Мутант

5

Понедельник, вечер

Сидя за обеденным столом. Маша наблюдала за мужем и сыном. Поглощенный чтением книги о черных дырах, Виктор-младший ел, не глядя в тарелку. Надо бы попросить его отложить книгу, но Виктор пришел домой с работы в таком плохом расположении духа, что она боялась сказать что-нибудь, что могло бы усугубить его дурное настроение. Да и она сама все еще продолжала волноваться по поводу сына. Она любила его так сильно, что даже мысль о том, что он может расстроиться, была непереносима для нее. В то же время Маша прекрасно понимала, что, если она не будет смотреть на все это трезво, она не сможет ему помочь. Очевидно, он провел весь день в «Кимере», скорее всего один, поскольку в ответ на ее вопрос Виктор признался, что не видел сына с утра.

Как будто почувствовав, что на него смотрят, Виктор-младший отложил книгу и поставил свою тарелку в посудомоечную машину. Когда он поднимался из-за стола, их взгляды встретились. В его глазах не было ни теплоты, ни чувства, лишь яркий бирюзовый свет. Маша чувствовала себя так, как будто ее рассматривают под микроскопом.

– Спасибо за ужин, – ровным, механическим голосом сказал Виктор-младший.

Маша слышала, как он взбежал по внутренней лестнице. Снаружи вдруг раздался резкий свист ветра. Она выглянула из окна. В луче света от гаражного фонаря было видно, как дождь переходит в мокрый снег. Она поежилась, однако не из-за зимнего пейзажа за окном.

– Что-то я сегодня не голоден, – сказал Виктор.

Маша вдруг вспомнила, что это были первые слова, произнесенные им с того момента, как она вернулась с работы.

– Тебя что-то беспокоит? Ты хочешь об этом поговорить? – спросила она мужа.

– Тебе незачем разыгрывать из себя психиатра, – грубо ответил Виктор.

Маша могла бы и обидеться. Она вовсе не собиралась разыгрывать психиатра. Она решила, что ей, пожалуй, лучше разыгрывать просто взрослую женщину и не подталкивать Виктора. Скоро он сам расскажет, что у него на уме.

– Зато меня кое-что беспокоит. – Маша решила, что уж хотя бы ей следует быть откровенной.

Виктор взглянул на нее. Она слишком хорошо его знала, чтобы не понять: он уже раскаивался в своей грубости.

– Я сегодня прочитала несколько статей, – продолжала Маша. – В них говорится о возможных последствиях недостатка общения детей с родителями, когда дети воспитываются нянями или проводят значительное количество времени в детском саду. Кое-что из того, что там написано, может относиться и к Виктору-младшему. Я думаю, может, мне надо было взять отпуск, когда он был маленький, чтобы проводить с ним больше времени?

На лице Виктора немедленно отразилось раздражение.

– Прекрати, – сказал он снова так же грубо. – Я не желаю слышать, что ты будешь говорить дальше. На мой взгляд, он прекрасный ребенок, и я не собираюсь выслушивать поток психиатрической чепухи, доказывающий обратное.

– Ну разве это нормально, что... – Маша уже начинала терять терпение.

– Я прошу, избавь меня от этого! – Виктор выбросил остатки своего ужина в помойное ведро. – У меня сегодня для этого неподходящее настроение.

– А для чего у тебя подходящее настроение?

Виктор глубоко вздохнул, посмотрел в окно.

– Пойду погуляю.

– В такую погоду? Мокрый снег, влажная земля. Мне кажется, тебя что-то беспокоит, и ты не хочешь сказать об этом.

Виктор повернулся к жене.

– Это что, так заметно?

Маша улыбнулась.

– Да на тебя смотреть больно. Ну скажи, что случилось? Все-таки я твоя жена.

Виктор, пожав плечами, вернулся к столу. Он сидел, переплетя пальцы, опершись на локти.

– Да, меня кое-что беспокоит, – признался он.

– Слушай, даже мои пациенты с меньшим трудом начинают разговор. – Маша нежно дотронулась до руки Виктора.

Виктор встал и подошел к лестнице. Несколько мгновений он прислушивался, затем закрыл дверь и вернулся к столу. Он сел, слегка наклонившись по направлению к Маше.

– Я хочу, чтобы Виктор прошел полное медицинское обследование, как тогда, семь лет назад, когда у него было падение интеллектуального развития.

Маша не ответила. Одно дело – беспокойство насчет развития личности ребенка. Но беспокойство по поводу его физического здоровья – это было что-то новое. Даже одно предложение провести это обследование вызвало у нее шок, так же как и напоминание об остановке интеллектуального развития сына.

– Ты помнишь, как сильно упал его показатель интеллектуального развития, когда ему было около трех с половиной? – спросил Виктор.

– Конечно, я помню. – Маша пытливо смотрела на Виктора. Зачем он это делал? Он прекрасно знал, что это только усилит ее тревогу.

– Я хочу провести точно такое же обследование, как тогда, – повторил Виктор.

– Ты что-то утаиваешь от меня, – с тревогой сказала Маша. – Что это? С ним что-то не так?

– Нет. Я тебе уже сказал, с ним все в порядке. Я просто хочу быть совершенно уверенным, а для этого мне надо повторить обследование. Только и всего.

– Я хочу знать, почему ты вдруг решил провести обследование именно сейчас, – продолжала настаивать Маша.

