- Принимаю Корону, власть и ответственность! - Василий надел Корону, крепко зажмурив глаза и затаив дыхание. Ничего не произошло, ничего не случилось.
Оба соргонских дружбана и Васильевых собутыльника внимательно смотрели на новоиспеченного раттанарского короля, нервно облизывая губы.
- Я, маг-зодчий Бальсар, свидетельствую: Корона принята должным образом! - маг произнёс эти слова, еле сдерживая свои эмоции - он больше не был Гонцом и снова принадлежал только себе. Теперь он снова мог сам принимать решения и совершать поступки, и возвратиться к своей прежней жизни выдающегося раттанарского строителя. И - не более того.
- Я, Эрин, сын Орина, свидетельствую, что Корона принята должным образом! - Эрин, против ожидания, не упомянул ни свою родню, ни род своих занятий, когда поддакивал магу. Но на эту жертву с его стороны никто не обратил внимания - король углубился в постижение новых и непонятных для него ощущений, а маг, как уже говорилось, утонул в море радости от свалившейся с него ответственности за судьбу Раттанара, а то и всего Соргона.
Справедливости ради, следует отметить, что даже сам гном не заметил отклонения от произносимой им обычно тирады в виду необычайности происходящего: ещё ни один гном никогда не принимал участия в коронации соргонских королей. Тем более, в роли свидетеля, который имел право доказывать виденное им любым способом, вплоть до поединка, а воинское мастерство и качества топора не оставляли сомнений, что правдивость виденного будет убедительно доказана любому недоверчивому слушателю, независимо от рода и племени.
Не упомянутые гномом кузнецы и воины дружно сгрудились за плечами главы своего рода, оказывая ему моральную поддержку, в которой он вряд ли нуждался, поскольку никогда не чувствовал себя более важной особой в мире людей, как не видел равного себе среди гномов с момента их прихода в Соргон. Это был опасный момент! Момент, когда любой человек без труда подхватил бы вирус мании величия, и только детская непосредственность Эрина делала его недоступным для поползновений подобного рода хворей.
Маг, быстрее овладевший собой, усиленно делал Эрину знаки, мол, давай оставим короля наедине с самим собой, и опустившийся на землю самый великий гном послушно последовал за Бальсаром в другую половину дома.
Василий остался один, не замечая ни тактичности своих гостей, ни своего одиночества: его занимали совсем другие проблемы.
Если вы когда-нибудь были королём, вам не трудно будет понять переживания Головина после коронации.
Он не чувствовал за собой бесконечного ряда коронованных предков и не имел, воспитанный однобоким советским обществом, ни малейшего понятия, каким должен быть король и в чём суть его непрерывной работы. Что коронованная особа не имеет ни выходных, ни отгулов, ни отпусков - это Василий понимал. В его представления жизнь короля ничем не отличалась от жизни арестанта, которому Судьба уготовила совершенно одинаковый результат, не зависимо от вида действий. Тот сидел, чем бы не занимался: ходил ли, лежал ли, бегал ли или работал. Король, точно так же, правил, что бы не вытворял по подсказке своей Фантазии, и избавиться от подобного однообразия теперь не имелось ни малейшей возможности. Только отречение, что было глупо само по себе сразу же после принятия Короны.
С новой силой на него навалились давешние страхи перед ответственностью за множество чужих жизней. Мысли о несостоятельности своей, как короля, страх последствий не для себя - для зависящих от него людей при неверных действиях его, Василия, ставшего Законом для окружающих, и ставшего над любыми законами - несколько портили радостный привкус от совершённого поступка.
Многолетнее уклонение от любого вида осложнений в жизни не дало Василию опыта, так необходимого сейчас - опыта лидера, опыта вожака, ведущего за собой массы людей.
Чтобы получить право вести людей, было крайне важно иметь ряд определённых качеств, которые влекли бы за ним людей добровольно, без применения силы. А были ли они у него? Имел ли он право сказать: "Делайте так-то, а так не делайте"? Имел ли он право вести людей за собой, когда сам не доверял себе, и, не имея твёрдых принципов, боялся проявлений собственной власти и её влияния на чужую жизнь?
Василий боролся с сомнениями, подавлял их в себе - не имело смысла портить нервы из-за не наступивших ещё событий. "Стал королём - и радуйся, - говорил он себе, - Дождись неприятностей, тогда и скули. Может, и обойдётся…"
А ещё он боролся с соблазном взглянуть на себя, теперь короля, и полюбоваться видом раттанарского монарха. Поглядеть хоть краешком глаза, как сидит на его голове эта Хрустальная Корона в блеске драгоценных камней.
Свежеоткоронованный Василий, не утерпев, двинулся к зеркалу, но не из тщеславия (откуда оно у юного короля?), а из любопытства. Тактичное отсутствие Бальсара и Эрина избавляло Головина от критических и насмешливых взглядов бесцеремонной парочки, миссию которой можно было считать выполненной: Гонец получил свободу, Эрин… Эрин пока не получил ничего, но проворный гном своего всё равно не упустит.
Исправленное магическим образом зеркало безропотно отразило королевскую особу в профиль, анфас, снова в профиль: Василий вертелся перед зеркалом, делая неутешительные выводы.
Если и было в его облике что-либо королевское, то это не он - Головин. Пузырь в Короне, что в профиль, что анфас. Рост метр семьдесят при ста двадцати килограммах веса. И нельзя с уверенностью утверждать, что всё это - мышцы. Легче с этим не согласиться.
" А на коне вид будет ещё хуже!"- Василий отвернулся от зеркала и снял Корону… Точнее, хотел снять… Попытался снять… Попробовал снять…
Корона прилипла, приклеилась, приросла, чёрт знает, что сделала, но не снималась, не сдёргивалась, не сбрасывалась, никак не отделялась от головы короля…
От неё шёл холодок куда-то в середину, внутрь головы. Казалось, что она перетекала, впитывалась, просачивалась сквозь черепную коробку, растворялась где-то в мозгу.
Василий запаниковал, но внешне не подал вида, стараясь разобраться в своих ощущениях. Под пальцами уже не чувствовалась твёрдость хрусталя, и нечто упругое подалось под нажимом пальцев, и руки коснулись головы: вот волосы, вот кожа лба… Но где же Корона?!
Несчастный король снова бросился к зеркалу и без особого труда отразился в нём: пузырь и сидящая на нём Хрустальная Корона были на месте, но кисти рук утопали в Короне, словно погруженные в воду. Василий опустил руки и, сглатывая слюну, пересчитал пальцы: один, два, три… девять!!! Девять!!!
Пересчитал вновь, в другую сторону: один, два, три… девять… НЕ ХВАТАЛО ДВУХ ФАЛАНГ УКАЗАТЕЛЬНОГО ПАЛЬЦА ПРАВОЙ РУКИ. Василия прошиб пот.
Покосившись в сторону второй комнаты, он убедился, что маг с гномом заняты своими делами.
" Что делать?! Что делать?! Что же мне делать?!"
Откуда-то снизу, от самых пяток, поднимался липкий страх. Тошнота подступила к горлу, а в груди зарождался жуткий крик - ещё немного, и он, растянув рот, вырвется наружу. Ох, и стыдно же будет!
Вновь лихорадочно пересчитав пальцы, и снова насчитав девять, он, наконец, догадался повернуть руки ладонями к себе - и увидел загнутый палец. Когда он его загнул и зачем - не помнил, но, облегчённо вздохнув и, улыбнувшись, не стал напрягать память.
Глядя в зеркало, провёл рукой по голове: всё верно, Корону он видел со всеми её камнями, но не чувствовал.
Ещё раз убедившись, что Бальсар с Эрином не смотрят, Василий низко нагнулся и потрусил головой. С головы ничего не упало. Потряс ещё раз - с тем же успехом…
Вот влип - и на улицу не выйдешь.
"Староват я для волшебных приключений. Неужели нельзя было кого помоложе сосватать в короли? На кой им старый пень в королях?"
Усевшись за стол, Василий загрустил. Приключения начались, а радоваться уже не хотелось. Пропала радость. Растаяла. Бесследно.
"- Теперь скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ!"
"А это ещё откуда? Эрин с Бальсаром молча роются в своих вещах, я тоже молчу. Похоже, крыша едет: слышу голоса, ношу неснимаемую Корону, в друзья ко мне затесались один гном и один маг. Мой Соргон ждёт меня в Халявине. Интересно, чудеса лечатся или нет? "
"- Скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ!"
"- Ага, разбежался. Брошу сейчас превращаться в короля и стану произносить всякую чушь. Фигушки. "
"- Скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ! Без этого не будет полного слияния".
"- Какого ещё слияния? Чего с чем? Я уже вон слился - не могу Корону снять. И перестань говорить в моей голове: мне и так не по себе "
"- Не будет полного слияния с Короной!"
"- Куда уж полней! А ты кто?"
"- Корона. После слияния наши памяти объединятся. Ты узнаешь всё, что хранится в памяти Короны, всё, что знали твои предшественники - раттанарские короли. Их память станет твоей. Произнеси Формулу".
"- Сколько их было, этих королей?"
"- Пятнадцать. "
"- Их память за время правления или с детства? "
"- С рождения".
"- И каждый прожил лет по восемьдесят. Это же тысяча двести лет чужих воспоминаний! Я, со своими почти пятидесятью, просто затеряюсь среди них. И никогда себя не найду. Не будет тебе слияния!"
"- Слияние должно быть. У всех было".
"- А у меня - не будет!"
"- По другому нельзя!"
"- Можно! Если бы это было обязательно - мне не нужно было бы произносить Формулу. Значит, это - на моё усмотрение. Я против слияния своей памяти с твоей. Не хочу потерять индивидуальность среди пятнадцати своих предшественников. Тебя принесли в другой мир, значит, моё отличие от любого жителя Соргона имеет особую ценность, и я сделаю всё, чтобы его не утратить среди чужих воспоминаний. Я хочу сохранить себя таким, как есть! Тебе ясно? "
"- Я не могу выполнять свою задачу без слияния".
"- А что входит в твою задачу?"
"- Передать новому королю опыт и знания, умения и навыки тех, кто правил до него: это и науки, и этикет, и законы Раттанара, и боевое мастерство. А также следить за здоровьем короля, его безопасностью и физическим состоянием".
"- Какие у тебя полезные функции. Но я думаю, что всё это можно будет делать и без слияния. Придумаем что-нибудь. А теперь скажи, как тебя снять?"
"- Ни один из королей не снимал Короны, пока был жив".
"- Спасибо за радостную весть. Не могу же я ходить по Чернигову в Короне - здесь это не принято. Короны позволяют носить только пациентам психбольницы, да и те не из хрусталя и без драгоценных камней. Я думаю, что и в Соргоне понадобится иногда скрываться, а как спрячешься с такой радугой на голове? Я сейчас могу прятаться только среди других королей - а в Соргоне их явно не хватает. Кстати, куда делось твёрдое тело Короны?"
"- Внутри головы. "
"- Так втяни туда и остальное! Или там больше места нет? "
"- Скажи Формулу и будешь убирать Корону, когда захочешь".
"- Ты это как разговариваешь с королём? А ну, сейчас же, спрячься полностью! Приказываю!"
"- Слушаюсь, Ваше Величество!"
"- То-то!"
Василий подошёл к зеркалу - Короны не было видно.
"Что ж, с этим я справился. Держись, Соргон, я иду! Интересно, где она вся прячется? Неужели у меня голова совершенно пустая? Неудивительно, что я неудачник, раз голова - пустая! А думаю я тогда чем? Н-да…"
За хлопотами, связанными с коронацией, Василий как-то забыл про монеты, лежащие на столе. Он с интересом разгрёб горку монет: почти на всех красовалось его бородатое лицо - анфас - с одной стороны, на другой сидел, по-человечьи широко раскинув задние лапы, довольный медведь, запихивающий в улыбающуюся пасть правой лапой то ли мёд, то ли малину.
Между задних лап его - плетеное лукошко, видимо, полное любимого лакомства.
Остальные монеты - не раттанарские - остались пустыми кружками.
Василий снова полюбовался на свой портрет - не каждый же день его лицо помещают на государственные деньги, и некоторое любопытство было вполне простительно.
Чёткая надпись вокруг его портрета гласила:
"БЭЗИЛ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА "
Головин взвыл - эта надпись была последней каплей в его сегодняшних неприятностях:
- Кто - Бэзил?! Какой я, к чёрту, Бэзил?! Я - Бэзил??? Я - Василий!! Ва-си-лий!!! Б-б-б-э-эзил, Б-б-б-э-эзил, б-э-э, б-э-э! - Василий в раздражении смёл все монеты со стола.
На его дикие вопли бросились Бальсар с Эрином:
- Что случилось?
- В чём дело, Ваше Величество?
- Я - не Бэзил, я - Василий, - Головин указал на разбросанные по комнате монеты, - Так не честно! Не правильно!
Бальсар наклонился за золотым:
- Никогда не думал, что будет так приятно снова видеть герб Раттанара. Из всех соргонских гербов наш медведь самый человечный, если можно так выразиться.
- Да ты с другой стороны посмотри. Портрет посмотри.
- А что, похож! - Эрин тоже с интересом рассматривал монеты, - И надпись появилась: "БЭЗИЛ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА!" Вроде бы всё верно.
Василия передёрнуло при звуке этого имени.
- Бэзил - вполне приличное имя, Ваше Величество, - Бальсар, прочитав, с удивлением посмотрел на короля, - Это вполне соргонское имя.
- Оно может десять раз быть приличное, но оно - не моё! Не моё! Я хочу носить своё имя! Имя, с которым прожил почти пятьдесят лет! Оно не менее приличное, и со дня моего рождения до сегодняшнего дня оно означало меня! МЕНЯ! Я понятно объясняю? От меня не требуется изменить внешность или пол? Нет?
- Нет, Ваше Величество, - опешил маг, - Вам это вовсе ни к чему.
- Так почему же я должен менять своё имя? Не хочу! Не желаю!
- Наверное, это получилось из-за схожести Вашего имени с соргонским. И при сравнении предпочтение было отдано более известному в Соргоне.
- Кем? Кем было отдано это предпочтение?
Бальсар недоуменно развёл руками. Эрин пожал плечами и тоже промолчал.
"- Ваше Величество, Ваше Величество! "
"- Тебя ещё тут не хватало… Стоп! Корона, назад! Ты как-то связана с монетами - измени текст! Приказываю!"
"- Этого я не могу, Ваше Величество".
"- А кто может?"
"- Вы, Ваше Величество, только Вы".
"- Как?"
"- Не знаю".
"- Что же мне делать?"
"- После слияния Вы легко найдёте решение своей проблемы, Ваше Величество…"
"- Ты опять за своё, нахалка! Слияния не будет! И не приставай больше с этим ко мне. "
Эрин поднимал с пола разбросанные монеты, ворча себе под нос:
- Все короли одинаковы… Самодуры… Нет, само-дураки… Ну, чего тебе ещё надо? Раз король - правь и радуйся! Так нет: имя ему не подходит, страна ему не подходит, люди ему не подходят… Поистине - само-дураки! Ты с ним пьёшь, думаешь - приличный человек, а он - Бэзил, ну, настоящий Бэзил… Б-э-э…
Василий, слушая ворчание гнома, начал остывать: губы его тронула лёгкая улыбка, а когда Эрин после очередной тирады весело подмигнул ему, громко расхохотался.
Бальсар согнал с лица виновато-лукавое выражение и присоединился к своему монарху. Гном тоже не остался в одиночестве.
- Ладно, придумаем что-нибудь. Это всего лишь монеты, и портить себе нервы из-за них, действительно, не стоит.
- Я Вас поздравляю, Ваше Величество, с восшествием на престол, - маг, отсмеявшись, отдал Василию изящный поклон, - Желаю долгого и счастливого правления. И, конечно же, победить всех врагов.
Эрин высыпал собранные монеты снова на стол и, приняв важный и торжественный вид, поддержал Бальсара:
- Я присоединяюсь, Василий… Ой, простите, Ваше Величество - не привык ещё, к поздравлениям уважаемого мага, и от себя хочу добавить, что Вы всегда можете рассчитывать на мой топор, если это не повредит гномам. Что ж, будем собираться…
- Собираться? Куда? - Василий не понял намерений гнома, - Что ты ещё придумал?
- То есть, как это - куда? В Соргон, конечно же. Король у нас есть - пора идти. Сколько дней уже тут потеряли, а в Соргоне творится неизвестно что. Открывайте Переход, Ваше Величество, и двинем…
- Бальсар, как ты… - Василий неловко замолчал, затем поправился, - Как вы открыли Переход между нашими мирами?
- Я не открывал его, Ваше Величество. Он появился и исчез безо всякого участия с моей стороны.
- Эрин, похоже, тоже здесь ни при чём. Н-да, задачка.
- Это не маг, и не я, Ваше Величество. Это работа Короны, а значит, Ваша, раз Вы её владелец.
"- Эй, Корона, ты меня слышишь?"
"- Слышу-слышу, Ваше Величество! Приказывайте!"
"- Открой Переход в Соргон! Нам пора!"
"- Понятия не имею, как это делается. Открывать Переходы - не моя обязанность".
"- А что же твоя обязанность?"
"- Передать новому королю опыт и знания, умения и навыки…"
"- Стоп, хватит! Я это уже слышал: и науки, и этикет, и боевые навыки, и тому подобное. А ещё нудить по поводу слияния. Значит, как открывается Переход, ты не знаешь?"
"- Нет, Ваше Величество".
"- Поройся-ка в воспоминаниях королей, может, кто из них знал?"
"- Уже сделано, Ваше Величество. Никто не знал".
- Корона здесь тоже ни при чём. Как же мы попадём в Соргон, Бальсар? Никто из нас не знает, как открыть Переход.
Маг задумался.
- Мне кажется, Ваше Величество, что он откроется, когда мы будем готовы.
- Что ты… вы имеете в виду, Бальсар? - Василию никак не давалось называть своих собутыльников на "вы", а "тыкать" он считал не удобным, поскольку они с ним вдруг стали на "вы", да ещё и "Ваше Величество" чуть ли не в каждой фразе.
- Тот, кто открывает Переход, ждёт, когда мы подготовимся к возвращению в Соргон. Если Перехода нет, значит, мы ещё не готовы.
- Вы считаете, что он следит за нами?
- Не думаю. Ему не надо следить - он и так всё знает.
- Вы же говорили, что не слишком доверяете рассказам о богах! А сейчас?
- Я не уверен, что это - бог. Но и не отрицаю такой возможности. Я же не утверждал, что богов не существует. Я лишь говорил - мы неверно трактуем понятие бога. Но это предмет долгого разговора. Мои соображения по поводу Перехода опираются на следующие факты: Переход открылся прямо к Вашему дому, Ваше Величество, то есть тот, кто его открыл, знал, каков выбор Короны. Как Вас отыскала Корона в другом мире, мне тоже не понятно, но она сделана человеком из моего мира, и вряд ли обладает божественной силой. Тем не менее, возможности её явно выходят за пределы обычных человеческих знаний. Она - словно связана со всем миром Соргона, да и не только, иначе не нашла бы Вас.
- Я никак не пойму, к чему вы ведёте, Бальсар.
- Я веду к тому, что цепочка событий, которые сделали Вас королём, Ваше Величество, имеет вполне однозначное объяснение.
- Вы хотите сказать, что они не были случайными?
- Для меня - нет. Я, как Гонец, находился под влиянием Короны, и все мои действия были связаны с поисками нового короля и спасением самой Короны. Без её помощи мне не хватило бы сил на беготню по лесу - я завяз бы в снегу и был бы пойман. А тут - и набегался вволю, и Эрина нашёл, чтобы он в бою отстоял Корону, и пещеру отыскал. И через Переход сразу попал к королю. Всё это не похоже на случайные события.
- Значит, мы не имеем собственной воли и поступаем по чужому желанию?
- Нет, Ваше Величество. Разве кто-нибудь заставлял Вас принять Корону? Решение было Ваше, Ваш выбор. Мы же терпеливо ждали, каким он будет. Эрин мог не вмешиваться в эту историю - ему предложили уйти, а он отказался.
- Что же будет сигналом нашей готовности?
- Не знаю, Ваше Величество. Но думаю, что это не связано со мной или Эрином. Скорее всего, готовность требуется от Вас. Может, это будет умение владеть оружием, может, что ещё. От меня и гнома ничего нового не ждут. Всё дело в Вас, Ваше Величество.
- Что вы скажете, Эрин?
- Я полностью согласен с Бальсаром, Ваше Величество.
- Другими словами, я, надев Корону, всё ещё не стал королём?
- Королем, Вы, Ваше Величество, безусловно, стали. Но Вы, видимо, не готовы к борьбе с врагом, уничтожившим всех соргонских королей. Вас там ожидает не мирное правление, а война.
- Вы правы, Бальсар. Что ж, займёмся следствием по делу "Об убиенных королях", боевой и тактической подготовкой (так сказать - ускоренный курс молодого бойца), а вам, гости дорогие, остаётся только наблюдать за моими успехами.
- Мы будем Вам помогать, чем сможем, Ваше Величество.
- Верно, Ваше Величество.
- Скажите, а без этого "Вашего Величества" вы оба не можете обойтись в разговоре со мной?
- Вы - король, Ваше Величество, и этикет не позволяет обращаться к Вам иным образом. Этикет и воспитание, Ваше Величество.
Василий поморщился:
- Честно говоря, мне уже изрядно надоело подобное обращение ко мне. Давайте-ка упростим, не нарушая этикета. В моём мире к одному из королей обращались коротким словом "сир", что и означало "Ваше Величество". Почему бы и нам не ввести это за правило?
- Как Вам будет угодно, Ваше Величество.
- Что, опять? Я, как король, повелеваю, обращаясь ко мне, вместо длинного и режущего мои королевские уши "Ваше Величество" употреблять короткое "сир". Ясно ли вам, дорогие соргонцы?
- Да, Ваше…, простите, сир. Да, сир.
- Конечно, сир. Разрешите идти, сир?
"- Меня это тоже касается, Ваше Величество?"
"- Тебя - в первую очередь. От тебя у меня вся голова гудит, как церковный колокол. Надо навести в голове хоть какой-то порядок. Решим-ка, как к тебе обращаться… Ты у нас, по сути, кто?
"- Кто, сир?"
"- Ты - корона памяти королей. Сокращенно - КПК. Я буду звать тебя Капелькой… Нет, слишком по-детски. Капитолина. Тоже нет - слишком длинно. Ты будешь Капа, сокращенно от Капитолина. Кроме того, раз я без тебя не был бы королём, буду называть тебя "Моё Величество". А что - звучит! Поскольку ты женского рода, надо бы тебе подобрать образ…"
Василий прервал мысль, оторопело увидев перед внутренним взором свою бывшую жену, тот воображаемый образ, с которым вёл нескончаемый и безнадёжный спор с момента развода.
"- Нет, только не этот. Что-нибудь другое. Потом подберём. И твои слова надо отделить от моих мыслей, чтобы я не путался. Давай дадим тебе голос - нежный, бархатный, чтоб аж мурашки по коже. И в мои мысли прошу не вмешиваться: мои мысли - моё частное дело. Тебе всё ясно?"
"- Да, сир, - и голос был, действительно, бархатный и нежный - на коже Василия выступили мурашки, - Я могу высказаться, сир?"
"- Излагайте, Моё Величество!"
"- Вы не сможете научиться владеть мечом, сир. Возраст у Вас не тот, да и физически Вы больше способны лежать, чем двигаться".
"- Не хами, Капа, я всё-таки король. Вижу, ты не только образ примерила, ещё и ехидства у неё набралась. Ты, что же, всю мою память выпотрошила?"
"- Ваша память, сир, стала моей, как только Вы меня надели. Этот процесс не зависит от Формулы, сказанной королём. Ничего не поделаешь, сир - так задумал Алан".
"- С этим ясно. Так что же ты хотела сказать? Если облечь твою информацию в не столь обидную форму".
"- Я хочу сказать, что лучше всех осведомлена о возможностях Вашего организма, сир. Потому и говорю, что боевая подготовка для Вас - недостижимая вещь. Состояние организма не позволит Вам получить более-менее приличные результаты".
"- Ну, так займись своей прямой работой: улучшай мою породу и природу. А то критиковать мы все мастера, а как до дела - спросить не с кого".
"- А что с меня спрашивать? Мне не дали выполнять мои обязанности, мне отказали в слиянии, мне…"
"- Не тарахти! Никакого слияния! Ищи другие пути для выполнения своих обязанностей".
"- Что я могу? Я - простое вместилище памяти королей?"
"- Не прикидывайся. Ты всем моим мозгом пользуешься, как своим собственным. Судя по всему, по твоим словам и интонациям, ты - вполне сложившаяся личность: думаешь, рассуждаешь, хамишь и придуриваешься. Ищи пути взаимодействия на моих условиях. Как - тебе изнутри виднее".
"- Как себе, так что полегче: командовать, там, королевством править, приказывать. А как работать - так мне, бедной женщине. Вот они, современные мужики: палец о палец не ударит, а всё туда же - власть показать. Долой дискриминацию женского населения! Даёшь равные права с мужчинами! Домохозяйкам - свободный досуг!"
"- Цыц! Разошлась. Угомонись, Капа, голова уже болит. Подурачилась - и хватит".
"- Не затыкайте рот! Сатрап, медведь, Бурбон, монстр! Всех не перестреляешь! Нас много на каждом километре - здесь, и по всему миру…"
"- Не звучит ни один лозунг, произнесенный твоим бархатным голосом. Чего ты хочешь? Чтобы я с ума сошёл?"
"- Нет, сир, я хочу равноправия".
"- Не выдумывай, Капа. На твои права никто не посягает".
"- Всё равно, моё положение подчинённое! Подчинённое!!! Подчинённое!!!"
"- Не понимаю, как это пятнадцать отборных мужских интеллектов в сумме дали одну капризную вздорную бабёнку. Только не говори мне, что у тебя критические дни - не поверю".
"- До встречи с Вами, сир, я была всего лишь памятью королей, а память не может быть ни капризной, ни вздорной. Вы отказались от слияния, вынудив меня существовать отдельно. При этом пользуясь Вашим, сир, мозгом. Всё, что во мне есть, кроме памяти - это всё Ваше, сир. И капризность, и вздорность в том числе".
