Мужские капризы

Глава 6

Лила и Адам по-прежнему нередко цапались, как кошка с собакой, но их отношения в корне изменились.

Он по-прежнему осыпал ее ругательствами и называл бесчувственной стервой, которая без всякой на то причины заставляла его проявлять чудеса выносливости и терпения, подвергая подчас невыносимо болезненным испытаниям.

Она по-прежнему осыпала его ругательствами и называла слабохарактерным богатым сосунком, которому в первый раз за всю его волшебную жизнь пришлось преодолевать невзгоды.

Адам говорил, что Лила совершенно не умеет ладить с пациентами.

Лила говорила, что Адам просто бесится, когда ему противоречат.

Он говорил, что она издевается над ним. Она говорила, что он постоянно ноет. И так продолжалось день за днем. Но дела явно шли на лад.

Адам начал чуть больше ей верить. Он начал прислушиваться к ее словам, когда она упрекала его в том, что он недостаточно старается и не концентрирует на упражнениях все свое внимание. И он не возражал, когда Лила говорила, что он перестарался и ему пора немного отдохнуть.

— Разве я тебе не говорила об этом? — Лила стояла в ногах кровати и массировала стопу, безжалостно выворачивая ее в стороны.

— Я все еще не готов танцевать чечетку.

— Но ты же чувствуешь ногу.

— Конечно, когда ты выламываешь мне большой палец!

— Зато ты чувствуешь. — Лила перестала выворачивать ему ногу и требовательно взглянула ему в лицо, ожидая подтверждения.

— Да, я почувствовал ногу, — признал Адам, но ему не удалось скрыть довольную улыбку.

— И всего за две с половиной недели, — горделиво добавила она. — Ты проделал долгий путь, Адам. Сегодня же позвоню в Гонолулу и закажу параллельные брусья. Очень скоро ты сможешь стоять между ними.

Его улыбка увяла.

— Боюсь, что не смогу этого сделать.

— То же самое ты говорил и об инвалидной коляске, вспомни. Когда ты, наконец, перестанешь спорить со мной?

— А ты? — Он крякнул от боли, когда Лила согнула ему ногу в колене и потом с силой выпрямила.

— Не раньше, чем ты начнешь ходить.

— Если ты будешь и дальше носить эти шорты, я не только что пойду, а побегу. Я тебя догоню, и тогда держись!

— Обещания, обещания!

— Я, кажется, просил тебя одеваться скромнее.

— Мы же на Гавайях, Кавано. Никто не обращает внимания на одежду, или ты об этом не слышал? Теперь ты упрись в мою руку ногой, а я буду оказывать тебе сопротивление. Вот так. Чуть сильнее. Отлично!

— Господи, — выдохнул Адам сквозь стиснутые зубы. Он следовал инструкциям Лилы, пытаясь укрепить мышцу икры. — У тебя спина обгорела, — заметил он, сильнее нажимая на руку Лилы.

— Неужели заметил?

— А как я мог не заметить? Ты мне демонстрируешь свое тело при каждом удобном случае. Думаешь, у тебя длинные ноги? Ничего подобного! Но что это я вдруг? О чем мы говорили?

— О том, почему у меня обгорела спина. Или ноги? Хорошо, Адам, отдохни немного, потом повторишь еще раз. Да ладно, нечего мне строить рожи. Давай еще разочек. — Лила завела этот безобидный разговор, чтобы отвлечь Адама от боли. — Я обгорела, потому что вчера днем заснула возле бассейна.

— Так вот за что тебе платят такой огромный гонорар? Чтобы ты спала возле моего бассейна?

— Разумеется, нет! — И после эффектной паузы Лила добавила:

— Я там еще и купаюсь. — Адам наградил ее мрачным взглядом и нажал ступней на ее ладонь. — Хорошо, Адам, очень хорошо. Еще раз.

— Ты же сказала, что это последний.

— Я солгала.

— Ты бессердечная стерва.

— А ты трусливый сосунок.

Все шло просто замечательно.

