Мы – сталкеры. В прицеле неведомого. Авторский сборник

Пролог

– А-а-а-а, мля-я-я! – Отчаянный крик огласил ложбину. Такой может вырваться только из глотки орущего бойца, падающего спиной на валун. И не только от боли в лопатках. Когда на тебя прет волна тварей и, кажется, вся Зона ополчилась против человека, очень неприятно и плохо, если заклинивает затвор оружия. Смертельно плохо.

Обреченный, еще не успев почувствовать боль от падения на камни и хруст в позвонках, последнее, что он успел сделать, – наотмашь садануть прикладом пулемета метнувшуюся к нему тень…

Прыжок крысоволка сбился, он отлетел к кустам, но цунами корявых серых тел потоком обрушилось на бойца в черной униформе наемника.

Последний матерный вопль, короткий и сухой, как выстрел. И больше ни стонов, ни предсмертных криков – спецы зачастую погибают молча, мужественно принимая конец.

Только звериный рык, чавканье и визг тихим эхом пронеслись по длинной извилистой ложбине. Но крысы не устроили кровавый пир. Потому что нет силы страшнее, чем надвигающийся Выброс. Не до охоты, не до еды.

Крысы волной стекли с разорванного тела и валунов и, подгоняемые следующей лавиной мутантов, устремились дальше по низине. К ним присоединился прихрамывающий вожак, бег ускорился. Армада зверей за две минуты миновала это место.

Выброс. Ни для одного существа Зоны нет ужаснее явления, чем это!

Выброс. Он начался…

Глава 1

Чечня. Шатойский район. Апрель 2006 года

В штабную палатку, стоящую в центре мобильного лагеря воинской части N, Никита вошел за минуту до назначенного времени. Отогнув оба полога маскировочного шатра, он оказался в душной прокуренной «комнате» площадью для пары общевойсковых отделений. Убранство палатки командования армейской разведки было обыкновенным, почти ничем не отличающимся от быта полковой и даже его, майора Топоркова Никиты, спецназовской конуры. Так же все просто и скупо-необходимо: в углу блок аккумуляторов, посередине раскладной стол с картами и ноутбуками, по краю топчан-скамейка, рация, сейф цвета хаки, вентилятор, разгоняющий дым, духоту и тоску офицеров. Все это опутано проводами, ширма из брезента отделяет «греческий зал» генерала от общего, и кругом люди. Конечно, все в камуфляже – присутствующие здесь были офицерами высшего звена ГРУ и ФСБ, а в/ч N расположилась в пятнадцати километрах от Шатоя, в предгорьях Северного Кавказа, на границе лесного массива и бушующей реки.

Уровень безопасности был настолько высокий, что ему могли бы позавидовать силовики ФСО президента. Сигнальные и поражающие растяжки, пункты визуального и электронного оповещения, «егоза», скрытые посты, две линии охраны, не считая еще одной командного пункта, спутниковое сопровождение и так далее. Ну и сама конфиденциальность и секретность сбора.

Обыденность и привычность обстановки нарушала только инвалидная коляска, стоящая у ширмы. Явно импортная, со всеми наворотами и прибамбасами. Дорогая! На пять порядков лучше тех, на которых шарахались по закоулкам великой страны ребята-инвалиды, прошедшие Афган и Кавказ.

Среди нескольких офицеров Никита не узнал только двоих. Один лет этак сорока пяти, седой, в черно-зеленой «спецовке» без погон, коренастый – впрочем, как и все остальные здесь.

Второй – тоже без знаков войсковой принадлежности, но со звездами полковника. Модельная прическа-зачес наверх в отличие от коротких стрижек всех остальных. Очочки в золотой оправе, папка в руках спереди, пальцы розово-белые, почти аккуратные, явно ухоженные в салонах. По-видимому, московская любовница умеет делать не только м…т, но и маникюр в VIP-spa.

В том, что этот хлыщ… опс, пардон, офицер – из столицы, Топорков не сомневался. Сюда «таких» типов заносит только из столицы либо из контингентов якобы дружественных стран. Или якобы дружественных контингентов! Ну да-а! Как звучит? Дружественный милитари – контингент войск особого назначения НАТО в «абсолютно безопасном» районе проведения контртеррористической операции (КТО) России! О как!

Никита отмахнулся от несуразных мыслей, как от мухи, и доложил о своем появлении.

Все взоры устремились на него. Еще бы – личность его не оставляла в равнодушии не только девушек на гражданке, но и комсостав любой в/ч.

Странно, но как раз особенным или выдающимся Никита сам себя не считал. Да, послужной список с перечнем регалий и характеристик хоть и превышал три страницы печатного текста формата А4 двенадцатым кеглем, но такая «карьера» за десять лет службы в силовых органах родной страны присуща и не чужда любому настоящему офицеру своей страны! Офицеру! Своей родной страны!

– Бери, майор! – Генерал толкнул пачку «Кента» по карте масштаба 1:50000. Ого! Подробная, гибридная. Спутниковая. Никаких стрелок синего и красного цвета, кружков, цифр, как в фильмах про войну. Просто карта. Но очень неплохая карта такая! И наводящая на очень понятные выводы – предстоит не просто операция федералов или зачистка. Будет рейд! Походик такой! Особого назначения, понятно! Особой важности! И карта без значков, и чужие в расположении части особого назначения, и глаза генерала – необычные, глубоко задумчивые, строго-серьезные, и гробовая тишина, и пулемет «Печенег» в углу стоймя рядом с РПГ-18 («мухой»). Мда-а… Никогда Топорков оружия на КП, в шатре штаба, не видел. Но, черт возьми! При чем тут коляска и кто из них инвалидом-то стал?! Хотя аналитический ум майора спецназа ГРУ Топоркова подсказал верно – ответ там, за ширмой.

Точно! Колыхнулась «занавеска», как сказали бы в шпионских романах. Рука с печаткой, нехилой такой печаткой, штук на пятнадцать зеленью, взялась за спинку коляски. Движение, шорох. Теперь все повернулись в ту сторону.

– Вам помочь? – Столичный полковник дернулся было подсуетиться.

– Сам!

Блин, как выстрел из 12-миллиметровой дальнобойки. Зычно, громко, твердо.

Тридцать секунд. Взору десятка офицеров предстал пожилой мужчина в дорогом сером костюме от Славы Зайцева, но без галстука. Очки, сухие ноги под штанинами, артритные кисти рук – вот что первое бросилось в глаза. Старичок что-то там нажал едва уловимым прикосновением кривого тонкого пальца, и коляска с тихим жужжанием выкатила к столу. Инвалид положил руки на край столешницы и поправил очки, так похожие на те, что закрывали глаза полковника. И если последний выглядел на все сто именно московским чином, то старику трудно было присвоить географическую привязку. Он мог быть иностранцем из Лондона, Парижа, а мог и жить в Барвихе, катаясь по одному маршруту: туалет – камин – веранда – туалет. Но туалет тот очень дорогой и веранда шикарная.

Каким-то малозаметным знаком (Никита что-то уловил) инвалид дал слово генералу.

– Господа офицеры?! – Генерал подавил некоторую слабую нервозность и волнение и постарался выдержать традиционный стиль – ту манеру поведения и речи, которой следовал всегда. – Прежде всего хочу представить вас друг другу, потому что прибывшие последними не слышали ранее появившихся.

«Витиевато! – мелькнула мысль в голове у Никиты. – Точно что-то из ряда вон!»

Генерала Топорков знал уже два года, и не столько по штабу и штабным встречам, сколько по пяти «командировкам». И все особого назначения!

Генералу еще не было пятидесяти, но известности в узких кругах силовиков хоть отбавляй. Федералы знали хуже, понаслышке, но оно и лучше. Офицеров ГРУ вообще не должно быть видно и слышно! Они – мозг и меч армии страны, санитары и уборщики, когда остальные – пушечное мясо. Не в обиду будь сказано общевойсковым частям и федеральным органам.

Генерал нравился не только офицерам его ведомства. Добрым словом его вспоминали и потный сержант-контрактник, карабкающийся по козьей тропе с тройным боекомплектом (БК), и лейтенант, проверяющий список всех вернувшихся с зачистки бойцов своего взвода, редко «трехсотых», и комбат мотострелковой части срочников, приданных в распоряжение армейской разведке, в очередной раз удостоверяющийся в правильной стратегии и тактике генерала.

И конечно же мало у генерала-полевика было настоящих друзей в штабе, в министерстве, в Москве. Но все-таки были!

«Все! Аллес цузамен!» – Никита отбросил посторонние мысли и сконцентрировался на монологе начальника, чуть расслабив спину.

– Начну от входа. – Генерал кивком головы указал на стоящего в невольно образовавшейся шеренге капитана. – Капитан Полозков. Андрей Георгиевич. Военврач из округа. Кандидат медицинских наук. Центр Бурденко. Две командировки на Кавказ.

Все кивнули в знак приветствия. Кивнул и Никита – с медиком он познакомился еще в прошлом году, когда работали по Урус-Мартану. Тогда военврач во второй своей командировке ловко и вовремя выудил с того света Никитиного второго номера – Витьку Пузырянова, подорвавшегося на мине-висячке. Витек этой зимой после госпиталя, куда тоже помог разместиться военврач, подарил спасителю трофейный «Мачток» с лезвием длиной 22 см, титановым сердечником и стволом в рукоятке типа нашего НРС-1.

– Капитан Будынник. Петр Несторович. Первоклассный сапер, минер, инженер-взрывотехник и прочий спец по тротилам. Червона Украина! – Генерал слегка улыбнулся, в ответ ему зардел крепкой шеей и круглой шайбой лица Петро. Так ребята по-свойски, с чувством называли капитана (кстати, недавно еще был старлеем). С ним и Топорков уже три года лазил по этим чертовым горам.

– Киевлянин. Те два абрека в Эмиратах – работа его группы! – с подчеркнутым уважением продолжил генерал. – Прошу любить и жаловать. Любить на гражданке… если разрешит.

Улыбки, шорох, крякнул офицер-сапер.

– Майор Топорков. Никита Сергеевич. Тоже наш в доску. Разведка. Снайпер, рукопашник. Сибиряк. У нас переводом от эфэсбэшников. Кому нужно надежное прикрытие жопы, – генерал даже не екнул, только мгновенный взгляд на инвалида в коляске и снова на шеренгу офицеров, – зачистка или морду на ту же жопу натянуть – это к нему!

Кажется, все, не говоря уже про незнакомца-амбала в темной униформе, оценивающими взорами окинули Никиту. И, видимо, с сомнением. Ну да, не качок, как, например, этот седой или как Никитин пулеметчик Семен по прозвищу Баллон. Обыкновенный рост, метр восемьдесят, среднее телосложение, ничего нигде не бугрится, не лопаются рукава от мышц, как у Баллона – бывшего борца-вольника.

Но почти все здесь знали или слышали, как бывал крут и горяч Топорков – что в бою, что в спарринге на тренировках, что на гражданке в клубах. Особенно по молодости. Да и сейчас, в свои 35, хоть и не танцор уже, но любитель погулять по злачным местам, городским тусовкам. Бабки есть, ксива тоже, фэйс нормальный – незлая морда, но серьезная, прищур глубокий, насквозь рентгеном может просветить. Если лох или черт – и здесь не полезет, не бычится. Повернется с легкой кривой усмешкой, пойдет прочь. Что-то не нравится кому-то? Повернется вертушкой, с разворота. Ноги – оружие. Сават! Ну и руки не промахи, не культи. «Извини, чудило!» – и все равно пойдет прочь. Зачем светиться, к чему проблемы? Все путем, пацаны! Гуляем!

Выдержав немигающий взгляд седого, Никита перевел взор на генерала.

– Майор Семаков! Тоже наша контора. Но профиль немного иной – военный химик. В прошлом ракетчик. С Волги мужик. Полевик, а не штабной! – Генерал зыркнул на полковника в очках. Тот ответил тем же. – Четыре ходки по Кавказу и Сербии. Прошу не считать майора Семакова Станислава Всеволодовича ботаником или рохлей. Повторяю, он свой! Идем дальше…

Грузно переступил с ноги на ногу Петро, прокашлялся старичок в коляске, внимательно изучая лица офицеров, переложил под мышку папку москвич, и чиркнула по затянутому москитной сеткой окошку палатки птичка. Вспорхнула и улетела восвояси.

– Полковник Рогожин. Глеб Романович. Из Питера. Как и у майора Топоркова, – генерал ежесекундно переводил взгляды на офицеров, – более двадцати командировок только на Кавказ, не считая другие интересные уголки нашей Родины…

Опять ухмылки по шеренге комсостава.

– Но называть все достоинства Глеба Романыча я не буду, как и перечислять его регалии! Скажу одно – он командир последних трех операций Центра. Исполнительный боевой командир. И успешных операций. В прошлом замкомоперблока ЦСО ФСБ. И что их, медом в нашу контору тянет? – улыбнулся генерал, но, заметив смущенный взгляд Рогожина, продолжил: – Шучу, шучу. Таких мужиков нормальных, офицеров от Бога, побольше бы нам, а не в охрану и комструктуры. Спасибо, что вы с нами, полковник!..

«Ого! – отметил Никита. – Нехило! Хорош комплимент генерала-мужчины подчиненному-мужчине».

– И еще! Он назначен командиром будущей операции. Рейда. Вашим командиром! Вы уже догадались, конечно, что намечается такая, иначе не были бы спецами и моими лучшими офицерами?! Вопросы есть?

Почти все отрицательно мотнули головами. Генерал посмотрел на инвалида, будто на маршала. Тот тоже жестом показал: типа вопросов нет. Вопросов пока и не было. А если и были, то не резон глупые задавать. Ждем дальше.

– Вопросов нет! Теперь о наших гостях, – генерал взглянул на ординарца-капитана, стенографирующего нужные протоколу моменты и сидящего у батарей-аккумуляторов тише воды ниже травы, – не для записи, капитан! Полковник… гм-м… МЧС Егоров Родион Евгеньевич. Из Центра. Один из кураторов операции. Наблюдатель генштаба. Соруководитель и соорганизатор нового важного задания. Его… – генерал поймал взгляд столичного, замялся и добавил: – Прошу обращаться к нему «полковник»!

«Ага, МЧС, епрст!» – мелькнуло в голове у Никиты, да и не у одного него.

– Э-э… подполковник в отставке… подполковник службы безопасности Украины (СБУ) наших земляков… э-э… – Опять взгляды, недомолвки, вздох, – Станислав Сигизмундович. Специалист по всем видам вооружения, тактике, секретным операциям внутри страны и извне, короче, военконсультант. Он в составе группы особого назначения (ГОНа) и участник предстоящей операции. И, наконец, следующий инкогнито…

– Товарищ генерал, разрешите вопрос? – прервал Никита начальника. Скажем так, осмелился прервать!

Атмосфера в палатке вмиг зарядилась, как подача ленты в пулемет. Седой прищурился, стреляя бесшумными в Никиту, генерал недовольно крякнул, офицеры вдруг не за себя покраснели, а старик за столом улыбнулся. Да-да, улыбнулся один раз и искоса созерцал Топоркова изучающим, именно изучающим и проницательным взором. Никита отдал бы руку на отсечение, что инвалид наперед знает, что будет дальше… Провидец, епрст.

– Хм! Ну… слушаю. – Генерал поерзал шеей, типа разминая.

– Прошу прощения за глупости, но кто-то должен их задать! Господин военконсультант имеет фамилию? По операциям какой страны он является специалистом? Что делает СБУ здесь, в Чечне? И каковы полномочия его в рейде, в российской группе особого назначения?

Наступила пауза. Нехорошая пауза! Взгляды присутствующих переводились со скоростью ходьбы эстонской черепахи. Суть взора подпола была очевидна и понятна – разве что не загорелись брезентовые стены КП.

– Майор… – начал было генерал, задумав, шельма, отругать офицера, но не находя подобающих слов для одного из любимчиков армии, да и всей конторы.

Но его прервал хриплый голос старика. Тот, сидя в прежней позе, боком ко всем, и перебирая сухими пальцами края секретной карты, вдруг молвил:

– Генерал, а ведь майор прав! Резонные вопросы, дельные. Донесите смысл до каждого здесь человека! Пожалуйста!

Генерал опять поерзал шеей, типа позвонки ни к черту, якобы затекли, и, поочередно оглядывая офицеров шеренги, вымолвил:

– Подполковник Козуб. Подполковник в о-т-с-т-а-в-к-е, – по буквам выговорил генерал, – никакую СБУ и другие страны он здесь не представляет. Он консультант с опытом работы не только на Украине, но и в Хорватии, Эфиопии и Кувейте. В вашем ГОНе он будет выполнять функции только специалиста по местности, ориентированию и проводить инструктаж по выживанию в особой местности. В руководство ГОНа он не вхож. У него имеются дополнительные директивы и задания, не пересекающиеся с вашими. Кстати, как я уже отметил, командиром вашей группы назначен полковник Рогожин. Его замом в непредвиденном случае – майор Топорков. С этим ясно? Еще имеются вопросы по первой части вводной?

Никита слегка удивился назначению его замом. Непредвиденные случаи в ГОНе на рейде – это только переход командира в разряд «двухсотого» либо тяжкого «трехсотого» – с потерей всех конечностей, рассудка или предательство с бегством. До сих пор на памяти Топоркова таких случаев не было. Но приказ есть приказ, а план есть план!

– Еще один вопрос, товарищ генерал. Исключительно по первой части вводной, – неожиданно для себя выпалил Никита.

– Слушаю. – Генерал надул щеки и тяжело выдохнул.

– А что, у нас в ущельях Чечни подсолнухи днепровские появились или арбузы крымские?

По шеренге даже хохоток пробежался. Один Козуб уже как-то гневно, с лиловым румянцем на щеках испепелял Топоркова укоризненным взглядом.

– Да-а, майор! Сработаетесь, смотрю! – вынес вердикт генерал, но, пересилив негодование, добавил: – Ваш острый ум и смекалка, майор Топорков, уместны в зеленке, а когда встрянете не дай бог и ответ будет только у Козуба, то пеняйте на себя. Какая разница, майор, откуда он, куда, что и кем?! Да хоть из стройбата, хоть из кремлевского полка маршевый. Ваше дело – выполнить приказ, который я озвучить, майор, не имею возможности по той причине, что вы отвлекаете меня и всех нас ненужными, пустыми вопросами и…

Генерал начал распаляться, нехорошая пена стала выступать на его губах, а костяшки кулаков побелели. «Опс. Перегнул ты, Никита». И тут произошло то, что в армии называется «прекословие вышестоящему руководству» или «неординарное поведение подчиненного».

– А что за инкогнито, товарищ генерал, прячется за ширмой в вашей комнате? – как гром прозвучало очередное нахальство Топоркова.

– Е…ть ту Люсю! – Генерал стукнул кулаком правой руки в ладошку левой.

Дальнейшую тираду не дал озвучить старик в коляске.

– Сергей Иваныч, дорогой! Успокойтесь. Надо внятно и доступно объяснить чересчур зарвавшемуся майору, что и как. Его ретивость весьма понятна, он молодой, смелый, но посмотрите, каков орел, а?! Нервы, генерал, надо беречь, а своим солдатам вносить ясность в поставленные задачи и планы. – Инвалид на этот раз повернулся ко всем и, в частности, к Никите. Вид его явно стал заинтересованным и внимательным. Даже по его мимике стало всем понятно, что Топорков симпатичен ему. Явно.

– Генерал, явите уже инкогнито своим орлам.

Генералу, опешившему от всего происходящего, не удалось даже дойти до «греческого зала» КП. Ширма сама отодвинулась, скрипя кольцами по проволоке, и миру явился еще один гаврик.

Сразу стало очевидно, что мужчина с залысиной, неохватной талией шире оплывших плеч, в очках с толстыми линзами, в мешковатом свитере, мятых брюках и потертых полуботах – не военный. Но сидел он за ширмой искусней снайпера в зеленке. Виновато улыбаясь, он смущенно бочком придвинулся к столу.

– Здравствуйте… – пробубнил очкарик и поправил, о ужас, указательным пальцем очки на носу.

«Пипец. Ботаника нам только не хватало! – подумалось Никите. – Лузер на рейде – капец группе».

– Мешков Юрий Степанович. Доктор технических наук, профессор академии… мм… всяких наук. Действительный член кафедры… – генерал повернулся к ботанику, – простите, Юрий Степанович, я не перепутал ничего?

– П-пере… п-утали, Сергей Иванович. Я… – запинаясь, промямлило чудо.

«Точно, Мешков! – сконфузился Никита про себя. – Атас мне на голову. Нам всем, еблин»

– Итак, господа офицеры. Вторая часть вводной. Прошу вашего внимания, – генерал указал на стол, – подходите ближе.

– Генерал, а вы меня представить не считаете нужным? Или я так и кану в века фантомом сидячим? – вдруг спохватился старичок в коляске.

– Прошу прощения, Михаил Федорович. – Генерал, еще не догоняя, шутит старик или нет, выпрямился от стола. – Я хотел как раз в конце вводной вас представить, когда будет подходящий момент.

– Можно и сейчас, а то майор Топорков силится снова задать вопрос и разрешить свои сомнения. Да, майор? – Старик привстал с коляски.

– Так точно, – Никита улыбнулся инвалиду и перевел уже серьезный взгляд на генерала, – как решит товарищ генерал!

– Ох ты! Топорков, Топорков. Влепить бы тебе как рядовому пару нарядов, но звание не позволяет твое. Ладно, проехали. Прошу знакомиться, – генерал указал рукой на инвалида, – Михаил Федорович. Мозг операции, соруководитель, организатор, стратег. Не наших служб, но утвержден Центром. Почему – станет ясно позже. Сейчас мне трудно объяснить, а вам понять. Итак…

Кажется, все удовлетворились туманными объяснениями генерала и сомкнули ряды у стола с картами, топосъемками, фотографиями. Один Никита почесал в раздумье бритый затылок, но, поймав дружеский взгляд старика, прильнул к плечам сослуживцев.

– Буду предельно краток. Инструкции все вы получите лично в конвертах плюс общий конверт у командира – полковника Рогожина. Вскрыть его можно будет строго по времени, указанному на нем. Задание особой важности и секретности. Код допуска – А. Шифр – ОС1. Ясно? Далее. Состав группы: полковник Рогожин – командир ГОНа; майор Топорков – замком ГОНа; майор Семаков; капитан Полозков; капитан Будынник. Полковник Рогожин, соберете с Топорковым толковых ребят, ну там, из своих, конечно. Никакой утечки за пределы части. Никаких федералов. Состав группы – не более десяти бойцов. Список согласовываю я лично. Плюс в ГОНе двое гражданских – Козуб и Мешков. Связь отсюда осуществляет КП. Состав КП: я; полковник Селезнев (прибудет позже, инструктаж проведу лично); радист-оператор и капитан Мохов. Это те, кто посвящен в подробности операции. Внеоперационные силы составят до десяти человек – пилоты, водитель-механик, начоружейки и, в случае провала рейда, дублирующая группа выручки.

Теперь о сроках, цели рейда и задачах. Срок и время операции – начало в 1:00 двадцать пятого апреля, на выполнение одни сутки, то есть двадцать четыре часа. Никаких продлений и форс-мажоров. Никаких выходов в эфир и контактов с цивилизацией. Предельная секретность, молчание в эфире, максимальная скорость и точное беспрекословное выполнение задач, – генерал бросил укоризненный взгляд на Топоркова, – и никаких обсуждений и отсебятины! За невыполнение приказа считайте, что вышка. Ясно? А приказ такой…

Группе особого назначения 10-й отдельной бригады специального назначения ГРУ Генштаба Российской Федерации под командованием полковника Рогожина с приданными ей военконсультантами Центра спецопераций в срок до часу ноль-ноль местного времени двадцать шестого апреля две тысячи шестого года скрытным марш-броском дислоцироваться в точку с координатами… и доставить в целости и сохранности груз «Z». Поставленные задачи боевой части ГОНа следующие.

Первая. Скрытный рейд в точку назначения.

Вторая. Доставка груза в точку назначения.

Третья. Доставка военконсультантов Мешкова и Козуба в точку назначения.

Четвертая. Обеспечение охраны и безопасности груза и военконсультантов по маршруту рейда и в точке назначения.

Пятая. После доставки груза – обеспечение полной его маскировки.

Шестая. Обеспечение успешной скрытной доставки военконсультантов по маршруту отхода.

Генерал обвел строгим взором всех присутствующих, записывающих основные сведения в ежедневники. Один Топорков в стойке «вольно» угрюмо впитывал информацию на слух. Хотя нет. В кулаке Никита сжимал диктофон. Чтобы потом не раз прослушать, подумать, оценить. Составить ПДД (план дальнейших действий).

– Непосредственное выполнение задач с первой по четвертую возлагаю на полковника Рогожина, – продолжил генерал, глядя на ручные часы, – пятая задача группе для выполнения по личным распоряжениям Мешкова и Козуба. План решения шестой задачи в конверте Рогожина. Подлежит вскрытию только после выполнения всех пяти предыдущих задач, по устному сигналу Козуба. Как понято?

– Так точно. Есть. Понятно, товарищ генерал, – отозвались офицеры вполголоса; каждый уже обдумывал условия приказа.

– Все остальное по уставу. Идем дальше, господа офицеры, – генерал провел крепкой ладонью по короткой прическе, – вооружение, амуниция, пайки – на выбор каждого. Я отдал соответствующие распоряжения начальнику оружейки. Запас БК по три единицы. Обязательно по два комплекта средств химзащиты и радиации, аптечек «Оса-2», комплектов серии SuperM. БК и средства защиты определяю неподотчетными. Ясно?

Офицеры вздохнули как-то облегченно и одобрительно. Ого! Не часто можно набрать боевых комплектов на складе ГРУ сколько и каких хочешь. Да еще и «неподотчет» – то есть не нужно возвращать и отчитываться до нервотрепки и седьмого пота. Браво, генерал, подарок всем. Все закивали в знак согласия, как дети малые. Один Мешков неуклюже мялся и не понимал смысла трети сказанного.

– Приятные новости у меня еще имеются. По окончании… замечу… успешном окончании операции, – генерал искоса взглянул на инвалида в коляске, – я лично буду ходатайствовать там о внеочередных званиях каждому, отпусках на месяц – понятно, в пределах Родины – и продвижении очередей на квартиры.

Почти все довольно заулыбались. Будынник вообще ощерился и стал похож на борова. Козуб остался невозмутимым, видимо, у него были другие интересы и «сахарки».

– Разрешите? – Старик в коляске прищурился, но как-то искренне, добро обвел взглядом всех и продолжил: – Кроме того, накануне, двадцать третьего апреля, всем участникам операции на их зарплатные карточки в банке будет переведен аванс – половина от того, что переведут всем в течение десяти банковских дней после завершения рейда. Чтоб не было обидно, всем офицерам будет выплачено вознаграждение в размере их годового заработка. Это касается и рядовых бойцов. Они же у вас контрактники, не так ли, генерал?

– Так точно. Но не рядовые, уважаемый Михаил Федорович. У нас здесь младшее звание – прапорщик. Ребята бывалые, проверенные, горячие. Ну, вы в курсе, наверное?

– Да-да. Наслышан и видел. Вот поэтому лично и прилетел. Так сказать, убедиться самому в правильности вашего выбора, генерал. Ну, смотрю, ребятки подготовленные. – Старик пробежался цепким взором по офицерам, чуть задержавшись на Топоркове, и далее, остановившись на Рогожине. – Полковник, как считаете, операция предстоит сложная? Справитесь?

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к… мм… уважаемому меценату? – Рогожин аж каблуками клацнул.

Генерал кивнул, скрывая легкий румянец.

– Наше вам уважение, Михаил Федорович. Разрешите вопрос лично вам?

– Конечно, полковник.

– Вы, я так понимаю, раз представляете интересы не министерства, не ведомства… Вы из этих?

– Полковник Рогожин! – Генерал чуть подался вперед, но его остановил жест старика.

– Этих?! – Инвалид улыбнулся, секунду решая что-то, но без напряжения. – Да, господа офицеры. Моя фамилия слишком известна, как сказал герой одной нашей комедии. Я являюсь председателем совета директоров холдинговой группы «Альянс». Сфера деятельности нашей компании, как и ее учредители, известны каждому второму жителю России и стран ближнего зарубежья. Я не буду нагружать вас лишней информацией, скажу лишь, что хотя мы и не имеем ничего общего с военными ведомствами нашей страны, но настроены на инновационно-внедренческие решения и технологии в области науки. Точнее, новые модификации, ноу-хау и смарт-инновации в химии, электротехнике, атомной энергетике и так далее.

– Насколько я понимаю в куклах, – Рогожин взглянул на карту мельком, – указанные координаты определяют место, удаленное от ближайших объектов глобального производства энергии, химии и радиоэлектроники кэмэ так на две тыщи. Или я ошибаюсь?

Это надо было видеть! Топорков аж селезнем крякнул, услышав вопрос командира, о смысле которого и сам только что задумался. Остальные в группе тоже дернулись. А вот Козуб и Егоров напряглись и заерзали, выдавая нешуточное волнение. Старик снял очки, протер пальцем глаза, надел очки снова и пристально, с еще большим интересом впился взглядом в полковника.

– Отставить, полковник, – генерал шагнул к капитану спецсвязи Мохову и положил ему руку на плечо, – не для записи, капитан. А вы, Рогожин, постарайтесь свои доводы, шутки и наблюдения направлять в нужное русло. А то плотину прорвет.

Тишина. Семь секунд. Десять.

– Приказ есть. Задачи поставлены. Остальное, – генерал поправил кобуру и портупею, – в личных конвертах. И еще. На складе получите допприпасы. Там разное. Все сложено в РД и разгрузки. Брать все, что там есть. В том числе КПК – такие небольшие телефоны-компьютеры. Типа игры «Ну, погоди – лови яйца». Пригодятся. И имейте в виду, что кроме личного снаряжения и БК всем еще тащить по цинку – детали груза «Z». Все ясно? Тогда разойтись.

Офицеры недружно ответили. Вопросов было море, но разрешения задавать их не поступало. Хотя в разведке перед рейдом можно и нужно спрашивать все и устранять непонятки на берегу тоже. Да уж-ж. Что-то новенькое.

Весна на Кавказе приходит раньше, чем в Сибири. И почти стремглав. Апрель в горной местности на этих широтах практически полностью окрашивает все вокруг в хаки, но при этом добавляет гамму всевозможных запахов и звуков. Нет, конечно, это не разнообразие фауны и флоры – зверье здесь давно истреблено голодными федералами либо местными: остатками бандформирований и вечно недоедающим коренным населением, а растительный мир богат, но еще пока рановато для вызревания фруктов и благоухания цветов.

Зеленка. Это слово, понятие прочно въелось в мозги каждого индивидуума в регионе, будь то военный или гражданский. Лесные массивы – не важно, кустарниковые покрытия пологих предгорий, чащобы деревьев по долинам и ложбинам или просто поросшие сочной травой ущелья бушующих рек и лысых горных высоток, – все это зеленка. Местный жаргон. Но жаргон, давно уже известный далеко за пределами Кавказа. Потому что сленг этот характеризует и раскрывает смысл одного из самых опасных мест на планете – района боевых действий и проведения КТО в Чеченской Республике. Смертельно опасных.

…Район боевых действий. Регион страны, где неспокойно, где уже десяток лет взрывают, убивают, похищают. Где взрывать, убивать и похищать – в крови местных смуглых аборигенов уже сотни лет. Пятачок земли в четверть миллиона квадратных километров, где льется кровь, стреляют и громыхают не только грозы. Где вращаются большие деньги, крутятся большие и малые «дела» и мозг работает в одном направлении – что еще можно украсть, продать, на чем заработать, как выжить и куда вложить.

Часть России, но не России. Кусочек мира, но не мира. Пятно земли, но не земли, а камней.

Именно в зеленке больше всего стреляют и взрывают. И убивают. Сюда не ходят пасти овец местные или собирать дары природы, как делали это столетия, здесь больше не проходят известные с советских времен туристические маршруты, походы и слеты друзей. В этих местах гор, с апреля по сентябрь покрытых зеленым покрывалом, страшно и зябко даже летом, в жару, и ослепительный свет кавказского некогда гостеприимного солнца не радует. Потому что это все еще место владений чеченских бандформирований. Проще говоря, чехов. Только здесь они еще могут укрыться и отсюда наносить свои жалящие удары. Трусливый героизм? Геройская боязнь? Или партизанство, мать их?..

В зеленку никто не совался. Ни местные коренные, ни федералы, ни многочисленные наблюдатели ООН и прочих всемирных договорных организаций.

Сюда могли только забрести ГОНы – группы особого назначения. Либо отряды спецподразделений МВД, ФСБ и ГРУ. Чтобы истреблять этих лесных бандитов – чеченов, ингушей, арабов, негров и прочий бородатый сброд, убивающий за деньги и за веру.

Конца не было этой партизанской войне. И работы ГРУ здесь непочатый край. Боевиков тут скопилось море, как мух на дерьме. Иностранная разведка, шпионская и диверсионная деятельность, незаконные военные формирования, продажа и применение всех видов вооружения, терроризм, захват заложников и пленных (и из военных также) и многое другое.

Работы разведкам и спецназу силовых органов страны было и сейчас, после обеих чеченских войн, невпроворот.

А еще и военные инновации, испытания, спецоперации…

Полог палатки отделения разведчиков слегка подрагивал от ветерка, в это утро особенно рьяно шмыгающего по закоулкам ущелья. Аргунь в этом месте за тысячелетия прорезала неплохой каньон, где скапливались влажные взвеси мириад капелек и облаками застилали русло реки. Горный ветер частично выгонял влагу и свежесть из ущелья и кружил по местности.

Никита отрешенно созерцал паучка, крадущегося по брезенту не хуже любого спецназовца. Здесь все были разведчиками, даже этот паучок, выбирающий себе невидимую тропинку по ровной внутренней поверхности палатки. Было еще темно, и взгляд оставался полусонным, но глаза неотрывно следили за черной букашкой на почти черном фоне палатки.

Да и тишина стояла почти полная – не считая монотонного глухого гудения реки в каньоне да ровного храпа Баллона в дальнем углу.

Зато мыслей в голове было немало. Что за странный состав ГОНа? Почему химик и консультант с Украины здесь, в Чечне? Что за установку тащить всем на себе в глушь приграничья с Ингушетией? Союз ГРУ вдруг с какими-то олигархами? Этот академик-ученый. Непонятно. Конечно, все выяснится по пути рейда либо на конечной точке, на месте. А может, и нет. Заместителю командира ГОНа и положено знать истинную суть операции, и не положено. Поставлены боевая цель, задачи, есть приказ. Казалось бы, что еще? К исполнению. Нет. Что-то в затылке налилось и уже вторые сутки не отпускало. Интуиция пилила ржавым лобзиком: «Мимо. Мимо! Не то. Не так». А своей интуиции, внутреннему голосу, Топорков доверял. Разведчик должен слушать внутренний голос, анализировать, сомневаться, оценивать, уметь делать выводы и принимать верные решения в короткие сроки.

Епрст. Да что не так? Что не то?

Никита поерзал на топчане, вытащил онемевшие руки из-под головы, скрестил на груди, ноги вытянул. Тихонько, чтоб ребят не потревожить – им еще отсыпаться перед операцией. А ему почему-то не спалось.

Вчера успешно посетили склад-оружейку. Получили всю снарягу. Любой настоящий мужик от счастья в аут ушел бы, попав сюда и набирая столько, сколько сможет унести.

Подобное чувство эйфории испытывал и Никита, очутившись в оружейной каптерке. Довольным восклицаниям остальных бойцов тоже не было конца.

– Э-э, пацаны, вы потише, потише! Хлебало сильно не разевайте, – попытался было осадить пиратский пыл спецназовцев начоружейки. Но какое там!

– Слышь, прапорщик? Ты занимайся своими обязанностями и исполнением поручения генерала. Лады? – прервал на корню его ворчание Топорков, расписываясь в ведомости за очередную огнестрельную побрякушку.

Начоружейки вздохнул, будто прощаясь с собственностью, и, молча кивнув, продолжил выдачу амуниции и оружия.

Топорков привел только трех бойцов: своего первого номера Дена, снайпера с позывным Холод; крепыша пулеметчика Баллона; здоровяка гранатометчика Орка. Остальные пока обедали в столовой и должны были подойти позже, чтоб не создавать толчею. Остальные – это Рогожин со своим стрелком-радистом Пыть-Яхом (он и правда был родом с Севера) и офицеры ГОНа: военврач Полозков; сапер Будынник; Козуб и майор химзащиты Семаков. Гражданскому Мешкову оружие не полагалось, но Никита вечером сунул ему ПММ в кобуре с тремя запасными магазинами, чем привел ботаника в помешательство. Добавив пару нужных фраз, Топорков похлопал по плечу ученого и с улыбкой удалился, а последний долго еще стоял истуканом, держа пистолет поперек ладони и боясь шелохнуться.

Оружие и снаряжение получили сноровисто и привычно быстро. Спешно, но четко проверяя боевое оружие, бойцы клацали затворами, рамами и обоймами, набивали жилеты-разгрузки запасными магазинами, гранатами, ножами, средствами оказания первой помощи (СОПП) и прочими допкомплектами выживания, такими необходимыми в бою.

Каждый профессионально и обдуманно подошел к выбору личного оружия.

Топорков по привычке выбрал специальный автомат «Вал» с оптикой и полторы дюжины обойм под спецпатроны СП-5 и ПАБ. Непочатые пачки с дорогими бронебойными СП-6 в количестве пяти штук сложил в рюкзак десантника (РД). Туда же аккуратно уложил сухпайки на трое суток, флягу с водой, прибор ночного видения (ПНВ), противогаз с маской «Панорама-М» и фильтрами впрок, как подсказал накануне Семаков. Туго уложенная пропитка РЗК с вшитыми в нее смарт-датчиками угодила туда же. Затем батарейки, запасная оптика в футляре, счетчик Гейгера модели «Рад-2У», аптечки с анаболиками и стероидами, спички, четыре гранаты РГО без запалов (отдельно), коробка патронов к пистолету, набор сигнальных ракет, моток веревки на 30 м и проволока, пара носков, трусы х/б, вторая тельняшка (одна на себе), бандана, набор инструментов и… рулон туалетной бумаги. Что-что, а это Никита никогда не забывал. Засранец, епрст.

«Гюрзу» в нагрудный отсек разгрузки, нож разведчика, стреляющий НРС-2, в пазуху рядом, средства первой помощи по наплечным карманам. Обоймы от «Вала», спецкраску, гранаты Ф-1 и РГН – все это Никита рассовал по спецжилету цвета хаки. Все мыслимые и тайные карманы и закрома штанов и маскхалата также не остались пустыми. Отдельно планшет офицера и КПК, выданный генералом, который почему-то не показывал ничего. Пока ничего.

В нагрузку боевой снаряги Никита взял пару «легких» гранатометов РПГ-18 («муха») и один «Шмель-М». Чечня все-таки! С ее пещерами, склонами и скалами.

Прикинул, что до максимальной нагрузки килограммов десять сможет еще взвалить – ведь нужно тащить еще этот таинственный груз «Z». И прихватил, сунув в полный рюкзак, запасной ствол-глушитель от «Вала». Вроде на сутки идти, но интуиция шептала четко – бери больше, живи дольше.

На подготовку, отъедание, отсыпание, личные дела (это в зоне-то проведения КТО!) дали двое суток, чем личный состав ГОНа из десяти бойцов и одного штатского и занялся.

Никите не спалось. Он ворочался, думал, гадал. Сопоставлял. На пятый раз включил диктофон и через наушники прослушивал весь позавчерашний диалог.

Многое не срасталось никак. Не клеилось и не понималось. Фигово! Не должно так быть, когда собираешься в горы, в зеленку. Всегда все рейды проходили более-менее успешно, ну хотя бы по сценариям штаба разведки. Согласованным с командующим объединенной группировкой сил по проведению КТО и с региональным оперативным штабом КТО. И конечно, с ГРУ Министерства обороны там, в первопрестольной.

А здесь? Какой-то олигарх-инвалид, офицер МЧС и подпол Украины в отставке. Точнее, спецслужб Украины. И при чем тут рейд к границе Ингушетии, в Аргунское ущелье? А украинский специалист, ученый из московского НИИ и недомолвки родного генерала?

Писец какой-то!

Никита не курил, но захотелось. Он был почти единственным, кто не курил в разведке армии. Баловался семечками, барбарисками, но не курил.

Он тихонько прокрался на свежий воздух и до хруста потянулся. Сразу стало полегче от ночной прохлады чернеющих вокруг гор, недалекой гудящей реки и шелеста ночного леса.

Но на душе не ладилось. И в голове. Глаза, привыкнув к темноте еще в палатке, теперь без труда цепким взором снайпера-разведчика выделяли всю местную топографию и детали мобильного лагеря в/ч N. Посты охраны, палатки там и сям, вагончики, технику, зигзаги линий колючки, отливающей металлическим блеском при свете луны. Снующие по территории лагеря фигуры часовых и сонных бойцов, курящих или выскочивших по нужде.

Неожиданно справа показался силуэт с тлеющим окурком в кулаке. Прямо мимо палатки спецназа. Начальник штаба.

«И чего полковнику не спится? С нами вроде не идет в рейд». Полосатого в тельнике Топоркова, засунувшего руки в карманы спортивных штанов, начштаба тоже приметил и узнал в темноте.

– Товарищ полковник? – Никита вытянулся, руки вдоль тела.

– Вольно, майор. – Селезнев не спеша, чуть вальяжно подошел к Топоркову, пожал руку. – Чего тельником сверкаешь? Мишень для чеха?

Улыбнулись, но сгусток облака, за который нырнула луна, скрыл мимику обоих. Офицеры встали рядом, почти вплотную, наслаждаясь свежестью ночи. От Селезнева пахнуло дымом вперемешку с одеколоном.

– Не спится, Никита Сергеевич? – вдруг как-то не по-военному спросил начштаба. – Завтра в рейд?

– Да т-а-ак… – Никита спохватился, – так точно, в рейд, в горы, туда.

Оба машинально взглянули в сторону черного бесформенного горизонта, на юг.

– И что? Много вопросов, гаданий обуревают твою светлую голову, разведчик?

– Да уж, товарищ полковник, немало. Трещит башка прям по швам.

– Да ладно уж, по швам. Ты у нас заговоренный какой-то. Шов, поди, один – от аппендицита? – Селезнев улыбнулся.

– Да есть маленько. Аппендицитов пять имеется. – Никита чуть сморщился от облачка сигаретного дыма, но это была последняя затяжка начштаба. Тот затушил окурок и, словно фокусник, неуловимым движением распрощался с ним.

– Много ты там, на КП, майор, наговорил лишнего. Ты ж разведка, сам должен понимать, угадывать, да к тому же еще и офицер. Что за произволы, перебивания и шутки? – Селезнев не корил, не ругал, не третировал, видно было, что так, для проформы, напомнил. – Нельзя так, майор.

– Есть, товарищ полковник. Только я уже критику от вышестоящего командования два раза получил. Пока что без взысканий.

Тишина. Где-то вспорхнула лесная птица, да кто-то брякнул чем-то железным.

– И все равно, – вдруг заговорил обратное начштаба, – понимаю вас, ребята. Непонятки, вопросы есть, и при этом резонные. С туманом в голове идти в туман зеленки не пристало бойцу российской армии. Понимаю, хоть и не вылезаю из штаба, как крыса, ей-богу! А за вас, за пацанов твоих, за выполнение приказа и задания постоянно переживаю, словно сам ползаю там, рискую и терплю и…

– Товарищ полковник, ну что вы? Понимаю вас. И, честное слово офицера, никто из моих так не думает и не считает вас ни крысой, ни тряпкой. А как вы бегаете по утрам и полсотни отжиманий на кентусе – так это только в плюс начальнику штаба. Радуемся за вас.

– Да? Ну ладно, ладно, Никита. Хорошо. – Полковник аж вырос и приободрился от правдивой похвалы.

Селезнев помолчал, пожевал ус и малость сломался.

– Майор. Задание на самом деле очень и очень непростое. Принести, донести, уйти? Да нет, майор. Не все там так легко и просто, мне кажется… – Селезнев чуть замешкался, но, вздохнув, продолжил: – Не все знаю, не ведаю истинной цели рейда и всех задач операции. Тех, что в конверте Рогожина. Его строго открыть по времени «Ч». Но сдается мне, Никита Сергеевич, что очень тяжко может статься там! Одних офицеров в рейд. Раз. Часто ли вам приходилось таким составом уходить? Нет. Состав группы странный – с майором-химиком, ученым из НИИ да с неизвестной установкой. Типа спутниковое слежение, новая модель. Какие тогда, к черту, химик и гражданские? Это два.

Селезнев сплюнул, прислушался. Видно, и его терзали те же мысли, что и Топоркова. И ему не спалось.

– Товарищ полковник! Юрий Владимирович. Так вы, серьезно, тоже не владеете всей инфой? – Никита нахмурился и попытался разглядеть черты лица собеседника.

– Так. Ладно. Проехали, майор. – Полковник вдруг снова стал начштаба. – Я тебя не видел, мы не говорили, никаких мыслей не было. Как понял?

– Слушаюсь, товарищ полковник. Мои мысли – только мои скакуны.

– Вот так, майор, – Селезнев оглянулся, поправил портупею и прильнул на секунду к Топоркову, – будь осторожней, майор. Береги группу и думай. Понятно? Думай.

– Есть, това…

– Все, а теперь отдыхай и не морочь голову. – Селезнев пошел было дальше, но обернулся и шепотом добавил – Будь осторожен, майор!

Последний перед рейдом апрельский день ушел действительно на отдых и помывку. Лопали от пуза (благо столовка разведки армии умела кормить вдоволь и вкусно), кто-то даже пробовал выпивать. Никита сам приговорил полторашку разливного чешского нефильтрованного. М-м! Боги отдыхали. Помимо трапезы два раза спускались на реку, к порогам. Принять холодные ванны Аргуни. Раз посетили баню с местными дубовыми вениками (хотя здесь, под Шатоем, в апреле еще нет свежих). Отсыпались даже днем, особенно Баллон, который любил пожрать да покемарить.

Начальство не видели. Только с Рогожиным пересекались пару раз, да майор Попов – начальник приданной разведке воздушной кавалерии пробегал мимо, поздоровались. Через него разведчики часто доставляли и получали гуманитарку – алкоголь, деликатесы, посылки, видео, просто передачки с Большой земли, и, бывало, даже телок привозили. Страшных, как война, но все же долгожданных. Обратно, на «землю», вертушки забирали баранину, овощи, фрукты, травку, трофеи войны и прочее барахло, изъятое зачистками, рейдами или нелегальной скупкой.

Никита уже не сильно терзался мыслями о мутном задании. Генерал своих никогда не подставит ни за какое бабло мира. И не бросит. Груз «Z», чем бы там ни оказался, будет доставлен в пункт назначения. Скорее всего, что-то с опытами связано – либо с радиацией, либо с химией. Ведь налицо майор-химик, ученый-очкарик, да еще и балласт в виде противогазов, РЗК да аптечек. Хрен с ними, отведем, дотащим, скомпонуем. И свалим на базу. Пулей. Здесь, в Чечне, что только не испытывали за эти две войны, кого только не водили! А уж через горы и границы местных мини-государств – и подавно.

Никита настроил связь, подкрутив нужные тумблеры и пощелкав по микрофону наушников. Денис махнул вдалеке рукой, сидя у валуна (прозвище Холод прикрепилось к снайперу еще с Пскова из-за привычки шифровать нехитрые сигналы по принципу сленга: холодно-тепло-горячо соответственно как спокойно-мутно-плохо).

– Хорош срать. Загадил тут все – ступить негде, кругом твои мины да «егоза», – шепнул в пуговку гарнитуры связи Никита, – туалет в блок-боксе тебе на что, засранец?

– Никит, ну че ты, ей-богу? Туалет не робит уже два дня, ты же знаешь. Я аккуратно, щас разик, и все! – отозвался первый номер топорковской группы.

– Связь нормальная, отбой, минер. – Никита отключил гарнитуру связи и зашел в палатку.

Духота плотной завесой встретила вошедшего – казалось, кислород кончился. Топорков быстро прошел к своей койке, положил гарнитуру на подушку, схватил бутылку «Архыза» и поспешил на выход. На солнце, стоящем в зените, палатка нагрелась как печка-буржуйка, несмотря на масксетку и перистые облака, периодически затмевающие лучи светила.

Бойцы роты спецназа, которой командовал Топорков, расположились в ста метрах рядом, по шатрам, дрожащим на ветру. Те, что шли в этот рейд, отобранные командиром, временно «квартировали» в его палатке. Так распорядился сам Топорков.

Уже не раз Никита выслушивал вопросы ребят, их сомнения и размышления по поводу предстоящей операции. К своим сомнениям добавились новые – обдумывал те нестыковки, которые он ранее и не заметил.

Почему одни офицеры, да еще такого ранга? Тащить груз-установку, совместив роль грузчиков и провожатых? Два лейтенанта, сержант, капитаны, майоры, подпол в отставке, полковник. Не жирно для чернорабочих-то?! А пешеходами топать по горной зеленке целые сутки с грузом, да еще все время вверх? Без вертушек, без доставки воздухом! Почему?

Можно легко и быстро – одного «мишку» да пару «крокодилов» в прикрытие, бац, и через час на месте. Нет же, пешочком по пересеченке, почти с полцентнером за спиной, сквозь сферу влияния бандформирований президента ЧРИ Садулаева. А там и до басаевских владений недалеко. Писец!

Но, видимо, все эти спутниковые слежки, радиолокационное шунтирование и прочая шпионская дребедень чем-то мешали и ставили успех операции под удар. Ясен перец, сотню кэмэ незаметно не пролететь над Чечней! Две тысячи шестой год на дворе. Разгар Второй чеченской прошел, режим КТО еще никто не отменял, хотя президент не раз заикался про его окончание. Заикался! Хм, скоро тут все заиками станут либо третья образуется плавно. Тьфу, е-мое.

Никита отпил из бутылки воды, смахнул пот со лба и направился в сторону отдельного ряда палаток. Навестить своих пацанов, попрощаться перед рейдом и дать ЦУ «замку» на время своего отсутствия.

С запада надвигалась синева, обещался быть дождик и, может статься, с грозой. Очень некстати, если затяжной в рейд, но такой нужный сейчас, в жаркий, душный день двадцать четвертого апреля…

– Отделение. Слушай вводную. Группе особого назначения, позывной «Шурави», в составе одиннадцати боевых единиц скрытым маршем выдвинуться в ноль часов ноль минут местного времени на грузовом тентованном «Урале» военмедчасти в район вертолетной площадки. В кузове расположиться по варианту «шпроты» для исключения возможного отслеживания техники и личного состава, а также дополнительного обеспечения конфиденциальности операции. По пути следования грузовика на борт будет принято отделение «трехсотых» с санинструктором. Это наши ребята-срочники, бутафория. Видимость перевозки раненых до вертушки. В ноль часов тринадцать минут должны произойти перегрузка «трехсотых» в Ми-8 и его отлет в северном направлении.

Ваша первая не боевая задача – полная маскировка «шпротами», соблюдение строжайшей тишины и имитация порожнего транспорта. «Урал» убывает обратно, в расположение части. В ноль часов 55 минут при его остановке на повороте к трассе на Итум-Кале после сигнала водителя произвести высадку группы и спешным марш-броском покинуть транспорт путем внедрения в лесной массив на юго-юго-запад. Через четверть часа произвести передислокацию группы в боевой порядок и следовать по указанному маршруту. И далее…

Группе боевое задание. Выйти с грузом и подопечным гражданским лицом в точку назначения: Борзойский район, высота восемнадцать девяносто восемь у границы с Ингушетией. Обеспечить безопасность сопровождения груза и штатского, помощь в монтаже и охране объекта, его маскировку и дальнейший вывод штатского с доставкой в лагерь. Избегать контакта с местным населением, в бой не вступать. Во избежание демаскировки группы – действовать на уничтожение объекта угрозы. В случае силового прерывания рейда и угрозы группе – любым способом пресечь и ликвидировать объект угрозы. Использовать только бесшумные методы боя. Полная тишина в эфире, курение, принятие пищи и любые физиологические отправления без ведома командира запрещены. Привалов на рейде по плану два. Следов не оставлять.

Рогожин медленно обводил внимательным взглядом каждого в шеренге. В стороне стояли генерал, начштаба и столичный полковник. Такой же холеный и лощеный, как и при знакомстве в штабе. Тяжелое стрелковое оружие лежало на полотне дорнита перед бойцами, а элементы груза «Z», хорошо упакованные в цинки и блоки с мягкой обводкой, находились на земле позади шеренги. Члены ГОНа стояли в полной амуниции и снаряге, отчего казались толстыми фантастическими десантниками. Черно-зеленые тактические шлемы-сферы с усиками гарнитуры связи, темный камуфляж (на некоторых, включая Никиту, «афганки-горки»), разгрузочные жилеты, набитые до отказа, рюкзаки, армейские берцы (на Топоркове и у Холода – высокие, но легкие кроссовки, а рядом приготовленные маскхалаты типа «леший»). Будто парашютисты перед прыжком.

– Первым звеном в цепи идет снайпер – капитан Коробков. Это наш авангард. Следующим с отставанием в триста метров иду я. За мной радист, дальше пулеметный и гранатометный расчеты. Затем военврач, штатский, Козуб, майор Семаков, замыкает группу капитан Будынник. Дистанция всем тридцать метров, но в пределах видимости впереди идущего. Вторым номером, зачисткой, на расстоянии триста метров майор Топорков. Капитан Будынник? Не забываем про зад и согласовываем в обязательном порядке установку любых минных заграждений. Ясно?

– Так точно.

– В связи с тем, что по пути следования ГОНа местность сложнопересеченная и, по нашим предположениям, свободная от минно-взрывных сюрпризов, Будынник идет замыкающим. Дальше. Я назначен командиром ГОНа и всей операции. В случае моего выбытия командование переходит к майору Топоркову, меняющему арьергард и место в цепи. Соответствующий инструктаж с ним проведен. Далее не по старшинству званий, а по опыту рейдов и знанию местности – капитан Коробков. Вопросы есть?

– Разрешите вопрос, товарищ полковник? – Будынник смахнул уже откуда-то взявшийся еще до рейда пот.

– Да, кстати, – Рогожин обвел прищуренным взглядом группу, – никаких званий и фамилий в обращении и в эфире. Только псевдонимы и прозвища. Это я поясняю чужим в группе. Понятно?

Бойцы закивали.

– А у кого нет? – отозвался ученый, облаченный в камуфляж поверх своего свитера.

– У кого нет, сейчас присвоим, – шепотом пошутил Ден, улыбнувшись соседу по шеренге.

– Отставить смешки. – Рогожин чуть поморщился и жалостливым взглядом окинул штатского: – Не возражаете, если на время операции позывной присвоим вам как производную от фамилии?

Холод и Никита хохотнули, Козуб скривился в усмешке. Ученый сначала выпрямил осанку, затем густо покраснел, поправляя очки.

– Как скажете… командир, – пробубнил Мешков.

– Отлично! – Полковник сложил руки крестом на груди, на оттопыренной разгрузке. – Я просил вас очки сделать на резинке и взять запасные. Вы выполнили приказ?

– Да… Так точно, товарищ… – замялся ученый.

– Хорошо. Так. Капитан, – обратился командир к Будыннику, – какой вопрос был у вас? Слушаю.

– Растяжки везде ставим на тропе по ходу группы? Ну как обычно?

– Отставить, капитан, как обычно. За тобой Истребителю фантомом маячить, а ты его подорвать уже хочешь? Этак он, пока твои ловушки вычислять да обходить будет, свои задачи профукает, – Рогожин взглянул на Топоркова, – да, Истребитель?

– Так точно, командир. Я сам понатыкаю, где посчитаю нужным. Специально взял датчики движения и заряды.

– Молодец, майор. Если что, у Будынника с собой тротиловые стержни, на привале соорудишь «ежиков». – Полковник повернулся и медленно зашагал вдоль шеренги по фронту.

– Есть.

– Итак. Прошу запомнить и не путать в рейде. Первый номер – снайпер дозора, капитан Коробков. Позывной Холод. Услышите в наушниках «холодно», «горячо», «тепло», как в той детской игре, – это он ведет нас соответственно уровню опасности. Дальше. Мой позывной для всех в этом рейде – Запал. Стрелок-радист Пыть-Ях, наше тяжелое прикрытие – пулеметный расчет с РПК Баллон и гранатометный расчет Орк. Нашему военврачу логично присвоим позывной Доктор, за ним… э-э… Мешок, его прикрывает Козуб.

Офицеры чуть не заржали, но хлопок в ладоши генерала, стоящего со свитой метрах в десяти справа, вмиг выключил смех и потеху.

– Козуб. Вас там, в СБУ, как величали?

– Полковник, я уточню. Я из спецназа СБУ, а не аналитик с этажа повыше. Зовите меня Подполом, не обижусь.

– Хорошо. Все слышали? Идем дальше. За Подполом дистанция 30 метров – майор Семаков. Ваш позывной, майор?

– Ну-у, – Семаков замялся, – можно Сема.

– Не пойдет. Отставить! – Рогожин осмотрел внешность химинженера и добавил. – Сема – есть уже такой в роте Топоркова. Предлагаю просто Химик. Согласны?

– Командир. И Химик не пойдет. Такой уже есть, – прервал Рогожина Козуб, – прошу не уточнять, но Химик – мимо.

– Странно. Ну, лады, – Рогожин удивленно выпятил нижнюю губу, – предлагайте вы.

– Фотон.

– Пойдет. Записали в мозжечках, бойцы? Фотон. Так. Капитан Будынник. Ну, капитан у нас фигура известная – Тротил. Объяснять не надо?

Улыбки по шеренге.

– Ну и мой зам, он же второй номер звена снайперов, наше прикрытие и зачистка – майор Топорков. Позывной Истребитель.

– Ла-5 или МиГ? – съязвил Козуб, ковыряясь языком в зубах, не глядя, но почувствовав, как Никита заиграл желваками.

– Истребитель всяких уродов на этой грешной земле! – твердо и жестко проговорил Рогожин, вперившись холодным взглядом в Подпола. – Кто-то нечетко расслышал позывной моего заместителя по боевой части?

«Вот так-то, хохол! Получил?» – подумалось почти каждому в строю. И это было правильно. «Орел, командир».

Сверив карту маршрута с картой каждого бойца ГОНа, убедившись в отсутствии телефонов и прочих электронных устройств, при этом отправив Мешкова отнести свой мобильный в палатку, полковник доложился о готовности отряда к выполнению боевой задачи. Штаб согласовал рейд. Генерал лично пожелал группе успеха, дал короткие напутствия и заверил, что связь независимо от погоды, форс-мажора и времени суток будет стопроцентная и постоянная. Прошел дождь без грозы, снова стало душновато. Вечер приказал долго жить, и наступили сумерки.

Бойцы приободрились. Сытые, выспавшиеся, получившие оружие на выбор, круглые вознаграждения на счета и убежденные в легкости и непродолжительности операции, они шутили, курили и верили в обыденность похода.

Только не нравились Никите лица Козуба, ученого и самого генерала. Сухие, строгие, озадаченные.

«Ну ладно, там посмотрим».

– Группа, на выход.

Загрузка в тентованный «Урал», впритык друг к другу, оружие вдоль тела – поместились без проблем. Вариант «шпроты». Тряслись в позах «лежа» по грунтовке четверть часа и, когда уже ученого начало было мутить, остановились. К ним, точнее, на них санитары и военврач с погонами лейтенанта погрузили носилки «трехсотых» – отделение якобы раненых срочников. Стало душнее, тяжелее и теснее. Колеса «Урала» намеренно перекачали сверх нормы давления, ночь сгущала все косяки и детали, а БТР сопровождения гудел впереди метров на двадцать, оставляя во мгле за собой грузовик. Еще полчаса езды, но уже половину по трассе. Стоп. Аэродром дислоцирования соседней дивизии. Проверка машины, документов. Все якобы тип-топ. Сержант с размытыми очертаниями лица в капюшоне и плаще. Заглянул под тент. Кивнул. Хмыкнул. Соскочил с борта.

Проехали сотни две метров. Шум винтов. Судя по звуку – Ми-8. Санитарный. Куцее освещение. Специально от снайперов, ракет и лишних глаз.

Уф-ф. Полегче стало, когда выгрузили «трехсотых». Летите, пацаны, на Большую землю, выздоравливайте, поправляйтесь!

«Урал» взревел, развернулся и, подцепив эскорт в виде бэтээра прикрытия, попер с аэродрома прочь. В темень гор.

– Товарищ генерал. Шурави отгрузились, вышли в зеленку, встали в цепь. Четко по времени, без эксцессов, – доложил Мохов, привстав с раскладного стульчика и зажав в кулаке усик гарнитуры связи.

– Хорошо, капитан! – генерал вскинул руку, глянул на командирские. – Час ноль-ноль. Хорошо. Удачи, ребята!

– Я Холод. На месте. Холодно. Готов.

– Истребитель на точке. Чисто. Готов.

– Вас понял. Принято. Выдвигаемся, парни.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику?

– Разрешаю.

– Полковник. Вы до сих пор уверены, что ГОН не нужно было усилить отделением грузчиков? Тащить по пересеченке и горам ночью по 45 кэгэ – это утопия, чистой воды загон.

– Товарищ начштаба, я неоднократно докладывал и мотивировал всем членам оперативного штаба о причинах максимальной грузоподъемности и минимизации состава группы. Не вносите сомнения и сумятицу в ход… э-э… вот уже как час начавшейся операции. Спасибо за понимание!

– Я понял вас, полковник. И насчет огневой поддержки с воздуха тоже причины в минимизациях и максимизациях?

– Товарищ…

– Юрий Владимирович. Ну нельзя привлекать в район марш-броска и точки назначения никакого внимания. Мы уже сталкивались ранее с неприятными сюрпризами, да и вы сами знаете, какой аппаратурой, техникой, связью и видами огневого поражения зачастую обладает противник. Мы действительно свели до минимума привлечение внеоперационных сил, провели мероприятия по дезинформации и дублированию корректировки, внедрению параллельных задач и контрдиверсионным действиям. В распоряжение группы и так привлечен штурмовой вертолет, готовый в течение нескольких минут оказаться там и поддержать огнем. Да, понимаю вас, только один раз и в самом худшем случае, но и вы поймите меня, им и выбраться оттуда нужно и должно тихо, скрытно, чтоб никто и никак не догадался, не узнал, не нашел установку и место ее закладки. И это в регионе проведения КТО, районе, подвластном бандформированиям Садулаева и Басаева. Вы должны понимать это в первую очередь как начальник штаба разведки армии.

– Гм… Ну… я понимаю. Хочу понять.

– Кстати, полковник. Что у нас с разработкой спецоперации по блокированию и ликвидации президента ЧРИ Абдул-Халима Садулаева? Как идет подготовка? Внедрение агента прошло месяц назад, какие новости есть? А то ведь и группа «Шурави» ушла в тот район. Докладывайте…

Глава 2

Зона. Апрель 2016 года

Вот уже полчаса все клиенты бара «Теплый стан» вместе с хозяином заведения Кузбассом и его помощником Творогом прямо в центре зала распекали в пух и прах тщедушного забулдыгу. Матерная ругань, угрозы, критика и даже плевки и оплеухи сопровождали диалог двух десятков людей с каким-то бомжом, ссутулившимся на грязной табуретке, будто приговоренным к казни. Вокруг него, как инквизиторы возле голгофы, столпились приверженцы различных группировок: «Анархии», «Отваги», «Силы», «Чести и Совести», вольные сталкеры и представители «Правопорядка», сомнительные личности из бандгруппировок и пришедшие в эти дни в Зону новички. Почти все буквально глумились над беднягой – чумазым, обросшим, вонючим сталкером по прозвищу Бродяга, только что вернувшимся с АЭС. И только троица VIP-гостей за ширмой почти не проявляла интереса к происходящему и не принимала участия в общей потасовке и поругании. Их непринужденные беседы, манеры, дорогой прикид, а также новенькие РЗК защитного цвета а-ля НАТО внушали, наверное, уважение, неподдельное удивление и волнение, некую весомость в обществе извне, но никак не здесь. Поэтому на них здесь особо никто не обращал внимания, как, впрочем, и они на окружающих. Хотя уши их отлично настроились на волну заведения и впитывали всю информацию. Изысканная дорогая закуска за их столом явно не нравилась женщине, но голод – штука неразборчивая! Она морщилась, но ела и пила наравне со своими спутниками – двумя мужчинами.

Последние лет пять с подачи «Правопорядка» представителям всех группировок, кроме военных и, конечно, «Бастиона», разрешалось посещение двух баров Зоны (из пяти существующих). Даже наемники иногда захаживали сюда, зная, что их никто не терпит и не хочет здесь видеть. «Бастион» был вне закона всю историю Зоны, ну а военных боялись, точнее, избегали все. Прежде всего из-за того, что они представляли власть извне и законы «НовоАльянса», разделившего Зону на сферы влияния – украинскую, белорусскую, российскую и натовскую. Ребята в оранжевой униформе из «Правопорядка» представляли силу, власть и какой-никакой порядок внутри Зоны. Понятно, что втихаря и неофициально от «НовоАльянса», но, говорят, связи и блат у них были и извне. Короче, местная полиция. Никто их не игнорировал, но и по струнке не ходил – «Правопорядок» в силу существования исключительно за счет местных налогоплательщиков и отсутствия своих боевых формирований зря по мозгам не стучал, на пятки не наступал. Так, по мелочи, но такой необходимой в Зоне: грабежи в «мирной» полосе, драки, ущерб, нарушение покоя и жизнедеятельности, должники, отморозки и так далее. Не вернул задолженность и не оформил отсрочку – «Правопорядок» найдет, стрясет или доставит к заемщику. Или появится какой-нибудь безбашенный, крыша съехала, и давай мочить всех, кто попадется, или жечь Зону, крошить собственность – это тоже во власти «Правопорядка».

Итак, шум и гам вокруг сталкера, вернувшегося из центра Зоны, начали утихать, рой вокруг него распадаться, а негатив исчезать в дыму курева и полусумерках заведения. Причиной столь резкой перемены отношения к нему явилось вполне вразумительное и правдоподобное изложение его злоключений в сердце Зоны и хотя и не вполне доверительное, но осмысливание рассказа. Точнее, какой-то страшной сказки.

Потревоженный улей еще гудел неопределенное время, но интерес сталкеров к бедолаге пропал. Все разошлись, продолжив трапезу с распитиями и обсуждая услышанное.

– Что скажешь, Творог? Можно верить этому бедолаге? – спросил Кузбасс, занимая свое место за стойкой бара.

– Да вроде похоже на правду, хозяин. Не-е, не брешет. Вижу насквозь. Вот только ужасы какие бачит, это напрягает. Не слышал такого еще. Со времен всех трех Вспышек, – помощник лениво протирал стаканы видавшей виды тряпкой, – всяко бывало, но чтоб потерять весь отряд опытных сталкеров, достичь Великого «О» и так глупо и херово подставиться? Не знаю, хозяин. С таким проводником, как Зональщик, и матерым Корсаром так влипнуть?! Хрен его знает.

– Вот-вот! А выбрался с АЭС только этот дрищуган, еще недавно в отмычках бродивший! Как так-то? Плохо мне, Творог, верится в концовку этой истории. Ой, плохо! Ты вот что… – Кузбасс прищурился, глядя в зал и раздумывая, – дуй к Пятерне, расскажи ему вкратце… нет, подробно расскажи все. Пусть покумекает, че почем, хоккей с мячом. Знаю, заинтересуется он этим. Любит такие клубки распутывать. Выйдет на меня, обмозгуем, че да как! Понял?

– Не-а, хозяин.

– Еп… Во тупорылый! Короче, не твое дело мысли швырять да планы строить. Чеши к Пятерне.

– А если спросит, почему именно к нему?

– Не спросит. Он у нас головоломщик, ему мозговать.

– Ага. Понял, хозяин. Лечу…

Творог исчез за перегородкой, оттуда послышались шум возни и лепет.

– И давай пулей. А то к ночи Выброс ожидаем. Намордник прихвати, чучело, – добавил через дощатую стену Кузбасс, – и подарок для Пятерни. Бомбу пива возьми. «Арсенальное» бери, слышь, Творожок. Оно еще не просроченное…

– Понял, хозяин. Все, я убег.

– Лады, – шепнул Кузбасс, вытер волосатым кулаком рот, хлебнул воды, пополоскал, проглотил и уже в зал крикнул громко: – Бродяга, цоб-цобе ко мне.

Через десять минут замученный, грязный, полуживой сталкер, держа горящую свечку в одной руке, а ключ от каморки второго этажа в другой, попер к лестнице.

– И номер мне там не спали, чучхелла! – бросил ему вдогонку Кузбасс, барабаня пальцами по столешнице стойки.

Снова бар огласил его бас, извещающий о свежих колбасках, холодном пиве, золотой вобле и самых низких ценах в Зоне.

Пятерня сидел на бочке, закрыв один глаз и почесывая серую щетину на шее и щеках крупной мозолистой ладонью. Татуировка на тыльной стороне кисти в виде сжатого кулака (ей главарь наемников был обязан кличкой) говорила сама за себя. Спортивного телосложения атлет немногим за пятьдесят, в прошлом преподаватель физкультуры в одном из универов Калининграда, сколотил группу «диких гусей» численностью пять человек вместе с ним, шефом. Их визитной карточкой являлась тату на кисти правой руки каждого, а на деле – жестокость, сравнимая с пепелевцами, и бескомпромиссность принятия решений, чаще всего через трупы. Даже бандюки побаивались эту пятерку наемников. Они не слыли искателями удачи, легкой наживы и прямых открытых операций. Пятерня и его парни зачастую действовали не напрямую, но дерзко и жестко.

Месяц назад, например, «Правопорядок» объявил тендер на поиск двух туристов из Сербии, пропавших в Зоне, – богатой пожилой пары, тратившей свои миллионы на туры по миру и посещение необычных мест на планете. Наняли через Кузбасса проводника, неплохо оплатили все услуги и снарягу, набросали маршрут в Неман и ушли. Что-то, видимо, ценное оставили в сейфе на «Теплом стане». Проводник слыл далеко не новичком. Но… Прошла неделя вместо запланированных трех дней – от них ни слуху ни духу. Еще через три дня «Правопорядок» засуетился. Выполняя свои прямые обязанности, занялся их поиском, попытками связи с отдаленными постами и смежными группировками – короче, объявил шухер. По окончании второй недели (КПК туристов молчали) тендер на их поиск выиграл Пятерня, хотя, например, у Султана и у «Силы» были свои виды. Десяток известных сталкеров тоже закинули удочку. Короче, наемники не без отката получили карт-бланш и зеленый светофор. На кону светились пятьдесят тысяч зелеными, артефакт «звезда» и проценты «сколько не жалко» с благодарности от потерпевших. Конечно, в случае их возвращения на базу. Живыми!

Наемники отсутствовали четверо суток. На пятый вернулись. Одни. Фотовидеосъемка исчерпывающе доказала «Правопорядку» и всем остальным любопытным насильственную смерть обоих туристов от лап злыдня. Проводника вообще не нашли. Полусъеденные червями-мутантами аскаридами трупы, как утверждали поисковики, были кем-то обобраны – ни одного ценного предмета и мало-мальски полезной вещи. Хотя необычный америкосовский фотик сербов засветился вскоре на черном рынке, на Блошинке. Дело замяли (здесь, в Зоне, это было привычным!), заказчики поисковой операции расплатились с Пятерней.

История эта пополнила багаж сказок, легенд и таинственных происшествий Зоны. Ходили слухи, что головорезы Пятерни нашли туристов каким-то странным способом, да и обшмонали трупы тоже они, но поди там разберись, докажи. Да и зачем? Хабар мертвеца в Зоне – это твоя добыча, если ты первым нашел и, как говорят дети, дотронулся тоже первым.

Да и связываться с наемниками Пятерни никто не торопился. Тем более разборки учинять. Иногда заказы ему давал Кузбасс, да и заказчики извне подкидывали работенку.

– Ступай, Творог. Разберемся. Передай Кузбассу наш сенк за бир и до завтра, увижусь с ним, обмозгуем эту хреновость. Все, вали отсель! – сказал как отрезал Пятерня и потерял интерес ко всему.

– Хорошо, Пятерня. Меня уже нет.

Творог пробежал на всех парах половину заброшенного поселка, озираясь на сгустки туч над Зоной.

Возле железнодорожных складов чуть не попался в лапы-клешни одинокого заблудшего свинорыла, снующего по помойке в поисках гнилой еды прямо под советскими плакатами о трудовых целях пятилетки КПСС.

Мчался как ошпаренный и в «Теплый стан» влетел пулей, тяжело дыша. Он дословно рассказал Кузбассу про свою встречу с Пятерней, чем приятно удивил его, и поплелся на задворки. Нужно было подключить скважину, герметично запереть блок-бокс ее устья и пройтись проверить периметр здания. Скоро Выброс, щелей и дыр быть не должно.

В бар перед стихией начал прибывать народ, чему хозяин заведения всегда радовался. Хлопали двери, лязгали засовы и петли, клацали подошвы по кованым ступенькам, бренчала посуда, шумели голоса – заведение наполнялось шумом новых посетителей.

Надвигался Выброс. Наверное, уже скоро тысячный со времен Первой Вспышки.

Бродяга помылся, закинул в общаковскую стиралку свои тряпки, глотнул из банки джина и завалился на койку. Убранство каморки не отличалось от быта других комнат в этом бывшем административном здании градирни и не блистало изыском. Просто, серо, экономно. Койка советских времен, кривая и тоскливо скрипящая, как жизнь Бродяги. Табурет. Вместо окна – фотообои лазурного берега моря с пальмами и синим небом. Шкафчик. Картонная коробка – хочешь для мусора, хочешь для снаряги и барахла. Сейф, допотопный и сгораемый (получше были на первом этаже). И вешалка в углу – для одежды или оружия. Все. Ни ковров, ни бытовой техники, ни осветительных приборов, ни зеркал – ничегошеньки. Точно, каморка! А возвращенцам из Зоны – грязным, полумертвым, голодным и уставшим сталкерам – ничего другого, по большому счету, и не нужно было, учитывая размеры платы за проживание. Тишина и угол. Безопасно и тепло.

Типа хлеб без масла и икры, но хлеб же. Хочешь масла – плати в два раза больше, а если в три раза – дадут номер с микроволновкой, морозилкой, зеркалом, ковровой дорожкой и страшной раковиной с желтой водой из ржавого крана. Ну а если уж на икру рассчитывать, брат, это только, как говорится, вали из Зоны на фиг со своими заработками. Там покушаешь, оторвешься.

Только вот выбраться из Зоны сложно будет, а уж обратно вернуться – и подавно. Блат, связи, бонусы, мзда высокая, уголовная и административная ответственность. Естественно, наказуемая! Риск для жизни, нервы, время. А ведь вернуться захочется! «Полюбасу», как говорят местные. Невозможно долго и спокойно жить вне Зоны без Зоны! Тянет. Рвет душу и мозг. Да, были и боль, и страхи, и голод. Там. Но стоит без всего этого дерьма, без адреналина побыть в неге, тишине и покое, как изнутри начинает чесаться, резать, рвать, зудеть в мозгу и во всех конечностях. Наркотик какой-то. Зона там, Зона внутри тебя. Комплекс привыкания.

Бродяга задремал, иногда вздрагивая. Полуснились, полувспоминались отдельные моменты последней недели и их рейда…

…Шли группой от Чащобы в сторону Лунинска. Цель – АЭС. Хороший бонус – пачка евро каждому и собранные «местные игрушки» в придачу к А-Сертификату на право вывоза их из Зоны. Снаряга, оружие, отличные опытные спутники – сталкеры Бастурма, Зональщик, Корсар со своими друганами, братьями Желе и Пузо. Ванька Мокрый. Еще десяток бравых парней из «Чести» и вольных ходоков. Все шло ровно и удачно. Мелкие стычки со зверьем, бандиты кучками да все большее с каждым километром количество аномалий не смущали и не тормозили отряд. В Лунинске началось, епрст.

Да-а, Лунинск! Город-фантом, город-пустошь. От того же Немана отличается какими-то несуразностями, неформальностью бытия, волшебством, колдовством и вечными сумерками. Если в Немане все понятно и знакомо – твари, аномалии, группировки, владения «Бастиона» и даже архитектура, то в Лунинске все это быстро переменчиво, неординарно, лживо и фальшиво. Здания сегодня есть, завтра их нет на этом месте, аномалии блуждают от Выброса к Выбросу, а не прикованы к одному месту, как в остальной Зоне. Мутанты часто неубиваемы, их так много и они так дики и хитры, что вне Лунинска их сородичи – так просто лузеры и шавки какие-то. Зомби и фантомы, наоборот, медлительны, но живучи, как нигде. Ни одна группировка не имеет в Лунинске своих баз – там попросту нет людей. Один «Бастион», точнее, его гвардия, в экзоскелетах, как страшные часовые смерти, дежурит в этом небольшом городке. Говорят, Лунинск – фантом города ученых, только его тыльная, кошмарная, серая сторона. Тень.

Шли быстро, точнее, бежали. Специально выбрали дневное время суток, чтобы ночь скоротать в порту, у границы Чащобы. Днем в Лунинске не так убого и ужасно, да и опасность видна издалека. Хотя какое там издалека, если из соседнего дома, из окна второго этажа с воем паровоза вылетел десяток фантомов и стометровку по воздуху преодолел за пять сек. Атас! Фугасные и прочие огневые методы обороны не успели обеспечить должного эффекта – фантомы растаяли, погибая или удирая, но прихватив одного из братьев-близнецов – Желе, а другому просто оторвав голову, обмотанную банданой.

Ступор оставшихся в живых длился недолго – Корсар заорал благим матом, призывая чесать дальше. И чесали. Подгоняемые жуткой картиной смерти товарищей, недалеким воем стаи оборотней и усилившимся вдруг ветром (это в абсолютном-то безветрии города!). Самыми слабыми оказались двое парней из «Воли». Чуть приотстав, они неожиданно попадали от резкого шквала, смерчем десятиметровой высоты сбившим их наземь. Крики ужаса и боли раздались за спинами бегущего отряда, но обернулся лишь Ванька Мокрый, видавший ужасы и раньше. Всякие. Но такие?!

Закричав на всю вселенную, он припустил так, что обогнал в своей снаряге и амуниции даже молодых здоровых бойцов «Силы». Никто и никогда уже не сможет спросить его у костерка на привале или за картежным столом, что он тогда увидел и куда подевались парни из «Воли». И вопросы задавать и отвечать на них некому.

…На выходе из Лунинска Ваньку Мокрого из-за полога обветшалой торговой палатки сразил выстрел «Корда» засевшего там бастионовца. От заряда этой штуковины не спасает ни один бронежилет мира, а у сталкера-одиночки и его не было. Корсар с Бастурмой припали на колени и шквальным огнем уничтожили всю палатку. Кто мог знать, что там прячется этот гад! А в Зоне, да еще в Лунинске знать все и догадываться обо всем невозможно. Некогда было зариться на снарягу и отвлекаться на шмон мертвого бастионовца, дали деру, даже не прихватив крупнокалиберный винтарь. Понеся потери и обретя душевные расстройства, отряд на ночь забаррикадировался в заводском цеху полигона деревообработки, что на окраине города. Ночь прошла ужасно – не спали, блевали какой-то желчью, пытались согреться от дымной бочки под какофонию всяких уродов местной фауны за стенами и воротами цеха.

Бледные, обезвоженные и уставшие, утром бросили по гранате за ворота и ретировались из цеха, расстреливая на ходу псевдопсов. Отбились от крупной стаи кое-как. Без потерь, но с планкой удовлетворения ниже плинтуса и дикой растратой патронов отряд миновал Пустоши и вышел к западной части Маяка.

То, что предстояло группе смельчаков дальше, не входило ни в какие рамки Ока Зоны и мировоззрения!..

…Бродяга поежился, принял позу эмбриона, лег на бок. Сквозь полудрему слышались отдельные голоса посетителей бара, раскаты Выброса, через полуприкрытые веки в темноте каморки различался силуэт старинного шкафа с обшарпанными, некогда лакированными дверцами и латунными ручками. Рядом на табурете стоял огарок потушенной свечи, возле него кулек ванильных сухарей.

Сталкер вздохнул, отгоняя тревогу былых дней и остатки усталости, прикрыл веки и снова впал в забытье…

…Корсар, отдав распоряжения о привале, охране и осмотре снаряги после марш-броска, уселся с бывшим пепелевцем Порохом и принялся с ним что-то обсуждать, тыкая в КПК и затертую бумажную топокарту.

Братва в отряде подобралась не хилая – ни ботаников, ни отмычек, ни нытиков. Все бывалые, опытные. Кто из «Силы» и «Чести», кто из «Пепла» и бандитов. Но все пришли в сводный отряд чистые помыслом, разумом и верные одному делу – дойти до АЭС, найти секретный бункер лаборатории Х-9 и военно-научное изделие в нем. Так объяснил Корсар, фильтруя состав группы, и некий Спонсор – пожилой очкарик с Большой земли. Барыш был очень большой, задачи – очень заманчивые, но самое главное – идейное вдохновение. Смешно, но отряд проникся целью и темой операции – сделать что-то стоящее, великое, памятное для всей Зоны, для себя. Полезное для науки и, может быть, для человечества. Каждый представлял себя героем, почетным сталкером Зоны, спасителем и защитником, овеянным славой и добрыми слухами.

И, казалось бы, всего-то – сходить в чрево Зоны, к Великому «О», найти, вынести и свалить восвояси! Конечно, район АЭС боялись и обходили стороной по широкой дуге, зная про летальность походов туда и сумасшествие тех, кто изредка возвращался оттуда. Но вооруженной группой, в составе отряда таких мэтров и асов Зоны было не страшно – операция выглядела заранее успешной и недолгой.

Помнится, компоновали отряд на границе зоны отчуждения, под всевидящим оком «НовоАльянса». Прошли у инструкторов проверки на вшивость, подобрали и подогнали снарягу, БК, амуницию. Наелись, выспались, набухались, намылись в сауне. Дождались в укрытии окончания Выброса, собрались, набились в ЗИЛ-131 и как груз «200» на «машине смерти» направились в центр Зоны. В районе элеватора аномалия «зыбь» забрала грузовик. Все спаслись, но дальше поперли пешком…

Три дня пути, и вот сейчас они (уже не все) оказались у старых госпиталей на окраине Маяка.

Мнения разделились – одни предпочитали заночевать здесь, в госпитале, и наутро двинуть на АЭС, другие – побыстрее пройти до Большой Ограды и засесть на ночь в первом же здании станции. Спорили, гудели. Слово взял Корсар:

– Значит, так. Если все тихо-мирно в округе, ночуем здесь. Гнать пургу не будем. Утром нужны свежие силы и хорошее настроение для последнего марш-броска до сердца АЭС. Как командир рейда предлагаю следующее. Ты, Порох, дуй на верхний этаж, выбирай удобный сектор обзора, веди наблюдение. Связь со всеми по рации.

– А че, связь заработала? – спросил кто-то.

– Да. Только что связисты провели, – пошутил Корсар, – достаем свои портативки, настраиваем на волну Д-3, как учили на сборе, и всем быть постоянно на связи. Если что-то не так или рация заткнется, хватаем КПК и связь через него. Чую, на АЭС рации сдохнут. Порох, понял?

– Да, Корсар, так точно.

– Бастурма, найди в госпитале помещение надежное, чтоб от всякого дерьма защищало и чтоб отход из него запасной был. Всех туда. Там ночлег. Эй, вы! Парни, вы вдвоем с биноклем в южную часть здания. Чтоб ни одна крыса не проскочила незамеченной. И не забывайте, что я перекрываю весь первый этаж сигналками и растяжками. Туда никто не суется, всем ясно?

Народ закивал.

