Мужчина для классной дамы или История Тани Никитиной, родившейся под знаком Рака

И корабль плывет

Утром я, боясь опоздать, вскочила ни свет ни заря. Бегала по квартирке, засовывая последние нужные вещи. Главное – не забыть билет и загранпаспорт! А зачем я положила косметичку в сумку? Ведь ясно было, что она понадобится с утра! Я ждала, что Борис позвонит и приедет, поминутно смотрела на телефон и на дисплей мобильного, но никто не звонил, кроме Катьки, которая хотела уточнить, во сколько я буду в Стокгольме, а я путалась во времени и не могла ничего сообразить.

Бориса я ждала до самого последнего момента – пришлось даже вызвать такси, иначе бы я опоздала. Я не могла понять, почему он не приезжает. Почему? У него работа и он совсем закрутился?… Но мы же договорились! И на него это не похоже, как минимум он бы позвонил. А вдруг что-то случилось? Я набрала номер. Абонент временно недоступен… Где ты, мой милый абонент? Почему ты не смог приехать? Ох, может, мне лучше остаться… Не могу же я уехать, не зная, что с Борисом!

Наконец я дозвонилась Борису домой:

– Борис, милый, ты где? У тебя все в порядке?

– Я сплю. И не звони мне, о’кей?

Слушая короткие гудки в трубке, я лихорадочно соображала, что же произошло. Наверно, вчера они хорошенько гульнули на этой их вечеринке и Борис еще не пришел в себя, утешала я себя. Бывает, но все равно ужасно обидно.

Уезжала я с неприятным чувством пустоты. Мне почти физически не хватало прощального взгляда Бориса, его крепкого объятия, такого, чтобы хватило на всю поездку! И даже счастье, что я уезжаю, перестало казаться счастьем, и вдруг вся эта поездка и Катькины великие планы по устройству моей карьеры стали совсем ненужными.

Нет, надо встряхнуться, нельзя уезжать с такими мыслями! Жалко, конечно, что Борис не смог меня проводить, но ничего; в следующий раз мы поедем вместе и будем вдвоем, взявшись за руки, бродить по улицам старинного города – какого-нибудь, да не все ли равно какого, если вместе?

Дурные мысли отошли на второй план, когда в Турку я увидела паром. Нет, паром, на мой взгляд, это некое техническое средство для переправы через речку, а этот прекрасный белый корабль может называться только пароходом. Пароход загудел, завибрировал – сейчас поплывем! Из варяг в шведы, полный вперед! Нет, правильно говорить не «поплывем», а «выйдем в море», так говорят все моряки, а тех, кто говорит «корабль плывет», они называют «сухопутными крысами». А я не сухопутная крыса, а настоящий морской волк. Мы будем плыть – то есть идти! – всю ночь, а утром будем в Стокгольме.

Моя попутчица – смешная и веселая девица, она без умолку тараторит, и я уже знаю, что Лена (так ее зовут) сто раз уже бывала и в Швеции, и в Финляндии, и в Германии, и везде, но «с предками», а сейчас она едет сама и только в Стокгольме встретится с друзьями. Они приехали несколько дней назад и уже вовсю оттягиваются и ждут ее, а она задержалась, потому что пересдавала какой-то зачет, который надо было сдать еще сто лет назад, но вечно нет времени, и вообще она чуть не завалила сессию, но не потому что она тупая – вовсе нет, просто совсем нет времени и хочется все успеть. От ее голоса немного звенит в ушах.

Она выкладывает все это и одновременно успевает распаковывать вещи, переодеваться, краситься, глотать минералку прямо из бутылки, разливая ее по столу, вертеться во все стороны и выяснять, кто я такая, надолго ли еду и пойду ли на дискотеку на вторую палубу. На дискотеку я не пойду, но вот выпить с ней пива в баре – это я, может быть, попробую выдержать. Разумеется, в идеале я бы предпочла одиночество, но не сейчас.

