Мы люди

Одна кнопка звонка была разбита и заляпана разными слоями красок, другая — новенькая и солидная. Тимур жал сразу обе, и ему казалось, что они под пальцами вибрируют, пробегают мощные токи и уносятся в недра тамбура, чтобы молотить в далекие электронные колокола.

— Тоже никого, — поморщилась Галина. — Вечер уже, мы не в графике. Если ты так будешь стоять на каждом этаже… Я пошла вниз! — Галина решительно развернулась.

Но в этот момент раздался детский голос:

— Кто там?

— Добрый день, — Галина вернулась и показала закрытой двери удостоверение: — Служба переписи!

— В камеру покажите, — попросил детский голосок. — Она справа над дверью.

Под потолком висела здоровенная охранная камера, круглая и явно дорогая. Галина показала удостоверение туда. Дверь щелкнула.

Тамбур выглядел буднично: стиральная машина с выломанным стеклом, коробка с пыльными книгами, ведро с досками, торчащими вверх словно саженцы. Дверь одной из квартир была распахнута настежь, на её внутренней стороне висел огромный экран видеонаблюдения, разделенный на четыре квадрата, на одном виднелись макушки Тимура и Галины посреди площадки. Ну а посреди тамбура стоял очень серьезный малыш. Обеими руками он держал пистолет, целясь прямо в Галину. Та отшатнулась. Тогда вперед вышел Тимур.

— Здравствуйте, — сказал он и прижал к груди планшет как щит. — Стрелять в нас нельзя. Мы обходим квартиры в вашем доме и ведем перепись. Есть взрослые?

Малыш покачал головой:

— Мама и папа на работе.

— Тимур, с меня довольно! — нервно сказала Галина и ушла вниз.

— Сколько вам лет, молодой человек? — продолжал Тимур, присаживаясь на корточки и включая планшет.

— Восемь с половиной.

— Вы наверно слышали, 2032 год объявлен годом переписи. Проводится анонимно, мы не собираем личной информации. Как я могу к вам обращаться?

— Антоша.

— Антоша, вы не могли бы убрать пистолет?

— Нет. Папа велел так встречать посторонних.

— Мы не посторонние, мы из Росстата.

— Он не боевой, он шариками стреляет.

— Ладно. Антоша, сколько человек живет с вами в квартире?

— Я, папа, мама и сестра Алёна.

— Сколько комнат?

— Две.

На нижнем этаже послышались голоса — значит, Галина смогла до кого-то достучаться.

— Национальность?

— Мы русские.

— Хорошо. Вероисповедание?

— Тоже русские.

— Так не говорят, — покачал головой Тимур.

— А как говорят?

— Говорят — православные. Или — мусульмане. Или — атеисты. Или вот сегодня один дядя из второго подъезда сказал — Церковь Макаронного Монстра.

— Макаронного? — переспросил Антоша и глаза его заблестели. — Монстра? Он людей ест?

— Без понятия, — усмехнулся Тимур. — Я обязан записать с ваших слов. Во что вы верите?

— В любовь, — уверенно сказал малыш. — И в победу.

— В церковь ходите? Есть икона? Молитвенный коврик? На пасху яйца красите?

— Яйца мы красили! Я красил! — кивнул Антоша.

— Пишу: православные, — Тимур сделал пометку в планшете. — Какие у вашей семьи источники дохода? Если не знаете, можете не отвечать…

— Я всё знаю, — серьезно сказал Антон. — Папа мало зарабатывает. Поэтому маме пришлось пойти работать. Папа раньше в банке работал охранником. И зарабатывал много. А его подлый начальник уволил. И теперь папа в поликлинике охранник. В поликлинике плохо. Зарплата плохая, и форма плохая, и камеры плохие. Вот эти хорошие, из банка, — малыш указал пальцем наверх, — а вон плохая из поликлиники…

Тимур помотал головой.

— Стоп, стоп. Оба родителя работают, отец — охранник, мама?

— Мама повар.

— Мама повар, — повторил Тимур. — Родители служащие, источник дохода — зарплата. Так?

Антоша кивнул:

— Еще мама приносит мясо и овощи с работы.

— Это неважно…

— Это важно! — поправил Антоша строго. — Мы же ипотеку платим.

— Ага, пишу: семья делает накопления.

Малыш покосился на экран распахнутой двери и вдруг закричал туда: — Алёна, быстро слезла с комода, кому сказал, по жопе ремня дам! — Антоша снова посмотрел на Тимура. — Вам еще много вопросов? Мне надо за сестрой следить.

