Муза, где же кружка?

Сколько бы выпивологи ни дискутировали, какое спиртное более древнее (вино или пиво), ясно одно: вино вдохновило людей на более захватывающие стихи и прозу. И кроме того, породило особую категорию авторов, которые ухитряются зарабатывать на жизнь писанием текстов, посвященных исключительно этому напитку. Вообразите себе винного критика (фигуру, столь часто подвергающуюся насмешкам) с его золотым нёбом, способным уловить в содержимом бокала самые разные оттенки: карандашного грифеля, седельной кожи, асфальта, древесины сигарной коробки, кошачьей мочи, мокрой собачьей шерсти.

Неважно, какой напиток появился раньше, главное, что по счастливой случайности гоминиды каменного века открыли опьяняющие свойства прокисшего (забродившего естественным путем) фруктового сока. Наши предки, конечно, не могли предугадать, что эта влага, которую они решили отведать, со временем разбудит человеческое воображение, смажет колеса цивилизации и опередит все жидкие освежители в истории по количеству упоминаний в письменных текстах.

Давным-давно, в далекой Грузии…

Многие историки считают именно Грузию местом, где появились первые вина. Жители плодородных долин Закавказья делают вино уже 8000 лет по старинной технологии, не требующей использования деревянных бочек, бродильных чанов или каких-то систем слежения за процессом. Вместо этого они применяли (и применяют до сих пор) квеври – гигантские терракотовые сосуды из особой местной глины, покрытые изнутри воском.

Эти огромные кувшины закапывали в землю, наполнив ягодами винограда, которые бродили под действием дрожжевого грибка на протяжении двух недель. Потом сосуды запечатывали: напиток в них дозревал 6–12 месяцев.

Грузинский национальный поэт Шота Руставели одним из первых воспел местные вина. В его эпической поэме «Витязь в тигровой шкуре» (написанной в XII в., задолго до «Смерти Артура» Томаса Мэлори) повествуется о рыцарях и рыцарстве, о дружбе и возвышенной любви. Поэма пронизана отсылками к здешней культуре виноделия и винопития.

Дикий виноград китайской древности

В Древнем Китае напиток из перебродившего винограда появился еще в доисторическую эпоху: во времена неолита, примерно за 7000 лет до н. э. Но масштабное производство виноградных вин началось лишь при династии Тан (618–907 гг.).

Жуань Цзи (210–263), поэт из Восточной империи Хань, писал, свидетельствуя о несравненных качествах вина как стимулятора творчества: «Выпитая чаша вина способна породить сотню поэтических строф».

Вино воспевал и величайший китайский поэт Ли Бо (701–762). Одно из самых знаменитых его стихотворений называется «Пробуждение в весенний день после пьяного сна». Он и погибнет пьяным – утонет в реке, пытаясь обнять отражение луны.

Вино персидской старины

В ходе недавних раскопок на территории нынешнего Ирана удалось найти керамические сосуды, датируемые примерно 3100–2900 гг. до н. э. В них обнаружили винную кислоту: признак того, что там некогда находилось вино.

Согласно легенде, вино открыли, когда одна девушка, отвергнутая владыкой, в отчаянии пыталась покончить с собой, отравившись густой жижей, в которую превратился прокисший виноград. Ее настроение волшебным образом улучшилось, и на другой же день она сообщила о своем пьянящем открытии правителю, который щедро вознаградил ее.

Стихи Омара Хайяма, персидского поэта и философа XI–XII вв., так и сочатся упоминаниями вина и той радости, которую оно вносит в наше мимолетное земное существование. Вот что он пишет в «Рубайате»:

Позже, в XIV в., персидский поэт-суфий Хафиз воспевал вино как символ любви и божественного начала:

Если ты пьешь с фараонами…

В дельте Нила винная культура появилась еще около 3100 г. до н. э. Вино употреблялось главным образом при дворе фараонов и знати. Чтобы облегчить египетским правителям путешествие в загробный мир, в их гробницы часто помещали изрядный запас вина.

Судя по химическому анализу осадка, обнаруженного в сосуде, который извлекли из гробницы Тутанхамона, фараон предпочитал красное. В этом склепе множество емкостей с вином, на каждой указано его происхождение, имя главного винодела и год.

Египтяне делились своими винодельческими познаниями с финикийцами, которые затем разнесли эти сведения по всему тогдашнему миру.

Ода греческому кувшину с вином

Вино пришло (точнее, приплыло) в Древнюю Грецию примерно в 1200 г. до н. э., как раз благодаря финикийским морякам, сумевшим пересечь Средиземное море. Напиток играл важную роль в античной культуре, и его достоинства превозносились в стихах и песнях. Древнегреческим богом вина считался Дионис (римляне именовали его Бахусом).