– Я тебе уже сказал почему. – В голосе Виктора зазвучала злость.

– Ты хочешь, чтобы я согласилась на полное медицинское обследование сына, не зная, какие к этому имеются показания? Нет! Я не дам его облучать рентгеном и прочее, не имея ни малейшего представления, зачем это нужно.

– Маша, прекрати. – Виктор стиснул зубы.

– Сам прекрати. Ты от меня что-то утаиваешь, Виктор, и мне это не нравится. Ты просто пытаешься играть на моих чувствах. Пока не скажешь, в чем дело, я не соглашусь ни на какие исследования, и, поверь, мне есть что сказать на эту тему. Так что либо ты говоришь мне, что тебя беспокоит, либо мы просто забываем об этом разговоре.

Маша откинулась на стуле и глубоко вздохнула, задержав перед выдохом дыхание. Явно раздраженный, Виктор пристально смотрел на жену, но ее упорство потихоньку начало на него действовать. Она ясно изложила свое мнение, и по опыту он знал, что вряд ли она его изменит. Минута прошла в полном молчании. Напряжение во взгляде Виктора ослабло. Он опустил глаза, взглянул на свои руки. Старинные часы в соседней комнате пробили восемь.

– Хорошо, – сказал он наконец, как будто устав от борьбы. – Я тебе расскажу все. – Он провел пальцами по волосам. На секунду их глаза встретились, и он тут же уставился в потолок, как мальчишка, пойманный на чем-то запретном.

Маша почувствовала, как нарастают ее нетерпение и тревога, вызванная предстоящим рассказом.

– Не знаю, с чего и начать, – проговорил Виктор.

– Как насчет того, чтобы начать с самого начала? – предложила Маша.

Их взгляды опять встретились. Десять лет он держал в тайне обстоятельства, сопутствующие зачатию Виктора. Глядя в ее открытое, честное лицо, он думал о том, сможет ли она простить его, когда узнает правду.

– Ну пожалуйста. – Маша дотронулась до его руки. – Почему ты просто не можешь мне все рассказать?

Виктор опустил глаза.

– Слишком много причин, – ответил он. Во-первых, ты можешь мне не поверить. Вообще-то, чтобы это рассказать, мне нужно взять тебя с собой в лабораторию.

– Прямо сейчас? Ты это серьезно?

– Если ты хочешь узнать все.

В комнате повисла тишина. Неожиданно Киса прыгнула Маше на колени. Маша вспомнила, что забыла ее покормить.

– Хорошо, – сказала она. – Я только покормлю кошку и скажу кое-что Виктору-младшему. Я буду готова через пятнадцать минут.

~~

Виктор-младший услышал звук шагов на лестнице. Он не спеша закрыл альбом для марок и поставил его на полку. Его родители не разбирались в марках, они бы даже не поняли, на что они смотрят. Но к чему искушать судьбу? Он не хотел, чтобы у них было хоть какое-то представление о том, какой обширной и ценной стала его коллекция. Они думали, что его просьба об абонировании места в банковском хранилище ценностей была просто детской причудой. Виктор не видел никаких причин разубеждать их в этом.

– Что ты делаешь, милый? – спросила Маша, останавливаясь в дверях.

Мальчик поджал губы.

– Да так, ничего.

Виктор знал, что она расстроится, но он ничего не мог поделать. Еще будучи совсем маленьким, он начал понимать, что она ждет от него чего-то. Он не мог дать ей того, что другие матери получали от своих детей. В некоторые моменты, как сейчас, он чувствовал себя из-за этого виноватым.

– Почему бы тебе не пригласить к нам на этой неделе Ричи? – Маша подошла к сыну.

– Может быть, я его приглашу.

– Я думаю, это было бы отлично. Мне бы хотелось его увидеть.

Виктор-младший кивнул. Маша улыбнулась.

– Мы с папой ненадолго уедем. Ты не против?

– Конечно нет.

– Мы быстро вернемся.

– Со мной будет все в порядке.

Пять минут спустя Виктор-младший наблюдал из окна своей спальни, как машина отца отъезжала от дома. Какое-то время он постоял у окна, раздумывая, нет ли в этом повода для волнения. Нечасто его родители уезжали из дома вечером в будний день. Он пожал плечами. В конце концов, если и есть какой-то повод, он об этом скоро узнает.

Отойдя от окна, Виктор снова достал альбом и стал расставлять в нем серию недавно купленных старинных американских марок. Зазвонил телефон. Вспомнив, что родителей нет, Виктор поднялся и пошел в кабинет. Он снял трубку и сказал: «Здравствуйте».

– Пожалуйста, доктора Фрэнка. – Звук был приглушенный, как будто говорили не в трубку.

– Доктора Фрэнка нет дома, – вежливо ответил Виктор. – Хотите ему что-нибудь передать?

– Когда он вернется?

– Примерно через час.

– Это его сын?

– Да.

– Может быть, будет лучше, если ты передашь ему кое-что. Скажи своему отцу, что его жизнь сильно осложнится, если он не одумается и не станет вести себя разумно. Ты все понял?

– Кто говорит?

– Ты просто передай это отцу. Он знает.

– Кто это? – повторил Виктор, чувствуя, как на него наползает страх. Но линия уже разъединилась.