— Вы, Антоша, очень ответственный, — с уважением сказал Тимур. — Совсем немного осталось. Иностранными языками владеете?

— Ага. Смотрим мультики про Смертика Джекки.

— Это английский?

— Английский вампир.

— Понимаете английский?

— Что там понимать-то… — Он снова оглянулся на дисплей за дверью.

— Спасибо, — кивнул Тимур. — Вы нам очень помогли, Антоша.

— И главное передайте, — сказал Антоша хмуро, в тридцать восьмой квартире мучают животных, а бабка Конькова доносы на всех пишет.

— Кому передать? — удивился Тимур, но Антоша уже закрыл дверь.

Внизу вовсю раздавался голос Галины. Отвечала ей дама бархатным голосом с хорошо поставленными интонациями, и Тимур удивился, когда это оказалась сгорбленная старушка в линялом халате.

— Мы не спрашиваем размер заработка, — объясняла Галина, — имеется в виду только источник: работа по найму, пенсия, пособие, иждивение…

— Пенсия, исключительно пенсия, — отвечала дама.

— Накоплений не делаете?

— Да какие там накопления, девушка. Коммуналку бы оплатить, да на еду и лекарства чтоб осталось…

— Оцениваете уровень дохода как недостаточный?

— А вот это вы бросьте! — вдруг громогласно ответила старушка. — Нормально, хорошо оцениваю! Нормально, хорошо живем! Всё есть. Не голодаем. Бесплатная медицина. Бесплатный проезд для пенсионеров. Войны нет. Так и передайте!

— У нас анонимный опрос…

— А передайте! — строго сказала старушка. — И еще передайте, пусть мне розетки починят, только в кухне работает, в комнате не работает уже год. Телевизор не могу включить, представляете? А я проработала на телевидении сорок восемь лет! Я журналист!

— Да ну? — удивилась Галина.

Старушка покрепче затянула пояс халата, медленно подняла голову и сложила руки перед животом, словно оперлась на невидимую столешницу. И заговорила — таким четким, торопливым голосом, так удаляя все паузы между словами, что Тимуру на миг показалось, как где-то за спиной заработали африканские барабаны, отбивая ритм:

— Здравствуйтевстудии ЕленаКонькова, ярасскажувам опогоде назавтра. Взабайкалье и ХабаровскомКрае термометрыпокажут плюспять. Асейчас вэфире новостидня. Вгосдуме продолжается обсуждение законопроекта опогоде встолице. Днем встолице будет пасмурно, ночью дваградуса тепла, проект подписали депутаты обеихпалат.

— Браво! — сказала Галина.

— Как можно принять закон о погоде? — удивился Тимур.

— Что я скажу в выпуске, всё можно, — сумрачно объяснила старушка.

— Да вы звезда.

— Была, — хмуро сказала она и вдруг заговорщицки перешла на шепот: — А еще передайте, что Кузнецов сверху жену бьет. А врет, будто не бьет, а сериалы смотрят. А к Скворцовой мужики ходят разные. А на первом этаже нерусским сдают. Кобзев из тридцать восьмой — колдун. Передайте, пусть его проверят!

— Кому передать-то? Мы просто статистика…

— Вот и передайте кому следует, пусть проверят! Кобзев из тридцать восьмой! Сидит дома, не работает, две квартиры скупил и железную дверь поставил, ночами колдует, и обезьяна у него ручная живет… Но я вам этого — не говорила! — Старушка прижала палец к губам и закрыла дверь.

На лестнице наступила тишина. Вдруг у Тимура в кармане заиграл имперский марш. Тимур вынул смартфон и печально смотрел на ладонь, слушая.

— Ответь уже, — раздраженно сказала Галина, — бесит.

— Не могу, — вздохнул Тимур. — Это друг из Казани, я ему кучу денег должен.

— Тогда сбрось звонок!

— Не могу, — снова вздохнул Тимур. — Тогда он догадается, что я от него второй год прячусь.

— Тогда верни деньги!

— У меня нет…

— А зачем брал?

Музыка оборвалась, смартфон умолк. Тимур опасливо спрятал его в карман и покосился на Галину:

— Зачем брал… — передразнил он. — В Москву ехать. Учиться. Работать. А с работой не вышло.

— А чего тогда честно не объяснишь, другу-то?

— Да что ты пристала?! — рассердился Тимур. — Ты мне психотерапевт или судья?!

Тимур со злостью надавил обе кнопки звонка на противоположной стороне площадки.