Очень трудно поверить, что это корабль, паром, а не город, такой он огромный. Еще на берегу я пытаюсь сосчитать этажи, то есть палубы, но сбиваюсь – не то семь, не то девять. Буду думать, что семь – это мое любимое число, и я верю, что оно приносит счастье всем Ракам. Когда сидишь в баре, кажется, что ты в обычном здании, гостинице, например. Только немного шумят двигатели, и иногда чуть-чуть покачивает. Хорошо, что у меня нет морской болезни. Под нескончаемый Ленин монолог, похожий на мерное жужжание двигателей (сейчас она рассказывает о своей личной жизни), я тяну темный густой «Гиннесс», слизывая плотную шапку пены.

– У меня был классный парень, он из Нидерландов, приехал сюда учиться в консе, ну, в Консерватории. Ему тут нравится, но он злился, что готовился к экзаменам, пел все время, а его даже не прослушали – бабки плати, и все. Противно было. А так ему по кайфу здесь, хотя он и шутит, что воробей – это соловей, который закончил консу… И мы с ним летом хотели поехать шляться по Европе, но предки решили, что ездить с бой-френдом вдвоем – опасно, и еще всякая мурня. Я говорю маменьке: «Что ты, боишься, что он меня изнасилует? Так я с ним сплю уже полгода!» А она в ответ, мол, молодые люди не думают о безопасности, кроме разве что безопасного секса, а она будет бояться – вдруг мы потеряем деньги или заблудимся… Одно дело – с большой компанией друзей, а вот так, вдвоем… Сплошной детский сад! Я на нее даже наорала. Так Пит и уехал, только осенью вернется. Я вот думаю, кинуть ему по мейлу, что я в Швеции, может приедет. Как вы думаете, потащится он сюда?

Я героически выслушиваю Ленин монолог (а с другой стороны, что мне еще остается?) и киваю в ответ.

– Обязательно, он же хочет вас увидеть.

– Ну, мы уже месяц не виделись, мне как-то неудобно даже напрашиваться…

Забавно, что такая раскованная барышня тоже комплексует. Лена пьет яблочный сок, не курит (оказывается, курить нынче не модно, вот радость-то!), занимается фитнесом (и я буду обязательно, вот вернусь домой и сразу начну!) и вообще ведет здоровый образ жизни.

Лена отправляется на дискотеку («хотя там отстой, конечно»), а я сижу еще немного в баре. В конце концов, мне надоедают призывные взгляды каких-то двух нетрезвых скандинавов, и я иду на верхнюю палубу.

Уже темно, и море тоже темное, а не серое. С палубы кажется, что оно где-то далеко внизу. Как жаль, что наш пароход – как дом, и сюда не долетают соленые морские брызги, и кажется, что ты не плывешь, а просто сидишь в стерео– кинотеатре и смотришь «Титаник»!

Как я ни заставляю себя не думать о плохом, мысли сами возвращаются к наболевшему. Как бы я хотела, чтобы Борис был здесь, чтобы обнял меня, и мы бы молча долго-долго смотрели вниз, на волны, и дышали бы в унисон, и думали об одном и том же! И никого бы не было в целом мире, кроме нас двоих, моря и луны! Как в мой день рождения на заливе…

Но это мечты… Я снова вспоминаю наш утренний короткий диалог. И снова в душе скребутся кошки – слишком уж непривычным был тон Бориса. Впрочем, может быть, он не узнал меня спросонья, а потом весь день переживал. Бедный! Ничего, я вернусь, и мы вместе посмеемся над этой историей. Глубоко вдохнув напоследок свежий морской воздух, кажущийся мне чрезвычайно «вкусным» после городского смога, я спускаюсь в свою каюту.

Я включаю маленькую лампочку над койкой, залезаю под одеяло и решаю почитать. Выуживаю из кучи рекламных проспектов тот, в котором текст был не только на английском, но и на шведском (должна же я практиковаться в языке!). В проспектах в основном – описания гостиниц или самых разрекламированных достопримечательностей, а я люблю бродить по тихим улицам, даже не обязательно центральным или самым древним, рассматривать прохожих, дома, кафе и воображать повседневную жизнь людей. Ну ничего, я еще поброжу по Стокгольму, увижу своими глазами и создам собственный город – такой, каким его увижу только я! А пока с глянцевых страниц на меня смотрит совсем другая, красивая жизнь, которая тоже будет завтра – с этой мыслью я засыпаю.