Для античных философов вино и философия были неразделимы. Их «симпозиумы» больше напоминали дружеские пирушки с философскими дискуссиями. Платон некогда изрек: «Боги не даровали людям ничего прекраснее и ценнее вина».

Вино часто упоминается в сочинениях драматурга Аристофана, который полагал, что оно способствует творчеству. Один из персонажей его пьесы «Всадники» требует «кувшин вина, дабы омочить в нем мозги и сказать что-нибудь умное».

Древнегреческий историк Фукидид отмечал цивилизующее, облагораживающее влияние вина: «Народы Средиземноморья начали выходить из состояния варварства, обучившись выращиванию маслин и деланию вина».

In Vino Veritas

Римская империя подхватила эстафету у греков, доведя до совершенства сам процесс производства напитка и заложив основу практически всех винодельческих регионов, доныне существующих в Западной Европе. Римляне первыми стали использовать для хранения и перевозки вина не глиняные сосуды, а деревянные бочки и стеклянные бутылки, позаимствовав их соответственно у галлов и сирийцев.

Древнеримский поэт Вергилий, записывая наставления для виноградарей, поделился советом, который справедлив и по сей день: «Лоза любит холмы на просторе».

Плиний Старший, естествоиспытатель I в. и автор «Естественной истории», много писал о винной культуре, в частности выстраивая по ранжиру «лучшие грозди» Рима (сорта винограда). Это он ввел понятие терруара (как мы называем это сегодня) – совокупности климатических, почвенных и прочих особенностей региона, придающих уникальный характер вкусу вина, сделанного из местного винограда. Ему также принадлежит знаменитый афоризм «In vino veritas» («Истина – в вине»).

Гораций был очень привязан к вину. Размышляя о смерти, он был больше опечален предстоящей разлукой со своим винным погребком, нежели с женой. А вот что он думал о поэтическом вдохновении: «Стихи, написанные водопойцами, никогда не удостоятся ни признания, ни долгой жизни».

Веселый бард с берегов Эйвона

В Англии времен Уильяма Шекспира (1564–1616) вино стоило примерно в 12 раз дороже, чем эль, напиток простолюдинов. Как правило, им наслаждались лишь высшие классы. Поскольку местный климат не подходил для виноградарства, вино в основном привозили из Франции, Испании и Греции. Кроме того, в елизаветинскую эпоху был очень популярен так называемый сак, сладкое вино вроде современного шерри: дополнительную крепость ему придавали, добавляя бренди.

О личных предпочтениях Шекспира известно мало, но, как человек обеспеченный, он, несомненно, мог позволить себе не только эль. Судя по воспоминаниям знакомых, Шекспир не принадлежал к числу непросыхающих кутил вроде его современника Кристофера Марло. Но логично предположить, что драматург пил этот напиток не без удовольствия: различные виды вина (мускат, рейнское, бордо, канарское, мальвазия) упоминаются в его произведениях гораздо чаще, чем эль или пиво.

Vive Le Vin Français![4]

Франция, чьи благословенные почвы и климатические условия идеально подходят для виноградарства, долгое время царила в мире как главный поставщик изысканного вина (конкуренцию ей составила лишь Калифорния во 2-й половине XX в.). Два ее основных винодельческих региона, Бордо и Бургундия, дают некоторые из наиболее знаменитых и дорогостоящих вин современности.

Во время визита в Бордо в 1787 г. Томас Джефферсон, первый настоящий ценитель вина в Америке, заказал 24 ящика Château Haut-Brion, 250 бутылок Château Lafite и неизвестное количество Château d’Yquem.

В 1855 г. указом императора Наполеона III была введена официальная классификация вин Бордо: особая система, распределявшая лучшие вина региона по качеству, с I по V категорию (так называемые «крю»). Ею активно пользуются до сих пор; за 160 лет мало что изменилось.

Многие современные любители бордо и бургундского принадлежат к литературной элите.

Британский писатель Роальд Даль, автор «Чарли и шоколадной фабрики» (1964), посвятил вину рассказ «Вкус» (1951), герои которого заключают на званом обеде пари, касающееся качества вина. Даль был страстным коллекционером вин, он очень интересовался бургундским и бордо, особенно урожая 1982 г. (многие полагают, что это величайшее вино современности).

Питер де Врис, создатель графических романов, называл себя «винопийцей» и был особенно очарован винами Бургундии: «Мужественное Montrachet и женственное Musigny дают самое изысканное единение с землей, воздухом и небом, доступное человеку». Популярный афоризм «Пиши пьяным, редактируй трезвым» часто приписывают Эрнесту Хемингуэю. Однако нечто подобное можно отыскать и в романе де Вриса «Рубен, Рубен» (1964): «Иногда я пишу пьяным, а правлю трезвым, а иногда наоборот. Но в творчестве должны присутствовать оба эти элемента».