— Ладно. Как там твой мальчик с пистолетом? — миролюбиво поинтересовалась Галина.

— Отличный мальчик, — буркнул Тимур. — Всё мне рассказал получше взрослых.

— Да ты педагог.

— Юрист, — напомнил Тимур.

— Если денег за прошлый семестр наберешь, и не вышибут, — напомнила Галина. — А такими темпами мы опять сегодня дом не закончим.

— Галя… — поморщился Тимур.

— Галина Сергеевна я тебе! Сколько раз повторять? Это для мужчины мечты я Галя буду. Или даже Галюнчик… — Она вынула маленькое зеркальце и принялась подводить губы помадой.

Тимур усмехнулся:

— В этом доме, Галина Сергеевна, двухкомнатные квартиры прошлого века, до метро полчаса на маршрутке и во дворе ни яхт, ни джипов. Не ваш уровень мечты, Галина Сергеевна. С ваших же слов, — уточнил он иронично.

— А вы, Тимур Рашидович, малы еще, учить меня мужчин мечты искать, — в тон ему ответила Галина. — Мы еще в тридцать восьмую не звонили, а там, говорят, сдвоенная квартира за железной дверью.

— Там, говорят, уже живет одна обезьяна…

Галина набрала воздуху, чтобы ответить, но в этот момент дверь открылась. На пороге стояла женщина неопределенного возраста со спящим младенцем на руках, и Тимур галантно указал на неё Галине, мол, выдыхать сюда.

— Добрый день, — выдохнула Галина. — Согласно статье 1 федерального закона ФЗ-8, 2032 год объявлен годом переписи. Перепись необходима, чтобы собрать статистику о демографических, социальных, экономических процессах в нашей стране. Как я могу к вам обращаться?

— Скворцова, — представилась женщина. — А могу я не отвечать?

— Можете, — убедительно сказал Тимур и указал пальцем: — Но ради вашего ребенка, ради будущего страны… нам очень нужна статистика и ваше мнение.

— Давайте не на сквозняке, — поежилась женщина и кивком пригласила войти.

За дверью оказалась комната-студия, заваленная подушками, одеялами и упаковками с памперсами. В углу гудел старомодный компьютер, на стене висела в рамке фотография здоровенного парня в военной форме — парень сидел на корточках, обнимая винтовку, словно верного товарища.

— Сколько человек проживает в вашем домохозяйстве?

— Я и дочка, — сказала женщина и качнула сверток на руках.

— Семейное положение?

— Вдова. Муж был военный. Погиб в Прибалтике, исполняя интернациональный долг. Шел добровольцем во все горячие точки… Я говорила ему… Просила… — Женщина опустила голову и умолкла.

— Ваше образование? — спросила Галина как можно мягче.

— Училась на бухгалтера.

— Источник дохода? Работаете?

— Пособие по потере кормильца. Ну и так, иногда работаю, когда ребенок спит…

— Вероисповедание?

Женщина задумалась.

— Не знаю, — сказала она. — Есть что-то такое. Какая-то… ну, высшая справедливость что ли в мире.

— Уточните? — попросил Тимур.

— Высшая справедливость — это когда каждому по его заслугам и поступкам. Вот в нее верю. А в церковь не верю, извините. Не знаю, вы такие вопросы задаёте…

— Давайте так: вы крещеная?

— Конечно.

— Пишу: православие, — подытожила Галина. — Сбережений не делаете? На жизнь хватает?

— Сбережений не делаю. На жизнь хватает, — повторила женщина. — На ребенка не хватает. Можете написать, чтоб мне пособие подняли?

Галина и Тимур, не сговариваясь, покачали головами.

— А хотя бы, чтоб днем не шумели, пока ребенок спит? А то живу как на вокзале — то этот дурак сверху сверлит, камеры себе новые вешает. То баба Лена напротив ходит по этажу и выкрикивает новости, совсем бог на старости лет кукухой наказал за дикторскую работу. А подо мной, в тридцать восьмой — которая с тридцать седьмой сдвоенная — там у них и курятник, и свинарник, и шум, и толпы молодежи шляются, и никто не работает. Притон и секта.

— Без источников дохода? — профессионально уточнила Галина.

— На работу, говорю, не ходит. На иностранные гранты живет. Зверей разводит, а у нас аллергия может начаться.

— Это не по нашей части, — тактично ответил Тимур. — Спасибо вам, здоровья ребенку.

Попрощавшись, Галина и Тимур стали спускаться.

— Что-то не хочется в тридцать восьмую, — сказала Галина. — Может, пропустим?

