Мутант-59

В письме “К одному читателю” Карел Чапек писал:

“…Даже самый малый фрагмент действительности — это нечто огромное: оно лежит на перекрестке разных дорог и может быть открываемо с диаметрально противоположных сторон… Нам, людям, дан кусок Вселенной, чтобы мы познавали ее, мы добираемся до ее глубин не единственным путем; мы зондируем ее своими поступками, наукой, поэзией, любовью и религией; нам нужны разные методы, чтобы измерить ими свой мир”[4].

Разные! Именно в этом все дело. В наш век примата науки как метода познания следует помнить и о возможностях искусства. Мы знаем, что достижения современной науки обещают с избытком удовлетворить все потребности человечества. Во всяком случае — основные. Наука избавила мир от опустошительных эпидемий, она позволяет родиться и выжить таким детям, которые еще двадцать лет назад неминуемо погибали! За какие-нибудь сорок–пятьдесят лет продолжительность человеческой жизни возросла почти вдвое.

Но это победа, которая постоянно нуждается в подтверждении. Ослабление научных усилий недопустимо ни па одном рубеже. Нет таких завоеваний, которые позволили бы человеку почить на лаврах и обрести заслуженный отдых. Антибиотики, которые избавили нас от эпидемий, привели к возникновению нечувствительных к ним вирусов. Стоит только утратить бдительность, как на мир может обрушиться какой-нибудь совсем новый губительный мор. Только сохранение статус-кво требует все больших и больших затрат. А ведь надо двигаться и дальше… При этом нельзя надеяться, что, развивая одни отрасли науки и технологии, можно притормозить другие. Мир един, и все в нем взаимосвязано. И в том слепке с объективной реальности, который мы зовем научной картиной мира, эти взаимосвязи проявляются в полной мере. Чтобы яснее понять это, достаточно вспомнить, что, скажем, цветной горошек и крохотная плодовая мушка открыли нам коренные тайны нашего собственного биологического бытия. Правда, для этого пришлось хорошо потрудиться и в области высокомолекулярной химии (это ее заводы отравляют атмосферу и реки) и на поприще гамма-лучей (это с ними связаны известные аспекты атомного оружия).

Каждая новая победа человеческого гения рано или поздно отзывалась на повседневной жизни людей. И отзывалась благом. Во всяком случае, благо превышало зло. Возьмем, к примеру, самое последнее завоевание — космос. Полеты в безвоздушное пространство требуют колоссальных денежных затрат. Именно поэтому кое-кому идея затормозить исследование Вселенной может показаться весьма привлекательной. Тем более, что ее вроде бы легко подкрепить и здравым смыслом, и соображениями гуманности. Мне не раз приходилось читать статьи, авторы которых предлагали приостановить освоение космоса, а высвобожденные средства направить на повышение жизненного уровня.

Но уже сегодня спутники предсказывают погоду, предупреждают о надвигающихся циклонах, помогают искать полезные ископаемые, они незаменимы в качестве телекоммуникационных объектов. Я нарочно не говорю об основных выгодах, которые нельзя измерить узкими рамками расхода-прихода, — о познании тайн окружающего нас мира.

А ведь именно жажда открыть неизвестное влечет нас вперед и вперед. Попробуем разобраться в том, насколько чревато опасностями это почти инстинктивное стремление. Американский физик и писатель Ральф Лэпп как-то сказал, что даже самые выдающиеся ученью нашего времени не знают по-настоящему, куда ведет нас наука.

