Мятежный дом

Глава 18 Проблемы майора Шэна

— Я просил тебя больше не приходить.

— Вы не объяснили, почему.

— Потому что из-за тебя они в опасности!

Морлок запрокинул башку и расхохотался.

Майор Гиллерт Шэн сжал кулаки.

Зверь зарычал. А может, тоже засмеялся на свой, котопесий, лад? Ирония ситуации и в самом деле такова, что впору кос засмеяться, не то что морлоку. Они же созданы для того, чтоб подвергаться опасности. Причина и смысл их существования — убивать и умирать на поле боя.

— Ладно, твоя правда, это смешно. Тогда перестань подвергать меня опасности.

— Вы не объяснили, почему я должен подчиниться.

— Эй, я офицер. Нигде не зазвенело?

— Простите, майор. Я в отставке.

Еще один оксюморон: морлок в отставке.

— А ведь я мог бы просто пристрелить тебя.

— Стреляйте. Или сдайте властям, я не стану сопротивляться.

Шэн выдохнул. Это зашло слишком далеко. Ну почему я, черт возьми? Почему это случилось со мной, а не с другим офицером, который охотно пристрелил бы этого недоделанного мученика?

— Ты знаешь, что я не могу, урод, и пользуешься. У тебя совесть есть?

Морлок оскалился.

— Вам виднее, хозяин. Разве я не морлок, боевая скотина без следов «совести» или там «благородства», каким и должен быть? Или человек с душой и умом и совестью, не хуже вас?

— Ты больше не втянешь меня в диспут.

— Почему? Боитесь проиграть животному?

— Просто не желаю тратить времени на пустую болтовню. Ты портишь моих солдат, и я хочу, чтобы ты это прекратил.

— Но почему вы просите вместо того, чтоб стрелять?

Потому что я, на свою беду, любопытный опоссум, подумал Шэн. Я хотел увидеть морлока — проповедника. Думал, что это будет забавно. И это так славно подходило к моим убеждениям, мать его. Это доказывало, что мы, аболиционисты, правы правотой высшей пробы, сиречь правдой факта: морлок выжил во враждебном окружении, действует по свободной воле и в полном согласии со своими, добровольно избранными, обязательствами и убеждениями.

Не так забавно оно оказалось, когда Шэн выяснил, что проповедь Раэмона Порше имеет над молодняком больше власти, чем что-либо еще.

— Разве они стали непокорными? Ленивыми? Трусливыми? Как я повредил их дисциплине или храбрости? Я учу их, что нужно подчиняться командирам, думать и отвечать за свои дела. Потому что они — люди дома Рива, что бы дом Рива себе ни думал. Почему вы просите меня прекратить?

В сумерках двух солнц его глаза сияли расплавленным золотом. Он возвышался над Шаном, почти вдвое превосходя его ростом. Есть два типа морлочьих туртанов: гиганты, которые способны поддерживать один с морлоками темп, и коротышки, ездящие на морлоках верхом. Шан был второго типа. Ветер почти сбивал его с ног, а морлок стоял твердо, как приваренный к стальному мосту.

— Ты учишь их не только этому. Ты несешь им определенную сверхценническую идеологию, которую запрещено распространять на Картаго.

— Я крысиной какашки не дам за то, что запрещено и что разрешено на Картаго. Я от рождения перед вашим законом даже не преступник, а сломанная вещь, а для такой вещи не писан никакой закон, кроме права каждого избавиться от нее. Я учу молодняк прощать вам то, что вы делаете из них вещи. Однажды вы скажете спасибо за то, что они вас не разорвали на части.

— А с чего бы им не разорвать меня на части? У вашего злоучения нет проблем с тем, чтобы разбивать младенцев о камень, зачем же щадить мою жизнь?

Морлок двинулся вперед всей своей махиной и остановился вплотную к Шэну. Почти прикоснулся. Маленькому офицеру стоило волевого усилия не отшатнуться и продолжать смотреть в золотые глаза существа, сгорбившегося в позиции угрозы. Тот, кто отвел глаза первым — проиграл, он «собака снизу», поэтому Шэн остался неподвижен.

— Вы и впрямь думаете, что это я учу их убивать без мысли и жалости? — рыкнул морлок. Вообще говоря, он просто сказал это, просто голоса морлоков спроектированы впечатляюще низкими.

