Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины

Введение

Чего хотели женщины? – спрашивал Зигмунд Фрейд, основатель психоанализа, любитель обнажить загадки человеческой души[1]. Он посвятил тридцать лет изучению темных тайн женского сердца, но так и не докопался до истины. Вопрос интересен до сих пор: неужели женские мечты кардинально отличаются от мужских? Что и как сильно влияло на них в ходе истории? А когда мечтам и вовсе перекрывали кислород?

В этой книге вопрос рассматривается несколько у́же: что неодолимо влекло женщин в мужчинах. Книга в первую очередь посвящена истории, однако внимание уделяется и современности. Меня интересуют мужчины – реальные и выдуманные, – которые заставляли огромное количество женщин мечтать, будили в них вулканы страстей, превращались в навязчивую идею. Может быть, удастся выделить общие схемы появления подобных воздыханий и любовной тоски? Кумиры романтической литературы – мистер Дарси, мистер Рочестер, Хитклифф, Ретт Батлер – появились в первую очередь благодаря работе женского воображения. Кинозвезды и рок-музыканты примеряют на себя и культивируют образы, которые зачастую далеки от их истинного «Я». Многие наиболее успешные «романтические герои» прошлого – например, Монтгомери Клифт, Рок Хадсон, Дирк Богард или Ричард Чемберлен – были гомосексуалами. Тем не менее благодаря их игре возникало ощущение мужественности, от которого у женщин подкашивались коленки, – чем это можно объяснить?

Властителями женских сердец никогда не становились грубые широкоплечие мужчины с волевыми подбородками, которых сегодня принято причислять к альфа-самцам. А чувствительные личности, меланхоличные эстеты и мужчины c андрогинным шармом появлялись в культурном пейзаже желаний одинаково часто. Лорд Байрон и Рудольф Валентино – очевидные тому примеры. Исторически складывалось так, что любой намек на женоподобие в мужчине, который особо привлекал женщин, тут же натыкался на цензуру со стороны мужчин. «Дамские угодники» считались предателями. Танцоров вроде Валентино в Северной Америке прошлого столетия жестко критиковали, называли жиголо, альфонсами или распутниками. Британские военные презрительно называли их «пуделями»[2], подразумевая зависимость от женщин, недостаток мужественности и нежелание служить в армии[3]. В военное время мужественность стала цениться еще больше, ведь мужчины должны были участвовать в сражениях. Во время Второй мировой войны мужчинам, которые с этим не соглашались, в знак трусости вручали белые перья, причем делали это зачастую женщины[4].

Если нам удастся понять, почему некоторые иконы мужественности пробуждали в женщинах желание, мы сделаем важный шаг к пониманию женских желаний и потребностей – и не только. Мы также сможем глубже разобраться в истории культуры, исследовать изменения форм взаимодействия, представления и переосмысления. Есть определенные черты сходства – но также и крайне важные отличия – между байрономанией девятнадцатого века и битломанией двадцатого. Так, во времена, когда молодые женщины теряли голову от Байрона, любовью к поэзии и печатному слову проникались благодаря сарафанному радио и репутации. Фанаты The Beatles в 1960-х слушали своих кумиров с помощью проигрывателей и видели их на телевизионных экранах в собственных спальнях. Они могли, хотя это было и не обязательно, буйствовать на концертах или собираться в аэропортах в надежде увидеть любимых героев вживую. Технологии повлияли на модели желания и потребления. Когда реальными стали путешествия по воздуху, флер романтики окутал профессии пилотов и авиатехников – как в книгах, так и на экранах. Запись голоса позволила женщинам фантазировать о близости с эстрадными певцами вроде Руди Валле, Бинга Кросби или Фрэнка Синатры. По мере появления кинематографа, массовых изданий и телевидения почувствовать близость с кумиром становилось все проще. Иконы прошлого многократно переосмыслялись: Джон Берримор в роли Джорджа Браммела; Байрон в исполнении Ричарда Чемберлена; чрезвычайно сексуальная инкарнация мистера Дарси, воплощенная британским актером Колином Фертом. С 1990-х годов интернет расширил возможности людей выражать, обыгрывать и делиться своими страстными увлечениями. Любимцы женщин из прошлого возрождаются по мере того, как их притягательность обсуждается и переосмысляется на YouTube, фан-сайтах, в блогах и на форумах. Страницы вроде «Мой парень с дагеротипа» (My Daguerreotype Boyfriend) позиционируются как площадка, «где встречаются ранняя фотография и мужская красота», и даже исследуют сексуальную привлекательность деятелей прошлого, которых уже давно нет в живых[5].