— У нас и так половина дома не дома.

— Половина дома не дома, — проворчала Галина. — Дома не дома.

— Позвонит проверка, он скажет, что сидел в квартире, а переписчики мимо прошли.

— И норм, — кивнула Галина.

— Тебе, может, норм, а я без зарплаты останусь и с юрфака вылечу.

— Я за твой юрфак не собираюсь под пистолеты бросаться и под обезьян!

— Пистолет игрушечный.

— А обезьяна?

— Сейчас узнаем. — Тимур нажал кнопку.

— Минуточку! — раздалось за дверью и залязгал замок.

Дверь распахнулась. На пороге стоял рослый мужчина с аккуратной черной бородкой. На нем были джинсы и расшитая фантастическими птицами рубаха-гавайка.

— Здравствуйте, молодые люди, если вы на лекцию, то сегодня ее нет… — Он недоуменно оглядел гостей. — Ах, вы наверно перепись?

— Как вы догадались? — обрадовался Тимур.

— У вас на бейсболках написано «Росстат». Ну, заходите, раз пришли. Чай, кофе?

Галина и Тимур переглянулись.

— Чай нам давно никто не предлагал, — призналась Галина.

— Прошу на кухню, только обувь снимаем.

Из комнаты вдруг вышел здоровенный пушистый кот, а за ним второй — рыжий. Оба были в массивных ошейниках. Коты внимательно обнюхали Тимура и Галину, проводили до кухни, но не переступили порог — остались стоять ровно за декоративной полоской на полу, отделявшей пространство.

— Кс-кс-кс! — Галина поманила котов.

— Им в кухню нельзя, — объяснил хозяин. — Вам — можно. — Он включил чайник, поставил на стол вазочку с конфетами и посмотрел на старинные часы под самым потолком. — Перепись. Итак, что от меня нужно? Паспорт?

— Перепись анонимна, — объяснил Тимур.

— А смысл?

— Собираем статистику.

— Хорошее дело, — одобрил бородач. — Давайте соберём.

Тимур вынул планшет, но Галина толкнула его локтем и вынула свой:

— Как мне вас называть?

— Кобзев Гавриил Михайлович к вашим услугам.

— Гавриил Михайлович, — произнесла она глубоким грудным голосом, — сколько вам лет, какое образование, вы женаты?

— Тридцать восемь — высшее — женат.

— А где же ваша жена?

— Сейчас в Париже работает.

— Неплохо… — протянула Галина. — А ваше домохозяйство из двух квартир?

— Не-е-е… — Кобзев разочарованно покачал головой, — так мы статистику не соберём. Это ж всё в государственных базах есть — кому сколько лет, где учился, с кем в браке и какой квартирой владеет. 2032 год на дворе, дети мои.

Тимур поднял палец, как учили на курсах подготовки:

— Этих данных нет в базах! Вы можете жить не в браке или не по прописке. Или вот какими языками владеете — это нигде не записано!

— Английский, французский, немного испанский.

Галина проставила галочки на экране.

— Так, — сказала она, — вероисповедание?

— Агностик.

— Где-то была такая опция, ага, вот… А место работы?

— Здесь, — кивнул бородач. — Работаю по месту жительства удаленно.

— Бизнес? — с надеждой спросила Галина.

Кобзев покачал головой.

— Служащий? — расстроилась Галина. — Или нетрудовые доходы?

— Научный сотрудник, кандидат наук, — объяснил Кобзев. — У меня тут лаборатория, и кабинет, и видеосвязь, и студенты приходят на лекции.

— Не понимаю, как это записать, — огорчилась Галина. — Вы научный сотрудник — где именно сотрудник?

— Здесь.

— А зарплату получаете где?

— Здесь, — улыбнулся бородач. — Вас что интересует, источник дохода?

— Да! — хором сказали Галина и Тимур.

— У меня грант на трехлетнее исследование от Британского сообщества физиологии и медицины. Исследую причинно-следственный интеллект разных видов животных.

— Это что-то по биологии? — догадался Тимур.

— Изначально — да. Хотя ближе к зоопсихологии. А как по мне — это, пожалуй, уже область философии и социологии.

— А живете один? — уточнила Галина.

— В данный момент жена в Париже.

— А обезьяна? — не выдержала Галина.

— Соседи рассказали? — Кобзев вдруг поднял лицо к потолку и от души захохотал.

Хохотал он долго и с чувством.

Галина и Тимур переглянулись.