Попробуем оспорить эту мысль. В качестве наглядной модели возьмем вымышленную, но весьма близкую к реальности ситуацию. Короче говоря, призовем на помощь искусство: научно-фантастический роман англичан Педлера и Дэвиса “Мутант-59”. Кит Педлер — биолог и врач, заведующий кафедрой офтальмологии Лондонского университета, и журналист Джерри Дэвис детально исследовали очень интересную для нас ситуацию, когда случайное совпадение трех совершенно независимый друг от друга факторов вызвало цепную реакцию распада пластмасс, что едва не поставило на грань гибели всю человеческую цивилизацию. Причем факторы эти выглядели вполне невинно, во всяком случае, они ничего общего не имели ни с атомом, ни с космосом. Саморазрушающаяся не загрязняющая среду бутылка, казалось бы, никак не грозила миру бедствиями. Но таков наш век натянутых, непредсказуемых взаимосвязей, когда простые вещи неожиданно обретают поистине дьявольскую изнанку. Разве не дьявол, не джин, бездумно выпущенный из бутылки, — в прямом: смысле последнего слова — увлек героев романа в адское пекло?

Проще всего было бы, идя вслед за Лэппом, увидеть в кошмарных, хотя и несколько искусственно ограниченных по масштабам, катастрофах “Мутанта-59” иллюстрацию модного на Западе мифа об ученых, которые не видят дальше собственного носа. Но простота, даже если это “святая простота” латинских апокрифов, не лучшее средство разобраться в сложных противоречиях современного мира.

Забудем на минуту, что перед нами научно-фантастическое произведение, и попробуем взглянуть на пластмассовую “чуму” как на реальную опасность, угрожающую нашей цивилизации. Для этого есть известные основания. Достаточно вспомнить об “оловянной чуме”, неожиданно прокатившейся лет двести назад по Европе и оставившей трактиры без ложек и мисок, а солдат без пуговиц. А недавние события, связанные с пресловутым “энергетическим кризисом”, когда во многих городах Запада нормальная жизнь готова была вот-вот приостановиться. Аналогии с пластмассовым бумом напрашиваются сами собой. Машинная цивилизация второй половины двадцатого века, несмотря на удивительные достижения и победы, стала слишком зависима от самых разнородных факторов, чересчур уязвима. Аварии, прокатившиеся по миру, по вине безвредной бациллы и столь же мирной бутылки, выпущенной на волю совершенно случайно и в то же время с закономерной неизбежностью, как это с мастерством продемонстрировали нам Педлер и Дэвис, лишний раз напомнили нам эту банальную в сущности истину. Полимерные материалы в самом деле пронизывают все сферы человеческой деятельности. Стоит вспыхнуть реальной “пластмассовой чуме”, как одна за другой последуют аварии космических аппаратов, сверхзвуковых лайнеров, атомных подводных лодок и т.д. и т.п. Одним словом, почти по Педлеру и Дэвису. Но подобная ситуация может сложиться и в случае “порчи” (поломки, исчезновения) любого из основных элементов машинной цивилизации. Оловянная чума, оставившая солдат какого-нибудь гессенского курфюрста без пуговиц, могла бы ныне обернуться настоящим апокалипсисом. Представьте себе, что серебристые точечки пайки бесчисленных электронных устройств превратятся в серую пыль. Это, пожалуй, будет почище “Мутанта-59”. Или менее драматическая, но куда более реальная ситуация — отсутствие горючего на всех без исключения бензоколонках!

Таким образом, есть основания отнестись с полной серьезностью к роману-предупреждению, который вы только что прочли. А чтобы наглядно убедиться в том, насколько близко подошли его авторы к истине, предпримем маленький эксперимент. Он понадобится нам не для того, чтобы найти истинного виновника пластмассовой (или любой другой; фантасты писали, например, о мгновенной коррозии, охватившей вдруг все железные и стальные предметы) болезни. В самом деле, вопроса о том, кто повинен в бедствиях, разыгравшихся в романе, — наука как таковая, ученые, бизнесмены или просто несчастный случай? не возникает. Это вполне очевидно. Есть иные проблемы, ждущие нашего исследования.

Итак, перед вами первая из трех новелл. Почему именно из трех? Но ведь совпадение трех различных факторов во времени и пространстве вызвало цепную реакцию распада полимеров у Педлера и Дэвиса, и каждая из новелл как бы подменяет фантастическую коллизию ее действительным аналогом.