На желание влияют не только технологии, но и экономика. Прогресс, достигнутый в двадцатом веке, сделал молодых женщин более независимыми. Они стали зарабатывать, потреблять и, как следствие, начали выражать свои предпочтения. Подскочили продажи журналов вроде Peg’s Paper и недорогих романов Чарльза Гарвиса, Э.М. Халл и Этель Делл. Критики высмеивали «романы для продавщиц» и переживали о снижении уровня культуры[6]. А вот социальные амбиции – в отличие от литературных стандартов – только росли. Можно ли сказать, что девушки хотели слишком многого, пытались прыгнуть выше головы? Героини историй, которые печатались в первых изданиях Peg’s Paper, даже несмотря на свое скромное происхождение пленяли владельцев фабрик и дворян, а то и вовсе – аристократов. Новообретенная покупательная способность молодых девушек вызывала беспокойство и словно иллюстрировала их нежелание развиваться, а также новое, казавшееся неутолимым, желание получать удовольствие.

Подобные тревоги только углублялись по мере того, как походы в кино обретали популярность среди женщин. В 1920–1930-х многие ходили в кинотеатры регулярно, по два-три раза в неделю[7]. Пленка дала женщинам возможность наслаждаться новыми яркими образами мужественности; особенно когда Рудольф Валентино исполнил роль шейха Ахмеда Бен Хасана в экранизации (1921) романа-бестселлера «Шейх» Э.М. Халл (1919). Современники жаловались, что романтические книги и фильмы извращали представление девушек об ухаживаниях и здравом смысле. А со станков тем временем сходил поток романтической литературы. Новые журналы – Oracle, Miracle, Red Star, Glamour, Secrets and Flame – волновали женское воображение вереницей мужских романтических образов: шейхи, султаны, иностранные принцы, индустриальные магнаты, кинозвезды, аристократы и летчики. Даже тех, кто сочувствовал этому увлечению, беспокоила скорость, с которой девушки проглатывали дешевые «романы» и журналы, все глубже погружаясь в мир эскапистских фантазий, даже (или особенно) в военное время[8].

После Второй мировой войны зарплата и карьерные возможности молодых женщин продолжали расти[9]. Подростки покупали и слушали новую музыку[10]. Телевидение стало бороться с кинематографом за зрителей. Молодые, просто одетые поп-звезды начали вытеснять шейхов, султанов, летчиков – особенно в прессе, целевой аудиторией которой были молодые девушки. Новое поколение журналов – Boyfriend, Roxy, Mirabelle, Romeo, Valentine – появилось на свет в конце 1950-х и стало неотъемлемой частью подростковой революции. На страницах этих журналов активно рекламировались певцы и поп-звезды: Элвис Пресли, Лонни Донеган, Томми Стил и Клифф Ричард. Читателям предлагались сувенирные фотографии популярных героев, трафареты, которые можно было приутюжить к футболке и вышить по ним, и другие подобные «подарочки на память». Журналы для подростков стимулировали создание фан-клубов и распространение сплетен. Этот тренд особенно ярко проявился в 1960-х. Юные девушки запирались в своих спальнях и до одури слушали записи The Beatles на проигрывателях от Dansette.

Пока девушки-подростки давали клятвы верности популярным певцам, сердца их матерей все также принадлежали более зрелым исполнителям: Марио Ланца, Фрэнки Вогану или Перри Комо. Вполне вероятно, что женщины постарше – а иногда и дочери вместе с ними – вздыхали по красавчикам-докторам, которые стали так популярны среди кино- и телеаудитории в 1950–1960-х: Дирку Богарду в «Докторе в доме», «Баду» Тингуэллу в «Реанимационной палате № 10», Биллу Симпсону в роли доктора Финлея, Ричарду Чемберлену в роли красивого интерна, доктора Килдэра. В 1950-х заточение в клетке домашнего хозяйства давалось женщинам нелегко: это было десятилетие Бетти Фридан и ее «Загадки женственности» (The Femine Mystique)[11], психоза домохозяек и бесконтрольного приема таблеток. Росло потребление транквилизаторов (валиума – диазепама)[12]. Особой популярностью в те годы пользовались медицинские романы. Замужество с врачом с перспективой стабильного дохода и высокого общественного статуса казалось верной ставкой, позволяло рассчитывать на комфортную жизнь среднего класса. И некоторые женщины полностью доверялись домашним врачам, надеясь, что те поймут причины надвигающейся волны женского отчаяния; что у профессиональных медиков найдутся ответы хотя бы на какие-то вопросы[13].

