенок. — А кто это?

— Это Нина, — забавляясь, ответила я. Ребенок у Машки не по годам серьезный, и всех маминых подруг называет исключительно по именам, безо всяких «теть».

— Как ты поживаешь? — важно спросил Вадик.

— Неплохо, — подумав, ответила я чистую правду. На заднем плане возник Машкин голос, грозно вопрошающий, кому из них двоих звонят.

— Это тебя, — сообщил Вадька, и через секунду я услышала звонкий Машкин голос с вопросительной интонацией:

— Да?

— Привет, Маш, — фыркнула я.

— Привет, Нинок, — повеселела Машка. — Можно тебя поздравить с вновь обретенной свободой?

— Поздравляй, — согласилась я. — А лучше, приезжай отмечать.

— Это дело, — обрадовалась подруга. — Когда и куда?

— Как я тут завалы разгребу, так и начнем, — пообещала я. — Маша, ты мне рассказывала про какую-то фирму, где могут сделать все?

— Я, — подтвердила та. — А что у тебя?

— Мебель, — я тяжело вздохнула и оглядела доски, сложенные штабелем.

— Пиши телефон, — велела Машка, шурша записной книжкой. — Уж не знаю, кому как, а я осталась довольна.

— Они что тебе делали? — поинтересовалась я, записав номер.

— Они в последнее время делают мне почти все, — пояснила подруга. — Кстати, когда будешь делать вызов, обозначь все, что тебе нужно сделать.

— Понятное дело, — буркнула я. Машка, помолчав, осторожно спросила:

— Как ты, Нин?

— Странно, — подумав, ответила я. — Думала, будет куда хуже, если честно.

— Что мир рухнет, а небо перевернется, — горько откликнулась Машка.

— Не так романтично, — хмыкнула я. — Это ты у нас последний романтик на земле. А я просто не понимала, чем оказалась вдруг плоха.

— Если станет совсем хреново — приезжай, — сурово велела подруга. — В моем дурдоме любого к жизни вернут.

Я захохотала и пообещала подумать. Подруга работала в самой настоящей дурке — то бишь, психоневрологическом диспансере, и анекдоты про врачей и обитателей этого заведения после Машкиных рассказов смешными уже не казались.

Я вооружилась ручкой, бумажкой и отправилась по квартире с инспекцией. Итогом инспекции был текший кран, залипающий выключатель на кухне, разобранная мебель, книжная полка, сиротливо стоявшая на вязанках с книгами, подтекающий бачок и неработающий звонок.

Сверяясь с телефоном на бумажке, я набрала номер, интуитивно ожидая услышать сладкоголосую барышню на том конце провода. Поэтому когда трубка отозвалась низким мужским голосом, я на мгновение замешкалась, а потом зачастила:

— Здравствуйте, мне ваш телефон дала подруга, она пользуется вашими услугами…

— Как подругу зовут? — поинтересовался мужчина.

— Маша, — окончательно растерялась я. — Маша Прохоренко.

— Что у вас?

И тут мне как-то полегчало.

— У меня, молодой человек, последний день Помпеи, — вздохнула я.

— Ремонтом не занимаюсь, — хмыкнул мужчина.

— Выключатель работает через раз, звонок на двери вообще не работает, кран течет, бачок течет, полку повесить надо и гору мебели собрать, — выпалила я на одном дыхании. На том конце провода висела задумчивая тишина и какое-то позвякивание.

— Мебели сильно много?

— Да на всю квартиру, — созналась я печально. — Двухкомнатную.

— За один день не справлюсь, — сказал мужчина. — Сегодня мелочевку сделаю, и мебель начну собирать, а там уж как пойдет.

— А скажите, сколько примерно это стоить будет, — спохватилась я. А то вдруг. Мужчина подумал, потом назвал сумму.

— Это за мебель, или за… мелочевку? — уточнила я.

— Это за все сразу, — флегматично отозвался мужчина. — Адрес говорите.

— Строителей семнадцать, квартира два, — ответила я. — А когда вас ждать?

— Через полтора часа буду, — сообщил тот и положил трубку. Я шмыгнула подтекающим носом, еще некоторое время потаращилась на молчащий телефон и осторожно пристроила его на подоконник. Задумчиво цыкнула зубом и выволокла на свет божий ящик с инструментами, которым меня снабдил свекор. Одна из самых громоздких коробок была под завязку наполнена фоторамками, которые я и намеревалась развесить по стенам. Потом вспомнила, что сначала не худо было бы поставить мебель, или хотя бы знать, какая она по размеру и где будет стоять, а с этим у меня возникли серьезные затруднения. Бесполезно мне описывать расположение предметов в пространстве — пока сама не увижу, не пойму. Топографический кретинизм, как выражается моя свекровь. Я досадливо плюнула, отпихнула от себя фотографии, закрыла ящик с инструментами и поплелась на кухню. Набор продуктов ввел меня в очередной поток уныния, и я, наконец-то на себя изрядно разозлилась. Сколько можно-то, в самом деле!

Ладно, раз быт на меня сегодня ополчился, надо разобраться теперь со своим «висячим» расписанием. Висело оно, главным образом, оттого что огромное количество моего времени последние полгода уходило на беготню с риэлтерами, нотариусами и иже с ними. Ну и растрепанные нервы, куда без этого. Теперь вот накопилось порядка десяти телефонов, по которым нужно было позвонить и дать ответ — положительный или отрицательный, буду ли я работать с этими людьми или нет, а если да — то в какое время, по каким дням, и так далее, и тому подобное. И старые контакты тоже надо уже устаканить, а то получается не работа, а сплошная безалаберность. Тут из комнаты раздался изрядный грохот — как будто упала какая-то коробка. Подскочив и взвизгнув от неожиданности, я вбежала в зал, и обнаружила, что так и есть — посреди комнаты на боку валялась коробка, явив миру и мне всяческое барахло, которое я выгребла из стола своего бывшего кабинета в квартире своего бывшего мужа. К числу барахла был незаслуженно причислен новенький дареный блокнот — совершенно шикарный, с клепками, шестеренками от часов, силуэтом старомодного корсета. Также в нем наличествовали закладка, кармашек с внутренней стороны обложки для всяческих нужных бумажек, и самое интересное — линованные и расчерченные листы, ровно в таком формате, как нужно. Словом, полный блеск и шик, а также стимпанк — как заявила автор этого шедевра, жена двоюродного брата моего мужа. Бывшего мужа, конечно. Да.

Я медленно подошла к коробке, подняла с пола блокнот и снова ушла на кухню. Раз уж он так подходяще вывалился в нужный момент, самое время его обновить. Около получаса у меня ушло на созвон и уточнение деталей с потенциальными клиентами, утрясание расписания и прочие уточнения. Потом я приступила к самому приятному — заполнению нового блокнота. Настроение выправлялось само собой — любовь к блокнотам, блокнотикам и записным книжкам у меня с детства, и исчислялись они у меня десятками. Ну, у каждого свои тараканы. Бывший муж, к примеру, каждый день надевал новую пару носков, а старую выкидывал в мусорное ведро. Вот так-то.

От опасных мыслей меня отвлек стук в дверь. Я вскинулась и быстро оглядела себя — вид вполне приличный, можно незнакомому человеку дверь открыть… Только сначала спросить, кто там пришел, конечно.

— Мастера вызывали? — ответил вопросом на вопрос знакомый уже мужской голос.

— Вызывали, — я открыла дверь и улыбнулась. — Здравствуйте.

Ой. Разговаривая с мастером по телефону и отталкиваясь от вербального впечатления (ну и термин я выдумала, прости господи), я уже представила себе фактуристого мужчину средних лет (читай, моего ровесника), ростом под два метра, в плечах косая сажень, трехдневная щетина. И, открывая дверь, взгляд держала малость повыше. И скользнул он по макушке… мастера.

— День добрый. — Его макушка, как я уже сказала, была на уровне моих глаз, радовала блеском — то бишь, была бритой. Общее телосложение было не сказать, чтоб субтильным, но… Мне всю жизнь нравились именно крупные и широкоплечие мужчины, а всех остальных я по большому счету, не запоминала. — Захар.

— Нина, — я взяла себя в руки и снова улыбнулась. — Разувайтесь, проходите.

— Показывайте, — велел он, разувшись.

— Звонок. Выключатель вот… — я пощелкала выключателем, и на третий раз свет не зажегся. — Кран, бачок, — я махнула рукой в сторону ванны.

— Угу. — Он потер подбородок и поднял на меня глаза. — Квартира что, пустая стояла?

— Ну да, — я неловко дернула плечом. — Три месяца.

— Там, скорее всего, резинки рассохлись, от неиспользования, — как бы сам себе проговорил Захар. — Ладно, сначала со светом разберемся.

— От меня что-нибудь нужно? — вежливо спросила я.

— Нет. Кошек, собак, хомячков нет?

— Нет, — слегка удивилась я. — А что?

— Животных обычно прошу где-нибудь закрыть, если есть, — пояснил он, открывая чемоданчик. — Мало ли, все-таки, чужой человек в доме. — Он уже как-то ловко осуществлял какие-то манипуляции со вскрытым выключателем. А я, забыв про все, раскрыв рот, таращилась на его руки. Так вот как это бывает, когда человек знает, что делать… Ух ты…

— Вы что-то хотели спросить? — поинтересовался Захар, не отрываясь от потрохов выключателя. Я захлопнула рот и помотала головой.

— Я просто засмотрелась, извините, — брякнула я и поскорее ушла в комнату. У меня там, между прочим, посередине матрас надутый лежит, а вокруг чего только нет. Надо было не в своих бумажках ковыряться, а порядок навести, — мысленно стала я выговаривать себе, и через минуту поймала себя на интонациях Костика. Тьфу ты, расстройство одно.

Я упинала матрас в спальню, поставив на ребро к стенке, подобрала выпавшие из коробки вещи, пристроила на подоконник домашний телефон и полила заскучавшую юкку.

— Хозяйка, принимай работу, — вывел меня из задумчивости голос Захара.

— Так быстро, — удивилась я.

— Да там делов-то, — вроде бы, польщено хмыкнул Захар. Я добросовестно пощелкала выключателем (работает, скотина), вышла в подъезд и насладилась переливчатыми трелями звонка. — Пойду сантехнику гляну.

Я проводила его задумчивым взглядом и ушла на кухню. Надо наварить кастрюлю борща, потому как с послезавтра у меня начинается очень насыщенная жизнь, и торчать у плиты будет некогда. А может, ну его, этот борщ, завтра сварю?

Тут я покосилась на общую с ванной стену и решительно достала кастрюлю. Вот возьму и сварю борщ по всем правилам, с зажаркой. И заставлю Захара со мной пообедать. Должен же быть на свете хоть один мужчина, которому бы понравился мой борщ и моя готовка в целом?

С этим мне не везло всегда. Первый мой молодой человек после снятия пробы с моего первого в жизни борща, слег с отравлением. Второй просто пропал с горизонта. Я утешилась тем, что просто еще не умею готовить, и приложила усилия к усовершенствованию собственных навыков. Муж мой, отведав борща, деликатно сказал, что вкусно, но так жирно, и зажарка эта, а у него изжога… Короче, борщ я стала готовить редко, в самой маленькой кастрюле — для себя.

Нарезая лук и обливаясь слезами, я забылась и стала привычно декламировать с чувством и французским прононсом:

— Я вас любил, чего же боле. Что я еще могу сказать. — Я от души шмыгнула носом и вытерла слезящийся глаз об предплечье. Деликатное покашливание за спиной чуть не привело к производственной травме.

— Ой, мама, — выдохнула я.

— Извините, — кажется, я качественно произвела впечатление пациентки психоневрологического диспансера. Наверняка, человек думает, что именно там мы с Машкой и познакомились. — Не хотел вас пугать, просто…

— Вы извините, я что-то забылась, стою тут стихи декламирую.

— Мне понравилось, — неожиданно засмеялся он. — С краном и бачком тоже закончил. Вы мне скажите, какой-нибудь план сборки мебели есть у вас, или будем наугад собирать?

— Мы эдак гроб вместо кровати соберем, — проворчала я, ополаскивая руки. — Какие-то бумажки мне отдали, сейчас…

Я ломанулась на выход, и со всего маху наступила Захару на ногу. Этот стоический мужчина даже бровью не повел, а я испугалась не на шутку.

— О господи, я вас раздавила, — всплеснув руками и неловко приседая, охнула я. — Я такой слон, меня нельзя к нормальным людям подпускать!

— Да я не почувствовал ничего, — придерживая меня за локоть, сказал Захар. И тут мы, в конце концов, встретились взглядами. Я не люблю смотреть людям в глаза — ничего криминального, конечно, в этом нет, просто лицо у меня обычно становится идиотское, и отвлекаюсь я тут же, ерунда всякая в голову лезет. А тут он поймал мой взгляд, и я тут же впала в ступор, забыв и про ногу, и про мебель, и про зажарку на плите. Никогда таких глаз не видела. И вообще, лица. Совершенно черные брови, густые, красивые, и до жути светлые глаза. А зрачки — как дула. Длинный тонкий нос с горбинкой, высокие скулы, острый подбородок с ямочкой и чувственные губы. И лысый. То есть, бритый. А зрачки — не дула, это уже какие-то черные дыры, расширяющиеся, поглощающие свет. Я невольно сглотнула и переступила ногами.

— План мебели, — я схватилась за спасительную мысль. — Сейчас.

Господи, возможно ли выглядеть большей идиоткой в глазах незнакомого человека? Вряд ли. Но я справилась, чего уж там.

— Вот, все, что мне отдали, — пробормотала я, протягивая ему листы и спасительно отворачиваясь к плите.

— Угу, — задумчиво протянул он, уходя в комнату. Я тихонько перевела дух и растерянно оглядела рабочий стол. Капусту ж пора кидать! Ё-моё. — Вам музыка не помешает? — спросил он из зала.