– Бродяга, поможешь мне, возьми вон тот мешок. Все. Остальным час на гигиену, заготовку дров, костра и ужина. Хаваем общаком. Разбежались.

Сталкеры согласно, одобрительно закивали и стали выполнять поручения авторитетного командира. Все в Зоне, да кое-где и за ее пределами знали, что Корсар – мужик уважаемый, бывалый и везучий. Настоящий сталкер!

Бродяга с командиром за полчаса обошли все закоулки первого этажа госпиталя. Забаррикадировали некоторые входы мебелью, другие просто закрыли на замки ржавыми ключами из завалявшейся связки. Центральные двери Корсар замкнул артефактом «зарядка», соединив ее с висящими сверху «волосами» и бросив пороху из раскуроченного патрона. Отскочили. Образовалась искусственная аномалия «энерго», намертво перекрывшая вход в здание.

– Учись, Бродяга, пока я живой! – бросил с усмешкой Корсар и повел напарника дальше. – Если надо будет убрать «энерго» – выбей «зарядку» выстрелом ружья наружу. Усек?

– Ого. Конечно, командир, – обалдевший Бродяга живо вскинул мешок и зашаркал вслед за Корсаром по коридору в северное крыло госпиталя.

Вскоре растяжки с Ф-1 и петардами из китайских новогодних фейерверков опутали все оставшиеся проходы, а сталкеры соорудили приставную лестницу со второго этажа для спуска на улицу, чтоб была наготове. Отряхнулись и присоединились на пятом этаже к остальным ребятам в облюбованном Бастурмой зале. Их ждал веселый костерок с вытяжкой в верхнюю фрамугу крайнего окна, походный ужин и больничные матрасы вдоль стен.

Ночь прошла без ЧП. Отряд, устав и напереживавшись от кошмаров, бега и потери товарищей в Лунинске, после принятия водки вырубился до зорьки.

Серое туманное утро с пасмурным небом и накрапывающим дождиком началось с глухого взрыва на первом этаже. Тотчас во дворе госпиталя вспыхнули разноцветными сигналами фейерверки.

Корсар, казалось, спавший в обнимку с автоматом, вскочил и мигом привел отряд в боевой порядок. Раздался скрипучий голос Пороха по рации, извещающий об атаке мутантов. За соседним зданием наметился и их вдохновитель – полуголый, толстый, грязный, уродливый телепат. Он хитро выглядывал из-за кирпичной кладки и снова прятался. Порох заметил, что телепат одет в шорты по колено, тапочки и рваную широкополую панаму. Усмехнулся. И выстрелил. Подствольник выплюнул гранату в сторону врага. Телепату по плечо оторвало левую руку и опалило голову. Панама на нем загорелась, он утробно зарычал, отвалившись в укрытие. Ментальная волна сбилась, мутанты ослабли и начали разбегаться от шквала свинца и огня с верхних этажей госпиталя. Пара подраненных мимикримов, несколько собак, стая крыс и десяток свинорылов шарахнулись прочь. Казалось бы, победа уже была рядом. Но очнувшийся телепат собрался с мыслями и силами и теперь направил свое психическое оружие на Пороха…

Расправившись с мутантами без потерь, сталкеры бодро обсуждали нападение, собираясь вместе и приводя себя в порядок. Ну и зарядочка с утра! В зал подошли все, в том числе дозорные. Не явился только Порох. Рация молчала. КПК тоже. Корсар послал за ним опытного Бастурму. Ждали десять минут – ничего и никого. С КПК точка, определяющая Бастурму, исчезла на четвертой минуте ожидания.

– Мля! Оружие к бою. Быстро, – скомандовал Корсар и первым устремился на выход. За ним потянулись цепочкой остальные, клацая затворами, шурша одеждой и топая ботами.

…Порох сидел на корточках возле лужи расплавленного гудрона на крыше здания и держался руками за голову.

– Порох! Эй? Ты чего? – Бастурма осторожно шагнул из лифтовой будки наружу и оглянулся. – Эй, че молчишь, друган?

Ни звука, ни шороха. Только недалеко взвилась в серое небо ворона, каркая и шелестя крыльями. Бастурма перевел взгляд на спину товарища, затем на дымящее пятно толя возле его левой ноги.

– Странно, – сталкер большим пальцем перевернул флажок предохранителя в положение к стрельбе, – Порох, алле, гараж?!

Порох поднялся, выпрямился, что-то пробурчал. Из-за его широкой спины не видно было, что он держит в руках и куда смотрит.

– Не понял. Что ты гово…

Бывший пепелевец резко повернулся, и ствол уставился в Бастурму. Лицо Пороха, бледное как смерть, не проявило никаких эмоций, а тонкие синие губы прошептали:

– Минус один.

– Порох…

Заряд картечи снес Бастурму. Тело сталкера швырнуло метров на пять и влепило в оголовок вентилятора. Он умер сразу.

Порох постоял пару минут, печально созерцая труп недавнего друга, затем выронил оружие прямо в смолу толя, повернулся истуканом вправо и зашагал к краю крыши.

Телепат, брызжа пеной изо рта и бормоча что-то нечленораздельное, вывалился из-за укрытия и уставился наверх. Панама, сгоревшая дотла, сожгла ему остатки волос и кожу на черепе. Сейчас мутант был схож с куском свинины после мясорубки. Он завыл, напрягся, повышая волну за волной искаженного импульса в фигуру на крыше, но только трясся и рычал в бессильной злобе.

Порох тупо посмотрел вниз, затем на дергающегося телепата, сухо и натянуто усмехнулся и сделал шаг в пустоту…

Выброс вовсю громыхал за стенами заведения, а полста человек в зале негромко беседовали и трапезничали. Некоторые одиночки молча жевали еду, кто-то выпивал. Туман от табачного дыма с примесью травки окутал все закоулки здания. Вентиляцию на время стихии вырубали в целях безопасности, поэтому становилось душно. Особенно некурящей женщине за ширмой VIP-кабинки.

– Думаешь, все-таки правда то, что рассказал этот бедолага? – спросила она одного из мужчин, поедающего подошву отбивного мяса.

– Похоже на то. Я, как вы знаете, не попал тогда в отряд Корсара, не прошел проверку на вшивость. Проклятый «Правопорядок». Это ж надо, сидеть в Зоне и еще пользоваться компьютерами! Как у них это работает, не знаю. Пробить по базе мои штрафы и нарушения, выявить отклонения, запороть мне выход в рейд. Ешкин кот! Не попал в группу, но кое-что услышал и увидел. Примерный состав, задачи, слухи о гонорарах, ориентировочный маршрут. Бродягу там видел в числе новобранцев. Странно, но почему Корсар отклонился от запланированного пути? Не сквозь РЛС, Неман, а через Чащобу, Лунинск, Маяк. Да, безусловно, короче, но опасней же!

– Может, страховался? От лишних ушей и утечки инфы. Говорят, не только «Бастиону» они встали костью в горле! А люди Султана? А пепелевцы? Да и военные там че-то мутили, дергались. Не зря внезапно на АЭС появилась вертушка. Как она, блин, пролетела половину Зоны и аэроаномалии? – второй мужчина в одежде, не определяющей какой-либо статус и приверженность к группировке, медленно жевал картошку фри.

– Ешкин кот! Почем знать? Скажите лучше мне, как… – неизвестный заговорил шепотом, – как мы туда попадем и кого в проводники возьмем? Тут такой сброд, гляньте. Рожи одна другой страшнее и хитрее.

– Может, этого… как его… Бродягу и нанять?

– Кстати! Точно. Что скажешь, Герда?

Женщина весьма средней внешности и не очень обаятельная сидела неподвижно, отогнув шторку и разглядывая зал, но при этом слушая товарищей. Ее светлые волосы, остриженные чуть ниже ушей, закрывала бандана черного цвета. Эффектно! Маникюр средней длины скрывали ленты лейкопластыря на каждом пальце. Ни колец, ни сережек, ни пирса. Цветная тату в виде розочки на плече, майка темно-зеленого цвета, пятнистые военные штаны «двухцветка» заправлены в высокие ботинки на шнуровке. Широкий ремень с бляхой «серп и молот». Красная шерстяная нитка на запястье. Рюкзак рядом на полу. Ветровка хаки на спинке стула.

– Он не согласится снова пройти все это дерьмо, – сухо и сжато рубанула блондинка.

– Ну-у… так это… гонорар можно и…

– Можно и перетереть с ним, но вряд ли получится заинтересовать его материально, – перебила собеседника Герда.

– О-о! Ну и как тогда, дорогая?! – спросил мужчина постарше, делая глоток виски из одноразового стаканчика и ехидно улыбаясь.

– Не смешно, Роман. Не так, как подумал и мечтаешь ты! – парировала блондинка. – Нужно надавить на его моральные качества, на душевные мозоли. Он сейчас в состоянии «нестояния», аффекта от провала операции, потери друзей, непонятной ситуации с этим Корсаром. Боль, тоска и чувство вины, должно быть, грызут его. Я уверена, предательством тут и не пахнет. Прямой ответственности за гибель отряда и провал рейда нет. Я видела его глаза! Там переживания, горечь утраты, усталость и сожаление. Но не хитрость, ложь и фальшь. А мы насядем, щипнем, намекнем. Типа, пусть искупит свою вину и долг перед погибшими. Еще увидите, снова туда побежит, да еще и впереди нас.

– Ну ты, Герда, прям мо-о-озг! На сто баллов. Уважаю.

– Молодец, девка! – пробубнил второй, моложе, видимо русский.

– Так, все. Хватит лясы точить, а то время идет, а дыма здесь столько, что онкология скорее разовьется от него, чем от радиации. Жратва – дерьмо! Я пошла в номер. И вам советую. Гроза еще эта на мозги давит, черт побери.

– Эта гроза здесь Выбросом называется, фрау Герда.

– Не язви, Кот. Все, отдыхаем, пока стихия бушует да Бродяга дрыхает. И не задирайтесь здесь ни с кем, ясно? Особенно, Кот, тебя касается! Понятно?

– Есть, мэм.

– Сукин сын!

Женщина холодно улыбнулась и стала собираться. Мужчины последовали за ней. Со стороны без труда можно было понять, кто есть кто в этой троице.

После глотка воды из эмалированного чайника с побитым носиком Бродяга снова провалился в полудрему…

…Оплакав двух лучших бойцов, двух опытнейших сталкеров, и похоронив их способом замуровки под плитой полуразрушенного гаража, поредевший отряд снова двинул в путь. Новый маршрут пролегал через пустырь за госпиталем, затем русло сухого канала, карту намыва и отстойник и далее, через полигон радиохимиспытаний и Ограду вокруг АЭС-1 и АЭС-2. Промзона Сретенской атомной электростанции занимала несколько квадратных километров, и чтобы найти в хитросплетении построек с повышенной радиацией нужный полигон с секретным бункером, надо было постараться. Да еще во владениях «Бастиона»!

Появились первые сомневающиеся, шепот разногласий, страх. Корсар напомнил о гонорарах, близости конечной точки похода, о предстоящей славе и героизме всей группы и пообещал скорый исход операции. Со счастливым окончанием – возможно, потом всех заберет вертушка. Отряд вроде воодушевился и успокоился. Тем более путь до самой Ограды прошел без приключений и мытарств. Раз спугнули стаю крысаков да миновали останки двух наемников месячной давности. Расстояние до АЭС от госпиталя топали в противорадиационных комбезах со специальными шлем-масками «Панорама» либо в противогазах, вколов по шприцу стероида и съев по горсти капсул Антирада.

Семь человек очутились перед знаменитой Оградой. Сплошная железобетонная стена высотой пять метров и толщиной в полметра опоясывала территорию АЭС по кругу, как частокол крепость. Старая спираль по верху, отключенная от тока, дополняла неприступность периметра. Колючка кое-где обвисла и затянулась «волосами» и «стеклотоком». Аномалии, через которые до сих пор искусно вели Корсар и Зональщик, густо облепили Ограду и усугубляли ее преодоление.

Все уставились в ожидании приказа на командира. Видно, не просто давалось Корсару принятие верного решения: придумать, как и где безопасно и желательно быстро перебраться на ту сторону – нужно было постараться.

Минут десять он сидел на корточках, поскрипывая резиной РЗК и утробно дыша в стекло маски. Сталкеры, борясь с желанием покурить и спрятаться куда-нибудь от всевидящего ока Зоны, с надеждой ждали ответ и следили за старшим группы. Полосатая труба АЭС почти отчетливо просматривалась сквозь пелену дождика и серость дня, привлекая косые взгляды людей. Мало кто видел ее так близко, как они сейчас. И уж точно никто из них до сих пор ни разу не посещал территорию АЭС, кроме Корсара и Зональщика. Последний, усевшись на мокрую зараженную землю прямо пятой точкой, вертел в руках пояс-контейнер для артефактов, набитый уже до отказа по пути сюда. Искал что-то конкретное, думал.

– Так. Все сюда! – встал Корсар и помахал рукой в перчатке. – Зональщик, ты пройди вдоль Ограды влево, надо поискать место с наименьшим количеством аномалий. Будь осторожен. Тут аскариды аэсовские после дождя с полигонов лезут как ненормальные. Все, ступай.

Зональщик поднялся, закинул поясной контейнер за спину, стянул лямку потуже и направился вдоль стены на запад. Медленно, параллельно Ограде, метрах в трех от нее, он двигался, прощупывая посохом землю и изредка бросая вперед гайку на резинке. Итальянская пятизарядка висела на плече, снятая с предохранителя.

– Остальным максимально облегчить свое тело и упрятать все барахло, снарягу, гранаты и патроны в рюкзаки. Не влезает в один – значит, в два. На себе только РЗК и «слоников» оставить. Дальше. У Пороха был штык-нож калашовый. Кто прихватил? Надо резать колючку.

– Вот штык Пороха, – один из сталкеров достал и протянул оружие в оранжевых грязных ножнах, – только я не полезу на Ограду, Корсар.

– Мля, я полезу сам! Короче, делаем так. Щас Зональщик найдет местечко попроще, идем туда, тащите рюкзаки. Перекидываем всю снарягу и вообще все через Ограду, затем налегке сцепкой делаем живую лестницу – и наверх. Ясно?

Мужики отрицательно помотали противогазами и масками.

– Что не ясно вам, мои слоники?! – натянуто улыбнулся Корсар, хотя толпа и вправду выглядела смешно. – Я сделаю спайку артефактов, нейтрализую аномалии, перекидываем шмотки, тут на полкилометра никого. Я первым на Ограду, освобождаю от колючки стену, проход готов. За мной остальные, Зональщик на шухере, замыкает. Вытягиваем веревками и шестом последнего, самого здорового. Теперь все ясно-понятно?

Народ согласно закивал. «Ха, артисты погорелого театра!»

– Все. Давай облегчаться.

Корсар засунул штык-нож от АК-47 в глубокий наружный карман РЗК, принял от одного из сталкеров моток нейлоновой веревки и стал комплектовать свой рюкзак. Все последовали его примеру.

Вскоре вернулся Зональщик. Махнул рукой. Все гуськом двинули за ним. Через двести метров остановились. Корсар с Зональщиком что-то обсудили, глядя на Ограду. В этом месте промежуток между «зыбью» возле стены и маревом «жаровни» был метра три.

– Может, и без спайки обойдемся? – спросил Корсар, изучая место предстоящего прохода.

– Сомневаюсь, командир. Как «зыбь» возьмет да перетечет под ноги Гудвину или «жаровня» сместится – вот номер будет! – ответил Зональщик.

– И то верно.

Минут пять они молча обдумывали детали. И вдруг сам Бродяга выпал с предложением:

– Командир. Так, может, «зыбь» просто сначала разрядить и лезть наверх спокойно?

– Опс. Ого. Красавец мужчина! – приободрил старший, похлопав одобрительно Бродягу по плечу. – И давно мысля такая в голову светлую пришла?

– Да так… только что… – замялся Бродяга.

– Лады, действуем.

Корсар достал из рюкзака патрон, подошел ближе к аномалии и швырнул его в серое пятно величиной с добрую лужу. «Зыбь», срабатывающая от любого инородного предмета, кроме снега и дождя, мгновенно схватилась, поглотив патрон, и превратилась в большое твердое пятно бетона. Зональщик посохом постучал – надежно. Народ восхищенно загомонил, хваля Бродягу. Тот аж зарделся, но под маской ГП-5М никто не заметил этого.

Амбал по кличке Гудвин, поняв, что от него требуется, встал к стене и уперся руками в колени. На него залез следующий, а по спине того вскарабкался Корсар и начал кромсать ржавую колючку. Верзила Гудвин, кряхтя и охая, выдержал вес двоих товарищей достойнее любого олимпийского тяжеловеса. В две минуты проход был готов. Корсар оседлал ограду и дал минуту на отдых и подготовку, а сам разглядывал местность за преградой.

– Ну, парни, давай кидай мне рюкзаки по одному, – пробубнил сверху старший, – только не торопись. Аккуратно.

Он еще раз оценил пятачок земли на той стороне, куда бросил гайку, и начал скидывать туда рюкзаки, подаваемые сталкерами, быстро перекантовав все вещи. Снова первым встал Гудвин, затем на него еще один сталкер. Корсар спрыгнул на территорию АЭС.

Полезли.

Гудвин выдержал всех по очереди. Подсадил Зональщика, которого наверху приняли руки. Затем, ухватив веревку и посох, подпрыгнул и сам пополз по стене. Ему тоже протянули четыре руки и еле-еле вытащили семипудового здоровяка.

Через полчаса группа шагала внутрь территории АЭС, мимо первых строений комплекса охладителя станции и ТЭЦ, хорошо сохранившихся за десятки лет…

…Замеры радиации напрягали, конечно, но все были готовы к тройной дозе превышения ПДК. Особенно трещали датчики, касаясь зданий, брошенной техники и строительных материалов. Все это приходилось преодолевать медленно и осторожно, чтобы не зацепить ткань РЗК или не влипнуть в аномалии. Конечно, костюмы, уколы и проглоченные Антирады вносили свой вклад в живучесть и безопасность, но стало как-то мрачнее и печальнее.

К тому времени, когда нашли нужный спецполигон, начали сгущаться сумерки. Вообще в Зоне день не был похож на день, а лето на лето. Сплошная осень круглый год, а ночи и вечера как на Крайнем Севере – длинные и серые. А весна сейчас в Зоне и подавно выглядела больной, изможденной и убогой, будто старуха Смерть.

Жрать хотелось неимоверно, да и спрятаться от радионуклидов тоже, поэтому все торопились и участвовали в поиске активно и шустро.

Но стоило Корсару озвучить приятную новость – что они уже возле полигона и замаскированного входа в бункер, как случилась новая беда.

С башенного крана, примыкающего к корпусу полигона, раздался выстрел, предназначавшийся, видимо, старшему группы. Шаг вперед сталкера Пыжа из «Чести» спас командира, но умертвил спасителя. Пыжа рвануло, уронило на Корсара, и он почти сразу умер. Мгновенно все попрятались вдоль стены цеха, хотя укрытие было так себе. Еще два выстрела с крана – мимо, но обидно и страшно.

Корсар крикнул Гудвину, чтоб тот прикрыл огнем пулемета, а сам проскочил десяток метров, выбил окно цеха и позвал остальных. Пока Гудвин посылал с РПК короткие очереди по будке крановщика, группа перекочевала через окно в цех. Затем пулеметчик и сам, прихватив рюкзак Пыжа, скачками метнулся к спасительному окну. Оттуда его приняли руки, но пуля калибром 12,7 мм из «Корда» все же оказалась проворнее и разорвала икроножную мышцу здоровяка. Рана оказалась нешуточная. Верзила стонал как бык на бойне, пока Бродяга оказывал ему медпомощь. Зональщик и Корсар принялись отстреливать мелких мутантов по цеху, а двое ребят из «Силы» мерили фон позади них и трясли датчиками аномалий, настраивая их на рабочий режим.

Еще полчаса ушло на зачистку цеха, его обследование и помощь Гудвину. У окна натянули растяжку. Люк в центре здания завалили рухлядью, предварительно бросив гранату.

– Все, ищем секретную дверь в бункер. Она где-то в этом здании. «Силовики», вы прикрываете. Гудвина тянет Бродяга. Мы с Зональщиком – в поиск.

– «Бастион»? – коротко спросил Зональщик, устремляясь вслед старшему.

– А кто, мля, еще-то? Они, сволочи! Сторожа Зоны, етить их налево.

Разбежались. Не заметили крысу, шмыгнувшую по кровавому следу раненого сталкера. Она впилась клыками в ногу бедняги рядом с красным бинтом. Заорал матом Гудвин, дергая ногой, закричал от испуга и злости Бродяга, завизжала, не размыкая челюстей, крыса. Верзила, опередив удар товарища, руками схватил тушку мутанта и буквально разорвал ее, при этом головка зверька осталась висеть, вцепившись в плоть человека. Зрелище не для слабонервных.

Хотелось надеяться и верить, что на этом беды кончились, но, похоже, все только начиналось.

Бункер с замаскированным под железный шкаф-стеллаж для электроприборов входом нашли ближе к ночи, но как открыть бронированную дверь – никто не знал. Кодов и ключей у Корсара не оказалось, он объяснил это тем, что в целях безопасности ему их не дали заранее, а должны сообщить по связи. Рации здесь не работали, КПК шалили, мигая и попискивая, как от магнитной аномалии.

Забаррикадировали все что можно, благо материалов и оборудования в цехе хватало с избытком. Корсар, взяв в помощники Бродягу и Зональщика, полез через стеллажи к пожарной лестнице, оборванной на середине. Она душераздирающе скрипела и грозила отвалиться в самый неподходящий момент. Снаружи слышалась возня и рычание мутантов. Откуда-то сверху, с 4-го энергоблока, со свистом выходил пар или стравливался воздух, оглушая округу паровозным гудком. Иногда узнавалась речь бастионовцев – короткие сухие переклички и команды.

– Ночка будет атас! – с горечью и грустной обреченностью заключил Корсар.

– И, может статься, для многих последней! – подытожил Зональщик.

Пока Бродяга фиксировал лестницу, они доползли до мини-площадки и ударами прикладов вышибли замок и прикипевший люк.

– Есть. Сюда, сталкер, – позвал командир Бродягу, и все трое тотчас вскарабкались на второй, якобы не существующий этаж цеха. Внизу остались «силовики» и мученик Гудвин. Последний прижал пулемет, направив его в сторону ворот, и откинул голову к ящику за спиной.

Наверху оказался просторный пыльный зал без окон и с одной дверью в сторону главного корпуса АЭС. Лабораторные и письменные столы вдоль стен, шкафы, чертежи, плакаты, в центре помещения огромный стол с миниатюрой-аппликацией АЭС с высоты птичьего полета. И вот чудо! В углу, в стеклянной будке-аквариуме два на два метра – узел связи типа «Ангары-1» и щит с телефонными ячейками.

– Так мы это искали? И никаких запасных вариантов?! – нервно спросил Зональщик, измеряя фон в зале.

– Типа того, – Корсар с вожделением бросился к рации, – но меня заверили, что на АЭС, на верхних уровнях, эфир чист и связь должна быть. После отключения РЛС и Ока Зоны, ты же сам знаешь, связь появилась везде. Хоть и не совсем качественная.

– Ну да, ну да. Тока здесь ее ни черта нет! – Зональщик протер стекла противогаза и, удостоверившись в показаниях счетчика, воскликнул: – Опачки! Здесь чисто. Фон в норме, но на границе. Снимаем?

– Давай.

Все сняли «слоников» и маски, осторожно задышали. Корсар закинул в рот еще пару капсул Антирада. Потом будет тошнота, жажда, сухость, но зато организм отторгнет радионуклиды.

– Бродяга, проверь дверь, крикни наших, успокой и пошарьте тут везде. Не зря они спрятали этот зал от всех.

Пока сталкеры изучали этаж, подсвечивая себе фонариками, Корсар разобрался с аппаратурой, пролистал журналы и начал щелкать тумблерами и кнопками.

Через несколько минут зал прорезал тонкий неприятный писк, командир рванулся и наглухо закрыл дверь аквариума. Сразу стало тихо, и последующий его разговор звукоизоляционный плагиоклаз будки наружу не пропускал.

Вскоре довольный Корсар вышел из узла связи, нашел лучом фонарика нужный шкаф и вскрыл его.

– Получается, командир? – подошел к нему Зональщик.

– А то. Все путем, дружище!

Стало ясно, что новости хорошие. Настроение выше. Надежда на скорый удачный исход стала расти.

Он что-то переписал себе в КПК, сохранил, запаролил и закрыл шкаф, содрав с его стенки лист требований и правил по технике безопасности. Сжег бумагу. Повернулся к товарищам:

– Ишь, шпионы! Устроили игры детского возраста, етить их налево. Пошли, парни.

Они направились к люку, но Корсар остановился и лучом высветил дверь.

– Бродяга, что там внутри?

– А леший его знает. Закрыто. Вон и табличка предупреждающая.

– «Внимание! Вход только сотрудникам ИЛ Х-9», – прочитал Корсар вслух, – о-о, так, поди, это тоже вход в их секретную лабораторию?! Надо зазырить. Бродяга, ломай.

В два счета сломали дверь, натянули «слоников», вошли по одному, страхуя стволами оружия боковые секторы. Коридор. Никого. Тихо, темно, затхло. Миновали две комнаты, затем лестницу вниз и… «Энерго»! В полпролета. Блин, попали в тупичок. Корсар посветил ниже, осторожно пригнувшись через перила. Всмотрелся.

– Там тоже нехилая бронедверь с кодовым замком и под флеш-карту. Артефакт вижу… даже два. «Зарядка» и… ого! «Сердце»…

Сталкеры переглянулись, все три луча фонарей скрестились на пролете и аномалии.

– Не-а, никак, черт побери.

– Жаль.

– Ага.

– Возвращаемся. Та скрытая дверь и есть запасной вход. Здесь амба. Не пройти.

– А если… спайку? Никак?

– «Энерго» – не-а, не смогу. Новую родить – рожу, а убрать эту – никак. Тут даже выбить «зарядку» некуда. Тупик.

– Пошли тогда, х…ли тут торчать?

Только все трое направились вверх по лестнице, как услышали дебильный истерический хохот, лязг железа, шорохи и глухой хлопок, но вместе с тем на секунду раньше – очередь из пулемета. Гудвин!

Все. Тишина. Причем мертвая. Темень – выколи глаз.

– Гаси фонарик! Кажется, влипли, етить их налево! – Корсар первым выключил фонарик и вздохнул. – Что фон?

– В норме фон, – ответил Зональщик, рассматривая при своем фонаре показания счетчика Гейгера. – Только мы, кажись, влипли опять.

– Бродяга, глянь.

– Иду, командир.

Сталкер прошел коридор, осмотрелся, подергал ручку двери, надавил. Никак. Вроде же сломали замок, открытой оставили, обратно без услуги плотника или слесаря не закрыть. А тут как влитая. Наглухо.

– Крындец мышатам! – Корсар на ощупь и по памяти пошарил вдоль левой стены. – Зональщик, вырубай, сказал. Бережем. Хватит одного Бродяги. Неизвестно, сколько тут торчать, епрст.

– У меня в рюкзаке еще комплект.

– А рюкзак где?

– В цеху, внизу.

– Вот-вот! А х…ли тогда языком чесать?

– Э-э, не разводить тут психозы. Спокойно, братцы, нам пока ничто не грозит. А вот парням внизу, похоже, звиздец!

Все прислушались. Вроде тихо. Корсар вошел в боковую комнату коридора, лег на пол, ножом разрезал кусок линолеума. Откинул его, приник ухом к пыльному бетону, притих. Минуту спустя встал, быстро обернулся к товарищам. Луч света от фонаря Бродяги лег ему на грудь, деликатно избегая глаз.

– Там, судя по всему, бойня. Пальба. Утихает, но, боюсь, не в нашу пользу. Ядрен батон! И мы нашим не поможем никак…

– Стопудово это фантом был. Закрыл нас здесь.

– С какого перепугу?

– Ржал демонически. Так ржут только фантомы в Зоне.

– Пи…ц!

Все угрюмо замолчали. Далекий глухой стук вывел из оцепенения.

– Какого стоим? Оружие готовим, фугасные, огонь, факелы, все, что горит, мля! Кто предупрежден – тот сами знаете. Живо.

Все трое бросились по углам, комнатам, в коридор. Собирали в картонные коробки бумагу, кальку, целлофановые пакеты, даже бумажный мусор из урн. Сухие тряпки, валяющиеся здесь с советских времен, коврик, халаты лаборантов, красное знамя. Все для факелов, для поддержки огня. Древко флага, ножки стульев и чертежные тубусы пошли в ход для держателей факелов. Корсар отломал деревянные перила для этих же целей. Мотали на них все, что могло гореть. Закрепили скотчем, веревкой, проводами, проволокой. Приготовили оружие – трассеры, дробь, ракетницу, гранаты.

– Так, парни. С гранатами аккуратней, себя ненароком завалим. Если это фантомы, а это они, то появятся только из-за двери. Больше им дороги нет. Внизу «энерго» – там им не пройти, да и ваще никому. Значит, «энерго» – наш надежный тыл. Спинами к ней, без оглядки. Держим лестницу и коридор. Первое – коридор. Зональщик, дуй туда – лепи растяжку у двери и в коридоре. У двери – «эфки», далее – сигналки. Надеюсь, понятно почему? Так… обожди. – Корсар приостановил проводника одной рукой, другой притянул к себе за затылок Бродягу, вдруг обнял обоих секунд на пять. – Други мои, братцы мои, все там будем. Это Зона! Если что – прощайте! Не казните себя, не материте меня – сами знаете, эта операция для добровольцев. Спасибо вам, друзья! Мне было ништяк с вами в Зоне! Все, а теперь за работу, парни.

Трогательно. Даже мило. Бродягу аж на слезу пробило.

– Вот на этой площадке, в углу, оставляем все лишнее – хавчик, снарягу, «слоников». Короче, все. Налегке примем этот бой. РЗК не снимать – немного бережет от тока и разрядов. Головы облить водой. Вон в бутыли литров пять осталось от ученых этих. Свою воду в угол, где пайки с едой, про запас. Фонари лепим на лоб и к плечам. Если что, стреляем по одному. Посменно, как в «двойке». Один перезаряжает, другой огонь. Третий на подхвате. Ясно? Коробки для костра в коридор – фантомы не терпят огня. Щит себе сделаем. Так. Что еще?

– Я к двери побег. – Зональщик зашагал по лестнице наверх, разгрузив на лестничной площадке свое барахло, а посох с оголовком из тряпок приставил к стене.

– Давай.

Бродяга выпрямился, попрыгал. Скрипела только прорезиненная ткань РЗК.

Корсар, прислушиваясь к нарастающему вою и хохоту мутантов и лихорадочно соображая, подозвал сталкера и шепотом сообщил:

– Бродяга, дружище. Если мы накроемся и останешься один, выбирайся отсюда, никаких операций и бункеров. Код к лаборатории на моем КПК, он вот здесь. Пароль – день рождения Зоны. Понял?

– Да, командир. – Бродяга закивал, глаза его повлажнели.

– Если выберешься – расскажи все. Про маршрут, ловушки, засады и «Бастион» этот сраный. Скажи, вертушкой можно сюда, но только за день до очередного Выброса – так аномалий-передвижек меньше. Ясно? Я на тебя надеюсь, Бродяга! Ну а если ты сгинешь – мне дальше одна дорога. Эх, паря, кажется, идут твари. К бою, сталкер!

Корсар засунул фугасный заряд в подствольную «обувку» своего АК-107, провел по бандане рукой в перчатке от РЗК, бросил на Бродягу прощальный взгляд и жестом указал следовать наверх.

Зональщик расставил петарды на коробках, натянул крестом проволоку сигналок и установил Ф-1 у двери, мотая проволоку от рамы к гранате и обратно. Только он согнулся, приседая и поворачиваясь спиной к двери, чтобы отползти, как вдруг дверь распахнулась, словно ее не закрывали. Щелкнула чека лимонки. Три секунды. Взрыв. Огонь, грохот, осколки. Ударная волна рванула на лестницу и опрокинула успевших пригнуться сталкеров. Перепонки чуть не лопнули вместе с глазами. Хохот фантомов возобновился не сразу. Точнее, это был уже вой, истошный ор, огласивший здание.

Бродяга приподнял с пола командира, помогая ему встать. Лицо пылало и чесалось, глаза щипало. Тошнота подкатывала к горлу. В ушах звенело и стучало. Окровавленные губы Корсара что-то шептали, но нельзя было понять и услышать его.

Бродяга поднялся, огляделся. Настроил фонарик. Направил перед собой ствол «отбойника», висящего через плечо на широком ремне, поднял импровизированный факел из скрученного знамени, запалил его и стал карабкаться к проему коридора. Облако взвеси из пыли, штукатурки и дыма не спешило рассеиваться. Луч фонарика метался по коридору, выхватывая очертания предметов – разбросанные взрывом коробки, обвисшая проволока сигналок, обезображенное тело Зональщика, куски двери. Бродяга не стал лезть за границу сигналок, а ногой начал двигать коробки в одну кучу, фонарем пробивая серую пелену. Услышал визг впереди.

– Где ты, уродина? – заорал сталкер.

На его крик отозвался хохотом мутант, считавшийся в Зоне одним из самых редких и опасных и при этом почти непобедимым.

– Покажись, тварь! – снова закричал Бродяга, выставив пылающий факел. Хорошо, что Корсар полил все набалдашники заготовок какой-то вонючей жидкостью из пробирок и колб одной из лабораторных комнат. Горело весело. Зато на душе было погано.

От третьего боевого клича сталкера с примесью мата не только очнулся Корсар позади на лестнице и показалась в проходе белая размытая фигура призрачного мимикрима, но и шевельнулась рука истерзанного Зональщика. Бродяга сначала подумал, что проводник превратился в зомби и пытается встать. Но его отвлек фантом, который оказался в коридоре не один.

За силуэтом мимикрима плыли белесые очертания свинорыла и крысоволка. Значит, и крысы рядом, мать их!..

Фантомы гоготали и извивались в предвкушении наживы и потехи, переливаясь бледно-розовыми и голубыми оттенками. Они заполнили своими полупрозрачными фигурами весь конец коридора, докатываясь уже до проводника. Тот запрокинул голову, точнее, то, что осталось от нее, и на мгновенье в луче фонарика очутился его блеснувший глаз. Один целый на всем кровавом месиве бывшего лица. И он моргнул. Точнее, подмигнул. Именно подмигнул.

Мурашки от ужаса у Бродяги дополнились непонятной, но теплой волной. Он увидел руку Зональщика, вытаскивающего из-под себя гранату. Что-то звякнуло.

Бродяга бросил факел и нырнул за угол коридора, на лестницу. В прыжке обхватил Корсара и рухнул с ним на площадку. Рванул взрыв. Не слабее первого.

Снова Бродяга вскочил и побежал наверх, не обращая внимания на стоны командира. Фонарик высветил длинный коридор, клубы дыма, всполохи огня. Злое шипение мутантов вселило в людей бодрость и воодушевление.

– Спасибо, друг! – почти вслух сказал Бродяга и как молотом начал долбить пространство перед собой из барабанного ружья. – Это вам, гады, за Зональщика! Это вам за Бастурму! За Пороха! За Ваньку Мокрого! За Гудвина. А-а-а!!!

«Отбойник» выпустил тучу дроби в коридор, сталкер выдернул кольцо РГО и швырнул ее вперед. Снова привычный уже прыжок на лестницу, Корсара под себя.

Взрыв. Бродяга махом стал заряжать «отбойник» патронами 12-го калибра. 15 секунд. Вперед. Его контратака повторилась снова. Ураганный огонь из многозарядного ружья, бросок гранаты, отход. Взрыв. И еще один выпад. На этот раз «отбойник» заклинило на шестом выстреле, а в коридор полетела последняя граната.

Если бы там были люди или мутанты из плоти и крови, то они из этой мясорубки не выбрались бы живыми никогда.

Но эти оказались фантомами!

Бродяга рванул наверх, стуча по барабану кулаком, выбивая заклинивший в прорези выбрасывателя капсюль. Ногами он начал сбивать коробки к центру коридора, заметив выплывающую из дыма химеру.

– Мля-я! – только гаркнул сталкер, бросая «отбойник» и выхватывая «вальтер». Опустевшая обойма не принесла результата, и Бродяга схватил потухший факел, чиркнул зажигалкой. Нет. Снова. Огонь охватил бывшее знамя вовремя – призрачная химера прыгнула. Угодив сначала в кусок проволоки, оставшейся от сигнальной растяжки, она чуть не зацепила ее, но, попав в пламя факела, зарычала и откинулась снова на самодельное заграждение. Сработал детонатор, воспламеняя заряды пиропатронов. Бродяга бросил в химеру факел горящим копьем и привычно нырнул на лестницу. На этот раз Корсар оклемался, а волна теперь оказалась не ударной, а огненной. Пламя во всю ширь коридора пронеслось в обе стороны, сжигая и испепеляя все на своем пути. Лестницу обдало жаром и секундным огнем, подпалив и сталкеров.

Фантомы полопались как мыльные пузыри. Вой утих и сошел на нет. Разбросанные коробки горели по всему коридору, освещая помещение. Гарь, копоть, дым, вонь и смрад вызывали спазмы и резь в носоглотке и глазах.

– Ни хрена себе, Бродяга! Ну ты, паря, дае-ешь! – Корсар, мотая головой, приобнял товарища. – Зачет тебе, боец.

– И Зональщику тоже… посмертно, – прошептал сталкер, опускаясь вдоль стены на пол.

Корсар все понял. И угрюмо сжал глаза и кулаки. Прошла минута. Командир спохватился, выходя из транса:

– Так, сталкер, посиди тут, отдышись, – Корсар глотнул воды из фляжки и протянул ее Бродяге, – держи. Я наверх, разведаю кое-что. Не теряй.

– Там это… проводника бы похоронить. А, командир? – прошептал Бродяга. – Давай я с тобой?

– Нет, я сам. Какой из тебя сейчас разведчик? Отдыхай, оклемаешься – собирай шмотье, БК подбей. Ну… а Зональщик… только… вряд ли мы его найдем там. – Корсар замялся на секунду, затем схватил автомат, заготовку факела и устремился наверх.

Прошли минуты. А может, вечность. Дыма стало меньше, огонь стих, звуков ноль.

Бродяга встал, отхлебнул воды, пытаясь понять, где он, что произошло и что делать дальше. Спохватился. Из оружия только нож охотничий да «вальтер» на полу. Ни гранат, ни серьезного вооружения.

Внизу щелкала, трещала разрядами «энерго». Сталкер зажег факел, включил фонарь, в правую руку взял пистолет (проверив обойму), медленно зашагал наверх.

Коридор представлял собой закопченный, разбитый, безжизненный туннель. Ни дверей, ни трупов, живых тоже никого. Ни криков страха, ни возгласов радости. «Где Корсар? Он же был со мной».

– Корсар! – позвал хрипло Бродяга, прокашлялся и уже громче: – Командир.

В ответ тягучая мертвая тишина.

– Корсар. Корса-а-р!

Нет ответа. Плохо.

Сталкер обследовал комнаты, обошел весь этаж до аквариума – никого. Стало жутко и очень одиноко. Ни дверей, ни окон.

«Люк!» – вспомнил Бродяга и нашел, что искал.

Пройдя к крышке пожарного хода и взявшись за нее, сталкер дернулся, вскрикнул от боли в конечностях и упал назад. Горящий факел выпал из рук. Бродяга матюгнулся и оглядел перчатки. Кожу под ними жгло, а резина вспучилась и потрескалась прямо на глазах. «Ни хрена се!»

Сталкер встал, осмотрелся. Возле двери в коридор лежало раскуроченное, обугленное взрывами и огнем ружье Зональщика. Сразу подкатил ком к горлу. В висках застучало. Проводник! Он считался одним из лучших сталкеров в Зоне. Бывалым и опытным. Забрал его Черный сталкер. Навсегда забрал!

Бродяга попробовал поддеть люк ружьем, используя его в качестве ломика. Никак. Стучал, ковырял. Безрезультатно.

Откуда ему было знать, что люк запечатан снизу аномалией «магнитуда», собравшей все железо цеха в кучу и разместившей все это на потолке гирляндой вниз. И вдобавок «синий огонь», гуляющий по цеху, сожрал все, что может гореть, даже тела мутантов и сталкеров. И только горевший остов пулемета Гудвина напоминал о недавнем скоротечном бое, проваленной операции и печальном конце спецотряда Корсара…

Глава 3

Чечня. Борзойский район. Варанды. 25 апреля 2006 года

Утро в горах, вдали от цивилизации, дорог и людей, встречали на первом привале. Светало. С востока забрезжил рассвет, сразу переходящий за отроги Северного Кавказа, бросающие тень на местность. Дубово-грабовые чащобы медленно сменялись на более высокие, но тоже плохо проходимые кленово-липовые леса с примесью ильма и ольхи. Сырость ночи оставила свой мокрый отпечаток на всем, что приходилось проходить: на почве, камнях, ветках, листьях, траве. Угрюмые заросли неохотно расставались с потемками, в некоторых девственных уголках храня их и до следующей ночи. Крутые горные тропинки, точнее, лесное бездорожье, выбирались командиром наугад – иногда это были протоптанные дикими животными еле заметные извилистые дорожки. Ден, растворившийся где-то далеко впереди, не оставлял никаких следов и не имел права и возможности натоптать ориентир. Командир вел группу, каким-то чутьем обнаруживая и определяя наилегчайший и безопасный маршрут. Изредка сверялся с компасом. Выключенные КПК заранее спрятаны в рюкзаки и нарукавные карманы, а других электронных и навигационных приборов не было.

Элементы груза «Z» не тащили на себе только авангард и арьергард – Ден и Никита. Снайперам запрещалось вводным инструктажем обременять себя лишним весом, хотя тройные БК плюс гранатометы и так утяжеляли до 40 кг рюкзаки с комплектом личных принадлежностей. Ведь от сноровки и реакции снайперов дозора и прикрытия зависела не одна жизнь в группе.

Полночи хода с тремя десятиминутками перерывов-отстоев дали знать свое на первом привале. Ученый, тащивший только наиболее значимые элементы секретной установки, свалился чуть не замертво. Пар валил от него, как от самовара. Даже Орк и Баллон, два крепыша-увальня в ГОНе, подвыдохлись, отвалившись спинами к валунам. Они шустро, с выдающей немалый опыт резвостью, скинули тяжелое вооружение, части груза «Z», расстегнули и стянули рюкзаки, задрали ноги и стали разминать икроножные мышцы. При этом успевая чего-то жевать и шутить – пусть плоско и грубо, зато к месту и ободряюще для других, угрюмых и замученных членов отряда.

На часах остались снайперы, а костяк ГОНа позволил себе расслабиться, перекусить, ополоснуться в горном ключе, не забыв о маскировке.

Чистейшая ледяная вода толчками била меж двух камней, обросших влажным мхом, и радовала не только взор, но и пересохшие глотки, потные лица и натертые конечности. Туман почти не двигался, а молочной пеленой еле-еле сползал в расщелины долины. Недалеко гудела Аргунь. Теперь маршрут должен был сворачивать на запад, в сторону Ингушетии, вдоль русла Варанды, к ее истокам.

– Будет все тяжелее и хуже, – вдруг «приободрил» Рогожин, ковыряясь в набедренном кармане, – подъем вверх, в горы, плюс потеря первоначального темпа и упадок сил. Ну и медленнее теперь придется идти еще и оттого, что наступает день, а вокруг владения Садулаева.

– Спасибо, полковник, обнадежил, – вздохнул Козуб.

– Я, кажется, отдал распоряжение обходиться псевдонимами?! – Рогожин недовольно взглянул на Подпола.

– Виноват… Запал, – Козуб усмехнулся и отвернулся в другую сторону.

Вся команда развалилась по склону ложбинки на удалении друг от друга, но в пределах видимости. Чтоб брошенная врагом граната не завалила скопом всех сразу.

Привал продолжался полчаса, и вскоре навьюченная фигура Будынника растаяла в плотной завесе тумана.

Белесая мгла поглотила группу и всю низинку журчащего ключа, пробивающего себе невидимый путь к другим водным артериям этого предгорья. Почти полное безветрие здесь, в многочисленных ложбинах Аргуни и Варанды, ничем не нарушалось в это туманное утро – ни людьми, ни зверями, ни выстрелами, казалось бы, уже далекой войны.

Минут на пять в низинке вакуумом застыл покой.

Но вот беззвучно, не нарушая ни одного элемента пейзажа, появилось лохматое зеленое существо, по-кошачьи мягко и осторожно передвигаясь вслед группе. Второй номер, стрелок прикрытия и зачистки Истребитель, в маскхалате снайпера-разведчика, плавно и выборочно ступая по камням кроссовками со специальной каучуковой подошвой, но вместе с тем быстро и ловко удаляясь, не задерживаясь на одном месте, через минуту растворился в пелене тумана. От его проницательного взора не ускользали никакие детали: ни фантик от конфеты, оставленный очкариком-ученым и, естественно, подобранный Никитой; ни вьющаяся во мху змея, возвращающаяся на потревоженное место лежки; ни клокочущий под камнями горный ручеек.

Вот уже третий час Никиту не оставляла мысль о какой-то смутной тревоге, постороннем давлении извне. Интуиция вроде бы и не глючила, не зудело в голове, как часто бывало в опасных ситуациях раньше, но ощущение чего-то необъяснимого не покидало, а скорее, росло и усиливалось. А уж свои инстинкты и внутренний голос командир спецназа научился сканировать и слушать давно, еще с событий в Шумени, встав на путь ликвидатора под прикрытием[1].

Анализ возможных побочных явлений, беспокоящих шестое чувство снайпера, пока не приводил ни к каким явным выводам. Электронный глаз спутника следит за группой? Или зверь какой? Может, маячок или жучок на теле кого-то из бойцов? Или бинокль параллельно курсу ГОНа? Или по следу кто?

Никита юркнул за валун, присел. «Муха» клацнула по камню за спиной. «Неаккуратно. По следу?» Да вроде он не лошара, чтоб позволить встать кому-то между ним и группой или вообще позади себя. «Обожду, посижу. Хотя нет, не здесь. Место явной засады. Да и туман мешает. О! Воткну-ка я «эдика», а сам во-о-н там залягу. Нет, мало «эдика», растяжечку сварганю».

Никита метнулся за соседний камень, оттуда к корню ясеня, в две минуты соорудил сюрприз, прикрыл листочком оголовок шашки и моментально исчез за кустами.

Эффект от срыва растяжки «ТОЗика» не хуже, чем от ручной гранаты. Тротил-осколочный заряд. Стержень тротила толщиной с фломастер, помещенный в поллитровую пластиковую бутылочку из-под спрайта или фанты и засыпанный любым осколочным наполнителем – битым стеклом, обувными гвоздями, дробью, с простым ударно-воспламеняющим капсюлем, производит хлопок, поражающий все живое в радиусе 10 м. Самоделки, но эффективные.

«Жаль будет животное, лучше бы бородатых парочку поймать!» – подумал Топорков, перелезая очередную гряду камней.

Животное не попалось на смертельную ловушку. И бородатые тоже. Никто не влип в мину-растяжку. Черные берцы аккуратно переступили тонкую стальную нить. По едва уловимому сигналу растяжку перешагнули еще шесть пар аналогичной обуви. След в след. Интервал в десять секунд. Пальцы в перчатке легонько отогнули листик ясеня, обнажая горлышко бутылки, наполненной дробью. Удивленное «хм», рука исчезла, военные ботинки, крадучись, удалились в рассеивающийся туман.

Вслед группе спецназа ГРУ…

Жара полудня добралась и до самых глубоких ложбин предгорий Кавказа. Ни кроны русловой поросли, ни влага ручьев, ни близость тающих ледников не спасали людей от духоты и пекла полуденного солнцестояния. Пить хотелось ежеминутно. Груз и БК тянули магнитом вниз. Шаг давно сбился, дыхание тоже. Ломота в суставах и мышцах, натертость кожи, жажда, едкий пот нещадно угнетали и вносили дискомфорт в монотонность марш-броска.

Ладно, хоть бежать не нужно!

Привал собирались делать вечером, перед последним «щелчком» до точки назначения. Разведчики, будучи опытными профи, подольше берегли силы, терпение и даже слюну, медленно растрачивая НЗ собственного потенциала. Остальные сдохли давно, и никаких НЗ уже в помине не было. Козуб еще куда ни шло – держался, хотя стал чаще спотыкаться, пить, останавливаться, потирая подреберье. Хуже всех выглядели ученый, военврач и военхимик. Если последние двое просто выдохлись и начали тянуть группу, то Мешков вообще упал и не вставал, оглашая низинку стонами – случилось именно то, чего и следовало ожидать и бояться.

Намеренно делать привал и принуждать подчиненных к несвоевременному отдыху командир не собирался. Он жестом приказал цепочке продолжать путь, вернулся на сотню метров, молча приподнял за плечо ученого. Тот кряхтел, ахал и что-то причитал, словно пьяный, постоянно заваливаясь на бок.

– Мешок, держись. Ты же мужик, ептеть! – вдруг твердо и сухо сказал бедолаге в ухо Рогожин. – Твой прибор бросим здесь.

– Что… что вы?! Нет… нельзя… никак невозможно это! – сбивчиво загундосил очкарик, уже не смахивая от бессилия пот с очков.

– Тогда вперед, ботаник. Только вперед, иначе мы не явимся к месту в назначенное время. На вот, лопай, глотай, поможет. – Командир грубо засунул тому в рот желатиновую капсулу.

Мешков, все еще сбивчиво дыша, заглотил пилюлю-анаболик и виновато сморщился.

– Простите! Я… Я не хотел, я не буду отягощать группу.

– Все, вперед, – бросил Рогожин, дожидаясь, когда ученый взвалит за спину груз.

То ли слова полковника об угрозе срыва сроков операции помогли, то ли сильнодействующий эффект капсулы, но ученый, крякнув под тяжестью груза, ускоренным шагом двинул дальше, по склону ручья. Рогожин утер пот с лица, прищуренным взглядом окинул местность и зашагал вслед Мешкову.

– Двинули. Можно, – шепнул он в усик наушников, перекладывая на левое предплечье автомат с подствольником.

– Есть, пошел, – отозвался эфир со стороны Истребителя.

Около часа цепь двигалась вдоль русла ручья, по кромке бурлящего на порогах потока и полосы разнотравья и кустов ольхи. Пользуясь случаем утолить жажду и охладиться ледяной водой, бойцы периодически прихлебывали из ручья и брызгали себе на лица и шеи.

Полсуток миновало без казусов и ЧП. Группа пока не встретила на пути ни препятствий, ни засад, ни форс-мажорных обстоятельств. Рогожин постоянно щурился, недолюбливая солнцезащитные очки даже на гражданке, в отпусках и увольнительных. Тонкие морщины разрезали смуглое лицо от глаз к вискам, старя его лет на десять. Отдавая редкие команды и проверяя живучесть снайперов, командир умело вел группу среди, казалось бы, нехоженых дебрей, но неизвестным маршрутом, это точно.

С учетом предстоящего вечернего привала, учета времени на форс-мажор и соблюдения темпа движения ГОНа форы натикало часа на три. Дай-то Бог!

Идиллию похода первым нарушил Холод.

– Прием. Холод на связи, – шикнули наушники всех бойцов, – машинам стоп. У меня тепло.

– Сели все, – скомандовал Рогожин и присел сам, снимая автомат с предохранителя, – смотрим в оба. Держим сектора.

Ден не торопился. Он медленно водил стволом СВД по сторонам, изучая окрестность в прицел. Медленно, плавно. Останавливаясь на подозрительных местах – кустах, валунах, затемнениях леса. Только потом, убедившись в безопасности сектора, искоса оглядывая местность, поднял из ручья бумажку и пересел за валун.

– Это Холод, у меня чисто.

– На связи Запал. Всем отбой. Что у тебя, Холод?

– Э-э… наклейка от тушенки, свежая.

Рогожин подумал секунду, прислонившись боком к камню.

– По ручью?

– Да, взял по ручью.

– Понял тебя. Идем дальше. Смотри в оба.

– Есть в оба.

Группа двинулась дальше, но не прошла и сотни метров по сложному рельефу, как снова присели по той же команде. Согласно инструктажу никто не имел права вклиниваться в диалог или команды старшего группы, конечно, исключая случаи срочных и чрезвычайных обстоятельств. Все ждали. Молча. Терпеливо. Хотя натруженные мышцы в положении сидя сводило судорогами и коликами.

– Запал, я Холод. Еще значок. Жвачка. Старая.

– Я Запал. Как природа?

– Природа тихая. Чисто и холодно. Это не туристы и не пастухи.

– Я понял тебя. Принято. Сидим, ждем. Тишина в эфире.

Истребитель, слушая переговоры, анализировал встреченные первым номером знаки. Наклейка от тушенки, жвачка. Следующим что будет? Растяжка? «Лягуха»? Или сразу атака засадного полка?

– Запал. Я Истребитель. Может, мы с Холодом качнем квадрат?

– Я сказал, тишина в эфире. Ишь, качнем ему! – Последние слова Рогожин промолвил уже про себя, лихорадочно соображая ПДД.

План дальнейших действий родился через минуту-две.

– Так. Качаем квадрат. Холод левый склон, Истребитель – правый. Баллон держит русло. Я напрямки. Действовать по обстоятельствам. Тротил страхует зад. Остальным на месте. Все, пацаны, работаем.

Никита улыбнулся.

– Я Истребитель. Мне семь минут надо.

– Понял. Принято. Пошел.

Никита перекочевал через ручей, раздвинул кусты ильма и юркнул, не оставив ни следа на траве, ни обломанной ветки. Через шесть минут он уже находился с Деном на одной линии, перпендикулярной ручью. Средний зубец «вилки» тут же занял Рогожин, выбрав поток воды в качестве тропы. Сзади его страховал пулеметчик на отдалении до 50 метров.

Полчаса ушло на прочесывание местности, прежде чем была дана команда «отбой». Пока Ден отрывался вперед, а отставшие нагоняли авангард, Запал, Истребитель и Баллон отдохнули и привели себя в порядок. Никита съел пару галет, освежил во фляжке воду из ручья, командир покурил, закопал окурок, придавил камнем. Баллон просто лежал на сухой гальке. Вскоре группа двинулась дальше, в сторону возвышающихся вдалеке белоснежных гор.

– Товарищ генерал, внеочередное донесение от Шурави. – Капитан спецсвязи вырос перед начальником, поедающим борщ в шатре-столовой.

– Что там? – Генерал чуть не поперхнулся, схватив листок бумаги из рук Мохова. Пробежался глазами по строчкам. За ним, замерев, следил начштаба.

– Чтоб вас… – Генерал мысленно, почти вслух послал пару нехороших слов в чей-то адрес. – Полковник, кажется, мы с вами были правы насчет возможных форс-мажоров и заторов по ходу рейда ребят. Судя по признакам, найденным ими, и согласно рапорту Рогожина – есть вероятность столкновения с противником. По маршруту ГОНа.

– Что-то серьезное? Наткнулись?

– Ну, пока нет, но знаки, судя по всему, принадлежат боевикам. Ладно, ждем. Что нам еще остается делать? Москвичам пока говорить не будем – чего зря волновать старика? Может, пронесет.

Не пронесло!

На скрытый дозор боевиков Ден напоролся как-то неожиданно и резко. То ли за день рейда устал, потерял бдительность, то ли стечение обстоятельств, ландшафта и человеческого фактора такое. Но не потерял спецназовец выучки и опыта – все же он первым заметил чечена за валуном, царапающего ножом на прикладе винтовки какие-то символы.

Иногда одна секунда решает в жизни многое – нередко она решает сохранение самой жизни.

В одну секунду Ден не только встретил смертельную опасность, но и успел оценить положение. Выглядит нелепо, сомнительно, но мозг разведчика на рейде работает в особом режиме. Это за партой он будет долго думать над формулой или вспоминать правило написания «не» с прилагательными, а в боевых условиях его ум не сравним с мудростью ни одного ясновидца планеты, не говоря уже про реакцию.

Намеренно выроненная из рук винтовка не успела еще упасть на мох, а уже выпущенная из рукава «килька» поразила боевика в область живота. Противник тоже выронил оружие, но от боли и внезапного ужаса, длившихся еще две секунды. Лохматое зеленое существо, не стесняясь заплечного рюкзака, гранатомета и неудобного подъема, молниеносно, в три прыжка, преодолело дистанцию и с воинственным рыком набросилось на чеченца.

Первый удар ногой по рукоятке «кильки», вгоняя ее глубже в пупок, второй рубящий – рукой в область шеи и, с уворотом, захват головы в замок. Резкий сцеп, напряг и хруст в шейных позвонках.

Конец.

Ден встрепенулся, поднялся с камней, унимая легкую дрожь в руках и слабость в ногах, начал разминать конечности. Бегло осмотрел убитого, оружие, поднял свою СВД. Осмотрел прицел. Порядок. «Кильку» – трехгранное лезвие длиной с ладонь – вынул из тела боевика, обтер об его же одежду от крови, вставил обратно в ножны-трубку до щелчка. Сунул импровизированный сюрикен в потайной карман рукава. Наклонился и почти без смущения забрал у покойного двести баксов, свернутые как для стриптизерши. Может, и фальшивые, но черт с ними.

– Я Холод. Жарко. У нас гости. Уровень два. Как понято?

– Еп… Понял тебя. Всем первый уровень, – отозвались наушники. – Качаем квадрат. Истребитель на исходную. Работаем расческу.

– Есть.

– Есть.

– Принято.

– Есть, Запал.

Когда бойцы заняли боевые позиции, оставив в тылу ученого, военврача и военхимика под охраной Козуба, Рогожин отключил гарнитуру связи и повернулся к своему заму.

– Как думаешь, Никит, много их там? И что там?

– Ну не схрон и не привал – это ясно, как божий день. Скорее – капитальный лагерь. Потому что пост давнишний, чистый, не как в спешном рейде. Вытоптано на лежке давно и много. Кусты все обосраны тоже давно. Камень у ручья весь покоцанный каблуками. Явно не за один день. Налицо охрана лагеря, кстати, когда-то и сменяемая.

– Красава, майор. Ладненько. Ну и? Твои выводы.

– Впереди неплохой лагерь чехов. Может, даже Садулаева. Подлежит срочной ликвидации либо с воздуха по нашей наводке и координатам, либо тут же самими нами.

Никита заулыбался, хотя за лицевой сеткой-маскировкой и разводами краски было не понять его мимики.

– Ишь ты, архаровец! – Рогожин перевернулся с боку на спину. – У нас приказ в бой не вступать, проблем не наживать, установку доставить, бойцов и штатских не потерять. Что скажешь, замбой?

– Хм… Ну в бой мы уже вступили, скажем так. Холод щас, глядишь, еще один-другой снимает дозор. – Никита опять улыбнулся. – Проблемы уже нажили, командир. По крайней мере, после нашего ухода, а может, и вслед нам. И очень скоро! Угрозы штатским и грузу пока не наблюдаю. Предлагаю сообразить планчик уничтожения энного бандформирования, как только доложится Холод.

– Смотрю, – полковник цыкнул и сел, – больно умный у меня замбой. Планчик уничтожения ему, ишь! Догадался или подсказал кто?

– Никак нет, командир. Сам. Ну что, ждем Дена?

– Да остынь ты! – Рогожин бросил камушек с холма в ручей. – Так. Никаких ликвидаций. Уносим тело чеха, запрячем дальше. Следы проверишь лично, точнее, их отсутствие. И на все четверть часа. Как понял?

– Командир. Давай подождем Холода. Новости с фронта.

– Отставить! Ему задачу поставлю валить на запад от возможного лагеря. Сами уходим отсюда во-о-н через ту ложбину к высотке справа.

Никита почесал затылок шлема, типа уняв зуд потной головы через кевлар полусферы, сделал горемычную гримасу и встал.

– Есть отставить. Только не отзывайте его пока, засветите, вдруг он в этот момент кошелек щипачит.

– Знаю, знаю. Ждем его сигнала. Глянь, что там ботаник наш.

Никита взял «Вал» наперевес и начал спускаться к ручью. Вот жара, еклмн!

Вдруг в наушнике отозвался Денис.

– Я Холод. Триста метров на юг, за скалой влево, лагерь чехов. Бородатых голов с десяток, считая два поста с востока и запада. Палатки, землянки, схроны, шалаши… – Ден умолк.

– Ну, вот видишь! – повернулся Рогожин к заму, не успевшему уйти. – И на старуху бывает проруха. Уходим, пусть живут… пока.

Но тут снова зашептали наушники, видимо, Ден что-то не договорил.

– И еще. Похоже, зиндан у них там и заложники… наши, славяне.

Лицо Рогожина вмиг сменило цвет и мимику. Неприятные мурашки побежали и по спине Никиты. Неприятная новость. Мягко говоря.

– Повтори! – Полковник чуть не закусил усик гарнитуры связи. – Похоже или точно? Подтвердить.

– Я Холод. Вижу до отделения боевиков. Двое с оружием. Перед ними на коленях гражданский. Плохо выглядит. Один бородатый бросает в яму еду. Навряд ли собакам. Как поняли? – отозвался Ден, выбрав где-то укромное местечко и через оптику созерцая лагерь боевиков.

– Принято, – Рогожин, как под тонной груза, устало и тяжело уселся на дерн, – продолжай вести наблюдение.

– Есть.

Молчание. Только шелест листьев над головой да журчание ручья на перекатах. Тишина в эфире. Все слышали этот диалог, но угрюмо и терпеливо ждали. Ждали решения командира и дальнейших действий. Если в лагере действительно наши заложники – пленные военнослужащие, а тем более гражданские, тут сам Бог велит принять нужное истинное и единственное решение. Прошла минута. Рогожин снова приподнялся, проницательно посмотрел на замбоя. Брови вздернулись – типа, ну что?

Никита несколько секунд напряженно смотрел в глаза командиру, не глотая, не шевелясь. Затем вздохнул и вытянул сжатый кулак с разогнутым вниз большим пальцем.

Рогожин надул щеки и медленно выпустил воздух.

– Холод?

– Да, командир.

– Доложить точные сведения по обстановке. – Рогожин не сводил взгляд с Истребителя, тот кивнул в знак согласия.

– По скрытому посту охранения с двух точек лагеря. Восток и запад. С юга не наблюдаю, видимо, со стороны гор никого не ждут… – начал доклад Ден.

– Холод, докладывать по визуальности объектов, а выводами займутся другие, – перебил Рогожин, – дальше. Меня интересуют живые силы.

– В пределах видимости девять чехов и один… э-э… гражданский. Руки связаны за спиной. Плохо видно… Опс. Второй заложник. Екарный бабай! Баба! Гм, виноват. Женщина. Вытаскивают из зиндана. Тоже связана. Ну и видок у нее! Никакая. Чех ведет ее к остальным. Грубо ведет. Так. У ямы остался еще один чех. Сидит… да… сидит, бросает камни в яму. Ржет…

– Много текста, Холод. По людям понял. Что вооружение и состав лагеря?

– Стрелковое, легкое. У всех АКМы, винтовки какие-то. Не различу. Ан нет. Наблюдаю самовар, разобранный. Ящики. Та-а-к. ПКМ. В сторону тропы на восток заряжен. Пара РПГ. Все. Четыре палатки – одна армейская, другие э-э… какие-то туристические. Четыре шалаша. Два входа в землянки. Одна добротная, с бруствером, наката в три. Виноват. Вон еще землянка – схрон. В нее полез чех с котелком.

– Они что, костер жгут?

– Нет костра. Не наблюдаю ни огня, ни дыма, ни запаха.

– Что еще, Холод?

– Ну стандартная оборона. Херовая. Виноват. Растяжки. Да типа скрытые дозоры. Запал?

– Понял тебя, Холод. Продолжать…

– Заложницу поставили на колени рядом с первым. Того ударили. Видно, не раз уже. Визуально подтверждаю статус заложников. Как поняли?

– Принято. Продолжать наблюдение.

– Есть.

Полковник не отрывал взгляд от Истребителя, будто на нем клином сошелся белый свет. Но видно было, что командир думает. Глубоко думает. Решает.

Позади Никиты, в метрах десяти, Баллон с Орком о чем-то спорили. Так, междусобойчик, не в эфир. Судя по всему, куда и как припрятать труп боевика. Получив приказ старшего, они стащили тело к ручью и теперь решали в дискуссии, притопить его камнем в омуте или закопать. Вроде не первый раз доводилось проводить такие «похороны» в рейдах, но здесь, в короткий срок, без наличия даже нормального хвороста и почвы их спор малость затянулся и отвлекал.

– Э, орлы, – Никита шепнул по связи, а жестами сопроводил, – притухли там. Ручей не гадить, камнями не звякать. Вон старый бук гнилой лежит – приподняли и похоронили. И махом. Выполнять.

– Есть, – приободренные вмиг решенной проблемой бойцы кинулись выполнять поручение.

– Запал. Я Подпол. Разреши? – просипели наушники.

– Слушаю.

– Если вы решаете там о спасении каких-то заложников, позволю напомнить о приказе и жестких требованиях командования операцией. Вы можете сорвать план и задачи операции, отклонившись от главной цели, и поставить под удар людей и исход задания. Необходимо продолжить рейд, а о лагере доложить в Центр. Там решат дальнейшие судьбы пленных.

– Ты закончил, Подпол? – Рогожин прижал усик гарнитуры к уголку рта. – Всем слушать сюда! Спасибо за мнение, доложить в штаб я обязан и сделаю это. Но решать судьбы заложников будем здесь, сейчас и именно мы. Там есть гражданские, спасти которых – наша прямая обязанность и долг. И среди них могут оказаться и твои земляки, Подпол. И брат Пыть-Яха, пропавший год назад где-то здесь, в гребаных горах! А может, чей-то сын, отец, мать! Согласую с командованием. Отбой связи.

Никита кивнул. Чуть улыбнулся. Командир остался невозмутим, на его лице не дрогнул ни один нерв. Даже тащившие труп боевика Орк с Баллоном застыли на ходу, переглянулись и как-то более уверенно и бодро поперли дальше.

– Пыть-Ях? Связь со штабом. – Рогожин разогнулся, встал и направился навстречу радисту, выскочившему из кустов. – Истребитель. Обеспечить наблюдение за сектором лагеря. Остальным легкий перекус, но стволы по тылу. Все.

– Есть. – Никита перекинул автомат и рванул вдоль русла вверх, аккуратно с камня на камень, тренированно выдыхая при каждом шаге.

Что доложил, как обосновал и какие ответы получил командир по связи с Центром, сидя рядом с Пыть-Яхом и его заплечным «ящиком», неизвестно, но через десять минут в наушниках раздался его голос, не очень бодрый, но еще более уверенный и твердый.

– Группе слушать приказ. Холоду, Истребителю и Тротилу обеспечить безопасный отход группы мимо лагеря противника, а затем ликвидировать боевиков. Заложников, кем бы там они ни были, освободить и по обратному маршруту вывести на Большую землю. Доставить в Центр. Лагерь скрытно подготовить к уничтожению по варианту «сюрпрайз». Обеспечить полную маскировку пребывания группы, можно с наличием ложного отхода. Сроки выполнения задачи не устанавливаю в силу невыясненной физспособности заложников. Состав подгруппы отхода – Истребитель, Тротил. Холоду по завершении варианта «сюрпрайз» нагнать и присоединиться к основной группе. Как понято? Доложить.

– Есть, – неуверенно отозвался только через пять секунд Никита.

– Удачи вам, бойцы! – вторил ему командир.

Мимо Истребителя, присевшего на камне у ручья, спешно прошли остатки группы. Каждый взглянул на Никиту, в мимике и жестами передавая сочувствие, поддержку и горечь расставания. И пожелание успеха.

Подошел Рогожин, дал несколько ЦУ, пожал руку.

– Сам понимаешь, какая ситуация, какова цель рейда и ставки на кону?! – закончил полковник. – Удачи, майор!

Он хлопнул Никиту по плечу, подмигнул и пошел вдоль ручья. За ним последовал радист, поправив ценную ношу за спиной и взяв в руки по ящику. Рогожин нагрузился не меньше, тоже забрав элементы груза «Z» у Будынника. Последний присел возле Никиты, сняв шлем и утирая лысину платком. Тягостно было провожать сослуживцев, навьюченных, как ишаки бандкараванов, и исчезающих в зарослях кустарника.

– Вот и прогулялись! – то ли с досадой, то ли в шутку бросил Никита. – Щас три минуты пулевой и сутки чапать с пленными тихоходами на базу.

– Может, оно и к лучшему, а, майор? – Будынник устало сгорбился, глядя на пену ручья и перекатов. – В часть, в баньку. Ползадания выполнили. Да еще заложников спасем, приведем. Да отделение бородатых покрошим. Трофеи опять же…

– Так оно, Петро. На коечке, с телевизором неплохо. Да если еще борщечок с гренками, да Зинку столовскую за жопу помять, так ваще-е красота, да, Петро?! – Никита улыбнулся, сломал веточку, вздохнул тяжко.

– Ну, товарищ майор… – засмущался капитан.

– Ладно, ладно. Понимаю. Я за другое парюсь. Ну сработаем лагерь, ну заложники, трофеи. Все ясно. А ну как если на возврате на костяк чехов нарвемся? Ежу ясно, что свалили они с гор пострелять, оставив горстку своих шаурму жарить. Вон сколько недвижимости Холод насчитал. Явно бродят до взвода где-то, суки! Жить не дают спокойно. Может, уже и возвращаются обратно, а, Петро?

Будынник аж встрепенулся, невольно осматриваясь.

– Тем паче, чую, не одни мы здесь, капитан, – продолжил Никита, – как будто по следу кто идет. Или беспилотник следит.

– Да не, майор, не могет быть таво, – заерзал капитан.

– Могет, не могет – на душе хреново, Петро. Ставил растяжку, фильтровал сектор – ни хера.

– Может, «эдика»? Или…

– Может, и «эдика». Так, харэ мерзнуть, подъем. Пострелять надо маленько.

Никита поднялся, вслед ему Будынник, кряхтя под весом БК. Груз сплавил, но кило тридцать висячкой осталось. Никита, как старший подгруппы, отдал распоряжения обоим капитанам, умылся в ручье, попил и достал «ЭДДК-М» – электронный датчик давлений и колебаний, прозванный у спецов «эдиком». Китайская штучка, похожая на спичечный коробок, только из пластика, микросхем, лазера и батарейки. На черном рынке штуки две в рублях.

Никита дождался ухода Будынника, побежавшего на исходную, и внимательно прокачал пригорок, где Холод завалил чеха и где перекуривала недавно вся группа. Небольшой распадок между трехметровыми скалами ручья и кустарником как нельзя более кстати подходил для ловушки.

«Ага! Вот оно», – смекнул Топорков, ловко и быстро спрятал устройство в щели одной из скал, направив электронный глазик на ручей и бережок с мини-полянкой. Включил его и осторожно отошел вдоль скалы, пятясь как рак. Осмотрел место, просчитал что-то в уме и побрел по ручью вверх. Натоптанный дерн пригорка устроил его вполне.

Основная группа спецназа «Шурави» медленно, но верно приближалась к точке назначения. Снайперских номеров с ними больше не было, груза стало больше, сил меньше. Но и до цели оставались считаные часы. Замыкал цепь Баллон. Догнав быстрее, чем надо, военхимика, он позволил себе на минуту отдохнуть, обернувшись в сторону оставшихся друзей. Здоровяк опустил пудовый ящик груза прямо в воду ручья, рядом прикладом РПК-203 оперся о камень и облизнул потрескавшиеся губы. Взгляд его сузившихся зрачков, устремленный вдаль, поверх крон мелколесья, блуждал по размытому горизонту.

– Я с вами, пацаны! – прошептал пулеметчик. – Увидимся.

Затем он взвалил ношу на плечи и зашагал вслед группе и маячившей спине военхимика.

– Ну что, братцы, работаем?!

– Работаем, командир.

– Зачистим скаутов бородатых!

– Принято. Огонь на поражение. Начали. Танцуй, Холод.

Семь человек в черной униформе и такого же цвета шлемах с тонированными стеклами-забралами как у городских байкеров, услышав приглушенный выстрел, вмиг повалились на камни. После второго выстрела передний черный дал знак, и отряд рассыпался по ложбине. Третий, а за ним сразу четвертый выстрелы раздались через пять секунд.

– Умерли все! Ждем, – прозвучала команда старшего.

Сам он вжался в дерн, припав щекой к почве. Шлем лежал рядом. Со стороны казалось, что все расстреляны, – так неестественны и неподвижны были их тела. Старший, будто бы слушая дрожание земли, приник к ней, слился с поверхностью пригорка. И вдруг взгляд его в упор сфокусировался на жуке, преодолевающем ямку в почве. Голова приподнялась, черные зрачки сузились, рассматривая почти четкий рисунок подошвы, вмятину от каблука военного бота. Для пущей убедительности он потрогал отпечаток обуви пальцами, ехидно улыбнулся.

– Лошары.

– Что, Кэп? – раздалось в динамиках шлема.

– Это не вам, парни, – черный поднял свою сферу, надел, поднял стеклозащиту, – есть знак. Здесь они прошли.

– Конечно, здесь, в этой долине один путь – вдоль ручья, на юг. Справа гряда скал, слева полоса кустарника, за которой открытые безлесые поляны. И спуск в Аргунское ущелье, – добавил третий в цепочке, сверяясь еще и с GPS-навигатором.

– Окей. Отлично, парни! Заняли позиции вкруговую, прямо здесь. Никуда не лезем. Ждем. Похоже, они там с кем-то встретились, раз умудрились пошуметь. Смотрим ловушки в оба. Червь, с оптикой и сканом вперед. Змеей ползи, разведай. Не попади в буллщет. Мы будем здесь, в любом раскладе.

– Яволь, Кэп.

– Форвард.

Один из цепи отделился и ужом пополз в кусты, огибая огромный валун слева.

Всего метра два его отделяло от тонкого невидимого лучика «ЭДДК-М», пересекающего от скалы русло ручья и пригорок с валуном.

Дождавшись, когда капитан-сапер засел за крайней землянкой, приготовив «Зарю» в одной руке и ПМ в другой, Никита в оптику отметил изготовку Дена. И дал команду.

Он четко снял с «Вала» пулеметчика на восточном дозоре, сразу перенес вооруженный взгляд на центр лагеря. На пожилого чеченца с радиотелефоном в одной руке и куском жареной баранины в другой. Рядом с ним по-турецки сидел боевик в теплом халате поверх свитера и что-то вертел в руках.

Выдох-вдох. Лязг, похожий на передергивание затвора. Тяжелые пули весом шестнадцать граммов снесли обоих чеченцев наповал. Перенос прицела. Хлопок. Второй. Еще один чех, рассыпав мозговую кашу из разбитого черепа, канул в века.

Два боевика возле заложников обернулись, увидев падающие тела. Одного Никита успел срезать короткой очередью, а другой дернулся было в сторону женщины. Хлопок эсвэдэшки Дена свалил его в прыжке. Никита выпустил в агонизирующее тело еще пару пуль. Наверняка.

– Тротил, пошел. Холод, вали охрану.

Негромкий выстрел Дена. Дозорный на западе аж отлетел к дереву и сник с дырой в груди. Будынник подскочил к входу землянки, закинул «Зарю», выждал две секунды и нырнул внутрь. От ослепительной вспышки бесшумной спецгранаты вряд ли кто останется зрячим.

– Чисто. Лечу дальше, – сообщили наушники.

– Шалаш у валуна. Он мой. Холод, твой у зиндана.

Выстрелы. Бесшумные «Вала» и парочка из СВД Дена. Охранник зиндана, выставивший АКМ наизготовку в сторону невидимого врага и наложивший в штаны, мешком полетел в яму. Кубарем выскочивший из шалаша боевик распластался в смертельном объятии с родной землей.

– Второй блиндаж чисто, – доложил Будынник, – иду дальше.

– Мама, папа и я – спортивная семья! – Никита прострочил очередью шалаш. Быстро сменил магазин, предусмотрительно лежащий рядом. Два десятка пуль очередями покрошили еще три шалаша.

– Объектов не наблюдаю, – сообщил Холод, – чисто.

– У меня также, – ответил Никита, – Тротил, что у тебя?

– Остался один блиндаж. Я у входа. Готов, но «Зари» нет больше, – сказал Будынник, – так пойду.

– Действуй, Тротил. Холод, прикрой, я выдвигаюсь.

– Есть, командир.

Никита взглянул на лежащие рядом РПГ и снарягу, снятые для облегчения действий, и, качая маятник, устремился в сторону лагеря, глядя под ноги. По камушкам. Прыг-скок.

– Вижу тебя, Истребитель. Веду.

– Держи палатки, я к Тротилу.

– Держу.

Вытоптанная и вышарканная десятками ног лесная поляна лагеря представляла из себя площадку скаутских юбилейных сборов. Ни веточки, ни камня. Деревья словно бобрами и зайцами ободраны. Невпопад разбросанные средства проживания, грубо сколоченные скамейки, столы, навесы и сарай без крыши. Трупы боевиков там и сям.

Продолжающие сидеть на коленях в оцепенении заложники повернулись к появившемуся спецназовцу, бегущему мимо них. Узнав в лохматом бесформенном лешем своего соотечественника и спасителя, мужчина свалился без чувств. Женщина зарыдала.

Никита профессионально осмотрел по пути пару палаток, очутился возле Тротила.

– Холод, держи палатки и восточный подход. Мы пошли.

– Без базара, шеф, – прикололся Ден, припав к окуляру ПСО.

– Я те дам шефа! Работаем. – Никита вынул «Зарю», щелчок и бросок внутрь. Глухой хлопок внутри, стон, Тротил рванул.

– Берем теплым, – успел сообщить Никита, и вовремя.

Ослепленный яркой вспышкой боевик схватился за глаза, капитан вскинул пистолет, но не выстрелил, услышав Истребителя. Взяли и верно тепленьким и спросонья. Успели заметить, что плечо чечена было перебинтовано.

– Отлично. Капитан, вяжи его, тащи. Я по лагерю. – Никита бросился наружу.

– Истребитель, чисто, – доложил Ден, осмотрев вооруженным взглядом территорию базы противника.

– Принято. Шмонай дозоры – и бегом на восточный рубеж. Держи ост. Там пулеметчик «двухсотый», – ответил Никита, осматривая мертвых боевиков, палатки и шалаши.

– Есть, командир, – отозвался Холод, – а ништяк мы их сработали?! А? Командир.

– Нормально, – сухо констатировал Никита, – х…ли с ними церемониться?

Наушники хохотнули голосами Дена и Будынника.

Все занялись рутинной работой по зачистке лагеря, сбору трофеев, охране периметра. Зиндана как будто и не было – никто не обращал внимания на яму с заложниками и на двух полуобморочных гражданских, лежащих среди трупов чеченов. И правильно – столько терпели, выжили и еще полчаса потерпят! А обезопасить себя и их было важнее.

Пока Тротил шерстил землянки, заранее приковав наручниками (и где он их взял?) пленного чеха к столу-общаку, а Ден оббегал вокруг лагеря, собирая трофеи ликвидированных дозоров и проверяя минно-сигнальные заграждения, Никита обошел всю остальную недвижимость базы.

Собранное оружие кучей складывалось возле остывшего кострища с казаном, почти в центре лагеря. Как и всякий иной хлам – документы, карты, телефоны, узел спутниковой связи зарубежного производства, ценные и личные принадлежности боевиков.

Оружия было мало, так как ушедшие в рейд основные силы врага прихватили с собой все, в том числе деньги, аптечки и боеприпасы. Но и собранной снаряги хватало на полдня обороны и поощрение Центра, которое уже было гарантировано за уйму информации о действиях бандформирований региона и личностях полусотни боевиков.

– Доложить по факту, – шепнул в усик связи Истребитель.

– Я Холод. Проверил растяжки, мины, ловушки. Переставил пару по-новому. Гы-ы! Будет веселье бородатым…

– Дальше.

– Два охотничьих ружья, один карабин «Сайга» с оптикой. Два бинокля. Гранаты. Патронов чутка к этим пукалкам. Телефоны, «тетрис», часы, баксы – около штуки. По периметру чисто. Только обосрано все вокруг. Говнюки!

– Тротил.

– Да то же самое все. Маленько БК к стрелковому, шмотки, бабло чуток, хавчик сухпайками. Все карты, фото и видеокассеты из штабной землянки притаранил в общак. Ну че, командир, можно закладывать?

– Не торопи козу е…ться! Обожди, заложники еще у нас.

– Есть.

Топорков тем временем сходил к исходной позиции, забрал свое боевое снаряжение, вернулся в лагерь. Скинул через голову маскнакидку разведчика, предварительно сняв шлем, сложил все возле казана, из которого аппетитно несло шурпой. Аж под ложечкой засосало. Рюкзак, БК, «мухи» на землю. Телу нужен отдых.

– Холод, ты дежурный по казарме, – Никита направился в сторону двух заложников, – побеседую с пленными, потом сменю тебя. А пока сторожи наши жопы, снайпер.

– Есть, командир! – весело отреагировал Ден.

– Тротил. Установи пару игрушек с севера и востока. И четверть часа на отдых тебе. Как понял?

– Есть, командир.

Никита твердой походкой героя подошел к заложникам. Со стороны зиндана не доносилось ни звука.

– День добрый, горемычные мои!

Море радости, чувств взахлеб, с пеной у рта и слезами. Оба, и мужик и женщина, застонали, поползли к спасителю, лепеча слова благодарности и мольбы.

Через десять минут эти двое и еще пять заложников из ямы усердно уплетали содержимое казана и шаурму с лепешками и медовухой. Даже пиво нашлось трофейное. Наперебой, сбивчиво и громко они рассказывали о себе, о боевиках, задавали бесчисленные вопросы, восхваляли Бога за свершившееся спасение, торжествовали, благодарили. Эмоциям и сбивчивым диалогам не было края.

Истребитель выделил из семерых заложников самого стойкого и серьезного, отозвал в сторону.

– Вы ведь из наших, из армейских? И звания, видимо, высокого?!

Седой, лет пятидесяти, смирный, поникший за месяцы заточения и истязаний мужчина вдруг выпрямился, расправил плечи и отдал честь. Сухая рука, испещренная язвами, трещинами, заскорузлая от солнца, грязи, мозолей, вскинулась в приветствии к голове, но отдернулась.

– Простите… Полковник Меркулов. Николай Васильевич. Заместитель начальника штаба ОГВ КТО по Южному федеральному округу. Попал в плен прошлой осенью в Грозном. Прямо из хамама выкрали, суки, как невесту, как барана! День милиции решили отметить в ихней бане. С девками и паленой водярой. Отметили, еблин!

Офицер опустил голову, виновато и обреченно уставился на ноги в рваных кедах. От былой формы не осталось и следа. Капроновая нить стягивала плечо и грязную, потную руку в засохшей крови. Рана, видно, была давняя и незаживающая. Веревка вместо ремня на талии. Трико. Жилетка из тонкой овчины поверх рубашки. Точнее, то, что от нее осталось. Партизан, епрст, после плена.

– Ясно, полковник, – Никита сглотнул комок в горле, наблюдая как военнопленный дрожащими руками мнет кусок лепешки, мечтая засунуть ее в рот целиком, – идите ко всем, принимайте пищу. Позже переговорим.

– Есть! – облегченно бросил бедняга и присоединился к остальным едокам, сидящим за сколоченным из горбыля столом.

– Сильно не налегайте, земляне. Плохо будет потом. И харэ пиво лакать. Щас выпадете все в осадок. Капитан, – позвал Никита Будынника, – обеспечить освобожденных из плена одеждой, снарягой и средствами жизнеобеспечения. Рюкзаки, пайки, воды побольше запас. Оружие не выдавать без моего приказа. А то вон уже один тянется к трофею.

Пока капитан выполнял поручения, сноровисто бегая по лагерю меж деревьев и шалашей, Истребитель попытался допросить пленного чечена. Выяснить удалось немного – имя Ахмад, уроженец Итум-Кале, в лесах с две тысячи четвертого года. Минометчик. До войны по горам чабанил с отарами овец.

