Мурена

Начальник перебрался на «Симферополь» отдав приказ оставить на лодке минимальное количество команды, и идти на дизелях в базу…

Для управления лодкой и обслуживания аварийного реактора требовалось не менее двадцати человек. Остались все десять офицеров и все двенадцать мичманов экипажа. Во главе с командиром БЧ-5 капитаном третьего ранга Сивоконем, они, одевшись в защитные костюмы, которые уже и не могли помочь при такой большой дозе облучения, пытались всеми силами сдержать взбесившуюся радиацию.

До базы на дизелях идти было более суток.

Никифоров последний раз командовал «Муреной». Он хорошо понимал, что все они, оставшиеся на лодке, обречены. Так долго принимать чудовищную дозу радиации – это смерть.

Командир был безгранично благодарен всем, кто остался. Они своими жизнями спасали жизни других. Спасали оставшуюся «Тангарру», показавшую великолепный результат. Спасали свою честь советских подводников, воинов, до конца выполнивших свой долг.

Сергей понимал, что в случившейся катастрофе, так или иначе виноваты очень многие, и он в первую очередь, ведь командир отвечает за все на корабле. Он стоял на мостике ходовой рубки и внимательно вглядывался в серые холодные волны, с тихим пенным шипением заливающие верхнюю палубу.

Подошел старший помощник.

–Как ты, Серега?

- Нормально. Как обстановка?

- Ничего нового. Поджариваемся потихоньку… - Андрей Семенович все понимал, считая себя одним из главных виновников.

– Ты, Андрей не терзайся. Нет твоей вины. Люся была права… - Сергей неторопливо, торопиться теперь было уже некуда, рассказал о предчувствиях Людмилы, о последнем прощании. Андрей слушал очень внимательно, удивленно глядя на командира.

– Видно судьба нашего похода была давно уже предрешена, и она это почувствовала. Мистика какая-то… Ты же видишь, здесь нет конкретной вины, целая цепь случайных совпадений. Так не должно было случиться…

На мостик поднялся доктор с бутылкой разведенного спирта.

– Я, товарищ командир, об одном жалею, что отпустил Носа, не оставил в лазарете, – капитан плеснул в чарку, протянул Никифорову.

– Пустое это все, оставьте Михаил Андреевич, не мучайте себя, – Сергей залпом опрокинул стакан. – Это судьба…

Командир спустился вниз.

Выпили со старпомом, помолчали, глядя как далеко в сиреневой дымке, проглядывают сквозь мглистый горизонт заснеженные верхушки айсбергов. Не к месту вспомнили «Титаник», улыбнулись. Выпили еще по одной, закурили, настроение несколько поднялось.

– Эх, Андрей, завидую я тебе, у тебя хоть Людмила была!.. Какая женщина, все-таки!..

- Вот именно, Миша, была… - Андрей вспомнил свои беспочвенные ревностные подозрения, частые скандалы… - А я ведь и к тебе ревновал ее, готов был разорвать… Прости.

- Да, Андрей, нелегко обладать сокровищем. Ну, да ладно. Дело прошлое.

-Прошлое… – старпом надолго задумался, вспомнил сына… - А у тебя детей нет?

- Нет. Мне легко, я один. Мать в Новороссийске осталась. Жалко ее, – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все будет нормально. Как и должно быть.

- Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните, – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаивайтесь, у нас медицина лучшая в мире, даст бог, подлечимся.

- А Вы, товарищ капитан второго ранга, о боге смотрю, заговорили… - капитан Бычков иронично улыбался.

- Заговоришь тут с вами, не только бога, но и всех святых вспомнишь. Давай, Михаил, еще наливай.

Так, неспешно беседуя, прикончили спирт. А куда было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…

«Мурена» развив полный ход, мягко покачиваясь на невысокой волне и завывая дизелями, обреченно шла домой. На носу несла гюйс, а на корме государственный флаг Советского военно-морского флота. Она еще была в строю, числилась в морском реестре. Еще несла полное боевое торпедное и ракетное вооружение, еще была грозной силой, раненой в самое сердце, но все еще борющейся за свое существование.