— Нет-нет, — торопливо вскинулась я и тут же зажмурилась. А если он сейчас шансон врубит, или рэпчик дворовой? Беруши втыкать? Я против ничего не имею, но и того, и другого я наслушалась досыта — поклонником шансона является мой папа, а по рэпу улетал Костик.

— Наушники сломались, теперь как… орех какой-то, — вполголоса пояснил Захар. Я усмехнулась.

— Помните, в семидесятые, по Америке ходили негры с магнитофонами на плече? Теперь вот…

— Орехи с мобилами, все правильно, — Захар тоже усмехнулся, прислонившись плечом к косяку.

— Ну, орехи это уже как-то… грубо. Тем более, такая черта характерна не для национальности, а для образа жизни, социального слоя, если быть точнее… В общем, тема скользкая, давайте ее оставим!

— Грубо заставлять людей слушать то, что нравится только тебе.

— Это просто невоспитанно, — возразила я.

— Это ж вы меня сейчас под невоспитанного подписали, — засмеялся Захар, а я снова смутилась.

— Простите, я вовсе не это имела в виду, я не хотела вас…

— Нина, — вдруг серьезно сказал Захар, и я осеклась на полуслове. — Перестаньте. Я просто шучу, а вы все время пугаетесь.

— Я не пугаюсь, — промямлила я ему вслед.

В зале тихо-тихо заиграл Кипелов. Я вздохнула с облегчением и принялась шевелить губами в такт словам. Сколько лет уже песне, а все популярность пользуется.

Забавная девчонка. По виду — лет двадцать пять, а на него смотрит, как на двухголового. И зашуганная какая-то. Муж, что ли зашугал? У нее на безымянном пальце широкий такой граненый ободок обручалки. Если муж, то скотина. Как можно так с женой обращаться, что она от каждой шутки чуть ли не в слезы, в глаза не смотрит, а если и смотрит, то замирает, как кролик перед удавом? Это что ж с бабой делать-то надо? Нет, понятно, что у всех свои недостатки, но если так, с виду — нормальная, обычная. Симпатичная… Вон, фигуристая какая, хотя на ней свитер почти до колен и штаны еще какие-то, никаких тебе фифти-фифти с посторонним мужиком, то есть, с ним, с Захаром. Волос таких вообще он сто лет не видел — плотные спиральки, тугие на вид, блестящие, забранные в пучок, из которого три кудряшки выбились и смешно качаются над шеей. Моська бледная, несчастная какая-то. Точно, муж козел. Чего надо от человека? Вон, в ванне был — никаких потеков на зеркале, а всякие бабские штучки аккуратно стоят, а не раскиданы как попало. И полы чистые. А из кухни запах идет — елки-палки, какой запах — все мысли из башки улетели, так только у мамки дома пахнет, когда она в настроении, только мамка еще и поет, когда готовит…

От размышлений его отвлек звонок в дверь, в такт которому на кухне что-то загремело и раздалось жалобное ойканье. Он усмехнулся и покачал головой. Мимо него к входной двери прошмыгнула Нина, на ходу вытирая руки полотенчиком.

— Кто там? — испуганно спросила она.

— Открывай, медведь, весна пришла! — на два голоса, мужской и женский, отозвались из-за двери. Нина засмеялась, тут же расправив плечи и весело мотнула головой.

— Ребята, — радостно сказала она, — а как вы меня нашли?

— Я позвонила дяде Паше, — сообщила невысокого росточка женщина, цепляясь за локоть мужика. — И он моментально выдал мне эту сверхсекретную информацию.

Неожиданные гости занимали почти всю прихожую, заполнили полупустую квартиру голосами, и он, искоса наблюдая за всем этим действом, обнаружил, что из фигуры Нины исчезла напряженность, плечи расправились, на губах сияла радостная улыбка, а щеки даже разрумянились. Видимо, гости относились к разряду неожиданных, нежданных, но приятных.

— Звонить мы тебе не стали, — пояснил мужчина. — Ты бы стала канючить, что у тебя великое переселение народов, и тебе неудобно. Стала бы ведь?

— Конечно, стала, — с удовольствием согласилась Нина. — На кой ляд вы мне тут сейчас нужны? У меня тут вещи не разобраны и мебель не собрана!

— И мужик какой-то в гостях, — радостно подхватила женщина. — Мужик, ау!

— Зоя, — строго сказал мужчина. — Опомнись, рыба моя. Ты в приличном месте, а не у нас дома!

— Здрассте, — он, все-таки, решил откликнуться, пока Нина заново не испугалась чего-нибудь. — Захар. Наемный работник, скажу сразу, чтобы избежать недоразумений.

Женщина окинула его цепким рентгеновским взглядом, очевидно, сделала какой-то вывод, и протянула узкую ладошку:

— Приятно сделать знакомство! Меня зовут Зоя.

— Анатолий, — мужчина дождался своей очереди и тоже окинул Захара рентгеновским взглядом. — Мебель собираешь?

— Собираю, — ровно ответил Захар. Ему не нравилось, когда незнакомые люди сразу переходили на ты.

— Ну, вдвоем оно сподручнее будет, — неожиданно подытожил Анатолий и сунул Зое в руки свою куртку. — Рыба моя, ступай на кухню, не крутись под ногами.

— Есть, шеф, — Зоя моментально испарилась и увела за собой Нину. В кухне сразу же прибавилось шума.

Я прижимала ладони к горящим щекам и таращилась на Зойку. Толик остался в зале с Захаром, и оттуда слышались размеренные мужские басы.

— Борщик? — деловито спросила Зойка, сунув нос под крышку. — Борщик. Прелестно. А где пакет, с которым я пришла?

— Понятия не имею, — пожала я плечами, и быстро подобрала ноги под стул. Зойка протопала сначала в прихожую, потом обратно. Всунулась в свою торбу чуть ли не по пояс, стала там шуршать и тихо ругаться. Я с удовольствием за ней наблюдала. В присутствии Зои невозможно было грустить, сердиться, унывать, киснуть. Злиться и беситься — сколько угодно, а вот грустить — нет, никак не выходило, не стоило и пытаться.

— На, погляди, — она сунула мне планшет. — Накропала немножко.

— В фотках? — поинтересовалась я.

— Нет, в тапочках, — ехидно фыркнула бывшая родственница и настоящая подруга. — Конечно, в фотках.

— Ух ты, — восхитилась я. — Твое мастерство растет, радость моя.

— Ты думаешь? — с беспокойством отозвалась она, продолжая чем-то шуршать.

— Я убеждена, — с уверенностью сказала я. — Альбом — просто шедевр. Если бы у меня был ребенок, я бы такой альбом купила бы и не раздумывала ни минуты.

— Уже купили, — хмыкнула Зойка. — Я на ярмарку съездила.

— И как наторговала?

— Чистой прибыли осталось тридцать процентов, — отозвалась практичная подруга.

— Неплохо, — не очень уверенно похвалила я, не особо отчетливо понимая, сколько есть эти самые проценты — много, или мало.

— Ну, самый пристойный результат, — откликнулась Зойка.

— А что ты делаешь? — опомнилась я, поднимая голову от фотографий.

— Готовлю бризоли, — невозмутимо отозвалась Зоя. — А что? Тебя скрутил панкреатит железной рукой, и тебе нельзя даже самую малую бризольку?

— Нет у меня панкреатита, — я помотала головой, обозрела кухню, и поняла, что Зойка настроена серьезно. Два десятка яиц, полкило фарша, ведро майонеза…

— А сковородка есть? — деловито спросила она, взбалтывая яйцо в миске.

— Нижний ящик, — я решила смириться с неизбежным. — Выбирай.

— Аха, — она брякнула сковородку на плиту. — Ух ты, керамика?

— Вроде как, — пожала я плечами. — Еще не готовила на ней ни разу.

— Ну ты даешь, — возмутилась Зойка. — А зачем тогда покупала?

— Свекор подарил, — проворчала я, утыкаясь в планшет.

— Дядя Паша может, — согласилась Зоя. — Как он, остыл?

— Вроде бы, да, — не очень уверенно ответила я.

— А ты?

— Я точно остыла. До состояния айсберга.

— Не ври, — бодро пожурила меня подруга, и кухня на миг потонула в шипении, исходящем от сковороды. — Какой из тебя айсберг? В лучшем случае получится сосулька.

— Зоя, я не хочу об этом говорить… — Попыталась я остановить каток, надвигающийся на мою психику.

— Не говори, — с готовностью согласилась она. — Говорить буду я, ты, главное, слушай.

— Слушать тоже не хочу, — отрезала я.

— А что хочешь?

— Я хочу плюнуть и растереть.

— Умница. А бризольку?

— Бризольку тоже хочу, — согласилась я, сглатывая слюну.

— Плюнула?

— Так точно.

— Растерла?

— Пока нет.

— Давай вместе плюнем? — энергично предложила Зойка, а я чуть не обожглась, и невольно рассмеялась.

— Как ты себе это представляешь?

— Как-как… Я тебя убедю… убежду… Помогу тебе убедиться, что жизнь только стала налаживаться.

Я невольно метнула взгляд в коридор, где ворочали доски мужики.

— Тааак, — хитро протянула Зойка. — Кстати, о птичках, откуда дровишки? — она выразительно повела карими очами и подернула подбородком.

— Сарай разобрали, — буркнула я, впиваясь зубами в половину бризоли.

— Уууу ты какая, — протянула Зоя. — И все-таки?

— Видишь, мебель у меня?

— Ну, вижу. Сборщик, что ли?

— Нет. Как это…

— Муж на час, — подсказала догадливая Зойка.

— Примерно, — уклончиво отозвалась я, выключая газ под кастрюлей. — Ты долго еще будешь возиться?

— Если ты будешь мазать — нет, недолго. — Она подвинула ко мне миску с майонезом.

— Буду, куда мне деться…

— Где новый год будешь встречать?

— Какой новый год, нафиг, — изумилась я. — Начало ноября!

— Вот-вот, времени с гулькин нос осталось, — согласилась Зоя.

— Два месяца, — поправила я ее.

— Время — очень ненадежное и относительное понятие, — поучительно сказала она, подняв палец вверх. — Так что?

— Зой, я вообще об этом не думала, — слегка раздражаясь ответила я. — К вам не пойду точно, к вам Костик придет, с новой любовью, чего праздник людям портить…

— Да кто его звать будет, — фыркнула Зойка. — Нужен он сто лет. Его последние три года терпели исключительно ради тебя, если хочешь знать!

— Зой, его будет звать Толик, они братья… — начала я, продолжая раздражаться.

— Это я еще посмотрю, — ухмыльнулась она. — Они позавчера страшно разругались, если тебе интересно.

— Мне совершенно неинтересно, — отрезала я. — Вот ни капельки. Они и так постоянно цапались, и ничего.

— Ладно, — неожиданно вздохнула Зойка. — Ты права. Вернемся к нашим баранам. К нам ты не хочешь.

— К родителям я тоже не хочу, — пожала я плечами. — Мама будет весь вечер меня пилить, папа молчать и смотреть Голубой огонек.

— К дяде Паше.

— Отпадает по первой же причине. Там будет Костик. Первую половину вечера. Плюс от папы тяжело добираться, а в новогоднюю ночь так тем более…

— И? — грозно спросила Зоя.

— И буду я себе мирно и тихо дома сидеть. Наготовлю парочку салатов, посмотрю телек, и никакого тебе узкого платья, килограмма штукатурки и прочих излишеств. И дым сигаретный нюхать не придется. А первого к вам приду, так и быть.

— Ладно, — неожиданно сказала Зойка. Мне даже показалось, что я ослышалась.

— Что, ладно? — осторожно спросила я.

— Ладно — это значит, как знаешь. — Улыбнулась Зоя. — Ты большая девочка, и без меня решишь, как тебе встречать Новый год.

— Спасибо, — немного оправившись от шока, сказала я. — Большое спасибо, Зоя. Я рада, что ты не стала обижаться.

— Вот еще, — фыркнула она. И тут же поменяла тему. — Скажи мне, давно этот Захар тут?

— С утра.

— Так, давай на стол накрывать, — Зойка деловито крутанулась вокруг своей оси. — А я пока за собой приберу.

Кажется, запахи достигли апогея, и кроме этих запахов он вообще перестал что либо воспринимать. Вдвоем работа и правда, быстрее спорилась, он даже порадовался. Анатолий оказался мужиком рукастым, зато не болтливым, не в пример своей жене. О том, что Зоя является его супругой, Анатолий уведомил еще при знакомстве.

— Мальчики, идите обедать, — звонко оповестила с кухни Зоя. — У нас все готово.

— Ну слава богу, — обрадовался ее муж, поднимаясь с корточек. — Я уж думал, вы нас голодом заморите! Захар, пошли!

— Иди, я сейчас, — самому себе давно придуманные правила запрещали подобные выкрутасы. Впрочем, как и принятие помощи от хозяев.

— Никаких сейчас, а сию минуту, — звонко возмутилась Зоя. — Или вам нужно отдельное приглашение с герольдом, фанфарами и ковровой дорожкой?

— Военный оркестр, пожалуй, подойдет, — согласился он, не поднимая головы. В кухне пискнули, следом раздался звук поцелуя, и Захар усмехнулся. Молодожены, они все такие.

— Захар, — неожиданно раздалось совсем близко, и он резко вскинул голову. Нина стояла рядом, опираясь спиной о стену и зябко передергивая плечами. — Не заставляйте меня вас уговаривать.

И тут она улыбнулась по-настоящему. Ему одному. Не вежливой равнодушной улыбкой, а очень женской, ужасно милой, невыносимо красивой.

— Не буду, — голос неожиданно сел, и он кашлянул. — Руки помою, и приду.

