Мужья и любовники

Глава I

Джордж и Джейд, Джейд и Джордж. Процветающие одинокие люди – типичные ньюйоркцы. Каждому удается жить максимально полной жизнью и на минимально возможном пространстве. Пожалуй, только кровати в обеих квартирах были достаточно велики для двоих. Все же двухэтажная квартира Джорджа была побольше, и теперь, когда Джейд согласилась жить вместе, ему не терпелось съехаться.

– Собирайся! – У него буквально голова закружилась от восторга. Своими отказами Джейд долго сводила его с ума, и вот, наконец, она полностью принадлежит ему. – Сегодня! Сейчас! Сию же минуту!

– Ты не думаешь, что лучше подождать, пока найдем квартиру? – улыбаясь, спросила Джейд. Она была польщена, взволнована, и все же настороженность не до конца оставила ее. К тому же она плохо представляла себе, как натолкать в одну квартиру вещи двоих людей.

– Черта с два! – Глаза у Джорджа светились радостью и лукавством. – Мне столько сил стоило уговорить тебя жить вместе, что я вовсе не собираюсь давать тебе время, чтобы передумать. Пока не найдем нового места, будем жить у меня, – повелительно заявил он. – Это же только на время.

Быть так страстно желанной – лестно, и Джейд, которая хотела жить вместе не меньше, чем Джордж, позволила ему уговорить себя отказаться от квартиры, сдать мебель на хранение и переехать на Шестьдесят вторую улицу. В первый же день она нашла новую уборщицу, новый магазин, новую булочную и новое отделение банка. Хуже было то, что на работу пешком она теперь ходить не могла, как не могла найти достаточно места в шкафу. У Джорджа был единственный шкаф – и тот забит его вещами; а ее платья пришлось развесить на вешалках в гостиной, что поначалу вызывало у них смех.

– Словно в выставочном зале, – заметила Джейд. Ей показался забавным резкий контраст ярких цветов ее гардероба со сдержанным стилем гостиной Джорджа.

– Выставочный зал? Ну уж нет, – проговорил Джордж, передвигая свое любимое кресло почти в центр комнаты, чтобы освободить место для вешалок, которых понадобилось гораздо больше, чем он предполагал. – Скорее «Мэйсиз».

– Только не «Мэйсиз», – шутливо погрозила пальцем Джейд. – «Савенн».

Они посмеялись над такого рода патриотизмом, и поскольку Джордж сказал, что квартиру нельзя считать своей, пока они не займутся любовью во всех комнатах, в первую же ночь они отдались этому занятию в спальне, гостиной и крохотной кухне, где пришлось заниматься любовью стоя. Теперь, когда Джордж добился, наконец, своей цели и переезд состоялся, можно было заняться поисками новой квартиры. Джордж считал, что проблем здесь не будет. Ему так же казалось само собой разумеющимся, что все хлопоты возьмет на себя Джейд.

– С маклерами иметь дело будешь ты, – сказал он. – Выбирай по своему вкусу – что тебе понравится, то и для меня хорошо.

Джейд буквально влюбилась в квартиру неподалеку от Сентрал-парка, в массивном здании довоенной постройки. В ней было пять комнат и большой холл. Из затемненной гостиной и просторной спальни открывался великолепный вид на парк. Остальные комнаты не представляли собой ничего особенного, но Нью-Йорку по части недвижимости, как и по части самой жизни, до совершенства было далеко.

– Тебе она наверняка понравится, – сказала Джейд, договариваясь с Джорджем, когда лучше посмотреть квартиру. – Там и места и света как раз на двоих.

– Ну что же, милая квартирка, – равнодушно сказал он, когда осмотр закончился. – Но я привык жить в доме, где помещается и моя контора. Мне бы чего-нибудь поближе к работе. Так хорошо, когда в кабинет к себе просто спускаешься по лестнице.

– Почему же ты раньше не сказал мне, что хочешь жить рядом с работой? – спросила Джейд, когда они вернулись домой. Она уже три недели прожила в его темной, маленькой квартире, пока маклер не нашел этот дом рядом с Сентрал-парком.

– Я думал, ты и так знаешь.

– Я не ясновидящая.

Винить его Джейд не могла, но ей хотелось, чтобы он предупреждал о своих вкусах заранее, избавляя ее от напрасной беготни по городу. Но это была их первая квартира, и она решила не затевать ссору. Поиски продолжались.

Поначалу казалось, что они были совершенно правы: жизнь под одной крышей это не обязательно брачная жизнь – скорее, интересное приключение. Джейд развлекалась, сочиняя обеды, в кухоньке, где даже духовки не было. Джордж обещал найти место для косметики в своем медицинском шкафчике, полностью забитом зубными щетками и пастой, бритвой, лезвиями, мыльным кремом, пластырем, аспирином и бутылочками с «Алка-Зельтцер».

Вдвоем они жили точно так же, как привыкли жить поодиночке. Когда они оказывались вместе, все выглядело очень романтично. Когда один уезжал, другой был предоставлен сам себе. Джейд привыкла к светской жизни и после переезда не изменила своим привычкам. Она ходила на премьеры, ужины, коктейли, презентации, которые были частью ее работы. Когда Джорджа не было, Джейд встречалась с друзьями, которых он недолюбливал, – посплетничать о событиях в мире моды. Джордж от этих разговоров всегда скучал. С другими мужчинами она не встречалась. Не из моральных соображений, не из пуританизма, а просто потому, что настолько была влюблена в Джорджа, что никто ей был не нужен. Джейд была просто недоступна.

Джордж, со своей стороны, скорее был домоседом. Когда Джейд уезжала, он, пообедав наскоро в ресторане «Джина» и обговорив дела с Уиллом, с удовольствием усаживался в кресло, читал газеты, слушал стерео, смотрел программу новостей. Он ходил на хоккейные матчи, к которым Джейд не испытывала никакого интереса, а потом за рюмкой вина в баре болтал с приятелями о спортивных новостях. Порой кто-нибудь предлагал подцепить девушку, манекенщицу или актрису – так, поразвлечься, – но Джордж всегда отказывался.

Приятно было, что такие предложения даже не соблазняли его. Этот зуд прошел, с облегчением думал он.

А когда они оба оказывались в городе, чудесно было проводить время под одной крышей.

– Слава Богу, не надо больше ездить на такси, – заявил Джордж с комическим вздохом облегчения. За время их романа он достаточно потратился на это удовольствие.

– Слава Богу, не надо больше мчаться утром домой переодеваться к работе, – Джейд вовсе не тосковала по тем временам, когда на рассвете приходилось торопливо накидывать одежду, выскакивать на улицу и ловить такси.

– И чего мы только ждали так долго, – сказал Джордж, тесно прижимаясь к ней. Завтра он будет в Чикаго, она – в Филадельфии. Пожалуй, до выходных они не увидятся. У него было ощущение свободы, у нее – защищенности. Он чувствовал себя уверенным, он хотел быть с нею вместе всегда.

– Мы просто боялись, – произнесла Джейд, улыбаясь в темноте.

Следующая квартира, которая приглянулась Джейд, была на Шестьдесят первой, между Лексингтон и Парк-авеню, недалеко от работы Джорджа. Кирпичное здание было увито плющом, сама квартира – большая и просторная, в классическом стиле. Маклеры такие любят. Стены в ванной были покрыты алым кафелем, а кухня, с рваным линолеумом и старомодным холодильником, была последним криком моды двадцатых годов. Но что отличало эту квартиру и что привлекло к ней внимание Джейд – так это красивая, вся в цветах терраса, которая начиналась сразу за застекленными дверями. Джейд казалось, что в этой квартире загадочная романтическая атмосфера, в какую попадаешь, оказываясь во Французском квартале Нового Орлеана.

– Она немного запущена, – предупредила она Джорджа, – но поскольку ты сказал, что так или иначе будешь все переделывать, вряд ли это имеет значение. Там полно места и полно романтики. Только представь себе, летом можно будет обедать на террасе.

Он сразу же возненавидел эту квартиру. Ее мрачность подавляла. Джордж едва ли не физически ощутил, как плющ и ветви деревьев обвиваются вокруг его шеи и начинают душить. Он постоял на пороге, держась за ручку двери, пока агент перечислял достоинства и недостатки квартиры. Главным образом, достоинства.

– Да это же помойка! – сказал он, когда они с Джейд остались одни. Джордж понять не мог, как это ей пришло в голову тащить его в эту мрачную пещеру. – С Лексингтон слышен шум автобусов. Не говоря уже о том, что вокруг «Блумингдейла» шьются торговцы наркотиками, пройти невозможно.

Джейд ничего не хотела слышать. Она уже представляла, как они набивают плетеную корзину всякой снедью и в августе устраивают на веранде нечто вроде пикника, а в воздухе разливается запах горящих поленьев.

– Да что тебе эти торговцы наркотиками у «Блумингдейла», – нетерпеливо сказала она и в шутку добавила – К тому же подумай только, утром я встаю, и до галантереи «Ракель» мне идти ровно две минуты.

Но Джордж не расположен был шутить.

– Джейд, забудь об этом, – коротко сказал он. Ему не терпелось уйти отсюда и вернуться домой. Только дом, как его внезапно озарило, уже не его дом. Быть может, Джейд была права, предлагая подождать, пока они не найдут квартиру? Но признаваться в этом он не хотел. Чувствуя, что злится все больше и больше, и стыдясь своей несдержанности, Джордж мучительно искал, что бы такое сказать:

– Не к лицу тебе жить в этой помойке, вот и все! Джейд сдалась, не желая портить отношения всякими пререканиями.

Маклер предложил еще две квартиры на выбор. Джейд поправилась и та, и другая. Но Джордж всякий раз находил недостатки. Одна из квартир была в Верхнем Ист-Сайде, на тридцать втором этаже. Высокие потолки, много света – редкое достоинство для Манхэттена. Джорджу квартира показалась безликой. «Банальщина», – заявил он, не желая даже обсуждать этот вариант. Другая квартира – новенькая, свежевыкрашенная, двухэтажная – привлекла Джейд своим видом. «Модерн в миланском стиле», – иронически фыркнул Джордж.

– Подыскать квартиру, которая понравилась бы художнику, то же самое, что покупать шоколад диабетику, – пожаловалась Джейд при встрече с Мэри Лу. – Немыслимо!

И все же она терпеливо выслушивала возражения Джорджа и продолжала названивать маклерам, которым все это уже начинало надоедать. Жилье в Манхэттене было на вес золота, и им не очень хотелось считаться со всякими капризами. Джейд понадобилось все ее обаяние, чтобы уговорить их связаться с ней, как только будут новые предложения.

Прошло полгода, чувство новизны притупилось, и Джейд стали раздражать всякие неудобства. Ей надоело готовить без духовки. Макароны и омлет, омлет и макароны, иногда – цыплята-соте, вот и вся их еда. Все это замечательно, но готовка на одиннадцати квадратных дюймах и мытье посуды в маленькой мойке превращали каждую трапезу в кошмарное испытание. Холостяцкая кухонька Джорджа, подумала Джейд, хороша для фотографий в журналах мод. Но вообще-то в ней можно лишь на бегу выпить чашку растворимого кофе.

Впрочем, не только кухня, но и вся квартира Джорджа начала действовать ей на нервы. Она стала понимать: нельзя было уезжать из своего дома, Ей не хватало кресла у окна, в котором она любила читать и просто сидеть; не хватало кухни, где можно печь, варить, жарить, когда есть настроение. Постоянная беготня из спальни в гостиную, чтобы переодеться, больше не увлекала необычностью. Трудно было без своего телефона, потому что ей часто надо было вести деловые переговоры в не рабочее время, до девяти и после пяти. Она стала раздражительной, и Джордж, судя по всему, тоже.

– Тебе что, обязательно держать эту чертову косметику в раковине! – недовольно крикнул он, в двадцатый, должно быть, раз вытаскивая оттуда палочку маскары. Джордж так и не сделал специального ящика, а гладкие, из нержавеющей стали, края раковины были такие узкие, что косметика постоянно соскальзывала вниз.

– А что мне прикажешь с нею делать? – в том же тоне откликнулась Джейд. – Держать на кончике носа?

Джордж не ответил. Он молча удалился вниз, к себе в кабинет, оставив ее одну дома. Этой ночью впервые, после того как съехались, они не занимались любовью.

Джейд продолжала перезваниваться с маклерами. На. Шестьдесят третьей, между Лексингтон и Третьей авеню, подвернулась квартира, которую Джордж назвал слишком дорогой железнодорожной будкой. А большая квартира на Парк-авеню показалась ему слишком темной. Все это, не уставал доказывать он, не годится для Джейд. При этом, повторяя эти слова вновь и вновь, и вновь уверяя в своей любви, и говоря, как замечательно, что она согласилась жить вместе, он постоянно был не в духе.

– Что с нами происходит? – спросила Джейд после очередной стычки, вызванной тем, что она оставила свои бумаги на кофейном столике. Ему нравилось, когда на нем ничего не лежало, ей тоже, – но другого места не было. У нее было беспомощное ощущение, будто все рушится: то, что раньше казалось едва ли не совершенством – превращалось в кошмар. – Ты стал другим. Мы оба стали другими.

– Это я во всем виноват, это во мне все дело, – сказал он, беря всю ответственность на себя. Ведь это он настаивал, чтобы они жили вместе, – настаивал, нажимал, едва ли не шантажировал, угрожал изменами. А теперь, когда они живут вместе, он испытывает разочарование. Он-то мечтал о любви, а не о спорах куда что положить. И уж менее всего он ожидал, что у него возникнет давящее чувство, будто в его гостиную вторглись чужие люди. – Меня все стало раздражать – контора, клиенты. Даже Уилл.

– А я? – спросила она, желая снять с него часть вины. – Я тоже тебя раздражаю?

Лгать ему не хотелось, и он ушел от прямого ответа:

– Я люблю тебя. Все дело в этой жизни, – ведь мы живем на голове друг у друга. И это раздражает.

– Может, мне стоит уехать? – сказала Джейд. Совместная жизнь явно не получалась. Надо уехать, пока не стало еще хуже. Нового душевного потрясения она вовсе не хотела. – Давай жить, как жили. Вместе, но порознь!

– Нет. Ни в коем случае! – мгновенно откликнулся он. Он хотел ее. Он обожал ее. Он слишком долго и трудно искал ее. Ему было так плохо без нее. – Скоро мы найдем что-нибудь подходящее, – сказал он, привлекая ее к себе и удерживая – лишь бы не ушла. – И тогда все будет хорошо.

Этой ночью они снова любили друг друга, а на следующее утро, когда Джордж улетал в Бостон, они поцеловались так страстно, будто расстаются навеки.

– Как только вернусь, – пообещал он, – все отставим, будем только искать квартиру. Из-за этого чертова шкафа я не намерен отказываться от лучшего, что есть у меня в жизни.

Он хотел Джейд; он хотел, чтобы все у них было хорошо. Он устал от случайных связей. Он устал гоняться за женщинами и работой, за счастьем и довольством. Но насмешка судьбы состояла в том, что он не выносил однообразия. Он жаждал иметь близкого человека, но панически боялся любых уз и поэтому постоянно находился в состоянии войны с самим собой. Выход из этой войны был один – ему нужна была новая женщина, о которой он мог мечтать и которой мог снова добиваться. На сей раз этой женщиной стала Кэрлис Арнольд.

Глава II

– К. А.? – спросил он, указывая на монограмму на се портфеле? – «Корьян Ассошиэйтс»? – Это была фирма по техническому дизайну, в которой когда-то ему предлагали работу.

– Нет, – ответила Кэрлис, улыбаясь, хотя все еще не могла прийти в себя после на редкость изматывающего дня.

На линиях «Янки Эйр» впервые случилась катастрофа. Самолет, направлявшийся из Провиденса в Бостон, попал во встречные потоки воздуха и совершил вынужденную посадку. Никто не пострадал, но во время расследования выяснилось, что у второго пилота в рукав была зашита ампула с кокаином. Специальное исследование он не проходил, а анализ крови не выявил наличия наркотиков. Кэрлис все сделала, чтобы новость не просочилась в прессу, но Ада, чего можно было ожидать, пришла в неистовство и немедленно уволила этого парня. Тот связался с профсоюзом летчиков, который пригрозил придать дело гласности, чего Кэрлис как раз и стремилась всячески избежать. Весь день она болталась между Адой, которая никак не могла побороть свой гнев, возмущенным пилотом и бюрократами из профсоюза. – Это мои инициалы. Кэрлис Арнольд.

Она вновь улыбнулась. Сосед был на редкость привлекателен – но по-иному, чем Кирк, который просто выделялся в толпе; в этом человеке чувствовался некий магнетизм, он был похож на кинозвезду – темные волосы, оливковая кожа, светлые, почти прозрачные глаза янтарного цвета и пушистые темные ресницы. Не просто привлекательный, вдруг сообразила Кэрлис, но красивый мужчина.

– Кэрлис Арнольд? – переспросил он, отмечая ее пронзительно-зеленые глаза: в них любой утонет. Карие, с золотистыми крапинками, глаза Джейд – другие, в них, напротив, мужчина видит себя самого. Иногда отражение льстит ему, иногда получается слишком точным. – Тогда не исключено, что мы знакомы, хотя и косвенно. Вы имеете какое-нибудь отношение к Кирку Арнольду?

– Я его жена, – она улыбнулась в третий раз. Улыбка была мягкая, смущенная, доброжелательная; Джейл улыбалась иначе – уверенно и призывно.

Джордж улыбнулся в ответ располагающей и, хоть Кэрлис этого и не знала, натренированной улыбкой. Он сказал, что знает ее мужа, они встречались, когда он начинал делать одну работу.

– В самом деле? – откликнулась она, чувствуя, как усталость чудесным образом проходит.

– Потом эту работу передали другой фирме – «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке», – продолжал Джордж, добавив, что речь шла об оформлении логотипа компании «Суперрайт», когда Кирк как раз начал заниматься ею, а он, Джордж, организовывал на паях с Ролли Леландом собственную фирму. – Впрочем, никаких обид на «ТОБ» не держу. В конце концов, я сам там когда-то работал.

Джордж сказал ей, что по профессии он дизайнер, а когда принесли белое вино и жареный миндаль, стал рассказывать забавные и не слишком лестные истории о самовлюбленных художниках и капризных клиентах, которые донимают разного рода предложениями, и кошмарных результатах соединения людей этих двух категорий.

Прислушиваясь, Кэрлис пыталась понять, отчего так много мужчин стараются выглядеть непривлекательно. По-видимому, они считают, что обаяние несовместимо с мужественностью. Кэрлис знала, что это не так. И ее сосед тоже, видимо, понимал это.

Когда самолет приземлился в Ла Гуардии, шел дождь. Даже не дождь – ливень. Сверху низвергались потоки воды, заливая дренажные трубы. Все тротуары были покрыты водой, небо застилала сплошная пелена, и хотя было только шесть часов, включили уличное освещение. Выйдя из здания аэровокзала, пассажиры устроили совершенно неприличную сцену, стараясь первыми попасть в те несколько такси, что стояли у входа. Двое пожилых людей в дорогих костюмах замахивались друг на друга портфелями.

Кэрлис остановилась, соображая, как же ей попасть домой. Кирк, конечно, предусмотрел бы такую возможность, лимузин стоял бы наготове. Привыкнув экономить деньги, Кэрлис никогда не заказывала машины, даже если клиент оплачивал ее. Стоя у входа в аэровокзал, чувствуя, как усталость вновь овладевает ею, Кэрлис подумала, что Кирк прав и эта экономия – один из ее капризов.

Джордж стоял неподалеку и видел, как она беспомощно оглядывается по сторонам. Поймав ее взгляд, он сочувственно покачал головой. В этот момент подъехала машина, заказанная им утром, и он окликнул Кэрлис, сопровождая слова приглашающим жестом.

– Садитесь, я вас подвезу.

Она с благодарностью скользнула в салон, сразу же сняв мокрые туфли.

– Какое блаженство, – сказала она и, еще раз поблагодарив, откинулась на спинку сиденья.

– Непривычное блаженство, – ответил он, следя за тем, как шофер пытается выбраться на нужную полосу.

– Непривычное?

– Я вызываю машину только потому, что это приводит в ярость моего клиента. – Он дал шоферу адрес Кэрлис. – Обычно-то я, как все, беру такси. Но ради Ады я вызываю лимузин – лишь бы позлить ее.

– Ада, вы сказали – Ада? Может, Ада Хатчисон? – зачастила Кэрлис, сообразив вдруг, что произошло двойное совпадение: Джордж едва не оказался на одной работе с Кирком, а теперь выясняется, что они работают с Адой. – Скряга Ада?

– Вот-вот, скряга Ада, – засмеялся Джордж. – Она самая, она, единственная… – Выяснилось, что Джордж реставрирует представительство «Янки Эйр» в Кембридже. В Бостон их привели одни и те же обстоятельства, связанные с Адой Хатчисон и «Янки Эйр».

Кэрлис громко рассмеялась, представив себе, как Аде приносят счет за лимузин. Ей удалось расширить представления о легендарной новоанглийской жадности. Именно поэтому, кстати, Кэрлис и не стала заказывать машину. Но этот человек явно знал, как надо обращаться с Адой. Они даже не заметили, как добрались до Манхэттена, рассказывая друг другу разные истории про Аду Хатчисон.