Утром мы с Леной быстро позавтракали – спешили собраться, чтобы пойти с палубы смотреть на приближающуюся Швецию. За завтраком Ленка бодро ела полезные для здоровья мюсли (она сказала, что дома вообще иногда ест по утрам проращенный овес – вот ужас-то!), а я едва смогла проглотить бутерброд и кофе.

Мы поднялись на верхнюю палубу часа за два до прибытия. Картина изменилась кардинально: вместо безбрежного моря вокруг скалы и сосны, пароход с неестественной ловкостью маневрировал в стокгольмских шхерах, едва не задевая бортами о камни. Очень живописно, а пейзаж напоминал Карелию: могучие округлые скалы с разноцветными мхами, хвоей и красноватыми прожилками сосен. С борта корабля шхеры кажутся сплошным сосновым лесом среди сверкающей на солнце воды. Как хорошо, что сегодня ясный и теплый день! Да и вообще потрясающе, что сейчас лето. А то вот французский математик Рене Декарт, приехавший сюда по просьбе королевы Кристины, умер от воспаления легких. Он писал о Швеции, что «мысли людей замерзают здесь зимой, как вода».

Стокгольм встретил меня ярко-синим, режущим глаза небом, ослепительным солнцем и радостными улыбками. А вот и Катя!

– Ну, привет, подруга!

– Привет, Катюша! Как я рада, даже самой не верится!

– Пошли-пошли, я машину в неположенном месте оставила!

В дороге мне показалось, что Катя немного взвинчена. Она сумбурно расспрашивала о моей жизни, о школе, о Борисе, и, не дослушивая ответы, вставляла довольно едкие, даже злобные комментарии. Я, желая сменить тему, попросила поговорить со мной по-шведски – и практиковаться надо, и на чужом языке Катька будет сдержаннее.

Действительно, перейдя на шведский, подруга стала менее язвительна, комментировала в основном мелькающие по сторонам дома, и даже начала больше улыбаться. Видимо, годы, проведенные в другой стране, не прошли для Катюши даром. Я тоже часто замечала, что, когда я говорю по-английски, шутки становятся более доброжелательными, хотя, может быть, и менее смешными. И улыбаюсь чаще. И дело здесь не только в том, что иностранный язык, выученный во взрослом возрасте, никогда не становится совсем родным, но и в особой ауре каждого языка. Грамматический строй языка словно бы диктует тебе не только то, как ты должен говорить, но и то, что следует говорить и как себя нужно вести.

Сложнее всего научиться шутить на другом языке, я всегда пытаюсь объяснить это ученикам, стремящимся весело и непринужденно болтать и составлять каламбуры со словарным запасом в двести английских слов. Шутки начинающего ученика никогда не бывают смешными, и у носителей языка вызовут только тоскливое недоумение и вежливую улыбку – для вида. Я, правда, вспоминаю, что мы на первом курсе повторяли эту же ошибку, и наша суровая англичанка Елена Сергеевна довольно высокомерно нас осаживала.

Катя вела машину так, как она делает все на свете – классно. Темно-зеленый «Сааб» удивительно ей подходил. Нет, не только в том смысле, что подходил по цвету к сумочке, хотя Катька всегда подбирала сережки к сапогам. Видно было, что Катя за рулем просто сливается с автомобилем, что вести машину для нее – не тяжелая утомительная работа, а такое же естественное занятие, как пить или дышать. Руль она держала только одной рукой, а второй умудрялась жестикулировать, поправлять прическу и стряхивать пепел с сигареты. Она включила радио (не переставая разговаривать) и, подпевая, мотала головой в такт музыке, отчего ее длинные черные волосы, стянутые в хвост, рас– сыпались и подпрыгивали по плечам.

Мы довольно быстро приехали (поздним утром не было пробок, а может быть, их тут и в принципе нет) к дому Кати и Стивена. Не очень большой аккуратный двухэтажный домик, выкрашенный в кремовый цвет, с черепичной крышей. Дом окружал зеленый травяной ковер и замысловато подстриженные кусты.