— У Элизабет очень красивый высокий подъем, наша учительница не переставая восхищенно ахала по этому поводу. Ее миниатюрную ножку нам все время ставили в пример. Она была совершенной маленькой балериной с совершенными формами. Лиззи всегда доставались сольные партии на концертах. Когда она танцевала, у нашей учительницы на глаза наворачивались слезы. А меня всегда пихали в задний ряд. Я выглядела как гусыня с отвислым задом, решившая танцевать в «Лебедином озере». Когда танцевала я, учительница тоже плакала, правда, по другой причине.

От хохота спина Адама вибрировала под пальцами Лилы. Она делала Кавано массаж. Он расслабился, и девушку это радовало. Ему на самом деле пришлось несладко этим утром, и теперь его мышцы подрагивали от усталости.

— Когда мы перешли в следующий класс, мама отправила нас заниматься бальными танцами. Элизабет порхала по паркету так же легко, как Джинджер Роджерс. А я оказалась на голову выше даже самого высокого мальчика в нашей группе. Дальше — больше. Во время первого же танца я порвала платье. Это была просто катастрофа. Не вышло у меня стать истинной леди, поэтому я превратилась в клоуна. Учительница позвонила маме и предложила вернуть деньги, только бы я больше никогда не появлялась на занятиях. «Подрывной элемент», именно так она дипломатично выразилась.

— Я уверен, что ты почувствовала огромное облегчение, что тебе не нужно туда возвращаться.

Лила нахмурилась, мгновение помолчала, потом ответила серьезно:

— Да нет. Это привело еще к одному провалу.

Адам поднял голову и посмотрел на Лилу:

— Ты хочешь сказать, что не преуспела в бальных танцах?

— И в этом, и еще во многом-многом другом. Элизабет всегда была первой ученицей. Я была второй. Но это второе место казалось мне таким неуютным, что я намеренно стала спускаться ниже. Только чтобы мне хватило баллов перейти в следующий класс. Моя сестра была образцовой ученицей, любимицей всех учителей, поэтому я стала их проклятием. Что бы ни делала Элизабет, я старалась стать ее противоположностью.

— Ты настолько ее не любила?

— Я ее очень любила, восхищалась ею. Просто я очень рано поняла, что мне никогда не стать такой, как она, поэтому я решила стать полной ее противоположностью. Мне казалось, что иначе я просто стану невидимой в ее тени и меня никто никогда не заметит.

— Я серьезно сомневаюсь, что ты когда-нибудь могла остаться незамеченной, — возразил ей Адам уверенно.

— Перевернись. Ладно тебе, избавь меня от стонов. Ты можешь это сделать.

Кавано перевернулся, помогая себе руками. Он пересел с массажного стола в коляску, потом из коляски в кровать, и Лила лишь чуть-чуть ему помогла.

— Вот так. На сегодня мы закончили, — заметила она, когда Адам опустился на подушки. — Тебе что-нибудь нужно? Скажи, пока я не ушла.

— Да. Есть кое-что, что ты могла бы для меня сделать, — заявил ей Адам с хитрой улыбкой и озвучил свое пожелание.

Несмотря на собственный весьма острый язык и ядовитое остроумие, Лила покраснела.

— Я этого не делаю.

— Никогда?

— С пациентами никогда.

— А кто только сейчас интересовался, не нужно ли мне что-нибудь?

— Я имела в виду фруктовый сок, журнал, пульт дистанционного управления и так далее в этом роде.

— В таком случае, нет, спасибо, мне ничего не нужно.

— Хорошо, еще увидимся. — Лила повернулась, чтобы уйти.

— Ты торопишься? Собираешься куда-то?

— Хочу пройтись по магазинам.

— Зачем?

— Мне нужны кое-какие вещи.

— Что за вещи?

— Для личного пользования.

— Например?

— Как ты неделикатен! Все, я ухожу, до свидания. Время бежит быстро.

— Ты возьмешь фургон?

— Нет, ту машину, что я взяла напрокат.

— Возьми фургон, я поеду с тобой.

Лила покачала головой:

— Мне придется много раз останавливаться. Ты устанешь раньше, чем у меня появится желание вернуться назад.

— Нет, я не устану.

— Устанешь. И потом, после того как я куплю все необходимое, я собиралась немного поработать в центре реабилитации.

— А как же я?

— А что с тобой такое?

— Как долго тебя не будет?