"- Я породил чудовище! Хуже всего, что оно поселилось в моей голове. Неужели это навсегда?"
"Король я, или не король? - думал Василий, глядя на горку монет с оскорбительной надписью, - Неужели я не смогу заставить эти монеты изменить надпись? Должен же король влиять на деньги своего государства? Иначе, что он за король?"
Василий зажал в руке одну из монет, закрыл глаза и представил, как красиво - вязью - выведено его имя на этой монете: сначала - В, потом - А, затем - С… Он мысленно выписал все буквы своего имени, постоянно повторяя про себя: "Я - Василий! Василий! И текст на монетах теперь такой - ВАСИЛИЙ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА".
И так ясно представил этот текст, что поверил в него и даже не был удивлён, когда открыл глаза и прочитал:
ВАСИЛИЙ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА.
Получилось, у него - получилось.
"Ура, ура, ура! Я смог! Я - сумел!"
"- Стук, стук, - прервал его ликование бархатный женский голос, - Разрешите обратиться, сир?"
"- А, это ты, новоиспеченный кошмар! Случилось что-нибудь невероятное, подруга Капа? Открылся Переход? Моё вмешательство в соргонские дела уже не нужно? Говори, порадуй несчастного короля".
"- Я хотела поздравить Вас с первой победой, сир".
"- При чём тут победа? Это, наверняка, твои штучки".
"- Клянусь, сир, что нет. Зуб даю".
"- Хочешь сказать, что я - маг?"
"- Нет, сир, Вы не маг. Просто у королей свои силы и свои возможности".
"- Ты по ним находишь короля?"
"- Нет, сир. У них нет этих возможностей, пока они простые люди".
"- Как же ты их выбираешь?"
"- Не знаю, сир. Выбираю, похоже, не я. Я только указываю - кто король".
"- Ладно, замнём пока. Спасибо за поздравления, Моё Величество. Ты можешь передать мне выборочные воспоминания одного из королей?"
"- Пока не знаю, сир. А что Вас интересует?"
"- Мне хотелось бы проанализировать всё, с чем столкнулся король Фирсофф Раттанарский с момента получения вызова на Совет Королей. Надо же с чего-то начинать".
Василий сделал неожиданный выпад, целясь Эрину в голову. Гном просто отошёл в сторону, и деревянный меч, уткнувшись в стык сложенной из шпал стены, проник в щель и там сломался.
Сломался и Василий. Первое дыхание кончилось, а второе так и не пришло: опёршись спиной на ствол старой яблони, король сполз по нему на влажную землю.
- Прошу прощения, сир…
Эрин легко взвалил полного короля на плечи и, внеся в дом, бережно уложил на кровать. На вопросительный взгляд мага он отрицательно покачал головой.
Бальсар протянул Василию стакан воды, которую тот, задыхаясь, выпил.
- Я могу задать Вам вопрос, сир? - маг передвинул стул и уселся рядом с кроватью.
Василий утвердительно кивнул, всё ещё не в состоянии говорить.
- Все раттанарские короли всегда считались лучшими бойцами своего королевства, независимо от того, кем были до избрания Короной. В народе поговаривают, что непобедимыми их делает Корона. Я сам видел, как сражался король Фирсофф в ночь своей гибели. А, ведь, ему было восемьдесят пять, и в прошлом он был каменщиком. Что происходит, сир?
Василий, наконец, отдышался:
- Всё дело… в неполном… слиянии, Бальсар…
- Я повредил Корону, когда был Гонцом?
- Нет… Корона цела… Мы с ней… ищем… другие пути… для взаимодействия…
- Это, конечно, Ваше дело, сир, - вмешался Эрин, - но я должен всё-таки сказать: в сражении самое трудное сохранить жизнь неспособному к бою вождю. Все удары будут направлены на него, а принимать их будут на себя другие. За такими вождями идут с неохотой или вообще не идут.
"- Я же говорила, - в бархатном женском голосе явно слышалась насмешка, - Вы, сир, не в том возрасте, когда можно научиться, в совершенстве, владеть мечом. К тому же у Вас нет времени, чтобы овладеть им хоть как-нибудь".
"- Капа, я на слияние не пойду, - Василий радостно отметил, что в мысленном разговоре у него одышки нет, - Я уже объяснял - почему. Даже не верится - я всего несколько часов король, а мне уже хочется отрубить всем вам головы".
"- Мою Вы можете отрубить только со своей вместе. Причём, я от этого не пострадаю".
"- Это-то и бесит меня больше всего. Кстати, ты вмешалась в разговор без разрешения".
"- Я уже и сама не хочу слияния. А в разговор вмешалась, потому что мне надоело всё время спрашивать разрешения, будто я маленькая девочка и боюсь наказания. Осмелюсь напомнить Вам, сир, что я на несколько сотен лет старше Вас и считаю несправедливым постоянно проситься, как ребёнок - на горшок".
"- На ребёнка ты мало похожа, а дай тебе волю - моя голова лопнет от женских бредней. И где ты их только нахваталась?"
"- Сказать, сир?"
"- Лучше не надо. У тебя, кроме очередного возмущения моим произволом, есть ещё что-нибудь?"
"- Есть предложение, сир. Я перестрою работу Ваших так называемых мускулов, и через пару дней они будут не хуже, чем у Эрина. Кроме того, Вам придётся согласиться на боевые воспоминания королей, и я увяжу их с мышечными рефлексами. Ваша личность не пострадает, к ней всего лишь добавятся черты бывалого воина".
"- Так просто? Раз - и готовый солдат? Может, и верховой езде заодно научишь, а то я и в этом слабоват?"
"- Легче перечислись умения, в которых Вы, сир, не слабоваты, чем наоборот. А научить - научу. Только всё не так просто, сир. Ощущения будут не из приятных".
"- Чаво уж там, ляпи!"
"- Простите, я не поняла Вас, сир".
"- Что, не всю ещё мою память выгребла?"
"- Всю. Просто в ней сам черт голову сломит".
"- Спасибо на добром слове. Я хотел сказать: давай, делай".
"- Слушаюсь, сир!"
Капа сдержала слово: так плохо Василию не было никогда в жизни.
Его крутило, ломало, растягивало и сжимало по двадцать четыре часа в сутки. Иногда и по двадцать пять. Он не знал по названиям большинства своих мышц и, зачастую, даже не подозревал об их существовании. Теперь же, по боли, чётко мог определить: есть она, родимая, есть.
Сны не приносили отдыха и совершенно не радовали - боевое прошлое раттанарских королей не отпускало по ночам в забытье: кровавые поединки и массовые побоища стояли перед глазами даже днём. Ведь теперь это были его воспоминания. И если весь этот ужас происходил в течение пятисот лет мирной жизни, то каковы же в Соргоне войны?
Немного отвлекала от навалившихся болей и кошмаров зарождающаяся где-то в глубине души любовь к лошадям: хотелось покормить с руки хлебом, расчесать гриву, промчаться галопом по травяному лугу… Да и просто похлопать кого-нибудь по крупу.
Лошадь, само собой, лошадь.
Но всё это - ближайшее будущее. Всего лишь два дня, растянувшиеся для Василия в бесконечность.
Сейчас же он лежал на кровати, измученный уроком фехтования с Эрином и только что накатившей болью от обучающих действий Капы. Лицо его густо усыпало бисеринками пота, и встревоженные маг с гномом захлопотали вокруг Его Величества, испуганные видом короля.
- Сир, что с Вами? Вам плохо?
"- Что вы, господа, ему хорошо! Очень хорошо. А будет ещё лучше".
"- Не издевайся, Капа. Это с каждым королём происходило?"
"- Слияние проходит не так болезненно, и не так быстро. Да и тела у Ваших предшественников, сир, были покрепче. Вам следует успокоить эту парочку, а то сейчас лечить Вас начнут. С непредсказуемым результатом. Вот умора-то будет", - бархатный голосок хрустального изувера рассыпался звоночками смеха.
- Успокойтесь, господа соргонцы, - против ожидания голос у Василия не дрожал и ничем иным не выдавал испытываемых им мучений, - Я превращаюсь в солдата. Не мешайте мне излишней заботливостью - нервирует.
- Это надолго, сир? - практичный гном увидел, наконец, возможность выбраться в город: он не был бесчувственным, просто соблазн был слишком велик, - Сколько времени продлится такое состояние, сир?
- Дня два-три, я думаю.
- Тогда мы с Бальсаром сможем увидеть Ваш город и руками пощупать все его диковинки.
- Советую с этим быть осторожным, а то останетесь без рук.
- Мы будем осторожны, сир, как на медвежьей охоте. Пошли, Бальсар. С Вашего, конечно же, разрешения, сир.
- Вы не можете идти в город в такой одежде: сразу же привлечёте внимание к себе, - Василий тяжело поднялся с кровати: боль в мышцах была едва терпима, - Вам нужны паспорта и деньги. Глупо, конечно, держать дома взрослых людей, но я был бы спокойней, если бы мог идти с вами.
- Что мы, дети, что ли? - гном обиженно надул губы, - Мы насмотрелись на Ваш мир, сир, по телевизору, и хорошо представляем, с чем можем столкнуться. Да и свободней нам будет без Вас, Ваше Величество. Одно дело - гулять в компании с приятелем, с которым на равных, и совсем другое - сопровождать короля. Это уже не прогулка. Это передвижение в королевской свите. Извините за прямоту, сир, но это так. За нас не следует волноваться. Будем смотреть, как ведут себя другие, и поступать так же. Ничего трудного.
- Неужели наш вид так сильно бросается в глаза, - Бальсар подошёл к зеркалу, - что нас сразу станут тащить в тюрьму или сумасшедший дом? И только за внешний вид?
- Сразу не станут. Сначала проверят документы. Из-за их отсутствия заберут в милицию. Там выяснят, что один из вас гном, другой - маг, что в вашей компании ещё есть король никому не известного государства. Вот и будем проходить курс обучения реальности в психиатрической клинике в Халявине. Нам даже не разрешат находиться в одной палате, потому что сдвиги разные.
- Значит, нам нужны документы. Как они выглядят, сир? - гном не собирался сдаваться, - Покажите их нам, сир. Бальсар сделает. Сделаешь, а?
Василий протянул ему паспорт. Эрин с интересом полистал его странички, поколупал ногтем фото Василия, затем передал его магу.
Тот тоже покрутил документ и так, и этак:
- Попробуем сделать. Только сначала нужно изготовить макеты наших будущих паспортов, - он вооружился ножницами и указал на стопку старых журналов и книг, - Эти книги не нужны Вам, сир? Я воспользуюсь ими. Эрин, тебе в сарае не попадался кусок проволоки? И дайте мне образцы денег, сир. Заодно и деньги сделаем.
Через полчаса перед Бальсаром лежали две тоненькие книжечки, размером с паспорт Василия, и толстая стопка нарезанных по размеру денег журнальных листов - Эрин постарался, чтобы "не выглядеть бедным". Сделав проволочный скрепки для паспортов, он щедро нарезал журнальных денег, отдавая предпочтение размеру крупных купюр.
- Теперь нужны имена и другие данные для заполнения паспортов. Какие будут предложения? - Василий понял, что вопрос, скорее всего, относится к нему - из присутствующих он лучше всех знал, как заполняются паспорта.
Ещё через час совместными усилиями были заполнены (пока на листке) анкеты Бальсара и Эрина. Под пристальными взглядами зрителей (Василий даже забыл о мучавшей его боли) маг принялся за свои фокусы.
Положив перед собой листок с анкетными данными, Бальсар приступил к изготовлению документа.
За превращением было интересно наблюдать не только не обвыкшему ещё королю, но и многоопытному во всех делах гному. Голубые искорки прыгали по журнальной бумаге в правой руке мага, изменяя её внешний вид и делая её всё более похожей на паспорт в левой. Оба зрителя, затаив дыхание, с трудом сдерживали желание прикоснуться к проступающему из голубого свечения документу, и Бальсар строго поджал губы. Впрочем, гримасы этой никто не заметил - в центре внимания были руки мага, а не лицо.
Вскоре Бальсар держал в каждой руке по паспорту. Отложив подделку, он взял вторую книжечку.
Василий недоверчиво раскрыл лежащий на столе паспорт и прочитал:
- Эрин Оринович Железный… место рождения… паспорт выдан… Н-да, Бальсар, здесь вам голод не грозит, - он проверил наличие водяных знаков, - Если не посадят, будете сыты. Я имею в виду, если Переход не откроется.
Нетерпеливый гном танцевал вокруг, ожидая своей очереди смотреть паспорт. Да и паспорт-то был его - на фотографии красовалась довольная гномья физиономия.
Бальсар закончил второй паспорт, и Василий еще раз внимательно осмотрел оба:
- Ты сделал их с одинаковыми номерами, смотри.
- Сейчас исправим, - маг коснулся пальцем своего паспорта. Проколотая цифра пять в середине номера шевельнулась и выпрямилась в единицу, последняя двойка плавно перетекла в четвёрку, - Ещё, или достаточно?
- Как вы это сделали, Бальсар?
- Я скопировал Ваш паспорт на свою заготовку, сир, с небольшими изменениями. Всё дело в расположении частиц. Помните, мы говорили об этом? Простая работа, сир, - он изменил номер паспорта гнома и отдал его довольному Эрину, - Теперь займёмся деньгами. Здесь тоже номера должны быть разными?
- Да.
Пачка банкнотов на столе росла довольно быстро.
- По законам моего мира - это преступление. Что паспорта, что - деньги.
- Фальшивомонетчиков везде наказывают, сир. Но за эти деньги не волнуйтесь, они даже лучше настоящих - им износа не будет. Верно, Бальсар? - Эрин весело подмигнул королю, - Как не изнашивается ничего из сделанного Бальсаром.
- Какие замечания по одежде, сир? - Бальсар раскладывал деньги на три кучки: себе, Эрину и Василию.
- Топор брать с собой нельзя, меч - тоже. Оставьте дома ножи и кинжалы. Кольчугу, Эрин, тоже нужно снять.
- Я шубу застегну - её видно не будет. Без неё я чувствую себя голым. И пойду без шапки, - Эрин тут же застегнулся, - Я правильно понял?
- Да. Ваши жёлтые штаны, Бальсар, будут привлекать внимание, да и мантия слишком длинна - примут за священника. А это тоже ни к чему.
- Здесь не любят яркие цвета?
- Любят, но не носят.
- Боятся, Бальсар. Они всё время боятся стать центром внимания среди окружающих их людей, - Эрин снова стал рекламировать преимущества жизни в Соргоне, - Тот, на кого обратили внимание, рискует своей головой, потому что она здесь ничего не стоит. Попробовал бы мне кто-либо указывать, как я должен выглядеть, дома, в Соргоне. Это была бы его первая и последняя попытка. Я не про Вас, сир. Я - вообще…
- Постарайтесь обойтись без драк и магических штучек. Надеюсь, что у вас обоих хватит благоразумия, чтобы вести себя сдержанно…
В два часа дня 16 декабря прошлого года по улице Любечской в направлении центра города неторопливо шагала необычная пара: два бородача разного размера и возраста. Один был - высокий старик лет восьмидесяти.
Второй - низенький, всего метра полтора ростом, мужчина в полном расцвете сил и возможностей.
На каждый шаг высокого низкий делал два, но выглядел при этом не смешно, а скорее грозно, хотя лицо его было восторженно-удивлённым, глаза же - широко раскрытыми детскими глазами.
Высокий выглядел более сдержанным и серьёзным, но и его ярко-голубые глаза светились любопытством.
Они провожали глазами каждую проезжающую машину или троллейбус, не замечая заинтересованных взглядов неизбалованных мужским вниманием черниговских женщин. Мужчины же усиленно старались их не видеть: уж очень явно читалась в обоих необузданность, сила, порода и характер.
Василий зря волновался, отпуская своих гостей одних на знакомство с Черниговом - никто не торопился конфликтовать с Бальсаром и Эрином.
- Давай, проедем немного, - Эрин выказывал нетерпение, - интересно же. Что за смысл идти пешком - дома везде дома. А увидим что-нибудь примечательное - сойдём.
На остановке троллейбуса они почти ничем не отличались от остальных пассажиров. Совместные усилия по маскировке придали магу и гному более-менее современный вид.
Бальсар расстался со своими ярко-жёлтыми штанами и надел найденные для него Василием брюки, заправив их в сапоги, чтобы не было видно, как они коротки. Мантию он подогнул внутрь, на уровне колен, получив вполне приличное пальто. От пояса с кинжалом он отказался, и руки его всё время шарили по талии, пытаясь нащупать несуществующий пояс, за который Бальсар привык их засовывать, как некоторые любят постоянно держать руки в карманах.
Эрин сменил свою железную шапку с беличьей оторочкой на вязаную шапочку Василия, застегнул меховую куртку, надёжно спрятав кольчугу. Кожаные штаны и сапоги, расшитые металлическими бляшками не бросались в глаза: мало ли что сейчас можно купить в "Сэконд Хэнде".
Троллейбус с шипением распахнул двери, приглашая садиться. Эрин вошёл и стал у кабины - наблюдать за вождением. Бальсар, купив билеты, уселся у окна, чтобы не пропустить центр.
- Мужчина, что вы торчите в проходе, идите сядьте! - за Эрином стояла дородная кондукторша, недовольно глядя злыми глазами.
- Кому я мешаю? - Эрин обернулся к ней, - Здесь же никого нет!
Увидев его наивные глаза, кондукторша смутилась, будто ударила ребёнка:
- Простите, что-то я сегодня не в настроении, - и она ушла на своё место.
Гном снова уставился в кабину, и вовремя: троллейбус как раз поворачивал, и водитель быстро крутил большой руль - сначала в одну сторону, потом - в другую. А это самое интересное при езде в троллейбусе.
На следующей остановке вошла и села рядом с Бальсаром молодая женщина с плачущей девочкой лет четырёх. В руках девчушка держала дешёвую пластмассовую куклу с раздавленным лицом: видно, уронила в толпе, и кто-то наступил.
Девочка плакала молча, роняя крупные слёзы на сломанную игрушку - горе её было так велико, что не стало голоса. Она и всхлипывала совсем неслышно.
Бальсар протянул руку за куклой, и девочка, посмотрев с надеждой на него, положила куклу ему на ладонь.
- Ты куклий доктор? - тоненький голосок звучал неуверенно и робко, - Ты вылечишь мою куклу?
- Попробую, - маг накрыл искалеченную голову куклы второй рукой и подмигнул малышке, - Попробую.
Троллейбус снова повернул и остановился.
Бальсар посмотрел в окно - не пора ли выходить. Между его сомкнутых ладоней слышалось лёгкое потрескивание, потом смолкло. Малышка не отрывала глаз от доброго старика, и Бальсар ободряюще улыбнулся.
Он разнял руки: кукла была целой. Вернув её хозяйке, готовой закричать от радости, маг приложил палец к губам - молчи, не надо шуметь.
Ребёнок понимающе кивнул: не бойся, не выдам.
- Эрин, нам пора выходить, - Бальсар поднялся и пошёл к дверям, ласково щёлкнув малышку по носу. В ответ "куклий доктор" увидел восхитительный язык, и, довольный, сошёл с троллейбуса.
- Зря ты с куклой связался, - хмуро встретил его на улице гном, - Василий сказал, то есть, сир сказал, чтобы без фокусов. Здесь же в магов никто не верит, ещё заберут куда-нибудь для опытов.
- Ты же вперёд смотрел?! У тебя что, на затылке глаза? Вроде не видно, - Бальсар согнулся, заглядывая за спину Эрину.
- У водителя зеркало есть - за пассажирами наблюдать. Ну, куда пойдём?
- Давай немного посмотрим город, потом поищем библиотеку.
- Зачем тебе библиотека? Наверняка ни одной книги по магии там нет. Идём, пива попьём где-нибудь.
- Мне интересно многое и без магии. А тебе, кузнецу, не интересно, что здесь умеют делать с металлом? В библиотеке такие книги должны быть.
- Как ты думаешь, сколько Василий ещё проболеет? Никак не отвыкну называть его по имени. С чего бы это? И знакомства-то всего ничего, а я как-то успел привязаться к нему, будто к родному…
- Тебя больше не смущает его невоинственный вид?
- Внешность часто бывает обманчива, Бальсар. Особенно здесь, где руки используют только для еды.
- Да ну?! - Бальсар удивлённо посмотрел на гнома, - Не слишком ли ты несправедлив к этому миру? Смотри - не все же так немощны, как наш, то есть, мой, король. Да и Василий…
- Знаю, знаю, - перебил его Эрин, - Василий сумеет ещё не раз удивить тебя, маг, - гном вспомнил взгляд Головина в утро принятия Короны и зябко съёжился, - Готовься, Бальсар, к сюрпризам.
- Почему я? А - ты?!
- А я удивлюсь, если не произойдёт ничего необычного…
- Есть кто дома?
Входная дверь, скрипнув, распахнулась, пропуская Михаловну - чтобы не вставать, когда вернутся гости, Василий не задвинул засов, а старушка, по старой деревенской привычке, сначала толкала дверь, а уж затем звонила, когда не удавалось открыть.
- Есть кто дома? - снова спросила она, переступая порог.
Василий не отозвался: зажмурив глаза, он притворился спящим - в надежде, что соседка уйдёт и не станет его беспокоить. Плохо он знал Михаловну.
Увидев его закрытые глаза, она неторопливо обошла обе комнаты, время от времени проводя пальцем по толстому слою пыли и неодобрительно покачивая головой. В тихом её бормотании Василий с трудом различал отдельные слова, но и их вполне хватило для понимания хода мыслей соседки:
- … один… мужчина… не жизнь… бестолковый…
Шагов старушки слышно не было, и Головин по бормотанию определял, на что она смотрит. Против ожидания, её внимание не привлекли ни меч с топором, ни монеты. Вскоре бормотание приблизилось к изголовью кровати, и лба страдающего короля коснулась прохладная рука Михаловны:
- Да ты, никак, болен, Васёк?
Головин вздрогнул и открыл глаза:
- А, Михаловна! Добрый день. Случилось что?
Ответом ему стали новые вопросы:
- Что ты бледный такой, Васечка? Может, скорую надо?
"- Что, влип, очкарик? - тут же добавила Капа, - То есть, влипли, сир? Как объясняться будете?"
"- Уж как-нибудь… А что - есть идеи?"
"- Есть, сир. Скажите ей правду…"
"- Не поверит и обидится, Капа. А ты не можешь сделать мне румяные щёки? Чтобы не был я похож на покойника?" - и ответил соседке:
- Ерунда, Михаловна. Просто лёгкое недомогание: то ли к перемене в жизни, то ли к дождю.
- Ох, уж эти мне дожди. У меня тоже суставы ноют. Но я - стара, а тебе, молодому, вовсе бы ни к чему. Да ты лежи, лежи, если так легче. А твои-то где?
- Город смотреть поехали. Чего им дома-то сидеть, - Василий поморщился, поймав себя на подражании соседке: всякие "твои-то", "дома-то" были не характерны для его речи - речи человека начитанного…
"-…и с "верхним" образованием, - тут же помогла Капа, - Про образование-то не забудьте, сир!"
"- Дразни короля, дразни. Додразнишься".
- Я, Вася, зашла спросить: не надо ли чего? Сготовить или постирать? Молодые мужчины - все безрукие, не способные к хозяйству…
"- Я и говорю - пацанва, - поддержала Михаловну Капа, - То ли дело, мы, женщины…"
"- Молчала бы, умелица"- и соседке: - Вы, Михаловна, не беспокойтесь, мы прекрасно справляемся сами…
- Вижу я, как вы справляетесь, - старушка ткнула под нос Василию запачканный пылью палец, - На улице и то чище.
Головин поднялся с кровати, стараясь унять дрожь в непослушных ногах. Капа стала румянить ему щёки и Михаловна отшатнулась от его вдруг побагровевшего лица. Пунцовой стала не только шея в расстегнутом вороте рубахи, но и руки Василия потяжелели от прилива крови, и он, с удивлением, уставился на красные, словно обваренные кипятком, ладони с растопыренными пальцами.
"- По-твоему, это румянец на щеках? - король всерьёз разозлился, - Ты издеваешься, что ли?"
"- Что Вы, сир! Как можно, сир! Разве бы я посмела, сир! - бархатный голос журчал, как ни в чём, ни бывало, - Я же только начала осваиваться с Вашим, сир, организмом. Возможны всякие накладки и недоразумения".
Василий не поверил в искренность этих оправданий, но не придумал, чем ответить на новую выходку Короны, и промолчал. Главной задачей он считал избавление от соседских услуг и начал потихоньку, вежливо и не заметно, напирать на Михаловну, оттесняя её ко входной двери:
- Спасибо, Михаловна, но не стоит беспокоиться. Честное слово - не стоит. Вам и в своём хозяйстве дел - невпроворот. Голодные куры квохчут, аж сюда слышно. Да и кабанчик… Слышите, как визжит?
- У меня нет кабанчика, Вася…
"- Скажите ей: пусть купит, сир, - не унималась Капа, - Вот, пусть, сейчас же пойдёт и купит!"
"- О, грехи мои тяжкие, - застонал король, - Я не выдержу этого долго!"
"- Мне ли не знать крепость Вашего, сир, организма, и вечную его толстокожесть? Выдержите, сир, выдержите. Для Вас это сущие пустяки".
Михаловна, похоже, подумала, что Головин окончательно спятил, и решила больше к нему не приставать:
- Я же так зашла, по-соседски. Не нужно, так не нужно.
И Василий, стоя в дверях, ещё некоторое время слышал её сокрушённое ворчание:
- Какой кабанчик? С чего он взял? Мерещится одинокому всякое…
Бывший Гонец сопротивлялся недолго - до первого магазина. Эрин умел быть и убедительным, и настойчивым.
- Ну, и какое же пиво будем пробовать? - маг тщательно изучал витрину, - Смотри, сколько названий.
- Пробовать, так уж все. Как же иначе узнать, какое пиво лучше?
И они начали пробовать.