— Чего вы смеетесь? — настороженно спросил Тимур.

— А пойдемте, покажу! — неожиданно решил Кобзев. — Идите за мной.

Он повел гостей в одну из комнат. Здесь стоял странный запах — запах сена, земли, осеннего леса и курятника. Вдоль одной стены тянулась столешница типа кухонной — видимо, рабочий стол. На ней стоял распахнутый ноутбук, рядом пара бумажных книг и ящик с черными браслетами, похожими на часы. Чуть поодаль почему-то стояли клавиши электронного рояля, только на каждой — и на белых, и на черных — были скотчем приклеены разноцветные бумажки с загадочными пометками. Все это было окружено пучками проводов, над столом по стене висели блоки какой-то электроники, растопырив пальчики антенн и мигая огоньками. Зато всю противоположную стену занимали клетки с животными. Кого здесь только не было! Ныряли в пластиковые лабиринты и крутили колеса белые мыши. В клетке рядом суетились полосатые хомячки. Сбоку, невозмутимые как кони, жевали сено атласные кролики. Сумрачно пялились из-под потолка совы, трещали попугайчики. На самом нижнем ярусе стояло что-то вроде террариума, только ползали в нем здоровенные улитки — то ли были жильцами, то ли едой для кого-то, кто прятался.

— Ого, у вас зоопарк! — изумленно подытожила Галина.

— Так вот, обезьяны, — Гавриил Михайлович указал на самую большую клетку.

А затем открыл дверцу и осторожно достал одного из обитателей — маленького пестрого пушистика, напоминавшего то ли белочку, то ли нахохленного воробья со смешной обезьяньей мордой. Существо категорически не желало покидать клетку — верещало, цеплялось за прутья, но когда его все-таки вытащили, сразу успокоилось, притихло и уселось на ладони, трусливо обхватив лапками большой палец и выглядывая из-за него как из-за ствола дерева.

— Игрунки. Карликовые игрунки, — делая ударение на «у», объяснил Гавриил Михайлович и улыбнулся: — Правда, страшная обезьяна?

— Можно погладить? — умилилась Галина, но Кобзев отвел руку.

— Не надо. Посторонних могут от страха укусить. — Он поднес ладонь к дверце, и карликовая обезьянка с облегчением ускакала внутрь.

— А что у них за ошейнички у всех такие? — спросил Тимур. — Вот даже улитки с какой-то пуговицей на панцире ползают…

— Это и есть моя работа. Бьем током. Обучаем. — Он заметил настороженный взгляд Галины и пояснил: — Не волнуйтесь за зверят, им тут неплохо. В реальной жизни их бьет и больнее, и опаснее.

Он снова распахнул дверцу клетки с игрунками, а сам отошел к столу и простер руку над клавишами электронного рояля:

— Игрункам запрещено выходить из клетки, но они любопытны. Особенно младшая, вот она уже полезла… — Гавриил Михайлович опустил палец на клавишу с пометкой «4». — Не пяльтесь на них так, встаньте рядом со мной и поглядывайте. Видите, ей очень хочется вылезти…

Одна из игрунок, с цифрой «4» на ошейнике, действительно подобралась к открытой дверце и теперь тревожно ее обнюхивала. Остальные забились вглубь и повизгивали, словно отговаривая.

— Но нам очень, очень любопытно… — комментировал Гавриил Михайлович.

Осмелев, игрунка осторожно высунула наружу одну лапку.

И Гавриил Михайлович тут же нажал клавишу.

Рояль не издал ни звука. Вместо этого раздался пронзительный визг: игрунка подпрыгнула, словно ее шарахнуло током — похоже, так и было. Она сорвалась, упала на пол клетки, тут же вскочила и обиженно ускакала вглубь, в один из деревянных домиков, похожих на собачью конуру.

— Больно ей наверно, — сказал Тимур.

— Больно. Зато честно и понятно. Преступление — наказание. Немедленное. Да еще в присутствии демиурга — у них хорошее зрение, она видела, что клавишу нажал я. Из клетки сбегать нельзя — этому я их учу в ручном режиме. Не скоро она теперь осмелится попробовать снова… — Он подошел и запер клетку.

— Приятно быть демиургом? — спросила Галина.

— Ничего приятного. Поэтому обычно бью током не я, а электроника. — Кобзев указал на клетку: — Видите, разноцветные домики? В черный заходить нельзя — бьет током сразу. И это мы прекрасно усвоили, потому что сразу. Я называю это паузой возмездия. В черном домике пауза — ноль. А вот если залезть в синий домик, там пауза возмездия — триста секунд, отсчет начинается после того, как вылез. Понимаете?

