Мы из Игарки

Солдат Папапина

В Лесосибирске воздух пахнет смолой лиственниц п знаменитых на весь мир ангарских сосен, водой Енисея или Ангары…. С непривычки захватывает дух и хочется этот воздух пить. По Енисею к таежному городу спешат плотокараваны: маленький теплоходик во главе прямо-таки парадного километрового строя бревен. Пять лесокомбинатов пилят, сушат, грузят… И вновь плывет по реке — теперь на баржах, в Игарку — строевой, мачтовый, шпальный лес. Каждая седьмая доска в советском экспорте — лесосибирская. И царит в городе ароматотаежный, смоляной дух здоровья.

Николай Иванович Вебер его не замечает, привык. Пятьдесят лет с гаком дышит он этим воздухом. Из всех игарских мальчишек, которых удалось повидать, пожалуй, он один остался верен главной профессии города своего детства. Работал в Игарке, потом была Камчатка, и вот уже полжизни здесь. Главный инженер — должность хлопотная, инфарктная… Последние годы он — уполномоченный Всесоюзного экспортно-импортного объединения «Экс-портлес». А на комбинате — теперь он называется лесосибирским № 1 — мастером младшая дочь Вероника, тот же институт закончила, тот же факультет…

Николая Ивановича мне помогли разыскать красноярские телефонистки: обзвонили в крае все поселки с лесокомбинатами и ведь нашли!

— Звоню вам из вашего детства. Помните книгу…

— Буду ждать вас завтра на пристани. «Метеор» бывает у нас в шестнадцать часов.

…И вот мы листаем книжку, перечитываем рассказ, что написал Коля Вебер, пятиклассник. «Автомобиль на лыжах» конструкции двух Колей — Вебера и Дардаева — разбился в щепки при спуске с горы на протоку. «С тех пор управляемые сани лежат у меня в сенях. А мы с Колей мечтаем покататься не на самодельных санях, а на настоящих аэросанях или на вездеходе», — рассказывал Коля Вебер в книге «Мы из Игарки».

— Автомобиль в то время, может, один на всю Игарку и был… Аэросани мы видели не раз: у политотдела Севморпу# и в кино. Зато чего только не делали сами! Сколько" одних часов разобрали: нужны были пружинки для приводов к самодельным кораблям… Эта детская техническая фантазия до сих пор помогает мне, спустя пол-века. А на аэросанях я все-таки покатался — на Диксоне, когда стал «солдатом Папаннна».

Он показывает фотографию: молодой, в матросской форме.

— Мы в этой форме по очереди все семеро сфотографировались, мне тогда лет девятнадцать было. Это — в войну, на полярной станции: был я аэрогидрометеорологом. Три с половиной года на зимовке в самом центре Карского моря… Наблюдение вели за колебаниями льда, уровнем океана, измеряли направление и скорость ветра, температуру. И остров сами от фашистов охраняли: там подводных лодок много шныряло. У каждого было по винтовке, гранате и один пулемет — на всех. По нашим данным на Большой земле составлялись прогнозы для кораблей и авиации Северного флота, шла ледовая разведка. За все время зимовки ни слова из дому не получили: закон радиомолчания. Нарушили его, лишь когда ледокол «Георгий Седов» за нами пришел, — уже был мир.

Старший научный сотрудник полярной станции вновь был принят на первый курс Сибирского технологического института, откуда отозвала его война. В институте его помнили… Нашлись даже старая зачетка и студенческий билет.

Полярник стал инженером-лесовиком.