Мятежная дочь Рима

Пролог

122 год от Рождества Христова

Северный ветер неистово хлестал гребень горы, свирепо завывая, точно явившиеся с севера орды варваров.

Пришедшее на ум сравнение ласкало слух императора, привыкшего считать себя не только искусным стратегом, но и поэтом. Балкон, на котором сейчас стоял император, всем своим видом бросая вызов разбушевавшейся стихии, словно ласточкино гнездо, лепился к стене деревянного здания — тоже нового, спешно возведенного специально к приезду императора. Зеленые склоны горного хребта, покрытого травой, обычно такой свежей, сейчас, исхлестанные дождем, выглядели довольно жалко.

Струи дождя, словно серые веревки, опутывали пятидесятикомнатную резиденцию императора, стегали по еще сырым стенам, лихо барабанили по плохо оструганным бревнам и так и норовили пробраться в каждое окно, где в спешке еще не успели повесить занавеси и поставить жаровни. Проклятый климат! Промозглый холод, от которого не спасала никакая одежда, пробирал до костей. Впрочем, что толку снова и снова ворчать по этому поводу? — думал император. Чем отсиживаться в доме, уж лучше бросить вызов непогоде. Справа от дворца тянулось ущелье, почти сплошь заросшее деревьями. Их вереница карабкалась по склону наподобие воинского отряда, и наметанный взгляд императора скользнул вверх, отметив, как содрогаются те из них, которым выпало несчастье вырасти на самом гребне горы. То еще местечко, угрюмо подумал он, явно не из тех, где предпочитают селиться люди. Но… граница есть граница, философски добавил он. Коль скоро речь заходила о границе, отсутствие даже намека на какой-либо комфорт подразумевалось само собой. Где-то за его спиной тяжело содрогался пол от топота сотен обутых в грубые солдатские башмаки ног — и эхо, особенно гулкое из-за почти полного отсутствия мебели и ковров, разносило его по дворцу.

У недавно ушедшего в отставку губернатора Помпея, насколько знал Адриан, не было времени как следует подготовиться к приезду императора. К тому же, повинуясь личному приказу императора, вестники, возвещавшие о скором его приезде, особо предупреждали, что повелитель равнодушен что к удобствам, что к роскоши, зато карты местности потребует всенепременно. К тому же он никогда подолгу не задерживался на одном месте.

Но сейчас Адриан не мог не отметить предусмотрительность своего хозяина, позаботившегося спешно возвести это сооружение в самом сердце забытой богами Виндоланды. По сравнению с походной палаткой, в которой он провел почти полжизни, это хлипкое деревянное сооружение могло считаться едва ли не дворцом.

— Счастье — не в обладании, а в предвкушении, — сказал он собравшимся перед ним офицерам. — Здесь, на краю империи, мы не могли ожидать ничего, так что насладимся тем немногим, что у нас есть.

Легат поспешно занес слова императора в свиток.

— Человек, которого боги наделили столькими достоинствами и добродетелями, заслуживает большего, — льстиво проговорил Помпей. В конце концов, насколько почетной будет его отставка, зависело от благоволения императора.

— Человек, которого боги наделили подобной властью, предпочел бы остаться в Риме, губернатор. Однако я этого не сделал — следуя как велению долга, так и собственному желанию. Не так ли, Флор?

Голова придворного поэта и по совместительству шута поспешно закивала и тут же снова спряталась в складках тяжелого плаща, отчего его комичная фигура почему-то напомнила императору промокшего и иззябшего крота.

— Мы рады разделить с тобой все тяготы, цезарь, — прокаркал Флор, постаравшись вложить в эту фразу всю ту искренность, на которую он сейчас был способен. — Кстати, у меня как раз сложились стихи, воспевающие твое несравненное мужество.

Лица придворных льстецов, гурьбой толпившихся вокруг императора, расцвели сияющими улыбками. Однако брови Адриана насмешливо поползли вверх.

— Неужели? Какой сюрприз! Ничего не может быть приятнее, чем услышать из твоих уст очередной перл остроумия!

— Они пришли мне на ум неожиданно, повелитель, словно щедрый дар богов. Я назвал их «Мольба Адриана».

— Вот как? Ну что ж, давай послушаем, какой премудростью одарили тебя боги, о мой жирный Флор.