1. РАССКАЗ О ДИХЛОРДИФЕНИЛТРИХЛОРМЕТИЛМЕТАНЕ

Это соединение с мудреным названием известно всем и каждому. Дабы не интриговать без нужды, сократим женевскую номенклатуру до общеупотребительного ДДТ.

Впервые этот наиболее популярный из всех существующих пестицидов был синтезирован еще в 1874 году, но только в 1937 году швейцарец П.Мюллер открыл его инсектицидные свойства, за что год спустя и получил Нобелевскую премию.

Но не прошло и четверти века, как употребление ДДТ оказалось приостановленным во многих странах мира. Не было ни взрывов, ни аварий, ни пожаров, столь характерных для страниц научной фантастики, а потому последствия всемирной, без преувеличения, катастрофы стали ясны только через два десятилетия. Напомним ее основные вехи.

Шведская академия отнюдь не преувеличила заслуги Мюллера. ДДТ в борьбе с паразитами не имел себе равных. В первые годы казалось, что возбудителям сыпного тифа, энцефалита и малярии пришел конец. Применение инсектицида спасло жизнь десяткам миллионов людей. Не менее эффективен оказался препарат и при охране плантаций и нив. Защитив хлопок от долгоносика, ДДТ способствовал двукратному росту урожайности.

И все-таки чудо обернулось бедствием. Уничтожив вредителей, бесцветные, практически нерастворимые в воде кристаллы только наращивали свою истребительную деятельность. Тем же путем, что описан в “Мутанте”, они проникли в реки, чтобы продолжить свой путь в морях. Унесенные ветром, белой пылью опали на листья и лепестки. По подсчетам ученых две трети из полутора миллионов тонн ДДТ, произведенных за четверть века, бесконтрольно ушли в биосферу. Миллион тонн, миллиард килограммов, триллион граммов, несусветное число смертельных микродоз…

Ныне ДДТ легко обнаруживается в каждом живом существе, обитающем в воде, на земле и в воздухе. Особенно наглядно последствия его непродуманного применения для уничтожения вредных насекомых дали о себе знать на острове Калимантан. После обработки территории инсектицидом ящерицы устроили настоящее пиршество из мертвых бабочек, кузнечиков, мух и, разумеется, тоже пали жертвами яда. На них набросились змеи и кошки, чтобы погибнуть в свою очередь. Зато для крыс “операция ДДТ” обернулась поистине благоденствием. Лишившись своих естественных врагов, они размножились в таком числе, что не только пожрали все запасы продовольствия, но и привели к взрыву эпидемий среди людей. Бумеранг замкнул круг.

Были и другие последствия, не столь, может быть, наглядные. Стал непригоден для еды лосось, обитающий в озере Мичиган. Оказались обреченными на вымирание из-за нарушения кальциевого обмена белошейные орланы и соколы-сапсаны. Яйца, которые они откладывали после “употребления” ДДТ, стали настолько хрупкими, что их скорлупа крошится задолго до того, как проклюнется птенец. Не обошла беда и людей. По американским данным, содержание ДДТ в материнском молоке в 2–3 раза превышает допустимый уровень.

Пестицид дает знать о себе повсюду. Он проник даже в организм антарктических пингвинов, которые, как известно, питаются рыбой. И тогда люди забили тревогу. После того как в уловах сельди было зарегистрировано присутствие яда, шведы на несколько лет наложили запрет на его применение. Голландцы и датчане полностью сняли ДДТ с производства. Советский Союз обратился к прибалтийским странам с предложением срочно разработать меры по очистке от него моря. Если удастся спасти Балтику, будет осуществлена и обширная международная программа по спасению океана. Дело в том, что за угрозой для жизни рыб и птиц притаилась беда всей биосферы. Опасность не только в том, что человек, замкнув на себя великие пищевые цепи природы, все в больших количествах потребляет обитателей воздуха и воды. Гораздо страшнее, что пестицид угрожает фитопланктону. По мнению известного биолога Чарльза Уирстира, даже концентрация в одну миллиардную долю может блокировать фотосинтез в океане. Если вспомнить, что именно фитопланктон поставляет в атмосферу две трети кислорода, то картина вырисовывается весьма мрачная. Ограниченная вспышка “полимерного синдрома” не идет с ней ни в какое сравнение.