Пара ударов под дых прибавили разговорчивости, сбили спесь с горца, но еще больше разожгли огонь в черных глазах. Оставив понурого аборигена гор прикованным к столбу навеса обеденной зоны, Никита миновал периметр базы и сменил Дена.

– Тебе десять минут пожрать, умыться, оценить трофеи, прикинуть, что прихватить с собой кроме своего весла, – Никита кивнул на СВД друга, устраиваясь на лежку в листве.

– Никит, а познакомиться? Там девчонки, смотрю. А? – возразил было Ден, но, встретив строгий взгляд на разрисованном краской лице командира, умолк, вздохнул и направился в центр лагеря.

– Давай чеши, ловелас хренов.

Истребитель удобно разместился среди местной флоры, проверив свой «Вал» и трофейный ПКМ. Оглядел округу в оптику. Мертво, тихо. Весенние (а здесь, в Чечне, почти уже летние) краски яркой палитрой легли на мнимый холст. Запахи леса, свежесть гор, легкая перекличка пернатых. Не хотелось ничем нарушать этот райский пейзаж, а только впитывать, жить им и нежиться.

Из забытья и неги его вывела серая обыденность военного времени в лице капитана Будынника.

– Командир. Землянки, палатки, шалаши опустошил и заминировал. Народ приодевается, накормлен, слегка пьян. Короче, город разграблен, жители довольны. Помощь оказали мне рядовой-срочник Судаков и полковник Меркулов. Прошу внести их в наградной список.

– Шутники все, смотрю, стали. Понял тебя, Тротил. Всем общее построение! Холод, смени меня.

Через три минуты Никита созерцал разношерстный ряд бывших заложников.

Он обратился ко всем с речью. Короткой, емкой, но понятной. Вкратце и лаконично объяснил их положение, задачи и возможные опасности. Правила и законы.

– Придется еще потерпеть немного. Я знаю, как вам всем было тяжело и что пришлось перенести, но давайте поднажмем в плане физической выносливости и морального устоя, и скоро все будем дома. Дома!

Последнее слово Никита специально повторил. И это оказалось действенным. Оно как магическое заклинание сразу приободрило всех в шеренге – двух женщин и пятерых мужчин.

Он пробежался глазами по мятой бумажке с написанным кривым почерком списком новобранцев. Каракули Будынника.

1. Полковник Меркулов.

2. Доктор биологических наук РАН, профессор Георгий.

3. Бизнесмен Родион.

4. Рядовой срочной службы отдельного саперного батальона Дмитрий Судаков.

5. Частный предприниматель, торговец оружием и наркотой Ашот.

6. Дочь олигарха из Нижнего Новгорода Анжела, 19 лет.

7. Анна – сектантка из Харе Кришна, 38 лет.

– Мда-а, – Никита повертел список, сверил визуально с живыми фейсами, – сброд, епрст.

– Французы под Москвой, е-мое! – оскалился Ден за спиной. – Хуже партизан.

– Э-э? Ты какого хрена пост оставил? Бегом на рубеж.

– Есть, – буркнул Ден и поплелся обратно.

– Итак, граждане новобранцы, – обратился Никита к отряду, – слушай основной приказ. Сейчас мы с капитаном выдадим всем снаряжение, оружие и груз. Будет тяжело, неудобно, но чем больше мы возьмем с собой, тем ласковее нас погладят по головке там, на базе… то есть дома. Плюс все может пригодиться в пути. Еще раз напоминаю – команды мои выполнять беспрекословно, никакой отсебятины и нытья. Покакать, пописать – сообщать мне. Даже женщинам. Ясно?

Новобранцы закивали, нестройно ответили. Бывшие пленники, натерпевшись голода, холода, терзаний, гнета и боли, а сейчас вырвавшись из ямы и вкусив свободы, всем своим видом молили о завершении всего этого ужаса.

Состояние и вид бывших заложников, правда, были удручающими и жалкими. Если мужики еще как-то держались, хотя от количества грязи, соли и крови, синяков и ран смотреть на них было больно, то женщины просто были никакие, особенно сектантка-кришнаитка. Не раз битая, насилованная, и, похоже, даже «хором», опустившаяся и морально умершая, она кое-как стояла на своих двоих и стонала. Все время мычала, подвывала и что-то бормотала. Видно, крыша поехала.

Молодая выглядела лучше и даже улыбалась. Похоже, ее эти уроды даже ни разу не поимели, что удивляло спецназовца, знавшего местных зверей.

Ответ вскоре сам нашелся – дочь известного олигарха Доронина случайно попала на Кавказ и по глупости в плен, и теперь ждала освобождения и выкупа от богатого папаши. Тот сумму собрал, конечно, быстро, но оборзевшие боевики все тянули и накидывали сверху, вселяя ярость в олигарха и страх в его дочку. Однако еще сдерживались пустить ее по кругу: пообещали ее отцу, но, ясен перец, за приличную доплату.

Что-то похожее происходило и со срочником Димой Судаковым, девятнадцати лет от роду, из деревни Малые Вожжи Смоленской области, которому родня собирала откупную по деревням и селам всю зиму. И с академиком-биологом, весточку от которого передали в Новосибирский академгородок, где весь ученый свет тоже нелегально проводил сбор валюты для освобождения коллеги с помощью местной ингушской диаспоры.

Кавказец Ашот, два года лазающий по Шатойскому и Борзойскому районам с наркотиками и стрелковым оружием, а также фальшивой валютой, погорел на последней перед местными воинами ЧРИ. Задолжал прилично, влип, теперь надеялся, что родственники помогут.

Предприниматель средней руки Родион Османов попал в поле зрения местных коррумпированных властей своим пошедшим в гору строительным бизнесом, кому-то не дал или мало дал, короче, разборки, наезды, стрелки, а антикрышей оказались «свободные ичкерийцы» Садулаева. Мешок на голову и далекий переход в леса. Зиндан в ожидании чуда.

Чудо для всех явилось в образе спецназа ГРУ.

Вот так. Действительно чудо. Учитывая то, что последние разы разведчики освобождали заложников целенаправленно или случайно в две тысячи втором, две тысячи четвертом и прошлой осенью, но далеко отсюда, в Дагестане.

Никита выпустил пар, почесал щетину, еще раз осмотрел шеренгу.

– Ну что, бандерлоги группы особого назначения Российской, блин, Федерации! Готовы идти? И дойти тоже?

– Так точно! – ответил полковник за всех кивающих и сомневающихся.

– А где армия, где вертолеты? Где ваши хваленые ВДВ, ептеть? – вмешался Родион. – Какого х… мы сутки будем пешком чапать?

– Резонный вопрос, – Никита недобро взглянул на бизнесмена, – но твой х… не дорос еще влазить в разговоры мужчин в форме, ясно, торгаш?

Анжела хихикнула, рядовой-сапер заулыбался, кришнаитка еще пуще залепетала наговоры-молитвы.

– Тротил. Как готовность лагеря по периметру по варианту «сюрпрайз»?

– Готово, командир. Я приспособил огурцы от самовара для закладки игрушек, – Тротил взглядом показал на миномет, – по цепи жахнет – мало не покажется! Бейрут скоро здесь будет.

– Отлично, капитан. Ну все, снарягу на плечи и выдвигаемся домой.

Никита вместе с Будынником помогли новобранцам навьючиться – рюкзаки боевиков с водой, аптечками, пайками, патронами и гранатами очень пригодились. В довесок всем дистрофикам, включая женщин, нацепили на спины, за плечи стрелковое трофейное оружие. Калаши (один с подствольником Никита забросил на себя), карабины, пистолеты, один ПКМ с цинками, две «мухи».

– Самовар уничтожь сейчас и по-тихому, – отдал распоряжение саперу Истребитель, показывая на 82-миллиметровый миномет «Поднос», – остальное, что осталось, переписать номера и ликвидировать.

– Есть.

– Так. Че за хрень? – Никита заметил ненагруженного чеченца, скованного наручниками за спиной. – Почему ишак пустой? Рядовой. Живо ему на холку пустой РПГ-7 и выстрелы все до единого. Выполнять.

– Есть.

Никита обошел остатки лагеря, осмотрел убитых со стороны, сфоткал несколько раз. Затем сделал общий снимок всех бывших заложников.

– На память. – Он убрал фотик, хлебнул воды.

Но не успел отдать команду на выдвижение.

– Я Холод. У меня горячо по фронту.

Никита дернулся, повернулся на сто восемьдесят градусов, всмотрелся в сторону лежки Дена.

– Докладывай.

– Наблюдаю группу бородатых. Около взвода. Цепочкой от колка к колку. Метров пятьсот в нашем направлении. Возвращаются, мля.

– Понял тебя, Холод, – Никита обернулся на истошный крик сзади, – еп, заткни его…

Оказалось, Анна, подобрав кухонный тесак, которым разделывали недавно мясо, подошла к пленному чечену и полоснула его по мужскому достоинству.

Крик боевика прекратил капитан, тюкнув его немаленьким кулаком в грудь. Чеченец застонал, кровь темным пятном просупила сквозь его штаны. Кришнаитку убрали подальше, но никто слова ей не сказал. Ежу понятно, крыша съехала от месяцев насилия.

– Капитан, строй их, и выходим на север, веди мимо ловушек своих, – бросил Никита, направляясь к Дену, – и чеха держи при себе. Тралом пойдет впереди. Баб в середину под присмотр рядового. Я щас…

– Есть, командир.

Минуты не прошло, как Никита плюхнулся рядом с Деном глянуть на боевиков, но вдруг пискнул и мигнул приемник «ЭДДК-М».

– Мля-я. У нас и с севера гости!..

– Что значит «они не вернутся»?! Да вы что… ты что себе позволяешь, полковник? – Генерал свирепел на глазах, правая щека его пошла тиком, глаза покраснели. – Какого хрена ты мне здесь чешешь?

Полковник Егоров прикусил губу, но старался, ох-х как старался держать себя бравым и гордым офицером. Не офицером – маршалом всех войск и времен.

Он только что сообщил генералу и его штабу ту страшную и диковинную новость, о которой не только знал давно – судя по всему, принимал участие в ее подготовке.

– Я что-то не совсем понимаю вас, полковник, – залепетал не менее пораженный услышанным начштаба Селезнев, ища где присесть, – повторите, что вы имели в виду под фразой «группу больше можно не ждать, они не вернутся»?

– Прошу вас успокоиться, товарищи офицеры! – Егоров малость все-таки засуетился, теряя четкость движений и не находя себе места в палатке штаба. – Ни раньше, ни позже я не имел права сообщить вам об истинной цели операции и, возможно, жестком ее исходе. Бойцы узнают об этом и о дальнейших своих действиях из конвертов и, особенно, из сургучного пакета Рогожина. Я верю, что командир ГОНа Рогожин выполнит с честью и достоинством…

– Какой, на хер, честью?! – Генерал рассвирепел не на шутку, брызжа слюной. – Ты куда, сволочь, отправил моих лучших ребят, моих офицеров? Ты что, сукин сын, творишь? Кто и какие полномочия дал тебе, ядрен батон, заведомо послать отделение спецназа ГРУ России, твою мать, на смерть, с билетом в один конец?! Да я тебя…

– Успокойтесь!.. Угомоните его… – Столичный полковник дернулся и отступил на шаг. – Держите себя в руках, генерал! Кто вам давал право…

– Да я тебя, сучий потрох, хлыщ гребаный…

Тут же ругань перешла в мат и без одной секунды в драку. Но вовремя подоспевшие штабисты растащили потасовку.

Пока начштаба сдерживал натиск боевого генерала-разведчика и шептал ему в лицо что-то успокоительное, капитан Мохов и радист оттесняли полковника к ширме.

– Я все вам сейчас спокойно объясню, господа.

Все обернулись. В палатку въехал на своей неразлучной коляске старик-олигарх в сопровождении двух военных в форме ФСБ. Майоры. Крепкие, глаза внимательные, умные. Скулы и подбородки волевые, шеи спортивные, осанки ровные, кисти рук раскрыты. Очередные волкодавы Генштаба? Силовики из Кремля?

– Кто пустил на территорию войсковой части ГРУ и в расположение штаба посторонних? – Генерал начал возвращаться в генеральский образ, поправляя форму и портупею. – Я вас спрашиваю?

– Я все объясню, генерал, – повторил инвалид и направил свою коляску в центр штаба, к столу.

– Кэп, у них снова движение, рокировка. И, похоже, в нашу сторону, – доложил снайпер в черной униформе по рации, – наши действия, Кэп?

– Я понял тебя, Червь. Группе немедленная передислокация! Все приняли влево, умерли, слились с землей. Варан, пулей замел следы и окопался. Здесь пойдут, стопудово.

– И опять не валим их? Кэп?

– Не опять, а снова. Успеешь пострелять, Тукан. А щас молчим все, нету нас и не было.

Черные фигуры, как мальки на мелководье, рассыпались в стороны, по кустам. Один рванул по пригорку, снова попав под невидимый луч устройства слежения. Вмиг место опустело, словно здесь и не было семи вооруженных людей. И не было никогда!

Только не для «ЭДДК-М»…

– Мля. Мы не одни здесь! Повторяю, мы не одни. Горячо. Холод?

– Да, командир. Понял тебя. Валим отсюда?

– Валим. И очень живо. «Эдик» опять пискнул. Там зарядки на пару часов всего, полтора уже прошло.

– Может, глючит?

– Не уверен. Окружены мы. Все, Холод, выводи партизан на юг, вдоль ручья. Мы с Тротилом прикрываем. Вон их с востока шурует сколько. Значит, и с севера подобрались, бляха муха!

– Я с тобой, Никит, – попытался перечить Ден, – пусть Тротил выводит.

– Отставить пререкания! Живо в дозор! Я на стреме. Уводи по следу нашей группы. Тротил, замыкаешь.

– Есть.

– Осторожно, растяжки. Но быстро, бегом…

Шеренга, возглавляемая Деном, подвижно, несмотря на тяжесть трофейной снаряги, поползла змеей мимо зиндана и шалаша с антенной в сторону гор, на юг.

Узел спутниковой связи с ноутбуком заранее водрузили на Ашота – компактно и надежно. Ему же набили рюкзак дискетами, видеокассетами, фото, картами и прочими документами деяний банды.

– Там игрушки, командир, не забудь про них, – раздался голос Тротила в эфире.

– Принято. Уходим, уходим…

Через минуту лагерь опустел. Трупы боевиков вразброс валялись по периметру и придавали месту жутковатый вид. Не чирикали птички, не фонил журчанием ручей, обтекая лагерь с западной части, казалось, даже ветерок не шумел в кронах буков.

И, наверное, живые позавидовали бы этим мертвецам, узнав на самом деле, куда и зачем они сейчас двигаются и что их ждет впереди…

Глава 4

Зона. Апрель 2016 года

Трое суток прошло с тех пор, как Бродяга остался один после боя с фантомами, потеряв друзей. Странным и наиболее горьким было исчезновение Корсара, непонятным, таинственным образом пропавшего из абсолютно изолированного закрытого помещения. То ли фантомы утащили его, то ли он успел через люк, а обратно уже никак.

То, что пожарный выход задраен надолго и наглухо аномалией, сталкер понял в первую ночь. Сначала прилип намертво к люку ствол ружья Зональщика, потом и ломик, который Бродяга нашел на пожарном щите. Вскрыть железную массивную крышку люка чем-то еще не представлялось возможным.

Потекли часы и дни одиночества в заточении. Сталкер от безысходности и скуки слонялся по лестнице и этажу ученых, пробовал радиостанцию, в которой ни черта не разбирался. Питался пайками, но экономно. Хотя в трех рюкзаках еды и воды оказалось на неделю диеты, но становилось все хуже и муторнее от предчувствия скорого голодного конца.

Один раз, припав ухом к стене, он услышал рокот вертолета. Взрывы, стуки. На другой день прошел Выброс, который ощущался всеми фибрами, но был безопасен за толстыми стенами без окон и дверей. «Бетонная могила!» Бродяга с ужасом начинал терзаться и мучиться, все чаще обхватывая голову руками, в три погибели согнувшись на полу.

КПК его молчал, словно умер раньше хозяина. Рация сдохла еще тогда, не отключенная Корсаром. Опаленные черно-серые помещения отталкивали и пугали своей пустотой и безжизненностью. И только «энерго», как живая, напоминала о себе треском и ярко-синими змеями тока, гуляющими по пролету и нижней площадке. Бродяга пытался несколько раз побороться с аномалией, бросая в нее различные предметы. Но «энерго» только зло шумела, искрила, дергая своими кривотоками, однажды даже опалив разрядом ногу сталкера.

Наступило отчаяние, не сравнимое ни с какой физической болью.

Мозг начал сдавать и отторгать от себя тело.

«Застрелиться? Легко и просто. Успею еще. Может, как-то, что-то, где-то? Жизнь-жестянка! Жизнь проклятая! Зона проклятая!»

От негодования и отчаяния Бродяга вскочил, застонал от боли в онемевших ногах, схватил один рюкзак, швырнул в «энерго» и тут же другой, Зональщика. Аномалия поглотила оба мешка, швырнула во все стороны злющие смертельные молнии, изменила окраску до желтого, потом налилась кроваво-бордовым. Стала раздуваться, приобретать сферообразную форму лилового цвета, загудела, все еще пощелкивая мелкими разрядами. Шар накалился, разбух, заискрил бенгальскими огнями.

Сталкер отступал медленно, завороженно не сводя глаз с аномалии, запнулся о ступеньку, вышел из оцепенения и побежал на ватных от судорог и страха ногах наверх.

Сфера дернулась и лопнула, разбрызгивая все вокруг частичками какой-то лавы, плазмы. Здание дрогнуло. Сталкер упал, вжался в угол коридора, зажмурился. Утробный гул волной прошел по коридорам и улетучился. Стало тихо. Внизу легкое шипение, будто водой на огонь брызнули.

Бродяга очнулся, зачем-то вынул из-за ремня пистолет (РЗК давно валялся на лестнице), стал спускаться, пытаясь понять, что и как произошло.

«Энерго» больше не было. Оплавленные стены лестничного перехода немного дымили, но путь к двери бункера теперь освободился. Сталкер, еще недоумевая, но уже улыбаясь закопченным лицом, дошел до бункера, зачарованно провел рукой по бронедвери, кодовой коробке-ячейке, обжегся, дернулся. Пришел в себя окончательно.

– Е…ть ту Люсю! – вырвалось у него, но бодро, почти весело.

Он шагнул в сторону, разглядывая артефакт «сердце», присел, чуть не дотронулся, вовремя спохватившись. Задумался. Мозг снова начал оживать, толкать идеи и задавать вопросы.

«Тут же и «зарядка» была – артефакт, порождаемый «энерго». Пропала. А «сердце» осталось. Ого. «Сердце»! Которое от многих болезней лечит и стоит на черном рынке червонец штук. Стоп. А как «зарядка» могла исчезнуть, если ее родила «энерго», которая затем пропала? И во что превращалась «энерго»? Шар лиловый. Отчего вдруг? Опс. «Энерго» с чем-то спаялась. С «зарядкой»? Не-а. С чем еще? А-а, с рюкзаками. Я, идиот, выкинул их в «энерго». Чью снарягу? Ага. Остался только рюкзак Корсара. Значит, мой и Зональщика сожрала «энерго». Слопала и подавилась, сука! Гы-ы. О-о. Е-мое».

Бродяга присел, тупо уставившись под лестницу. Скелет, белеющий в темноте, нисколько не привлек его внимание. Давнишний. Не Корсара.

Сталкер снова задумался, потирая грязной рукой лоб.

«В моем рюкзаке, в контейнере, лежали наспех собранные по пути артефакты «филейка» и «жемчужина», а также две «слезы». А вот что было в поясном контейнере проводника, стоило только гадать! Зональщик тщательнее отбирал и коллекционировал эти бесценные порождения Зоны, и они, получается, тоже были в рюкзаке, брошенном в «энерго». Плюс пропавшая «зарядка». Ого! Спайка из кучи артефактов получилась нехилая. Вырубила, уничтожила «энерго». Круто! Так. Что сейчас? Бункер. Кодовый замок. Код где взять? Корсар говорил, что… Опс. У Корсара код к бункеру. Точно. И значит, там выход».

Сталкер вскочил, метнулся наверх, схватил рюкзак командира. Разворошил. «Так… патроны, обоймы к АК-107, пистолету, две гранаты без запалов… ага, вот запалы отдельно. Поясной контейнер. Так. Что там? «Искра», «слеза», «жвачка» и «магнит». Три ячейки пустые. Берем. «Сердце» ждет. Так, носки, сканер… это все уже видел, роясь в поисках пищи. Ага. Вот. КПК». Бродяга сел и прислушался. Никого. Начал щелкать и переключать кнопки личного портативного планшетника командира. Тот не работал на навигацию и связь, зато показывал календарь, время, контакты и старые сообщения, записи, сделанные еще до прихода на АЭС. Тыкая в кнопки и набирая пароль в виде цифр дня рождения Зоны, сталкер чему-то улыбался. Желтые зубы на черном от копоти лице, белки глаз в красных прожилках и кончик лилового языка, торчащий от усердия, как у первоклашки, выводящего буквы в прописи, – сейчас он был похож на негра, увлеченного поеданием банана.

26 04 1986. Набрав цифры и «ввод», Бродяга подпрыгнул от счастья. КПК показал на экране ряд символов и букв. Код к бункеру. Запоминать было бесполезно, сталкер отправил устройство в режим ожидания и начал быстро утрамбовывать вещи в рюкзаке. Закинул его за плечи, подтянулся, последний раз прислушался к пустоте и поскакал вниз. Проверив наличие заряженного пистолета за поясом, спрятав «сердце» в контейнер и в рюкзак, поправив «отбойник» на спине, Бродяга подсветил экраном КПК замок и ввел код. Enter. Шумно щелкнула дверь, и стравили давление пневмоприводы. Сталкер отворил ее шире и вошел, поводя «вальтером». Никого.

Помещение бункера с небольшим коридором для санобработки занимало площадь около двухсот квадратов. Видимо, это была пристройка полигона К-II к 4-му энергоблоку со всеми секретными лабораториями – мыслимыми и неофициальными. Но пристройка капитальная, добротная – со свинцовыми стенами и бетоном специального состава, с вакуумированной прослойкой стальной арматуры, системой дегазации и дезактивации, режимной автоматической обработкой и контуром подавления радиоактивности, изоляции от любого силового воздействия извне.

И надо бы отдать должное инженерам и технологам Советского Союза за вполне рабочее состояние бункера, несмотря на годы консервации и аварию соседнего здания. Бродяга почему-то вспомнил радиоприемник «Маяк-М», до сих пор работающий у его жены дома. Умели же делать надежные и долговечные вещи в СССР!

Вентиляция с устройствами обратных клапанов работала бесперебойно, как и система энергообеспечения лаборатории, поэтому в бункере было светло и не душно. Не сказать чтобы свежо, но слегка плотноватый воздух не отдавал затхлостью и углекислым газом.

«Если бы сюда хавчика и воды – тут и жить можно!» – подумал вдруг сталкер, обходя стеллажи, приборы, энерговагоны, серверный шкаф, железную мебель вдоль стен и огромное диковинное оборудование в центре бункера. Футуристическое сооружение, явно станина-закрепитель для чего-то большого, возвышалось из пола метра на два и имело круглую форму, похожую на основание-платформу электрочайника, только гигантских размеров. В середине – ячейка с уходящими вглубь проводами и кабелями, рядом обмотки возбуждения генераторов из цветмета, резисторы, транзисторы, катушки. И все это колоссальных размеров. Само основание, выполненное то ли из титана, то ли из вольфрама, как коробка от танка без башни, угрюмо высилось в зале, перечеркнутом по полу рельсами. Они заржавели и тепрь коричневыми линиями уходили в дальний конец помещения, скрываясь под массивными воротами.

Бродяга обошел новые владения, понял, что на станке не хватает допоборудования, затем, почесав щетину, стал шарить по столам и шкафам, игнорируя многочисленные документы, журналы и компьютеры величиной с фрязинские телевизоры «Электроника-115». В углу стоял «Рекорд», который ученые просматривали на досуге, открытый контейнер с газетами за 1985–1986 годы, журналами «Техника молодежи» и «Советский атом». Кругом на стенах плакаты с агитацией и прославлением КПСС и СССР.

Еды Бродяга не нашел никакой, только горсть каменных ирисок «Тузик» в ящике да твердый, как деревяшка, надкусанный тульский пряник. Питьевая вода оказалась во фляге, а ржавая в кране раковины, чему сталкер очень удивился. Ну и обрадовался, конечно.

Закрыв дверь и на время забросив обследование лаборатории, он принялся наполнять две походные фляжки и пятилитровую канистру, найденную здесь. Затем быстро разделся догола, включив и пропустив воду из крана, помылся, поливаясь из мерной колбы с соседнего стола. Прошлепал босыми ногами, достал из стола зеркальце, принадлежавшее, видимо, сотруднице-лаборантке, и с помощью ножа кое-как побрился. Надел чистую футболку из рюкзака и новые носки, остальное пришлось напялить прежнее.

В шкафу висели несколько костюмов от радиации, скафандры и противогазы, но у Бродяги и свой РЗК был неплохой. Такими отряд снабдили перед выступлением, и отзывы о них по Зоне ходили добрые. «РЗК-2М» гасил до 80 % бета-и гамма-излучения и держал температуру до 1500 градусов Цельсия. Тысяч на пять тянул. В баксах.

Посасывая ириску, сталкер осмотрел себя и остался доволен. Насобирав кучу всякого хлама и утвари, оставив записку о том, что он такой-то здесь был тогда-то, и еще раз взвесив все в уме, Бродяга бросил последний взгляд на лабораторию, оборудование и подошел к воротам. Откинув крышку пульта управления, он с радостью обнаружил всего две кнопки. Нажал зеленую. В недрах ворот лязгнуло, зашипело, дернулось. Затем пневмодвери со скрежетом стали отъезжать в сторону. Бродяга замкнул сферу РЗК, вдохнул и шагнул наружу.

Еще предбанник. Рельсы. Стены, о начинке которых можно догадаться, обложены листами прессованной резины. Лампочки в защитных сетках мигают тускло. Сталкер нашел пульт на стене, красную кнопку в стеклянной оболочке. Поправил под мышкой «отбойник», гранаты с ввернутыми запалами приятно тяжелили карман. Стоя перед огромными воротами – близнецами тех, что он уже прошел, Бродяга перекрестился, вдохнул кислорода побольше и нажал кнопку.

Вместе со скрежетом роликового механизма и двигающейся в сторону двери в предбанник ворвался теплый, плотный, слегка искрящийся при свете лампочки воздух. С примесью дыма и пыли. Войдя в образовавшуюся щель, сталкер сразу шагнул в угол, где должны были находиться узлы герметизации, связи, электрораспредщиток и шкаф управления вентиляцией Ш-2А.

Все было на месте. Но темень возле ворот напугала и смутила. Что-то подобное было в известном туннеле – переходе от Маяка к Неману. Луч фонарика обежал огромный цех, не достав даже до его отдаленных уголков. Но на противоположной стороне, озаренная неизвестным источником, виднелась торцевая полуразвалившаяся стена с арматурами железных лестниц и бетонных колонн. Груды металлолома и битых плит с кирпичом, провода, проволока, станки и кучи оборудования создавали картину колоссальной стройки, бомбардировки Хиросимы и лунный пейзаж. Три в одном!

Бродяга сглотнул слюну. Жжение в горле усиливалось. По спине побежал холодный пот. Ноги стали ватными и подгибались.

Он поспешно нажал кнопку. Раза три. Дверь медленно стала закрываться. Рука, свободная от оружия, тыкала рубильники и рычаги, тумблеры и кнопки всех угловых механизмов.

Отозвалась только вентиляция. И то частично. Где-то по стенам и вверху заработали ВКР количеством с десяток из 40 действующих, выгоняя зараженный воздух, пыль, дым от чадящих кабелей и выгорающих микросхем. Свет мутным хилым блеском обозначился только с левой стороны здания. Дверь захлопнулась и, с шипением отжавшись, осела. Глухо.

Бродяга оставил фонарик в постоянном включенном режиме, проверив его зажим на сфере, взял «отбойник» и сделал шаг. Еще.

Медленно и чуть пригибаясь, он шел вдоль светлой стены вперед. Озираясь и с ужасом вглядываясь в темноту цеха, точнее, полигона К-II, и молясь о безопасном передвижении, сталкер прошел так метров двадцать.

Прислушался. Что-то в той темноте было не так. Акцентировав все внимание на темени, и глядя под ноги, чтоб не упасть, Бродяга не заметил конец проволоки, торчащий из трубы в стене. Зацепил рукавом РЗК. Скрежет, затем пружинящий звук. Сверху на человека посыпались полки, куски труб и пучок «волос». Превозмогая боль от ушибов, сбросив ядовитые нити аномалии в сторону, сталкер отскочил и ужаснулся. В темноте кто-то громко рыкнул и завыл. С силой звука примерно как у трубящего слона. Какие к черту ушибы, какие «волосы», причиняющие ожоги и боль, когда из мрака полигона, полуразрушенного взрывом соседнего энергоблока, в сторону сталкера поползло какое-то чудище неизвестной породы.

Бродяга вскрикнул и бросился бежать дальше. РЗК спас его от предыдущей аномалии и защитил от горячего дыхания незамеченной «жаровни», фонтаном выстрелившей из-под куска арматуры. В простом комбезе он уже бы в шашлык превратился, а РЗК выручил. Плюс скорость. Ноги несли его по горам щебня и кирпича, через баррикады железа и станков, плиты рухнувшего свода полигона испытаний К-II. Сзади топала и нагоняла неведомая тварь, издавая рычание и рев.

Лестница. Бродяга, замешкавшись, оступился и упал в какую-то лужу слизи, похожей на кисель. Кисель? «Мля-я. Это же и есть «кисель»! Нужен песок. Быстрей. Где, емать его, песок?! Вот пыль, гравий…». Сталкер, помня о действии аномалии «кисель», упал в кучу строительного мусора, стал кататься в смеси гравия, щебня и пыли. Вскочил, похожий на мумию из известного сериала. Манекен из грязи, какой-то перхоти и струпьев. РЗК, доживающий последние минуты, оплавился и скукожился, кое-где начал облезать, обнажая внутренний непрорезиненный слой – из спецфольги и асбестового волокна. Слизь «киселя», если в последующую минуту ее не смыть или не нарушить ее структуру смешением с другой, разъедает любой материал и защиту. А в случае совмещения с молекулами другого вещества превращается в клей и застывает навечно.

Бродяга подобрал «отбойник», не попавший в «кисель», быстро вынул обе гранаты из кармана, превращающегося на глазах в бетонный ящичек, оторвал чеки и обе бросил в темную тушу с зеленой пастью, вырисовывающуюся из мрака.

Метнулся к лестнице, стал карабкаться, ощущая скованность движений и понимая, что клей на костюме застывает вместе с камушками и прочей шелухой.

Грохнули два спаренных взрыва. Тварь завыла, приостановилась, мотая головобрюхом. Очертания ее напоминали личинку жука-плавунца, только исполинских размеров. Мутант снова двинулся вперед.

Сталкер смог подняться только на один пролет, живо стал стягивать корку РЗК, кое-где орудуя ножом. Оболочка спала, куски некогда эластичного дорогого костюма полетели вниз. Только человек успел освободиться, поднять оружие и разогнуться, как весь пролет наружной лестницы содрогнулся от сильнейшего удара. Нижние прутья перил и ступеньки из металла согнулись, новый бросок твари обнажил крепления в стене и слабые места лестницы. Сталкер сверху разрядил весь барабан ружья в мутанта, отчего тот только отпрянул и оскалился. Зубов не было, зато челюсти с сильно развитыми хрящевидными деснами раскрылись и издали оглушающий рык. «Туда бы гранату».

Бродяга побежал наверх. Споткнулся от нового сотрясения. Примерно третий этаж. Дверь. Заперто. Перезаряжая «отбойник», сталкер дернулся вновь, вместе с ним опасно содрогнулась лестница. Ощущая крен и скрип, под рев твари внизу Бродяга выпустил все три оставшихся заряда в дверь, в зону замка. Удар ногой. Еще. Со скрежетом дверь раскрылась. Но очередное землетрясение, вызванное мутантом, сбило человека с ног.

Тяжелое ружье полетело вниз. От перелома позвоночника Бродягу спас рюкзак на спине, которым он хорошо приложился о поручень лестницы. Сталкер вскочил и прыгнул в дверной проем. «Все-е!»

Еще пару раз полигонное чудище долбило со злости лестницу, отчего та, кажется, рухнула. Может, и нет. Сталкеру было все равно. Он трусцой бежал по коридорам и пролетам кирпичного корпуса, соединяющего полигон с четвертым энергоблоком, с другой стороны которого возвышался Бункер. Разрушенные переходы Бродяга преодолевал спешно, упрямо и решительно. Набрав в руки щебня, он кидал его вперед вместо гаек, проверяя путь на предмет аномалий. Ненадежный вариант, конечно, но все же. Почти машинально и голой рукой схватил попавшийся по пути артефакт «мыло», в другое время от которого светился бы счастьем. Миновал несколько аномалий. Очутившись на смотровой площадке корпуса, вдохнув небезопасный, но такой свободный и прохладный воздух АЭС, Бродяга прыжками загремел по галерее балконов и обходных карнизов. Вдруг из-за крайнего корпуса, со стороны вагон-городка ликвидаторов возник вертолет, боком двигающийся по окружности АЭС. Немудрено, что сталкера заметили – одного, размахивающего руками на открытом пространстве крыши.

– Я здесь. Сюда-а. Ура-а! – орал сталкер, откровенно радуясь и задыхаясь от ветра и счастья.

В ответ монотонно застучал бортовой пулемет Ми-8. Пули калибром 12,7 мм дырявили железо и бетон рядом со сталкером. Он сжался, присел и закричал – истошно, испуганно, отчаянно.

Вертушка дернулась от восходящего потока воздуха, очередь ушла в небо. Несколько секунд Бродяга соображал и оклемывался, затем разогнулся, прищурился. От ветра и тоски из глаз брызнули слезы. Рядом брызнули крошки цемента. Новая очередь прошла рядом с его телом. «Ах вон вы как?!»

Третья очередь возвращалась. Сталкер бросился бежать по длинному балкону, упал. Пули прошли над ним, осыпая его битым бетоном. Вскочил, понесся дальше. Еще маневр. Мимо.

– Ага-а. Сволочи. Х… вам, а не Бродягу! – крикнул он, прыгая по ступенькам пожарного спуска.

Последняя очередь рассекла в пыль угол корпуса. Красные фонтанчики от кирпича обдали крошкой лицо Бродяги. Он обогнул здание и поскакал дальше.

Ми-8 сделал бросок в сторону, накренился, развернулся. Но молчал. В коробке пулемета закончились патроны. Перезарядка. ПТРК применять нельзя на дистанции менее шестисот метров и до двадцати метров высоты. А здесь двести и пятнадцать метров соответственно. Наверное, на все лады сейчас матерились пилоты вертушки!

Сталкер спринтером оббежал торцевую часть здания, спрыгнул вниз, на площадку, помчался дальше. Еще ниже. Вертолет стал набирать высоту и скрылся за корпусом.

Скоро Бродяга очутился на земле. Рядом, взбурлив, чавкнула «зыбь». Сталкер испуганно отскочил и побежал в обход здания полигона. Часы на руке разбиты. Косо глянул на солнце, пробивающее тучи. Примерно полдень.

Что было дальше, Бродяга помнил с трудом, потому что воспаленный мозг, порция радиации в организме и боли в желудке и кишечнике не давали покоя и соображения. Он сам не верил себе и прошедшим событиям, – что уж говорить об остальных?! Никто, кажется, не поверил ему, не вникая в его боли, проблемы, пережитое. Отправляли с почестями, встретили плевками, гоготом и презрительной руганью…

…Бродяга открыл глаза, сон улетучился. Живот крутило и кололо, но на очко не хотелось. Только пить. Выдув всю воду из бутылки, он скорчился на полу, согнув ноги и застонав. Задышал часто. Икнул. Снова задержал дыхание. Напрягся как пружина.

Побег с этой проклятой АЭС сталкер не запомнил в деталях.

Помнил, что, выбираясь из промзоны, присел у полуразрушенного вагончика типа «Кедр». Достал последние Антирады, проглотил, вколол активатор, слопал горсть пилюль и капсул. Закинул ириску. Проверил «вальтер», переукомплектовал похудевший рюкзак, натянул его и побрел в сторону Ограды.

За кипой бетонных плит напоролся на вертолет, стоящий на приколе. Двое военных с оружием разбрелись по округе. Пилоты копошились в кабине. «Удача? Месть? Посмотрим».

Бродяга проскочил расстояние в тридцать шагов, ворвался через отсек в кабину, долбанув рукояткой одного из летчиков по шлему. Орал им что-то про Зону, Корсара, про погибших друзей. Сыпал угрозы. Под стволом немецкого раритетного пистолета заставил взлететь – так и понеслись к периферии Зоны. Километров через десять Бродяга выстрелил в голову одного пилота, попытавшегося выхватить оружие. И влипли лопастями в аномалию «смерч».

Очнулся сталкер в крови, грязи, без оружия, но с ножом в руке на топком берегу озерца. Дополз к воде, раздвинул тину, приник лицом, жадно глотая спасительную, но грязную жидкость. Поперхнулся. Закашлялся, эхом огласив местность. Снова припал губами к воде. Неожиданно что-то хлестко ударило по лицу из глубины, попав в открытый рот и струей ополоснув нутро до желудка.

Сталкер вскочил, задыхаясь и надрываясь от боли и рвоты. Упал в грязь. Поднялся на четвереньки. Кашлял долго и с резью в груди.

Побрел вдоль берега, увязая в топи и жиже. Потом плелся вдоль старой бетонки, обходя машинально, на автопилоте, аномалии, артефакты, трупы и скелеты. Однажды свора псевдопсов окружила его, бредущего в беспамятстве, но отстала. То ли сочли за мутанта, то ли наличие «сердца» в рюкзаке напугало. Говорят, этот ценный, редкий артефакт имеет кроме лечебных свойств побочное качество – отпугивать на психическом уровне все живое. Лопата дерьма не производит такого эффекта, как «сердце».

Вскоре Бродяга стал так похож на зомби, что патруль «Отваги» чуть не пристрелил его. Так и вышел сталкер, не без их помощи, к «Теплому стану», где прошел «позорный столб», продешевил Кузбассу «сердце» в обмен на трехсуточное жилье и скудную еду. И сейчас маялся бедняга в конвульсиях на грязном полу каморки, зажимая живот и царапая голову.

В такой позе и застали его утром вошедшие Кузбасс, Творог и Пятерня…

Зона перед Вспышкой похожа на потревоженный улей или Мекку. Люди стекаются с Большой земли как мухи на повидло, срочно вступая в группировки либо принимая статус сталкеров-одиночек. Из самой Зоны, ее отдаленных уголков собираются все, кто не хочет умереть страшной смертью от стихии Вспышки. А она раз в десять лет особенно опасна: лавина излучения, огня, грома, молний и ураганного ветра. И все это многократно превышает силу и последствия еженедельных Выбросов. Энергия Разлома под АЭС с колоссальной силой убийственным маршем проходит по Зоне до ее оболочки и обратно рикошетом до Бункера. В центре этого атомного взрыва невозможно выжить и спрятаться никому. Все живое бежит прочь, как при Выбросе. Гон доводит фауну Зоны до почти полного уничтожения, тут же порождая новый мир, новые аномалии, артефакты, мутантов. Новые мировоззрения, кредо, психозы и новые блага и богатства.

Вспышка убивала и рождала. Она калечила и восстанавливала. Как неоднократный рентген тела, волна Вспышки находила и выявляла пороки, опухоли, минусы Зоны, но одновременно рассыпала новые, иные опасности. Корифеи и завсегдатаи Зоны считали это нормальным и даже нужным. А что им? Они готовы к суперстихии, живучи, знают, когда будет Вспышка, как и где ее пересидеть, заранее побеспокоиться о бронировании убежища. Типа пускай она молодых, зеленых да несмышленых сносит, пепелит. Меньше желающих – больше кислорода!

Кузбасс имел неплохие проценты и навар со Вспышки и Выбросов. Его «бомбоубежище» – тоннели и подвалы градирни были полны народу целые сутки, включающие разгул стихии. Конечно, в Зоне кроме его пристанища были еще кое-где подобные схроны. Например, в Немане, на Маяке, в самом Сретенске да здесь, на Семиречье, у него и под бункером ученых. У военных свои, у «Бастиона» и «Анархии» РЛС и военные базы соответственно.

Кузбасс не гнушался мздой или ленд-лизом с пепелевцами и военсталами, иногда предоставляя им места отсидки глубоко под землей за толстыми стенами. Поговаривали, он с момента создания «Теплого стана» на градирне сколотил капитал, несопоставимый ни с чьим в Зоне. Стоит такой кабан за стойкой с грязным полотенцем через плечо, лоснится от жира миллиона сальных желез на огромном теле, лыбится зубов в тридцать, сдачу недодает или глумливо ржет над пьяными сталкерами, а сам по ночам «лямы» считает-пересчитывает, этакий Корейко, да стопочки банкнот раскладывает по линейке кубиками.

Вчерашний разговор с Бродягой закончился ничем. Пятерня даже своим видом и приходом не смог образумить сталкера. Но надо отметить, бедняга действительно маялся и корчился от боли, неведомо, от какой больше – душевной или физической, но крючило его сильно. Стоны, дерганья, пена у рта, чрезмерный мат – все говорило об истинных мучениях сталкера. Кузбасс даже позвал местного врачевателя – пропитого доходягу Бергамота. Тот за пузырь водки согласился осмотреть больного. Ну, вроде вывих лодыжки, пара ребер поломана, облучение да отравление. А так ничего, жить будет. Бергамот глотнул водяры и убыл вниз. Оставшиеся почесали затылки, от негодования пнули Бродягу да ретировались вон.

Пятерня злобно зыркнул рысьими зрачками (говорят, у него линзы именно такие и вставлены) да заиграл желваками, сжимая кулаки. Творог искоса поглядывал на его татуировки да на хозяина, с пыхтением спускающегося по лестнице. Кузбасс оставил бутылку водки на тумбе Бродяги, чтобы тот продезинфицировал, так сказать, утробу и раны. Решили не трогать его полсуток, а перед Вспышкой попытать еще насчет АЭС, Корсара и секретного бункера с установкой ученых.

Бродяга в бреду все талдычил про командира, «Бастион», какое-то чудовище. Да умолял Черного Сталкера не отдавать его военным. Про то, что сталкер напуган до смерти – это к бабке не ходи, стало понятно еще тогда, в баре, из его рассказов. Причем боялся он всех и вся, включая любых военных.

Странно, конечно. Военных все недолюбливали здесь, особенно там, в самом сердце Зоны. Чем дальше было от линии обороны и заградотрядов вглубь территории, тем злее и опаснее становились любые вояки. Будто вшивали им в их прямые извилины, что АЭС охранять надо под страхом смертной казни через трибунал. Словно на АЭС находилось что-то очень важное и секретное. Да, в общем-то, и остальные зверели не слабее военных – «Пепел», «Бастион», «Отвага», военсталы.

Кузбасс махнул рукой. Ладно, делу время, а времени мало. Приказал Творогу присматривать за больным, чтоб никто его не беспокоил. А если снова появится Пятерня, то срочно звать его, хозяина. И Тарантасу, стоящему вышибалой и охраной на входе бара, тоже наказал, чтоб не терял бдительность насчет Бродяги.

Сейчас у Кузбасса было море хлопот. И он, и Творог бегали в мыле, готовясь к Вспышке и приему большого количества гостей.

А последние уже начали прибывать с лихвой. Шли представители всех кланов и группировок Зоны. Правила и законы «Теплого стана» не допускали здесь, в стенах бывшей градирни, никаких проявлений враждебности между новоприбывшими. Вот выходите потом за пределы злачного приюта – и валите друг друга хоть пачками. Что, в общем-то, и бывало иногда. А здесь – ни-ни! Напиваться, курить травку, даже плевать в морду можно, но ни оружия, ни драк, ни убийств во время мирной отсидки в бомбоубежище – ничего такого. А народу набивалось немало.

В прошлую Вспышку, в две тысячи шестом, человек двести собралось. Выпили, съели и выкурили столько, что Кузбассу на полгода вперед окупилось. Во бизнес! А при этом набрали впрок, перед выходом на Большую землю, снаряги, хавчика и оружия на полтора лимона в местной валюте. Кузбасс тогда поднялся хорошо.

Да и сейчас, спустя десять лет, в преддверии новой Вспышки и паломничества в «Теплый стан», счетчик прибыли уже закрутился, затрещал, как барабан рулетки. Не зря Кузбасс с Творогом две недели готовились – вели торговые переговоры с Большой землей, закупались, доставляли, складировали. Одних баллонов с кислородом, вентиляторов, кондеров и биотуалетов требовалось куча! Контейнеры с едой, питьем, амуницией, аппаратурой и оружием накапливались десятками. Высоким качеством оружия, правда, Кузбасс похвастаться не мог, но брали и это. Особенно отмычки, туристы и прочие охотники за легкой наживой. Старые, лежалые или бэушные калаши, макаровы и двустволки, аммонитовые шашки без срока давности, счетчики Гейгера и КПК времен Второй Вспышки, обувка и тряпье советской эпохи – все уходило влет и за хорошие деньги. Про неликвидные патроны, которые бывалый сталкер воткнул бы в уши их продавцу, и говорить было нечего. Молодняк брал их пачками, наслушавшись баек про враждебность и количество мутантов в Зоне.

Короче говоря, денек удался трудоемким и жарким, несмотря на дождь снаружи. Наняв группу Пятерни на месяц в охрану перевозок и поставок, заключения сделок и проведения расчетов, Кузбасс надежно подстраховался от разного сброда, да и престиж заведения и статус неприкосновенности заодно повысил. И хотя у него были свои братки и друзья-чиновники за пределами Зоны, но здесь, внутри нее, возникала необходимость дополнительной безопасности и «хороших и нужных» знакомств. Такими нужными Кузбасс посчитал Пятерню и его ребят. Волки, а не люди! Они могли, казалось, все и не боялись ничегошеньки. И, несмотря на то, что Кузбасс подстраховался заранее, собрав на группу Пятерни компромат в Зоне и на Большой земле, и хранил их «дела» в сейфе, а за работу щедро платил, меньше трусить он не стал. От прославленных наемников веяло смертью, их окружала аура жестокости.

Подготовка к изоляции от Вспышки шла бурно и жарко, поэтому оба, и Творог, и его хозяин, упустили момент, когда Бродягу навестила троица из VIP-номера.

Кота, как более молодого и шустрого, поставили на стреме, а Герда и Роман бесшумными тенями втекли в каморку сталкера.

Тот с каждым днем чах и худел. Глаза запали, кожа шелушилась и желтела, дыхание участилось, охрипло. Временно помогали водка либо спирт с водой, заглушая боли в голове и особенно в животе. Курево почти забросил – от него колики и потуги только усиливались. Никто им и его здоровьем больше не интересовался, поэтому обреченный был предоставлен самому себе и сейчас иероглифом корчился на полу, упав с койки.

– Мда-а. Картина маслом! – сморщилась женщина в бандане и полевом костюме цвета хаки, разглядывая тело на полу. Она перешагнула сталкера, будто труп, и стала шарить в его немногочисленных шмотках и ящиках тумбы.

– Буллщет. Неужели он не притащил с собой ничего из бункера? Ни КПК Корсара или товарищей, ни кода, ни паролей? Должен же быть знак или символ, указывающий на маршрут, на код бункера, место его закладки. – Роман попытался разглядеть запястья сталкера.

– Ну да, щас! Ты еще на заднице у него проверь.

– Ага. И путеводитель с навигатором GPS для полного счастья, – улыбнулся всегда мрачный напарник.

– Заткнись, Рома. И так погано все это. В полной жопе, чувствую, оказались. Иди туда – не знаю куда. Принеси то – не знаю что. Гребаная Зона!

– Герда, ты что так? Задание «НовоАльянса» не обсуждается. Его надо просто выполнять. Мы…

– Заткнись, а? Вот и выполняй, умник. Шевели граблями, мозг ты наш новоальянсовский.

– Тебя старшей поставили – тебе и решать, думы думать.

– Вот и думаю… вслух.

Безрезультатно осмотрев и обшарив каморку и сталкера, постанывающего в беспамятстве возле койки, оба встали у двери. Злые и недовольные.

– Завтра Вспышка. Народ повалит в Зону валом. Как бы его прихватить с собой? А, Роман?

– Ничего себе! Тащить это тело? Зачем? Самим бы не сдохнуть в аномалиях, а еще с полумертвым грузом.

– Наймем отмычек. Транспорт какой-нибудь.

– Ну да. Пару раз вертолеты и конвой пробовали. Где они сейчас? Не-е, открыто и масштабно лезть через Зону в пекло АЭС – это заведомо провал и смерть. А сейчас после Вспышки вообще все в Зоне поменяется. Помощи долго не дождаться будет, ни с воздуха, ни по земле. Что там с рейнджерами Хокса? Когда будут?

– Да при чем тут они? Будут, когда мы свое дело сделаем. Сам же сказал – никакой открытости и оповещения. Тихо и быстро нужно добраться до Туманска, найти бункер или что там у них было – секретную лабораторию?! Убедиться в наличии установки, вызвать Хокса и…

– Я помню брифинг и задачи групп, – перебил Роман, вздохнул и берцем подпихнул ногу сталкера. Тот почти не подавал признаков жизни, – мда-а, Иисусе.

– Пошли, а то еще этот свинорыл нагрянет. Вони будет. – Герда взглянула на наручные часы и пошла на выход.

Роман последовал за ней. Дверь со скрипом затворилась.

Бродяга с трудом проглотил ком в сухом горле, еле-еле повернулся на другой бок и открыл глаза. На его воспаленном красно-желтом лице с полуобожженными ресницами и бровями, язвами вокруг губ и ссадинами по щекам пробежала тень недоумения. Он прищурился, вспоминая отдельные реплики непрошеных гостей, но новая боль в подреберье скрючила его буквой «С». Стон огласил каморку второго этажа. Свечка догорела и потухла.

Во время Вспышки Зона разряжается в полном объеме, поэтому последующим за ней Выбросам энергии остается мало, и копится она долго. Народ в Зоне и за ее пределами знал эту прописную истину, как и про море артефактов и аномалий – новых и старых. Поэтому и готовились искатели приключений и сокровищ обстоятельно и соответствующе.

Старожилам Зоны помнилось, как после Вспышки две тысячи шестого года появились такие диковинки-богатства, как «слеза», «божья кровь», «рубин» и «янтарь». Последний действительно напоминал кусочек древней смолы коричневого цвета величиной с кулак. Но миллион долларов на Большой земле за него просто так бы не предлагали – и это на черном рынке. «Янтарь» можно было найти только в районе АЭС, только после Вспышки, а не Выбросов, и только в ограниченном количестве – не более двух-трех штук. И еще. «Янтарь» обладал тремя известными всем аборигенам Зоны и ученым мира изумительными волшебными свойствами. Он восстанавливал здоровье человека, исцеляя его даже от ВИЧ-инфекции, облучения и онкозаболеваний. В короткий срок и без побочных эффектов.

С ним можно было общаться. Да-да. Общаться на ментально-виртуальном уровне. Если с ним разговаривали или просто тупо читали стихи, новости, артефакт начинал реагировать цветом, вибрацией и ультразвуком. Он мог приобретать окраску всех известных спектров, оттенками показывая свое отношение к сказанному, при этом дополнять внешний свой вид тончайшими звуками и дрожью камня. Сила звука и вибрации также определяла его ответы и реакции. Ученые доказали, что этот артефакт, состоящий из «высокого» йода, плутония и плоти неизвестного млекопитающего под воздействием химических процессов и колоссальной энергии Вспышки накапливает в себе информацию, словно энциклопедия, флеш-карта, мозг. Впитывает все услышанное и увиденное, обладает способностью к анализу и обработке данных, выступает даже в роли полиграфа (детектора лжи).

В настоящее время в закрытых НИИ велись разработки систем сетевых органоволокон в связке «янтарь»-ПК, чтобы пичкать артефакт инфой и скачивать ее с него. Из данного свойства, по-видимому, вытекал третий эффект «янтаря»: его владелец мог посылать через артефакт состояние своей души, настроение, положение личных дел в любую точку мира. Импульс мозга вместе с речевым сообщением сканировался камнем, анализировался в доли секунды и направлялся в любое место приема информации. Им мог оказаться и другой «янтарь», КПК либо ПК, телефон или любое электронное устройство, питающееся от розетки и сети. Телевизор премьер-министра Великобритании или твиттер поп-звезды, захудалый телефон чернорабочего или PSP-игрушка ребенка – все могло стать приемником SMS от артефакта. Даже экран калькулятора бухгалтера или электронное табло мультиварки.

Однажды в разгар дискотеки в марихуанном дыму ночного клуба в Шанхае внезапно прекратились светомузыка и технодэнс, в наступившей тишине громко прозвучала фраза незнакомого абонента, в переводе с китайского: «Ван Лися, срочно забирай малышку, вещи и уезжай к бабушке на острова. Вас ищут плохие и опасные дяди. Твой брат Ян Синьи». И снова заиграла долбежная музычка, заискрились лучи лазеров, и клуб наполнился гомоном молодежи. Тусовка продолжилась, и только один человек вышел из клуба в озабоченном, даже напуганном состоянии и стал ловить такси.

«Янтарь» являлся по сути самым редким и дорогим артефактом Зоны. Вагон «зарядок» или «филеек» не смог бы заменить его. Каждый двуногий обитатель Зоны мечтал найти этот камень.

Столпотворение в «Теплом стане» и его подземельях достигло апогея. Сверх ста пятидесяти человек Кузбасс принимал уже по двойному тарифу. Его материли, проклинали и мысленно скармливали крысакам, но платили и бронировали себе места посуше и посветлее. Все уже давно прознали, что перед Вспышкой необходимо добраться как можно ближе к центру Зоны, причем осесть в безопасных от катастрофической стихии местах. На открытых местах Пустоши и Серой Долины или в брошенных деревнях не укроешься от волны Вспышки.

Творог взахлеб рассказывал байки о том, как в прошлую Вспышку один сталкер, выйдя первым из убежища бывшей градирни, сразу нашел около отстойника «медузу», вмиг разбогатев на полста штук местной валюты. А вот боец из квада Пепла, не успевший вовремя и хорошо укрыться, превратился в аасмена и был уничтожен два дня спустя, чему группировка «черно-красных» явно не обрадовалась.

Пятерня с наемниками четко следили за порядком в «Теплом стане», жестко пресекая любые потасовки, пьянки и разгул. Творог бегал взмыленным жеребцом, таская продукты и питье, выполняя заказы и вообще по хозяйству. Кузбасс лично провожал клиента, определял ему место, брал плату вперед, записывал в свой ежедневник. Давал ценные указания, советы и требовал неукоснительно соблюдать порядок.

Муравейник гудел, будто после падения в него стрекозы. К вечеру двадцать пятого апреля все начало стихать и успокаиваться. Более двух сотен человек набилось в утробу градирни, ожидая стихийного бедствия и ведя беседы на разные темы, слегка потягивая пиво и коктейли, набивая желудки «дошираками» и салом, а рюкзаки провиантом и различным походным барахлом. Никто не требовал водки и проституток, зрелищ и оружия, отобранного на входе в бар. Скромно выпивали, негромко голосили, старались не курить, зная о слабой вентиляции и опасности возникновения пожара в такой толчее.

«Теплый стан», как и еще полдесятка подобных заведений-убежищ Зоны, притих в ожидании катаклизма.

И тот не заставил себя долго ждать …

Ровно за пять минут до Вспышки волна мутантов хлынула от центра Зоны к ее окраинам, сбивая и разрывая все живое на своем пути. Приграничные фортификационные сооружения войск НАТО и России получили такой удар нашествия обезумевшего зверья, что из трех полос две вмиг оказались сметены, а третья пала почти вся, открыв бреши в последнюю – Пограничный Рубеж. Минные поля, рвы, проволочные заграждения, сетки, заборы, доты и аномалии не стали преградой мутантам, а только сбавили темп их дикого наступления и хорошо проредили количество нападающих. Остальными занялись батареи «градов», артдивизионы и зенитные части Калининградского фронта. Тысячи солдат и офицеров НАТО и армий бывшего СНГ, облаченные в РЗК и прочие костюмы химрадзащиты, обрушили шквал огня из стрелкового оружия, огнеметов и гранатометов. Минометные расчеты не успевали топить осколочно-фугасные заряды в раскаленных стволах, станковые и башенные пулеметы и пушки прямой наводкой косили смертью территорию в полкилометра перед Рубежом.

На участках явного прорыва возникали в воздухе вертолеты, выпуская все запасы БК. Куликово или Бородинское поля казались городскими парками в сравнении с полосой отчуждения по Рубежу Зоны после такой массовой бойни.

Обычно и силы военных теряли до сотни убитыми и ранеными. А Рубеж и Приграничье восстанавливались полгода с миллионными затратами.

За полчаса до Вспышки на кнопку звонка первой внешней двери убежища-градирни нажал больной сталкер, забытый всеми и Богом тоже. Бродяга с трудом дотянулся до кнопки и полулежал в дверях, царапая ее и причитая. Он молил о помощи, ощущая приближение конца – то ли от самочувствия, то ли от скорой Вспышки. Звонок услышали, поняли кто, но Кузбасс запретил открывать обе массивные двери, усиленные свинцовыми накладками. Типа, поздно уже.

Сталкеры зароптали, загудели, начали ругаться и бузить. За десять минут волнения и недовольства охватили около сотни человек в подвалах. Творог пересилил свой страх и, внемля толпе, намекнул хозяину о пропуске Бродяги. Кузбасс взглянул на Пятерню, сплюнул себе под ноги и с матерным ворчанием кивнул. Люди Пятерни неохотно стали крутить маховики засовов, скрипеть петлями навесов, покряхтывая от натуги.

Через три минуты беднягу заволокли внутрь, почти бросили тут же, возле входа, и в обратном порядке позакрывали все двери. С учетом спальных мест (матрасов на полу) и людей, плотность населения подвалов составила один человек на квадратный метр. Остальное занимали склады и сети жизнеобеспечения «Теплого стана». Около десятка сталкеров протолкнулись к Бродяге с помощью и сочувствием. Подняли его и унесли в боковой коридор, уложили, потеснив себя, стали тормошить и успокаивать. Один подсунул кусок брезента вместо лежака, другой дал бутылку воды, потянулись руки с конфетами, хлебом, орехами. Подарили носки, футболку, ложку с миской и даже детский крем «Лисичка». Типа мазать свои язвы и шелуху на лице и руках.

Бродяга будто бы оживился, принимая презенты, шепотом благодаря всех и вытягивая посиневшую шею, как кукушонок из гнезда навстречу червячку в мамином клюве. По его обожженным щекам потекли слезы. Мужские слезы откровенного волнения и счастья. Сталкеры дружески похлопывали его по плечам, голове, что-то говорили, пытаясь утешить, отвлечь. Все видели его состояние, боль и безысходность. А еще обреченность. И как же он был благодарен им всем за это!

Творог закусил краешек губы, созерцая эту картину, но, поймав суровый взгляд одного из сталкеров, поспешил удалиться и сообщить хозяину об увиденном.

Тем временем, сначала очень далеко и глухо, затем сильнее и громче, раздались грохот и гул стихии. Лампы в подвале разом все дернулись, замигали. С потолка посыпались пыль и известь. Гул нарастал, овладевая всеми пустотами помещений и черепных коробок. Казалось, даже в диафрагмах всех присутствующих вибрируют мембраны-перепонки. Снаружи оглушительно взорвалось, словно атомная бомба «Малыш», все кругом содрогнулось. Кое-где попадали коробки и ящики, а десятки людей не устояли на ногах. Ошеломительный вездесущий звук сотен взлетающих аэробусов оглушил всех, заставляя скукоживаться, зажиматься, падать и приседать. Некоторые лампочки потухли или лопнули. Звуковой смерч длился минуту, затем резко спал и исчез, будто поезд умчался в тоннель. Запахло озоном. Все…

Будучи во внешнем рейде вокруг Чащобы, квад Аперкорта не успевал до катаклизма найти укрытие. КПК пепелевцев пищали и мигали на все лады, посылая позывные и получая предупреждения с базы, но что с того, если поблизости не было ни одного убежища. Лунинск рядом, там есть блок-пост «Пепла», но до него около двух километров по пересеченке с аномалиями, «Бастионом» и бандитами Зубоскала.

Поистрепавшиеся и уставшие в двухдневном переходе квадовцы, конечно, знали про приближающийся час «Ч», но график патрулирования и приказы никто не отменял. А теперь начштаба «Пепла» с матом слал SMS на КПК Аперкорта, чтобы они приняли все срочные меры безопасности.

– Мля, выпал! – нервно сплюнул командир квада пепелевцев Аперкорт и призвал бойцов для общего решения угрозы.

– Рядом только Лунинск. С юга наших нет, но есть сфера влияния банды Зубоскала, как вы знаете из оперативных сводок, до тридцати рыл. Плюс речка без брода, аномалии и гребаные фантомы. Зато есть тоннель и, возможно, его стоки, а также подвалы водяной мельницы. Больше шансов не вижу. У нас полчаса, – Аперкорт взглянул на часы в КПК, – точнее, тридцать три минуты, чтобы принять решение и скакать туда хлеще аасменов. Как вам, бойцы?

– Принято, командир.

– Есть.

– Согласны.

Все трое, в щетине и пыли, с автоматами наизготовку, тяжело дыша после бега и предыдущего боя с псевдопсами, преданно смотрели на командира, не забывая держать сектора.

Аперкорт думал недолго. Три секунды. Выпрямился, подтянулся и, сглотнув сухой ком в горле, бросил бойцам:

– Все. Действуем. Брус с детектором и «винторезом» первым номером. Вторым я, следующим Копоть. Хант с «печенегом» прикрывает. Хант, как пулемет? Цел после «огнива»?

– Цел, командир. Только приклад обгорел и железо закоптилось. Но палить может.

– Валим отсюда. Быстро.

Четверка пепелевцев припустила змейкой по тропе к разрушенной переправе. Сзади вслед им выло и охало зверье, заставляя ускорять бег.

Мелкий дождик моросил, остужая разгоряченные тела и накалившуюся униформу пепелевцев. Совсем стемнело. Наплевав на снующих туда-сюда крыс, аскарид и жуков величиной с утюг, на боязнь аномалий и возможных снайперов на том берегу, квад стремительно занял причал, выискивая способы перехода на ту сторону. Или переплыва. Конечно, ни лодки, ни катамараны, ни скутеры их не ждали. Нашлись пробитая картечью бочка, бревно и, вонючая, вздувшаяся бурдюком туша давно сдохшего свинорыла. Командиру предоставили бочку дырками наверх. Двое ухватились за бревно, подавая его в воду. Хант плюхнул обгорелый «печенег» на тушу, поплавком качающуюся у берега, а сам полез рядом, держась за обглоданную клешню мутанта.

– Вперед, бойцы.

Пепелевцы усиленно стали грести перпендикулярно течению неширокой мутной речушки, озираясь и внутренне сжимаясь. Страшно.

Первым добрался Аперкорт, сразу осматривая берег и подходы к нему сверху. Хант, как на буйке, доплыл следующим. Скользил в грязи топкой заводи и пытался контролировать водную гладь, водя стволом пулемета. Ни черта не видно.

Бревно с двумя бойцами, облепленными сплошным покрывалом тины, чуть запоздало со швартовкой. На звук их плеска и шлепков обратил внимание не только ухнувший где-то в ночи ночной мутант, но и какая-то тварь в реке.

Рядом с бревном булькнуло, водяной пузырь с илом и ряской раздулся и лопнул.

– Быстрее, Копоть! – крикнул Аперкорт, вглядываясь в темень. – Хант, помоги им.

– Щас, – пепелевец закинул пулемет за плечо, но обгоревший ремень оборвался, оружие упало в грязь и на лодыжку хозяину. Тот застонал, поскользнулся, ерзая в черной жиже.

– А-а… еп-п…

Брус, плывущий последним, не успев крикнуть, дернулся вверх, вбок, затем вниз. Его буквально сорвало с бревна, автомат пошел ко дну вслед за человеком. Пепелевец захрипел, поперхнулся, шлепая кулачищами, и сгинул в непроглядной массе реки. Товарищи наперебой закричали, зовя его. Копоть аж выпрыгнул из воды, хаотично карабкаясь по холму подальше от смертельной водной глади.

Аперкорт плюнул на светомаскировку, включил фонарик и направил его луч на речку. Бревно лежало полувысунутым на берегу, Хант звал друга, его ор и мат оглашали окрестности.

– Мля, сейчас здесь все уроды Лунинска будут! – нервно буркнул командир, высвечивая речку.

Он уже понял, что квад только что глупо потерял бойца. Товарища, с которым тяжелые полгода спиной к спине отстреливались от врагов и делили, бывало, на всех четверых последний сухпаек.

Хант утер мокрое от речной грязи и слез лицо и с долгим протяжным «а-а-а» выпустил от бедра длинную, в полсотни патронов, очередь из пулемета. Высокие фонтанчики воды прострочили гладь проклятой реки, но, видно, бесполезно. Пулемет заклинило, что считалось редкостью для этого оружия.

– Уходим, Хант. Срочно, – крикнул Аперкорт, выключая фонарик, – у нас мало времени.

– Чего ма-ало? Нам все ма-ало. Все-о-о! Нет больше Бруса. Не-ет! Вадик. Его звали Ва-адик! – громко запричитал пепелевец, пытаясь откупорить затворную раму «печенега».

– Мля-я, Хант. Мы щас все здесь останемся навсегда-а, если ты не очухаешься и не перестанешь вопить! До Вспышки, мать твою, минуты жизни остались! Бегом-м! – заорал старший квада.

Он подтолкнул Копоть наверх по мокрой траве холма, хватаясь за ветки ивы. Сильным рывком вытянул себя наверх и обернулся. Хант неохотно, но все же полез прочь от реки, взбираясь на пригорок. Аперкорт дал ему руку, подтянул.

– Хант, мы правда потеряли хорошего бойца и друга. Мы, бляха муха, теряли и теряем их ежегодно, очищая эту Зону от тварей и всякой мрази. Так давай выбираться отсюда, пока тупо не сгнили здесь. А там, на привале, я обещаю – мы помянем Бруса по-нашему…

– Вадик.

– Что?

– Его звали Вадик, – тихо и печально прошептал Хант.

Он положил грязный пулемет стволом на предплечье и зашагал вперед, нагоняя ушедшего вперед бойца. Командир вздохнул, последний раз взглянул на темную полосу реки и направился вслед кваду.

Короткими очередями из двух автоматов и табельного «Стечкина» отбиваясь от мутантов, пресекавших бег квада, пепелевцы миновали причал и половину тоннеля, соединяющего реку с городом. Вдруг все эти крысаки, псы, кабаны и свинорылы издали тревожные и испуганные звуки – каждый на свой лад. И рванули по тоннелю прочь, мимо опешивших бойцов. На выход, к реке, а там вплавь и дальше через Чащобу наобум, к периметру Зоны.

– Крындец! Начинается, – промолвил Аперкорт, до боли сжимая рукоятку автомата и провожая взглядом и стволом оружия скачущего мимо аасмена. Вдоль противоположной стены тоннеля тенью промчался мимикрим.

– Командир, – крикнул Копоть, – здесь люк.

– Что? – Аперкорт бросился к бойцу, наступив на крысака, отчего тот завизжал, но, оторвав хвост, устремился дальше. Его худая серая тушка влилась в общую массу животных, текущую к выходу из тоннеля.

– Гон начался, командир, – Хант как завороженный стоял и созерцал волну мутантов перед собой. Он никогда за год службы в Зоне так близко своими глазами не видел подобного зрелища. Рука со «Стечкиным» даже не поднялась, опущенная вдоль бедра. Страха уже не было. Было любопытство с элементами радости из-за гвалта и прыти удирающих, а главное, напуганных до смерти тварей.

– Хант, давай живо сюда свой «печенег», – крикнул Аперкорт, пыхтя у ржавого люка, – Ха-ант?

Пулеметчик швырнул грязный заклинивший пулемет к ногам командира, а сам на автопилоте, машинально перезаряжая обойму АПС, шагнул в поток несущихся тел.

– Ха-а-ант!

Крик Аперкорта заглушила очередь из пистолета, разящая мутантов без разбору. Черное лицо Ханта, искаженное злорадством и диким азартом, от какой-то ярости и боли обнажило желтые зубы. Он на секунду стал похож на негра – весь в грязи, в черной униформе, с толстыми окровавленными обкусанными губами.

Несколько тушек крыс и одного пса сбили пули, но в следующую секунду мчащийся фургоном свинорыл с визгом и смачным шлепком снес пепелевца с ног. Его тело тут же растоптали, разорвали и ударами швырнули дальше по тоннелю. Лай, визг, рык, вой, рев – какофония обреченных на смерть зверей огласила бетонные своды подземного перехода.

Копоть потянул за ногу командира, ошалевшего от увиденного. Используя пулемет как ломик-рычаг, они со скрежетом сорвали люк. Из проема под ним вырвались клубы пыли и черной взвеси непонятного состава. Дохнуло теплом и смрадом. Боец отдернул командира, полезшего было вниз:

– Стой, командир!

Он вынул гранату, отогнул усик, сорвал кольцо и бросил в лаз. Прикрылся, отодвигая в сторону Аперкорта. Глухо, затем нарастающе зычно долбанул взрыв, выбросив облако дыма, искр и пыли.

– Теперь можно, – Копоть полез первым, перезарядив АКМ, – командир, на всякий случай давай сначала я.

– Лады. Понял. Да, – Аперкорт бормотал что-то несвязное, но уже начал приходить в себя, – иду, Копоть. Вперед.

Задвинув за собой люк, пепелевцы стали карабкаться вниз по ржавым хилым скобам. И тут земля задрожала, загудела, гулом наполняя пустоты подземелья.

– Живей, Копоть! – крикнул сверху Аперкорт, почти наступая берцами на шлем напарника.

– Здесь… нет скобы…

Он не успел понять, что ответил Копоть. Сильный толчок сверху с ужасающим звуком сбил обоих. Но если боец внизу удержался на весу, то отсутствие очередной скобы и удар из пустоты тряхнули командира, отчего он сорвался и увлек в падение обоих. Тела полетели вниз, обдирая кожу, ломая конечности, и глухо шмякнулись на дно колодца.

Через минуту началась Вспышка…

– Народ, слушай сюда! – Кузбасс выпучил грудь колесом, но от этого живот не уменьшился. – Вспышка разрядилась, все самое страшное уже позади. Теперь, как вы все знаете, задача одна – терпеливо дождаться нейтрализации атмосферы вокруг нашего убежища и спокойно покинуть его. Утром мои ребята сделают вылазку и первые замеры. По их результатам посмотрим, когда можно на выход. Сейчас попрошу принять меры личной радиационной защиты, дабы подготовить организм к новой среде. Прошу старичков и бывалых помочь новичкам нужным словом… э-э… советом. Где находятся средства гигиены, туалеты и питьевая вода – все знают. Сохраняйте спокойствие и терпение. Отдыхайте, набирайтесь сил. Все согласны? Вопросов нет?

Толпа стоящих, сидящих и лежащих одобрительно заголосила.

– Можете переводить время на новый манер. Отчет хронометра пошел до Пятой Вспышки. Я пока свяжусь с соседями, узнаю, есть ли новости по Зоне. Да поможет вам Зона!

Постояльцы вразнобой вполголоса загудели, снова располагаясь на отдых. Летучка прошла, и каждый мог позволить себе полсуток предаться несуетливой возне с личным скарбом, починке, беседам и моральным настроям.

К полусидящему спиной к холодной стене и с закрытыми глазами сталкеру, у ног которого ютился мальчишка лет четырнадцати, подошла Герда. Она, ловко лавируя между телами и вызывая обсуждения ее бюста и круглой попки, присела на корточки возле известных в Зоне отца и сына по прозвищу Полтора.

Пацан, обтачивая кончики арбалетных стрел надфилем, улыбнулся гостье и с серьезным видом продолжил занятие. Одежда обоих была самой обыкновенной – тельняшки под легкими брезентовыми куртками с капюшонами, теплые штаны из плотной ткани, высокие ботинки, облезлые и потрепанные уже не одним походом. Два рюкзака рядом, мини-арбалет с магазином на десяток стрел, АК-74 с двумя рожками в изоленте, «чейзер» в чехле и сверток китайской палатки. На коленях мальца лежал недоеденный «сникерс», рядом пара магазинов-обойм для арбалета.

Мужчина, скрестив крепкие волосатые руки на груди, казалось, дремал. Шрам от уха по скуле к подбородку нисколько не обезображивал его вполне приятное лицо, загорелое и обветренное. С легкой щетиной по овалу. Виски, как и у сына, выстрижены полосками под машинку.

Женщина протянула было руку, чтоб разбудить сталкера, но тот открыл глаза:

– Что хотела?

– А-а… – Герда аж опешила и дернулась, – вы сама любезность.

– Я знаю. Ты пришла, чтобы мне это сообщить? – сталкер прикрыл веки, показывая всем видом свое безразличие к гостье.

– Да-а, мне говорили, что вы такой холодный и равнодушный.

– Мне по барабану.

– Вы – Тагил, а это, – Герда взглянула на мальчика, – Вовчик. Правильно? Вы отец и сын и ваш позывной – Полтора. Верно?

– Неверно. Ступай с Богом, женщина.

– Простите, Тагил, но я к вам пришла с…

– Не я к тебе пришел, а ты. Так что незваный гость… сама знаешь.

– Господи! Тагил, раз уж перешли на «ты» по твоей милости, будь любезен дослушать меня! – Герда начала распаляться, бледнея и раздувая ноздри остренького носика, однако успела заметить, что мальчик отрицательно покачал головой.

Сталкер открыл глаза и отпрянул от стены. Еще одна секунда – и, наверное, он бы сказал пару ласковых этой нудной блондинке, но инициативу перехватила она:

– Я заказчик с Большой земли. И много плачу за маленький турпоход. Ты готов выслушать условия и взяться за работу?

Тагил посмотрел на нее пронзительным взглядом, размышляяя над ее словами, затем подмигнул сыну, который тоже проявил интерес.

– Не здесь, Герда Батьковна. Некоторые в этом подвале еще имеют недорезанные уши.

Она проследила за его взглядом. Два сталкера справа, а за ними трое головорезов из бандитского клана Басмача притихли, вслушиваясь в их разговор. Встрепенулись. Типа отвлеклись, занялись своими беседами.

Но слева что-то загундосил силовик «Отваги»:

– Че-е?! Ты кого тут имел в виду, брателло?

– Вот видишь, Герда, что я и говорил.

Тагил повернулся вполоборота к «отважному», и в полусумерках подвала мелькнула его рука. Начавший вставать здоровяк ойкнул, получив всего лишь большим пальцем куда-то возле уха, и грузно свалился обратно на матрас. Сталкер поправил его руку и голову, укладывая «спать», но Герда увидела, что он еще и надавил ему на сонную артерию. Никто вокруг не заметил ничего подозрительного, а если и заметил, то не придал тому значения.

– Ты его… это? – Герда выпучила глаза, показав пальцем по горлу.

– Да не-е. Что ты. Пусть просто поспит. Угомонится. – Тагил занял прежнее положение, полез в карман, достал папиросу.

– Здесь не курят, кажется? – Женщина стала усаживаться рядом со сталкером, прямо впритык, бок о бок, не смущаясь чужого мужика.

– Знаемо. – Тагил просто мял папироску в пальцах, иногда понюхивая ее и вздыхая.

– Это все эффектно и красиво, конечно, – начала Герда, сложив руки на коленях, – но откуда ты знаешь мое имя?

– Откуда и ты про нас, – сказал сталкер, – поверь, за три дня тут не только узнаешь о вас все, но и можно успеть и пожениться и развестись.

Отец и сын ухмыльнулись, переглянулись и снова стали строгими и серьезными. Герда криво усмехнулась, затем прижалась оголенным плечом к сталкеру и почти в ухо ему зашептала:

– Некогда искать место, да и время не ждет. Суть такая. Полтора – так Полтора! Сразу по окончании карантина моей группе из трех ученых необходимо в наикратчайший срок добраться до… гм… Туманска. Ну, знаешь…

– Знаю, – перебил ее Тагил, продолжая делать невозмутимый вид, – дальше слушаю.

– Никого в попутчики нам не надо. Все чисто и честно. Если сами не справитесь – говори сразу. Порешаем. Но добавлять не буду.

– Ты еще главного не сообщила. – Тагил не забывал, как и все сталкеры, о денежной стороне любого заказа или дельца.

– Я не могу сказать тебе причины и цель…

– Меня оплата интересует, женщина. А твои цели и задачи – нисколько.

– А-а, сорри! – Она коснулась губами кромки уха сталкера, отчего тот вздрогнул. Герда могла дать руку на отсечение, что по его телу, давно не ощущавшему женских прикосновений, пробежала волна возбуждения. – Тридцать зеленью и один… опс… два на вас обоих А-Сертификата туда.

Ее слова произвели сильное впечатление на бывалого жителя Зоны. Мимика выдала с потрохами радость и интерес всегда невозмутимого сталкера, пробившиеся сквозь картинную вальяжность.

А-Сертификат являлся официальным документом, точнее, пропуском его владельца на Большую землю из Зоны в любое время, в любом состоянии, без проверок и задержек. Так сказать, VIP-билетом в мир счастья и благ. Имея на руках А-Сертификаты, Полтора получили бы право выйти из Зоны через любой блок-пост и КПП Рубежа, не стряхивая радиационной пыли и не застирывая до дыр кровавые пятна комбезов, сесть в автобус или электричку до Калининграда либо самолет до Минска или Киева, да хоть до Ебурга, и раствориться в толпе с рюкзаками, набитыми долларами и артефактами, а также с зачехленным оружием. Потому что А-Сертификаты выдавались в особых случаях либо их имели только избранные персоны.

– Не врешь? Именные? С вписанными нашими данными?

– Да, сталкер, именно так. Причем получишь их авансом сразу на выходе в рейд. – Герда ловила кайф от осознания своего положения и той неописуемой растерянности, что отразилась на лице мужчины. – Ну что, Тагил, мне искать еще кого-то или?

– По рукам, Герда! Без «или». – Сталкер протянул крепкую сухую ладонь, которую женщина по-мужски пожала.

Это рукопожатие не ускользнуло от взора бандитов Басмача. И от Творога, шастающего с целью получения заказов на горячее между рядами матрасов с телами…

Глава 5

Чечня. Граница с Ингушетией. 25 апреля 2006 года

Настроения и думы группы в этот вечер были ни к черту. Бойцы давно перестали любоваться прелестями природы, что обычно делали раньше в рейдах. А на их месте каждый флорист позавидовал бы увиденному.

Район Кавказа, в котором сейчас разворачивались военные действия, славился своей красотой, живой минеральной водой, чистейшим воздухом и диковинной флорой. Лесная зона заканчивалась, постепенно уступая место кустарникам и альпийским лугам. Еще выше начинались типичные ландшафты гор, кое-где покрытых снежной шапкой. Зеленка отступала, оставаясь там, внизу, в долинах, а здесь чувствовался какой-то особый разреженный, чистый воздух.

Представители скудной фауны – редкие пернатые с размахом крыльев до полутора метров да рогатые парнокопытные не могли поспорить с яркими и сочными красками райской природы.

Солнце почти обошло хребты Кавказа и клонилось к закату. Здесь, на горных плато, открытых ветрам и солнцу, по вечерам было светло куда дольше, чем в темных долинах. Небольшие озерца, эти многочисленные ледниковые слезы, магнитом тянули к себе – утолить жажду, освежиться, вспомнить о гигиене.

С последним у членов отряда было не очень-то хорошо. Любой мул сочувственно покивал бы вслед навьюченным людям, со скоростью черепах продвигающимся вдоль узкого ручья, между островками каменных и ледяных глыб, меж кустиков цветущих высокогорных растений и редких низкорослых корявых деревьев.

До цели оставался километр, а это час с лишним, учитывая ландшафт, количество груза, свинцовой тяжестью гнущего к земле, и, самое главное, отсутствие каких-либо сил.

Рогожин только что, казалось бы, устраивал перекур, придавший ровность дыханию, дополнительные силы и отдых конечностям и позвонкам, но десятиминутный отдых не очень-то помог. Да еще настроение никакое. Все, и в особенности командир, переживали за ребят, оставшихся около лагеря боевиков, гадали об их судьбах и размышляли о своих.

Связи с ними не было – частота переговоров членов группы друг с другом в целях антиперехвата ограничивалась в горах тысячей метров. А рация Пыть-Яха была настроена только на связь со штабом. И то в экстренных случаях.

На мини-привале Рогожин вышел на связь с центром. Доложился, принял пару ЦУ. Услышал, что необходимо продолжать маршрут к точке назначения. Никаких подвохов, отклонений, новых задач. Полковник пытался понять, что не так в диалоге. Чем-то ему не понравились тон и вопросы штабного офицера. Странно. Ладно, работаем!

Где-то далеко, над Ингушетией, раскатисто прошумел штурмовик. «Сушка» оставила инверсионный след в чистом синем небе и исчезла за далеким Большим хребтом.

– Подтянись. Шире шаг, бойцы! Осталось немного. Там устроим длинный привал. Подтянись.

Рогожин сам уже устал тащить на себе полцентнера груза, но от постороннего звука дернулся и напрягся. Инстинкт и слух не подвели – в двадцати метрах от него из-за валуна выскочила серна, напуганная до полусмерти, тяжело дышащая. Прыжок – и дикарка зигзагами умчалась в лесостепь, за кусты. Полковник краем глаза отметил боевую изготовку Баллона, опустил ствол автомата и, взяв в руки ящики, двинулся дальше.

Скоро уже и точка назначения!

Генерал нервно курил, точнее, теребил пятый окурок и не находил места в штабной палатке. Он ежеминутно хрустел суставами кистей, слушая монолог Михаила Федоровича, восседающего на своем колясочном троне. В штабе оставили только Селезнева и Мохова, Егоров с инвалидом-олигархом и двумя силовиками находились по ту сторону топографического стола.

То, что услышал генерал, не укладывалось в голове.

Основная цель рейда – не просто доставить элементы установки и собрать ее в нужном месте, но и испытать ее. А испытания установки «Z», связанные с какими-то там квантово-молекулярными скачками в пространстве, могут и должны образовать некий пространственный портал в другое время и измерение. И чтобы досконально и полно провести операцию и исследования, возможно перемещение и заброс ГОНа в параллельную сигнатуру и мульти-Д пространство. Субъекты испытаний, то бишь сами члены группы, подобраны опытные, физически и морально сильные, при этом военные, которым долг, честь и совесть не позволяют перечить приказам и руководству, и ради научно-военных достижений они готовы и обязаны выполнить даже такие сложные и необычные задачи, какие указаны в их личных конвертах.

– При этом, не побоюсь повториться, хотя это и звучит жестко и, может, цинично, но, возможно, все бойцы группы особого назначения не получат шанса вернуться на базу живыми. При наиболее удачном исходе операции группа останется жизнеспособной, но либо в том, другом измерении, времени и месте, либо с выходом к нам, но также в другом временном сегменте и месте.

– Ох…ть! – Генерал плюхнулся на стул, зажал голову руками. Капитана спецсвязи Мохова одолела внезапная икота. Селезнев пытался унять нервный тик.

– Понимаю вас, генерал, – начал старик, угрюмый как никогда за эту неделю.