– Спасибо, что подбросили. – Уже выходя из машины, остановившейся у ее дома, Кэрлис сообразила, что не знает даже имени своего избавителя. – Если бы не вы, я все еще торчала бы в аэропорте. Как вас зовут?

– Джордж, – представился он. – Джордж Курас. Славный грек из Тарпон-Спрингса.

– Спасибо, Джордж, – она захлопнула дверцу, сразу же мысленно возвращаясь к обычным заботам жены. Дома ли Кирк? В каком он настроении? Как он решит – пообедать дома или пойти куда-нибудь? Ей хотелось только одного – рухнуть на кровать. Но после замужества Кэрлис приучила себя думать сначала о Кирке. При всех волнениях, которые они недавно пережили, Кэрлис. никогда не задумывалась о том, чтобы снова зажить одной.

– Я встретилась сегодня с одним человеком, с которым ты, возможно, был знаком по работе, – небрежно заметила Кэрлис, уже ложась спать. Его зовут Джордж Курас.

– Джордж Курас? – Кирк безразлично пожал плечами, пытаясь вспомнить. – Что же, весьма вероятно.

– Мы летели одним рейсом из Бостона, – продолжала она, сама не зная зачем. Ведь Кирку это явно неинтересно. Вообще-то с тех пор, как Кирк купил «Самоуч», его мало что интересовало, кроме стремительно расширяющегося дела. – Он подбросил меня домой.

– Очень мило с его стороны, – рассеянно сказал Кирк, целуя ее и выключая свет. Кирк не только быстро ходил и думал, он и засыпал быстро, чтобы утром пораньше проснуться и приступить к работе со свежими силами. – А то я боялся, что тебе не выбраться в такой дождь из аэропорта. Говорил же я тебе – вызывай машину, – сказал Кирк, снова возвращаясь к давнему спору.

– Ты прав, – ответила Кэрлис, впервые подумав, что впредь так и будет делать. Если она может позволить себе пофлиртовать с мужчиной вроде Джорджа Кураса, то лимузин ею явно заслужен. Мысль показалась ей любопытной.

Засыпая, Кэрлис подумала о Джордже Курасе. Интересно, а он лег один? В это что-то плохо верилось.

Джейд была в Палм-Спрингсе, на выставке кожаных изделий, так что, высадив Кэрлис, Джордж решил поужинать с Уиллом. Потом он прогулялся до дома, который был от ресторана всего в нескольких кварталах, посмотрел одиннадцатичасовые новости и лег спать. Он скучал по Джейд, по ее телу и жалел, что ее не было рядом. Тут его мысли обратились к Кэрлис. Интересно, они с мужем сегодня занимаются любовью? Неужели она в постели так же сдержанна, как и на публике? Вряд ли, краешек розовой комбинации, который он успел заметить, свидетельствовал об обратном.

Он почувствовал, как начинается эрекция. Так-так, милый, ты почти готов. Еще бы, живешь с потрясающей женщиной, а она от тебя сейчас за тысячу миль. Джордж улыбнулся. Пожалуй, братец, ты слишком стар, сказал он себе, чтобы становиться под холодный душ. Надо сказать Джейд. Когда же она, наконец, вернется, – никто так хорошо не реагирует на его чувственность.

– Что ты скажешь о собственном доме? – спросила Джейд два дня спустя, вернувшись из Палм-Сирингса, где, возбужденно рассказывала она Джорджу, одна женщина, жена владельца независимой нефтяной компании из Оклахомы, накупила в час одежды на шестьдесят пять тысяч. – Маклер сказал, что есть тут один, на Шестьдесят четвертой улице. Два этажа мы могли бы взять себе, а остальное сдавать.

– И стать домовладельцем? – Джордж был так напуган, будто ему предложили жить в пещере. Хоть бы Джейд оставила его в покое и прекратила на время разговоры о жилье. Он уже устал от ее постоянного давления. – Тебя же замучают жалобами, что воды горячей нет, мусор не выносят, охрана вышла из строя и так далее. Оставь это.

– Но других предложений нет, – Джейд уже совершенно выдохлась в бесплодных поисках жилья. Она больше не могла жить с Джорджем в этой тесноте, а он, лишь только речь заходила о новом жилье, становился совершенно невыносимым. – Каких только маклеров я не упрашивала.

– Не отчаивайся, – нетерпеливо сказал Джордж, мечтая, чтобы она оставила эту тему. – Что-нибудь подвернется.

Джейд уже начала сомневаться в этом, но, к ее удивлению, через три дня появилась новая возможность. Квартира была на Семьдесят седьмой улице, между Первой и Йорк-авеню. Джордж отправился на осмотр.

– Забудь, – сказал он Джейд. – Современная дешевка. Нам это не подходит.

– Интересно знать, что тебе подходит, – раздраженно спросила Джейд. – Тебе же ничего не нравится. Все тебе плохо. Все не годится. То далеко от работы, то еще что-нибудь. Я начинаю думать, что ты просто не хочешь никуда переезжать.

– Да нет же, хочу, – столь же раздраженно откликнулся Джордж. – Чья это идея была съехаться, разве не моя? Просто квартира должна быть подходящей.

Устав от этих пререканий, Джейд отступила, и они провели скучный вечер, читая кто Блейка, кто Алексиса.

Отправившись спать, Джордж лег на свою сторону и даже не попытался прикоснуться к Джейд. Он был явно недоволен, но Джейд не понимала чем – ведь это она взяла на себя все хлопоты по поиску приличного места, где жить. Впрочем, хорошо, что Джордж ее не трогает. Джейд была не в настроении заниматься любовью.

На следующий день Джордж Курас позвонил Кэрлис.

– Я снова был в Кембридже, – заговорил он, отметив разницу между ее приветливым «хелло» и холодным «покойной ночи» Джейд. – Ада попросила меня забросить пресс-релизы, которые вы посылали ей на прошлой неделе. В общем, все в порядке, у нее только несколько замечаний.

– А откуда она, собственно, знает, что мы знакомы? – спросила Кэрлис.

– Я сказал, что мы случайно встретились в самолете и всю дорогу проболтали о том, какая она скряга.

– Не может быть.

– Точно, – сказал Джордж, наслаждаясь ее изумлением. Черт, как хорошо говорить с женщиной, которая ни с чем к тебе не пристает. – Тут-то ей и пришло в голову, что меня можно использовать как курьера – почему бы не сэкономить на почте. Но ничего, заплатить ей все равно придется. Приглашаю на обед – за счет Ады.

– Ах, вот как, шампанское? – усмехнулась Кэрлис, когда она в пятницу встретилась с Джорджем. Выглядел он еще более эффектно, чем при первой встрече. Да, красив, ничего не скажешь, и при этом в нем угадывалась удивительная физическая сила. – С Адой случится припадок.

– Ничего, ей только полезно, – улыбнулся Джордж, вдыхая аромат духов, которые у Кэрлис были мягче, женственнее, чем у Джейд. Обед с интересной женщиной привел его в отличное настроение. Он улыбнулся ей.

– Итак, что будете есть? Вареную осетрину? Филе? – Дорогая еда требовала хорошего вина, и, поглядывая на лежащий на столе пакет, узаконивающий их встречу, они вернулись к сплетням об Аде Хатчисон. Однако же, когда подали сыр, Кэрлис успела выяснить, что Джордж Курас вместе с партнером успешно занимается дизайном, контора у него на Шестьдесят второй улице, специализируется фирма на оформлении коммерческих предприятий – галантерей, выставочных залов, контор, ресторанов и выполняет заказы по всей стране.

– Похоже, вы много путешествуете, вроде моего мужа, – сама не зная зачем, Кэрлис решила напомнить Джорджу, что она замужем.

– А что, Кирка часто не бывает дома? – спросил Джордж, и в его янтарных глазах мелькнула улыбка. Она вспыхнула, поняв вдруг, что в ее словах была двусмысленность и, возможно, намек, которого она вовсе не имела в виду. – И вам не одиноко?

– Нет, нет, – поспешно сказала она. – Для этого у меня слишком много дел. – Она обеспокоенно взглянула на часы. Этот разговор с его интимной подоплекой начал смущать ее. – Кстати, о делах. Мне пора на работу.

– Ну, конечно, – ответил Джордж, подумав, что ни разу еще к ней не прикоснулся. У нее была великолепная бархатная кожа. – На эту сумму Ада могла бы купить чуть ли не все почтовое ведомство.

Они рассмеялись, довольные своими играми.

В эту ночь Джордж ласкал Джейд особенно страстно, и она это заметила.

– Что такое? – насмешливо спросила Джейд. – Ты что, провинился в чем-нибудь передо мной?

– Да, – лукаво улыбнулся он, зная, что она будет ревновать к Кэрлис, как он в свое время ревновал к Стиву.

– Я знаю, что в последнее время стал совершенно невыносим, – уже серьезно продолжал Джордж. – Извини меня, ради Бога.

– Извинение принято, – сказала она, довольная, что не надо больше притворяться. – Ты и впрямь был невозможен. А в чем дело? Это из-за меня?

– Нет, – ответил он, не признавая того, что лукавит. – Просто дел слишком много, к тому же еще людей не хватает. Все ложится на меня.

– И еще эта квартира, – сказала Джейд. – Живем друг у друга на голове, – тут каждый сойдет с ума.

Они помирились, хотя ссоры или даже спора между ними не было, так, легкая напряженность. Джейд решила, что теперь у них жизнь наладится. Но на следующее утро все повторилось. Пройдя в ванную побриться, Джордж заметил, что на месте его крема стоит какой-то лосьон. Он выругался сквозь зубы и швырнул лосьон в корзину для мусора. Когда же, черт возьми, она перестанет загромождать своим барахлом всю ванную?

Но вышел он уже в добром расположении духа. В конце концов, он только вчера извинился за собственную раздражительность.

В тот вечер Джейд вернулась домой с полной сумкой прекрасной готовой еды из ресторана.

– Филе чуть недожаренное, как ты любишь. Картошка, цветная капуста, – говорила она, раскладывая еду по тарелкам. У нее был глаз художника, накрывала она на стол артистически, и от этого блюда казались еще более аппетитными. – И бургундское.

– Прекрасно! – Джордж вполне оценил и еду, и то, как она подана. Ему могла понравиться другая женщина, но Джейд все равно не могла ни с кем сравниться. – А какой повод?

– Мы! – заявила Джейд, довольная тем, что накрытый стол произвел на Джорджа должное впечатление, Джордж любил поесть, у него был хороший вкус, что как бы дополняло его чувственность, и Джейд это очень нравилось. И какой он молодец, что извинился. Это было так важно!

– За нас! – провозгласил он, радуясь, что подавил сегодня утром свое раздражение. – Право, я был невыносим в последнее время.

На десерт она купила немного «Шевре», его любимого сыра. Хлеб был от Давида, тоже его любимый.

– Чудесно, – сказал он, покончив с едой. – Лучше не бывает. Ну и сколько я тебе должен?

– Нисколько, – ответила она, складывая посуду в крохотную мойку. – Это подарок.

– Не пойдет, – решительно заявил он. – Мы же договорились – все расходы пополам. Я хочу заплатить свою долю.

– Ничего не выйдет, – улыбнувшись, она протянула ему кухонное полотенце. – Чему тебе предстоит научиться, так это умению принимать подарки. В конце концов, я тоже люблю их делать время от времени.

Это был намек на щедрость Джорджа, но он разозлился. Ему было неприятно, что она накупила такой дорогой снеди и не разрешает ему заплатить. Интересно, сколько она сейчас зарабатывает? Стив фантастически процветает, и у Джорджа было подозрение, что Джейд зарабатывает больше, чем он. Он помог ей вымыть тарелки и убрать их в шкаф, чувствуя себя подавленным ею.

Этой ночью они любили друг друга, но на сей раз, впервые, он кончил слишком быстро.

– Не похоже на тебя, – подсмеиваясь, сказала Джейд.

– О Боже! – взорвался Джордж, выпуская наружу раздражение, которое копилось в нем весь день. – Я ведь не машина. С каждым такое может случиться.

– А я ничего и не говорю, – Джейд была поражена его реакцией. – Где твое чувство юмора?

– Мне надо показать Аде некоторые образцы, – сказал Джордж на следующее утро Кэрлис по телефону. Он еще с вечера хотел позвонить ей, только повод не сразу нашелся. Джейд действовала ему на нервы, и разговор с Кэрлис мог успокоить его. – А вы вроде завтра летите к ней. Может, прихватите с собой?

– Разумеется, – ответила Кэрлис, не признаваясь самой себе, что рада предлогу снова увидеться с Джорджем, тем более что Кирк на целую неделю уехал в Чарлстон. Теперь Кэрлис знала, что преуспевающий муж – это одиночество. Одиночество – и никаких развлечений. Вся ее жизнь сводилась к работе и домашнему хозяйству, а когда она возвращалась домой, то вынуждена была выслушивать рассказы Кирка о его делах. Она не могла вспомнить, когда они в последний раз смеялись, ходили в кино, гуляли или просто отдыхали за чтением воскресных газет.

– Спасибо. Я заброшу их попозже. В половине шестого, хорошо?

Деловое свидание кончилось в «Уолдорфе», где они немного посидели в баре. Джордж вернулся домой в хорошем настроении, вчерашняя сцена была забыта и прощена.

Прошло немного времени, Кэрлис и Джордж стали шутить, что им надо заняться курьерской службой. Легкие игры, в которые они играли с капризной Адой, оставались их маленьким секретом. Курьерские обязанности прилежно выполнялись, а значит, продолжались совместные обеды и потихоньку налаживались отношения – отношения, в которых было что-то от дружбы, а что-то от флирта, который для Кэрлис был внове, а для Джорджа – хорошо знакомым состоянием.

Джордж не чувствовал себя виноватым оттого, что иногда обедает с Кэрлис или пропускает с ней рюмку-другую. Ведь это все, что было, – в чем же тут вина? Равным образом и Кэрлис не испытывала смущения, находя тысячи объяснений их встречам.

Что в самом деле плохого в том, что она обедает с Джорджем Курасом? Это обычная дружеская встреча, к тому же на людях. Разговаривают они, главным образом, о делах. В отношениях с Адой он незаменимый помощник, знает тысячу способов, как обращаться с ней, а главным образом, как вытягивать из нее деньги. И к тому же – кто знает? – может, когда-нибудь компании Джорджа понадобятся услуги ее фирмы, а если нет, возможно, он присоветует кого-нибудь – ведь Ада у него не единственный богатый клиент. Так почему же не пообедать с Джорджем Курасом? Ну а то, что он милый человек, – так это придает знакомству дополнительную приятность. К тому же, честно признавалась себе Кэрлис, весьма лестно, когда за тобой открыто ухаживает такой обворожительный, привлекательный мужчина. С одной стороны, это развлечение, а развлечений у Кэрлис давно уже не было. С другой – встречаясь с Джорджем, пользуешься всеми преимуществами любовной связи, ничем при этом не рискуя. Помимо всего прочего, женитьба меняет мужчину в том смысле, что он из любовника превращается в мужа. Теперь в этих делах Кэрлис имела большой опыт.

Муж спрашивает, не забыла ли ты взять из прачечной белье, а любовник – понравились ли тебе цветы, которые он послал. Муж часто бывает усталым и раздражительным; любовник всегда свеж и приветлив. Муж может быть небритым, любовник – никогда. Муж может не вспомнить про твой день рождения, любовник – никогда не забудет. Любовнику может понравиться твоя блузка, и он обязательно об этом скажет. Мужу может понравиться платье, но он и не подумает об этом сказать. Вот поэтому Кэрлис и нравились встречи с Джорджем – он был вроде любовника, но опасной близости она не чувствовала. И к тому же он был не свободен.

– Джейд и я – любовники и лучшие друзья, – такими словами он описал их взаимоотношения. Он не сказал только, что они живут вместе.

– Мы с Уиллом в среду устраиваем прием в честь Матти Робинсона, – как-то в апреле сказал Джордж, обращаясь к Джейд. – Это крупный строитель из Вашингтона. Сейчас он планирует организовать целую сеть галантерейных магазинов неподалеку от Стива, и мы бы хотели получить этот заказ. Может получиться большое дело. Думаю, твое присутствие не помешало бы.

– Я бы с удовольствием, – сказала Джейд. – Только мы со Стивом уезжаем в Филадельфию. Там, кажется, можно купить фабрику. Здешняя, в Нью-Йорке, никуда не годится.

– А нельзя перенести? – спросил Джордж. Через Матти Робинсона можно было завязать важные контакты. К тому же Джордж все еще не мог забыть, что заказ на оформление галантерейного магазина Стива в Джорджтауне был отдан другой фирме. Джордж хотел, чтобы компания «Курас – Голдберг» завоевала национальную известность, а этим она пока похвастать не могла.

– К сожалению, никак, – сказала Джейд. Джордж знал, как плохо идут дела на местной фабрике и как им важно заполучить новую. – Мы уже дважды отменяли эту встречу.

– Но ты мне нужна, – настаивал Джордж, думая, что одно из преимуществ неработающей жены, вроде Ины, заключается в том, что она свободно распоряжается своим временем и всегда под рукой.

– А ты нужен мне, – как эхо, откликнулась Джейд, – но я не могу снова отменять встречу. Может, в следующий раз?

В следующий раз, подумал Джордж, будет слишком поздно. Матти приезжает на этой неделе. Заявки он будет принимать на этой неделе. На черта нужна приятельница, спрашивал он себя, которая из-за своих коммерческих дел не может помочь заманить выгодного клиента?

– У нас в среду на работе вечеринка, – сказал Джордж на следующий день Кэрлис по телефону. Если Джейд уезжает, может, Кэрлис окажется в городе. И, может, Матти нужны специалисты по связям с общественностью. Крупным дельцам без этого не обойтись, а «Бэррон и Хайнз» пользуются высокой репутацией в своем деле. На Джейд свет клином не сошелся. – Приезжает один клиент из Вашингтона. У него огромная строительная компания в Мэриленде. Может, присоединитесь? Думаю, вам не мешает встретиться с ним, а ему с вами.

Джордж знал, как говорить с женщиной, чтобы она чувствовала себя хорошо, уверенно и свободно.

Разумеется, Кэрлис была польщена и приняла приглашение.

Шестьдесят вторая улица, между Второй и Третьей авеню, – один из самых красивых уголков в Нью-Йорке. Он больше напоминает Европу, чем Америку, ассоциируется скорее с Генри Джеймсом, чем с Норманом Мейлером; здесь находятся лучшие во всем Манхэттене квартиры. Одну из них, выкрашенную в цвет мягкой венецианской охры, занимала фирма «Курас – Голдберг». Пока Джордж представлял Кэрлис Уиллу, служащим фирмы, Матти Робинсону, который казался чернокожим с голосом, как у иерихонской трубы, она вдруг подумала, что, скорее всего, Джордж живет здесь же, на верхнем этаже. Между тем она могла бы поклясться, что Джордж никогда об этом не говорил.

– Вы когда-нибудь занимались недвижимостью? – загудел Матти. Седые волосы составляли резкий контраст с кожей цвета эбенового дерева. – А знакомые у вас есть в Конгрессе?

– Да, – Кэрлис чувствовала себя немного неловко, догадываясь, что квартира Джорджа находится в нескольких шагах отсюда. Она не думала, что так разнервничается, и собралась было уходить. Где, интересно, его приятельница, почему она не здесь? Может, он порвал с ней? И, может, – конечно, смешно с ее стороны так думать, но ничего поделать она с собой не могла, – этот разрыв как-нибудь связан с нею? – У нас в «Уотергейте» свое отделение, – вернулась она к разговору с магнатом из Вашингтона.

– Можно попросить у вас визитку? – Движения его были под стать голосу – резкие и грубые. Кэрлис протянула ему карточку.

В половине восьмого вечеринка закончилась, и Кэрлис пошла к выходу. Занятая поисками пальто, она забыла о своих страхах.

– Может, поужинаем? – неожиданно донесся до нее голос Джорджа. – Мы с Уиллом обычно ужинаем здесь, за углом, в «Джино».

Она не сомневалась, что скажет «нет», однако не вымолвила ни слова, чувствуя, что Джордж с Уиллом ждут ответа.

– Позвольте мне позвонить домой, – решила она выиграть время. Она не знала, что делать. С одной стороны, ей хотелось пойти поужинать с мужчиной, который был ей приятен. С другой – она не хотела играть с огнем, не хотела неприятностей. Она надеялась, что Кирк окажется дома и решение будет принято за нее. Но никто не подходил к телефону. Она набрала номер еще раз, и когда снова никто не ответил, Кэрлис смирилась с судьбой.

– С удовольствием, – сказала она, подчеркивая, что обращается разом и к Джорджу, и к Уиллу.

В «Джино» они заказали лангустов в соусе. В оживленной беседе они посмеялись над сексуальными символами, над тем, что теперь вместо Ричарда Гира и Мэла Гибсона повсюду лепят фотографии Бо, Фарри и Черилл. Они согласились, что сейчас все помешаны на Джоан Риверз вместо Джонни Карсона, а потом перешли к обсуждению воскресной телепередачи «60 минут». Кэрлис чувствовала себя необычно – легкое головокружение, полная безответственность и свобода. Вскоре Уилл взглянул на часы.