Точно актер на сцене, поэт драматическим жестом сорвал с себя плащ и отшвырнул его в сторону, выпрямился — даже привстав на цыпочки, бедняга едва доставал макушкой до груди стоявшего позади него центуриона — и высоким, пронзительным голосом провыл:

Отвесив глубокий поклон, Флор снова укутался в свой плащ. Вокруг раздался громкий рев и одобрительный хохот. Один трусливый Помпей побагровел при таком оскорблении, нанесенном императорскому величию. Кроме него, казалось, столь злая и едкая сатира никого особо не удивила. Ближайшие сподвижники Адриана, по-братски разделявшие с императором все тяготы походов, тоже до смерти устали от бесконечных марш-бросков и отсутствия какого-либо уюта и ничуть не меньше его самого соскучились по дому. Грубоватые, изрядно сдобренные солью шутки наподобие этой помогали им не сходить с ума.

— Запиши и его, слышишь? — кивнул Адриан легату. На губах его мелькнула понимающая улыбка. Внезапно потеряв терпение, он снова окинул взглядом насквозь промокший склон горы. — Ладно, римляне. Придется нам снова утопать в грязи. Давайте-ка взберемся наверх и посмотрим, что там.

Повелитель Рима был не только нетерпелив, но и неутомим. За полчаса он продиктовал три письма, предложил обнести близлежащие холмы террасами, чтобы позже развести там огороды и фруктовые сады, сэкономив тем самым казенные деньги на содержание армии, просмотрел и одобрил приговор, вынесенный легионеру, схваченному за руку, когда он пытался продать кому-то из варваров колчан стрел, а заодно велел привести к нему вечером наложницу центуриона, успевшую привлечь его внимание. Сказать по правде, сам центурион не слишком расстроился — наверняка дама его сердца вернется со свидания не с пустыми руками. Ему самому продвижение по службе, можно сказать, обеспечено. Да и император, глядишь, вечером не станет, по своему обыкновению, ворчать и придираться к мелочам, а утром проснется в благодушном настроении. Ну а сейчас Адриан желал всенепременно взобраться на гору.

— Можно подождать, пока немного распогодится, — осторожно предложил Помпей.

— Это в Британии-то? — Смех императора смахивал на лай пса. — Мне уже сорок четыре года, губернатор! Если я буду вечно ждать, пока распогодится, то могу заранее распорядиться о своем надгробии.

— Погода в здешних краях меняется то и дело, цезарь.

— Как и моя империя. Из жаркой духовки Персии прямо в болота Британии. Нет, если бы я имел обыкновение ждать у моря погоды, так лучше остался бы в Сирии, жарился бы на солнышке да со скуки считал мух!

Приехавший вместе с императором из Германии новый губернатор, Платорий Непот, назначенный на эту должность после Помпея, моментально почувствовал нетерпение Адриана.

— Сейчас велю оседлать лошадей, — поспешно проговорил он.

— Нет. Мы отправимся пешком, — бросил император в сторону офицеров свиты. — Будем месить грязь, как это делают варвары, чтобы, как они, почувствовать под ногами эту землю, и заодно попытаемся представить себе, как будет со временем выглядеть граница — что для нас, что для них.

Император бодрым шагом двинулся вперед. Он был высок, лицо до бровей заросло бородой, которую он намеренно не брил, чтобы скрыть шрамы и оспины, оставшиеся у него на лице после юношеских прыщей. Обычно он ходил с непокрытой головой, темные, как у иберийцев, волосы курчавились под дождем. Отороченный мехом плащ его вился и хлопал у него за спиной, словно крылья огромной птицы, гончие, которых он всегда держал при себе, могучими прыжками неслись вперед. Генералы, инженеры, архитекторы и центурионы, выстроившись в затылок, послушно месили грязь, точно колонна трудолюбивых муравьев. Впереди, прикрывая их, ехал шагом небольшой отряд преторианской кавалерии, но, не считая этого, процессия двигалась вперед без какой-либо помпы. Серые облака, сбившись в кучу наподобие стада овец, уныло тянулись к югу, поливая их унылым, холодным дождем, но все, что было к северу, скрывал собой горный кряж. Помпей начал понемногу задыхаться.

— Я рассчитывал сначала показать макет местности, — жалобно пропыхтел он.

— Покажете — вероятно, в полночь, не раньше, — ухмыльнулся Непот. — А днем император предпочитает не сидеть на месте. Когда еще в Германии он велел соорудить частокол и Флавий стал причитать, твердя, что у него, мол, не хватит людей, Адриан схватил топор и принялся сам рубить деревья. Солдаты едва не передрались, пытаясь угнаться за ним. К тому времени как он уехал, первая миля ограды уже стояла на месте.

— А он быстро идет.

— А соображает еще быстрее. Ему нужен мир, и он твердо намерен добиться его.