— Нет, — сказал Тимур.

— Ты можешь влезть в синий домик, осмотреть его, поспать, вылезти обратно и заняться обычными делами — попить воды, почесать спинку, покачаться на кольцах, залезть ещё в красный домик, или белый, и тоже вылезти. Но пройдет время, и через пять минут ты получишь удар током. За что? Ты уже не будешь понимать, за что. Может, за то, что качался на кольцах? Или за то, что забрался в поилку с ногами? Или за то, что наступил на чужую тень? Со временем ты либо отгадаешь верное правило, либо у тебя родится новое суеверие, либо ты просто будешь считать, что тебе не везет в жизни. А правило есть, и оно простое: нельзя залезать в синий дом. Игрунками хватает недели, чтобы понять его при паузе возмездия в пять минут. Причем, те, кто выучил, начинают объяснять тем, кто пока не понял. Игрунки очень умные. У хомяка максимальная пауза возмездия — минута, если больше — причинно-следственную связь они не увидят. У мыши — три минуты. Сычики — двести секунд. Улитка — три секунды. Так мы измеряем глубину причинно-следственного интеллекта.

— А у человека? — спросила Галина.

— Хороший вопрос, — сказал Кобзев. — Сам часто об этом думаю. Но как измерить? На людях и невозможно поставить чистый эксперимент: вы заранее будете знать, что вас бьет током автоматика по таинственному закону, который придумал экспериментатор. Никакой мистики. Но уверен, люди не очень далеко ушли от животных. Минут на пятнадцать, не больше.

— Да ну! — возмутился Тимур. — Не может быть!

Кобзев пожал плечами:

— Люди хорошо угадывают причину и следствие только по давно известным правилам. Ты крал на работе и тебя не поймали, но через год начали подозревать и на всякий случай выгнали. За что — не скажут, ведь нет доказательств. Сообразит человек, какая тут связь? Далеко не любой. Хотя каждый знает правило: за воровство наказывают. А если даже принцип неизвестен, как тем игрункам? Ты украл на работе, а тебе машину сожгли. Есть связь? Может, никакой. Может, просто не повезло. А может, кладовщик догадался, что это ты, и отомстил за то, что ты его подставил…

— Это суеверия какие-то… — пробормотала Галина.

— А суеверия именно так и возникают! — оживился Кобзев. — Когда не получается отгадать закон, рождаются суеверия. Это, знаете, как у дикарей в Океании: сидела беременная на пороге хижины, смотрела на море, ела рыбу, подавилась костью и умерла. Траур во всём племени, старейшины осмысляют случившееся и вводят сразу три новых табу: отныне всем беременным запрещено сидеть на пороге, смотреть на море и есть рыбу. Реальный пример рождения табу.

— Так то дикари! — сказал Тимур.

— Все мы дикари, пока не понимаем взаимосвязи, — повернулся к нему Кобзев. — Простой пример: вы пригласили девушку в кафе и болтаете с ней. Поговорили о погоде. Поговорили о кино. Поговорили о музыке. Попрощались, доехали до дома, через час от нее приходит сообщение: «не хочу общаться с токсичными людьми, прощай навсегда!»

— О, у меня так было на первом курсе! — оживился Тимур.

— Небось счет предложил разделить, — пробурчала Галина.

— Нет же! — обиделся Тимур.

— Тише! — поднял руку Кобзев. — Речь не об этом. Я о том, что причинно-следственный интеллект человека точно так же буксует при заметной паузе возмездия. Вот если бы вы говорили о музыке, назвали своего любимого исполнителя, а она убежала со словами «господи, на кого я тут трачу время!» — вам стало бы всё ясно сразу. А если вы ей что-то врали о себе, а дома она нашла, как проверить? Вы догадаетесь, что случилось, сделаете для себя вывод на будущее никогда не врать даже незнакомым? Не уверен. По Дарвину мы произошли от червячков, которые только и умели, что отдернуть хвостик, если там горячо или кусь. Но при увеличении паузы возмездия дерево причин множится в геометрической прогрессии и таинственную связь все труднее отгадать. Поэтому вся эволюция нервной системы, вся наша громадная коробка с мозгом, которая выросла на конце червячка — это всего лишь попытка освоить поиск причины-следствия там, где они разнесены по времени… Чайник закипел, — подытожил он, повернулся и пошел на кухню.

Тимур двинулся следом. Галина задержалась — она смотрела на игрунок и на лице ее была загадочная улыбка.