Неверный ход, молча согласился Шэн. Проблема с морлоками и аморальностью христианской религии видна лишь тому, кого учили морали, сочувствию и так далее. Ближайшее к морали понятие для морлоков — послушание. Поэтому проповедники христианства бьют цель в лет: послушание они прекрасно понимают. Если любой человек для тебя превыше критики, кольми паче Бог.

Ну, отведет этот морлок глаза первым или нет? Всю жизнь его учили склоняться перед людьми, такая позиция и такой взгляд были непростительны, если направлены не на врага дома Рива. Молодняк суровейшим образом избивали, если детеныши случайно принимали такую позу по отношению к людям, а мысль о том, чтобы принять ее намеренно, даже не допускалась. Но офицеров готовили к таким противостояниям, их учили, что ни при каких обстоятельствах человек не может быть для морлока «собакой снизу». Любой другой туртан застрелил бы Порше на месте за одну только попытку смотреть в глаза.

— Так ты им не рассказываешь о Содоме и Гоморре, Иисусе Навине, Аморейцах и прочей боговдохновенной резне?

Морлок выпрямился во весь рост. Хороший трюк, чтобы прервать поединок в «гляделки» и при этом сохранить лицо обоих участников.

— Я морлок, а не дурак. Когда я впервые услышал проповедь, я даже понять не мог, что не так с Содомом и Гоморрой, не говоря уж об Иисусе наивном. Но сейчас я знаю, чему по-настоящему нужно учить.

Теперь настала очередь Шэна смеяться. Ну, он хотя бы не теолог. Но и не дурак, да. Шэн на собственной шкуре это познал, когда попытался дискутировать с Порше при младших. У этого парня прекрасно работала интуиция, а из логических ловушек он выскальзывал с простотой и Жанны д’Арк. У него был хороший учитель. Неужели тот подросток, которого гемы почитают святым?

— У меня мало времени, чтоб научить их любви, — продолжал морлок. — И так много вокруг людей, которые учат их ненависти. Если они переживут ваше воспитание и войну, пусть ломают головы над Писанием и этим, как его, теодицеем. Сколько угодно. Завтра будет завтра.

Шан скрипнул зубами. Да, если они переживут войну, если они все переживут эту войну — определенно делать юными морлокам будет нечего, кроме как ломать голову над «теодицеем». Неужели он не понимает, что следующее поколение обращенных гемов просто проглотит всю доктрину, не жуя? Ладно, не это важно…

— В одном ты прав: есть и другие. Они уже подозревают, что ты не фантазия молодняка, что ты существуешь. Много ли времени у них займет схватить и убить тебя?

Морлок пожал плечами.

— Вы творили нас не для долгой и счастливой жизни. Но я благодарен вам за ваше беспоойство.

— Да пошел ты со своей благодарностью! Просто не приходи больше, сделай такую милость! Ты не сломанный инструмент, ты пушка, сорвавшаяся с цепей: разрушаешь все вокруг, не замечая, что делаешь!

— Неправда ваша, сеу. Я точно знаю, что я разрушаю, — морлок развернулся и пошагал прочь через мост. В считанные секунды ветер, дождь и сумерки укрыли его.

Шэн проклял его, себя и весь мир.

Общее затруднение разрешил лорд Гус.

— В старые времена, когда человечество еще не вышло в космос и только осваивало океаны своей родной планеты, корабли вооружались баллистическими орудиями. Эти орудия стреляли каменными или металлическими снарядами, которые выбрасывались из ствола силой взрыва от горючей смеси. Поэтому у них была очень сильная отдача, много сильней, чем у нынешних электромагнитных орудий. Такая отдача нескольких десятков орудий сразу разрушила бы корпус корабля — ведь корабли тогда делались из дерева. Поэтому орудия ставили на колеса, а чтобы они не катались по всей палубе, приковывали их цепями с некоторым запасом. Пушка стреляла, откатывалась назад от отдачи, останавливалась благодаря цепям, а стрелки возвращали ее на место. Пушки делали из металла, цельнолитыми, весили они очень много, поэтому когда такая пушка во время боя или в шторм срывалась с цепей…

Рэй с трудом представлял себе эти старинные пушки — в голову все время лезли ТЭО десантных катеров. Самое тяжелое из них Рэй легко поднимал на руках — без зарядной части разумеется, а зарядная часть намертво вмонтирована в корпус, зачем ее приковывать? Но для того, чтоб понять майора Шэна, не обязательно воображать древние орудия — достаточно знать, что это были тяжелые дуры, которые крушили все на своем пути.