– Да ни хера ты не понимаешь! – громко и зло перебил его генерал, борясь внутри себя с негодованием и яростью. – Ты моих… моих пацанов отправил на… смерть! Ты…

– Успокойтесь, генерал. Егоров, налейте ему сотку… хотя нет, плесните всем по сто, – старик придвинулся ближе к столу, освобождая тугой ворот дорогой сорочки, – живей, Егоров.

Полковник-москвич кинулся за ширму и через минуту разливал «Мартель» по одноразовым стаканчикам. Выпили. Генерал долго держал свою порцию, прежде чем влить коньяк в глотку.

– Условия и результаты операции согласованы с Центром, командование и Генеральный штаб утвердили их, – зачем-то продолжал объяснение инвалид-олигарх, – все ребята кадровые боевые офицеры, имеющие огромный опыт боевых действий и выживания в любых условиях. Нами соблюдены все меры предосторожности и безопасности, в том числе на случай радиации и возможных вооруженных столкновений. А также при телепортации организмов…

– Это не организмы, мать вашу! – перебил генерал, не отрывая взгляда от пола, сгорбившись и понуро скрючившись на раскладном стуле. – Это бойцы. Это люди, за которых я в ответе. Слышите? Я! Не вы, прискакавшие из столицы на пару дней и потом так же исчезнувшие, а я! Это мои парни, у некоторых из них семьи, дети. Наград больше, чем спиц в вашей коляске. Они столько прошли и истпытали, столько сделали для Родины… И сейчас их в какую-то хрень? В жопу? И щас вы, москвичи, чешете мне, чтобы я забыл об их возвращении, о них и занялся другими повседневными делами? Да вы не ох…ели?

– Генерал, соблюдайте субординацию, – зря вмешался полковник Егоров.

– Что-о-о? Да я тебя, сука… – Генерал вскочил, но, опередив начальника штаба, возле него выросли незнакомые майоры из ФСБ. Выставили руки ладонями вперед, успокаивая и сдерживая.

– Я прошу вас, генерал, – старик показал на стул, – сядьте, пожалуйста! Полковник, вы тоже не лезьте. Вам дадут слово, если надо.

– Что я скажу их женам, детям, матерям? Что-о? Если вы знали, что они не вернутся, что им уготована такая злая судьба, какого хрена вы, нувориши, хотя бы холостых не отправляете? Не ставите в известность меня, штаб ОГВ? В конце концов, можно было набрать срочников у федералов или зэков для таскания грузов и перелетов в другие миры, мля.

– Генерал. Я повторюсь, но ваших ребят отобрали специально для тяжелой и ответственной операции из-за умения владеть всеми видами оружия, принимать в трудные минуты мгновенные и верные решения, как физически и умственно развитых…

– Да еп-п… зачем? Зачем-м?

– Да потому что там… там им все это пригодится, все спецназовские навыки, силы, ум, молодость и задор. А еще злость.

– Вы их что, на Курскую дугу в 43-й запульнули или под Сталинград? А может, в Афган снова? Так Рогожин там был уже. – Генерал схватился за бутылку плеснуть себе еще полста, но она оказалась уже пуста.

– Нет, генерал. Хуже! – Старик закрыл глаза артритной рукой.

– Что-о-о?

– По нашим расчетам… гм… группа должна оказаться в нашем же времени, примерно в две тысячи шестом году, но… под Калининградом.

– Ну и? Чего уж тут хуже? Вы решили…

– Только в другом измерении и в районе небезызвестной атомной станции, той самой огромной аномалии недалеко от Немана.

– ???

– Прямо в 4-м энергоблоке АЭС, в момент Третьей Вспышки.

– Господи-и! – Генерал уставился на старика-олигарха мертвым взглядом, бледность разлилась по лицу.

– Это опасно, Михаил Федорович? – Начштаба Селезнев накренился к столу, поближе к лампе, словно пытаясь прочитать мысли инвалида.

– Да, это опасно, потому что там высокий уровень радиации плюс достоверно неизвестно, как перенесут люди… гм… бойцы этот транспереход. И это еще не все! Если им удастся выжить при телепортации и выйти с радиоактивной атомной станции, то дальше их ждут другие беды. – Старик замолчал, потирая ногу, и полуобернулся к Егорову, тенью стоящему за спиной. – Полковник, срочно надо выпить. Налей.

Егоров кивнул, метнулся к пустой бутылке, потом за ширму, выскочил, растерянно сконфузился.

– В тумбе под ноутбуком, – спас его начштаба.

– Ага, есть, – Егоров вынул фляжку, крутанул колпачок, нюхнул, – спирт?

– Да. Наливай.

Полковник расторопно и ловко разлил, с преданностью собаки уставившись на олигарха.

– Будем! – Старик первым опустошил стаканчик, за ним последовали остальные, даже эфэсбэшники.

– Что еще их ждете? – генерал опять не торопился пить, держа свою порцию в дрожащей руке. Смутился. Оперся рукой о колено.

– Им необходимо пройти километров шесть по зоне отчуждения в Туманск, найти с помощью Мешкова и Козуба один НИИ в городе, а в нем секретную лабораторию Х-9. Там доукомплектовать некоторыми запчастями и микросхемами такую же установку, какую они тащат сейчас. Проверить ее рабочее состояние. Затем разобрать ее. Тем же манером и способом доставить ее в 4-й энергоблок АЭС, смонтировать в бункере полигона К-II атомной станции и включить. Замаскировать ее, изолировать бункер лаборатории полигона извне. Далее они снова пройдут телепортал и должны оказаться полугодом позже у нас, в две тысячи шестом.

– Пи…ц! Прям фэнтези от Спилберга и Кэмерона, – генерал опрокинул водку в рот, поморщился и снова откровенно недобро уставился на инвалида, – они там что, полгода жариться будут в этой Зоне вашей радиоактивной?

– Предполагаем, что нет. По расчетам Мешкова и команды ученых из НИИ имени Курчатова, неделя, проведенная там, равняется полугоду здесь. Поэтому и в интересах бойцов, думаю, тоже лучше быстро выполнить второй этап операции. Кстати, Мешков, как вы знаете, генерал, находится с ними и также подвержен всем испытаниям и опасностям. Так вот. Повторюсь. Одна неделя там равняется полугоду здесь, в нашем измерении. Это сложно представить и понять, но наука подтверждает… почти подтверждает эти данные. Чем дольше они пробудут там, тем дольше мы их не увидим здесь. Неделя на решение главной задачи – это выполнимо и реально. Все необходимые рекомендации, требования и подсказки находятся в конверте Рогожина, который они должны вскрыть там. Только там! Плюс Козуб. Он им в помощь, так как родом оттуда, майором прошел Зону, военные операции внутри ее и сумел выбраться в наше время и реалию, правда только в девяносто шестом, во Вторую Вспышку.

– Ах, вот зачем вы навязали мне и группе этого хохла из СБУ?! И вот чем объясняются многие непонятки с костюмами РЗК и спецаптечками.

– Да, генерал. Вы должны поверить мне, нам. Никто не собирался и не пытается умертвить и потерять ваших ребят. Просто никто, кроме них, не сделает этого! Я сам изучал их досье, анализировал, да и видел их, общался с ними вживую. И Центр одобрил кандидатуры всех в группе – парни бравые, правильные и не слабые. Пусть слегка с отклонениями… ну, там, злые, юморные, неадекватные, резкие. Но как раз эти качества позволяют им выбираться из самых сложных ситуаций и проявлять незаурядные способности в трудные моменты. А это и есть способность к выживанию, а значит, и выполнению операции до конца. Это же спецназ! Их учат выживать и побеждать там, где остальные сдохнут, пропадут. Не так ли, генерал?

Это была ложка меда в глотку руководства разведки.

Генерал выпрямился, подтянулся, переглянулся с начштабом Селезневым. Затем достал сигарету и закурил.

– Чего я и мой штаб еще не знаем?

– Им действительно будет трудно и опасно там! – Старик облокотился прямо на топографические карты стола. – Периодические Выбросы с АЭС, воинственные группировки, в сравнении с которыми местные бородатые, отсиживающиеся по лесам здесь, просто дети. Там Зона собрала в себе всех уродов, бродяг и любителей повоевать и поубивать. Там другие законы и правила. Точнее, там вообще нет законов! Там Зона решает судьбу всего живого, что еще дышит и шевелится. Там бесчисленное множество мутантов и аномалий, зомби и фантомов, там всюду смерть и боль. Но Зона не только забирает жизнь и калечит души – она может дарить жизнь, лечить безнадежных и вершить их судьбы. Она разрушает и созидает. Зона – это отдельный мир, чужая Вселенная. Я понял, что вам трудно будет осознать все, – старик отпил воды из любезно поданного Егоровым стакана, – слушайте и запоминайте. Больше никто вам такого не поведает! Итак, генерал…

Невесел был Никита, маясь в раздумьях и перепланировке дальнейших действий. Ох, невесел! Еще бы – ему, замбою ГОНа, командиру подгруппы спецназа и кучки этих партизан, бывших заложников, в ближайшее время предстояло не только досконально проанализировать случившееся, но и собрать пазлы воедино, вывести подчиненных на базу, разобраться с преследованием. Голова начала пухнуть, а кожа лица чесаться. Не от груза и не от краски, а от дум и переживаний. Бойцу спецназа не чужды расстройства и чувства, присущие простому смертному. А уж офицеру, взвалившему на себя такую ношу и ответственность, тем более.

Вопросов и плохого настроения было больше, чем надо. Эти заложники еще не вовремя. Вразрез операции и рейду группы. Отсутствие связи с Рогожиным и с оперативным штабом. Отход подгруппы не по пройденному пути и даже не в сторону базы, на север, а в противоположную – на юг, в горы, вслед основной группе. Невозможность вызова вертушки, поддержки огнем и вывоза заложников и трофеев. Ну, а самое стремное – повисшие на хвосте бородатые. Эхх! Не айс.

За тот час, что подгруппа прошла быстрым темпом от лагеря, кое-что проявилось, отчего легче не стало.

Отдаляясь от разгромленной базы боевиков, Никита услышал и оценил некоторые странные звуки.

Сначала громыхнул взрыв, судя по всему, игрушка Тротила. Затем стрельба – короткая, беспорядочная. Странно. С кем и кто там воюет?!

Вскоре еще серия еле слышных цепных взрывов. Эхо гулом прокатилось по ущельям и распадкам. Значит, сработали основные сюрпризы Тротила, уничтожая основную недвижимость лагеря и все живое, что там могло оказаться.

Неплохо!

Теперь что? Наверняка чехи шли по следу подгруппы (это они умели делать весьма хорошо!), что сулило скорый бой и возможные потери. Тремя спецами и шоблой штатских доходяг, которые, кстати, уже начали выдыхаться от быстрого похода, сильно не навоюешь. Фактор внезапности и маскировки потерян. Злость и месть на стороне преследователей, неплохо вооруженных и отлично знающих эти места. Охренеть!

Что имеем в противовес мы?

Пока идем по следу Рогожина, то есть ведем хвост в угрозу всей операции. Это минус. Нужно срочно наследить и уводить в сторону зигзагом, по дуге и обратно. Как заяцы. Второе – установить любую связь с нашими. Как? Минус. Третье – доходяги уже начали тормозить, кончились партизаны, епрст. Минус. Но их можно понять – не спецы, натерпелись, наголодались, вымотаны вообще да еще и часом бега по пересеченке. Эх-х.

Нужен план, срочно. Нужно действовать, а не тупо лезть вверх, приближая неизбежный конец.

– Холод? Слышишь меня?

– Да, командир. Говори, что делать.

– Молоток. Понял меня.

– А то. Сам иду, кумекаю, че почем. Положеньице не из лучших.

– Надо винтить на восток, уводить чехов от следа наших. С запада кряж, не пройдем. Юг нам заказан. Обратно – только бой. Получается влево?

– Командир, я готов.

– Хорошо, Холод, смекнул. Тротила в хвост, а сам дуй сюда. Я в голову. Тротил? На связи?

– Так точно, командир. Слышу тебя.

– Значит, так, парни. Вон скала в виде тонущего «Титаника». Метров триста-четыреста. Перед ней кустарник, за ней лесок. Похоже, зеленка скоро заканчивается. Тротил, закладки под скалой и в кусты. И нагоняешь нас. Мы меняем курс за скалой влево, на восток, к речке, параллельной вот этой. Она впадает в Аргунь. Пойдем туда с выходом на Борзой и Итум-Кале. Холод? Ты делай скрадок на скале, боевую лежку. Оставим тебе допБК. Держись, сколько сможешь, потом сваливаешь. Продумай отход. Задача – подтянуть хвост, дать им новое направление, ну и по возможности покрошить побольше. Как поняли?

– Я Холод. Принято.

– Я Тротил. Есть.

– Все, пацаны, работаем!

Передислокация и рокировка прошли быстро и незаметно. Никита нагнал партизан, «вдохновил» их двигаться быстрее тем, что они снова могут оказаться в зиндане со всеми вытекающими, и пообещал через час привал. Сам раскошелился, сгрузив одну «муху» Дену, похлопал друга по тактическому шлему.

– Держись, брат! Не увлекайся и почаще меняй позицию.

– Не учи ученого, Никит. Знаемо. Ты уверен, что за нами хвост?

– Я еще одного «эдика» оставлял и сигналку. Обе подтвердили.

– Понял. Не дурак.

– Все, Ден. Удачи! Раз живем.

– Давай, Ник. И вам тоже.

С пленного чеченца сняли РПГ-7 и пару выстрелов, Тротил тоже отдал один «танкобой». Полдесятка трофейных гранат, один АКС-74 и пяток магазинов.

– Вах-х, повоюем! – попытался улыбнуться Ден, сноровисто вешая все на себя и подавшись к скале.

– Тротил. На тебе выход. Обложи его хорошенько. Свое не трать. Трофеем давай. Чтоб ни одна бородатая тварь не обошла скалу. Все. Мы пошли. Удачи всем!

– Давай, командир.

Кто придумал эти уставы и боевые вводные, по которым командир должен в обязательном порядке оставаться в строю, продолжать командование и ни под каким предлогом не рисковать своей жизнью и вверенной ему частью и личным составом?!

Как от сердца Никита отрывал Дена. Сколько раз сам оставался в прикрытии и как второй номер, и как подчиненный, но сейчас, здесь…

Возглавив партизан, Никита повел их на девяносто градусов влево от прежнего маршрута. Но не прошли и трехсот метров, как встали. Женщины окончательно выбились из сил. Пали, как загнанные лошадки.

– Привал полчаса. Рядовой. Охранять пленного.

– Есть.

– Полковник.

– Да, командир.

– Обеспечить охрану. Один пост с опушки леса. Стволы на скалу. Изготовить к стрельбе пулемет и РПГ. Старшим в мое отсутствие назначаю вас, полковник Меркулов. Ваш позывной – Полкан. Как поняли?

– Есть!

– Обеспечить дисциплину по группе. Охрану пленного. Отдых. Смену рядового на бизнесмена… Стоп. Отставить. Сговора мне еще не хватало. Пусть потом Анжела сторожит его. Она справится. Да, Анжел?

– Конечно, – обрадовалась своей нужности и доверию военных девушка, опираясь на камень головой и потирая плечи от натертых лямок рюкзака.

– Стрелять умеешь? С пээмом справишься?

– Умею. Папка в стендовый тир возил часто. А что такое пээм?

– Ясно. Пистолет Макарова. Димон? – Никита повернулся к рядовому. – Покажи, как им пользоваться. Там все просто. И выбери из трофейных один нормальный. Анжел?

– Да.

– Чечен если будет че-то грузить или шустрить, пристрели его. Ясно? – Никита нарочно громко при всех сообщил это.

– Вау. Так точно, командир! – Анжела радостно вскинула руку к брови на манер американских военных.

– Выполнять, – и уже обратившись ко всем: – чтоб ни звука ни пука здесь. Тишина. Умерли все. Я найду вас.

– Да уж сколько умирать нам – не наумираться! – бизнесмен вытянул ноги, глотнул из фляжки.

– Все. Полкан, рубеж с юга. Работаем.

– Есть.

Никита в оптику взглянул в сторону скалы. Естественно, не видно ни Дена, ни Тротила. «Ну все, пошел».

Он закинул «Вал» за плечо, рядом с «мухой», поправил лямки разгрузки и шагнул в кусты. «Шмель» с трофейным рюкзаком оставил. АКМ с подствольником на грудь. Вперед…

– Зона в Зоне?! Другое измерение? Мутанты? – Генерал уже заговаривался вслух, не веря своим ушам.

– Точно так, генерал, – старик-олигарх откинулся на спинку инвалидной коляски и обвел взором всех в палатке, – и вход и выход в нее и из нее только раз в десять лет, во время Вспышки на АЭС. Двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в час двадцать три случилась авария одного из энергоблоков, как вы помните. Это и была Первая Вспышка. Следующая – в это же время в девяносто шестом. Третья предполагается сегодня ночью.

Во время непроизвольного выброса, взрыва изотопов урана, плутония и йода в атмосферу моментально выделяется огромное количество энергии, сопоставимое разве что с физическими процессами в космосе. Эта энергия рвет свое измерение, создавая на короткое время узкий проход, портал в другие измерения. Все, что в этот момент и в этом месте находится, оказывается, переносится в другой мир, к нам сюда. Только координаты меняются каждый раз. В прошлый раз, в девяносто шестом, спираль трансформации выбросила оттуда химеру, один неплохой артефакт, часть аномалии «энерго» и двух сталкеров, раненных мутантом. Все это оказалось прямо на «Маяке-51», на Урале, во время очередного аварийного выброса радионуклидов. Вы не представляете, что пришлось пережить и как сложно и затратно оказалось ликвидировать телепортал! Химеру, уничтожившую треть персонала секретной базы, удалось убить. Останки ее хранятся до сих пор в спецхранилище. Аномалия взорвала полцеха испытательного полигона и исчезла. Артефакт в надежном месте. Сталкеры… – старик замялся, – Козуб – один из них.

– Охренеть! – Генерал закурил снова, подавляя волнение. – И? Что дальше?

– И в обратном порядке в Зону, на АЭС, перенеслись два лаборанта «Маяка» и часть оборудования их реактора.

Старик замолчал, позволяя всем проникнуться рассказом и осмыслить невероятное, затем продолжил дальше:

– После Первой Вспышки в Сретенской зоне отчуждения сразу начались секретные исследования и создание прототипа XL-пушки. Устройства выработки… нет… не так… использования гамма-спектральной энергии в пробивных целях… ну, для прострела нашего мульти-Д измерения в другое, параллельное. Такие разработки велись давно, но успеха не имели. Нужна была энергия в колоссальных размерах, при этом безопасная и дешевая, желательно бесплатная. Такой обладали либо природные явления – это грозовые процессы, не управляемые человеком, и вулканические, также исключающие какое-либо наше вмешательство, либо техногенные – созданные людьми. Последними человечество обладает с некоторых времен – атомная энергия. Тогда, в восемьдесят четвертом, Советом министров страны была одобрена и утверждена секретная директива № 2 к постановлению № 112 от 25.12.84 о создании установки XL на базе ракетного комплекса «Стрела-3М». По сути это был некий излучатель, зарядом для которого являлась энергия двух энергоблоков АЭС. Чтобы охватить весь спектр исследований и провести полномасштабные испытания, необходимо было примерно в два раза больше энергии. Для этого начали строить пятый и шестой энергоблоки. Не достроили – при очередном испытании установки произошел взрыв реактора. Все знали, что опасно использовать мирный атом в густонаселенном регионе в совсем не мирных целях. Знали, но, как водилось в СССР, – «нельзя, но если осторожно, то можно».

Случилась авария. Унесшая много жизней и тайн. Установка так и осталась на втором полигоне АЭС, в бункере около 4-го энергоблока. Почти все, кто ею управлял, погибли. Выброс энергии в результате аварии вызвал необратимые процессы в нашем измерении, создав анклав-территорию, вакуум-участок в местности вокруг АЭС. Так и появилась Зона. Это, повторяю, предположения наших ученых. Дальше. Неотключенная пушка… то есть установка, осталась в режиме «включено», или, как говорят у вас, военных, в режиме «огонь». Кратковременные Выбросы периодически скапливающихся и контактирующих элементов урана, цезия, высокого йода и стронция вызывают в Зоне волны радиации и порождение новых аномалий, артефактов, мутантов и сверхспособностей. Выбросы происходят примерно раз в неделю. А вот Вспышки – раз в десять лет в результате выброса накопившейся энергии все еще работающего реактора, соседних энергоблоков, а также химических реакций в почве. А этот чертов земной разлом почти под фундаментом АЭС, видимо, дополняет картину.

Кстати, возникает угроза соседним АЭС и ГРЭС в Литве, Белоруссии, Украине и Польше. Сейчас ведутся исследования на эту тему. Та Зона в зоне отчуждения нашего измерения – это кладезь информации для науки и военных. Это источник ноу-хау в медицине, биологии, электротехнике и атомных исследованиях, в создании и управлении новыми видами оружия, стелс-изобретениями, смарт-технологиями и прочее, прочее, прочее. И зная про это, мы обязаны взять это и использовать. Дары Зоны, ее мир и оружие – почти в наших руках! Ее аномалии можно использовать как бесплатную энергию. Ее артефакты, особенно порождаемые новыми Вспышками, излечивают болезни, поднимают на ноги полумертвых. Даже мутанты, обладающие сверхспособностями, представляют собой интерес для медицинских исследований – донорство, врачевание, трансплантация. Энергия Зоны и ее порождения – это прорыв в инновациях, в новых технологиях и внедрениях в химической и перерабатывающей промышленности, энергопроизводстве, в обороноспособности страны и производстве нового типа оружия. Это бесплатный дар, это богатство и процветание! Это…

– Вы увлеклись, Михаил Федорович, – перебил генерал, – так и скажите, что вам надо вылечиться и снова ходить и жить вечно, приобретя эти факты… гм… артефакты?

– Прошу прощения. Нам еще мутантов сюда побольше не хватало впридачу к бородатым в горы или в центр столицы – поубивать людей, как на «Маяке». Так? – поддержал генерала Селезнев.

– Господи-и! Вы, смотрю, мыслите в узких рамках, – старик скривился и с сожалением развел руками. – Простите. Это же прорыв! Любое государство, руководство и военное ведомство любой страны, весь ученый мир поддержат такую идею и операцию. Как вы не поймете…

– Я понял вас. Скажите, дорогой наш миротворец, – генерал, прищурившись, взглянул на старика, – состав моей группы определен строго? Им всем надо принять участие в этой глубоко секретной операции с порталом и добычей вам нужных артефактов?

– Э-э… прошу вас, генерал, не ерничать и обойтись без…

– Я задал вопрос, уважаемый Михаил Федорович. Я, как руководитель операции, ответственный за рейд группы и их жизни, позволю себе задать любой вопрос какому-то спонсору, меценату и просто больному старику, находящемуся со своими московскими волкодавами в расположении воинской части специального назначения в районе проведения боевых действий и контртеррористической операции…

– Генерал, что за пафос, что за…

– …Я не закончил, ядрена вошь! Позволю задать вопрос чужаку, находящемуся в районе проведения КТО, где, вообще-то, пропадают люди, где убивают, где случаются ЧП в воинских частях, хромает безопасность и ответственность за нее, где пропавшие индивидуумы списываются как неотъемлемые безвозвратные потери. Я задал вопрос по составу группы.

Все напряженно уставились на генерала. Даже преданный ему начштаба Селезнев побледнел, а уж холеный франт Егоров сглотнул и выпрямился струной, опасаясь дальнейшего развития событий.

– Генерал, – олигарх улыбнулся, но как-то скованно и скупо, – я понял вас. Я рассказал вам все или почти все, что носит гриф «Совершенно Секретно. Особая папка». Вы и ваши подчиненные узнали то, что человечество узнает через годы и за разглашение чего грозит…

– Вы вопрос мой слышали? – оборвал старика генерал, поднимаясь со стула.

«Ого. Патрон в ударе. Хорош!» – отметил про себя начштаба и чуть придвинулся к командиру.

– Я слышал вас, генерал. Отвечаю. Да, состав группы обязателен и не предусматривает его сокращения до точки пространственного портала в Зону ни при каких обстоятельствах. Им даже погибнуть запрещено до часа «Ч»! А что, генерал?

Генерал ехидно усмехнулся, обвел надменным взглядом всех офицеров в штабе, поправил портупею и победно произнес:

– Группа особого назначения, позывной «Шурави», два часа назад, учитывая форс-мажорные обстоятельства, вступила в боевое столкновение с бандформированием с целью исключения быть обнаруженной при проведении спецоперации Центра, а также для спасения заложников…

«Долбаный спецназ, гребаные чехи!» – последними словами проклинал всех и все на свете командир группы наемников. Скача сайгаком с камня на камень, он двигался ровно вдоль ручья, за ним ловко повторяли движения и путь еще трое бойцов. И еще один шустро, словно архар с батарейкой «Энерджайзер», лавировал по пересеченке впереди. Дозор-разведка. Первый номер. Самый опытный. Только недавно их было семеро. Семь первоклассных «вольных стрелков», «диких гусей». И вот двоих уже нет! Вот так, одним махом.

Выждав пять минут для того, чтобы спецназ удалился, Кэп дал команду на зачистку лагеря. Группа наемников в черных комбезах кривой цепью прошла лагерь, отмечая элементы недавнего побоища и остатки разгрома: трупы, испорченную утварь боевиков, мины-ловушки с растяжками, замыкающими взрывные устройства в землянках. Они уже почти миновали базу, отметив приближение основных сил врага с востока. И тут Тукана угораздило прихватить валявшийся в листве АКСУ! Тончайшая проволока, идущая от его скобы и утопавшая в листьях, натянулась и сорвала капсюль-детонатор «ежика». Сюрприз Тротила рванул, пронзая осколками двоих в черной униформе. Тела отбросило в разные стороны.

Кэп даже не ругался – он заорал так страшно, что в округе разбежались, наверное, все звери.

Боевики из головного дозора, возвращающиеся с вылазки, услышав взрыв и дикий вопль, эхом разлетевшиеся по долине, залегли.

У оставшихся наемников в запасе было минут пять, чтоб оценить ситуацию, оплакать товарищей, спрятать их тела и смыться. Они сделали все правильно и быстро, уложившись в четыре минуты. Пара резких команд Кэпа – один с пулеметом на рубеж, двое к трупам снять снарягу, БК и облить мертвые лица кислотой. «Диких гусей» не должна вычислить ни одна спецслужба мира – кто, откуда, от кого.

Кэп пнул шест палатки, истерзанной шрапнелью. Негодованию и злости не было предела. «Ничего, еще сочтемся! Скоро уже».

– Уходим. Живо.

Ободранные, изуродованные осколками и кислотой тела остались лежать в листве. Ни шлемов, ни спецприбамбасов, ни оружия. Ничего. И тишина.

Кэп, ощущая мысли оставшихся в живых товарищей, прыжками преодолевал перекаты ручья против течения. Океан злости, мести, негодования готов был выплеснуться наружу, но командиру нельзя психовать и паниковать, показывать слабость перед подчиненными. «Я сердце выну из того, кто это устроил, – думал он, а еще мозг точила другая мысль: – Вот влипли! Шли так тихо, осторожно, и на тебе – обнаружили себя, потеряли двоих и сейчас оказались между двух огней. Атас».

– Ходу, ходу, парни. Мы отомстим еще за Тукана и Увара. А щас шевелимся. На хвосте банда злых чеченов, жаждущих крови и мести. И они сейчас винят во всем нас. Живо, парни, живо-о!

Боевики проникли в свой лагерь с привычной осторожностью, но быстро. Окружили периметр, пошли на сближение. Сначала на растяжке у ручья подорвались двое молодых ингушей. Не успели еще предупредить остальных криками, а дыму и земле дать осесть, как на «лягухе» насмерть подорвался араб, причем ранило еще двоих.

Поняв, что их родное, насиженное место заминировали, всех убили, остальное разгромили и украли, озверевшие «воины Ичкерии» попытались вершить правосудие срочным поиском неверных и их смертью. Пока старший отдавал команды, предостерегая от мин и растяжек, разбивая банду на группы и пытаясь подбодрить уставших после похода соратников, время водой утекало сквозь камни. Старший понимал, что нужны срочные меры для преследования противника, но сумятица в разношерстных рядах многонациональной группировки, лень, тяжесть двухдневного рейда до Шатоя и обратно, заминированный лагерь – все это разлагало боевой настрой и отдаляло их от безнаказанного врага.

Неимоверными усилиями, где угрозами, а где обещаниями, напоминанием о мести и возможном раскрытии их базы главарю формирования удалось собрать полвзвода воинов и пуститься по следу налетчиков. Оставшиеся начали осмотр лагеря и выявление взрывных устройств, уборку территории и утилизацию мусора. Но не прошло и семи минут, как один из них, афроамериканец, пересек внутри землянки пятачок, контролируемый ДО-5У. Датчик объема специального взрывного устройства получил информацию об изменении плотности пространства в двух метрах перед собой и пустил искру в заряд. Землянка глухо вздыбилась и осела, похоронив все, что в ней было, включая неудачливого негра. А также замкнула цепь детонации по периметру.

Серия последовательных взрывов разворотила почти весь лагерь и задела большинство боевиков. Облако грязного дыма, почвы, листьев заполонило местность, неохотно оседая и смещаясь от ручья к скалам восточного рубежа.

База Садулаева перестала существовать.

Точка назначения оказалась полулысой степной площадкой на подъеме очередной горы. Пологий холм, поросший альпийской травкой и редким низкорослым кустарником, имел крутой обрыв только с западной части, со стороны Ингушетии. Кстати, в оптику полевого бинокля едва различимо виднелись хижины пограничного аула и пост со шлагбаумом. Людей было не видно, только отара овец с чабаном серой волной стекала по пригорку к высокой башне времен Средневековья.

Приближающийся грозовой фронт напоминал о себе далеким эхом раскатов и всполохами молний. Весной в этих местах Кавказа дожди – обычное явление.

– Не помешает нам гроза? – с неким беспокойством спросил ученого Рогожин, разминая пальцы ног.

– Нисколько. Даже в помощь, – ответил Мешков, позабыв про отдых, ужин и пронизывающий ветер здесь, на отметке почти две тысячи метров. – Успеем, должно все получиться.

Ученый очкарик, поглощенный работой, еще бормотал что-то невнятное. Помочь себе он разрешил только Козубу, и теперь они оба корпели над монтажом установки. Ящики и ранцы с элементами секретного оборудования образовали ровный пентагон на лужайке и сейчас потихоньку разбирались. Сначала Мешков долго и тщательно что-то мерил на лужайке, сверял с картой, компасом и еще каким-то геодезическим приборчиком. Потом вместе с Козубом приступил к сбору установки.

Рогожин окинул взглядом лежащих загнанных бойцов, сам припав к камню спиной. Назначил на пост Орка, разрешив ему скинуть весь БК и даже покурить. Остальным отдал распоряжение отдыхать, принимать пищу, а сам связался со спинного ранца-рации Пыть-Яха со штабом.

Доложился. Расслабленные мышцы лица в преддверии похвалы командования вдруг напряглись, лоб сморщился, а глаза сощурились.

– Как? Повторите. Я Шурави. Прием. Тюльпан? Я Шурави. Не понял вас. Повторите.

– Что там еще? – взволнованно спросил военхимик Семаков, привстав с травы и глядя то на Рогожина, то на Пыть-Яха.

Командир долго выслушивал речь генерала. Бледность его лица и пот на висках почему-то не радовали. Теперь это заметили все офицеры, штатские и сборщики установки, приостановившие работу.

– Понял вас, Тюльпан. Есть выполнять. Конец связи.

Рогожин протянул наушники с гарнитурой Пыть-Яху и надул щеки, глядя в горизонт. Лицо его из-за бледности сливалось с камнем за спиной. Он задрал рукав, посмотрел на часы. Снова уставился в горизонт. Опять на время. Затем вскочил на ноги. За ним поневоле и инстинктивно повставали офицеры.

– У нас новый приказ. До часа «Ч» срочно разыскать и вернуть группу Истребителя. Всех. Сюда. В точку назначения. И немедленно, еп!

Немую сцену прервал ученый.

– Вы с ума сошли! Там что, в штабе, спятили все? Дайте мне связь с Центром, я узнаю…

– Отставить, Мешков! – зло прервал его Рогожин. – Связь ему, ядрена корень! Так. Группа, слушать всем сюда.

Бойцы придвинулись ближе, чтоб слышать каждое слово командира, но тот подключил связь шлема.

– Орк, как слышишь меня?

Тишина.

– Орк, мать твою…

– Я Орк. На связи, командир.

– Хватит жевать. Всем внимание! – Рогожин снова посмотрел на наручные «командирские». – Нас восемь единиц. Двое – Козуб и Мешков – продолжают монтаж установки. Справляться самим. Вам в охранение остается майор Семаков. Да, майор. Займи скрытый пост вон у того валуна, оружие наизготовку. Бинокль возьми мой. Ни одного чужака не допускать к точке назначения. Но и нас не подстрели. Ясно?

– Товарищ… – засмущался Семаков, покраснев.

– Так. Остальным. Разбиться на две подгруппы. Первая – я, Пыть-Ях и военврач, вторая – Орк и Баллон. Все тяжелое оставить здесь. Долой БК, рюкзаки, шлемы. Снять средства связи с полусфер и на черепушки. На себе только легкое стрелковое оружие. Задача – найти визуально либо в эфире группу Истребителя и отозвать ее обратно. Вернуть наших к точке назначения. На все про все три часа. Это сто восемьдесят минут. Так. Две минуты на сборы. Работаем, парни!

Пока разгружались, вечер начал напоминать о себе. Смеркалось. Особенно в долинах. Да еще синева надвигающейся грозы омрачала краски местности.

– Япона маха. Темнеет. Парни, живее! Пошли.

– Командир. Разреши вопрос? – капитан Полозков, заправляя за уши и шею гарнитуру связи, следил за Рогожиным.

– Валяй, капитан. Только я знаю, что вы все хотите знать. Отвечаю, что понял сам. Приказ штаба я вам озвучил. Более того инфы не имею. Но группе нужно быть здесь всем составом, изначальным.

– А как же заложники? Они наверняка с нашими?! И уж не в кроссовках для бега и с улыбками здоровья.

– Хрен знает! Всем сюда и срочно – это главное сейчас. До времени «Ч» успеть кровь из носу.

– Какого черта тогда штаб отдал приказ сначала освободить заложников? – Баллон бережно укрывал свой РПК от возможного дождя. – Освободить и тащить их на базу, а щас вдруг с какого перепугу все наоборот?! Сюда-то их на хрен вести?

– Отставить, Баллон. Забодал. Я знаю не больше твоего. И, честно говоря, ничего не понимаю. Но приказ есть приказ! Не тебе ли не знать это? Все, сваливаем.

Группа поиска в одну минуту освободила вершину холма и змейкой потекла с возвышенности. Миновав осколки ледника величиной с грузовик, отдельные валуны приличных размеров, она двигалась вдоль тонкого ручья и через четверть часа разделилась на две подгруппы, которые, в свою очередь, пошли вниз параллельным курсом, отдаляясь на расстояние максимального диапазона связи.

Вскоре с промежутком в полтора километра подгруппы вышли в район поиска и обнаружения отряда Топоркова. В эфир понеслись позывные:

– Истребитель. Истребитель. Я Шурави. Прием. Истребитель…

– Не нравится мне вон та скала. А, Червь? – старший группы наемников показал сквозь кусты на каменное сооружение. – Я бы лично там засаду устроил. Пулемет или снайпера. А можно и обоих. И гранатометный расчет. Или минометный. Но у спецназа нет таких сил. Короче, Червь, сообразил?

– Ясно, Кэп. Сделаем.

– Пошел, если ясно. Эй, парни, а вы здесь по фронту. Идем аккуратно. Сюрпризов нам больше не надо, мля! Сзади чечены на подходе. Пулеметчик, разворот в тыл и держишь нам спины. Майна? Ты во фронт. Я с Червем в ножницы. Все, вперед.

Наемники рассосались по лесокустарниковой зоне одиночными черными точками. Ден в оптику засек движуху по опушке леса. Пять фигур. Вел их, но не забывал и про возможных остальных.

– Командир. Кто это такие? Это не чехи, стопудово! Какие-то инопланетяне. Или якудза из байкер-клуба.

– Не знаю, Холод. Молчи ты уже. Вон у меня один на прицеле, – ответил наушник.

– Ага, вижу. У меня двое. Но нутром чую, это не все еще. Сколько их, х… их знает.

– Надо вычислить. Иначе сам знаешь что.

– Знаю. Валить будем? Может, они наша группа прикрытия или смежники?

– Нет. Однозначно. В вводной четко инфа была – мы одни и никого больше. Любые подразделения – чужие для нас. Ты еще где-то видел спецгруппы в такой снаряге? Я даже в учебке, на курсах, таких не видел. Не наши, стопудово. Стоп. Вижу еще цель.

– Скоро и чехи выйдут на нас, если тут сидеть будем.

– Выйдут. А что, сдрейфил?

– Никак нет, командир. Готов пострелять.

– Ждем. Либо угрозы от этих черных, либо атаки чехов. Лучше, если сведем их воедино. Пусть почикают друг друга. Ишь, профессионально расческу пишут.

– Ща встретим. Наблюдаю цель на одиннадцать, на двенадцать и на полтретьего. Горячо, короче.

– Держу твоего на полтретьего. Ждем.

Боевики, уставшие и злые от потерь и беготни за целый день, с маскировкой особо не церемонились. Их головной дозор буквально выпал из зеленки на опушку, четко идя по следу двух отрядов «неверных». Разрыв между дозором и основным отрядом бандитов уменьшался до опасных размеров, недопустимых в условиях безопасного рейда и успешного боя.

Как только из леса показались еще и остальные, из кустов высотки через двести метров по ним ударил пулемет. Одна длинная очередь, две коротких и еще длинная, выкашивающие опушку зеленки. Дозор чеченов погиб сразу, плюс еще один араб остался под деревом. Снова длинная очередь проредила лес и подкосила пару боевиков. Раненых добил снайпер.

Чеченцы озверели вконец. Рассосавшись по лесу, они, как тараканы, полезли в нескольких местах сразу.

Ден с ухмылкой наблюдал в ПСО винтовки за боем у леса. Вдруг его оптика разлетелась на осколки, один из которых впился над губой.

– Ох, ни х… себе! Вот гад! – Ден отпрянул вниз, назад и чуть вбок.

– Ептеть, Холод. Выдал себя, как пионер. Фу.

– Командир, я… да я… он…

– Я, я. Часы «Заря». Быстро меняй лежку и прицел, вижу тебя. Меняй, и начинаем. Иначе срисуют нас. Уже, похоже, срисовали.

– Понял тебя, Истребитель. Работаю…

Чечены обрушили шквал огня на все кусты и подозрительные точки. Пока преодолели стометровку, рисуя пируэты и зигзаги, потеряли еще троих.

Черные начали рокировку и отход к скале. Вдруг раздался взрыв. Никита увидел тело, поза которого убедительно доказывала, что боец мертв.

– Минус один. Спс Тротилу.

– Я Холод. Готов. Валим черных? Или помочь им?

– Работай чехов не спеша. Я пока сминусую одного черного.

Ден нажал спусковой крючок. СВД вздрогнула и послала пулю в цель. Боевик дернулся и затих. Пара чеченских гранатометов ударила по кустам. Взрывы. Дым. Снова треск автоматов. Перекличка пулеметов. О-о! Вышли на бросок ручных гранат. Значит, метров тридцать-сорок осталось. Так и есть.

Ден вычислил снайпера-боевика. Выстрел. Минус два. Из кустов снова щелкнула винтовка черных, и возле Дена чавкнул камень.

– Ах ты, срань!

Он выцелил подозрительный куст и пустил в него три пули одну за другой. Сменил позицию.

Никита дождался, когда черный подойдет ближе, подставив бок и отвлекаясь на скалу с Холодом. Жаль дорогие пульки тратить. Поэтому вынул «гюрзу». Насторожился.

Червь обвел стволом автомата сектор впереди и слева. Вон те камни с пучками травы ему не понравились. Он достал РГН, выдернул кольцо.

Никита в этот момент распрямился и снова, припав к валуну, мгновенно взял цель на мушку. Тот замахивался рукой.

– Вот черт!

Выстрел. Еще серия. Черный задергался, коллекционируя раны на теле и конечностях, и выронил из простреленной руки гранату.

– Козел! – успел выдавить Червь, падая на спину, но разрыв гранаты отбросил его метра на три дальше, на куст полусухого боярышника.

– Блин! Хотел живым взять, – почти вслух с досадой констатировал Никита, присаживаясь за укрытием.

– Командир, у меня гости с тыла, кажись. Придержи фронт. На двенадцать, – раздался в гарнитуре связи голос Дена.

– Лады, Холод. Держись.

Никита сменил «гюрзу» на «Вал», сместился на другую позицию, сделав три шага на полусогнутых вправо, и вылез с автоматом на бруствер камня.

Ден минуту назад дернулся, получив сигнал «эдика» сзади. Метнулся в сторону и назад. Сбросил рюкзак. Приготовил нож разведчика, пистолет. Гранату зажал в кулаке и, сделав несколько резких движений, чтобы размяться и приготовиться к схватке, метнул РГН через гряду камней в район замаскированного электронного устройства. Сам с интервалом в пять секунд (три на взрыв, две на осколки) рванул за камень.

Командир наемников, конечно, не заметил «эдика» и не ожидал гранату и внезапного появления врага. Он только что обошел скалу, вычислив снайпера, и взобрался по крутому склону наверх, чтоб снять стрелка сзади. Но спецназ ГРУ не лыком шит! Граната звякнула по валуну и разорвалась чуть позади наемника. И хотя он успел за секунду сгруппироваться и дернуться вбок, но пара осколков все-таки впилась в ногу, а тело ударной волной припечатало к камню.

Очень больно!

Тут же сверху набросился враг. Противники схватились врукопашную.

Рукопашный бой! Какой боец, какой десантник или спецназовец не проходил его в учебке, на учениях или в реальном бою?! Когда счет идет на секунды, оружия нет или некогда его применить, когда жизнь на волоске, у человека открываются два пути – либо бежать, спасаться, либо принять бой, начать драку. Причем во втором случае резкий подъем сил, энергии, рвения зачастую порождает необдуманные решения, но времени на заученные тренировками приемы борьбы нет. Тело и мозг, подогреваемые адреналином и инстинктом самосохранения, работают иногда с удивительными возможностями и способностями.

Два профи, два капитана спецвойск столкнулись врукопашку. И хотя один был ранен, оглушен и обескуражен внезапностью боя и нарушением планов, но сил и злости это у него не отняло. Взрывной волной и ударом о камень Кэпу вышибло пистолет из рук, автомат висел сзади, но еще был нож. Ден от не очень удачного прыжка потерял пистолет, но сбил своим весом врага. Оба свалились на острые камни, крякнули, ругнулись и, вскочив на полусогнутых, врезались друг в друга телами.

Их скоротечная схватка не была похожа на те красивые киношные бои, которые мужчины всех возрастов видят на экранах телевизоров. Это была жесткая драка без правил, свидетелей и рефери. С одной лишь целью – убить врага первым.

Несколько нечетких ударов руками, никаких ног, как в спортзале по макиварам, никаких блоков. Вместо перчаток – кулаки, локти, голова, в качестве блоков – те же конечности и само тело.

Неточные и несильные удары первые десять секунд не принесли успеха никому. Отпрянули, снова рванули, но уже с попытками поразить точнее, жестче и с применением колен, прямых ударов руками и уклонов, захватов и бросков.

Опять получилось плохо!

Отскочили. Две секунды на анализ действий, ПДД, оценку противника. Ножи. Вперед.

Выпад. Уход. Выпад – уход. Взмахи, тычки.

Ден, перехватив НРС в левую руку, мгновенно освободил правую. Кэп расценил это как изготовку рукоятки ножа к выстрелу и рванул на врага. Но Ден схватил правой рукой камень, приглянувшийся ранее, и использовал его как кастет.

Клинок наемника словно в дерево воткнулся в подставленное блоком предплечье спецназовца, прямо в кость. Секунда удивления. Взмах рукой – и камень глухо врезался в шлем врага, в район уха и виска. Наемник поплыл, остался без холодного оружия, которое торчало из руки противника, но пытался прикрыться от следующего выпада. Не вышло. Ден пнул кроссовкой, целя в поврежденную ногу наемника, сбив его стойку, снова камнем по шлему, ножом в область шеи, но попал в ключицу. Удар ногой в голову.

Черный отлетел к камню. Хрустнул его нос и что-то сзади в шее. Разгоряченный Ден сейчас же подскочил к нему. Удар кулаком с зажатой рукояткой ножа в дыхалку врага как раз в то место, где пустой от обоймы карман разгрузки. Затем камнем снова по шлему. Наемник ойкнул, потеряв ровное дыхание и ощутив взрыв в голове, и рухнул на бок.

Ден выругался грязно и громко, пнул ногой ватное тело черного. Схватил его за лодыжки, оттащил на более-менее ровное место, откинул оружие. И только сейчас скорчился от боли в руке и теле. Кровь залила рукав, он выдернул нож из предплечья, отбросил его, зажал рану, стиснув зубы до хруста.

– Холод. Холод, ты как? – послышался в полусдернутых наушниках голос командира.

– Я Холод. Все путем. Жив. Щас, Ник. Щас-с…

– Я Орк. Я Орк. Слышите меня?

– Я Запал. Слышу тебя, Орк.

– Слышали звуки боя. Гул взрывов. Примерно на час-два.

– Понял тебя, Орк. Двигайтесь прежним маршрутом. Докладывать сразу.

– Понял. Принято.

Рогожин жестом показал своим спутникам принять вправо, ближе к курсу подгруппы Орка. Пока позволяла местность – бежали, по пересеченке шли шагом, отдыхая. Военврач слегка запыхался, но, дабы не ударить в грязь лицом, упорно шел, бежал, скакал наравне со спецназом.

В район боя вышли через час. Сначала Орк с Баллоном, вскоре подтянулась подгруппа Рогожина.

Разведчикам, запросившим по связи Истребителя и получившим положительный ответ, предстала картина недавних «боевых действий местного значения». Склон горы, покрытый альпийскими лугами вперемежку с кустарником, на расстоянии четырехсот метров от скалы до зеленки был усеян телами боевиков и каких-то черных бойцов. Кое-где дымила растительность, бродили до боли знакомые фигуры и несколько штатских. Все были заняты рутиной, присущей пятиминутке после боя. Кто перевязывал раны или собирал трофеи, кто перезаряжался и отдыхал. До темноты оставалось рукой подать, особенно в низинах; здесь, на горе, пока было светлее.

– Группе Истребителя срочно собраться у скалы. Трофеи, заложники, все. Сбор – десять минут, – не прибыв еще на поле боя, заявил по связи Рогожин, взбираясь на гору с запада. Пыть-Ях и Полозков семенили следом.

– Есть сбор и прибыть через десять минут, – отозвался Никита в усик связи, – алле, герои! Шевелим партизан наших, сбор у скалы.

Через девять минут одиннадцать человек собрались у подножия скалы рядом с Орком и Баллоном, тепло обнимаясь и приветствуя друг друга. Тротил напомнил о минах вокруг, которые не удалось снять (часть их ушла на наемников и боевиков). Никита нахмурился, пересчитывая свой отряд.

– Не понял. Кого не хватает? Анжела?

– А че я? Мой вот он, – девушка указала пистолетом на пленного чечена, – берегла, как свою девственность!

– Ха, а она у тебя есть, сестренка?! – пошутил Ден, поправляя бинт на руке и косо глядя на сидящего наемника, тоже перевязанного по ноге.

– Не смешно, «братишка», – хмыкнула Анжела в ответ.

– Отставить шутки. Мля, где этот… Ашот? – Никита сноровисто вскочил на валун, оглядывая местность вокруг. – Кто с ним был? Кто видел его?

Народ тоже заозирался, один бизнесмен сидел, положив автомат на колени и жуя губами травинку. Ден заметил его вид, усмехнулся.

– Вон, сдается мне, Родео знает.

– Ну, видел его, – Родион сплюнул, – я че, пастух ходить за ним? Видел, собирал он оружие, снарягу. Потом в лес подался, блеснув фиксами, золотьем своим. Я че, бегать за ним буду?

– Мог и сказать кому из бойцов. Не сломался бы, – Никита слез с камня и хотел еще что-то добавить, но заметил бегущих к ним Рогожина с товарищами.

– Запал, мы в сборе.

– Хорошо, Истребок. Молодцы. Щас…

Троица прибыла и повалилась на траву, тяжело дыша. Никита доложил о событиях последних часов, лагере боевиков, уходе, преследовании, засаде, бое. Об уничтоженных наемниках, захваченном в плен их командире, о шестнадцати трупах чехов и одном пленном.

Рогожин поднялся, протянул руку, пожал Никите.

– Ай молодца-а! Так держать. Всем троим объявляю благодарность!

– Служу Отечеству! – вскинул руку к голове Никита.

За ним встали и вторили ему Ден и Тротил. Все остальные завороженно следили за ними, слушали доклад Истребителя. Кто серьезно, кто улыбаясь.

Рогожин вкратце сообщил о новом предписании, отвел в сторону Никиту.

– Этих допросил?

– Чеха да, черного частично. В отказку идет, чмо. Покоцали его малость. Ранен. Ден его взял. Нелегкий. Профи чей-то. Может, оттуда. Какие распоряжения будут, командир?

– У нас секретная операция. Ты сам знаешь. И так эта куча заложников на шею. Штаб там херню порет, напридумывали черт-те че. Ох, как мне хочется заглянуть в конверт! Чует мое сердце – там бомба. Или жопа полная, что, по сути, одно и то же.

– Ясно. Ну, тогда насчет пленных понял. В расход.

– Действуй, майор. А я трублю построение и марш-бросок. Почти стемнело, а нам до точки с этими гавриками пару часов минимум. Успеть бы до часа «Ч».

– Успеем. Командир, я рад, что мы снова вместе!

– Принято, майор. Взаимно. Все, работаем.

Никита свистнул Дена, жестом показав, что делать. Сам подошел к Анжеле.

– Ну что, девочка, забираю я твоего хачика. Свободна.

– Окей! – Девушка мило заулыбалась, протягивая пистолет.

– Спасибо за помощь, за службу.

– Да ладно, Никит. – Анжела засмущалась, но видно было, что ей понравилось.

– Кто ж так отвечает своему командиру? А?

– Опс. Сорри! Э-э… Есть. То есть… служу Отечеству!

– Ну-у… вот. Так лучше. А пистолет оставь себе, Анжел. Разрешаю. Только аккуратно с ним.

– Вау-у! Есть, мой командир.

Анжела резво заскакала вокруг Истребителя, быстро прижалась к нему, чмокнула в губы и отбежала ко всем. Видимо, хвастаться. Ребенок!

Никита повернулся к чеченцу. Тот угрюмо лежал на боку с руками, скованными наручниками. Даже в сумерках заметен был блеск его враждебного взгляда.

– Ну что, бородатый, отбегался по лесам-долинам?! Вставай, пошли цветочки нарвем моему командиру.

Пленный вздрогнул, ужом вдруг пополз к кустам, что-то причитая. Всю спесь и гонор горца как рукой сняло. Никита поспешил остановить его, недовольно ругнулся, понимая, что придется повозиться, и схватил того за шиворот.

– Алла… прашу, нэ нада! Нэ убывай, офыцэра. Прашу. Офыцэра…

– Ишь, Аллаха своего вспомнил. Мне некогда читать тебе нотации и ликбез проводить, тебя земля родная воспитает, переучит. В себе только уже. Вставай, мешок говна. Как по зеленке бегать с автоматом да резать безоружных пацанов наших, надругаться над ними – это вам, бараны горные, хватает сил и смелости. А как самому в такой ситуации оказаться, так говно трусливое. А вы, черти бородатые, развяжите пленного пацана русского, дайте нож ему и в спарринге решите судьбу его. Самим тренировка, потеха, ну и хвала Аллаха вашего за искусство убить неверного в бою, а не как барана резать. Уроды! Может, тебе тоже яйца подрезать и член? Скормить тебе же, а? Че, мля?!

Никита вынул НРС, провел по заросшей щеке боевика. Тот испуганно отпрянул, продолжая умолять о пощаде и дергая сцепленными за спиной руками.

– Сейчас отойдем, чучело лесное, дам тебе нож и возможность погибнуть как мужчине гор, а не как чмо последнему. Ясно?

– Офыцэра, офыцэра… – трясся чеченец и морщился, пуская пену изо рта.

– Пошел, я сказал.

Кое-как Никита отогнал пленного за камни, краем глаза заметив, что и Ден повел «своего» черного за кусты. Остальные спешно собирались, снова навьючивая на себя трофеи и рюкзаки. Рогожин привычно командовал отрядом.

Никита поставил пленного на колени, расцепил наручники, не спуская глаз с хитрого верткого боевика. Отошел метра на два. Достал свой НРС и еще клинок «свинчатку» из рукава. Такими разведка и десантники редко пользуются, чаще на тренировках. Острое полотно из свинцового лезвия с тонкой пластиковой рукояткой предназначается для точного броска из любого положения – нож летит только утяжеленным лезвием вперед. Металл мягкий, но для поражения плоти противника этого хватает.

– Держи, бородач, защищайся и умри с достоинством. – Никита, скинув разгрузку и автомат (остальная снаряга осталась у скалы с отрядом), взялся за свой нож, а «свинчатку» бросил на землю.

– Нэ буду… нэ нада… офыцэра, – пробормотал пленный, не вставая с колен, и перевел взгляд с ножа на траве на разведчика, принявшего боевую позу.

– Че так вдруг? Я бы воспользовался случаем. Только вы, суки, не даете нашим пленным такого шанса! Вставай.

– Нэт. Я нэ хачу так. Нэ чэстна нэ позорна. Ваша жэншына ужэ мой достоынства раныл. Моя болыт и позор на сэрдцэ горца!

– Ишь ты-ы. Как залепетал. Видать, не дорезала она тебе член твой! – Никита взглянул на темное пятно грязных штанов боевика в районе от ширинки до колен.

– Нэ убивай, офыцэра! Я буду говорить. Я скажу всо.

– Ой ты, боже мой. Да мне сейчас на хрен уже не нужны твое имя, родной аул и какие кому ты задолжал займы. Ясно излагаю, баран?

– Я два лэт стрэлать по этым горам. Я знаю… – боевик запнулся, что-то оценил и продолжил, – Аллахом кланус! Я знаю все схроны и тропы «воинов Ичкерии», мэсто, гдэ часта Абдул-Халим и всэ штаб «Черный воин»…

Никита аж руку с ножом опустил. Ни черта себе!

– Слушай, бородатый, я еще и язык твой лживый отрежу за гонево такое.

– Кланус дэтми. Аллахом кланус! Я…

– Ты знаешь, где находится Садулаев и Шамиль Басаев?

– Да, офыцэра. Магу паказат на карта, а ваш развэдка провэрат. И еслы я вру, можэш как барана потом мэна рэзат! Кланус…

– Не блефуешь, чечен? – перебил Никита пленного.

– Что? Я нэ…

– Не лжешь, говорю?

– Нэт, нэт! Я жыт хачу, я работай хачу. Нэ хачу убиват! Нэ хачу…

– Заткнись, а?!

Никита обошел чеченца, повалил его, снова сковал наручниками ему руки за спиной, сделал в сторону несколько шагов.

– Запал. Я Истребитель.

– Я Запал. Что у тебя?

– У меня инфа от пленного. Неплохая.

– Не смеши мои яйца, майор. У них перед казнью у всех инфа и клятвы стать профессорами наук и кормить маму с ложечки. Вали его и догоняй нас. Мы выдвигаемся.

– Запал. Инфа особой важности. Места последних дислокаций объектов два и четыре из черного списка ОГВ. Командир, это бомба.

Чеченец, вытянув шею и прислушиваясь к диалогу спецназовца, поняв, что чаши весов уравнялись, громко бросил:

– Я покажу прэдател в ваш штаба. Как это у васа… э-э… крот… крота. У васа в Грозном, у гэнэрала Эдэлэва штаба крота. Купыл наша диаспар в Москва. Я кланус…

– Командир, ты слышал? Могу повторить.

– Слышу. Пи…ц! Ладно, тащи его сюда. Отвечаешь головой, майор. Догоняйте.

Но тут в разговор командиров вклинился голос Дена.

– Запал. Я Холод. У меня тоже важная инфа и ценный информатор. Пленный. Короче… такая же фигня, как у Истребителя…

Стемнело. Спецназа еще не было, даже в пределах действия локальной связи. Козуб бросил взгляд на полоску зари на западном неровном горизонте, соскочил с камня.

– Юрий, а ты уверен, что заложников тоже нужно с нами туда брать? Лишний балласт, так сказать. А там не Крещатик, чтоб прогуливаться по нему. Там Зона!

– Я помню, подполковник, куда мы собрались. Помню. И помню зачем. Если из Центра поступил приказ – вы, подполковник, как военный человек, должны понимать и принимать распоряжение командования как единственно важное…

– Ой, умоляю тебя, профессор, не пиши мне тут гобеленом. Все, проехали. Как начнет сыпать свои заумные эпиграммы, аж мутит меня. Это я что, там, в Зоне, ваще повешусь от тебя?!

– Давайте не будем, подполковник, говорить обидные слова.

– Давайте, профессор, – передразнил Козуб ученого.

Оба отвернулись друг от друга и принялись демонстративно напевать свои любимые мелодии, что вместе напоминало стоны пьяного забулдыги.

Установка в сборе и готовности возвышалась почти у центра каменной гряды, напоминающей пирамиду, и пока была прикрыта маскировочной сеткой. Очертания ее смахивали на что-то среднее между ручной зенитно-пулеметной установкой типа спарки «максимов» и большим телескопом в планетарии Крымской обсерватории. Рядом с ней и тоже под маскировкой покоились две батареи-аккумулятора и еще непонятный ящик с проводами.

Козуб поглядывал на часы каждые пять минут, Мешков в третий раз сверял записи своего ежедневника с показаниями приборов. Майор Семаков исправно занимал пост в полста метрах от них и… спал. Уморился в доску военинженер от беготни, переживаний, затем резкого бездействия и наступающей ночи. Вокруг темнота, легкий горный воздух и пелена грозового фронта над горами. Редкие вспышки озаряли территорию Ингушетии, двигаясь на восток.

Мешков поправил очки, снова что-то замерил, записал, подсвечивая мини-брелоком.

– Профессор, ты еще помигай фонарем, чтоб все снайперы наши были, – съязвил Козуб.

– Прошу прощения. Подполковник, пожалуйста, установите шест в тот паз с раструбом. Пора уже. Очень плохо, что нет всей команды, но у нас еще остался почти час, чтоб не паниковать и не бить в барабаны.

– Ой ты, господи-и! – Козуб поднял длинный телескопический металлический шест, похожий на десятиметровое удилище, воткнул в нужное место, защелкнул зажимы.

Молниеотвод. Точнее, молниеприемник.

В наушниках раздался долгожданный голос Рогожина:

– Я Запал. Я Запал. Шурави в сборе. Идем в точку назначения. Полчаса – и на месте.

– Я Подпол. Слышу вас, Шурави. Ждем.

– Я Фотон. Я Фотон. Принято, – проснулся Семаков.

– Говори. И сразу хочу сказать, «черный», я церемониться не собираюсь, у нас совсем мало времени, и ты – полутруп. Если ты за минуту не приведешь мне больше одного довода, по которому я решу, что…

– Командир, я все понял, много текста, – перебил Рогожина пленный черный.

Никита и Ден обомлели. Ни фига се, орел!

– Если вы гарантируете мне жизнь, хотя бы до возвращения домой… э-э… на вашу базу, то я доведу до вашего сведения и слуха вашего начальства…

– Послушай, голубок, – на этот раз прервал наемника полковник, – послушай и запомни одно – если ты, гусь лапчатый, еще раз перебьешь старшего по званию и главного здесь, в нашей миссии, а также будешь вешать лапшу мне про возвращение и мое начальство, типа жаждущее тебя созерцать, я, мля, жопу тебе на репу натяну, прижму вон тем валуном на ближайшие двести лет и скажу всем любопытным, что так и было. Понял? На базу ему, ишь! Ты больше нас можешь забыть о возвращении. Ясно, одноногий ты мой?

Речь была обезоруживающей. «Красава, командир! Я бы, наверное, так сказать не смог, а сразу бы по репе настучал», – подумал Ден, приглядывая за чеченом.

– Итак? – отрезал монолог Рогожин. – Тебе минута, или валун ждет. Слушаю.

– Крут командир… – начал наемник.

– И я тебе не командир! Заруби себе, одноногий, – Рогожин встал, ноги на ширине плеч, и уставился на пленного.

– Меня и мою группу нанял известный мультимиллионер Доронин для обнаружения и спасения своей дочки. Вон она, среди ваших освобожденных…

– Холод. Копни под валуном ямку под его размеры, но в два раза короче, – обратился Рогожин к Дену, – мы ноги и голову его положим рядом с телом для потомков-археологов.

– Э-э, старшой. Извини, понял. Дослушайте, прошу вас, – заерзал наемник, бледнея.

– Быстрей, безногий.

– Я правду говорю. Сначала так и было. Все обсудили с его людьми, получили аванс, фото дочки, оказавшейся по дурости в заложницах, начали готовиться. У меня было трое своих ребят, остальных, бывших головорезов из ДШБ, я нашел…

– Мля, короче и главное.

– Понял. В столице ко мне в машину подсел человек. Поведал обо мне, нашей предстоящей миссии и еще кое-что о моей команде, о чем знали только мы. Сказал, если я свалю или попытаюсь гнать пургу, то нас того… – наемник провел рукой по горлу, – нам это не страшно, но стало как-то херово идти на операцию под колпаком спецслужб.

– С чего ты решил, что он силовик?

– А у меня глаз тренированный на гэбэшников. Да и он сказал, что оттуда. Представился полковником Ивановым из МЧС. Ну и, получив мое согласие на сотрудничество с ними, поведал, что еще от меня и команды требуется параллельно с поиском заложницы.

Наемник на секунду замолчал, вспоминая детали двойной вербовки. Рогожин глянул на часы с подсветкой, снова на пленного:

– Живее!

– Ну и, пообещав похоронить наши дела из архива Минобороны, неплохо оплатить работу, он посвятил меня в суть задания. Выйти по вашему следу в режиме невидимок, страховать группу «Шурави» до любого конца. Если с вами все в порядке – отчалить после того, как на высоте восемнадцать девяносто восемь примерно между часом и двумя есегодняшней ночи мы… э-э… потеряем вашу группу. Тогда возвращаться другим маршрутом, доложившись ему по спецсвязи, а дальше – решать свои задачи по освобождению девки. Ну… а если с вами что-то не то – ну там саботаж, неисполнение приказа, угроза плена и так далее, то ликвидировать всех и секретный груз в ваших цинках и ранцах.

– Ни х… себе! – Ден аж поперхнулся печеньем, а Никита приподнял шлем, пытаясь понять, ослышался он или нет.

– Вот как?! – Рогожин, казалось, спокойно отнесся к услышанному. – И ликвидировали бы?

– А как? Конечно, – наемник вздохнул и прищурился, – у нас говорят: «Не исполнил заказ – ты пид…с!» Это шутка, но заказы и приказы у нашей братии – святое.

– Ну-ну, – Рогожин словно не слышал пленного, думая о чем-то своем, – так. И кто он, этот «полковник Иванов из МЧС»? Где, откуда? Как связь должна осуществляться? Говори.

– Дайте мне слово офицера, что сдержите обещание насчет моей жизни.

– Ого. А в наше время, да и еще для вас, вольных стрелков, слово офицера что-то значит?

– Да, полковник Рогожин.

Теперь обалдели все, и сам командир. Давно его так никто не обескураживал. «Прям нокдаун какой-то!» – мелькнуло в голове у Никиты.

– Ясно. Вижу, этот «полковник Иванов из МЧС» действительно существует, причем в нашем заведении. В штабе? – то ли утвердил, то ли спросил Рогожин, щипая усы, но заметив в темноте ожидающий взгляд наемника, сказал. – Даю слово офицера, что сохраню тебе жизнь.

– И ваши бойцы тоже?

– И мои бойцы тоже.

– Принимается, – черный обвел взором всех троих, чеченца на траве и кивнул, – хорошо! Это…

– Я, кажется, знаю, кто этот «полковник Иванов»! – перебил его Никита, закинув ногу на камень рядом с пленным.

– Истребитель, я дал уже слово. Так что свои доводы смой в унитаз, умник. Раньше мозговать надо было, – Рогожин бросил недовольный взгляд на зама и снова пленному:

– Ну и?

– Полковник Егоров из ФСБ. Рост метр восемьдесят, сорок два года, седые виски… только виски. Холеный, лощеный, с иголочки франт, родинка над левой бровью со спичечную головку. На среднем пальце левой руки еле заметная старая татуировка в виде буквы «К». Сейчас он находится в оперативном штабе вашей части в Аргуни, прибыл вместе с какими-то хлыщами из Москвы. С ними инвалид в коляске. Ну вот, примерно так.

– Да уж, секретная операция, ептеть! – пробубнил Ден.

– Без комментариев, – Никита убрал ногу, сделал шаг в сторону, – я так и знал про этого мнимого офицера МЧС. Сразу не понравился.

– Так. Все. Отставить мнения. Сбор две минуты.

– Чеха тоже берем, я так понял?

– Да, замбой, и его берем, – Рогожин подозвал Дена и, взглянув на обоих своих снайперов, неожиданно произнес: – Парни, даже сейчас, когда мы в часе хода от точки назначения, где Подпол с Мешком монтируют свою бесценную установку для ловли молний, етить их налево, я без зазрения совести могу однозначно сказать: вы герои! По медали вы заслужили, а если сведения этих двух пленных подтвердятся, то и на ордена спокойно потянет наш рейд. Молодцы-орлы! Я рад, что работаю с вами в одной упряжке. Спасибо, ребята.

– Служим Отечеству! – одновременно серьезно ответили офицеры, чувствуя душевный подъем и удовлетворение от хорошо выполненной работы. Приятно было до жути – и не передать чувств.

– Ну, все. А теперь, пока я на связь со штабом, Холоду обеспечить авангард до точки в прежнем режиме, но побыстрее. Возьми Баллона, он уже знает маршрут до высоты.

– Есть, командир.

– Истребителю построить группу, взять максимум трофеев, обеспечить охрану и безопасность пленных… и чтоб яйца опять не отрезали кому-нибудь.

– Есть! – заулыбались оба, глянув на боевика.

– Выполнять.

Подхватив пленных, снайперы побежали к отряду. Рогожин подозвал Пыть-Яха, что-то обмозговал с минуту, глянул на часы и взялся за наушники рации. Радист запросил Центр и кивнул.

– Я Шурави. Я Шурави. Группа на связи, – Рогожин подмигнул радисту, ожидая ответа штаба и довольно улыбаясь краешками губ, – слышу вас, Тюльпан. Сообщаю…

– Товарищ генерал. Товарищ генерал! – капитан Мохов через ширму позвал начальника. – Срочно связь с Шурави.

– А? Да-да, – генерал вскочил, растирая лицо. «И как только вырубился? Стыдно».

– Прошу, – Мохов показал на привычный стульчик.

Генерал подсел, схватил наушники. Рядом расположился капитан спецсвязи Мохов с параллельными наушниками.

Диалог с Рогожиным длился минут пять. Глаза генерала и капитана от таких новостей вылезали из орбит все больше и дальше. Но после доклада Шурави генерал кивнул Мохову на вход. Капитан, придерживая кобуру, подскочил туда, проверил, встал на охране.

– Я понял, Шурави. Хорошо. Это неплохие новости. Готовь дырочки для наград всем! Если так и окажется. Насчет обузы понял. Их с собой. Живые свидетели и доказательства. Под личную твою ответственность, Запал. Все, ребята, удачи и до связи на месте. Конец связи.

Генерал позвал Мохова и довольным мартовским котом растянулся на стульчике, отчего стул чуть не развалился.

– Слышал, капитан?

– Так точно, товарищ генерал. Ишь, каков! Какие будут распоряжения?

– Так, на час тридцать оперативное совещание у меня, здесь. Всех. Это по объектам два и четыре. А насчет крота… Ядрена вошь! Позови мне полковника Селезнева и вызови майора Величко с двумя автоматчиками. Выполнять.

– Есть.

Генерал постоял минуту после ухода капитана Мохова, затем достал табельный ПЯ, проверил обойму, спрятал. И сел писать докладную.

Полковника Егорова подняли с койки, застав еще не спящим. Он и не мог спать – ведь скоро апогей операции. Да и группа наемников должна выйти на связь по его личной секретной линии. Он лежал и гонял в голове комбинации возможных действий, все за и против.

Майор из службы собственной безопасности части с двумя бойцами в камуфляже, в мокрых после дождя капюшонах и с АКМ наперевес тенями очутились в палатке.

Все спали. Один Егоров лежал в раздумьях.

– Полковник Егоров, прошу вас встать, одеться и пройти с нами для выяснения некоторых обстоятельств, – сухо и твердо сообщил майор Величко.

– А в чем, собственно, дело? – Егоров напрягся и сжался.

– Я еще раз прошу вас… – другим, нехорошим, голосом надавил майор.

– Хорошо, хорошо, майор. Не надо нервничать.

Полковник стал одеваться, кобуру с личным оружием майор тут же забрал со стула.

– И попрошу, полковник, без сцен и шуток, – Величко показал рукой к выходу.

Солдаты взяли калаши наперевес, и Егоров понял все…

Почему эти строчки средневекового поэта и мистика Франческо Петрарки всплыли в памяти и вертелись на языке, Никита не мог понять.

Они стройной четкой цепью-змейкой бежали вдоль ручья на юг, вверх, в горы. Ручей превратился в ручеек, да и то еле слышный в темноте. Истребитель слушал свое пыхтение и одышку в ночи. Он все так же замыкал группу вторым номером, но уже на отдалении в пятьдесят метров. Смысла отставать больше не было – в почти абсолютной темноте, с оставленными Тротилом по ходу движения ловушками и отстрелом всех мнимых и явных преследователей остаток маршрута виделся безопасным.

Тучи, затянувшие весь небосвод и изрыгавшие молнии, придали горной местности виде неровного черного ватного покрывала. Ни леса, ни кустов. Только поросшие травой куполообразные горы да отдельные скалы и валуны. И никого кругом.

«Сумрак надо мной…»

Никита в такт шагу полушептал, полунапевал слова, засевшие в мозгу занозой.

«…Со звездами, и небом, и луной. Тревожную… Тревожную и злую ночь я чую! Тревожную и злую…»

Никита бросал взгляды наверх. Никаких звезд и луны. Одна темень. Рогожин приказал надеть ПНВ, чтоб не переломать ноги. Им, спецназу, с такими очками хорошо было идти: все в голубо-зеленоватом свечении. А вот штатским, постоянно вязнувшим в траве и спотыкающимся, приходилось нелегко. Но никто не стонал, не канючил. Пленные, несмотря на то что оба раненые и скованные по рукам, шли бодро, неся на себе трофеи потяжелее – БК к пулеметам и стволы РПГ-7 без выстрелов. Топорков сам кроме АКМ с подствольником и «Вала» тащил «Шмель-М» и пару «мух», не считая моря гранат и патронов.

Он поглядел на часы. Половина первого ночи. Писец! Можно и опоздать.

Словно услышав его мысли, командир поторопил:

– Подтянись. Живее, живее.

Ускорились. Ноги уже не пружинили, а ходулями топтали землю с камнями. Еще немного, еще чуть-чуть. И конец заданию, операции…

Очень скоро вышли на прямую связь с точкой назначения. Группа приободрилась, подтянулась, хотя все устали как черти. Бывшие заложники шли покорно, безропотно, понимая, что обязаны разведчикам жизнью и что только они могут помочь им выбраться из этих гор и снова не попасть в плен, в яму, к этим чурбанам.

Оба пленных тоже осознавали свое положение, топали скоро и послушно, несмотря на раны и груз.

Без четверти час ночи прибыли на высотку.

Рогожин дал распоряжение отдыхать, принимать пищу всему составу ГОНа, включая пленных. Полозкова попросил осмотреть раненых, выставил пост – Орка, выслушал мини-доклад ученого Мешкова о подготовке установки к испытаниям. Осмотрел ее бегло сам. Подозвал Пыть-Яха с рацией и Истребителя.

Мысли об уничтоженной группе наемников, о предательстве в своих кругах, о значимости операции и недоговорках генерала и очкарика-ученого, о странных стечениях обстоятельств во время выполнения задания обуревали командира. Он поделился ими с замом. Никита ответил, что тоже думал об этом, но не может найти ответов. Только догадки и сумбур в голове.

Тем временем гроза нависла над высотой. Громыхало так, словно взрывались бризантные заряды артполка. Молнии уже сверкали повсюду. Подсчитывая секунды от вспышки до грома, а их было всего три-четыре, Никита понял, что эпицентр в километре от них и ничуть не удаляется.

Под эти раскаты свинцово-черного неба личный состав группы прямо под дождиком (надо отметить, не сильным) расположился на привал. По просьбе Мешкова, вроде в целях безопасности, все расположились на небольшой полянке между грядой валунов с замаскированной установкой, крутым оврагом и кустами барбариса. На вопрос полковника Меркулова, насколько для кучки людей опасны молнии, Мешков заметил, что вон тот молниеотвод их страхует, а еще здесь полно других объектов, более притягательных для грозовых разрядов, чем их группа.

Спрятаться от влаги и грохота с неба было некуда, поэтому все собрались кучно на поляне, в метре друг от друга. Кто ел, кто пытался даже подремать, распластавшись в траве альпийской лужайки, другие переобувались и меняли одежду. Мешков суетливо бегал вокруг всех, что-то приговаривая. Он часто бросал взгляды на ночное сверкающее небо либо на Козуба, невозмутимо восседающего грифом на камне возле установки. Лица обоих уже утонули в темноте, поэтому мимику их нельзя было различить, но напряжение чувствовалось во всем.

Задремавший было Баллон недовольно дернулся, когда Мешков ухватился за его рюкзак и сплетение оружия, чтобы передвинуть в другое место.

– Эй, ботаник! Еще раз тронешь мою снарягу, я тебе очки с яйцами поменяю местами. Понял?

– Извините, Семен. Я только хотел поближе к вам. Давайте компактно и ближе друг к другу?! Прошу вас.

– Абзац! – Баллон сам подтащил к себе вещи и амуницию, злобно ворча. – Ты еще штабелями нас положи друг на друга, профессор. Хотя я с Анжелой не отказался бы в обнимку.

– Ага, щас-с! Размечтался. – Анжела криво ухмыльнулась и припала к фляжке с водой. – А «колы» нет ни у кого здесь? Или «спрайта»?

– Мартини со льдом не подлить? – съязвил Баллон, укладывая голову на рюкзак, а руку положив на коробку пулемета.

Народ поулыбался, занимаясь своими делами. Военврач осмотрел раненых и теперь беседовал с военхимиком, Ден следил за пленными, Рогожин докладывался штабу.

Командир упорно пытался получить ответы на свои вопросы, но генерал уклончиво уходил от них, ссылаясь на дешифровку связи и секретность операции. Обоих уже начало раздражать отсутствие взаимопонимания.

– Запал, прошу не давить на меня. Я не могу сказать более того, что могу. Но знай одно: что бы ни произошло и в какой ситуации – есть приказ и должно быть обязательное выполнение до конца поставленных задач! И ничьей вины и предательства нет и не будет. Я ручаюсь за дальнейший успех вашего рейда. Помните, парни, одно – меня так же поздно посвятили в детали операции, как и вас. Мужайтесь, ребята. Выполните долг до конца. И не держите зла на меня.

– Я не пойму вас, Тюльпан. Я ничего не понимаю.

– Все, Запал. Конверты вскрыть ровно в указанное время… Ученого слушаться и беречь как своих. Благодарю от лица командования за информацию об объектах два и четыре, а также за освобождение заложников и уничтожение бандформирования. Удачи вам…

– Тюльпан? Тюльпан?

– Удачи, и останьтесь живы, парни! Конец связи.

Гроза сбивала связь, мешая говорящим, да еще эти недомолвки генерала…

Рогожин зло бросил наушники, которые резиновой пружиной провода вернулись к Пыть-Яху, сидящему рядом, в метре от командира. Полковник провел ладонью по мокрому лицу, шепотом выматерился и обернулся к заму.

– Майор… Никит. Ты что-нибудь понимаешь в этой чехарде, мля?!

– Никак нет, командир. Херня на постном масле. Че за игры могут быть в такой ситуации?

– Что ждет нас дальше? Ну вернемся параллельным маршрутом, и что? – Рогожин понуро вздохнул и откинулся на мокрый камень. – Ни хера не пойму!

– Может, Мешков ответит на эти вопросы, а?

– Это точно, замбой. Ну-ка, давай его сюда, ботаника нашего.

– Есть.

Мешков ничего нового не сообщил. Заикался, уходил от темы, дергался, даже пытался давить, ссылаясь на минимум времени и директивы сверху.

Рогожин обматерил его, штаб, все ГРУ, вскочил и присоединился к группе. Истребитель, пригнувшись от треска очередной молнии, как от осколков, недоуменно переглянулся с Пыть-Яхом и последовал за командиром. Ученый взглянул на часы, затем на Козуба. Последний очертаниями сливался с камнем, на котором восседал. Мешков позвал его, они пошептались, после чего подполковник в отставке обратился ко всем, войдя в кучу народа на поляне и глядя на Рогожина.

– Всем бойцам группы особого назначения. Прошу срочно достать и надеть комбинезоны РЗК, предварительно с помощью капитана Полозкова принять прививки… э-э… антишока. Профессор Мешков раздаст всем присутствующим пилюли и допинг, а также таблетки от шокового состояния для достижения анти-психозного эффекта. Это касается и штатских граждан. Прошу приступить.

– Опс. Это че еще за хрень? – поднялся Баллон.

– Какой еще антипсихоз? – недоуменно воскликнула Анжела. – Мы вроде спокойны и не собираемся пугаться этой чертовой грозы.

– Что за новости, Подпол? – Рогожин прищурился.

– Прошу не задавать лишних вопросов. Это нужно сделать согласно утвержденному плану операции. Поторопитесь, товарищи офицеры.

– А я не военный и не собираюсь глотать какие-то незнакомые пилюли и колоться тут, – вмешался бизнесмен Родион.

– А вас, гражданин, попрошу рот закрыть и не вмешиваться в ход военной операции, невольным участником которой вы стали благодаря освобождению из плена. Мешков, пленных тоже касается.

– Я понял, понял, – ученый сноровисто обегал всех, раздавал таблетки и шприцы.

Никита недоуменно посмотрел на командира, лицо которого в отблеске очередной молнии выражало полную потерянность и глубокую задумчивость.

– До часа «Ч» десять минут, – крикнул Козубу Мешков, лично помогая Полозкову вакцинировать членов группы.

– Начинаем, – ответил Козуб, спешно надевая костюм антихимрадиационной защиты. Он поправил лямки, липучки, водрузил на голову шлем-полусферу «Панорама-М» из серии противогазов последнего поколения и направился к установке.

– Орк, ко мне, – отдал команду по связи Рогожин.

Когда Орк прибыл с поста охраны, поправляя за спиной и плечами снаряжение и оружие, группа была почти готова, выделяясь в темноте ярко-оранжевыми РЗК и головными уборами-скафандрами, как в фильмах Спилберга. Готова к чему?! Никто не знал.

Рядом звезданула молния. Совсем рядом. Народ попадал либо пригнулся.

– Готово! – крикнул Козуб, но из-за стекла «Панорамы» его никто не услышал.

Он спрыгнул с камней. Шест молниеприемника торчал вверх, масксетка со ствола установки сдернута, батареи и генератор включены. Подбежав к группе, он вклинился в толпу, присел рядом с Рогожиным и… обомлел. На командире группы не было защитного костюма, зато рядом восседала Анжела, улыбаясь через спецстекло полусферы.

– Командир? Что за… Срочно наденьте радиационно-защитный костюм! – попытался привстать и потянуться к девушке Козуб.

– Отставить, Козуб! – Рогожин жестом остановил того. – Я сам знаю, как распорядиться своей снарягой. Сидите на месте и ждите действия своей пушки. Не так ли, Подпол? Мы же все этого ждем?

Козуб все понял. И понял, что бесполезно сейчас перечить старшему группы или объяснять необъяснимое.

Недоумевающие и напряженные люди стали невольно прижиматься друг к другу, подтягиваться. Пленные тоже, чувствуя нервозность, страх и подвох, жались к остальным. Ден был начеку, но в душе капитана бесновался огонь. Он молча посматривал на Никиту и Рогожина, все надеясь на прояснение ситуации. Радовало то, что ствол установки глядел в небо, а не на них. Никита тоже это отметил, застегивая рукава РЗК и прожевывая таблетки. Горькие и большие, мать их…

– Нет, ну мы че, подопытные кролики или овцы в загоне? – вдруг рявкнул Родион, обхватив себя за плечи и дрожа. – Дайте мне комбез. Срочно. Что за…

– Примолкни там, торгаш, – зло оборвал его Баллон.

Орк рядом с ним торопливо надевал «Панораму». Мешков окинул всех нервным взглядом, привстал. В его руке появился пульт от телевизора. Он глянул на часы.

– Ну все. С Богом!

Половина отряда не услышала и не поняла, а другие просто не успели что-то возразить. Ученый нажал кнопки на пульте дистанционного управления и плюхнулся на землю.

Никита первым успел заметить дрогнувший ствол установки, который опустился и уставился прямо на них, на людей. Что-то прозуммерило в блоке пушки и щелкнуло. Никита попытался вскочить, открывая рот для крика и мата, но его опередил Рогожин, сидящий рядом. Он дернул замбоя вниз, вскакивая сам и поворачиваясь к Мешкову. Так как его голову не обременяла полусфера «Панорамы», его крик услышали все:

– Я так и думал, уроды-ы-ы! За Россию, мать вашу-у-у…

Раздался ошеломительный треск сверху. Молния кривым белым зигзагом ударила в шест, который раскаленным удилищем дернулся в агонии. Ослепительный заряд мгновенно прошел через всю длину молниеприемника и пропал в блоке установки. Фонтаном разлетелись искры батарей, генератора, и пушка, завибрировав, изрыгнула сноп огненной волны. Даже не огня, а какой-то плазмы, пелены из свечения и искр.

Люди закричали, затряслись и, управляемые невидимой силой, скучились в полупрозрачном фиолетовом шаре. Эта энергетическая сфера диаметром десять метров плавно, но быстро оторвалась от земли, поднялась на высоту человеческого роста, колыхнулась, застыла на весу. Все люди оказались внутри.

Парение над землей ровного правильного шара с дергающимися за его туманными стенками людьми длилось недолго – секунд пять. Как в замедленной съемке. Неожиданно сфера вздулась, затем сузилась и с протяжным хлопком исчезла. Вместе со всем ее содержимым. Установка замерла, батареи и генератор отключились, ствол шелохнулся и застыл. И только капли дождя уходившей на восток грозы с шипением падали на почти сгоревшую масксетку и блоки испытательного изделия XL, моментально превращаясь в пар. Молнии били реже, тучи, казалось, быстрее и торопливее помчались вдоль подножия Кавказа, унося память об этом месте. Ночь снова на несколько часов опустилась на землю. Непроглядная и шумная от удаляющихся грозовых раскатов.

Земное местное время было один час двадцать три минуты, двадцать шестое апреля две тысячи шестого года.

Глава 6

Зона – Африка. 26 апреля 2016 года

Сталкер не мог разлепить веки, точнее, не хотел этого делать. Он боялся открыть глаза и снова увидеть страшную действительность, то, от чего хочется умереть, но тихой, спокойной кончиной, а не такой ужасной, какой предстояло сейчас.

Он поерзал ногами, начинающими затекать, облизал сухие потрескавшиеся губы, хотя слюны давно уже не было. Еще одна капля пота устремилась вниз со лба, ища себе русло среди бровей, ресниц, морщин мокрого чумазого лица, облаченного в маску РЗК.