Борцы за свободу женщин в 1970-х считали, что докторам – вне зависимости от того, общались те с больными покровительственно или на равных, – слишком часто приписывали социальный статус-кво. Они будто бы олицетворяли потерянную надежду на представителей патриархальной модели. Однако на них точно нельзя было положиться в диагностике женской социальной фрустрации и сопутствующих трудностей[14]. И действительно, набирала силу феминистическая критика патриархата, и наиболее радикальные теоретики считали, что вера женщин в романтические идеи ошибочна сама по себе. «Сначала вы утопаете в его объятиях, но в итоге тонете в раковине с грязной посудой» – предупреждение, которое нередко печатали на кухонных полотенцах. Выражение, часто (хотя, скорее всего, ошибочно) приписываемое Глории Стайнем, «мужчина нужен женщине как рыбе – велосипед» тоже было популярно в то время[15]. Когда женщина заболевала, скорее всего, виноват был мужчина.

Феминистки как могли критиковали романтические мечты о встрече с «Единственным», называли их заблуждениями и обманом, а романтическую литературу – аналогом галлюциногена, разрушающего женский мозг. Например, Жермен Грир бескомпромиссно осуждала «возбуждающий вздор» авторства Барбары Картленд и «ей подобных»[16]. Однако даже несмотря на то, что феминизм второй волны набирал обороты, продажи любовных романов издательств Mills and Boon и Harlequin упорно росли. С чем это связано? Почему многие женщины становились зависимыми от чтения романтической литературы?

Ученые феминистки спорили о том, можно ли назвать эту зависимость попыткой женщин одурманить самих себя, чтобы следовать установленному мужчинами социальному порядку; или же это скорее компенсаторные эскапистские фантазии, помогающие скрыть от самих себя связанные с этим укладом несчастья. Не было согласия и в отношении того, как подобные фантазии работали. Были ли любовные романы территорией, где бескомпромиссные мужественные герои изменяли женщин под себя? Или же наоборот, женщины в своих фантазиях перекраивали мужчин: в рассказах, где герои страстно влюблялись и в конце концов падали к ногам героинь и голоса их хрипли от желания в мольбах о заключении брака? Можно ли сказать, что в романтических сценариях мужчины переживали трансформацию, приручение – ради семейной жизни и вечной любви? В 1970-х и позже женская независимость все больше крепла, и героини любовных романов становились разнообразнее и интереснее. Уходила жеманность, рос интерес к сексу. Но воплощения воображаемого героя, который прижимал героиню к своей сильной груди, образы привлекательной мужественности менялись намного медленнее.

1970-е – десятилетие, когда девочки-подростки сметали с прилавков модный журнал Jackie. Продажи порой доходили до 606 000 экземпляров (в 1976-м), и его популярность всерьез испугала феминисток. Они переживали, что молодых девушек и даже девочек соблазняли романтические комиксы, в которых неэгоистичное, женственное поведение позволяло в конце концов получить приз в виде настоящей любви парня[17]. Любой молодой человек со струящимися волосами, в расклешенных штанах и рубашке с цветами мог превратиться в прекрасного принца, если только девочка будет правильно себя вести. Предполагалось, что настоящая любовь принесет чувство удовлетворенности, ведь именно она – смысл жизни девушки. Обложки и развороты Jackie старательно продвигали новое поколение любимых женщинами певцов: в начале 1970-х особую популярность завоевали Дэвид Эссекс и Дэвид Кэссиди. На развороте номера журнала, выпущенного ко Дню святого Валентина, красовалась фотография Дэвида Эссекса, робко сжимающего огромную коробку конфет в форме сердца, покрытую атласными лентами и розами. В 1980-х гегемония журнала Jackie завершилась, и его место заняли журналы, ориентированные на знаменитостей, и более сексуально изощренные издания.

В 1980-х особенно популярными среди девушек стали бой-бенды; при этом быстро менялись средства массовой информации, с помощью которых такие группы продвигались и попадали к поклонницам. Теперь выступления можно было смотреть снова и снова, стоило только нажать на кнопку. Поп-видео, появление MTV, смартфоны и стремительное развитие интернет-СМИ меняли формы поклонения девочек молодым поп-исполнителям – вспомним популярность Джастина Бибера или огромную и быстро менявшуюся армию поклонниц группы One Direction. По мере развития социальных сетей, роста популярности блогов, роста числа фанфиков и слеша женщины научились выражать свои желания намного громче; и хотя их увлечения чаще оказывались кратковременными, игнорировать их стало намного сложнее, чем каких-то двадцать лет назад.