В конечном счете повторилась “Сказка о рыбаке и рыбке”. Финалом победного шествия ДДТ стало разбитое корыто. Массовое его применение привело к образованию устойчивых к действию яда форм, “мутантов”, которые не погибают даже при десятикратном увеличении доз. 150 видов вредителей, считавшихся чувствительными к воздействию ДДТ, ныне практически к нему не восприимчивы.

Простая логика подсказывала выход: синтезировать новый, более сильный яд, но с учетом печального опыта менее стойкий, чем ДДТ, способный через некоторое время саморазрушаться.

С образцом подобной логики мы как раз и встретились в романе. К счастью, возобладала более трезвая точка зрения. Благодаря международным усилиям от идеи универсального яда решено было отказаться, и ученые направили поиски на разработку биологических мер защиты.

2. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ИЗЮМИНКА

Предметы, которые поступают с конвейеров в залы универсальных магазинов: от поливиниловой “соломки” для коктейля до лимузина с новейшими сервомоторчиками и автоматикой, отличает ныне одна общая черта. Она заключается в том, что товары, помимо утилитарного предназначения, несут в себе еще и некую психологическую начинку, этакую импонирующую покупателю изюминку. Со всей обнаженностью подобные психологические изыски предстают перед счастливыми владельцами машин и электроприборов последних систем. Чем дороже предмет, тем больше в нем всякого рода кнопок, рычажков и приспособлений, в подавляющей массе совершенно не нужных на практике. Но психологи, состоящие на службе фирмы, знают, что человеку бывает лестно сознавать себя повелителем более сложного, чем у его соседа, устройства. При этом совершенно не важно, имеет ли под собой почву столь эфемерная власть. Это сознательная ставка на запрограммированное могущество порабощенных.

С учетом подобной психологии потребителя создаются ныне всевозможные механизмы и приспособления, новейшие образцы сигарет, виски и моющих средств.

“Даже подъемные краны, которые мы строим сегодня, — говорит Эммануэль Демби, президент исследовательской корпорации “Мотивейшнл программерс”, — создаются с учетом этого принципа. Их кабины имеют гладкую и обтекаемую форму, как бы взятую из XXI века. Так поступают компании “Катерпиллер”, “Интернэшнл”, “Харвестер”, “Фергюсон”. Почему же? Их механические чудовища не стали копать лучше или поднимать больше груза только потому, что кабина оператора красивее. Но подрядчику, который покупает эти краны, они больше нравятся… Таким образом, даже фабриканты промышленного оборудования начинают обращать внимание на неутилитарные, то есть психологические, факторы”.

Психологические факторы равно учитывают и замаскированную рядами кнопок лесть, и, что особо для нас важно, ставку на так называемое “уменьшение психологического напряжения”, сопровождающее потребление определенных видов продукции.

За примером не надо далеко ходить. Производители всякого рода гигиенических средств прекрасно знают, что покупательницы нередко отказываются от них из-за опасения засорить канализацию. Препятствие, мешавшее спросу, было преодолено самым простейшим образом — выпуском бумажных салфеток и туалетной бумаги. Дадим опять слово Демби: “Был создан новый продукт, который немедленно растворяется в воде. Он не лучше выполняет свое основное назначение. Но он несколько снимает, то напряжение, которое о ним ассоциируется. Это ли не учет психологического фактора?”

Согласимся с доктором Демби. Учет психологии, конечно, налицо. Но, памятуя о только что прочитанной одиссее самораспадающейся бутылки, поостережемся разделить его восторг.

О том же, что наука и бизнес — понятия отнюдь не адекватные, здесь нет нужды напоминать.