— Не знаю, Адам. — Лила уже начала терять терпение. — И какое, собственно, это имеет значение? Мы же выполнили программу на сегодня.

— Я тебе сейчас объясню! — сердито рявкнул Кавано. — Я плачу тебе тысячу баксов в день, чтобы ты ухаживала за мной.

— Разве я не заслужила свободное время за хорошее поведение?

— Когда это ты хорошо себя вела?

— Все, я ухожу, — пропела Лила.

— Ты не можешь вот так взять и уйти, — остановил ее Адам. — Ты можешь мне понадобиться.

— Пит сделает для тебя все, что будет нужно. Чао.

— Лила!

— Ну что?! — Она снова повернулась к кровати. На ее лице отчетливо читалось нетерпение.

— Не убегай. — Кавано сменил тактику. Он больше не сердился, он умолял:

— Пит будет здесь, это верно, но он не станет сидеть рядом и разговаривать со мной.

— Мы с тобой проговорили все утро. Мне нечего тебе больше сказать.

— Мы поиграем в «Счастливый случай».

— Мы всегда ругаемся, когда играем.

— Тогда поиграем в покер.

— Это нечестно. Ты всегда выигрываешь.

— Тогда, может быть, в покер на раздевание?

— Это нечестно. В этом случае выиграю я. На тебе и так остались только плавки.

— Тогда разденься до плавок тоже, и мы начнем с одного уровня. — Лила мрачно посмотрела на него. Со смехом Адам сдался:

— Ладно, если покер со стриптизом не подходит, можем посмотреть фильм по видео.

— Мы их уже все посмотрели по два раза.

— Но не порнофильмы.

— Лично я — пас.

— Ты же не отличаешься излишней скромностью?

— Я не в настроении.

— Они тебя настроят на нужный лад, я обещаю.

Лила нетерпеливо переступила с ноги на ногу:

— Ты меня прекрасно понял.

Адам досадливо закусил губу:

— Ладно тебе, Лила, не убегай от меня, мне скучно.

— Но я же не массовик-затейник. До свидания, Адам, — твердо сказала Лила и вышла из комнаты раньше, чем Адам смог сказать хотя бы слово.

Останься она еще хоть на минуту, Адаму наверняка удалось бы уговорить ее. Последнее время Лила проводила в его комнате намного больше времени, чем требовалось. И, уходя, она каждый раз чувствовала, что ей становится все труднее оставить его.

— Как вода?

— Замечательная. Хочешь присоединиться?

— Нет, только не сегодня вечером.

Лила подтянулась на руках, села на бортик бассейна с подсветкой, где мягко плескалась голубоватая вода, и потянулась за большим пляжным полотенцем. Вытираясь, она чувствовала, как Адам ее разглядывает. Именно по этой причине девушка старалась плавать в бассейне только в те часы, когда он был в своей спальне.

Но этим вечером Кавано настоял на том, чтобы подольше посидеть на террасе после ужина. Луна ярко светилась высоко в небе. Ночь была великолепной. На бархатном темном небе сияли крупные звезды. Густой аромат цветов наполнял воздух. Громко стрекотали цикады. Лила медлила, тянула время как только могла, но потом желание нырнуть в прохладную воду пересилило. Она сбросила накидку и нырнула в бассейн.

— Есть что-нибудь интересное в почте? — спросила она, вытирая волосы краем полотенца.

— Пожалуй, нет. Просто писем слишком много. Мне никогда их не рассортировать. А уж о том, чтобы ответить на все, и думать нечего.

— Да, не так-то это легко — быть любимцем такого множества женщин. — Лила прищелкнула языком. — Почему ты всегда раскладываешь конверты в стопки? У тебя есть какой-то принцип?

Адам как раз разложил письма в три высокие стопки перед собой на столе во внутреннем дворике, вымощенном камнем и увитом зеленью с крупными лиловыми цветами.

— Я их делю на хорошие, плохие и мерзкие, — ответил он, указывая по очереди на каждую стопку.

Лила потянулась и со своего кресла достала письмо из кучки «мерзкие». Она поднесла конверт поближе к светильнику в виде горящего факела, установленного в самом центре клумбы с экзотическими цветами.

— Тед и Элизабет Рэндольф, — прочитала она обратный адрес на конверте.