У Дика, видно, воображение работало получше. Он усмехнулся, глядя куда-то поверх голов:

— Как они все-таки нас боятся.

Потом взгляд его сосредоточился на Рэе.

— А что он за мужик вообще, этот майор Шэн?

— Аболиционист, — тщательно выговорил Рэй. — Он за освобождение гемов. Хороший человек, я его еще с той войны помню. Только он меня не помнит, мы же с лица все одинаковые.

— Его можно обратить?

— Никак нет. Он за Клятву и за то, чтобы гемов привести к Клятве, — Рэй фыркнул. — Потом. Когда-нибудь. Когда мы будем готовы.

— Нужно передать его контакты Рокс, такие люди нужны Салиму, — капитан достал из пачки сигарету и протянул Рэю. — Ты будешь?

Рэй никогда раньше не курил, но капитан ведь находит в этом что-то, и другие находят — почему бы не попробовать? Он взял сигарету, позволил Дику поджечь, втянул в себя дым.

Горько. Рэй закашлялся.

— Не надо сразу затягиваться, нужно дым сначала подержать во рту, а потом можно осторожно потянуть, когда слегка остынет, — Дик показал, как. — Этот Шэн прав. Тебе не нужно туда ходить.

Они сидели втроем на краю дамбы под навесом, за кухонным помещением. Дождь уже не стоял стеной, а моросил, в чеках бурлила вода, бегущая с гор, до посева оставалось еще несколько дней, пока дожди стихнут, а вода чуть сойдет, гемы бездельничали — то есть, готовили прошлогодние партии гаса к продаже: перебирали, сушили, перевязывали, не работа, а так, занятие. Из сушилки доносилось монотонное пение.

От дыма начала слега кружиться голова. Не так, как кружится от потери крови или резкого входа в невесомость. Странное ощущение. Почти приятное.

— Почему, сэнтио-сама?

— Это риск. Для них в первую очередь.

— Вы говорите прямо как Шэн.

— Я считаю, что он прав. Понимаешь, Рэй, раньше мне казалось важным обратить как можно больше гем-людей, а все остальное — риск, гибель их или моя — все побоку. Потому что жизнь их сама по себе ну настолько беспросветна, что ради Благой Вести, ради того, чтобы хоть кусочек ее прожить по-людски, стоит рискнуть головой.

— Но ведь так оно и есть, сэн… Дик, — Господи, только не это. Чтобы капитан сдался, чтобы капитан дрогнул — только не это! — Беспросветна их жизнь, и раннюю тяжелую смерть им все равно готовят, ведь Рива ждут войны, и этих детей бросят в огонь! Неужели дать им умирать, как умирали мы? Без надежды, без любви, без памяти? Что ты такое говоришь, как ты можешь просить меня оставить их?

— Да я не прошу оставить! Я прошу повременить, неужели так трудно? Ведь теперь есть Салим, есть люди, готовые нам помочь, в смысле — менять здешние законы, и это не последние люди, у них есть власть… Шнайдер хочет совершить свой Эбер, а гемов оставить здесь. Тут останутся и планетники, и им придется с гемами договариваться, а если будет война — то придется договариваться еще быстрее. И терять людей сейчас, когда просвет какой-то появился… Я же люблю вас, Рэй, и не хочу никого больше терять, Господи, я так устал терять…

Он привстал, смял окурок и бросил через дамбу. Маленький пенный водоворот подхватил его и унес куда-то в систему чеков. Дик опять присел на парапет. Парапет низкий, коленки капитана торчат высоко, и весь он похож в своем ношеном армейском на печальную лягушку. Рэй снова напомнил себе, что это по меркам морлоков он созревший воин, а по меркам людей — почти ребенок. Он устал, он согнулся под весом того, что на него свалилось, и глупо было ждать чего-то другого. Глупо спорить и возражать сейчас.

Рэй затянулся своей сигаретой. Он тянул в себя дым не так жадно, поэтому сигарета тлела медленней.

— Что, сначала гемов крестим, потом курить учим? — Шастар выглянул из дверей сушильни. — Правильной дорогой идете… Ты уже поговорил с ним?

Пока Рэй соображал, кому адресован вопрос, лорд Гус уже ответил:

— Нет… еще нет… Я как раз собирался.

— Ты уже второй день собираешься, — Шастар выдернул сигарету и сел радом с Диком. — Моя мать хочет замуж.