В кухне Кобзев разливал кипяток по фарфоровым чашкам.

— Вот вы говорите, причинно-следственный интеллект… — начал Тимур, входя. — Это же и есть ум?

— Не люблю это слово, — ответил Кобзев, — неизмеряемый спекулятивный термин. Умный человек по-вашему — это какой?

— Ну… — Тимур задумался. — У кого диплом Юридического факультета, например.

— А если он его купил?

— Ну… — Тимур снова задумался. — Тот, кто много знает.

— Вы много знаете?

— Стараюсь.

— В каком году родился философ Гельвеций?

Тимур фыркнул:

— Такие вопросы задаете… — Украдкой под столом он вынул смартфон. — Мы такого вообще не проходили. Но… французский философ Клод Адриан Гельвеций родился 31 января 1715 года! — торжествующе закончил Тимур.

Кобзев задумчиво кивал, размешивая ложечкой сахар.

— Вот она, сегодняшняя цена ума, — ответил он. — Любое знание доступно каждому ребенку через полтора клика в сети. Значит ли это, что все в мире теперь умные?

Тимур опешил.

— Это вы здорово меня подловили! — признался он, убирая смартфон в карман. — Тогда ум это… умение понимать?

— Вот уже ближе, — согласился Кобзев. — Я бы сказал так: умение анализировать информацию и делать выводы. Но люди очень плохо анализируют информацию. И совсем не умеют делать выводов.

В кухню вошла Галина.

— О чем вы тут? — спросила она живо.

— Присоединяйтесь, — кивнул Кобзев на третью чашку и снова глянул на часы под потолком. — Говорим об уме. Я считаю, что человечество не умеет делать выводов. Много тысяч лет назад сформулированы правила: не убей, не укради, не лги, уважай родителей, умей прощать, не делай ближнему того, что не желал бы себе. Это правила благополучия общества, и значит, благополучия каждого. И что, все их соблюдают?

— Не всё так просто, — возразила Галина. — Уважай родителей… Вы мою мать не видели, это вампир. Она меня из дома выгнала в семнадцать лет. Как ее уважать и прощать? Непонятно.

— Непонятно… — задумчиво повторил Кобзев. — А может, оно нам непонятно только потому, что возмездие отложенное? Вдруг у вас, девушка, будет когда-нибудь своя дочь, вы с ней тоже будете ссориться, она уйдет из дома и никогда больше не позвонит, а случайным людям будет говорить, что мать — вампир?

Галина фыркнула.

— Я же себя так не веду! Какая связь?

— А вдруг, — продолжал Кобзев, задумчиво глядя в окно, — всем нам с детства объяснили в сказках и мультиках правила игры, в какой из разноцветных домиков забегать нельзя, и даже рассказали, почему. И мы в детстве всё поняли и согласились. А потом начали взрослеть, шалить, и заметили, что никому сразу не прилетает… А теперь, когда ударит, уже и не поймем, за что. Скажем: так совпало, это другое, при чем тут, какая связь? А сами бежим кто к психотерапевту, кто к гадалке, кто к кукушке, и спрашиваем: кукушка, сколько нам осталось… А может, надо сначала себя спрашивать? Сколько ты кому оставил? — Кобзев помолчал. — Вот люди на нашей планете и живут как мои игрунки — вроде и тепло, и сытно, и даже домики свои есть, а все равно счастья нету. Лупит со всех сторон каждый день, и не понять, что за правило нарушили и когда: то ли час назад, то ли год, а может, вообще не нарушили, а просто кому-то нравится кнопки жать, чтоб окружающим было плохо…

— У вас разве счастья нет? — спросил Тимур серьезно.

— Мне грех жаловаться, — серьезно ответил Кобзев. — Но в какой-то мере это и меня касается, я тоже человек.

Внезапно наверху под потолком заскрежетало — старинные часы ожили, застрекотали невидимые шестеренки, распахнулась дверца над циферблатом и оттуда высунулась крашеная под птичку жестянка. Ритмично раскачиваясь, она просвистела несколько раз — ни Тимур, ни Галина не успели сосчитать — и уехала обратно. И в наступившей тишине стало понятно, как громко тикали эти часы все время.

— Друзья, спасибо за беседу, — Кобзев решительно встал. — Удачного вам вечера.

— Погодите! — встрепенулась Галина, доставая планшет. — Еще не все вопросы закончили!

— Увы. Через полчаса конференция, а мне еще подготовиться.