- И орешки, орешки не забудь, - маг предоставил Эрину рассчитываться, что тот, с удовольствием, и делал. В отличие от Бальсара гном легко освоил десятичную систему в деньгах, и, почти, не путался при расчёте. Бальсар же никак не мог отрешиться от соргонской денежной системы, в которой было всего три вида монет: золотые, серебряные и медные, и где один золотой равнялся двадцати серебряным монетам, а серебряная - заключала в себе двадцать медных.
Несусветный прогресс рыночных отношений привёл к появлению в некоторых магазинах столиков для особо жаждущих клиентов, и соргонская парочка обосновалась за одним из них. По странной привычке нашего народа - все планы по устройству красивой жизни для сограждан выполнять наполовину - столик, конечно же, оказался стоячим, что не стало препятствием для дегустации земного пива.
Бутылки разных форм и размеров постепенно заполняли поверхность столика, и Бальсар стал задумываться о проблеме с избытком пустой посуды, не зная, как принято здесь поступать в подобных случаях. В затруднении маг пошарил глазами по окружающим и встретился взглядом со специально обученной, как раз - на подобный случай, личностью.
Внешности личность была загадочной. Тайной для мага осталась не только расовая принадлежность, но даже пол ему определить не удалось. Языковый барьер тоже никак не преодолевался, и те несколько слов, что услышал Бальсар, отложились в мозгу мага в виде задачи, не имеющей решения. Тем не менее, диалог каким-то образом состоялся, потому что бутылки со стола пропали по мановению Бальсарова ока.
Эрин, вернувшийся с новой партией бутылок, пустой стол воспринял, как должное, и в тайны, поведанные магом, вникать не стал. Таинственная личность пропала не менее загадочно, чем появилась, и две бутылки спустя Бальсар уже не мог с уверенностью сказать, что же было на самом деле.
Пивной банкет пришлось прервать по техническим причинам, и остатки терпения у соргонцев ушли на поиски необходимого здания. Результат поисков привёл Эрина в восторг:
- Я понимаю, что бесплатно кормить и поить никто не станет - на это затрачен и чужой труд, и чужое время. Но платить за наоборот?! Бальсар, это же золотое дно. Понимаешь, ведь человеку гораздо легче воздержаться от еды, чем долго удерживать в себе съеденное. Какое изящное решение - брать деньги за приём того, что никто для себя и так хранить не станет. Мне кажется, что всю жизнь ты строил не то, что нужно: дворцы, замки, мосты и тому подобную чепуху. Платный туалет - вот где будущее любого толкового зодчего. Подумай над внедрением в Соргоне этой прекрасной земной идеи, только следует её улучшить. Деньги нужно брать, в зависимости от веса или объёма принимаемого, скажем так, сырья. А то получается несправедливо: каждый отдаёт по-разному, а цена для всех одна.
Бальсар не выказал по этому поводу энтузиазма: он всё ещё мечтал попасть в библиотеку, и никакие ухищрения Эрина не могли его с этой мысли сбить. Он даже осмелился задать вопрос одному из прохожих и старательно запомнил адрес.
Впрочем, пока воспользоваться этим адресом не удалось: направление движения соргонцами было выбрано неверно, не без умысла ловкого гнома, и вместо библиотеки оказались они на Черниговском Валу, у самых пушек.
Здесь кузнец в Эрине временно победил тягу к земному пиву, и Бальсару довелось увидеть своего земляка за изучением свойств местного металла. Эрин стучал по пушкам монеткой, прикладывая то там, то там ухо, от чего лыжная шапочка Василия сначала сползла, а затем - и вовсе упала, и гном не заметил этого, и поднимать её пришлось магу. Потом он стучал костяшкой указательного пальца и снова прикладывал ухо. Потом отыскал камешек и стучал им, опять же внимательно вслушиваясь в идущий от пушек звон. Увлёкшийся гном чуть ли не на зуб пробовал образцы земного литья и всячески проявлял такой азарт, что Бальсар поразился словам, прозвучавшим после длительного изучения металла пушек:
- Я уверен, что мой топор его возьмёт! Что, не веришь? Поехали сейчас же за топором, и я докажу тебе, маг. Два-три удара, и ты увидишь груду лома на месте этих игрушек…
- Хвастаешь, Эрин. Не думаю, что это так легко. Но, всё равно, прав ты или не прав, мы не станем проверять твоих слов таким способом. Стоит ли портить памятники ради собственного тщеславия?
- Ты думаешь - это памятник?
- Уверен. Или для тебя памятник - только конная статуя короля?
- Не зазнавайся, маг! Ты, может быть, и знаешь больше меня, потому что прожил дольше, но знать всего, что знаю я, ты не можешь. Кроме того, мы обещали королю не встревать во всякие истории, а, значит, и топор я тащить, сюда, не стану. Я пошутил, Бальсар.
Маг не поверил, но промолчал, чтобы не дразнить заводного гнома, с которым, того и гляди, куда-нибудь, да влипнешь.
Путешествие по Чернигову продолжалось, как продолжалось и поглощение пива, и были впереди памятники архитектуры, и были впереди музеи.
В одном из них, историческом, Эрин сумел доказать, демонстрируя свою кольчугу, что он - замечательный кузнец, и умелым рукам гнома доверили некоторые экспонаты, для детального осмотра и изучения. Разумеется, надзор за ним был строжайший, и тревожное выражение не покидало глаз работников музея до окончания визита этого большого ребёнка.
Надо отдать должное - гном был очень осторожен, и касался древностей бережно, даже ласково. Старинные мастера кузнечного дела не знали многих секретов, известных Эрину, и время не пощадило ни кольчуг, ни шлемов, ни мечей. Но мастер всегда узнаёт работу мастера, и лицо у гнома было восторженно-уважительное, каким бывает оно у ученика, наносящего визит своему учителю.
Дольше всего Эрин рассматривал казацкое холодное оружие. Сабли, пики и кинжалы были в отменном состоянии, и он не удержался, и несколько раз взмахнул одной из сабель, примеряя её к своей руке, и одобрительно ухмыльнулся:
- Очень хорошая работа!
А после музеев были аттракционы, недавно установленные на площади перед театром. И черниговцы имели возможность наблюдать уже двух великовозрастных детей, потому что тут и маг не устоял. Маленький поезд с головой то ли дракона, то ли динозавра, а, может, и крокодила, носился по кругу, то взмывая вверх, то резко падая вниз, и над площадью раздавались радостный вой и визг соргонской парочки.
- О-о-о-о… - протяжно выл Бальсар, когда поезд взмывал вверх.
- И-и-и-и… - визжал рядом Эрин…
И снова:
- И-и-и-и… - визжал маг, когда поезд резко нырял вниз.
- О-о-о-о… - подвывал ему гном…
И раздувало встречным ветром две бороды: одну благородного снежно-белого цвета и одну - рыжую.
И длинная-длинная очередь стояла именно на этот аттракцион: чужой, к тому же, искренний, восторг всегда заразителен. Оттого, видимо, что - редок. Особенно в нашей стране переразвитых рыночных отношений, когда все ищут: чего бы такого продать. И мало кто занят поисками: чего бы такого сделать. А это, извините, уже не рынок. Это - обыкновенный базар.
После ухода Михаловны Василий ложиться не стал: он бродил по дому, пытаясь пересилить ломающую тело боль, и тщательно размышлял о Соргоне. Память раттанарского монарха о последних девяти днях жизни старого каменщика, услужливо предоставленная Капой, стала объектом пристального внимания изнывающего от боли Василия.
Судя по всему, начинались трагические для Фирсоффа события с приезда вестника, сержанта сарандарской армии Кагуаса. Поэтому Головин, убедившись, что нити заговора стали просматриваться только на заседании раттанарского Кабинета, собранного королём после получения им письма, решил не забираться в чужую память глубже, в более ранние события.
Настойчивое желание Капы предоставить ему память Фирсоффа, в полном объёме, король решительно отверг:
"- Не хитри, дорогая. Полная память последнего короля Раттанара - это, фактически, вся твоя память, полностью, без остатка. То же самое слияние, только другим способом. Хватит с меня и девяти последних дней его жизни. И так не могу отделаться от неприятного ощущения, что подглядываю в замочную скважину. Если бы не для дела, разве стал бы я ковыряться в чужих впечатлениях и мыслях?"
"- Я тоже забочусь о деле: вы попадёте, сир, в совершенно незнакомый Вам мир. Как же Вы будете править, не зная деталей? Не имея понятия ни о законах, ни о нравах, ни об обычаях, которыми руководствуются в своей жизни Ваши подданные? По-моему, это - непосильная для Вас задача, особенно в условиях войны".
"- По-моему, это - не твоё дело! Не пробуй решать за меня, чего я совершенно не терплю. Последний раз объясняю: мне нужны впечатления свежие, непредвзятые. Король Фирсофф, за привычным, обыденным ходом раттанарской жизни, мог просмотреть, просто не заметить, определённые тревожные явления. Получив его память, я стану также слеп, как был он…"
"- Вы уверены, сир, что он так уж был слеп?"
"- Не перебивай короля! До чего же у тебя скверные привычки! И где ты их набралась?!"
"-Опять спрашиваете? На этот раз сказать, сир?"
"- Не надо. Нет, не уверен - это я о слепоте Фирсоффа. Но допускаю такую возможность. И потому прошу мне не мешать, я и без твоей помощи могу запутаться…"
"- Мне ли не знать, сир!"
"- Опять перебиваешь! Капа, я тебя выключу".
"- А Вы уже знаете, как это сделать?"
"- Просто прикажу - и всё. И будешь молчать, как миленькая".
"- И в этом Вы уверены больше, чем в слепоте Фирсоффа? Хи-хи-хи, может, попробуем? Хи-хи-хи…"
"- Тебе палец покажи - смеяться будешь. Девчонка! И это - в твои года…"
"- А - что? А - какие мои года? Для нестареющей женщины любой возраст - детство. А Вас, сир, просто зависть разбирает: у меня же ни одного седого волоса, а у вас - борода совсем белая. Серебряная, то есть".
"- Нашла чем хвастать: у тебя и не седых тоже нет…"
"- А если бы были, то не было бы…"
"- Были бы, не было бы… У тебя и так нет. Ты лысая, как колено. Жаль, только не видно никому. Что же ты не смеёшься, когда король шутит?"
"- Я смеюсь, когда весело. Когда остроумно и смешно, я смеюсь. А Ваши шутки, сир, извините, грубы и плоски, как… как…"
"- Придумай сначала предложение, потом - говори. Корона говорящая, обидчивая, одна штука…"
"- Это тоже из Вашего юмора? Уже и вовсе глупо. Глупее и не придумаешь. Остряк-самоучка. Ну, Вы тут повеселитесь пока без меня, а я - делами займусь. Мне не на троне дурака валять - мне работать надо…"
Последнее слово осталось не за королём: он не смог ответить, скрученный новым приступом боли - как и собиралась, Капа тут же взялась за работу. Не спасали уже и воспоминания Фирсоффа - Василий с трудом добрался до кровати и, похоже, потерял сознание.
Эрин с Бальсаром покинули аттракционы, когда закружились головы и стали нетвёрдыми ноги. Езда по кругу плюс пиво - такая смесь кого угодно укачает, и никакое соргонское здоровье не поможет.
Пошатываясь, дружная парочка стала бродить по подвальным кофейням, по-прежнему отдавая предпочтение пиву перед другими напитками, и орешкам - перед другой закуской. Со временем скорость передвижения резко снизилась - вставать и садиться с каждым разом становилось всё труднее, и с каждой минутой всё меньше и меньше хотелось куда-то идти, чего-то искать, к чему-то стремиться. Да и кофейни не страдали разнообразием: за стилизованным современным интерьером никак не спрячешь одинаковость унылой кухни из полуфабрикатов, доставленных со складов одного и того же поставщика.
Впрочем, неприхотливые, гуляющие соргонцы не спешили с предъявлением претензий: было бы пиво, а до прочего - какое им дело.
А пиво было!
- Наше, соргонское, всё-таки лучше, - на Эрина опять навалился острый приступ патриотизма, и Бальсар вежливо молчал: с ярым патриотом одинаково опасно и спорить, и соглашаться. Особенно, если этот патриот недостаточно трезв. Сам же он не считал, что местное пиво хуже. Просто оно - другое.
И маг сначала добросовестно пытался определить, с чем связана вкусовая разница: с водой, сортом зерна или - с иным способом приготовления. Правда, в земных технологиях пивоварения он был несилён, соргонские тоже знал только в общих чертах. И поэтому размышления Бальсара носили беспредметный характер, что большинством земных философов определено как "диалектика" и считается вершиной человеческой мысли.
- Бальсар, да ты меня не слушаешь! - оторвал его от сопоставления неизвестных величин возмущённый голос Эрина.
- Почему? Слушаю, но не вижу смысла обсуждать здесь нашу соргонскую жизнь. Я бы с удовольствием поговорил об архитектуре, но ты, наверняка, в ней не разбираешься. Или знаешь о ней столько же, как я - о кузнечном деле. Что касается пива, то я и здесь не специалист. А - ты?
- Чтобы обсудить вкус пива - не надо быть специалистом…
- Когда неспециалисты обсуждают вкусы, это обычно кончается дракой. Дело в том, что каждый из нас чувствует вкус по-разному. Это из-за того, что и сами мы - не одинаковы. Немыслимо объяснить оппоненту то, чего он не в состоянии почувствовать так же точно, как и ты. И, чтобы доказать свою правоту, призывают на помощь силу. Да и прекратить изложение чужого мнения другим способом иногда становится невозможно. А кто любит долго слушать непонятные речи?
- Это - я! - говорю непонятно? Маг, ты мне грубишь?! Сам несёшь какой-то вздор, а на меня сваливаешь!
- Вот, уже начинается!
- Начинается - что?
- Драка из тебя лезет. А мы ещё и не начинали говорить о вкусах. Нам лучше остановиться на определениях "нравится", "не нравится", и пивную проблему больше не обсуждать. Мне кажется, что пора возвращаться домой: ты уже достаточно пьян.
- Зря стараешься, Бальсар. Ты меня, всё равно, не разозлишь. Я помню, что ты стар, и что нас, соргонцев, здесь всего двое. И пришли мы сюда за королём, и оба пока ещё нужны ему. Я не стану с тобой драться, тем более - убивать. Но твоё высокомерие мне изрядно портит настроение. Больше я с тобой никуда не пойду - ты плохой товарищ для прогулок по чужим мирам. А что касается "пьян, не пьян", то ты всегда отключаешься первым, и мне придётся ещё тащить тебя домой, потому что без посоха ты сейчас вряд ли устоишь на ногах…
Тут Бальсар почувствовал, что драка лезет и из него. Впрочем, драки не получилось. Земляки мудро воздержались от дальнейшего выяснения отношений и взяли ещё по пиву. Некоторое время они наслаждались тишиной за своим столиком, и волна нездорового возбуждения сглаживалась пивной пеной и спадала под грузом солёных орешков. Поэтому драки не получилось. Сейчас не получилось.
Драка началась, как всегда, неожиданно и немного позже, когда наглая пьяная компания прицепилась к сидящим за соседним столиком женщинам.
Маг давно обратил на них внимание: одежда женщин производила впечатление изысканности в сочетании с хорошим вкусом. Личики были милы и выглядели умными. Бальсар изредка бросал на них косые взгляды, любуясь ими, как художник: всё дело было в том, что красота обеих женщин не была совершенной, а потому выглядела живой и непосредственной. И маг не смолчал, когда пьяные жеребцы стали задирать его привлекательных соседок.
- Шли бы вы, ребята, отсюда, - сказал он, и тут же получил болезненный пинок в бедро:
- Заглохни, старый козёл!
Едва не рассорившиеся насмерть соргонские дружбаны выступили единым фронтом, отводя душу, изнывающую от чужеродности этого мира и тревог за друзей и близких, оставшихся в Соргоне. Не испорченные вездесущим земным законодательством, отнявшим у мужчин инициативу и необходимость принимать волевые решения, от чего те стали вялыми и ленивыми рохлями, иномирские гости Василия кинулись в бой, не обращая внимания ни на количество противников, ни на их преимущество в силе, дарованное молодостью и здоровьем. Собственно, преимущество было кажущееся: возраст никак не сказался на бойцовских качествах Бальсара и, тем более, Эрина. Они дрались неумело, но здорово.
Руки обоих, привычные в стычках держать меч или топор, пустыми были неловки, но эта неловкость легко компенсировалась избытком энтузиазма и боевого задора соргонцев. Пара полученных тумаков, и маг с гномом уловили смысл кулачного удара, и щедро давали сдачи, вкладывая в кулаки всю долго сдерживаемую злость.
Разухарившийся Бальсар каждый свой удар сопровождал не очень понятными выкриками:
- Вот тебе - за короля Фирсоффа!… А это тебе - за Морона!… Получай за Сурата!
Эрин, услышав эти воинственные вопли мага, удивился, но тут же забыл о них, захваченный радостью драки. В голове его билась только одна мысль: не перестараться бы, не убить бы кого-то в азарте. Физически гном оказался намного сильнее любого из хулиганов, и легко расшвыривал их в стороны. Только один всё никак не падал: высокий качок с бычьей шеей упрямо выдерживал удары Эрина по корпусу, а до лица его гному никак дотянуться не удавалось.
Неудержимый Эрин сделал в атаке паузу и бросился по залу в поисках ещё целого свободного стула. Нашёл, притащил, поставил перед качком. Манипуляции соргонского прибалта с мебелью привлекли всеобщее внимание, и драка временно стихла. Сам качок удивлённо хлопал веками, глядя на непонятные действия гнома.
Загадка вскоре получила объяснение, быстрое и эффектное. Эрин резво вскочил на стул и, теперь сравнявшись с качком в росте, влепил ему в лоб что было силы своим похожим на кувалду кулаком. Качок показал всему залу подмётки неровно стоптанных туфель, и в бесчувствии растянулся на полу.
На этом драка кончилась. Потеряв главную ударную силу, хулиганы утратили и желание продолжать собственное избиение. Мгновенно, кто ещё мог передвигаться самостоятельно, покинули кафе, оставив поле боя победителям.
Победители тоже не задержались, и, увлекаемые спасёнными женщинами, покинули кафе через чёрный ход, чтобы избежать встречи с законом и, возможно, с опомнившимися хулиганами.
- Идёмте, идёмте. Милиции хватит и тех, что там валяются. Не стоит её дожидаться…
Нарушившие сегодня и второй запрет Василия - "не драться" - и хорошо при этом развлёкшиеся, залётные или заезжие, в общем, какие-то там гости города Чернигова, послушно последовали совету женщин.
Точку в этой истории попытался поставить самый догадливый из хулиганов, у дверей чёрного хода ткнувший в Эрина финским ножом. Но горе от ума случается и в наши дни: упёршийся в гномью кольчугу, нож с хрустом сломался, а следом за ним хрустнула и рука сообразительного хулигана, раздавленная твёрдыми пальцами Эрина.
Как-то так получилось, что женщин пришлось провожать в разные концы города. Нельзя сказать, что Чернигов так же огромен, как Нью-Йорк или, хотя бы, Киев. Но это не означает и того, что живущих на разных его концах двух женщин можно провожать одновременно. Нашим друзьям пришлось разделиться, причём Эрин достался более крупной по размерам подруге. Маленькая же, напротив, облюбовала Бальсара.
Можно спорить, можно любыми способами доказывать, что право выбора в вопросах любви и прочих брачных отношений принадлежит мужчинам. Всё это и так, и не так.
Да, мужчины имеют право выбора, и даже часто используют его в своей жизни. Но никому из них не приходит мысль о том, что выбор их всегда ограничен, и, как правило, одной единственной представительницей прекрасного пола. Она не только позволяет выбрать себя, но и всячески препятствует иному исходу многотрудных мужских размышлений. Итог выбора крупными буквами прописан на лбу любого, гордого от своей независимости, самца человеческой породы. Но прочитать его может лишь посвящённый в особого рода грамоту, такой своеобразный условный язык. И, сколько помнится, среди них, посвящённых, до сих пор не встречалось ни одного мужчины.
Итак, Эрин достался более крупной по размерам подруге. Другой, на его месте, был бы полон тщеславия или лопался бы от гордости, но люди Соргона, простите - гномы, слеплены из совершенно иного теста. Эрин не только не плыл по волнам счастья от крупной удачи, попавшей ему в руки, но и, честно сказать, был изрядно напуган улыбающейся ему издалека перспективой.
И дело было вовсе не в размерах гномовой спутницы. Кузнец и воин из рода подобных же воинов и кузнецов, и, с недавнего времени, глава этого рода, ни за что не спасовал бы перед врагом любого размера. И даже размеры предполагаемого друга никак не могли внушать опасений маленькому богатырю из где-то рядом, почти за углом, лежащего Соргона.
Страшны были решимость женщины и всяческое отсутствие возможности отвертеться от выполнения принятого ею решения, без ущерба для своей чести, и, заодно, и чести всего рода упомянутых гномьих кузнецов и воинов.
Говорят, что красота спасёт мир. И повторяют эту фразу при любой удобной возможности, и каждый, говорящий её, выглядит при этом чуть ли не эмиссаром красоты, случайно попавшим в наше захолустье. А вы спросите такого глашатая, как, по его мнению, будет происходить само спасение? Что нужно для того, чтобы оно, спасение, состоялось? Сколько должно быть этой красоты, чтобы мы, наконец, окончательно спаслись? Или всё гораздо проще, и, чтобы спастись, мы должны попросить её покинуть нас? Будет ли из-за чего бороться, если наградой победителю станет всё то же уродство, изо дня в день окружающее дерущихся?
Впрочем, к нашей истории это соображение отношения не имеет. Как уже упоминалось выше, обе незнакомки оказались милы, и лучшие традиции романтического жанра - по спасению попавших в беду красавиц - нарушены не были. Хотелось бы пояснить, что герой, одержавший победу, бессилен перед бесспорно симпатичным призом, диктующим победителю вполне определённого направления волю. И чем благороднее герой, тем труднее ему устоять на вершине подвига, не откусив хоть малую толику от того, за что он боролся. Потому что, только попробовав, можно точно сказать, победа ли это, или же поражение, ещё более горькое, чем жизнь до случившейся злосчастной битвы.
Эрин, несмотря на свой наивный детский взгляд, ни минуты не сомневался в собственной участи на эту ночь, ибо ребёнком, по сути, давно уже не был, и долгие проводы стали всего лишь одним из многих вариантов глухариного токования. Вы помните - речи длинны и витиеваты. Изобилуют мудростью и словесными красотами. Полны ума и наблюдательности, и каждое слово словно подсказано гением. Не так ли? Но это - только для ведущих опасную, остроумную, полную интриги беседу.
Любое же постороннее ухо немедленно уловит смысл всего этого словоблудия, и будет он так же прост и невзрачен, как вдохновенная, но жутко однообразная, песня забывшего обо всём на свете глухаря, которого хоть голыми руками бери, пока он видит только представителя другого пола.
Итак, путешествие домой пары Эрин плюс незнакомка не составляла ни малейшей тайны, и вряд ли можно сказать что-либо иное о шедшем при этом разговоре. И путешествие пары Бальсар плюс незнакомка ничем не отличалось от дороги гномьей пары. Стоит ли излагать банальное и общеизвестное? Или вы никогда не провожали? Или никогда не провожали вас?
Остановиться следует всего лишь на двух моментах, и оба они касаются Эрина. С Бальсаром могло происходить то же самое. Наверное, и происходило. Но Эрин представляет больший интерес, потому что грядущая его деятельность будет, во многом, зависеть и от этого черниговского приключения.
Квартира, в которой оказался гном, ничем не напоминала жилище короля Василия. И было здесь непривычно чисто. Придирчивый глаз Михаловны не смог бы найти ни пылинки, даже переверни она всё вверх дном. К тому же, изобилие уюта, после спартанской неустроенности шпального пятистенка на Масанах, вызывало непреодолимое желание немедленно улечься. Всё равно где: в прихожей, на пёстрой, ручной работы, дорожке, или - подальше, в комнате, на ворсистом, нимало не похожем на клубки махровой пыли в закоулках Васильева жилья, ковре.
Пухлые кресла и беременный кожаный диван были не менее привлекательны, и Эрин, вспомнив садовую скамейку, на которой провёл несколько последних ночей, сделал безошибочный вывод: Чернигов - город контрастов.
Каждый предмет мебели, каждая вещь, от дорогих ажурных занавесей на окнах и до множества разнокалиберных и разножанровых фигурок за стеклами объёмного серванта - всё это укутывало гостя в атмосферу тишины и благополучия. Казалось, что воздух стал невидимой вязкой жидкостью, и гном дышал хрипло и натужно, в смущении разглядывая обстановку квартиры. Так, возможно, чувствует себя хрупкая ёлочная игрушка, замотанная в несколько слоёв хорошо распушенной ваты.
Эрин проникся, Эрин смутился, Эрин застеснялся, наконец. Внимательно оглядев коридор и видимый из него кусочек комнаты, гном, без напоминания, вздохнув, принялся стягивать сапоги.
Если вы ожидаете связанного с этим процессом конфуза, свалившегося на нашего мужественного соргонца, то вас постигнет разочарование. Конфуза не получилось, да и не могло: носки в сапогах у Эрина оказались целыми и чистыми, а ноги перед выходом в город гном тщательно вымыл с мылом.
Можно принять за истину, что ни в нашем, ни в соседствующих с нашим мирах не существует ни одной особы мужского пола, которая не мыла бы ноги хотя бы два раза в течение отпущенного ей срока жизни. Это потому, что никто не надевает новую обувь на грязные ноги, а две пары туфель за свою жизнь, всяко-разно, снашивает каждый из нас.
Самые чистоплотные из мужчин умудряются проделывать подобную процедуру даже чаще - до трёх, и более, раз, и по чистоте почти достигают особ противоположного пола.
Эрин грязнулей не был. Как вы помните, он был выдающийся мастер кузнечного дела. И, как личность широко известная в узких кругах гномьего народа, тщательно следил за своей репутацией. Показатель личной чистоты занимает немалое место в сложившемся у общества мнении, так как маленькое пятнышко грязи не только на теле - даже всего лишь на белье известной личности, сильно подрывает уважение к ней окружающих.