Катерина показала мне мою спальню и потащила осматривать свои владения. Я поинтересовалась, где сейчас Стивен, на что подруга довольно мрачно хмыкнула в ответ: «На работе» и добавила, цитируя Уистона Х. Одена:

Я с изумлением посмотрела на подругу: приезжая в Питер, она отзывалась о муже удивительно восторженно, а в присутствии своей мамы и вовсе не переставала говорить о счастливом браке и чудесном характере Стивена. И хотя мы со Стивеном общались немного – их с Катей роман развивался слишком стремительно, – но швед всегда казался мне довольно милым и веселым. Да и Катька тогда говорила, что лучше его на свете нет!

Я вспомнила, как на их свадьбе у всех гостей – почти всего нашего курса – было ощущение праздника, счастья, которое брызжет во все стороны, как шампанское, охватывая и родственников, и друзей, и просто каких-то незнакомых людей, проходивших мимо Стрелки Васильевского острова, где мы пили первый бокал за здоровье молодых. Мы смеялись безостановочно, Катя, очень красивая в своем приталенном изящном платье, подчеркивавшем ее немного цыганскую красоту, смеялась громче всех, а Стивен подхватил ее на руки и понес через мост…

Мне стало грустно. Что же случилось? Откуда такая перемена?

Катя показывала: вот это спальня Стивена, это моя (интересно, зачем им две спальни?), здесь гостиная, видишь, как стильно – барная стойка разделяет гостиную и кухню! Катюша легко забралась на высокий круглый черный табурет на металлических ножках. Я взгромоздилась на другой, чувствуя себя рядом с ней неуклюжей коровой.

– Хочешь что-нибудь выпить? – предложила Катя. – Аперитив? Я тут научилась делать коктейли – со мной флиртовал один бармен из кафе на углу, он научил меня правильно смешивать напитки, а я добавила свои фантазии, вспомнила все экзотические дринки, которые я пробовала в Палермо и в Таиланде, и… Ладно, не буду тебя сейчас грузить. Вот распакуешь вещи, освоишься, тогда и поговорим.

Катя как будто чувствовала какую-то неловкость. По крайней мере я не припомню случая, чтобы когда-нибудь она сама себя останавливала. Но сейчас это было даже к лучшему. Мне и вправду хотелось сначала осмотреться, принять душ, а потом уже полноценно общаться с подругой.

По деревянной лестнице я поднялась на второй этаж в «свою» – гостевую – комнату. Комната была очень уютная – небольшая, с мансардным окном на скошенном потолке. Ее несимметричность создавала ощущение сразу двух помещений, плавно переходящих одно в другое. В закутке, заканчивавшемся скошенной крышей, стояли широкая кровать и тумбочка; во второй части находились встроенный в стену шкаф, журнальный столик и огромное, очень уютное кресло, в которое сразу же захотелось залезть с ногами, стащить с кровати покрывало, завернуться в него целиком и высунуть только нос наружу. А за окном пусть идет дождь и барабанит по крыше мансарды.

Дождя, правда, никакого не было: сквозь окно на меня смотрело удивительно ясное и голубое небо, такое голубое и светлое, каким оно уже редко бывает в июле. Я давно заметила, что в конце весны и в начале лета все ярче – зелень деревьев нежно-салатная, небо – ярко-голубое, как на картинке, а потом, к июлю, цвет постепенно тускнеет. Сейчас же и небо, и солнце, и трава перед Катиным домом были почти майские. Может, у них тут, в Швеции, круглый год май? Чтобы туристам было приятно.

Ох, я же собиралась принять душ. На втором этаже была совсем простая ванная для гостей с душевой кабинкой. Стоя под сильными струями воды, я была почти счастлива и громко распевала битловскую «It’s been a hard day’s night…», хотя был еще совсем не вечер, а середина дня, да и не такого уж тяжелого… Переодевшись и распаковав сумку, я спустилась к Кате, которая сразу же засыпала меня вопросами:

– Ты будешь яичницу? Тосты? Один, два?

– Один, я на диете.

– Тогда я тебе сделаю два тоста, но, раз ты худеешь, не с ветчиной, а с салатом. Очень диетично. Чай черный, зеленый, красный или с бергамотом?