Добравшись до вершины хребта, преторианцы внезапно резко натянули поводья. Адриан топтался чуть ниже, нетерпеливо дожидаясь, пока отставшая от него свита немного отдышится и догонит его. Непрерывно моросивший дождь перестал, сменившись висевшей в воздухе водяной дымкой. Спустя несколько минут император снова зашагал вперед, по-видимому, не чувствуя царившего вокруг холода.

— Наша империя, словно нарочно, упирается границами в самые унылые земли, — бросил он через плечо.

Раздался натянутый смех, но на некоторых лицах при упоминании о причине их задержки в этих краях отразилось смятение.

— Не то что при Траяне — тот никогда не останавливался, — пробормотал вполголоса один из центурионов. Предшественник Адриана, император Траян, вел бесконечные войны, пытаясь раздвинуть границы империи вплоть до ему одному ведомых пределов. Казалось, ничто не может остановить его.

Новый император, сделав вид, что не слышит, повернулся и вновь принялся карабкаться к вершине. Остановились они, только когда свежий ветер, хлестнув их по лицу, дал понять, что дальше идти некуда — вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась неведомая им земля.

То, что снизу казалось поросшим травой пологим склоном южного холма, с северной стороны неожиданно обрывалось, заканчиваясь отвесным утесом — темным, почти черным, каким иной раз бывает вершина вулкана. Отвесная эта скала возвышалась на добрые две сотни футов, заканчиваясь то ли пустошью, то ли болотом, посреди которого виднелось свинцово-серое озеро. Безрадостный пейзаж тянулся дальше, к северу, где в дымке тумана скрывалась далекая Каледония. В тусклом свете было трудно различить, где заканчивается плотная завеса облаков и где начинается гора. Впрочем, не важно — открывающийся отсюда вид был настолько великолепен, что все замерли. Дождь перестал. К тому же место, где они сейчас стояли, казалось совершенно неприступным. В толпе солдат послышался ропот одобрения.

— Насколько мне известно, это самая высокая точка горного хребта, что тянется через всю Британию, деля ее поперек, — объяснил Помпей. — Можешь убедиться собственными глазами, цезарь, — это своего рода естественная граница. А заливы и узкие бухты по обе стороны хребта позволят держать флот на обоих берегах. Земля тут достаточно твердая, так что и на западе, и на востоке может стоять кавалерия. А позади нас вдоль долины тянется дорога. Построить несколько крепостей и сторожевых башен…

— Стену.

— Ну да — и стены, и рвы…

— Стену, губернатор, стену — причем через весь остров.

Помпей озадаченно моргнул.

— Через весь остров?! — растерялся он. Ничего подобного он явно не ожидал.

— Да — высокий вал, чтобы раз и навсегда утвердить господство Рима над Британией. Рим — по одну сторону, варвары — по другую. Эта провинция, с тех пор как евреев выдворили за пределы Иудеи, остается вечной занозой в заднице Рима. Да, стену, Помпей, только так мы сможем держать под своим контролем торговлю, контрабандистов, набеги варваров и все такое. Стену восемьдесят миль длиной, а построят ее три британских легиона.

— Даже тут? — Губернатор с сомнением оглядел вершину хребта. Взобраться на него явно было не под силу любой армии в мире.

— Даже здесь. — Плащи свиты свирепо рвал ветер, но дождь окончательно прекратился, дымка развеялась, и видимость стала намного лучше. — Я желаю, чтобы населяющие эту землю дикие племена видели эту стену… чтобы они собственными руками рыли рвы, насыпали холмы и перебрасывали мосты через реки. — Адриан повернулся к новому губернатору: — Ты сможешь это сделать, Непот?

— Инженеры уже произвели кое-какие предварительные расчеты, — ответил тот, в отличие от Помпея уже будучи в курсе идеи императора. — Количество камня, которое потребуется для этой постройки, трудно даже представить себе. Вообразите, что каждому легионеру придется поднять на вершину хребта вес, равный его собственному. И к тому же проделать это по меньшей мере пятьдесят миллионов раз. По моим собственным расчетам, для строительства стены, цезарь, потребуется тридцать миллионов обтесанных камней. Добавь к этому булыжники, глину и известь, чтобы заполнить пазы между камнями. Чтобы довести до конца столь грандиозное строительство, потребуется множество карьеров, невероятное количество древесины для лесов, добавь к этому целый легион сапожников — ведь обувь будет просто гореть на ногах, — не говоря уже о количестве кож, которое потребуется для этой самой обуви! Только одной воды для смешивания известкового раствора будет нужно не менее пяти сотен джаров[1] в день! Удвойте ее и получите количество воды, потребное солдатам, чтобы утолить жажду. И большую часть этой воды придется таскать вверх по склону холма наподобие того, на котором мы сейчас стоим. Стало быть, потребуется бесчисленное количество ослов, быков и лошадей, а скот ведь тоже нужно кормить. Это обойдется…

— Не так уж дорого. — Адриан смотрел не на губернатора — его взгляд был устремлен туда, где на севере расстилалась неведомая земля. — Не забывай — строительством стены будут заниматься солдаты, которые уже устали от безделья и изнывают от скуки, не зная, куда себя деть. Тем более что она должна быть построена! Август говорил, что Рим достался ему кирпичный, а оставил он его мраморным. Ну а я намерен защищать этот мрамор — камнем!