На кухне царил совершенно правильный натюрморт — борщ, тарелки, горчица, хрен, плошка со сметаной, черный хлеб, чеснок, какие-то свернутые трубочки, и все это благоухало, пахло, манило совершенно невообразимо. Желудок жалобно скукожился, и Захар поскорее сел, махнув рукой на свои правила. Похоже, в этом доме все малость с прибабахом, так что…

Как интересно устроены мы, люди. Я всегда тяжело привыкала к квартирам. Мы с мамой трижды переезжали, и все три раза я очень тяжело это переживала. Потом я стала учиться, жила сначала в общаге, потом на съемной квартире, потом сняла комнату, потом мы с Костей поженились и стали жить на съемной квартире, потом год жили у его родителей. Словом, цыганский табор. Мама как-то обмолвилась, что где-то в прабабках у меня была цыганка, но эта информация подтверждения не получила. Так вот, каждый мой переезд давался мне с огромным моральным трудом, я вздыхала, маялась, плохо спала, прислушивалась к шорохам по углам, не могла заснуть без света… И это притом, что вокруг меня всегда были люди. Подруги, одногруппницы, мама, свекровь, муж. А теперь живу одна, и никаких тебе трепетных переживаний. Переросла, что ли? И квартира-то далека от предела моих мечтаний — первый этаж в четырехэтажном доме сталинского дома (считай, дом строили в 1965-м, елки-палки, меня тогда еще и в проекте не было), окна во двор, и двор унылый — скрипучие качели, ржавая горка, чахлые деревца. А чувствую себя на своем месте, никаких переживаний по поводу и без. Здорово.

Я вздохнула и вытащила себя из ванны. Что может быть лучше горячей ванны после долгого серого дня? Что-нибудь вкусненькое перед телевизором. Телика у меня нет, а потому вполне его заменит какой-нибудь приятный фильм на компе. Милое дело. Например, формулу любви можно пересмотреть… Уно, уно, уно, уно моменто… Прелестно. Я, похрюкивая от удовольствия, устроила тарелку с овощами и мясом на тумбочку, развернула плед, и почти устроила свой зад в свежеобустроенном кубле, как зазвонила сотка. Крякнув от досады, я подняла трубку.

— Да? — отрывисто сказала я.

— Привет, — на том конце провода Машка что-то жевала.

— И тебе привет, — с облегчением ответила я, двигая тарелку ближе к себе. — Ничего, если я пожую?

— Жуй, жуй, — согласилась Машка. — Как дела?

— Все ничего, — подумав и прожевав кусок, ответила я. — А у тебя?

— И у меня, — поведала Машка. — Что тебе подарить на новоселье?

— На новоселье? — поразилась я, и сразу же спохватилась. Точно. Новоселье.

— Даже если ты не собралась его отмечать и звать гостей, это совершенно не значит, что я не могу заявиться к тебе в гости с Вадиком, подарить подарок и внести в твое новое жилище капельку обжитости.

— А Вадик привнесет художественную роспись на стенах, — подхватила я, с удовольствием вспоминая Машкино собственное новоселье.

— Это мы запросто, — согласилась подруга. — Так что?

— У тебя в зале на подоконнике какое-то чудное растение растет, — задумчиво начала я. — Оно как, сильно привередливое?

— В зале? — судя по шуму, подруга как раз шла в зал. — А, плющ. Нет, он не очень капризный.

— Вот такое хочу, — определилась я.

— Нинка, ты рискуешь, — засмеялась Машка.

— Чем, интересно? — хмыкнула я.

— Ты знаешь, как еще плющ называют?

— Как?

— Мужегон! — победно возвестила Машка. — Как только в доме появился этот горшок, так мы с Вовкой и разбежались, как в море корабли.

— Да ну, глупости, — махнула я рукой, едва не пролив чай. — Маш, ну не говори мне, что ты веришь в такие… глупости!

— Это просто народное название, — не стала нагнетать Машка. — Хочешь плющ, будет тебе плющ, договорились.

— Тогда считай, как ты работаешь в эту пятницу, — предложила я.

— Работа, — вздохнула Машка. — На сутки.

— В субботу вечером?

— Не, я еще невменяемая буду.

— В следующую пятницу?

— Да, — после некоторого раздумья сказала Маша. — В следующую пятницу — да.

— Вот и хорошо. Тогда я вас с Вадькой жду к…

— Семи, — подсказала подруга. — Как раз я его заберу от родителей, и доеду до тебя.

— Славно. Договорились.

— А кто еще будет?

— Зоя с Толиком, может, Егор с Юлей.

— Слушай, а она так и работает в Олимпии? — заинтересовалась Машка.

— Бог с тобой, золотая рыбка, она в декрете, — засмеялась я. — Ей рожать через пару недель, какие тут банкеты! А что?

— Да у нас сотрудница дочку замуж отдает, вот и поинтересовалась…

— А…

— Слушай, Нин, а ты завтра вечером чего делаешь? — неожиданно спросила Машка.

— Да ничего, вроде, — я пожала плечами. — А что ты хотела? С Вадькой посидеть надо?

— Не, пошли гулять?

— Гулять? — опешила я.

— Ну да, — независимо подтвердила подруга. — Пошарахаемся по городу, зайдем куда-нибудь пиццу поедим, да по домам. Как тебе?

— Неожиданно, — созналась я. — Но заманчиво.

— Мы сто лет нигде не были, — с воодушевлением продолжила подруга. — А так хоть проветримся!

— Вадьку застудить не боишься?

— Не боюсь, — категорично ответила Машка. — Он мне третий день ноет, что к тебе хочет.

— Ой, да ладно, — польщено засмеялась я. Симпатия Машкиного сына мне льстила.

— Во сколько? — по-деловому спросила подруга.

— В шесть? — предложила я. — У меня в четыре последний клиент, в салон завтра не надо.

— Заметано. И одевайся тепло, я не дам тебе полчаса побродить и засесть в пиццерии.

— Ладно, ладно, мать командирша, — проворчала я.

— Где встречаемся?

— На памятнике, — быстро прикинула я удаленность этого места от Машкиного дома и моего последнего адреса.

— Целую в пятку, — воодушевленно сказала Машка. — До завтра.

— Чао, — я положила нагретую от разговора трубку и глянула на часы. В принципе, учитывая завтрашний ранний подъем, ложиться надо уже сейчас. Что я и сделала.

Я потихоньку поглядывала на часы и начинала выплясывать лезгинку возле памятника Неизвестному солдату. Машка опаздывала минут на десять, а я пришла минут на пять раньше, так что подмерзла я уже изрядно. Выудив из кармана телефон, я принялась набирать Машкин номер, как возле откуда-то сверху раздался негромкий голос:

— Здравствуйте, Нина.

— Вечер добрый, — растерялась я, задирая голову. — Ох, Андрей Робертович, я вас и не…

— Не узнали? — так же тихо рассмеялся мужчина.

— Не ожидала вас встретить. — Смутилась я. В его присутствии я всегда смущалась.

— Взаимно, Нина. Какими судьбами, ждете кого-то?

— Да, подруга запаздывает, — кивнула я. Отчего-то стало резко теплее, и я взбодрилась. — А вы тут как?

— Решил прогуляться, — он пожал плечами и я тут же воровато отвела взгляд. Неприлично, когда тебе так нравится… крестный папа твоего пациента, фактически, работодатель. — С работы вышел, смотрю, первый снег пошел, ну и…

— Решили прогуляться, — закончила я, улыбаясь.

— Точно, — он тоже улыбался, не отводя внимательного взгляда светлых глаз. — Нина, у вас номер не изменился?

— Нет, — снова растерялась я. — А что?

— Настя снова говорила, им вроде как опять массаж назначили, — пояснил он, выуживая из кармана навороченный телефон. — Так что, вполне вероятно, что мы с вами снова будем кататься.

— Гхм, — кашлянула я не слишком уверенно. Как вспомню, как мы с Костиком ругались именно из-за этого…

— Что-то не так? — тут же спросил Андрей.

— Нет, все в порядке, — сверкнула я дежурной улыбкой. — С чего вы взяли?

— Нина, — строго сказал он. — Если мне не изменяет память, в прошлый раз вам муж устроил сцену ревности…

— Мне тоже вспомнилось, — с нервным смешком кивнула я. А какой нормальный муж, скажите на милость, не будет нервничать, если его жена катается час в день с посторонним мужиком?!

— Если это проблема, я мог бы поговорить с ним, и заверить в абсолютной невинности наших поездок, — спокойно продолжил Андрей.

— Нет необходимости, Андрей Робертович, — деревянно мотнула я головой. — Не кем объясняться.

— Неожиданно. — Помолчав, ответил Андрей. — Я правильно понял, что вы развелись?

— Совершенно верно, — я сверкнула очередной стеклянной улыбкой.

— Очень неожиданно, — повторил он, и я с накатившим раздражением спросила:

— Да что неожиданного-то?

— Он идиот. Вы не из тех женщин, которых бросают. И от которых уходят просто так. — Ответ меня сразил наповал, и во рту махом пересохло от злости и неловкости.

— Андрей Робертович, — медленно и тяжело начала я. — Во-первых, наше с вами шапочное знакомство не дает вам полного представления о моей личности. Во-вторых, не зная ситуации, вам не стоит составлять какое-то определенное мнение, которое может оказаться ошибочным…

— Нина, Нина, — покачал он головой, и засунул руки в карманы. — Ну, о чем вы говорите! Я не двадцатипятилетний мальчик, который может составлять мнение на основе кукольной внешности и тому подобной чепухи! Не буду вас потчевать линялыми истинами о том, что вы встретите еще своего мужчину, свое счастье, и так далее, но поверьте, уж я-то понимаю, что вы можете осчастливить любого мужчину.

— Андрей Робертович, — мне неожиданно стало смешно. — Вот вы сейчас договоритесь, и я вас так осчастливлю! Век помнить будете!

Он сочно расхохотался, закинув голову назад, и я невольно засмотрелась. Есть на что. От полного конфуза меня спас Вадик:

— С первым снегом! — с таким вот боевым кличем ребенок совершил классический прыжок мартышки на дерево. Я успела подхватить щуплое дитячье тельце и слегка подкинула кверху.

— И тебя! — получив причитающийся мне поцелуй, я отпустила ребенка на землю.

— Здравствуйте, — поздоровалась Машка с Андреем. — Привет, счастье мое, — приветствий хватило и на мою долю.

— Здравствуйте, и всего доброго, — весело ответил Андрей, делая шаг назад, и только сейчас я поняла, как близко ко мне он стоял — практически, вплотную. То-то мне тепло было так, еще немного, и мы б слились в объятиях, чего доброго. — Нина, рад был вас увидеть.

— Взаимно, — проблеяла я, провожая взглядом его широкую спину.

— Тааак, — обвиняющее протянула Машка, цепляя меня под локоть одной рукой, во вторую руку ловя Вадьку. — Я, значит, тут переживаю, как бы Нинок в монастырь не ушла, планы строю, мужиков всех знакомых на вшивость вспоминаю, а она тут с красавцем-мужчиной стоит, улыбается!

— Маша, — простонала я, прижимая ладонь к горящим щекам.

— Что, Маша, что, Маша, — не меняя тона продолжила подруга. — Колись, давай!

— Помнишь, я тебе рассказывала, что мы с Костей ругались из-за того, что меня один мужик в пригород к девчонке возит?

— Ну?

— Вот то самый мужик и есть, — созналась я.

— Во как, — задумчиво хмыкнула Машка. — Есть из-за чего волноваться.

— Точно, — согласилась я. — А самое смешное, знаешь, что? Он мне сцены ревности закатывал, а сам уже вовсю с этой Эльвирой крутил.

— Сука. — Коротко охарактеризовала подруга.

— Кто именно? — уточнила я.

— Оба двое. И Костик, и эта… цыганка Сэра!

— Она цыганка? — поразилась я.

— А я откуда знаю, — поразилась Машка. — У меня просто такой странный ассоциативный ряд! Это ладно, хрен с ними…

— Маш, — перебила я ее.

— М?

— Он мне жутко нравится, — почти шепотом признала очевидное я.

— Слава тебе, Господи, — подняв лицо к небу, с чувством заявила Машка. — Слава!

— Маша, — дернула я ее за локоть. — Прекрати!

— Нин, — Машка глянула на меня неожиданно серьезно. — Ты знаешь, у меня после развода еще два года на мужиков не стояло. И до сих пор как-то не очень… Так что, то, что тебе хотя бы просто кто-то понравился, это уже очень хорошо.

— По-моему, это странно, — без особой уверенности сказала я. Машка повела плечом презрительно. — Как-то я же должна…

— Мудака этого любить?! — взвилась Машка ракетой.

— Маша, Маша, спокойнее, — забормотала я. — Щас твой сына от тебя же нахватается слов…

— Я их и так знаю, — меланхолично ответил ребенок, а я охнула, потому что пребывала в полной уверенности, что ребенок целиком поглощен машинкой на веревочке.

— Вот, видишь! — обвиняющее зашипела я. — Мы сейчас с тобой тут наговоримся, а Вадька потом…

— Вадька чужих секретов не разбалтывает. — Отрезала любящая мать. — Ладно, давай уже развлекаться!

— Давай, — согласились мы с Вадькой. — А как?

— А как-нибудь, — пожала плечами Машка. — Вон, дойдем до пиццерии, да посидим там…

— А кто мне угрожал, что будет таскать по городу до посинения? — ехидно подколола я. — Не ты ли?

— Я тогда была сытая и отдохнувшая, — покаялась подруга. — А сейчас я с работы и не жрамши, и осознала всю глубину своих заблуждений.

— То-то же, — довольно проворчала я. — А то грозилась тут… Гулять давай! Снег первый в этом году!