— 0-па, они попали не в ту стопку.

— По-моему, ты не слишком внимательно сортируешь свою почту. — Не обращая никакого внимания на то, что письмо было адресовано Адаму, Лила поддела ногтем уголок конверта и распечатала его.

— Я просто не обратил внимания. Я следил за тем, как ты плаваешь. — Рука девушки замерла в воздухе. Она посмотрела на Адама. — Кстати, почему ты не плаваешь голышом?

— Кстати, почему бы тебе не вести себя прилично? — отчего-то смутившись, поинтересовалась Лила.

— Вид был бы чертовски привлекательный.

— Спасибо.

— Не за что. — Они долго молча смотрели друг на друга. Наконец, нарушая неловкое молчание, Адам кивком указал на забытый конверт в ее руке. — Что интересного пишут Рэндольфы?

Лила открыла конверт и достала листок бумаги. Она пробежала написанное глазами, хотя после последних слов Адама ей потребовалось время, чтобы вникнуть в то, что писала сестра.

— Они надеются, что ты хорошо себя чувствуешь и что я не слишком тебе докучаю. — Адам удивленно фыркнул. — Элизабет почему-то забыла поинтересоваться, как себя чувствую я. Спасибо тебе, дорогая Лиззи, — бормотнула Лила себе под нос. — Она пишет, что Мэган очень огорчена тем, что ее команда по футболу выбыла из городских соревнований.

— Бедная девочка. А как там поживает Мэтт?

— Так-так. Ему пришлось провести целый день в своей комнате за то, что он научил своего лучшего друга неприличному слову.

— Мальчик наверняка позаимствовал его из неподражаемого лексикона своей тетушки Лилы.

Она швырнула в него мокрым полотенцем.

— Мэтт мой друг. Он считает меня потрясающей.

— А как себя чувствует Элизабет?

Лила стала читать дальше.

— Пишет, что все просто замечательно. Ее головная боль — это Тед. «Чем ближе срок родов, тем абсурднее становится его поведение». О боже, ты только послушай! Он купил новые покрышки на обе их машины на тот случай, если по дороге в больницу спустит колесо. — Лила фыркнула. — Этот парень просто свихнулся из-за будущего ребенка.

Адам рассмеялся, но его голос прозвучал задумчиво:

— Все равно, это должно быть здорово.

— Что именно? — спросила Лила, пряча письмо в конверт.

— Сознавать, что ты создал новую человеческую жизнь. — Он повернулся к Лиле, его глаза подозрительно заблестели.

— Ах это! Что ж, вероятно, это приятное ощущение. Если это тебе нравится.

— Конечно, если это тебе нравится.

Они посидели молча некоторое время. Лила заговорила первой:

— Может быть, я смогу тебе помочь с этими письмами? Я бы вполне могла написать коротенькие ответы вместо тебя. Что-то вроде: «Благодарю за заботу, точка. Искренне ваш, запятая, Адам Кавано».

— У меня полно служащих, которые могут это сделать. Я скажу Питу, чтобы он свалил всю корреспонденцию в ящик и отправил ее в офис в Чикаго.

— Даже личные письма? — Лила пыталась намекнуть на бесчисленные послания, полученные Адамом от некоей Лукреции. Он их прочитал, но, насколько было известно Лиле, ответить пока не собрался.

— Я понимаю, что мне следовало бы написать самому, но… — Кавано глубоко вздохнул:

— Я чувствую себя как-то в стороне от всего. Понимаешь? — Лила торопливо кивнула, хотя не была уверена, что последует дальше.

— Я пропустил открытие нового отеля «Кавано» в Цюрихе на прошлой неделе. Если бы не этот несчастный случай, я был бы там, сам придумал бы церемонию, оттачивал детали, все проверял лично, сам бы убедился, что все идет по плану и расписанию. Только… — он снова замолчал и небрежно махнул рукой, — на самом деле я не считаю, что пропустил что-то очень важное.

— У тебя просто голова занята другим. Сейчас на чашу весов положено нечто большее, чем просто открытие очередного отеля. Несчастный случай изменил твое мировосприятие. У тебя изменилась система ценностей.

— Вероятно, так и есть. Или я просто устал. Когда мой отец умер и я стал сам вести дела, мне пришлось все время требовать больше, делать больше, работать больше.