– Я еще успеваю на девять сорок пять, – он испытывал некоторую неловкость и к тому же торопился домой, Кэрлис ему понравилась, но нравилась и Джейд, а ее он знал гораздо лучше. Что это Джордж затеял? И зачем? Право, у него какая-то фатальная склонность обретать счастье, а затем разрушать его. Так было с Иной, так, судя по всему, будет и сейчас.

– Ну, так двигай, – усмехнулся Джордж. – А то Джуди тебе покажет. – Джуди была женой Уилла.

– Вам и вправду пора? – в легкой панике спросила Кэрлис. Уилл был как спасательный пояс – пока он здесь, волноваться не о чем. – Может, еще немного посидите?

Уилл покачал головой и поднялся.

– Пожалуй, устрою Джуди небольшой сюрприз. Кто знает? Может, я найду у нее в кровати кого-нибудь другого.

Все рассмеялись. Уилл попрощался и вышел.

– У него всегда жуткое настроение на следующий день после того, как Джуди набросится на него. А набрасывается она всегда, когда считает, что он возвращается домой слишком поздно, – пояснил Джордж, – и расхлебывать эту кашу приходится мне.

Кэрлис знала, что чувствуют жены, когда мужья задерживаются допоздна, но промолчала. О Кирке и его образе жизни она никогда и никому не скажет ничего дурного. Особенно Джорджу.

Джордж заплатил по счету, и они вышли на Лексингтон-авеню. На улице было тихо. За квартал отсюда сияли витрины «Блумингдейла».

– Я знаю, чего мне хочется, – мягко произнес Джордж, беря ее руку и поднося к губам. Она почувствовала на своих пальцах его теплое дыхание. – Я хочу, чтобы вы пошли ко мне.

– Нет! – резко сказала она, отдергивая руку. – Это невозможно!

Она повернулась и побежала вверх по Лексингтон, жалея, что все так получилось. Хоть бы поймать такси и поскорее уехать отсюда. Сердце у нее бешено колотилось, она стремилась убежать подальше – от него и от себя, потому что знала, как близка была к тому, чтобы сказать «да». Надо быть полной идиоткой, чтобы принять его приглашение. Нельзя быть такой наивной, хотя она сама поощряла его, и это ее вина, что он стал так откровенен. Только бы прийти домой раньше Кирка и успокоиться. «Идиотка! – говорила она себе, убегая все дальше. – Ведешь себя, как школьница».

Джордж смотрел ей вслед, не делая ни малейшей попытки догнать ее. Он знал, что это не конец. Отказ женщины – один из вариантов начала. Уж что-что, а это Джордж знал давно.

Первое, что бросилось Джорджу в глаза, когда он вернулся домой, были платья Джейд, развешанные в гостиной. О чем, интересно, он думал, приглашая Кэрлис к себе? Это же не случайная манекенщица или актриса, с которыми он частенько спал, когда был женат. Конечно, он хотел ее. Но почему? Зачем ему нужен кто-то еще, когда он совершенно без ума от Джейд? Не находя себе места, он лег в постель с почти забытым, но сейчас ожившим и весьма болезненным ощущением того, что сам себя не понимает.

Глава III

К концу недели Джейд нашла превосходную квартиру. Даже Джордж не нашел к чему придраться. Дом 22 по Шестьдесят пятой улице был в нескольких кварталах от фирмы «Курас – Голдберг». Пять комнат, просторные шкафы, круговая терраса, окна, выходящие на юг, восток и запад, и даже цена по масштабам Манхэттена не слишком большая.

Они подали заявку, и через неделю Джейд позвонила Джорджу на работу.

– Все в порядке, – радостно сообщила она. – В четверг подписываем контракт.

– Надо бы отметить это дело, – сказал Джордж, когда сделка была совершена. У него было ощущение человека, которого тащат в тюрьму, хотя от Джейд ему удалось это скрыть. По дороге домой из адвокатской конторы он зашел в магазин и купил бутылку шампанского, думая о том, как оттянуть момент переезда на новую квартиру. Если бы у него хватило мужества поломать все это! Совместная жизнь оказалась ошибкой – и это была его ошибка. Он понял, что находится в своей стихии, лишь добиваясь чего-то. Непонятно почему, но Джордж предпочитал, чтобы женщина все время повторяла «нет». Право, он чувствовал себя лучше, когда Джейд держала его на расстоянии.

– Ну что ж, теперь у нас достаточно места, ссориться больше не будем, – смеясь, заметила Джейд, когда они закончили обход квартиры. – Есть только один способ вступить во владение по-настоящему, – продолжала она, повторяя когда-то сказанные им слова. – Заняться любовью в каждой из комнат, начиная с этой. Прямо сейчас.

Она обняла его, он поцеловал ее, досадуя, что не сказал этого первый. Не спеша, словно нащупывая путь, он раздвинул языком ее ждущие губы. Он ласкал, гладил ее, постепенно спускаясь все ниже и ниже и возбуждая ее бережными и безошибочными прикосновениями. Но сам он оставался холоден. Украдкой, чтобы она не заметила, он нащупал член. Продолжая гладить и целовать ее, он снова сунул руку между ног. Все бесполезно.

– Я люблю тебя, – хрипло сказала она, уже готовая к любви.

– Я люблю тебя, – откликнулся он, с ужасом ощущая, что не может удовлетворить ее желание. И чем больше он хотел этого, тем упрямее тело сопротивлялось ему. Джордж извинился и вышел в ванную. Он начал мастурбировать, закрыв глаза и припоминая самые эротические моменты своей связи с Джейд. Он вспомнил страстное и в то же время отрешенное выражение Джейд, когда она кончала; вспомнил, как они впервые занимались любовью в Нантаккете; как любили друг друга на кухне стоя. Ничего не помогало. Он хотел ее, но был бессилен. Он ненавидел себя и свое тело и с мучительным стыдом переживал неудачу.

– Джордж? – окликнула Джейд из-за двери. – Что-нибудь не так?

Он с ненавистью посмотрел на себя в зеркало.

– Надеюсь, я еще не еду с ярмарки, – сказал он, открывая дверь. – Наверное, все дело в шампанском.

Она улыбнулась и потрепала его по волосам.

– Неважно. У нас еще вся жизнь впереди, чтобы заниматься любовью.

– Да нет, важно, – сказал Джордж. От ее слов ему стало только хуже. Она хотела его, а он ничего не мог сделать, и трудно сказать, что больше мучило его – собственное бессилие или ее требовательность. Он ненавидел себя – и ее тоже.

Джейд прильнула к нему и начала мягко поглаживать.

– Может, я попробую, – нежно сказала она.

Он знал, что Джейд хотела сделать как лучше, но ее прикосновения не помогали ему. Пока она просто гладила его, Джордж молча стоял, но когда опустилась на колени и взяла в рот, он резко отстранился.

– Оставь меня в покое! – повысил он голос почти до крика, поспешно натягивая брюки и поворачиваясь к ней спиной – униженный, разъяренный и измученный. – Ради Бога, оставь меня в покое.

Они оделись и вернулись домой к Джорджу. Он ничего не говорил, а когда они легли, постарался отодвинуться от Джейд как можно дальше. Что-то со мной происходит, подумал он. Но что же? Раньше ничего подобного не было. Джордж снова прикоснулся к члену. Он был таким же вялым. Тогда он отдернул руку, не желая вспоминать о своем позоре.

А может быть, это из-за Джейд! – внезапно подумал он. Может быть, все дело в том, что на него так действуют ее деньги, ее успех, ее настойчивое стремление найти новое жилье, чтобы заполучить его. Она любила говорить о независимости, о том, что она не похожа на тех женщин, которые хотят связать мужчину, но он ей уже не верил. Она такая же, как все, Начинают с того, что вешают свой халат у вас в шкафу, а потом вы обнаруживаете, что вся ванная забита косметикой, а платья висят в гостиной. Так что же удивительного, что он оказался бессилен. Ей следовало бы дать ему возможность проявить инициативу. Тогда все было бы в порядке. Ему нужна женщина, понимающая, что первый шаг должен сделать мужчина, женщина, которая его ценит, которой льстит его внимание, которая ему благодарна.

Он мало спал, но проснулся свежим и бодрым. Теперь он знал, что делать. Он встал раньше Джейд и спустился к себе в кабинет прихватить кое-какие бумаги. Выйдя на улицу, он поймал такси.

– Семьдесят девятая улица, одиннадцать, – сказал он водителю.

– Я к миссис Арнольд, – сказал Джордж привратнику. Под мышкой у него были свернутые рулоны чертежей. – Скажите, пожалуйста, что ее хочет видеть господин Курас.

Едва встретившись с Кэрлис в самолете, Джордж понял, что хочет эту женщину. Он не знал, когда они станут любовниками, но что станут – не сомневался. Единственно, что он не мог себе представить – так это то, что их сближению будет способствовать ее муж.

Было свежее мартовское утро. Кэрлис была еще в халате. Она занималась туалетом, когда в семь часов раздался звонок.

– Кто это? – крикнула она Кирку. Она ни с кем не договаривалась, не ожидала никаких посылок. Уборщица будет только завтра. Кэрлис торопилась. Она посмотрела на часы – как бы не опоздать к самолету в Бостон. Кирк, уже одетый и готовый к выходу, взял трубку.

– Это Джордж Курас, – хоть Кирк его так и не вспомнил, Кэрлис взяла за правило рассказывать мужу о встречах за обедом, упомянула она и про вечеринку, на которой познакомилась с возможным клиентом. Но Кирк не проявлял к этим разговорам никакого интереса, вероятно, из-за того, что в последнее время был сильно занят. – Он хочет передать Аде Хатчисон какие-то чертежи.

– Скажи, пусть оставит их у привратника, – Кэрлис была явно раздражена и обеспокоена. Какого дьявола понадобилось Джорджу в такую рань приходить к ней домой? Вспомнив его прикосновение и то, как она убегала, пробормотав в испуге «нет», она внутренне сжалась, руки ее задрожали, смазывая помаду.

– Я даже не одета. Я не могу с ним сейчас встретиться, – крикнула она Кирку, который был уже на пороге.

– Он уже идет, – заметил Кирк.

Хорош, ничего не скажешь, подумала Кэрлис. Я тут в ночном халате и рубашке, а он приглашает красивого мужчину в дом. Он что, не понимает, как может быть воспринято такое приглашение? Может, он вообще, кроме дел, ни о чем не думает? Или так уверен в ней?

– Он уже в лифте, – повторил Кирк и чмокнул ее в щеку. Как опытный муж, он не позволил себе размазать ей помаду. Кирк подхватил портфель и вышел, оставив ее наедине со своими фантазиями и пошатнувшейся уверенностью в себе.

Раздался звонок, и Кэрлис, не снимая цепочки, слегка приоткрыла дверь.

– К сожалению, ко мне нельзя, – сказала она вместо приветствия.

– Хорошо, – Джордж пожал плечами и улыбнулся, давая понять, что ничуть не обижен. Он протянул ей рулон через щель. – Мне только вчера вечером принесли фотокопии. Скажите Аде, что это окончательный вариант. Пусть действует.

– Хорошо, – взяв рулон, она стала закрывать дверь, а Джордж повернулся и пошел к лифту.

– Да, Кэрлис, – спохватился он.

– Да? – сухо и не скрывая раздражения откликнулась она и снова немного приоткрыла дверь.

– Доброе утро, – сказал он с улыбкой и, подмигнув ей, снова направился к лифту.

Кэрлис собиралась захлопнуть дверь, но вдруг, к собственному удивлению, поняла, что откидывает цепочку.

– Извините, – смущенно сказала она и улыбнулась. – Доброе утро. – Голос ее звучал весело. – Может, выпьете кофе? Он готов.

– А вы на самолет не опоздаете? Она взглянула на часы.

– У меня еще десять минут, – сказала она, пропуская его в квартиру. – Десять минут – и все.

Она пошла на кухню, Джордж последовал за ней. Кэрлис налила две чашки кофе и одну протянула ему. Слишком возбужденная, чтобы присесть, она оперлась о холодильник и принялась потягивать кофе.

– У вас руки дрожат, – мягко заметил Джордж. Он ласково взял ее пальцы и сжал их в ладони.

– Пет, Джордж, – крикнула она, отдергивая руку, словно ее обожгло. – Нет!

Он выпустил ее пальцы, чувствуя, как его охватывает желание.

– Извините, – сказал он. – Я никогда и ничего не сделаю против вашей воли.

Джордж заговорил об Аде и чертежах, стараясь встать так, чтобы она не заметила, как восстало его мужское естество. Кэрлис немного успокоилась.

– Еще кофе? – спросила она.

Он кивнул и, протягивая пустую чашку, случайно коснулся ее руки. Пропуская Кэрлис к плите, на которой стоял кофейник, Джордж слегка прижался к ее бедру. Она не отодвинулась, тогда он прижался еще сильнее. Затем нежно погладил ее по волосам.

– Нет! – снова воскликнула она. – Мы…

У Кэрлис больше не было сил противиться, и Джордж склонился над ней, страстно поцеловав в губы. Он притянул ее к себе сильнее, чувствуя, что она начинает откликаться. Руки ее обвились вокруг его шеи, и внезапно она перестала ему – и себе – сопротивляться. Джордж обнял ее, прижал к себе, ощущая тяжесть ее грудей и свой восставший член.

– Ты прекрасна, ты так прекрасна, – шептал Джордж, жадно целуя, гладя, лаская, стараясь возбудить, заставляя забыться. Он увлек ее в гостиную. Они упали на диван и яростно, словно изголодавшиеся, впились друг в друга.

Кэрлис привыкла к ласкам мужа, но она не забыла ощущения от объятий любовника. Она отдалась любовным признаниям, рукам, коже, запаху волос человека, хотевшего ее.

Он все шептал и шептал ее имя, так, словно на этом свете существовали только двое – она и он. Сдерживая себя, он доводил ее до оргазма – раз, другой, третий. Сначала ритм любовных движений был лихорадочен и прерывист, потом медленнее, медленнее… Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда ни на секунду, следя за тем, как меняется их выражение, наслаждаясь ее беспомощностью под его сильным телом. Он ласкал ее нежно, стараясь доставить ей наслаждение и дать понять, как он наслаждается ею, вновь и. вновь повторяя, как она прекрасна, как ему хорошо, как сильно он хочет ее.

– Экстаз, – шептал он. – О, Кэрлис, это настоящий экстаз. Скажи мне, что и ты тоже в экстазе. Пожалуйста, скажи.

– О, да, – прошептала она, тяжело дыша. Глаза ее были закрыты, истомленное удовлетворенным желанием тело обмякло, на лбу выступили капельки пота. – Да, да. Экстаз.

Вот это и стало ему наградой. Он заставил ее пережить момент счастья. Стало быть, беспокоиться не о чем.

– Ты пропустила свой рейс, – сказал Джордж, когда они уже приняли душ и оделись.

– Успею на десятичасовой, – ответила она, взглянув на часы, – если выйду через десять минут. – И тут же Кэрлис обеспокоенно добавила – Лучше бы тебе уйти первым. Привратник…

– Да нечего нам таиться, – заметил Джордж, – в конце концов, твой муж знает, что я здесь.

Кэрлис отвела глаза. Одно дело – самой сознавать, что Кирк невольно помог ее грехопадению, другое – делиться этой мыслью с любовником. На такое предательство она была не способна.

– Пошли, – сказала она. Ей захотелось как можно быстрее уйти из дома. Она подхватила портфель и заперла дверь.

Они спустились на лифте вместе и, будто ничего не произошло, попрощались на углу Семьдесят девятой улицы, где Кэрлис поймала такси, а Джордж двинулся в сторону Парк-авеню. Неожиданно ему захотелось пройтись до работы пешком.

Этой ночью, лежа рядом с Джейд, Джордж вспомнил утреннее приключение, и это воспоминание пробудило в нем желание. Он потянулся к Джейд и овладел ею. Объятия были страстными и продолжительными; истомленный, он откинулся, наконец, на подушку, испытывая огромное удовлетворение.

– Ну вот видишь, – сказала Джейд, отдышавшись. – Я же говорила тебе, что беспокоиться не о чем.

В тот вечер Кэрлис вернулась домой в четверть девятого. Кирк был уже дома, занятый, как обычно, телефонным разговором. Повесив трубку, он чмокнул ее в щеку.

– Ну, как прошел день? – механически спросил он.

– Как обычно. – Кэрлис даже не поняла, почувствовала ли она вину, увидев, что Кирк сидит на том же диване, где они с Джорджем занимались любовью. – А у тебя?

– Тоже как обычно. Может, во второй половине недели мне придется слетать в Чарлстон. Я тебе тогда скажу об этом.

Она кивнула и пошла в ванную. Сбросив одежду, она встала под душ, желая смыть прикосновения Джорджа, от которых все ее тело горело, пустила холодную воду, потом насухо вытерлась и, завернувшись в широкий халат, вернулась в гостиную.

– Куда пойдем – в «Тпасавери» или «Парму»? – Это были два ближайших ресторана, где они обыкновенно ужинали.

– А может, закажем на дом? – спросила Кэрлис. Мысль о том, что придется сидеть напротив мужа в людном месте, словно ничего не случилось, была нестерпимой. Надо побыть наедине. Она хотела забыть утреннюю встречу.

– Я едва держусь на ногах. А помимо всего прочего, хочется хоть один вечер провести наедине с собственным мужем.

– Да ну? – Кирк Арнольд предпочел бы каждый вечер ужинать где угодно, только не дома, домашние радости его не прельщали.

– Правда, правда. Куда позвоним – в китайский ресторан или в кулинарию? – Именно в этих двух местах они обычно заказывали еду на дом.

– В кулинарию, – и он снова погрузился в изучение финансовых отчетов.

Заказывая по телефону ростбиф с горчицей для себя, с русской приправой для Кирка и две бутылки пива «Хайнекен», Кэрлис вдруг поняла, что есть только один способ избавиться от впечатлений сегодняшнего утра. Не отрываясь от телефонной трубки, она вытянула ногу и стала поглаживать своей ступней его лодыжку, забираясь все выше под манжеты брюк.

– Ах ты, проказница, – улыбнулся Кирк.

– Это еще что! – сказала она, закончив разговор и подсаживаясь к нему поближе. Обняв мужа, Кэрлис прикусила зубами мочку уха, точь-в-точь как некогда делал сам Кирк.

– Ого! – произнес он, откладывая бумаги и поворачиваясь к ней. – И чем же я заслужил такое?

– Ш-ш, – разговаривать ей явно не хотелось. Кирк распахнул на ней халат.

Пока сандвичи теряли свою свежесть, а пиво становилось теплым, они занимались любовью на том же диване, что и Джордж с Кэрлис утром. Кэрлис подумала, что этот акт символически перечеркивает то, что случилось раньше. Разумеется, ничего подобного больше не повторится. Она приняла такое решение давным-давно, еще в такси по пути в аэропорт, сразу после расставания с Джорджем на углу Парк-авеню. Ни за что и никогда, поклялась она себе.

Кэрлис позвонила Джорджу и пригласила его выпить что-нибудь в баре отеля «Сейнт-Режис». Выбор был не случаен. Там нередко бывал Кирк. Она познакомит его с Джорджем. Все будет безопасно и невинно, и это положит конец бессмысленной, как она почти убедила себя, истории. Мужчины могут спать с женщинами без всяких душевных волнений. Точно так же, как и женщины с мужчинами.

Тот факт, что мужчинам и женщинам свойственны одни и те же чувства и устремления, что они обладают талантами, силой и слабостями, был осознан многими, в том числе и Кэрлис, еще в прошлом десятилетии.

Глава IV

НАСТОЯЩЕЕ И ПРОШЛОЕ

МАНХЭТТЕН – ТАРПОН-СПРИНГС – ТАМПА – МАЙАМИ – ВАШИНГТОН – МАНХЭТТЕН

Джордж был одним из тех мужчин, которые обожают женщин. Он обожал их походку и манеру говорить, прекрасный изгиб талии и покачивание бедер, мягкие тени, что отбрасывает грудь, блестящие шелковистые волосы, бархатную кожу. Но его притягивало к женщинам не только физическое влечение. Он не просто обожал их – они ему были интересны. Он предпочитал женскую компанию мужской, зная ранимость женщин, их потребность давать наслаждение и щедрость, с какой они откликаются на наслаждение. Мужчин он считал одномерными и слишком замкнутыми; в женщинах была органичность и открытость, но при этом – неизменная и неизбежная таинственность.

Джордж считал себя опытным любовником. Он знал, что первое любовное свидание с женщиной никогда не бывает лучшим. Любовь нуждается в терпении. Как только Кэрлис в понедельник утром позвонила ему и предложила встретиться, он сразу согласился. Услышав ее слова сожаления о том, что случилось в пятницу, он согласился с ней.

– Я хотела тебе сказать, – проговорила Кэрлис, отводя взгляд и нервно вертя на пальце обручальное кольцо, – что ничего подобного больше не повторится.

– Понятно, – сказал он, и это были не просто слова. – Ты замужем. Ты любишь Кирка и не хочешь причинять ему боль.

