Мы связаны с тобой (СИ)

Глава 23

Вольская вот уже который раз пыталась попасть к Саше, но врачи упорно не пускали ее к нему. Поэтому Лена просто сидела в отделении больницы, не отвечая на звонки, не реагируя на внешние раздражители. Ее состояние было сравнимо с тем, когда человек вообще не спит двое суток, а затем его еще и заставляют пробежать кросс. Дикая слабость, головокружение, сухость во рту, вдобавок к этому оставляло желать лучшего и моральное самочувствие.

Лена постоянно вспоминала их с Сашей знакомство: когда она приехала из Москвы в подольский дворец спорта, писала статьи о хоккее. Тогда она практически сразу заинтересовалась Беркутовым — на фото с сайта и других журналистских снимках он выглядел не так притягательно, как в момент первой встречи.

Его сердитый взгляд чуть исподлобья, хрипловатый голос, широкие плечи, некая «мужиковатость» привели Лену в восторг, но она ни словом, ни делом себя не выдала. Вела себя сдержанно, соблюдая дистанцию. Сейчас Вольскую одолевали какие-то глупые мысли, вроде того, что может, надо было сразу показать Саше, что он ее заинтересовал, ведь с его стороны была явная симпатия.

Затем появились размышления о том, что если бы они с Сашей уехали в Черногорию раньше, она бы не пересеклась с Градовым… Лена винила в произошедшем кого угодно, но только не себя. Ее эго не давало признаться в том, что вина лежит и на ней.

Слишком эгоистична, поглощена собой и своими делами, с головой погружена в работу, слишком любит флирт. К Вольской приходило осознание того, что она, по сути, никогда и не интересовалась Сашиными переживаниями, относилась к его ревности, как к отклонению от нормы, считала его чересчур вспыльчивым. Сама же приревновала к своей коллеге, только лишь увидев их вместе в кафе, просто со стороны. Так кого в их паре можно назвать бОльшим ревнивцем?

А ведь он переживал за нее. Она видела это в его взгляде, слышала по его обеспокоенной интонации. Какая же она была дура, почему сравнивала заботу любимого мужчины с папочкой-тираном? Почему ей не приходило в голову интересоваться Сашиными проблемами, почему она предпочитала убежать на очередное «горячее» интервью, даже не озаботившись приготовлением самого простого ужина?

Но самое главное — почему она всячески избегала разговоров о семье и детях? Ведь Саша неоднократно говорил, что хочет создать семью, что любит детей, что готов стать отцом. Да, все это упоминалось вскользь, в беседах, в подходящих ситуациях, а Лена, словно чего-то боясь, переводила тему. Потом уже она признавалась внутреннему «я», что боится потерять себя, отдавшись мужчине полностью. Боится, что уделяя меньше внимания своей карьере, перестанет быть востребованной журналисткой.

Теперь же она четко поняла и приняла тот факт, что без Саши ей вообще ничего не нужно. Ни блогов, ни журналистских конференций, ни статей, ни карьеры. Ни-че-го. Она потеряла себя с окончанием этих отношений. У нее осталась работа, но не осталось ни сил, ни желания что-либо делать.

— Кто здесь девушка пациента Беркутова? — голос врача прозвучал глухо, как сквозь вату.

Лена машинально хотела подняться, но ее опередила Аня, которая, нервно комкая в руках бумажную салфетку, в ожидании смотрела на мужчину в белом халате.

— Я. С ним что-то..? — она, кашлянув от волнения, осеклась.

— Очень большая кровопотеря. Проведена операция.

— А как дальше, что делать… Он хоть жить будет? — как-то жалобно протянула Аня.

— Девушка, мне сейчас не до разговоров, у нас сложные пациенты поступают. Мне от вас нужно, чтобы вы привезли его документы. Паспорт, медицинский полис, страховое свидетельство…

— Но, я не знаю… — она испуганно посмотрела на Вольскую. — Я не знаю, где у него документы. И у меня нет… ключей.

— У меня есть, — безжизненно отозвалась Лена.

Доктор устало махнул рукой, что, видимо, означало «разбирайтесь сами», и попросил привезти необходимое побыстрее.

Лена медленно поднялась со скамьи, совершенно не чувствуя онемевшие от долгого сидения в неудобной позе ноги, и сделала шаг вперед, протягивая Ане ключи.

— Держи. Адрес, думаю, ты знаешь, раз ты с ним…

— Н-не знаю… Мы встречались у меня.