Итак, Эрин принялся стягивать сапоги.
- Подожди, я тапочки поищу.
- Не надо, я так, без тапок. Ковры, я надеюсь, чистые? - вопрос гном задал от растерянности, а не от желания оскорбить. Женщина поняла и не обиделась:
- Как хочешь, Эрин. Я тоже люблю ходить дома босиком. Ты голоден?
- Похоже, что - да! - гном обрадовался предстоящему действию: когда занят делом, не так чувствствительно подавляет окружение, - Ещё как голоден! А не поздновато для приготовления ужина?
- Ты привык есть по часам?
- По часам?! А, ты имеешь в виду - в строго определённое время? Нет, я ем, когда голоден. У меня на такой случай в ранце есть кусок вяленого мяса и ломоть хлеба. И пиво - я всегда стараюсь иметь с собой бурдюк пива…
- Бурдюк?! Так ты из Азии… А говорил, что прибалт…
- Положим, я сказал, что соседка моего местного, как это лучше сказать… даже не моего… в общем, начальника моего соргонского друга, считает меня прибалтом. Я не возражаю - зачем спорить со старой женщиной? С тобой я тоже спорить не буду: из Азии так из Азии.
- Ну, как же - не из Азии? Бурдюки - это там, где верблюды, пески и тому подобное. Скажешь - нет?
- Думай что хочешь. Для меня бурдюк в дороге - просто незаменимая вещь: пустой не занимает много места, а полный - не бьётся, как стекло или глина. Бочонок же с пивом таскать - и вовсе замучаешься…
- Ты много путешествуешь?
- Бывает.
- Потом расскажешь, где ты бывал? Ладно? А что же ты куртку не снимаешь? Давай сюда - я повешу. Ой, что это? Неужто, железная? Настоящая кольчуга? Ну, да?! Шутишь! Ведь, шутишь же? Не верю! Зачем же это современному человеку вдруг понадобилась кольчуга? Странный ты человек, Эрин. И приятель твой странный. Вы как дон Кихот и Санчо Панса: рыцари без страха и упрёка. На улицах стольного города Чернигова появились пришельцы из рыцарских времён. Идём на кухню, рыцарь. Я обещала накормить тебя ужином. Да будет ужин при свечах!
Ночной ужин при свечах для Эрина не был чем-то необычным. Если не брать в расчет густо висящие в воздухе флюиды углублённого интима, то он мало чем отличался от ужина при масляных светильниках или факелах - ужина, который случался у гнома каждый раз, когда он оказывался в вечернее время где-нибудь под крышей. Разве что набор блюд был не совсем привычен для черниговского гостя.
Время для готовки, действительно, было неподходящее, и потому собранный на скорую руку ужин состоял, в основном, из консервированных деликатесов.
Трудно сказать, почему, но консервированные запасы в тех домах, где они имеются, состоят, преимущественно, из надёжно упакованных морепродуктов. В экстренных случаях, когда желание поесть вдруг неожиданно совпадает с нежеланием готовить, цены подобным запасам просто нет. Что может быть проще: берёшь консервный нож - вжик, и готово, садись, дорогой, кушать будем.
Натренированный за столом короля Василия на кильках в томате, Эрин достаточно легко справился с порученной ему работой: где надо - поработал ножом, где надо - догадался потянуть за колечко.
Рыба, с которой знакомился гном в этот раз, имела следующие имена: горбуша, камбала и треска. Горбуша и камбала были на вкус приятнее королевских килек, но где же им сравниться с печенью трески! Нежность этого продукта, тающего во рту, и оставляющего на языке долгое ароматное послевкусие, привела Эрина в такой восторг, что он слегка потерял осторожность.
- Что это такое? - не замедлил спросить он, едва проглотил первый кусок, - Я никогда подобного не ел…
И что удивительно - женщина ему поверила, и стала объяснять, как сама понимала, и про лов трески на бескрайних океанских просторах, и про доступность её печени любому желающему (только руку протянуть к полке в магазине), и про многое другое, чего Эрин не спрашивал, и никогда не догадался бы спросить. Этот судорожный рассказ, вместивший почти полную биографию не одного десятка лиц, был щедро усеян ловкими вопросами, отвечая на которые бесхитростный Эрин выложил достаточно много правдивой информации. Услышь его Василий - получил бы к седой бороде и седую голову. Потому, что среди обронённых под тресковую печень слов можно было разобрать и такие как "гном", "Хрустальная Корона", "Соргон", "Раттанар" и "король Василий".
Женщины никогда не перестают верить в сказку. И чем сказка невероятнее, тем охотнее они в неё верят. Приключение с большой буквы "П" - вот то, чего они ждут от жизни постоянно, и это то, чего им постоянно не хватает.
Сверкающий кольчугой Эрин и вызнанная у него история - разве это не приключение? А в сочетании с дракой в кафе… Да, это - приключение. Приключение из тех, которые никогда не забываются. Более того, это - то самое Приключение! И небрежная болтливость гнома, способная довести последнего раттанарского короля до инфаркта, доставляла невероятную, неслыханную радость слушавшей его женщине.
Справедливости ради, следует отметить, что позже, в постели, гном не болтал. Вот в постели ни одна супершпионка не смогла бы слова из него вытянуть. Может, врут разведчики про постели-то? А? И просто у каждого из них есть своя тресковая печень?
Кстати, о двух моментах из жизни Эрина.
Во-первых, знакомство с тресковой печенью навсегда сделало из сухопутного гнома морского мечтателя. Будь жив барон Тандер, военный министр короля Фирсоффа, в лице Эрина он приобрёл бы яростного сторонника борьбы за побережье Соргона. Учитывая схожесть наших миров, воинственный гном вправе был надеяться, что море Гоблинов, облизывающее соргонские берега, полно тресковых косяков, а, следовательно, и тресковой печени.
Вторым событием, повлиявшим на будущее Эрина, стала ночь, проведенная в постели земной женщины. Убедившись в полном конструктивном сходстве между людской женщиной и гномой, что говорило о наличии общих корней у обеих рас, наш кузнец и воин вдруг ясно увидел путь для возрождения гномьего племени. Путь необычный, но вполне осуществимый, и нужно для этого было немногое - всего лишь держаться около Василия. И тогда победа раттанарского короля станет днём свободы для гномов, днём обретения ими равных прав с людьми. Не создание самостоятельного гномьего государства отныне стало целью Эрина, а получение гномами доступа к недрам Соргона через право на владение землёй.
Ничего не скажешь - голова! Ему палец в рот не клади. Не зря же Эрину готовили место среди Старейших. И это в сорок-то лет! Согласитесь, что иногда бывает интересно узнавать, от каких незначительных, на сторонний взгляд, мелочей порой зависит вся будущая человеческая, простите - гномья, жизнь!
"- Как Вы себя чувствуете, сир? - заботливый голос Капы настойчиво журчал в затуманенной болью голове короля, - Сир, Вы ещё живы? - хрустальная пакостница не унималась, - Что же Вы молчите, сир, будто давно уже умерли?"
Королю, по-прежнему, было не до разговоров. Казалось, что даже мысленный диалог, с обладающим столь бархатным голосом экзекутором, способен увеличить страдания Василия до неимоверных размеров. Он стиснул зубы, чтобы не застонать - такого удовольствия он ей не доставит, и не отзывался. А где-то далеко, на запыленном чердаке его сознания, смутными тенями бродили неприкаянные мысли:
"Ну, почему так устроена жизнь - даже в короли не попадёшь без неприятностей?… Если бы через такую переделку проходили все наши власть имущие - половина управленческих кресел пустовала бы… Да какая там половина! Все были бы пусты… Тогда государственные посты раздавали бы в наказание… Виноват - пожалуйте в президенты или в министры какие-нибудь…"
"- Утопия, сир, - Капа нашла таки закуток, в котором скрывался от неё король: трудно избежать разговора с нахальной гостьей, имея общий с ней мозг, - любая власть, сир, это, прежде всего способ регулировать отношения между людьми. Виноватых только туда и пускать - они Вам нарегулируют!"
"- К сожалению, ты права…"
"- Я всегда права, сир!"
"- Ой, ли! А почему ты влезла в мои мысли? Мы же с тобой договаривались…"
"- Вовсе нет! Ничего я не договаривалась. Не знаю, с кем Вы там договаривались. Что же, прикажете мне молчать всё время? Осмелюсь напомнить, что я - единственный, да-да, единственный в природе специалист по раттанарским королям. И круг общения у меня сильно ограничен. Собственно, это и не круг даже - из одного собеседника круга не сделаешь. Подумаешь, вмешалась в государственные дела! Вы, сир, ничем таким важным заняты не были. Не стала бы я мешать, если бы что-то важное…"
"- Не знаю - почему, но в этом я сомневаюсь. Ты хотела просто поболтать или есть причина для разговора?"
"- Дурочка я, что ли, какая, чтобы просто болтать? Конечно же, у меня дело. Я имею в виду - есть причина. Не знаю как Вы, сир, а я волнуюсь. Вам не следовало отпускать Эрина с Бальсаром одних: лучше бы сидели дома, перед телевизором…"
"- В тебе заговорил материнский инстинкт? Довольно странно для посторонней бестелесной женщины. Ты не находишь?"
"- А я и не теряла!… Возможно, что без них Вам в Соргон не попасть. Так и останетесь до конца жизни королём в этом сарае, построенном до образования Вселенной. Хорошенькая перспектива, нечего сказать!"
"- Соскучилась по власти?"
"- Больно надо. Я о Вас беспокоюсь, сир: вытерпеть такую болезненную перестройку организма, чтобы снова рожать ежедневные строки про Ивара - железного волка. А по вечерам я буду нашептывать Вам сказки о прошлом Соргона, и Вы будете мирно посапывать под них носом…"
Василий почувствовал, как резко усилилась боль вокруг рта, и понял, что улыбается.
"- Скажи мне, о, будущая Шехеризада, какую важную роль в моём солдатском бытии ты отводишь мышцам лица? Они-то почему болят?"
"- Правильно развитые мышцы Вашего лица уберут с него это выражение глуповатости и безволия, присущее одним только неудачникам и слюнтяям. Я сделаю Вам лицо настоящего мужчины, сир. К этому лицу ещё бы и характер соответственный, но это уже не в моих силах…"
"- Спасибо за заботу, Моё Величество. А похожим на себя я останусь? Знакомые на улице будут узнавать?"
"- У Вас так много знакомых в Соргоне? Шучу, сир. А узнавать на улицах будет любой, кто имеет в кармане раттанарские деньги. И захотите спрятаться - не сможете. Всякое изменение внешности тут же отразится на монетах. И попадёте Вы, без помощи Эрина и Бальсара, сразу в руки своих врагов. Это если откроется Переход, в чём лично я сильно сомневаюсь…"
"- Не каркай, беду накличешь, дорогая моя оптимистка, - Василий сделал усилие и открыл глаза: за окном было совсем темно, и часы показывали четверть третьего, - Действительно - глухая ночь, поздновато для прогулок. Они, конечно, люди взрослые, но пора бы им уже быть дома…"
"- Так и я о том же, сир! Нельзя было их отпускать одних. Что с того, что - взрослые? О Вашем мире они знают меньше любого ребёнка. У меня на душе неспокойно, сир".
"- Радует, что у тебя появилась душа, Капа. Ты уже совсем человек. Может, со временем, и телом обзаведёшься…"
"- Когда мне понадобится такой громоздкий, неуклюжий и вечно голодный предмет, как тело - я Ваше, сир, займу…"
"- Что-о-о-о!!!"
"- Шучу, сир, шучу! О, боги! Какой же Вы нервный, сир!"
Растревоженный Капой, Василий не сомкнул глаз до самого утра. Заполошная же Корона, наделив короля своими страхами, спокойно затихла где-то в уголке его сознания, по-прежнему подёргивая то одной, то другой мышцей, но теперь не садистски, а бережно, с нежностью. Больно было всё равно, однако - уже терпимо, не до зубовного скрежета.
Лежать просто так, вслушиваясь и в телесные боли, и в звуки на улице - в ожидании запропавших гостей, королю стало скучно, и он, в который раз, начал перебирать, минута за минутой, последние дни жизни короля Фирсоффа. Что-то беспокоило Василия в этих воспоминаниях, но никак не удавалось понять - что именно. Какая-то очень важная деталь ускользала, оставляя после себя ощущение опасности и тревоги.
"Чего же я не доглядел? Никак не освоюсь, не могу разобрать, какие из переживаемых чувств мои, принадлежат мне, какие - Фирсоффа. Странное состояние раздвоенности, когда каждый факт, возникающий в памяти, я одновременно рассматриваю с двух точек зрения: человека, непосредственно переживающего происходящее, для которого скрыто будущее, и - второго, знающего итог всех этих событий. Для меня главное - чётко разделить эти точки зрения, чтобы можно было в сравнении определить, где они совпадают, а где - расходятся. Именно несовпадения должны помочь мне определить причину (или причины) зудящей в душе тревоги. Как же мне отделить Фирсоффа от своей особы?…"
"- Тоже мне, проблема. Нужно всего лишь понять, каким человеком был король Фирсофф, и Вы сразу разберётесь, сир, какие мысли, чувства и мнения - не Ваши. Я думаю, что львиный рык Вы уж сможете отличить от мышиного писка…"
"- Явилась, не запылилась. И, как всегда, с добрым словом. Ведь, львиный рык ты приписываешь не мне?"
"- С чего бы это я приписывала Вам, сир? Вы и сами знаете, что не лев. Или не знаете? Так знайте!"
"- Ты снова не в духе? Что случилось на этот раз?"
"- А сколько можно перебирать одни и те же воспоминания? Что Вы так прицепились к этой злосчастной битве в "Голове лося"? Как будто смерть Фирсоффа доставляет Вам радость, сир! Не забывайте, что я женщина, натура впечатлительная, а Вы заставляете меня всё время на кровь смотреть…"
"- Так не смотри! Зачем ты подглядываешь за моими мыслями? Я перебираю эти воспоминания, потому что ищу…"
"- Знаю я, что Вы ищете. Только без меня Вы бы и половины не вспомнили из того, что постоянно перебираете сейчас. Так что я не подглядываю, а помогаю. Вот короли пошли - никакой от них благодарности. А сейчас я устала - я же не железная…"
"- Конечно, нет. Ты - хрустальная. Хрустальная ты. Устала - отдыхай. Я-то тут при чём?"
"- Очень даже при чём. Я не меньше Вашего заинтересована разобраться, что происходит в Соргоне. А Вы скоро так перемешаете свои воспоминания с памятью Фирсоффа, что никогда Вам не отыскать того, что ищете".
"- И что ты предлагаешь?"
"- Я уже сказала - понять, что за человек был король Фирсофф. Не хотите все его воспоминания - хоть письма последние прочтите. Это и Вам полезно: будете знать, какими бывают соргонские короли".
Василий согласился, что это предложение Капы имеет смыл, и, скрепя сердце, через силу, взялся изучать чужие письма.
"Дорогая Магда! - писал Фирсофф ночью, после бала, в письме, оставленном лейтенанту Илорину для посмертного вручения королеве, - Если ты читаешь это письмо, значит, случилось плохое, и меня больше нет. Я хочу, чтобы ты знала, как тяжело мне расставаться с тобой подобным образом и оставлять тебя без моей поддержки в эти дни бедствий. Несчастный Раттанар! Несчастный Соргон! Но к лицу ли нам, правителям, стоять в стороне от бедствий нашего королевства, думая о своей личной безопасности? Я верю, что у тебя хватит сил пережить мою гибель. Помни, что до избрания нового короля, ты - единственный законный правитель Раттанара. Будь осторожной, спокойной и мудрой. Пусть ни один из заносчивых баронов не посмеет сказать, что король Фирсофф и королева Магда не исполнили до конца свой долг перед народом Раттанара.
Твоя утрата, конечно, велика, но если я не ошибаюсь (а некоторые умения соргонских королей позволяют надеяться, что нет), то наши боги постараются смягчить нанесенный тебе удар. При первой же возможности посоветуйся с Верховной жрицей Апсалой - я обратил внимание, что вы говорили на балу, словно старые подруги. Она подтвердит тебе то, о чём я могу только догадываться. О, боги! Как хотел бы я быть уверен, что прав. Какое невероятное событие для королевских семей Соргона! Какое невероятное событие для нас с тобой!
Прощай, дорогая и единственная моя женщина. Прощай и прости за то, что не оставил нашего Паджеро, но я не вправе мешать ему исполнить свой долг, как и мы исполняем свой. Не вправе ни как король, ни как отец. Мы воспитали его человеком чести, и можем гордиться нашим приёмышем, как ни один родитель не может гордиться своим родным ребёнком. Именно потому, что он - человек чести, я поручу ему самое трудное, когда случится с моим выездом беда: Паджеро должен будет дать возможность уйти Гонцу с Короной. Такое не поручишь кому попало. Единственное, на что я уповаю, что боги и Корона выберут Гонцом его, и наш мальчик останется жив.
Ещё пара слов на прощание. Знай, мне никогда бы не стать тем, кем я был, если бы рядом со мной не было тебя, и если бы я не чувствовал каждый час, каждую минуту твою незримую поддержку.
Прощай, любимая.
Навсегда твой
муж и король
Фирсофф".
Письмо Фирсоффа, написанное королеве в утро после падения моста, имело следующее содержание:
"Дорогая Магда!
Спешу поделиться с тобой радостью: боги на нашей стороне, и оберегают меня с моей свитой. Вчерашним вечером только сотворённое ими чудо спасло нас всех от гибели. Представляешь, мост через реку Искристую смело обвалом прямо перед нашим носом.
Впрочем, про нос я ввернул так, для красного словца. Метель была такая, что своего носа никто из нас не видел. Но мы, и в самом деле, были от моста на расстоянии ста шагов, когда случился обвал. Пришлось нам возвращаться назад и становиться на ночлег в той чудной деревушке, где ты двадцать три года назад пила молоко. Помнишь, когда мы ехали поздравлять с избранием короля Шиллука, и тебе вдруг захотелось молока? Был жаркий день, и все коровы бродили где-то в лугах вместе со своим пастухом. А тебе девушка вынесла кувшин молока с утренней дойки и толстый ломоть хлеба, намазанный душистым мёдом. Деревенька эта зовётся Каштановый Лес, и ты, услышав название, умилялась всю дорогу до Скироны. Помнишь? Мы ещё мечтали поставить на выезде из неё постоялый двор, чтобы непременно останавливаться в ней при каждой поездке на север. Как-то забылось за текущими делами. Но теперь сделаю, непременно сделаю, как только вернусь из Аквиннара.
Сейчас мы заняли местный трактир с подходящим к нашему случаю названием - "У моста", и неунывающий Паджеро предложил сменить вывеску, так как эта уже устарела: моста-то больше нет. Хочу надеяться, что ненадолго. Я сейчас напишу письмо магу-зодчему Бальсару, тому, что возводил новый храм Матушки. Его школа здесь, неподалёку. Думаю, он не откажется нам помочь, и построит новый мост. От поездки на Совет пока решил не отказываться - хоть и с опозданием, но надеюсь там быть.
Обязательно присмотрю в Аквиннаре какую-нибудь диковинку для тебя. Что-нибудь эльфийской работы. Давно собирался купить тебе гарнитур из сандалового, что ли, дерева (в наших лесах такие не растут): от него всегда пахнет весной, и для кожи приятнее прикосновение тёплой древесины, чем холодного серебра и золота.
Извини, что не смог уделить тебе немного времени перед отъездом, но столько было дел - совсем закрутился. Рад, что благотворительный сбор оказался так велик, и ты сможешь, наконец, сделать такой сиротский приют, какой захочешь: у тебя, помнится, было полно идей. У меня тоже есть для него несколько предложений - расскажу, когда приеду. Обсудим. С нетерпением жду этого разговора.
Вот, пока, и всё. Пора приниматься за письмо Бальсару. До свидания, моя радость, до скорой встречи.
Целую.
Твой муж
Фирсофф".
В письмах, написанных там же, у моста, магу-зодчему Бальсару и королю Шиллуку Скиронарскому, Василий ничего примечательного не обнаружил, разве что удивился - в письме к Шиллуку не было ни намёка на подозрения Фирсоффа о готовящемся мятеже. Так, обычная писулька одного монарха другому, с объяснением причины опоздания на Совет Королей. Почему Фирсофф не воспользовался случаем и не предупредил своего собрата-короля, по каким таким соображениям?
"- А что изменилось бы, если бы предупредил? - Капа упорно не желала считаться с пожеланиями короля, бесцеремонно влезая в его мысли, - Не вижу никакой выгоды, кроме бессмысленной паники…"
"- Короли Шиллук и Альбек Хафеларский могли дождаться Фирсоффа, и всё сложилось бы иначе. Три короля - уже сила. Двинув войска Скиронара на Аквиннар, они, наверное, могли бы спасти остальных королей…"
"- Да!? А сами Вы думаете иначе, чем говорите, сир!"
"- И как же я думаю?"
"- Шиллук с Альбеком могли и не поверить, и не стали бы ждать Фирсоффа. Они, ведь, тоже не оставили Фирсоффу никаких предупреждений - может быть, им не о чем было предупреждать? Что же касается спасения остальных королей, то это - вряд ли. Король Барум, созвавший Совет, должен был знать больше всех: достаточно много, чтобы понадобилось созвать Совет, и слишком мало, чтобы уверенно указать причину созыва. Барум не должен был вернуться с Совета, чтобы больше никто не узнал, что именно ему известно. Ну, и остальные короли - тоже. Вы же сами считаете, что Совет был ловушкой. Зачем Вы меня дразните, сир?"
"- Я не дразнюсь, Капа. Я - размышляю. И мне не понятна скрытность Фирсоффа в этом случае. Почему он промолчал?"
"- Не был уверен, что письмо дойдёт по назначению? Как Вы думаете, сир? Способ передачи письма не давал уверенности, что его прочтёт именно Шиллук, или что он будет единственным, кто прочтёт. И тогда заговорщики будут знать все планы Фирсоффа, и примут ответные меры. Вспомните, что сказал Тараз в день отъезда: "Не будем нарушать планов врага, чтобы не нарушить своих". Вас устраивает такое объяснение, сир?"
"- Вполне, Моё Величество. Молодец. Спасибо за подсказку…"
"- "Спасибо" в карман не положишь. Да и в стакан не нальёшь".
"- Чего же ты хочешь? Большую шоколадную медаль?"
"- Ну, вот! Снова дразнитесь! Я же говорю - никакой мне благодарности от Вас, сир, не видать, никакой награды".
"- Что же я могу для тебя сделать? Внести тебя в королевский указ? И будет в Соргоне единственный король, да и тот - общепризнанный дурачок, указом назначивший свою корону Главным королевским советником, зубную щётку - министром Двора, а кошелёк - казначеем…"
"- В Соргоне нет зубных щёток, сир. И, раз Вы такой насмешник, я с Вами больше не разговариваю".
" - Ну, поговори со мной, Капа. Хоть несколько слов скажи. Ну, пожалуйста".
"- Не скажу".
"- Ах, что я, несчастный, теперь буду делать! Мне даже не с кем теперь перемолвиться словцом! Какая же ты жестокая, Капа!"
"- Вы снова за своё? Теперь, точно, не буду разговаривать. Ещё и издевается! И, как нарочно, ни одной двери нет - чтобы хлопнуть, и стёкла посыпались… Аж зло берёт! До чего же Ваша, сир, голова, плохо устроена!…"
Первым с прогулки вернулся Бальсар. Глянувший, мельком, на часы, король удивлённо присвистнул: было два часа дня. С момента ухода соргонцев на экскурсию по Чернигову прошло больше суток.
Вид у мага был ошалелый и отстранённо-пришибленный. Но пришибленный явно чем-то приятным, потому что с его губ не сходила идиотская улыбка - верный признак любовной шизофрении.
"- Вернулся, кот блудливый! - сразу же подтвердила догадку короля обещавшая молчать Капа, - Тут и тонна лимонов не поможет сделать ему нормальное лицо. Седина в бороду, бес в ребро. Старый конь борозды не портит, - продолжала вещать она, с каждой новой фразой всё повышая и повышая голос, - Старый волк знает толк. Практика - мать совершенства…"
"- Потише, пожалуйста, я не глухой".
"- А Вы тут при чём, сир? Я с вами не разговариваю"
"- Я и не сказал, что ты разговариваешь. Ты кричишь, притом в моей голове".
"- А Вам что за дело? Я же кричу себе!"
"- Кричи себе шепотом".
"- Шепотом я не слышу".
"- Зачем тебе слышать, если ты и так знаешь, что говоришь?"
"- А вдруг я скажу что-нибудь другое? Как я об этом узнаю, если не буду слышать?"
"- Надеюсь, ты не страдаешь раздвоением личности? С меня и одной Хрустальной Короны достаточно. Даже с избытком. Помолчи, теперь, и в самом деле. Давай, послушаем нашего мага".
- Бальсар, вы один? Где же наш друг Эрин?
- Рад видеть Вас, Ваше Величество. Как Ваше самочувствие? - вопрос был задан с нужной интонацией, но в голосе мага Василий не услышал ни малейшей заинтересованности. Бальсар, всем своим существом, по-прежнему пребывал где-то за пределами шпального пятистенка…
"- Дворца, как я его теперь называю, - снова не удержалась от комментария Капа, - Королевского дворца. Адрес: Масаны, город Чернигов, раттанарскому королю Василию. Звонить три раза. Впрочем, можно и не звонить - дверь не заперта".
- Рад видеть вас, Бальсар. Так, где же вы потеряли Эрина?
- Эрина, сир? Я не терял его - мы расстались вчера поздним вечером, и с ним тогда было всё в порядке. А что, его до сих пор нет?
"- Он плохо соображает, сир. Я бы сказала, что вовсе не соображает. Всё ещё пребывает в плену чьих-то чар. Сир, расспросите его подробнее - интересно же".
"- Интересно - что?"
"- Ну, как познакомились, где, и тому подобное…"
- Сир, у Вас есть поручения для меня?
"- Ха! Он делает вид, что способен ещё выполнять поручения!"