Она с облегчением кивнула.

– Спасибо, что понимаешь, – сказала она, чувствуя, как проходит напряжение. – Я считала, что должна сказать тебе это.

Кэрлис больше всего боялась сцены, взрыва негодования, потока обвинений. Было еще кое-что, о чем она хотела сказать Джорджу.

– Мне было бы жаль, если б ты подумал, что я… что у меня есть привычка встречаться… с другими мужчинами.

Он молчал, давая ей выговориться. Она говорила, что любит мужа, дорожит им; что сожалеет об «инциденте», надеется, что Джордж не будет теперь думать о ней хуже и что она не причиняет ему боли. Отчасти это была прежняя Кэрлис, которая хотела всем нравиться и которая не любила говорить «нет». Выслушав ее до конца, Джордж просто сказал:

– Да, Кэрлис, я все понимаю. Честное слово.

Он расплатился, вывел ее на улицу и посадил в такси.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь, довольная тем, что все так хорошо получилось. Даже не верится – он был мил, участлив и все-все понимал.

Проводив взглядом такси, он повернул за угол, на Шестьдесят пятую улицу, где у него было назначено свидание с Джейд. Что касается первого раза, у него была еще одна теория: он никогда не бывает последним.

Джордж, третий из шести детей, всегда отличался от братьев и сестер. Он всегда ладил и с девушками, и с парнями. Был хорошим студентом и хорошим спортсменом. У него была склонность к искусству, особенно к дизайну, хотя в районе, где он рос, люди привыкли к тяжелому физическому труду, об искусстве здесь не говорили, а слова «дизайн» вообще не знали. Он был папенькиным сынком – они вместе ходили на рыбалку и частенько сиживали в компании ловцов губок, которые и основали в Тарпон-Спрингсе, на западном побережье Флориды, процветающую греческую общину. Джордж был и маменькиным сынком – еще в девятилетнем возрасте он придумал и осуществил план переделки семейной гостиной, после чего материнский дом стал предметом зависти ее друзей. Он не остался безучастным к тайным вздохам матери – отец не был образцом супружеской верности и частенько поглядывал на девушек. Джордж казался своим в мужской компании, когда братья рассказывали ему о своих любовных победах, и в женской, когда выражал сочувствие сестрам, которые жаловались на то, что мальчикам «нужно только одно». Он хорошо знал, что такое одинокие субботние вечера – и с точки зрения молодого человека, и с точки зрения девушки.

Джордж подходил всем, но себя ничем не связывал. Он ясно отдавал себе отчет в том, что люди видят его иначе, чем он сам. Многим он казался приятным и непосредственным молодым человеком; сам он ощущал себя неудачником, а некоторые считали его чужаком, причем чужаком подозрительным. Впервые он ощутил себя таким в четырехлетнем возрасте, когда отец повел его в парикмахерскую на улицу Аристотеля.

– Как насчет того, чтобы расстаться с этими чудесными локонами? – спросил цирюльник.

Джордж пожал плечами. Он не знал, что сказать. Немного жаль. И немного страшно, хоть сам он этого не осознавал.

Прошли годы, а он все еще помнил холодное прикосновение электрической машинки, видел, как темные шелковистые локоны падали на белый кафельный пол парикмахерской. Он все еще видел розоватый череп, проглядывавший сквозь тонкий слой темных волос, когда парикмахер дал ему посмотреться в ручное зеркало, а рука его до сих пор хранила ощущение коротко остриженных волос. Но острее всего помнилось, каким голеньким и беззащитным он тогда себя ощущал.

– Ник! Что ты с ним сделал! – воскликнула мать, когда они с отцом вернулись домой. – Где его чудесные волосы? – Локоны Джорджа были предметом особой материнской гордости, хоть Джордж всегда инстинктивно съеживался, когда она начинала их поглаживать и завивать, добиваясь особенной красоты и блеска. Ей нравилось, когда люди останавливали их на улице, чтобы сказать, какой у нее чудесный ребенок.

– Мы их состригли, – воинственно заявил Ник, зная, что Артемис выйдет из себя. – А чего бы ты хотела? Чтобы он рос маменькиным сынком?

Разговоры о его красоте, которые так льстили самолюбию Артемис, смущали Джорджа с тех пор, как он себя помнил. Он хотел выглядеть мужественным, как другие ребята. Его героями были мрачный, задумчивый Джеймс Дин и нечесаный битник Джек Керуак, бунтарь и художник. Собственный облик казался ему проклятием, и чего бы он только не дал, чтобы избавиться от него. Он был рад тому, что его так уродливо подстригли, и с тех пор много лет нарочно укорачивал волосы таким образом, чтобы были видны уши. Первый настоящий случай освободиться от своего комплекса выпал ему в восьмилетнем возрасте, когда Майк Папагианнис, сын владельца булочной, обозвал его по пути из школы девчонкой.

– Сам девчонка! – выкрикнул Джордж, сбросил ранец с книгами и врезал как следует своему обидчику. – Сейчас я из тебя всю душу вытрясу!

Майк тоже отшвырнул портфель и ответил ударом на удар. Он был на двадцать пять фунтов тяжелее Джорджа, и тот едва устоял на ногах.

– Ах ты, подонок! – Джордж сделал выпад и попал Майку в скулу. Тот рванул Джорджа левой рукой за рубаху и принялся колотить. Джордж упал, Майк несколько раз ударил его ногой в лицо. Джордж пытался сопротивляться, но силы были неравные. Царапина на щеке сильно саднила, и на глазах у Джорджа невольно выступили слезы.

– Плакса! – завопил Майк. – Вот уж точно, как девчонка.

– Ну, давай же, давай, – крикнул Джордж, – бей еще! – Он хотел, чтобы его избили, он хотел быть, как все. Он хотел вернуться домой с разбитым лицом, так, чтобы все видели, что он настоящий мужчина. – Мне не больно.

Майк снова ударил его, и под сыплющимися на него ударами Джордж подумал, что у него, наверное, сломан нос и теперь он не будет уже таким красивым. Майк остановился. Он решил, что одержал легкую победу. А Джордж подумал, что, может, теперь его оставят в покое и перестанут мучить, называя красавчиком. На протяжении ближайших трех лет он с огромной охотой ввязывался в драки. Артемис не могла понять, отчего это ее красивый малыш превращается в настоящего гангстера.

– Он становится мужчиной, – говорил Ник. – Оставь его в покое.

О сексе Джордж думал не больше и не меньше своих сверстников. Геркулес Мелетиу, живший по соседству, первым потерял девственность.

– Я ездил в Тампу, – хвастал он Джорджу и другим. – К стильной девчонке. Отодрал ее на славу. Ее зовут Терри, она прямо писаная красавица, даже позволила ощупать себя всю перед тем, как начать.

Опыт, признался Герк, стоил двадцать долларов. Как только накопит очередную двадцатку, снова поедет в Тампу. В следующий раз он отправился туда не один. С ним было еще четверо ребят из округи, в том числе и Джордж.

Они постучали в дверь квартиры Терри.

– Придется по очереди, – сказала она, глядя на них усталыми карими глазами. – Не все сразу. Ты первый, – обратилась она к Джорджу.

Вспыхнув, Джордж последовал за ней в спальню, обитую розовыми обоями и освещенную лампой с розовым абажуром. Ему не терпелось. Член стоял, как древко. Он всякий раз поднимался, стоило Джорджу только подумать о сексе, а иногда и думать не надо было. Эрекция происходила самопроизвольно.

– Двадцатка, – сказала Терри, закрывая дверь. Джордж протянул деньги и стал снимать рубашку.

– Эй, – крикнула она предупреждающе. – Ты что, думаешь, это тебе ухаживание и все такое? Давай расстегивай штаны, и довольно.

Джордж подчинился, застегнул рубаху, а Терри сняла комбинацию и легла в постель.

– Ладно, – сказала она, – давай.

Джордж лег рядом с ней. Ему не терпелось приняться за дело, но сначала хотелось хоть как-то сблизиться с ней. Ему нужен был красивый и романтичный секс, а не просто холодное безличное соитие.

– А почему я? – спросил он, стараясь завязать разговор. – Почему ты выбрала меня первым?

– Понятно почему. Ты же красавчик. Если уж придется трахаться с пятью молодыми кобелями, почему бы не начать с самого красивого? Да, парень, будь у меня твоя физия, я бы стала кинозвездой, а не шлюшкой за двадцать долларов. Да, ты настоящий красавчик. Тебе говорили об этом?

– Да, – ответил Джордж, довольный тем, что она разговорилась. Интересно, могут они влюбиться друг в друга? И тут внезапно он с ужасом почувствовал, что стоило ей сказать «красавчик», как член его начал опадать. – Но мне это не нравится.

– Милый, – сказала она, и в голосе ее, несмотря на то что было ей всего двадцать три, прозвучала усталая мудрость. – Наплюй на все. Если бы я не занималась этим для заработка, то с тобой занялась бы ради удовольствия. Ты красавчик. Ты просто потрясный малый. Ну ладно, поехали.

Она притянула его к себе и тут же обнаружила, что у него не стоит.

– Эй, в чем дело? У тебя что-нибудь не так?

Она вытолкала Джорджа из комнаты и указала на Херка.

– Эй, ты, твоя очередь. – Она вгляделась в Херка. – А, тебя я помню. По крайней мере, прибор у тебя работает нормально. Не то что у этого гомика.

Джордж никогда не забыл то чувство растерянности и стыда, что пережил тогда. И хоть он вновь и вновь возвращался в Тампу, и с Терри встречался, и все у него всегда было в порядке, прогнать воспоминание о том постыдном случае, о том унижении, что он испытал, так и не удавалось. Оно время от времени напоминало о себе, хотя по окончании университета о Терри он совершенно забыл и прославился среди приятелей тем, что соблазнил всех девиц, которые того стоили.

Джордж был студентом университета Майами, а по выходным подрабатывал гидом в Мэриленде. Здесь, как и в университете, легко знакомился с девушками.

– Специализировался я на дизайне, а факультативно занимался девушками, – любил говорить Джордж, а затем, в зависимости от того, к кому обращался, иногда добавлял:

– На самом-то деле все было наоборот.

Джордж говорил чистую правду. О чем он умалчивал, так это о том, что им двигало.

Майами – это прежде всего школа социальных разграничений. Они были четко выражены в системе студенческих клубов, которая не менялась с двадцатых годов. Красавчики и красавицы, богатые отпрыски богатых родителей, всеобщие любимчики – все они входили в наиболее престижные клубы. Жизнь о них позаботилась: место в компании отца и все остальное: клубы, адреса, женитьбы и замужества, дети. Это золотая молодежь, они задавали тон в университете, они сидели за рулем дорогих автомашин и вообще имели решающий голос во всем.

Джордж, по наивности считавший, что привлекательная внешность, хорошие оценки и ведущее положение в теннисной команде служат пропуском повсюду, подал заявление в «Сигма Дельту», самый престижный клуб. Когда голосование состоялось, ему сказали, что он и близко не подошел к заветной черте. Джордж ушам своим не поверил. Впервые с тех пор, как он оплошал с проституткой в грязном захудалом квартале Тампы, он чего-то сильно захотел – и не получил. Он был так же внутренне потрясен и публично унижен, как в тот день, когда Терри вытолкала его из своей розовой спальни.

– Но почему? – спросил он Сэнди Треснора, который входил в состав жюри. Сэнди был в одной теннисной команде с Джорджем, и они нередко ходили вместе на свидания. Джордж не сомневался, что Сэнди голосовал за него. – Я что-нибудь не так сделал?

– Да ничего ты не сделал, – ответил Сэнди. У него были светлые волосы, а загар такой сильный, что даже брови выгорели. – Просто этим парням не нужен грек, у которого старик работает в столовке.

– У отца ресторан, – возразил Джордж, столь же чувствительный к социальному положению, сколь и Сэнди. – К тому же он мэр Тарпон-Спрингса.

– Большое дело, – сказал Сэнди. – Для них ты просто какой-то грек.

Джордж буквально онемел. Прежде он не сталкивался с расовыми предрассудками. В Тарпон-Спрингсе почти все были греками, и никто этого не скрывал. Наоборот, быть греком было почетно. Тысячи лет назад греки создали искусство, архитектуру, философию, мифологию, религию, не утратившие своего значения и сейчас.

– Ради всего святого, Сэнди, какое название носит этот чертов клуб? – в ярости бросил Джордж. – Это же буквы греческого алфавита!

Сэнди пожал плечами:

– Очень жаль, Джордж. Но я тут ни при чем. Я голосовал «за», однако другие тебя не захотели.

Потрясенный, Джордж понял, что сделать ничего нельзя – происхождения не изменишь. Он мог сделаться блондином, но сделаться негреком он не мог. Он чувствовал себя отвергнутым и покинутым, униженным и оскорбленным. Катитесь вы к черту со своим вшивым клубом, хотел крикнуть Джордж; вместо этого он спокойно повернулся и пошел к Лефти, в ближайшую забегаловку, решив как следует напиться. Завтра подумает, что делать.

Он заканчивал вторую кружку пива, когда появились Сэнди и его подружка Лоис Дункан.

– Привет, Джордж, – Сэнди широко улыбнулся. – Можно присесть?

Джордж кивнул.

– Слушай, – сказал Сэнди, заказывая пиво. – Ты ведь в прошлом семестре занимался американской литературой, верно?

Джордж вновь кивнул, остро ощущая присутствие Лоис. У нее были светлые волосы и голубые глаза. Она водила белый «форд». Он припомнил, что видел ее после соревнований по плаванию, когда Лоис приветствовала публику. Под светлым купальным халатом отчетливо проступала грудь. От одного взгляда на нее возникало желание.

– И тебе приходилось писать на эту дурацкую тему. «Фицджеральд и богатые»? – спросил Сэнди. Тембр голоса у него был высокий, и говорил он, запинаясь и подыскивая слова. Интеллект явно не был самой сильной его стороной. Иное дело – деньги отца и социальное положение матери.

Джордж снова кивнул, подумав, что неплохо бы трахнуть Лоис. Это будет Сэнди хорошим уроком. Пусть и он почувствует себя отвергнутым. Лучше всего отодрать ее на столе прямо у Сэнди на глазах.

– Дай мне, пожалуйста, экземпляр, ладно? – продолжал тянуть Сэнди, совершенно не обращая внимания на то, что Джордж и Лоис обменялись взглядами, после чего девушка непроизвольно облизнула губы.

– А то я так замотался в последнее время, что просто не успел заняться этим. Профессор Хейлз такой старый хрыч, он не сообразил, что это старая работа. Я просто сдам ему ее под своим именем. Ну, как? – Сэнди и в голову не приходило, что Джордж под столом жмет Лоис коленку.

– А как насчет того, чтобы написать самому? – Джордж бросил на стол деньги за выпитое и повернулся к Лоис:

– Хочешь остаться здесь с этим остолопом или пойдешь со мной? Я знаю местечко на пляже, где можно потанцевать.

Джордж начал ухаживать за Лоис и отбил ее у Сэнди. А затем члены клуба «Сигма Дельта», один за другим, с изумлением стали обнаруживать, что их «избранницы» стали возвращать им клубные значки, субботние вечера им приходилось проводить в одиночку, а девушки, которые принадлежали им по праву, стали куда-то исчезать. Так Джордж сделал для себя открытие, что через женщин можно добиться своего. Высокомерные вожаки «Сигмы Дельты», которые прежде отвергали его, теперь вынуждены были с ним считаться.

Белозубый, черноглазый, с волевыми чертами лица, Джордж приобрел репутацию покорителя женских сердец. Но он не был просто безжалостным соблазнителем, в любовь он вкладывал душу. Может, потому, что у него были сестры, или потому, что от природы он был наделен добрым сердцем, или, наконец, потому, что с детства ощущал себя неудачником, но так или иначе он не просто спал со своими однокашницами, он любил их. Ему нравилось в них многое – как они смеются, плачут, думают, сидят, танцуют, добиваются, чего хотят; ему нравилась их интонация и способность вдруг рвать отношения, тайна, их окружавшая, их внутренняя похожесть и вместе с тем неповторимая индивидуальность. И их было так много! Невысокие и субтильные; высокорослые и мускулистые; брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие; они различались на запах и на вкус, прикосновения их были различны, и манера любить – тоже. В начале шестидесятых сексуальная революция только начиналась, и Джордж был одним из первых ее бенефициантов. Самозабвенно погружаясь в сексуальные приключения, он стал университетской знаменитостью по этой части.

Его называли Уоррен в честь Уоррена Битти. А девушка, избранная королевой на местном конкурсе красоты, заявила, что за ним стоит и еще один Джордж – Джордж Хэмилтон, чего он не стал отрицать.

Он добился своего – отомстил. Но полного удовлетворения не было, ибо каждая новая победа взывала к следующей.

Окончив колледж, Джордж получил работу в архитектурной фирме Майами, где у него был роман с дочерью одного из владельцев. Оттуда он отправился в Вашингтон, получив место в обществе по охране исторических памятников. Тут у него завязался роман с дочерью влиятельного сенатора с Запада; далее он связался – что выдавало в нем тайного бунтаря – с самой авангардистской архитектурной фирмой, которая проектировала и строила загородные дома для богачей. Дома были пятиугольной формы, с овальными окнами и выкрашены во все цвета радужного спектра. Хотя предполагалось, что Джордж будет лишь вносить некоторые улучшения в уже существующие проекты, Джорджу удалось найти новые оттенки в цветовом диапазоне, к которому привыкли его хозяева: фисташковый, лимонный, коралловый. Когда роман Джорджа с женой хозяина стал принимать серьезный характер, на них с мужем снизошло религиозное озарение, и, оставив дома, проекты, переговоры на середине, они взяли чемодан и отправились медитировать в Индию.

Джордж принял этот поворот судьбы как дар богов и уехал в Нью-Йорк, куда давно стремился. Всего за неделю он нашел здесь работу в гигантской и весьма уважаемой корпорации «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке», которая строила небоскребы, торговые центры, конторы, фабрики и заводы. «ТОБ» считалась чем-то вроде Тиффани в архитектурном мире, и, попав сюда, Джордж счел, что наконец-то расплатился за унижение, пережитое им, когда его не приняли в студенческий клуб. Наконец-то он нашел то, что искал, получил то, что заслуживает. Никто здесь не считал Джорджа «каким-то греком», все видели в нем приятного и одаренного молодого художника.

– Весьма талантлив, – заметил Эзра Тайдингс, один из основателей фирмы. Он взял Джорджа под свою опеку и включил в элитную группу дизайнеров, которые занимались тем, что здесь имело название работа для «партнеров». Имелись в виду заказы от друзей – заказы, которым уделялось специальное внимание, ибо от них зависело процветание и репутация фирмы.

За первые три года работы Джордж участвовал в проектировании яхт, в оформлении интерьеров нескольких частных самолетов, в строительстве большого количества квартир в кооперативных домах и роскошных домов отдыха в сельской местности. Джорджа и его работу высоко ценили в фирме. Не стремясь к авангардистским крайностям и в то же время избегая унылой старомодности, Джордж выработал манеру, которая в точности соответствовала стилю фирмы. Ему дали понять, что здесь перед ним открываются отличные перспективы.

– Вы можете рассчитывать на то, что в свое время возглавите «партнерский отдел», – сказал Эзра Тайдингс. – Если это не устраивает, подыщем что-нибудь еще.

Но дело было в том, что такие предложения не соблазняли Джорджа. Теперь, когда те люди, в чей круг он всегда стремился войти, оценили его, Джордж вдруг почувствовал, что ему с ними неинтересно.

– Я не корпоративный человек. Я любовник-одиночка, – говорил он своей нынешней любовнице Ине, младшей дочери Эзры Тайдингса.

Все еще считая себя неудачником, Джордж подумывал о собственном деле. Он хотел раз и навсегда освободиться от любой зависимости, от окружающих. И когда Ролли Леланд, тоже некогда работавший в «ТОБ», а ныне возглавлявший небольшую, но весьма преуспевающую фирму, предложил Джорджу партнерство, тот с удовольствием согласился.

– Белый, англосакс, протестант – и грек, – полушутливо-полусерьезно говорил Джордж; он уже успел основательно познакомиться с нравами Нью-Йорка, где снобизм сочетался с либеральностью. – Да, мимо нас никто не пройдет. – Он оказался прав.

Хотя мастерская у Ролли с Джорджем была небольшая и работали они только вдвоем, бороться за выживание не пришлось. Состояние экономики начала семидесятых благоприятствовало их начинаниям, и через три года, в 1974-м, «Курас – Леланд» уже могли похвастать оформлением витрин множества галантерей, расположившихся на Мэдисон-авеню, между Пятьдесят седьмой и Семьдесят пятой улицами.

– Возвращайтесь к нам, – сказал Джорджу Эзра Тайдингс, пригласив его как-то на обед. – Всегда будем вам рады.

Именно эти слова Джорджу обычно говорили девушки. Он никогда не оставлял после себя разбитых горшков и разбитых сердец.

– Ничего не выйдет, – заявил Джордж и, Приняв серьезный вид, добавил: – Я не хочу работать на своего тестя.

Старик не спеша допил свое двойное виски, затем поднялся и обнял Джорджа.