Дик посмотрел на Шастара. На лорда Гуса. Опять на Шастара. Опять на лорда Гуса.

— Поздравляю.

— Толку мне с твоих поздравлений, какой клан зарегистрирует этот брак?

— А… м-м-м… разве вавилоняне не смотрят на эти вещи… неформально?

— С тех пор, как матушка допетрила, что он сын доминатора, то есть, на наши деньги главы Дома, ей резко захотелось формальностей.

Дик видимо сдерживал улыбку.

— Да и я, признаться, неловко себя чувствую, живя во грехе, — проговорил лорд Гус, заламывая пальцы. — То есть, в намерении заключить брак должным образом, как только появится возможность. Но ведь она появилась, не так ли?

— По имперским законам, — медленно проговорил Дик. — Я все еще капитан. И я могу заключить брак. Правда, у меня сейчас нет капитанской печати, чтоб скрепить документ… И если мое капитанство что-то значит после того, как я ушел в бега…

— Это дом Рива, и капитанство значит здесь гораздо больше, чем в вашей зачуханной Империи. Раз тебя судили судом капитанов, значит, тебя признали капитаном, и твоя подпись так же хороша, как и печать. А касаемо твоих бегов, не бойся: если мы перед кем и будем сверкать этой подписью, так только перед имперцами.

Рэй усмехнулся про себя. Капитан, похоже, не понимал, насколько он встряхнул здешнее болото одним своим присутствием. Имперцы не просто у ворот — они уже здесь. И если матушка Геста Шастар выйдет замуж за брата доминатрисс, это наверняка поможет Шастарам не только сохранить собственность, но и получить сходу кое-какие привилегии.

Рэй не возражал даже про себя. Он видел от матушки Шастар много добра и желал ей только добра в ответ. Она без всякого вдохновения относилась к вендетте Шастара, но поддержала сына иприняла Рэя, а потом — Дика и лорда Гуса. И вовсе не потому, что Дик достал ей запасные схемы для трепально-чесального комбайна, а лорд Гус, кхм, скрасил одиночество. Просто она добрая женщина, и если может быть счастлива — то пусть будет, а если это ей даст еще и безопасность — тем лучше…

— Ну раз так, то я готов, — Дик встал. — Сейчас?

— Сейчас — я не готов, — лорд Гус зачем-то пригладил волосы и одернул робу.

— Ну пойди приготовься, мать хочет все обтяпать до ужина, чтоб отметить хоть как-то.

Но отметить как следует не получилось: лорд Гус очень плохо переносил алкоголь, Дик сказал, что не хочет пить, Шана сказала, что у нее болит голова, у госпожи Гесты были планы на ночь касаемо лорда Гуса, Шастар не стал напиваться в одиночку, Рэя же он не пригласил к столу, да Рэй и не стал бы пить, потому что у морлоков реакции на алкоголь бывают странные. Все ограничилось чинным произнесением брачных клятв, после чего Дик составил свидетельство о браке и скрепил его своей подписью как капитан «Паломника». Потом он раздал гем-слугам привезенные из порта Лагаш сладости и рассказывал всякие байки из жизни навегарес. Он дурачился, а Рэю было неспокойно, потому что Дик не дурачился без причины. Это, плохо, когда дети не дурачатся без причины, подумал Рэй, это никуда не годится.

Он хотел было отвести Дика в сторонку да поговорить, но тут мальчика перехватил Шастар. Они обменялись двумя-тремя фразами, не больше. Дик умел держать лицо, Шастар нет. Дик отошел и продолжал шутить со служанками, взяв в пальцы два леденца и изображая защитные очки, а Шастар еще несколько секунд стоял как пришибленный, а потом отошел к матери, схватил ее за рукав и увел куда-то в комнаты.

Рэй дождался, пока Дик выйдет покурить и вышел за ним.

— Что ты сказал ему?

— Кому?

— Шастару.

— Да уж не помню. Что-то сказал.

— Это было две минуты назад, и ты не помнишь?

— Да.

Рэй схватил его за плечо и резко развернул к себе лицом. Глаза Дика раскрылись в тарелку, губы сжались.

— Руки убрал, — тихо сказал он.

Рэй убрал руки.

— Я просто сказал ему, на всякий случай, что по имперским законам его дети не могут рассчитывать на право наследования доминиона, ни при каком раскладе. Доволен?