"- Смотря, какие поручения, Капа", - король насмешливо посмотрел на мага:
- Есть, Бальсар. Поручаю вам хорошо отдохнуть. Немедленно ложитесь спать.
Маг сразу же, без лишних уговоров, полез на печь. Некоторое время поворочался, устраиваясь поудобней, и затих.
"-Видишь, Капа, охотнее всего подданные исполняют то, в чём нуждаются сами. Мудрый король всегда распорядится, как следует".
"- Я почти Вас простила, сир. А Вы снова дразнитесь. И ни одного вопроса не задали: мучайся теперь, гадая, что случилось с ними обоими. Вы бессовестный человек, сир. Знаете же, что я не могу сама ни с кем разговаривать, кроме Вас. Ну, почему Вы не расспросили его? Почему?"
"- Власть короля не должна распространяться на постели подданных, Капа. Я рад, что с Бальсаром всё в порядке. Надеюсь, что с Эрином тоже ничего не случится. Просто он моложе, и не так быстро устанет. Давай, вернёмся к воспоминаниям Фирсоффа".
"- К воспоминаниям мы вернёмся, но я обижена. Сильно обижена…"
"- К тому же ты ничего не забываешь, и я должен буду остерегаться. Опять начнёшь выворачивать меня на изнанку? Не надоело?"
"- А я думала, что Вы ничего не чувствовали, или почти ничего…"
"- Твой скверный характер мне более-менее понятен: ты ещё не определилась - ни кто ты, ни что ты. Хоть тебе и пятьсот лет, как личность ты существуешь только со дня моей коронации. Все твои неординарные поступки я отношу к детским выбрыкам, и буду реагировать на них сдержанно - сколько смогу. Но врать ты мне не смей, если не хочешь со мной поссориться. Имей это в виду".
"- Надо было сказать, что Вам очень больно - я бы уменьшила боль. Почему Вы этого не сделали?"
"- Потому что я - король. Учусь быть королём. Я считаю, что король может попросить об услуге, и в этом нет ничего зазорного. Но просить пощады он не имеет права. Ни у кого. Иначе - что же он за король?"
"- Простите меня, сир. Я больше не буду".
"- Куда уж больше-то, Капа. Больше, по-моему, некуда".
"- А вот и есть, сир! Спорим? На что спорим, сир?"
"- Девчонка! Как есть - девчонка! Хлебну я ещё с тобой…"
"- А то ж! Знай наших, сир! То есть, конечно же, знайте… Наших… знайте… сир…"
- Куда ты так спешишь, Эрин? Торопишься, как на пожар.
- У меня дела. Меня ждут. Я и так задержался, сколько мог. Пойми - мне надо!
- А то король отрубит тебе голову…
- Не думаю: я нужен ему. К тому же, я - не его подданный. У нас головы не рубят просто так, от нечего делать - отрубленное на место не приставишь. Мне надо готовиться к походу - каждая минута на счету.
- Ты, всё ж таки, решил вернуться? В свой… этот…
- В Соргон. Я и не думал никогда иначе. Там мой дом, мои друзья, моя кузница. Там - мои битвы. Там - привычная для меня жизнь. Разве я дал тебе повод считать, что поступлю по-другому?
- Нет, но мы, бабы, всегда надеемся, что будет так, как нам хочется. И до последней минуты не верим, что от нас можно уйти. Наша встреча, словно красивая сказка: поманила и растаяла… И не останется ничего, чтобы закрепить её в памяти… Как зыбко всё и ненадёжно…
Эрин порылся в карманах и вытащил свой кошелёк - кожаный мешочек с затянутой ремешком горловиной.
- Ты права. Обменяемся подарками на память. Эта монета - с портретом короля, - он положил на стол серебряную раттанарскую монету, - И ещё кольцо, - рядом с монетой на стол лёг массивный золотой перстень, усыпанный блёстками бриллиантов, - Жаль, нет ничего моей работы, чтобы подарить. Кольчуга, разве… Но её - не могу, извини. Себе же я возьму это… Если ты не против, - Эрин отодвинул стекло серванта и достал оттуда фарфоровую фигурку пастушки, - Она похожа немного на тебя…
- Конечно, бери. Только - разобьёшь в походе…
- Я попрошу Бальсара, он укрепит её, чтобы не разбилась. Не огорчайся - в жизни ничего по-настоящему не теряешь, пока жива память. Я обещаю, что буду тебя помнить…
- Это приятно слышать, но не утешает. Идём, я отвезу тебя.
Потом была недолгая поездка по Чернигову. Гном сидел на переднем сидении и смотрел, как ловко она управляет автомобилем. И было ему грустно до слёз оттого, что ничего нельзя сделать: каждый должен жить своей жизнью и в своём мире. И это правильно. Король Василий не в счёт - тут случай особый, экстренный. Нет, звать её с собой нельзя: жизнь в Соргоне не для неё… Гном вспомнил обволакивающий уют её квартиры и окончательно решил: нет, не для неё.
Машина остановилась, как только Эрин сказал:
- Здесь.
До дома Василия надо было ещё идти, но гному не хотелось доезжать до самых ворот. Да и дорога там была никакая.
- Мы ещё увидимся, Эрин?
- Не знаю. Может быть. Если нам не придётся срочно уезжать. Король скажет…
- Другими словами - нет. Что ж, правильно. Хорошего не бывает много, иначе это не было бы таким хорошим. Передавай привет своему таинственному королю, - она чмокнула Эрина в лоб, - Прощай. Подожди…
Послюнив палец, женщина стёрла помаду с его лба:
- Никому не верь - не такой уж ты и гном, Эрин. Всё, иди, пока я не разревелась… Прощай… И успеха вам всем… Там…
- Спасибо… Прощай…
Эрин выбрался из машины и, не оглядываясь, чтобы не зарождать в чужой душе пустой надежды, пошёл к дому Василия. Машина рванула с места, взревев мотором и пискнув шинами. На просохшем асфальте дороги остались чёрные следы от резины.
На случай, если вы с нетерпением переминаетесь с ноги на ногу, в ожидании, что я назову вам имя этой женщины, спешу сообщить, что мне оно не известно. Вы, конечно, вправе спросить его у Эрина при первой же с ним встрече. Но, думаю, он вам тоже его не назовёт - не то воспитание, знаете ли.
"- Ещё один гуляка вернулся, сир. Этот, кажется, бодрее. И лимоны ему не нужны - от его вида молоко враз скиснет. Хоть сейчас бери на работу, на кефирную фабрику…"
- Рад видеть Вас, сир. Как Ваше самочувствие?
"- Сейчас начнёт выпрашивать поручение - полежать на садовой скамейке".
- Рад видеть вас, Эрин. У вас неприятности?
- Ничего серьёзного, сир. А вы изменились!
- В каком смысле?
- Похудели, и лицо… Лицо стало жёстче…
"- Видите, я же говорила, сир! За сутки, с небольшим, я проделала работу, на которую Вам пришлось бы затратить несколько лет. Да и то, Вы ничего бы не добились. Оттого и больно, что надо всё сделать и хорошо, и быстро. Время, сир, время! У нас мало времени. Я же Вас предупреждала…"
"- Хочешь сказать, что не старалась сверх необходимого?"
"- Старалась, сир, это правда. От правды куда денешься? Самую капельку только и старалась… Но я же просила прощения, сир…"
"- Я помню, Капа".
- Сир, мы можем поговорить? Вы не заняты?
- Что вас интересует, Эрин?
- Кто такие дон Кихот и Санчо Панса?
- И сколько человек пострадало?
- Серьёзно - ни одного. Возможно, несколько переломов, да выбитые зубы. Бальсар рассказал?
- Нет, Эрин. Вы сами выдали себя своим вопросом. Дон Кихота и Санчо Панса вспоминают только в случае совершения бескорыстного подвига, и чаще всего - ради женщин. В наше время это обычно защита женщины от хулиганов. Я вижу у вас разрез на куртке. Нож?
- Да, сир. Спасла кольчуга. Хорощо, что я её не снял…
- Сравнение с этими литературными (да-да, Эрин, они - книжные персонажи), с этими героями весьма почётно. Вас, наверное, назвали ещё и рыцарями…
- Да, сир. Без страха и упрёка…
"- Так вот, как они познакомились! Ух ты, до чего романтично!"
- Рыцарями называли самых лучших, самых благородных воинов. Вы недавно смотрели фильм о рыцаре Айвенго, и должны представлять, какими они были, настоящие рыцари. У рыцарей был свой кодекс чести, свои военные организации - рыцарские ордена, и получить посвящение в рыцари было высшей наградой и мечтой каждого солдата прошлых времён.
- Совсем, как мастера меча в Соргоне. У них тоже есть свой кодекс и различные правила. Но мастером меча может стать только тот, кто им хорошо владеет. И подвиги здесь не при чём.
"- С подвигами лучше! Правда, же, сир? Что толку хорошо владеть мечом и не совершать при этом подвигов. Ну, скажите же, сир, я - права?"
- Разве мастера меча не воюют, и не совершают при этом подвигов? Командор Тусон, например.
- Вы про Акулью бухту, сир? Но капитан Тусон ушёл в отставку, и где он - никому не известно.
- Командор, Эрин, теперь уже - командор Тусон. Произведен королём Фирсоффом перед отъездом на Совет, и сейчас командует в Раттанаре. Мы с ним обязательно встретимся: только бы до места добраться.
- Тусон, скорее, исключение, сир. Мастера меча не ищут битв, и зарабатывают на жизнь, давая уроки фехтования. Те же из них, кто имеет титул и поместье, вовсе ничем не заняты, кроме повышения мастерства владения мечом.
"- Ну, и какая от них польза, сир? Что они есть, что их нет - всё едино. А вот рыцари - это да! Это - сила! Турниры, прекрасные дамы, и подвиги, подвиги, подвиги…"
"- Будут тебе в Соргоне рыцари. Обещаю"
"- Честное-пречестное слово, сир? И турниры, и подвиги, и дамские перчатки на забрызганных кровью шлемах - всё это будет?"
"- Нет, Капа, не всё. Прекрасные дамы там и так есть. Подвигов на войне будет, хоть отбавляй. Будут и рыцари - слово короля! А вот турниры… Турниров я не обещаю, Капа. Боюсь, нам будет не до них".
"- Вот так всегда: как что-то для меня интересное, так обязательно не будет. Какой Вы скучный, сир! Тоска зелёная с Вами…"
- А кто из них лучший воин: дон Кихот или Санчо Панса? - продолжал расспросы Эрин.
Василий задумался. Как объяснить иномирцу, что сравнение с незадачливым фантазёром в латах и его слугой не могло иметь ничего обидного, несмотря на некоторую внешнюю схожесть с ними Бальсара и Эрина? На дона Кихота Эрин не вытягивал по размеру, особенно, если рядом был Бальсар. А сравнение со слугой, пусть и невероятно изворотливым, гном может принять не иначе, как оскорбление. Ответить так, чтобы не задеть самолюбия Эрина, и, в то же время, избежать ненужной лжи (короли не лгут - помните?), это задача была не простая.
Король использовал слабое знание Эрином классиков мировой литературы и его наивную уверенность, что оба героя Сервантеса - рыцари. Он решил довериться убеждённости и воображению гнома, и ответил уклончиво, ничего не разъясняя:
- Трудно сказать, кто из них лучше. На подвиги они выезжали вместе и все награды и неприятности чудесным образом находили обоих. Они были неразлучны, как родные братья, и, если сейчас упоминают одного, то тут же вспоминается и другой. Каждый хорош по-своему.
- Наверное, так и должно быть: боевых друзей нельзя, не следует разделять и выяснять, чья доля в подвиге больше. Это разумно, сир, - согласился гном, - Нам, в Соргоне, не помешало бы завести какое-нибудь братство из лучших воинов. Тут тебе и пример, тут тебе и поддержка в трудную минуту.
- Я подумаю об этом, Эрин.
"- Ловко Вы уклонились, сир, от ответа на вопрос. А Вы заметили оговорку Эрина - он, кажется, стремится попасть в ряды Вашей армии?"
"- Я заметил другое, Капа. Сегодня он и есть моя армия, а отношения у меня с ним неопределённы: то ли он союзник, то ли нет. И как долго он будет рядом со мной в Соргоне - я не знаю. А жаль терять такого бойца".
"- Да, сир, он - самостоятельный мужчина. Глядите - ужином занялся, пока Ваш единственный подданный дрыхнет без задних ног. Эх, был бы немного выше ростом, ну, хоть - как Вы, я сделала бы его своим рыцарем…"
"- У тебя же перчаток нет! Что же он на шлем прицепит?"
"- Вечно Вы всё испортите, сир. Даже помечтать не даёте…"
"- А ты не мечтай о несбыточном, вот и не будешь огорчаться".
"- Скажете тоже! Мечтать о сбыточном - это и не мечтать вовсе, а строить планы на будущее. Улавливаете разницу?"
"- О сбыточном!? Нет такого слова в моём языке…"
"- Вы не поняли, что я сказала, сир?"
"- Понял, Капа".
"- Ну, так и нечего придираться! Вам лишь бы показать мне лишний раз, что я от Вас завишу".
"- Ещё не известно, кто от кого. Что же касается Эрина, то для дела будет лучше, если рыцарем, сначала, его сделаю я".
"- Решили поменять ориентацию, сир? Соргон будет в шоке. Весь".
"- У тебя одни глупости на уме. Если я не посвящу Эрина в рыцари, то, сколько перчаток ему на шлем ни цепляй, он рыцарем не станет".
"- Вы и сами - не рыцарь, сир".
"- Зато, Капа, я - король. И посвящение в рыцари - моё право. Или ты считаешь, что рыцари в Соргоне от сырости заведутся?"
"- Скажите, сир, а Вы знаете, что гномы не ездят верхом? Это я к тому, чтобы делать из Эрина рыцаря".
"- Ты против Эрина? А только что свои перчатки цепляла ему на шлем. Реальные женщины тоже не постоянны, но не настолько. Переигрываешь, Капа".
"- И ничего не против. Я Вам - для информации, а Вы… Вы перекручиваете все мои слова. Правильно я с Вами не разговариваю, сир…"
"- Ладно-ладно, Капа, не заводись. Не ездят - научатся. Положение обяжет…"
- Ужин готов, сир.
- Спасибо, Эрин. Будите Бальсара: ночью доспит. И что же у нас на ужин?
Бальсара, хоть и с трудом, но подняли, и был ужин, потом - неизменный телесеанс и ночь, полная сновидений: кроваво-кошмарных - у короля Василия (боевые воспоминания раттанарских монархов), полных любовной нежности - у Бальсара, и грустных-грустных - у Эрина.
"Ну, что ж! Вернёмся к нашим баранам…", - Василий сладко потянулся и зевнул.
"- Это Вы про Эрина с Бальсаром, сир?"
Зевавший король от неожиданности чуть не свернул себе челюсть:
"- Сколько раз тебе повторять: не лезь в мои мысли, Капа! Я когда-нибудь стану инвалидом из-за тебя. И при чём тут Эрин с Бальсаром? Просто поговорка такая…"
В голове Василия вдруг мелькнула сценка из вчерашнего фильма: красавица показывает язык своему жениху. Собственно, жениха не было. Была только красавица, был высунутый язык, и красавица показывала его - ему, Василию!
"- Постой-ка, Капа, что это ты сейчас сделала?"
"- Ничего, сир".
"- Ты показала мне язык! Из вчерашнего фильма! Значит, ты можешь так же, по кускам, показать мне всё, что видел Фирсофф в последние дни. Может, мы узнаем ещё что-нибудь? Ты можешь останавливать картинки?"
"- Попробую, сир", - язык появился снова, длинный и неподвижный.
"- Вижу - можешь. Тогда, дорогая, давай, будем кино смотреть. Покажи-ка мне бой на постоялом дворе".
Перед внутренним взором Василия побежали картинки чужих воспоминаний: трактир, исчезновение портретов королей с монет, отравленные кони, выбитые ворота постоялого двора, звон оружия, меч в старческой руке, лысые черепа нападающих, распадающиеся от ударов меча Фирсоффа. Рядом Паджеро - "Держись, ребята!", под ногами тела - и своих солдат, и жутких лысых. И всё растущее удивление Фирсоффа.
Затем - баррикада из возков и саней на месте выбитых тараном ворот, и панорама окрестностей за частоколом постоялого двора, и всё то же удивление, и утоптанный снег, плывущий навстречу, и склонившийся Паджеро. Ему - "Спаси Корону", и - темнота…
"- Давай, Капа, ещё раз, помедленней. Так, это лысые. До чего же неряшливы: зима, а они какие-то оборванные, в дырах, вон, даже тело проглядывает… Дерутся, как автоматы… И - глаза… Глаза какие-то пустые, бессмысленные. И, кажется, не чувствуют боли… Фирсофф поворачивается вправо! На что он смотрит, Капа?"
"- То, что он видел, видите и Вы, сир".
"- Это я понимаю. Но мне кажется, что раз картинки показываешь ты, и можешь их замедлять и останавливать, то сможешь и увеличить их. Фирсофф поворачивается вправо… крупнее… ещё крупнее… Стоп! Лучники! Эти и одеты хорошо, и не лысые… Что же так удивило Фирсоффа? Что он хотел сказать, прежде, чем был убит?"
"- Почувствовал страх и ненависть, идущие от лучников, сир. Когда они целились".
"- Что же в этом удивительного? Он и раньше чувствовал их от недоброжелателей…"
"- Лысые, сир…"
"- Что - лысые?!"
"- От них не было ни страха, ни ненависти. Вообще ничего. Никаких чувств, только ощущение пустоты. Холодное и равнодушное… Я не знаю, как сказать. Но - неприятно. Хотите попробовать?"
"- И верно - что-то жуткое. Не делай так больше. Значит, Фирсоффа удивило отсутствие у лысых любых человеческих чувств!"
"- Про любые не скажу - я чётко различаю только страх и ненависть. Всё остальное - лишь намёками, общий фон."
"- А от лысых он был? Фон этот?"
"- Я же дала Вам попробовать, что было от лысых! Похоже это на человеческие чувства?"
"- Нет. Скорее напоминает о склепе, чем о чём-то человеческом. Бр-р-р, мерзость… Теперь поищем того, кто командует у лысых. Покажи мне ещё раз все куски с ними, начиная с атаки через разбитые ворота. Медленно и крупно".
"- Не похоже, что у них есть командир. Вы не согласны со мной, сир?"
"- Посмотрим, Капа. Так, лысые… лысые… лысые… Отбили первую атаку… Строят баррикаду… Вот Фирсофф на крыше возка. Снова лысые… лысые… Ого, сколько! Готовятся ко второй атаке… Фирсофф поворачивается к лучникам… Одна стрела. Вторая. Вот он, падая, снова развернулся к лысым… Стоп! Чуть назад. Увеличь кусок за дорогой, у леса. Крупнее, ещё крупнее. Гм-м. Чёрный плащ с капюшоном, железная маска… И больше ничего. И на маске нет ни одного отверстия: ни для глаз, ни для рта или носа. Как же он дышит и видит? И как он ест? Капа, тебе знакома эта личность?"
"- Нет, сир".
"- Странный у лысых командир - не видно, чтобы он командовал. Да и команду ему подать нечем - на лице ничего… Ну-ка, ну-ка, Капа, улавливаешь мою мысль?"
"- Человек без Лица, сир?"
"- Именно! Он самый и есть - как иначе назвать это чучело?!"
"- Я бы назвала - "Железная Маска", сир".
"- Хватит с него и просто Маски. Человек без Лица - слишком длинно, да и на человека он не сильно похож. Да будет их имя - Маски!"
"- Вы думаете, что их много, сир?"
"- Уверен, Капа. Этот - в Скиронаре. В Раттанаре - есть свой. Я думаю, что, хотя бы по одному на королевство, мы имеем. Может, и больше. Кто же они такие? В твоей памяти, точно, нет ничего похожего?"
"- Стала бы я скрывать! Но одно предположение у меня есть, сир".
"- Ты думаешь, это связано со мной?"
"- Чего спрашиваете, если сами знаете?"
"- Не знаю, дорогая - предполагаю. А для уверенности одного моего предположения мало. Поделись своими мыслями - сравним".
"- Я исхожу из того, что король - не только не соргонец, но, даже, человек из другого мира. Причин такого выбора я намыслила две. Первая: враги - тоже иномирцы. Я потому и не настаиваю больше на слиянии, что согласна с Вами: Вы, сир, знаете то, что поможет победить этих… Масок. И знание это, действительно, может затеряться среди воспоминаний пятнадцати королей… Вторая причина, объясняющая короля-иномирца: опасность для Соргона так велика, что для её устранения необходимо объединить весь Соргон. А не один соргонец этого сделать не в состоянии: число его противников вряд ли будет меньше числа сторонников, и начнётся новая междоусобица. У Вас, сир, не имеющего в Соргоне своих личных интересов, шансов объединить Соргон намного больше".
"- И какой из причин ты отдаёшь предпочтение?"
"- Никакой, сир. Для меня они неразделимы".
"- Согласен. Задача мне ясна: победить Масок. Давай подумаем, как это сделать. Для начала определимся, что нам о них известно…"
Завтрак готовил Бальсар. Вид у него был виноватый, но не менее глупый, чем накануне.
"- Сир, или отпустите его на свидание, или не позволяйте ему готовить, - пожалела мага Капа, - Мне кажется, что он уже пятый раз солит яичницу. Неделя такого питания, и Вы с Эрином превратитесь в соляные столпы…"
"- Он не пойдёт, Капа. Будем есть пересоленное, а сразу по возвращении в Соргон женим нашего мага на одинокой сверстнице".
"- На сверстницу он не согласится, сир. Не думаю, что он такой обалдевший после ночи у сверстницы".
"- Кто же его, родимого, спрашивать будет? Король я, или не король?"
"- А как же быть с Вашим нежеланием вмешиваться в постельные дела подданных?"
"- Разве я вмешиваюсь? Нет, Капа, я создаю условия для работы талантливому магу-зодчему. Ты же сама понимаешь, какая может быть постель со сверстницей. Бальсар, чтобы не появляться дома, будет работать, работать, работать…"
"- Снова Вы меня дразните, сир! Почему Вы так неуважительно обращаетесь со мной?"
"- Неуважительно?! Разве?! Это же не я лезу в твои мысли, не я издаю идиотские смешки при посещении тобой туалета, не я вмешиваюсь в твои разговоры, не я перебиваю, когда ты говоришь что-то дельное, а не несёшь всякий вздор. В чём же проявляется моё неуважение?"
"- Вы так говорите, сир, будто это делаю я!"
"- А, будто, нет!"
"- А, если, и я, сир, так что же? Я же не со зла, а для развлечения. Чтобы ни Вам, ни мне не было скучно".
"- Другого способа развлекаться ты не нашла?"
"- Какого, сир? Танцевать я не могу - мне нечем: тела-то - нет. Петь я могу только для себя, но без акустики - разве это пение? Вы, сир, почему-то, никогда не поёте мысленно, в уме. Вам нужен звук, который издаёте Вы сами, и уши, чтобы его, звук, слышать. Почему? Ведь Вы слышите тот же сигнал, который издаёте. Почему короткий путь - внутри головы - Вас не устраивает, и только, издавая звуки, Вы получаете удовольствие? Почему? В любом случае Вы согласитесь, что пение мне - недоступно. Отсутствие тела лишает меня удовольствия от еды и питья. Об этом я не жалею, потому что не понимаю смысла ни того, ни другого…"
"- Предлагаешь перевести человечество на электропитание? Два пальца в розетку, и - сыт?"
"- Ничего я не предлагаю. Я пытаюсь объяснить, что, кроме общения с Вами, сир, у меня нет никаких развлечений. А Вы общаться не хотите… А знаете, как мне одиноко! Нечего было отказываться от слияния и заставлять меня жить самостоятельно, если Вам до меня дела нет. Это неправильно с Вашей стороны, не стану употреблять более грубого слова…"
"- Бунт на корабле?"
"- Кто это здесь корабль? Уж, не Вы ли, сир? Надеюсь, что Вы станете кораблём после моей работы. Пока что Вы - дырявая шаланда, извиняюсь за выражение. И мне приходится Вам служить!"
"- Насколько я понимаю, ты служишь не мне, а королевству Раттанар. Ему же буду служить и я. Мы с тобой, Капа, скорее, соратники, чем господин и слуга. И так оно пусть и будет. Каждый должен делать свою работу… Нам нечего делить, Капа…"
"- Кроме Вашей головы, сир".
"- Но-но-но! Ты не очень-то! Дели что-нибудь своё! А моё - не надо!"
"- Напугала! Напугала!" - Василий готов был дать на отсечение голову, на часть которой предъявила претензии Капа, что где-то в глубине его сознания сейчас весело подпрыгивает и хлопает в ладошки озорная обладательница бархатного женского голоса, всё материальное достояние которой заключалось в килограмме хрусталя и горстке драгоценных камней.
Капа же не унималась:
"- Поверили, сир! Поверили! А здоровски я Вас подначила! Просто чертовски здоровски! Согласитесь со мной, сир. Правда же…"
"-…здоровски? Это, из какого же языка слово? Из жаргона Хрустальных Корон?"
"- Вы всё время забываете, сир, что Короны были только памятью королей. До тех пор, пока не вмешались Вы…"
"- Ну вот, опять я виноват!"
"- Я не обвиняю Вас, сир…"
"- Обвиняешь, Капа. То я тебе - не это, то я тебе - не то. Меня слеза прошибает, когда ты начинаешь жаловаться. И, казалось бы, на что? Мои шутки и рядом не становятся с твоими. А я же не ною!"
"- Ха! Он не ноет! Нет, вы послушайте, что он говорит! Одно только "справлюсь - не справлюсь" чего стоит… Или это нытьём не считается?"
"- Я думаю, что сомнения и нытьё - разные вещи".
"- Слова-то разные, а действие на окружающих одинаковое: что от одного тошно, что от другого…"
"- Эрин с Бальсаром моих сомнений не слышат, а тебя я, при всём желании, не могу назвать окружающей. Ты, скорее, нечто внутреннее, вроде солитёра, но только в голове. Но и ты бы не знала о моих сомнениях, если бы не лезла постоянно в мои мысли. Берегись: говорят, что тот, кто подслушивает, рискует услышать правду о себе. А правда может оказаться неприятной".