Сталкер полулежал, раскинув конечности, как морская звезда, умирая от недостатка кислорода, избытка радиации и обезвоживания. Он не хотел и не мог шевелиться, вставать, предпринимать какие-то действия для своего спасения. Его апатия ощущалась за версту и становилась похожа на болезнь, на состояние души, словно он всегда был таким – вялым, аморфным, равнодушным.

Это заблуждение! Он никогда таким не был. Что на Большой земле, что в Зоне он слыл человеком решительным, энергичным и умным, мужик был хваткий, боевой, нравом предприимчивый и бойкий. В Зоне вообще не место лохам и лузерам, бесцельным и квелым. Зона – это в первую очередь почти естественный отбор сильных и смелых мира и отсев больных, вялых и бездушных. Слабых. Как в волчьей стае.

Сталкер вздохнул глубоко и долго, пытаясь не возвращать себя и свой воспаленный мозг в явь. В сонливом полуобморочном состоянии он чувствовал себя легче, как-то сказочно, вытаскивая из памяти хорошие, добрые моменты. Он сильнее сжал веки и погрузил себя в воспоминания. Кто и когда дал ему прозвище Корсар? Почему?

…В ту осень он отправился в морской круиз, прихватив с собой блондинку Вику – знакомую своей сестры – скрасить одиночество. Красотка умом не отличалась, зато чудесно делала все виды массажа, включая эротический и оральный. Его приглашение девушка приняла сразу, будучи самкой по натуре, хотелкой, давалкой и как раз в это время незамужней. Последние три недели. На халяву скататься по нескольким странам на морском лайнере, позагорать, показать себя, отдохнуть от городской суеты и назойливых ловеласов, которые хотят от нее только одного, но ничего взамен предложить не могут – это ей показалось заманчивым и желанным. А в нем она заприметила крепкого человека слова и дела, настоящего мужика. Женщины быстро ощущают в мужиках добро и честность, силу и ум или отсутствие оных. Вика махом различила в бывшем военном такого, да и сестра его нашептала, каков он на самом деле.

Короче, для совместного отдыха за его приличные деньги оба с желанием отправились в круиз. Прожженная, видавшая виды и многих поклонников Вика и отставной прапорщик ВДВ, холостой и серьезный, как танк, Александр. Оставив бывшей жене и семилетней дочери вместо алиментов квартиру и старый «жигуль», продав отцовский «Иж-Маяк» и собрав все последние накопления, бывший десантник приобрел путевки на лайнер из Одессы через Средиземное море вокруг Африки с возвращением обратно и, прихватив для развлечения и скрашивания своей холостяцкой жизни попутчицу, убыл в круиз.

Пока плыли через Черное море, Босфор и до Гибралтара, он продыху не давал Вике – один секс. Замучил, затрахал девку до изнеможения. Деньги транжирили по полной. Дурея от сексуального удовлетворения, алкоголя и вседозволенности, от свободы и легкости, они расслабились и сошлись ближе некуда. Но вскоре, наскучив друг другу всем, чем можно, и перепробовав «Камасутру» по два раза, созерцая однообразные берега Африки, начали отдаляться, холодеть. Выпотрошив карманы попутчика, Виктория перекинулась к богатеньким дядькам да пенсионерам-иностранцам, подсевшим на теплоход в Риме и в Тунисе.

Александр махнул рукой, понимая, что она не собственность его, да и жениться никто не собирался на такой кукле, и коротал время с сигарой и коньяком в компании трех мужиков с Крайнего Севера. Играя в нарды и картишки, обсуждая баб, политику и автомобили, попивая алкоголь на палубе VIP-класса, они сдружились.

На Мадагаскаре погуляли в столице со сложным и смешным названием, забухали так, что подрались с компанией молодых борзых дагестанцев. Те фыркали слюной, лапали русских девчонок, галдели и ржали над публикой. Замечания выпивших газовиков и бывшего военного игнорировали, затем вообще послали их подальше. Русские мужики, понятно, не стали терпеть кавказскую борзоту и живо расшвыряли семерых гыркающих «орлов». Когда в ход пошли ножи и бутылки, каратистские крики и угрозы, Александр не удержался и вспомнил подготовку по рукопашке в «войсках дяди Васи». Северяне тоже помогли, и вскоре хачики оказались в медчасти, а типа напавшие на них мужики – в кутузке теплохода.

Когда наутро замучило похмелье, а спесь прошла и нахлынула совесть вперемешку с укоризной и ответственностью, северяне струхнули и «поплыли» перед представителем МВД. Александр, как настоящий, хотя и несостоявшийся офицер российской армии и простой бывший деревенский мужик, послушал причитания товарищей по поводу сигналов в кадры «Газпрома», плюнул и взял вину на себя. Всю. Будто те не зачинщики силового воздействия были, а свидетели, а он один раскидал наглецов с Кавказа. Разбросал. Пару раз. Ну, может, три. Только их ножи почему-то были воткнуты в ляжки самих же «крутых» дагестанцев, а бутылки разбиты об их же головы.

Так или иначе, но Александра посадили в полукарцер, полу-СИЗО в корме теплохода, в сырой темной кутузке, а остальных отпустили. Благодарные газовики навещали товарища по несчастью, виновато улыбаясь и извиняясь, таская ему сигареты, питье и салями с багетами. Местный линейный мент ворчал, но закрывал глаза на их хождения. Блондинка не пришла ни разу.

Драка с побоями могла вызвать по прибытии на землю межнациональный скандал. Казалось бы, виноват, мог сдержаться и не устраивать бойни с кровью и переломами конечностей горячих джигитов, но в душе и за глаза пассажиры и команда теплохода были на стороне победителя. Вздыхали, роптали, но никто ничем помочь ему не мог.

А Александра, судя по всему, ждало безрадостное окончание плавания за решеткой в трюме лайнера, разборки с органами, родней пострадавших, следствие, суды.

Хороший круизик!

Александр не жалел о происшедшем. Наоборот. Лежа на грубой скамейке в зарешеченной камере два на два метра, он с улыбкой вспоминал две трети прекрасного круиза, сексуальные приключения с красивой девушкой (таких бзиков в его жизни никогда не было), морды поверженных наглецов. Его жизнь, включая деревню, армию, семью, холостяцкий быт, проходила как-то серо и безынтересно, скучно. Нужно было непременно что-то менять. Коренным образом.

Глядя в белый потолок сумрачной кутузки, он вдруг вспомнил рассказы бывших сослуживцев о таинственной территории под Калининградом. Эти рассказы и слухи, больше похожие на легенду, засели в подсознании Александра тупой иглой. Хождения по волшебной Зоне на границе Литвы, Белоруссии и России в полной снаряге и амуниции, как когда-то на марш-бросках в армии, поиск дорогих артефактов, якобы обладающих сверхвозможностями, истребление местной нечисти в виде мутантов и бандитов – все это было по душе бывшему вэдэвэшнику. Да и на руку сейчас, в его ситуации.

Значит, бежать? Бежать. Однозначно! Куда? В Зону?

Рано утром на их лайнер напали сомалийские пираты. Теплоход шел на отдалении семнадцати миль от берегов мятежной Африки, курс пролегал вдоль морской границы с Сомали, причем не более двух часов. Но этого времени хватило черным бандитам, чтобы отследить судно еще от Мадагаскара (говорят, свои люди у них везде в соседних портах), в темноте преодолеть это расстояние и пойти на абордаж. Пираты ХХI века – это не крюки, перестрелки, мясорубка и рукопашный бой. И даже не спутниковое слежение и терроризм с большой буквы. Сомалийские пираты – это и проще, и хуже.

Банда голов в полсотни, иногда всего и в десяток, вооруженная до зубов, жесткая, беспринципная, вероломно наскакивает на проходящее судно, под угрозой его затопления и расстрела команды останавливает, окружая несколькими небольшими быстроходными лодками и катерами. Действуют напористо, нагло, дерзко, грубо. Для черномазых пиратов не существует законов, правил и миротворческих постулатов. Они сами себе власть и исполнитель, меч и ножны.

Их цели – в основном грузовые транспорты, очень редко яхты и круизные теплоходы. Причем абсолютно без разницы, чьей стране принадлежит судно. Грабят и, случается, убивают всех подряд. Налетят резко, часто ночью, окружат и под угрозой расстрела корабля из гранатометов и ручных ракетных комплексов овладевают на час-два судном. Собирают все ценное: кассу команды, личные драгоценности, зачастую часть товара. Портят связь на захваченном корабле и сваливают.

Живут эти полудикие воинственные головорезы в племенах либо в группировках внутри страны, искусно скрывая лагеря в дебрях горного побережья и лесных массивов. И ни местные власти анархичной Сомали, ни ООН, и никакие контрмеры армейских спецопераций не могут эффективно бороться с этими разномастными отморозками. Как и команды сухогрузов, танкеров и прочих торговых плавсредств, рискующих плыть этим курсом из Индийского океана в Средиземное море. Хоть как вооружайся и охраняйся, исход один – быть поверженным и захваченным бандой отъявленных дикарей, местных аборигенов. И хотя бывали случаи отпора грабителям, моряки даже отбивались без потерь, но проблема оставалась открытой и больной. Новости всех стран периодически сообщали об очередном нападении сомалийских пиратов на торговое судно, велись дебаты, принимались какие-то решения, но воз оставался там же и с тем же.

Круизному лайнеру с арестованным Александром не повезло проскочить спокойно и незамеченным, как многим другим. Четыре катера и две глиссер-лодки вплотную подошли к теплоходу и, пальнув пару раз для устрашения, акулами окружили добычу. С мостика вахтенный доложил о нападении и требованиях пиратов. Капитан в бинокль рассмотрел налетчиков, их силы, затем оценил расстояние до берега и вод смежных стран. Связался с морской береговой охраной, посольством и дежурным штаба ВМС Украины.

Сомалийцы долго ждать не хотели и не могли. Еще два выстрела из РПГ, а затем очередь из станкового пулемета внесли ясность в споры и переговоры. Лайнер дал полный стоп. Иначе, видимо, и не могло быть – руководство кораблем не имело права рисковать транспортом и жизнью пассажиров. Тем более пираты в рупор, брызжа слюной, обещали неприкосновенность всем людям на судне. Только грабеж и ничего более.

Пока длились скоротечные переговоры, отдавался трап и происходил захват корабля, а сонные пассажиры заполняли палубу, испуганно озираясь и недоумевая, Александр живо оценил ситуацию и план действий. Старпом успел отдать команду двум помощникам быстро кое-что спрятать. Те ретиво устремились выполнять приказы. Один из них, пробегая мимо корабельного СИЗО, вспомнил про заключенного, на минуту припал к двери. Он сбивчиво попытался сообщить новость, при этом успокаивая арестанта, но Александр оборвал его строгим, властным и сухим голосом:

– Сколько их? Вооружение, транспорт и расположение. Быстро!

– А… э-э… четыре катера, две моторки надувных. Человек двадцать. Обезьяны хреновы… чисто дикари! – затараторил помстарпома, аж подгибая коленки от нервозности и потерянности.

– Дальше, – прервал его арестованный, вцепившись в решетку кутузки.

– Катера мощные, быстроходные. С правого борта три, один держится поодаль. Лодки с левого борта. Между нами и берегом. Берег не видно. Светает только.

– Хорошо, понял. Чем вооружены?

– Пулеметы, автоматы. Пара тяжелых крупного калибра. Несколько РПГ, стингеры и базуки. Еще что-то тяжелое. Миномет вроде на корме одного. Торпедный аппарат. Такой не видел. Самоделка, видать. На том, что поодаль стоит. Кабельтов…

– Понял. Все. Ясно.

– Я побежал. Извини, мужик. Прости. Мне ЦУ дал старпом.

– А ключи от кутузки? У кого? Ко мне его пошли живей.

– Не могу, некогда, – запричитал моряк и сорвался дальше вдоль кубриков, – прости, земляк.

– Еп… – Александр осел на скамью, лихорадочно соображая.

Кулаки сжались, желваки на скулах заиграли. Неожиданно в глазах появился огонек, блеск их выдавал уверенность в правильности принятого решения. Решения по выходу из ситуации. Для него и, может статься, для всего корабля. Он окинул взглядом камеру в поиске нужных предметов. Прищурился. Глубоко вздохнул и медленно, как перед броском, выпустил воздух из крепкой груди.

Грязь и пыль на полу, сажа и смазка на решетке и петлях двери. Это косметика.

Полпузыря водки и сэндвич от знакомых северян под скамейкой. Это грим.

Так. Одежда. Долой нормальный вид. Будем делать бомжа, бича и пропойцу. Живо!

Боевики числом до полувзвода, вооруженные легкими стрелковыми средствами поражения, зачищали и фильтровали все помещения круизного лайнера. По двое. Для безопасности. Пираты носились по всем закоулкам корабля, выгоняя всех пассажиров и членов команды на палубу, к бассейну и ресторану. Там под дулами ручного пулемета и автомата с подствольником народ кучковали грубо и скоро. Отдельно два террориста отбирали украшения и драгоценности у пленников, сопровождая рэкет руганью и ударами, независимо от того, какого пола и возраста были перед ними люди. Дети ревели, женщины причитали и стонали, мужики роптали или прятались за спинами соседей. Народ загоняли прямо в бассейн, по пояс в воду, причем мужчин дальше и порознь. Видимо, чтобы не сговаривались, не шептались. Опыт у пиратов был весомый. Уже появились первые раненые. Сопротивление каралось смертью и было бессмысленным.

Но не для отставного прапорщика ВДВ!

В рубке на капитанском мостике захватчики оставили старпома и переводчика под охраной двух боевиков. Капитана в обморочном состоянии после удара прикладом утащили в общую толпу заложников.

Один мужик заступился за красавицу жену, которую начал лапать негр, но очередь из «узи» разрешила драку. Тело бедняги долго лежало в луже крови на виду у всех и внушало неподдельный животный страх и покорность.

Рассвело. Солнце резко начало печь, накаляя корабль и обжигая людей под открытым небом. Дети пытались пищать и орать, но родители, как могли, на корню прекращали крики, сами едва не срываясь в истерику. За два часа мимо прошло торговое судно с грузом бананов и кокосов, не вникая в ситуацию на лайнере. А может, и не поняли или не захотели понимать.

Еще бы через полчаса бандиты, может, и ретировались, но вдруг на глаза им попались красавица Вика и еще одна симпатяшка из Молдовы. Их насильно потащили к катерам, намереваясь забрать с собой на африканский берег. Ясно, для чего и зачем! Еще трех девушек уволокли внутрь теплохода и начали насиловать. Грубо, с издевательствами и пьяным хохотом. К концу третьего часа бесчинств половина боевиков уже была навеселе от алкоголя, разврата и упоения властью и силой. Главарь банды собрался отдать распоряжение сворачиваться и уходить, самолично укладывая захваченное добро и ценности. Но судьба распорядилась иначе…

Полчаса назад по коридору мимо камеры Александра крался сержант из линейной транспортной полиции Украины (этой стране и принадлежал зафрахтованный круизный теплоход). Он уже был знаком арестованному после той драки и разбирательств, и Александр шепотом позвал его.

Вид сержанта сразу дал понять, что героя или помощника из него не получится. Бледный, смертельно напуганный, он шарахался от каждого шороха и медленно пробирался вдоль стен.

– Ключи. Они у тебя? – с затаенной мольбой в голосе спросил арестант.

– Да, конечно. Да-да, – полицейский зашарил по карманам, – были. Точно были.

Александр уже было обрадовался, облегченно вздохнул, но, видя тщетные усилия стража порядка, разочаровано простонал.

– Сейчас. Где-то были. Были же! – суетился сержант, обыскивая свои полные всяких побрякушек карманы.

Вдруг злобный окрик в конце коридора заставил обоих вздрогнуть и замереть.

– Хэй? Кам ту ми! – на ломаном английском крикнул негр со старым АК-47 под мышкой, жестом призывая идти к нему.

– Не… нет… Не надо! – заныл сержант, пятясь назад.

Александр отпрянул внутрь камеры, озаряемой тусклой лампочкой, и принял неестественную, но ранее задуманную позу опущенного зека. Ему стоило немалых усилий перебороть страх, оценить риск и сложность выбора действий, вероятность ошибки и надвигающейся опасности. Но и абсолютно бездействовать в его положении означало тоже наиболее возможную смерть либо унижение.

Сержант сделал еще шаг, пытаясь уйти, сгинуть прочь, подальше от этого ужаса в лице злого негра и дула автомата. Он отрицательно мотал головой и морщился.

Короткая очередь сбила его с ног. Полисмен опрокинулся и сполз вдоль стены, тело затихло, глаза остались открыты.

Был человек – и не стало его. Ни за что, просто так.

Александр быстро рванул ширинку на гавайских шортах и напрягся, делая позыв к малой нужде.

Так было задумано!

Боевик-африканец, как черное привидение, появился в сумраке коридора прямо перед решеткой камеры. Автомат его болтался на плече стволом вниз, грязная футболка, рваные джинсовые шорты, старые кроссовки. Вид пирата ХХI века никак не гармонировал с технологиями и модой этого самого века, он больше походил на пастуха стада антилоп гну где-нибудь в глубине Африки. Потное лоснящееся тело, желтые зубы, красные белки глаз, патлатые длинные волосы, собранные сзади резинкой в пучок. Африканский бандит нетрезвым взглядом уставился на человека за решеткой. И сморщился. Было отчего!

Он увидел натурального бомжа и пропойцу. Грязные взъерошенные волосы, небритая физиономия с фингалом, шишка на скуле, губы в крови, разодранная рубашка тоже в крови и пыли, приспущенные шорты, поза креветки на скамье. Неопрятный вид арестанта дополняли запах мочи, водки и пьяные стоны.

Вот чего можно добиться с помощью кетчупа из сэндвича, куска материи за щекой, грязи с пола и смекалки!

Негр пробормотал что-то нечленораздельное, продолжая морщиться, выдохнул, отошел к мертвому сержанту, слегка пошарил по его телу, сдернул цепочку с крестиком, забрал портмоне.

Александр молил бога, чтоб бандит не нашел ключ от камеры или не оттащил в сторону труп. Привлекая внимание к себе, он специально начал крыть матом корабль, капитана и круиз. Подбирая слова на русском и английском языках.

Получилось забавно и правдоподобно.

Боевик подошел к решетке, ругнулся, но затем хохотнул, осыпая пьяного русского потоком непонятных слов. И тут он заметил на безымянном пальце арестанта печатку. Глаза негра сразу изменили фокусировку, а мимика стала озабоченной.

Золотая печатка хоть и тянула всего граммов на двенадцать, но золото для бандитов, видимо, много значило. Пират попытался позвать бича за решеткой криками и угрозами, но понял, что бесполезно – тот лежал на боку почти неподвижно и охал.

Сомалиец оглянулся в поисках нужного инструмента или волшебной палочки. Ничего. С конца коридора раздался голос другого боевика, потерявшего своего товарища, но этот отозвался и отправил его восвояси. Африканец осмотрел навесной замок весьма среднего качества, снял с плеча автомат и прикладом в три удара сбил его.

Александр сжался пружиной, оценивая новую ситуацию, но по-прежнему играл роль бомжа и лоха. Он очень удивился, когда боевик грубо пнул его в спину и, не получив желаемого, достал нож и схватил кисть арестованного. Александр все понял. Еще секунда, и ему отрежут палец вместе с печаткой. Ну нет, обезьянка, так не пойдет! Раз сам пришел, так и меняем план. Кто к нам с оружием придет – от него же и погибнет. Так, кажется?!

Уверовавший в свою силу и способности пират, продолжая морщиться от вони в камере и противного пьяного русского, расслабился. Автомат он закинул за спину, чтобы не болтался и не мешал, а нож, больше похожий на мачете, приставил к пальцу лежащего.

Неожиданно «пьяный зек» с поворотом корпуса, не вставая, одной рукой перехватил запястье негра с ножом, а другой коротким тычком ударил ему в пах.

От боли боевик согнулся и раскрыл рот в беззвучном крике, глаза его вылезли из орбит.

Тут же Александр вскочил и добавил пирату ребром кисти в район сонной артерии, выворачивая руку с ножом. Брякнул на полу автомат, выпал тесак, брызнула кровь из резаной раны на шее. Две секунды – и захватчик затих возле скамьи в позе, в какой недавно пребывал сам арестант.

Еще через пять минут Александр, вооруженный автоматом, парой обойм к нему, ножом и двумя гранатами, скрытно и тихо исчез в темени коридора.

В капитанской рубке находилось четыре человека: два боевика, старпом и переводчик. Снаружи, облокотившись о поручни мостика, торчал еще один пират. В одной руке он сжимал почти допитую бутылку «Абрау Дюрсо», в другой держал бинокль, созерцая морской горизонт.

Полная расслабленность, явное отсутствие угрозы нападения или возмездия, кайф от алкоголя, наркотиков и упоение безнаказанностью в этот раз сыграли злую шутку с пиратами. Если бы кто-то из них впоследствии смог проанализировать не только свое поведение и беспечность, но и действия отставного десантника, всего лишь одного человека, им бы стало вдвойне обидно и больно.

Бывший прапорщик перекрестился, стер пот с носа и шагнул из-за угла на мостик.

Он сделал этот шаг, отделяющий его, простого смертного, от боевой единицы, взвинченной пружины, зверя, готового рвать, метать, крушить. Шаг между страхом, слабостью и рывком к бою, драке, победе! Преодолевающий все комплексы, суеверия и сомнения. Он сделал выбор между боязливым, трусливым отсиживанием и смелым, сильным, волевым поступком к своему спасению и освобождению всех заложников.

Захват бутылки одной рукой и удар в висок другой. Толчок. Боевик опрокинулся за поручни и тихо полетел вниз, ломая кости. Разворот. Шаг внутрь рубки. Клич «ложись!» возымел действие – оба члена команды судна повалились на пол, а вместе с ними и пират с пистолетом в руке, получивший удар бутылкой в ухо.

На другого оставалась секунда, может быть, две – хотелось, чтоб все прошло беззвучно и быстро.

Взмах рукой. Удар в лоб тяжелой, с толстыми стенками бутылкой из-под шампанского, как обухом топора, имеет серьезные последствия – пирата откинуло к железной переборке. Ударившись затылком о барометр, он безжизненно сполз на пол.

Все. Пока все!

Александр впоследствии не мог толком вспомнить свои дальнейшие действия по ликвидации боевиков на теплоходе. С момента молниеносной схватки на капитанском мостике, где его щелкнуло и перевело в режим быстротечного эффективного боя, точнее бойни, прошло, наверное, минут двадцать.

Он просто находил цель и уничтожал ее. Всеми доступными и знакомыми способами. Тем более что у одного из пиратов оказался «хеклер-кох М5» с глушителем. Удары руками, ногами и ножом, глухие выстрелы микроавтомата, использование подручных средств, эффекта неожиданности и опыта – все сгодилось в этой битве, в этом «избиении младенцев».

Приготовив стингер для уничтожения катера, стоящего поодаль, и запасным вариантом ствол РПГ-7, Александр рванул к корме. По пути сбил с ног африканца с дробовиком, тот скатился вниз по лестнице и пересчитал ребрами ступенек тридцать. Снайпера, засевшего возле антенны, и двух боевиков у бассейна с заложниками пришлось снимать уже открыто, громко. Десантник, выбивавший в прошлом из АКМ со ста метров тремя короткими 80 очей, не сплоховал и в этот раз.

Снайпер, пораженный в голову, еще падал вниз, а ствол АК-47 китайской сборки с поручня лестницы почти прицельно выдал две короткие очереди в пиратов-охранников у бассейна. Пулеметчика сразило сразу, и он свалился вместе с оружием чуть ли не на голову пленным. Автоматчика с подствольником, успевшего только развернуться, снесло одной из трех пущенных пуль калибром 7,62 мм, но и этого хватило. Его тело плюхнулось в воду бассейна, окрашивая ее в цвет марганцовки, задергалось в конвульсиях, но остальное доделали подскочившие парни из числа заложников.

Крикнув им, чтоб хватали трофейное оружие и прикрывали пассажиров в бассейне, а не строили из себя героев, Александр кинулся к правому борту. Съехал по перилам лестницы вниз и прильнул к краю борта. Внизу только на одном из трех катеров находился пират, охранявший двух заложниц и транспорт. Он как раз вскочил на нос катера, пялясь наверх и крича что-то на своем тарабарском языке. Очередь из «калаша» срубила и этого.

На ходу меняя магазин, прапорщик устремился по палубе дальше. Сверху с «мертвой» стороны появился боевик с автоматом. Огонь на поражение. Минус один. Точнее, уже шестнадцать.

К схрону с гранатометами Александр подскочил вовремя. Двое пиратов вылетели из-за угла, выкрикивая ругательства и проклиная бог весть кого. Первому дал прикладом в лицо, уронив его на пол. Второй, бестолковый, вообще несся с оружием за спиной – прямой удар ногой в живот отправил его в нокдаун. От короткого тычка в висок он потерял сознание.

Александр схватил стингер, привел его в боевой режим, быстро прицелился в четвертый катер. Там метались от руля к миномету две фигуры.

Выстрел слегка оглушил десантника, но зевать и ковырять в ушах было некогда. Он поднял РПГ и прицелился. Катер, окутанный дымом и огнем, развернуло от первого взрыва. От второго его вывернуло, как плод спелого инжира при надавливании.

Любоваться заревом пожара на раскуроченном плавсредстве герою тоже было несподручно, и он рванул зачищать теплоход дальше. Незнание точного количества врага зачастую приводит к трагичному провальному исходу военной операции. Поэтому необходимо было срочно прочесать весь корабль. Теперь могла понадобиться помощь со стороны массовки.

Добежав до кормовой части лайнера, получив первые благодарности и похвалы от освобожденной толпы, Александр отобрал и вооружил пять добровольцев. Отдав короткие команды, он повел их цепью по кораблю.

Полчаса спустя происходил разбор полетов и анализ ЧП. Капитан с перебинтованной головой вел летучку в большом зале. Своего спасителя пассажиры буквально боготворили, благодарности сыпались со всех сторон. Уйти от поцелуев и объятий, хвалебных речей и пожеланий всяческих благ помог старпом, ограничивший доступ к телу героя и сменивший тему собрания.

Теплоход стоял на якоре с пришвартованными трофейными плавсредствами. Пока корабельная медсанчасть работала над пострадавшими, подвели итоги и приняли в небольших спорах кое-какие решения.

Пять боевиков были захвачены в плен, из них трое – тяжело раненными, шестнадцать уничтожено. Их тела потом осмотрели, сфотографировали, обшмонали и стащили в трюм, в холод. Все оружие собрали и сложили в одной каюте, как и захваченные пиратами кассу и драгоценности. Многие снимали на видео улики для будущего следствия. Александра, понятно, никто уже не пытался засадить за решетку. С героя автоматически снимались все обвинения, по крайней мере, здесь, на лайнере, только скрипящие зубами пострадавшие дагестанцы не хотели смириться с этим, но им быстро заткнули рты и снова изолировали их в судовую медчасть.

Все единогласно решили ходатайствовать по возвращении на землю насчет реабилитации десантника и его поощрения. Лично от себя спасенные пассажиры подбадривали его и всячески стремились отблагодарить, хотя и сами еще не совсем пришли в себя.

Погибших в количестве трех человек – двоих пассажиров и помстарпома – тоже положили в морозильную камеру, но отдельно от мертвых пиратов.

Капитан подозвал Александра и старпома и попросил уединиться, пока кассир-бухгалтер оформлял возврат ценностей пассажирам. Все трое собрались в капитанской каюте. Разговор завел хозяин судна, огласив свои соображения насчет пиратского налета, его исхода, судьбы трофеев, а точнее, дележа последних.

Три катера и две лодки в полном оснащении, современные, скоростные, при правильной и своевременной реализации стоили немалых денег. Плюс оружие, о полном объеме которого можно было и не докладывать службам, которые рано или поздно сюда прибудут.

«Ох проныра! Спекулянт» – подумалось Александру, слушающему расчетливые предложения капитана. Ему больше всего хотелось побриться, помыться и лечь спать. Он успел наспех переодеться, но теперь навалилась сонливость, видимо, после выплеска адреналина, истощившего организм. Если еще и выпить граммов сто залпом, то и вовсе свалит с ног.

Капитан периодически трогал бинт на голове, морщась от боли, вытирал платком пот с шеи и пухлых щек. Кондер не справлялся с работой потовых желез капитана, когда речь шла о такой наживе, легко попавшей в руки.

– Тем более кто нам компенсирует все наши потери, раны и нервы? Ну, заплатит компания страховку, премию выпишут, а здесь бонус всем нам, – продолжал капитан, уговаривая десантника.

Старпом, конечно, был на стороне начальника. Махнул рукой и Александр, соглашаясь с ними.

– Мужики, только проворачивайте все сами. Я пас. Спать хочу – умираю.

Те двое заверили, что все сделают в ажуре, быстро и тайно. А чтобы власти и силовые органы не встряли и не помешали, предлагалось отвести корабль в другой квадрат, недалеко, там привести его в порядок (боевики повредили радиорубку и ходовую). Пассажиров, приходящих в себя после шока, решили оповестить о ремонте лайнера и убедить в дальнейшей безопасности теплохода и их жизней бдагодаря поддержке морской береговой охраны соседнего государства.

– Капитан, – обратился Александр, встав с кресла, чтобы уйти, – у меня два пожелания, если не возражаете.

– Да-да, Саша, конечно. Ты наш спаситель и настоящий мужик, офицер! Слушаю, – с готовностью ответил тот.

– У вас имеется судовая касса. Выплатите мне мою долю сейчас из нее, а от реализации плавсредств забирайте все себе. Пойдет так?

– Э-э… да, я думаю, да. Идти до Одессы не так долго, зарплата не скоро, а в кассе хватит нулей рассчитаться с тобой, Саш.

– И еще одно. Я хотел бы переговорить с пленными. Прямо сейчас. Мне нужны переводчик, каюта и диктофон. Можно устроить такое?

– Мм… Конечно, дорогой! Сейчас дам указание. Моя каюта устроит?

– Нет, кэп. Я сам к ним спущусь. В камеру.

– Все, ладушки, герой! – Капитан потер руки. – Хряпнем по полста «Хеннесси» за удачный союз?

– Давай, капитан.

Выпив коньяка с лимоном, Александр остался один в просторной комнате, раскуривая сигару. Он прикрыл веки и, казалось, уснул, окутанный дымом дорогого курева. Чувство эйфории от победы, своего нового положения и внезапного обогащения расслабило тело, но мозг не сдавался, что-то обдумывал, постепенно создавая новый план и ведя к обобщенному результату.

Из нирваны его вывела Вика, впорхнувшая в каюту и бросившаяся в ноги храбрецу. Она целовала ему колени, руки, покрытые ссадинами и синяками, лицо, уши. Целовала ласково и спешно, ворковала, при этом шепча мольбы о прощении.

Александр мягко отстранил девушку, взял за плечи и заглянул прямо в глаза, откровенно рассматривая. Красивая мордашка, белокурые волосы, родинка возле пухлых губ, зеленые глаза… но бегающие, какие-то холодные, чужие.

Он отрицательно мотнул головой:

– Нет, Виктория. Ты своего за дверью найдешь, выберешь. Я пас. Не моя ты. Не по мне и не для меня. А таких, как ты, у меня щас пачками будет. Извини, без обид.

– Сашенька, милый! Хороший мой…

– Все, Вик. Проехали.

В каюту вошел капитан со своим помощником. Тот нес спортивную сумку. На их недоуменные взгляды Александр ответил жестом – мол, все в порядке.

Блондинку попросили выйти, а сами, наспех пересчитав деньги, отправились в ту часть теплохода, где в камере когда-то сидел сам герой-победитель. По пути Александр забросил сумку и семьдесят «кусков» зеленых в свой номер, за пояс заткнул трофейный кольт и двинулся к пленным.

Последние, все пятеро, находились за решеткой с новым навесным замком и охранником из членов команды судна. Десантник кивнул ему, и тот открыл камеру, предварительно взяв наизготовку дробовик.

Атмосфера в кутузке была мрачной и вонючей. К тому, что осталось от прежнего арестанта, игравшего роль бомжа, добавились неприятные запахи новых зэков. Трое в грязных бинтах с пятнами йода и крови лежали, двое других сидели на полу вдоль стены. Раненый на скамье оказался главарем пиратов. Пуля навылет прошла под ребрами, отчего здоровяк сейчас маялся и стонал, кусая до крови толстые губы. Оценив обстановку, раны бандитов и их возраст, Александр обернулся к подошедшему парню-переводчику и попросил его включиться в разговор.

Сначала диалог не клеился. Негры молчали, мотая кучерявыми головами в знак непонимания. Когда Александр вынул пистолет и с невозмутимым видом застрелил главаря пиратов, английский язык вспомнили двое из оставшихся четверых.

Охранник с вопросительным (а переводчик – с испуганным) выражением лица молча созерцали картину хладнокровного убийства раненого бандита, пока стрелявший не внес ясность в происходящее:

– Это поганые, испорченные недочеловеки. В ближайшем порту их заберет полиция, тоже черномазая, и отпустит за энную сумму, еще и вылечат. Через месяц эти отморозки будут на родине, а еще через неделю начнут грабить и убивать снова, причем еще более жестоко, мстя за неудачу, раны и позор. Эти нелюди и сейчас, гляньте, зыркают зверьками и ждут подходящего момента, чтобы разорвать вас. Я их видел во время захвата судна, и вы не знаете, как они хладнокровно мочили наших соотечественников. Вопросы есть?

– Н-нет…

– Нет!

– Вот и все, парни. И не стройте больше рожи как на экзамене! Идем дальше.

Облегчив мучения главаря пулей, Александр направил пистолет на следующего бандита. Глаза того чуть не лопнули, вытаращившись от страха. Через переводчика выяснилось, кто эти головорезы, откуда, как давно орудуют, кого и когда грабили, скольких убили. Стали известны прочие данные: местоположение базы, охрана, режим сна и бодрствования.

Отставной прапорщик ВДВ как губка впитывал информацию, выборочно записывая на диктофон ответы пиратов. Те наперебой сыпали сведениями, и охотнее это делал тот, на кого направлялось дуло пистолета.

Для полиции на пленку записали все диалоги, кроме касающихся лагеря боевиков. Александр мысленно составил план, сгладил шероховатости, задавая очередные вопросы. Все.

Он поблагодарил переводчика и охранника, труп попросил оставить в камере для устрашения остальных и покинул это вонючее место. В голове окончательно созрел новый план, которым необходимо было поделиться с капитаном. Александр понял уже, насколько тот алчен и предприимчив и какими возможностями обладает. «Ну, кидануть он меня не должен, слишком накладно будет, да и хлопотно!»

Чтобы не обижать старпома, привлекли и его. Все трое собрались в каюте, где Александр изложил свой план операции. Так сказать, акта возмездия, набега на лагерь боевиков с целью полного их уничтожения, а заодно и в целях наживы.

– Как в добрые времена Нового Света, когда испанские конкистадоры и корсары совершали набеги на колонии, племена и населенные пункты с целью грабежа, разбоя и прочих нехороших дел, – подытожил он свой монолог.

– Офигеть планчик! – Старпом сглотнул и, бледнея, взглянул на начальника.

Капитан поперхнулся то ли дымом, то ли окурком сигары, дернулся из глубины кресла навстречу десантнику.

– А справишься, Санек?

Александр почесал нос, прищурился, словно передразнивая хозяина теплохода, который тоже с прищуром на один глаз буравил взглядом собеседника, и молча встал. Подойдя к маске африканского вождя, висящей на стене, он минуту задумчиво смотрел на нее. Моряки терпеливо ждали. Бывший прапорщик повернулся, серьезный вид его уже говорил сам за себя.

– Сделаем уродов, как пить дать сделаем!

– Ого. Ладушки, десантура, давай обмозгуем все подробно. – Капитан допил глоток коньяка, разлил снова всем троим, но Александр прикрыл ладонью свой бокал:

– Мне еще есегодня стрелять и бегать, поэтому я пас. И так в сон клонит. Значит, так, господа штабные…

Спустя полчаса Александр уединился в своей каюте, принял душ, отмылся, удалил щетину и завалился спать. Ему необходимо было отдохнуть, сбросить груз сонливости и набраться бодрости для дальнейшей работенки. Коснувшись подушки, он уже спал.

Капитан отдал соответствующие ценные указания, и теплоход медленно передвинулся на восемь миль на северо-запад, или, как выражаются моряки, на норд-вест столько-то румбов, а точнее, всего полтора. Солнце стояло в зените, но на этих широтах в октябре, среди дня да на открытом месте как-то было жарковато. Индийский океан почти бесшумно слал небольшие футовые волны на запад, поэтому этот ветерок явился в помощь лайнеру, слегка подгоняя громаду белоснежного железа в воды Сомали. Пассажиры и часть команды корабля, убаюканные после недавнего стресса алкоголем, таблетками и жарой, почти все спали в каютах. Уверенные в безопасности, получившие свои ценности обратно и умиротворенные, они спали спокойно и даже видели сны. После того как всех пассажиров убедили в необходимости ремонта и смены маршрута, рабочая вахта команды действительно занялась починкой и чисткой судна, а также подготовкой двух катеров для военного рейда. Проверяли движки, комплектовали питьевой водой, средствами связи и оказания первой медицинской помощи, настраивали оружие, хотя Александр сказал, что сам потом еще все проверит. Остальные плавсредства крепили цепью на буксир позади теплохода по всем правилам.

Когда начало темнеть, Александра разбудили, как он и просил. Слегка перекусив, он натянул свою неизменную тельняшку, легкие темные штаны с офицерским ремнем, трофейный жилет-разгрузку, кеды и направился в оружейку. Он заранее попросил старпома по списку пассажиров определить и созвать в конференц-зал мужчин в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, имеющих за плечами навыки армейской службы или другой военной подготовки. Что и было исполнено.

Сам навестил по пути СИЗО теплохода и переговорил с арестованными. Те уже дремали, но кого это волновало?!

Александр выбрал из четверых пиратов самого молодого, по имени Помпей, которому оказалось всего четырнадцать лет. Смешного и удивительного ничего в этом не было: во враждующих и воинственных племенах и кланах развивающихся стран Африки мальчики с десяти лет носят оружие (и не просто носят!).

Пацан отличался от остальных более кротким нравом, коричневой, а не черной кожей, большими ушами-лопухами и лысой головой. Черные пряди-пружинки, как грозди червячков, покрывали его дынеобразную башку. Короткие штанишки, майка, драные кроссовки.

«Скольких же успел убить этот юный беспредельщик-пират с детским наивным взглядом и мозолью на пальце от спускового крючка автомата?» – мелькнуло в голове прапорщика.

Он отвел юного бандита в сторону, закрыв камеру и оставив ее на охранника-матроса. Вынул пистолет и жестом приказал пирату идти наверх, на палубу. Пацан, озираясь, сгорбившись и спотыкаясь, поплелся вперед, конвоир в тельняшке за ним.

На верхней палубе с левого борта никто не мешал, подошли к ограждению. Сколько хватало взора, кругом расстилалось морее. Вдалеке из-за сумерек вообще трудно было что-то различить. В синем чистом небе мигали огни самолета, уносившие пассажиров в другие страны.

Темнело.

Александр прислонил парня к ограждению, за которым плескалось море, развернул лицом к себе.

Минуту он молча и сосредоточенно смотрел в молодое лицо, которое, в свою очередь, гипсовой черной маской уставилось на пистолет в руке мужчины.

– Жить хочется? – вдруг прервал тишину прапорщик.

Негр вздрогнул. Он не знал русских слов, но смысл фразы понял, будто чутьем. И кивнул в ответ.

– Хорошо! Это хорошо, что понимаешь меня и ситуацию. – Александр кивком головы и взглядом показал на бездну за бортом дрейфующего лайнера:

– Туда не хочешь?

– Ноу. – Юный пират замотал головой, испуганно пялясь на оружие и кулак, сжимающий его.

– Ну тогда слушай сюда, Джек Воробей. Слушай и запоминай, – отчетливо и медленно проговорил каждое слово Александр, легонько поигрывая пистолетом.

Следующие десять минут он посвятил изложению своей идеи обескураженному ссутулившемуся парню, вспоминая все знакомые английские слова, используя жесты и мимику. Ходит шутка, что и обезьяну при желании можно за год научить говорить! Негр вник в сказанное за десять минут.

Он понял, что требует от него этот русский, в котором чувствовалась природная сила, настойчивость и уверенность в своих способностях и победе. А еще холодная жесткость! Парень, еще недавно сам лишавший жизни людей, осознал трагичность и безвыходность ситуации, испытал дикий страх и неимоверную тягу к жизни. Так сильно жить в этом сраном мире ему еще никогда не хотелось. Показалось, что странный русский действительно сдержит обещание оставить его, Помпея, в живых после выполнения всего того, о чем поведал. А уши-лопухи юного пирата услышали нечто такое, чему удивились бы не только враги, но и сподвижники. Если, конечно, еще не знали об этом.

Помпей закивал. Закивал отчаянно, резво и напряженно, боясь, что русский в тельняшке вдруг передумает и сбросит его, африканского мальчика, с простреленным животом в темень моря, к акулам (пули в живот Помпей почему-то страшился больше всего).

Вскоре его отвели в каюту, закрыли и вспомнили о пленнике только час спустя, непосредственно перед выходом на операцию.

…Из четверых добровольцев-рекрутов Александр решил взять всех, потому что выбирать не было времени и настроения, а в помощниках он нуждался позарез. Он молча обвел взглядом-рентгеном строй.

Пожилой мужичок в черной майке и серой ветровке служил в мохнатых семидесятых по контракту на границе Таджикистана и Афганистана. Ушел по ранению ноги, точнее, ее ампутации после подрыва на мине. С тех пор на протезе, но физически развитое крепкое тело и военная подготовка в прошлом внушили уверенность, и старого погранца зачислили в летучий отряд Александра.

– Как звать-величать, отец?

– Егор Петрович я, – ответил из шеренги пожилой погранец.

– Отлично, батя. Принят. – Александр перевел взгляд на следующего. – Кто, откуда, что умеешь, чем хорош?

Парень лет двадцати, компьютерный любитель шутеров и игр от первого лица, по имени Стас, имеющий подходящий и говорящий о многом ник в интернет-сети – Ubivez. Никакой военной и физической подготовки, но он утверждал, что стрелять умеет отменно и в оружии разбирается неплохо. Благодаря компу. Виртуально.

Александр вздохнул, пожимая юную руку, при этом понимая, что парень морально не готов к смертям, грохоту боя и перемату команд, к крови. Но очень надеялся, что Ubivez действительно сможет хотя бы перезарядить автомат и попасть в цель с сотни шагов.

Очередным рекрутом стал парень лет двадцати пяти, Витек. Два года армейки на Урале. Саперный батальон. Потом родная деревня под Пермью, безработица, разруха и неудачная любовь. Жалкое существование довело деревенского механизатора до отчаяния. Продал старый дом покойных родителей, мотоцикл «Ява» и на все деньги махнул в турне. Поглядеть мир, богатую жизнь, а потом… Потом хоть гори все синим пламенем! Может, в контрактники в Чечню или грузчиком на московские вокзалы, но только не обратно, в пермскую глубинку.

– Стрелять-то помнишь как? – спросил прапорщик, глядя в карие глаза деревенского молодца.

– А то. Помню «калаш», знаю карабин СКС, ну и с минно-взрывным делом знаком, – живо отозвался Виктор, сжимая кулаки, покрытые рыжими волосами и родинками.

– Принят. Дальше.

Четвертым добровольцем оказался матрос с теплохода, недавно оттрубивший три года в ВМС, в Севастополе. Звали его Василий, годков столько же, как и предыдущему бойцу. На теплоход попал по блату, а в обязанности входило обслуживание и содержание шлюпок и спасательных средств. По долгу службы разбирался в морских делах, в плавсредствах и помощи на воде. Стрелять умел – в школе, училище и на флоте побеждал в соревнованиях по пулевой стрельбе.

Короче, годился.

«Мда-а! Наличие отделения спецназа или на худой конец мотострелковой части не помешало бы, но за неимением лучшего и на безрыбье…».

Александр поставил боевую задачу.

Антипиратская операция ночным морским десантом из пяти штурмовиков-добровольцев предполагала военную вылазку, марш-бросок в девять миль по морю, около двух километров вглубь Сомали по джунглям, скоротечный бой на базе боевиков с их уничтожением, захват их склада с ценностями и отход к точке высадки с возвращением на лайнер. Живыми, целыми и довольными актом возмездия, а также дележкой сокровищ африканских дикарей.

У рекрутов аж челюсти отпали и глаза на лоб полезли. Более невозмутимым оказался Петрович, видавший в горах приграничья и не такие повороты.

– Ну что, бойцы, сделаем этих обезьян? Поставим на место? – обратился в завершение монолога Александр.

Ну, вроде закивали. И то ладно.

– Как там говорится в фильме… хотите жить долго и счастливо? Ну, попробуем! Долго не обещаю, а вот интересно и богато давайте, пацаны, сделаем.

– Сделаем, командир, – буркнул Егор Петрович, затягивая ремень. Остальные снова, но уже дружнее закивали.

– Ну и отлично! А сейчас слушай вводную…

Александр пояснил задачи каждого, общую схему действий, план «Б» на случай непредвиденных обстоятельств, дал расклад по оружию и амуниции, поделил шкуру неубитого медведя. Типа половина всего ему и капитану, половина им, четверым. «Согласны? Отлично. Работаем, бродяги!»

Выбор оружия прошел быстро. Трофеев была куча, всем пришлись по вкусу индивидуальное снаряжение, БК, комплекты одежки и железо.

Прапорщик дал последние распоряжения. Вскоре все пятеро, вооруженные до зубов, принявшие на грудь по полста коньяка, в потемках погрузились на трофейные катера, заняли места на глиссерах и дунули в темень чужого моря.

Капитан теплохода перекрестил вслед им ночную мглу, крякнул и пошел курить сигару под коньяк. Вахтенному поручил следить в оба, радисту слушать эфир (рацию починили), навигатору смотреть на приборы. Пара часовых из матросов остались с оружием на левом борту с прибором ночного видения.

Два катера почти уверенно, без происшествий миновали морскую дистанцию, колыхаясь на волнах, вырулили к валунам, окаймляющим побережье Сомали в этой точке координат, и высадили десант.

Рулевой ведущего катера, пленный Помпей, по приказу главного группы пошел со всеми, на втором катере остался матрос Василий со станковым пулеметом на станине в носовой части – охранять суда и прикрывать возвращение группы.

Помпею сцепили наручниками запястья, навьючили на него РПГ-7 и три выстрела, а также «бубены» к РПД. Негр согнулся, но не промолвил ни слова. На остальных водрузили двойные БК. Петрович с ручным пулеметом, Ubivez с винтовкой М16А1, обвешанный магазинами, Витек с рюкзаком, набитым гранатами и минами от противопехотного «самовара». Александр с АК и подствольником типа ГП-25, одним РПГ-26 «Агдель», пистолетом в кобуре и гранатами.

Выдвинулись к чернеющим в ста метрах джунглям уже в полночь. Вел всех с залепленным скотчем ртом Помпей, кряхтя от тяжелого груза и быстрой ходьбы. За ним – прапорщик, Ubivez, Витек и замыкающим Петрович с пулеметом.

– Стас, держи дистанцию пять шагов и не пальни мне в спину, – предупредил командир, подталкивая проводника вперед, – идем тихо, змейкой, без отрыва, не спеша. Ни шага в сторону. Пошли, пацаны, нахлобучим черных!

– Есть, Корсар! – отозвался сзади Стас.

– Как, как ты назвал меня? – полуобернулся Александр.

– Корсар! Это типа в игре, в компе есть такой. Типа пирата. Игры такие ролевые.

– Сам ты… – попытался огрызнуться прапорщик, хотя прозвище ему понравилось, но раздался голос Петровича:

– Командир, не слушай ты этого пацана. Молодой еще. Корсары – это французские морские охотники за золотом, за торговыми конвоями испанцев, антипираты и пираты в одном лице. Короче, морской спецназ короля в XVI веке, действующий по договору с министром финансов, без ограничений, правил и законов. Но во имя своей державы. Командир, ты и есть Корсар, и мы все корсары. Нас нанял капитан отомстить сомалийцам за их набеги. Родина ждет и верит, ептеть!

Все хохотнули, путаясь на ходу в переплетениях африканских зарослей, в ночи еще более темных и жутких, чем днем.

– Корсар – так Корсар. Лишь бы не ржачно! – прошептал Александр, высоко занося ногу над корнями и лианами.

– А че, прикольно? А, командир? Корсар. Звучит.

– Иди давай! – поддразнил Стаса Егор Петрович, пыхтя с пулеметом и глубоко выдыхая. С протезом и старческой одышкой тяжеловато было тягаться с молодыми, зато опыт и многолетняя тяга к выживанию брали свое – бывший советский пограничник трактором пер за всеми, не забывая держать тыл.

«Ну что, Корсар, мать твою за ногу? Веди своих орлов к победе. Покажи себя еще раз, не подведи, не обкакайся перед пацанами. Ты ж офицер… почти что».

Полтора часа понадобилось группе Корсара на преодоление пути через лесной массив до речки, с берега которой виднелись огни лагеря боевиков. И хотя из путаных фраз пленного парня выходило, что в деревушке почти не осталось мужчин, только женщины, дети, старики, командир все же принял меры предосторожности.

Отдохнули десять минут. Испили водицы, получили ЦУ от Корсара и двинули вдоль речки вверх по течению. Помпей показал сцепленными руками на пару ловушек, обошли их, взяв на заметку.

В ста метрах от крайней хижины снова присели. Корсар в ПНВ разглядывал базу боевиков, остальные готовились к бою. Больше морально, чем физически.

Александр отпрянул от куска скалы, покрытой ползучими растениями, присоединился к группе. Через Ubivez’а, шарившего в английском лучше всех вместе взятых, узнал у Помпея, в какой хижине лагеря хранятся награбленные сокровища, где штаб, где рация и оружейка. Для корсаров все оказалось намного проще и легче.! А для бандитов – глупо, бездарно и трагично. Все перечисленное хранилось в одном сарае. Только в одном сарае! Безалаберно и бездумно. Поди ж ты, кто бы знал-предполагал, что кто-то на них, пиратов, может напасть! Их же как бы нет в природе, но все схвачено, за все заплачено. Фантомы-невидимки.

А вот нате, скушайте! Нашелся такой. Противовес системе.

Корсар!

Операция на две трети прошла успешно и тихо.

Все шло по плану Корсара. И даже сверхудачно.

Петровича оставили на лежке с пулеметом прикрытия. Рядом связали, стреножили и без того спутанного Помпея. Тот молча и терпеливо исполнял указания. Остальные, пригнувшись, приблизились к лагерю с темной стороны. Деревушка насчитывала два десятка хижин из тростника и брезента, пальмовых листьев и бамбука. Еще три строения в центре лагеря были выполнены из досок, оцинковки и листов МДФ, сверху покрытых шифером и материей. Пара палаток. Длинный навес для трапезы. Два столба с фонарями, горящими от дизелька, явно трофейного. Сарай с домашней живностью. Легкий забор из бамбука. И одна беседка с пьяными подростками. Вооруженными. Которые ржали, кидая кубики нард и попивая ром. Ром, выдержкой столько годков, сколько было самим юным охранникам. Старый «добрый» пулемет «льюис» направлен в сторону даже не речки, а мостика и тропинки, уходящей вглубь континента, на юго-запад. Редкое мычание домашнего скота, крики ночных птиц из чащи джунглей да пьяная болтовня и смех часовых – только эти звуки оглашали местность.

К счастью для нападавших.

Корсар прошептал несколько команд и повел бойцов в тихую атаку. Больше других волновался Стас, но еще больше ему хотелось пострелять по живым целям, а не валить кучи врагов на экране компьютера. Неплохой программист и сетевик, Стас достиг рекордных ступеней в прохождении «контрстрайка» и прочих стрелялок, любил шутеры и поражал друзей навыками, знаниями игр и реакцией виртуального боя. А сейчас, заимев настоящую штурмовую винтовку «made in USA», он просто онемел от всеобъемлющего счастья и восторга. Да еще участвовал в боевой операции против реальных врагов, под командованием этакого Рэмбо – бывшего десантника, которому и кликуху дал сам он, Стас-Ubivez. Вау-у!

Пригибаясь под тяжестью БК и будучи настороже, троица миновала ограду через лаз, сделанный кем-то из местных детей. Обогнули сарай, пару хижин. Корсар остановился, прислушался. Жестом приказал Витьку доставать мины, проволоку и гранаты.

Соорудили несколько растяжек, пока Стас созерцал через прицел окрестности. Корсар установил ловушки в проходе между оградой и хижинами, в которых храпели и бормотали жители деревни и возможные бандиты. Разбираться сейчас, «ху из ху», никто не собирался. Молча и сноровисто Корсар и Витек ставили растяжки, переходя от укрытия к укрытию, от домика к домику. В ход пошли гранаты различных стран-производителей, тротиловые шашки, мины от трофейного миномета, пара мин нажимного действия.

Заминировали и обвязали все ключевые постройки и недвижимость лагеря – штаб-склад, дизель-генератор, бочки с горючкой, сарай с награбленным имуществом, пару подозрительных хижин, путь ложного отхода и старый пикап возле фонаря.

Следующим этапом операции стал шмон штаба. Корсар с мачете, которым недавно рубил джунгли, прокрался внутрь помещения. Почти неслышно отворил дверь с черепом буйвола на ней. Звуков никаких никто не услышал, но, когда остальные вошли в домик, в углу у раскладушки обнаружили лежащего в темной луже крови бандита. Мертвого.

Стас не дал рвотному рефлексу победить тишину, вцепившись зубами в рукав куртки и глубоко дыша носом. Благо гайморитом не страдал, а то бы грустно было.

Витек облизнул вмиг пересохшие губы, сглотнул несуществующую слюну и, вслед за знаком командира, шагнул дальше. Стас так и остался стоять в дверях, гипнотизируя мертвеца.

Под рацию Корсар заложил гранату без чеки, придавив скобу. Типа, сюрприз. Сейф (он имелся даже в этой деревушке!) открыли ключом, ранее снятым по наводке Помпея с главаря пиратов. В нем оказались особенно ценные ювелирные украшения, пачки евро и долларов, фото-и видеокассеты, какие-то документы. Все это перекочевало в заранее припасенный рюкзак. Рядом в портфелях и чемоданах, в спортивных сумках покоились прочие сокровища современных пиратов: дорогие наручные часы, кулоны, колье, цепочки всех мастей, ожерелья, браслеты. Все, конечно, из золота, платины и драгоценных камней. Даже обручальными кольцами был набит отдельный кейс. Валюта разных стран в бумажном виде. Крупными банкнотами. Пластиковых карточек, даже просроченных, около тысячи штук. В отдельном углу покоились десятки ноутбуков и дорогих телефонов, прочих женских и мужских вещей: сумочек, барсеток, кошельков, портмоне, одежды и т. д.

– Охренеть! Граф Монте-Кристо, мать их… – прозвучал голос Корсара.

– Командир, что берем? Все не утащим, – отозвался Витек.

– Берем самое дорогое и легкое. И разбуди этого идола, – бросил прапорщик, кивнув на застывшего с опущенной на пол винтовкой Стаса. Его кислое и бледное даже при тусклом свете лампы лицо ничуть не отличалось от физиономии мертвого пирата.

Быстро собрали четыре сумки. Те, что были с золотом, тянули вниз, как магнит к железному полу.

– Стас, Витек. Хватайте сумки. Я прикрываю отход. Идем назад, левее, чем шли сюда, за оградой. В случае форс-мажора дуйте до Петровича, разгружайтесь и от скалы прикрывайте меня. Ясно?

– Да, – Виктор кивнул, занимаясь драгоценным грузом.

– А я? – развел руки Ubivez, недоуменно глядя на командира.

– Что я?

– Я тоже пострелять хочу! Я че, тут грузчиком таскать, что ли, нанялся?

Корсар метнул взгляд на Витька, затем на молодого:

– Слышь, ты, стрелок, мать твою. Приказ слышал? Все. Пи…й за напарником. Я те дам пострелять! Надо по-тихому все доделать. Пусть утром салюты пускают. Живей.

Он слегка подтолкнул Стаса, после чего тот принялся взваливать сумку за спину.

– Тяжело, Корсар. Реально тяжело!

– Ты лишнее сбрось, пацан.

– А че тут лишнее?

– Е… – Корсар помог тому освободиться от рюкзака с запасными магазинами и гранатами, кинув его в угол.

– Э-э? Как же без патронов?! А чем стрелять-то? – возмутился Стас, окислив лицо, полускрытое банданой на лбу.

– Сумку, мать твою!

Парень вздрогнул от тихого, но твердого жесткого окрика и стал дальше пристраивать груз.

Корсар уже подумал, что зря взял этого борзометра, но его мысли прервал Витек:

– Готов.

– Молодец, боец! – Корсар отметил старания деревенского парня, сам закинул сумку с валютой за спину. Ладно хоть РПГ-7 оставили с Петровичем и Помпеем.

– Все, валим отсюда, пацаны.

Громоздкие фигуры вышли из хижины и вереницей потянулись к ограде, в тыл расположению деревенских лачуг.

Оставалась финальная часть операции, которую хотелось закончить так же тихо и удачно, как она шла до сих пор. Но…

Обойдя стог сена, группа уже сделала лаз в бамбуковом заборе, стараясь уйти от заминированной ими самими же тропинки, как внимание Корсара привлек паренек лет семи.

Негритенок соскочил со ступеньки одной из хижин, пробежал десяток метров к центру лагеря и при мутном освещении недалекого фонаря стал мочиться в какую-то яму, покрытую решеткой из толстых веток. Откуда-то раздался недовольный хриплый голос:

– Пшел отсюда, шимпанзе гребаный!

– Опс, – Корсар сглотнул ком в горле и из положения «сидя на корточках» пшикнул вслед бойцам.

Те обернулись, плюхнулись на задницы, утирая пот с черных в темноте лиц.

– Кажется, у нас форс-мажор, ядрен батон! – Корсар жестом показал сидеть тихо, а сам пристально, до ломоты и рези в глазах, стал всматриваться в центр базы.

Пацанчик, сделав свои дела и осклабясь в довольной гримасе (видно, делал это не раз), важно зашагал обратно в дом. Из тюремной ямы (в назначении ее Корсар уже не сомневался) раздался мат, не оставляющий сомнений насчет национальной принадлежности пленников. Опешивший прапорщик с озабоченным видом повернулся к лазу в ограде. На размышления и оценку ситуации ушло минут пять.

Вскоре его голова высунулась в проем дыры:

– Пацаны, надо вытаскивать своих.

Те оба переглянулись и недоуменно уставились на командира.

– Командир, ты серьезно?

– Ясен перец! – ответил прапорщик, жуя травинку.

– Корсар, своих не бросим. Я за! – шепнул Витек, пытаясь снять груз, но Корсар остановил его:

– Стоп. Груз весь тащим до места, там схрон сделаем временный, а потом в обратку за заложниками. Ясно?

– Лады.

– Покатит.

– Все, пошли.

Обратный путь до лежки Петровича прошел спокойно, не считая того, что Ubivez уколол ладонь колючкой, а Виктора укусил в веко какой-то чуждый москит, у обоих распухли места повреждений. Погранец посоветовал им отсосать кровь из ранки и помочиться на нее, что вызвало у всех смешки. Корсар, разглядывающий в ПНВ лагерь и обдумывающий план действий, шикнул на группу, и все притихли. Позже Стас не раз предлагал Витьку свою помощь в уринотерапии на больной глаз, отчего сам же и ухахатывался.

Разгрузились, попили воды. Корсар отдал распоряжения.

Петрович, как немощный в беге, но опытный и стойкий в осаде, опять оставался на стреме, держа деревушку под прицелом пулемета и приглядывая за пленным Помпеем.

Последний получил от Корсара кулаком в живот, отчего корчился минут пять.

– Еще что-то пропустишь или недоскажешь, мартышка, я тебе ананас твой откручу, мля, против резьбы! Понял?

И хотя негр по-русски не понимал, но слова Корсара прочно засели в башке с осознанием их смысла.

– Пошли, пацаны.

– Постреляем, – Стас не успел договорить, как ткнулся в спину командира.

– Рот закрой, балабол. Тишина в эфире, твою…

Все трое снова исчезли в темноте.

Егор Петрович поправил ствол гранатомета, удобно укладывая его рядом на камне, глянул на смиренно лежащего Помпея, прильнул к цевью пулемета и вздохнул:

– Лучше бы не постреляли.

Группа новоиспеченных контртеррористов прокралась в лагерь тем же путем, что и в первый раз.

– Без команды пульнешь, герой, я тебя на шнурки потом пущу, понял?

– Понял, Корсар, – Стас сник, но сильнее сжал оружие, темным силуэтом выделяясь на фоне старого бамбукового заборчика.

– Как-как, рядовой?

– Опс… Есть, командир! – спохватился парень, втянув голову в плечи.

– Вот так, – Корсар взглянул на застывшего Витька с автоматом наперевес, – Виктор, займи позицию у лаза, прикрывай только в крайнем случае и бей короткими. Не забывай про растяжки слева и справа. И держи сектор в оба, а то опять, блин, какая-нибудь мартышка поссать выйдет. Тыл сзади тоже твой, ясно?

– Есть, командир.

– А ты со мной, боец, – обратился Корсар к Стасу, – и никакой самодеятельности. Слово такое знаешь хоть, программист?

– Конечно… Есть, командир, – прошептал парень.

– Работаем.

Они вприсядку, низко пригибаясь, короткими бросками пересекли подворотни тростниковых лачуг, осмотрелись, отсиживаясь в тени сарая.

Никого на десятки метров. Вдалеке так же бубнили что-то нетрезвые охранники, но уже вяло и реже, видимо, засыпая. Собак не было видно, чему Корсар радовался больше всего. Бывший прапорщик, как в былые времена на учениях и в боевых рейдах, собрался в пружину, настроил тело на рывок и повышенную стойкость. Мозг включился в штурмовой режим, отбросив все посторонние заботы и эмоции. Как кобра, раздувающая капюшон перед выпадом, Александр привстал медленно и гибко, замечая каждую деталь периметра лагеря, а руку не спуская со скобы автомата.

Сзади истуканом застыл Стас, боясь шелохнуться и сглотнуть слюну и зажимая холодными пальцами вороненую сталь винтовки.

Так охотник, выглядывая дичь, неподвижным манекеном может стоять долго и терпеливо, желая унять азарт достижением цели.

Тихо.

«Ну, с Богом!» – сам себе буркнул под нос Корсар и сделал шаг вперед.

Метров десять по утоптанной площадке, рыжей от сухой глины, оба корсара пролетели как на крыльях.

Решетка из толстых веток с ржавой цепью и замком. Под ней черное чрево зиндана а-ля Африка.

– Эй, славяне? – позвал в смутную бездну Корсар.

Тишина.

Александр позвал снова, пытаясь разглядеть сумрак внизу. Метров пять. Ни лестницы, ни веревки. Амбарный замок, и ключ хрен знает где.

Снизу раздалось движение, шорох усилился.

– Мамочка, кто это? – послышался детский шепот.

– Тихо, солнышко, тихо-о.

Корсар переглянулся со Стасом, мимика его говорила об удивлении и конфузе.

– Эй, девчонки! Мы свои, с теплохода. Мы за вами пришли, – сказал в темноту Корсар, но спохватился, испугавшись вызвать вопли радости и шум, – тихо только. Очень прошу вас сидеть тихо! Сейчас мы разберем решетку и осторожно вызволим всех по одному. Сколько вас там?

Бормотание, возня, всхлип.

– Эй, славяне? Сколько вас?

– Семь нас, – послышалось в ответ снизу, – все жен-щины.

– Ого!

Корсар показал жестом Стасу держать под прицелом сектор неосвещенной части деревни, а сам, поглядывая в противоположную сторону, достал нож-мачете и начал приглушенно рубить сцепки веток в решетке.

– Домой хотите, туристки?! Ау?

В ответ согласное шипение нескольких ртов. И перешептывания.

– Вижу, соскучились. Щас, девоньки, потерпите еще.

Корсар долго кромсал несколько связок квадратов решетки, из-за шума боясь бить сильнее. Разодрал прутья. Брякнула об замок цепь.

Прислушались, замерев в немых позах. Где-то недалеко кто-то закашлялся, смачно сплюнул.

Стас нахмурился, бросив короткий взгляд на командира, но сжал цевье винтовки сильнее и продолжил обзор темноты. Корсар оглядел землю вокруг, заметил толстый бамбук с поперечными перекладинами, привязанными к нему лианами через определенные расстояния.

«Вон как их вытаскивают!» Он поднял импровизированную лестницу и сунул ее конец в проделанную дыру решетки. Опустил. Там приняли и устойчиво укрепили в дно ямы.

– По одному наверх вперед. Сначала дети и больные. И тихо там, девки, – бросил вниз Корсар и закинул автомат за спину, приготовившись принимать пленных.

Бамбук заскрипел, прогнулся, передавая скрип и скрежет самой решетке. Показалась первая заложница. Ею оказалась девочка лет десяти. В грязных шортах, рваной футболке, со спутанными волосами на голове. Корсар принял ее под мышки, вытащил, усадил рядом со Стасом. Она испуганно вертела головой и таращилась то на одного, то на другого.

Следующей вылезла тоже девочка-подросток, чуть старше первой. Затем женщины. Последней показалась рослая, почти лысая девушка лет под тридцать, хотя сложно было определить истинный возраст этих грязных, замученных оборванок, да еще и в темноте.

– Граната есть? – бросил Стасу Корсар, шаря по карманам своего жилета.

– Нет, конечно, командир. Сам же заставил меня все оставить! – ответил тот.

– Жаль… хотел игрушку у зиндана оставить скотам этим. Ладно, – Корсар взял оружие наизготовку и обратился к заложницам: – Девоньки, сейчас так же тихо и спешно валим отсюда строго за мной по пятам. Кругом мины, ясно?

Почти все закивали. На лицах одних отразились радость и просветление, на других – напряжение и страх.

– Никого и ничего уже бояться не надо. Меня зовут Кор… Александр… ну, Саша. Его, – Корсар показал на напарника, – Стас. Там у забора еще один наш – не пугайтесь. А за деревней ждут другие наши. Оттуда в лес, турпоход к морю – и на катера. Но тихо и быстро, понятно, милые мои?

– Да-а, – ответила рослая бритая деваха, придвигаясь ближе к спасителю. Остальные кивнули. Кто мог или кто соображал еще.

– Все. Пошли гуськом. Я первый, за мной ты, – Корсар ткнул пальцем в бритоголовую, – потом дети и вы, женщины. Стас замыкает. И след в след, е-мое.

Корсар пригнулся ниже и неспешной трусцой, чтоб не отставали заложницы, направился в темень территории. За ним, толкаясь и спотыкаясь, поспешили все остальные. Страх мучил их вдвойне, потому что все находились далеко от дома, от спасения, от счастья и боялись снова попасть в плен и получить в результате неудачного побега истязания, худшие, чем перенесли до сих пор.

Все бы ничего, но таинство вылазки испортила девочка в шортах, наткнувшись на что-то острое в темноте уже у самого лаза в ограде. Этим «что-то» оказалось насекомое из семейства цикадок типа Cofona, прыгнувшее из травы на лицо юной заложницы.

Дикий визг огласил мертвую тишину деревушки. И если при этом прыгающая цикадка не померла от разрыва сердца, то люди чуть не окочурились от внезапного вопля, резанувшего по ушам, и выплеска адреналина. Не передать словами ощущения, которые испытали в этот миг все присутствующие возле ограды, но из состояния шока и коматоза вывел, конечно, самый опытный и бывалый во всяких передрягах – Корсар.

– Мля-я! Шухер, девки. Бегом за забор и вдоль него. За Витьком. Витек! Веди до Петровича всех, бери Помпея, сумки – и в обратку, как шли сюда, – отдал распоряжения Корсар, прислушиваясь к звукам просыпающейся деревни, – ясно, боец?

– Да, командир. Есть, командир.

– Не забывай про наши мины и там за скалой про их ловушки, мать их. Не стреляй и не обозначай свое расположение. Ждите у дюн на берегу, если сдрейфите или блуданете – у старой большой акации, помнишь?

– Да, Корсар.

– Действуй, братишка. Мы с Ubivez’ем повоюем тут малость. Да, Стас?

– Э-э… ну да… – Стас заерзал, кажется, начиная жалеть о том, что мечтал пострелять. Его испуг победил всю спесь и мнимый героизм. В ушах еще стоял визг девчонки, а слова командира доходили с трудом и обрывисто.

– Эй, Ubivez? Гроза шутеров-мутеров. Подъем. Уходим за ними, но по ложному следу. Уведем этих обезьян. Ясно излагаю? – Корсар подпихнул парня под локоть.

– Нет. Да.

– Патроны беречь, под ноги смотреть, тыл сечь в оба.

– Что сечь?

– Мля, тыл держи, боец. Ждем ухода баб. – Корсар кивнул вслед удаляющимся заложницам, повернулся к лазу, снимая с предохранителя оружие. – Чувствую, ща мы постреляем, пацан. И фейерверк будет нехилый. Жаль обезьянок, честно, жаль. Особливо малых.

Первый взрыв разнес жилую хижину, обдав лагерь гулом и облаком оседающей пыли и извести. Крики местных оглашали деревню. Минуту спустя взорвался штаб. Корсар вытянулся, глядя на цепочку фигур женщин вдоль забора, уходящую в сумрак ночи.

– Медленно. Ох, как медленное! Держись, пацан! Прорвемся.

Бывший прапорщик, а в данный момент уже и не бывший, а действующий и снова строевой, всеми фибрами души ощутил одновременно азарт, страх и радость, подъем сил и дрожь, понимая, что и как будет дальше. Тело охватила волна напряжения и онемения одновременно. Знакомые ощущения.

Стас вообще, казалось, пытался обделаться и растечься в лужу. В себя он стал приходить только после пощечин командира, отчего щеки запылали, а слух донес уже ставшее привычным:

– Очнись, боец. Не спать, не ссы, пробьемся!

Еще два взрыва в деревне заставили дрогнуть и сжаться в комок. И снова голос Корсара вывел из оцепенения:

– Ох-х, е… растуды! Хорошо жахают игрушки. Так и нам мишеней не останется. А, Станислав?

– Я… Я…

– Ты как немец, е-мое. Йа-йа. Гы-ы! – заржал Корсар, вскинув автомат к щеке. – А вот и дичь, ептеть.

Стас вздрогнул от выстрела. Затем были еще и еще. Его винтовка М16 тупо уставилась в густую чернь неба, покрытую миллиардами звезд. Млечный Путь располосовал покрывало ночи мучной пеленой-полосой, но света от этих далеких созданий на земле не прибавлялось. Зато вспышка очередного взрыва и последующее пламя огня уничтожаемых бочек озарили местность и даже опушку джунглей.

Стасу стало все по фигу и не хотелось даже шевелиться, хотя какофония выстрелов, взрывов и криков покончила с тишиной, темнотой и страхом безысходности. Сведя колени, охая и боясь даже своих охов и ахов, Стас совсем выбился из состояния недавнего героизма и пылкости и сейчас был похож на недообщипанную курицу под дождем.

– Еп… – Корсар стал менять магазин «калаша», зыркнув на трусливого напарника, – что, Ubivez, обделался? Ну, смотри, ссы дальше, пока не накроют обоих. Ща гранаты пойдут… А-а, суки, полезли, тараканы?! Макаки, мать вашу-у…

Корсар разразился таким матом, что термиты в ближайшем муравейнике передохли, наверное, от русского фольклора и непереводимой лексики.

Командир снова больно влепил Стасу пощечину:

– Встать, твою мать! Держи фланг, бей короткими, мешок, мля. Мне напарник нужен, а не шлепок говна на заборе.

Кажется, что-то екнуло, кольнуло в башке и сердце парня, а может, брань и оплеухи командира оказали должное воздействие, и Стас встрепенулся, начал вставать. Правда, на коленки, но ствол уже просунулся сквозь бамбуковый заслон.

– Пустой, – крикнул Корсар, тратя секунды на перезарядку.

– Что? А?

– Стреляй, еп-п.

Стас прильнул к прикладу обшарпанной винтовки, выискивая цель. На глаза попалась бегущая негритянка в длинном халате. Стас нажал спусковой крючок. Оружие мягко дернулось, тюкая в пространство за забором.

– Мля-я! Ты че, козел, баб валишь? Ищи цель с оружием, стрелок херов, – заорал Корсар, вскидывая автомат.

– Ой… опс, – Стас открыл оба глаза, наблюдая, как упавшая женщина ползет к родному крову. Ее стон, казалось, донесся аж до спинного мозга. Парень провел рукой по лицу, словно снимая оцепенение.

– Держи фланг, боец, твою…

По ограде сыпанула картечь, взвизгнула пуля.

– И меняй чаще позицию, – донеслось дальше.

Мозг не успевал соображать и фильтровать поток слов из команд Корсара.

Стас приник к земле, откатился в сторону, вскинул винтовку. Все хорошо, красиво, эффектно, только он очутился за спиной командира. «Точно, еп!»

– Мудак, – сам себе сказал парень и вмиг перекочевал вбок.

Тотчас к громким точным выстрелам автомата Корсара присоединилась трескотня М16 Стаса.

Бандитов в лагере было мало, в основном подростки с допотопным оружием и женщины, стреляющие из «калашей» не хуже Ubivez’а.

Меняя позиции и магазины, изредка постреливая из подствольника, корсары миновали периметр лагеря и углубились в заросли акаций и можжевельника, оттягивая преследователей на себя. Последние бойко палили из всех калибров, пытаясь иногда кидать ручные гранаты, которые, впрочем, не долетали и были неэффективны.

От скалы заколотил РПД Егора Петровича. И вовремя, и нет! Корсару нужна была минута – оценить ситуацию и выбрать лучшее место ложного отхода, при этом не напороться на ловушки местных аборигенов. Здесь Петрович хорошо отвлек очередями пулемета, что повергло боевиков в шок и замедлило атаку.

Но и план Александра увести преследователей от своих рухнул. Теперь воинствующее племя разделилось и продолжило контратаку. И хотя стреляли пацаны и бабы из деревушки пиратов неплохо и местность знали лучше, чем Стас родинки на своем теле, Корсар не делал серьезной ставки на этих партизан.

Гранатометный выстрел известил, что вокруг погранца кучкуются пираты. Два разрыва ручных гранат утвердили эту мысль Корсара.

– Так, боец. Сворачиваем направо, идем к Петровичу, а то мужику с протезом, пленным и крупным калибром не уйти. Значит так, Стас, – Корсар вытер шею от пота и пыли, – смотри, вон куст, похоже, кактус, занимай там позицию и держи это место под обстрелом, где щас стоим. Короткими либо одиночными во все, что шевелится, понял?

– Да, Корсар.

– Не лезь на рожон. Патронов у тебя, смотрю, мало уже, береги их. До моря далеко еще.

– А ты, командир?

– Я? Я стометровку за тобой и тоже спрячусь где-нибудь в засаде. Как свистну, беги ко мне, либо когда опустеет магазин. Ясно?

– Понял, Корсар. Понял.

– На Витька бы не напороться, мля. Он аккурат дугой на нас выйдет, не влепил бы очередь впотьмах.

Корсар хлопнул по плечу Стаса и припустил вдоль сухой канавки, постоянно вглядываясь во тьму кустов и деревьев. Стасу стало как-то не по себе, он изготовил винтовку к бою, озираясь назад, и прыжками достиг указанного командиром куста. Только им оказался не кактус, а алоэ, причем гигантских размеров, мясистый, колючий, зловещий в ночи, похожий на большого гоблина из фильма Питера Джексона.

Парень залег за кустом, раздвигая стволом лапы растения возле почвы. Замер, прислушался. Если бы сейчас сверху или сбоку на него прыгнул лев или негр с тесаком, Ubivez ойкнуть бы не успел и умер, скорее всего, от разрыва сердца. Но мозг, уже настроившийся на боевой лад, подсказывал, что сверху острые спицы алоэ, а по бокам заросли колючек и сухостоя не позволят никому подобраться незамеченным.

Стас услышал биение сердца в груди, стук крови в висках, слабость внизу живота и крепче вцепился в приклад и цевье винтовки.

Пугающая ночная тишина не заставила долго ждать – буквально в тридцати шагах показались черные тени на фоне темных кустов. Зрелище – атас! Стас отогнал гадкую мысль о том, что с ним могло бы произойти, если бы вдруг заклинило затвор оружия. Вздрогнул и прицелился. Не фантомы же они, эти юные кровожадные пираты!

Винтовка застучала четко и ровно, несмотря на испуг и отсутствие опыта ее теперешнего хозяина.

Темные фигуры снесло невидимой струей, послышались крики, вопли и ответные выстрелы наугад. Пока наугад.

Стас ощутил непонятную радость, эйфорию и прилив сил. Оружие стреляло и даже убивало – не клинило, не выскальзывало и не таяло в руках, как иногда в ужасных снах после ночного сидения у компа в шутерах. Он снова начал палить по кустам, выцеливая врага.

– С боевым крещением, пацан! – прошептал Корсар, занимая позицию за старым термитником, примкнувшим к изгибу канавы.

Недалеко строчил пулемет пенсионера-погранца, отчего становилось легче и веселее на душе. Жив, бьется еще!

Свистнуть Корсар не успел – Стас мчался к нему со всех ног. «На змею не наступил бы, спринтер, еп».

Корсар окликом подозвал напарника. Тот плюхнулся рядом, едва унимая дрожь.

– Я… Я… они… я их…

– Понял, понял, так держать, боец! Молодец. А щас дуй вон к тем камням. За ними должна быть речка. Смотри, Витька не завали с девками. Увидишь их, скажи, пусть шагают дальше по плану. К морю. Пошел.

Корсар подтолкнул парня и дождался, когда тот скроется за высокой травой. Прижал приклад автомата к плечу, опустил прибор ночного видения со лба на глаза.

«Ага. Вижу вас, партизаны хреновы. Что ж вам неймется?»

Стас плюхнулся за стволом кедра, прерывисто дыша и хаотично гоняя мысли в голове. Волосы под сбившейся банданой вспотели, спина взмокла, ноги чесались, ладони тоже зудели. Услышав выстрелы Корсара, он вспомнил указания командира про Витька и женщин и огляделся. Никого. Спохватился – патронов в винтовке не было. Лихорадочно стал рвать карман, вынимая новый магазин. Предпоследний. «Говорил, говорил же ему, зачем рюкзак бросать!»

Стас заторопился, вздрагивая от канонады перестрелки рядом, еле-еле вставил обойму, проверил рукой затворную раму и перевернулся на живот. Уф-ф.

Корсар не спешил покидать позицию, постреливая одиночными и пару раз ухнув из подствольника.

Где-то за кромкой деревьев, метров за триста минимум, стуканула очередь из РПД, затем секунд через десять хлопок и взрыв от РПГ-7.

Стасу тоже стало спокойнее и приятнее от мысли, что дядька Егор жив и мочит этих обезьянок так же, как они с Корсаром. Он даже улыбнулся пыльным лицом. «Эх, выбраться бы отсюда на лайнер – и домой! А там от зависти все лопнут в сети после моих рассказов!»

Стас дернулся, испугавшись возникшей фигуры Корсара. Тот шагал спокойно и непринужденно, закинув автомат на шею, ПНВ на лбу, шаг уверенный и твердый.

Парень аж опешил, но встал и поприветствовал командира. Вместе они направились в сторону Петровича и очередного взрыва ручной гранаты. Корсар емко и четко ответил на немой вопрос напарника:

– Положил на… всех! Пошли, поможем Петровичу.

Кажется, начинало светать, когда Витек и толпа заложниц дошли до полосы дюн и, увязая по щиколотку в песке, побрели на верхнюю точку холма.

Вскоре они достигли катеров и Василия, который не раз уже приложился к фляжке с ромом, побеждая холод от ветра с моря и дрожь от неизвестности и страха. Толку-то, что Александр показал ему заранее, как управляться со станковым пулеметом на треноге, Василий все равно пугливо и тоскливо ютился на корме глиссера, слушая шум прибоя, завывание ветра в дюнах и стук своего сердца под тельником.

Приход Виктора, да еще с женщинами и тяжелыми сумками, в которых угадывались обещанные командиром сокровища пиратов, внезапно развеселил матроса и сподвигнул к болтовне и куче вопросов. Витек неохотно отвечал, помогая женщинам наводить порядок, принуждал Василия к помощи, размещая груз и заложниц на обоих катерах. И ежеминутно поглядывал в сторону джунглей. Где-то там идет бой отважных ребят со злыми бандитами. А он, Виктор Пузырев, тут с бабами возится и слушает нетрезвую скороговорку матроса Василия. Но Виктор знал, что такое приказ! И слушал советы старших. Поэтому, чтобы не обосраться напоследок после удачной операции, нужно ждать и приготовиться к, возможно, спешному отплытию. И Витек быстро взялся за подготовку плавсредств и людей к отходу.

…Петровича застали скрюченного на камне, смахивающего кровь со лба и меняющего последний барабан в РПД. Он в пылу боя даже перестал обращать внимание на тыл, на отползающего прочь Помпея, на покоцанное каменными осколками лицо. Горячка боя унесла мужика в пылкую нирвану, где забываешь, кто ты, что ты и зачем здесь. Он настолько посвятил себя обороне и уничтожению врага, что появившиеся друзья заставили его напугаться и матюгнуться.

– Красавец, отец! – Корсар прилег метрах в двух, мигом вступая в перестрелку и оценивая ситуацию. Стас плюхнулся рядом, также с ходу вникая в обстановку.

– Уф-ф, братцы, увлекся я че-то, – Петрович пустил очередь куда-то влево и прильнул к поверхности скального выступа, – жарковато было, но справился. С десяток их осталось. Вроде присмирели, а то перли, как наркоманы афганские.

– Вижу, вижу, Петрович. Молодец! – Корсар дал короткую. – Помпея чуть не прошляпил только. Вона он корчится, за Стасом.

– А-а, ешкин кот! Забыл опосля про уголька этого, каюсь, – погранец лег на спину, утирая лицо, – всю морду побило крошкой. Да картечиной, похоже, цепануло башку.

– Ниче, батя, до свадьбы заживет. Гы-ы! – осклабился Корсар, саданув из ГП-25. – Не видел наших?

– Нормалек наши, прошли давно уже. Правее в зеленку ушли. Сумку забрали да дернули, куда, видимо, ты велел. Мы что, когда, куда?

– А ху… валяться, валим отсюда. Помпея забираем. Стволы пустые бросай. РПГ добей последний… вон там, у реки, движуха какая-то наметилась.

– Есть, командир. Сделаем.

Егор Петрович выпустил последнюю длинную очередь из РПД, отбросил пулемет, взял РПГ, поводя им влево.

– Стас, прикрываешь, пока мы до плеса того бежим, – Корсар отполз назад и встал, собирая вещи и оружие, – токо не увлекайся, как Егор Петрович.

– Лады, командир. Есть, – Стас приник к винтовке.

– Налегке оставляем, бей короткими. Эй, Помпеюшка…

Его слова прервал выстрел гранатомета и одобрительный мат Петровича. Видно, в цель!

– Уходим. По коням.

Водрузив на себя рюкзаки и стрелковое оружие, подняв за шиворот пленного, корсары забросили в реку пустой РПГ-7 и пулемет и мелкими шажками спустились со скалы на землю. Через минуту их фигуры растаяли в ночи.

Внезапно вынырнувшая луна серебряным блеском осветила окрестности. Отливая синевой от редких облаков, она придала джунглям, реке и камням свинцовый оттенок, снова обозначив вдалеке силуэты уходящих людей.

Стас вздохнул, решив протянуть еще минуты три, и обернулся к деревне. Точнее, к тому, что от нее осталось.