— Подниматься все выше и выше.

— Да.

Лила знала историю Адама от Элизабет.

Адам Кавано унаследовал сеть посредственных мотелей от своего отца. Сразу после вступления завещания в силу он их продал. На вырученные деньги Кавано-младший выстроил первоклассный отель, который быстро стал приносить прибыль. Теперь его компания владела восемнадцатью гостиницами по всему миру, и везде отели «Кавано» славились своим безукоризненным обслуживанием и отличными условиями.

Разумеется, Адам начинал не с нуля. Он унаследовал приличные деньги от обоих своих родителей, и все-таки, несомненно, своим успехом он был обязан себе самому.

— Еще до несчастного случая мой образ жизни мне осточертел, — признался Адам своей собеседнице. — Звучит ужасно, правда?

— Пожалуй, — согласилась Лила с мягкой улыбкой. — Все завидуют тому, что ты имеешь.

— Я это понимаю. И не горжусь своей скукой. Вот только почему мне стало скучно?

— Ты достиг всего, чего хотел, больше некому было бросить тебе вызов. Поэтому ты сам выискивал сложные ситуации, как, например, это восхождение на гору.

Адам задумался.

— Мне теперь кажется, что с тех пор, как мы с Пьером и Алексом планировали это восхождение, прошла целая жизнь. Теперь мне даже трудно представить, как я мог во все это впутаться. Друзья пригласили меня провести месяц будущей весной у них на яхте в Средиземном море. Никогда раньше я не брал отпуск, но даже если бы я это сделал, перспектива больше не кажется мне привлекательной. Я чувствую себя чужим всему этому — богатым людям, быстроходным машинам, экзотическим блюдам, шикарным яхтам, первоклассным отелям, красивым женщинам… — Его тяжелый взгляд уперся в Лилу.

Она молча кивнула. Чуть помедлив, сказала с понимающей улыбкой:

— Это пройдет, Адам. Ты так себя чувствуешь, потому что все так и есть на самом деле. Когда ты встанешь на ноги, к тебе вернется твое привычное видение мира. А как только это случится, ты снова закружишься в его водовороте.

— Я в этом не уверен.

— Ну конечно, так и будет, — заверила его Лила. — Достижение все новых и новых целей у тебя в крови. Страсть к успеху заложена в твоих генах, это передалось тебе по наследству, как и черные глаза. Элизабет говорит, что у тебя столько энергии, что ей за тобой просто невозможно угнаться. Она говорит, что ты постоянно в движении. Все это к тебе вернется.

— Но я никогда не буду прежним. Я не имею в виду физически, — добавил он, заметив, что Лила хочет ему возразить. — Мои мысли о жизни, о людях никогда не станут прежними.

— Это правда, Адам, ты никогда не станешь прежним. Когда-нибудь в далеком будущем ты даже будешь рад, что с тобой такое случилось. — Лила встала, подошла к нему и откатила его инвалидную коляску от стола. — Скажу тебе честно, Кавано, — чуть более легкомысленно продолжала она, — вся эта философия меня порядком утомила. Почему бы нам не пожелать друг другу спокойной ночи?

— Я не устал.

— Не спорь со мной… Адам! Что ты делаешь?

С силой и ловкостью, изумившими Лилу, Адам протянул руку, схватил ее за запястье и притянул к себе. От неожиданности девушка неловко плюхнулась к нему на колени. Он обхватил ее руками, и Лила оказалась в ловушке.

— Что я делаю? — серьезно переспросил он. — А ты не догадываешься? Я собираюсь поставить на тебе мое клеймо.

От этих слов сердце у Лилы затрепетало, но она сурово посмотрела на Адама.

— Ты мог причинить себе боль. Такая импульсивность тебе не на пользу.

— Я действовал совершенно не импульсивно. Я думал об этом на протяжении нескольких дней.

— О чем это?

Адам поцеловал ее. Он умел целоваться. От Ориеллы Дэвенпорт до Лукреции фон Как-ее-там у него были обширные возможности для практики. Его губы прижались к ее губам, язык ласкал ее рот, но не проникал глубоко. Он двигался медленно, чувственно.