— Ну Нин, — жалобно проныла Машка, — давай вон до следующей догуляем, и все, а? И Вадька, по-моему, скоро мерзнуть будет!

Я радостно зафыркала.

— Вадь, тебе холодно?

— Мне не холодно, но я хочу коктейль! И пиццу!

— Эх, вы, — ласково протянула я, притягивая их обоих к себе. — Ладно уж, пошли!

В пиццерии оказалось тепло, просторно, и пахло замечательно, и Машка с Вадькой тут же оживились, закрылись папкой меню и тут же заспорили. Спор был о том, можно ли Вадьке колу, или нельзя. Вадька напирал на то, что он уже большой и ему много чего можно и даже нужно, а любящая мать сообщала, что раз уж он такой взрослый, то и пусть для начала начнет спать в отдельной комнате на отдельной от матери кровати.

— Ужас просто, — Машка вытерла лоб и стянула шарф с шеи. — Мы укладываемся, как нормальные люди, поем колыбельную, почти засыпаем, а потом нам хочется обниматься.

— И вы обнимаетесь, — предположила я, зная Машку. Подруга энергично покивала.

— В итоге, засыпаем в обнимку.

— Я, конечно, не знаток, — я повела носом и стала выглядывать нашу официантку, — но, по — моему, это как раз и нормально. Засыпать в обнимку.

— По — моему, тоже, — Машка сопнула носом и повесила куртки на спинку стула. — Но нам тесно.

Я зафыркала и тоже пристроила свое пальто на стул.

— Нина, ты бы халат сняла, — хмыкнув, предложила Машка. — А то, что о нас люди подумают!

— Тьфу ты, — я стала сдирать с себя халат. — Забыла напрочь!

— Девушка, а вы врач, да? — с соседнего столика ко мне обращался подвыпивший мужичок.

— Я? Я врач, да, — не стала спорить я. — Только вам ко мне рано еще, мужчина!

— Чегой-то? — не сразу въехал мужичок.

— Я патологоанатом, — мило улыбнулась я, под Машкино хихиканье. Мужской интерес ко мне увял, не успев трансформироваться в головную боль, и Машка, финально хрюкнув, спросила:

— Морочим людям голову, да?

— А ты прикинь, что бы началось, если бы я ему честно ответила, что я массажист, — предложила я, слегка раздражаясь.

— Ну да, — согласилась подруга. — В следующий раз говори, что ты проктолог. Тоже интересно сразу отпадет.

— Не факт, — усмехнулась я. — А вдруг у человека проблема по профилю?

— Риск есть, — признала Машка, оживляясь. Оживление относилось к пицце, замаячившей на горизонте. Некоторое время мы сосредоточенно ее уничтожали, а Машка учила Вадьку вести себя в общественном месте. Ребенок из вредности шумел и порывался побегать по залу, Машка эти попытки безжалостно пресекала, я за всем этим наблюдала и тихо маялась от нехороших предчувствий.

— Ты чего скуксилась? — неожиданно спросила зоркая подруга. Я поморщилась и покрутила в воздухе ладонью. — А словами?

— Маетно мне, — вздохнула я.

— По поводу, или как? — тут же стала уточнять Машка.

— Да как тебе сказать, — затосковала я еще больше.

— Словами, — рыкнула подруга, а я сморщилась еще сильнее. Сформулировать мои смутные и неясные предчувствия было делом нелегким.

— Вадьку побереги, — выдавила я неохотно, а с Машки мигом слетела вся бравада.

— У тебя опять эти… Видения, дежа вю, или как оно там?

— Нет у меня видений, что я, баба Ванга, что ли? — проворчала я, отпивая сока. Меня немного попустило, и я подняла взгляд на подругу. Машка отдала на растерзание ребенку свой телефон, и теперь беспокойно меня рассматривала.

— На бабу Вангу не тянешь, — согласилась она. — А чувствуешь себя как?

— Нормально, — удивилась я. — А что?

— Передачу смотрела я недавно, — Машка помигала мне бровями. — Там в аккурат про людей икс говорили. Что их поначалу, когда дар только проявляется, коматозит со страшной силой. С непривычки.

— А про детей индиго там ничего не рассказывали? — кисло спросила я. — Какой дар, нафиг?!

— Индиго это цвет такой, при чем тут дети, — пробормотала подруга.

— Ну, как же, — язвительно продолжила я. — Ребенок-индиго — только что письку в рюмку совал, а тут же Солженицына читает!

Машка фыркнула в кружку с чаем и укоризненно на меня посмотрела.

— Нина!

— А что, — продолжила резвиться я, — ты вон рен-тв смотришь, а я Камеди. И там и там достоверность информации примерно одинаковая!

— А зачем письку в рюмку совать? — подал голос ребенок, и мы с Машкой схватились за голову.

— Совершенно не нужно ее никуда совать, — строго сказала Машка. — Это просто шутка такая, очень глупая! — последнее относилось ко мне и Камеди, очевидно, и я фыркнула.

— Увижу с рюмкой — голову откручу, — пообещала любящая мать, и Вадька кивнул, принимая угрозу к сведению.

— Мам, а давай мороженого! — предложил Вадька.

— С ума сошел? — окончательно обозлилась Машка. — Снег на дворе, какое мороженое?! Опять болеть?

— Мы же не на улице, — резонно ответил Вадька, а я снова непедагогично фыркнула, за что тут же огребла пинок по голени под столом.

— Предлагаю по пирожному, — возвестила я, пытаясь хоть как-то реабилитироваться. Идея всем понравилась, и через пару минут мы увлеченно пробовали сладости из чашек друг друга.

— Нин, ты как вообще? — неожиданно спросила Машка, а я неопределенно пожала плечами.

— Да нормально, в общем-то. Как будто. Непривычно очень, — выпалила я, наконец.

— Ну да, — кивнула подруга, облизывая ложку. — Как еще-то. Вы пять лет женаты были, до этого почти три года встречались, итого восемь лет.

— Ужас какой, — пробормотала я, расстраиваясь. — Это в следующем году будет десять лет, как я школу закончила, вот страх-то!

— А в чем страх-то, Нинусь?

— Да в том, — с досадой сказала я, — что я за эти десять лет ничего не добилась, не достигла, не повидала…

— Себя не показала, — весело подсказала Машка, и я злобно на нее уставилась. — Ерунду не городи, Нина.

— Жизнь у меня ерунда, — пробормотала я.

— Жизнь слишком странная и загадочная штука, чтобы ее можно было измерить количеством побед, или поражений, увиденных или неувиденных мест, или не показанных мест…

— Маша! Я только о том, что я как была десять лет назад… никем, так этим же никем и осталась.

— Мда, — протянула подруга и подперла щеку ладонью, и с тоской обвела зал взглядом. — Тяжелый случай с нашей коровой.

— Ну тебя, — пришла я в крайнее раздражение. — У меня даже ребенка нет.

— Не торопись, — серьезно посоветовала Машка. — И поверь мне, ребенок — не панацея от депрессии. Прости меня. Я больше не буду спрашивать, как ты.

— Да при чем тут…

— При том, что я дура и тебе душу разбередила. И вообще, мы сто раз уже все обсудили, обжевали, пережевали, пережили…

— С этим я вполне справляюсь сама, в плане разбередить душу и все такое, — заверила я подругу, возвращаясь к нормальному расположению духа. — Осталось ответить самой себе на один вопрос, и можно смело шагать в будущее.

— Боюсь даже спрашивать, что это за вопрос такой, — пробормотала подруга, одевая сына.

— Вопрос, Маня, простой до безобразия. Все случилось так, как случилось, потому что я плохая, или потому что он козел.

— Он мудак, — авторитетно заявила Машка. — И никогда мне не нравился.

— А вопрос, если копнуть глубже, звучит так: «как проще — обвинить во всем его, но и признать, что за восемь лет не разглядела истинную суть человека и бездарно просрала лучшие годы. Или же признать за собой вину и ступить на путь самопознания и самосовершенствования.»

Машка длинно присвистнула и оглянулась на окна пиццерии.

— Тебе чай с коньяком, что ли, подали? Подарок от шеф-повара?

— Дура, — беззлобно констатировала я.

— Ты зато умная за двоих, — хмыкнула Машка. — Давай хоть по порядку.

— Давай, — согласилась я.

— Он мудак. Примем это как данность. И мудаком он был всегда, просто тебя это не касалось по двум причинам. Или по одной.

— Это как? — против воли заинтересовалась я.

— Просто он любил тебя, и не проявлял свои… мудаковские свойства. — Невозмутимо растолковала Маша. — А ты любила его, и все тревожные звоночки с энтузиазмом оправдывала перед собой, друзьями, родней и всеми прочими. Итог один — вы друг друга любили.

— Маш, я не уверена, что так бывает. — Запротестовала я. — Ты щас какую-то фееричную розово-очковую идиллию нарисовала…

— А не так было дело? — хладнокровно осведомилась безжалостная Машка. — Я продолжу. Итак, прошла любовь, завяли розы, и вся его мудачья натура поперла со всех щелей, пошатнула твою и так подвявшую феерию, и вот мы имеем результат.

— А в чистом остатке — что так, что так, я дура. — Задумчиво проговорила я, останавливаясь. Мы пришли в Машин двор, и теперь ребенок рвался потоптать снежную целину, хрупким снежком прикрывшую холодную черную землю.

— Ты там что-то про путь развития и самосовершенствования говорила складно, — прищурилась подруга.

— Мам, можно я с горки скачусь? — дернул ее Вадька.

— Только не на заднице, — предупредила она, и мы встали в паре метров от их подъезда. Вадька усвистался на горку, а мы вернулись к теме разговора.

— Так вот, радость моя, — слегка снисходительно сказала Маша. — Саморазвитие и самосовершенствование — вещь очень полезная и нужная, но только в отрыве от ковыряния в больных ранах. Ты чувствуешь разницу между самопознанием и самоедством?

— Ощущаю, — хмыкнула я, и хотела что-то еще сказать, иронично и умное, но тут Машка рванула в сторону двора, почти сразу же раздался визг испуганного ребенка, мужской голос — очень громкий, грозный и тоже испуганный. А я только видела, как подруга гигантскими прыжками сжирает несчастные тридцать метров до Вадьки, который тоже бежит навстречу ей, а за ним какая-то неясна бурая тень. Машка каким-то фантастическим прыжком перекрыла последние два метра, сбила сына с ног, и сама кулем упала на него сверху. Раздался дикий грохот раз, другой, и на двор опустилась звенящая тишина. Все это произошло секунд за тридцать, наверное — я успела сойти со ступеньки и сделать шага три, наверное. «В ушах звенит» — подумала я, — «а вовсе не тишина звенящая».

Вполне по-спортивному преодолев низенький заборчик и спотыкаясь об какие-то кирпичи, я добежала до Машки и Вадьки, ухватила кого-то из них за рукав и стала тянуть вверх. Рядом кто-то заковыристо ругался — то ли в телефон, то ли на нас, то ли просто в пространство.

— Это чего было? — пропыхтела я, отбиваясь от шарфа, лезущего в рот. — Вадька, ты ревешь от страха, или болит что-нибудь? — я, наконец, подняла ребенка и попыталась навскидку определить наличие травм. Ребенок подвывал противным голосом на одной ноте, и вопроса моего, кажется, вообще не услышал. Машка причитала рядом, тоже на одной тональности, прижимала Вадьку к себе и была совсем невменяемой.

— Так, хорош голосить, — велел кто-то рядом очень решительно. — Угомонись, бабы!

Мы, как будто этой команды и ждали, замолчали и повернулись на звук. Источником звука оказался невысокий мужик в странной одежде. На нем форма, — сообразила я и шмыгнула носом.

— Здравия желаю, — проворчал он, таращась на Машку.

— Ты волка совсем убил? — финально всхлипнул Вадька и уставился куда-то круглыми черными глазенками.

— Совсем, — совершенно серьезно ответил мужик, сделал шаг к нам и охнул, припав на одну ногу. — Блин!

— Так. — Подруга быстро пришла в себя, и снова стала руководить. — Все домой, быстро. Спаситель, вас это тоже касается, у вас вон брюки в грязи, и с ногой что-то. Нина, помоги ему!

— Не надо мне помогать, — прогнозируемо ответил мужик, но снова охнул, и я торопливо подставила плечо под его руку. — Сам дойду, женщина, сказано вам.

— Свалитесь — придется всю форму чистить, — злобно предрекла я, придерживая его. — А так только штаны! Да не упирайтесь вы, — прикрикнул я в сердцах. От пережитого волнения меня потряхивало и странно вело голову. Мужик, слава богу, перестал упираться, даже как-то более сноровисто перебирал ногами, и мне вдруг подумалось, что ему не впервой так передвигаться — уж больно привычно у него получилось. Машка что-то бормотала, Вадька громко говорил, мужик сопел, я тоже несла какую-то ахинею — словом, у всех на нервной почве открылся словесный понос. Мы вывалилась в крохотную Машкину квартиру, и я с облегчением сгрузила нашего бравого героя на пуфик. Пуфик под героем жалобно крякнул. Герой охнул — Вадька с размаху облокотился ему на ногу — разувался. Машка кинула пуховик под вешалку, я сунула туда же свое пальто, и мы уставились на мужчину. Тот придерживал Вадьку под локоть, пока ребенок стаскивал штаны от комбинезона.

— Господи, а что было-то? — с чувством спросила я, упинывая свои сапоги к двери. Машка проводила их взглядом, и подняла глаза на меня.

— На Вадьку кинулась какая-то дикая псина. Понятия не имею, откуда она взялась, у нас в районе отродясь бродячих псов не водилось! — Машка взялась за щеки обеими руками.

— Она не просто бродячая была, — мрачно сказал мужик. — Она еще и бешеная была. Фу, господи…

— А вы ее пристрелили, — буднично сказала Машка и сгребла сына на руки. — Господи, как я испугалась, кто бы знал!