Пол-лагеря сгорело и еще дымило, иногда пуская всполохи пожара. Фонари побиты, дизель-генератор уничтожен, склады ликвидированы. Две трети населения погибло, оставшиеся ползали ошалелые и раненые.

Стас, решивший, что больше повоевать не доведется, стал выпускать очередями оставшийся боезапас патронов. По кажущимся целям, по остаткам базы, по подозрительным кустам.

Пустой. Все. Ну и ладно.

Парень забросил за спину ставшую уже родной винтовку и поспешно засеменил прочь, в сторону скрывшихся товарищей. Вскоре он присоединился к ним и, взявшись за веревку-поводок Помпея, зашагал полноправным звеном боевого отряда к морю.

Три часа спустя, когда уже светало, два катера, набитых людьми и драгоценным грузом, пришвартовались к морскому лайнеру, где их встретили с радостью, тепло и весело.

Корабль двинул в путь, унося в своем чреве сотни людей подальше от этих мест, от такой далекой и близкой Африки.

Только грустный мальчик-абориген по имени Помпей, освободившийся с помощью оставленного ему мачете, долго стоял на самой высокой дюне и почему-то равнодушным взглядом созерцал еще темный горизонт…

Глава 7

Зона. 26 апреля 2016 года

Сталкер вздрогнул от гулкого протяжного звука. Воспоминания, охватившие тело теплой и приятной волной, стали быстро рассеиваться, унося, казалось бы, целую эпоху жизни прочь, долой. Хватаясь за обрывки пропадающих грез, он доосмыслил завершение того круиза почти до конца.

Как добрались до Одессы, по пути сбагрив оружие и катера, как поделили добычу, как праздновали и ликовали, утопая в алкоголе, любвеобильных женских ласках и эйфории победы. Были контакты со следствием, с органами внешней разведки и таможни по поводу инцидента с сомалийскими пиратами. Но, удивительно, никто не наезжал, не пугал, не стращал! СБУ тоже отметилась в расследованиях, но больше с интересом, чем гоняя по уголовным статьям. Дальше обналичка в разных ломбардах Украины, подарки сестре и дочери, брифинги, журналисты, звонки, предложения, попытки усовестить и заставить покаяться и т. д.

От всего этого, и прежде всего от самого себя, Александр сбежал в Зону. Корсаром…

Снова гул и близкий леденящий душу рык. Корсар с трудом разлепил веки, открыл глаза. Вот она – ужасная, поганая действительность. Страшная, чужая, смертельная неизвестность. Обстановка, от которой лучше умереть во сне, в сладких и томных воспоминаниях. Нет. Не получится, видно, кончить жизнь в эйфории и обеспеченной старости.

Сталкер открыл глаза шире, протер стекло маски.

Перед ним, прямо в двух метрах, во всю ширь торца коридора громоздилась отвратительная морда чудовища АЭС – жука-мутанта кроторога. Этот урод был похож на смесь крота и жука-носорога, с десяток метров в длину и три в толщину. Поедал он все, что имеет плоть и кровь, передвигается и под землей, и по поверхности.

«Здравствуй, Зона!»

Корсар тщательнее протер спецмаску, но это мало помогло. Видимость не улучшилась. Кислорода почти ноль, уровень радиации зашкаливает, патронов нет, штык-нож торчит из хитиновой морды твари, застрявшей в проеме развороченной двери. Дела – хуже некуда.

Корсар вспомнил, как сутками скитался по АЭС, выискивая средства выживания, еду, оружие и товарищей. Как жил в лаборатории полигона, где до него побывал и оставил записку Бродяга. Он был там, он жив! «Где ты, мой товарищ?»

Корсар согнул в коленях ватные ноги, прижимая их к телу, словно боясь близости чудовища. Мозг уже не соображал, что делать и что еще предпринять. Полсуток назад сталкер, изучая закоулки корпуса № 3 станции, заглянул в эту бетонную кишку, будь она неладна. Коридор имел вход со стороны цеха полигона, но выхода не оказалось. Тупик. Были, правда, две железные двери дециметровой толщины, старые, ржавые и крепко посаженные, хранящие вход в таинственные комнаты. Но понять назначение дверей или открыть их Корсар уже не смог – сзади его загнал и закупорил здесь этот мутант. Существовавший, по мнению многих, только в легендах, кроторог напоминал полукрота, полугусеницу, полужука. Мертвым его еще никто не видел, а живым только мертвые сталкеры.

И вот теперь этот урод-гигант заткнул собой вход, напрочь застряв, как напившийся клещ в теле человека, и не мог ни вылезти обратно, ни податься вперед. От выпущенного боекомплекта сталкера головобрюхо мутанта напоминало отбивную – в ранах, волдырях, слизи и гное. Запах стоял тошнотворный, звук, издаваемый очнувшимся уродом, оглашал помещение-западню такими децибелами, что хотелось заткнуть уши до самого мозга. Изувеченная морда кроторога кривилась в гримасах, и сложно было понять, хочет он высвободиться из ловушки или все же дотянуться до жертвы.

Пули и раны ножом только истерзали роговую хитиновую скорлупу головы твари, почти не причинив вреда мутанту. И все-таки выдохшееся от тщетных усилий выбраться и от потери крови чудовище находилось на грани жизни и смерти. Вяло подергиваясь и рыча, разбрызгивая слизь и желчь, струи крови, мутант все еще жил и был опасен. А самое ужасное – не позволял выбраться из бетонного капкана или пропустить воздух для дыхания. Пусть вредный, радиоактивный, но сколько-то пригодный для временного жизнеобеспечения.

Корсар, обливаясь потом, задыхаясь, закричал что есть сил пересохшим ртом. Отчаянно и дико.

Он готов был погибнуть, отдать жизнь во имя каких-то идей, но умирать такой глупой смертью сталкер не хотел никак.

Корсар ринулся к кроторогу, выдернул из его расстрелянной морды свой нож и начал кромсать и рубить снова. Пока есть силы, человек поклялся сражаться зубами и ногтями и, если удастся, расковырять нутро мутанта, сделать брешь в нем ради свободы и избежания такой позорной, пустой смерти.

Издав теперь уже не крик боли, а скорее клич, сталкер собрал в комок весь свой организм, мозг, нож в один кулак, в один удар и с диким остервенением принялся вонзать клинок в истерзанную плоть головобрюха твари. Еще, еще, снова и снова…

Прозрачно-матовый шар десяти метров в диаметре, ярко переливаясь, внезапно возник под грязным обгорелым потолком полигонного цеха корпуса № 3 атомной станции. В один момент от жара появившейся сферы зажглось все, что могло подвергнуться огню. Многочисленные паутины и пауки-мутанты величиной с кулак вмиг перестали существовать, ибо температура воздуха мгновенно подскочила с плюс двадцати до плюс семисот градусов Цельсия.

Сфера висела секунд десять, проявляя внутри себя кучу человеческих тел, переливалась всеми цветами радуги, слегка касаясь потолка, стены и верхней площадки железной лестницы в несколько пролетов.

Внизу, у кучи щебня и извести, приютилась аномалия «жаровня», изредка сообщая о себе в темноте цеха оранжевыми всполохами.

Магическая полупрозрачная сфера, похожая на огромный мыльный пузырь, вдруг с электрическим треском лопнула и, стрельнув мелкими молниями в стороны, вывалила из своего чрева полтора десятка людей. Их тела бесформенными комками, как картофель из порвавшегося мешка, посыпались вниз. Большая часть угодила тут же на ржавую площадку и ступени лестницы, двое повисли на поручнях, чудом зацепившись за железную ограду, а еще двое мешками полетели вниз. Кричали все, но те двое, которым повезло меньше, заорали так истошно и дико, что вмиг стало ясно, какова их судьба.

– Холод, держись, мля-я, – Никита выбросил руку, пытаясь схватить друга за что-нибудь, но перчатка РЗК шлепнула по гладкому шлему напарника. Секунда, и его капюшон оказался в сжатом кулаке.

Кругом раздавались стоны, крики и просьбы о помощи. На перилах повисла Анжела, готовая вот-вот сорваться с пятнадцатиметровой высоты. Ден, мертвой хваткой вцепившийся в стойки ограждения, чувствуя, что они гнутся и скрипят, сумел закинуть тренированное тело боком на край площадки, а ногой поддать под ягодицы Анжеле, отчего та тоже смогла забросить себя повыше и покрепче уцепиться. Затем Холод, влекомый Истребителем, с кряхтением и натугой заполз полностью, умудрившись не скинуть РД. Его винтовка и «шмель» валялись рядом, чему он, судя по всему, был рад больше, чем своему спасению. Снайпер же!

Никита притянул его к себе резким рывком, словно боялся потерять, уронить «мишку на пол», схватил другой рукой за отворот костюма Анжелу и также подтащил к себе.

– Атас-с!

– Пипе-е-ц.

И только сейчас они почувствовали боль в обожженных руках, вызвавшую стоны и ругань, – все железо вокруг накалилось, хотя, видимо, только то, что оказалось за оболочкой сферы-портала. Люди, их вещи и оружие внутри шара остались нетронутыми этим жаром.

Впрочем, лестница остывала с поразительной скоростью, языки пламени на стене и потолке потухали, так как нечему на них было гореть. Снова цех окутала тьма, изредка нарушаемая отблесками «жаровни» и всполохами бушующей стихии, отражающимися в редких верхних фрамугах окон.

Новоявленные обитатели Зоны еще не знали, что оказались почти в эпицентре Вспышки, бушевавшей снаружи крепкого здания специальной конструкции, внутри которого на удивление не ощущался катаклизм, порожденный Зоной. Только сильно болели головы, скакало давление и участился пульс. Да ожоги конечностей легкой степени.

Только через три минуты осознания своего положения члены отряда начали приходить в себя.

Быстрая перекличка и визуальный осмотр выявили, что недостает двух человек – Рогожина и Анны «Харе Кришны». Снова вспомнился шар в воздухе, аморфное состояние и хлопок. Два тела, кажется, висели с краю и вдруг исчезли из невесомости.

– Ядрена корень! – Орк разглядел что-то внизу. – Командир?

Часть группы прильнула к ограждению, боясь опереться о хлипкие ненадежные перила, гнутые и ржавые поручни. Под лестницей переливом маячил сгусток какого-то зноя, жары, а рядом в двух метрах лежала фигура в военном обмундировании. До боли знакомом камуфляже.

– Полковник?

– Команди-ир?!

Бойцы бросились было по ступеням, через тела товарищей, звучно брякая по железу лестницы, но Козуб громко остановил всех:

– Стойте! Нельзя туда. Там «жаровня».

Не врубился только Холод:

– Всем жарко, и че, твою мать?! Там Рогожин!

Подпол снова твердо и жестко предупредил:

– Аномалия там. Судя по всему, «жаровня». Нельзя. Сгоришь.

– Мля-я! – Ден тюкнул кулаком в стену, осыпав почерневшую известь с бетона. – Че за хрень?

Молчание нарушила Анжела:

– В натуре ведь жарко. Чувствуете?

– Надень «Панораму» обратно. Быстро! – Никита оглядел всех, остановил взгляд на ученом. – Всем максимально закрыть головы, конечности, лица. А ты что скажешь, Мешков?

Физиономия того, потная и испуганная под маской, выразила удивление и растерянность:

– Я… Я сейчас… соображу…

– Слышь, ты, вундеркинд гребаный, ты куда нас закинул, твою… – Холод стал ближе подходить к очкарику.

– Ага. Только что вроде бы в горах, лесах были? – присоединился к нему Родион, грозно сдвинув брови и хмурясь.

Ученый окинул всех потерянным взглядом, уставился на Козуба, ища поддержки.

– Говори, сука! Пришибу. – Холод поднялся еще на ступеньку, сжимая кулаки в резине РЗК.

– Можно, я? – Баллон грудой мяса возвысился за спиной Мешкова, который ссутулился и поник, разводя руками и беззвучно открывая рот.

– Оставьте его! – Козуб сделал шаг к толпе и обратился к Истребителю: – Майор. Угомони своих. Давайте покинем это место, вытащим Рогожина и эту… Анну вашу. Как найдем безопасное место, мы с Мешковым проясним ситуацию вам. И всем остальным. Здесь высокая радиация и прочее дерьмо, о котором вы должны знать подробно, чтобы выжить и выполнить приказ. Прикажите бойцам собраться и шустро валить отсюда, а потом все вопросы, лады, майор?

– Смотри, Подпол. – Никита нехорошо так прищурился, затем отдал распоряжение к сбору и выдвижению.

– Я пойду первым, – Козуб полез в мешок, достал прибор величиной с сотовый телефон, – там аномалии и смерть, а мне они знакомы.

– Ни хера себе, сказал я себе! – Холод переглянулся с Никитой, но встрял бизнесмен:

– Че вы там бубните? Ни черта не слышно в ваших масках. Что происходит?

– Родео, успокойся. Не до тебя. Собирай шмотки, свой груз, и будем уходить.

– А где мы? Че это за помойка? – не унимался Родион.

– Заткните его кто-нить, а? А то я кляп ему из берца сделаю, – бросил Холод через плечо, занимаясь, как и все, сборами.

– Козуб, живее. Рогожин там умирает, мля! Да и баба эта. – Топорков закинул на спину снарягу, разбираясь с оружием и «мухами».

– Че-то сухо во рту. Почему так глаза щиплет, кожа чешется, горит? – отозвался Георгий, нахлобучивая на голову с опаленными волосами кепку. Он, как и некоторые уже бывшие заложники, не имел защитного костюма. Зной и радиация начали свое роковое дело.

– Видишь, аномалия внизу? Воздух накалился. Всем плохо и жарко. Терпи, – военврач протянул ботанику фляжку, – смочи горло.

Шустро, споро, не без подгонов Истребителя собрались, рассредоточились цепочкой по пролету лестницы, чтобы она окончательно не обвалилась. Первым с прибором в руках стал спускаться Козуб. Затем ученый, Никита и все остальные. Замыкающим Баллон. Как обычно.

ПДА (портативный датчик аномалий) Подпола пищал и зуммерил, и без слов становилось ясно – воздух в здании пропитан смертью: высокая температура, радиация, электроразряды и минимум кислорода.

Люди нет-нет да переговаривались, проклиная Мешкова, армию, темень, жару и недоумевая по поводу странного минутного полета и кувыркания в воздухе и места, в котором оказались после свежей дождливой ночи в горах Кавказа.

Козуб замер, подняв руку, за ним истуканами застыли все остальные. Бойцы ощерились стволами в разных направлениях, высматривая опасность. Где-то недалеко, будто из тоннеля, раздался крик. За ним звериный рык. И снова наступила тишина. Мороз пробежал по спинам людей, заставляя ежиться и вжиматься в стену.

Подпол вынул патрон от пистолета и бросил его в темноту. Холод недоуменно переглянулся с Никитой.

Ничего.

Эсбэушник снова повторил действие, на что отозвался нетерпеливый Ден:

– Э, Подпол, может, харэ разбрасывать патроны?

– Тс-с, – Козуб через переговорный динамик «Панорамы» недовольно цыкнул на снайпера, – аномалию щупаю. Границы ее.

– Че ее щупать, девка она, что ли?

– Отставить паясничать, – отрезал Истребитель.

Подпол швырнул третий патрон, который, не долетев до пола, взорвался мини-вспышкой.

– Опс.

– Ого!

Козуб повернулся к изумленным товарищам:

– Понятно теперь? Так лопаются глаза, легкие и мочевые пузыри человека, попавшего в «жаровню». Остальное сгорает в три секунды в тысячах градусах, не оставляя даже пепла.

– Япона маха! Куда мы попали?!

Из шоковой прострации вывел всех Козуб:

– Прошу тишины. Определим контуры «жаровни», постараемся вытащить пострадавших и уходим. Договорились?

– Лады, Козуб. Работаем.

Используя ПДА, определяющий аномалии и прочие опасности природного характера, чутье и опыт, периодически покидывая кусочки окалины и сварки от лестницы, группа очутилась на твердой земле.

От бывшего пола некогда чистого и ухоженного цеха остались только пятачки пыльного бетона и фрагменты рельсов. Кругом кучи строительного мусора, остовы станков и оборудования, куски арматуры, пыльная взвесь и опасные аномалии.

Со слов Козуба, строго запретившего ступать в стороны от его следов, здесь, в цеху, находились какие-то «жаровни», «кисели», «зыби» и «шанкры». Брошенные камушки и куски сварки, а также валяющиеся всюду останки каких-то незнакомых животных и скелеты людей воочию подтверждали его предостережения.

Группа двигалась в час по чайной ложке, словно по минному полю, постоянно чертыхаясь и ругаясь. И вообще, состояние людей оставляло желать лучшего. Нервный срыв, упадок сил, физические неудобства и страх владели всеми, сводя общий моральный потенциал к нулю. Кто молил бога, кто угрожал и злился, а кто-то охал и стонал, мелкими шажками двигаясь за проводником с прибором в руке. Цепочка обогнула горячую субстанцию, прижатую к лестнице, и скучковалась в указанном Козубом месте, возле Рогожина. Вид полковника заставил до скрипа сжать зубы и до хруста кулаки. Ноги и часть таза сильно обгорели, униформа на правой руке тлела. РЗК, может быть, и спас бы, но он был ранее отдан Анжеле. Кто бы знал!

Командир тихо постанывал, будучи в полубеспамятстве. Руки раскинуты, дым и запах от обожженного тела и тлеющей снаряги ранили товарищей больнее любого оружия.

– Док, быстро укол ему! – Никита подтолкнул Дена. – Давай подальше от огня. Атас, команди-ир. Как же так?!

– Осторожней, мужики.

– Аккуратно.

– Руку держи. Снимите шлем. Не трогай там…

Шепот шел отовсюду. Несколько пар рук взялось за полковника, осторожно оттаскивая его от аномалии.

– Командир. Потрогай БК у него, если накалились гранаты, то могут рвануть.

Почти все обернулись к говорившему – пленный наемник в наручниках стоял поодаль, утирая чумазое потное лицо. Рядом сидел на корточках чеченец, также сцепленный по запястьям.

Никита нервно глянул по сторонам и успокоился, заметив кивок рядового Димона. Он сидел на корточках, автомат держал на коленях стволом в сторону пленных, давая понять, что бдит, что все под контролем.

Никита не мог освободить руку от перчатки – на нем был цельнолитой РЗК, за него боекомплект в разгрузочном жилете Рогожина на ощупь проверил Меркулов, у которого не было защитных средств.

– Горячие, – заметил он, поглаживая ладонью гильзы гранат к ГП-30, – надо бы снять.

– Толку-то? Охлаждать все равно нельзя, – вздохнул Орк, поправляя свой БК.

Полозков вколол командиру антишок, затем было занялся его закопченным лицом, но Козуб поторопил:

– Нужно уходить отсюда. Опасно. Найти помещение получше, осмотреться, оборониться и заняться раненым. Смотри, командир.

Народ проследил за его взглядом в сторону Истребителя.

– Ну да, Никит, ты щас по уставу и субординации за главного, – поднялся с корточек Холод.

Остальные закивали, выжидающе глядя на Никиту.

– Лады. Слушай приказ, – Никита оглянулся, зажег фонарик, поводя по фигурам и темени корпуса, – берем Рогожина и его снарягу, идем, ищем дверь, ворота, выход – что найдем. Козуб первым. Баллон? Ну, ты знаешь. Холод и Орк, на вас сектора возможного обстрела. Ясно?

– Есть, командир.

– Петро, береги заряды – температура высокая. И страхуй Фифу.

– Я не Фифа, блин! – гаркнула в «Панораме» Анжела.

– Замолкни, боец. Ты теперь боец спецназа… – Никита обвел взглядом бывших заложников и ученого, – вы все теперь солдаты, рядовые бойцы группы особого назначения «Шурави». Наша задача – оценить уровень опасности здесь, в незнакомом месте, обстановку и найти выход из этого здания. В дальнейшие планы посвящу при необходимости. Но главная задача всех – остаться в живых! Глядеть в оба. Быть готовыми отразить любую опасность. И держаться вместе! Пока мы вместе, мы группа, отряд, мы сила! Ясно?

Закивали, задакали.

– Я, Полкан, Родео и Семаков несем раненого. Пыть-Ях?

– Я.

– Связь мне. Связь со штабом, епрст.

– Есть.

– Козуб. Наша судьба щас в твоих руках и зависит от твоего опыта. Ты, видно, бывал здесь. Веди, СБУ.

– Есть, командир. Не здесь, но недалеко точно был, – криво усмехнулся крепыш и отвернулся, лучом тактического фонарика шаря по округе.

– А где мы вообще? – прошептал ботаник Георгий, поправляя лямку рюкзака и трубу гранатомета.

– Скоро узнаем, биолог ты наш, скоро узнаем все. – Никита пропустил мимо себя несколько человек, дружески похлопывая их по плечам, кивнул Димону и обратился к наемнику: – Кэп, надеюсь, в минуты опасности и риска вы с бородатым этим не выкинете никаких финтов?! Иначе выкину я вас… например, в «жаровню» или куда похлеще, а?

– Командир. Не нужно всех этих угроз и «если». Сам знаю, обижу снова – мне стенка. Знаю я об этом. И не отождествляй меня, офицера, с этим чесоточным бандюком, без портков лазающим по козлиным тропам.

– Офицер?! Ню-ню, – хмыкнул проходящий мимо Холод, потрогав свое предплечье, недавно проколотое ножом наемника.

– Э-э… какой плахой офыцэра! У мэна ест трусы, что ты, а? – отозвался чеченец, зыркая черными глазами.

– Рот закрой, чучело. Тебе слово не давали, – рявкнул на него наемник, – ты, чабан горный, моих ребят положил и наших режешь, как свой скот. Башку опусти и зенки свои спрячь, гнида. У меня с вами, чехами еб…ыми, свои счеты. Слышь, ты, рожу спрячь!

– Э, Кэп, хватит, – Никита оторвал взгляд от троицы помощников, подкладывающих под Рогожина кусок прочной ткани типа плащ-палатки, – короче, я предупредил: покажешь себя с лучшей стороны, тогда помилую, может, отпущу. Нет – не обижайся потом на дырку в башке. Лады, наемник?

– Заметано, командир. Можешь на меня положиться.

– Ну, это рановато еще, но присматривать буду.

– А мэнэ, а я, камандыр?!

– Ты пленный особый. Ты зло и враг. Живи пока, там посмотрим. Чувствую, до штаба тебя не довести.

Никита на минуту задумался. Снова в дальнем конце цеха раздался глухой рык и стук.

– Что там? Кто это?

– Хер знает, но че-то разведывать как-то не хочется.

– Ясен перец. Ну, на фиг его. Валим.

Группа вытянулась привычной цепочкой и медленно двинулась в противоположную сторону. Только замыкающий Баллон поглядел на угли «жаровни», с ужасом и сочувствием осознавая, что где-то среди них покоится пепел погибшей сектантки Анны. «Отмучилась, бедняжка!» Баллон вздохнул, бросил мимолетный взгляд вокруг аномалии и, дернув пулемет наперевес, зашагал вслед группе.

…Из-за кучи штукатурки и бетонного крошева высунулась уродливая головка крысака. Злобный голодный взор проводил отблеск лучей от фонарей, зубастая пасть издала тонкий писк, а хвост как плеткой хлестанул по мусору, поднимая тучку пыли. Мутант выгнулся и юрко шмыгнул под стальную арматуру.

Рытвина в плоти кроторога наметилась только величиной с конуру собаки, а Корсар уже выбился из сил и в полном изнеможении рухнул на колени прямо перед изувеченной мордой мутанта.

Весь комбез, стены, пол – все кругом было забрызгано черной кровью и слизью твари. Лужи коричневой желчи скопились в коридоре. Гигант неподвижной грудой занял половину коридора и, казалось, весь мир Зоны. Навряд ли он еще был жив – такие раны и потеря десятков литров крови не проходят даром, умерщвляя любое создание.

Корсар, ощущая острую нехватку кислорода, попытался скинуть маску РЗК, но даже на это не хватило сил. Мокрая перчатка только перемазала стекло, через которое и так ничего не было видно. Черно-красный от крови мутанта штык-нож лежал рядом среди кусков плоти. Картина напоминала кадры фильма «Резня бензопилой».

Корсар простонал и замер в позе сфинкса, начиная уходить в мир грез и вечного сна от кислородного голодания.

Слепой пес уныло брел вдоль бетонной стены, часто останавливаясь и втягивая носом радиоактивный воздух. Вспышка недавно миновала, унося грохот и ослепительный свет прочь, в стороны от эпицентра. А здесь, на АЭС, уже снова стало тихо и темно. Ночь не торопилась уйти вслед волне стихии, поблескивающей вдалеке молниями и заревом пожаров.

Одинокие редкие мутанты вылезали из нор и дыр, где смогли пережить очередной ужасный катаклизм.

Нужно было чуять хорошо, двигаться осторожно – после таких грохотов обычно появлялись новые страшные места. Собака обонянием и ментальным чутьем ощущала такие аномалии, обходила их, плелась дальше. Часто после Выбросов и Вспышек появлялось много пищи – обугленные птицы, крысы, крысаки, реже люди, совсем редко здесь, в сердце Зоны, туши свинорылов или кабанов, которым в железобетонном городке АЭС нечего было делать.

Пес остановился, почувствовав слабый запах опасности. Повел мордой вокруг – угроза не увеличивалась, но и не исчезала. Страшное ощущение! Либо что-то новое, либо далеко. Или высоко…

Слепой мутант вытянул шею, прислушался. До разъеденного радиацией мозга стало что-то доходить…

Сначала все-таки пришел звук. Звук выстрела, но не такой, как всегда: громкий, звонкий, понятный, а глухой, лязгающий, словно прячущийся.

Тяжелая девятимиллиметровая пуля из ВСС разнесла голову собаки на куски, в кашу. Тело перестало агонизировать полминуты спустя, распуская лужу крови на плите.

Группа расположилась в лаборатории полигона, развалившись по углам и столам, приходя в себя и приступая к личной гигиене и осмотру ран и ссадин. В той самой лаборатории, где велись секретные опыты и разработки установки XL для телепортации и пространственного искривления времени.

Когда Мешков, обнаруживший это и понявший, что так быстро достигнута первая цель операции (перенос отряда во времени и местности и поиск секретного бункера), с радостным, счастливым лицом и торжествующим возгласом по-детски запрыгал в центре зала, отряд безразлично посмотрел на него, а некоторые вспомнили вдруг, что виноват во всем он.

Сначала посыпались угрозы, окрики, злые подколы, но вот люди начали подниматься, надвигаясь на опешившего ученого. Дело принимало нехороший оборот. Козуб встал перед очкариком, заслонив того, и призвал к спокойствию и пониманию.

И хотя Истребитель сам возжелал набить морды обоим хитрецам-мудрецам, но, как командир, собрал волю в кулак и пресек грядущие разборки:

– Стоять. Всем стоять на своих местах.

Люди как один разом повернули головы к командиру. Даже наемник с уважением посмотрел на Никиту, легонько кивнув.

– Че за базар, воины? – Никита развел руки, выходя в центр толпы, рядом со станиной-платформой отсутствующей «пушки времени». – Страх совсем потеряли? Была команда мочить этого лузера? Нет. Вы стадо баранов перед красным флагом? Нет. Куча баб, поймавших в сарае вора? Опять нет. Какого хера вы набросились на него? Вы посмотрите на него – он чистой воды ботаник. Что с него взять? Я, может, сам готов плевком убить его, так во мне накипело. И мне стремно ощущать себя приманкой и пушечным мясом, как и вам. Понимаю, вижу. Но вы же бойцы! Вы же элита, мля, армии и разведок мира! Вы гляньте друг на друга, воины. У вас вид как из бабушкиного сундука или микроволновки. У вас командир умирает, конверты не читаны, приказы не выполнены…

– Истребитель… – попытался прервать Никиту Ден.

– …Я слово не давал, Холод. Соблюдай субординацию. Ты когда в Кении или Ираке выполнял интернациональный долг, ты спросил кого-то, а какого я там делаю? А за кого я там, а зачем? Нет, мля! Так придержи язык и в этот раз, офицер. И кулачки расслабь, а то скрипят уже.

Некоторые хихикнули, другие, наоборот, посерьезнели. Кто-то кивнул, начал отходить.

– Значит, так, бандерлоги. Мы – ГОН, мы – спецотряд и выполняем задачи, поставленные Родиной и руководством. Так, ептеть, давайте будем сплоченной боевой единицей, одной пружиной. Мы команда! Жрем вместе, срем вместе, стреляем едино, попадаем… не мимо. А? Бойцы и их оруженосцы. А теперь оставим господина Мешкова наедине с его планами, мыслями и радостями. И дадим ему минут десять обдумать свой будущий рассказ обо всем, что и где и как мы. Иначе отправим господина ученого за хлебом печеным. Да, Мешков?

– Да-да… хорошо. И… спасибо, майор, – залепетал тот, поправляя очки на носу и кивая головой.

– А сами, товарищи спецназовцы, приведем себя в порядок, перекусим, полечимся и ровно… – Никита глянул на часы, – через пятнадцать минут займем места в зрительном зале согласно купленным билетам. Свободны. Разойтись.

– Красава, командир, – шепнул сзади Баллон.

– Респект тебе, парень! – сладко мурлыкнула проходящая мимо Анжела.

– Все правильно сказал, майор, – еле слышно отозвался Меркулов.

Ден, картинно выпятив нижнюю губу, типа обиделся, шлепнул по плечу Никиту:

– Кулачки пошел расслаблять…

Истребитель улыбнулся уголком губ, подмигнул, осмотрелся. Группа разбрелась по огромной лаборатории выполнять указания командира, переговариваясь или что-то бормоча.

Полчаса назад они обнаружили массивные ворота с камерой дезинфекции, прошли все это и очутились здесь, в нужной секретной лаборатории, где еще недавно ютились Бродяга, а затем Корсар. Грохот ушедшей стихии стих, и теперь в этом новом пристанище всем показалось просторно, светло, тихо и спокойно. Фонари и РЗК не требовались – свет был, радиации ноль, вентиляция и дезинфекция работали исправно. Ни аномалий, ни врагов, чисто, сухо, почти уютно. Единственным минусом было отсутствие воды, ванны, душа. Страдали от этого все. Бойцы без стеснения начали раздеваться, сушиться, проветривать потную и грязную одежду. Капитан Полозков с ученым прошлись по площади бункера, вколов всем по дозе и дав по таблетке «Антирада». Бойцы чистили оружие, проводили осмотр снаряги, кто курил, кто жевал пайки, кто дремал. Пленные сидели в углу, приводя себя в порядок под неусыпным надзором рядового Димона.

Никита сидел рядом с Рогожиным. Доктор дал раненому лекарства и чем-то намазал ожоги. Полковник пока находился без сознания, его амуниция и снаряжение пришли в негодность. Планшет с картами и конвертом обгорел. Истребитель смотрел на серое лицо командира с опаленной щетиной, отсутствующими ресницами и бровями и думал о дальнейших планах относительно группы и операции.

– Командир, давай полью? – подошел Орк, протягивая фляжку. – Совсем чумазый, как чех.

– Оставь себе, Орк, – Никита поднялся, оглядывая народ, – с водой проблемы, поэтому экономьте. Надо бы поискать.

– Надо, командир. Совсем мало ее, только горло смочить, да и то выдули почти все после «жаровен» этих. Девка ваще вон стонет, подмыться нечем.

Орк заулыбался, подсматривая, как Анжела какой-то тряпкой протирала подмышки, сидя в одних шортах, да и то трофейных. Ее высокие острые груди торчали, приводя мужчин в трепет. Она беззастенчиво занималась собой, напевая знакомую попсовую мелодию.

– Эй, солдат, варежку закрой, – улыбнулся Никита, сам ощущая некую возбужденность. – Значит, так. Их сейчас, раздетых и сонных, после таких стрессов не оторвать никого. Пойду я и возьму… э-э… Будынника. Поищем воду, заодно разведаем обстановку и местность.

– Командир, разреши с вами? – Орк преданно уставился проницательными серыми глазами.

– Ну, давай, – Никита нахмурился, что-то соображая. – РЗК надень, БК весь не бери, так, по минимуму. И собери фляги пустые, посмотри канистры или тару какую. Выполнять.

– Есть.

Орк бросился исполнять поручения Истребителя. Никита подозвал капитана-сапера:

– Петро, надевай обратно комбез. Сходим прогуляемся. Воды надо, да и осмотреться.

– Есть, командир. – Будынник засуетился, убирая шматок сала с галетой в рюкзак.

– Холод, – позвал Топорков.

– Я.

– Расслабил кулачки? – Никита усмехнулся, показал на девушку. – Или снова в кулачок, глядя на нашу Фифу?

– Да иди ты! – Ден недовольно буркнул, но взгляд от Анжелы оторвал.

– Да иду, иду уже. Мы тут малость прошвырнемся с Петро и Орком, осмотримся, где, че, почем. Воды надо. Всем. Ты за старшего. Ясно?

– Ясно. Есть, Никит. А че меня не берем? – опять надул губы Холод.

– За старшего, я сказал! Может, руководство Генштаба еще позовем, обезглавим КП. И губы прибери, а то на рыбу дохлую похож, ептеть. Все, бывай.

– Удачи. Есть.

Орк раздобыл десятилитровую флягу и канистру на двадцать литров из-под каких-то растворов, лабораторных жидкостей, сцепил их, чтобы не брякали, удобно разместил на спине рядом с РПГ-18.

– На носорога, что ли, собрался? – пошутил Никита, запихивая в трофейный рюкзак пустые фляжки.

– По привычке, на всякий пожарный, – осклабился боец, показывая, что готов.

Троица подошла к воротам-шлюзам, отворяя их целой комбинацией кнопок, рычагов и телодвижений. Только начали надевать маски РЗК, как их приостановил Козуб:

– Майор, возьми ПДА и вот пакетик в карман, – он протянул Истребителю обозначенные вещи, – пригодится. Не суйтесь в подозрительные места, слушайте интуицию и не лезьте наружу. Там еще хреново после Вспышки.

– Что за побрякушки? – Никита взвесил пакет в руке, другой придерживая приклад автомата.

– Заклепки, гайки, шурупы, болты. Бросай, не ленись, во все нехорошие места. А лучше всегда перед собой. Следи за полетом железки – если что не так, обходи. Иначе смерть! И вообще, все ЦУ – в конвертах ваших, но раз вам приспичило…

– Спасибо, Козуб. Будь, – прервал Подпола Топорков и надел «Панораму», – двинулись, бойцы.

– Слушайте свое «я», – крикнул Козуб им вслед.

Ворота залязгали, впустили в дезкамеру людей и с шипением затворились, наглухо изолировав их от остальных членов группы.

– Кто хочет вздремнуть, разрешаю сончас. Вижу, валитесь все с ног уже. Остальным продолжать побывку, обмывку, – гаркнул Холод, осматривая товарищей беглым взглядом и остановив его на Анжеле, – и чистить крылышки тоже.

Та показала язык, скорчив подобострастную мину, и продолжила ритуал очищения. Пыть-Ях безуспешно пытался установить связь с Центром, уже понимая, что это гиблое дело.

Козуб устал видеть мучения радиста, подошел, тронул за плечо:

– Перестань маяться, без толку это. Мы там, где связи со штабом вообще не может быть.

– Ну как же? У меня приказ… – опешил боец.

– Отставить приказ! Мы не в Чечне больше, а за тысячи километров от нее, и твоя рация сгодится теперь разве что для табуретки. Бросай это занятие. Я, как старший по званию и соруководитель группы в рейде, даю отбой на связь. Отдыхай, боец.

– Есть. – Радист облегченно вздохнул и занялся собой и укладкой рации, хотя в его действиях чувствовалась неуверенность.

Баллон подкрутил тумблер катушечного магнитофона «Маяк», нажал кнопки, бобины крутанулись, и зазвучала мелодия группы «Сябры». Родные приятные мотивы огласили лабораторию, унося людей в края ностальгии и раздумий. Боец сделал звук умеренным, дабы не оглушать отдыхающих, и продолжил осмотр лаборатории и ее подсобок.

Трое спецназовцев миновали центр корпуса, держа оружие наготове, щупая дорогу прибором, куском алюминиевой трубки и разбрасывая содержимое пакета Козуба. В воздухе витали напряжение, страх, ощущалась какая-то плотная аура чего-то незнакомого, чуждого. Да и сам воздух был наполнен газами и дымом.

РЗК и «Панорама» спасали лучше некуда, причем от зноя и дыма тоже. Аномалии обходили пока удачно, шуганули пару крыс. Одна, убегая, попала на ровный пятачок бетона, который оказался «зыбью». Аномалия мгновенно сработала, и серая лужица, вмиг застыв, поглотила крысу-мутанта величиной с кошку. Зверь дернулся, хрипло завизжал и через три секунды сдох, сдавленный ужасной ловушкой.

Бойцы аж побелели, созерцая это, переглянулись, охнув и матюгнувшись, и стали ступать в три раза осторожнее. Дальше брели, держась ближе к несущей стене огромного помещения.

Портативный датчик аномалий попискивал, иногда громко треща, мелькая странными значками на табло. Бойцы останавливались, закидывали пространство перед собой железками, обходили, если замечали свечение, шум, вспышки. Снова шли. ПНВ сейчас не годились – мешала маска защитного костюма, поэтому покоились в рюкзаках за плечами. Светили фонарями, выбрав произвольную цель впереди – железнодорожную цистерну в куче хлама у дальнего торца корпуса. Кажется, на той стороне цеха что-то виднелось наподобие дверей. Тактические диодные фонарики своими лучами били далеко и широко, позволяя заранее угадывать более ровный и легкий путь, различая силуэты арматуры и переливы аномалий.

Так добрались до огромной бочки, лежащей боком на отвале щебенки и обнажившей рельсовые ролики. Осмотрели ее, пошарили вокруг фонарями. Петро решил аукнуть, словно в лесу.

Спецназовец хренов!

Лучше бы он этого не делал!

Старая ржавая дверь на уровне третьего этажа, не имеющего ни лестницы, ни балкона, с ужасным скрежетом отворилась и…

…Из облака пыли с воем, стонами и резкими утробными рычаниями с высоты начали прыгать вниз жуткие создания. Точнее, они были похожи фигурами, старой одеждой и поведением на людей, только нереальная ловкость и прыгучесть, а также огромные рты с гнилыми зубами на уродливых лысых головах выдавали в них полуживых, полумертвых мутантов. На многих крепко сидели вьевшиеся в плоть ржавые каски, у других старые облезлые противогазы и респираторы. Но ни волосяного покрова, ни чистой нормальной кожи, ни внятной человеческой речи. Враг!

Около десятка тел спрыгнуло с семиметровой высоты на кучи строительного мусора, прежде чем граната из подствольника ГП-30 перекрыла своим взрывом этот поток.

– Мой левый фланг, Петро – центр, Орк – правый, – крикнул сквозь треск автоматов Никита, сбивая следующей очередью особо наглого и живучего гада.

– Есть.

– Понял.

Бойцы за секунду прокачали ситуацию, поделив периметр перед собой на сектора, и сейчас вели ожесточенный отстрел нападавших.

Аасмены (а это были именно они) сбились с шага и пятиметровыми прыжками, рыча и болтая обрубками шлангов ИП-5, стали огибать своих противников с флангов.

– Гранаты к бою. Отходим спиной к бочке.

– У меня трое, не успею…

– «Костром» вдарь!

– Чтоб вашу…

– А-а-а!

С матом и ором бойцы палили в три стороны, пятясь к цистерне. В замкнутом помещении цеха канонада превратилась в грохот артподготовки.

Подствольник был только у Истребителя («Вал» он оставил в лаборатории), но толку от него никакого – долго заряжать, а враг уже рядом. Несмотря на рваный бег мутантов и их нереальные прыжки, воины четко, слаженно и ловко вели стрельбу, отходя к прикрытию. Экономя патроны, ибо на перезарядку времени не было, они короткими очередями отбрасывали тварей назад, меняя углы и дистанции стрельбы. Некоторые нападавшие уже не вставали, но раненые и еще живые бросались в бой снова, все же сокращая расстояние.

Когда тридцать метров превратились в пять, а магазины автоматов опустели, спецназу осталось выхватить пистолеты и ножи.

НРС в одной руке, «гюрза» в другой – Никита сбил в воздухе тело аасмена, а одного шустрого шваркнул наотмашь по шее. Не успевший когтями достать человека, мутант схватился за рану в горле, пытаясь унять фонтан черной крови, но тщетно. А удар ногой отправил его в канаву, где он и агонизировал еще минуту.

Последнего гада положил Орк, всадив неудачно прыгнувшему раненому аасмену штык-нож в сердце и последующим прямым ударом ногой отправив его восвояси.

– Звизде-ец! – Никита, тяжело дыша и быстро меняя обойму автомата, зыркал из-за стекла шлем-маски на поле боя. – Че за хрень? Кто это был, твою мать?!

– Твари прыгучие, етить их. Десяток точно, – вторил ему Орк.

– Перезарядка махом, – скомандовал Истребитель и как-то недобро глянул на сапера, – ты, мля, Петро, в следующий раз аукай, на хер, один где-нибудь в чью-нибудь жопу. Писец!

– Простите, братцы! Дурак, признаю. – Будынник виновато опустил голову, перезаряжая пистолет.

– Еле успели, чуть-чуть бы – и хана… – Орк с готовностью взглянул на командира. – Куда дальше?

Никита зарядил подствольник, вперившись взглядом в развороченную взрывом дверь на верхнем уровне:

– Ну, точно не туда, мля. Все живы, целы? РЗК проверить – не покоцаны? Так. С местными погутарили, можно продолжить поиски воды. Где-то же они пьют? Хотя чем тут пить?

Он пнул лежащего на склоне кучи аасмена, осветил его. Все трое внимательно осмотрели тварь, не притрагиваясь к ней и не наклоняясь. И держа под присмотром округу.

– Вот падаль. Хобот как у слоненка, твою мать! Это ж старые советские ИП-5, командир.

– Вижу, капитан. – Никита сморщился, хотел сплюнуть, а из маски некуда. – Мля, а волдырей-то. Язвы, раны, плесень, фу. Как они живут? Прыгают, как саранча.

– Командир, ты их маникюр глянь, е-мое.

– Охренеть, уроды!

Когти, бывшие когда-то человеческими ногтями, поражали своей длиной, остротой и грязью.

– Тьфу, валить надо.

– Нашим расскажем, какие тут…

Крик откуда-то из глубины, зов о помощи прервал Орка. Человеческий, вроде мужской.

– Это еще че за хрень?

Вопль повторился. Его сменил железный стук, будто ломиком о бетон.

– Ни фига се. Опять эти твари?

Бойцы обогнули цистерну, посветили.

– Е… ту Люсю! Капец.

Почти в углу корпуса из стены торчало огромное сарделеобразное черное тело с рядами жутких конечностей, хвостом как у рака, щетиной и панцирной чешуей. Очевидным сразу стало, что эта громадина – живое существо. У воинов волосы поднялись дыбом, когда они поняли это. Да еще гигантская тварь зашевелила сороконожками величиной с клюшку и количеством до полусотни.

Оценка ситуации прояснила, что мутант застрял в стенном проеме, полумертвый, и никак не может своими силами выбраться или пролезть вовнутрь. Тело, издававшее кислую вонь (которую, впрочем, спецназ в масках не ощущал), плотно забило собой дыру в стене, раньше, видимо, бывшую дверью.

И теперь с той стороны глухо кричал человек. Явно не мутант и явно просящий о помощи. Бойцы переглянулись.

– Надо помочь, мля! Орк, давай.

Здоровяк перекинул автомат к гранатомету за спину, взял у сапера алюминиевую палку, буркнул:

– Есть.

Он осторожно и не скрывая своей боязни приблизился к чудовищу. Оглянулся на товарищей, страхующих подступы и следящих за действиями друга. Вздохнул. Поднял палку и ткнул оболочку мутанта. Никакой реакции. Только пульс бойца участился, повышая тонус в крови.

– Орк, мы спешим, – крикнул Истребитель.

– Да щас я, щас.

Орк размахнулся и врезал наотмашь по телу твари. Ноль.

– Сдохла, поди? – Будынник глубоко дышал в маске, поводя стволом по сторонам.

– Навряд ли. Щас проверим по-другому. – Орк обошел мутанта, заглядывая под плоский хитиновый хвост, уродливый, грязный и мокрый от слизи.

– Ты че там, жопу ищешь его?

– Ага, почти.

Орк что-то заметил, издал возглас и ткнул палкой под хвост.

Чудище брыкнуло несколькими конечностями и задним плавником-перепонкой, завыло, заерзало.

– Ага, никому не нравится по мошонке палкой.

Орк попытался снова садануть, но одна из ног двинула бойца с такой силой, что он отлетел на кучу кирпичей, а палка погнулась и отлетела.

– Ни фига себе! Ну, мля, держись, падла.

Боец поднялся, вынул из кобуры табельный ПЯ, прицелился и со словами «прощайся со своими яйцами» три раза выстрелил твари под хвост. Вслед за эхом выстрелов раздались мычание и рев зверя, тело его содрогнулось и забилось в судорогах. Края пролома стали осыпаться, издавая треск и скрежет от дергающегося туловища невиданного исполина. Червеобразное брюхо сорвало часть крепи закупорки, на пару метров смогло отползти назад, пока не стали рваться жилы и лопаться сосуды, окрашивая бока кровью и какой-то жидкой дрянью желто-белого цвета. Мутант снова рыкнул и затих.

– Так, с этим ясно. – Никита толкнул капитана. – Петро, давай ты. Сунь пару зарядов меж стеной и этой тушей, рвани… тока чтоб не вовнутрь. Мало ли кто там в пасти у этой сардельки.

– Ща сбацаем, командир! – Тротил убрал оружие, начал доставать рюкзак и свои прибамбасы. – Орк, отвали, теперь моя очередь с этим кастратом поговорить.

Сапер-минер заложил шашку, туго воткнув ее в щель между панцирем чудовища и огрызками бетона, зажег фитиль и скачками убежал прочь, за цистерну, где приютились товарищи. При этом не забыл крикнуть в узкий пролом:

– Э-э, кто там живой? Бойся. Ща рванет нехило.

Ему никто не ответил, но грохот и сноп взрыва действительно получились эффектные. Когда осела пыль и опали ошметки плоти и куски бетона, бойцы рванули из укрытия наружу. Агония твари продолжалась, но конец ее точно уже был не за горами. Ужасная рваная рана, словно кусок туши автогеном срезало, и большой скол стены позволили заметить узкий проход в половину толщины человеческого тела.

– Красава, Тротил! – Никита показал Орку держать тыл, а сам подскочил к туше мутанта.

Не брезгуя хвататься за развороченную взрывом плоть и скорлупу панциря, он полез в образовавшуюся щель, предварительно скинув лишний груз.

– Эй, есть там кто? Отзовись.

С трудом он проник внутрь коридора, измазав РЗК кровью и пылью, выкарабкался из проема и перелез через жуткие черные рога твари.

Перед ним в дальнем углу, сжавшись в комок и прикрыв голову руками, сидел человек в защитном костюме, похожем на РЗК спецназовцев. Из-за месива внутренностей мутанта и пыльной взвеси зрелище было ужасающее.

Но вдруг сидящий шевельнулся, опуская руки, вздрогнул, и бледное больное лицо под грязной стекломаской просияло радостью и счастьем, как может реагировать на спасение тяжелораненный солдат:

– Братцы-ы… Свои-и! Господи.

Мужчина вяло поднял руку, протягивая ее то ли для приветствия, то ли ища поддержки, но тут же бессильно опустил.

Истребитель крикнул своим, чтоб расчищали проход, а сам ринулся к раненому. Беглый осмотр не выявил предсмертного состояния, однако было похоже, что раненый пребывает в шоке. Никита под хриплый мат-перемат и звук ударов Орка, разбирающего лаз с помощью ножа, трубы и куска арматуры, вколол сквозь комбез незнакомцу антишок, вынул пару пилюль от радиации и анаболик для мышечных рефлексов. Помог пострадавшему снять «Панораму», закинул ему в сухой рот лекарства и дал запить из фляжки. Всю воду без остатка раненый выдул – видно, давно не пил.

– Кто ты, мужик?

– Кор… Корсар, – еле слышно выдавил сталкер, закатив глаза и кривясь от боли, – сталкер я, Корсар.

– Ну сталкер – так сталкер. Лады, Корсар, сейчас мы тебя вытащим, потерпи малость. Орк, что у тебя?

– Почти, командир. Ща сбацаем.

Никита с содроганием созерцал изувеченную рогатую, зубастую морду мутанта, ошметки плоти, выбитые глаза, сбитые зубы, месиво из десен и языка.

Как только Орк подал сигнал, Истребитель приподнял Корсара, взвалил его на себя, подтащил к пролому. Здоровяк с той стороны принял раненого, бережно, но крепко обхватил, вытащил наружу.

Никита осмотрел коридор, забрал штык-нож сталкера, почти пустой рюкзак, автомат без патронов, черно-красный от крови и грязи. Вылез сам.

Когда пытались взвалить Корсара на спину Орка, бедняга на минуту очнулся, лихорадочно огляделся:

– Где я? Кто вы?

– Спецназ мы, в жопе мы у черта! – ответил Тротил, принимая оружие напарника, пока командир помогал раненому оседлать Орка.

– А-а… это вы их наколотили? – Корсар культей резинового рукава показал на валявшихся там и сям уродов. – Это аасмены, мля, сволочи местные.

– Ага, пощелкали маненько, етить их налево.

– Аасмены – суки, их гнездо тут, норы…

– Ты это… Корсар, успокойся, – Никита похлопал его по плечу, – все пучком, не боись.

– Спасибо, братцы! Вовек не забуду… Щас надо вдоль стены, там бункер, там тихо, надеж…

Корсар замолчал, безвольной куклой распластавшись на широкой спине и плечах Орка, слюна с губ капала на внутреннюю оболочку стекла «Панорамы».

– Так, бойцы. Орк, идешь за мной след в след. Ты у нас тяжеловес тот еще, вытянешь сто метров с копейками. Тротил, бросай канистры тут – все равно скоро вернемся. Без воды никак. Фляжки с собой. Замыкаешь.

– Есть.

– Пошли, бойцы.

Обратная дорога заняла минут двадцать. Ворота, шлюз, дезинфекция, ворота. «Наши!»

Обстановка в бункере была умиротворенная и почти идиллическая. Мешков вел умные беседы с ботаником Гошей, найдя, конечно же, общие для ученых темы. Анжела баловалась сигареткой вместе с Деном, восседая на лабораторном столе возле вытяжки. Полкан что-то писал в блокноте, иногда надолго задумываясь. Полозков дежурил около Рогожина, поправляя раненому повязки и промокая сухие обгоревшие губы мокрой тряпочкой. Майор Семаков профессиональным взглядом оценивал и изучал набор химрадзащиты в шкафу подсобки, найдя там некоторые интересные вещи. Козуб ходил, читал плакаты советских времен, иногда улыбаясь или грустя. Баллон с Пыть-Яхом устроили перекус из ИПН-4, разогревая на грелке фольгированные каши, мясо и овощные рагу. Наемник щелкал двумя руками в наручниках кнопки телевизора «Рубин». Рядовой Димон о чем-то переговаривался с Ахмадом. Типа:

– Знаешь, люблю горы, леса, уважаю людей. Всех, без национальностей, религий, пола, возраста… И чеченцев уважаю, мирных, хозяйственных, добрых. А ты че? Злой чечен. Негодяй ты. Позор своего народа…

Пленный, в основном, слушал молча, иногда встревая и с акцентом отвечая на вопросы конвоира.

Что было удивительно – никто не спал, хотя все были вымотаны переходами и телепортацией. Кое-кто, правда, уже подремал, но из-за переживаний и неизвестности люди продолжали бодрствовать и заниматься всякой ерундой. По лаборатории лилась тихая, спокойная музыка Бетховена из магнитофона местного производства. В углу стояло ведро с парашей, прикрытое куском плаката с описанием целей КПСС. Кран в ржавой раковине слегка урчал, оставленный включенным на всякий случай, если проявится водопровод и одарит людей живительной влагой. Но водопровод пока молчал. Ден чистил ветошью пистолет, покуривая и заигрывая с Фифой. Они иногда смеялись над шутками друг друга.

Вдруг бункер замер от возгласа наемника, держащего в сцепленных ладонях один из местных документов:

– Екорный бабай! Пи…ц. Мы че, в Сретенске?

Все взоры устремились на него.

– Ты, черный, не еба…ся случаем?! – Холод скривил в злой ухмылке губы и тут же осекся: – Ой, сорри, извините, мадам.

Анжела хмыкнула, не сводя озадаченного взгляда с пленного.

– Я серьезно, – Кэп потряс секретным актом, – вот написано, читаю, мля… комиссии в составе ты-ды-ды провести расследование инцидента от восемнадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят шестого года на полигоне К-II четвертого энергоблока Сретенской АЭС, имевшего место… Та-ак. И вот еще… Гриф «Совершенно Секретно. Особая папка» и мелким почерком «хранить конфиденциально по месту расследования без передачи третьим лицам». А? Каково?

– Я хренею! Че тут творится? Где мы? – Родео в непонятках развел руками и взглянул на ученого. – Эй, ты, очкарик штопаный. Ты когда начнешь свой монолог, Гамлет?

– Тихо. Спокойно. – Ден слез со стола, подошел к наемнику, взял акт на желтом бланке, пробежался по нему глазами, нахмурился. – Верняк ЧП было в марте восемьдесят шестого, комиссия, подпись директора… хрен тут разберешь… При проведении электротехнических испытаний в 00:17:22 разряд тока неустановленной силы из блока управления паропроводом проник в активную зону реактора РБМК-1000 и нарушил его штатный режим, повлекший… Та-ак. Причины устанавливаются, комиссии также необходимо… Кто такой Кондрашенко? Мля, я где-то видел эту фамилию.

Ден всучил бумажку Кэпу, взволнованно пробежался вдоль столов и стен, рассматривая что-то. Все молча в ступоре следили за ним…

– Еп-п. Есть… – Холод вынул из шкафа рядом с ошарашенным Семаковым несвежий лаборантский халат, затряс им в кулаке, – вот. И.С. Кондрашенко на нагрудном кармане халата. Ешкин кот! Это халат лабораторной крысы… которая работала здесь и была назначена членом комиссии. Вы понимаете?

– Так мы че, в натуре в Сретенске? – Анжела сползла со стола, бледная и потрясенная.

– Получается так, товарищи, – отозвался Доктор.

– Охрене-е-еть!

– Абзац.

– Пипее-ц.

– Слышь, ты, лузер. Ну-ка, живо рассказывай.

Мешков снял очки дрожащей рукой, протирая их нервно и быстро, надел, поймал взгляд Козуба и только открыл рот, чтобы заговорить, как послышалось шипение пневмоприводов, лязг, и ворота бункера поехали по рельсам в сторону. Из облака пара и газа появились Истребитель, Орк с телом незнакомца на плечах и Тротил, загруженный оружием…

– Что, девочки, так рано не ждали настоящих мужчин?

Никита сорвал маску, глубоко вдохнул и, утирая распаренное лицо подвернувшейся под руку тряпкой, поймал сердитые, немые взгляды товарищей.

Его улыбка вмиг исчезла, осанка напружинилась:

– Что-о? Рогожин?

– Нет, командир. Другое, – первым ответил Ден, комкая халат, – влипли, залетные.

Он ненавидяще посмотрел на Мешкова, Никита поймал его взор и тоже уставился на ученого:

– Что здесь произошло, вашу мать, пока нас не было всего какой-то час?!

– Куда ставить-то?! – пошутил Орк известным афоризмом киношного героя, завхоза пионерского лагеря, заходя вслед командиру, с натугой, громко и тяжело дыша под девяностокилограммовым телом сталкера.

– Здорово, бандерлоги, – вторил ему Тротил.

Оба одновременно посерьезнели, завидев угрюмую сцену и печально-злые лица членов группы.

Раненого положили рядом с Рогожиным, и им сразу занялся военврач.

Пришедшие сноровисто освободились от РЗК, плеснули на лица и в рот остатки воды из колбы и стали вникать в положение дел. Четверть часа ушло на споры, перебранки, дискуссии, ругань и прочие трения, пока Никита не поставил точку:

– Все, бойцы, амба. Тишина в эфире. Хватит галдеть и слюной брызгать, будем слушать наших посвященных. Итак, господа Мешков и Козуб, вы в эфире. Только помните одно: соврете, скроете что-то или еще какая гадость случится – встанете рядом с чеченом. Это вам говорю я, старший группы спецназа! Кандалов на всех хватит, а еды и воды нет. Вперед.

Козуб знаком показал ученому говорить, а сам присел на барабан проволоки так тяжело, будто налился свинцом. Мешков потеребил краешек рукава и начал монолог.

– Чтобы лучше вам представить положение дел и ситуацию, в которой мы все, включая меня, оказались, немного предыстории. Прошу не перебивать и отнестись терпимо и сдержанно к тому, что услышите. Вы все, наверное, слышали или помните про Сретенскую катастрофу на атомной станции двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в час с небольшим ночи. Тогда была нештатная ситуация в реакторе четвертого энергоблока АЭС, которая привела к перегреву, сбою работы реактора и тепловому взрыву. По сути это был именно взрыв, уничтоживший пол-энегроблока и прочие сооружения. Погибло несколько человек из обслуги реактора, но самым страшным, конечно, оказалось заражение района выбросом вредных элементов и радионуклидов типа урана, цезия, стронция, йода, плутония и так далее. Лучевая болезнь, ожоги, отравления и прочие болезни поразили тысячи людей – жителей окрестных населенных пунктов, работников станции и их семьи, ликвидаторов катастрофы, ну и, конечно, фауну, флору, почву, гидросети и т. д. Почему, что и как все потом происходило и сколько в итоге десятков тысяч людей погибло, заболело и пострадало, я рассказывать не вижу смысла – многие из вас об этом знают или хотя бы слышали. Ближе к нашим делам.

Из шести энергоблоков АЭС не достроены были два, остальные до аварии действовали, причем после катастрофы, когда четвертый блок вышел из строя, три других до двухтысячного года работали. Пятый строили до недавнего времени. Уже не секретом будет узнать то, что с восьмидесятого года на закрытой территории АЭС велись различные научно-технические разработки и исследования. Это был центр практических исследований, стендовых испытаний и тому подобное. Намного эффективнее, чем Академгородок или научные закрытые города Урала и Карелии. Почему? Да потому что такого объема и мощности энергии не было больше нигде в стране, а близость и развитость инфраструктуры была очень кстати ученым и военным, тем более строить уже ничего не нужно было. Велись разработки и испытания не только в области медицины, биологии, военных технологий, но и в более фантастических по тем временам областях науки и техники. Около двадцати секретных лабораторий и полигонов АЭС занимались этими работами. Ну и один… одна из них вела исследования, разработку технологии и средств для… гм…

Мешков замялся, но, поймав злой взгляд Истребителя, продолжил:

– Устройства телепортации субъектов во времени и на расстояния. Квантовая…

– Прошу прощения, но старайтесь излагать свои тезисы более понятными для неподготовленных умов изречениями. Лады? А то не всем понятны ваши заумные словечки, Мешков.

– Хорошо, я постараюсь. Итак. Катастрофу восемьдесят шестого года поименовали Первой Вспышкой. И оказалось, что она породила в том районе некую закрытую территорию, пространственную аномалию тридцати километров в диаметре. Как бы вам объяснить доступнее? – Мешков, прикусив губу, пытаясь найти слова проще и яснее, аж рисовал руками фигуры в воздухе. – Такая полусфера над Сретенским регионом, но невидимая, прозрачная. Над этой зоной отчуждения в нашем реальном мире появилась другая, сюрреалистическая, мнимая, в другом измерении типа мульти-Д. Ее называют Зоной с большой буквы и относятся к ней с уважением и почтением, как к живой.

– Бред, епрст. Сказка, мля, – Холод состроил недоуменную физиономию со скептической ухмылкой, – кто так называет ее? Вы? Ученые? Тогда я ваще в ауте.

– Холод, отставить прения, – цыкнул на него Топорков.

– Население Зоны – сталкеры… ну-у, те люди, кто ищет постоянно что-то, посещает опасные места в поисках наживы, реализации найденных в Зоне артефактов и прочих ценностей. Артефакты Зоны – это порождения аномалий, обладающие необыкновенными свойствами. Например, они могут лечить многие болезни, служить проводниками, анаболиками, наркотиками, украшениями и т. д. В Зоне они очень популярны, а на черном рынке на Большой земле и для ученых вообще являются ценностями. Ну, кроме сталкеров, конечно, еще есть слои общества, населяющие Зону. Это различные группировки и союзы, имеющие разные цели и задачи, но в итоге связанные с деятельностью сталкеров. Все это описано и подготовлено для вас в конвертах, которые необходимо открыть позже. Когда? Это скажет вам наш советник Козуб чуть погодя. Что касается секретных разработок, то машиной времени человечество стало интересоваться со Средних веков. Еще Леонардо…

– Короче, Склифосовский! – сказал Ден и хмыкнул.

– Капитан. Щас выйдешь за ворота, там обождешь, – гаркнул Никита.

Все заулыбались, но как-то сдержанно. Взоры снова устремились на очкарика. Тот продолжил рассказ.

– С начала восьмидесятых годов в СССР велись исследования пси-и гамма-излучений, энергии, рвущей пространство в мульти-Д измерении, квантовых разрывов и т. д. Теоретически. На практике же никто не мог провести испытания, воплотить эти фантазии и расчеты. Но с появлением дешевой сверхсильной атомной энергии исследования вступили в новую фазу, а на АЭС с вводом в эксплуатацию очередного энергоблока даже ускорились. Появился шанс испытать все теоретические модели и методики в полевых условиях с использованием энергии огромной мощности. Конечно, в целях безопасности такие мероприятия надо проводить в отдаленных районах, безжизненных, типа островов, атоллов, пустынь и т. д. Но в СССР не было АЭС в таких местах, а борьба за первое место во всем шла постоянно. Союз не мог позволить каким-то Штатам или немцам опередить его в таких грандиозных планах и сенсациях.

В восемьдесят четвертом году и появилась директива № 2 к постановлению № 112 о создании секретной установки, пробивающей наше измерение в любое параллельное с помощью атомной энергии четырех энергоблоков. Необходимо было не менее четырех тысяч МВт, чтобы созданный излучатель смог разорвать трехмерную плоскость нашего мира, позволив успеть понять природу других измерений. Над этим еще работал известный Тесла, кстати, некоторые его идеи легли в основу принципа работы установки XL. Ее собрали в лаборатории X-9 в ТуманскатомгипроНИИ, а испытывали вариант № 2Б здесь, в этой лаборатории, на полигоне за воротами. Вариант № 1А оставался в том НИИ, в городке, который после Второй Вспышки в девяносто шестом году стал… э-э… призрачным… скажем так, фантомом и называется Туманском. И…

– Стоп, – прервал ученого очнувшийся Рогожин, – вариант 2Б, говорите, здесь? Так, получается, мы сейчас у западных границ России? Под Сретенском?

Голос полковника был хриплым, губы в корках и язвах еле шевелились. Он не шелохнулся ни разу, видимо, это доставляло ему сильную боль. Рогожин поморщился, руки вытянул вдоль тела, голову откинул, а чуть приоткрытыми воспаленными глазами без ресниц уставился вверх.

Полозков сразу метнулся к нему, поправляя повязки, а остальные нахмурились еще сильнее, сжигая очкарика гневными и недоуменными взглядами.

– Да, это так, – Мешков густо покраснел, еле сдерживаясь, чтоб не убежать и не застрелиться, – можно я продолжу, закончу, а потом все вопросы?

– Ох…ть! – Холод аж побелел, сжимая кулаки.

Реакция других, хотя и молчаливая, тоже не сулила ничего доброго.

– Пи…ц птичкам, – Никита провел рукой в перчатке с обрезанными пальцами по лицу, бледному и холодному, – ладно, продолжайте, профессор. Всем тихо.

Мешков собрался с силами и смелостью и продолжил:

– Если опыт, скачок удались, то мы сейчас на АЭС, за тысячи километров от Чечни, в этой самой Зоне, живые и невредимые, несмотря на трансформацию и прорыв сквозь пространство. Ну, конечно, за исключением той женщины-заложницы, погибшей случайно, и раненого полковника Рогожина, который пренебрег мерами безопасности, сняв РЗК. Извините, но я не об этом. Судя по всему, удачно собранная там, на Большой земле, пушка-излучатель… изготовленная по эскизам и документам из секретной лаборатории АЭС и Х-9, любезно предоставленным нам господином Козубом, смогла телепортировать нашу группу в нужное место, в бункер полигона К-II. Аномалия и лаборатория налицо, поэтому могу поздравить всех с удачным испытанием установки и прибытием в Зону!

Мешков попытался улыбнуться и захлопать в ладоши, но люди как один молчали, строго глядя на него, играли желваками и буравили пронзительными взорами.

– Я ща тебя поздравлю, еп!

– Холод, отставить, твою… – Никита бросил недовольный взгляд на напарника. – Дальше, Мешков. Ну и?

– Неизвестно до сих пор, что в действительности случилось тогда, двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года в час двадцать три ночи – то ли замыкание, то ли концевой эффект или скачок напряжения в сети, но в момент очередного включения излучателя XL на полигоне К-II АЭС возник тепловой удар и выход энергии обратно в реактор четвертого энергоблока. В этом корпусе, на полигоне, сразу сгорели все, потому что тепловая мощность превысила шесть тысяч МВт. Последующий взрыв и пожар уничтожили всю систему полигон-энергоблок, а затем на долгие годы вывели из строя механизмы, сети и энергоустановки.

Ликвидаторы посчитали это место самым опасным и полностью утраченным, поэтому сюда, на полигон К-II, сбросили и свалили обломки и части оборудования. Группа оставшихся в живых на тот момент сотрудников лаборатории успела изолировать, деактивировать и очистить бункер и часть лаборатории, но все вскоре умерли из-за болезней, евызванных радиацией. Затем ликвидаторы очищали территории и строили временный объект «Укрытие», бетоном, свинцом и доломитами гася и прикрывая все место вокруг реактора. За полгода тяп-ляп-работ все-таки удалось сбавить распространение радиации и закрыть загрязненную территорию, но угроза выбросов от расплавления активной части реактора осталась, а выделения радионуклидов продолжались. Полигон и установку 2Б похоронили под колпаком «Бункера-1». Сами понимаете, наспех организованные и проведенные мероприятия и собранное «Укрытие» не могли полноценно решить проблему ликвидации последствий аварии, да еще когда подключилось зарубежье – МАГАТЭ, ЮНЕСКО, Гринпис и даже ООН. Поэтому вскоре родилась идея создания капитального колпака над АЭС и четвертым энергоблоком, которую окончательно утвердили после Второй Вспышки в девяносто шестом году. Она произошла уже по непонятным науке причинам – ни взрыва, ни обломков и пожаров, а только сильнейший тепловой выброс энергии мощностью предположительно более двухсот пятидесяти тысяч МВт. Волна жара, света и звука прокатилась по зоне отчуждения, но не вышла за контуры Зоны-фантома. Нарушая сигнатуры пространства и измерения, порождая новые аномалии и, соответственно, мутацию фауны и флоры, Вспышки поддерживают Зону в рабочем режиме, как камин, греющий всю комнату, но не выпускающий тепло наружу, за пределы стен. Это все предположительно.

Ученые всего мира изучают этот феномен, чтобы быть ближе к разгадке тайн и явлений Зоны. Им, нам, всем необходимы новые данные, информация, артефакты, промысловые материалы из аномалий, пробы почвы, воды, ДНК мутантов и т. д. Вот и прут в Зону толпы искателей и всякий сброд.

Был объявлен тендер на строительство «Бункера-2», в две тысячи четвертом году. В настоящее время тендер выиграли французы, стройка начнется в следующем, две тысячи седьмом, году. Поэтому первоочередная задача армии и науки Российской Федерации заключается на сегодня в том, чтобы как можно скорее, до накрытия этого места навечно «Бункером-2», сделать все, что может пригодиться в дальнейшем. Необходимо забрать в городке неподалеку части и элементы установки XL, доставить их сюда, смонтировать заново излучатель № 2Б, включить его в рабочий режим. Затем надежно изолировать бункер и даже ликвидировать все входы сюда, а потом через портал собранной установки вернуться домой, в наш мир и время. Вот так.

Мешков подошел к столу, взял колбу, в которую сливали оставшуюся питьевую воду, глотнул пару раз, утоляя жажду после длинного рассказа.

Обалдевший от свалившейся информации отряд застыл; все не мигая следили за очкариком либо ошалело глазели на убранство бункера.

– Армии и науке? А зачем эта пушка нужна армии и науке в этом измерении, в Зоне, но при этом похороненная нами, а потом под «Бункером-2»? – медленно, подбирая слова, спросил Никита, уставившись на ученого.

– В ваших конвертах и главном приказе у полковника Рогожина имеются указания как к плановым действиям, так и форс-мажорным. Где, что и как исполнить. Вопрос «зачем?» вообще не рассматривается, – ответил Козуб, – мы солдаты, и знать причины нужности той или иной боевой задачи нам не положено.

– Э-э, стоп, стоп, – откликнулся Родион, с распальцовкой отходя от стены, – тут не все солдаты, блин. Здесь есть и гражданские, заложники, мать вашу! Мы в ваши игры не…

– Рот закрой, заложник, – Козуб достал сигарету, прикурил, – тебя вообще нет, спекулянт хренов. Дома знают, что ты пропал, погиб, а ты тут и еще и живой благодаря спецназу. Так что молчи в тряпочку, тебя не спрашивают.

Бизнесмен сердито надулся, вернулся обратно к стене. Что-то пробурчал, но негромко, боязливо.

– Попадалово! – Холод отряхнул кисти рук в перчатках, пнул станину установки. – Хороший перелетик, мля, получился. Авиалинии Чечни приветствуют авиалинии… хер знает чьи? Хохляндии? Прибалтики? Или где мы там? Из природы и свежести в говно радиации и мутантов. Надеюсь, мы их не встретим тут, и марш-бросок пройдет чисто и быстро?!

– Да хрен там, – подал голос Орк, плюнув на пол, – вона, уже втроем наколотили десяток уродов. Валяются там, за воротами, прыгуны хреновы. Красавцы до жути. Еле отбились от кузнечиков, мля.

Люди, открыв рты и холодея, уставились на Орка, затем на Истребителя.

– Было дело, не успели вам еще рассказать, – сказал Никита, почесывая ежик на голове, – навряд ли по-тихому получится сгонять туда-обратно.

– Пипец! – вздохнул Холод и нахмурился. Уже в десятый раз за сегодня.

– Получается, там, – профессор Георгий показал рукой за стены, – только что громыхало, сверкало, жарило, когда мы вывалились из пузыря, – это была не стихия и гроза, а эта ваша Вспышка?

– Да, коллега, – Мешков ссутулился и сел на свободный стул, – это была Третья Вспышка, ровно день в день через десять лет после Второй в девяносто шестом. Мы с ней, ну, и за счет нее и прибыли сюда, в раскол двух измерений. А толчком послужила та мини-установка, которую наш институт собрал за три года на Большой земле. Так же уйдем обратно, если…

Что «если», народ не услышал. Очкарика прервал незнакомец, лежащий на столе рядом с Рогожиным. Он, кряхтя и морщась, уселся из положения лежа, попытался проглотить комок в горле и, глянув на Мешкова, произнес:

– Извините, друзья, посмею вмешаться в ваши дебаты. Но сейчас ночью была совсем не Третья Вспышка две тысячи шестого года, – сталкер побледнел еще больше в предчувствии дальнейших реакций и событий, – мы только что с вами пережили Четвертую Вспышку прямо в центре Зоны, и сегодня двадцать шестое апреля две тысячи шестнадцатого года!

Глава 8

Зона. 26–27 апреля 2016 года

Не зря Полтора слыли в Зоне профи и отличными проводниками – свое дело они знали хорошо и вели заказчиков решительно и бысто. Тагил шел первым, изредка останавливаясь и что-то обдумывая, нечасто бросая гайки и почти не доставая ПДА и КПК. Зато его оружие всегда было наготове.

За ним строго по его рекомендациям топали Роман, Герда, Кот, и замыкал цепочку Вовчик. Пацан так часто оборачивался назад, что, казалось, он идет спиной вперед. Его арбалет готов был прошить любого нападающего десятком стрел. За спиной кроме ранца, какие носят школьники на Большой земле, покоился в кобуре обрез двенадцатого калибра, явно заряженный не «бекасом».

Шли открыто, быстро, дисциплинированно. В начале пути Тагил получил на руки А-Сертификаты на себя и сына, бережно спрятал их в целлофан и рюкзак. Теперь они грели ему спину не хуже артефакта, что еще больше вдохновляло и подгоняло. Драгоценные бонусы в кармане придавали спокойствич. Однако Тагил предполагал, что выстрелить в спину заказчик всегда сможет, особенно когда достигнет точки назначения. Такие истории бывали в Зоне. Поэтому сталкер был вдвойне начеку. И сына предупредил: если что – валить незнакомцев на фиг при первой угрозе с их стороны.

Реку Неман переплыли на спрятанной в камышах лодке. Но без весел и шеста. Причину Тагил пояснил сухо и кратко:

– Нельзя на воде шуметь. Иначе она нас услышит и заберет.

На вопросы троицы, кто, как и почему «нас заберет», Тагил молча жестом приказал сохранять тишину.

Перебирались как на пароме. Оба берега ранее были, оказывается, соединены тросиком, утопающим в мутной воде реки и в кустах. Нашли конец, натянули, сели в лодку, поплыли, перебирая трос руками. Медленно, но действительно совершенно бесшумно. Добрались, вылезли, стравили трос, который снова скрылся под водой. Замаскировав его конец и лодку, потопали дальше.

Когда вдалеке показались первые строения Туманска, Кот ехидно заметил:

– Ха, такая прогулка мне по нутру. Да еще за такую мзду!

– Не накаркай, турист, – бросил через плечо Тагил нарочно громко, чтоб слышали все, – это и была прогулка. Но только досюда.

Они встали на опушке кустарниковой зоны. Справа возвышались холмы, перелески, грунтовки и бетонки, «лэпки», свалки и всякие постройки, переходя к северу Зоны в территорию армейских баз и РЛС. Слева тянулись пустоши, казалось, до горизонта. Хотя в пасмурный день и дождь не очень-то хорошо было видно, но бинокль Герды вырисовывал смутные очертания какого-то объекта, утопающего в деревьях.

Прямо через огромное, слегка холмистое, почти без единого кустика поле проглядывали призрачные строения и башни, телеграфные столбы и что-то высокое, блестящее. Все пространство до Туманска пестрило и рябило различными аномалиями и дымками, словно прошел большой субботник и кругом тлели кучки осенних листьев.

– Ого. Что это, Тагил? – спросила Герда, изучая местность в бинокль.

– Поле чудес, – буркнул сталкер, грызя сухарь с изюмом и тоже разглядывая территорию перед ними.

– Очень смешно. Как в сказке про Буратино? – съязвил Кот, закуривая сигарету.

– Почти так и есть, – Тагил повернулся ко всем заказчикам, – только это поле не сказка, а Буратино давно погиб в Зоне. Был такой сталкер.

Всем стало сразу как-то не по себе. Кот перестал курить, поперхнувшись дымом, и закашлялся, Герда опустила бинокль и облизала сухие губы, Роман провел ладонью по лицу и задержал ее на бандане, почесывая седую голову.

– Бать, кажется, хвост за нами, – отозвался пацан, тряхнув оружием.

– Уверен? – Тагил вмиг стал еще суровее и огляделся.

– Почти, – Вовчик опустился на корточки, – блин, а я только подумал, присядем и похаваем.

– Мужики, что случилось? – Герда вперилась пытливым взглядом в сталкеров, благо они оказались рядом.

– Хреново, туристы! Накаркали еще больше, чем думалось, – Тагил сделал еще шаг, подойдя к женщине, – ваши?

– Что «ваши»? Вы про что щас?

– Спрашиваю, ваши идут? Прикрытие? Или вторая, запасная команда?

– Да что вы?! Нет, конечно. Никакой команды, никого, кроме нас, нет, отвечаю! – Герда даже перекрестилась.

– Ну-ну, – Тагил выдержал ее прямой взгляд и торопливо стал собираться и давать указания, – так, Вовка, ставь закидушку здесь, в кустах, потом идем вправо по опушке. Там переходим по границе Поля чудес, между укрытиями. Здесь, если прямо, – все чисто, простреливается, а стрелы и дробь впустую будут. Туристы, мои указания выполнять четко и буквально, зря не палить, не шуметь, глядеть под ноги, а не в горизонт. Надеюсь, оптики у них нет, хотя, блин, маловероятно.

Сталкер, пока говорил, успел что-то набить на КПК, сверил, прикинул расстояние, курс. Достал из рюкзака моток лески, резинку, свинцовое грузило, еще кое-что.

– Вы на рыбалку собрались? – Кот снова кашлянул.

– Ты, блин, парень, будешь кашлять, обратно пойдешь. Понятно? Ща всех собак привлечешь сюда, бронхитный мой. Чуешь, че говорю?

Кот сдержал новый позыв, зло зыркнул на Тагила, заметил недобрый взгляд Герды и отвернулся.

– Если у нас гости, то эта закидушка остановит их, накажет и обозначит, – Тагил кинул пакет с вытащенными «рыболовными снастями» сыну, а сам проверил оружие, – Вовчик, удачи и будь хитрее своих врагов.

Отец подмигнул, отвернулся и призвал остальных:

– Все, быстро-быстро уходим.

Герда состроила недоуменную физиономию – ничего себе отец с сыном оригинально прощается. Щелкнула языком и вместе со всеми устремилась вдоль опушки бегом.

Почти не брякая оружием и снарягой, они шустро удалились на север. Пацан быстро и аккуратно собрал ловушку, метнулся к кусту, потом к другому. За пять минут он соорудил что-то незаметное, поправил ветки, примятую травинку желтого цвета, хмыкнул и понесся вслед своим товарищам, придерживая у бедра станину арбалета.

Сообщение на КПК: «Будем на месте к ночи. Все по плану. Утром ждем. Без фокусов. Ребята серьезные».

Рослый человек в черном кожаном плаще почти до пят, с глубоким капюшоном на голове стоял за стволом осины и в бинокль наблюдал за местностью. На спине висел рюкзак, тоже из кожи, и длинное охотничье ружье с одним стволом. В одной руке палка – ровная, прямая, из композитных материалов, служившая не только посохом, но и дополнительным оружием. В другой – бинокль. Желтоватое морщинистое лицо плохо виднелось из-под краев капюшона. Высокие берцы со шнуровкой, такие же черные, как и все одеяние, чуть продавливали гнилой мох, присыпанный старыми прошлогодними листьями. У ног покоился желтый скелет с остатками сгнившей одежды.

Туман в низине рассеялся, клочьями ваты расползаясь по холмам, а холодный свет солнца, прятавшегося за редкими тучами, только начал обозначать на земле Зоны силуэты фауны и флоры.

Человек не шелохнулся, когда в двадцати метрах слева протопал секач, уродливой клыкастой мордой раздвигая ветки кустов и ломая тонкие деревца. То ли животное сильно было поглощено своими заботами, то ли человек в плаще стоял тихо и сливался с деревом, но кабан не заметил его и удалился восвояси. Ухмылка пробежала по лицу и исчезла. Бинокль снова поплыл по сторонам, уменьшая расстояние в несколько раз. Поле чудес, заброшенный завод «Пластмасс», очертания Туманска, армейские базы.

– Тагил, ты, что ли? Ну-ну, – шепнули тонкие губы, – опять туристы?!

Человек спрятал бинокль, постоял минуту и осторожно, но довольно быстро зашагал по опушке леса на север.

– Слышь, Кетчуп, они в натуре ща свалят.

– Не ссы, Укроп, я следы хорошо чую. Веду за здорово живешь.

– Ну гляди, красный, вона пахан в спину дышит, печенку сразу вынет за лажу. И я на хрен подвязался с тобой?! Во напряг, еп.

Двое бандитов в коричневых куртках, с рюкзаками и в спортивных штанах с начесом, сложив руки в наколках на оружии, висящем через шеи, медленно шли сквозь кусты русла Немана.

За ними поодаль с отставанием в полсотни шагов топали полтора десятка других во главе с Басмачом. Последний в Зоне слыл среднего пошиба фраером и репутацией обладал поганой. Бандит из этой же группировки, но жадный, борзый и вечно злой, как слепой пес. Он повел своих отморозков вслед ушедшим с туристами Полутора, намереваясь обшмонать их в конечной точке, в коей, по слухам, кроме их хабара должно быть еще что-то ценное и секретное.

Внешним видом бандиты не отличались от всех остальных любителей легкой наживы, халявы и дармового чужого хабара в Зоне. Спортивные теплые костюмы, куртки, тренерки, зимние кроссовки у большинства из них, словно команда олимпийского резерва приехала в эти края потренироваться на природе. Некоторые были одеты в хэбэ и брезентовые комбезы либо плащи из дерматина и макинтоши. Вооружение не отличалось высоким качеством и, в основном, состояло из ружей и обрезов разных калибров, карабинов и винтовок типа «сайга», «тигр», СКС, автоматов АКСУ, АК-47, «гадюка» и «волк». Только Басмач мог похвастаться СГИ-5, какие имели наемники или небедные вольные сталкеры. Гранаты различных войн, стран и времен, пистолеты, ножи. Короче, все то, что на черном рынке и в Зоне продавалось-покупалось подешевле либо отнималось у небогатых одиночек, а то и вовсе снималось с их трупов.

Бандиты Басмача были просто бандитами – кочующими по Зоне и считающими именно себя ее хозяевами. Только вот пасовали перед военными, военсталами, наемниками да пепелевцами, завидев их, и ретировались поскорее, дабы не огрести на свою задницу еще одной щели и не получить свинца в башку. Про «Бастион» вообще речи не велось – для Басмача эта силовая структура была из области фантастики с примесью кошмара.

С Басмачом отправился боец из «Отваги», тот рыжий детина, которого «обидел» в подвале «Теплого стана» Тагил. Если бы это случилось втихаря, а не на глазах десятка человек, то тихо бы и замялось. Ан нет! Пара острот и язвительных подколов со стороны фраеров и наемников раздраконили верзилу по кличке Скандинав. Он очухался после нокаута Тагила, наслушался «советов» и, смяв в кулаке железную кружку с остывшим чаем, сам напросился в поход. Басмач не удивился, что тот подкатил к нему с просьбой сходить с ними вслед Полутора, принял его, ведь дополнительный ствол никогда не бывает лишним в таком деле.

И сейчас Скандинав угрюмо топал позади главаря банды, желая только одного – поскорее расквитаться с обидчиком и сразу вернуться обратно, прочь от этих убогих, чужих мест. Его экипировка выглядела чуть лучше, чем у остальной братии: комбез с броником, шлем мотострелка, АКМ-74, «глок» да новые натовские берцы. Басмач положил глаз на его снарягу, надеясь, что в первой же стычке амбала завалят, а его шмоном займется именно старший группировки.

Главарь шел не спеша, доверяя своим лучшим отмычкам, слушал в наушнике шансон да щелкал семечки. Скандинав, Турандот и Пугало пыхтели в спину. За ними – остальная братва. По пути собирали мелкие и средние артефакты, которых действительно прибавилось после Вспышки, отпугивали редких мутантов различными способами, кроме огнестрела, дабы не выдать себя. Да всю дорогу лузгали семечки, орехи, курили да попивали пивко.

Неожиданно впереди раздался крик, громко хлопнуло что-то, как будто маленькая детская петарда, зашуршали кусты и послышались стоны и ругань. Прибавили шаг, взяв оружие наизготовку, но соблюдая ход гуськом. Пригнулись, кто пополз, кто присел на корточки, озабоченно зыркая по сторонам.