— Всего пара вопросов! — заверил Тимур. — Там про квартиру, про работу, про источники дохода.

— Опрос анонимный, значит, вам годится любой человек. А у меня закончился перерыв, и дальше снова график, ребятки. Прошу… — И он решительно указал рукой в сторону прихожей.

Когда они вышли на улицу из последнего подъезда и направились к остановке маршруток, Галина проворчала:

— Опять не уложились…

— Да норм, — отмахнулся Тимур. — Почти уложились. Нормально. Если бы чай не пили, вообще бы успели.

— Интересный дядька сегодня попался. И чего они все женаты? Хотя я бы с таким жить не смогла. Даже за грант. Странный он. — Галина вдруг улыбнулась. — Я там у него постояла, понажимала клавиши. Прикольно! Обезьянки пищат и падают, улитки прячутся, совы начинают бить крыльями каждый раз…

— Ты ему эксперимент портила? — насторожился Тимур. — Била током не по программе?

— Брось, — отмахнулась Галина, — разберутся, не маленькие. Я вот одного не пойму: как система их током бьет?

— По радио. Датчики какие-нибудь…

Неожиданно в кармане у него снова послышался имперский марш. Тимур глянул на экран и лицо его стало серьезным:

— Слушаю вас! — ответил он. — Но я всё… — Он снова замолчал. — Мне еще неделю отработать, они придут в течение месяца, клянусь, я всё… что? Пожалуйста…

Лицо его вытянулось и он спрятал мобильник в карман.

— Что случилось? — спросила Галина.

— Ничего, — зло ответил Тимур.

— Что случилось? — повторила она.

— Из деканата. Сказали, что сроки оплаты прошли, и меня сняли с потока.

— Но нам же заплатят?

— А всё. Приказ вышел.

— А восстановиться?

Тимур молчал.

— На хрен мне теперь это всё. — сказал он вдруг. — Поеду, сдам планшет!

— А как же я?

— А тебе другого напарника дадут.

— Ну блин… — расстроилась Галина. — И где уже эта чертова маршрутка! — воскликнула она нервно и вдруг охнула, уронила сумку и присела на корточки.

— Что с тобой? — бросился к ней Тимур.

— Шея! Шея! — стонала Галина, придерживая ладонью челюсть, словно голова могла отвалиться.

Тимур взял ее за локоть и помог встать.

— Год назад так же защемило… — выговорила Галина. — Так защемило, что две недели встать не могла.

— Надо этого, терапевта мануального найти хорошего. Чтоб там дернул, я не знаю…

Галина в ответ попыталась покачать головой, но снова охнула.

— Сядь вот, — посоветовал Тимур и аккуратно довел ее до лавочки на остановке.

— Господи, за что мне это опять?! — прорыдала Галина. — Ну за что? Вот всё же нормально было, а вдруг раз — и херня какая-то!

— Отлежись завтра, я один обойду участки, — решил Тимур.

— Правда? — растрогалась Галина. — Но тебя же выгнали, тебе больше не нужно копить на семестр, ты хотел планшет сдать…

— Кто-то же должен собирать статистику, сама не соберется, — рассудительно ответил Тимур. — А деканат я, может, еще уговорю.

— Спасибо тебе, — сказала Галина и умолкла, а затем вдруг произнесла: — Знаешь, я подумала, а может он прав, этот Кобзев? Может, когда мы делаем плохие поступки, нам дается наказание каждый раз, только мы не понимаем, за что, и думаем, что просто в жизни не повезло?

— Мистика дурацкая, — поморщился Тимур. — Какие у нас плохие поступки?

— Да все! План не выполняем уже неделю. Я сегодня зверей током била. Не зря его соседи колдуном называют…

— Прекрати, обычный дядька биолог.

— Но вдруг он прав? — не сдавалась Галина. — Вдруг нас судьба постоянно наказывает, только отсроченно, а мы не понимаем?

— Я как юрист против, — ответил Тимур. — Наказывать без суда нельзя, это самосуд.

— Почему нельзя, если поступки плохие?

— Да и пусть плохие! — Тимур подошел к урне и зло пнул ее. Железная урна загудела, но не упала: металлическая нога была глубоко вкопана в асфальт. Тимур гордо вскинул голову и посмотрел на Галину: — Со мной этот номер точно не выйдет! Людей дрессировать нельзя! Потому что мы — не животные! Потому что мы… — Он разбежался и прыгнул на край урны всем весом: железная опора согнулась, урна легла и рассыпала мусор вокруг остановки. — Потому что мы — люди!