Отвечая на его голодные стоны, Лила вернула ему поцелуй. И тут же спохватилась. Она оторвалась от его жадного рта.

— Нет, Адам.

— Да. — Его ищущие губы коснулись ее шеи и двинулись ниже.

— Это не входит в систему занятий.

— Это входит в мою систему. — Его шепот только подогрел его самого, и Кавано быстрым движением расстегнул застежку ее купальника-бикини. Лифчик упал Лиле на колени. Адам наклонил голову, потерся щекой о ее полные груди, губами прошелся по глубокой ложбинке между ними.

Лила как-то странно всхлипнула. Этот звук мог означать и удовольствие, и сожаление, и чувство вины. Или сочетание всех трех чувств сразу.

— Адам, пожалуйста, остановись. Ты не понимаешь, что делаешь.

— Черта с два, я не понимаю! — Он легонько куснул ее грудь, потом прижался к этому месту губами.

— Ты хочешь меня только потому, что я оказалась рядом.

— Я просто-напросто хочу тебя.

— Потому что ты от меня зависишь.

— Потому что ты чертовски сексуальна.

— Ты целовал меня и раньше.

— Это был не поцелуй, а оскорбление.

— И так все и продолжается. Твои действия укладываются в схему. Сначала ярость, потом увлечение. Ты ошибочно принимаешь зависимость за желание.

— Желание я никогда ни с чем не спутаю, Лила. — Губы его произносили эти слова и одновременно касались ее соска, язык мягко прошелся по нему.

Лила застонала от наслаждения:

— Нет, не надо.

Адам не обратил никакого внимания на ее слабый протест и начал легко посасывать ее сосок.

— Ты такая сладкая, Лила, — бормотал он, лаская губами ее грудь. — Ты везде такая сладкая?

Пальцы Лилы скользнули в густую шевелюру Адама. Она собиралась оторвать его голову от себя. Но она так и не смогла на это решиться. Его теплый, влажный рот дарил ей наслаждение, которого она до сих пор никогда не испытывала. Огонь желания опалил ей грудь, она почувствовала прилив тепла, принесший ей сладкую и невыносимую боль.

— Мы совершаем огромную ошибку, Адам.

— Тогда почему ты меня не остановишь? — Он поднял голову и взглянул в ее встревоженные глаза.

— Не знаю, — прошептала Лила, в ее голосе слышались отчаяние и смущение. — Я просто не знаю.

Еще один поцелуй обжег ей губы.

— Потому что ты хочешь этого поцелуя так же сильно, как и я. И не лги мне. Я тебе не поверю.

Его губы снова завладели ее ртом, пальцы сомкнулись вокруг груди. Он мягко поглаживал ее, пока их языки боролись. Большие пальцы рук ласкали ее соски, еще влажные от его поцелуев.

Лила положила руки ему на плечи. На Адаме не было рубашки. Его кожа, знакомая ей даже на ощупь, была теплой и гладкой. Ей так хотелось обвить руками его шею и ощутить волосы на его груди своей обнаженной кожей, но она устояла перед этим искушением.

Лила как будто опьянела от страсти, но все-таки она отчетливо осознавала, что нарушает профессиональную этику, но так и не может понять, как это случилось и когда она потеряла контроль над ситуацией. Ей просто необходимо было вырваться из его рук.

Лила оттолкнула Адама и встала. Верх от купальника упал на узорчатые плитки террасы. Она наклонилась, чтобы поднять его, отвернулась и надела лифчик. Прежде чем снова повернуться к Адаму, Лила набросила свою пляжную накидку и плотно завернулась в нее, оставляя видимой лишь узкую полоску кожи.

Не говоря ни слова и с профессионализмом, на который только была способна, она встала за его коляской и толкнула ее вперед. В молчании они поднялись в его спальню, и Лила помогла Адаму перебраться в кровать. Как только Кавано устроился на подушках, она, наконец, набралась храбрости взглянуть ему в глаза.

— Меня тревожит то, что случилось.

— Тебя возбуждает то, что случилось.

Лила коротко вздохнула, прикрыла на мгновение глаза и покачала головой, отрицая очевидное.

— Мы должны об этом забыть.

— Я не позволю тебе даже попытаться.

— Мы сделаем вид, что ничего не случилось.