Сильно ли изменились объекты девичьих желаний за последние полстолетия? Отличается ли чем-то сумасшедший фанатизм поклонниц One Direction в двадцать первом веке от битломании 1960-х? Определенная преемственность, безусловно, есть, но стили и образы мужественности очень сильно отличаются, как и средства выражения любви, которые используют поклонники. Печально известна непредсказуемость поведения современных фанаток: вспомним хотя бы, как поклонники One Direction атаковали редакторов GQ в Twitter после того, как осенью 2013 года вышел номер журнала с популярной группой на обложке[18]. Многим фанатам показалось, что парней изобразили до неприятного сладострастными, – что и породило ураган «угроз смерти» и оскорблений[19].

Исполнители-мальчики, которых можно назвать «красавчиками» или «милашками», готовые паясничать ради удовольствия публики, вызывали сильные страстные чувства у молодых (и не очень) женщин практически с 1980-х. За последние тридцать лет стала очевидной еще одна тенденция – увлечение симпатичными вампирами. Образ вампира как страстно желанного молодого человека (по возрасту, возможно, совсем не молодого, но с юношеским телом) стал популярен после выхода серии книг «Вампирские хроники» Энн Райс в 1970-х и 1980-х, а также благодаря их экранизациям, особенно фильму «Интервью с вампиром», который вышел в 1994 году. Том Круз сыграл вампира Лестата де Лионкура – олицетворение головокружительной смеси французского аристократизма и качеств рок-звезды; Брэду Питту досталась роль его неуравновешенного и чувствительного товарища, Луи де Пон дю Лака. Или Эдвард Каллен, герой серии романтических книг про вампиров «Сумерки» Стефани Майер. Сама автор описала его как мужчину «сверкающего» и волнующе красивого. В 2008-м он появился на экранах в исполнении Роберта Паттинсона и тут же стал культовым персонажем для девочек и женщин по всему миру. О его привлекательности для представительниц разных возрастных групп свидетельствовали интернет-сообщества «сумеречных мамочек». Массовый рост популярности романов о вампирах за последние несколько десятилетий заинтересовал многих наблюдателей. Появился новый тип любимцев женщин, и доказательством тому являются многочисленные интернет-сайты с голосованиями за «10 самых сексуальных вампиров» и т. п.[20]

Вампиров приручили. Писатель Стивен Кинг недавно сказал, что «Сумерки» и подобные им произведения «на самом деле не о вампирах и оборотнях. Они о том, как любовь девушки делает хорошим плохого парня»[21]. Конечно, это стандартный для романтической литературы сюжет, на котором основывается достигшая выдающегося успеха история «Пятидесяти оттенков серого»[22] Э.Л. Джеймс[23]. Фантазии о трансформации – которые символизирует вера в способность женщины любовью завоевать страсть и преданность испорченного и упрямого человека – продолжают мощно влиять на современную культуру.

В 1972 году искусствовед Джон Бёрджер опубликовал важную книгу (основанную на вышедшем ранее сериале ВВС) под названием «Искусство видеть» (Ways of Seeing)[24]. В одном из самых цитируемых абзацев книги Бёрджер сказал, что «мужчины действуют, а женщины выглядят. Мужчины смотрят на женщин. Женщины смотрят на то, как на них смотрят»[25]. Это, предположил Бёрджер, «в большинстве случаев определяет не только отношение мужчин к женщинам, но также и отношение женщин к самим себе. Наблюдатель внутри женщины – мужчина». После того, как Бёрджер сформулировал это наблюдение, во многих произведениях феминистической литературы женщин стали изображать как «объекты, на которые смотрит мужчина». Одной из важнейших целей, которые я перед собой поставила, когда взялась за эту книгу, было взглянуть на вопрос с другой точки зрения: посмотреть на то, как женщины стали субъектами желания, связать это с их растущей независимостью в обществе, основанном на оплачиваемом труде и потреблении. Я изучу, как за последние сто лет менялись модели построения романтических историй и как эти модели влияли на представления женщин о желаемых качествах мужчин. Это – история культуры желания в строго определенной перспективе: в основном мы будем смотреть на мужчин глазами женщин.