– Я никогда не вмешивался, – сказал он, – но, признаюсь, надеялся, что у вас с Иной получится что-нибудь серьезное.

Никому и в голову не пришло бы, что Джордж способен остепениться, даже ему самому. Но с появлением Ины Тайдингс все переменилось.

Глава V

Ина Тайдингс рано поняла, что быть богатой наследницей это значит не обращать внимания на бирки с ценами. Она была типичной блондинкой с голубыми глазами, стройной фигурой и круглогодичным загаром. Носила дорогие строгие платья, черепаховый обруч в волосах и ездила на «форде». Практичность странным образом сочеталась в ней с испорченностью, наивность – с деловой хваткой.

– На последнем курсе университета, – рассказывала она Джорджу, – я была помолвлена. – В мягком голосе звучала застарелая боль. – Мой жених Джерри занимался на подготовительных курсах по медицине, но на работу его никуда не брали. Когда пришел очередной отказ, он напился и заявил друзьям, что ему наплевать на это, что он все равно женится, так что будет кому его содержать.

Мне стало это известно, и я вернула ему кольцо. Он просил меня передумать. Я сказала, какие слухи до меня дошли. Сначала он все отрицал, потом говорил, что был пьян и не помнит, что говорил, затем возникла третья версия, что все это было сказано в шутку. В общем, стало ясно: либо он действительно имел в виду то, что сказал, либо он лжец. Так или иначе уважать его я не могла, и решение мое было окончательным. Какое-то время я вообще не встречалась с мужчинами. Мне казалось, что все они только и думают о моих деньгах.

– А я, полагаешь, нет? – откровенно спросил Джордж.

– Не знаю, что тебе нужно, – серьезно ответила Ина, привыкшая доверять своему внутреннему чувству, – но только не мои деньги. В этом я уверена.

Все надо делать вовремя, и в этом смысле у Джорджа с Иной все складывалось наилучшим образом. Ему было тридцать – на четыре года больше, чем ей. Он был готов к тому, чтобы завести семью, а Ина уже начала бояться, что может остаться одна. Для Джорджа Ина была принцессой из сказки, о которой он всегда мечтал. Для Ины Джордж был очаровательным любовником, являвшимся ей в мечтах. На третьем свидании Джордж сделал предложение и получил согласие.

Они расписались чудесным июньским днем 1974 года. После свадебного обеда в летнем доме Тайдингсов на острове Ор, в штате Мэн, молодые отправились в портлендский аэропорт, откуда улетели сначала в Бостон, а затем во Францию. Они провели романтический медовый месяц в виноградниках Шампани. Начало совместной жизни получилось замечательным. По их возвращении в аэропорту имени Джона Кеннеди их встречал Эзра Тайдингс.

– Ну, дети, – торжественно заявил он по пути в город, – у меня для вас сюрприз. – Машина остановилась у подъезда кирпичного дома Тайдингсов на Семьдесят второй улице, между Второй и Третьей авеню. Выходя, Джордж подумал, что здесь их ждет торжественный обед в честь возвращения. Но Эзра повел их в соседний дом.» Остановившись у входа, он протянул Джорджу связку ключей.

– Открывай! – Он кивнул на входную дверь. Джордж удивленно посмотрел на него. – Давай, давай, не стесняйся. Это ваш дом. Вот мой свадебный подарок.

Ошеломленный, Джордж открыл дверь роскошного дома, неожиданно ставшего его домом.

– Ну разве папа не молодец? – сказала Ина, когда все подняли бокалы шампанского за молодых и их жизнь в собственном доме.

– Да, здорово, – Джордж все еще не мог прийти в себя от щедрости Эзры. У Джорджа с Ролли дела только начинали идти на лад, и ему было трудно представить себя в новом качестве владельца недвижимости в Манхэттене. Не слишком ли быстро? Пока Джордж пытался разобраться в своих чувствах, Ина призналась, что это она уговорила отца купить дом.

– Чем больше я думала, тем больше находила, что твое жилище маловато для нас, – по-королевски заявила она, полагая, надо думать, что весь мир существует лишь для того, чтобы ей жилось легко и привольно. – А сюда мы сможем приглашать гостей. У нас ведь будет семья, так к чему же тесниться, когда в этом нет нужды? Узнав, что этот дом продается, я сказала папе. И он был не против покупки.

– Ты что, хочешь сказать, что давно знала об этом доме? – спросил Джордж, подавляя неожиданно вспыхнувшую неприязнь к ней. Как она посмела заниматься этим делом втайне от него. Он-то думал, что у них с Иной все будет, как у матери с отцом, что все важные решения, вроде тех, где жить или сколько детей иметь, они будут принимать вместе. И вот Ина с самого начала ставит его в зависимое положение. Рядом с женой и ее отцом Джордж почувствовал себя третьим лишним.

– Здорово, правда? – спросила Ина, наслаждаясь роскошью дома, задним двориком, где был разбит сад, и уже воображая себя хозяйкой-владелицей своего чудесного поместья.

Джордж кивнул. А что он мог сказать? Что возмущен ее поступком? Что у него такое ощущение, словно его оскорбили? Джорджа воспитывали в старинных семейных традициях, и он все еще был им верен. Он считал обязанностью и привилегией мужа обеспечивать жену. Он хотел, чтобы жена жила в его доме. И в доме, пусть и скромном, но выбранном и оплаченном им самим, он ощущал бы себя мужем куда в большей степени, чем здесь.

Тем не менее, несмотря на эти размышления, ему нравилась перспектива жить в большом шикарном доме. В какой-то степени он все еще оставался мальчишкой-греком из семьи среднего достатка, и внезапная перемена в социальном статусе льстила его воображению. Невольно он вспомнил типов из клуба «Сигма Дельта» – вот когда пришел момент поквитаться по-настоящему. Еще бы! Они ютятся в своих мрачных сельских домах, а он живет в настоящем дворце, да еще в самом престижном районе Нью-Йорка. Как все переменилось!

В отличие от него, Ина не чувствовала никакой раздвоенности. Она просто радовалась от души своему новому дому, а Эзра был в восторге оттого, что ему удалось сделать дочери и зятю такой щедрый свадебный подарок. Джордж чувствовал, что не стоит рассказывать о своих мыслях, иначе наверняка покажешься неблагодарным. Вечером, уже лежа в постели этого шикарного дома, он вдруг почувствовал, что не способен заниматься любовью. Он объяснял свое бессилие усталостью, перевозбуждением, шампанским – словом, чем угодно, только не злостью, которую он испытывал, а выплеснуть наружу не мог.

Следующей ночью повторилась та же история. Джордж был напуган – неужели с ним что-нибудь не в порядке? На рассвете он сообразил, что сомнения его легко разрешить. Он позвонил Робин де Сото, своей бывшей секретарше. Работая вместе, они пару раз переспали. Так, ничего особенного – встретились – разошлись. Робин была милой и ненавязчивой сексапильной девчушкой, которой нужно было только одно от симпатичного шефа – чтобы ее продрали по-настоящему, с песочком. На третью ночь своей семейной жизни в собственном доме Джордж впервые изменил жене.

– Я скоро выхожу замуж, – сказала Робин, когда Джордж позвонил и предложил встретиться. Ей не хотелось отказывать, но лучше сразу внести в отношения полную ясность.

– Если тебя это не волнует, – заметил он, не говоря, что сам недавно женился, – то меня тем более.

Робин и Джордж провели пару часов в мотеле. Для Робин это был приятный эпизод, пряное предсвадебное приключение. Для Джорджа – нечто вроде мести Ине и Эзре за то, что они оскорбили в нем настоящего мужчину. Ночью того же самого дня он любил Ину страстно и ненасытно, как бывало в начале их романа.

– Потрясающе! О таком любовнике можно только мечтать, – сказала она, даже не подозревая, как укрепляет его уверенность в себе.

Он продолжал время от времени изменять Ине, принимая, однако, меры, чтобы она ничего не узнала об этом; свои похождения он прикрывал поцелуями, цветами, всегдашним вниманием и комплиментами. Несомненно, он был самым романтическим мужем на свете, и, к их обоюдному удовольствию, их супружеская жизнь протекала бурно и страстно. Больше у него не было неудач, и Джордж подозревал, что дело тут как раз в его любовницах. Пока есть они, Джордж и для жены останется прекрасным любовником.

– Ты самый сексуальный мужчина в мире, – не уставала повторять Ина.

– Может быть, – улыбаясь, отозвался он. Он очертил овал вокруг ее сосков пальцем, потом языком, вспоминая при этом, как хорош был сегодня с одной симпатичной модельершей. – Просто у меня есть стимул, которого нет у других. Это – ты!

Если бы кто-то захотел посмотреть на их жизнь со стороны, то увидел бы, что она напоминала отлично составленную головоломку. Дом их, который вряд ли можно было назвать типичным любовным гнездышком молодоженов, фотографировали для журнала «Хаус бьюти-фул», а кухню использовали в рекламе дорогого импортного оборудования. Все это весьма способствовало коммерческому успеху фирмы «Курас – Леланд», и Джордж изо всех сил старался освободиться от зависимости своего богатого тестя. Ина помогала ему в этом, она стала хорошей женой и хозяйкой, использующей свои многочисленные таланты во благо финансового процветания мужа. Джордж уже не считал себя неудачником, которого не приняли в клуб «Сигма Дельта». Благодаря собственным способностям и родственным связям он стал вхож в узкий и влиятельный круг архитекторов и проектировщиков. Его совместное с Ролли Леландом дело медленно, но верно расширялось, и постепенно Джордж стал чувствовать себя уверенно в этом мире. Теперь уже никто не сомневался в том, что этому молодому человеку предстоит блестящее будущее, а с рождением сына Роберта он стал тем, кем всегда мечтал стать – настоящим мужчиной.

Эзра Тайдингс был на седьмом небе от радости.

– У него все впереди, – сказал он, придя навестить дочь и внука в родильном доме. – Он может стать архитектором или проектировщиком; может работать в корпорации или в административном отделе, в зависимости от того, к чему проявить склонность.

– Папа, о чем ты? – засмеялась Ина. – Ему ведь всего пять часов от роду.

– Планы строить никогда не бывает слишком рано, – наставительно сказал Эзра. Человек династии, основатель империи, психологический двойник Херба Хартли, Эзра постоянно думал о будущем «ТОБ».

Артемис Курас выразила свою радость куда проще:

– Какой красивый мальчик, – сказала она в восторге от рождения десятого внука. – Такой же, как ты был в младенчестве.

Лучше других благословил Джорджа Ник Курас:

– Мужчина, у которого есть сын, – настоящий мужчина.

Но более всех был потрясен, к собственному изумлению, сам Джордж. Увидев сына, он поднял его на руки.

– В первый раз в жизни я по-настоящему влюблен, – признался он Ролли Леланду, испытывая невыразимую любовь и нежность к этому беззащитному существу. – И это мой родной сын! Подумать только!

Ролли, у которого были дети, коротко кивнул. Ему-то давно было знакомо это чувство.

Джордж был так счастлив, что скоро захотел еще одного ребенка.

– Давай хоть немного подождем, – взмолилась Ина. Она все еще возилась с пеленками, кормлением, врачами. – Мне надо привыкнуть к Бобби. Хочется побыть с ним, чтобы как следует узнать его.

– С двоими будет вдвойне забавнее, – сказал Джордж.

– Ну, пожалуйста, – повторила Ина. – Не торопи меня.

Джордж стал проводить дома почти все свое свободное время. Теперь, когда он был отцом, никому и ничего больше доказывать не приходилось, и он перестал изменять жене. Став отцом, он убедился, что он – настоящий мужчина.

Ина молчала, но болезненно переживала перемены, происшедшие с Джорджем. До рождения Бобби он был нежен, романтичен и страстен, он обволакивал ее любовью, ласками, поцелуями; теперь он был настолько поглощен сыном, что лишь иногда вспоминал, что у него есть жена. Ине трудно было поверить, что потрясающий любовник, за которого она выходила замуж, оказался мужем и отцом. Все, что ему было нужно – это обременить ее новыми детьми. Трудно было признаваться в этом самой себе, но Ина ревновала его к собственному ребенку.

Оказавшись в Денвере, где она провела несколько лет, когда была еще ребенком, – отец ее строил тогда огромные административные здания в этом городе, – Ина встретилась с Алленом Тер Хорстом, своим давним соседом, с которым вместе училась в школе. Отец его держал аптеку, а мать была алкоголичкой. Ину обзывали в школе «богачкой», а Аллен нес свой крест. Сверстники над ним всячески издевались, придумывали оскорбительные прозвища, потешаясь над его оттопыренными ушами, плохими оценками и матерью, которую частенько можно было увидеть посредине улицы в одной нижней рубахе и с бутылкой в руке. Повзрослев, Аллен оставался таким же приземистым, как и раньше; у него были те же светлые сальные волосы и на удивление зеленые глаза. Ина буквально налетела на него в вестибюле гостиницы.

– Аллен Тер Хорст! – воскликнула она. – Сколько же мы не виделись?

Еще в шестом классе Аллен перешел в новую школу – это была попытка избавиться от кошмара, в который превратилась для него жизнь: сплошные двойки и сплошные потасовки из-за издевок над матерью.

Он посмотрел на нее непонимающе:

– Извините, – сказал он, – но, боюсь, тут какое-то недоразумение.

– Я – Ина Тайдингс. Мы вместе учились в школе, – напомнила она. – На меня еще все время кричала мисс Дейл из-за того, что я много болтаю на уроках.

– А, да-да, конечно, – сказал он, и по выражению его глаз Ина поняла, что ему не терпится избавиться от нее. Или, может, от воспоминаний? – Как ты поживаешь? – вежливо спросил он. – И что привело тебя в Денвер?

– Я приехала в гости к своей кузине. Она тоже ходила в нашу школу. Навещаю ее раза два в год. А ты? Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу, – ответил Аллен. – Я брокер, занимаюсь виллами. Это звучит красивее, чем есть на самом деле, – откровенно, как и всегда, признался он.

В течение двух сезонов Аллен играл в бейсбол за «Милуокки», но травма руки прервала его многообещающую спортивную карьеру. Не умеющий делать ничего другого, он продал страховку, вернулся было к занятиям, но вскоре оставил школу, ибо был самым старшим и далеко не самым способным среди учеников. Тогда он продал свои акции, работал некоторое время на одного брокера по продаже недвижимости и, наконец, сам поступил в брокерскую контору, торговавшую акциями предприятий по добыче меди и бокситов, которыми были богаты близлежащие плоскогорья. Работа казалась ему не лучше и не хуже других.

– Могу себе представить, – сказала Ина, – как ты выкликаешь цифры в биржевом зале. Должно быть, у тебя замечательно получается.

– Не замечательно, но и не плохо, – он впервые улыбнулся. Дело в том, что он действительно нашел себя на этой работе. Он зарабатывал неплохие деньги, и самолюбие его тоже было удовлетворено. – Между прочим, если у тебя есть время, может, зайдешь на биржу? Я бы пригласил тебя пообедать, только я ведь и в обеденное время работаю…

Все же он предложил Ине выпить по рюмке, когда биржа закрылась, и рассказал ей, как сложилась его жизнь после школы. Выяснилось, что бывший бейсболист Аллен Тер Хорст был добрым человеком, а непосредственность его, особенно в сравнении с Джорджем, который всегда хотел главенствовать, была прямо-таки трогательной.

– Может, я и не суперзвезда, – говорил он Ине, – но, убедившись, что ни Стэном Музьялем, ни миллионером мне не стать, я примирился с жизнью и перестал мучить себя постоянными сравнениями с другими. Я – классический образец ничтожества, которому удалось-таки добиться успеха в жизни.

– Ты никогда не был ничтожеством, – запротестовала Ина.

– Нет, был, – возразил он с прямотой, на которую, как убедилась Ина, Джордж совершенно не был способен. – Но теперь все переменилось.

От рюмки вина они перешли к совместному ужину, и, ударившись в воспоминания, Ина с удивлением обнаружила, что рассказывает Аллену вещи, о которых никому, даже Джорджу, не рассказывала: как в школе ее мучили сверстники, обзывая «богачкой» и отнимая завтраки – «потому что отец купит тебе еще»; как, узнав о подлости Джерри, она пыталась покончить жизнь самоубийством, приняв большую дозу снотворного.

– Ты, верно, думаешь, что я законченная психопатка, – сказала она, удивляясь самой себе.

– Нет. – У него были мягкие, почти женственные манеры. Он знал, что такое страдание, как большинство людей, но, в отличие от Джорджа, не стеснялся признать это. – Я понимаю. Мне тоже досталось. И я был несчастен.

На следующий вечер они снова встретились, и, к собственному изумлению, Ина после ужина пошла к Аллену домой, и они занялись любовью. Он оказался хорошим любовником, нежным и тонким. Он заставил Ину увидеть ее мужа в новом свете. В отличие от Джорджа, Аллеи в постели ничего не стремился доказать. Он не старался довести ее до изнеможения, чтобы услышать, какой он несравненный любовник. Он просто наслаждался женским телом. Эта ночь стала для Ины откровением.

На следующий день Аллен проводил Ину в аэропорт.

– Я бы на твоем месте все рассказал Джорджу, – сказал он, когда объявили посадку на рейс.

– Зачем это? – удивилась Ина.

– Потому что я намерен жениться на тебе.

На следующей неделе Аллен звонил ей ежедневно, а в пятницу неожиданно объявился в Нью-Йорке. Как ему было известно, Джордж в это время был в Чикаго на открытии нового выставочного зала.

– Я говорю серьезно, – сказал он Ине за ужином. – Я люблю тебя. Я только о тебе и думаю. Я женюсь на тебе и сделаю тебя счастливой.

– Но мы ведь так мало общались.

– Мы проведем вместе выходные. И разве это не здорово? – продолжал он. – Мне нет нужды встречаться с твоими родителями, тебе – с моими. Мы и так все давно знакомы. С шестого класса.

– Но завтра возвращается Джордж…

Выходные оказались сплошным кошмаром. Аллен и Джордж были преувеличенно вежливы друг с другом, а Ина не знала, на что решиться. Она разрывалась между мужем, которого хотела сохранить, и любовником, который ей был нужен.

– Это неудачник, – сказал Джордж, когда они остались одни. – И зачем он тебе только понадобился?

– Джордж, прошу тебя.

– Ах, оставь, пожалуйста. Взгляни на него. Это же ничтожество. Он сам не знает, что делает и что ему надо. А ко всему прочему, он, скорее всего, педик, – Джордж без всяких на то причин обвинил Аллена в том, чего тайно боялся в себе.

– Ничего подобного! – сердито встала на его защиту Ина.

– А тебе-то откуда знать? – спросил Джордж, – Ты что, спала с ним?

Вопрос прозвучал непроизвольно; ответ Джордж прочитал в глазах Ины.

– Не может быть, – сказал Джордж, сознавая себя предателем, которого в свою очередь предали, неверным мужем, которому наставили рога. – Не может быть!

– Может, – сказала Ина. – Я ухожу к нему.

– А как же Бобби?

– Бобби уходит со мной.

– Никогда! – простонал Джордж, но Ина не обратила ни малейшего внимания на его слова.

Через неделю Джорджу позвонила жена Ролли.

– Беда, – сказала она, и голос ее звучал словно из-под земли. – Ролли умер.

Так в течение недели Джордж Курас, проделавший путь из квартирки на верхнем этаже греческого ресторана в полумиллионный особняк в Манхэттене, ставший главой процветающей фирмы, женившийся на женщине, которой можно было гордиться, имеющий сына, в котором души не чаял, – потерял все.

Глава VI

К концу семидесятых годов у Джорджа появился новый партнер и возникла старая проблема. Фирма «Курас – Леланд» превратилась в фирму «Курас – Голдберг». Начинали они, имея двух проектировщиков и секретаршу, а через три года здесь уже работали восемь проектировщиков, две личные секретарши и одна в приемной. Джордж и Уилл выехали из помещения, которое арендовали в районе Пятидесятых улиц, и купили дом на Шестьдесят второй. Красивое здание девятнадцатого века они буквально вывернули наизнанку: полностью сменили интерьер, поставили лифт и передали три первых этажа под служебные помещения, приемные и проектные мастерские. Джордж поселился в симпатичной квартирке на верхнем этаже.

– В точности как у моих родителей, – шутил он, вспоминая квартиру, в которой провел детство. – Она располагалась прямо над отцовским рестораном. – В душе я по-прежнему хороший греческий мальчик, который живет над лавкой.

Жаловаться на жизнь Джорджу не приходилось. У них с Уиллом было по новенькому «БМВ»; солидный и все увеличивающийся пакет акций; в феврале они проводили отпуск на Антильских островах, а летом ездили на выходные в Хэмтон. В общем, фирма процветала, и во всех отношениях Джордж Курас жил хорошо, гораздо лучше той золотой молодежи, которая некогда презрительно закрыла перед ним двери студенческого клуба. Но постоянное ощущение неудовлетворенности не проходило. Отчего преуспевающий тридцатилетний мужчина все еще переживал неудачи юноши, которому не удалось попасть в клуб? Этим вопросом Джордж задавался бессонными ночами и не мог найти ответа.