Рэй не мог ответить ни «да», ни «нет». Действительно, дети Шастара, если у него будут дети, не могут унаследовать доминион Мак-Интайров, потому что его унаследует маленький Джек.

— Что значит «ни при каком раскладе» — это в смысле, если Джек погибнет? — осторожно уточнил Рэй.

— Погибнет или останется жив — ни при каком.

И что, Шастар поволок матушку Гесту в уголок только чтобы поведать ей об этом? Да ей и в голову не пришла бы мысль попытаться отобрать у Джека доминион, она женщина простая.

— Вы думаете, Шастар мог бы…

— Люди черт знает на что способны, если на кону стоит достаточно много. Например, Доминион, целых две планеты… Ну, полторы, ладно…

— Поистине черт знает на что, — пробормотал Рэй. Они ведь собираются мстить Моро, ворваться рано или поздно в его манор, зажать его в угол и прикончить… Так легко будет в этой заварухе убить малыша и его мать «случайно» — опа, рука дрогнула, шальной импульс…

— В общем, я его предупредил, чтобы он не забрал лишнего в голову, — Дик немного виновато улыбнулся и вернулся к своей сигарете.

На две-три секунды Рэй поверил ему. Но память об ошеломленном лице Шастара не дала верить хотя бы мгновением дольше.

— Нет, сэнтио-сама. Вы «предупредили» его именно затем, чтобы он забрал кое-что в голову.

— Ты о чем, Рэй?

— Вы сказали, его дети не смогут наследовать. А дети лорда Гуса и матушки Шастар? Они ведь здоровые люди, еще не старые, лорд Гус так и вовсе с шедайинской кровью, до ста жить будет. Если он сделает ей ребенка, этот ребенок сможет унаследовать Доминион? И Джека не нужно убивать. Потому что он сын младшей сестры. А Доминион переходит к старшему. Леди Констанс только потому доминатрисс, что лорд Гус всем мозги запарафинил своим желанием пойти в монахи. Но теперь он не хочет больше в монахи. Он женат. Да, Шастар не унаследует Доминион, и его дети тоже — но быть приемным сыном доминатора и сводным братом следующего доминатора все равно нехудо, а?

— Я не понял, Рэй. Ты меня в чем-то обвиняешь? В чем? Это же фунния. Потому что мы приколочены к этой планете намертво, и только дурак сейчас будет делить несуществующее наследство. Я сказал это Шастару, чтобы уберечь Джека, точка.

Рэй покачал головой.

— Вы почти научились врать, сэнтио-сама. Если бы я не знал вас раньше, я бы ничего и не заметил.

— С каких пор мы на «вы»?

— С тех пор, как вы искушаете людей предательством.

— Что-о?

— Вы сами сказали: когда ставки по-настоящему высоки, люди способны черт знает на что. Когда Шастар по-настоящему поймет, что он сможет стать родичем Доминатора только если поможет нам выбраться с этой планеты — как долго он продержится перед искушением?

Дик нехорошо усмехнулся.

— Меня в тутошней школе учили, что никакие пытки не могут поколебать верность настоящего вавилонянина. Вот и посмотрим.

— А вы помните, что сказано про тех, кто соблазняет малых сих? Про камень и колодец?

— Шастар не «малый» он взрослый мужик, старше тебя, между прочим! Если он решит, что овчинка стоит выделки, так тому и быть: значит, ни хрена не стоит его Клятва. А нет так нет, но в любом случае он не тронет Джека.

— Речь не о нем, сэнтио-сама. Речь о вас. Вы человека толкаете погубить душу худшим из грехов.

— Так пусть не губит, он сам своей душе хозяин! Хотя даже не верит в нее!

— Но мы-то верим!

— Ну и что? Рэй, послушай, пойми, это шанс, который нам, может, и не выпадет больше. Я же совсем не знал, когда сюда ехал, что Лорд Гус так лихо за матушкой Шастар приударит, что она захочет аж замуж. Но раз уж так вышло, то по закону он все равно Доминатор, а не он — так его дети, потому что он старший сын. И почему этот шанс использовать нельзя?

— Вы говорите как… вавилонянин.

— Как меня за… задрали гребаные чистоплюи, и ты с ними вместе! Отлично! Прекрасно! Значит, вавилонянин! Они хотели синоби — они получат синоби! Я думал, хоть ты-то понимаешь, когда нужно чистоту блюсти, а когда дело делать! Но нет! Я вам всем чего-то должен, одним одно, другим другое, и всем так, что хоть разорвись! Да провалитесь вы! Провалитесь вы все к чертовой матери!