— При всем уважении, цезарь, это невозможно! — набравшись мужества, осторожно проговорил Помпей. — Из камня не получится. Учитывая расстояние, на которое должен протянуться этот вал, камня для него не хватит во всей империи.

Император резко повернулся:

— Я не имел в виду нашу империю! Но когда мы воевали с парфянами, губернатор, мне доводилось слышать немало разговоров о стене — где-то далеко на востоке, за Индией, в тех землях, откуда привозят шелк. Приходившие оттуда караваны шли много дней, а погонщики рассказывали, что стена та отделяет варваров от людей цивилизованного мира, и благодаря этому и те и другие живут счастливо. Так вот, я желаю, чтобы нечто подобное появилось и здесь. На лицах солдат застыла неуверенность. Римская армия привыкла нападать, а не защищаться. Внезапно император перехватил взгляд центуриона, так некстати вспомнившего о Траяне, и обратился к нему, как к равному:

— Слушай меня, центурион! Слушайте меня, все вы, и слушайте внимательно. Пять столетий Рим раздвигал свои границы, присоединяя к империи земли варваров, и всем нам победы приносили не только славу, но и богатство. Однако пришло время, когда в дальнейших завоеваниях нет никакой пользы. Я следовал за Траяном в его полном приключений походе на Восток, и я еще не забыл, как праздновали римляне каждую нашу победу — от Александрии до Лондиниума. Но те из вас, кто оплакивает моего покойного двоюродного брата и опекуна, не понимают, что все изменилось. Мы завоевываем долины, оставляя горы в руках варваров, а ведь там скрываются целые армии! Нас нельзя победить… но и мы не в состоянии одержать победу. Разве не с этим столкнулись мы в Британии?

Все молчали. Не было слышно ничего, кроме завывания ветра.

— Я еще не забыл о великой славе, которую два поколения назад принесла нам победа у Гравпийской горы[2], там, в далекой Каледонии, на самом севере, — продолжал Адриан. — Мне хорошо известно мужество британских легионов, которые скорее погибнут, чем позволят себе отступить. Я помню, как тогда мы много дней подряд вручную настилали дерн и воздвигали бревенчатые стены, продвигаясь все дальше в глубь этой варварской земли, жестоко подавляя все вылазки свирепых врагов. Но я не забыл и того, что эти варвары так и не покорились нам, как в свое время жители Коринфа или Иудеи. Ведь им нечего было терять — может, поэтому они ничего не боялись. Не имея никакого понятия о чести, они бежали вместо того, чтобы умереть. Не считая себя единым народом, они не готовы были отдать свою жизнь, чтобы кого-то защитить. Они скрывались в скалах. Они укрывались на вершинах гор. Одинаково свободно передвигались пешком и на лошадях, метали в нас копья и осыпали стрелами, а потом бросались врассыпную и мгновенно исчезали — до того как мы успевали сообразить, что произошло. Они были слабее тумана — и, как он, просачивались у нас между пальцами. Но что самое главное, варвары эти населяли земли, которые были нам абсолютно не нужны! Возьмите ту же Британию, с ее вечными холодами и топкими болотами! А Германия! Тоже сплошь болота да непроходимые леса. Вспомните Скифию, с ее бескрайними степями и пустынями… Парфянское царство, которое можно было бы назвать царством камней… Африку, утопающую в море песка. И так везде. Сколько в нашей империи земель, от которых нет никакой пользы, но которые при этом требуют немалых расходов, учитывая колоссальные расстояния и необходимость содержать там римские гарнизоны — кстати, достаточно слабые. Так вот, я скажу тебе, чему я научился у великого Траяна, центурион: что победа, которая не приносит никакой выгоды, — это бессмысленная победа, потому что обходится она дорого, но ничего не дает взамен. А тебе известно, что я унаследовал от Траяна не только империю, но еще и долги на сумму в семьсот миллионов сестерциев? Мы раздвинули границы Рима почти до края Вселенной и в то же самое время не в состоянии защитить то, что принадлежит нам. Ты согласен со мной, центурион? Что же ты молчишь? Я хочу услышать правду, поскольку льстивая ложь бессмысленна и бесполезна так же, как чересчур дорогие победы.