Басмач жестом приказал своим лучшим дружкам-телохранителям Турандоту и Пугалу стеречь фланги, а Скандинаву проверить «фэйс». Сам замер идолом, глядя перед собой. Даже перестал слушать музыку и убрал семечки.

Впереди, метрах в пяти, на примятой возле ободранных кустов травке корчился Укроп, держась за кисть левой руки. Отсутствие трех пальцев и кровища кругом не так смутили Басмача, как лежащий крестом Кетчуп с почти отрезанной головой. Кровь еще хлестала из ровной прямой раны на его шее, тело уже затихло от конвульсий, только стонал и ныл рядом Укроп, кое-как бинтуя руку откуда-то взявшимся скотчем.

– Идиот! Ловушку профукали, уроды. Ну, Тагил, ну, падла. Я тебе лично кадык вырву за такие фокусы, мля.

– Он мой, Басмач! – отозвался Скандинав, поводя стволом по сторонам. – Ты же обещал, что я с ним сам разделаюсь.

– Обещал. – Главарь сплюнул и внимательно осмотрел кусты, за которыми открывалось Поле чудес. – Шавки поганые, растяжку натянули. Ладно, хоть не лимонку сунули, а то и этому черту хана бы щас, да и нас, глядишь, покоцало бы. Турандот, помоги Укропу. Х…ли он ревет как босота?! Хабар Кетчупа лямзай себе.

Басмач придвинулся ближе к кустам, пока Турандот возился с Укропом. Взял в руки остатки хитроумного капкана. Резинка, леска на сома, обрывки жгута, красная от крови стальная тонкая проволока, которая, видимо, срезала не только трахею Кетчупу и пальцы Укропу, но и верхушки кустов. Как бритвой.

– Гондоны хитрожопые! Ну, смотрите, Полтора, я из вас «минус четверть» сделаю. Скоро поквитаемся, скоро…

– Пахан, они, кажись, срисовали нас, – перебил главаря Пугало, опустив трубку-монокуляр, – помахали ручками, еп, да ноги сделали. Ща сам зазырил, зуб даю.

– Е…! Усе, пацаны, берите это чудо – и валим вдоль опушки за ними. – Басмач встал, пнул по ноге Укропа и зло сплюнул на труп отмычки. – Покеда, Кетчуп. Ты верняк Кетчуп, весь в нем уделался, мля.

Полтора довольно хмыкнули, наблюдая картину Репина «Бандиты влипли», помахали приветственным жестом (Вовчик даже средний палец показал) и по команде Тагила поспешили прочь, в низинку, отделяющую шлагбаум дороги на армейские базы от грунтовки к Туманску. Герда тоже удивленно цокнула языком, потрепала Вовку по голове, отметив его способности, и устремилась вслед Тагилу.

Возле заброшенной (как, впрочем, и все здесь, в Зоне) полусгнившей свинофермы Тагил высмотрел химеру, поедающую остатки свинорыла. Дал знак ожидать – враг был им не по зубам, да и шуметь в нейтральной полосе «Анархии» и с бандитами на хвосте не хотелось. Ждать и сидеть в бездействии, однако, тоже не очень хорошо. Он пристально осматривал территорию, покрытую редкими деревьями, густым кустарником, пятачками высокого борщевика и ржавеющими остовами сельхозтехники. Что-то кумекал про себя, мурлыкая под нос мелодии Цоя, взглянул на оружие туристов.

– Кот?

– Я.

– Подствольник твой нужен позарез, – шепнул Тагил, протягивая руку, – дай-ка сюда.

– Ага, щас-с! – Кот отдернул от себя автомат с толстым набалдашником гранатомета. – Оружие – вещь личная, давать его в руки…

– Сюда дай! – строго приказал сталкер.

Кот сдвинул брови, взглянул на Герду – та кивнула. Автомат клиента перекочевал к проводнику. Он осмотрел подствольник, вытянул шею, всматриваясь в местность за их прикрытием, состоящим из двух бетонных колец:

– Твоя импортная игрушка на скока бьет по максималке?

– Э-э… метров двести точно шарахнет, если не прицельно.

– А навесом?

– Что?

– Еп… ясно, – сталкер отдал оружие хозяину, – значит, так, братцы кролики, готовность номер один. Оружие на предохранители, закрепить амуницию, чтоб ничего не отваливалось и не брякало. Щас побежим быстро и легко, аки ангелы. Ясно?

– Да, но… как же химера? – Герда недоуменно пожала плечами.

– Ее Кот отвлечет, – сказал сталкер сухо и добавил, заметив испуганный немой вопрос Кота: – Когда скажу, стреляй один раз из подствольника навесом во-о-н в те кусты. Это должно отвлечь химеру, она поскачет туда, чтоб разобраться с источником шума, а мы деру прямо по ложбинке и влево от этого обгорелого комбайна. Бежать как в школе на уроке физкультуры на пятерку. Кот за нами, но по моей команде. Выскочим раньше или будем бежать медленно – сожрет химера нас с потрохами. План ясен?

Все закивали. Начали готовиться к забегу.

– Когда понесемся, будьте наготове. Если дам команду к бою – значит, не падать и прятаться, а в шеренгу на одно колено и стрелять в мутанта по очереди парами: я и Кот, затем, пока перезаряжаемся, Герда и Роман. Никаких ручных гранат и пистолетов. Не поможет от химеры, и не успеете. Она прыгает хорошо. Вовка, ты на подстраховке и секи тыл. Всем ясно?

– Да.

– Ясно.

– Ничего себе!

– Надеюсь, успеем скрыться вон за тем холмом, – Тагил зычно высморкался, нисколько не смущаясь женщины, и перевесил свой автомат удобнее для бега, – смотрю, здесь не только территория «Анархии», но и химеры! Ядрена вошь.

Как только группа приготовилась к бегу, сталкер еще раз осмотрелся вокруг, перекрестился и дал знак. Кот кивнул и выстрелил из подствольника вверх и вбок. Затихли, не высовываясь, – химера могла среагировать на хлопок из ствола.

Вдалеке, на расстоянии около трехсот метров, рванула граната, звук раздался где-то за кустами жимолости и шиповника с красными цветками и трехсантиметровыми шипами. Зона!

Тагил осторожно выглянул. Три секунды, пять.

– Пошли, кролики. Бегом.

Кот успел после выстрела зарядить новую гранату и, закинув автомат за спину, выскочил из-за укрытия.

Бежали, как африканские легкоатлеты, – четко, сноровисто, быстро. Сто метров, двести, триста… Холм, поросший гигантским борщевиком, уже обогнули, задыхаясь, на четвертой сотне метров.

– Руками… мля… не трогать… их, – крикнул на бегу Тагил, махнув на огромные зонтики растений, – ожоги… кирдык.

Проскочив старый трактор, затянутый каким-то вьюном, несколько железок сельхозинструментов, попадали на сухую пожухлую траву.

– Никаких привалов. Позже. Валим отсель подальше, – бросал команды Тагил, – подъем. Вперед, быстрым шагом. Справа «гравитация», берем влево. Вовка, держи тыл.

– О-о, смотрите, – Роман, утирая пот со лба, показал в сторону аномалии, – артефакт какой-то, кажется, это «рубин».

– Уходим, некогда.

– Так он дорогой, тысяч на…

– Валим быстро, иначе химере рассказывать будешь про цены на «рубин», – бросил Тагил, хотя сам сглотнул слюну, глядя на краснеющий артефакт, – живее.

Снова перешли на бег, метров триста пробежали точно след в след за Тагилом. Обогнули пару аномалий, спугнули двух кабанов, вбежали в низкорослый лесок из яблонь и калины.

– Это парк на окраине Туманска… бывший парк, – бросил через плечо Тагил, – Вовка, че там?

– Чисто, батя, – отозвался пацан, держа арбалет уже не за спиной.

– Хорошо. Шагом, кролики. Пронесло.

– Неплохо ты придумал, Тагил! – Герда одобрительно покивала.

– Так. Парк пройдем, куда вас дальше вести, туристы? – спросил сталкер, словно не заметив похвалы женщины. – Через час на водонапорку выйдем, а там улица Войнича будет – почти центр.

– Нам… это… к Энерготехникуму надо. Там площадь должна быть за фабричными корпусами, за ней…

– Знаю. Помню, батя, – прервал Герду Вовчик, шустро шагая замыкающим, – там год назад мимикрим конченый висел в проводах. Не знаю, как сейчас. Да, батя?

– Ну и слух у мальчика! – поразилась женщина, перепрыгивая скелет собаки.

– А то, – Тагил обернулся, кивнул сыну, дескать, да, помню. – Знаем это место. Если он еще висит там, конечно!

– Да мы и без мимикрима обойдемся, – отозвался Кот, едва успевая за Гердой.

– Надеюсь, – вздохнул Тагил и резко присел.

Все пригнулись как по команде, вертя головами и стволами, бледнея и холодея от неизвестности и неожиданности – сзади вдалеке раздалась беспорядочная стрельба. Там, где трапезничала химера.

Но Тагил присел не от этого. Он заметил иное.

Далеко на юге, на фоне светлых бетонных стен овощехранилища, длинной цепочкой шли люди. Много людей. Очень много по местным меркам.

Старший дозора группировки «Анархия» коренастый крепыш Богдан, по прозвищу Кубарь, встрепенулся, получив сигнал Зрячего. Разведчик сообщил, что видит людей в количестве пяти на расстоянии в полкилометра к югу. Кубарь потянулся, отгоняя дрему, запросил подробности и, держа микрофон, другой рукой начал отковыривать комочки грязи с наколенников.

– Не могу определить статус и клановую принадлежность, но трое похожи на сталкеров, двое на туристов или ученых. Одна, кажись, баба! – докладывал Зрячий, слывший на армейских базах самым зорким и умелым разведчиком.

– Опа-на! Баско, – ответил старший, – что еще?

– Снаряга у сталкеров так себе, у туристов неплохая. Вроде несут че-то. Кажись, приборы или аппаратуру. Туман, етить, мешает. Не рассеялся полностью.

– Че? Кто там рассосался? Не слышу, говори громче.

– Не могу, Кубарь, – голос в наушниках стал еще тише, – тут свинорылы рядом пасутся, скоты. Услышат, выдам себя.

– А-а, лады. Ясно. Говоришь, ведут проводники туристов? – Кубарь встал, оглянулся.

– Типа того. Хабар есть, и, видно, нехилый. Ценный.

– Баба, ученые, приборы? И куда прут? Точнее давай.

– На юг, строго к Туманску, меж нами и Пустырем.

– Ну что ж, будем брать туристов. Паспортный контроль, етить. Не фиг по нашей территории сапогами чавкать. Зрячий?

– Я.

– Следи, веди их дальше. Я доложусь Фиге. Ща решим в две минуты, как и че. Конец связи.

Не успел Кубарь переключиться на другой канал, весело подмигивая напарнику по дозору Севке Вишне, как новый сигнал от Зрячего заставил его нахмуриться.

– Кубарь, это снова я.

– Чего еще?

– Они не одни, е-мое! Хвост за ними.

– Кто там еще пасет их?

Молчание. Треск в эфире.

– Кто, спрашиваю в хвосте?

– Е-мое. Бандиты. Не один. Несколько. Вижу двоих, далее еще с десяток. Ого! Больше. Е…! Рыл двадцать. Гуськом втихую идут. Явно секут тех туристов.

– Ни фига се туристы! Взвод фраеров за двумя туристами и тремя сталкерами? Че-то мутотень какая-то.

– Ага. Баба и… пацан с арбалетом. Кубарь, так это ж по ходу…

– Полтора! – закончил за того старший свободовец. – Ясно. Опять эта семейка за свое взялась. Надо было их тогда, осенью, псам скормить все-таки. Будут тут, етить их, водить народ, левых всяких по Зоне, по нашей территории. Ну, смотрю, противника набирается прилично, да, Зрячий?

– Так и есть, Кубарь.

– Ладно, секи и этих, – Кубарь взглянул на Вишню, оторвавшись от микрофончика, – плохо, что связи с Фигой нет. Чеши к нему, скажи, пусть пацанов поднимает, работенка есть. Скажи, два десятка фраеров да пяток жертв аборта среди них. Правда, смущают эти Полтора. Третий, поди, Бодайбо – он вечно с ними ошивается. Все, дуй к Фиге. Пулемет прихватите. Больше не надо. Положим коричневых махом. Все, я здесь жду вас.

– Понял, бегу.

Анархист зажал автомат М-4 и понесся в сторону шлагбаума и баз. Кубарь поежился от холода и снова присел на пень.

В это же самое время и от холмистых отрогов Пустыря в оптику электронного прибора «Спектр-2» за «туристами» и их хвостом наблюдал шедший параллельным курсом Пятерня со своими парнями. Пока Мизинец из группы Пятерни добивал сзади последнего из трех слепых псов, нарушивших покой наемников, ломая прикладом карабина СКС хребет мутанту, Средний и Пятерня следили за передвижением далеких целей.

Конечно, банда Басмача не входила в планы Пятерни, и он вообще расстроился, уже полчаса созерцая в оптику два десятка фраеров, но это обстоятельство только лишний раз убеждало в важности и ценности первоначального объекта слежки – группы Тагила.

– Ню-ню, лезьте в мышеловку, котлеты. Скоро амба вам всем, – процедил сквозь зубы Пятерня, лежа на сухой листве под кустом калины с необычно крупными красными ягодами.

– Вроде не осень, шеф, а плоды калины как сливы, – констатировал Средний, лежа рядом и рассматривая куст над собой и ягоды-переростки.

– Ага, слопай ягодку, сынок, поглядим на любителя слив, – зло ответил старший, перевалился на бок и протянул «Спектр-2» Среднему, – на вот, теперь ты зри их, не упусти. Им еще километр чапать до ближайшего укрытия.

Пятерня оглянулся на остальных, разобравших сектора наблюдения и прикрытия. Мизинец закончил с псом, ножом вырезая у него какую-то часть тела, Безымян держал фланг, через прицел винтовки ИЛ-86 осматривая местность. Указат с пулеметом охранял тыл.

Большим среди них был сам Пятерня, а все вместе составляли Кулак, тату коего носил каждый из членов группы.

– Мизинец, канай оттуда. Харэ тушу потрошить, и так весь извозился, как на скотобойне.

– Иду, шеф. Я тут для амулета клык заимел. Известно, что седьмой клык слепого пса ящик пива стоит на черном.

– Звиздец, коллекционер! – скривился Пятерня и закрыл глаза…

Вертолет типа «Хаски» медленно крутил лопастями, видимо, разогревая движки. Кругом суетилась обслуга аэродрома, сновали солдаты, автокары, мобильные станции техобслуживания, электропогрузчики и заправщики.

Майор Хокс прихлебывал горячий кофе из стальной кружки, глядя в мутное окошко мобильного штаба на всю эту суету. Высокий, сутулый, чуть ли не горбатый, с лысой головой, белесыми бровями, конопатыми руками и в униформе рейнджеров США, офицер был похож на гоблина-альбиноса. Золотые коронки всех зубов, шрам на шее от щеки до ключицы, прямой пронзительный взгляд каких-то желтоватых зрачков дополнял образ героя фэнтези и навевал воспоминания о финно-угорских сказках про троллей. Одним словом, мужчина слыл некрасивым, никто его не любил, да и он, впрочем, женщинами не увлекался. Но, говорят же, мужик должен быть чуть красивее обезьяны, вот Хокс и был таким.

Вообще, он являлся выходцем из Ирландии, но эмигрировал в Штаты еще в юности, осел там, вступив в вооруженные силы США. Теперь к своим сорока двум годам он стал майором спецподразделения рейнджеров Восточного блока НАТО, вот уже полгода расквартированного под Вильнюсом.

Задания, если они и возникали, выполнялись быстро и успешно. То агентов или ученых доставить в Зону, то эскорт-услуги и сопровождение VIP-гостей, охрана делегаций НАТО, ОБСЕ и ООН, олигархов, имеющих интересы на Украине и в Прибалтике. Были и «мокрые» дела, в основном в Зоне. Ликвидировать кого-то, обычно неугодного главаря группировки или зарвавшегося барыгу. Раз пришлось найти и убрать посредника между «НовоАльянсом» и «Бастионом», который слил налево инфу о каких-то тайных делах этих двух структур.

И вот сейчас майор и его парни находились в состоянии ожидания вылета в Зону, отчего боевой дух возрастал, а аморальные качества усиливались.

Попросту говоря, отряд Хокса давно стал орудием в черных делишках сильных мира сего, а не солдатами страны, защищающей свои национальные интересы и безопасность. Рейнджеры превратились в наемников, выполняя порой грязные поручения, получая деньги, и, надо заметить, неплохие деньги. Но Хокс не давал расслабиться своим подчиненным, а чтобы хоть как-то уйти от ожирения, лени и пофигизма, заставлял все бонусы за задания перечислять на карты и отправлять на родину, семьям. Плюс постоянная физическая нагрузка, тир, психологические тренинги. За полгода отряд потерял только одного бойца, были раненые, но процент выживших оставался высоким.

Во всем контингенте НАТО группу Хокса знали и уважали. Четкое выполнение задач, слаженность действий, беспринципность, жесткость на грани жестокости – все это вызывало уважение у военных Восточного блока НАТО и было присуще рейнджерам Хокса.

– Майор, есть разрешение, – оторвался от наушников сержант спецсвязи, – распоряжение бригадного полковника на сбор и вылет через десять минут. Полетите в полной темноте. Удачи вам!

– Отлично, сержант! – Хокс подтянулся, поставил кружку на подоконник и бодро развернулся на выход.

Сидящий у двери капрал Блум встал по стойке «смирно».

– За мной, капрал, – бросил ему майор, проходя мимо, – поднимай парней – и на взлетную. Сбор у вертушки. Вперед.

Капрал ответил по уставу и нырнул из блока связи наружу вслед за командиром.

Через восемь минут шестнадцать бойцов в рыже-желтом камуфляже и полной боевой выкладке грузились на вертолет. Последним внутрь военного транспорта вошел Хокс, обернулся на пару секунд, обвел взглядом вертодром, словно прощаясь с этим местом, и шагнул внутрь. За ним закрыли дверцу, и вертушка, ускоряя работу винтов и усиливая гул, оторвалась от площадки.

Коршун легко и плавно парил над бескрайними землями Зоны. Его не смущали ни пасмурная погода, ни серость местности под крыльями, ни темень лесов и ненаселенных пунктов этой страшной вымершей территории. Его никто не трогал, не охотился на него, потому что в небе, кроме коршуна и ворон, больше некому было взяться. Поумневшие редкие люди там, внизу, никогда не палили в птиц, сберегая патроны и не вызывая лишнего шума. Всякая тварь в Зоне знала – шум здесь сродни смерти. Зона не любит шума! Мутанты там, на проклятой и мертвой земле, тоже не могли навредить пернатым, не имея возможности подняться в небо. И только злыми, вечно голодными взглядами провожали этих счастливых свободных существ.

Коршун зорким оком фильтровал черно-грязное покрывало Зоны, высматривал не только крыс и крысаков-недоростков. Что-то необъяснимое и неподвластное его маленькому мозгу творилось сейчас там, на земле. Вроде бы еще ничего конкретного, но странным образом в одно место с разных направлений стекались черные точки – люди и мутанты. С востока, севера и юга к серому в дымке пожаров и аномалий Туманску приближались двуногие, а с запада в него струей втекала стая слепых псов до полусотни голов.

Что их всех так влекло сегодня в это заброшенное мертвое место?! Зомби и скелетоны, фантомы и мутанты, населявшие город, бродили по серым улочкам и площадкам, заросшим мать-и-мачехой, осотом и крапивой, оберегая свои владения.

Коршун засмотрелся на одну высокую фигуру на краю перелеска, черную и неподвижную, и не заметил высотной спиралевидной «воронки». Аномалия чавкнула, словно живой хищник, и коршун мгновенно исчез в ней, оставив коричневое перо, по спирали устремившееся вниз.

– Кубарь, я Зрячий. Как слышишь меня?

– Слышу, слышу тебя, Зрячий. Докладывай.

– Туристы галопом проскочили ферму и химеру. Кажись, удачно. Теперь ушли за сельхозсвалку прямиком к городу. Вы-то где, е-мое?

– Да выдвинулись уже. Идем. Как они химеру-то прошли?

– Не видел. По низинке. Всего раз стреляли. Вроде «ВОГом».

– Странно. Мимо Стража наших земель?!

– Химера жива, цела. Вижу ее в оптику.

– Еп… Не понял я ваще-е.

– Я у фермы, в кузове «ГАЗона». Жду вас.

– Что бандиты?

– Не понял тебя, старший.

– Бандиты где, спрашиваю?

– Да залегли вдоль низины. Видать, кумекают, как быть.

– Мы мимо колонки старой проходим, где вечная «энерго». Где фраеры эти?

– Колонка? Понял. Тады рядом почти, метрах в полутораста к югу, в низине.

– Ясно, перестраиваемся. Достанешь? Поддержишь, если че?

– Так химера ж тут! Кубарь, как я? Сразу смекнет, откуда палю.

– Ясно. Конина, еп! Сиди, жди. Когда парни повоюют… Отбой.

Парни повоевали.

Предупрежденные анархисты рассыпались подковой, охватив пригорок, рощицу за шлагбаумом КП и дорогу через деревушку Чернятки, владения скелетонов. Остальных стрелков отправили в центр, к кустам рябин и ольхи. И вовремя.

Бандиты не нашли ничего лучшего, как дернуть через холмы, по краю земель «Анархии», надеясь на легкий незаметный проскок, и обогнуть Стража за фермой. Итак, след туристов и Полутора простыл, а еще нагонять их бегом придется.

Огромная, еще не старая, вечно голодная и злая химера была в некотором роде часовым-мутантом, бдительно и надежно охранявшим территорию со стороной примерно в полкилометра. Исключая, конечно, случай с Полтора, где ее нахально обманули. Мускулистое, покрытое волдырями и остатками щетины тело гигантской рыси-мутанта постоянно вибрировало, меняло цвет и источало тошнотворный мускусный запах. Пока пасть, усеянная отвратительными клыками и резцами, перемалывала плоть жертвы, бесформенные уши и особые сегменты у головы держали под контролем все вокруг, мгновенно посылая сигналы в двойной мозг чудовища. Химера не боялась никого и любила всех и все… пожрать! Зверь был настолько прожорлив и неразборчив в еде, что в необъятном желудке его иногда находили совсем неудобоваримые предметы – оружие, обувь, элементы снаряги и даже игральные карты и домино. И можно было догадаться, кем и сколькими трапезничал Страж земель «Анархии».

В свою очередь не предупрежденные бандиты гурьбой высыпали из низинки за пригорок, хотя Басмач со своим окружением немного приотстал. Так, на всякий случай, как обычно.

Укроп с подвязанной к шее культей в кровавых бинтах, обходя столбик завихрения высотой метра три на пятачке травы, первым увидел матовый блеск зеленого гранатомета в кустах. Он никогда не отличался сообразительностью и уравновешенностью, хотя и слыл в банде глазастым отмычкой. Бандит дико заверещал, словно в «зыбь» наступил. Этим и спас остальных.

Кто успел упасть, кто нырнул и покатился обратно в низинку, а Укроп и еще двое лохов не успели…

Несколько стволов из разных точек ударили по ним почти прицельно. Укропа вообще изрешетило всего с ног до головы, в которую угодила снайперская девятимиллиметровая пуля. Двое его товарищей также упали мертвыми, причем один угодил в столбик вихря. «Смерч», а это был он самый, махом закрутил отброшенного пулями бандита. Завертел так, что его тело и конечности закрутило веретеном. Но бедняга уже не ощутил новой боли, так как мгновенно умер секундой раньше.

– Валим на хер отсюда-а! – заорал Басмач, увлекая своих на другую сторону низинки, – ща здесь полный шухер…

– «Анархия», падлы-ы! – кричал главарю Турандот, перескакивая через высокую крапиву и кусты.

– Шухер, пацаны-ы!

– Атас-с!

Бандиты, как муравьи от кислоты, сыпанули вверх на ту сторону низины, забыв, что выдали себя и туристам и химере. И жопы подставили Зоне.

«Анархия» не стала преследовать фраеров. Зачем выдавать себя Стражу да светиться перед бандой и туристами. Бойцы в пятнистых зеленых униформах притихли в засаде, не двигаясь с мест.

Химера в пять секунд преодолела путь до бетонных колец, выскочила в низинку, рыча и дергаясь всем телом из стороны в сторону. Запахи и тепло шли отовсюду, и оба мозга зверя не могли решить, куда бросаться.

Бандиты, перестав орать и материться, припустили к окраине Поля чудес, кишащей артефактами и аномалиями. Анархисты затаились. И только кусок мяса в обертке вертелся шаурмой в аномалии.

Химера сделала шаг, другой в сторону «смерча». Уж больно вкусно пахла жареная плоть, издавая сладковатый приторный запах. Но чутье мутанта и опыт подсказывали: нельзя. Зверь отступил, схватил клыками труп Укропа из лужи крови и небольшими скачками рванул в свое пристанище под деревом. Через полминуты он снова стал Стражем.

У Пятерни чуть глаза не вылезли из окуляров бинокля от увиденного. Рядом тихо матерился Средний, прильнув к оптике винтовки СГИ-5.

Откуда-то из ложбинки между городской свалкой и гумусной ямой бывшего совхоза по одному, а где и по двое, появились, как черти из табакерки, люди. Они и вправду были похожи на чертей – черно-смуглые, грязные, невысокие оборванцы. Не зомби, не скелетоны. Натуральные азиаты – китайцы, узбеки, таджики, киргизы. Вооруженные, вроде бандиты, но какие-то оборванцы, да еще и в количестве, не укладывающемся в голове. Для Зоны полторы сотни человек с оружием скопом в одном месте – это было немыслимо! Со времен военных зачисток с привлечением армейских подразделений и техники, где число участников операции достигало сотен солдат, такого, как сейчас, больше не знали, не видели.

Азиаты тем временем миновали заросшую лебедой и крапивой узкоколейку, упирающуюся в склады совхоза, и ручьем потекли в обход.

– Сколько насчитал?

– Идут и идут, мля. Шеф, че же это такое? У меня глюки?

– Ну, тогда и у меня тоже, еп, – шепнул Пятерня, – я полтораста отметил. Охренеть!

– Азиатский корпус Хо Ши Мина. Прут, будто аномалий нет и мутантов. Как их Зона терпит?

– Помолчи, Средний. Ждем, следим. Потом им в хвост.

– Шеф, ты че? Их же там…

– Помолчи, сказал. Считай лучше и морды запоминай – врага надо знать в лицо! – хмыкнул Пятерня и глубоко задумался.

– Как же в лицо? Они все на одну рожу, узкоглазые.

– Ждем, мля. Все.

Тагил, справившись с недоумением, повернулся к своим попутчикам:

– Армия Трясогузки а-ля Мао Цзедун пересекает наш путь и входит в город. Как вы смотрите на это, господа заказчики? Это тоже не ваши?

Троица переглянулась, пожимая плечами. Похоже, им незнакомы были те оборванцы количеством почти в две роты, что и отразилось на их растерянных лицах.

– Нет, наших тут не может быть, – констатировала Герда, переминаясь с ноги на ногу. – Тагил, что делать? Их же много. Сможешь что-то придумать?

– Ну-у, можно Шао-Линь устроить, чемпионат по ушу или карате.

– Я серьезно, сталкер! – более сердито сказала женщина.

– Одно знаю – не хрен сидеть тут на открытом месте и ждать, когда азиаты в цепь встанут и на нас двинут, – ответил Тагил, соображая что-то свое.

– Почему азиаты? – отозвался Роман.

– Дайте ему оптику, пусть зазырит, – кинул сталкер и глянул на сына: – Вовка, дуй вперед, ужом ползи, лети голубем, но аккуратненько выследи, куда они в городе двинут, в каком направлении. Сообщишь мне сигналом или на КПК, только шифром нашим, понял?

– Да, бать.

– И аномалий стерегись, сын.

– Батя, че как маленькому-то? Не первый раз уж…

– После Вспышки могут новые появиться, незнакомые. Гляди в оба. Всех касается.

Сталкер серьезно оглядел спутников, затем подтолкнул пацана:

– Давай, дуй, Вовка. Фейерверк-то у тебя есть или дать?

– Найдется. Ну все, покеда всем, – бросил малец и, пригнувшись, осторожно побежал мимо кустов и щитов объявлений в конце парка.

– Сидим, курим пять минут, а то потом нельзя будет, – сказал Тагил, уселся на полурассыпавшийся бордюр и достал пачку папирос.

– Почему потом нельзя? – Роман выпятил губу, полез за своим «Кэмелом».

– Смеркается, ночь впереди. Любой огонек за милю видно будет. Да, проводник? – улыбаясь и вытряхивая карман, ответил за Тагила Кот.

– Правильно, Котяра. Молодец, садись, пять! – пошутил сталкер, затягиваясь и пуская первое облачко дыма. – Хоть кто-то тут соображает.

– Да ладно уж, – Роман обиженно выпятил губу еще дальше, надул щеки и искоса взглянул на женщину, – вроде и мы не дураки.

Герда вместо сигарет достала банку немецкой тушенки, махом вонзила нож, вскрыла ее, стала ковырять и острием подцеплять куски неплохого мяса – без жилок, сисек-писек и почти без жира. Она смачно жевала за обе щеки, снова поддевала любимое лакомство всех сталкеров и с ножа ловко снимала мясо пухлыми губками, помогая язычком слизывать с лезвия остатки.

Тагил прищурил глаз то ли от дыма, то ли от удовольствия наблюдать за ней, но взгляда не отводил. Бросала на него хитрые игривые взоры и она, продолжая трапезу и показушные движения. Все испортил Кот:

– Сладко хаваешь, милая.

– За собой следи, несладкий мой, – парировала Герда.

Но, видимо, кончилась тушенка или сбился озорной настрой – женщина вздохнула, намеренно подольше и смачнее облизывая губы, и отбросила в траву пустую банку. Обтерла нож, убрала. Выпила из фляжки воды, повернулась боком к сталкеру и заговорила:

– Тагил, нас и вывести надо будет тоже. Подождешь денек? Договоримся, а?

– Опс.

– Че нас выводить, чай, не дети?! – удивился Кот, зыркая на женщину и сталкера. – Сами дойдем, я путь запомнил. А?

– Бандиты, химера, китайцы, тащить груз – тоже все на тебе будет? Все сам осилишь, дорогуша? – вопросом ответила Герда, даже не обращая внимания на предложения товарища, а пристально изучая мимику сталкера, пытаясь понять, о чем он сейчас думает.

– Я грузчиком не нанимался. Вовка тоже. Химеру второй раз так не проведешь, – медленно проговорил Тагил, докуривая папиросу.

– Ясно. Ну, лады, сталкер. Нет так нет. Умолять не стану, поищем кого-то более сговорчивого, – Герда играла, проверяла.

Она сняла бандану, поправляя волосы, снова стала надевать косынку. Тагил пожал плечами, затушил окурок, поднял банку, выброшенную женщиной:

– Не оставляйте следов, господа туристы. Вычислят махом.

– Так ночь же почти уже, какие следы?! – опять напомнил о себе Роман.

– Ядрен батон, слышь, ты, умник? Смотри и запоминай, – с этими словами Тагил бросил пустую банку метра на три в сторону, – видишь ее?

– Ну да, – шепнул очкарик, конфузясь в очередной раз, – блестит.

– Вот-вот. Ночью многое видно, несмотря на темень. Плюс она щас сожрала тушенку, а это запах мяса. Нож вытерла о штанину, пальцы в жире. Да от нее хавчиком полкилометра нести еще будет. Тут любой мутант пристроится в кильватер, мля. Еще есть вопросы или предложения?

Тишина была ему ответом.

– Все, покурили, пожрали, языками покалякали – теперь подъем. Пока не спустилась ночь, дойдем до укрытия – и спать до утра. Завтра трудный день будет, чую. Сегодня прогулка была, да и только. И окурки замаскировать живо. Все, пошли.

Попутчики засуетились, готовясь к выходу, пряча следы перекура. Только Герда хмыкнула и тихо шепнула почти в затылок Тагилу:

– Не пожрали, сталкер, а покушали.

Проводник цыкнул и пошел первым. За ним поплелись остальные, причем женщина тщательно вытирала на ходу губы, пальцы и бедро, внемля замечанию профессионала.

Четыре фигуры скрылись в темноте парка, слегка освещаемого всполохами воздушных аномалий и слабо пробивающейся сквозь тучи луной. Следов на старом асфальте не осталось, только отливала жестяным блеском банка из-под тушенки, лежащая в траве в стороне от дорожки.

Прозвище Бодайбо к сталкеру прилипло еще пару десятков лет назад, до Зоны. Он тогда нанялся в старательскую артель «Саха» дизелистом, работал вахтами. Сезон золотодобычи короткий – с мая по октябрь, у некоторых специалистов типа его – месяцем раньше и позже, так как нужно приезжать раньше всех с геологом и мастером настраивать драгу к летней работе. После октября – демонтаж. И на зиму до апреля – лафа-а! На Большую землю. С карточкой, на счету которой пол-«лимона». Но и судьба золотодобытчика – не сахар. Непогода, комары с мошкой, отсутствие нормального быта и при этом тяжелая работа с насосами и в дизельной, где всегда что-нибудь ломается, а мастер орет, словно медведь-шатун в тайге. Начальник артели ваще царь и бог – и премией одарить может, и кулаком по морде, если план срываешь или портачишь со своим железом.

Вкалывал в районе «Золотого треугольника» Бодайбо – Алдан – Олекма. Девять лет бобылем, без семьи, без дома, черствея душой и старея телом. Прокуренный, закодированный три раза от проклятой водки, отчаявшийся и уставший больше морально, чем физически, Бодайбо, как его прозвали местные друганы по артели и якуты, решил покончить со всем этим одним махом. Как-то знакомый поведал о таинственной территории под Сретенском, где «поле дураков», романтика и адреналин, что полностью завладела его разумом. Он собрал пожитки и с товарищем рванул на запад. Так Бодайбо стал сталкером, причем неплохим, на счету которого в Калининграде, в отличие от вскоре погибшего товарища, имелась неплохая сумма, а благодаря навыкам и знаниям, полученным еще со времен таежных «туров», авторитет и слава его в Зоне росли.

Уже здесь он сдружился с Тагилом, вместе излазили Зону вдоль и поперек, позже появился пацан, которого отец привез с Большой земли для становления личности. Общие дела у Бодайбо с Тагилом случались редко, в основном Полтора бродили вдвоем, но если они нуждались в прикрытии, а на кону маячили хорошие бонусы, то Тагил звал в помощь товарища. Либо Бодайбо просил их составить компанию. Часто приходилось выступать в роли проводников, но заказы на артефакты или органы мутантов тоже появлялись нередко.

На этот раз Полтора пошли одни и повели в Туманск трех заказчиков с Большой земли. Странного в этом ничего не было: они постоянно предупреждали друг друга о планах и предстоящих маршрутах. Так, в целях взаимовыручки, на случай возникшей необходимости в помощи. Полной надежды на КПК не было, поэтому и пользовались простым проверенным способом. Это как уезжающая в отпуск семья оставляет ключи от квартиры соседям – только надежным и честным людям.

Тагил вкратце поведал товарищу о своих планах: когда, куда, с кем. Вовчик торчал здесь же, рядом, почти не обращая внимания на шепот мужчин, потягивающих пивко, вяло ковырял вилкой макароны и думал о своем.

Полтора ушли с троицей клиентов рано утром, сразу после Вспышки. Обещали вернуться через три дня. Вроде ничего подозрительного и опасного ни в их компании, ни в маршруте. Но вечером того же дня на КПК Бодайбо, который и сам отправился в недалекий поход, пришло сообщение. Странное и непонятное: «…Если и дойдем до места… обратно никак. Они не те… не одни».

Бодайбо затушил угли, расправил нахмуренный лоб и в который уже раз послал запрос товарищу. Связи с Полтора не было, либо сообщения просто не доходили до адресата по каким-то причинам. Район их маршрута от «Теплого стана» через Неман до Туманска слыл ясным и чистым эфиром и прекрасной связью. Это не Болота или АЭС, где хрен достучишься до абонента.

Бодайбо смачно высморкался, вытер лицо платком и подхватил снарягу и оружие. Выглянул в щель, осмотрел местность, вылез наружу из старого ржавого баркаса и осторожно, но сноровисто снял и прибрал в рюкзак сигналку – обыкновенную растяжку, только вместо гранаты – жестяная банка из-под кофе, набитая горючей смесью и петардой. Кстати, такие штуки его когда-то научил мастерить Тротил – не зря в ВДВ служил, причем в десантно-штурмовом полку.

После того как Вспышка ночью временно разогнала тучи и свинцовый тон небосвода Зоны, сейчас пасмурное утро и моросящий дождик вмиг вернули сталкера в явь и обыденность типичных будней. Он накинул капюшон брезентовой куртки, поправил респиратор на лице и, взглянув в сторону разбитой понтонной переправы через Неман, зашагал к ней вдоль берега.

На помощь Тагилу и его сынишке, которые явно нуждались в таковой. Это Зона! Здесь так.

Китайская армия. Азиатский корпус. Войско Чингисхана. Золотая Орда. Как только не называли их те немногие, кто узнал про двигающийся внутрь Зоны, в район Туманска, сводный отряд рекрутов-интернационалистов.

Всего неделю назад в торговых рядах Калининграда появились люди монголоидной расы, в черных коротких кожанках, кепи, в золоте, на дорогих тачках и объявили набор в некую коммерческую структуру недалеко от города.

Они также посетили строительные и овощные базы, трущобы пригорода, палаточный городок гастарбайтеров на окраине Калининграда. Под видом нанимателей от учредителя фирмы, занимающейся якобы сельхозработами, они записывали всех подряд – молодых и пожилых, здоровых и больных, но всех только азиатской внешности. Обещали хорошие заработки в короткий срок, а главное – помощь в продлении временной прописки, что было очень важным в среде эмигрантов. Для пущей уверенности и спокойствия каждому явившемуся в условленное время на сборный пункт выдавали подъемные – по пятьсот рублей. Одежду посоветовали взять потеплее. И все. Все-е!

Набралось сто семьдесят человек – выходцы из Средней Азии, Монголии, Китая, частично из Бурятии и Тувы. Были и кавказцы, и молдаване, и калмыки. Не все раскосые, но все полубомжи, бездомные и безработные.

На КП у Рубежа построили, выдали противогазы ГП-5, вещмешки и рюкзаки, пайки, аптечки, дождевики-клеенки и оружие. Последнее не отличалось добротностью – дробовики разных калибров и размеров, мелкашки, пистолеты, ракетницы, ящик гранат на ораву и колюще-режущее. Палки, шесты, факелы, фонарики, лопатки. Сделали всем по уколу от радиации. И сообщили истинную цель и маршрут. Зона отчуждения. От Рубежа к Туманску между Пустырем и Болотами пешим ходом восемь километров по пересеченной местности до НИИ, где им определят основную работу. Оружие и прочую снарягу – для возможной обороны от зверей и бандитов.

Сразу с десяток гастарбайтеров зароптали, заволновались. Им сразу пояснили – пусть, дескать, валят к черту. Но сдадут деньги, барахло – и своим ходом до Калининграда, а это сто с лишним кэмэ. А здесь, кто дойдет молча, по пять тысяч на месте и по три в обратку, в Калининград. Народ покивал, поплевал, пошушукался, но согласились все.

На рассвете двадцать шестого апреля пошли вытянувшейся вперед змейкой друг за другом. Впереди два местных хохла, два сталкера-любителя, Палас и Копчик. За ними трое из крутых калининградских – Сузуки, Пончик и Кастет. Затем вся орава вольнонаемных, замыкающими – братья Лапа и Коготь. У сталкеров были автоматы, у Пончика раритетный пулемет РПД-42, Кастет вообще надыбал где-то ППШ, чем постоянно хвалился.

Топали нормально, без истерик, нытья и дезертирства. Азиаты вообще слыли смирными и податливыми, немного мутили воду кавказцы, но их, семерых, не воспринимали всерьез, а мата Сузуки хватало, чтоб заткнуть им рты.

Когда на отряд напала стая слепых псов, азиаты палили как ошалелые. Мутанты, потеряв половину, в шоке от канонады поспешно скрылись в кустах Болот.

Потом были нападения свинорылов, кабанов, крысаков. Снова собаки, стаи крыс, волки. Отряд повергал в бегство зверей Зоны шквалом дроби и картечи, исступленно расстреливая их из всех стволов. Полдесятка покусанных в счет не шли. Их подлатали и шли дальше. На точке между Пустырем и деревней Ольховаткой ложбина с аномалиями безвозвратно забрала двоих. «Воронка» и «жаровня». Не оправившись от ужаса смерти товарищей, в «зыби» погряз третий. Он истошно орал и плакал, прося сначала о помощи, а потом просто пристрелить его. Аномалия сдавила его так, что полопались сосуды на шее и лице. Так и осталось тело молдаванина торчать по пояс раскуроченным из серого пятна «зыби» размером два на три метра.

Испуганные азиаты двигались дальше, молясь Будде, Аллаху и прочим идолам Большой земли. Никто из них не знал про Зону, не умел толком стрелять и выживать в боевых условиях. Никто и не соображал, что здесь творится.

Хуже стало на душе, когда на окраине Пустыря напоролись на квад «Пепла». Обалдевшие бойцы в черно-красной униформе не могли поверить своим глазам, а потом ушам, слушая лепет авангарда чужаков.

Палас и Копчик молча курили, держа пальцы на скобах автоматов и следя за разборками своих старших с пепелевцами. Когда Сузуки и Кастет обступили командира квада, пытаясь на своем блатном жаргоне доказать свою правоту и якобы честные намерения, бойцы «Пепла» почти незаметно рассредоточились, беря на мушку головную часть отряда незнакомцев. Это разгадал Пончик и наставил пулемет на противника.

Обстановка накалялась. Пепелевцы понимали, что тягаться с двумя ротами чужаков не хватит сил, патронов и времени для перезарядки, но и знали главную свою задачу – любыми способами искоренять всю нечисть Зоны, начиная с мутантов и заканчивая двуногими отбросами общества. Вызывать подмогу тоже не хватало времени. И командир квада видел, что отряд новоприбывших понимает это. Поговорили нехорошо, но до срыва не довели. Обе стороны смекнули, что к чему, и разошлись. Пепелевцы пошли к Пустырю, явно обдумывая ситуацию, разрабатывая план и пытаясь связаться с базой, а «войско Батыя» направилось дальше, к Туманску.

По пути напоролись на вооруженных зомби. Полтора десятка обеспокоенных психов, завидев людей уже на близком расстоянии, открыли беспорядочную стрельбу. Сузуки даже не успел слова сказать, приняв бывших военных-стройбатовцев за мирный дозор типа пепелевцев – пуля вошла ему в щеку и вырвала на затылке кусок черепа. Рядом попадали мертвыми еще трое, пока отряд не ответил пальбой из всех видов допотопного оружия.

Кучку зомби смело как метлой.

Пока азиаты оплакивали мертвых товарищей, перезаряжались и обсуждали скоротечный бой, четверо зомби снова поднялись и разрядили в сторону непрошеных гостей остатки обойм из АКСУ.

Этого никто не ожидал! Даже недавние отмычки Палас и Копчик, забыв, что этих ходячих мертвецов необходимо добивать контрольными, от испуга и неожиданности попадали в грязь. Азиаты залегли всей цепью, причем один упал в «стеклоток», заорал, катаясь по дерну, и замолк через минуту. Аномалия, висевшая на кустах бузины и ниспадавшая космами на землю, сожгла беднягу до костей. Завоняло паленым мясом, приторный сладковатый запах окутал местность. Отряд зашептался и запричитал.

В авангарде Пончик быстро разобрался с зомби, положив их очередью из РПД-42. Кастет приказал одному из туркменов пойти и добить извивающихся уродов, что тот и сделал.

Мертвых Сузуки и пятерых гастарбайтеров обшмонали, положили рядышком друг к другу и прикрыли срезанными ветками. К истлевшему в «стеклотоке» трупу побоялись притронуться, поэтому оставили его как есть.

Потопали дальше.

По-настоящему страшно стало на подходе к Туманску. В бывших пригородных садах перед овощехранилищем повстречали злыдня. Это вечно злое и сильное чудовище хоть и считалось малоподвижным и тихоходным, зато отличалось живучестью и нестандартным методом обороны. И нападения тоже!

Не успел Палас крикнуть и предупредить, что мутанта беспокоить не нужно, как Кастет пустил очередь из ППШ в тушу зверя, ковыряющегося в кустарнике.

Отряд впал в ступор, поняв, что никакого урона пули этому уроду не нанесли. И запаниковал, чуть не бросившись врассыпную. Мутант дико зарычал, повернулся и потопал к обидчикам. Его массивное коричневое тело размером с приличного буйвола, только на коротких толстых ногах и с безобразной мордой, проламывалось сквозь кусты и мелкие деревца. В него начали стрелять. Двое, четверо, затем почти десяток людей. Он только вздрагивал, свирепо рыкал и пер локомотивом дальше. Метрах в семи от стрелков зверь резко топнул гигантской лапой, и ближайшие четверо азиатов разлетелись в стороны. Кто-то заорал, кто-то тонко завизжал, Палас с Копчиком, даже не стреляя, побежали прочь. Пончик, в прошлом вышибала в калининградском ресторане, зычно матерился, пытаясь совладать с заклинившим пулеметом. Кастет тоже, выпустив остаток диска из «шпагина», искал в траве отброшенный ударной волной зверя запасной магазин. Пара таджиков заверещала, пятясь назад и схватив ружья за стволы, словно палки.

Вдруг один китаец, видимо, возомнив себя мастером кун-фу, стрелой побежал к чудовищу с палкой наперевес. И, о чудо, ему удалось достичь цели на глазах изумленных и напуганных товарищей. Он с разбегу вонзил острый конец шеста в ухо твари, воткнув его чуть ли не на полметра. Злыдень взревел движком «Белоруса», дернулся и двинул двуногого врага задней частью туловища. Хрустнули кости нападавшего, тело его мешком отлетело метров на пять и затихло в нелепой позе, говорящей о неминуемой кончине.

Мутант снова зарычал и шмякнул лапой о землю. В воздух взвились листья, трава, куски почвы, пыль. Тела мертвых, раненых и живых отбросило на десяток метров, ломая им кости, разрывая мышцы и внутренности.

Пулемет расшиб в кровь лицо Пончику, повергнув в падение хозяина, Кастет катался по траве, зажимая живот, какой-то казах вынимал из глаза обломок ветки.

Кто-то, кажется, китаец, скомандовал сомкнуться, мигом построив группу ближайших к нему соратников в две шеренги. Первая припала на колено, ощетинившись стволами дробовиков, вторая, стоящая, дружно приставила приклады к плечам. Китаец резко крикнул, и залп нижних стрелков чуть не опрокинул мутанта, разорвав ему бок. Пока чудовище приходило в себя и поворачивалось к обидчикам, прогремел гром стволов верхнего ряда. Морду злыдня как автогеном срезало. Месиво плоти, кожного покрова и крови разинуло пасть. Очень немаленькую такую пасть! И застонало.

Китаец, как оказалось позже, на родине у себя дослужился в армии до офицера, затем его выгнали за пьянку. Он четко отдавал команды и молниеносно оценивал ситуацию. Ростом выше земляков-коротышек, с лицом, усеянным морщинами, он махал смуглыми руками, жестами призывая к исполнению своих ЦУ. И взвод азиатов слушался его беспрекословно.

Пока одна шеренга перезаряжала оружие, другая стреляла. Дружно, точно, одновременно. Как на стрельбище.

Залп. Снова. Еще. Еще.

Мутант споткнулся, топнул, но эффект был уже не тот. Уже не шквал, а так – сильный ветер. Крысам, может, помеха.

Пончик утер кровь, размазав ее по лицу, справился с затвором РПД-42 и застрочил, целясь в неповрежденный бок твари. Ствол пулемета-раритета выпустил длинную, в сорок семь пуль, очередь.

Когда эхо пальбы, криков и рева рассеялось вместе с дымом и пылью от садовых почв, злыдень лежал на брюхе, утробно гудел, агонизировал и пускал кровавые пузыри. Тело его напоминало тушу со скотобойни – все в крови, мясо выворочено, не видно целого места.

Азиаты радостно заголосили, обнимаясь и прыгая. Они восторженно галдели на своем языке, хвалили своего земляка, сплотившего их в организованную группу, а также Пончика, пытающегося насадить запасной диск на пулемет. Он сидел скрестив ноги, отрешенно принимая похвалы и благодарности. Лицо красное и потное, ссадина на лбу, зуб выбит. Дрожащие пальцы непослушно справлялись с железом оружия, а разбитые губы шептали одно:

– Завалили. Завалили-и!

Бывшего офицера звали так сложно, что вернувшиеся сталкеры-отмычки дали ему прозвище КНР.

– Мао КНР, на это теперь отзывайся, понял? – хлопал китайца по плечу Палас.

– Пониль, пониль, – отвечал тот и широко улыбался, обнажая ровные белые зубы.

Вечерело.

Отряд снова выстроился в цепь и двинул из садов вдоль овощехранилища в обход.

Через час азиаты вошли в город.

Внезапно взвившаяся в черноту ночи ракета заставила инстинктивно присесть и проследить за ее падением всеми четырьмя парами глаз. Когда отблески ее пропали, Тагил повернулся к спутникам:

– Вовка направление показал, где это войско татаро-монгольское находится и куда двигает. Идем параллельно. Соблюдаем тишину. В этом городке тварей как вшей под мышкой. Кот, держишь зад.

– Понял.

– А Вовка как? – спросила шепотом Герда.

– Присоединится к нам позже, – пояснил сухо Тагил и, блеснув в темноте зрачками, добавил: – Пошли.

Они крались вдоль складов на задах овощехранилища, где недавно прошла китайская армия. Натоптали порядком, разогнав местную живность и показав тропу, свободную от аномалий. Сталкер быстро повел свою группу туристов туда, затем встал в стойку, как борзая на охоте. С минуту он вглядывался в местность между водонапорной башней и Аллеей Славы, примыкающей к райкому. Прислушивался. Среди многозвучия ночного города он четко улавливал нужное и отсеивал прочее.

– Пошли.

Снова двигались извилистым путем, прижимаясь к стенам зданий и кустам, избегая открытых мест. Артефактов почти не находили, видимо, их уже собрали другие. Так, подобрали пару «стекляшек» и «слезу», обошли «смерч» и «волосы». Последних в городке «росло» немало.

– Стоп, – остановил всех сталкер через двести метров, – все, харэ, надо ночевать, вот место подойдет. А то и вы валитесь с ног, и темень опасная. Залезем, не дай бог, еще во что-нибудь в конце пути. Вот корпус водокачки, вышка. Вон там детский сад. Там войско азиатов остановилось, видите?

– Не-а.

– Нет.

– Там они, – сообщил Тагил, – на ночлег встали. Все, сворачиваемся. Пошли.

Группа проникла в полуоткрытые ржавые ворота, миновала площадку, захламленую за тридцать лет и поросшую бурьяном, и очутилась внутри административного корпуса.

Здесь все было опутано и забито «стеклотоком», «волосами» и «зыбями», кое-где били «энерго», в углу коридора зарождался «студень».

Турникет проходной показался Тагилу подозрительным – какой-то он подозрительно целый через тридцать-то лет, ни плесени, ни пыли. Луч фонарика высветил и пару скелетов рядом с ним. Один принадлежал мутанту, другой человеку. Хотя нет, не человеку, а зомби, от которого остались полусгоревшие брюки и галстук да пряжка от ремня.

– Так, стойте тут, Кот, держи тыл, вы оба – коридор. Я пройду, гляну, где нам заночевать, – сталкер шагнул к старому лакированному столу, – и смотрите, в меня не пальните с перепугу.

– Ясно.

– Вовка может подойти. Кот, не угробь мальчишку. Все. Тишина. И стоим на месте, никуда не суйтесь. Турникет опасен.

– Мы что, здесь, в этом бедламе ночевать будем?

– Да.

– Мда-а-а!

Тагил стал перелезать через стол, предварительно сыпанув на него горсть канцелярских кнопок. Вроде нормально. Мебель не выдержала веса мужчины и рухнула, сложившись карточным домиком. Сталкер отделался легким испугом и синяком на руке.

Троица заказчиков взволнованно переглянулась и снова уставила стволы в стороны.

Тагил чертыхнулся и попер дальше. Вскоре он скрылся за поворотом коридора, хрустя берцами по битому стеклу первого этажа.

Когда звук его шагов стих, Кот полуобернулся к женщине:

– Утром дойдем до места, там, судя по навигатору и разведданным, футбольное поле старое. Вертушка сядет там, я так понимаю?

– Правильно понимаешь, – шепнула Герда, – давай тише, Кот.

– Да ладно, че уж сейчас скрывать? Мы же их завалить не хотим?

– ???

– Не понял!

– Роман, ты что думаешь? – женщина глянула на седой висок товарища, вглядывающегося в небольшой «смерч» метрах в пяти от себя.

– Зачем их ликвидировать? Пацан совсем. Да и сталкер нормальный, не отморозок обезбашенный. Фартовый, видно. Честный. Таким жить да жить! Да и ничего они не знают. Зачем убивать?

– Ладно, посмотрим еще до завтра. Хотя ЦУ шефа помните? Ни одного свидетеля.

– Так эти Полтора свидетели чего? Довели, помогли выжить нам. Больше ничего не знают, не видели. Нехай сваливают восвояси, – отозвался Кот, пытаясь закурить.

– Убери сигареты. Нельзя же, – бросила Герда.

– Ой, да ладно тебе, дорогая.

Кот опустил ствол автомата, повисшего на ремне через плечо, попытался чиркнуть зажигалкой.

– Эй, – раздался почти детский голос снаружи, из-за двери, висевшей на одной петле, – не нужно этого делать.

Все дернулись от испуга, выставляя оружие на звук.

– Свои, свои, не пальните только.

В дверном проеме обозначился силуэт Вовки. Пацан держал арбалет взведенным, аккуратно входя в помещение. Он уклонился от патлы «волос», вошел вовнутрь, встал рядом со взрослыми:

– Батя где?

– Туда утопал, – кивнул Кот, держа сигареты и зажигалку в кулаке, – осмотр здания. Ты как, пацан?

– Пучком все. Ладно, ждем его. – Вовчик присел на радиатор батареи отопления, достал КПК, стал там что-то набирать.

– Какой красноречивый подросток! – усмехнулась Герда.

– А то, – Вовка глянул на всех троих, на секунду оторвавшись от занятия, – вас от забора слышно. Хотите зомби навлечь на себя?

– Нет. А что слышал-то? – ехидно хмыкнул Кот, теребя сигарету.

– Ничего. Про сигареты и курево. Нельзя, батя же предупреждал вас поди?

– Ну. Было. Так тут не улица, не поле вроде.

– Вон в том углу, за дядькой Романом, аномалия стремная. «Чернушка».

– Опс.

– Да ладно?

– Не вижу ничего. А вы?

– Я тоже. С чего ты взял, парень?

– Вовка?

– Что? Вова меня звать! – пояснил юный сталкер, пиликая кнопками КПК, будто в тетрис играл. – «Чернушка». Она самая! Тень в тени, чернь в черноте. Приглядитесь. Всего квадратный метр площадью, а опасная, зараза! Реагирует на искру, огонек, факел. Если чует огонь, выстреливает пучком паутины, прочной, как стальная проволока, черной и липкой, как смола гудроновая. Уродует того, кто близко к огню. На фонарик, свет КПК, блестящие предметы не стреляет, только взводится. Не терпит огонь в буквальном смысле этого слова.

Все трое, потеряв дар речи и всякую смелость, с открытыми ртами слушали пацана, щелкающего клавишами КПК. Затем перевели взгляды на угол коридора позади Романа. И действительно, метрах в трех среди непроглядной тьмы чуть-чуть выделялось пятно черной краски на уровне от плинтуса до трети высоты стены. Черное на черном.

– Звиздец!

– Господи Иисусе.

– Убери к чертям собачьим свою зажигалку, Кот, – процедила строго сквозь зубы Герда.

– Да понял, понял.

– И что мы вот так стоять будем, ждать?

– Ща батя позовет, пойдем. Пока ждем, – ответил Вовка.

– И что именно с человеком делает эта стреляющая паутина? – шепотом спросил Роман, боясь своего голоса в тишине коридоров.

– Ну, говорят, оплетает курящего, например голову, и сжигает. Источник огня, короче, гасит. Этакий пожарник.

– Смешно? Мне нет.

– Ну, мне тоже, – улыбаясь в темноте, промолвил парень.

Наступило молчание, прерываемое тихим щелканьем клавиш КПК. «Гости» истуканами застыли на перекрестке коридоров, с нетерпением ожидая сталкера.

И тот вскоре явился. Сначала шаги, шорох, хруст, затем луч фонарика, мелькавший по стенам. Тагил выглянул из-за угла невдалеке:

– Ну что, живые еще, кролики?

– Шуточки, епрст, – отозвалась Герда облегченно.

– Вовка пришел?

– Здесь я, батя. Все пучком.

– Лады. Пошли за мной, на второй этаж. Жду вас.

Троица чуть не сорвалась бегом, толкаясь и громыхая берцами по остаткам стола. Вовка прыснул в кулак, закрыл КПК и поплелся вслед остальным.

Кабинет главного инженера «Водоканала» отличался чистотой, убранством и нормальным запахом в отличие от остальных комнат и приемной. Даже стекла в окнах остались целыми, переклеенные липкой лентой крест-накрест на военный манер. Стол буквой «Т», стулья, шкаф-сервант, сейф, картина с Горбачевым на фоне Кремля. Странно, но все это сталкеры не использовали на дрова. Или не было здесь никого до сих пор с Первой Вспышки?!

– Роман, зашторь окна. Кот, давай с тобой раздвинем мебель под спальные места. Вовка, постой на шухере. Гердочка, займись хавчи… то есть ужином, – раздал ЦУ Тагил.

– Хорошо.

– Ладно.

– Курить охота, – шепнул Кот, глядя на сталкера, – можно уже?

– Ща задраим окна, кури, – ответил Тагил, собирая со стола запыленные чертежи и бумаги, – если дамочка разрешит.

– Иди там дыми, – показала Герда на приемную, – если «чернушки» этой не боишься.

Кот испуганно стал озираться вокруг, ища чернь в черни, но, кажется, все было чисто.

– Кого? – недоуменно удивился Тагил, убирая графин и стаканы.

– «Чернушку», бать. Внизу была, на входе, в углу, – ответил сын.

– Ого. Не заметил. Молодца-а!

– Ни хрена себе! Не заметил он, – цыкнул Кот, помогая двигать столы, – а здесь-то нет таких аномалий?

– Не ссы. Нет, – усмехнулся сталкер, работая, – другие есть, покажу потом, а то пойдете помочиться ночью, залезете в дерьмо.

– Мда-а, – недовольно буркнула Герда, – одни джентльмены.

Вовка заулыбался и скрылся в приемной. Роман задернул окна плотными портьерами, повернулся, доложился. Тагил похвалил его, а вместе они в три пары мужских рук передвинули шкаф и сейф.

– Ляжем тогда, когда задвинем полностью вход. Чтоб спокойно было спать.

– Хорошо, – вздохнула женщина, разогреваяя незамысловатый ужин на горящем ватмане.

Вскоре вкусно запахло, Тагил принес ведро неизвестно откуда взявшейся воды, обмыли лица, руки, сели перекусить. Натовские пайки слыли в Зоне неплохой едой.

Тагил попросил всех сходить в туалет в соседний кабинет бухгалтерии, напротив приемной через коридор, что все и сделали охотно и быстро.

– Сейчас ложитесь спать, никаких беспокойств, тревоги, страхов. Я уйду, за мной закроете на ключ дверь и…

– Как уйдешь?! Сталкер, ты че? Сбрендил? – Кот аж поперхнулся галетой.

– Надо разведать вокруг. Куда и как утром шагать.

– Как куда? Войнича, тринадцать, где ваш мимикрим висит, – встряла Герда.

– Ну, это ясно. Рядом, метров в трехстах отсюда, в детсаду целая армия чужаков. Я должен узнать их намерения, настрой, вооружение, маршрут. Спрошу пойду, кто такие, куда направляются.

– Охренеть.

– Ужас! Ты серьезно, Тагил?

– А то. У меня свои методы дознания. Короче. Вовка с вами тут…

– Батя!

– Да, Вовчик, я один прогуляюсь. Отдыхай со всеми. Устали, вижу. Закроете дверь, задвиньте шкаф, сейф. И спите до рассвета. Только чтоб тихо у вас тут и без огня. И не обращайте ни на какие звуки внимания – мутантов, людей, стрельбу. Спать всем. Вовка, ты за старшего. Пока не довели клиентов. А там, господа туристы, потом как хотите. Кем хотите, тем и командуйте. Ясно?

– Ну, это… ясно, – отозвался Роман.

– Пацан за старшего? А че, круто. Ему я доверяю, – вторил товарищу Кот.

– Как скажешь, проводник, – согласилась Герда.

– Батя, там «чернушка» и у ворот «энерго» сдвинулась, кажись, – предупредил сын отца, прижался к нему, задрал голову, – бать, береги себя.

– Все пучком, Вовка. Так говорится? – улыбнулся сталкер и потрепал макушку сына. – Все. Я пошел. И никакой тут самодеятельности. Хороших снов, кролики!

– Да уж каких хороших? – вздохнула Герда и теплым взглядом проводила Тагила. – Береги себя, сталкер. Ты мужик что надо.

Тагил подмигнул (не все это заметили в темноте) и вышел за дверь. Дождавшись, когда перестанут скрипеть передвигаемые шкафы, он вздохнул и зашагал по коридору второго этажа на выход.

Вдалеке раздалась канонада стрельбы, сопровождаемая редкими взрывами. Тагил приостановился, вслушиваясь в шум боя, хмыкнул, кивнул и дальше пошел быстрее.

После Четвертой Вспышки удивительно мало повысился радиационный фон. Датчики не трещали истошно, кожа не зудела и не чесалась, рот не сох, глаза не щипало. Будто и не было никакого катаклизма. Но гон мутантов все-таки прошел, стихия с АЭС прокатилась по Зоне волнами, появились новые аномалии и артефакты либо поменяли свое местоположение старые. Но, как ни странно, никакой радиации. Почему?

Это Басмач отметил сразу, еще по пути сюда, в Туманск. В паре мест счетчики Гейгера показывали опасность от радионуклидов, поэтому приходилось надевать защитные средства. Глотали пилюли. Но не более того.

Здесь, в городе, вообще было чисто, словно, и не было зараженной территории, аварии на АЭС и очередной Вспышки. «Что-то поменялось в мире?» – бандит чесал голову, размышляя и пытаясь понять, что он пропустил или о чем еще не знал.

КПК всех пацанов в банде молчали, только изредка приходили дежурные сообщения от Регистратора насчет погоды, ЧП в том или ином районе, изумительных находках или потерях.

Час назад группировка Басмача выбралась из Поля чудес, насобирав две дюжины недешевых артефактов, в том числе «рубин», «зорьку» и «бусы», но потеряв в аномалиях двоих. Аномалии оказались новыми и неизвестными, а после потери двух хороших проводников, Кетчупа и Укропа, банде пришлось плохо. Эти чертовы анархисты и химера загнали их, фраеров, в смертельное, хотя и богатое Поле чудес, поэтому сейчас, как последние идиоты, они брели по холмам, искаженным миражами, мерцаниями и переливами воздуха. Скопище аномалий и ловушек пришлось пройти насквозь, потратив все болты, нервы и силы, а также оставив в этой гребаной земле двух реальных пацанов.

«Но, зуб даю, я чертовски рад, что здесь нет радиации!» – думал главарь, поглядывая в окно на дерущихся скелетонов, что-то не поделивших между собой.

Банда час пробивалась с боем по улице Пятидесятилетия комсомола, удаляясь все дальше и дальше от маячивших на горизонте анархистов, но сталкиваясь все с новыми врагами. Верные Турандот и Пугало всегда были рядом, поливая свинцом нападавших, а Скандинав держал тыл. Остальные бежали позади парами, только успевая менять обоймы и стрелять по очереди, давая друг другу возможность перезаряжаться и продлевая жизнь.

На них перли все, кому оказалось не лень в это время и в этом месте. Крысы и крысаки, псевдоволки, зомби, скелетоны, аасмены.

Надо отдать должное, братва в банде подобралась не хилая: не шестерки, не щипачи, не жулье мелкое, а бывалые, закоренелые валеты и тузы, и ранее нюхавшие кровь и порох. Да и Басмач со своей троицей не прятался за спины корешей, кулаком отряда пробивая путь вперед. Он твердо знал, что сзади дюжина корефанов стойко отражает атаки тварей, сбегающихся на шум со всего квартала.

Миновали здание администрации и столовую, забежали в бетонный круг высохшего фонтана, в котором ракожабы пожирали труп зомби. Сапогами и ботинками разогнали этих жутких членистоногих размером с гантелю, клацающих клешнями и прыгающих как лягушки.

Заняли круговую оборону. Передышка, перезарядка, починка и первая помощь сейчас не помешали бы – были и покусанные, и те, у кого заклинило оружие. Пулемет накалился и шипел. Трое дружно помочились на него. Перевязывались, кололись, глотали анаболики. Меняли и заряжали магазины. И грубо ругались, благо в детском саду «Черепашка» в ста метрах к западу никто их не слышал. Детей там давно не было.

Аасмены тоже подзывали своих уханьями и воем, готовя атаку. С фланга замаячил мимикрим. С тыла топали зомби, десятка полтора. Хорошо, что без оружия. Местные гражданские.

Басмач лихорадочно соображал, куда валить дальше. Уже стемнело, и устраивать здесь Брестскую крепость никто не желал.

– Гранаты шмаляем, как свистну. Пугало, ты на стреме, валишь их очередями, пока пусто не станет. Мы проскочим через зомбяр этих и вон до той харчевни. Всем видно?

Народ закивал. Пугало сник, понимая, что может остаться вместе с зомби.

– Держись, кореш, королем будешь. Скандинав, береги маслины, орудуй лопатой. Вон за той будкой припадай и жди Пугало, прикроешь его. Усвоил?

– Ага.

– Ну, пацаны, погнали, а то бакланы эти вконец офонарели!

Басмач окинул генеральским взором братву, свистнул и, бросив первым РГД-5, присел за бетон и плитку фонтана. Полдесятка гранат загромыхали вокруг, сея осколки и ударные волны.

Аасмены, ринувшиеся в атаку, опешили, завыли, истошно завопили, вмиг смешавшись и сбившись. В их кучу прицельно начал долбить ПК Пугала, а остальные ринулись в сторону ковыляющих зомби. Турандот высмотрел мимикрима, которого нельзя было оставлять в тылу, пока все рвут когти, очередью из АКМ срезал мутанта и устремился за корешами.

Пока оседали пыль и дым от взрывов, дюжина бандитов пробежала полста метров, сметая зомби как крапиву косой. Рубили, кололи, пинали, сбивали с разбегу, прыжками и хитрыми кульбитами и поворотами. Скандинав прикладом и берцами крушил уродов, только один успел вцепиться грязными длинными ногтями ему в предплечье. Удар, и черепушка зомби треснула, брызнув черной кровью.

– Амбал, прикрой корефана, – крикнул Басмач на ходу.

– А-а, суки-и! – орал Скандинав, поглощенный боем.

Прорвались.

Сзади перестал стучать пулемет Пугала, но он ловко перемахнул бордюр фонтана, побежал к своим, размахивая ПК, как дубиной. Наперерез ему ринулся раненый мимикрим, рыча и переливаясь оттенками видимой глазу плоти. Мимикрия нарушилась, но добрее и слабее мутант от этого не стал. Он стремительно сужал круг и приближался к бегущему бандиту.

Скандинав попытался прицелиться, но мешали азарт боя и дрожь в поврежденной руке. Рытвины от ногтей зомби оказались глубокими и кровоточили.

– Стреляй, брателло! – орал Пугало, спотыкаясь о трупы зомби и строительный хлам улицы. – Мочи гада-а.

Скандинав выпустил очередь. Мимо. Еще. Косо.

– Стреляй, мля-я, – истошно вопил бандит.

Отваговец настолько увлекся мимикримом, что не заметил с другой стороны от удирающего бандита крадущегося аасмена. Мутант мотнул головой, трубка противогаза болтанулась, он подобрался и прыгнул.

В это время Скандинав наконец-то попал в мимикрима, который подломился, упал в трех метрах от Пугала. Споткнулся и бандит. Тяжело дыша, он размахнулся пулеметом, чтобы ударить зверя. И в этот миг на него наскочил аасмен.

Раздался крик, от которого застыла в жилах кровь. Даже бандиты, добежавшие до кафе «Блинная», обернулись и замерли. Уж кто-кто, а они слыхали предсмертные крики.

Скандинав хаотично перезаряжал обойму автомата, не попадал, клинил, цеплял. Руку саднила рана, адреналин в крови кипел и рвался наружу. В берец правой ноги бойца впились зубы раненого зомби, подползшего сзади.

В двадцати метрах от него катался в пыли и крови Пугало, пытаясь отбиться от мутанта. Его ор перерос в хриплый мат, затем в булькающий рев. Подоспели еще два молодых аасмена. Рычал и пытался встать мимикрим. Вот они устроили свару над телом бандита, нога которого еще дергалась в агонии, а между ладонями, зажимающими горло, хлестала кровь.

Скандинав воткнул нож в глаз зомби, застонав от боли, от отчаяния и страха. Вскочил, забыв нож в черепе урода, и побежал к кафешке, даже не глянув в сторону Пугала.

И только чадящая смоляным дымом резиновая автопокрышка на тротуаре редкими всполохами огня озаряла картину трапезы пяти аасменов над телом Пугала…

Пятерня угрюмо жевал кусок вяленого мяса, терпеливо перенося боль, пока Мизинец перебинтовывал ему плечо. Средний находился рядом, в окно наблюдая через ПНВ за улицей. Территория больничного комплекса пустовала, пока не видно было опасности, однако темнело очень быстро. Горящий автобус на углу поликлиники озарял часть контролируемой взглядом наемника местности. Потрескивала «энерго» у ворот в больницу, на третьем этаже которой и засели временно «серые гуси».

– Дверь там что? Кто держать будет? – сердито спросил Пятерня.

– Я подпорку сделал и банку-стекляшку поставил, – не оборачиваясь, доложил Средний, продолжая наблюдение, – брякнет, если че.

– Скоро ты? Мотай живей!

– Ща, шеф. Как в лучших домах. – Мизинец залепил бинт, поправил рукав командиру и встал.

Они засели в одной из палат больницы, гонимые силовиками «Анархии», еле отбились от трехкратно превосходящего противника и сейчас зализывали раны и строили план.

Полчаса назад напоровшись на штурмовой отряд анархистов у витрин универсама, что между Аллеей Славы и поликлиникой, они сразу потеряли Указата. Того снял снайпер анархистов, засевший на памятнике героям Великой Отечественной. Видимо, он там спрятался заранее, потому что парни заметили бы его передвижения, значит, это был дозор «Анархии».

Указат с простреленной шеей свалился в заросли шиповника, где его мигом накрыли крысы и аскариды, дерясь за добычу с визгом и шипением. Товарищи не могли ничем помочь, потому что опытный стрелок клал пули так четко и точно, что не давал поднять головы. И план наемников он разгадал сразу, когда Мизинец рванул влево, чтобы отвлечь стрелка, а Безымян вскинул пулемет мертвого Указата, посылая длинную очередь по памятнику. Средний с командиром ломанулись кустами от крыльца магазина, но снайпер словно ждал этого, не обращая внимания на отвлекающие маневры.

Он выстрелил два раза. Оба раза попал. Ворошиловский стрелок!

Одна пуля пробила плечо Пятерне, но он не упал, а мужественно добежал до укрытия, опираясь на Среднего. Другая пуля прошла кисть Безымяна навылет, отчего пулеметчик дернулся, упал на гнилые листья клумбы и, корчась на земле, замычал. Кровь обильно хлынула из раны, заливая одежду и почву под кустами.

Мизинец, пробежав десяток метров, залег за урной и прислоненным к ней велосипедом.

Выстрел, еще. Наемники понимали, что время играет против них, что снайперу нужна перезарядка, а его подмога где-то близко.

– Рассосались по периметру, отвлекаем, уходим, – в микрофон гарнитуры крикнул Пятерня, зажимая рану, – Указата не трогать, Безымян, ты че там корчишься?

– Шеф, рука, мля-я, – раздалось в наушнике.

– У меня тоже, и че? Я брейк не танцую, на хрен. Подъем, прикрывай.

Вдруг внутри универсама раздались выстрелы, со звоном полетели остатки витрин, крошки бетона, фонтанчики разрывов на цементном бордюре, осколки керамики.

Вот и подмога!

Мизинец проворно перекатился, прыгнул и нырнул за железную тумбу для афиш. Тут же на месте его лежки взлетели брызги бетонной пыли и крошева, велосипед задергался от попаданий пуль, урна звонко затряслась.

Приклад пулемета Безымяна расщепило, шлем помяло, бронежилет тоже выдержал пару пуль, ногу пробило в двух местах. Он закусил до крови губу, зажал кровавой ладонью раны на ноге, застонал, закатив глаза. Инстинкт самосохранения погиб первым – наемник так и не удосужился отпрянуть в сторону, уйти из сектора обстрела.

Еще две пули разных калибров угодили в него. Он начал ползти, лицом буравя плодородный слой клумбы. И тут из почвы вылезла угреобразная головка, в слизи и грязи. Без глаз. Огромный дождевой червь. Ткнулся в ухо человеку, в кровавые разводы на щеке, выгнулся, пискнул и с силой вонзился ему в глаз.

Наемник зарычал на манер раненого мимикрима, отпрянул, попытался подняться, но очередная пуля снова повергла его на землю.

Земляной мутант снова и снова впивался в уши, глаза, рот, нос бойца, кусая, выдирая куски кожи и плоти. Сретенская аскарида шипела, хлыстом била беднягу в уязвимые места и раны, кусала и впивалась, не обращая внимания на пули вокруг, иногда попадающие в наемника. Тот корчился и мычал, ерзая по гнилым листьям.

Еще две аскариды вылезли из почвы и сразу принялись за дело. Это было страшное зрелище!

Пальба из нескольких точек магазина и от памятника обещала быть долгой и кучной, а еще смертельной.

– Средний, давай шашку, – крикнул Пятерня, отстреливаясь, – отходим к поликлинике. Живо-о!

Рядом матом орал напарник, поливая из автомата магазин. Мизинец бросил две гранаты, а потом стал бить очередями в сторону памятника. Боец нутром чуял, что завалил пару анархистов.

Вылетела дымовая шашка. Через минуту сумерки улицы и крыльца заволокло облаками сизого дыма. Бросив еще две гранаты в витрины, наемники побежали к зданию рядом. Безымяну уже ничем нельзя было помочь – он затих, обвитый черными петлями аскарид.

Вслед беглецам стреляли редко и уже не прицельно.

Так они проникли в поликлинику, ошпарились в «киселе», опалились в «жаровне», игнорировали артефакт «слеза». Насквозь пробежали здание, кишащее крысами, и пересекли мини-парк больницы. Там они успокоились только на третьем этаже, смогли передохнуть и оценить исход боя. Позорного и неудачного для них, профессионалов, боя!

Азиаты на ночь встали лагерем в детском саду, буквально через полчаса после того, как в этом месте пушечным ядром пронеслась банда Басмача, отбиваясь от мутантов.

Детский сад, некогда зеленый, благоухающий цветами и фруктами, теперь был сер, пуст и молчалив. Никто много лет не оглашал корпус и веранды заведения озорным смехом, горьким плачем, мелодиями Энтина и Ефремова, многоголосьем ребятишек и стишками вслух.

Иногда здесь останавливались бродяги, сталкеры, пепелевцы, захаживали сюда бойцы «Чести» и «Силы». Мутантов тут не водилось по двум причинам. Вся территория детсада «Черепашка» по периметру была окружена забором из хорошо сохранившейся сетки-рабицы на столбах и впридачу густыми зарослями шиповника и диких роз, шипы которых могли проколоть насквозь ладонь. А еще как-то недавно один из сталкеров по прозвищу Чертежник спустил в трубу, служащую колонной-основанием для высокого шеста с флагом, артефакт «сердце». Он сделал это, говорят, специально, осознанно, будучи в здравом уме и в порядке. Сталкер долго искал по Зоне этот ценный, дорогой артефакт, потратив много сил, нервов, денег, крови и пота.

Многие по барам и у костров гадали, зачем бывший интеллигент, инженер-энергетик из Сретенска так упорно ищет именно «сердце». Вскоре разгадка явилась народу.

Чертежник потерял левую руку, глаз и двух товарищей-отмычек в районе Пустыря в схватке с бандитами, а затем со сворой слепых псов. Но зато там нашел объект своих поисков. Похоронив на скорую руку (оставшуюся правую) спутников, вконец измочаленный, выдохшийся и больной, с пробитой ногой, кровавой культей и бинтом через голову а-ля Кутузов, сталкер двинул в свой последний путь.

И никто не смог его остановить.

Потому что отец шел к своему ребенку!

Оказывается, в с восемьдесят четвертого года по восемьдесят шестой в этот садик ходила его дочка, маленькая белокурая Сонечка. Девочка перешла в среднюю группу, когда случилось это. Сретенская катастрофа оставила тогда многих родителей бездетными, а детей сиротами. Только одних сразу, других позже.

Чертежник до Вспышки был умным, честным коммунистом, имел хорошую, любимую работу, добрую, хозяйственную жену и милую красавицу дочурку. Государство дало им все – работу, жилье, права и здоровье. Хотя потом все это и отняло проклятой политикой, гонкой и безалаберностью, вылившимися в аварию на АЭС.

В тот день ошалелый инженер прибежал домой, чтобы забрать своих на автобус и в колонне беженцев убраться с этой вмиг ставшей опасной зараженной территории. Грохот взрыва и последующий гул слышали все, кто находился в десятикилометровой зоне от эпицентра. Только почему-то доблестная и славная компартия Советского Союза посчитала необязательным сообщать гражданам о страшной аварии и смертельном выбросе. Время утекало водой под камень, люди, животные и звери заражались, получали критические дозы, вдыхая мертвый воздух, потребляя убийственную воду. И только на другой день исполкомы и милиция решили сообщить об угрозе и эвакуировать население. Но было уже слишком поздно!

Он не обнаружил дома своих девочек. Нехорошо засосало под ложечкой, когда сигналы отъезжающего транспорта участились, крики на улице возросли, а по квартирам заметались дежурные дружинники, милиция и комсомольцы – верные помощники партии и Ленина. За ними вслед носились по опустевшим домам мародеры и воры.

Собрав небогатый скарб, все только самое необходимое, инженер окончательно понял, что с его супругой что-то неладно. Сотовых телефонов и КПК тогда не было и в помине, а городским стационарным они тоже еще не обзавелись, стояли в очереди на восемьдесят седьмой год. Он, спотыкаясь и потея, побежал к соседям по площадке. У них имелся домашний телефон. В квартире с распахнутой дверью хозяев не оказалось, трубка аппарата разбитой валялась на полу, провод обрезан, кругом беспорядок и следы не только поспешного бегства, но и борьбы.

Медленно, боясь обнаружить что-то ужасное, под дикий стук сердца инженер открыл дверь ванной комнаты. На полу в луже крови лежала его супруга. То, что он увидел, настолько потрясло молодого человека, что сознание помутилось, ноги ослабли, и его тело рухнуло рядом с трупом жены.

Сколько он пробыл в обмороке, трудно помнилось. Ножевые раны шеи и груди женщины говорили об отчаянной борьбе с убийцей, потере крови и немыслимых мучениях, выпавших бедняжке. Видимо, она тоже побежала искать телефон, чтобы позвонить мужу на работу и узнать подробности далекого взрыва, новости и его планы. Спросить совета умного супруга, что делать дальше ей, кто из них заберет дочурку, а кто поможет их родителям, живущим недалеко. Но в уже покинутой квартире кто-то был чужой. И плохой.

Она пыталась убежать, бороться, спастись. Но враг оказался сильнее! Хладнокровно и жестоко он гонял ее по квартире и кромсал, резал, протыкал молодое нежное тело холодной острой сталью.

Пока она не умерла.

Кто он был, этот гад?!

Долго муж просидел у тела любимой женщины. Женщины, родившей ему свою копию, симпатяшку доченьку.

Дочь!

Инженера как током ударило. Как же она там, среди…

Он вскочил, вскрикнув от боли в затекшем теле. Держась за стены, двери в кровавых брызгах и разводах, поплелся к выходу, но застопорился. Жена! Вернулся, понял, что щеки щиплет от слез, утерся. Поискал взглядом тряпье, увидел полотенце, накрыл им лицо любимой. Отпрянул, замер. Снова наклонился, отогнул край материи и поцеловал женщину в лоб. Наверное, только лоб не был в крови! «Прощай, милая, прощай, моя хорошая!»

Ноги несли его со скоростью сломанного самоката. Как назло, конечности налились свинцом и не слушались хозяина. Черепахой он буквально вполз в детсад «Черепашка», не видя никого кругом, не слыша привычного многоголосья ребятни.

Дверь, лестница на второй этаж, снова дверь, раздевалка, знакомая группа. Никого. Разбросанные игрушки, листки бумаги, книжки. Разбитая чашка. Перевернутый трехколесный велосипед, на котором детишки по очереди катались после сон-часа.

Инженер устало вышел, в раздевалке сел на скамеечку, открыл, скорее на автомате, чем осознанно, шкафчик с утенком. Запасной носовой платочек. Сменные колготки сложены в углу, зеркальце в розовом пластике оправы. И одна туфелька. Одна! Их купили той осенью в универмаге в Калининграде. Такие были только у нее, золотистые, из натуральной кожи, с лучиками солнца на еподъеме. И сейчас в шкафу лежала только одна туфелька. Только одна! «Солнышко мое, ты где-е?»

Закончился вдовец-муж, включился отец. Мозг упорно не хотел понимать и принимать утраты. Мозг отключился, кипел, застывал, снова кипел. Как остолоп, как манекен он вышел из садика, еле передвигая ноги, безвольно опустив руку с зажатой в кулаке туфлей, сгорбившись и пустив из угла рта слюну. Рубашка порвана, в крови и грязи, брюки мятые, пыльные. Видок как у зомби, с которыми впоследствии ему не раз придется встречаться.

Он плелся ходячим трупом по асфальтной дорожке у здания детсада. Не заметил, как сделал три круга по территории. И тут его взгляд уперся в предмет возле трубы с древком высокого флага. Нет, не красное знамя, развевающееся от ветра, привлекло его внимание.

Взгляд стал осмысленным, глубоким и еще более жалким. Он наклонился и поднял вещицу. Голова задергалась, спина затряслась от тихого плача. В его руках оказалась вторая туфелька, пара к той, что он нашел в шкафчике дочки…

Прошли годы, многие годы. Инженер стал сталкером по прозвищу Чертежник. Неплохим сталкером! Его знали многие, а слухи о нем и его истории ходили даже за пределами Зоны. Но он так и не нашел свою дочь. Было ясно одно: ее нет в живых.

И в память о ней, с любовью пронесенной сквозь десятки лет, уже пожилой отец снова и снова приходил в Туманск, в детский садик «Черепашка», ночевал здесь, проводя самые страшные часы суток в Зоне на месте, где последний миг своей жизни провела его дочурка, его ненаглядная кудряшка.

И чтоб звери и люди не гадили здесь, не глумились над этим святым местом, он тщательно и долго прибирался, наводил чистоту. Восстановил безопасность сада, ограждение, вымел мусор, поддерживал порядок в помещениях здания. И, отыскав «сердце», замуровал его в трубе-колонне, рядом с которой последний раз видела свет и мир маленькая белокурая девочка, его дочь.