Он кинулся в комнаты с такой скоростью, что ударился плечами о створки двери, не успевшие раскрыться во всю ширину.

Рэй засмеялся.

Ветер надувал купола Шорана, обрывал и гнал по мостовым лепестки цветущих вишен, трепал подолы и шарфы. Лорел Шнайдер казалась после смерти меньше, чем была, Пауль Ройе — больше. И Пауля Бет оплакивала по-настоящему, не так, как Лорел.

Почетная гостья следовала за гробом в одном портшезе с наследником дома Огата и его матерью. Леди Карин ей понравилась даже больше, чем ее муж. В Северине Огата была резкость, которая часто выдает в мужчинах недостаток твердости. В Карин твердости хватало на двоих. По словам Рина, именно она возглавила дом Сога после переворота. Она и Максим Ройе.

Рыжие волосы Детонатора охватывала белая траурная повязка. Больше ничто не выдавало его принадлежности к сонму скорбящих. Он мог бы безучастностью поспорить с лежащим на катафалке братом. Бет знала, что у иных людей скорбь проявляется во внешнем оцепенении, да и дом Рива — не самое подходящее место для проявления глубины чувств. Дядя и бабушка показали ей тогда хороший урок самообладания. Но Максиму Ройе это слово даже как-то не шло: казалось, он присутствует не на похоронах брата, а на погребении какого-то престарелого родича, которые нужно как можно скорее отбыть, и все. Приглядевшись, Бет увидела, что его нос покрыт слоем грима, и даже сквозь этот слой просвечивает синяк.

Конечно же, ей, как представительнице тайсёгуна, выпало сказать надгробную речь. И конечно, каждое слово этой речи было предварительно взвешено и согласовано, а если бы она сбилась, Андреа подсказал бы ей через автосекретаря.

— Я совсем недолго знала мастера Ройе, — сказала она, положив цветы на грудь убитого. — Мы встречались всего один раз, когда он работал волонтером в киннанской клинике. Он подарил мне вот этот хирургический бот, и рассказал, как плохи дела с поставками медицинского оборудования. Я попыталась привлечь к этому внимание Государя, и выяснила, что состояние медицины на Картаго оставляет желать лучшего. Что Картаго слишком полагалась за галактические связи, поэтому не обзавелась до сих пор ни единым собственным учебным заведением для медиков, не считая закрытых клановых школ, дающих подготовку на уровне технического персонала. Это позор. Это такой же позор, как и обычаи кровной мести, из-за которых погиб прекрасный человек, как и рабство, и разделение между планетниками и хикоси. У меня в руках, кроме цветов, есть копия Государева указа об учреждении на базе Киннанской клиники Государевой Медицинской академии. Это лучшее подношение душе Пауля Ройе, которое я могу сделать от имени Солнца и своего.

Траурная процессия сдержанно аплодировала, когда Бет сворачивала копию Государевой грамоты, увешанную всеми положенными печатями, со всей юридической силой подлинника, и подкладывала футляр к цветам. С тихим жужжанием вокруг ее головы облетел камеработ. Бет специально для него сморгнула слезу с ресниц — ты же хотела жить на публику, хотела оплакивать настоящими слезами Зигфрида и Каварадосси? Желания сбываются.

Вавилонский этикет не предполагал целовать покойного в лоб, и Бет с облегчением отошла от груды заледеневшей плоти. Она знала, что по каким-то причинам тело Пауля продержали в рефрижераторе почти месяц, откладывая похороны. Поговаривали, что Детонатор поклялся похоронить брата вместе с его убийцами. Бет решила не уточнять, что означает это «вместе» — попросту «одновременно» или Детонатор буквально планировал сложить убийц в ногах Пауля, как Сариссу положили в ногах Лорел.

То ли слухи врали, то ли Детонатор отказался от своего намерения — головы исполнителей, запаянные во флексиглас, выставили на главной улице между городом и портом. Бет видела эту инсталляцию, когда глайдером ехала во дворец. А может, он счел простых исполнителей недостойными таких похорон, а с самими похоронами решил не слишком затягивать.

Когда она отошла от гроба, Детонатор пожал ей руку, и, повернувшись к публике и камерам, добавил:

— Я от всей души благодарен Государю за этот подарок, который мой брат оценил бы в полной мере, будь он жив…

Это что, сарказм? — удивилась Бет.

