Мы никогда друг друга не любили

Глава третья

Виктор

Я бы подумал, что свихнулся, если бы не очень четкое ощущение реальности.

Ненавижу шлюх.

Не в том смысле, что испытываю к ним какие-то негативные эмоции, осуждаю или порицаю, просто трахать не люблю. Продажные девицы – отдельно, я – отдельно. Хотя жизнь научила, что любая принципиальная скромница может стать продажной, вопрос в цене. По большей части я предпочитаю хотя бы иллюзию взаимного влечения, эдакий ритуал маскировки платного секса под ухаживания. Но иногда нет ни времени, ни сил на флирт. Только острое желание самой обычной физической разрядки.

Поэтому реакция тела на девицу, явившуюся в номер, откровенно удивляет. До сих пор я считал, что желание не способно вспыхнуть от одного вида каштановых кудрей или стройных ножек, обтянутых дешевым блестящим платьем. Но едва она вошла, я понял, что хочу.

У нее, черт возьми, даже запах был возбуждающим!

А потом наваждение пропало. Вместо хорошего оргазма создание с кудрями подарило мне несколько царапин, следы зубов на руке и, кажется, новую фобию. Интересно, как называется боязнь проституток? Бабочкафобия? Шлюхофобия? Путанофобия? Надо будет загуглить.

Я смотрю на нее, продолжая сжимать тонкие запястья, чувствую почти болезненную неудовлетворенность и все жду, что проснусь. Ибо последняя девушка, которую я ожидаю обнаружить в своей постели – это бывшая жена.

Как будто мироздание издевается, услужливо восстанавливая в памяти ночь, которая напрочь стерта. Будто мне суждено увидеть ее огромные испуганные глаза и застывшее на лице выражение обреченной решимости.

– Не-не-не, я второй раз на эту хрень не поведусь! – вырывается у меня.

Аврора снова пытается вырваться, но я пока не уверен, что готов ее отпустить. Она что, пьяна?

Черт, а почему я-то готов рвать и метать из-за того, что желанным лакомством оказалась именно эта девчонка?

Накатывает злость. На нее, за то, что ведет себя, как малолетняя оторва. На себя за то, что не могу успокоиться. Член каменный, сердце все еще не успокоило ритм, а ее запах все еще пьянит сильнее виски.

Блядь.

– Вставай! – рычу я и за шкирку, как котенка, поднимаю ее на ноги.

Твою мать, да она еле соображает!

– Это ж как надо было нахуяриться, чтобы оказаться под незнакомым мужиком!

Хотя я знакомый, но вряд ли она целенаправленно шла отблагодарить меня за четыре лимона отступных. Хотя было бы неплохо…

– Леха, подгони машину, – звоню водителю. – Да, домой. Через минуту на паркинге.

Эта идиотка едва держится на ногах, но все пытается что-то вякать. Я поклялся больше не пересекаться с бывшей женой, но сейчас не имею никакого желания выяснять, где она теперь живет. Жаль, что оставить ее здесь, чтоб половина клуба поимела – неуважение к ее отцу, который сделал меня тем, кто я сейчас.

Но как же она получит у меня утром!

В машине пыл Авроры утихает. Полагаю, исключительно потому что быстрая езда и пьянка – несовместимые для вестибулярного аппарата понятия. От меня не укрывается, как она вжимается в угол машины, и внутри даже шевелится что-то, очень отдаленно похожее на жалость. Мне пиздец как интересно, что она забыла в вип-комнате, что-то подсказывает, что вряд ли ее там ждал пылкий любовник – разгоряченная и готовая на все пьяненькая девочка бы так отчаянно не сопротивлялась. Даже любопытно, какие-такие обстоятельства привели Аврору-катастрофу в мои лапы.

Я злюсь. Хочу убедить себя, что на нее, но в итоге признаю, что все же на себя. За то, что не сдержался, за то, что захотел. И самое главное: за то, что все еще хочу. Я так старательно избегал ее все годы совместной жизни, что почти убедил себя: схожесть с Надей совсем не трогает. Я всего лишь допустил досадную ошибку, поддался эмоциям и тоске, но на самом деле при виде Авроры внутри ничего не отзывается. В это было легко поверить, и с разводом я даже выдохнул. А сейчас приходится признать: отзывается.

Так отзывается, что часть меня жалеет, что не трахнул ее ни разу за годы совместной жизни.

Откат от всплеска эмоций и выброса адреналина накрывает Аврору в лифте. Ей уже давно не хорошо, а плохо, и сейчас станет еще хуже, но у меня нет желания заботливо держать ей хвостик, пока она блюет. Пусть скажет спасибо, что я привел ее к себе, а не отправил прокапываться в наркологию. Как быстро мой принцип “никогда не приводить баб в квартиру” оказался отодвинут в сторону.