После развода романтический дух Джорджа, казалось, иссяк. На место любви пришел секс, просто секс – развлечения ради, секс без души и без всяких обязательств. Блондинки, брюнетки, рыжие; длинноногие и коротышки; стройные и пухленькие, машинистки и стюардессы, сестры милосердия и манекенщицы, секретарши и актрисы – все они проходили через его постель и жизнь, не оставляя следа. Одни имена он запоминал, другие – нет, но это не играло ровным счетом никакой роли. Джордж редко с кем встречался больше трех раз, ибо выяснилось, что перед ним снова вставала «проблема», как он сам называл это. При первом любовном свидании он всегда был в форме. Но во второй раз эрекция была уже слабой, что он всегда объяснял усталостью или воздействием алкоголя, – такие объяснения женщины всегда готовы принять. И если после этого он исчезал, подруги решали, что это их вина, – может, они не так симпатичны, не так молоды, не так сексапильны. Пока у Джорджа появлялись новые женщины, у него все получалось более или менее удачно. И все же он прекрасно понимал, что он уже не тот, что в молодости.

Понимать-то он понимал, но изо всех сил стремился хранить этот секрет в тайне от самого себя. Когда он был поглощен работой, это удавалось. Но по ночам и в выходные, оставаясь наедине с собой, он не мог притворяться, что все, как прежде. Он не обвинял Ину в том, что она ушла от него. Просто он не удовлетворял ее как мужчина. Джордж-любовник? Джордж-муж? Все болезненно переплелось, и порой он сам себя ненавидел. Джордж-неудачник – и в постели, и в жизни? Это больше похоже на истину. Через пять месяцев после разрыва с Иной, пять месяцев, заполненных случайными связями, Джордж сделал то, чего меньше всего ожидал от себя: записался на прием к психиатру.

Доктора Фердинанда Лиагроса порекомендовал Джорджу его врач. У Лиагроса был кабинет на Пятьдесят восьмой улице, прямо рядом с Мэдисон-авеню. Джордж заплатил восемьдесят долларов за первый прием, во время которого рассказал доктору Лиагросу о том, как остро реагирует на все происходящее вокруг и какое воздействие оказывают на него комнаты, в которых он живет и работает. Закончился прием тем, что Джордж с одобрением отозвался об интерьере врачебного кабинета. Это была претензия на юмор, однако доктор Лиагрос даже не улыбнулся.

Всего Джордж встречался с доктором Лиагросом восемь раз. Он говорил, что страдает бессонницей, и высказал предположение, что, может, слишком много пьет; он делился разочарованием в том, что не сумел сравняться с фирмой «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке»; рассказывал, как трудно у него складываются отношения с женщинами, с которыми вроде бы установилось полное согласие; признавался, как не хватает ему Бобби и как тяжело переживает он развод. Он не скрывал, что испытывает зависть к Уиллу, такому счастливому в браке и отцовстве: у него было трое чудесных малышей, но он ни разу даже не обмолвился, что у него возникают трудности с эрекцией.

– Это наше последнее свидание, – сказал он доктору, когда закончился восьмой сеанс, и доверчиво улыбнулся. – Я кое с кем познакомился вчера вечером. Ее зовут Джейд. Я уже влюблен.

– Но любовь не лекарство, – сказал доктор Лиагрос.

– Для меня – лекарство, – ответил Джордж, думая, что разница между ними заключается в том, что доктор Лиагрос – ученый, а он – любовник. Разве Лиагрос способен понять его?

– Мне кажется, что для вас любовь это просто отвлечение.

– Отвлечение? – переспросил Джордж, рассмеявшись несколько принужденно. – А что это такое? Какой-нибудь мудрый фрейдистский термин?

– Мне кажется, вас беспокоит что-то, в чем вы не пожелали признаться, – сказал доктор Лиагрос с несвойственной ему прямотой.

– Чего вы от меня хотите? – иронически спросил Джордж, надевая пальто. – Чтобы я рассказал вам о каких-нибудь дурацких историях, которые случились со мной в четырехлетнем возрасте? – При этих словах у Джорджа мелькнуло воспоминание о стрижке, а вместе с ним ожило жуткое ощущение полной беспомощности и незащищенности.

– Ну что ж, для начала было бы неплохо, – сказал доктор, не замечая иронии.

Подавляя приступ внезапно возникшей тошноты, Джордж поторопился уйти из этого кабинета.

Едва увидев Джейд на вечеринке у Тициана Фелоуза, Джордж почувствовал, как в сердце его вновь запела струна. Вот с кем можно поговорить, вот кто способен понять его. Но момент для знакомства был выбран неудачно. Джордж жаждал любви, а Джейд – независимости. Он также не отдавал себе отчета в том, что Ина, так и не вышедшая замуж за Аллена Тер Хорста, все еще оставалась частью его жизни. Джордж сделал шаг к примирению отчасти потому, что Ина была ему не безразлична, но главным образом из-за Бобби. Снова жить с ним, играть каждое утро перед работой и каждый вечер после работы, гулять по выходным в парках, водить в зоосад, покупать мороженое – все это было для Джорджа счастьем, ради которого можно было бы забыть все остальное. Но примирение обернулось сплошным кошмаром. Повторялись худшие минуты их прежней совместной жизни. Между ними то и дело возникали ссоры из-за денег, секса и, наконец, из-за Бобби.

– Мне нужно новое меховое манто, – сказала Ина через шесть месяцев после того, как они с Бобби вернулись в Нью-Йорк. Имелась в виду черная норка. Парка из волчьей шкуры, вполне подходящая для Запада, в Манхэттене выглядела, по меньшей мере, странно. – Старая здесь не годится.

– Сейчас нам это не по карману. Только что пришлось нанять новых проектировщиков для далласского проекта, а они запросили Бог знает сколько, – сказал Джордж. – К тому же сейчас весна. Почему бы тебе не подождать до осени? К тому времени у меня будут деньги.

Но Ина не собиралась ждать. Богатым, как она считала, ждать не обязательно. Она отправилась к отцу, и тот сказал, пусть покупает что хочет, он оплатит чек.

– Черт подери, Ина, ведь я твой муж, – заорал Джордж. – Ты что, не могла подождать с этой шубой полгода?

– А зачем? – хладнокровно ответила Ина. – Папе было только приятно сделать мне подарок.

Джордж яростно схватил норку.

– Эй, ты что делаешь? – завизжала Ина, видя, что он направляется к камину.

– А ты что думаешь? – прорычал он, рывком отодвигая заслонку.

Ина, тоже вне себя от ярости, ухватилась за манто и с трудом спасла восемнадцать тысяч долларов, которые готовы были сгореть в огне камина.

– Сними спираль, – сказал однажды Джордж вскоре после примирения. – Она мешает любить тебя по-настоящему.

– Сейчас мне не нужен ребенок, – ответила Ина, сразу поняв, что он хочет. Она заупрямилась, а Джордж снова обнаружил, что от этого бунтует его тело.

– Ты не любовник, – презрительно сказала Ина. – Даже в лучшие свои моменты ты всегда лишь сексуальный атлет.

Через шесть месяцев им пришлось признать очевидное: примирение не состоялось.

– Давай расстанемся друзьями, – сказал Джордж. Он был ужасно разочарован, что у них ничего не получилось. Он вспомнил слова родителей, сказанные о разводе Джорджа, – мужчины, настоящие мужчины, не разводятся. Они женятся и живут со своими женами. После неудачной попытки примирения Джордж вновь чувствовал себя подавленным. И все-таки сейчас было не так скверно, как в первый раз.

– Ну, разумеется, – откликнулась Ина. – Я вовсе не сержусь на тебя. Наверное, мы оба виноваты в том, что произошло.

– Мне хотелось бы почаще видеть Бобби, – сказал Джордж, ободренный ее сговорчивостью. Согласно условиям развода, он мог проводить с Бобби две недели летом и неделю зимой. Джордж долго не соглашался с этим, но адвокат, в конце концов, уговорил его. – Три недели в год – это слишком мало.

Ина покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Я не хочу, чтобы он жил у тебя подолгу, наблюдая парадное шествие покоренных девиц. Я не хочу, чтобы Бобби вырос таким же, как его отец.

– Прошу тебя, Ина, – в глазах у него застыли слезы и отразилась боль, какой он, может, никогда еще не испытывал. – Ведь он и мой сын тоже. Я люблю его. Неужели ты не можешь понять меня?

– Нет. – Ина словно не слышала, что ей говорят. Она вернулась в Денвер, взяв с собой Бобби и оставив Джорджу разбитое сердце.

Неожиданно возникшая возможность встречаться о Джейд заново была для Джорджа буквально спасением. Он не был уже так занят своими бедами, как раньше, да и Джейд тоже. Он по-настоящему влюбился в Джейд, встреча с ней стерла из его памяти прошлое, он опять почувствовал себя мужчиной. Джейд, во всем уступавшая Джорджу, сама того не подозревая, пробудила в нем мужчину, который ищет в сексе решение всех проблем, – до той поры, когда проблемой становится сам секс.

Он хотел Джейд. Он хотел быть с ней мужчиной. Но для этого ему была нужна другая женщина.

Именно тогда Джордж познакомился с Кэрлис, которая была замужем за Кирком Арнольдом, одним из представителей той «золотой молодежи» – белый, англосакс, протестант, – которые некогда не допустили его в свой круг. И этот отказ, даже после стольких лет, все еще жег его. Именно тогда он начал встречаться с Кэрлис и, в конце концов, стал обладать ею. Она была замужем, принадлежала другому мужчине, и потому с нею он чувствовал себя уверенно.

Когда Кэрлис сказала, что больше они не должны встречаться, Джордж не стал ни возражать, ни объяснять ей, что она нужна ему, нужна, как человек, помогающий одолеть те страхи, которые мешали ему быть настоящим мужчиной с любимой женщиной.

Он понимал, есть два пути добиться ее – либо ждать, либо действовать. Ждать, пока Кэрлис позвонит ему, либо позвонить самому. Но выяснилось, что есть и третья возможность.

Он позвонил в Бостон Аде:

– Оказывается, ткани, которые вы выбрали, больше не производятся. У меня есть замена, но надо, чтобы вы посмотрели.

Джордж слышал, как шелестят листки календаря.

– Передайте образцы с Кэрлис, – это Джордж как раз и надеялся услышать. – Она должна быть здесь в четверг.

– Хорошо. – Он не собирался ничего передавать с Кэрлис. – У него были другие планы.

В четверг, стоя в очереди на регистрацию восьмичасового бостонского рейса, Кэрлис с удивлением обнаружила впереди себя Джорджа Кураса.

– К Аде? – спросила она неожиданно дрогнувшим голосом. Она хорошо помнила его тело, руки, поцелуи и сейчас боялась, что, столкнувшись с ним в самолете, история повторится. Кэрлис убеждала себя, что ей должно хватить сил противиться ему. Теперь, когда встреча произошла, стало ясно, что ее надежды были тщетны. Она почувствовала, что руки у нее дрожат так же, как и голос.

– К Аде, – подмигнул он заговорщически. – Решающая демонстрация.

В самолете они сели рядом, попили кофе, поболтали об Аде, и, когда приземлились в аэропорту Логан, Кэрлис уже перестала волноваться. Джордж был мил и корректен. Он ни разу не вспомнил об их встрече, ни разу не коснулся ее, даже ненароком.

– Может, полетим назад вместе, шестичасовым? Я бы мог подхватить вас у Ады.

– Отлично, – сказала Кэрлис. – Она так или иначе хочет посмотреть чертежи. Я готовлю пресс-релиз о ее новых служебных помещениях.

Кэрлис приняла предложение Джорджа совершенно спокойно. То, что было, уже прошло. А кроме того, говорила она себе, это ведь восьмидесятые. Супружеская верность так же вышла из моды, как письма, написанные от руки, арифмометры и телефоны с диском.

Высокая технологичность была так же типична для восьмидесятых годов двадцатого века, как «золотая лихорадка» для восьмидесятых годов прошлого столетия. Новое производство, зародившись в Калифорнии, быстро распространилось, захватив штаты Среднего Запада и Восточного побережья. Журнал «Таймс» зафиксировал происшедшие сдвиги, назвав компьютер «Человеком года». Для механиков, программистов, наладчиков систем и посредников открылись бесконечные возможности. Множились рассказы о том, как инженеры, у которых вчера были только стол да секретарша, за год становились мультимиллионерами, владельцами предприятий, на которых работали сотни людей. В первые же два года существования только одна компания «Осборн» заработала сто миллионов долларов, а по утверждению Уоллстрит джорнэл», в стране было более ста пятидесяти компаний, от гигантов вроде Ай-Би-Эм до самых малых, которые производили и продавали компьютеры. В это же время появились компьютерные игры, и предприимчивый человек, не выходя из дома, мог заработать миллион долларов в год.

«Самоуч» – чьи учебники продавались в книжных и компьютерных магазинах, заказывались по почте – быстро достиг расцвета, и Кирк, который давно получил известность как человек, умеющий превратить убыточное дело в прибыльное, лишний раз подтвердил свою репутацию. «Самоуч» сделался буквально золотой жилой. За четыре месяца, как Кирк купил его, объем продаж учебника Мэриона Крамера постоянно возрастал, и конца этому не было видно. Меньше чем за год двести пятьдесят тысяч долларов, которые Кирк выложил за компанию, превратились в чистый миллион.

– Самое главное, – восхищенно сказала Кэрлис, – оказаться в нужное время в нужном месте.

Кирк кивнул, но даже не улыбнулся. Успех, казалось, ничуть не радовал его. Он был незаурядным бизнесменом, но человеком, которым руководила не гордость, а злость. Как бы удачно ни складывались дела, он все еще не мог забыть об унижении, пережитом в «Суперрайте». А «Дирбори Пейпер энд Принтинг» и вовсе сделалась для него idee fixe. Хауард категорически отказывался даже обсуждать этот вопрос.

– Компания моя! – повторял Кирк. – Я нашел ее. А этот негодяй не смеет даже машину свою припарковывать рядом. Это моя компания, и я ее еще верну.

Кэрлис это казалось безумием, но со временем она почла за благо не задевать эту тему. При одном упоминании о «Дирборне» Кирк приходил в неистовство.

Весной 1982 года Кирк вел интенсивные переговоры с «Телерекордом», компанией по производству высококачественных автоответчиков в Пичтори-Сити, пригороде Атланты. Кэрлис он сказал, что непременно купит ее на деньги, занятые под залог акций «Самоуча». Замысел состоял в том, чтобы слить две компании воедино.

– Кирк, тебе что, не хватает денег? – спросила Кэрлис.

– Мне всегда их не хватает! – Сам себе в этом не признаваясь, он боялся, что в один прекрасный день обеднеет. – Нельзя быть слишком богатым.

Кэрлис почти пугала эта бесконечная погоня за успехом. Может, дело в том, что Кирк тайно боится разделить судьбу отца и брата? Впрочем, она помалкивала о том, что ей известна правда о смерти отца Кирка. Тайное знание заставляло Кэрлис быть еще более внимательной, терпимой к мужу. Она хорошо знала, как страшно наблюдать медленное угасание матери от неизлечимой болезни; насколько же, должно быть, страшнее, когда близкий тебе человек погибает от собственной руки. В полной мере понять страданий мужа Кэрлис не могла и лишь иногда позволяла себе обижаться, что он не допускает ее в свое прошлое. Лишь иногда она позволяла себе выражать недовольство, что, занимая высокий пост, она вынуждена ставить на первое место интересы мужа. В то время как для управленцев-мужчин, насколько она могла убедиться, на первом месте всегда были интересы дела.

Кэрлис приходилось слышать о соломенных вдовах – жертвах гольфа и футбола; о вдовах – жертвах бизнеса – она не слыхала, зато сама была такой. Кирк работал по четырнадцать часов в сутки. Он постоянно уезжал из Нью-Йорка на торговые выставки, на заводы, в центры оптовых продаж, по меньшей мере, на два-три дня в неделю, оставляя Кэрлис одну. Она не винила Кирка. Кирк, как она убедилась, не изменился; просто другой стала их семейная жизнь. Им удалось пережить финансовый провал, – интересно, удастся ли пережить процветание?

Сев с Джорджем в такси, Кэрлис по пути в город думала, не воспользуется ли он случаем снова поухаживать за ней. Ничего подобного не произошло. Он был мил, приветлив, шутил и расстался с нею у дома, даже не попросив о новой встрече. Она почувствовала облегчение – и разочарование.

– Я сказала Аде, что новые билетные стойки, пожалуй, слишком хороши. Они буквально кричат о процветании, – рассказывала Кэрлис, когда Кирк возвратился в тот вечер домой. – Прямо как мы. – Она взъерошила ему волосы.

Он оторвал взгляд от бумаг с цифрами, разложенных на кофейном столике, и рассеянно кивнул, явно поглощенной совсем другим. Разумеется, он слышал, что сказала Кэрлис, но болтовня о билетных стойках казалась ему скучной и не стоящей внимания в сравнении с миллионной сделкой.

– Кирк, – внезапно произнесла Кэрлис, явно раздосадованная его рассеянностью. Она хотела отвлечь его от дел, пусть уделит ей хоть немного внимания. Ей так его не хватало. – Я хочу тебя.

– Сейчас? – вопрос прозвучал обидно, так, словно она предлагала положить майонез в его мороженое.

– Ну да, сейчас, – сказала, улыбаясь. – Здесь.

– Здесь? В гостиной?

– А что, разве в первый раз? – напомнила она, снимая с него очки и притягивая к себе. – И нам это нравилось.

– Потом, – недовольно сказал он, отстраняясь от нее и возвращаясь к своим бумагам.

Кэрлис поднялась и вышла, задумчиво улыбаясь чему-то.

Итак, она превратилась в жену. Она стала существом, на которое полагаются, в котором уверены, которое любят, – если, конечно, муж в настроении. Она повторяла себе, что такова семейная жизнь: роман кончился, страсть прошла, воцарилась привычка. Она не понимала, что в наследство от Бонни ей достался не только муж – судьба. Для начала, точь-в-точь как Бонни, Кэрлис нужно было с кем-нибудь поговорить.

Глава VII

ВЕСНА 1982-го

В мире было по-прежнему неспокойно: в Польше сохранялось военное положение; ирано-иракская война, казалось, никогда не кончится; малые войны продолжались на Среднем Востоке, в Америке экономическое положение внушало все большие опасения, уровень безработицы возрастал с каждым годом.

Может, дело было в весне и в весенней лихорадке, может, в самой Кэрлис, но когда Джордж позвонил и пригласил ее поужинать, она согласилась. В конце концов, муж ей разрешил. Всю неделю он был в Чарлстоне. Во вторник он позвонил ей на работу и сказал, что вернется только в пятницу.

– Отчего бы тебе не пойти с кем-нибудь в театр? – предложил он. Кирк знал, как одиноко бывает Кэрлис, когда его долго нет дома, и все время обещал побольше быть с ней. Но постоянно возникали новые дела, и обещания откладывались и откладывались. – По-моему, Лэнсинг сейчас в городе.

– Лэнсинг – это не та компания, о которой я мечтаю. – В голосе Кэрлис явственно слышалось разочарование – впереди маячили одинокие вечера.

– Тогда, может, пригласишь Джорджа? – виновато сказал Кирк. – Тебе он вроде нравится.

– Подумаю, – ответила Кэрлис. Когда она, между делом, упомянула, что снова столкнулась с Джорджем на пути в Бостон, Кирк спросил, не кажется ли ей, что он педик. Ошеломленная, главным образом потому, что Кирк почти никогда не говорил о половых интересах других, она ответила, что никогда об этом не задумывалась.

– Спорю, что так оно и есть, – сказал Кирк. Он вспомнил, как столкнулся с Джорджем у лифта. – Он слишком красив, чтобы иметь нормальные пристрастия. К тому же почти все художники по интерьерам гомики.

– Джордж – дизайнер, – сказала Кэрлис, понимая теперь, почему Кирк так спокойно отнесся к его появлению у них дома.

Кирк пропустил ее замечание мимо ушей и больше уже не говорил на эту тему. Было ясно, что со стороны Джорджа он не ждал никакой угрозы своей семейной жизни.

Интересно, размышляла Кэрлис, каково это – поужинать с привлекательным мужчиной, который не является мужем или сослуживцем. Интересно, как она сама себя поведет: справится ли с ситуацией, которая ее и страшит, и привлекает. Интересно, вправду ли она такая здравомыслящая, как себе кажется. В конце концов, она уже не Кэрлис-неудачница. Она вице-президент крупной фирмы, у нее великолепные апартаменты в престижном районе Нью-Йорка, богатый и влиятельный муж; а однажды, без видимых угрызений совести, она переспала с чужим мужчиной. Интересно, совпадают ли созданный ею образ и реальная женщина.

В обеденное время ресторан «Ле Сирк» представляет собою парад знаменитостей: от Арианны Стассинополус до Джереми Япкина. Вечерами это вполне консервативное заведение, где обслуживают богатых бизнесменов и утомленных политиков, как правило, с женами. Никто из тех, кому надо что-нибудь скрыть, не появится вечером в «Ле Сирк».