Центурион с трудом проглотил вставший в горле комок. Отвечать императору и так-то нелегко, а что ж говорить об этом — волосы намокли и прилипли к шее, глаза яростно сверкают, можно и впрямь подумать, что ему важно знать, что ты думаешь на самом деле.

— Стена, о которой ты говоришь, цезарь… — откашлялся он. — Так вот, боюсь, она не варваров будет удерживать снаружи. А нас — внутри!

— А-а, вон оно что! — Адриан понимающе кивнул. — Да ты, выходит, тоже стратег. И вдобавок у тебя больше смелости, чем у моих придворных, раз ты решился произнести эти слова, но мне это нравится. Поэтому слушай, что я скажу тебе, центурион: Рим никогда не ждал появления своих врагов. А если такое случалось — вспомни, как Ганнибал в свое время обрушился с гор, — тогда последствия были ужасными! Но в этой стене будут ворота — и римские солдаты, проходя через них, двинутся на север. Нет, лучше верхом! Мои генералы твердят, что у нас должно быть больше кавалерии, чтобы выкурить отсюда всех варваров до последнего, заставить этих трусов спуститься вниз! — Слушавшие его свита и остальные дружно расхохотались. — Мы заставим их вождей помнить о том, как силен Рим — пусть не забывают о том, что расплата за неповиновение будет ужасна. Пусть боятся! И в то же самое время каждый из этих варваров должен твердо знать, что их земля заканчивается здесь, у подножия этой стены, за которой начинается цивилизованный мир. И каждый из вождей должен помнить, что с Римом лучше жить в мире, нежели воевать.

Ветер в клочья рвал облака, и солнце, робко выглянув из-за туч, разогнало остатки тумана, потом позолотило вершины горного хребта, и они ослепительно вспыхнули на фоне бледно-голубого неба. Римляне застыли, ошеломленно озираясь по сторонам. Столь резкая смена погоды до сих пор казалась им чем-то вроде божественного предзнаменования. Каждый из них молча пытался представить себе будущую стену, ползущую вдоль горного хребта, с ее сторожевыми башнями, укреплениями, фортами и крепостями. И каждый из них понимал… и не мог поверить в то, что их долгий, кровавый поход наконец закончился.

— Мы завоевали все, что стоило завоевать, — проговорил Адриан. — В Германии стена будет из бревен, поскольку та граница пройдет через леса. Вырубив часть леса, мы не позволим врагу подкрасться не замеченным. А здесь, в Британии, в этой жалкой стране, где даже деревья и те не растут, стена будет из камня. Или это будет земляной вал — в тех местах, где не окажется камней. Мы построим ее, и эта стена станет еще одним подтверждением могущества Рима. А когда она будет построена… — Император медленно перевел взгляд на юг. Волнение его понемногу улеглось. — Когда она будет построена, больше не будет ни битв, ни сражений, и для людей начнется новая эра. Пусть варвары остаются жить на своих болотах. Нам они не нужны. — Адриан повернулся к губернаторам. — Помпей, именно твои идеи заронили в нашу голову мысль об этой великой стройке. Непот, когда ты закончишь строительство, она станет памятником и тебе.

Тень сомнения скользнула по лицу губернатора.

— Да, — кивнул он, — но строить эту стену будет не одно поколение…

— Она будет выстроена в течение трех лет.

Дружный вздох изумления вырвался у всех, кто услышал его слова.

— Три года, — повторил император. — Легионы будут сменять друг друга, на смену уставшим будут подходить новые, и через три года на этом месте будет стоять гигантский вал. — Лицо его осветилось улыбкой. — Конечно, по ходу дела потребуются кое-какие изменения.

— Три года?! — Непот неуверенно кивнул. — Как прикажешь, цезарь. Но тогда мне потребуются легионы, которые будут так же рваться строить эту стену, как некогда они рвались в бой.

— Это и станет для них боем, Непот.

— Три года… — Непот изумленно покрутил головой и с трудом глотнул. — И сколько же, по-твоему, должен простоять этот вал, цезарь?

— Сколько? — Было заметно, что император едва сдерживает раздражение — вопросы губернатора явно бесили его сильнее, чем упрямство старого центуриона. — Сколько он должен простоять, ты меня спрашиваешь? Столько же, сколько все те памятники, что я воздвиг себе. Столько, сколько будут стоять эти горы. Этот вал, Аулий Платорий Непот, должен стоять тут до скончания веков!