– Если можно, кофе, – смиренно попросила я.

Ну вот, Катька, похоже, ожила, раз носится по кухне-гостиной и командует:

– Сегодня не пойдем гулять, будешь отдыхать.

Пробую сопротивляться:

– Я не устала и не хочу отдыхать, я хочу город смотреть!

– Вот завтра и посмотришь. Я тебе все покажу, а сейчас почти вечер уже…

Это после трудного дня, надо полагать. Четыре часа, между прочим, самая пора из дома выходить, а в юности Катя иногда только про– сыпалась в это время.

– …Стивен с работы скоро придет, будем ужинать.

Ах, ну да, Стивен.

– Катя, я привезла письмо и подарки от твоей мамы. И от Аллы тоже, – я сбегала наверх и вернулась, волоча плакат с Петропавловкой и сверток с подарками.

– Угу. Давай. Я прочту, а ты пока смотри фотографии. Господи, а от Алки – это что за порно?

– А это – чтоб ты не забыла родной город, как Аллочка сказала.

– Плакат! Это ж надо такое придумать! И ты с этим маялась всю дорогу… Стерва она, эта Алка.

– Знаешь, у меня такое чувство, что это она специально хотела, чтобы я помучилась…

– Да дура она, ясное дело, – и Катя уткнулась в письмо.

Я покорно взяла несколько пухлых альбомчиков с обложками, там улыбались барышни в бикини на фоне фантастических, не существующих в природе сиреневых гор.

Нет ничего более скучного, чем разглядывать пачки чужих фотографий. «А это я в детстве», «а это мы в Диснейленде», «а это очень смешная фотка», «а это Петин день рождения»… Но Катькины всегда было интересно смотреть – она столько путешествует, бывает в таких удивительных местах! И довольно прилично снимает – в университете у нее была не «мыльница», а тяжеленный дедушкин «Зенит» с кучей разнообразных объективов, штативов и бог знает чего еще… Когда Катя последний раз приезжала в Питер, у нее был серебристый роскошный «Никон», тоже, разумеется, с множеством примочек, как говорят мои ученики. Получались действительно потрясающие кадры; хотя думаю, дело не столько в технике, сколь– ко в том, что Катюша умела увидеть красоту там, где другой человек просто прошел бы мимо.

Удивительно, но у меня совсем нет фотографий Бориса. Если мы расстанемся, у меня даже не останется на память его снимка. Впрочем, мне не нужно напоминаний – и так каждая черточка его лица отпечаталась на сетчатке моих глаз! А ведь если бы у меня была его фотография, я могла бы в поездке смотреть на нее, повторяя блоковское «когда твое лицо в простой оправе…» Господи, почему мне в голову лезут такие мысли? Почему расстанемся? Все только начинается!

Уйдя в свои мысли, я машинально перелистывала Катины альбомы. Странно, новые фотографии были лишены обаяния и искрометности, присущих ее прежним работам. Почти на каждой странице повторялись снимки Стивена, их дома, лужайки перед домом, другого дома – родителей Стивена и их самих, их собаки и автомобиля, еще одного дома – коллеги Стивена, и самого коллеги с женой и детьми… Это были скучные фотографии скучных людей. Где же Катькины путешествия? Ведь она не может усидеть на одном месте и недели, жить не может без экстремального туризма! Были только фотографии, сделанные на Кипре, но такие, что я даже не поняла, что это Кипр, – голубое море, белый гостиничный коттедж, Стивен с теннисной ракеткой, Стивен и Катя на пляже, коллега Стивена по работе с аквалангом… Так выглядел бы любой курорт мира и любые туристические фотографии. Для этого не надо ехать на Кипр и не надо быть Катюшей! Я вспомнила, что раньше она ездила на Кипр, еще до замужества, и взахлеб рассказывала, как она объездила весь остров, была в Никосии, Ларнаке, на турецкой стороне, где все выглядит совсем иначе и глянцевый туристический мир меняется на захламленный, обшарпанный, восточный. А на фотографиях были яркие груды фруктов на базаре, лица торговцев, мечети на турецкой стороне, памятник Афродите и живое, настоящее море!

– Кать, а кроме Кипра вы куда-нибудь последнее время ездили?