– Глаза у тебя, словно изумруды, – прошептал Джордж, когда метрдотель усадил их. Он взял ее за руку и долго не отпускал. Джейд, насколько ему было известно, ужинала с Мэри Лу и Стивом. У них было какое-то дело, о котором она предпочитала не распространяться, и засидятся они, вероятно, надолго.

– Спасибо, – отняв, наконец, руку, Кэрлис огляделась и, хоть и не чувствовала за собой никакой вины, с облегчением отметила, что знакомых не видно.

– Кирк, наверное, спятил – разве можно надолго оставлять тебя одну, – Джордж проследил за ее взглядом и внимательно посмотрел на нее.

– Телятина, наверное, пойдет, – чтобы избежать его пристального взгляда, она погрузилась в изучение меню. – Или, может, лучше «паста примавера». Кажется, это местное изобретение.

Сделав заказ, Кэрлис, слегка волнуясь, заговорила о делах. Дав ей возможность освоиться, он улыбался и слушал историю о том, какой невозможный Лэнсинг и какой невозможный Серджио. В свою очередь, он развлекал ее рассказами о привередливых клиентах, и к концу ужина Кэрлис совершенно успокоилась, чувствуя себя, как и всегда с Джорджем, легко и свободно. Покидая ресторан, она забыла о своих волнениях, думая лишь о том, как хорошо на ней сидит костюм из «Адольфо» и как приятно быть с мужчиной, на которого все обращают внимание.

– Жаль, что нам раньше не пришло это в голову – поужинать вместе, – сказала Кэрлис, когда они прощались на углу Парк-авеню и Шестьдесят пятой. – Я и забыла, как с тобой хорошо.

– А я боялся пригласить тебя.

– Боялся? – Кэрлис трудно было себе представить, что кто-то ее боится.

– Боялся, что ты откажешься, – Джордж всегда давал женщинам возможность понять, какую власть они имеют над ним.

– Чего же тебе бояться меня?

Стояла теплая весенняя ночь, редкие в этот час машины величественно проплывали по Парк-авеню, а воздух был напоен запахами нарциссов. Манхэттен, весь в цвету и блеске, лишний раз доказывал, что это самое волнующее, самое замечательное место в мире.

– Считаешь, нечего?

– Ну, разумеется, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить о чем угодно.

– На самом деле?

– Конечно.

– Тогда я скажу то, о чем думал с самого утра. Мне хочется, – продолжал он тихо, так тихо, что ей пришлось наклониться к нему, – остаться с тобой наедине.

– Нет, – с улыбкой ответила она, стараясь, чтобы отказ не обидел его. – Нет, нет. Я ведь не просто так говорила с тобой в прошлый раз в баре. Давай будем просто друзьями. Пусть не будет ничего, о чем бы мы после жалели.

– Будет только то, чего ты сама захочешь, – сказал Джордж. – А сейчас давай я покажу тебе кооперативный дом, который недавно построил в Шерри Незерленд. Там еще никто не живет.

Кэрлис внимательно посмотрела на него, не зная, можно ли ему верить.

– Обещаю, – сказал Джордж. – Я к тебе даже и не прикоснусь, если ты сама не захочешь.

– Ну что ж, – произнесла она. – Только запомни, я действительно не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

– Ладно, – сказал он, улыбаясь, – договорились. Она тоже улыбнулась и, испытывая все же некоторое смущение, пошла вслед за ним в сторону Пятой авеню.

Это была шикарная квартира, предназначенная для бизнесмена из Лондона. Повсюду стояли массивные кресла, еще покрытые замшевыми покрывалами. На кофейном столике из черного мрамора лежала стопка газет. Темно-синие оконные шторы, укрывающие жилье от внешнего мира, сверкающая глянцем кухня, столь же блестящая ванная, спальня, где была кровать, два ночных столика и кожаное кресло, – от всего исходил какой-то мужской дух, и все выглядело уверенно и солидно.

– Ничего лишнего, – с восхищением сказала Кэрлис, расхаживая по квартире и дотрагиваясь до замшевых покрывал. Я в безопасности, повторяла она себе. Она верила Джорджу и его обещаниям. И все же садиться не хотелось. Она продолжала расхаживать, стараясь избегать его взгляда.

– Я тоже думала о том, чтобы избавиться от ненужных вещей, – говорила она. – Но все никак не получается. Я просто боюсь выбрасывать любимые платья. Может, когда-нибудь они снова войдут в моду. У меня рука не поднимается выбросить старые письма и фотографии, и я все еще держу блюдца, чашки от которых давно разбились. – Она все никак не могла замолчать, хоть и понимала, что говорит слишком много. – Наверное, я слишком сентиментальна.

– Вот и оставайся такой, – сказал он, подходя к ней. – Такой ты мне и нужна. – Он потянулся и притронулся к ее волосам, а она отшатнулась так резко, что едва удержалась на ногах.

– Нет! Ты же обещал! – Она была напугана. Ей хотелось убежать, но ноги отказывали.

Джордж поддержал ее. Его руки обвились вокруг нее.

– Да, обещал, – пробормотал он. – Я не прикоснусь к тебе, если не хочешь. – Но, произнося эти слова, он гладил ее по волосам и прижимался губами к щеке.

– Не надо, – прошептала Кэрлис.

Он притянул ее к себе, чувствуя все ее гибкое тело, податливую грудь, узкую талию, мягкий изгиб бедер. Он начал целовать ее – сначала медленно и нежно, потом все более настойчиво и властно раздвигая языком губы.

– Нет, – повторила она, стараясь оттолкнуть его, делая последнюю попытку погасить свое желание.

– Ты уверена? – прошептал он, продолжая гладить ее. – Ты в самом деле уверена?

– Нет, – едва выговорила она. – То есть я хочу сказать, да.

– Так я и думал, – Джордж, покрывая поцелуями ее шею, грудь, повел ее в спальню, и Кэрлис подчинилась ему.

– Да? – спросил он, расстегивая на ней блузу и лаская грудь, целуя соски.

– Да? – снова спросил он. – Скажи мне, Кэрлис. Да? Ты хочешь меня?

– Да, – еле слышно произнесла она. – Да.

– Да – что? – он отстранился от нее на мгновение, на страшное, долгое мгновение.

– Да, – она сама не понимала, что говорит, и хотела только одного – чтобы он продолжал, не останавливался, не уходил. – Пожалуйста.

Он снова обнял ее, снял блузку, начал ласкать шею, плечи, грудь, постепенно двигаясь вниз. Добравшись до заветного, он вновь отстранился на один мучительный миг.

– Ты хочешь того же, чего и я?

– Да, – прошептала она. Только бы он не останавливался.

– И так же сильно, как я? – Он не спускал с нее глаз.

– Не так же. Больше, – она положила руку ему на голову, придавила ее, направляя к нужному месту, закрыла глаза, полностью отдаваясь его прикосновениям. – Пожалуйста.

Когда он уже входил в нее, Кэрлис открыла глаза и увидела у себя на пальце сверкающее обручальное кольцо. Кэрлис сняла его и положила на ночной столик. Отдаться акту грешной любви она была готова, вступать в спор с символами супружества – нет.

Широко раскрыв глаза, Кэрлис чувствовала, как Джордж входит в нее все глубже, глубже. Ей хотелось запомнить каждое движение – она плотно зажмурила глаза и впилась ему в губы, словно полностью растворясь в нем, вдыхая запах его кожи. Когда терпеть более не было сил, она коротко вскрикнула, но сама не слышала ни звука.

– Ш-ш, – мягко проговорил Джордж, прикрывая рукой ее рот.

– Разве я что-нибудь сказала? – спросила она удивленно.

– Нет, – нежно ответил он, – но ты была прекрасна. Просто прекрасна.

Приняв душ и одевшись, Кэрлис вышла на улицу и с удивлением обнаружила, что ничего не переменилось. Угрюмый таксист-еврей отвез ее домой и, даже не поблагодарив, взял чаевые. Лестер, привратник, пожелал ей доброй ночи, и Чарли, лифтер, – тоже. Никто ничего не заметил. Открывая дверь, она вдруг поняла, что непостоянный режим ее работы, поздние ужины с заказчиками, людные совещания, поездки в Вашингтон и Бостон, из которых она часто возвращалась домой за полночь, составляли отличное прикрытие для тайных встреч.

Войдя в дом, она обнаружила, что все осталось на прежнем месте – и коллекция голубого фарфора, и пляжный халат на спинке кровати, и косметика в ванной. А чего, собственно, она ожидала? Что вещи восстанут и поднимут против нее бунт?

Она почистила зубы, вымылась, надела ночную рубашку и легла в постель, ощущая приятную истому во всем теле. Она чувствовала необыкновенный прилив жизненных и душевных сил. Глядите, вот она, ей можно только позавидовать: у нее есть интересная работа, любимый муж и любовник, который не может без нее жить.

На сей раз Кэрлис не сказала себе: это в последний раз.

Джордж тоже сразу отправился домой. Джейд была уже там. Она сидела на кровати в ночной рубашке, одновременно смотря ночные новости, потягивая чай и листая «Вог».

– Мы с Уиллом засиделись на работе, – сказал Джордж, все еще ощущая на теле прикосновения Кэрлис.

– А у меня для тебя новости, – сказала Джейд, давая понять, как ждала его. Она никогда не умела скрывать своих чувств. – Помнишь, я не смогла пойти на вечеринку, которую ты устраивал для Матти Робинсона? Ну так вот, мы со Стивом только что подписали договор с Мэри Лу. Савенн открывает здесь, в Нью-Йорке, первую галантерею Стефана Хичкока. И мы хотим, чтобы оформил ее ты! – Она замолчала, ожидая потока благодарностей. Но Джордж не произнес ни слова. – То есть если тебя это интересует.

– А почему ты, собственно, передумала? – осторожно спросил Джордж, не желая показывать ей свои чувства. – Ведь ты же не хотела работать со мной.

– Это было давно, и тогда я не была уверена в нашем будущем, – честно призналась Джейд. – Я не знала, как у нас все сложится. А теперь все переменилось, мы живем вместе.

Джейд хотела его, но Джордж отстранился. Он был польщен и обрадован предложением, но ему казалось, что Джейд играет роль госпожи Благодетельницы. Может, все это его фантазии, но он подумал, что она хочет, чтобы свою благодарность он доказал в постели.

– Ничего? – спросил он немного виновато. Он боялся оказаться не в форме. Он говорил себе, что это из-за Кэрлис, забывая, что раньше все было наоборот: после одной женщины у него еще лучше получалось с другой.

– Что-то я паршиво себя чувствую. Наверное, простудился.

– Ничего страшного, – успокоила его Джейд. Она всегда так говорила. Хоть бы раз разозлилась, подумал Джордж.

Глава VIII

То, что началось между Кэрлис и Джорджем, соответствовало представлениям Кэрлис о романах. Роман, считала Кэрлис, не имеет ничего общего с реальной жизнью, это время вне времени, одолженное время, украденное время, ирреальное время. Роман – это роскошь, которую не всякая женщина может себе позволить. И поначалу у нее с Джорджем все складывалось именно так. Пара часов в конце рабочего дня, когда они наслаждались друг другом на смятых простынях в безликих гостиничных номерах; часы, украденные у обеда; беглые поцелуи; разговоры по телефону шепотом; шикарное белье и ледяное шампанское из высоких бокалов.

– У тебя кожа нежная, как бархат, – говорил Джордж, целуя и лаская ее. Когда-то Кирк говорил то же самое. Но когда это было? Теперь он толкует о прибылях, вкладах, акциях, о своем «Самоуче». Однажды Кэрлис не выдержала:

– Ты можешь говорить о чем-нибудь другом? – прервала она его.

– А о чем мне говорить? – раздраженно откликнулся Кирк. В конце концов, ведь все это для нее! В компанию вложены ее деньги. И обогащает он тоже ее, во всяком случае, и ее тоже. – Разве есть что-нибудь важнее этого?

Если сказать ему, что жена завела любовника, может, и выяснится, что есть вещи поважнее, но, разумеется, Кэрлис промолчала, не дав воли женскому тщеславию.

Когда Джордж дарил ей белые и желтые фризии, Кэрлис ставила их себе в кабинет и держала в вазе до тех пор, пока все лепестки не облетали, а запах не выветривался. Ей так и не удалось вспомнить, когда Кирк приносил ей цветы в последний раз.

Как-то она вскользь заметила, что любит малину. Джордж запомнил это, и в следующий раз, когда они были в ресторане, он заказал ее и, обмакивая в шампанском, отправлял ей ягоду за ягодой в рот. Кирку, разумеется, ничего подобного и в голову прийти не могло.

Однажды Джордж удивил ее: прямо в постель им принесли обед из «Лютеции». Кирк ненавидел есть в постели. Он говорил, что это неудобно, и жаловался, что повсюду валяются крошки.

Вначале Кэрлис удивлялась, что не испытывает угрызений совести. То, что она виделась с Джорджем реже, чем хотела бы, делало ожидание более нетерпеливым, а любовные объятия более страстными, но все равно возникало ощущение, что, отказывая себе, она таким образом сохраняет свой дом. Как можно чувствовать вину, спрашивала она себя, когда не получаешь и малой доли того, чего хочешь?

Она говорила себе, что роман ее – всего лишь забава; что секс в эпоху сексуальной свободы это только здоровое выражение случайной симпатии к мужчине. Моногамия, говорила она себе, с удовольствием повторяя само слово, хороша для тех, у кого нет соблазнов.

В первые две недели романа она даже считала, что ведет себя чуть ли не правильно, ибо Джордж даже содействовал семейному счастью. Она теперь чаще посматривала в зеркало, и отражение ей не всегда нравилось. Имея любовника, она подумала, что напрасно воспринимает мужа как что-то привычное и постоянное. Допустим, Кирк утратил вкус к романтике, но с равным основанием в том же можно было обвинить и ее.

У нее вошло в привычку надевать дома просторный купальный халат. В нем было удобно, но соблазнительности он ей не прибавлял. Кэрлис отправилась к Саксу и купила муаровую рубашку и роскошную пижаму голубого цвета с алой окантовкой. По субботам она, даже не накрасившись, убегала в джинсах и свитере на гимнастику. Возвращалась домой к одиннадцати, потная и растрепанная. Теперь она взяла за правило вставать немного раньше, чтобы привести себя в порядок, и возвращаться в красивой шелковой блузке. Бог знает сколько она наговорила, что любит мужа, и Бог знает сколько времени она не пыталась соблазнить его. Теперь все будет не так.

– Мне не хватает тебя, – сказала она Кирку в один из тех редких вечеров, когда он был дома и смотрел телевизор. Она придвинулась к нему на диване и прижалась губами к щеке. – Я хочу тебя.

Она расстегнула ему рубашку и обняла его.

Она пообещала себе, что муж никогда не узнает о ее связи, так что все эти вещи: покупка новой рубашки, косметика по утрам и так далее – делались как бы невзначай. Она старалась ничем не выдать себя: не меняла прически, не покупала нижнего белья, не пользовалась новыми духами и никогда, как бы ей этого не хотелось, не повторяла метких и остроумных замечаний любовника в присутствии мужа. Она взяла за правило: никаких телефонных звонков домой, никаких подарков, никаких любовных писем или сентиментальных записок. Она пообещала себе, что никогда не появится с Джорджем на публике, если это нельзя будет объяснить деловыми соображениями, и даже дала торжественную клятву, что никому ни слова не скажет об этой связи.

Подобно многим, она думала, что способна на это.

Когда тебя целуют другие губы, это возбуждает; когда чувствуешь прикосновение сильного и мускулистого тела, это пьянит; когда вдыхаешь запах другого мужчины, это приводит в экстаз. Чувствуя себя желанной, ее тело испытывало постоянный сексуальный трепет. Ощущая вкус поцелуев Джорджа у себя на губах, вспоминая его любовные слова, она и мужу казалась более желанной, более отзывчивой в постели; и ее уже не так обижало то, что, занятый своим «Самоучем», он молчал весь обед; и не так раздражало его поведение на приемах, где он часто не уделял ей должного внимания; или даже не находил нужным предупредить, что они куда-то идут вместе.

Встречаясь с любовником, Кэрлис зажила полной жизнью. Она перестала быть просто женщиной, ведущей однообразную семейную жизнь, которая обедняла душу и тело. Любовник – это было возбуждение, которого ей не хватало; это было зеркало, в котором она видела себя желанной. Любовник давал возможность оценить по-настоящему мужа: его силу, волю, энергию и целеустремленность. Любовник – это идеальный освежитель замужества. Любовник возвышает тебя в собственных глазах, и это замечают другие.

– Выглядишь ты замечательно, – сказала Мишель. – Поделись секретом.

– Да никаких секретов, – небрежно бросила Кэрлис, довольная, что умеет, оказывается, хранить тайны. В течение многих лет все видели в ней обычную женщину, которая не привлекала к себе внимания. У такой женщины, разумеется, не могло быть никаких секретов. То, что они так ошибались, придавало ей бодрости. – Просто хорошая наследственность и здоровый образ жизни.

– Вы замечательно справились с делом Буна, – сказал Джошуа Хайнз. Т. Чет Бун был основателем и президентом компании по продаже недвижимости, делами которой занималась по своей линии Кэрлис. Это был такой колючий, высокомерный и совершенно невозможный тип, что, в конце концов, правление, несмотря на процветание компании под его руководством, завалила Буна на выборах. Кэрлис необходимо было представить это решение так, чтобы Уолл-стрит не утратила доверия к компании; ей это вполне удалось, – отставка Буна была объяснена новым предложением, которое удалось организовать через влиятельных клиентов «Бэррона и Хайнза» в Вашингтоне.

Кэрлис поблагодарила Джошуа за комплимент, не сказав ему, разумеется, что идея пришла ей в голову во время любовного свидания с Джорджем: когда, истомленная его ласками, она лежала в кровати, все еще вдыхая запах его тела.

Она решила, что лгать стоит только в крайнем случае. Она не имела привычки рассказывать о своих делах или знакомствах, и Кирк ничего не заметил, к тому же в самом начале, когда роман сводился только к случайным встречам и рассказывать, собственно, было не о чем.

Она благодарила свой страшно напряженный режим, который позволял ей находить тысячи предлогов для объяснения своих опозданий; на руку ей были и капризы клиентов, которые порой задерживали ее на работе гораздо дольше, чем она предполагала, – но иногда все-таки выдавался час-другой на свидание.

Тем не менее время для нее всегда было проблемой, – его отчаянно не хватало. С одной стороны, деловые встречи, обязательный коктейли, обеды, не говоря уже о непредвиденных делах; с другой – отец, который, требовал все большего внимания; далее – спортивные занятия, напряженная общественная жизнь, связанная с делами Кирка, наконец, многочисленные обязанности по дому, в результате у Кэрлис оставалось очень мало личного времени. Им с Джорджем крайне редко выпадала возможность любить друг друга.

– Мне надо видеть тебя чаще, – сказал Джордж. Ему нравилось быть с Кэрлис, он понимал, что эта замужняя женщина, которая никогда не будет ему принадлежать, заменяла множество случайных подруг, которые были у него в годы его семейной жизни. – Раз в неделю, в две – ну куда это годится?

– Если б только у меня было время, – вздохнула Кэрлис. Ей тоже хотелось бы встречаться почаще.

– И что же, ничего нельзя поделать?

– Попробую, – сказала она, и когда в середине мая Кирк на три дня отправился в Чикаго налаживать новые банковские связи, а Джейд улетела на неделю в Италию смотреть новые материалы, они с Джорджем виделись три вечера подряд. Затем вновь наступил перерыв на две недели. Она вернулась к мужу. Он вернулся к любовнице. Оба жили своей собственной жизнью.

– Кэрлис, в Нью-Йорк приезжает Мэрион Крамер с женой. Они хотели бы сходить в театр, – сказал Кирк. – Ты не можешь помочь с билетами на «Девушку моей мечты»? И еще надо заказать столики у «Сарди».

Предполагалось, что она выполнит его просьбу, и оно так и было. У Кэрлис были четкие приоритеты: на первом месте – интересы мужа, и уж потом – свои.

– Светлые и бледно-желтые? – предложила Джейд. Она вернулась из Италии и обсуждала с Джорджем цвета для новой галантереи в «Савенне». В Милане она видела новый магазин – как бы преодоление постмодернизма с его зеркально-гладкими поверхностями. Джейд буквально пришла в восторг и теперь делилась своими впечатлениями с Джорджем. В результате они пришли к решению, которое в равной степени принадлежало им обоим.

Оформление галантереи означало крупный успех и для Джейд, и для Джорджа. «Савенн» собирался приобретать товаров на сто тысяч долларов в сезон. Даже треть этой суммы, как подсчитали Джейд со Стивом, выводила их на прибыль. Впереди были большие деньги и демонстрационные показы в самых крупных торговых центрах страны. А для Джорджа это был и престижный, и прибыльный заказ. Работали они с Джейд вместе, но именно она воплотила идею в слова: современно, но романтично.

– В точности как у нас, – сказал Джордж, целуя ее. Когда появлялось крупное дело, у него, как правило, исчезали все сомнения личного плана.