— Со своей стороны могу просить сеу Элисабет Шнайдер-Бон только об одном маленьком одолжении: спеть на погребальных играх в память Пауля.

Бет уже знала из его прощальной речи, что вслед за Северином Огатой он отменил гладиаторские бои морлоков на погребальных играх: дескать, брат был атеистом, и самый лучший посмертный дар, который можно ему сделать — не громоздить трупы над его трупом. Таким образом, погребальные игры состояли из борьбы сумо между добровольцами, театрального представления и выступления певцов и танцоров. По лицам его родителей Бет поняла, что они отнюдь не рады такому решению — видимо, по их мнению Пауль был достоин похорон по высшему разряду, чтобы «все как у людей». Но решения сына они не оспорили.

Вслед за Бет у гроба встал Анибале Огата. Поскольку он представлял здесь отца, от себя он не сказал ничего, а просто зачитал по планшетке то, что написал Северин. Речь, отменно составленную, подпортило робкое исполнение. Когда Анибале с матерью встали слева от гроба, пришла очередь доктора Чэна, затем военных сослуживцев Пауля, первых лиц клана и всех остальных. По счастью, чем «остальнее» были ораторы, тем короче они говорили. Наконец печальная церемония кончилась, гроб закрылся и шестеро мужчин перенесли его с гравитележки на кремационную площадку. Черные электроды казались алтарем какого-то адского божества. Бет зажмурилась, когда ударил первый разряд, но, оказалось, напрасно: силовое поле, накрывшее зону кремации, мгновенно потемнело до непрозрачности. Бет почувствовала, как напрягся рядом Анибале и незаметно пожала ему запястье.

В несколько секунд все кончилось: поле погасло, электроды, теперь зловеще-багровые, ушли в камень. На площадке осталась груда пепла, удивительно маленькая для такого крупного тела и такого массивного гроба. Остался последний акт этой мрачной пьесы: служители собрали прах воздушной струей в специальную торфяную корзинку, корзинку погрузили в лунку на аллее кладбищенского парка, и в ту же лунку высадили саженец вишни. Могильную плиту установили заранее. Похороны делюкс в представлении клана Сога.

Затем был маленький поминальный банкет в саду Дома Белой ветви, где цвели те же вишни. Гербовый цветок. Бет, по совету Рина, держалась поближе к семье Огата — а именно к Анибале.

— Скорее бы это кончилось, — пробормотал юноша, передавая Бет бокал фруктового напитка.

— Мрак, — согласилась Бет. — Хотя и лучше, чем мои последние похороны.

— Я другом, — Анибале обвел бокалом сад. — Сейчас все, как в тот вечер, только цветет вишня, а не слива. Мне все кажется, что вот-вот вломятся наемники.

Бет не сразу нашлась, что ответить.

— Но ведь то были наемники твоего отца…

— Они забыли представиться. Какой-то здоровяк швырнул меня лицом вниз и наступил коленом на спину, и я не знаю сколько ждал, что он выстрелит мне в затылок.

— Он прикрывал тебя.

— Ага, только я чуть не обделался, пока понял это.

Бет немного помолчала, потом сказала:

— Когда рейдеры захватили манор Нейгала, я думала, что мою приемную маму уже убили, а меня превратят в банк органов для моей генетической матери. На моих глазах женщина Нейгала покончила с собой. Добро пожаловать на Картаго.

— Если бы мама решила остаться со мной на Сунагиси, ее бы просто убили. Или планетники, за то, что спала с офицером Рива, или тот же Нейгал. Везде так. Нет мира, где было бы иначе.

— Есть, — твердо сказала Бет. — Или будет.

— Иногда ты очень умная, а иногда очень наивная. — Анибале немного помолчал. — Расскажи о штурме манора Нейгала.

— Зачем тебе?

— Ну… по правде говоря, это полковник Ольгерд хотел знать, как умер его друг.

— Не знаю я, как он умер. Нас спрятали в оружейной, в подвале. Потом погас свет. Потом пустили газ, все. Когда я очнулась, я не знала, что с кем случилось. Слышала, как мама уговаривает госпожу Кассандру не кончать с собой, и тут вырубилась. Думала, маму и Джека убили.

— Что значит «думала»? Разве их не убили?

Трепло! — Бет в ужасе прикусила язык.

