ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Происходит в тот же день в первой комнате. Весь пол комнаты устлан коврами, в одном углу сложены мешки с мукой, в другом — бурдюки с маслом, тюки с шерстью. Гатамхан-ага сидит в глубине комнаты на ковре, справа от него сидит его жена Шахрабану-ханум в белом головном платке, прикрывающем нижнюю часть лица. Напротив Гатамхан-аги сидит, положив ладонь на рукоять кинжала, Шахбаз-бек и ждет с нетерпением, что скажет его дядя. Слева от него сидит на покрытом ковром тюке шерсти, перекинув ногу за ногу, мусье Жордан в европейском костюме, с непокрытой головой и курит сигару. Старшая дочь Гатамхан-аги Шарафниса-ханум заблаговременно пробралась тайком за ковровый занавес, за которым сложены тюки с шерстью, и подслушивает. Гатамхан-ага обращается к мусье Жордану.


Гатамхан-ага. Господин ученый, до меня дошли слухи, что ты хочешь повезти нашего Шахбаза во Франкистан, правда ли это?

Мусье Жордан. Да, Гатамхан-ага. Я об этом сам с вами хотел поговорить. Жаль, если такой способный и образованный молодой человек, как Шахбаз-бек, не будет знать французского языка. Я обещаю повезти его в Париж, обучить французскому языку и отправить обратно. Ему очень хочется знать французский язык, и он быстро его усвоит. Даже теперь, общаясь со мной, он уже выучил несколько фраз.

Гатамхан-ага (обращается к Шахбаз-беку). Правда, Шахбаз, что ты хочешь поехать в Париж?

Шахбаз-бек. Да, дядюшка, если на то будет ваше согласие, я поеду с мусье Жорданом, а потом уж сам вернусь обратно.

Гатамхан-ага. Но для чего это, сын мой?

Шахбаз-бек. Чтобы выучить французский язык, дядя.

Гатамхан-ага. На что тебе французский язык, милый? Тебе нужны арабский, персидский, азербайджанский и русский языки, а их ты уже изучил в школах, о которых позаботилось правительство.

Шахбаз-бек. Французский язык мне очень нужен, дядя. В прошлом году, когда вы посылали меня в Тифлис получить разрешение на прорытие канала, сын Аллахверди-бека, Тарверди-бек, который изучил в Варшаве французский язык, пользовался большим уважением, чем я, хотя, кроме французского и азербайджанского, никакого другого языка не знал.

Гатамхан-ага. Сын мой, ты еще ребенок и не понимаешь что все это пустяки. Человеку нужен ум, а если будешь знать еще один язык, от этого ума не прибавится. На каком бы языке ни говорил человек, он прежде всего должен уметь рассуждать, правильно представлять себе нравы и обычаи людей своего времени тогда он будет умело вести свои дела.

Шахбаз-бек. К людям нашего времени относятся и жители Парижа. Значит, дядя, необходимо знать и их обычаи и нравы.

Гатамхан-ага. Ну что ж, знай и их обычаи и нравы, если тебе так хочется.

Шахбаз-бек. Как же я могу узнать их нравы и обычаи, если не поеду в Париж?

Гатамхан-ага. Очень просто; так же, как их знаю я, встречаясь только с мусье Жорданом и слушая его речи. Хотя, кроме Карабаха, я нигде и не был.

Шахбаз-бек. Я не понимаю, дядя, каким образом вы составили себе представление об обычаях и нравах парижан?

Гатамхан-ага. Сейчас я объясню тебе, сын мой. Для меня совершенно ясно, что, каковы бы ни были наши обычаи и нравы, у парижан все наоборот. Например, мы красим руки, уной, а французы нет; мы бреем головы, а они отпускают волосы; мы сидим дома в шапках, а они с непокрытой головой; мы носим башмаки, а они ботинки; мы едим рукой — они ложкой; мы принимаем подношения открыто — они принимают их тайком; мы верим всему, а они ничему не верят; наши женщины носят короткие платья, а их женщины — длинные; у нас в обычае иметь много жен, а в Париже — много мужей…

Шахбаз-бек. Вот этого я не понял, дядюшка.

Гатамхан-ага. Почему же не понял, сын мой? Иметь много жен означает, что один мужчина не довольствуется одной женой, а иметь много мужей — это значит, что одна женщина не довольствуется одним мужем. Первый обычай существует у нас, второй — у парижан, если судить по тем книгам, содержание которых всю зиму подробно рассказывал нам мусье Жордан. Вот по такому образцу суди обо всем остальном и откажись от бесполезной мысли ехать в Париж.

Мусье Жордан (насмешливо). Ха-ха-ха! Гатамхан-ага, я удивляюсь, как это вы, пожилой человек, столь умный и здравомыслящий, столь искушенный в житейских вопросах, до сих пор не стали членом какого-нибудь государственного органа. Я не могу возразить против ваших суждений, а только хотел бы, с вашего разрешения, сказать несколько слов.

Гатамхан-ага. Извольте, господин ученый! Нам приятно каждое ваше слово.