Разумеется, они соблюдали осторожность. Они встречались в отелях, приходя и уходя порознь. Как выяснилось, «Уолдорф» – лучшее прибежище для любовников. Тут были входы и выходы со всех четырех сторон, из всех баров и ресторанов. И если кто-нибудь мог увидеть ее входящей в отель или выходящей из него, он никогда бы не догадался, зачем она здесь появилась. Однако же, по ряду причин, любимым местом встреч стала «Плаза». Как правило, Джордж приходил первым, снимал номер и звонил ей на работу. Он открывал ей дверь, они бросались навстречу друг другу, самозабвенно отдавались любви, потом что-нибудь перекусывали, снова любили друг друга, а в одиннадцать Кэрлис надо было уходить. Она знала, что должна появиться дома до полуночи – чтобы избежать лишних разговоров.

Наступил май, любовная связь продолжалась, а Кэрлис думала, что давно она так хорошо себя не чувствовала и не выглядела так прекрасно, и никогда ей так хорошо не работалось. Все у нее получалось, все складывалось наилучшим образом. Окружающие спрашивали, отчего такие перемены? Она что, сбросила вес? Провела выходные на отдыхе? И только Кирк, казалось, ничего не замечал. Интересно, что он скажет, если когда-нибудь эта история всплывет наружу. Что, разумеется, невозможно. И все же ей было интересно.

Глава IX

Джордж был безупречным любовником, и не только в постели. Когда Кэрлис сказала, что не следует звонить ей домой, он даже удивился: это само собой разумеется.

– Я ни за что не поставлю тебя в неловкое положение, – нежно сказал он. – Я ведь любовник, а не разрушитель.

Он всегда тонко чувствовал ее настроение.

– Что-нибудь не так? – мягко спросил он в начале июня. – У тебя грустный голос.

– Я действительно расстроена, – ответила Кэрлис и рассказала ему, что случилось. В субботу Джейкоб Уэббер упал у себя дома и не смог добраться до телефона. В воскресенье, когда Кэрлис пришла к нему, чтобы, как обычно, вместе пообедать, он не отозвался на звонок, и, открыв дверь своим ключом, она обнаружила его в бессознательном состоянии на полу между спальней и ванной. Разыскав врача, который заменял в это время доктора, постоянно наблюдавшего за отцом, она вызвала «скорую», и в больнице выяснилось, что у Джейкоба сломана шейка бедра.

– Слава Богу, я успела вовремя, – сказала Кэрлис, разыскав мужа в гольф-клубе по телефону. – У него был сильно обезвожен организм. Врачи опасались за почки…

– А сейчас все в порядке? – спросил Кирк.

– Да, более или менее, – ответила Кэрлис. – Ему дали таблетки, и он заснул.

– Тогда я ничем не могу быть полезен, – сказал Кирк. – Увидимся позже.

– А сейчас ты не мог бы приехать? – спросила Кэрлис, отметив, что Кирк даже не предложил просто побыть с ней. Случай с отцом – опасный сигнал, когда-нибудь она останется сиротой. Хоть и привыкла Кэрлис ухаживать за отцом, сейчас она чувствовала себя особенно скверно. – Ты мне нужен.

– Я обещал Неду Бейтсу пообедать с ним… – начал было Кирк, но тут же оборвал себя, сказав, что немедленно приедет в больницу.

Кирк навестил Джейкоба, который искренне ему обрадовался. Но на вечер у Кирка было назначено деловое свидание с одним банкиром, а на следующее утро он улетал в Канзас-Сити, оставляя Кэрлис наедине с ее душевными переживаниями и проблемами.

– Я давно ожидала чего-нибудь в этом роде, – сказала она Джорджу в понедельник утром. Как хорошо, что у него нашлось время встретиться – есть с кем поделиться своими бедами. – Я просила отца найти кого-нибудь, с кем он мог бы жить, но он отказался. И теперь остается только благодарить Бога, что упал он не в воскресенье вечером. Тогда я бы до вторника ничего не знала.

– Не терзай себя, – сказал Джордж, внимательно выслушав ее. Он чувствовал, как сейчас ей было нужно его участие. – Ты сделала все возможное.

Любой на его месте сказал бы то же самое, но это был он, и Кэрлис была признательна, что Джордж с нею. Она не винила мужа в том, что он уехал, но и себя не винила за то, что обратилась за участием к любовнику.

Когда дело доходило до секса, Джорджа отличала бесконечная тонкость и безудержная фантазия. Он был неистощим. Ничего подобного она даже вообразить не могла. Он знал тело Кэрлис лучше, чем она сама, и однажды она призналась, что только благодаря ему научилась испытывать удовольствие.

– О Боже… – шептала она, отдаваясь его ласкам – так ее никогда еще не ласкали. – Дальше, дальше…

Он умел вызывать у нее оргазм за оргазмом, так что после она лежала в постели совершенно обессиленная. Она и не подозревала, что мужчина может не кончать так долго; казалось, Джордж умел полностью сдерживать себя ради удовольствия видеть, какое наслаждение испытывает Кэрлис.

– Хватит, не надо больше, – умоляюще, едва не плача говорила она. – Уже не могу терпеть. – Но тут же вновь приникала к нему:

– Нет, нет, только не останавливайся. Дальше, дальше…

Интересно, спрашивала она себя порой, неужели у других так же, как у них с Джорджем? Неужели другие испытывают такой же восторг, такое же наслаждение, такой же подъем? Она не верила этому. Как это другие могут переживать то же и так же, как она переживает? Она попыталась вспомнить, как это было у них с Кирком в начале, но Джордж и его бесконечная чувственность стерли прежние сексуальные воспоминания.

Хотя Кэрлис и старалась не сравнивать мужа с любовником, соблазн был слишком велик. Она и вспомнить не могла, когда последний раз говорила с Кирком о жизни, о жизни с большой буквы, и своем месте в ней. Джорджу она рассказывала о себе, своих мечтах, устремлениях, неудачах. С Кирком беседы всегда замыкались на делах, как и с кем их вести. А если о делах все было сказано, разговор перескакивал на мелкие домашние проблемы. Например, когда принесут белье из прачечной или надо ли снова приглашать в гости Стенисов – оба они такие зануды, Гордон и Айрис. Он всегда напивался, а она только и знала, что говорить, какой невозможный тип их декоратор. Просто невозможный, повторяла Айрис, но ведь такой талантливый. Все друзья зеленеют от зависти при виде их новой гостиной. Теперь надо переделывать столовую и, стало быть, снова придется терпеть его капризы.

Кэрлис в ужасе закатывала глаза, услышав, что ничего не поделаешь, надо снова приглашать их. У Гордона крупная банковская корпорация, а Кирк подумывал о расширении своего дела.

– Что мне у нас с тобой нравится, – говорила Кэрлис Джорджу, отдыхая с ним после всех этих домашних забот, – так это то, что ни о чем не надо думать.

Джордж был для нее больше, чем любовник; он постепенно превращался в друга, с которым можно было поделиться всем, что волновало, он заменял Норму, которая совсем ушла из жизни Кэрлис. Она рассказывала ему о своих переживаниях и страхах – с мужем Кэрлис никогда ими не делилась – у Кирка всегда не было времени, к тому же его раздражали такие разговоры.

– Если бы ты встретился со мной до замужества, прошел бы мимо, не заметив, – говорила она Джорджу. – Я была просто серым мышонком, типичной неудачницей.

– Да не может быть, – возражал Джордж. – Не могу поверить.

– Выйдя замуж, я стала сама собой, – продолжала Кэрлис, – стала такой, какой всегда хотела быть. А ты после женитьбы переменился? – Разумеется, теперь Кэрлис немало знала о прежней жизни Джорджа.

– После женитьбы – нет. Но когда родился Бобби, я действительно стал другим.

– Ты скучаешь по нему, верно? – Кэрлис искренне жалела Джорджа. Он не раз говорил ей, как ему не хватает сына, который оказался так далеко от него. Это была его боль. Не проходило дня, чтобы он не думал о Бобби.

– Ни единого дня, – горестно повторял он, и хоть сама Кэрлис о детях не думала, она сочувствовала Джорджу всем сердцем.

– А снова жениться ты не хочешь? – спрашивала она. – На Джейд?

– Да нет, нам и так хорошо. Мы друзья-любовники и ничего не хотим менять.

Кэрлис старалась говорить о Джейд как можно меньше. Ей не хотелось казаться ревнивой. Она не уставала себе напоминать: у нее просто роман. Но ей была интересна эта женщина, эта Джейд.

– Она что-нибудь знает о моем существовании? – спросила она однажды.

– А твой муж что-нибудь знает о моем существовании? – Джорджу ее вопрос явно не понравился. Он не любил говорить с одной женщиной о другой. Он даже не говорил Кэрлис, что они с Джейд живут вместе.

– Разумеется, нет, – ответила Кэрлис.

По глазам она поняла, что его ответ будет таким же. И все равно Кэрлис хотела больше знать о нем, о Джейд, об их отношениях. Насколько это у них серьезно? Давно ли встречаются? Когда познакомились? Но вот что ей хотелось знать больше всего: кто красивее, она или Джейд? С кем ему лучше в постели? С ней или с Джейд?

Все же ей удалось подавить свое любопытство и убедить себя, что уколы ревности, которые в последнее время начали всерьез беспокоить ее, совершенно неуместны. В конце концов, если у кого из них и есть право на ревность, так это у Джорджа. Ведь он не женат, а она замужем. Ее ему никогда не заполучить. И все равно, ревность не проходила, и лишь усилием воли, каковой Кэрлис гордилась, она удерживала себя от разных вопросов. Она вновь и вновь напоминала себе, что у нее это лишь роман.

Как-то ночью, в конце мая, Кэрлис, обняв Кирка, начала лизать у него сосок, сначала справа налево, потом слева направо. Так часто делал Джордж, доводя ее до экстаза. Она решила, что, если подсказать таким образом Кирку, может, и он научится.

– Эй, – простонал он от наслаждения, – где это ты научилась такому?

– В «Хайт рипорт» прочитала, – немедленно откликнулась она, довольная своей находчивостью. – Где же еще? А теперь тихо, молчок…

На следующее утро, придя на работу, она сразу позвонила Джорджу.

– Из-за тебя я едва не попалась дома, – сказала она.

– Только едва? – отозвался он. – А я-то считал, что как любовник тяну на большее. В чем дело?

– Не скажу, – лукаво произнесла она. И действительно не сказала.

Повесив трубку, она подумала, что напрасно позвонила. Сначала ей показалось, что таким образом она как бы очищает себя от греха. Но потом, поразмыслив, решила, что нельзя вести себя в постели с мужем и с любовником одинаково. И отныне взяла за правило: что принадлежит Кирку, не принадлежит Джорджу. В конце концов, она меньше всего хотела злить или возбуждать ревность у мужа или любовника. Пусть все будут счастливы. И, отмечая седьмую годовщину своей свадьбы, она считала, что так оно и есть.

Глава X

ЛЕТО 1982-го

Достигнув тридцатисемилетнего возраста, Кэрлис обнаружила, что она желанна. У нее был муж и любовник, и это было прекрасно. Пусть и дальше так будет, только еще лучше. Того же хотели муж и любовник.

– Знаешь, чего мне хочется на десерт? – проговорил как-то Кирк, когда они были на каком-то роскошном приеме. Видя, как мужчины заглядываются на его жену, Кирк внезапно ощутил прилив гордости и желания.

– Чего? – Она улыбнулась, принимая его любовную игру, о которой он успел забыть и вспомнил только после того, как у нее начался роман.

– Тебя, – и сам удивился, услышав свои слова. Торопливо распрощавшись с хозяевами, они ринулись домой и, едва войдя в квартиру, бросились друг другу в объятия, как в первый год их совместной жизни.

– Ну, а теперь что? – устало и мечтательно спросила Кэрлис, нежно поглаживая мужа по спине, куда более тонкой, чем у любовника, который был сбит гораздо плотнее.

– То же самое. Еще, – хрипло сказал он.

– Мне никогда не бывает тебя слишком много, – сказал Джордж как-то в конце июня. Кэрлис рано ушла с работы и сказала Кирку, что по дороге домой зайдет в гимнастический зал. Избрав весьма хитроумный маршрут, она сначала зашла в «Александерс» со стороны Третьей авеню, потом через боковой вход «Блумингдейла» вышла на Пятьдесят девятую улицу, села в такси и поехала в «Ридженси», где Джордж уже ждал ее.

– Мне не хватает тебя, – едва слышно прошептал он, нежно беря ее. – Я хочу украсть тебя и забрать с собой.

– И куда же? – спросила она, изнывая в любовной истоме.

– Далеко, – ответил он. – Туда, где нас никто не найдет. – Джордж вдруг весь содрогнулся, укусил ее в губы, сжал грудь и стал рывками погружаться в нее глубже и глубже. – Я бы спал с тобой, и спал, и спал, – повторял он, а она, приспосабливаясь к его ритму, высоко подняла ноги, чтобы он вошел в нее еще глубже.

Джордж предавался мечтам.

– Вот бы провести вместе всю ночь, – сказал он. Они сидели у «Пьера». Ресторан выходил окнами на север, из них открывался потрясающий вид на парк. Но Кэрлис с Джорджем, совершенно поглощенные друг другом, ничего вокруг не замечали. – Тогда бы ты уснула в моих объятиях, а утром я бы поцеловал тебя.

– Это было бы замечательно, – сказала Кэрлис и тут же задумчиво добавила: – Но ведь так не получится, а?

– А почему, собственно? – спросил он, сам себя проклиная. Что это, черт побери, он затеял? Зачем играть с огнем? Неужели ему так уж это необходимо? Неужели Кэрлис так его приворожила?

– Я ведь замужем, – напомнила она.

– Хорошо бы провести вдвоем выходные, – сказал он в другой раз, зная, что напрашивается на неприятности, но бессильный противостоять искушению. Кэрлис нужна была ему все больше и больше. Зная, что Джейд наверняка бросит его, если узнает (хотя непонятно почему), он продолжал:

– Всего лишь одни выходные. Мы поехали бы в какое-нибудь чудесное местечко. Гуляли бы по лесу. Читали бы, сидя у камина. Приготовили бы ужин. Накрылись бы большим пуховым одеялом. Я бы обнял тебя и никуда не отпускал. Неужели нельзя найти какой-нибудь предлог?

– Нет, – грустно сказала она. – Кирк знает, что по выходным я никогда не работаю.

– Но ведь всегда что-нибудь случается в первый раз. Она молча покачала головой и поцеловала его.

Любовные отношения с Джейд, которые явно улучшились после знакомства Джорджа с Кэрлис, начали испытывать некоторые трудности. Джордж впервые подумал об этом, когда был с Кэрлис в «Ридженси». Савенну понравился проект галантереи Хичкока, и строительство пошло полным ходом. Они встретились с Джейд после закрытия магазина, чтобы посмотреть, как идут дела. Потом зашли в «Макдоналдс» съесть по гамбургеру. Джейд была в необыкновенно приподнятом настроении. Она сказала, что сегодня они со Стивом заключили первый контракт – с фабрикой по производству простыней и полотенец. За этим стоят большие деньги, потому что пойдут доходы с продажи. Потом Джейд заговорила о том, что к осени хорошо бы купить шубу; дилемма, очаровательная дилемма, состояла лишь в том, что лучше: лисий мех или норка? А может, соболь? От возможностей кружилась голова. Она сказала Джорджу, что у нее есть для него сюрприз.

– Угадай, что? – спросила она, по обыкновению, нетерпеливо.

– Ну, что?

Она открыла сумочку и протянула ему листок бумаги. Это был оплаченный чек на покупку стереосистемы новейшего образца. Стоила она дорого.

– Что это? – спросил он неожиданно хриплым голосом.

– Ты же говорил, что наш проигрыватель никуда не годится, – сказала она. – Ну, вот я и решила сделать тебе подарок, – глаза ее сияли. – От меня – с любовью.

Установку я решила предоставить тебе, ты лучше с этим справишься.

– Спасибо, – сглотнув слюну, сказал он, умалчивая о том, что сам собирался это сделать, но отложил до тех пор, пока с галантереей не будет покончено и Савенн полностью не расплатится с их фирмой. – Замечательно! – Он постарался, чтобы слова его прозвучали искренне; Джордж гнал от себя чувство, испытанное, когда Эзра Тайдингс протянул ему ключи от нового дома. – Просто замечательно!

Всю дорогу домой Джейд держала его за руку, а когда они легли, начала медленно и любовно покрывать его лицо поцелуями, как всегда, когда хотела заняться любовью. Он начал целовать ее в ответ, хотел откликнуться на ее желание – и понял, что ничего не может.

– Боюсь, я совершенно выдохся, – сказал он, отодвигаясь от нее. – Неделя была просто жуткая.

– Это уже в третий раз за последний месяц, – Джейд не отпускала его, как бы давая понять, что любит, сочувствует, что его проблемы – это и ее проблемы. – Что-нибудь не так?

– Все так! – взорвался он. – Только, ради Бога, оставь меня в покое!

Он любил Джейд, но она стала утомлять его. В отличие от Ины, она не бегала за деньгами к отцу или к кому-то еще. Она сама могла себе позволить все, что угодно. Ничья помощь ей была не нужна. Иногда он задавался вопросом: а он-то ей нужен? Беда заключалась в том, что она ему была нужна – и как женщина, и как профессионал.

Когда Джордж женился на Ине Тайдингс, он знал, что в смысле карьеры это бесценное приобретение. С Джейд дело обстояло иначе. Она не только связывала его с нужными людьми. Она давала ему то же, что и Стиву – энергию и вдохновение, так, что, работая вместе с ней, он добивался лучших своих результатов. Работая с ней – сначала над оформлением магазина «Хартли», затем выставочного зала, наконец, галантереи, Джордж, в конце концов, выработал индивидуальный стиль. Он и сам отдавал себе отчет в том, что прежние его работы были хороши, но слишком робки; приятны, но подражательны; симпатичны, но традиционны. В содружестве с Джейд они приобрели неповторимую выразительность, Современные, но романтические, броские, но не вызывающие, они несли на себе отпечаток личности творца, и впервые в жизни Джордж из ведомого превратился в ведущего. «Стиль Кураса – Голдберга», как окрестили его журналисты, был на самом деле стилем Джейд Маллен, и Джордж это отлично сознавал.

Чем яснее ему становилось, что без Джейд ему не обойтись, тем очевиднее было, что и без Кэрлис обойтись он тоже не может.

– Я даже раз в неделю с тобой не вижусь, – говорил Джордж. – Хотя бы день ты можешь мне уделить?

Кэрлис пожимала плечами, лгала Кирку больше, чем хотелось бы, и сокращала свой рабочий день. В начале июля раз в неделю они все-таки виделись. Но этого было мало.

– Ты – как наркотик, – говорил Джордж. – Чем больше потребляешь, тем больше хочется.

– Да, я знаю, – отвечала Кэрлис. – Ведь и со мной происходит то же самое.

– А что ты говоришь Джейд? – спросила Кэрлис в конце июля, когда им удавалось встречаться раз, а то и два в неделю. Погода становилась все жарче, а с нею разгоралась и страсть.

– Ничего, – он не хотел говорить с Кэрлис об этом. Джейд для него – все. Пусть он неверен ей как любовник, во всем остальном предать ее он не мог. – Она много разъезжает, я тоже.

– Ты хочешь сказать, что, находясь здесь, ты на самом деле пребываешь в Чикаго?

– Вот именно, – с улыбкой ответил он, очерчивая пальцем овал ее груди. – А теперь давай-ка сменим тему.

К началу августа Кэрлис, захваченной страстью, удавалось встречаться с Джорджем дважды в неделю. Они взяли за правило никогда не появляться дважды в одном и том же отеле, и единственное, что беспокоило Кэрлис, это то, что Джордж просил ее заказывать номера.

– Говори, что ты моя секретарша, – советовал он – Так будет лучше всего.

Но лучше от этого не было. Кэрлис удавалось обманывать Кирка, не испытывая особых угрызений совести, но она терпеть не могла лгать гостиничным клеркам. Ей было противно выдавать себя за кого-то другого, и она не могла заставить себя называть Джорджа мистером Курасом. Ей было неприятно идти в незнакомый отель, подниматься на лифте, звонить в дверь и ждать, пока Джордж откроет ей.

Да, ощущение было мерзким, но Кэрлис считала это платой за наслаждение, которое испытывала с Джорджем. Стоило увидеть его, как все неприятные ощущения исчезали и с ней происходила магическая перемена: она оживала.

Тем не менее Джордж чувствовал, что Кэрлис что-то угнетает. Мысль о том, что она хочет порвать с ним, приводила его в ужас.

– Вот если бы ты была свободна, – снова и снова повторял он. – Тогда я мог бы быть с тобой всегда, мы были бы вместе, ты была бы моей.

Он говорил об этом так страстно, так часто повторял, что жить без нее не может, что Кэрлис боялась напоминать ему, что она замужем. Ведь это было жестоко – сказать человеку, который обожает тебя, что мечты его неосуществимы. И все же она старалась быть с ним честной.

– Да, – говорила она, – это было бы замечательно. Но как это сделать?

Он посмотрел на нее с такой болью, как будто она ударила его.

– Я люблю тебя, – горько сказал он ей в начале осени, когда листья уже начали желтеть. – А для тебя это только связь.

Их роман превращался в нечто большее, и ситуация становилась опасной.