Лена подавила в себе зарождающуюся ревность: место неподходящее для того, чтобы думать о таком. Да и все правильно, теперь Аня — это Сашина девушка. Какие могут быть вопросы.

— Метро Динамо, или Аэропорт, — она, достав из сумки лист бумаги, записала адрес, рассказала, как лучше и быстрее добраться, чтобы не заблудиться по дороге. — В дальней комнате стоит гарнитур у стены. Там в среднем…

— Подожди, — прервала ее Аня, покачав головой. — Я не поеду.

— Что значит, не поедешь? Почему?

— Лен, мы с ним просто… Развлеклись, понимаешь? Ты знаешь, что я всегда им восхищалась, завидовала тебе.

— Ань, врач просил документы привезти, и сейчас не то место, и не то время, чтобы выяснять.

— Самое время. У нас с ним было пару встреч, алкоголь, все такое. Не сердись на меня, пожалуйста.

— Аня, это лишнее, зачем ты мне все это рассказываешь?

— Я думала, вы расстались окончательно.

— Так и есть, — Лена, кусая губы, чтобы снова не разреветься, отвела взгляд, рассматривая какой-то информационный плакат, но буквы вдруг начали расплываться. Слезы невозможно было сдержать, они текли непроизвольно, а всхлипывания становились все громче.

Аня, не колеблясь, бережно обняла коллегу, и принялась поглаживать ее по спине.

— Все хорошо будет. Он же у тебя сильный.

— Ань, я столько ему не сказала, он ведь думает, что я не люблю… — Лена больше не могла говорить, она плакала навзрыд, и никак не могла успокоиться. — А вдруг не получится сказать…

— Получится, — Аня почти пришла в себя, хоть глаза и были еще мокрые, но в целом она могла мыслить адекватно, поэтому взяла Лену под локоть и вместе с ней направилась в Сашину квартиру.

По приезду домой, Лена недоуменно остановилась на пороге, когда к ее ногам бросился серый кот и, нисколько не напрягаясь по поводу незнакомых людей, принялся тереться о ноги Лены.

— Какой у вас красивый котик, — умилилась Аня. — Как его зовут?

— Ммм… у нас раньше не было кота.

— Он голодный, наверное, ты посмотри миска пустая, все скушал. Можно я его покормлю, пока ты забираешь документы?

— Да, конечно.

Лена, сняв обувь, прошла в комнату, где, вопреки ожиданиям, царил абсолютный порядок. При ней Саша позволял себе вольности вроде неубранной кровати, где попало мог оставить джинсы или мокрое полотенце. Сейчас же все было чисто, прибрано, и не наблюдалось ни пыли, ни разбросанных вещей.

Открыла шкафчик, чтобы взять документы и вдруг увидела на нижней полке, чуть дальше, чем лежали Сашины любимые часы — маленькую синюю бархатную коробочку. Она достала ее и, немного помедлив, открыла. Изящное, тонкое золотое колечко с небольшим мерцающим камнем.

Снова перехватило горло, участился пульс, и появилось привычное жжение в глазах. Лена бы ни за что не поверила, что кольцо предназначалось другой девушке. От осознания того, что Саша, вполне вероятно, собирался сделать ей предложение под Новый год, стало еще паршивей: он наверняка готовился, он так этого ждал, а потом их ссора, бурное выяснение отношений, оскорбления. Если бы можно было забрать все сказанные тогда слова назад, если бы…

— Лен, ты нашла документы? — Аня решила ее поторопить.

— Да-да, — Лена осторожно вытерла слезы, делая несколько глубоких вдохов, и убрала коробочку на место, затем положила в сумку документы, и еще раз оглядела квартиру.

Только после расставания она поняла, как скучает по этому месту. Здесь все было так же, как и до ее отъезда. Каждый уголок, каждая вещь вызывала воспоминания. На диване по вечерам засыпал Саша, а Лена делала ему массаж, выводя пальчиком на коже замысловатые узоры; на кресле Саша любил смотреть телевизор и недовольно «рычал», когда Лена во время просмотра какого-нибудь матча, пыталась прочитать ему написанную статью. В оригинальной рамке для фото, привезенной Леной из Екатеринбурга, по-прежнему хранился совместный снимок из Черногории.

— Лен, надо ехать.

— Интересно, что здесь делает кот? — вопрос был скорее риторическим, поскольку ответ на него Аня дать не могла.

— Спросишь у Саши сама, поехали.