— Это невозможно.

— Такое больше никогда не повторится.

— Черта с два.

— Если это случится снова, я уйду.

— Врешь.

— Спокойной ночи.

— Сладких снов.

Лила вышла из спальни Адама и отправилась к себе. Ее чувства были в смятении. Лунный свет, льющийся в широкое окно, напоминал расплавленное серебро. Ее босые ноги утопали в ласкающем ворсе великолепного ковра. Она осторожно, словно боясь потревожить что-то хрупкое и драгоценное, что было заключено в ней самой, присела на самый краешек своей огромной кровати.

Лила смотрела вокруг и ничего не видела. Она подняла руку и коснулась пальцами губ. Они распухли. Девушка провела языком по нижней губе и почувствовала вкус Адама.

Веки ее опустились, и против своей воли она страстно застонала. Лила не могла поверить, что такое могло произойти. Нет, это неправда, это все несерьезно, это случилось не с ней. Еще несколько недель назад Лила Мэйсон могла бы поклясться самым дорогим, что у нее есть, что она никогда не влюбится в своего пациента. Это правило стояло под первым номером в кодексе ее профессионального поведения.

И вот она сидит тут в полном смятении, нервы натянуты до предела, и она ничего не может с этим поделать.

Никогда раньше с ней такого не случалось. Да, она свое получила. Далеко не одна шаловливая рука пыталась пробраться ей под юбку, пока она делала массаж. Многочисленные пациенты, думающие, что они в нее влюблены, старались не упустить своего, и все потому, что ее руки так часто прикасались к их телу. Лила хладнокровно отметала эти неосторожные прикосновения, не обращала на них внимания, считая издержками профессии, и мгновенно об этом забывала.

Но этого ей не забыть. Скорее всего никогда. И уж конечно, ей не избавиться от этих воспоминаний к завтрашнему дню. Ей так хотелось сделать вид, что ничего не было. Более того, ей хотелось забыть о собственных ощущениях. Но это произошло. Адам имел над ней власть. И отрицать это невозможно. Ее тело, ее грудь, ее губы не дадут ей забыть того, что случилось.

Лила расстегнула лифчик и посмотрела на свою грудь. Да, все случилось на самом деле, никакой игры воображения. Его заросшие за день щеки и подбородок оставили заметные следы на ее нежной коже. Соски все еще оставались розовыми, влажными, мягкими. Она осмелилась прикоснуться к себе.

И тут зазвонил телефон на ночном столике. Лила подпрыгнула, словно в нее выстрелили. Схватив трубку, она с трудом выговорила:

— Ну что еще? — И тут же опомнилась. — Я хотела сказать: алло? То есть это резиденция Кавано.

— Лила? Что случилось?

— А что случилось? Сейчас я тебе расскажу, что случилось, — капризно воскликнула она. — Ты меня разбудила, вот что случилось. Ты хоть представляешь, сколько у нас сейчас времени?

— Нет. А который час?

— Не знаю, черт побери. Уже поздно, и этого достаточно.

— Прости, пожалуйста. — В голосе Элизабет слышалось искреннее раскаяние. — Но я хотя бы звоню с добрыми вестями.

— Ребенок родился? — У Лилы немедленно изменилось настроение.

— Нет, пока нет. Доктор говорит, что осталось еще несколько недель.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как дирижабль.

— Я сообщу в ассоциацию воздухоплавания твою фамилию и телефон. Возможно, ты им пригодишься.

— Как Адам?

— Он… Он… гм… отлично. Да, отлично.

— Ему лучше, он окреп?

Лила громко сглотнула, вспомнив то, что упиралось в ее бедра, когда она сидела у него на коленях.

— Ну, гм, определенно он стал крепче.

— Вы еще там друг друга не поубивали?

— Не совсем. Но мы близки к этому.

— Вот поэтому я и звоню. Мы, наконец, нашли тебе замену.

Лила окаменела:

— Замену?

Повисла пауза. Потом Элизабет недоуменно переспросила:

— Я правильно набрала номер? Это моя сестра Лила Мэйсон, методист по лечебной физкультуре, работающая сейчас на магната гостиничного бизнеса Адама Кавано?