3. МЕТАМОРФОЗЫ КИШЕЧНОЙ ПАЛОЧКИ

Итак, последняя история из нашего короткого цикла новелл. С той поры, как двадцать лет назад была расшифрована структура молекулы ДНК — основного носителя наследственности, перед человечеством открылись головокружительные перспективы “генной инженерии”. Внесение новых генов в генный набор организма и удаление из него дефектных, потенциально опасных для здоровья, могло навсегда избавить человечество от тяжелейших наследственных недугов. Да разве только это? Можно было бы преобразить весь окружающий нас животный и растительный мир. Приведу пример с пшеницей, о котором писал академик В.А.Энгельгардт. Введение в ее хромосомный набор генов фиксации азота привело бы к появлению нового вида пшеницы, который не требовал бы внесения в почву азотистых удобрений. Растение удобряло бы само себя. Нужно ли говорить, что молекулярная биология поставила решение подобного рода задач во главу угла?

Материалом для исследования послужили, разумеется, простейшие организмы — бактерии. На первых порах удалось пересадить в их ядра наследственный материал, взятый у более высокоорганизованных существ. Так бактериям были “пересажены” не свойственные им свойства. По сути, руками человека были созданы принципиально иные типы существ, которые могли стать помощниками в борьбе с болезнями, союзниками в битве за урожай. Это с одной стороны. “А на другом полюсе, — как писал Энгельгардт, — вырисовываются возможности искусственного создания, скажем, таких форм вредоносных генов, которые были бы способны самопроизвольно размножаться и внедряться в генный аппарат высших организмов, вплоть до человека, что может принести с собой неисчислимые бедствия”[5].

Но продолжим наше повествование об этапах “генной инженерии”, о логике на сей раз научного исследования.

Основным носителем генов, как известно, являются хромосомы. Но могут существовать и более мелкие их образования кольцеобразные плазмиды.

Именно они и сделались главным объектом экспериментов. После того как был найден фермент, способный расщеплять ДНК на отдельные звенья, в Стэнфордском университете приступили к расщеплению плазмидов для внедрения в них чужих генов. Вначале удалось пересадить однотипные гены родственным бактериям, а потом гены стафилококковых бактерий были пересажены плазмидам совершенно иного вида, так называемой “кишечной палочке”. В итоге образовался совершенно новый гибрид, обладающий свойствами как стафилококков, так и кишечной палочки. А совсем недавно в Институте Карнеги группе Джона Морроу удался ювелирный эксперимент по введению в кишечную палочку генов южноамериканской жабы.

Не правда ли, опыты доктора Эйнсли, сообщением о смерти которого открывается роман, не идут ни в какое сравнение с головокружительными достижениями реальной науки?

Следующим этапом должен был стать перенос в кишечную палочку генов, ответственных за производство стрептомицина. В случае успеха человечество могло бы получить мощное средство в борьбе с болезнями.

Но опыты неожиданно были прекращены самими исследователями. Национальная академия наук США не только приняла такое беспрецедентное в истории науки решение, но и обратилась с призывом к ученым мира установить добровольный мораторий на исследования по генной инженерии с кишечной палочкой. Американские биохимики призвали приостановить эксперименты, могущие вызвать заражение человеческого организма гибридными бактериями, свойства которых невозможно заранее предсказать. Ведь кишечная палочка составляет значительную часть нашего “внутреннего населения”!

“Штаммы этой бактерии, — как говорится в сенсационном заявлении ведущих американских ученых, — обитают в кишечнике человека и обладают способностью обмениваться генетической информацией с другими типами бактерий, среди которых есть и болезнетворные. Таким образом, не исключено, что новые элементы ДНК, введенные в кишечную палочку, могут широко распространиться среди человеческих, бактериальных, растительных или животных популяций и последствия этого явления сейчас невозможно предсказать”.