Приехав в больницу и передав все документы, Лена снова уселась на неудобную, жесткую скамью. Даже поздним вечером Саша не пришел в сознание. Аня уже уехала домой, поскольку у нее была запланирована командировка, а Лена ни в какую не соглашалась уходить, хотя медсестра, да и врач, уверяли, что здесь она им ну ничем не поможет. Все-таки Вольская настояла на своем и ей разрешили остаться.

— Девушка, вы меня слышите? — Лена испуганно вскочила, понимая, что по всей видимости задремала.

— С Сашей что-то?

— Да, пришел в себя. Поезжайте домой.

— Как домой? Я хотела… Мне надо поговорить с ним, нужно сказать…

— Милая моя, он вам сейчас все равно ничего не сможет ответить. Если все будет хорошо, завтра переведем его в палату. Ночь ему обязательно быть здесь.

— Нет, вы не понимаете, — Лена не узнавала себя, она, как в бреду, повторяла одно и то же, снова цепляясь за доктора. — Мне обязательно нужно ему сказать!

— Я не имею права вас к нему допускать.

— Имеете! — в отчаянии выпалила Лена. — К тяжелым больным тоже пускают родственников.

— Вы не родственница, понимаете.

— Я… я его невеста.

— Замечательно, — врач развел руками. — Сначала приезжает одна, говорит, что его девушка, потом приезжает вторая, оказывается тоже его девушкой, а теперь вы утверждаете, что являетесь его невестой?

Лена не нашлась, что на это ответить, ей не приходило на ум ни одного разумного довода, поэтому она вновь уселась на скамью, от усталости и бессилия прикрывая лицо ладонями.

— Тогда я останусь здесь, хорошо? Я не буду мешать, и спать тоже не буду.

— Да на вас лица нет.

— Не переживайте, я в порядке… В относительном.

— Владимир Андреевич, вас вызывают, — окликнула его медсестра. — Операция.

Он только покачал головой и, ничего не говоря, удалился в операционную.

Лена все-таки заснула. Правда, она сначала пересела на кушетку, так как не могла больше сидеть на жесткой поверхности, и даже не заметила, как задремала. Разбудили ее разговоры медсестер, звон каких-то инструментов, которые переносила по коридору санитарка. Врач, который вчера с ней разговаривал, видимо, передал смену, потому что сегодня работал пожилой седовласый мужчина, который сообщил, что Беркутова перевели в палату и скоро можно будет к нему зайти.

Лена потянулась, посмотрела на часы… И поняла, что не знает даже, как начать разговор, а вдруг Саша не захочет ее видеть, что ему сказать вообще? Все вчерашние монологи, которые мысленно выстраивались, вмиг забылись, вместо этого появилась непонятная дрожь и сильнейшее волнение.

Когда врач повел ее в палату, Лена ничего не слышала из того, что он ей говорил, лишь успокаивала себя, просила не волноваться, пытаясь игнорировать звон и гул в ушах.

— Только недолго. И учтите, что говорить ему пока противопоказано.

Лена кивнула и переступила порог, ощущая, как бешено колотится ее сердце.

— Саш, это я… — прошептала она, несмело подходя к кровати, на которой лежал Беркутов.

Его шея была перевязана бинтами, от руки тянулась тонкая силиконовая трубочка, и Лена увидела, что рядом с кроватью стоит капельница, по которой в вену поступает лекарство.

Саша попытался облизнуть губы, видимо собираясь что-то сказать, но девушка жестом его остановила, обхватив большую прохладную ладонь своими теплыми пальчиками.

— Не говори ничего, врач сказал пока нельзя. Я знаю, ты, наверное, не хочешь меня видеть…

Саша высвободил свою руку из ее ладоней и попробовал повернуть голову, но тут же поморщился.

— Саш… пожалуйста… — пресловутые, так измотавшие ее за последнее время слезы, опять подступали, не давая возможности нормально дышать. — Ты мне очень нужен.

Слова терялись и, казалось, не имели никакой важности. Она попробовала выразить в одной фразе то, что чувствовала, но не знала, как вместить все переживания за него, все страхи, как сказать, что без него ничего не будет иметь смысла. Лена снова вцепилась обеими руками в его руку, не желая отпускать. Пусть хотя бы так, но быть с ним рядом.

— Я была не права во многом. Во всем. Я поняла, что без тебя мне ничего не нужно…

Саша начал кашлять и в палате тут же появилась медсестра, которая попросила Вольскую немедленно покинуть помещение.

— Можно будет прийти к нему чуть позже? — с надеждой в голосе спросила Лена.

— Да, конечно.

Она вышла в коридор и прислонилась к стене. Самым главным сейчас было то, что Саша жив, и что он, несомненно, пойдет на поправку.