Виктор-младший медленно положил трубку на место. Внезапно он осознал, что абсолютно один в доме. Какое-то время он стоял прислушиваясь. Он никогда не обращал внимания на скрипучие звуки пустого дома. В углу тихонько посвистывал радиатор. Откуда-то доносилось мерное пощелкивание – видимо, из трубы центрального отопления. Снаружи ветер бросал снег в оконное стекло.

Снова сняв трубку, Виктор набрал номер. Услышав мужской голос, он сообщил, что напуган. После того как его уверили, что все будет нормально, Виктор повесил трубку. Он почувствовал облегчение, но на всякий случай спустился вниз и методично проверил все окна и двери, чтобы удостовериться, что они заперты. Он не стал спускаться в подвал, просто запер дверь, ведущую в него.

Вернувшись в комнату, он включил компьютер. Неплохо было бы, если бы кошка тоже посидела в его комнате, но ему не хотелось разыскивать ее. Киса боялась мальчика, хотя он пытался скрыть это от матери. Все время приходилось делать так, чтобы мать не замечала многих вещей. Это требовало постоянного напряжения. Но в конце концов, не сам же он себя таким сделал.

Виктор загрузил «Пэкмэн» и постарался сконцентрироваться.

~~

Флюоресцентная лампа мигнула, затем наполнила комнату ярким светом. Виктор вошел внутрь и пропустил Машу в лабораторию. Маша бывала здесь несколько раз, но только в дневное время. Теперь ее удивило, насколько зловещей выглядела лаборатория в отсутствие людей, хоть как-то оживлявших стерильное помещение. Комната была размером пятьдесят на тридцать футов. Вдоль стен выстроились вытяжные шкафы и стеллажи. В центре находился большой остров, образованный лабораторным оборудованием. Каждый инструмент экзотичнее другого. Изобилие циферблатов, катодных трубок, компьютеров, стеклянных колб, пучки соединительных проводов.

Несколько дверей вели в другие помещения. Виктор провел ее через комнату в зал с анатомическим столом. Взглянув на скальпели и прочие пугающие инструменты, Маша поежилась. За этим помещением, отделенная от него дверью из армированного стекла, находилась комната для животных. С того места, где она стояла, ей были видны собаки и обезьяны, прогуливавшиеся за решетками в своих клетках. Маша отвела глаза. Об этой части научных исследований она предпочитала не думать.

– Сюда. – Виктор увлек ее в самый конец помещения, к стеклянной стене.

Дотронувшись до выключателя, он включил свет за стеклянной перегородкой. Маша с удивлением увидела несколько больших аквариумов. В каждом из них находилось несколько странных морских существ. Они напоминали улиток, только без ракушек.

Виктор достал стремянку. Просмотрев несколько аквариумов, он взял поддон с одного из столов и поднялся на стремянку. Сетью он поймал двух существ из разных аквариумов.

– Это обязательно? – спросила Маша, удивляясь про себя, какое отношение имели эти отвратительные существа к тревоге ее мужа за здоровье Виктора-младшего.

Виктор не ответил. Он спустился по лестнице, держа одной рукой поднос. Маша внимательнее рассмотрела существа. Они были около десяти дюймов в длину, коричневатого цвета, со слизистой, желеобразной кожей. Она сглотнула, почувствовав подступившую тошноту. Она ненавидела подобные вещи. Именно поэтому Маша занялась психиатрией: оказание психиатрической помощи было чистым, аккуратным, гуманным занятием.

– Виктор. – Маша наблюдала, как муж перекладывает животных в сосуд, дно которого было покрыто воском, расправляет их плавники или что у них там было. – Почему ты не можешь мне просто рассказать?

– Потому что ты мне не поверишь, – ответил Виктор. – Потерпи еще немного.

Он взял скальпель и вонзил острое лезвие в тела животных. Маша отвела глаза, чтобы не смотреть.

– Это аплазии. – За научной манерой речи он пытался скрыть собственное волнение. – Их часто используют для исследования нервных клеток. – Он подхватил ножницы и стал что-то отрезать быстрыми и четкими движениями.

– Вот, я удалил абдоминальные нервные узлы у каждой из аплазий.

Маша взглянула. Виктор держал в руках небольшой плоский сосуд, наполненный прозрачной жидкостью. На поверхности плавали два маленьких кусочка ткани.

– Теперь пошли к микроскопу.

– А что с этими бедными существами? – Маша заставила себя взглянуть на вивисекционный поднос. Казалось, животные пытались освободиться от зажимов, прижимавших их к дну подноса.

– Завтра лаборанты все уберут, – ответил Виктор, не поняв, что она имела в виду. Он включил свет в микроскопе.

Еще раз взглянув на аплазий, Маша подошла к Виктору, который уже деловито настраивал фокус для двух человек.

Она нагнулась к микроскопу. Нервные узлы имели форму буквы "Н". Перекладина была похожа на разбухший прозрачный мешок, полный стеклянных шариков. Ножки буквы "Н" были, без сомнения, волокнами нервного ствола. Виктор стал передвигать указатель. Он попросил Машу посчитать нервные клетки, нейроны, которые он будет указывать.

Маша сделала то, о чем ее просили.

– Хорошо, – кивнул Виктор. – Теперь посмотрим другой узел.

Поле в окне микроскопа передвинулось, затем остановилось. Опять появилась буква "Н".

– Считай опять, – сказал Виктор.

– В этой в два раза больше нейронов.