Я купил этот пентхаус, едва Аврора заикнулась о разводе. Всегда мечтал о таком жилье: лаконичном, минималистичном, напичканном снизу доверху техникой. Почти космический корабль на пятьдесят пятом этаже. Скоростной лифт несет нас на самый верх и, надо думать, не добавляет Авроре приятных ощущений. Даже у меня закладывает уши, как при взлете.

Бывшая прислоняется лбом к дверям лифта и едва слышно бормочет:

– Холодная стена-а-а…

Меня совсем некстати разбирает смех. Она и вправду что ли нажралась впервые?

– Стена холодная. И дви-и-ижется?!

– Это называется лифт! – Я уже не могу не ржать.

Вытаскиваю ее из лифта и прислоняю к стенке, как ковер в рулоне, в ожидании пока замок считает мой отпечаток и отключит сигнализацию. Охрана наверняка развлекается, наблюдая за камерами.

Один существенный минус: в квартире только одна спальня. Я сделал себе кабинет, спортзал, даже небольшой бассейн с видом на город, но совершенно не планировал селить туда гостей. Несколько минут я размышляю, что мне дороже: диван в гостиной или кровать в спальне, но в итоге прихожу к выводу, что лучше эту звезду закрыть в отдельной комнате.

Аврора растягивается на кровати, едва я ее к ней подвожу. Достаю из шкафа чистую рубашку и бросаю рядом с ней.

– Переоденься и спи.

Она пытается что-то сказать, но от резкой смены ориентации в пространстве голова наверняка адски кружится, поэтому вместо возражений и протестов получается жалобный стон, который я истолковываю по-своему.

– Минералка на тумбочке. Утром побеседуем.

Мне надо выпить. Я бы не отказался допиться до того же состояния, что и Аврора. Чтобы упасть на диван и тут же отключиться. Чтобы голове было приятно и легко, и в нее не лезли идиотские мысли.

Но я не могу позволить себе нажраться. Во-первых, завтра неплохо бы поработать, а во-вторых воспитательные беседы о вреде алкоголя плохо заходят с похмелья. Но я все же не отказываю себе в стакане виски. Кажется, что охлажденные камни падают в стакан непозволительно громко. Я замираю, вслушиваясь в звуки из спальни. Это злит, плевать, проснется бывшая жена или нет! Она почти в алкогольной коме, ее и танк не разбудит.

Очнись, Островский. Ты пять лет ходил мимо нее, не удостаивая взглядом, что изменилось сейчас? Она все еще дочь Нади, еще живое напоминание, что ты потерял. Что мог бы иметь, если бы…

Если бы что? Был из приличной семьи, а не из детского дома? Не был бандитом? Не сдался так легко и нашел бы Надю?

Тогда Аврора могла бы быть моей дочерью.

Поддавшись порыву и прихватив стакан, я бреду в спальню. Открывшаяся картина одновременно возбуждает и удивляет. Аврора переоделась в мою рубашку и спит, свернувшись клубком прямо поверх покрывала, смяв руками подушку. Рубашка закрывает бедра до середины, оставляя простор фантазии – и она несется вскачь. Я взглядом провожу по ее коже, краю белой хлопковой ткани, чувствуя, что не могу больше сопротивляться тому, что хочу ее. Все, на что хватает выдержки – это не трогать, не прикасаться. Она сейчас не способна провести ночь с мужчиной, а мне остро не хватает отклика.

Представляя, как Аврора выгибается подо мной и сладко стонет, я готов кончить.

– Ты даже не представляешь, как тебе сегодня повезло. Нам обоим повезло.

Она вряд ли меня слышит, но собственный голос немного снижает накал.

– Ты могла быть моей дочерью. Не представляешь, что происходило после той ночи. Не знаешь, что я взял у тебя волосы на анализ и целую неделю жил с мыслью, что если ты – моя, то, наверное, жить с этим я не смогу. А потом пришел результат, и тогда Надя умерла в моем сознании окончательно. Я смотрел на тебя, и понимал, что ее нет. Что все, что осталось от девушки, которую я любил – до боли похожая на нее девчонка.

Нам надо навсегда расстаться. Для обоих присутствие другого в жизненном пространстве – как лить на свежую рану соляной раствор. Судьба любит насмешки, скажи мне кто, что мы с Авророй встретимся спустя половину суток после развода в вип-номере ночного клуба, я бы долго и с удовольствием смеялся.

– Правда в том, что я не положительный герой, дорогая бывшая супруга. Завтра ты выйдешь из моего дома – и навсегда исчезнешь, но если хоть однажды мироздание сведет нас снова, если вопреки всему мы встретимся снова, не жди от меня понимания. Я вообще не привык отказываться от желаний.