— Прости меня, Лиззи. — Лила потерла висок. — Я понимаю, что мои слова звучат глупо. Мы так давно с тобой об этом говорили. Я почти об этом забыла.

— Забыла?! — недоверчиво переспросила Элизабет. — Ты была так решительно настроена.

— Я была… То есть я и сейчас настроена решительно. — Лилу еще больше беспокоила собственная реакция. Ее совершенно не обрадовало известие о нашедшейся замене. Но вот об этом Элизабет точно не следовало знать, и она раздраженно поинтересовалась: — Почему ты так долго искала?

— Мы обратились за помощью к менеджеру той клиники, где ты работаешь, и она назвала нам несколько фамилий. Мы со всеми побеседовали, но я как-то не могла представить, что Адам с кем-то из них поладит. Но вот вчера мы говорили с мужчиной средних лет. У него отличные рекомендации. Мы с Тедом пришли к выводу, что этот человек отлично справится с работой. Он готов, хочет и может немедленно приехать. Если скажешь, он будет у вас завтра же.

— Понятно.

— Что-то я не слышу радости.

— Я рада, но… Ты сказала — мужчина средних лет?

— Ему за пятьдесят.

— Гм.

— Лила, что-нибудь не так?

— Нет, я просто плохо соображаю. Ты же меня разбудила, помнишь? Мне требуется время, чтобы все переварить.

Да, действительно, ей потребуется время, чтобы понять, почему она не прыгает от радости при известии о том, что появилась возможность завтра же покинуть дом Адама Кавано.

Во-первых, они с Адамом, кажется, уже привыкли друг к другу.

Во-вторых, они с Адамом широкими шагами двигаются к его полному выздоровлению.

И, в-третьих, они с Адамом только что обнимались в его инвалидной коляске.

Лила постаралась честно решить, какая именно из трех причин не позволяет ей оставить Адама именно сейчас. Это правда, что ей хочется увидеть, как он начнет ходить. Она хотела быть свидетельницей его первых шагов. Ей хотелось вместе с ним пережить победу над недугом. И она хотела еще раз его поцеловать.

Но этого не случится. Лила этого не допустит. Поступок Адама — это классический пример из учебника. Но то, что заставило ее поцеловать Адама, совершенно абсурдно, и поверить в это невозможно. Именно поэтому ей следует считать сегодняшний случай просто помутнением рассудка и сделать все, чтобы такое больше не повторялось.

Но если так, тогда просто глупо все бросать из-за одного недоразумения. Если Адаму придется привыкать к новому методисту, это может отбросить его назад. Хорошо ли это будет для пациента? Нет. А должно ли ее решение основываться на том, что лучше всего для пациента? Несомненно.

— Мне не нужна замена.

— Что? — Лила повторила свое заявление, на этот раз уже более уверенно.

И Элизабет взорвалась:

— Да ты понимаешь, сколько времени и сил мы с Тедом потратили, чтобы найти другого методиста?

— Я понимаю и прошу меня простить.

— Ты могла хотя бы сообщить нам, что передумала.

— До этой самой секунды я и сама об этом не подозревала. Честное слово, Лиззи. Прости меня. И извинись за меня перед Тедом.

Элизабет утомленно вздохнула:

— Все в порядке. Честно говоря, эти собеседования помогли мне скоротать время. Признаюсь, что мы с Тедом не проявили должного энтузиазма. Мы всегда считали, что ты самый лучший специалист. И мы оба рады, что Адам в твоих надежных и способных руках.

«Руки Адама тоже способны на многое, — некстати подумала Лила. — Вот только надежны ли они?» При одной только мысли о его ласках у нее повлажнели ладони.

— Ладно, Лиззи, если это все, то я отправляюсь обратно в постель.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты как-то странно разговариваешь.

— Со мной все отлично. Обними за меня ребятишек. И поцелуй моего красавчика-зятя. Пока. — Лила быстро повесила трубку и отдернула руку, словно телефон мог заподозрить ее в неискренности.

Но от своей совести ей не так легко было убежать. Укладываясь на прохладные простыни, она поздравила себя с тем, что поступает благородно, раз решает испить чашу до дна.

Но в глубине души она понимала, что ее мотивы сугубо эгоистичны и ничего общего с благородством не имеют.