– Точно! – Виктор выпрямился и встал. Он начал ходить по комнате. На его лице появилось странное, возбужденное выражение, и Маша почувствовала, как ее охватывает страх. – Около двенадцати лет назад я заинтересовался количеством нервных клеток обычной аплазии. Я знал, как и все остальные, что нервные клетки дифференцируются и размножаются на начальной стадии эмбрионального развития. Поскольку эти аплазии исследовать легче, чем высокоорганизованных животных, мне удалось выделить протеин, отвечающий за процесс, который я назвал фактором роста нервов, или ФРН. Ты меня слушаешь? – Виктор прекратил расхаживать по комнате и посмотрел на Машу.

– Да, – ответила она, наблюдая за мужем. Казалось, он менялся на глазах. У него появилось какое-то выражение мессии. Внезапно она опять почувствовала тошноту, догадываясь, зачем понадобилась эта лекция, казалось бы, не имевшая отношения к разговору.

По мере нарастания возбуждения Виктор снова принялся ходить по комнате.

– С помощью методов генной инженерии мне удалось репродуцировать протеин и выделить ответственный за воспроизводство ген. Затем самое блестящее... – Он остановился перед Машей. Глаза его сверкали. – Я взял оплодотворенную яйцеклетку аплазии, зиготу, и, вызвав точечную мутацию в молекуле ДНК, ввел новый ген ФРН и промотер. Результат?

– Увеличение количества нейронов.

– Точно! – возбужденно воскликнул Виктор. – И что особенно важно, эта черта передавалась потомству. Теперь пошли в основное помещение. – Подав Маше руку, он потянул ее, помогая встать.

Онемевшая, она последовала за ним к освещенному экрану, на котором он продемонстрировал снимки микроскопических секций мозга крысы. Даже без подсчета было видно, что на одной из фотографий было значительно больше клеток, чем на других. Все еще не обретшая дар речи. Маша послушно пошла за ним в комнату, где содержались животные. В дверях он натянул жесткие кожаные перчатки.

Маша старалась не дышать. В комнате стоял запах, присущий зоопарку, в котором не следят за животными. Там находились сотни клеток с обезьянами, собаками, кошками и крысами. Они подошли к крысам.

Маша передернулась, увидев множество подрагивающих розовых носов и таких же розовых голых хвостов.

Около одной клетки Виктор остановился и отпер дверцу. Заглянув внутрь, он вытащил огромную крысу, которая в ответ стала кусать пальцы Виктора, защищенные перчатками.

– Тише, тише, Чарли, – сказал Виктор. Он перенес крысу к стеклянному столу, поднял часть столешницы и опустил крысу вниз, в небольшой стеклянный лабиринт. Крыса находилась как раз перед входом в него.

– Смотри! – воскликнул Виктор, поднимая заслонку.

Крыса вошла в лабиринт. Ошибшись в повороте всего несколько раз, она быстро добралась до выхода, за что и была вознаграждена.

– Быстро, да? – спросил Виктор с улыбкой удовлетворения. – Это одна из моих «сообразительных» крыс. Это крысы, которым я внедрил ген ФРН. Теперь смотри дальше.

Виктор сложил стол так, что крыса оказалась в исходном положении, но в той секции, из которой не было входа в лабиринт. Затем он вернулся к клеткам и принес еще одну крысу. Он поместил ее в стол таким образом, что обе они сидели друг против друга, разделенные проволочной сеткой.

Через минуту или две он открыл заслонку, и вторая крыса прошла по лабиринту без единой ошибки.

– Ты знаешь, что ты сейчас видела?

Маша отрицательно покачала головой.

– Общение крыс, – пояснил Виктор. – Мне удалось натренировать их, чтобы они объясняли друг другу лабиринт. Это потрясающе, невероятно.

– Безусловно, – согласилась Маша, однако в ее голосе звучало меньше энтузиазма.

– Я исследовал процесс размножения нейронов на сотнях крыс.

Маша неопределенно кивнула.

– Я ставил опыты на пятидесяти собаках, шести коровах и на одной овце, – добавил Виктор. – Я боялся ставить эксперимент на обезьянах. Я боялся успеха. У меня перед глазами как будто крутили этот старый фильм «Планета обезьян». – Он засмеялся, и стены комнаты для животных эхом отозвались на его смех.

Маша не засмеялась. Ее передернуло.

– Что ты хочешь мне сказать? – спросила она. В воображении уже возникали пугающие ответы.

Виктор не мог взглянуть ей в глаза.

– Ну пожалуйста, – крикнула Маша, почти плача.

– Я пытаюсь объяснить тебе предысторию, чтобы ты могла понять, – ответил Виктор, зная, что она никогда не поймет. – Поверь мне, я вовсе не планировал то, что случилось потом. К тому моменту, когда ты заговорила о втором ребенке, я как раз закончил успешный эксперимент на овце. Помнишь, когда мы решили обратиться в «Фертилити»?

Маша кивнула. По ее щекам катились слезы.

– Они взяли у тебя несколько яйцеклеток. Их было восемь.

Маша почувствовала, что ее качает. Чтобы удержать равновесие, она схватилась за край лабиринта.

– Я сам произвел оплодотворение в пробирке, используя свою сперму, – продолжал Виктор. – Ты об этом знала. Но я не сказал тебе, что я принес оплодотворенные яйцеклетки сюда, в лабораторию.