Сумасшедший день. Противно ноет голова, но вряд ли от алкоголя. Я ставлю опустевший стакан на прикроватный столик, но вместо того, чтобы уйти, зачем-то опускаюсь с краю.

Мне адски лень идти на диван, он неудобный, а запасной подушки и одеяла в доме не водилось отродясь. И я разрешаю себе прежде, чем пытаться кое-как проспать пару часов до рассвета. Выспаться сегодня не получится точно.

Конечно, я сам не замечаю, как засыпаю. Сначала мысли сменяются каким-то бредом, и я понимаю, что это практически сны, но вытащить себя из этого состояния не получается. А затем я проваливаюсь в глубокий сон – на этот раз окончательно и до утра.

У меня на ладони сидит маленькая нахохлившаяся птичка. Я понятия не имею, какое у нее название, но у нее яркие золотистые перышки и блестящие бусинки-глаза.

Холодно.

Ледяной ветер пробирает до костей, обжигает морозом легкие. Я поднимаю руку, чтобы отправить птицу в небо – и она превращается в черную точку на фоне ослепительной белизны.

– Зачем отпустил, Вить? – говорит кто-то рядом.

Я резко оборачиваюсь и вижу Надю.

Время не пощадило ее, но оставило такой же красивой. Жадно всматриваясь в ее лицо, я одновременно пытаюсь запомнить его и не просыпаться.

– Замерзнет ведь… – Надя щурится от яркого солнца. – Жалко.

Аврора

Как же мне плохо.

Я залпом выпила пол литровую бутылку минералки и, кажется, поняла, что такое настоящее наслаждение. Но оно быстро закончилось, и я постыдно думаю, что готова отдать все на свете за еще один глоток воды.

Осматриваюсь. Я вовсе не в своем номере, как подумалось поначалу. Может, у кого-то из девчонок? Довольно минималистичная, но стильная и дорогая обстановка. Нет, не у девчонок.

Голова адски кружится. Поначалу кажется, что я не могу толком ходить, меня шатает при любой смене позы, но спустя пару минут немного отпускает. Сердце бьется быстрее, чем нужно, от этого слегка тревожно.

Да, похмелье – это совсем не весело.

Как же я напилась!

Первый блин самостоятельной жизни вышел комом, я никогда еще так не напивалась и больше не планирую.

Я подхожу к окну, распахиваю шторы и едва не ахаю: открывается сумасшедший вид на город! Должно быть, это этаж так… пятидесятый, не меньше, ведь стандартные девятиэтажки внизу смотрятся совсем крошечными, будто игрушечными.

Я знаю этот район, он безумно дорогой! Если это отель, как я оказалась в нем? А если нет, то где я?

В поисках ответов я бреду в ванную, где долго умываюсь холодной водой. Мне ужасно плохо. Больше всего на свете я мечтаю лечь в постель и страдать, пока похмелье не пройдет, но сначала надо выяснить, где я и с кем. Выключив воду я смотрю в стакан для зубных щеток, и вижу там одну. А рядом – бритву, и я знаю только одного человека, который так их хранит.

Нет.

Нет, нет, нет!

Этого не может быть, но…

Метнувшись в комнату, я обшариваю шкаф.

Рубашки, футболки – все пахнет Виктором Островским. Я изучила его запах, он частенько являлся во сне (и пусть говорят, что во снах не бывает завтраков).

Я и сама в его рубашке. Чувствую себя почти голой, но во фривольном платьице с бисерной бахромой точно не буду лучше. Наконец нахожу компромисс: надеваю сначала платье, а поверх – рубашку.

Воспоминания медленно возвращаются. Я помню, как мы с девочками пришли в клуб, как заказывали коктейли, как они бросили меня, как по дороге из туалета я встретила какого-то мужика…

– Господи, второй такой неудачницы нет на свете!

Бывший муж меня, пьяную, притащил домой и уложил спать! Хорошо же отметила развод, чуть не переспала с ненавистным мужчиной.

Интересно, почему в этот раз он остановился?

Хотя нет. Плевать! Плевать, почему Островский остановился и зачем привез меня к себе.

Смотрю на часы: десять, значит, бывший муж должен быть на работе.

Быстро выскользну из дома и никогда больше не вспомню об этом позорном пробуждении!

Сумочка здесь же, валяется на полу. Телефон разряжен, такси не вызвать, но у меня есть мелочь, хватит на проезд. Только бы поскорее убраться отсюда!

Я так расстроена, что даже не рассматриваю обстановку и виды. Стараясь ступать бесшумно, тенью скользить к входной двери…

… которая заперта.

На первый взгляд нет ни замка, ни защелки, только сенсорная панель. По идее, квартира открывается ключ-картой, но в обозримом пространстве ее нет.

– Ну что, богиня зари и текилы, болит головка?

Черт.