В романе “Мутант-59” катастрофа возникла из-за трагического стечения трех различных явлений, связанных с последствиями научно-технического прогресса. Мысленно мы могли поставить подобный эксперимент и с другими тремя независимыми процессами, о которых повествуют наши новеллы. Я выбрал для этого нарочито сходные ситуации. Не надо обладать большой фантазией, чтобы увидеть куда более страшные картины. Тем более, что реальная биосфера не признает локальной осторожности Педлера и Дэвиса, которые отвели для своего “светопреставления” весьма скромный участок в центре Лондона. Ограничение, наложенное на идею, мгновенно мстит ограничением художественной убедительности. Нам остается неясным, что спасло от заражения пластмассовой чумой остальной мир. Во всяком случае, не Темза, свободно сбрасывающая все свои нечистоты в море.

Но это, конечно, частность. Главное для нас в том, что наука с честью вышла из весьма серьезного испытания.

Подведем итоги мысленного эксперимента с подменой условных фантастических коллизий реальными, причем далеко не однозначными проблемами научно-технического прогресса. Фантастика как отрасль художественной литературы часто не задается целью прямой популяризации научных идей. Но в своей внутренней логике, в принципах анализа и синтеза она очень близко подходит к науке. Для нее характерно как бы размышление вслух о путях и превращениях идеи, тот внутренний монолог, который теперь заново открыл авангардистский кинематограф.

Писатель-фантаст, как и ученый, прежде всего, ставит эксперимент. Первая ненаписанная фраза многих произведений могла бы звучать так: “Что будет, если…”. Именно такой вопрос и поставили английские писатели своим “Мутантом-59”. Они создали своего рода испытательный полигон. Цели такого мысленного эксперимента ничем не отличаются от чисто научных.

Фантастика лишь вносит в обсуждаемую проблему недостающий ей человеческий элемент и превращается тем самым в своеобразное эстетическое зеркало науки. Наука безразлична к проблемам морали, тогда как ученый — сознательный член общества не может и не должен быть безразличным. Нельзя языком математики, физики, биологии, химии излагать моральные аспекты тех или иных открытий. Фантастика дает такую возможность. И язык у нее, о какой бы науке ни шла речь, единый — общедоступный. Легендарный Персей мог видеть в зеркале своего щита и прекрасное лицо Андромеды, и змееволосую голову Медузы Горгоны. Без этого щита, как мы помним, меч был бессилен. Эти обстоятельства и позволили нам взять для оценки моральных и целевых аспектов науки научно-фантастическое произведение. В катастрофах “Мутанта-59” менее всего виновна наука сама по себе.

Комментируя заявление американских биохимиков, В.А.Энгельгардт сказал: “Главная угроза заключается не в самих опытах как таковых, а в том, чтобы они не стали предметом оперирования в руках людей легкомысленных и беспечных или же в руках злонамеренных элементов. Против этих опасностей и должны быть направлены первоочередные усилия”.

Это прекрасный ответ на вопросы, которые поставили перед нами Педлер и Дэвис.

Научный поиск — это не слепая езда по неведомым магистралям. Все зависит от того, где проложены его многоразветвленные колеи: на твердом фундаменте социального равенства и продуманного планирования или же на болотистой почве так называемой “частной инициативы”.

Обратимся вновь к “Мутанту-59”, который послужил нам своего рода наглядной моделью. Обычно при анализе произведения, даже если это беглый “опыт” анализа, принято выделять основную мысль. Не будем отступать от традиций. Благодаря своевременно принятым мерам зло было наказано и катастрофы на Земле удалось избежать. А навсегда замолкшая среди марсианской пустыни автоматическая станция?..

В наши дни, когда политика международной разрядки завоевала всеобщее признание, а многостороннее сотрудничество стран с различным политическим строем стало непреложной реальностью, забота о нашем общем доме — биосфере прочно утвердилась в сердцах людей. Именно ей мы обязаны удовольствию прочитать умную и остро написанную книгу Кита Педлера и Джерри Дэвиса.

Мыслями, на которые она навела меня, я поделился здесь с вами. Иначе как “опыт послесловия”, я не могу их назвать.

Еремей Парнов