Капитан третьего ранга Сивоконь с командой делали все возможное, чтобы не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.

БПК «Симферополь» с перебравшимися ста пятнадцатью членами экипажа «Мурены» и командированными специалистами, забрав всю секретную документацию об испытаниях нового оружия, прибавил оборотов и, набрав полный ход, торопливо пошел в Североморск. Оттуда на транспортном самолете всех переправили в Ленинградский морской госпиталь при военно-медицинской Академии. Все остались живы, получив разные дозы облучения, были комиссованы по здоровью и переведены на пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы.

Старшину первой статьи Алексея Чукина и матроса Василя Носа, долго держали под следствием, досконально разбираясь в причинах трагедии.

В конце концов, объявили условные сроки. Как в дальнейшем сложилась судьба этих двоих – неизвестно…

* * * * *

Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в холодные мрачные воды Ара-губы, на малом ходу, в надводном положении, вошел атомный ракетный крейсер «Мурена». Медленно пробираясь по извилистому заливу, неслышно перемигивался со скрытыми высоко в сопках постами. Наконец показались такие знакомые, покрытые свежей летней зеленью, родные берега базы. Доложили о прибытии и получили ответ – следовать на позицию 07, в одну из штолен.

Возвратились ровно туда, откуда более полутора месяцев назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка тихо вошла в узкий коридор и скрылась в граните…

Глава 12

О случившейся на лодке аварии в Видяево узнали 26 июня, накануне прибытия атомохода с неуправляемой реакторной установкой.

Командование гарнизона собрало всех членов семей моряков «Мурены» в Доме офицеров. Успокаивали, говорили, что ничего, мол, страшного не произошло. Лодка идет своим ходом на дизелях и уже завтра прибудет на базу. Все члены экипажа живы. На вопрос о полученной дозе облучения отвечали уклончиво. Сказали, что всю команду после возвращения, не теряя драгоценного времени, отвезут на базу Росляково, где стоит полк морской авиации. Оттуда, сразу же, на военно-транспортном самолете отправят в Ленинград. Там, в закрытом научно-исследовательском институте, принадлежащем министерству обороны, и будут проходить дезактивацию и дальнейший курс реабилитации. Очень просили женщин не волноваться и спокойно ждать. На вопрос о причинах катастрофы ответить не могли, действительно не знали сами.

Люди просили хотя бы на несколько минут увидеться с близкими, на что им было категорически отказано. И следовать за машинами на аэродром, запретили. Пообещали собрать всех здесь же через несколько дней, когда обстановка несколько проясниться, и обязательно сообщить о результатах.

На следующий день по идущей через поселок дороге, в Росляково на огромной скорости проследовал кортеж из нескольких мощных, крытых наглухо брезентом, грузовиков «Урал».

На шоссе были выставлены частые посты, никого не пропускающие и дающие возможность машинам беспрепятственно мчаться, мигая синими проблесковыми маячками и завывая сиренами.

В Видяево трассу оцепили с обеих сторон сплошным строем матросов. За оцепление не пускали, несмотря ни на какие мольбы. Особо настойчивых сразу уводили в комендатуру. Люди стояли вдалеке большой взволнованной бурлящей толпой.

Наконец показался эскорт. Подъезжая к поселку, еще более увеличили скорость и, натужно ревя моторами, промчались, словно мрачные тени.

Народ закричал, загомонил встревожено. Из-под пыльного закрытого брезента кузовов махали кому-то чьи-то руки.