— А уж я-то как труханул! — усмехнулся мужик, нагибаться к ботинкам, и только тут я заново вспомнила, что у него что-то с ногой. — Я собак с детства боюсь, до ужаса.

— Дайте, помогу, — пробормотала я, садясь перед ним на корточки. — Да не паникуйте вы, если там вывих, я вправлю, я умею. Делов-то…

— А меня Маша зовут, — неожиданно сказала подруга, нерешительно улыбаясь.

— Николай. — Помолчав, ответил тот. — Я новый участковый в вашем районе.

— Вы самый лучший участковый на свете, — совершенно искренне выпалила Машка, продолжая улыбаться, и он начал улыбаться ей в ответ — всю эту умилительную картину я наблюдала краем глаза, выбрала момент, когда они уже совсем долго смотрели друг на друга, улыбаясь все шире, и… Дернула за ногу, вправляя вывих. Хруст, два непечатных слова, и я с умным видом встала, отряхивая руки.

— Маш, наковыряй льда с холодилки своей, надо приложить. И штаны какие-нибудь найди, пока мы форменные будем чистить. — Скомандовала я, косясь на Николая. Он растирал пострадавшую ногу и продолжал таращиться на Машку, как на восьмое чудо света. Ну, хоть у кого-то жизнь наладится, — подумалось мне, и я тихонько поковыляла в кухню.

Домой я неслась на всех парах — с Машкой со вчерашнего вечера мы так толком и не поговорили — я, едва все успокоились более-менее, вызвала такси и уехала к себе. Поминутно поскальзываясь и балансируя руками для ровности, я заскочила в свой любимый переулок и врезалась в кого-то.

— Извините, — жалобно вякнула я, таращась на человека.

— Здравствуйте, Нина, — твердые пальцы ухватили меня пониже локтя, выравнивая положение.

— Здравствуйте, Захар, — с некоторой оторопью поздоровалась я. — Извините, скользота такая, а в моих ботинках только в шоу выступать…

— Звезды на льду? — хмыкнул он, не выпуская моей руки.

— До звезд мне далеко, — созналась я. — К парнокопытным ближе.

— Не наговаривайте на себя, — мы довольно шустро двигались по направлению к моему дому.

— Не буду, — промямлила я и заткнулась. О чем разговаривать дальше, я не представляла.

— Как поживаете? — задал он вполне светский вопрос, а я повела плечом неопределенно.

— По-всякому, — решила я ответить честно.

— Вы зря так поздно ходите одна, — вдруг сказал Захар. — У нас тут не самое мирное место.

— Ну, тут у меня выбора нет, — развела я руками и снова чуть не брякнулась на землю. — Да что такое, завтра же наждачку наклею на подошву!

— Мужа попросите встречать. Или он позже вас с работы приходит?

— Нет у меня мужа, — буркнула я, отворачиваясь в сторону. Неожиданный вопрос о муже как-то меня сбил с вполне рабочего настроения, в котором я прожила последние несколько дней.

— А это? — с легким недоверием спросил Захар, поднимая мою руку, и только тут до меня дошло, что все это время он за нее меня и держал. Я посмотрела на свою ладонь как на чужую и поморщилась.

— Это… это кольцо обручальное.

— Ну, — подбодрил меня Захар.

— Ну что, ну, — вздохнула я, опуская руку. — Разошлись в том году, развелись полтора месяца назад.

— А кольцо зачем носите тогда?

— Во-первых, — вздохнула я, — это кольцо я ношу пять лет, и без него чувствую себя голой. Во-вторых, у меня довольно специфичная работа, и иногда проще демонстрировать кольцо при отсутствии мужа, чем объяснять, что я не сплю со всеми, кому этого захочется! — под конец тирады я почти злилась. — А в-третьих, какое вам дело!

— А кем вы работаете? — похоже, третью часть списка Захар проигнорировал намеренно.

— Массажисткой. — Буркнула я.

— В салоне?

— В салоне иногда подрабатываю, когда с заказами плохо. А так, вообще, на дом езжу.

— Ну, немудрено тогда…

— Да как раз наоборот, — с досадой возразила я, недоумевая на себя, с чего это я взялась объяснять постороннему, по сути, человеку, специфику своей работы. — На дом я только к детям езжу.

— К каким детям? — не понял Захар.

— Ко всяким, — я пожала плечами и подбодрилась, завидев свой дом. — В основном, к тем, которым массаж прописал невропатолог. В поликлинике с массажистами туго, за копейки никто горбатиться не хочет, а массаж штука важная. Еще массаж прописывают деткам с врожденными… патологиями. Посттравматический массаж, без него вообще никак и никуда… Словом, разные бывают случаи. — По мере приближения к моему дому, темп нашей ходьбы снижался плавно, но неуклонно.

— И что, этим можно на жизнь заработать? — с недоверием спросил Захар. Я скривилась и неопределенно пожала плечом.

— Пока сама не поняла. Раньше основу бюджета составлял заработок мужа. Но и основные траты были связаны с ним. Сейчас пока еще не поняла.

— Нина, дайте свой телефон, — неожиданно сказал Захар, и я запнулась на полуслове. — У меня племяш, и у него что-то по неврологии, я сам-то не знаю, но точно помню, что Анька про массаж что-то говорила, мол, ребенок ревет ревмя.

— Конечно, он будет плакать, — спокойно кивнула я. — Мышцы в тонусе, нагрузка идет, ему неприятно, а дети на дискомфорт реагируют только таким образом. — Я выудила из кошелька визитку и протянула ее Захару.

— О так вот, да, — пробормотал он, и тоже полез куда-то за пазуху. — Ну, тогда и вы мою возьмите, — он мне сунул теплый кусочек картона, и я невольно засмеялась.

— Что? — он тоже заулыбался.

— Спальный район. Ночь, можно сказать. — Начала перечислять я. — На фоне звуки милицейских сирен и пьяные матюки. Двое обмениваются визитками.

— Да уж, — он покрутил головой и шагнул ближе. — Давайте я уж вас совсем доведу до дома и пойду, а то меня ждут там, наверное.

— Так вы меня что, провожали? — выпалила я, шагая в подъезд.

— Ну, как бы, да, — развеселился Захар, а я почувствовала, как щеки неудержимо наливаются краской. — Вы не заметили?

— Я думала, нам с вами просто в одну сторону, — пробормотала я, ковыряясь в сумке.

— Так мы с вами лицом к лицу столкнулись, — продолжил веселиться Захар.

— Спасибо, — пробормотала я, выуживая ключи и поднимая голову. Захар улыбался, нос и щеки у него были ярко-красными, и я неожиданно качнулась вперед, мимолетно касаясь его щеки своей — просто так, потому что вдруг мучительно захотелось почувствовать близость другого человека, ощутить запах одеколона, тепло кожи… Я резко качнулась обратно и с нарочитой бодростью воскликнула:

— Не перевелись рыцари на земле русской!

— Скорее уж, басурманской, — растерянно отозвался Захар, пряча руки в карманы.

— Всего доброго, — подсказала я, улыбаясь приклеенной улыбкой.

— Спокойной ночи, — кивнул он и канул в темноте подъездного тамбура.

— Фух, ну и дура, — пробормотала я сама себе, отпирая дверь и вваливаясь в квартиру. В зале заливался телефон. — Блин, блин, блин, — я заскакала на одной ноге в комнату и подхватила трубку. — Да!

— Нин? — тревожно и вопросительно воззвала Машка.

— Ух, успела, — с облегчением перевела я дух.

— Куда? — удивилась Машка.

— За трубкой! — пояснила я недогадливой подруге. — Я только через порог!

— И где тебя носило? — голосом сварливой жены вопросила она, и я улыбнулась. Если Машка валяет дурака, значит, все в порядке. — Я тут вся в переживаниях, а ее где-то носит, понимаешь!

— Давай, выкладывай свои переживания, — велела я, снимая верхнюю одежду и обувь. — Что было после моего ухода, да в подробностях.

— Ох, Нин, — погрустнела Машка. — Сначала я Вадьку успокаивала. Параллельно пыталась Колины брюки очистить, он, когда сам упал, угодил в самую чачу… Куртка бог с ней, не форменная, кожанка, просто тряпочкой протерли, и ладно, а вот с брюками я возилась…

— Колины? — пробормотала я, и почти физически почувствовала Машкино смущение.

— Ну…

— Маш, успокойся, — велела я. — Я видела, как он на тебя смотрел!

— Да? — Тут же оживилась подруга, — и как?

— Во все глаза, — заверила я, рыща в холодильнике. — Так, значит, ты с Вадькой на руках успокаивала его форменные брюки…

— Ты соображаешь, что ты несешь, — прыснула Машка. — Какие брюки, какие руки?

— В рукава засунул руки, оказалось, это брюки, — прочавкала я, откусывая от сыра.

— Дурища, — пробормотала Машка, смеясь. — Слушай дальше.

— Вся внимание, — я сунула ноги в батарею и закатила глаза от удовольствия.

— В общем, Вадька до него докопался как банный лист до заднего места. И как ты, Коля, волка увидел, и какой у тебя пистолет, и вообще, какой ты молодец.

— Все правильно, молодец, — с удовольствием подтвердила я, отхлебывая чай. — Редкий. Я только не поняла, у нас что, участковые со стволами ходят?

— Я тоже спросила. Оказалось, нам тупо повезло. Вообще не ходят, и сам Коля совершенно не понимал, на кой ляд он его из сейфа вытащил и в кобуру сунул. Я тебе говорила, что у тебя дар?

— А я тебе говорила, что ты дура?

— Неоднократно.

— Аналогично. Дальше-то что было?

— Дальше я кормила всех котлетами, Вадька вырубился на полу перед телеком, а мы с Колей до трех ночи чай пили и ждали, пока его штаны высохнут.

— Угу. — Улыбнулась я довольной улыбкой.

— Чего угу? — воинственно осведомилась Машка. — Вот чего.

— Маш, я просто радуюсь, — честно сказала я.

— Я тоже, — неожиданно спрятала колючки Маша и замолчала.

— Меня гложет одна мысль, — задумчиво сказала я, глядя в темное окно.

— Какая? — с подозрением спросила подруга.

— Труп собаки этой так и остался… посреди детской площадки лежать?

— А вот тут, радость моя, ты не права, — с торжеством в голосе возвестила Машка.

— Даа? — удивилась я.

— Да! Я ему выдала папины треники, он, значит, их натянул. Щиколотки голые сантиметров на пятнадцать точно. Взял у меня три пакета и ушел в ночь. А я как раз Вадьку успокаивала.

— Так.

— Вернулся через полчаса где-то, грязный.

— Так.

— В общем, он эту собаку как-то заархивировал в эти пакеты, засунул в мусорный бак, и ухитрился на какой-то картонке оставить записку дворнику.

— Потрясающий мужчина, — совершенно искренне сказала я.

— И я о том же, — согласилась Машка.

— Только я не очень поняла, зачем записку было оставлять.

— Я тоже. Оказалось, Коля позвонил в круглосуточную эту службу, ну, по отстрелу животных…

— Фу, — скривилась я.

— Фу, — согласилась Машка. — Ну, служба сама не круглосуточная, там диспетчер, или автоответчик, в общем, кто-то из них. В общем, он там выматерился, насколько я знаю жизнь, и пошел убирать эту псину.

— Так записка-то зачем? — жалобно воззвала я.

— А, записка. Ну, животных дохлых принято в скотомогильнике закапывать, вроде как… — с сомнением протянула Машка.

— Слушай, эта псина правда, бешеная была?

— Прикинь? — содрогнулась подруга. — Я думала, конец нам.

— А я вообще ничего не поняла, только увидела, как ты побежала, и все, — поежилась я.

— А меня как толкнул кто.

Мы помолчали. Потом я, желая отвлечь подругу от невеселых мыслей, ехидно вопросила:

— Вы телефонами-то вчера хоть обменялись?

— Нет, — скромно сказала Машка, а я чуть не взвыла:

— Почему?

— Потому что в три часа ночи нам хотелось спать, и голова не варила, — отрезала Машка.

— Ну, блин, — расстроилась я.

— Зато Коля запомнил адрес, и сегодня вечером пришел в гости. — Скромно закончила подруга, а я издала трудноопределимый возглас.

— Да. Мне принес мишку Тедди, а сыну моему принес конструктор. И они полтора часа его на диване собирали.

— Офигеть, — потрясенно протянула я. — Вот это я понимаю, любовь с первого взгляда. Вот это я понимаю, мужик…

— С большой буквы.

— В этом случае тут все буквы заглавные, — искренне сказала я.

— Не буду спорить, — важно согласилась Машка. — Вот так.

— Жесть.

— Нин, я сегодня первый раз за три года почувствовала себя нормальной женщиной. — Неожиданно всхлипнула Машка.

— Эй, — расстроено позвала я. — Ну ты чего!

— Ничего, — она шмыгнула носом. — Вот представь, я на кухне вожусь, мужики в зале, все при деле, и они по очереди меня зовут то на одно посмотреть, то на другое, а потом едят, что я наготовила…

— Маш, успокойся.

— Знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Сказал, что у него серьезные намерения, иначе бы он к Вадьке и на пушечный выстрел не подошел.

— Ну, вот, — бодро сказала я. — Видишь!

— Нин, дай мне телефон своей парикмахерши, — трубно шмыгнув носом, попросила Машка. — Я хочу подстричься. И маникюр сделаю.

— Пиши, — растерянно отозвалась я.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, — совсем уж потерялась я. Мы с Машкой говорим это друг другу примерно раз в пятилетку, пребывая совсем уж в растрепанных чувствах.

— Все. Я пошла спать, а то завтра мешки будут под глазами, а мне не нужны никакие мешки, — решительно сказала подруга, и мы попрощались.