И никаким тварям, ни двуногим, ни прочим, не хотелось лезть сюда, быть тут, портить воздух и землю. Потому что «сердце» источало отпугивающие, отворотные, ментальные волны. В этом артефакте воссоединились души его дорогих, любимых девчат…

Долговязая фигура в черном плаще, не вынимая острый конец посоха из агонизирующего тела в гнилой листве под кленом, чуть склонилась.

– Тихо, тихо. Уходи в землю, уходи в Зону! – монотонно шептал незнакомец, лица которого было не различить из-за глубокого капюшона на голове. – Зона заберет тебя. Ты чужой здесь, иноземец! Нельзя сюда. Уходи-и.

С этими словами он сильнее надавил посох. Умирающий заморгал выпученными глазами на смуглом лице, рот скривился, на губах выступила кровавая пена, лицо исказилось предсмертной гримасой. Китаец выгнулся последний раз и затих.

Высокий незнакомец выпрямился, перекрестил убитого, с легкостью выдернул пластиковую палку из его груди. Затем развернулся и пошел прочь.

Не забрал ни рюкзак, ни обрез МЦ-21, не обшмонал карманы мертвеца. Просто взял и исчез в надвигающейся темноте.

Бодайбо от увиденного, казалось, и сам умер, впившись в ствол вяза и толстую ветку, на которой восседал в пяти метрах над землей. Он побоялся сглотнуть слюну, провожая косым взглядом черный плащ. Чего кривить душой, он боялся даже смотреть в спину незнакомца, бесшумно ускользающего вглубь аллеи.

«Фантом Черного сталкера. Верняк. Атас!» – мелькнуло в голове.

Наступила мертвая тишина. Во всех смыслах этого слова.

Сталкер сидел столько, что затекли ноги и поясница. Надо было срочно сваливать отсюда. Но куда? Ночь. Слева заглохла перестрелка, вправо ушел этот таинственный убийца. Прямо – лагерь интернационального сброда. Назад? Струсить и бежать? Не-е, надо найти Полтора, выяснить, где они, что и как. С татаро-монгольским игом их нет точно, сзади тоже – оттуда Бодайбо сам пришел. Значит, либо слева, где закончился бой, либо в тех мрачных строениях фабрики, куда уплыл черный плащ. «Ну уж нет, только не туда!»

Сталкер медленно слез с дерева, присел, прислушался. Китаезы не торопились прийти и сменить своего часового или на худой конец окликнуть его.

«Конец-то, действительно, стал для него худым!» – мелькнуло в голове сталкера.

Он проверил, отключен ли КПК, чтобы не пискнул в ненужный момент, переложил оружие в другую руку и осторожно, почти по-пластунски пополз влево. Туда, где стреляли.

По лицу Зрячего тремя ручьями стекал пот. Ужасно не хватало воздуха и хотелось пить. Но еще больше хотелось жить. Хоть как, хоть где, но жить. А еще было очень страшно. Как никогда. Потому что в затылок ему, закрытый только банданой цвета хаки, упирался ствол, а твердый, сухой, строгий голос чужака подчинил не только разумом анархиста, но, казалось, и его тело. Зрячий ощущал, как тает и хладеет его «хозяйство» между ног, как слабо в коленях и шевелится от мурашек ткань штанов. Он чувствовал, что холодный металл на затылке – это некое продолжение и часть кого-то кошмарного и хладнокровного. И от этого лучшему следопыту «Анархии», попавшему так глупо впросак, становилось хуже и тошнее. И он «поплыл».

– Последний раз тебе вопрос. Сколько вас и зачем?

– Пятнадцать… было… щас одиннадцать осталось. На наемников напоролись. А здесь выслеживаем группу туристов-ученых с тремя сталкерами. Кажись, с ними Полтора. Ценное что-то ищут или, наоборот, пустышка, не знаю. Ищем их…

– Зачем? Они вам насолили?

– Ну… нет. Так. По территории нашей прошлись без спросу, да в глаза им глянуть, куда и зачем прут сразу после Вспышки.

– Ты уверен, что они по вашей территории прошли?

– Ну… да.

– Точно уверен? – голос стал более строгим.

– Нет, в общем-то, не прошли. По нейтральной топали.

– Вот-вот, и я о том же. А кто тебе сказал, что там вообще ваша территория?!

– Ну-у… – анархист замолчал, снова сглатывая ком в горле, – не знаю, так повелось, наверное…

Зависло молчание. Где-то недалеко, между корпусами, рыкнул зверь, затем тугим протяжным эхом раздался стон. Зомби! Так гнусавят только они.

– Как кличут тебя? – голос сзади будто не обращал внимания на тьму города, кишащую тварями и двуногими убийцами, отчего лежащему на плите стало страшнее и холоднее.

– Зрячий.

– Ясно, – задумчиво сказал незнакомец, тут сердце и гениталии следопыта окончательно сжались в точки, но голос неожиданно продолжил, – слушай сюда. Если хочешь еще пожить на этом свете, ты должен уйти из Зоны, покинуть ее навсегда. Хочешь жить?

– Да-да… конечно… хочу! – залепетал снайпер.

– Раздевайся.

– Что?

– Я сказал, раздевайся!

Снова где-то рядом ухнул мутант, завыл зомби, затем еще один. Будто переговаривались, но протяжно, громко, открыто постанывая.

– Совсем? – спросил ошарашенный Зрячий, переходя на шепот.

– Нет. Оружие, броник, снарягу, всю экипировку, рюкзак долой. Сам оставь противогаз и нож. Обувь оставь себе. И вали отсюда. Ясно излагаю?

– Да… да, конечно.

Зрячий, как был, сидя, стал снимать все, что на нем было. Он страдальчески поморщился, понимая, что вмиг сейчас распрощается со всем своим неплохим скарбом, а с одним ножом и в футболке пойти прочь в ночь – это верная смерть. Но более скорая и неминуемая смерть – если не послушаться и не отдать все. Зрячий не считал себя Рэмбо или Джеки Чаном, чтобы броситься врукопашную на незнакомца явно сильнее его и вооруженного, поэтому смиренно выполнил указания. Очень хотелось надеяться на то, что он не зарежет его, Зрячего, прямо сейчас, когда все снято и отдано. Было жутко страшно, но никак не стыдно и не позорно. Стыд придет позже, а в эту минуту хотелось жить и исполнить все, что просит чужой.

– Знаешь, где твои?

– Да.

– Топай туда, к ним. И молчи, иначе засмеют. А насчет погони или преследования я не боюсь – ночь, зверье, аномалии и сам город не позволят вам и десятка шагов сделать. И еще. Если вернетесь из города на типа «свои» армейские базы – собирай манатки и вали из Зоны. Ты хороший стрелок и боец-следопыт, но второго шанса Зона тебе не даст. Понял?

– Да.

– Иди. И передай своим, что в соседнем с их ночлегом здании, в водонапорной башне, замурованы до полусотни скелетонов. Пусть не лезут туда. А то выпустят горе себе и всем на голову. Ясно?

– Да.

– Все. Чеши отсюда и не смей оглядываться.

– Да-да. Благодарствую.

Зрячий засуетился, сгорбившись побежал прочь, боясь обернуться и получить пулю. Он нырнул за угол корпуса и замер, прислушиваясь. Его не преследовали. Хорошо.

Анархист от озноба съежился и огляделся. Ночь полновластно вступила в свои права, накрыв и город, и Зону. Градусов семь-восемь, темень – хоть глаз выколи. Но зачастую все-таки улицы подсвечивались, обнажая футуристические картины разрухи и ужаса. Источники подсветки были разными: отблески кострищ, неизвестно кем поддерживаемых, но не людьми; мелкие очаги пожаров; аномалии; множество артефактов после Вспышки, дающих небольшие свечения.

Звуков море – тихих и приглушенных, далеких и близких, душераздирающих, резких и монотонных, громких и сильных. Но вся эта какофония резала по ушам так, что слабому хотелось сразу застрелиться.

Ночь в Туманске имела еще одно жуткое свойство – на любой посторонний, «не родной», не местный звук здесь сразу откликались другие, а затем привлекались их источники. Стоило отвисшей ставне окна от времени, ветра и ржавчины в петлях отпасть, брякнув о землю, как на этот звук и к этому месту начинали стекаться мутанты.

Зрячий дышал через раз, боясь спугнуть ночь, чтобы ночь не обратила внимания на него, не увидела его, человека, здесь.

Нож в руке не придавал никаких сил и уверенности. Ноги подгибались и коченели. Рядом осыпалась штукатурка, осыпав пылью ноги анархиста и напугав его. Он чуть не умер от разрыва сердца. Он понял, если не уйти отсюда в течение минуты, то точно сдохнет от собственных переживаний.

Зрячий определил примерное направление, глубоко, но тихо продышался и отпрянул от стены. Какие болты, детекторы, осторожности?! Сейчас главным было быстрее добежать до товарищей, найти их, спрятаться за их телами, в самой гуще толпы. Залезть в костер с ногами и головой, ибо только огонь мог сберечь его от всякой нечисти и холода.

«И зачем я, на хрен, ваще сунулся в дозор и разведку, оторвавшись так далеко от лагеря?! Позарился на артефакты, ептеть», – корил себя следопыт, пробираясь через заросшую ограду клумбы.

Он действительно отправился в дозор по поручению Фиги, но, завидев «слезы» и пару «филеек», увлекся, как грибник, встретивший полянку белых. Так и оторвался от своих аж метров на двести, что по местным меркам в городских чащобах Зоны равносильно «очень далеко».

И что сейчас? Пояс с артефактами, любимая снайперка, прочее оружие и снаряга потеряны, сердце в пятках, а товарищей не видно, никто его не хватился, не вспомнил о нем.

Зрячего и правда никто не искал! Забаррикадировавшись от псов и зомби, шныряющих по бывшей транспортной площадке возле водонапорной башни, со стволами в обнимку и «пионерским» костром у входа в склад группа «Анархии» пыталась скоротать ночь, чтобы утром, если все нормально, двинуть в обратку.

Какие к чертям Полтора и туристы? Какие преследования? И так потеряли четверых, да еще двое раненых вон в углу жмутся. Срочно на базу, в тепло и безопасные стены. Артефакты собирать, мзду с прохожих брать да фраеров гонять.

Стрелять не хотелось, дабы не привлекать всех тварей города, а особо наглых зомби и скелетонов, лезших в щели ворот и на баррикады, часовой отгонял факелом на длинной палке.

Бойцы-анархисты откровенно дрожали и матерились, проклиная Зону, старшего и этих туристов, которые, видимо, уже сгинули. Фига как мог поддерживал дисциплину и уровень настроения, хотя «Анархия» и в мирных условиях не могла похвалиться оными.

Поэтому, когда одна из фрамуг склада на втором этаже скрипнула и оторвалась, а в нее полезла размытая фигура в обносках скелетона, отряд чуть не разрядил туда все боезапасы. Фига вовремя остановил своих людей, сам чуть не отдав концы. Понимая, что скелетоны не могут лазить в окна, он отмел мысль и о наемниках – с ними они, анархисты, вроде разобрались. А ночью лазить по Туманску могли только мутанты или…

– Зрячий, ты, что ли?

– Я-я, братцы-ы, я-я! – чуть не заревел от радости и счастья следопыт, скатываясь по доске вниз и бросаясь к товарищам и спасительному костру.

Вертолет снова затрясло в невидимой турбулентности, стенки и внутренности его завибрировали, нагоняя жуть даже на бывалых солдат. Они прижимались друг к другу, закрыв глаза и вцепившись в скамейки, оружие и вещмешки. Лампа в салоне мигала, динамик гудел, давление ощутимо закладывало уши и сжимало виски.

Хокс не считал себя изготовленным из стали, не родился роботом на каких-нибудь конвейерах Японии или США, поэтому его мутило и плющило так же, как и остальных рейнджеров в этом геликоптере. Он заставил себя взглянуть в иллюминатор и побледнел еще больше.

В красно-черной пелене ночного небосвода Зоны после недавней Вспышки мигали и сверкали всеми цветами спектра грозы и аномалии. Протуберанцы последних творили в воздухе невообразимые вещи, разрывая его и наполняя электричеством и брызгами плазмы. Высокие кривые вихри струились от черной земли к тучам, поднимая лесной мусор и прочую шелуху с поверхности Зоны. «Смерчи» бушевали, в основном, в верхних слоях атмосферы Зоны в контакте с молниями. «Воронкам», «пузырям», «гравимостам» и «жаровням» не было счета. Отблески аномалий и молний слепили глаза даже в очках, а грохот стоял такой, что в нем тонул гул вертушки.

Пару раз их долбануло, отчего ненадолго сбился ритм движков, а мозги военных чуть не разорвало. Пилоты справились, но дали понять, что это уже критический уровень опасности.

Хокс приказал снижаться и искать ближайшую площадку для посадки, но вдруг в борт ударила аномалия лилового цвета. Вертолет швырнуло, рокот винтов захлебнулся вместе с гулом двигателей, свет в отсеке погас.

Раздались первые возгласы и ругань, молитвы.

– Срочно снижайся! – крикнул Хокс пилоту.

– Падаем! – бросил тот, дергая тумблеры и рукоятки панели.

– Иисусе! Парни, хватайтесь, группируйтесь, оружие под ноги, мешки в охапки. В охапки мешки-и! – заорал майор, принимая позу эмбриона.

Метрах в пятидесяти от земли пилотам удалось выровнять вертушку и рвануть ее по дуге вверх. Это спасло от падения, но не дало снова взлететь. Не хватило тяги. «Хаски» выстрелил из турбины форсажный сноп, рявкнул и стал заваливаться вновь.

И снова пилоты удержали транспорт и пассажиров, выводя их в безопасную плоскость. И они победили.

Вертолет недовольно заревел, зашумел, крутанулся, затрясся и почти плавно плюхнулся в пышные кусты боярышника, не повредив ни одного элемента оснастки.

Взлетели вороны, оставшиеся в живых после ураганного ветра от упавшей с неба железной махины, каркая, понеслись прочь, подальше от этого клочка земли, от этих кустов и места, называемого в Зоне Пустырем.

Полночь опустилась на Туманск не только нулевым часом, но и необычно серой мглой, какофонией различных шумов и звуков и достаточным количеством жертв, кровью и пороховым дымом.

Первая после Вспышки полноценная ночь в Зоне выдалась жаркой и последней для многих ее обитателей. Погибли двое из пяти наемников Пятерни, преследовавшие группу Тагила в таинственное место города. Оставшиеся трое бойцов в сине-черных комбезах, латая раны, укрылись в здании больницы, чтобы утром продолжить поиск Полтора. Теперь, после потери парней Пятерни, Тагил с туристами стали еще более дорогой целью, раз их преследовали такие силы, как «Анархия», азиаты и бандиты. Он поклялся отомстить анархистам и найти туристов, чтоб вытряхнуть из них все секреты.

Отряд «Анархии» тоже понес потери – четырех человек, в пылу боя закиданных гранатами наемников. Бойцы передислоцировались и ушли к складам и водокачке, по пути напоровшись на зомби. Заночевали в одном из фабричных зданий, выставив в дозор Зрячего. Но тот вскоре вернулся чуть ли не голым, напуганным и жалким. Анархисты еще не знали, кто оказался этим хитрым, ловким фантомом в ночи, сумевшим «сделать» неслабого Зрячего.

А это был Тагил, ушедший в ночь на час «погулять». Он со своим сыном Вовкой полсуток вел в Туманск «туристов» – трех ученых или тех, кто скрывался под личиной ученых. Заночевали в опасной близости от «Анархии» и бандитов, в корпусе «Водоканала». Сталкер вернулся из разведки со снарягой Зрячего.

Бандиты, возглавляемые Басмачом, потеряли шесть человек, в бессильной злобе преследуя и проклиная Полтора и туристов. С ними сдружился силовик из «Отваги» Скандинав, любитель адреналина и артефактов, обиженный на Тагила и прибившийся к бандитам, чтобы найти сталкера и отомстить ему. Банда остановилась в «Блинной», скрипя зубами от злобы.

Бандиты всегда оставались бандитами.

Большой сводный отряд гастарбайтеров из Калининграда, собранный почти принудительно и с помощью лживых обещаний, нахрапом прошел треть Зоны и ночью оказался в Туманске, в детском саду. Марш-бросок по Зоне стоил им двадцати жизней. Но, кажется, эта проблема не интересовала теневого вдохновителя операции, пославшего сто семьдесят вооруженных азиатов в смертельную ловушку.

Летучий отряд рейнджеров с майором Хоксом не дотянул до контрольной точки десантирования на бывший стадион около спортклуба на улице Пятидесятилетия комсомола, что в трехстах метрах от АтомгипроНИИ, где находилась лаборатория с элементами XL-установки. Их вертушка накрылась и упала… Герда очень ждала их прибытия и помощи к утру двадцать седьмого апреля.

И еще двое бродили по Зоне в те сутки после Четвертой Вспышки. Один из них – сталкер Бодайбо, отправившийся в пекло назревающей заварушки на помощь другу Тагилу и его сыну после таинственного сообщения на КПК. Враги были кругом, но умный и опытный сталкер, обойдя всех, скрытно проник в город и заночевал в универсаме, где недавно воевали «Анархия» и наемники. Ему нужно было найти Полтора. Найти их живыми и успокоиться, ибо дружба, преданность и взаимовыручка среди сталкеров важнее всего на свете.

И неизвестный странник в черном одеянии, тоже блуждающий по Зоне с неопределенной целью, не раньше и не позже очутился в Туманске. Какие цели двигали им, пока никто не знал. Потому что увидеть его и остаться живым – мало кому удавалось в Зоне!

Этой глубокой страшной ночью плохо спали, напугавшись и намучившись за день, не только гости Туманска.

Ютился в глубоком водостоке акведука Лунинска командир погибшего квада Аперкорт. Здоровяк повредил одну руку и вывихнул другую, растянул лодыжку и сильно ударился головой. Гематома вылезла в полвиска, кровоточила и ныла, не позволяя спать, есть, думать. Его боевой товарищ недавно умер, отчаянно борясь за жизнь, но перелом шейного позвонка – штука страшная! Пепелевец так и пребывал в полубессознательном состоянии рядом с трупом Копоти, не в силах выбраться наружу по отвесной стене сливного колодца. С обреченностью и смирением он ожидал развязки и конца. Такого глупого и неожиданного конца своего существования.

В каморке «Теплого стана» на градирне маялся и готовился к смерти сталкер Бродяга, корчась в спазмах и тошноте. Адская боль рвала все внутренности и рвалась наружу, организм словно пытался переродиться, сбросить старую шкуру и вывернуться наизнанку. Мужик ужасно страдал, моля всех святых о быстрой смерти. И смерть уже дышала ему в лицо.

Ночью, уже под утро, на КПК всех, кто находился в Зоне, пришло странное сообщение. Без подписи, без обращения – просто сжатый, емкий текст. И то, что там было написано, одних повергло в шок, других расположило к размышлениям, а третьих заставило резко изменить свои планы и цели.

«Срочно в Туманск. Улица Войнича, 13. Там то, что ты ищешь. И это только твое…»

И кому из тысячи семисот тридцати человек, пребывающих в настоящее время в Зоне, могло прийти в голову написать такое?! Такую чушь… но такую сладко-манящую, притягательную чушь! И уж никто точно не догадывался, что скинул по сети это сообщение совсем не безымянный абонент, а «Бастион».

Глава 9

Зона. 26 апреля 2016 года

– Ни хрена себе фамилия! – у Холода аж челюсть отпала.

– Офиге-е-ть.

– Атас-с.

– Да ладно-о?

– Не дури, братишка.

– В смысле? – Никита на миг потерял дар речи. – Давай, Корсар, без шуток.

На сталкера продолжали сыпаться недоуменные вопросы, взгляды, граничащие с испугом и недоверием. Пока бойцы впитывали и фильтровали услышанное, он слез со стола и прохромал по направлению к лаборантскому кабинету-аквариуму. Одной ладонью он прикрывал кадык, другой держался за живот. Видно было, что сталкеру поплохело и мучительно больно дается каждый шаг. Он полуобернулся ко всем и хрипло шепнул:

– Извините, я сейчас. Минуту.

– Эй, дядя. Сказал «а», говори «б», – окликнул его Ден, разводя руки.

– Минуту, иначе я щас кончусь, – сказал Корсар, заходя за дверь лаборантской.

Никто не видел, в чем он там ковырялся и чем бренчал, но через минуту сталкер снова показался, неся в руке завернутый в фольгу предмет.

– Не может быть! Этого не может быть, – шептал ученый, открыв рот и потирая виски и лоб, – я не мог так просчитаться. Мы не могли ошибиться! Нет. Неужели мы в шестнадцатом году?!

– Да примолкни ты там, очкарик, – цыкнул на Мешкова Ден, – уже два дня тошнит от тебя. Ты, мля, затеял все это, из-за тебя…

– Отставить, Холод, – прервал злую тираду напарника Истребитель, затем посмотрел на Козуба. – В таком нокдауне я еще ни разу не был. Что я еще не знаю, Подпол? Говори ты.

– Стойте, ребята. Только не собачьтесь здесь. Не место и не время, – прохрипел Корсар, добравшись до стола, – щас расскажу и сообща разберемся во всем. Потом будете ребусы свои решать да виноватых искать. Мне надо подшаманить себя, пока кирдык не настал с этой радиацией гребаной!

– Радиацией? Тут что, радиация до сих пор? – зло воскликнул Родион.

– Не понял?! – Баллон сплюнул на пол и упер руки в боки.

Видок у толпы был тот еще. Атмосфера накалилась, суровый климат бункера готов был взорваться. Кто-то матерился, другие сетовали на проклятую жизнь и поход, были и такие, кто начал хвататься за ножи, сжимать кулаки и угрожать ученому и Подполу.

– Я сказал, отставить зубоскальство свое. Холод, на место-о! Баллон? Всем оставаться на своих местах. Разберемся. – Никита дергался сам и чувствовал, что народ напружинен не меньше него. – Корсар?

– Минуту, командир.

– Ты запарил со своими мину…

– Холод. Заткнись, я сказал. На тебя страна смотрит, народ, девчонка пялится, а ты хуже истерички. Стой там, нетерпеливый ты мой.

Никита начал кипятиться и сам. Все уставились на сталкера, с нетерпением ожидая окончания его манипуляций и не обращая внимания на ворчащего Мешкова.

Корсар тем временем достал из фольги коричневую грушу, прилег на столешницу и водрузил диковинный предмет себе на грудь. Сам вытянулся, закрыл глаза и замер.

– Ядрен батон.

– Атас!

– Ни фига себе – сказал я себе.

Отряд разом охнул и шевельнулся, когда эта странная вещь на груди сталкера мигнула и налилась оранжевым цветом, причем приятный теплый матовый свет шел изнутри нее и, казалось, прочеркнул все нутро бункера.

Корсар чуть вздрогнул, сморщился, желваки на его скулах заходили, кулаки побелели. Он натянулся в струну, но не уронил грушу. Видно было, что ему больно, что он терпит, может быть, адские мучения.

Даже Мешков ошалело пялился на это представление, забыв про все на свете. Аж вспотел и онемел от неподвижности. Как, впрочем, и все остальные.

Истребитель с Холодом переглянулись и снова уставились на источник всеобщего изумления.

Тем временем груша стала ярче, мелко завибрировала и начала медленно вертеться вокруг воображаемой оси, мигая и испуская тонкие лучики желтого света. Множество их пробежалось по бункеру, предметам и людям, словно сканер. Три секунды.

Сталкер снова дернулся и расслабился, а волшебный предмет на его груди издал звук, похожий на шепот. Да-да, груша шепнула что-то и снова стала менять цвета. Через минуту она перестала вибрировать и крутиться, свет медленно остыл, погас, и вещица вновь стала похожа на крупный зрелый фрукт с полей Херсона.

Молчание и неподвижность сталкера, как и всех присутствующих, длились минуты три. Вдруг Корсар шевельнул рукой, открыл глаза и… улыбнулся. Да, именно так. По его смуглому, недавно больному и уставшему лицу пробежала улыбка, отчего оно сразу стало бодрее, здоровее и светлее.

Люди шелохнулись и придвинулись ближе, чтобы разглядеть мимику сталкера и невиданную штуковину. Корсар перевел на них взгляд, снова улыбнулся и глянул на грудь. Медленно, словно чего-то боясь, он обернул фольгой грушу и снял ее, положив рядом.

– С возвращением на Землю, сталкер, – вдруг произнес Никита, отчего все вздрогнули.

– Приветствую вас, марсиане, – серьезно ответил Корсар, но тут же не выдержал и захохотал, – ну и рожи у вас всех.

– Мля-я, – выдохнул Холод, расслабляя плечи и кулаки.

– Уф-ф, – сделал то же самое Орк.

– Что… что это было? – залепетал Мешков, поправляя очки.

Все заулыбались, засыпали сталкера вопросами. Корсар пожал протянутую руку Истребителя, встрепенулся, словно снимая оцепенение и сбрасывая рой мурашек, и облизнул сухие губы:

– Пить хотца.

– Ща, землячок. – Тротил смахнул со стола колбу и протянул сталкеру, который жадно выпил пару глотков, уже точно последних.

– Ниче, братцы, прорвемся. Найдем воду, будем жить. Так, теперь вашего старшего, затем всех остальных, – сказал он и засуетился, выполняя те же самые движения над Рогожиным, что делал над собой.

– Может, поведаешь уже нам, что это за хрень и где мы все-таки?

– Тс-с, – Корсар приложил палец к губам, нахмурил лоб, – не надо так про него, он слышит все, впитывает и анализирует!

– Чего-о?

– Помогите мне, – обратился к военврачу Корсар, поправляя на обгорелой одежде полковника складки и разрезы, – боюсь, что степень ожогов критическая, и «янтарь» не справится с ними. Ну хоть остальное подшаманит.

Полозков склонился над телом раненого, сталкер изредка шептал ему, что и как делать. Уложив грушу на груди Рогожина, освобожденной от одежды и лямок, на одни бинты, Корсар жестом показал всем отойти. И далее, ближайшие минут пять, творились те же чудеса, что ранее произошли с самим сталкером. Пока длилось магическое лечение полковника, Корсар кратко рассказал всем про бесценную диковинку.

– Этот артефакт – самый дорогой во всей Зоне. Ему нет цены, как и нет счета его магическим свойствам и способностям, не все они изучены. Называется «янтарь». Появляется только во время включения самой крупной и самой ужасной аномалии «Вспышка». Хорошо, что только одноразовой! По моим расчетам, за все время существования Зоны таких «штуковин», как вы говорите, родилось четыре-шесть единиц, не больше. В прошлую, Третью Вспышку мне довелось найти вот эту самую, что вы сейчас видите. Те, что находили до меня в Первую и Вторую аномалии, разошлись без вести и канули где-то на Большой земле. Не удивлюсь, если сегодня там, – Корсар показал рукой на ворота бункера, куда по инерции взглянули все, – появился еще один «янтарь». Может, парочка.

Потом сталкер поведал, какими поразительными свойствами обладает этот артефакт. Люди стояли и не верили в сказанное. Не верили и верили! Вынуждены были верить. Потому что Рогожин начал дышать ровнее, а на нетронутых огнем участках щек появился здоровый румянец. Рядом стоял целый и невредимый Корсар – еще недавно хворый и больной, а сейчас здоровее их всех. Люди молча удивлялись, поражались и пялились на необыкновенный артефакт.

– Слушайте, куда мы попали? В сказку? На другую планету? – вдруг воскликнула Анжела, ища взглядом ответы на изумленных лицах товарищей.

– Действительно. – Семаков пожал плечами и посмотрел на ученого.

– Ну, щас нам Мешков поведает, да Мешочек?! – съязвил Холод, оборачиваясь к очкарику.

Тут же все уставились на него. Причем снова суровыми и жесткими взглядами. Один Козуб чесал затылок и глядел на двери бункера. Будто собрался броситься искать «янтарь».

– Я… Я расскажу… все расскажу, – бубнил Мешков, пятясь и ойкая.

– Я помогу, – вдруг отозвался Козуб.

– И я поправлю, – вызвался Корсар, разминая шею, – а то, смотрю, тут непоняток много и неполадок. Сами не знаете, куда приперли и зачем.

– Эт точно! – бросил Холод.

– Так и есть, – поддержал его Баллон.

– Ну что, бандерлоги, поехали? – Никита хлопнул в ладоши и облокотился о панель прибора.

Первым начал Мешков. Его иногда поддерживал эсбэушник, помогая справиться с волнением и запинками. Еще реже корректировал повествование ученого сталкер, внимательно осматривая каждого из присутствующих. Он снял с Рогожина артефакт, бережно завернул его в фольгу и убрал в рюкзак. Снова уселся на стол, на котором недавно лежал в изнеможении, находясь при смерти, и вслушался в монолог ученого. Рогожин ровно, спокойно дышал, уставившись в высокий потолок, и не шевелился. Но явно слушал и слышал остальных.

Мешков снова начал было рассказывать про Сретенск и опыты с разрывом пространства атомной энергией, но народ прервал его, напомнив, что уже слышал все это. Вежливо приказали-попросили доложить то, о чем еще не знали. Ученый поведал товарищам, кто он и откуда, где работал все эти годы и над чем. Рассказал о мини-установке – близнеце той, что находится здесь, в Зоне. Об учредителях – холдинге «Альянс», спонсирующем разработки атомных и военных технологий, исследования, проводимые в НИИ с две тысячи третьего года.

– А не тот ли это «Альянс», который спустя почти десяток лет сейчас рулит с Большой земли Зоной и ее мирком?! – прервал очкарика сталкер, нахмурив лоб. – Только он называется «НовоАльянс», кажется?!

Ответа не последовало, ибо никто не знал правды.

Когда услышали, что секретная установка XL может пронзать расстояния и, возможно, время, все загудели и зароптали, но Никита остановил волнения. Мешков продолжил.

– Неизвестно до сих пор, как люди попадают в Зону, находящуюся в нашей современной зоне отчуждения в районе Сретенска. Но то, что они туда попадают и становятся сталкерами, – это доказано и неопровержимо.

– Ну да, я тому пример, – усмехнулся Корсар, – а еще этот бункер, артефакт, мутанты, которых кое-кто из вас уже видел, и прочая хрень.

– Чтобы проникнуть за эту мнимую оболочку, оказаться в мифической Зоне и решить ряд задач, необходимо было пронзить пространство и время не в плоскости, а в трехмерной сигнатуре, возможно в четырех-, пяти– либо в десятимерной. Для этих целей нужна энергия, которая бы не убивала, не сжигала, а служила топливом, стартовым толчком в другое измерение. Я не стану, как говорит сейчас молодежь, – Мешков зыркнул на Анжелу, – грузить вас методами и методиками, которыми мы воспользовались при воплощении этой идеи в жизнь. Исследования и работы в этом направлении велись и раньше, но так близко к решению проблемы переноса тел в другое измерение не подходил никто. Наука не стоит на месте, и мы не просто очкарики, проедающие государственные…

– Не отвлекайтесь, Мешков, – перебил ученого Истребитель.

– Хорошо. Короче, имея исходные материалы и опыт испытаний установки под Сретенском еще в восьмидесятых годах, в секретных лабораториях и на полигонах, с современной техникой и возможностями новейших технологий и средств мы создали копию установки XL, некоего трансорудия, способного творить чудеса. А именно – перемещать физическое тело на любые расстояния и даже во времени. Правда, на небольшой период, но все-таки. Предварительные испытания, сначала неудачные, потом становились все более успешными. Мы удостоверились в положительном исходе главного предлагаемого варианта испытания установки – том, что все мы с вами достигли этой ночью. И у нас получилось. Вы понимаете? У нас все получилось! Телепортация прошла без изъянов, поражений и проколов. Живые организмы пронзили субстанцию пространственной сигнатуры и остались живыми. И это…

– Слышь, ты, субстанция? Я ща грохну тебя об стенку, мля, – влился в поток восторженной речи ученого Холод, щелкая суставами кистей.

– Капитан, – сердито одернул его Истребитель.

– А ты че зыришь? – зло бросил Ден Козубу. – Вместе, смотрю, кашу заварили. Крысы, мля.

– Эй, капитан, охлади свой пыл, – ответил Подпол невозмутимо, скрестив руки на груди, – за крыс так-то можно и схлопотать.

– Че-е?! – Денис дернулся в сторону Козуба, багровея на глазах, но его задержал Тротил и привлек к себе, успокаивая.

– Холод, отставить разборки, – громко приказал Никита, тоже нервничая, – развел тут, твою…

Корсар вздохнул и почесал бровь, Рогожин крякнул на столе и, проглотив ком в горле, прошептал:

– Парни, харэ дергаться. Вникайте в то, что он там говорит, а то еще приказ выполнять и как-то выбираться отсюда. А без него мы тут застрянем навсегда, разве неясно?!

Умел полковник разряжать любую ситуацию. Командир! Голова.

– Все слышали, бойцы?! Молча слушаем, а кому невтерпеж, – Никита сердито глянул на друга-снайпера, – повторяю, может за дверью подежурить, охладиться. Ясно излагаю?

– Есть, – буркнул Ден и, набычившись, отвернулся.

– Как вы, товарищ полковник? – шепнул военврач Рогожину.

– Нормально. Идем дальше, Мешков. Какие задачи стояли?

Очкарик спохватился и стал говорить дальше:

– Задачи наши изложены у всех в конвертах, а основная цель отражена у вас, полковник Рогожин, в вашем пакете. Но в общих чертах следующее. Группой проникнуть в Туманск, что за Лунинском. Километров шесть.

– Семь, если точно, – поправил Корсар, жуя глюкозу.

– Семь. Найти в бывшем институте АтомгипроНИИ лабораторию и элементы установки XL, упаковать их, доставить срочно сюда и смонтировать все изделие. Тогда мы сможем убраться в свое измерение, к себе.

– И все? Мешков, ты нас за идиотов принимаешь? – возмутился Родео, размахивая рукой как итальянский таксист. – Прилетели, едрить тебя, сквозь жопу, чтоб просто собрать такую же хрень, как там, в Чечне, и свалить обратно? Чтоб вы, крысы лабораторные, там галочки себе в тетрадку черкнули да премию в пять тысяч получили? Ты че, очкарик? Говна объелся?

– Тише, гражданский, – поднес палец к губам Никита и снова взглянул на ученого, – действительно, господин Мешков, поведайте поточнее, что именно мы должны здесь сделать? И не врите – больно будет.

Анжела хихикнула, бросив ковырять остатки былого маникюра. Баллон снова зычно сплюнул, Холод громко влепил кулаком в какой-то прибор.

– Ну… нет… не все. И не так, – замямлил ученый, – дело в том… гм… как вам всем сказать… ну…

– Че ты нукаешь, че ты мямлишь там? – опять сорвался Ден, но, поймав взгляд Никиты, замолк и развел ладони – типа все хорошо, извините.

– Можно я, майор? – отозвался Козуб.

– Валяй, Подпол. Только тоже не забывай про российско-украинские мирные соглашения. Лады? Пока мирные! – натянуто улыбнулся Никита.

– Хорошо, – Подпол кивнул, опустил руки вдоль туловища, – установку испытать окончательно. Это раз. Она осталась на перевале в Чечне. Два – это найти и собрать такую же, только мощную, здесь, под АЭС. Но при этом настроить и оставить ее включенной в автоматическом режиме, на самовзводе. Это было три. Четвертое – по пути в этот мертвый Туманск насобирать побольше артефактов либо специально поискать их здесь, у АЭС. Чем больше и ценнее, тем лучше. Вот типа такого «янтаря» неплохо было бы. Это личный заказ учредителей «Альянса», Минобороны и Михаила Сергеевича.

– Кого? – сморщился Никита недоуменно.

– Ну, того, первого президента, – Козуб показал жестом на лоб, – с родимым пятном на всю репу. При котором Зона и стала Зоной вследствие расхлябанности, бардака в стране, тогда еще в нашей общей стране, и этих сраных испытаний на полигонах станции, где все пошло не так, как ожидалось.

– А при чем тут он? – Никита тоже шлепнул рукой в перчатке по лбу.

– Он возглавляет известный фонд, популярен за рубежом, но при этом очень болен. Ему нужно средство, которое излечит наверняка. Лекарства никакие не помогают. Помните, что случилось с его супругой? Эта болезнь неизлечима. А он верит в силу местных артефактов. Короче, все они спонсировали эту операцию с одной целью – получить возможность смотаться сюда, в Зону, спокойно и тихо в любое время, а не раз в десять лет, чтобы попасть в энергию очередной Вспышки двадцать шестого апреля. Проходной двор сделать или, как это у вас называется, портал? – Козуб глянул на ученого.

– Это не у нас, – недовольно брякнул Мешков, поправляя очки на носу.

– Вот и вся песня, – подытожил Подпол.

– Майор, а как тут задействовано ГРУ? Не пойму, – удивился Семаков, глядя на Истребителя.

– Как, как? – Никита тяжело думал, кусая губу и уставившись в никуда. – Видимо, в этом «Альянсе» сидят в совете директоров или учредителях бывшие военные, какие-нить хрены в отставке, но с очень большими звездами. Плюс кто, как не спецназ России, выполнит задачи такого уровня. А ГРУ там, где новые военные разработки, шпионаж, утечка инфы стратегического назначения. А здесь все до кучи, мля. Атомные дела, секретная установка, другая страна, высокие чины, бесценные сокровища и военное положение. Так мыслю?

Козуб кивнул, Рогожин поднял большой палец из кулака, бизнесмен Родион легонько захлопал в ладоши и ехидно скривился:

– Только я тут какого черта влип? И что делаю?

– Ты-то? Ты точно влип. Попал, е-мое. Попадалово! – усмехнулся Холод. – С нами теперь, мля, до упора будешь. Призывник, ептеть.

– Гы-ы, – заржал Баллон и опять сплюнул смачно.

– Пацаны, хватит харкать тут, – заметил Корсар, – нам еще жить здесь. Имейте совесть, чай, не на улице.

– Ну, извиняйте, – басом ответил пулеметчик.

– Дальше что? – Холод уставился на Козуба с каким-то сарказмом, почти презрительно.

– А что дальше? И так все, наверное, понятно.

– Тебе, может, и понятно, а нам нет. Мне нет.

– А почему город мертвый? – спросила Анжела, переводя обеспокоенный взгляд с одного мужчины на другого. – Там что, все мертвые?

– Гм… ну, как бы тебе, девочка, сказать? – Козуб глянул на Корсара. – Может, сталкер подскажет? Ему лучше знать.

– Может, и подскажу, – Корсар почесал щеку и принял более серьезный вид, – вымер город этот, никого нет там.

– А остальные что? Я слышал про Неман – есть такой? Сам Сретенск? Деревни, хутора? Они что же? Не мертвые? – сказал вопросительно Ден.

– И они тоже пустые, заброшенные, но Туманск – он особенный! Там правят бал зомби, скелетоны, аасмены, которых нет в Немане. В Лунинске властвуют фантомы, телепаты, зомби, военизированная группировка «Бастион» и так далее. В лесах и полях звери-мутанты.

– Кто такие аасмены? Какие еще скелеты? Это прикол? – начала нервничать девушка.

– Про всех этих мутантов у бойцов спецназа должно быть сказано в конвертиках, – пояснил Козуб, – там краткий курс по всему, что здесь можно встретить и какие меры принять.

– Мля-я, приехали, прилетели! – Холод взялся руками за голову, потрепал ее, пошурудил ежик волос, взглянул на Анжелу. – Я тебе почитаю на досуге свой конвертик. Сказки Пушкина про Лукоморье.

Анжела фыркнула и отвернулась, надув щеки. Мешков что-то соображал в уме, нахмурив лоб. Пленные смирно сидели в углу, впитывая информацию, но не проявляя эмоций. Полковник Меркулов угрюмо чистил тряпочкой бляху трофейного ремня.

– Какого черта вы нас освободили вообще? – вдруг выпалил Родео, дергаясь и причитая. – Попадалово, еп. Операция у них!

– Да заткни ты варежку уже свою там, – бросил Холод бизнесмену.

– А че вы все мне рот затыкаете? Я имею право голоса здесь?! Имею. Вытащили нас из этого зиндана? Так берегите нас, спасайте дальше. Х…ли щас рты нам клеить? Защитнички, блин. Операция у них, видите ли. Сидели бы там, в ус не дули. Я уже на мази был, почти откупился, договорился. Эту кобылку тоже отец выкупил бы. Военные? Им по фигу – это их участь, они знали, зачем а армию идут. Ботаник…

– Слышь, ты, спекулянт хренов, я ща точно тебе хлебало заткну, – вскипел Ден, – чеху развяжу руки да закрою тебя с ним наедине на недельку, поворкуете там, подружитесь, понял? Запарил уже.

– И за кобылку ща от меня отхватишь, козел, – отозвалась девушка.

Почти все заулыбались, Родион опешил и затих. Никита взглянул на Корсара:

– Сталкер. Ты про две тысячи шестнадцатый год пошутил или это так и есть? Кстати говоря.

– Какие шутки? Уж четвертый десяток пошел с Первой Вспышки! – вполне серьезно ответил Корсар. – Да я уже понял, что вы влипли по полной. Из две тысячи шестого года на десять лет переметнулись. Не хило!

– Звизде-ец.

– Охренеть.

– У меня же семья там осталась. А-а… – замычал Семаков, бледнея.

– Дети, жена… родители… – Никита тоже схватился за голову.

– А у меня мамка больная диабетом была. Совсем одна, – прошептал обескураженный Орк.

Со всех сторон раздались возгласы и ругань людей. Даже военные не сдерживали эмоций.

Козуб сам побледнел, обдумывая что-то свое, но пересилил бурные мысли и бочком подобрался к Мешкову. Тот, наоборот, светился и пылал каким-то внутренним счастьем, сдерживаясь, чтобы не выплеснуть его наружу, в эти злые бестолковые лица военных дуболомов.

– Мешков? – Никита заметил состояние ученого и пересилил себя, чтобы не обматерить его. – Как это понимать? Может, ты что-то нам пояснишь, едрить твою налево? Мы седня че, в самом деле, в «Что? Где? Когда?» играем? «Угадай мелодию»? А? Говори, ботаник, говори живее. А то я сейчас Холода спущу на тебя, он церемониться не станет, не такой ласковый, как я. Да, капитан?

– Так точно. Я ох-х как пожать руку хочу Мешку, аж чешется все, – ответил Ден, оскалясь в зловещей ухмылке.

Это нисколько не разрядило обстановку, скорее наоборот – люди сконцентрировали сверлящие взоры, полные ненависти и злобы, на очкарике. Козуб понял, что пахнет жареным:

– Мужики, давайте спокойнее, все уладим, все…

– Отвали, Подпол. Твой черед, хохол, позже. Вот он, он наколбасил, судя по всему, в своих сраных расчетах, крыса пробирчатая. Он намудрил, заслав отделение нормальных живых, здоровых людей под АЭС, в эту жопу… В аномалии, радиацию, в сборище уродов и зверья, да еще, мля, на десять лет вперед. Десять лет! Урод, – Истребитель рассвирепел тоже, еле останавливая себя, – видели мы с Тротилом и Орком местную фауну. Еле выбрались, мля! Аасмены эти, прыгуны, мля, без шеста. Будь их на парочку больше, нам бы амба настала, ей– богу. Жучара размером с автобус, аномалии, съедающие заживо. И это, видимо, только начало? Да, Корсар?

– Так и есть, командир.

– Звиздец. А теперь, говнюк, рассказывай все, как так получилось и почему, что делать дальше, как нам обратно вернуться? И как выполнить приказ и цели операции, если там, на Большой земле, минуло десть лет?! Там в живых-то уже нет, поди, половины. Ни вашего инвалида, ни учредителей, ни фондов этих. Генерал уже в отставке. Семьи наши… ваще боюсь представить, что и как. А-а?!

Крик, огласивший своды бункера, заставил вздрогнуть не только гражданских, но и военных. Особенно сдрейфил ученый, пятясь назад и зеленея, споткнулся о рельсу, уперся в стену, встал на полусогнутых, ойкая и ахая.

Он начал сбивчиво объяснять, но по большей части охал, пыхтел и кашлял, чем усугублял свое положение и не улучшал отношения к себе.

– Пусть соберется с мыслями, успокоится, – раздалось из уст Рогожина, – так мы от него ничего не добьемся.

Мешкову дали пару минут настроиться, Козуб стал искать воду, но ее уже не было. Корсар подошел к желтой обшарпанной раковине, присел под ней, оторвал плитку, залез рукой и что-то покрутил там. Встал, повернул кран. Гусак плюнул воздухом, затем ржавой окалиной, сначала полил тонкую струйку коричневой воды, потом светлее. Для питья она не годилась, но обмыться ею можно было.

– Мужик, ты че раньше молчал? – Анжела кинулась к раковине и, не дожидаясь полного просветления струи, стала набирать в ладоши воду и умываться: лицо, шею, уши, плечи.

Корсар улыбнулся и отошел, дабы не смущать девушку.

– Всем хватит ополоснуться, не боись. Только, чур, не пить ее. Фильтры и реагенты старые, очищают плохо. Случайно разобрался тут, пока коротал время одиночкой.

– Ох, клево-о! – фыркала Анжела, ничуть не стесняясь мужчин и обнажая некоторые интимные места тела.

– Так, бойцы, потом помывка, – приказал Топорков дернувшимся подчиненным, – и после гражданских. А то они в яме своей вшами, поди, обзавелись. Мешков, ты готов? Че там рисуешь? Мы не на лекции в твоей аудитории, е-мое.

– Сейчас, секундочку, – лихорадочно ответил ученый, куском резины рисуя на стене фигуры, слова и формулы, – кажется, я понял, в чем дело. Не может быть! Неужели… Это же… Ущипните меня, товарищи…

– Я ща ущипну. Можно? – ехидно скривился Ден.

– Холод!

Терпеливо ждали пять минут. Анжела закончила помывку, явно жалея, что не может почистить все перышки и сокровенные местечки своего стройного тела. Корсар привстал, заинтересованный рисунками Мешкова, доктор наук Георгий тоже с явным любопытством наблюдал за писаниной, появляющейся на стене. Остальные просто пялились, ожидая пояснений и размышляя над своим положением, всей этой ситуацией и думая о родных, близких и прочих проблемах.

Мешков обернулся ко всем, отряхивая и вытирая руки, промямлил что-то нечленораздельное, призывая к вниманию. Его возбуждению не было предела. Видно было, что его буквально распирает от догадок, гипотез, теорий и обоснований научных достижений, подтвержденных практически.

– Уважаемые господа. Товарищи. Если мы действительно оказались благодаря разработанной в НИИ имени Курчатова установке и технологии трансформации и квантового скачка в две тысячи шестнадцатом году, попав в Четвертую Вспышку на АЭС, то это огромное научно-техническое достижение, прогресс, прорыв в науке и военно-техническом комплексе! Дело в том, что изначально предполагалось оказаться даже не в том же две тысячи шестом году, а раньше. Чем раньше, тем лучше. Чтобы найти, смонтировать и настроить XL на постоянный взвод, эксплуатационный режим онлайн и уже с апреля две тысячи шестого использовать установку. Незазорным оказалось бы телепортироваться и в параллельный две тысячи шестой год. Мы предполагали, что возможно некое изменение, искажение транспортации в пространстве и времени, но чтобы вот так! Мы были уверены в абсолютной сферической временной траектории сигнатуры, но, видимо, законы физики четко действуют только в нашем мире, в нашем измерении.

– Мля-я-я. Ща у меня пена со рта полезет, – перебил Баллон, мучаясь от малопонятных, незнакомых слов и довольной рожи ученого.

– Что-то пошло не так, неудачно, – увлеченно продолжал Мешков, вытянутой рукой показывая рисунок на стене, – а может, и наоборот – слишком хорошо. Чтобы вам, товарищи, было понятнее и доступнее, я начертил схему обыкновенного циферблата часов. Вот. Только вместо отметки 12 представьте цифру 2006. Вот. Это наш год. Ну… в том измерении. Шкала с цифрой 3 – это 2016 год. Вот он. И так далее, соответственно 6 – это 2026 год, 9 – 2036, и снова 12 часов, где обозначен 2006 год, – не что иное, как 2046 год. А теперь в обратном порядке, по мере убывания до аварии на АЭС, или, как здесь говорят местные, до Первой Вспышки: шкала 12 часов – это 2006 год, шкала 9 часов значит 1996 год, а 6 часов – это 1986 год. Правильно?

Мешков даже заулыбался, ища поддержки, но все эти люди были не коллеги из НИИ и не студенты МГУ, где он работал на полставки преподавателем одной из мудреных дисциплин.

Хмурые, сердитые лица, некоторые озабоченные, другие растерянные или непонимающие. «Солдафоны и тупицы!» – подумал Мешков, но отмел эту мысль, словно боялся, что она прозвучит вслух и он огребет по полной.

– И-и? Использовав энергию молнии на перевале Кавказа, причем именно в рассчитанной нами точке с траекторией, ровно перпендикулярной той, что была в прошлый раз, и координатами, пропорциональными предыдущим, когда произошел выброс физических тел… э-э… в наше измерение оттуда, из Зоны, мы транспортировали себя внутрь этой якобы мнимой Зоны. Непонятно? Ну-у… как бы сказать попроще?! Давно доказано, что история и мир наши двигаются по средней сигнатуре между кругом в плоскости и спиралью в пространстве. Это и есть конусосфера! Мы просчитались, забыв элементарные вещи. А именно теорему Мебиуса!

– Кого-о? – скривился Орк. – Че за прибалт еще?

– Орк. – Никита цыкнул на бойца, и тот притих.

– Ну-у, я не буду рассказывать вам про малоизвестного, но от этого не менее заслуженного в мире математиков и физиков немецкого ученого. Он в XIX веке открыл неориентируемую в трехмерном пространстве поверхность. Эта цилиндрическая конусосфера – объект алгебраической топологии, который при любых мыслимых и немыслимых деформациях, разрывах, склеиваниях остается непрерывным и неизменным. И очень напоминает бесконечность, что сразу наводит на мысль о том, как создавалась материя нашей Вселенной, ее форма. Внешне этот объект похож на ленту или петлю вот такой формы. Ее называют петлей Мебиуса или листом Мебиуса. Очень похоже на знак бесконечности, да? Но петля Мебиуса имеет при этом одну грань, с какой стороны на нее ни посмотришь. Ее не может пересечь или деформировать ни одна фигура, ни одна линия, ничто не может ее повредить! Она бывает настолько разной и закрученной, что количество комбинаций просто бесконечно…

– Меня ща стошнит. Можно мне выйти, командир? – влез Баллон.

– Стой и слушай, боец. Выйти он захотел… ишь. Корсар, сколько там баллов или кюри за бортом? Или рентгенов, – громко сказал Истребитель.

– По самые… – сталкер показал жестом, отчего Баллон сконфузился и обиженно выпятил губу, а Анжела и Ден прыснули в ладони.

– Продолжайте, Склифосовский, – пошутил Никита, – мы слушаем.

– Нас крутануло не по сфере или кругу, как выглядит на рисунке циферблат, а примерно вот так… – ученый провел кусочком черной резины кривую в виде петлеобразной фигуры, – либо по парадромному кольцу, либо по «афганской ленте». И года, как вы видите, сместились, меняя друг друга, но вроде бы оставаясь на своих точках. В итоге цифра 2006 сместилась, совпала с 2016, 2007 с 2017 и так далее.

– Охрене-еть! – Холод аж слез со стола, подошел к ученому, в упор рассматривая рисунок и прочую писанину. – То есть то, что в нашем пространстве считается нормальным, в другом измерении основывается и работает по теореме этого… Мебиса?

– Мебиуса.

– Ну да, Мебиуса. И любая точка или фигура, объект или субъект на дуге окружности у нас там – это то же самое здесь, но уже в другом месте и времени?

– Точно так, молодой человек! – заулыбался Мешков, протирая очки.

– Ну ты, Холод, даешь! Ни фига себе, – удивился Никита, похлопывая в ладоши, – иди и запиши лекцию в тетрадку, умничка, садись, пять.

Половина отряда засмеялась. Ден гордо отошел и уселся на моток проволоки. От его злости и желания отомстить не осталось и следа.

– Короче, выходит, ты, Мешков, получил практическое подтверждение всех разработок и исследований, конечный результат многолетнего кропотливого труда, а мы сейчас должны выполнить приказ, утративший силу, собирать «грибы» для супа ваших олигархов из «Альянса», которые явно уже поумирали за десять лет, и при этом выжить сами? А на пострадавшие семьи наши, родных и близких, давно оплакивающих нас, и на детей-сирот наших мы должны наплевать?

– Ну-у… э-э… – зачмокал губами Мешков.

– Что-о? Ты понимаешь, очкарик, что мы попали?! Капитально. В полную задницу! А?

– Попаданцы хреновы, – прогундосил задумчиво Холод.

– Мало того, что мы потеряли десять лет жизни, так еще оказались в некоей Зоне, где нет жизни, где властвует смерть?! Кто ответит за все это? Кто?

На Никиту страшно было смотреть. Никто на него и не смотрел, «попаданцы», молчаливо потупив взоры, выглядели нашкодившими щенками. Лицо Истребителя приняло свинцовый оттенок, подбородок дрожал, губы спеклись, глаза пылали огнем, зубы скрежетали. Руки в стороны. Осанка как перед броском врукопашную.

– Майор, остынь, – раздался спокойный голос Рогожина, – я тоже в шоке и обескуражен положением. Кто-то должен понести наказание, ответить. Но уж точно не Мешков. Что с него взять? Сотрудник НИИ, которому когда-то поручили вести эти исследования. Он совсем не ключевая фигура в теперешней ситуации, и нам обратно не выбраться без него. Господин Мешков, а вы уверены, что, собрав установку – двойняшку той, в Чечне, вы сможете живыми перенести нас всех обратно, в Россию, и в две тысячи шестой год? Или теперь уже только в две тысячи двадцать шестой, раз мы, по вашим настенным расчетам и петлям Мебиуса, в две тысячи шестнадцатом году?

Головы повернулись разом, будто по команде «напра-аво».

– Ну-у… скорее да, чем нет, – замямлил ученый, – что живыми и в Россию – это почти уверен. А вот про параметрию пространства во временной сигнатуре? Не знаю. Нужны точные расчеты. Раз уже стало достоверным обоснование телепортации по Мебиусу, то нужна корректировка всех расчетов и вычислений…

– Сколько? – перебил Рогожин.

– Что сколько?

– Сколько времени и какие средства?

– А… ну хотя бы неделя, условия, аппаратура соответствующая, программа моделирования…

– Не пойдет! – морщась, обрезал Рогожин и попытался повернуться на бок. – Нам эти семь километров туда-обратно прошвырнуться как с добрым утром, за день, максимум два обернемся. Если вы, господин Мешков, возьметесь прямо сейчас, то через три дня нужно и можно закончить расчеты, перерасчеты и двинуть домой.

– А… как же так? Так никак нельзя… – растерянно забубнил ученый.

– По пути ребята соберут ценные артефакты, хоть звезду с неба. Практические доказательства ваших теорий уже есть. Установку поможем смонтировать и запустить, охрану и спокойную безотрывную работу вам гарантирую. В помощь возьмете Георгия – он тоже доктор… каких-то там наук, профессор. Ничего, справитесь.

– Но, полков…

– Это приказ, Мешков! И не подлежит неисполнению. Пока я командир группы и ответственный за успешное проведение операции, прошу выполнять мои указания. Все, что касается науки и установки – это ваша вотчина. Там распоряжайтесь сами. Ясно?

– Э-э…

– Спрашиваю, ясно? – полковник повысил голос.

– Слушаюсь, – процедил сквозь зубы морально разбитый ученый.

– Значит, так, бойцы и приравненные к ним члены группы особого назначения. – Рогожин застонал, но мягко оттолкнув военврача Полозкова, бросившегося на помощь, продолжил: – Все понимаю, братцы. Дело дрянь, положение аховое, есть раненые и больные. Но приказ есть, его никто не отменял! Есть задачи Генштаба и, я верю, цель ВПК всей страны. Не важно, живой ли кто там еще или дееспособна ли вообще наша Контора, не важно, какой год, какая ситуация в стране. Мы с вами здесь, мы прошли полпути до цели, живы, сыты, вооружены. У нас есть мозговой центр в лице весьма достойного ученого Мешкова, имеются реальные результаты и фактические показатели всех ваших Мебиусов, правда, благодаря которым целое живое отделение стало заложниками времени, некими странниками в бесконечности. Мда. Так вот. Будем прорываться! Выполнять это задание, несмотря на все подводные камни и казусы. Предлагаю… Не приказываю, а предлагаю! Разбиться на подгруппы. Одна останется здесь, в бункере. Это Мешков, Георгий, пленные и я. Да-да, не смотрите так на меня. Наши профессора нужны, как я уже говорил, для подготовки телепортации. Пленным в Зоне делать нечего и опасно иметь под боком врага. Я, как понимаете, не ходок, если вообще жилец на этом свете. Козуб, смотри сам. Я тут не указка тебе. Решай сам, где тебе быть в такой трудный и ответственный час.

Подпол кивнул, снова скрестив руки. Оба ученых – физик и биолог вроде бы радостно переглянулись. Пленные тоже зыркнули друг на друга, но, кажется, остались при своих мнениях. Военврач пытался возразить, предлагая свои услуги тяжелораненому, но Рогожин продолжил:

– Капитан Полозков, вы поступаете под командование моего зама по боевой части, майора Топоркова. И никаких «но»! Им там скорее понадобится ваша помощь, типун мне на язык. Тьфу-тьфу-тьфу. Майор. Ты возглавишь вторую подгруппу. В ней все остальные. Бывшие заложники, обращаюсь к вам. Вас никто не гнобит и не заставляет – решайте сами, где вы и в какой подгруппе. Первая остается в явной безопасности и укрытии, вторая уходит в рейд, где возможны проблемы и риск для жизни. Но от которой зависит дальнейшая судьба каждого из нас. И жизни тоже. Вы не вояки, но лишние руки, глаза и головы пригодятся в рейде, учитывая незнакомую местность и тяжесть пути. Что скажете?

– Я со спецназом! – сразу громко и твердо сообщила Анжела.

– Вау-у. Браво-браво, сударыня! – наигранно похлопал в ладоши Ден.

– Молодец девка, – отозвался Тротил, крутя ус.

– Я против, чтоб она шла, – заявил Никита, глядя на Рогожина, – она боевая, шустрая, но там, я понял, даже не Чечня. Зачем нам штатские в группе? Сами управимся.

– Я не отец ее и не командир ей, – сказал полковник, – но пусть решает сама. Ее никто не гонит. Вполне взрослая совершеннолетняя девушка. Лишние глаза и уши, повторяю, в отряде не помешают, груз нести, кашу варить, уколы делать и так далее. Шучу, конечно. Сами тоже, знаю, справитесь. В другое время бы запретил, но здесь… здесь решай сама.

– Я уже сказала. Иду в боевой подгруппе, – решительно ответила Анжела.

– Хорошо. Дальше?

– Я остаюсь здесь, конечно, – сообщил бизнесмен Родион с нескрываемой смелостью и откровением, – мне не за что и не за кого рисковать жизнью там, за воротами, в радиации…

– Мы поняли, много текста, – прервал его Рогожин и взглянул на сталкера, – ты, боец, что скажешь? Ты, кажется, из местных?

– Не совсем я в последние годы боец, конечно, – Корсар подтянулся, обвел всех в бункере мимолетным взглядом и обратился к Рогожину, – товарищ полковник, я к вашим услугам. Бывший прапорщик ВДВ, позывной Корсар, в жизни Александр. В Зоне больше одиннадцати лет уже. Вольный сталкер. Командир сводного отряда специального назначения, собранного «НовоАльянсом» и Советом Зоны для выполнения секретной миссии на АЭС. Цель стояла, могу уже это сообщить, не скрывая, та же, что и у вас: найти бункер, установку, вызвать группу ученых, смонтировать ее, запустить, испытать, обеспечить охрану. Сводный отряд собрали. Сводный, потому что в нем были представители многих группировок, чтоб потом не ходили кривотолки о том, что причастна какая-то одна группировка. Отряд как боевая организованная единица перестал существовать, потеряв всех бойцов в ходе операции. Я остался один. Операция прекращена, хотя проведена наполовину. Бункер найден, установка тоже. Но, так понимаю, не совсем годная для эксплуатации?! Остальное в Туманске, в НИИ?

– Да, – кивнул Мешков.

– В таком случае, как сталкер с опытом, как бывший военный России, но гражданин Украины и просто человек, – Корсар взглянул на Никиту, – считаю своим долгом предложить вам свои услуги, помощь и прошу разрешить мне принять участие в рейде второй подгруппы под командованием майора Топоркова.

– Молоток.

– Хорош.

– Мужик вроде ниче.

– Вольно, прапорщик, – ответил Рогожин, довольный докладом Корсара, – тогда считай себя, Корсар, временно принятым на службу в вооруженные ряды РФ с восстановлением последнего звания и регалий. С этой минуты, офицер, ты боец…

– Красной армии… – шепнул Холод, улыбаясь.

– …бригады специального назначения ГРУ. В силу твоего опыта, знаний местности и фауны определяю тебя первым номером в группу особого назначения (ГОН), ну-у… пусть не снайпером… разведчиком или проводником, если тебе угодно так. Как понял?

– Понял вас, товарищ полковник. Есть.

– Служи Отечеству, прапорщик.

– Есть служить Отечеству!

– Так, лады. Уже хорошо. Я рад. Жаль, не могу составить компанию вам, бойцы. Очень жаль. Идем дальше.

– Разрешите? – Корсар сделал шаг в центр толпы.

– Да, конечно.

– Прежде чем до конца составить план действий и принять на себя все поручения, считаю обязательным выполнить ряд мероприятий, а также, если можно, прошу вас прислушаться к некоторым замечаниям и требованиям.

– Ого, прапор дает дрозда! – усмехнулся Ден, повернувшись к стоящему рядом Орку.

– Слушаем тебя, прапорщик, – отозвался Рогожин, меняя позу и, похоже, испытывая при этом боль.

– Первое. Свой «янтарь» даю вам, чтобы все пролечились, как я и полковник. Не бойтесь, он абсолютно безвреден. «Янтарь» заберет не только радиацию, но почти все недуги и болячки. Да-да, не удивляйтесь. Хорошая штука! Конечно, он не продлит жизнь, не избавит от старения и не оживит простреленное тело, но рак, ВИЧ, заразу, боли, нервы – все это лечит.

– Ого!

– Ниче се.

– Второе. Необходимо сделать запас воды. С питьевой водой на АЭС, как вы понимаете, напряги. Здесь, в раковине, только для мытья. Но есть способ обеззараживания – покажу, сделаем, наберем. Третье. Состав боевой походной группы. Считаю целесообразным взять в группу всех, кто может стрелять, воевать, нести груз и тяжести. Это женщины, штатские, пленные. Да, пленные! – уточнил Корсар, предвидя несогласие Рогожина. – А что? Лишние руки не помешают, в крайнем случае отмычками пойдут.

– Кем?

– Отмычками. Пушечным мясом впереди группы, где особо подозрительные, непонятные места. В лесу, реке, городе.

– Мы что, не по дороге пойдем? Мы же в город из города, – удивилась Анжела.

Бойцы заулыбались. Кто-то пригорюнился.

– Ага, автобус закажем. Тебе место VIP, – пошутил Холод.

– Милая девочка, – обратился Корсар к Анжеле, – имей в виду, мы не туристы и не на прогулку собираемся. Это будет сложный, рисковый, трудный рейд. Выживут сильнейшие – думаю, не все вернутся. Сразу за этими стенами владения «Бастиона». Это фанатики и отморозки некоей военизированной структуры, помешанной на религиозных предрассудках. Они не договариваются, не щадят, не отпускают никого живым. Они сильны, могущественны и умны. Самые лучшие оружие, снаряга, амуниция, связь и дисциплина. Спецназ им может стать костью в горле, но их не пугает никакая спецподготовка врага – они сами профи, бесчувственные убийцы. Ничего не умеют, кроме как убивать… ну, и еще молиться. Извините, я не пугаю, я излагаю как есть. Много хороших парней погибло от их рук! У меня отряд сгинул здесь, не продержавшись и часа. Плюс фантомы, зомби, аасмены и прочая хреновина. Это сразу за стенами бункера. А дальше, если удастся вырваться пешими с АЭС, нужно семь кэмэ до Туманска через Энергопост, порталы, Лунинск. Через сотни аномалий, кучи мутантов, враждебные группировки и радиацию. Вот так, ребята! Ну как? Осилим?

Все стали переглядываться, бледнея и вдыхая.

– Корсар, кончай мне тут пугать личный состав ГОНа, – сказал Рогожин, – слышишь, нечего, говорю. Вы здесь сталкерами бродите, ходите, годами можете выживать в такой жопе, а мы что, школьники? Ниче, прорвемся. Да, майор?

– Так точно, командир, – не бодро, но сразу ответил Никита.

– Вот. С такими орлами, да не пройти каких-то там религиозных фанатиков, зверей диких да горячие ветерки? А ну, парни! Скажем всем – где спецназ?

– Там, где атас – там спецназ! Атас – там, где спецназ! – крикнули несколько глоток враз так, что аж все вздрогнули и замотали головами.

Бойцы улыбнулись, Рогожин тоже:

– Шутим все. Это так, слоганы. Короче, сталкер, не боись – прорвемся. Что еще? Советы твои – дельные, нужные. Молоток.

– Спасибо. Ну, тут говорили, что описания элементов Зоны у всех в конвертах, почитаете, ознакомитесь. Я поправлю, если что. Думаю, Козуб дал верные описания и рекомендации по Зоне. Он сам здесь был когда-то, знаю, слышал.

Корсар переглянулся с Подполом. Обыкновенно, равнодушно. Козуб кивнул.

– Пленных дам. Заберете. Пригодятся. Будут артачиться, мешать или побегут – расстрелять! Ясно?

– Есть, – ответил Истребитель.

– Гражданских заставить не могу. Не имею права. Девчонка готова, молодчинка! Не передумала, красавица? – слабо улыбнулся Рогожин.

– Никак нет, товарищ полковник, – отчеканила Анжела, козырнув.

– Ишь, боевая. Уже по нашему гутарит. Только с непокрытой головой не отдают честь.

– Если она ее ваще еще не потеряла, – съязвил Ден, и бойцы заржали.

– В лоб щас получишь, герой, – обиделась девушка и отвернулась.

– Капитан, отставить свои хохмы.

– Есть.

– Разрешите? – подал голос бывший наемник из угла. – А нас, наше мнение не спросят тут? Согласие наше? Ну, этот бородатый понятно, а меня?

– Ха. Ну, спрашиваю. Согласен в рейд двинуть, смыть кровью свои дела поганые, черные? – спросил Истребитель.

– Согласен. Записывайте в отряд. Капитан я, морская пехота, Дальневосточный ВО. В прошлом. Сейчас вольный стрелок, позывной Кэп. Служу Отечеству.

– Пипец, – сморщился Никита.

– Ишь, орелик. Служит он Отечеству. Капитан, мля. Старпоммладтех ты, понял? А не Кэп. Вольный стрелок, етить, – недовольно забурчал Холод.

– Ясно. Принято. Подчиняетесь оба майору, моему замбою. Ясно?

– Есть.

Чеченец кивнул, угрюмо уставившись в согнутые колени.

– Дальше. Оружие! Я мельком глянул тут на ваше вооружение. Неплохо. В общем-то, неплохо. Калибры, модификации, допБК, тяжелые стволы. Хорошо. Но вот нет гладкоствольного и броников – это плохо. От мутантов в упор лучше отбиваться картечью и дробью, что наиболее эффективно против них в ближнем бою. У вас одно ружье и мало патронов. Надо раздобыть больше и лучше. Лады, в бою трофеи берем, не гнушаться, чур, всяких обрезов да пукалок дробовых. Плюс тут тайник есть один, вскроем. Надыбал позавчера схрон одного бастионовца – видимо, раритет собирал, коллекционер хренов. Я его приговорил случайно…

– Кого? Бастионовца или схрон?

– И того и другое. Напоролся он на меня, дозорный их… странно, почему-то один только был. Короче, снаряга кое-какая имеется недалеко и оружие семидесятилетней давности, но ухоженное, в маслице, в ветоши. Надо бы прибрать по ходу маршрута.

– Две тысячи шестнадцать минус семьдесят… Не понял?! С Великой Отечественной, что-ли? – вслух прикинул Холод.

– Ага. Покажу.

– Ништяк, братишка, ух-х постреляем, – откровенно обрадовался Ден.

– Так. И еще. Бронежилеты. Их у вас нет!

– И? На хрен нам в зеленке Чечни нужны были броники? – перебил Орк.

– Ну, здоровяк, спаситель мой, там не надо, а здесь стало надо. Допзащита обязательна, и, кроме того, в ней вшиты местные артефакты и приспособы против радиации, легких аномалий и заразы, а еще репелленты от кусачих тварей размером с воробья.

– О, фак, – скривилась Анжела.

– Именно, девочка. Поэтому при случае надо заиметь тоже. Ваши стволы! Чтоб всегда были заряжены, в порядке и чистоте. Здесь любой куст, столб, яма и дерево стреляют, любая тварь кусает и норовит сожрать вас целиком и сразу. Поэтому полная боеготовность все двадцать четыре часа в сутки, реакция и ловкость на грани невозможного. Пописать, кушать, спать – со стволом, снятым с предохранителя. Приказы и распоряжения мои, командира и Козуба выполнять беспрекословно. И не палить зря или наугад – беречь патроны, ибо без них вы здесь – сразу чья-нибудь еда.

– Корсар!

– Извините, полковник. Парни… и девушки тоже. Строгое внимание, чуткость, исполнительность, взаимовыручка и бдительность. Тогда можно выжить! Лады? Так. Значит, экономия патронов. Шмон убитых здесь, в Зоне, обязателен. Своих или чужих – это неважно. Брать все, что можно унести: патроны любых калибров (пригодятся), провизия, аптечки, анаболики, теплая чистая крепкая одежда. Вода. Пояса для артефактов, которые нельзя трогать голыми руками. Сгорите сразу! Либо фольга, либо чем-то несгораемым. Советуйтесь со мной. Аномалии…

Корсар четко, кратко, но понятно излагал наиболее важные и острые моменты предстоящего рейда. Хитрости. Навыки. Нюансы. Способы и варианты. Действия. За полчаса он провел ликбез – краткий курс по Зоне. И ведь в голове отложилось все, запомнилось. Может, потому что речь шла о выживании.

Полковник похвалил Корсара, добавил свои ЦУ, попросил вскрыть конверты, принять пищу, помыться и вылечиться «янтарем» – артефактом, который не только лечил, но и передавал мысли и сообщения на далекие расстояния и времена. Затем всем обязательный отбой – пять часов на сон. И вечером выход в Зону, в сумерках, чтобы легче пройти посты и снайперов «Бастиона».

Бойцы засуетились. Отряд готовился к войне…

Дорогущий, инкрустированный золотом и брюликами смартфон на стеклянном журнальном столике королевского номера шикарного отеля на Ибице замигал приятным нежным цветом экрана, завибрировал и умолк.

Волосатая загорелая рука с двумя перстнями на пальцах вылезла из-под шелкового покрывала, нащупала телефон и приблизила его к сонному лицу хозяина-олигарха. Раздался хриплый стон и возглас недоумения, а лицо изменилось, когда человек прочитал SMS от давно стертого абонента…

«Папуль, я жива, здорова. Скоро буду. Не ищи. Жди меня. Твоя доча Анжелка».

И смайлики…

Девочка лет тринадцати сидела на кровати с закрытыми глазами и слегка мотала головой в такт музыке в наушниках плеера. Брат за столом готовился к ЕГЭ по русскому языку, до которого оставалась неделя. Вдруг лицо девчонки побледнело, она расширенными глазищами уставилась на старшего брата, а ее губы громко повторяли каждое слово, услышанное в плеере вместо прерванной музыки:

– Юля. Данила. Таня. Я жив и здоров. Знайте. Ваш папа и муж. Истребитель…

Бывшая супруга майора Семакова, ныне Извойтова, красила губы у трельяжа, ее новый муж сидел на тахте, застегивая сорочку, и смотрел по телевизору утренние новости. Он изредка комментировал их и зажимал коленями галстук. Вдруг его возглас привлек жену:

– Что за черт?.. Ты глянь… Не поня-ял.

– Что там, дорогой?

Женщина подошла ближе к телевизору, по экрану которого медленно ползли буквы и строки, повторяясь снова и внова: «Милая Цыпа! Я жив и пока здоров. Ждешь еще своего Цыпленка? Скоро буду. Твой ракетчик Сема. Чмоки-поки!»

Это мог быть только он, ее бывший муж, пропавший в апреле две тысячи шестого года в командировке, на Кавказе. Женщина уронила помаду, а затем закатила глаза и без чувств повалилась на пол.

Две сгорбленные фигуры у могилы деревенского кладбища сиротливо застыли монументами рядом с серой плитой, на которой ютилась овальная фотография пожилой женщины. Искусственные ромашки уже полчаса лежали на коленях одной из присутствующих женщин. Зазвонил сотовый.

– Ну… Зин… Я же просила, отключай телефон на кладбище. Грех это!

– Извини, щас я… Что это? Что это-о?!

Автоматический голос робота в динамике твердил:

– Мама. Мама. Как ты, родная?! Победила этот проклятый диабет? Ты жива? Жди меня, мам. Я вернусь. Я обязательно вернусь. Я жив, но я далеко. Мам, держись. Скоро буду. Твой солдат Николай.

Мама разведчика Орка ждала своего сына. Она ждала своего сына в земле! Уже восемь долгих лет…

Люди в бункере готовились к значимым событиям. Волнение и напряжение витали в воздухе почти ощутимой пеленой. Подготовка к рейду и сборы шли бурно, словно в потревоженном муравейнике. Кто заканчивал гигиенические процедуры, кто лечебные, другие перебирали оружие, проверяли и комплектовали снаряжение, амуницию, экипировку и обмундирование. Корсар обеззаразил воду в накопителе, бросив туда артефакт «слеза», отчего жидкость становилась дистиллированной и годной даже в аккумуляторы. Оба ученых, не дожидаясь ухода товарищей, рьяно взялись за работу. Очистили один из столов, подключили компьютер «мохнатых» годов: пусть хотя бы считает формулы и запоминает координаты. Нарыли кучу карандашей, линейку, ватман, настроили освещение. Короб с запчастями, микросхемами и прочими элементами установки, прибывшей с Мешковым из две тысячи шестого года, был бережно уложен рядом с раненым Рогожиным, под его защитой. Как бесценный груз.

Сам полковник, насытившийся энергией «янтаря» и отдавший артефакту многие свои недуги и боли, чувствовал себя уже сносно. Он разговаривал, давал указания, читал содержимое главного конверта, иногда задумчиво хмурясь, иногда ухмыляясь. Рядом с ним суетился капитан Полозков, обновляя и латая повязки.

Никита подошел к наемнику, пристально посмотрел ему в глаза:

– Смотри, гусь лапчатый. Не оплошай и постарайся оправдать мое доверие. Надеюсь, среди нас ты снова станешь капитаном, а не паскудой последней, – шепотом сказал он и с этими словами освободил Кэпа от наручников.

– Даю слово, майор! Не подведу.

Никита не стал делать то же самое с пленным чеченцем и не разрешил бородатому помывку. Только из пайка дал ему мясной паштет в вакуумированной фольге и галеты. Наемника подвел к Орку:

– Орк, прикинь, чем вооружить парня. Дай ему все, что сможем. Он теперь боец спецназа на испытательном сроке. Сам знаешь, что и как, но головой отвечаешь. К исполнению.

– Есть, – без энтузиазма ответил Орк, скривившись и вздохнув.

Оставив Кэпа на попечение Орка, Истребитель дружелюбно похлопал по плечу Баллона, перебирающего пулемет, обошел всех членов отряда с проверкой. Подбадривал, подсказывал, науськивал, делал замечания либо хвалил. Анжелу инструктировал Холод, полковник Меркулов переговаривался с рядовым Димоном, примеривая защитные комбезы из арсенала лаборатории. Родео сидел на стуле и лопал тушенку, искоса глядя на суетящихся людей. Грызла ли его совесть или нет – сложно было понять по внешнему виду. Его выбор и определение личного пространства – это был только его выбор! Не стесняясь никого и ничего, он мурлыкал под нос песенку, поглощая консервированную говядину, шевелил дырявыми носками рядом со снятой обувкой, источая на полбункера вонь от ног и запах еды.

Майор Семаков изучал противорадиационные элементы костюма «Вулкан», ценящегося в Зоне. Тротил готовил для группы «ежики», соединяя в комплексе тротиловые карандаши, оболочки и набивку для них. В качестве последней служили запасы дроби, прихваченные из две тысячи шестого года, местная канцелярская мелочь типа кнопок, иголок, скрепок, а также битое стекло, коего здесь было в избытке.

Пыть-Яху поручили обойти помещения и собрать все мелкое железное, что пригодилось бы для сбрасывания и прощупывания предстоящего пути: болтики, гаечки, винты, шурупы, гвозди, монеты, гильзы и так далее.

Для первой подгруппы, остающейся в бункере, приготовили минимальный запас легкого стрелкового оружия и максимум питания. Второй подгруппе, наоборот, предназначалось взять как можно больше БК и остатки еды. Сталкер заверил, что пища им либо не понадобится вообще (типа некому уже кушать будет!), либо добудут ее сами, благо врагов и мутантов будет много. Остряк!

После выплесков адреналина, долгой бессонницы и навалившейся душевной усталости все искали уголки, где можно было бросить свои бренные тела. Так как выход в рейд по совету Корсара был назначен на вечер, чтобы двигаться ночью, избегая снайперов «Бастиона» и невидимые днем аномалии, Никита дал команду всем спать.

Он сам валился с ног, прокручивая в голове новости прошедших часов. Не спеша перебирал рюкзак, сворачивал маскхалат снайпера, убирая его подальше, как наименее важное в Зоне (опять же по заверению проводника), когда к нему подошел Корсар и протянул руку:

– Спасибо, дружище, еще раз за спасение и помощь там, в корпусе! Мы, сталкеры, такое не забываем, поэтому помни и знай всегда: куда бы ты и твои бойцы ни встряли, ни влипли, где бы вы ни оказались, нуждаясь в верной руке и крепком плече – я лично в вашем распоряжении и приду на выручку. Это закон! Это кровные обязательства здесь, в Зоне. Я твой должник и надеюсь на нашу дальнейшую дружбу и сотрудничество.

– Принято, Корсар, – Никита ответил крепким рукопожатием и улыбнулся, – десантура десантуру не бросит никогда. Да, Холод?

Он взглянул на Дена, тот показал жестом «да».

– У меня к тебе разговор, майор. И не как к званию и должности, а как к человеку, – продолжил сталкер, – уделишь пару минут?

– Да легко. Пошли.

Они уединились за стеклом лаборатории, плиточный пол которой представлял теперь лужу после недавней помывки здесь Анжелы, наконец-то добравшейся до всех укромных местечек своего тела. Присели – один на стул, другой на край лабораторного стола с кучей вольтметров, амперметров и тестеров.

Корсар закурил, серьезно глядя на майора. Тот, разминая кисти рук, внимательно уставился на сталкера.

– Все, что здесь оглашалось в сводах бункера, – это серьезно? Не спектакль, отрепетированный там, на Большой земле?! Вы действительно оказались тут из две тысячи шестого, проскочив через этот «пространственный пузырь» и с таким заданием? Только честно, Никит.

– Слово офицера! Сам в полной прострации и в ауте. Все кумекаю, на каком уровне в самом деле произошел сбой, кто предал и вообще предали ли нас или это стечение обстоятельств. Конечно, многое из случившегося не случайность. Передо мной до сих пор лицо начштаба Селезнева, озабоченного странностями операции. Я уверен, что половина штаба даже не в курсе всего того, что и как должно было произойти. Я видел их глаза, руки, записывал и прослушивал диалоги – ни Селезнев, ни Рогожин и, уверен, ни генерал не обладали всей инфой на момент подготовки и сборов ГОНа. Но знаешь, Корсар, разбираться, качать права и ломать голову сейчас, в нашем положении, в этой дыре, в осколке мира, считаю излишним и пустым. Даже вредным. Это пускай будет потом, там, если нам удастся вернуться! А сейчас нужно собраться и выполнить приказ, миссию, поставленные задачи. Чтоб ни одна тварь, ни одна задница потом не вякнула даже в тряпочку, что нами что-то не сделано и не исполнено. Это мой отряд, мои люди, это кусок меня самого!

Ты глянь на них. Видишь? Они не жуют сопли, не молятся и не истерят, узнав и осознав свое бедственное, удручающее положение. Они собраны, настроены на успех, они морально готовы к трудностям, а это много значит. Ты посмотри. Даже дохляки и лузеры эти, не имеющие никакого отношения к войне, к нам, спецам, и то подкованы, решительны и стойки не хуже любого солдата. Вон наемник этот, уже бывший, надеюсь! Кровью готов смыть позор и делишки свои поганые, понимая, что нам не помешают лишние руки, вызвался сам и жестко настроен умереть, если надо. Я видел его глаза, я прочел их, Корсар. Там огонь, воспоминания о чести бывшего офицера, героя своей страны, видимо, выброшенного ельцинским развалом на задворки. А Полкан, а Димон? Натерпевшись в плену, в этой вшивой яме, унижений, пыток, мучений, они, как настоящие русские солдаты, все равно готовы взять оружие и идти вперед, навстречу смерти, подальше от позора и угнетения, которые уже прошли. А ты на девку глянь! Вчерашняя фифа, дискотечная цаца и папенькина дочка хватает оружие и готова чесать напролом вперед нас, мужиков. И кому хошь утрет нос. Вот они – наша сила и наша правда!

– Никит, там, за стенами, Зона! Там, серьезно, очень все плохо. Они все, да и ты, извини, еще не ведаете, куда попали и каково будет там. Даже, знаешь, одно то, что с военными здесь никто не дружит, военные для нас всех в Зоне смертельные враги, – уже заведомо ставит операцию под удар. Например, мне будет сложно и невозможно объяснить любому попавшемуся нам на пути челу, почему я вдруг живой, откуда выпал и как я спелся с вами, военными, – Корсар угрюмо смотрел на разведчика, – зато я рад видеть и слышать твой настрой как командира, как человека! Энергию и боевой огонь твоих товарищей. Эх-х… ладно, понял. Прорвемся, майор! Боюсь одного – про этот бункер здесь и вашу подземную секретную лабораторию там, в Туманске, знают уже многие. Причем не те, кому надо. Это, чувствую, будет тот еще рейд!

– А что нам уже терять, Корсар? Мы отщепенцы, попаданцы. В плену у этой вашей Зоны. Нам обратной дороги нет! Чую это. И как вернуться, куда и в когда – боюсь даже предположить. Не-е, не вернуться нам уже туда никак. Если этот Мебиус намудрил так с пространством, координатами и лентами своими, коснувшись святого и запретного – власти над временем, то это полная жопа! И хер я увижу свою… своих…

Ком подкатил у Никиты к гландам, он открыл рот, тяжело задышал. Не хватало еще предательски навернувшиеся слезы показать новому товарищу. Он улыбнулся, но попытка не удалась. Корсар все понял. Понял и похлопал майора по плечу:

– Ниче, братуха, прорвемся!

Отряд вдруг замер, замолчал, переглядываясь, все поочередно повернулись в одну сторону.

Из-за аквариумной стены вышли Истребитель и Корсар. Вчерашние и всегда враждующие в Зоне противники – военный и сталкер. Но сегодня сплоченные и ставшие побратимами. Вышли плечом к плечу два сильных мужика. Спокойные, уверенные, строгие лица. Немигающие взгляды. Сжатые кулаки, аж костяшки побелели. От этих двух человек вдруг повеяло такой силой, надежностью и решимостью, что все присутствующие невольно подобрались, подтянулись, посерьезнели и налились одержимостью и стремлением к победе.

Было двадцать шестое апреля две тысячи шестнадцатого года. Раннее утро очередного дня рождения Зоны.