– У Стивена нет времени, он очень много работает. Вот скоро будет отпуск, и поедем в Ла-Палму с Олафсенами.

Как-то уныло она это произнесла, подумала я.

– А Олафсены – это кто?

– Компаньон Стивена и его семья.

Ясно, их дом, детей и собаку я уже видела в этом альбоме.

– Кать! А тебе тут не скучно? – опрометчиво поинтересовалась я.

– А почему мне должно быть скучно?

– Ну, чем ты занимаешься?

– Неужели непонятно?! – Похоже, Катя начала сердиться. – Я занимаюсь домом. Ты сама прикинь, днем приходит Юханна, она убирает, стирает, но важные вещи я предпочитаю делать сама – это так здорово, когда сама хозяйка готовит, а не приходящая домработница! Но на это уходит куча времени! А еще я встречаюсь с приятельницами – Хельга, соседка и фру Олафсен, жена компаньона…

– Я помню.

– Ну вот, мы встречаемся после парикмахерской или фитнес-клуба, пьем кофе. Еще я занимаюсь йогой, мы со Стивеном ходим на вечеринки, которые фирма устраивает для сотрудников, я часто бываю распорядителем праздников для стариков…

– И ты хочешь сказать, что тебе этого достаточно? – это был совсем уже лишний вопрос.

– У меня прекрасный дом, муж, я живу в замечательном городе, у нас много денег и бизнес Стивена будет развиваться, у Стивена прекрасные родители… – первый раз в жизни я видела, чтобы Катька так нервничала по пустяковому, казалось бы, поводу.

– Не сердись, я просто так спросила. Но ведь это все Стивена – бизнес, дом, работа, родители, коллеги, жены и дети друзей… А ты? Чем ты занимаешься, что здесь твое?

– Ты намекаешь на то, что счет в банке тоже Стивена, а я иждивенка?

Мне показалось, что она сейчас разревется.

– Да нет же, что ты! Я говорю не о деньгах, а о занятиях, интересах, друзьях, о жизни!

– А я и живу жизнью Стивена, я именно этого и хотела! Я выбрала стабильность и прочный брак в нормальной стране, где не бывает никаких неожиданностей, где все гарантированно! У меня прекрасный дом… – Катины слова звучали заученным наизусть рекламным роликом.

– Это я уже слышала. Но ведь, когда ты выходила замуж, ты говорила совсем не о стабильности и доме, а о любви!

– Любовь, дорогая, выдумали русские, чтобы не платить, разве ты не знаешь?

Хотя подруга произнесла последнюю фразу чуть иронично, с усмешкой, мол, это, вроде как не я так говорю, а другие, но ее грубость и цинизм потрясли меня. Я поняла, что с этой новой – незнакомой мне Катей – я не хочу обсуждать Бориса и наши отношения.

– Кать, а могу я позвонить в Питер и сообщить твой номер телефона, чтобы мне перезвонили?

На минуту мне стало жутко тоскливо, так захотелось услышать родной голос и убедиться, что Катя неправа и любовь – есть!

Я несколько раз набирала сперва мобильный – «абонент временно недоступен», потом рабочий – любезно побеседовала с Аллочкой, клятвенно пообещавшей сообщить о моем звонке, потом домашний номер Бориса – никто не брал трубку, надиктовала на автоответчик сообщение и телефон Кати, попросила перезвонить.

Я боюсь автоответчиков, мне всегда кажется, что я не уложусь в несколько минут после сигнала, что повод, по которому я звоню, недостаточно уважительный, чтобы тревожить таких важных людей, которые, скорее всего, дома, но заняты настолько, что не в состоянии взять трубку… В результате я либо вообще ничего не говорю, либо сухим казенным голосом излагаю свое дело.

Мне хотелось сказать Борису, как я люблю его, но меня смущал электронный голос аппарата и страх, что сообщение услышит не только он. А кто еще может услышать, спросила я себя. Например, Арсений (вдруг случилось чудо и он принял решение вернуться домой!) или кто-нибудь еще. Я же не знаю толком, кто бывает в его квартире в мое отсутствие – домработница, бывшая жена, троюродная тетка…