Маша оторвала руки от стола. Шатаясь, она добрела до стула у стены. Ей хотелось потерять сознание. Она тяжело опустилась на стул. Ей казалось, что она. не сможет дослушать Виктора до конца. Но она понимала, что теперь, когда он уже начал говорить, он договорит до конца, хочет она этого или нет. Похоже, он думал, что сможет уменьшить свой чудовищный грех, если будет рассказывать об этом как ученый. И это тот человек, за которого она вышла замуж?

– Когда я принес зиготы сюда, – продолжал Виктор, – я выбрал произвольную последовательность молекулы ДНК в хромосоме шесть и сделал точечную мутацию. Затем, используя метод микроиньекций и ретровирусный возбудитель, я внедрил ген ФРН и несколько промотеров, включая один из бактериальной плазмы, который отвечал за сопротивление цефалоспориновому антибиотику, который называется цефалоклор.

Виктор помолчал, не поднимая глаз.

– Именно поэтому мне надо было, чтобы Мэри Миллман принимала цефалоклор со второй по восьмую неделю беременности. Именно цефалоклор заставляет работать ген, обеспечивающий фактор роста нервов.

Наконец Виктор поднял глаза.

– Видит Бог, когда я это делал, мне казалось, что это неплохая идея. Но позже я понял, что я был не прав. Я жил в ужасе до рождения Виктора-младшего.

Внезапно Машу охватила ярость. Она вскочила и начала молотить мужа кулаками. Он и не пытался защищаться, просто выжидал, пока она опустит руки. Она стояла перед ним, беззвучно всхлипывая. Виктор попытался ее обнять, но Маша оттолкнула его руки. Она вышла в основное помещение лаборатории и села там. Виктор проследовал за ней, но она даже не взглянула на него.

– Прости меня, – снова сказал Виктор. – Поверь, я бы никогда не сделал этого, если бы не был уверен, что все будет хорошо. Ни с одним из животных не было никаких проблем. Возможность родить гениального ребенка была так соблазнительна... – Его голос замер.

– Я не могу поверить, что ты способен на такой ужасный поступок, – всхлипнула Маша.

– В прошлом ученые ставили опыты на себе, – сказал Виктор, сознавая, однако, что это вовсе не извиняло его.

– На себе! – крикнула Маша. – А не на невинных детях! – Она плакала. Однако постепенно страх начал отпускать ее. С трудом Маша попыталась взять себя в руки. Виктор поступил ужасно. Но что сделано, то сделано. Она уже ничего не могла изменить. Теперь приходится действовать в тех обстоятельствах, которые сложились. Маша стала думать о Викторе-младшем, любимейшем существе.

– Ладно, – выдавила она из себя, пытаясь унять продолжавшие литься слезы. – Об этом ты мне рассказал. Но ты не сказал, почему хочешь еще раз провести полное медицинское обследование. Что тебя волнует? Ты думаешь, развитие интеллекта опять упало?

Пока она говорила, ей вспоминались события шестилетней давности. Тогда они жили в маленьком домике, Дэвид и Дженис были еще живы. Это было счастливое время, наполненное восхищением невероятными способностями Виктора-младшего. В три года он читал и понимал все. Насколько она могла оценить, уже тогда коэффициент умственного развития мальчика был около двухсот пятидесяти баллов.

Но все изменилось в один день. Она приехала в «Кимеру», чтобы забрать сына из садика. Его приводили туда после утренних занятий в подготовительной школе. Увидев лицо директора, она сразу поняла, что что-то случилось.

Полин Сполдинг была изумительная женщина. Сорока двух лет, бывшая преподавательница начальной школы, бывший инструктор аэробики. Она любила свою работу, любила детей. Дети отвечали ей обожанием. Но сегодня она выглядела расстроенной.

– Что-то случилось с Виктором, – прямо сказала она. – Он заболел? Где он?

– Он здесь, – ответила Полин. – Нет, он не заболел. С его здоровьем все в порядке. Кое-что другое.

– Говорите же! – крикнула Маша.

– Все началось после обеда, – стала рассказывать Полин. – Когда все дети отдыхают, Виктор обычно играет в шахматы с компьютером в комнате для занятий.

– Я знаю, – сказала Маша. Она разрешила сыну не отдыхать в тихий час, поскольку он сказал ей, что не нуждается в послеобеденном отдыхе и не хочет зря тратить время.

– В это время в комнате больше никого не было. Вдруг раздался громкий шум. Вбежав, я увидела, что Виктор стулом разбивает компьютер.

– Боже мой! – воскликнула Маша. Вспышки раздражения были совершенно не характерны для Виктора-младшего. – Он объяснил, почему он это сделал?

– Он плакал.

– Виктор? Плакал? – Маша была поражена. Виктор-младший никогда не плакал.

– Он плакал, как плачут обычные дети трех с половиной лет.

– Что вы хотите сказать? – спросила Маша.

– Очевидно, он разбил компьютер, потому что внезапно разучился им пользоваться.

– Это абсурд. Он работает на нашем домашнем компьютере с двух с половиной лет.

– Подождите. Это еще не все. Чтобы как-то его успокоить, я дала ему книжку о динозаврах, которую он до этого читал. Виктор разорвал ее.

Маша побежала в комнату для занятий. Там было трое детей. Виктор-младший сидел за столом и раскрашивал картинки, как обычный приготовишка. Увидев ее, он бросил мелок, кинулся в ее объятия, заплакал и начал жаловаться, что у него болит голова. Маша прижала его к себе.