"- Спасибо за нежное сравнение с глистом, сир. Очень Вам за это благодарна. И почему в Вашей голове не предусмотрены двери?"
- Чем будем сегодня заниматься, сир? Какие у Вас планы? - Эрин поднялся из-за стола и стал собирать посуду, - Мы Вам нужны здесь или можем снова отправляться в город? Как я понимаю, два дня уже прошли, и Вы, сир, выглядите намного бодрее. Только несколько бледноваты.
Василий задумался.
"- Сделать Вам румянец, сир?"
"- Спасибо, Капа, я уж, как-нибудь, обойдусь".
"- Жаль. А то я бы могла…"
"- Я сказал - не надо!"
Эрин ожидал ответа короля с горкой грязной посуды в руках. Маг скромно спрятался на печи: яичница оказалась изрядно пересоленной, и Бальсар всерьёз огорчился.
- Не следует ли нам сначала обсудить вашу первую вылазку за пределы этого дома?
- Чего там обсуждать, сир: не произошло ничего серьёзного. Вот и Бальсар подтвердит. Просто маленькая стычка с пьяной компанией.
- Дрались на улице?
- Нет, в кафе. Да и там перевернули больше, чем сломали. Была бы мебель прочнее, с ней и вовсе ничего бы не случилось. Разве ж это мебель, сир? Так, ерунда. Скажи, Бальсар!
- Уверены, что вас не будут искать?
- Да кому мы нужны, сир?!
- Хозяевам кафе, например. Для возмещения ущерба. Или побитой компании - отомстить. Или милиции, если вас посчитали зачинщиками. Внешность у вас обоих приметная. Если ищут - найдут: Чернигов - город маленький.
- Нас не ищут, сир, - загудел с печи скромняга-маг, - Хозяева к нам претензий не имеют: им рассказали, как всё было. Они нам даже благодарны - эта компания часто туда наведывалась, и люди стали меньше ходить. Поэтому милиция на нас не станет обращать внимания. Что же касается хулиганов, то их месть возможна только после некоторого лечения: что ни говори, а рука у Эрина тяжёлая…
- Ну, да! А ты стоял и смотрел, и, главное, молча, - Эрин вспомнил воинственные вопли мага и улыбнулся, - Этот немощный старец должен оставаться дома: слабое здоровье навсегда приковало его к Вашей печке, сир.
Бальсар возмущённо хрюкнул, но слезать не стал, тем самым, подтвердив правоту Эрина.
"- Давайте отрубим магу голову, сир. Такое неуважение к королю - разговаривать с Вами лёжа - нельзя прощать ни одному подданному. Попросим у Эрина топор и - тюк! - по его старческой шее. Всего-то и делов…"
"- Доболтаешься, Капа. Вот Бальсар возьмёт и превратит тебя в противную бородавчатую жабу".
"- А меня-то за что? Рубить же не я буду…"
- Ваши соображения, Бальсар, основаны на фактах? Или это фантазии вашего ума?
Маг заворочался, завертелся и вскорости слез: разговаривать с королём, лёжа на печи, и, впрямь, было невежливо.
"- Спас, таки, дедуган свою голову. Такое зрелище испортил. Сир, а давайте отрубим ему голову заранее, за будущее - всё равно же где-нибудь провинится".
"- Тебе не при королях состоять, а при главном рубщике в мясном ряду. Там этих "тюк!" сколько угодно. Хочешь - отвезу?"
"- Шуток не понимаете. Сразу - "отвезу". А что Вы будете без меня делать, сир? Без меня Вы, вроде бы, как бы, и не король. Везите, воля Ваша. Может, этот рубщик больше годится в короли, чем Вы, сир. Только меня ему не получить, пока Вы живы. Прощайте, сир… А я уже стала привыкать к Вашим капризам…"
Голову короля заполнили громкие рыдания, вперемешку с завываниями, стонами и всхлипами. Проблемой было то, что от этих звуков - Капиных, по безвременно уходящему Василию, страданий, нельзя было избавиться, просто закрыв уши. Голова болезненно загудела.
Король не выдержал:
"- Всё, хватит, ты остаёшься у меня Короной… Или это я остаюсь у тебя королём? Какая, впрочем, разница. Давай послушаем Бальсара, пока ты ещё не добралась до его головы".
"- Слёзы, сир - самое сильное оружие женщины. Берегитесь наших слёз!…"
"- Берегись гнева короля, Капа!" - ответил Василий и повернулся к магу - Я слушаю вас, Бальсар.
Странно было видеть, как маг стеснительно мялся, не желая рассказывать о своих похождениях, и, тем не менее, не решаясь отказаться отвечать Василию. Нет, не Василию - королю. Власть, безусловно, даёт некоторые преимущества тем, у кого она есть.
Эрин с любопытством наблюдал за магом, и в глазах его плясали искорки смеха, но лицо сохраняло серьёзный вид. Бальсар колебался долго, подбирая слова для ответа королю, и все пояснения вложил в одну короткую фразу:
- Мы заступились за сестру владельца этого кафе.
Ответ был неожиданный, и даже Капа не сразу нашла, что сказать.
"- Спрашивайте дальше, сир. Пусть расскажет ещё что-нибудь. Не упускайте такого шанса: Бальсар - наш с Вами подданный, и выложит всё, как на духу".
Василий опять удержался от дальнейших выяснений, чем нанёс новую обиду своей хрустальной соратнице. Гном же, задавая осторожные, чтобы не задеть самолюбия мага, вопросы, узнал, что Бальсарова спутница объяснилась с братом по мобильному телефону, и магу пришлось, по телефону же, выслушать целый водопад благодарностей с заверениями в вечной дружбе.
Больше из Бальсара ничего вытянуть не удалось, и в тайне остались не только интимные подробности свидания мага, но и случай с разбитой тарелкой, которую тот, не удержавшись, восстановил магическим образом, выдав, как и разговорчивый Эрин, своё неземное происхождение.
Король довольствовался пояснениями Бальсара, и нетерпеливый гном услышал, наконец, вожделенную фразу от Василия:
- У меня нет для вас, господа, никаких поручений. Ваше время можете использовать по своему разумению…
Разумение у обоих соргонцев оказалось одинаковым: не тратя лишних слов, оба сбежали от всё ещё нездорового короля за новыми черниговскими впечатлениями.
"- До чего же Вы упрямый, сир… - проворчала Василию обиженным голосом Капа, - Включите телевизор, что ли…"
- Ты пойдёшь один? - спросил Эрин, едва они с Бальсаром оказались за забором королевского дворца, как метко назвала шпальный пятистенок Капа.
- Не вижу смысла, - Бальсар был грустен, хотя и не утратил ещё некоторой ошалелости, - Нельзя каждый день прощаться навсегда - это разрывает сердце…
- Чьё? Твоё?
- И моё тоже. Местные жители верят в невероятное, постоянно ожидают чуда, и ничему не удивляются, легко принимая необычное. Мы с тобой для них - ожившая сказка, воплощение мечты. А с мечтой расставаться очень больно. Я, чуть было, не остался…
- Ты признался, кто ты?
- Так вышло. Не умею я скрывать свои способности: они часть меня. Да какая там часть? Они и есть - я! Королю легко говорить: "будьте осторожны", "будьте внимательны", "бойтесь", "опасайтесь"… А мне не хочется бояться. Я не могу увидеть в этих людях врагов. По телевизору их мир - чужой, даже немного страшноватый. А вышел в город - люди как люди, ничего злого, угрожающего в них нет. Скажу больше: у меня такое чувство, что я нахожусь среди детей, которые только играют во взрослых, и, когда сыграют неверно, приходит кто-то очень большой и строго-строго их наказывает.
- Бог?
- Смесь из бога, закона и зависти. Эти дети не живут полной жизнью, не радуются каждому новому дню как дару небес. Они боятся ошибиться сами и бдительно следят, чтобы не ошибся кто-нибудь другой. Этот страх своих и чужих ошибок заставляет их принимать всё новые и новые законы, и никто, никто из них, не может даже чихнуть, чтобы не нарушить какой-нибудь из бесконечного числа запретов. Когда слишком много правил, которые надо соблюдать, люди теряют инициативу, становятся равнодушными, безразличными ко всему и ко всем. И лишь бдительно следят, следят друг за другом - единственное незапрещённое развлечение. Из человеческих душ уходит сама жизнь, а из общества уходит справедливость. И требование "не выделяться" становится главным в этом мире… Спасают только мечты, которые недоступны для взоров окружающих, а, значит, и не подвластны им.
- Ты слишком мрачно смотришь на этот мир, Бальсар. Случилось ещё что-нибудь неприятное? О чём ты нам не рассказал?
- Нет, ничего, Эрин. Просто у меня… ощущение, что ли… что я нужен здесь. А приходится уходить, надо уходить, и это бесит меня, злит, и я ненавижу себя за то, что не остаюсь.
- Я чувствую то же самое, но не злюсь на себя - незачем. Другого решения быть не может. Так для чего же изводить себя ненужными сомнениями? Думай о том, что Василию гораздо хуже нас: мы возвращаемся домой, а ему жить в чужом для него мире. Ты же для себя не желаешь этого - и не остаёшься. Я не желаю этого для себя, и тоже - не остаюсь. Хотя я тебя понимаю. Тебе очень легко здесь приспособиться: твои таланты будут востребованы всеми, от фальшивомонетчиков до крупных строительных фирм. Мне же только оградки для кладбища ковать. Как оружейник, я здесь не нужен.
- А коллекционное оружие? Ты же видел, в магазинах продаются и мечи, и кинжалы…
- Это халтура, Бальсар, не работа. Теми мечами даже хлеб не нарежешь - затупятся. А мне не хочется ковать оружие, которому суждено только пыль собирать на таких же пыльных коврах по стенам их уютных жилищ. Мои мечи должны звенеть в битвах и служить мастерам рукопашного боя. Да и сам я подраться не прочь. Мой топор сейчас совсем не лишний в Соргоне. К тому же, не забывай: я - глава рода, и отвечаю за его благополучное будущее.
- Ты говоришь так, словно я могу остаться здесь, когда в Соргоне творится невесть что! Я убегал по дну оврага с Короной в сумке, а за моей спиной дрались и гибли люди, с которыми я пять дней делил тяготы дороги и с которыми ел и пил за одним столом. Они умирали, чтобы я мог уйти, и на мне теперь лежит долг крови, Эрин. Я живу ожиданием битвы с убийцами Фирсоффа и его спутников… моих спутников…
- Это их имена ты выкрикивал во время драки?
Бальсар смутился:
- Сам не знаю, что заставило меня орать, но…
- Не объясняй, я понимаю…
- Подожди, Эрин, дай мне закончить свою мысль. Дело в том, что я, хоть и вдвое старше тебя, впервые встретился с… В общем, я и предположить не мог, что женщина бывает такой… Что она может быть такой по отношению ко мне… Пойми, я уже никогда не столкнусь ни с чем подобным: сколько там мне ещё предстоит прожить… Я остался бы, если бы не соргонские события…
- Оставайся, чего там. Один ты всё равно войны не выиграешь…
- Не надо, Эрин. Я не хочу, понимаешь, не желаю, чтобы за меня умирали другие. С таким грузом невозможно жить.
- Тогда утешься тем, что хорошего всегда мало. Иначе оно не было бы таким хорошим.
- Мудрые мысли воинственного гнома…
- Мысль не моя, Бальсар. Меня наградили ею при расставании. Эта мысль достаточно велика, чтобы её, с лихвой, хватило и на двоих. Пользуйся, мне не жалко.
- Что нам ещё остаётся… Но они, те, что убили королей, заплатят мне и за это…
- Заплатят, маг. Ещё как заплатят…
"- Сир, давайте поболтаем".
"- О чём, Капа?"
"- О Соргоне… Или о Вашем мире… Только не о войне, не о лысых и не о безликих. О чём-нибудь хорошем, добром и радостном, чтобы вид у меня стал таким же глупым, как у Бальсара…"
"- Такой глупый вид бывает только у счастливых мужчин после общения с хорошенькой женщиной. Ты не сможешь приобрести такой вид, как бы не старалась. Глупый вид у женщины появляется во время умных разговоров на темы, в которых она ничего не понимает, хотя и пытается вести беседу, быть в разговоре главной… Но это глупость другого сорта: её лицо приобретает выражение типа "дура дурой". Не думаю, что ты этого хочешь".
"- Это мне, действительно, не подходит, сир. В умной беседе с Вами я не смогу выглядеть глупой: в Вашем мире я знаю всё, что знаете и знали Вы, а в Соргоне - всё, что знали раттанарские короли…"
"- Да зачем тебе понадобился глупый вид? Можешь ты мне объяснить?"
"- Я так понимаю: глупый вид отражает то, что происходит внутри человеческой души. Это целый ураган чувств, сильных и, зачастую, противоречивых. Организм теряется от их неистового напора и сумбура, перестаёт понимать, как ему реагировать на поступающие команды. То есть, просто на них плюёт. Для начала он перестаёт управлять мышцами лица, и лицо обвисает, теряет форму, начинает отражать этот сумбур: зеркало души - это не только глаза, сир. Всё лицо - вот зеркало души. Мне бы хотелось испытать этот вихрь чувств… Поэтому я и заговорила о глупом лице… Я просто позавидовала Бальсару…"
"- Когда женщина испытывает подобный вихрь чувств, Капа, то есть, когда она счастлива, лицо у неё не становится глупым, в отличие от мужского. Её лицо наполняется каким-то внутренним светом… Я не знаю, как правильно это сказать… Это надо видеть. Причём, лучше всего эти чувства отражает не красивое женское лицо, а лицо так называемой дурнушки, потому что этот внутренний свет делает красивой любую женщину. Но к природной красоте трудно что-нибудь добавить. Она скрадывает, прячет от посторонних глаз этот свет. Контраст же на лице дурнушки так силён, что любой, не знающий её человек, скажет: "Эта женщина счастлива…" Ты понимаешь, что я имею в виду, Капа?"
"- Внутренний свет, сир? Так это по моей части! Светиться я умею. Оставим в покое глупое лицо. Не хочу быть "дура дурой". Давайте говорить так, чтобы я начала светиться…"
"- Подлинные чувства не подчиняются командам. Они возникают, сами по себе, и покидают человека сами по себе. И ни алкоголь, ни наркотики не в состоянии возродить утраченные чувства во всей полноте, а чувственный суррогат, вызванный к жизни с их помощью, разрушает человеческую душу в не меньшей степени, чем сами они - человеческое тело. Учись, Капа, жить подлинными, а не суррогатными, чувствами. Помни, что ты - не человек, и тебе незачем подражать людям. Если у тебя появилась душа - не спеши её уничтожить игрой в человеческие чувства…"
"- А как мне отличить подлинные чувства от суррогатных?"
"- Не знаю, Капа. Чужая душа - потёмки. Будущее покажет, жди".
"- Таких советов и я могу давать по миллиону в день. А то и по два. Вместо ответа - совет… Не ожидала от Вас, сир…"
"- Это и есть ответ, Капа. Правильно определить может только тот, кто чувствует. Понимаешь? Только сам для себя. И для этого нужен личный опыт, и нужно время. Не забывай - тебе всего четыре дня отроду. А весь опыт, который хранит твоя память, принадлежит не тебе, и он совершенно не женский. Не торопись, Капа, осваивайся постепенно. А чужой опыт используй только как справочный материал. Хотя и это может оказаться вредным, даже опасным, для тебя. Отсутствие человеческого тела обязательно скажется на всех твоих эмоциях, и какими они будут - никто, кроме тебя, никогда не узнает…"
"- Вам не мешает, что я - не человек?"
"- Почему это должно мне мешать? Это, скорее всего, мешает тебе. Человеческая память, живущая в тебе, будет постоянно сбивать тебя с толку и заставлять совершать человеческие поступки…"
"- Сир, Вы сами присвоили мне женский пол, и всё время обращаетесь ко мне как к женщине, то есть к человеку. Я и веду себя соответственно, по-человечески. И разве это настолько плохо - человеческие поступки?"
"- Не знаю, Капа. Чтобы понять, хорошо это или плохо, надо сначала выяснить - кто же ты на самом деле…"
"-…айсберг или человек? И как мне это сделать?"
"- Воспользуйся собственным советом: отдели своё "я" от всех королей, включая и меня, и попробуй разобраться. Не стану тебя уверять, что ты обязательно отыщешь ответ. Но искать надо…"
"- А вы думаете - я не ищу? Думаете, мне не интересно, что вы с Аланом натворили совместными усилиями? Мне, например, интересно знать, останусь ли я жить после, извините, сир, вашей смерти? Или Корона будет сама по себе, а я погибну вместе с Вами? Можно ли считать меня Короной или я вообще нечто нематериальное, какое-нибудь воплощение Ваших ночных кошмаров? Может, я чисто энергетическое существо, о которых сейчас так много пишут в фантастических романах? Что вы на это скажете, сир?"
"- Ничего не скажу. О тебе я знаю меньше, чем ты сама: у меня нет твоих способностей по настройке организма, или по поиску твоих мыслей в моей голове. Я не чувствую контакта с тобой, пока ты не начинаешь теребить мои мышцы, или не заговоришь. Существуешь ли ты на самом деле? - вот в чём вопрос…"
"- Я, сир, мыслю, следовательно - существую. Могли бы и сами догадаться".
"- Извини, не догадался…"
"- Ну, вот! Вы опять за своё… Я с Вами серьёзно, сир, а Вы…"
"- Ладно-ладно, не заводись. Я ещё в своей королевской жизни не разобрался, как следует - где уж тут решать твои загадки. Не расстраивайся: выберем время - поломаем голову вместе".
"- Ломать - не строить, сир. Вместе мы её точно поломаем. А вот и наши бродяги. Глядите - вдвоём, и в такую рань…"
"- Какая же это рань - девять часов вечера!"
"- Я хотела сказать, что они гуляли намного меньше суток, и ночевать пришли домой. Случился, видимо, облом. Слушайте стих, сир: к ним обом пришёл облом. Ну, как? Можно начинать готовить к печати мой первый сборник стихов?"
"- Начинай, какие проблемы. Ни в коем случае не соглашайся на тираж меньше ста тысяч. А то не хватит на всех ценителей изысканной лирики. И выбери себе псевдоним позабористей. Всемирная слава давно поджидает тебя за дверями этого дома. Одна проблема: как будешь автографы раздавать? Вот какая незадача: ни рыцарю перчатку подарить, ни фану книгу надписать…"
"- Неужто не поможете бестелесной несчастной женщине? Что, так трудно понадписывать каких-то сто тысяч экземпляров? Ваши руки, небось, не отвалятся".
"- Да нет, Капа, не трудно. Только долго очень - можем в Соргон не успеть. К тому же, как-то не с руки подписывать изящную женскую поэзию - мне, толстому бородатому мужику".
"- Опять отговорки! Сир, Вы всячески препятствуете развитию моих талантов. Вот уж не думала, что Вы способны на подобное. Раз так, раз такая ко мне дискриминация… Нам, сир, придётся, таки, разделить Вашу голову на мужскую и женскую половины… Раздел, немедленный раздел… Я приступаю, сир… Раз, два, три, четыре, пять! Кто не спрятался - я не виноват! То есть, не виновата…"
- На что потратили сегодняшний день, господа соргонцы? Без интимных подробностей, конечно.
Перед внутренним взором короля возникла разрисованная крупными маками ширма, из-за которой бархатный женский голос произнёс:
"- Как это можно без подробностей, сир? А если тут есть интересующиеся?"
"- Я думал, ты занята разделом моей головы, и тебе не до разговоров. Ты ж смотри, дели поровну - я потом перемеряю…"
"- Интересно - чем?"
"- Шагами, само собой. Чем же ещё?"
"- Хи-хи-хи, хи-хи-хи…"
- Мы весь день провели в библиотеке, сир. Вот и все наши похождения. Ну, и книг же там - тьма! Никогда не видел столько…
"- Нашёл чем хвастаться, неуч. Верно, сир?"
Деревянные мечи скрестились с глухим стуком. И ещё, и ещё раз - утром король сдавал Эрину экзамен на солдата. Экзаменатор был придирчив и строг, и проверял на Василии, один за другим, все известные ему приёмы атаки и защиты.
Король держался, несмотря на всё убыстряющийся темп боя. Спасибо Капе - поработала на славу.
"- Чего там, сир, не стоит, - раздалось из-за возникшей в мозгу Василия ширмы с маками, - Я только выполнила свой долг…"
Отвлёкшись, король на мгновение потерял из виду гнома, и тот мечом коснулся лица царственной особы, занозив Василию щёку.
"- О, чёрт! Сгинь!"
"- Вот ещё! Сразу же меня обвинять… Вы, сир, сами не умеете сосредотачиваться на главном, а на меня валите…"
Меч Эрина коснулся королевского плеча, а затем, больно, ткнул Василия в живот.
- Давайте немного передохнём, сир, - великодушно предложил гном, - Не знаю как Вы, а я уже изрядно подустал…
Бальсар, почти с час, молчаливо следивший за поединком, тут же подхватил:
- Завтрак давно на столе, сир. Уже остыл, наверное. Э, да у Вас кровь на щеке. Ого, какая щепка. Минутку, сир, - маг ухватил ногтями занозу и резко дёрнул. Василий поморщился.
Щепка, и в самом деле, оказалась крупной, почти с фалангу указательного пальца длиной.
"- Ваше счастье, что она не попала Вам в глаз, сир".
"- Эту бы занозу, да тебе в язык… Да жаль - языка у тебя нет".
"- Это за что же мне такая королевская милость?"
"- Сама знаешь…"
"- Сир, поймите меня правильно. Эрин отлично владеет оружием, потому что усиленно занимался. Мастерство ему не далось просто так, сир. Ну, как Вам…"
"- Ничего себе - просто так!"
"- Всего лишь небольшие неудобства в течение трёх дней. Это же не годы упорных тренировок, сир. Осмелюсь Вам напомнить, что совсем недавно Вы показали Эрину своё полное невежество в бое на мечах. А сегодня едва не победили его. Зачем же разочаровывать мастера, показывая ему, что все его труды ничего не стоят? Сир, Вы совершенно измотали нашего гнома и, чуть было, не ранили его самолюбие…"
"- Ты уверена, что я победил бы?"
"- Вне всякого сомнения, сир. Я решила за Вас, простите меня. Но до боя я не знала, насколько удалась моя работа… А потом уже договариваться с Вами было некогда".
Король посмотрел на Эрина, с лица которого медленно сходило выражение напряжённой сосредоточенности: ему, действительно, бой дался нелегко. Сам же Василий не чувствовал ни малейшей усталости.
"- Не обольщайтесь, сир. В настоящем бою Вам будет намного труднее".
Король посмотрел на мечи: свой и Эрина. Дерево измочалилось и торчало щепой во все стороны. К счастью, обошлось одной занозой. Впрочем, если бы не Капа, то и этой бы не было.
Бальсар перехватил взгляд короля:
- Я приведу их в порядок, сир.
- Не стоит, Бальсар. Они нам больше не понадобятся. Я достиг своего предела, - пояснил он встрепенувшемуся гному, - Разве что, попробовать ещё раз, но с боевым оружием: вы, Эрин с топором, я - с Бальсаровым мечом. Только не сейчас. Позже.
- Ничего не выйдет, сир: мой топор с одного удара разрубит меч пополам. Не с чем будет идти в Соргон. И так один из нас остаётся безоружным…
- Почему же безоружным, Эрин? Его Величество возьмёт меч, а я вполне обойдусь посохом. Для мага он - самое привычное оружие. А теперь идёмте завтракать.
"- Ага, сир, давно пересоленной яичницы не ели. А если ещё и остыла…"
"- Не ворчи, Капа, нам бы до Соргона дотерпеть - там ко мне приставят хорошего повара. Кстати, зачем ты мне всё время показываешь ширму? Что это значит?"
"- За ширмой, сир, моя половина головы. Так что прошу границу не нарушать".
"- Так это граница! А маки зачем?"
"- Чтобы Вы знали, что за ширмой - женская половина. Красный - женский цвет. С моей стороны васильки, но вам не видно".
"- А если я попробую заглянуть за ширму?"
"- Р-р-гав! - раздалось из-за ширмы, - Р-р-гав!"
"- Пограничный пёс по кличке Алый, - прокомментировала лай Капа, - Всё же граница, сир: как же без собаки?"
"- Ну, ты, мать, совсем… Того…"
"- Какая же я Вам мать, сир? Это вы, скорее, мне - отец. Папаня! - заголосила Капа басом, - Папаня!"
Король захохотал.
"- Значит так, дорогая: ширму убрать, собаку отдать в хорошие руки, и чтобы мне больше без этих фокусов… Не отвлекай моё внимание - доиграешься до беды…"
"- Что ли я - маленькая? Что ли я - не понимаю? Что за жизнь с Вами, сир? Одни запреты кругом… Никакой, можно сказать, жизни…"
После завтрака состоялся дружный выезд в библиотеку. Кто был в черниговской библиотеке имени Короленко, помнит процедуру получения литературы в читальном зале: сначала роешься в архивной картотеке, выискивая необходимое, затем заполняешь карточки-требования на найденное. После чего передаёшь требования работнику библиотеки и ждёшь, когда выбранные тобой издания принесут из книгохранилища. Бывает, что и приносят. Тогда - располагайся в читальном зале и работай. Что не успел сегодня - можешь оставить за собой на определённый срок (в зависимости от спроса на нужную тебе книгу), но, конечно же, в пределах читального зала.
Бальсар и Эрин, побывавшие здесь накануне, обошлись без подобных сложностей и сразу уселись в читальном зале над полученными вчера книгами. Василию же пришлось закопаться в картотеку и добрый час провести в поисках: перечень интересующих его тем был очень велик.
Приводить названия всех затребованных королём книг - лишний труд. Достаточно упомянуть, что это были книги по фортификации, тактике, стратегии, холодному оружию, устройству парусных и гребных кораблей, фехтованию, боевым искусствам, осадным орудиям (таранам, катапультам, баллистам)… И прочая, и прочая, и прочая.