Мрачный Энофил

Знаменитый лорд Байрон, автор поэмы «Дон Жуан» (1819), заказал себе кубок из человеческого черепа, обнаруженного садовником в их родовом поместье. Тем самым поэт воскрешал древнюю традицию, восходящую еще к галльским вождям, пившим из черепов поверженных римлян. Байрон отправил хорошо сохранившийся череп на обработку в город: «Мне возвратили его в превосходно отполированном виде. Тусклой пестротою своей окраски он напоминал черепаший панцирь».

Байрон распорядился выгравировать внутри кубка свое стихотворение о том, что для вместилища ума не может быть более достойного посмертного применения, чем служить костяным сосудом, благодаря которому живущие могут наслаждаться прелестями кларета: «Когда ж – увы! – наш мозг исчезнет навсегда, / Вино ему – замена хоть куда».

Одурманенный Энофил

Когда Шарль Бодлер, французский поэт, очеркист и критик, не занимался изучением измененных состояний сознания в опиумных курильнях или клубах любителей гашиша, он всегда обращался к своему «выбору по умолчанию» – вину.

В эссе «О вине и гашише» (1851) Бодлер вопрошает: «Кому неведомы глубинные радости вина? Всякий, кому когда-либо хотелось умерить раскаяние, пробудить воспоминание, утопить печаль, возвести замок в Испании, – короче говоря, решительно каждый – вызывал загадочное божество, таящееся в фибрах вина».

Долина Напа начинает процветать

В 1880 г. шотландец Роберт Льюис Стивенсон, будущий автор «Острова сокровищ» (1883), проводил медовый месяц в долине Напа. В «Поселенцах Сильверадо» (1884) он описывает первые шаги местной винной промышленности: «Калифорнийское виноделие пока еще находится на стадии проведения опытов… На участках земли последовательно пробуют выращивать различные сорта винограда, делая заключения, который из них удался лучше, и постепенно, шаг за шагом, нащупывая свой Clos Vougeot, свой лафит».

Давид и Голиаф, или Суд Париса

Первый более или менее долговечный калифорнийский виноградник заложил в 1779 г. при миссии Сан-Диего-де-Алькала монах-францисканец Хуниперо Серра. С конца XIX в. местное виноделие медленно, но верно продвигалось к желанной респектабельности, одерживая время от времени триумфальные победы.

Но поворотный момент в его истории настал гораздо позже: 24 мая 1976 г. на «Суде Париса», конкурсе вин, устроенном британским виноторговцем и проходившем по методу слепой дегустации, несколько калифорнийских вин-выскочек свергли с трона своих знаменитых соперников из Бордо и Бургундии. Теперь долина Напа стала по праву считаться одним из величайших винодельческих регионов мира.

Папа Хэм и Лоза

Эрнест Хемингуэй, пожалуй, самая знаковая фигура в алкогольно-литературной мифологии. Он был (если воспользоваться термином, придуманным Генри Менкеном для себя самого) «всепивцем»: пил всё, неизменно получая от этого радость.

После ужасов Первой мировой многие разочарованные американские писатели, чувствуя, что у них на родине искусство ценят всё меньше, уехали в Европу, став частью «потерянного поколения». Среди них был и Хемингуэй, прибывший в Париж в 1921 г. как иностранный корреспондент газеты Toronto Star. Вероятно, именно здесь состоялось его первое знакомство с изысканным вином.

В книге «Праздник, который всегда с тобой» (1964) писатель вспоминает, как они с женой ели дома, поскольку не могли себе позволить ходить по кафе и ресторанам: «Закатим настоящий пир и выпьем бона из магазина напротив»[5]. Бон – столица Бургундии, одного из великих винодельческих регионов Франции, и наверняка бон из дешевого парижского магазинчика был очень даже неплох.

Безудержное пьянство, описанное на страницах романа «Фиеста» (1926), можно расценивать как форму протеста Хемингуэя против сухого закона, действовавшего тогда в США. Американец Джейк Барнс, от лица которого ведется повествование, едет с друзьями из Парижа в испанскую Памплону, чтобы посмотреть корриду. В одной только главе 15 компания из трех человек потребляет в общей сложности семь литров вина.

Впрочем, ни Хемингуэй, ни его персонажи не брезговали также пить в одиночку, что сулило меньше возможных проблем. В одной из сцен Джейк сообщает: «За неимением другой компании я заказал бутылку “Шато Марго”. Приятно было пить медленно, и смаковать вино, и пить в одиночестве. Бутылка вина – хорошая компания»[6].

Воспевая испанскую корриду в «Смерти после полудня» (1932), Хемингуэй отдает должное и вину, относя его к «самым цивилизованным и естественным вещам в мире, которые доведены до наивысшего совершенства и дают куда больше возможностей для радости и оценки, чем какая-нибудь еще штука, предназначенная исключительно для ублажения органов чувств».