– Ты порвал свою книжку о динозаврах? – спросила она.

Он опустил глаза.

– Да.

Но почему?

Виктор-младший взглянул на Машу и ответил:

– Потому что я больше не могу читать.

В течение последующих нескольких дней мальчик прошел полное медицинское обследование на предмет выявления заболеваний нервной системы. Никаких отклонений найдено не было. Однако когда повторили тесты на определение коэффициента умственного развития, которые проводили ему год назад, результаты были обескураживающие. Показатель упал до ста тридцати баллов. Это был высокий балл, но не для гения.

Виктор вернул Машу к действительности, заверив ее, что с интеллектом мальчика все в порядке.

– Тогда зачем обследование?

– Я... Мне просто кажется, что это было бы неплохо, – пробормотал Виктор.

– Мы с тобой женаты шестнадцать лет, – помолчав, сказала Маша. – Я знаю, что ты утаиваешь от меня правду.

Ей трудно было представить, что может быть что-то более страшное, чем то, что она уже услышала.

Виктор провел рукой по своим густым волосам.

– Это из-за того, что произошло с детьми Хоббсов и Мюрреев.

– А кто это?

– Уилльям Хоббс и Хорас Мюррей работают у нас, – ответил Виктор.

– Только не говори мне, что ты сотворил химер и из их детей.

– Хуже, – признался Виктор. – Обе пары были действительно бесплодны. Им нужны были донорские яйцеклетки. Поскольку оставшиеся семь зигот – уже оплодотворенные – были заморожены, я решил использовать две из них.

– Ты хочешь сказать, что эти дети генетически мои?

– Наши, – поправил Виктор.

– Боже мой! – только и смогла сказать Маша. Она сидела молча, потрясенная этим новым откровением. У нее уже не было эмоций.

– Это то же самое, что предоставлять донорские яйцеклетки или сперму. Просто это эффективнее, поскольку они были уже оплодотворены.

– Может быть, для тебя это то же самое, учитывая, что ты сделал с Виктором-младшим. А для меня нет. Я даже представить себе не могу, что кто-то другой воспитывает моих детей. А что с оставшимися пятью яйцеклетками? Где они?

Виктор устало поднялся и направился к приборам в центре комнаты. Он остановился у круглого металлического прибора, размером напоминавшего стиральную машину. Машина была соединена резиновыми трубками с баллоном сжиженного нитрогена.

– Они здесь, – сказал Виктор. – Заморожены с возможностью последующего оживления. Хочешь посмотреть?

Маша покачала головой. Она была потрясена. Как врач, она знала о существовании такой технологии, но в тех редких случаях, когда думала об этом, это было как-то абстрактно. Она и представить себе не могла, что это когда-нибудь будет иметь к ней отношение.

– Я не собирался тебе все сразу рассказывать, – сказал Виктор. – Но теперь ты знаешь все. Я хочу, чтобы Виктор прошел полное обследование. Надо быть абсолютно уверенными, что у него нет никаких проблем со здоровьем.

– Но почему? – с горечью спросила Маша. – Что-то случилось с другими детьми?

– Они заболели.

– Сильно? И чем?

– Очень сильно. Они умерли в результате острой церебральной эдемы. Пока никто не знает почему.

Маша почувствовала приступ головокружения. Ей даже пришлось наклонить голову, чтобы удержать подступающую тошноту. Каждый раз, стоило ей чуть успокоиться, Виктор снова выводил ее из себя.

– Это случилось внезапно? – Она подняла на мужа глаза. – Или они какое-то время болели?

– Внезапно.

– Сколько им было?

– Около трех лет.

Один из принтеров, внезапно ожив, начал яростно печатать. Затем включился холодильник, низко гудя и подрагивая. Маше показалось, что лаборатория жила своей жизнью. Ей не нужны были люди.

– Те дети, которые умерли, у них тоже был ген ФРН?

Виктор кивнул.

– Они были примерно в том возрасте, когда у Виктора-младшего упал показатель интеллектуального развития?

– Почти. Вот почему я хочу, чтобы было проведено обследование: надо удостовериться, что у него не будет дальнейших проблем. Но я уверен, у него все в порядке. Если бы не дети Хоббсов и Мюрреев, я бы и не думал проверять Виктора. Поверь мне.

Если бы Маша могла смеяться, она бы рассмеялась. Виктор только что почти разрушил ее жизнь, и теперь он просит ему поверить. Это было за гранью ее понимания – как можно экспериментировать на собственных детях. Но уже ничего нельзя было изменить. Теперь надо думать о настоящем.

– Ты думаешь, что с Виктором могло бы случиться то, что случилось с другими? – спросила она задумчиво.

– Сомневаюсь. Тем более если учесть возрастную разницу в семь лет. Похоже, он уже преодолел критический момент в то время, когда у него было падение интеллектуального развития. Возможно, случившееся с другими детьми было вызвано тем, что зиготы пребывали в замороженном состоянии, – начал рассуждать Виктор, но осекся, увидев выражение лица жены. Она явно не испытывала интереса к научной стороне трагедии.

– Что ты думаешь по поводу падения интеллектуального коэффициента Виктора? Это не может быть смазанной формой того же явления, ведь он был примерно в таком же возрасте, когда это случилось?

– Возможно, – ответил Виктор. – Но я не знаю.