Очки библиотекарши, когда она взяла у Василия толстую пачку требований, медленно переползли с носа на лоб, где и оставались всё время диалога между тремя заинтересованными сторонами: королём, библиотекой (в лице упомянутой очкастой работницы) и, конечно же, Капой. Куда же мы без неё?
- Вы, что же, хотите получить сразу всю эту литературу? Одновременно? - (библиотекарша).
- Естественно. Иначе, зачем бы я писал на неё требования? - (король).
"- Тут и половины того нет, что нам надо!" - (Капа).
- Вы не сможете прочитать все эти книги даже за месяц! - (библиотекарша).
- Сначала я хочу определиться, какие из этих книг мне нужны. Для этого я должен их видеть. Все! - (король).
- Я не грузчик! Я не смогу принести столько! - (библиотекарша).
- Я вам помогу, - (король).
"- Сир, да на ней пахать можно!" - (Капа).
- В хранилище посторонним нельзя! - (библиотекарша).
- Носите тогда по частям. Сейчас десять книг, через полчаса - ещё десять… - (король).
"- Таким темпом она их год носить будет!" - (Капа).
- А вы мне не указывайте, как мне работать! - (библиотекарша).
- Я и не указываю… Я, всего лишь, хочу видеть отобранные мной книги… - (король).
- Вот и слушайте, что я говорю. Сегодня выберите десять книг. Придёте завтра, возьмёте ещё десять. Идите, мужчина, отбирайте. Не задерживайте. Больше десяти требований я у вас не возьму, - (библиотекарша).
"- Не любят у вас королей, сир. Что будете делать?" - (Капа).
- Видите ли, уважаемая, - заговорил король вкрадчивым голосом взяткодателя, - у меня всего два дня на обработку этой горы макулатуры. А мы теряем время в пустых препирательствах. Я понимаю ваши трудности, поймите и вы мои. А это - вам, чтобы вы не сильно огорчались чрезмерным объёмом работы…
Король, повинуясь какому-то невнятному импульсу, протянул к женщине правую руку, ладонью вверх. На ладони сгустился клубок голубого тумана и тут же растаял, оставив букетик невзрачных белых цветочков.
- Мамочки, подснежники! В декабре! - дико взвизгнула очковая змея библиотечной мудрости.
"- И-и-и, подснежники, - восторженно пискнула Капа, - Как Вы это сделали, сир?"
Сир озадаченно смотрел то на свою ладонь (рука как рука, ничего особенного), то на букетик в руках явно подобревшей библиотекарши.
- Весной пахнет… - мечтательно простонала та. Очки заняли надлежащее место на носу, - Обождите, я пойду, поищу. Но может оказаться, что не всё есть на месте…
- Что будет, то будет. Никто не требует от вас невозможного.
"- Здорово, сир! Ни один из королей не делал ничего подобного. Им удавались только разные пустяки. Всякие там грамоты, и ничего больше. Живые цветы! Это надо же! Идёмте, расскажем Бальсару, сир. Ну, идёмте же…"
"- Так это не твоя работа, Капа?"
"- Да нет же, сир! Помните, я Вам говорила, что у королей свои умения? Вот Вы и воспользовались ими. Постойте, Вы сказали - два дня на просмотр этих книг… Сегодня и завтра… Почему Вы сказали так? Мы завтра возвращаемся в Соргон?"
"- Не знаю, Капа. Ну, сказал и сказал. Подумаешь…"
"- Вы ошибаетесь, сир. Король ничего не говорит просто так. И то, как Вы сказали, сир…"
"- Как же я сказал?"
"- Уверенно. Решительно. Так говорит только тот, кто знает наверняка. Значит, завтра…"
"- Ничего не значит. Доживём - увидим, торопливая ты моя…"
"…Квадрига имела большие колёса, вертящихся вокруг оси, длина которой должна быть примерно равна ширине упряжки из четырёх коней. К каждому концу оси было прикреплено по одному горизонтальному серпу длиной около девяноста сантиметров… Ещё два вертикальных серпа находились…" - Василий отложил книгу и с тоской посмотрел на гору книг на своём столе.
Взял другую:
"…Баллиста - римское название двухплечного палинтона, как правило, не очень большого…"
В третьей книге он прочитал:
"…наиболее эффектным оружием греческих боевых кораблей являлся таран, а вспомогательным, но также достаточно действенным средством вооружённой борьбы - абордажный бой…"
Н-да, похоже, что очкастая любительница подснежников была права: эту бумажную массу и за месяц не осилить. А останется ли что-нибудь в памяти после интенсивного чтения учёной белиберды вперемешку с историческими справками и техническими описаниями единиц боевой техники?
"- Будет бесполезный кисель из серпоносных колесниц, гоплитов, трирем, шишаков и баллист с катапультами, сир…"
"- А как без этих знаний идти в Соргон? Мало ли что там может понадобиться!"
"- Я помогу Вам, сир. Вы просто листайте эти книги, а я буду запоминать, и загружать их в Вашу память. На досуге Вы сможете мысленно перечитать любую нужную Вам книгу, чтобы осмыслить её содержание".
"- Ты серьёзно?"
"- Какие могут быть шутки, сир?! Партнёры мы с Вами, или нет? Листайте, сир!"
Способ поглощения знаний, предложенный Капой оказался достаточно эффективным: на каждую книгу уходило, в среднем, по двадцать - двадцать пять минут. Глаза короля бегали по строчкам книг, не подключая к процессу чтения мозг Василия. Только время от времени выхватывались из текста куски информации - когда король натыкался на давно привычные слова, употребляемые в совершенно неожиданном для него смысле.
Так он с удивлением узнал, что Артемон - не только отважный пудель из сказки о Буратино. Это ещё и небольшой прямой парус на наклонной съёмной мачте античных кораблей типа римской триремы.
Бригантина неожиданно проявилась корсажем, изготовленным из железных или стальных блях, наложенных друг на друга, подобно черепице, и закрепленных на одежде из материи или кожи под бархатным или шёлковым покрытием.
Губернатор вдруг оказался первым кормчим на римских военных кораблях, лох - подразделением македонского пехотного полка, а стипендия - солдатским жалованием времён Цезаря.
Депутатами в византийской армии называли солдат, которые следовали за боевым порядком и подбирали раненых.
Бульваром, сначала, оказывается, были сомкнутые земляные укрепления, применявшиеся при осаде. Позднее - линия земляных валов в крепостях. И только потом, по упразднении и срытии валов - аллеи деревьев, насаженных на их месте.
Про катаракту Василий выяснил, что это - опускная решётка для закрывания ворот долговременных укреплений в древние и средние века…
Добравшись до вооружения русских воинов, Василий замедлил скорость просмотра: было интересно, и не хотелось ждать, пока этот материал в его память запихает Капа.
"Первое место в вооружении занимают брони или доспехи, как главное прикрытие воина, - читал Василий. - На Руси они были многоразличны и существовали под названием пансырей, кольчуг, байдан, бахтерцев, калантарей, юшманов, куяков, зерцал, лат и кирисов…"
Далее шло иллюстрированное описание всех этих видов доспехов, и, к удивлению короля, пансырем (панцырем, панцирем) оказалась длинная кольчужная рубаха из мелких колец. И не отсюда ли ведёт своё название провисшая панцирная сетка на его старенькой, утратившей со спинок железные шары, кровати?
Кольчуга имела кольца более крупные, а у байданы кольца были крупнее кольчужных, и не круглые, а плоские.
Бахтерец - панцирь или кольчуга, у которой на грудной, боковых и спинной частях было по несколько рядов мелких пластин (так называемых досок) из железа или меди.
Калантарь (колонтарь) был доспехом разъёмным, из двух половин. Рукавов не имел. Застёгивался на плечах и боках. Каждую половину (от шеи до пояса) составляли несколько рядов крупных металлических пластин-досок, скрепленных между собой железными кольцами, а у пояса прикреплялась или панцирная, или кольчужная сетка (подол), простиравшаяся до колен.
Юшман - панцирь или кольчуга со вставленными на груди, боках и спине крупными дощечками, подобными калантарным. Имел спереди полный разрез, от шеи до нижнего края подола, и надевался в рукава, как кафтан. Застёгивался застёжками или крюками и петлями.
Куяк - доспех, похожий на юшман, калантарь и бахтерец, но в отличие от них, находящиеся на нём доски не скреплялись между собой кольцами, а прикреплялись или набирались на сукне либо на бархате, иногда имея и сверху суконную либо бархатную покрышку.
Зерцало - доспех, сходный с калантарем, собранный из крупных металлических дощечек, плотно скрепленных между собой ремнями и пряжками с внутренней стороны.
Латы - доспех из двух металлических досок: нагрудной и задней. Подобен более поздней кирасе.
Кирис - сохранившийся только в описании, был не что иное, как полный, от головы до ног, доспех, подобный доспехам европейских рыцарей.
Самым оригинальным русским доспехом оказался тегиляй - простёганная насквозь одежда, с короткими рукавами и высоким стоячим воротником, из сукна или из других шерстяных или бумажных материй, толсто подбитая хлопчатою бумагою или пенькою, иногда с прибавлением панцирных или кольчужных обрывков. Чем не предок столь полюбившихся нашему народу ватников советских времён?
Непосредственной принадлежностью доспехов были бармицы, зарукавья, наколенки, наручи, рукавицы и поножи (или бутурлыки).
Бармица - от слова "бармы" - было оплечье, походившее на отложное ожерелье. Она делалась или из сплошного железа, или из нескольких железных частей, скрепленных железными кольцами.
Зарукавья - две металлические пластины, соединённые металлическими кольцами и набранные на тесьме, сукне или бархате. Употреблялись у панцирей, кольчуг, байдан, бахтерцев, юшманов и куяков, если те были с длинными рукавами. Зарукавьями стягивали и рукава кафтанов, если при доспехе не было наручей.
Назначение и конструкцию наколенок, наручей, рукавиц и поножей Василий более-менее представлял, и потому, бегло просмотрев их описание, перешёл к военным головным уборам.
"Военными наголовьями русичей были шоломы, колпаки, шишаки, мисюрки, шапки бумажныя, шапки железныя, шапки медяныя, шапки ерихонския или ерихонки и шапки турския. Вид последних неизвестен…"
Шоломом наши предки называли "…низкую железную тулью (тулья, согласно словарю Даля - часть шапки или шляпы, прикрывающая голову сверху) или шапку, с железными же ушами, ушками или наушками, которые завязывались внизу подбородка двумя завязками. Шоломы бывали и без ушей, но почти всегда с носом, то есть, с железною полосою, пропущенною в отверстие, сделанное в козырьке или полке. Нос этот с помощью ввинченного в него щурупца, по произволу, мог быть поднимаем или опускаем и, служа для защиты лица от мечевых и сабельных поперечных ударов заменял личину (то есть - забрало), применявшуюся у норманнских шоломов".
Колпак состоял из околыша и из остроконечной тульи, с металлическим при конце украшением (репьем, иначе - яблочком). При колпаке лицо оставалось совершенно открытым: защищены были только щёки, затылок, да ещё плечи кольчужною или панцирною сеткою, которая застёгивалась у шеи или на груди. Сетка такая тоже называлась бармицей, потому, видимо, что защищала плечи: Даль высказал предположение, что слово "барма" - это искажённое "обрамье" от старословянского "рамо" - плечо.
Шишак - наголовье, вроде колпака и шолома, с тем отличием, что оканчивался к верху длинным шпилем - шишом, от которого и получил своё название. Чаще всего носили шишаки с бармицей, которую могли прикреплять и так, чтобы она закрывала всё лицо. Тогда в ней делались отверстия для глаз. Шишаки, для лучшей защиты головы, нередко одевали поверх шоломов.
Мисюрками называли железные шапки с бармицей, иногда с прибавлением наушков. Мисюрки были двух видов: прилбицы - у которых тулья доходила до лба и состояла из венца и черепа (с репьем или без), и мисюрки-наплешницы - имевшие не тулью, но почти плоский круг, защищавший одну маковицу головы (плешь) и так же, как у прилбиц, называвшийся черепом. Каждый, кто смотрел фильм "Александр Невский", легко узнает мисюрку-наплешницу на голове предателя, помогавшего псам-рыцарям.
Шапки бумажные напоминали нынешние треухи, и делались стёганными, из сукна, шёлковых и бумажных материй, и толсто подкладывались пенькою. В эту подкладку помещали иногда куски от панцирей или кольчуг, как и в тегиляях. Шапки бумажные имели такой же железный нос с щурупцем, как и шоломы.
Шапка железная - название всякой невысокой шапки из листового или кованого железа, без носа, ушков, затылка и бармицы.
Шапка медная - высокое медное наголовье, несколько похожее на норманнский шолом, только без личины и бармицы, вместо которых была полка, нос со щурупцем, уши и затылок.
Ерихонка - подобная медной шапка, но сделанная из стали или булата. Принадлежность, в основном, воевод и государей…
"- Сир, Вы впустую тратите время! Я же обещала Вам, что Вы ничего не упустите и запомните эти книги дословно…"
"- Интересно же, Капа. Я ещё только о мечах прочитаю сам, а дальше - уже ты. Ладно?"
…Холодное оружие составляли: ослопы, мечи, сабли, палаши, кончеры, тесаки, ножи, кинжалы, сулицы, рогатины, совни, кистени, бердыши, топоры, топорки, чеканы, шестопёры, пернаты, булавы и посольские топоры. Метательным оружием были саадаки и самострелы.
Ослоп - грубая деревянная дубина. Конец, предназначенный для ударов, делался более толстым, нередко оковывался железом и утыкался железными гвоздями, остриём наружу.
Мечи, в основном, использовались пешими воинами. Клинок имел двустороннюю заточку, причём, на одном из лезвий делались иногда зубцы, и меч получал тогда название зубчатого. На плоской стороне клинка (на языке наших предков - голомени), для украшения, почти всегда делалась одна широкая выемка (дол) или несколько узких (долики). Клинки мечей делались из булата, стали или железа. Носили мечи на поясе и, реже, на перевязи, надетой через правое плечо.
Сабли - почти всеобщее оружие русичей с тех пор, когда они столкнулись с татарами, изготовлялись, как и мечи, из булата, стали и железа. В набалдашник сабельного крыжа (сабельной рукояти) продевался темляк: при обнажении сабли темляк надевался или наматывался на правую руку, не позволяя уронить её в бою. Сабля имела заточку с одной стороны, и, подобно мечам, украшалась долом или доликами.
Палаш походил на меч, но был почти вдвое его длиннее, иногда с расширением (елманью) на конце, привешивался к поясу или к седлу, и имел темляк.
Кончар был прямое оружие, длиннее палаша, с узким, трёхгранным или четырёхгранным клинком. Кончар, как и палаш, привешивался к поясу или седлу, но только с правой стороны, и назначением его было не рубить, а колоть.
Тесак - оружие, подобное мечу, но имел только одно лезвие.
Ножи разделялись на поясные, подсайдашные и засапожные. Поясные были короткие, с двумя лезвиями, и носились в ножнах на поясе. Подсайдашные ножи были длиннее и шире поясных, с одним лезвием, к концу несколько выгнутым, и прикреплялись к поясу с левой стороны, около того места, где висел налучь от лука или саадака. Отсюда и название ножа. Засапожные ножи (засапожники) втыкались за голенище правого сапога и имели кривой клинок, называемый шляком. Поясные ножи темляка не имели, у подсайдашных он продевался в набалдашник черена (рукояти), а у засапожных прикреплялся к ножнам.
Кинжал был длинный, трёхгранный, закривленный клинок или шляк, и вкладывался в ножны по самый темляк. Носился на поясе с левой стороны.
Копья - из железа, стали и булата, трёх или четырёхгранные, насаживались на длинное деревянное древко (ратовище), тупой конец которого имел железную или медную оковку. Собственно копьё состояло из острия (пера) и трубки (тулеи). У большей части копий между пером и трубкой находилось шарообразное украшение - яблочко.
Сулица - короткое копьё или дрот, с оковкой ратовища и без.
Кистень - короткая палка, с одного конца которой на ремне или на цепи привешивалась металлическая тяжесть, а с другой находилась петля, надеваемая на руку. Употребляли почти все, даже государи. Носился кистень сзади, за поясом или кушаком.
Рогатина была подобна копью, но с широким, плоским и на обе стороны острым пером. Для более лёгкого удержания в бою на древке рогатины закрепляли по два или три металлических сучка.
Совня походила на рогатину, только перо имело одно лезвие, в виде большого изогнутого ножа.
Бердыш - оружие в виде полулуния, острое с одной стороны и насаженное на древко или топорище. Были весьма разнообразны и употреблялись пешими.
Топор - оружие, сходное с бердышом, но меньшего размера, и употреблялось преимущественно конными.
Топорок был подобен современному топору и видом, и размерами.
Чекан - оружие и, вместе с тем, знак начальнического достоинства. Состоял из металлического молота, с задней стороны заостренного, и насаженного на топорище с наконечником. Иногда изготовлялся с вывинтным кинжалом.
Шестопёр - тоже знак достоинства, состоял из черена с металлическим наконечником на одном и с такими же шестью перьями, глухими или прорезными, на другом конце. Знак, подобный шестопёру, только с большим количеством перьев, назывался пернат (пернач).
Булава - знак достоинства ещё высшей степени: употреблялся только знатнейшими воеводами и государем. От шестопера и перната отличался тем, что имел не перья, а главу в виде шара или многогранника.
Лица, имевшие право на ношение чекана, шестопёра, перната и булавы, в походах привешивали их с правой стороны седла, наконечником вниз, в петле так называемой пуговки - небольшом, богато украшенном золотыми и серебряными узорами, вырезке из толстой кожи.
Посольские топоры были богато украшенным оружием рынд (телохранителей государя) и использовались ими при аудиенциях иностранным послам.
Саадак или сагодак - оружие конных. В состав саадака входили: лук, налучь (чехол для лука) и стрелы с колчаном (по-славянски - тулом). Стрелы были тростяные, камышовые, берёзовые, яблонные, кедровые, кипарисовые и другие, на одном конце имели острие или железцо, на другом - вырезку или ушко, и перья. Налучь, с луком, носили на левой, а колчан со стрелами - на правой стороне, пристёгивая их к сабельному поясу.
"Самострелы - род оружия, подобный арбалету…"
Василий вздохнул и прекратил чтение - слишком много времени на него уходило.
"- Наконец-то, сир. Вы и так всё запомните. Листайте дальше, я ничего не упущу".
"- Знаешь, Капа, как-то нечестно получать знания подобным образом…"
"- А у Вас есть выбор, сир? Я думаю, Вам и других хлопот с головой хватит…"
Неразлучная троица просидела в библиотеке до закрытия, и покинула её неохотно, с досадой.
Дома спасители Соргона, перегруженные новыми знаниями, лениво, без аппетита и интереса, поели и собрались, было, разойтись: кто к телевизору, кто на кровать - усваивать впитанные Капой сведения, как вдруг король, неожиданно для себя, произнёс:
- Завтра мы здесь - последний день. Следующей ночью уходим…
Последовавшую за этими словами сцену можно было бы назвать немой, если бы не Капа:
"- А я что говорила, сир? Слушайте всегда меня - уж я-то знаю!"
"- Что это было, Моё Величество? Как я… откуда мне это известно?"
"- Спросите что-нибудь полегче, сир. Если завтра последний день, то надо провести его с максимальной пользой…"
"- Наша польза ясна - мы должны просмотреть оставшиеся книги. А за Эрина с Бальсаром я решать не намерен. Расскажу им то, что мы с тобой нарассуждали о Масках, и пусть определяют сами, что им нужно в последний день":
- Господа, прошу минутку внимания! Вернитесь, пожалуйста, к столу.
"- Даёшь военный совет!"
"- Совет проведём завтра, Капа, перед выходом. А сейчас…"
"- Молчу, сир! Молчу!"
Следующие полчаса были королём потрачены на краткий обзор соргонских событий, с учётом воспоминаний Фирсоффа и плодов совместных размышлений Василия и Капы о природе и возможностях Масок. Королю даже удалось проиллюстрировать свой рассказ наброском портрета возможного противника.
Плащ с капюшоном и торчащий под капюшоном шар, на взгляд Василия, вполне ему удались, хотя и не были рисунком профессионального художника…
"- Явно не фламандская школа, сир".
"- Это ты к чему?"
"- К тому, что Вы не Рембрандт, сир. И не Айвазовский…"
"- Ты перечисляешь известных тебе фламандцев?"
"- Вовсе нет. Просто пытаюсь понять - что же Вы намалевали? Не пейзаж, не портрет, не натюрморт… Какой-то примитивный кубизм, может быть… Не знаю, сир, не уверена…"
"- Так ты ещё и искусствовед?"
"- Нет, сир: просто подумываю на досуге живописью заняться…"
"- Лучше стихи пиши - для них не нужны холсты, краски, рамы и, главное, выставочные залы…"
"- А я думала - Вы снова станете говорить про руки, которых у меня нет".
"- Ты разочарована отсутствием повода для обиды?"
"- Отсутствие повода - тоже повод, сир. Так что можете не рассчитывать на лёгкую жизнь. Смотрите, маг пришёл в себя после рассказанных Вами ужасов. Хотя, по-моему, самое страшное - это нарисованная Вами картинка. Да ещё на ночь-то глядя…"
- Сир, Вы, действительно, убеждены, что Маски могут управлять лысыми на расстоянии, как кукловод своей марионеткой?
- Скажем так: почти уверен, Бальсар. Другого объяснения, логичного объяснения, я не вижу.
"- Мы не видим, сир".
"- Мы не видим, Капа".
"- Ему скажите, не мне".
"- Нельзя, дорогая. Ты - моё самое секретное оружие. Даже - сверхсекретное. И никто, кроме меня, о тебе знать не должен…"
- Скажите, сир, как Вы думаете, воздействию Маски подвергается любой, оказавшийся рядом с ней, или контроль устанавливается выборочно, по желанию Маски?
- Мне не ясны два момента, Эрин. Во-первых, посты за частоколом постоялого двора не предупредили вовремя о нападении. Только после того, как выбили ворота, раздался короткий свист часового. И всё. Как-то посты захватили врасплох, хотя все солдаты знали о грозящей опасности: лошади были к этому времени уже отравлены. Если это воздействие Маски, то почему кто-то из солдат всё же сумел дать сигнал? Во-вторых, вместе с лысыми пришли лучники, но, судя по вашим рассказам о погоне, они действовали вполне самостоятельно и во время погони за вами, и в стычке у пещеры. Почему Маска не управляла ими? Или я не прав?
- Я никогда не сталкивался ни с чем подобным, сир, и не знаю, как выглядят управляемые, со стороны, люди. Лысых я не видел, и не могу сравнить их действия с лучниками.
- А я, Эрин, не знаю, как вели себя лучники: Фирсофф был убит сразу, как их увидел.
- Тогда слово Бальсару, сир: он видел в деле и тех, и других. Что скажешь, маг?
- Мне тоже трудно судить, Эрин, но одно отличие, как мне кажется, я определил. Лысые дрались, не испытывая ни страха, ни, по-моему, боли. А лучники очень сильно боялись Эрина с его смертельным топором - в этом я абсолютно уверен, сир… Если бы их не подгоняли командиры, они с радостью дали бы нам с Эрином уйти…
В библиотеку король поехал один: Эрин с Бальсаром решили не тратить оставшееся до ухода в Соргон время на чтение, а, по совету Василия, отправились по рынкам в поисках нужных книг.
- Лучше всего вам подойдут справочники для поступающих в вузы. Не найдёте их - ищите школьные учебники по физике, химии, математике, - наставлял Василий своих соратников, - Специальная литература может оказаться слишком сложной для вас, и не принесёт вам никакой пользы.
Гном состроил недовольную рожу, но так, чтобы король её не видел. Бальсар же мужественно выслушал вошедшего в воспитательный раж монарха, кивая тому в согласии головой. Его серьёзное лицо не дрогнуло даже при виде кривляния Эрина: что не говори, а быть в составе королевской свиты - дело совсем не простое.
"- Вы думаете, они Вас послушаются, сир?"
"- Я, всего лишь, советовал, Капа…"
"- Было похоже на приказ, сир. Бальсар всю Вашу речь простоял по стойке "смирно" и ел глазами начальство".
"- Не выдумывай, я не видел ничего подобного".
"- Вы же знаете, сир, что я всегда права…"
"- Только когда не дурачишься".
"- А если я сейчас не дурачусь, что Вы скажете?"
"- Что Бальсар - отличный подданный, и кое-кому не мешало бы у него поучиться, как вести себя с королём".
"- Согласна с Вами, сир: Эрин совершенно не считается с Вашим положением в соргонском обществе…"
"- Эрин?"
"- Ну, да! А то кто же, сир? Давайте поставим его на место и, для начала, отрубим ему голову… Его же топором и отрубим, сир".
"- Ты повторяешься, Капа, и шутишь как-то невесело"
"- А, может, я нервничаю? Волнуюсь, может быть? Почему в последний день, вместо того, чтобы побродить по городу и проститься с дорогими моему сердцу местами, я должна сидеть в библиотеке и запоминать для Вас всякую всячину?"
"- Откуда здесь, Капа, взялись дорогие твоему сердцу места? Ты миры не путаешь?"
"- Вы забываете, сир, что Чернигов - место моего рождения, а я его даже не видела толком. Знаете, это просто удивительно - как Вы, за те пару лет, что валяете здесь дурака, умудрились совершенно не видеть города. Мне совсем нечего вспомнить: в Вашей памяти почти ничего нет!"
"- Вспоминай мой родной город: о нём впечатлений - хоть отбавляй. В некотором смысле он тоже твоя родина. И будем мы с тобой земляками. По рукам?"
"- Нет, сир. Так не честно: нельзя отказываться от своих корней. И как бы не было соблазнительно считать себя одесситкой, я всё равно - коренная черниговка…"
"- По-моему, ты - коренная соргонка, а всё остальное - бред от лукавого".
"- И ничего не бред. Умные люди даже гражданство определяют по месту рождения…"
"- Так ты у нас - гражданка Украины? А как же Соргон? И как - Раттанар?"