Я положила нагретую от разговора трубку и встала с табуретки. Покрутила шеей, подергала плечами, убрала со стола и призадумалась — лезть в ванну, или обойтись бодрящим душем. Телефон зазвонил снова.

— Да? — я с легким недоумением покосилась на часы — время перевалило за половину одиннадцатого.

— Здравствуй, Нина. Надеюсь, я не слишком поздно тебя беспокою? — светски осведомилась моя бывшая свекровь. Я чуть отодвинула трубку от лица и сделала два быстрых вдоха.

— Добрый вечер, Нона Станиславовна, — поздоровалась я. — Нисколько не поздно, не волнуйтесь. Как вы поживаете? Все ли благополучно?

— Это что, сарказм? — с прохладцей уточнила свекровь.

— Что вы, — усмехнулась я. — Это искренний интерес.

— Как-то не очень похоже, Нина, потренируйся на досуге. — Ехидно ответила свекровь.

— И все же, Нона Станиславовна, как ваше здоровье?

— По-всякому, — грустно ответила она. — Но пациент скорее жив, чем мертв.

— Как папа?

— Нормально, — усмехнулась Нона Станиславовна. Пауза стала затягиваться. Я переступила ногами и не спеша пошла в зал. Щелкнула выключателем. — По какому поводу, я, собственно, звоню, Нина.

— Да? — ничего особо приятного я не ждала, и ожидания мои оправдались в полной мере.

— В эту субботу у меня намечается небольшой юбилей.

— Я помню, — согласилась я и покосилась на шкаф. На шкафу громоздилась массивная коробка — подарок.

— Это приятно. Но мне будет приятно вдвойне, если ты придешь на празднование моего дня рождения.

— Ох, — вырвалось у меня, и я потерла лоб. — Нона Станиславовна, я не уверена, что это… прилично. — Выдавила я и зажмурилась.

— Неприлично, говоришь, — усмехнулась свекровь и я как вживую представила себе тонкие губы, поджатые желчно и неодобрительно. — Неприлично изменять жене в собственном доме, а потом тащить эту юную прошмандовку знакомить с матерью. Так что у тебя представление о приличиях очень скучное, Нина.

— Нона Станиславовна, — устало сказала я. — Если вы хотите с помощью меня что-то объяснить Косте, то боюсь, что это бесполезно. А для меня еще и болезненно.

— Нет, Нина, я не стала бы так с тобой поступать, — негромко ответила она. — Что ты, девочка. Я просто хочу, чтобы в день моего шестидесятилетия ты была рядом со мной.

— Я буду. Конечно, буду, Нона Станиславовна. — Я криво улыбнулась своему отражению в полировке. — Скажите, где и во сколько.

— Заведение называется «Три кита». В субботу, в шесть часов вечера. Я пришлю за тобой машину, хорошо, Нина?

— Я вполне могу сама добраться, Нона Станиславовна, не стоит…

— Не выдумывай, девочка. В теплой машине сразу в платье и туфельках, от порога до порога и обратно, — теперь в голосе свекрови явно слышалась улыбка, и я снова зажмурилась. Эту женщину любая невестка с гордостью бы называла мамой, да только этой женщине вполне достаточно сыновей, дочерей ей не надо.

— Спасибо.

— Тебе спасибо. Да, кстати, не вздумай переживать по тому поводу, что ты встретишься там с Костей. Его не будет.

— Это как это? — сбилась я с тона беседы.

— Он уехал в командировку, вернется нескоро.

— Понятно, — кивнула я.

— Ну, спасибо тебе за разговор, дорогая, доброй ночи, отдыхай.

— Всего доброго, Нона Станиславовна.

Я осторожно положила трубку и уставилась на себя в зеркало. Вот уж… Повезло так повезло. Я-то надеялась, что в воскресенье по-тихому заеду и завезу подарок, ну, может, чаю попью… Но влетать на самый праздник… Зная характер свекра, не сомневаюсь, что папа устроит нечто грандиозное. В этой семье было принято отмечать только круглые даты, зато с размахом. На пятидесятипятилетие был фейерверк в конце вечера, к примеру.

Настроение упало вниз, и я мрачно прошагала в ванну. Раз уж такие дела, буду хандрить как девочка-ванилька. Свечки вот зажечь, пены до потолка набрать, что еще там… А, вот вино есть. Я с сомнением посмотрела на пузатую бутылку и сунула ее обратно на полку. Нет уж, не буду хандрить. С чего, собственно говоря? Соберутся знакомые мне люди, все умные, интеллигентные, никто не будет жадно выпытывать подробности развода, сочувствовать, ахать и охать. Зато вкусно поем, отдохну в приятной компании, и нервничать не буду. Потому как причина моих нервов укатила в командировку, чтоб ему там застрять на год… Проходя мимо календаря, я вперила в него взгляд, вспоминая, какой сегодня день недели — понедельник, или вторник. Оказалось, понедельник. Я усмехнулась — могла бы в календарь и не смотреть, прекрасно известно — свекровь никогда не приглашает на мероприятия позднее, чем за неделю. Интересно, что за заведение такое — «Три кита» — никогда не слышала. Так, свекровь сказала, в платье и туфельках, значит форма одежды парадная… Я покосилась на часы и взяла телефон в руки. Просто вечер созвонов какой-то…

— Зой, не спишь? — торопливо спросила я. — Не отвлекаю?

— Нет, не отвлекаешь, не сплю, привет, — не очень внятно сказала подруга. — А ты чего не спишь? Ты же вроде у нас жаворонок.

— Я энгри берд, — хмыкнула я. Зойка заинтересовалась.

— Это как?

— Ну, кто рано ложится и рано встает — тот жаворонок. Кто поздно ложится и поздно встает, тот сова. А кто поздно ложится и рано встает — тот энгри берд, — фыркнула я. Зойка захохотала, и, кажется, поперхнулась чем-то.

— Зой? — с тревогой позвала я.

— Да тут я, — хрипло отозвалась она. — Чуть люверс не проглотила!

— Со смеху?

— Ну, — согласилась Зойка. — Так что, птичка певчая, чего тебе не спится в ночь глухую?

— Да я пришла недавно, — дернула я плечом, потом посмотрела на часы и поправилась, — вернее, пришла давно. Телефон из рук не выпускаю, понимаешь ли.

— И кто тебе не дает выпустить из рук телефон? Так, погоди, щас будет бух, — и правда, следом последовал изрядный грохот, и я снова позвала:

— Зой, ты чего там делаешь?

— Да люверс последний вколотила, — бодро и освобождено поведала она. — Календарь делаю.

— А, к новому году готовишься, — хмыкнула я.

— Ага. Так чего ты там на телефоне висишь-то, я не пойму никак?

— Сначала Машка позвонила.

— Как Машка?

— Нормально. Потом позвонила свекровь.

— Ух ты, — Зойка на том конце провода щелкала зажигалкой. — И чего хотела тетя Нона?

— Пригласила меня на празднование своего юбилея, — призналась я. Зойка издала одобрительный возглас.

— Костика не будет, она тебе сказала, да?

— Сказала, сказала, — пробормотала я. — В командировке он, что ли…

— Нет, он в городе. — Легко сказала Зойка, а я вытаращила глаза.

— Что-то я вообще перестала что-либо понимать, — созналась я. — Так он будет, или нет?

— Вроде, нет, — подруга отчетливо пожала плечами. — Я не в курсе подробностей, но они жутко поругались. Костя с родителями.

— Эва как, — с интонациями доктора Быкова протянула я. — Ладно, меня теперь это мало касается, слава богу…

— Да уж, мирить больше их некому, — ядовито ответила Зойка, а я поморщилась.

— Зой, не это…

— Не буду, — мигом согласилась она.

— Я хотела тебя спросить, знаешь ли ты, что за кабак такой, «Три кита»?

— Ну, я там не была, если ты об этом, — невнятно пробурчала Зойка, а я обозлилась.

— Зоя, вынь люверс изо рта, и ответь мне уже внятно, где этот кабак находится, какая там форма одежды предполагается, и до скольки мы там будем!

— И вовсе не люверс у меня во рту, люверсы я закончила, — обиженно проворчала Зойка. — В старом городе эти киты, форма одежды парадная — дамы в вечерних платьях, — она сделала ударение на последний слог, — и в тухлях, а кавалеры в костюмах или смокингах.

— У Толика есть смокинг? — усомнилась я на миг.

— У Толика даже костюма нет, он последний приличный ухайдокал, — фыркнула Зойка. — Завтра после работы поедет покупать.

— Ты в чем пойдешь? — задала я самый главный вопрос. Зойка задумалась.

— Я еще не определилась. У меня три варианта, но к двум надо покупать туфли, а у нас покупка костюма на носу. На то и то разом не хватит.

— Это называется, три варианта, — засмеялась я.

— Ну, выбор-то всегда есть, — протянула Зойка. — К тому же у меня с тобой и Юлькой одинаковый размер ноги, я всегда могу поклянчить у вас…

— А мы и дадим, даже и клянчить не надо, — я с комфортом устроилась в кровати и блаженно вытянула ноги.

— Вот. Но я больше склоняюсь к зеленому миди.

— Ммм, — промычала я, припоминая упомянутое платье. — К нему туфли есть?

— К нему подходят черные, там вставочки такие милые, вполне… А ты чего наденешь?

— Есть у меня одна задумка, — медленно начала я. — Я это платье не надевала еще ни разу.

— Ну, смотри сама, — с сомнением протянула Зойка. — Новое платье сразу в люди надевать — рисково.

— О том и речь, — вздохнула я.

— Поноси дома пару вечеров, — предложила Зойка. — А что за платье-то? Я его не видела?

— Никто его не видел, — проворчала я. — Я его купила в состоянии аффекта. Хотела напиться и забыться, а купила платье.

— Все ясно. Какого цвета?

— Черное.

— Как всегда, — хмыкнула Зойка. — У тебя хоть одно не черное платье есть?

— Синий сарафан.

— Ладно. Плечи открытые?

— Закрытые.

— Бюст?

— Закрыт наглухо.

— Тогда на кой черт ты купила этот чехол для танка? — вознегодовала Зойка. — Нет, я понимаю, что ты была в состоянии аффекта, но зачем покупать некрасивое платье?!

— Оно красивое, — с затаенным торжеством ответила я невозмутимо.

— Ну-ка, колись, — заухала Зойка.

— Во-первых, у него наглухо закрыт только перед.

— Жопа наружу? — ужаснулась Зойка, а я захохотала.

— Да нет! У него спина из гипюра!

— Фу ты, господи прости, — комично отдышалась Зойка. — А во-вторых?

— Во-вторых, у него гипюр начинается с боков!

— Так, это спереди полоска ткани, а вокруг эта самая гипюра, так? — забормотала Зойка.

— Гипюр мужского рода.

— Не зуди. Так, а длина какая у этого платья?

— А длина приличная, — заверила я.

— Чует мое сердце, что это еще не все, — простонала Зойка. — Ну, выкладывай уже!

— Ну, там спины особо и нет, — пожала я плечами. — Так, намек один.

— Жееесть, — протянула потрясенная до глубины души подруга. — А ты точно его наденешь?

— Я не уверена, что к свекрови на юбилей можно заявиться в таком безобразии, — поделилась я своей проблемой.

— Ну, во-первых, свекровь, как ни крути, бывшая. — Обстоятельно начала Зойка, снова щелкая зажигалкой. — Во-вторых, тетушка ни разу не ханжа, ты знаешь.

— Я знаю.

— В-третьих, дорогая моя, на тебе даже кожаное платье-чулок смотрится очень строго.

— В смысле, как на колу? — уточнила я, смеясь.

— В смысле, ты очень строга лицом и осанкой, — серьезно объяснила Зоя. — Задницей не виляешь, бюстом не трясешь. Глазками не стреляешь.

— Беда просто, — вздохнула я. — Как же мне теперь кавалера найти? Если я такая бесперспективная!

— Дуры ты, — грустно сказала Зойка. — Кавалер тебе зачем?

— Зоя, у меня полтора года секса не было, — серьезно пояснила я. Зойка присвистнула.

— Беда. А надо?

— Ну, как тебе сказать, — замялась я.

— Все ясно. Ну, значит, будет у тебя кавалер. Раз ты созрела, значит все в порядке. Мужики такие вещи чувствуют, и летят, как мухи на варенье.

— Зоя, мухи летят на другое. — Деликатно напомнила я.

— Да ну тебя, — рассердилась она. — Чего голову мне морочишь?

— Я не морочу тебе голову, я делюсь сокровенными проблемами.

— Так, сокровенная рабыня Изаура, иди-ка ты, платье из шкафа достань, и не забудь его всю неделю носить, — велела Зойка.

— Думаешь, поможет? — усомнилась я.

— Если ты не наденешь это платье, я его заберу себе.

— Оно тебе велико на два размера. Или на три. — Мстительно заявила я.

— Зато мне будет к чему стремиться! — заявила Зойка и мы захохотали. — Все, радость моя. Иди спать, в субботу мы с тобой увидимся.

— Кстати, вы что дарить будете?

— Конвертик с деньгами, — вздохнула Зойка. — Ну и мои наделки.

— Понятно.

— А ты?

— А я люстру.

— Люстру? — изумилась Зойка.

— Да, уже купила. В «Праге»

— Слушай, болезная, — забеспокоилась Зойка, — ты вообще там питаешься? Отдыхаешь?

— В смысле? — не поняла я.

— В смысле, я знаю, сколько стоят люстры в «Праге»! Ты теперь, поди, круглосуточно работаешь, и сидишь на воде и сухарях!

— Во-первых, я купила не самую шикарную, а очень сдержанную люстру, без позолоты, — обиженно начала я. — Во-вторых, у меня были отложены деньги на отпуск, а отпуск у меня в этом году и так накрылся медным тазом.