Мусье Жордан (серьезно). Гатамхан-ага, я хотел взять Шахбаз-бека в Париж, чтобы, во-первых, лично заняться его воспитанием, научить его французскому языку и, по возможности, наукам, а во-вторых, представить его королю и в благодарность за ваше гостеприимство и ваши заботы исходатайствовать ему у короля какое-нибудь вознаграждение, я потом уже отправить его на родину. Ведь я как ученый и член Академии наук, находящейся под личным покровительством короля, пользуюсь благосклонностью и доверием его величества. Но, как это выяснилось из ваших слов, вы отрицаете пользу путешествий. Поэтому я считаю необходимым на примерах доказать вам всю их полезность. Если бы, например, я не приехал в Карабах (достает из кармана записную книжку, раскрывает ее и берет несколько трав, аккуратно сложенных в ней), если бы я не приехал в Карабах, кто бы узнал, что на карабахских горных лугах растут эти травы? До сих пор наши ученые и естествоиспытатели, господа Линней, Турнефор и Бертрам, полагали, что эти травы растут только в Альпах, в Америке, в Африке и в горах Швейцарии, но теперь, после того как я съездил на Кавказ, я докажу Парижской Академии наук, что все перечисленные ученые, безусловно, ошибались, что эти растения широко распространены также в горах Карабаха. Определив значение этих трав и исследовав на опыте их природу, я издам новый труд, руководство для врачей, и прославлю эти травы на весь мир. Вот, к примеру, эта травка, которую вы видите (показывает), называется по-латыни аккантус и, согласно моим опытам, очень помогает при желудочных болях. Господин Линней относит ее к третьему классу, а господин Турнефор — к четвертому, я же помещу ее во второй класс. Вот эта травка называется по-латыни церастирум-альпинум и очень помогает при лечении глазных болезней. Господин Линней относит эту травку к седьмому классу, а господин Турнефор — к шестому, я же помещу ее в десятый класс. Эта травка по-латыни называется каммелина-афри-кана и является хорошим средством против зубной боли. Господин Линней помещает ее в пятом классе, господин Турнефор — в третьем, а я отнесу ее к восьмому классу. Эта травка, называемая по-латыни комбретум, до настоящего времени совершенно не была известна в Европе и считалась американским растением. Ныне я бесконечно рад, что обнаружил ее в Карабахских горах: она очень полезна при простудах. По господину Линнею, она находится в шестом, по Турнефору — в пятом, а я помещу ее в четвертый класс. Таким образом, я опишу свойства и характер всех найденных мною трав и растений, и о них узнает весь мир. Тогда слава моя в этой области затмит славу Георга Клиффорда, покровителя господина Линнея, а заслуги мои перед наукой затмят заслуги германского ученого общества, открывшего болезнь картофеля и тем оказавшего своей родине большую услугу.

Гатамхан-ага. Я решительно ничего не понял из того, что вы сказали, господин ученый. Кто такой Клиффорд, кто Линей и кто Турнеф? К чему они утруждали себя, устанавливая какие-то классы для растений? И что такое герман, кто такой картоф, и от чего он захворал, и что он за важная персона, что родина в такой степени заинтересована в его здоровье и долгой жизни?


Наступает короткое молчание, мусье Жордан смеется.


Может быть, и нашего Шахбаза вы для того хотите увезти, чтобы научить его подобным загадкам?

Мусье Жордан. Простите, Гатамхан-ага! Вы правы. Только теперь я понял, какие надо было приводить вам примеры. Вспомните, например, о том счастливце, — я забыл его имя, — который приезжал к вам месяц назад на карабахское жеребке Альетмазе и гостил у вас; каким образом он нажил бы богатство, если бы не приехал в Карабах?

Гатамхан-ага. Вот это совершенно ясно, господин ученый. Правильно изволите говорить, если бы он не приехал в Карабах, то никогда бы не разбогател.

Шахбаз-бек. Милый дядюшка, если желаете мне счастья, разрешите мне поехать с мусье Жорданом. Такого благоприятного случая никогда больше не представится. Ведь оба вы признали пользу путешествий.

Гатамхан-ага (немного подумав). Господин ученый, за сколько времени Шахбаз сумеет съездить в Париж и вернуться?

Мусье Жордан. Эта поездка потребует год, не больше. Если он останется там меньше года, то не получит всей той пользы, ради которой он едет, ведь главная его цель — изучить французский язык.

Гатамхан-ага (к жене). Что делать, жена, пусть едет. Повернешь шапку, и год пройдет. Он молод, хочется ему, пусть поедет, посмотрит Париж. И господин ученый — человек хороший, при нем Шахбаз может многому научиться, увидит хорошее и дурное. Получит награду у короля. И к концу года будет снова в Карабахе. За это время и мы подготовимся к его свадьбе и справим ее, как только вернется.

Шахрабану-ханум (вскакивает, громко). Что ты говоришь, о чем ты думаешь, муж? Не желаю я, ни чтобы он ехал в Париж, ни чтобы получал образование, ни чтобы король ему подарки делал. Все это один предлог. Шахбаз хочет ехать в-Париж лишь для того, чтобы весело проводить время, болтать и пересмешничать с девушками и молодыми женщинами, которые появляются в обществе с открытыми лицами. Вот и все.

Гатамхан-ага (с досадой). Довольно, жена! Не кричи, ради аллаха! Ну, что мне делать? Если можешь, не отпускай его. Если можно остановить на лету птицу, то можно и Шахбаза удержать насильно. Не разрешишь, вскочит на лошадь и перелетит на тот берег Аракса. Где мне тогда искать его? Разве ты не знаешь, как он упрям?

Шахрабану-ханум (кричит еще громче). Я упрямее его! Не позволю ему ехать! Если я пущу Шахбаза в Париж, то пусть мой платок достанется гулящим девкам! (Протягивает руку к головному платку.)

Шахбаз-бек (со спокойной улыбкой). Велик аллах! Не знаю, какую охрану собирается выставить тетушка, чтобы удержать меня под арестом.

Шахрабану-ханум (кричит). Узнаешь! Ты поступай, как хочешь, а я буду делать свое дело. (Выходит.)

Гатамхан-ага. Беда с женщинами.


Мусье Жордан в недоумении, Шахбаз-бек негодующе молчит.

Занавес
Загрузка...