Ну да, конечно. Не упустит шанс поиздеваться.

– Открой дверь, я хочу домой.

– Сначала ты мне расскажешь, какая дорога приключений привела тебя вчера в мою постель, а потом я, может быть, тебя выпущу. А может, и нет, потому что деньги уплачены, а отрабатывать ты их отказалась.

– Иди к черту со своими деньгами, я тебе не проститутка!

Островский сидит за барной стойкой. Бодрый, свежий, веселый.

Злая, голодная и больная, я его сейчас особенно ненавижу.

– Тогда рассказывай. На вот, чайку попей. Похмелье не отпустит, зато хороший чай попьешь, партнер привез из Китая.

– Иди ты со своим чаем, – устало говорю я.

Но хоть за годы брака мы почти не общались, я хорошо знаю Островского: он не отстанет. Этот мужчина способен раздраконить даже мертвого методичным и спокойным повторением вопроса.

– Давай, поведай мне секрет своего успеха на поприще путан.

Весело ему. А мне хочется лечь на холодный мрамор, кажется, будто там станет легче.

– Просто заблудилась.

– Да ты что? По глазам вижу, врешь. Пока не расскажешь, не выйдешь.

– Не вру. Заблудилась, встретила какого-то мужика, он спросил, как меня зовут, а потом притащил в номер.

– И все? Он по счастливому совпадению ждал проститутку по имени Аврора? Как-то складно у тебя выходит…

– Ну… – Я чувствую, как краснею. – Он решил, что это псевдоним.

Островский вдруг от души смеется.

Я совсем не понимаю, что смешного в том, что меня приняли за девочку легкого поведения. Не он испугался до полусмерти и не он едва не пережил еще один кошмар наяву.

– Знаешь, твой отец боялся, что из-за имени тебя будут дразнить крейсером, а надо было бояться, что проституткой.

– Хватит издеваться! Может, мне тебе в ноги кинуться за то, что не стал насиловать?!

– Обойдусь устной благодарностью, – все еще хихикая, говорит Виктор.

– Открой уже дверь, я хочу домой, у меня дела!

– Не забудь, что в четверг нужно забрать вещи. Приезжай лично, напиши расписку, что претензий нет.

Мы вместе идем к выходу, и я размышляю о том, что претензий у меня море. Но ни одну из них не стерпит бумага: они слишком личные для нее.

У дверей Островский прикладывает палец к датчику и, когда тот сменяет цвет с красного на зеленый, я с облегчением берусь за ручку.

Свобода!

Пальцем Виктор вдруг прикасается к синяку на запястье. Я никак не ожидаю этого прикосновения, и вздрагиваю, словно от удара током.

– Это я? – спрашивает он.

"А есть разница?", – думаю я, но почему-то молчу.

– Нет. Это от браслета, я ударилась.

Тогда он молча отходит – и я выскальзываю на площадку, к лифтам. Место касания будто горит, а к симптомам похмелья примешивается озноб. Мало приятного.

К счастью, дорога до отеля проходит без приключений, хотя парочку заинтересованных взглядов я все же ловлю. Уж очень провокационно смотрятся белая мужская рубашка и короткое блестящее платье.

Больше всего на свете я хочу принять душ, лечь в постель и остаток дня проваляться, потягивая холодную минералку.

Общаться с Ритой и Инной не хочется. Я злюсь на то, что они бросили меня и совсем не хочу рассказывать, чем закончился вечер. Я вообще хочу скорее все забыть.

После душа я нехотя включаю телефон. Удивительно, но наш с девочками чат молчит, а вот еще одна знакомая написала с просьбой перезвонить, что я и делаю прежде, чем предаться страданиями.

– Аврора, привет, это Лиана. Ты спрашивала риэлтора, который может подыскать тебе квартиру, я нашла контакты. Куда удобно сбросить?

– Давай в телеграм, спасибо огромное!

Лиана знает кучу полезных людей: юристов, фотографов, писателей. Я занималась с ней математикой на первом курсе. Мне грозил "неуд", и пришлось нанять репетитора. С тех пор мы иногда общались, и сейчас она – единственный, кто сможет помочь устроиться после развода.

– Еще знаешь, есть предложение поехать в небольшой отельчик на пляже в выходные. Маленькие домики и все такое. Не хочешь с нами? Развеешься, отвлечешься от перемен.

– Да я тут уже отвлеклась вообще-то…

С другой стороны в домиках на пляже сто процентов не будет Островского. Я смогу выдохнуть и привести мысли в порядок.

– Согласна, – говорю я, не давая себе шансов передумать. – Но не раньше пятницы. В четверг у меня раздел имущества.

А вот после можно отметить свободу как положено. И как мне больше нравится, все же пьянки и клубы – совсем не мое.

Ну а потом просто жить дальше.