«Уралы» ушли. Все случилось очень быстро, обыденно как-то. Женщины горестно плакали, вытирали измученные тоской неизвестности, в один миг постаревшие, прекрасные в своей мужественной терпеливости, красивые, созданные для счастливой жизни, мокрые от соленых как морская вода, слез, похожие друг на друга, печальные лица. Все были здесь. И Людмила, и Ольга, и Жанна Олеговна, и Ирина. И остальные жены подводников. Заплаканные, несчастные, отчаявшиеся от полной безысходности. Кричали, махали вслед руками, провожали, будто в последний путь своих выполнивших воинский долг, верных присяге, боровшихся до конца, далеких уже теперь, мужей, неумолимо несущихся к Вечности…

Люся вспомнила пророческие слова загадочной девушки Лукии. До нее только сейчас дошел страшный смысл предсказания. Ей опять стало очень плохо. Мутило, голова сильно кружилась, сердце готово было разорваться от горя…

Все вместе, поддерживая друг друга под руки, медленно побрели домой к Ольге. Пили какие-то таблетки, корвалол, что-то еще, принесенное из госпиталя Людмилой. Пытались успокоиться, утешить разболевшиеся горящие души. Нужно было обязательно что-то делать, иначе можно сойти с ума. Долго говорили, обсуждали, плакали. Наконец решили.

Оставить детей с Ириной, а самим лететь в Питер, к Ольгиной матери. И там уже узнавать судьбу мужей.

На следующее утро они, вместе с присоединившимися к ним несколькими женщинами, ехали рейсовым автобусом в Мурманск. Вечером, не без труда пробив через комендатуру аэропорта билеты, летели в Ленинград.

Поселились в большой квартире, где одиноко проживала Ольгина мать. Здесь Ольга родилась, провела юность, встречалась с Сергеем…

Остальные прилетевшие женщины тоже разместились у родственников.

Обзвонили проходящих в Питере службу, знакомых офицеров. Они пообещали помочь и все узнать подробнее. К вечеру следующего дня жены подводников знали, что их мужья находятся в закрытом НИИ при медицинской военно-морской Академии. Попасть туда невозможно. Вход запрещен всем, кроме сотрудников института. Команда из двадцати двух человек проходит активный курс терапии. Больше ничего узнать было нельзя, все данные о больных строго засекречены. Дали адрес Академии и уговорили начальника, генерал-майора Тихомирова, принять делегацию из Видяево.

Через день восемь женщин сидели в генеральском кабинете. Разговор вышел совершенно бестолковым. Тихомиров не имел права говорить ничего конкретного, отделывался общими фразами, пряча глаза за стеклами очков. Людмила, как опытный врач, выпытывала у него подробности лечения, пытаясь хотя бы по таким косвенным признакам определить дальнейшую судьбу моряков.

Генерал уводил разговор в сторону, ссылаясь на абсолютную секретность. Женщины все же поняли, что доза облучения высокая и как минимум, подводников ждет инвалидность. Пытали одно, будут ли живы? Когда можно их увидеть? Услышать по телефону? Ни одного конкретного ответа, ни одного, хотя бы немного вселяющего надежду слова. Одни недомолвки и умолчания. Генерал Тихомиров был человеком порядочным, совестливым. Он не мог врать им в глаза, обещать невозможное. С другой стороны был скован строжайшими инструкциями. Пообещал принять их через две недели, сухо попрощался…

Совершенно обескураженные женщины в полном молчании покинули приемную.

Что делать дальше, они не знали…

* * * * *

Ядерный реактор «Мурены» совершенно выходил из-под контроля. Урановое топливо продолжало плавиться и никакие мероприятия по остановке процесса не имели шансов на успех. Радиационный фон только усиливался и ситуация грозила обернуться новой катастрофой. Люди в тяжелых защитных костюмах сняли с ракет, в первую очередь с «Тангарры», ядерные боеголовки, вынули детонаторы из торпед, вытащили все шифрдиски с ЗАСовских аппаратов.

Из Североморска пришел большой противолодочный корабль «Адмирал Юмашев». Чистым ранним утром взяли разоруженную, извергающую несчетное количество рентген, лодку, на длинный буксир, и в полном траурном молчании повели «Мурену» в свой самый последний поход к Новой Земле, где и остановились в 18 квадрате.