Маша медленно обвела глазами лабораторию. Теперь она воспринимала все это оборудование, казалось, пришедшее из будущего, по-иному. Научное исследование может подарить надежду на излечение ныне смертельного заболевания, но оно же может привести к совершенно обратным последствиям.

– Я хочу уйти отсюда, – неожиданно сказала Маша, поднимаясь. От резкого движения стул, на котором она сидела, покатился, вращаясь, к центру комнаты и ударился о холодильную установку, в которой хранились зиготы. Виктор подхватил стул и поставил его на место, около стеллажа. К этому времени Маша уже вышла в коридор. Виктор быстро запер лабораторию и поспешил за ней. Он протиснулся сквозь закрывавшиеся двери лифта. Маша отодвинулась от него. Она чувствовала боль, злобу, омерзение. Но сильнее всех этих чувств было чувство тревоги. Ей хотелось скорее домой, к сыну.

Они молча вышли из здания. У Виктора хватило ума не заговаривать с ней. Снег начал подмерзать, и им приходилось ступать осторожно, чтобы не поскользнуться. Пока они садились в машину. Маша чувствовала, что муж наблюдает за ней. Она по-прежнему молчала. Однако после того как они переехали Мерримак, Маша неожиданно заговорила:

– Мне казалось, что эксперименты на человеческих эмбрионах запрещены законом. – Она понимала, что преступление Виктора, скорее, относится к области морали, но пока что была не в силах принять всю правду.

– Отношение к этому всегда было нечетким, – сказал Виктор, чувствуя облегчение от того, что ему не надо касаться этических вопросов. – В Федеральном своде законов был опубликован небольшой указ, запрещающий подобные эксперименты. Но он относился только к государственным учреждениям, финансируемым из федерального бюджета. Он не относится к частным учреждениям типа «Кимеры». – Виктор не стал дальше распространяться на эту тему. Он понимал, что его действия не подлежат оправданию. Некоторое время они ехали молча, затем он снова начал говорить:

– Я тебе не рассказывал все это только потому, что хотел, чтобы ты относилась к Виктору как к обычному ребенку.

Маша посмотрела на мужа, наблюдая за игрой света фар проходящих машин на его лице.

– Ты не говорил мне, потому что сознавал, что это все ужасно, – выдавила она наконец.

Они повернули на Уиндзор-стрит.

– Может быть, ты права. Да, я действительно чувствовал свою вину. До того как родился Виктор, я думал, у меня будет нервный шок. Потом, после того как снизился его коэффициент, я опять почувствовал, что не перенесу этого. И только за последние пять лет я как-то успокоился.

– Тогда почему ты опять использовал зиготы?

– К этому времени казалось, что эксперимент прошел блестяще. Кроме того, эти семьи, они идеально подходили для того, чтобы воспитывать необычных детей. Но мне не следовало этого делать. Теперь я это понимаю.

– Понимаешь?

– О Господи, да!

Когда они въехали на подъездную аллею, Маша – впервые с того момента, когда он демонстрировал ей крыс, – почувствовала, что когда-нибудь она, пожалуй, сможет простить мужа. И тогда, может быть, – если с Виктором-младшим все будет в порядке, если ее тревоги за сына беспочвенны – они смогут продолжать оставаться одной семьей. Очень много «если». Маша закрыла глаза и начала молиться. Потерявшая одного сына, она молила Бога сохранить второго. Еще одну потерю она бы уже не перенесла.

Свет в комнате Виктора-младшего все еще горел. Каждый вечер он либо читал, либо занимался. Как бы отчужденно он ни вел себя, он был, в сущности, хорошим ребенком.

Виктор нажал кнопку автоматического открывания гаражных дверей. Как только машина остановилась, Маша выскочила, желая удостовериться, что с сыном все в порядке. Не дожидаясь мужа, она попыталась своим ключом открыть дверь в задний холл.

Дверь не открывалась. Подошел Виктор, но тоже не смог отпереть замок.

– Дверь на предохранителе, – сказал он. – Наверное, Виктор-младший запер ее, когда мы уехали.

Маша стала стучать кулаком в дверь. Гараж наполнился звуками ударов. Виктор-младший не отвечал.

– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросила Маша.

– Я уверен, что все нормально. Но он никак не сможет тебя услышать, если только он не в общей комнате. Пошли попробуем переднюю дверь.

Они вышли из гаража, обошли дом и подошли к фасаду. Виктор попробовал открыть дверь ключом. Но и эта дверь оказалась запертой на предохранитель. Виктор позвонил. Ответа по-прежнему не было. Он позвонил еще, начиная волноваться. Когда они уже собирались попробовать еще одну дверь, то услышали чистый голос Виктора-младшего. Он спрашивал, кто стучит.

Как только входная дверь открылась. Маша попыталась обнять сына, но он уклонился от объятий.

– Где вы были? – спросил он.

Виктор посмотрел на часы. Без четверти десять. Они отсутствовали около полутора часов.

– Мы были в лаборатории, – сказала Маша. Это было не похоже на Виктора-младшего – как-либо показывать, что он заметил их отсутствие. Он был абсолютно самостоятельный.

Виктор-младший посмотрел на Виктора.

– Тебе звонили. Меня попросили передать, что твоя жизнь осложнится, если ты не одумаешься и не будешь вести себя разумно.

– Кто это звонил? – спросил Виктор.

– Они не назвались.

– Это была женщина или мужчина?

– Я не определил. Говорили не в трубку, во всяком случае, звук был приглушенный.