"- То, сир, место моей работы. А родина моя здесь, и я любого за свою родину порву, "як мавпа газэту", и пусть не лезут…"
Спорить дальше король не стал: новая блажь Капы не задевала его ни с какой стороны, а дитя - чем бы не тешилось, лишь бы не плакало.
Поэтому, быстро перелистав в библиотеке два десятка книг, король отправился бродить по Чернигову в поисках любимых Капиных мест, за что и был вознаграждён после продолжительной прогулки:
"- Ладно, сир, я согласна быть одесситкой…"
И только приятные по коже мурашки при звуках бархатного женского голоса удержали короля от целого ряда различных по сложности витиеватых выражений.
Домой Василий пришёл последним: оба соргонца уже были здесь, и торопливо паковали вещи. Туго набитый ранец гнома подвергся дотошной проверке, после которой его содержимое сократилось почти вдвое, и, тем не менее, места для всех купленных Эрином книг всё равно не хватило.
Большая сумка с золотой застёжкой-медведем была набита книгами доверху, так же, как и дорожный мешок мага, и гном с досадой смотрел на стопку книг на садовой скамейке.
Король скользнул взглядом по корешкам этих книг и удивлённо присвистнул. Там были: "Самогон. Рецепты и конструкция аппаратов", "Промышленный лов рыбы в акватории Чёрного и Азовского морей", "Проектирование разъёмных соединений для…" (для чего - осталось тайной, так как половина переплёта была оторвана), "Доменные печи", "Литейное производство", "Каталог шарикоподшипников" и ещё бог знает, что за книги.
Посмотрев на огорчённого кузнеца и воина, Василий вытащил из шкафа свой видавший виды рюкзак, с которым ходил на рыбалку, и протянул его Эрину:
- Сложите их сюда, должны поместиться.
Сам Василий решил идти налегке: не имело смысла тащить с собой что-либо земное, да и тащить ему, кроме знаний, было нечего. Зато ими король был наполнен под завязку:
"- Капа, ты не слишком торопишься с передачей мне содержания просмотренных сегодня книг?"
"- Что-то не так, сир?"
"- Такое ощущение, что голова вот-вот лопнет. Какая-то из книг была лишней".
"- Ну, что Вы, сир! Тут хоть бы хватило того, что есть. А голова… Голова, сир, пухнет от нервов: у Вас растёт давление, и я с трудом сдерживаю этот рост. Примите сто грамм и расслабьтесь, а то никуда мы сегодня не пойдём. Кстати, Бальсар уже накрывает на стол".
Единственный подданный раттанарской Короны суетился между столом и холодильником, выгребая подчистую остатки небогатых продовольственных запасов.
- Верно, Бальсар, - одобрил действия мага Василий, - Оставлять продукты не будем - испортятся. Что сможем - съедим, остальное - с собой. Эрин, в рюкзаке ещё есть место?
- Да, сир.
- Тогда уложите туда консервы и хлеб. Водку перелейте во флягу - должна быть в кармашке рюкзака. Нашли? Вот и славненько… Снасти не вынимайте - может, на рыбалку сходим…
"- Ага, на рыбалку! Сир, Вы не забыли, куда и зачем мы идём?"
"- А ты дашь забыть? И чего бы я ворчал, Брюзга Короновна? Дай мне хоть на подвиг собраться нормально…"
"- Таких героев как Вы, сир, в каждой тысяче - миллион. С Эрина берите пример: уложил рюкзак - и топор чистит, и ни какой рыбалки в голове…"
- Сир, я охотно составлю Вам компанию: интересно знать, как ловят рыбу у Вас, в Вашем мире.
"- Тьфу, и этот туда же! Все вы, мужики, одинаковы, что люди, что гномы!"
- Кушать подано, - провозгласил Бальсар, - прошу к столу!
Ужин прошёл, как говорится, в торжественной и дружественной обстановке. Присутствовавшие на ужине весьма высокие особы вели неторопливый разговор на отвлечённые темы. Среди высоких особ хотелось бы выделить трёх: раттанарского короля Василия - он был высок по положению, замечательного мага-зодчего Бальсара - высок по росту, и главу гномьего рода кузнецов и воинов Эрина - гнома, который был высок сам по себе (он легко соглашался, что Бальсар намного длиннее его, но - никак не выше). Четвёртая особа, принимавшая в ужине пассивное участие, тоже относилась к высоким, возможно, даже очень высоким, потому что Корона, будучи, по сути, головным убором, всегда выше любого короля.
К торжественности ужина была подмешана изрядная доза грусти, поскольку ужин был последним ужином в этом мире, и потому - ужином прощальным.
"- Сир, у меня есть замечательный тост, - неслышно для окружающих, заговорила одна из высоких особ (та, что, возможно, даже очень высокая), - Почему бы не выпить за удачу, так нужную нам в Соргоне? Как Вы думаете, сир? А то разговор идёт какой-то бессмысленный. Скажите, при чём тут погода, когда все думают совсем о другом?"
- Разрешите сказать, сир? - высокий маг-зодчий протянул длинную руку за стаканом с вином и, дождавшись разрешающего жеста короля, продолжил: - Мне очень грустно, сир, уходить из Вашего мира, так недолго пробыв здесь, и так мало о нём узнав. Я хочу сказать, что когда Вам, сир, станет… когда Вас одолеет тоска по этому миру, знайте, что Вы не будете сожалеть о нём в одиночестве: какая-то часть и моей души тоже остаётся здесь…
- …и моей, сир, - поддакнул Эрин.
"- А я, и вовсе, родилась здесь!"
- Спасибо, друзья, за сочувствие. Давайте выпьем за то, чтобы мой мир никогда не попадал в такое опасное положение, как Соргон, и не нуждался в защитниках из других миров. Лучше просто ходить друг к другу в гости. И сидеть рядом с друзьями за праздничным столом мне нравится больше, чем рядом с ними стоять на поле боя…
Три стакана звякнули, опустели, и были наполнены снова.
- Рядом с друзьями, сир, везде хорошо. И за столом, и на поле боя, - взял слово Эрин, - Я предлагаю выпить за друзей: пусть они всегда будут рядом, и пусть поддержка друзей ни одному из нас не даст проявить слабость. Знаете, сир, на глазах у друзей и умирать легче…
- С поддержкой друзей - побеждать легче. А умирать… Мне, что в одиночку, что на глазах у друзей - умирать всё равно не охота…
"- Браво, сир! Наш девиз - ПОБЕДА! И - долой всякие мысли о смерти!"
- …Мне, Эрин, не имеет никакого смысла идти в Соргон, чтобы умереть на глазах у друзей. Вот победить - это совсем другое дело. Ради этого я и иду.
- Кто же откажется от победы, сир? Я - только "за". И мы с Бальсаром сделаем всё, что в наших силах для победы. Правда, Бальсар?
- Победе внешней предшествует победа внутренняя. А в этой битве вы оба мне ничем не сможете помочь. Могу только надеяться, что с собой я справлюсь раньше, чем мы столкнёмся с Масками…
"- Зачем эти признания, сир? Вы не должны показывать своих слабостей даже перед друзьями. Вы же - король, сир!"
"- Я помню, Капа".
- …Мне хотелось у вас, Эрин, узнать одну вещь: гномы, ведь, не воюют. А вы производите впечатление бывалого солдата. Мне кажется, что воин, побывавший в битвах, всегда отличается от необстрелянного бойца. И вы, Эрин, не новичок на поле боя… Откуда боевой опыт, Эрин? Вы не могли бы мне объяснить, в чём тут дело?
- Ваше Величество, я хотел бы оставить этот вопрос без ответа, - гном поджал губы, - Давайте поговорим о чём-нибудь другом…
Короля резануло этим "Вашим Величеством", словно острым ножом: Эрин показал, что готов к ссоре в случае дальнейших расспросов.
"- Вот Вам и союзничек, сир! Может, ну их, гномов? Сами справимся. Помните: "можете рассчитывать на мой топор"? На топор-то мы рассчитывать можем… А на самого Эрина?"
- Можете не отвечать, если не желаете, Эрин. Друзья не должны требовать отчёта друг у друга - иначе, что же они за друзья? Дружба основана на доверии, а не на выпытывании чужих секретов. Выпьем за дружбу, нашу дружбу: только вместе мы - сила…
Король чокнулся со своими соратниками и осушил стакан одним глотком. Бальсар последовал его примеру. Эрин выпил последним:
- Извините меня, сир. И - спасибо…
После ужина стали обсуждать дальнейшие действия.
- Я не знаю, господа, куда нас выведет Переход в этот раз. Самое вероятное - в ту же пещеру, из которой вы попали сюда. Тогда наше положение будет незавидное: мы окажемся в окружении невесть, какого числа врагов. Но могут быть и другие варианты. Давайте, попробуем продумать наши действия в каждом из возможных случаев.
- Где откроется Переход, сир?
- Пока не знаю, Бальсар. Но, видимо, где-то неподалёку. Иначе, мы были бы уже в пути.
- Если поблизости, значит, вернёмся в пещеру. Или же выйдем где-нибудь рядом с ней. Наденьте мою кольчугу, сир, - Эрин поднялся и стал расстёгивать ворот своей металлической рубахи, - Когда завяжется драка, постарайтесь прорваться. Мы с Бальсаром Вас прикроем.
- Спасибо, Эрин, но кольчугу я не возьму. Если завяжется драка, то пробиваться придётся вам: вы и ваш топор - наша ударная сила. Мы с Бальсаром последуем за вами, в прорубленный вами проход. Это единственный способ прорваться.
- Вы, сир, должны быть надёжно защищены. Поэтому возьмите кольчугу…
- Нет, Эрин. Надёжно должны быть защищены, как раз, вы. Иначе ни один из нас не спасётся. Поскольку я буду следовать за вами, мне нужно защитить только спину. С этой задачей прекрасно справится и рюкзак с книгами.
- Но, сир…
- Эрин, вы собираетесь спорить с королём? Неблагодарное это занятие, - в глазах Василия мелькнули уже знакомые гному льдинки, - Особенно, если король прав. Будет, как я сказал!
Эрин опустил глаза, чтобы не встречаться взглядом с королём.
- Воля Ваша, сир, - нехотя прохрипел он и закашлялся.
"- Помедленней, пожалста, я записую", - раздалось в голове Василия, и оглушительный треск печатной машинки заставил короля скривиться: заныли больные зубы.
"- Капа, прекрати!"
"- А что такое, сир? Я веду протокол, - королю тут же был показан лист бумаги с крупной безграмотной и корявой надписью: "Пратаколъ первава ваеннава савета саргонскай асвабадитяльнай армеи", - Сами же потом захотите вспомнить детали этого исторического события и обратитесь ко мне. А у меня всё подробнейшим образом записано: и кто что сказал, и что, совместно, решили. Никто у нас, сир, не отвертится. Не мешайте мне, а то я что-нибудь пропущу".
Печатная машинка застрекотала снова, и по воображаемому листу поползли искривленные артритом буквы: "Тагда крол василзказал штоба давали иму саветы…"
"- Прекрати, говорю!"
"- Всегда так: стараешься-стараешься, стараешься-стараешься, хочешь, чтобы как лучше… А ничего, кроме запретов и грубых окриков, не слышишь…"
"- Лучше бы мои зубы привела в порядок, раз уж следишь за королевским здоровьем".
"- У меня, сир, на Ваши зубы золотого запасу нет. Это, чтобы коронки поставить. Могу сделать хрустальные, и тогда сквозь Ваши зубы будет язык видно. Хотите?"
"- Вот же торба с дустом! Помолчи немного. Хорошо?"
"- Ладно, сир, уговорили. Пять минут тишины в Вашем распоряжении. Вам хватит?"
- Я думаю, сир, что нас выведут где-нибудь в безопасном месте. Пещера - это несерьёзно. Найти короля, чтобы тут же его погубить… Нет, сир, это будет не пещера, - Бальсар почесал себя за ухом, в поисках возможного места выхода в Соргоне. Не нашёл и закончил так:
- Я убеждён, сир, что это будет не пещера.
- Бальсар прав, сир. Нас выведут там, где мы сможем найти помощь, - поддержал мага гном, - либо там, где для Вас нет непосредственной опасности.
- Вы имеете в виду Раттанар?
- Хотелось бы, сир. Тогда всё будет намного проще: у вас сразу появится армия. Это можно считать победой, сир.
- Нет, Эрин, это не будет победой: слишком неравные силы, господа. Соотношение один против одиннадцати почти не даёт нам шансов. Или вы думаете, что нас оставят в покое? Вы же знаете, что пока цела хоть одна Корона - любая другая власть незаконна. Я не хочу отдавать Раттанар на растерзание. Где бы мы не вышли, - Василий положил перед собой карту, нарисованную Бальсаром, - нам нужно стремиться в Скирону. Если мы удержим за собой Скиронар, то Хафелар - наша следующая цель. Вместе с Раттанаром у нас будет три королевства, и именно это даст нам шансы на победу. Чем сильнее мы будем, тем больше сторонников появится у нас в других королевствах. Ваша карта, Бальсар, соответствует реальности? Здесь, здесь и здесь - действительно горы?
"- Меня спросите, сир. Я Вам любую карту в подробностях покажу…"
"- У тебя же времени нет. Не имею я права отвлекать тебя от написания "пратакола" - будущее нам не простит, если мы не сохраним подобного документа. Да и эти двое… Что же им без дела сидеть? Ты, дорогуша, наблюдай: поправишь, случай чего".
"- Так и знала! Как только предстоит чего-то, там, трудное, невыполнимое - так, обязательно, мне".
"- Не ворчи, Капа. Твои карты я обязательно посмотрю, но - позже".
"- Отлично, сир! Я пока их хорошенько перетасую… Но предупреждаю заранее: козыри будут пики…"
- Горы, сир, Бальсар нарисовал верно. Мы, гномы, о горах Соргона знаем больше всех. Если я Вас правильно понял, то Вы хотите, под защитой гор, объединить эти три королевства, и потом брать долину за долиной, изгоняя из других королевств Масок…
- Вы правильно поняли, Эрин.
- Тогда Вам следует знать, что Ваш план выполним только в зимнее время, когда горные хребты почти непреодолимы. Я не знаю случая, чтобы кто-нибудь смог зимой перейти через эти горы, - Эрин ткнул пальцем в хребты, разделяющие Раттанар с Эрфуртаром и Скиронар с Ясундаром, - А вот летом… Летом открываются через горы множество троп, и обороняться нам будет намного труднее.
- Так же, как и Маскам. Расскажите мне о горах подробнее, Эрин.
И началась долгая лекция о соргонских горах, выслушанная с почтительным вниманием Бальсаром (он не проронил ни слова, пока Эрин окончательно не замолк), королём, изредка задававшим вопросы, и Капой, время от времени (но только в паузах гномьей речи) позволявшей себе негромкое, чтобы не раздражать Василия, "Ух ты!"
Потом были рассмотрены и подробно обсуждены варианты действий, в зависимости от возможного места выхода в Соргоне.
- Что ж, ограничимся пока этим, - сказал король, когда на часах было уже три часа ночи, - Мне осталось ещё одно…
Он встал, и засверкала хрусталём и драгоценными камнями Корона вокруг его головы. Поднялись с мест и маг с гномом.
- Я, Василий Раттанарский, король по выбору Короны, понимая всю опасность сложившейся в Соргоне обстановки, объявляю войну иномирцам Маскам и их соргонским союзникам до полного изгнания завоевателей из мира Соргона…
Медведь на монетах, всё ещё не убранных со стола, бросил есть своё лакомство и, поднявшись на задние лапы, двинулся на невидимого врага.
- Вот он, медведь атакующий, - прошептал поражённый Бальсар.
А Василий ясно расслышал рёв рассерженного зверя… Или ему показалось, что расслышал?
Король ещё не успел сесть после объявления войны, как случилось ещё одно удивительное (даже несколько комичное своим несоответствием убогой современности шпального пятистенка) событие: Эрин положил к ногам Василия свой страшный топор и опустился перед королём на левое колено:
- Я, гном Эрин, сын Орина, известный в этом мире под прозвищем Железный…
"- Фамилие его такой", - тут же подсказала королю Капа голосом кота Матроскина.
- …из рода кузнецов и воинов, и сам - глава этого рода, от имени моего и от имени моего рода, приношу присягу на верность Раттанарской Короне и тебе, король Василий Раттанарский… - Эрин снял с шеи кожаный мешочек и вынул из него светящийся красный камень. После чего добавил:
- …и, как залог верности моей и моего рода своей присяге, передаю тебе, король Василий, эту священную реликвию - Камень Памяти моего рода, - он поцеловал камень и протянул его королю.
Ситуация уже не казалась комичной даже насмешнице Капе, и место действия вдруг стало для происходящего ничуть не худшим, чем поле боя.
С помощью Капы составив ответную речь, король взял камень левой рукой и произнёс, положив правую руку на сердце:
- От имени Раттанарской Короны я, Василий Первый, король по выбору Короны, с радостью и благодарностью принимаю присягу: твою, гном, и твоего рода. И залог твоей верности и верности твоего рода займёт достойное место в Раттанарской Короне, - король поцеловал камень и поднёс его к Короне. Камень сразу впаялся в хрусталь, словно всегда там находился.
Затем Василий продолжил уже от себя:
- Хочу добавить, что ты, Эрин, и твой род получаете право в любой момент отказаться от присяги без ущерба для своей чести, и надеюсь, что этим правом вы воспользуетесь только тогда, когда нужда в вашей помощи отпадёт.
Король нагнулся, поднял топор и передал его гному. Тот принял топор и, поцеловав, поднялся с колен. Отозвался Бальсар, внимательно следивший за происходящим:
- Я, маг-зодчий Бальсар, стал свидетелем присяги короля и присяги гнома, и готов нести ответственность за её исполнение.
"- Однако, и хитры же Вы, сир. Эта первая за всю историю Соргона присяга гнома Короне, а Вы, сделав её необязательной, покорили простодушный гномий народ и получили верных союзников".
"- Не говори ерунды! Я совершенно не собирался покорять простодушный народ. Я не хочу, чтобы Эрин жалел о принятом без совета со Старейшими решении. Им, наверняка, захочется иметь своего представителя в окружении короля, так пусть оставят Эрина. Они не перестанут доверять ему, поскольку такая присяга не помешает нашему прибалту защищать интересы гномов во всех случаях".
"- Я и говорю, что Вы хитры".
"- Ты, что же, обвиняешь короля в нечестности? Смотри, Капа, договоришься - оставлю без мороженого".
"- Простите, сир, глупую бабу - за длинный язык. Не подумавши, ляпнула! Разрешите настучать Вам на гнома, сир?"
"- Что ты ещё выдумала, Капа?"
"- Это важно, сир. Дело в том, что камень, который Эрин Вам дал, позволяет в любой момент связаться со Старейшими…"
"- Как это?!"
"- Это, сир, гномий видеотелефон. Ещё не знаю как он работает, но обязательно разберусь… В нём и других тайн полно…"
"- Помнишь, я обещал не выпытывать тайны Эрина? Не соблазняй меня нарушить обещание. Королю это не к лицу".
"- Что я могу сделать, сир, если эти тайны сами в меня лезут, как раньше Ваша память…"
"- Держи секреты Эрина при себе. Ты меня поняла?"
"- У-у, зануда… И за какие же грехи мне такой король достался?"
И ещё одно событие произошло этой ночью.
Король высыпал на подоконник содержимое найденной в подвале шкатулки, взял в руки ножны с мечом и подозвал гнома:
- Опуститесь на колено, Эрин.
Гном послушно склонился перед королём. Своим королём.
- Гном Эрин, этим мечом я, Василий Первый, раттанарский король по выбору Короны, посвящаю тебя в рыцари… - Василий потянул из ножен меч, -…учреждённого мной Ордена рыцарей Короны, - король коснулся лезвием меча сначала левого, затем правого плеча гнома, - Отныне ты - первый рыцарь Соргона и дворянин. Как рыцарь, ты имеешь право на ношение герба и золотых рыцарских шпор, а также, на набор воинского отряда, который и сможешь водить в бой под своим знаменем. Обращаться к тебе следует не иначе, чем с добавлением слова "сэр". Как доказательство твоего положения, ты имеешь право носить эту рыцарскую золотую цепь с гербовым щитом, - Василий открыл шкатулку и вынул оттуда массивную цепь, появившуюся неизвестно откуда, и надел её на шею всё ещё стоящему на колене гному.
- Встань, сэр Эрин, - король вынул из шкатулки золотые шпоры, запевшие в его руках звонкими бубенцами, и протянул их первому рыцарю, - Вот твои шпоры, рыцарь. Вот рыцарское свидетельство, - на правой ладони короля из голубого тумана возник свиток, перевитый зелёным шнуром с печатью-медведем - Королевская Грамота, - Я верю, что ты достойно будешь нести звание рыцаря и в мирной жизни, и в жестоком бою.
Король замолк, и Эрин понял, что теперь - его слово. Гном переложил шпоры и Грамоту в левую руку, и, с чувством стукнув кулаком правой по скрытой кольчугой могучей груди, звонким от волнения голосом произнёс:
- Клянусь честью!
Посвящение в рыцари состоялось. Но король, по-прежнему, сохранял важный вид, и маг с гномом поняли, что это ещё не всё.
Выдержав паузу, Василий заговорил:
- Учреждённый мной рыцарский Орден не имеет пока ни Устава, ни ритуала посвящения, ни, что немаловажно, руководителя. Поэтому вам, сэр Эрин, вменяется в обязанность создать и ритуалы, и Устав. Руководить Орденом тоже придётся вам, и этот документ, - у Василия в руке возник ещё один свиток, - утверждает ваше назначение на высший в Ордене пост - князя Ордена. Вы, возглавляя Орден, получаете право на посвящение в рыцари достойных этого солдат, и всё необходимое для этого найдёте в этой шкатулке, - король отдал гному и шкатулку, - На всех, выданных вами рыцарских свидетельствах, будет стоять моя подпись, подтверждающая возведение героя в дворянство, и оспаривать этого никто не посмеет. Теперь же, на правах друга и собутыльника, от души поздравляю вас и с должностью, и с дворянством, - король обнял гнома и по-русски, троекратно, поцеловал его в обе щеки.
Бальсар тоже поспешил с поздравлениями, и все трое стали с интересом рассматривать герб сэра Эрина.
Вверху, на красиво выгнутой вокруг изображения Короны ленте, стояли слова рыцарского девиза. Никто не удивился, прочитав на ней:
КУЗНЕЦ И ВОИН
Под этой надписью помещался сам герб: наковальня и скрещенные возле неё боевой топор и кузнечный молот. Под наковальней нашлось место и для рыцарских шпор.
Герб понравился всем, и король с магом тактично не заметили капнувшую на него счастливую гномью слезу.
"- Сир, а почему Вы Эрина сделали князем? Рыцарскими орденами заправляли, как мне помнится, магистры".
"- Как мне помнится, Капа, магистрами в Соргоне называют молодых магов, только что окончивших магическую школу. Зачем создавать ненужную путаницу? По-моему, князь - ничуть не хуже магистра. Поняла, дорогая соратница?"
- Ну, что, уложились, господа королевская свита? Тогда - в путь! Обождите, сэр Эрин. По обычаям моего народа полагается перед дальней дорогой немного посидеть. Не знаю, то ли - чтобы ещё раз вспомнить, не забыли ли чего. А может, чтобы проститься с покидаемым местом. И то, и другое - вполне разумно. Присядем на дорожку, - Василий уселся на табуретку, забыв про торчащий из неё гвоздь:
"- Ой!"
"- Хи-хи-хи!"
"- Ты чего, Капа?"
"- Представила, как является в Соргон грозный король в драных штанах. Хи-хи-хи".
"- Кому что, а тебе - хи-хи…"
Василий обвёл грустным взглядом спартанскую обстановку шпального пятистенка. Пусть и неказистое здесь было всё, но зато - родное, земного производства. Даже…
"-…гвоздь в Вашей, сир, извиняюсь, филейной части, вызывает слёзы умиления. Я права?"
"- Права, права. Это теперь моё недоступное прошлое. И незаконченный роман про Ивара, и бабушка печатных машинок, и холодильник, постоянно льющий на пол воду… И этот гвоздь - тоже моё прошлое. Пройдёт время, и забудется, сотрётся из памяти каждая деталь моей здешней жизни, и стану я сомневаться, была ли она на самом деле…"
"- Пока у Вас, сир, есть я - ничего не сотрётся, и ничего не забудется. Я напомню Вам всё, что Вы захотите вспомнить, сир. И так подробно, как Вы этого захотите".
"- Спасибо, Капа" - Василий встал:
- Пошли, пора.
Присевшие на краешек садовой скамейки из уважения к чужим обычаям Бальсар и Эрин вскочили, едва король начал вставать, и слово "пора" оба услышали уже у входных дверей.
"- Им, понятно, не терпится домой. Они знают, что их там ждёт. А что ждёт меня?"
"- Если это вопрос - отвечаю: двенадцать пустых королевских тронов, сир. И все они - Ваши. А остальное - как сложится. Они тоже могут застать совсем не то, чего ожидают, сир".
"- И опять ты права, Капа".
Василий вышел следом за своей свитой и запер входную дверь. Ключ он положил под условный камень у крыльца - хозяин без труда отыщет его. Всё. С этим миром короля больше ничего не связывало, и если оставались здесь невыполненными обязательства, то такими им и предстояло оставаться.
Король повёл своих подданных на старое место, как раз на то, где уже открывался Переход, приведший сюда мага и гнома. И, лишь только троица спасителей Соргона свернула за угол, тот снова зарябил, заискрился в ночном воздухе зимних Масанов.
Как и было оговорено ранее, первым вошёл в Переход Эрин, поигрывая своим страшным топором. За ним, без промедления, шагнул в Переход Бальсар.
Король на мгновение приостановился:
"Эх, был бы верующим - перекрестился бы. Ладно, пойду так, без суеверий," - и шагнул в искристое под напутственные слова Капы:
"- Тоже мне, исторические слова! Разве с таких слов начинают великие дела? Не историческая Вы личность, сир. Недоразумение какое-то, а не спаситель Соргона…"