Обрубили трос и на полном ходу вошли в боевой разворот. С расстояния в шестнадцать кабельтовых, выпустили торпеду из левого носового аппарата. Промахнулись. Торпеда прошла в нескольких метрах от носа лодки. Опять легли в развороте…

«Мурена» тихо покачивалась на волне. Одинокий гордый корабль погибал не в бою. Его убивали свои, как смертельно больное существо, как жертву несовершенства человеческой природы, как опасный объект. «Мурена» выполнила все, что от нее требовалось, ни разу не подвела моряков, исправно и быстро выполняла все команды и задачи. Двадцать четыре года она была домом для многих подводников. Чего только она не видела в своей долгой жизни…

Теперь пришло ее время.

В небе ярко, очень ярко, сияло ласковое летнее солнце. Над водой, что говорило о близости земли, носились крупные белые чайки, что-то хрипло кричали и, пикируя с высоты прямо в холодные волны, выскакивали, зажимая в клювах трепыхающуюся рыбу. Синее небо в аквамариновой лазури, тонко звенело в прохладной выси и бесстрастно взирало, уверенное в своей нерушимой бесконечности. Тихое спокойное море осторожно билось в борта.

Лодка стояла и ждала сокрушительного удара. Она знала, что ее последнего командира и последней команды уже нет в живых. Они сделали все возможное, спасая ее и себя. Она была уверена, что встретит их. Там, на недосягаемой глубине они опять будут вместе, чтобы уже не расставаться никогда.

«Мурена» была боевым кораблем и ей претила сама мысль о смерти на корабельной свалке. Ее стихия - океан, ее космос - глубина, ее предназначение - морской бой, скорость, полет в морской тишине, покорение океанской бездны. Позади сотни тысяч пройденных миль, дальние боевые походы, стрельбы, пуски, испытания… Она была послушной, верной воле человеческого разума, и он же, создавший ее совершенной, погубил своим несовершенством…

Над лодкой появился и завис сверкающий раскаленный добела, небольшой светящийся шар.

Из правого носового торпедного аппарата «Адмирал Юмашев» выпустил на волю смертоносный боевой заряд. Огненный шар поднялся выше…

Страшной силы взрыв оглушительным треском разорвал звенящую тишину. Лодку полностью заволокло смрадным от сгоревшей взрывчатки дымом. Огромное черное клубящееся облако высоко поднималось в небеса, медленно, величественно расползаясь, растворяясь в хрустальном воздухе. Казалось, это сама душа «Мурены» растворяется, исчезает в бесконечности, соединяясь с душами погибших кораблей.

Когда дым рассеялся, ни лодки, ни неизвестного летающего объекта, уже не было. Лишь останки бывшего ракетного крейсера неторопливо опускались на грунт…

* * * * *

Долгие две недели не находили себе места жены подводников. Каждый день звонили в Академию, в надежде узнать хотя бы какую-нибудь новость о больных. Слушали нарочито бодрые отговорки о стабильном состоянии, проводимом терапевтическом курсе, плазмоферезе… Наконец позвонили в приемную Тихомирова, договориться о встрече. Но генерала не было, и дежурный офицер сказал, что будет не скоро, настойчиво советовал ехать домой.

Женщины поняли все…

Они давно были готовы к этому и приняли удар с мужественным спокойствием. Слез уже не было. Они просто кончились, иссякли, высохли, как высыхают под палящим солнцем бурные реки несущие очищение…

Какое-то горькое понимание зыбкости, краткосрочности человеческого существования, всего лишь мгновения, вспышки жизни, ощущение смертельного дыхания и присутствие чего-то неведомого, большого, того, куда навсегда ушли их мужья, все это пронзительным чувством озаряло исстрадавшиеся в невыносимой тоске любящие сердца.

Казалось, все разделилось на до и после. Время застыло в ярких картинках счастливых воспоминаний…

* * * * *

Через год в поселок Видяево привезли огромный обломок гранитной скалы. Установили напротив Дома офицеров, в небольшом зеленом парке. Прибили мраморную доску с выбитыми золотом двадцатью двумя фамилиями подводников.

Последнюю команду К-192 «Мурена» посмертно наградили боевыми орденами…

* * * * *

А 26 декабря 1989 года, Людмила Сергеева родила красивую девочку со светлым лицом и чистыми изумрудной глубины глазами, очень похожую на Андрея.

Девочку назвали Лукией…

Январь 2011г.

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/