Маша переводила глаза с мужа на сына. Виктор, в чем дело?

– Конторские интриги. Здесь нет оснований волноваться.

Маша повернулась к сыну.

– Звонивший тебя напугал? Мы заметили, что все двери заперты.

– Немножко, – признался Виктор-младший. – Я потом только понял, что они не стали бы звонить и говорить все это, если бы действительно собирались прийти.

– Похоже, ты прав, – согласилась Маша. У сына была впечатляющая привычка анализировать ситуацию. – Почему бы нам не пойти на кухню. Я бы выпила чаю.

– Я не буду, спасибо. – Виктор-младший повернулся, чтобы идти в свою комнату.

– Сын! – позвал Виктор.

Виктор-младший, поднимавшийся по лестнице, остановился.

– Хочу тебе сказать, что завтра утром мы едем в детскую больницу в Бостон, чтобы ты прошел обследование.

– Я не хочу проходить обследование, я ненавижу больницы.

– Я тебя прекрасно понимаю. Тем не менее тебе придется пройти обследование, так же как иногда это приходится делать нам с мамой.

Виктор-младший посмотрел на Машу. Она хотела обнять его, узнать, не болит ли у него голова и вообще не беспокоит ли его что-нибудь. Но она не шевельнулась: она боялась своего собственного сына.

– Со мной все в порядке, – повторил Виктор-младший.

– Вопрос закрыт, – сказал Виктор, – дискуссия окончена.

Сжав свои ангельские губы, мальчик в упор посмотрел на отца, затем повернулся и пошел наверх.

Войдя в кухню. Маша поставила чайник. Она знала, что пройдут годы, прежде чем она сможет разобраться в чувствах, вызванных сегодняшними откровениями. Шестнадцать лет замужества – а знала ли она своего мужа?

Ветер метал снег в окно, и оконные стекла подрагивали в рамах. Маша посмотрела на часы. Половина первого ночи. Сна не было. Она слышала ритмичное дыхание мужа, спящего рядом.

Свесив ноги с постели, Маша нащупала шлепанцы. Поднявшись, она подхватила халат со стула в углу, открыла дверь и вышла в холл.

Дом потряс резкий порыв ветра. Старое дерево застонало. Маша собиралась пойти в свой кабинет этажом ниже, но вместо этого продолжала двигаться вдоль коридора по направлению к комнате сына. Она толкнула дверь. Виктор-младший оставил окно открытым, и кружевные занавески бились на снежном ветру. Проскользнув в дверь, Маша тихо закрыла окно.

Она взглянула на спящего сына. Светлые завитки волос делали его похожим на ангела. Она едва удержалась, чтобы не коснуться его. Его отвращение к нежности было таким сильным. Иногда было странно думать, что он и Дэвид были братьями. Интересно, его нелюбовь к объятиям и ласкам как-то связана с введением инородных генов? Скорее всего, она никогда об этом не узнает. Но она поняла, что ее волнение по поводу сына не было безосновательным.

Убрав одежду со стула, стоящего рядом с кроватью Виктора-младшего, Маша села. В младенческом возрасте он был просто неправдоподобным ребенком. Он почти не плакал, спал по ночам не просыпаясь. К ее изумлению, он начал говорить, когда ему было всего несколько месяцев.

Маша понимала, что ее восхищение и гордость успехами сына были причиной того, что она никогда не задавалась вопросом об их происхождении. И уж, безусловно, ей никогда не приходила в голову мысль о возможности какого-то вмешательства извне. Только теперь Маша поняла, как наивна она была. Способности Виктора-младшего были более чем способностями гения. Она вспомнила, как в «Кимеру» на шесть месяцев приехал французский ученый с женой. Виктору тогда исполнилось три года. Французы поместили свою дочь Мишель в садик. Ей было пять, и уже через неделю она могла сказать несколько предложений по-английски. Но что было более всего удивительным, Виктор-младший в течение того же периода уже бегло говорил по-французски.

А этот день рождения, когда ему исполнилось три года! Чтобы его отметить, Маша решила устроить вечер-сюрприз. Она пригласила почти всех детей из его группы детского сада. Спустившись из своей комнаты обедать, он неожиданно для себя увидел полную комнату детей с родителями, кричавших: «С днем рождения!» Да, все прошло неудачно. Виктор-младший отозвал Машу в сторону и сказал: «Зачем ты пригласила этих детей? Мне каждый день с ними приходится общаться. Я их ненавижу. Они меня с ума сводят!»

Маша была поражена. Тогда она объяснила себе это тем, что сын был значительно умнее остальных детей и поэтому необходимость общаться с ними он воспринимал как наказание. Уже в три года мальчик предпочитал общество взрослых.

Виктор-младший вдруг повернулся на другой бок, что-то бормоча во сне. Это вернуло Машу к действительности, о которой ей хотелось бы забыть. Он был такой красивый мальчик. Трудно было соединить его прекрасное спящее лицо с ужасной правдой, открывшейся в лаборатории. Во всяком случае, теперь она хотя бы отчасти понимает причины его холодности. Может быть, поэтому у него было так много таких же проблем личностного плана, как у Джаспера Луиса? С сожалением она подумала, что, во всяком случае, это не было вызвано недостатком ее общения с сыном, когда он был маленьким.

Ладно. Виктор настаивает на полном медицинском обследовании. Маша проведет серию психологических тестов. Уж это точно не помешает.