— И как ты ухитрилась в ремонт не вбухать, — поразилась Зойка. Я пожала плечами.

— Знаешь, трудно все вбухать в ремонт, если раз в три дня приезжает то один папа, то другой, и оба контейнерами грузят стройматериалы.

— Дядя Паша может, — с удовольствием подтвердила Зойка. — И твой папа тоже может.

— И я о том же. И лучше я не буду вспоминать этот неловкий момент, когда я попыталась возместить им затраты. — Проворчала я.

— Побили?

— Папа подзатыльник дал, а второй папа так посмотрел, что я чуть в подпол не провалилась по пояс, — поделилась я переживаниями.

— А ты думала, — развеселилась Зойка. — Слушай, тебе хоть дали самостоятельно что-нибудь выбрать?

— Обои, ламинат, потолок я отвоевала, — вздохнула я. — Папа номер два привел электрика и мне сделали всю проводку, папа номер один привел сантехника…

— И тебе ее всю поменяли?

— Знаешь, как стыдно? — мрачно спросила я, и Зойка посерьезнела.

— Догадываюсь. Но ты лучше не расстраивайся.

— Я не расстраиваюсь. Мне стыдно.

— Чего тебе стыдно, что тебя родной отец любит как родную дочь, а свекор любит тоже как родную дочь? За это тебе стыдно?!

— Да за что меня любить-то? — вырвалось у меня. Зойка потрясенно заткнулась.

— Ты обалдела? — тихо и зло спросила она. — Совсем чокнулась? У тебя депрессия и жить не хочется?

— Нет, все нормально, — сердито я шмыгнула носом.

— Нина, я тебе не сходя с места могу перечислить десяток причин, по которым тебя любят люди. Надо?

— Не надо, — отказалась я, но Зойку уже было не остановить.

— Ты добрая, отзывчивая, заботливая, искренняя, честная, верная, добрая…

— Добрая уже было, — перебила я ее мрачно. — Ты пошла на второй круг.

— Я щас выйду во двор, сяду в машину, и приеду тебе мозг на место ставить, — пригрозила Зойка. — Хочешь?

— Не хочу, — покорно отозвалась я, водя пальцем по одеялу.

— Боже мой, Нина, давай вспомним, как ты всю нашу семейку лечила от спины, грыжи, всяких остеохондрозов и сколиозов, как мы втроем дядю Пашу после инсульта ворочали, чтобы ты ему массаж делала, как у него ни одного пролежня не было только потому, что ты дневала и ночевала возле него, обстирывала всех, жрать готовила, да еще и придурка своего обхаживала! — У Зойки кончилось дыхание, и она злобно засопела.

— Я осознала и прониклась, — как можно более искренне сказала я. — Просто фигню спорола, вовсе не хотела набиваться на такие комплименты.

— Дура, — взвыла Зойка. — Толик! Толик, иди, грей машину, мы едем к Нине!

— Зоя, я спать ложусь, — тоже взвыла я испуганно. Если еще и Толик подключится к Зойке, пощады мне точно не будет.

— Значит так, — тихо и грозно начала подруга. — Выкини из головы всю эту постразводную чепуху, которую ты себе придумала, иначе…

— Иначе, что? — заинтересовалась я.

— Иначе я твой телефон и домашний адрес дам Игорю, и отбивайся от него, как хочешь.

— О боже, — притихла я, осознав значимость угрозы. — Он же мне весь мозг того…

— Вытрахает, — злорадно подтвердила Зойка. — И ты точно не будешь думать о том, какая ты хреновая.

— Да я не так, чтобы у очень об этом думаю, — промямлила я. — Просто как-то все…

— Я сказала, а ты услышала, — провозгласила подруга. Толик на заднем плане уточнял, спускаться ему вниз, или нет.

— Дай своему мужу отбой, и все, давай уже спать будем, — зевнула я в трубку.

— Давно пора. Спокойной ночи, радость моя.

— И тебе, — согласилась я.

— Вот и неделя пролетела, — тоскливо сказала я себе в зеркало. Отражение показало мне ответную гримасу и застыло. Я придирчиво себя рассматривала. Живот не отрастила, поправилась самую малость, только в плюс мне пошло. Волосы мне девчонки в салоне немного распрямили, чтобы прическа продержалась вечер. Предлагали подстричься, но так, в шутку. Если меня подстричь, прическа моя будет называться «брокколи». Маникюр всегда при мне, пусть ногти короткие, зато руки ухоженные. Туфли привычные, удобные, лодочки. Новомодные каблучищи на платформе я не признаю — всегда вспоминается фраза моей наставницы: «Девочки, один сантиметр каблука — это плюс десять килограмм нагрузки на позвоночник. Вы женщины, а не Муравьишки!».

Платье сидит хорошо. Не идеально — но отлично. Я сделала несколько кругов по комнате, не отрывая взгляда от зеркала. Так, руками не размахивать, не гвардеец на параде… Так, а клатч где? Вот он. И руки как раз заняты, а то вечно не знаю, куда их девать. Раньше одна рука была занята мужем, теперь ее придется занять чем-то другим. Я с сомнением посмотрела на обручальное кольцо. Снять — не снять? Нет уж, и так себя чувствую не слишком уверенно, пусть уж лучше будет. Губы накрасить. Вот. И все, и сесть. Я снова посмотрелась в зеркало, и губы вдруг расползлись в улыбке. Чудо, как хороша!

В дверь позвонили, и я подскочила от неожиданности.

— Кто там? — голос чуть не дал петуха, и я кашлянула.

— Нина, это Захар, помните меня?

— Конечно, помню, — с изрядной долей удивления я распахнула дверь, и мы с Захаром уставились друг на друга. — Здравствуйте.

— Здрассте, — протянул он. — Вы куда-то уходите, что ли?

— Ну да, — я смущенно развела руками. — На юбилей пригласили.

— Выглядите просто… шикарно. — С трудом сказал Захар, отводя глаза в сторону.

— Спасибо, — я немного приободрилась.

— Я чего пришел, — медленно начал он. — Я визитку вашу куда-то сунул, ну и потерял. А сестра мне скандал закатила…

— Ох, да, точно, вы же говорили про племянника, — припомнила я и сунула клатч под зеркало. — Сейчас я вам дам новую визитку, конечно! — Я направилась в зал, за непарадной сумкой, потому что в клатч помещался только телефон и деньги, и то, без кошелька. — Минуточку!

Твою ж мать, да что ж это за платье такое! Она когда передом стояла к нему, дышать еще можно было, а уж когда спиной повернулась — как будто под дых дали кувалдой — весь воздух из груди вышибло. Он такую спину только на фотографиях в мужских журналах видел, и всегда спокойно считал, что это фотошоп, а в природе таких спин не бывает. Молочно-белая, все изгибы, впадинки, позвонки, открыта до ямочек на пояснице… Он с трудом сглотнул и перевел взгляд на потолок, радуясь, что куртка на нем длинная, потому как в штанах стало тесно до неприличия. Вот уж не думал, что так бывает, если просто на женскую спину смотреть. Ну, ладно там, грудь, задница — это-то понятно, но спина-то! Это как подбородок, чего от спины возбуждаться, да еще так… Так только после армии и было, когда он только на гражданку пришел.

Он прислушался — в зале что-то падало, шуршало, Нина что-то бормотала себе под нос, и он снова уставился в потолок.

— Нашла, — весело сказала она, выходя в коридор. — Держите!

— Спасибо, — он взял картонку, стараясь не касаться женской руки, которая тоже была ослепительно-белой. — Еще раз извините, что… приперся.

— Ну что вы, — засмеялась она, и в груди стало тоже тесно и что-то защемило. И вспомнилось, что он последний раз любовью занимался полгода назад. Да и то, не любовью, а сексом. А то и спариванием, чего уж деликатничать! — Мне не жалко, можете хоть каждый день забегать!

— Вы поосторожнее с приглашениями, — он заставил себя улыбнуться. — А то я ж и правда буду… того, забегать, — он потер лоб под шапкой. Слава богу, телефон у нее зазвонил, а то уж совсем неловко получалось.

— Так, так, так, — забегала она по коридору, то и дело запинаясь об какую-то коробку, по виду — от телевизора, в ту доисторическую эпоху, когда телики были не плоскими, а квадратными.

«Иди отсюда, придурок», — мрачно велел он сам себе, не двигаясь с места. — «И хватит таращиться!».

— Захар, а можно я вас поэксплуатирую? — сказала Нина, и он с усилием оторвался от своих мыслей.

— Можно, — кивнул он, злясь сам на себя.

— Если вас не затруднит, донесите коробку, — она постучала мыском туфельки по коробке.

— В легкую, — обрадовался он, что можно будет, наконец, чем-то занять руки. Нина в два счета намотала платок на голову, накинула какую-то невесомую прозрачную штучку, схватила с вешалки шубку и тут же ее уронила.

— Блин!

— Позвольте, мадам, — со всей галантностью, на которую он был способен на данный момент, он проворно подхватил шубку с пола и распахнул ее навстречу.

— Благодарю, — смутилась она, неловко попадая руками в рукава. — Сто лет не встречала таких галантных мужчин.

— А я сто лет не видел таких красивых женщин, — хрипло сказал он и тут же сделал шаг назад. Черти б слопали эту его затею с куртуазностью! Опять эта спина, просвечивающая через тонкую газовую ткань, запах волос, духов, тела, ааааа, катись оно все к черту!!!

— Вы меня смущаете, — она неловко дернула плечом.

«А вы меня возбуждаете» — мысленно ответил он, вслух только улыбнувшись. Улыбка тоже, кажется, отразила все его не слишком приличные мысли, потому что щеки у Нины зарозовели.

— Коробку беру и выхожу, — больше себе, чем ей проговорил он и нагнулся к полу.

— А я следом, — кивнула Нина.

— А вот и доня приехала! — трубно возвестил свекор, распахивая мне навстречу объятья.

— Привет, Пап, — я с удовольствием поцеловала гладкую выбритую щеку, вкусно пахнувшую одеколоном. — С праздничком.

— Спасибо. Так, что это у тебя тут? Телевизор, никак? — он отобрал у меня коробку, и я вздохнула с облегчением — проклятущая люстра успела оттянуть мне все руки, пока я донесла ее от машины до ресторана.

— Нееет, — с хитрым лицом протянула я. — А где именинница?

— В зале, в зале, пошли, — заторопил меня папа. — Ух ты ж екарный бабай!

— Где? — испугалась я, оборачиваясь.

— Спина где? Где спина у платья, я спрашиваю?! — возмущался папа. — Не хватило ткани, что ли?

— Папа, нынче мода такая, — пояснила я, нервно поддергивая прозрачную газовую рубашку.

— Нда? Ты уверена? — с сомнением спросил он. — Ну, ладно тогда. Пошли дальше.

— Здравствуйте, Нона Станиславовна, — поздоровалась я, завидев свекровь. Та обернулась ко мне от какой-то дамы, и мягко улыбнулась.

— Здравствуй, Нина. Рада, что ты пришла.

— Я тоже рада, что пришла, — честно сказала я. — С днем рождения вас, Нона Станиславовна.

— Спасибо, девочка моя, спасибо. — Свекровь легко поцеловала меня в щеку. — Паша, что у тебя за коробка?

— Это подарок вам, Нона Станиславовна, — смутилась я. — Надеюсь, вам понравится.

— Что там, что там, что там, — свекор почти подпрыгивал от нетерпения, и мы, водрузив коробку на стол, принялись разворачивать. Наконец, пакет был развернут, упаковочная пленка содрана, а сама коробка распечатана.

— Бог ты мой, — тихо ахнула свекровь, а я испытала острое чувство удовольствия и удовлетворения. Угодила, угадала, не ошиблась. — Это же чешское стекло! Нина!

— Давайте ее приподнимем, — предложила я, пробираясь ближе. — Вот за это место можно смело держать. Пап, помоги.

Свекор аккуратно поднял люстру на вытянутой руке, и она заиграла на свету всеми огнями.

— Бог мой, бог мой, — повторяла свекровь. — Нина, спасибо тебе, это просто сказочная красота. Волшебная, — свекровь не сводила глаз с люстры, а у меня вдруг защипало в глазах. — Сколько стиля, сколько изящества… Девочка моя, дай я тебя поцелую еще раз.

— С днем рождения, Ма, — прошептала я, прижимаясь к теплой щеке. — С днем рождения.

— Спасибо, — прошептала она в ответ.

— Нинок приехала! — завопила сзади Зойка, а свекровь испустила тяжкий вздох.

— Зоя, перестань горланить, — строго велела Нона Станиславовна.

— Я в приличном месте, а не у себя дома, — радостно продолжила Зойка. — Ух ты, вот это красота! Нин, это та самая люстра?

— Она, — согласилась я. — Нравится?

— Красивая, — согласилась Зойка. — Теть Нон, это вам!

Свекрови был вручен конверт и альбом ручной работы, и, слава богу, народ отвлекся от люстры и переключился на следующие подарки и дарителей, а я тихонько отошла в сторону. Мне сильно хотелось посмотреться в зеркало — удостовериться, что все в порядке с платьем, туфлями, прической и общим видом в целом.

— Вот ты где, — меня настигла Зойка и тут же уцепилась за мой локоть. — Не бросай меня. Толик уже бросил, на тебя вся надежда!

— Курить смылся? — хмыкнула я, запуская пальцы в прическу.

— Ну, паразит эдакий. Платье — отпад. Только эту ночнушку сними сверху.

— Это не ночнушка, — обиделась я, нерешительно теребя рукава. — Это рубашечка.

— Фасон у этой рубашечки ночнушечный, — припечатала Зойка. — Снимай, она весь вид портит.

— Я стесняюсь, — прошипела я.

— А я тебе говорила, носи дома неделю! — зашипела Зойка в ответ.

— Я носила! Только дома никого, а тут…

— А тут все свои! Представь, что к тебе пришли гости!

— Я сама пришла в гости!

— Сними эту ночнуху! — Зойкино шипение перешло на ультразвук, и я сдалась.

— Черт с тобой, все равно не отстанешь!

— Вот именно, — с удовольствием подтвердила Зойка. — Ну-ка, дай глянуть… Блин!

— Что, плохо? — с надеждой спросила я.

— Нет! Я тебя хочу!

— Держи свою бисексуальную натуру в руках, — попросил невесть откуда взявшийся Толик. — Это ж Нинка! Привет, кстати.

— Привет, Толь, — поздоровалась я. — Она надо мной издевается, представляешь?

— Очень даже отчетливо, — засмеялся он. — Зойка может.

— Я все могу, — согласилась подруга. — Только ты если на нее посмотришь со спины, тоже захочешь!

— Да ладно, — усомнился Толик, бесцеремонно разворачивая меня спиной к себе. — Да ну, — меня развернули обратно. — Ты красивее. Без обид, Нин.

— Без обид, — засмеялась я. — Если бы вы меня всей семьей захотели, что б я делала?

— Тут два варианта, — оживилась Зойка, а Толик отвесил любимой жене шутливый подзатыльник.

— Слушайте, а мы где сидим? — решила я прояснить.

— Мы в малом зале, потому что нас мало, — доходчиво растолковала Зойка. — А здесь тетушка встречает гостей.

— Все понятно, — кивнула я, перехватывая клатч. — Рубашку мою отдай.

— Шиш. — Лаконично ответствовала любимая подруга. — Ты ее опять напялишь. Отдам потом. — С этими словами она затолкала упомянутый предмет гардероба в сумку.

— Отдашь поглаженную, — сурово нахмурилась я.

— Пошли лучше в зал, — предложил Толик, подхватывая нас под локти.

— Надо же, живая музыка, — пробормотала Зойка, поглядывая в сторону эстрады. — Да не какая-нибудь, а нормальная.

— Под нормальной ты подразумеваешь скрипку, виолончель и рояль? — съехидничал Толик.

— Я знаю, что для тебя нормально — значит барабанщик, клавишник и бас-гитарист неясной ориентации, но да. — С достоинством парировала Зойка.

— Что — да?

— Да — это значит, эти музыканты — нормальные, — Зойка ловко лавировала между столиками.

— А что, музыку послушать сюда будем ходить? — заинтересовалась я.

— Нет, там динамики в нашем зале есть, а сюда — если потанцевать приспичит. — Пояснил Толик.

— Ты что, тут уже был?

— Ну, я тетю возил ресторан выбирать.

— Я думала, папа выбирал, — пробормотала я, притормаживая — мы пришли в так называемый малый зал.

— Ага, тогда бы мы как нормальные люди шашлыки бы уже трескали в «Космонавте». — С ностальгией протянул Толик.

Возле нас неслышно материализовался администратор (или метрдотель?), и, шепотом уточнив, кто мы есть, повел нас рассаживать. Я села на предложенное место и принялась потихоньку оглядываться. В зале было очень уютно, очень сдержанно и… очень дорого. В настоящем камине горел настоящий огонь, мебель из натурального дерева — страшно представить, сколько такая стоит, у каждого гостя за спиной торчит официант с каменным лицом, еле слышная музыка льется откуда-то сверху. Я кинула взгляд вверх, и обомлела. Во-первых, от куполообразного потолка, расписанного в самом винтажном стиле, во-вторых — не ожидала увидеть второй ярус, по которому неслышно скользили люди. Массивные перила были увиты лентами, цветами, тканью, и все это парило, царило над нами, и у меня перехватило дух.

— Прошу минуточку внимания, — свекровь с царственной улыбкой кивнула мужу, и он, откашлявшись, встал. День рождения начался…

Я незаметно глянула на напольные часы — они показывали половину девятого. Зойка, заметив мой взгляд, шутливо погрозила мне пальцем из-за мужниного плеча — они неспешно покачивались в танце. Толик стоически терпел ненавистную музыку, Зойка млела.

— Разрешите вас пригласить? — тихий знакомый голос раздался за плечом, и я резко обернулась.

— Андрей Робертович, вот так встреча. — Поразилась я.

— Неожиданная, да? — негромко засмеялся он, подавая мне руку. Я вложила ладонь в ладонь, и мы вышли к танцующим. — Рад, очень рад вас увидеть. — Он аккуратно положил ладонь мне на спину, второй рукой взял мою руку.

— Взаимно, — промямлила я, выпрямляя и без того прямую спину. Мужская ладонь обжигала, да и общая внезапность меня сбила с толку почему-то. Зойка с боку делала восторженное и лицо и показывала всякие жесты, и я поспешила перевести взгляд на лицо Андрея.

— По какому поводу собрались? — тут же спросил он.

— У свекрови день рождения, — легко ответила я, приноравливаясь к танцу.

— Вы, как будто, говорили, что развелись, — он изогнул бровь, ловко поворачивая меня.

— Ну, это не значит, что я автоматически перестаю общаться со всеми его родственниками в тот же день. — Усмехнулась я. — Думаю, это процесс постепенный.

— Вы совершенно правы, — согласился Андрей.

— Вы тоже отдыхаете?

— Работаю, — улыбнулся он.

— Вот как, — пробормотала я, вспоминая его машину. Если он тут и работает, то явно не официантом.

— Шел по второму ярусу — смотрю — знакомая… фигура. — Последнее слово прозвучало как-то двусмысленно, и я смутилась. — Ходил вокруг да около, ходил, высматривал, — он притянул меня чуть ближе, и сзади промелькнула какая-то пара. — Потом догадался поднять списки приглашенных.

— Вот как, — на обратную дистанцию мы возвращаться не спешили, и мне казалось, что он меня буквально вжимает в себя. Я чуть напряглась, и мы легко отстранились друг от друга.

— Вы очень красивая, Нина, — улыбнулся он, удобнее перехватывая мою руку.

— Не хочу показаться нескромной, но слышу это второй раз за вечер, — улыбнулась я. Не даются мне светские разговоры, хоть убейся!

— Я удивлен, что я лишь второй, — а ему, видимо, не привыкать. Музыка закончилась, и мы остановились. Я переводила дух, исподтишка рассматривая Андрея. Черные брюки, черная водолазка, дорогущие туфли. — Спасибо за танец.

— И вам, — проблеяла я, потихоньку отступая.

— Я могу рассчитывать на второй раз? — он сгреб мою ладонь и поднес к губам.

— Можете, — храбро кивнула я, улыбаясь. — С вами приятно танцевать.

— Я польщен, — он приложил руку к груди, и откланялся.

— Лучше сразу заткнись, — велела я подобравшейся ко мне Зойке. — Я все твои некультурные междометия и так представляю! Вот даже не начинай!

— Нина, — обиделась Зойка. — Ну я же просто…

— Просто для справки — это «тот самый» Андрей, про которого я рассказывала, — я целенаправленно тащила Зойку за стол — пить хотелось неимоверно.

— Я так и подумала, как его увидела, — удовлетворенно кивнула подруга. — Вот прям сразу!

— Очень хорошо, — буркнула я, отпивая воду. Глаза теперь непроизвольно обращались вверх — ко второму ярусу.

— Что он тебе говорил?

— Сначала — что я красивая. Потом приглашал на второй танец.

— И ты отказалась?! — ахнула Зойка возмущенно.

— Я согласилась, — с достоинством ответила я. — Мы взяли тайм-аут.

— Я тебе говорила, что мужики полетят, как пчелы на мед! — торжествующе заявила подруга.

— Ты говорила, как мухи.

— Мухи летят не на мед!

— И я о том же!

— Дура.

— Я тоже тебя люблю.

— Так, когда все пойдут танцевать, ты тоже пойдешь, — безапелляционно заявила Зойка. Я молча кивала. — Ну, чего ты хмурая?

— Я его боюсь, — буркнула я.

— Сдурела? — изумилась Зойка. — Чего ты боишься?

— Да ничего, — обозлилась я. — Сама не понимаешь?

— Нет, — помотала она головой.

— Ну, представь. Ты пять лет замужем. Спишь с одним и тем же мужчиной. Работаешь не на самой престижной работе. Все время тянешься, пытаешься соответствовать всем и вся. И тут бац, такой тебе галантный принц на крузаке.

— И где тут… — Зойка поискала слово. — Подвох?

— Подвох в том, — устало вздохнула я, — что тяжело изображать из себя то, чем не являешься.

— Так и не изображай, — посоветовала Зойка серьезно. — Зачем?

— В том и беда, что он себя так ведет, и я за ним тянусь, — пожаловалась я. — Он галантничает, и я приседаю. Он про Италию мне рассказывает, а я ему максимум про Астану могу рассказать, и то, когда я туда на экскурсию ездила. Чувствуешь себя не в своей тарелке. Не на своем месте и не в своей жизни.

— Это как все время на каблуках ходить, — задумчиво протянула Зойка. — Коленки не сгибай сильно, спину держи, шею держи, руками не маши, подбородок тяни. И все время хочется тапки надеть.

— Я рада, что ты меня поняла, — благодарно кивнула я.

— Я тебя поняла. Но потанцевать с ним ты все равно пойдешь.

— Пойду, — кивнула я. — Будет на старости лет что вспомнить.

— Тю! Нашла, что вспоминать! Вот я щас стопку тяпну, и пойду петь на сцену — вот это точно все до старости будут вспоминать!

— И тебе забыть не дадут, — засмеялась я.

— И я о том же.

— Я через часок домой подамся, — неожиданно решила я. — Хочу уже разуться.

— Хорошо. — Зойка смерила меня долгим взглядом. — Как знаешь.

— А вот и наша именинница, — свекор внес Нону Станиславовну в зал на руках.

— Уже напилась? — тихо ахнула Зойка, а я ткнула ее локтем под ребра. За такие шутки можно и нагоняй получить — сначала от Толика, потом от именинницы, потом от папы.

Народ рассаживался по своим местам, принесли горячее, кто-то готовился читать стих с открытки, а я передернула лопатками — чужие взгляды я чувствовала кожей. «Наверное, он смотрит», — подумалось мне, и приятное тепло разлилось по телу. — «Будет соблазнять — соблазнюсь», — мысленно хихикнула я и попыталась представить себе сцену соблазнения. Сцена почему-то представляться не хотела, а на месте Андрея вдруг возник Захар, и от неожиданности собственных мыслей я чуть не облилась вином. С опаской отставив бокал, я покачала головой. Пить на сегодня, пожалуй, хватит…

В машине было тепло, тихо мурлыкала музыка, и я привалилась затылком к подголовнику. Да уж, соблазнение провалилось с треском — недаром оно не хотело даже представляться. Нет, Андрей прикладывал определенные усилия — говорил милые комплименты мне на ухо — ухо загоралось, а по спине шли мурашки. Легко проводил пальцами по спине — по ней снова бежали мурашки. Поцеловал запястье, кажется, коснувшись кожи языком — по спине послушно шагал целый табун мурашек. В конце концов, этот парад мурашек мне надоел, и когда Андрей позвал меня посмотреть оранжерею: «Небольшая коллекция орхидей, Нина, большинство из них цветут. Здесь недалеко, на третьем этаже», — я вежливо, но твердо отказалась, чувствуя себя свиньей. От предложения доставить меня до дома я отказалась так же твердо и непреклонно, распрощалась со свекровью, вызвала такси, и отправилась восвояси. Зойка с Толиком поехали со мной — сначала отвезли их, теперь мирно плелись в мои «жуткие трущобы», и я с удовлетворением думала, что завтра у меня выходной день, и можно еще сегодня что-нибудь посмотреть, а завтра и вовсе выспаться.

Бодро преодолев десять метров до своего подъезда (в туфлях по снегу — это вам не босиком по углям, это круче), я заскочила домой и тут же скинула обувь. На вешалку отправилась шуба, а вот клатч шлепнулся на пол.

— Это что еще? — удивилась я, увидев незнакомый телефон на полу. Господи, неужели тут побывали воры, грабители и прочие ужасы, которыми нас пугают везде и всюду?! Пулей я пронеслась по квартире, включая везде свет, заполошно оглядываясь. Да нет, все везде на своих местах, посторонних в доме никого… Я положила телефон на стол и пошла переодеваться в домашнее. Переодевшись и поставив чайник, я снова взялась за чужой телефон, и тут меня озарило. Наверное, Захар выронил. Он нагибался за коробкой, а у меня сотка заливалась — он и не увидел. Тьфу ты, ужасов себе надумала — грабители, насильники, все всадники Апокалипсиса!

Я решительно открыла телефонную книгу, вспоминая имя его сестры — кажется, Аня. Однако в телефоне обнаружился номер «Я, пассворд». Отлично, если на телефоне есть единицы, позвоню ему же на второй телефон. Гудок пошел, и я невольно подобралась.

— Да? — отрывисто сказали у самого уха.

— Добрый вечер, Захар, — мне неожиданно стало весело. — Это Нина. Вы у меня телефон потеряли.

— Привет, — растерянно поздоровался он. — Так вот где я его посеял, — Захар засмеялся, и я тоже почему-то засмеялась.

— Когда заберете? — деловито спросила я.

— А когда можно?

— Да хоть прямо сейчас, — легко предложила я и тут же зажмурилась. — Я спать не собираюсь.

— Это удобно?

— Нормально. С вас шоколадка. Большая. — Предупредила я серьезно.

— С орехами? — уточнил он, чем-то шурша.

— С цельными орехами!

— Через пятнадцать минут буду, — пообещал он, и отключился. Я перевела взгляд на зеркало. Да уж, в домашних штанах, но с прической и макияжем я просто неотразима. Надо хоть в порядок себя привести, чего мужика смешить…