— Убили, конечно. Только я не знаю, когда и как. Хочется думать, что они живы, например, в плену — вот я и говорю о них, как о живых. Все это… тяжело.

Только бы он принял это объяснение!

— Да, я знаю. Мой отец тоже был в плену. А куда могла пропасть корабельная казна «Паломника»?

— Не… пфффф!.. знаю, — от неожиданного вопроса Бет хватанула слишком большой глоток игристого вина, и газ пошел у нее носом. — Последний раз я видела ее у Рэя, он тащил кейс. Наверное, при штурме манора ее взяли рейдеры. Эй, а чего ты вдруг расспрашиваешь о ней? Тоже Ольгерд попросил?

— Нет, Ройе, — Анибале опустил лицо, и Бет показалось, что бронзовые щеки чуть потемнели. — Понимаешь, деньги с «Паломника» всплыли. Ими расплачивались убийцы Пауля.

Бет мгновенно восстановила логическую цепочку.

— Рейдеры, — сказала она. — Да, эти могли. Слушай, у вас хоть кто-нибудь разговаривает без двойного дна, задней мысли и кукиша в кармане?

Анибале улыбнулся.

— Маленькие дети и гемы.

— Одним словом, ты переживаешь, что наорал на него, как на гема?

— Да. Он еще засмеялся так…

Сильвер откинулась на кресле.

— Ты наорал на него, как на человека. Ты наконец-то признал его равным себе.

Дик вспыхнул.

— Я всегда считал его равным себе!

— Нет. Ты всегда знал, что как настоящий христианин, должен считать его равным себе. Но у тебя не получалось, Дик. Я видела, как ты относишься к гемам — бережно, с боязнью обидеть, с неизменной вежливостью…

— Скажите еще, что это плохо.

— Я психолог, Дик. Мое дело — факты, а не моральные оценки, испытание совести я оставляю священникам. Факты же таковы: ты относишься к гемам как к существам эмоционально и умственно незрелым. У тебя есть основания — гемам действительно не дают созреть умом и душой, их искусственно удерживают в состоянии вечных детей. Твои убеждения велят тебе относиться к ним как к равным, а здравый смысл говорит, что еще рано, что они не готовы взять на себя ответственность за свои жизни. Поэтому тебя разрывает конфликт. Он должен был прорваться. И он прорвался, по счастью, как раз с человеком взрослым, без скидок. Я думаю, он тебе простил.

— Самое главное, было бы из-за чего, — Дик повел плечами. — Ведь среди нас… Есть, одним словом, среди нас человек, способный сложить два и два и в имперских законах разбирающийся…

Дик не стал уточнять, что это, скорее всего, несколько человек: Шана точно доложит бабушке Ли, а уж та сообразит, от какого хвоста какое перо. И Шастара будут пасти в сотню глаз, а значит, нечего бояться, что он совершит предательство, вот что надо было сказать Рэю… Нет, стоп. Тогда ему пришлось бы сказать, что Шана — синоби, а это не нужно знать ему и не нужно Сильвер.

— Словом, получается, на ровном месте поцапались, и теперь он ушел в Лагаш, и я волнуюсь — не схватят ли там его.

— А раньше не волновался?

— Как оно раньше было, я вчера вам рассказывал. Беречься смысла не было, поймают — стало быть, поймают…

Неудобно, неловко под этим все понимающим, но прохладным взглядом. А надо, надо, обещал пройти терапию — значит, надо… Симатта ё! Хорошо еще, что она так прохладна, так… профессиональна. Немного больше человеческого участия — и он бы сломался, как тогда, на «Юрате».

— Иногда мне… почти хотелось, — признался он. — Ну, чтоб поймали. Чтоб все закончилось.

— Давай сосредоточимся на этом. На твоем стремлении к смерти.

Дик усмехнулся.

— Если бы вы вели такую жизнь, как я, разве вам хотелось бы жить?

Сильвер покачала головой.

— В прошлый раз ты говорил мне о своих отношениях с Таракихи Матэпараэ и с Элисабет, на «Паломнике». В обоих случаях ты проявил тягу к саморазрушению, и это было еще до того, как твоя жизнь сделалась такой, что стремление к смерти начало выглядеть рациональным. Но даже и сейчас оно только выглядит таковым. Инстинкт самосохранения — базовый инстинкт. Человек на самом глубинном уровне хочет жить, как бы ни была жизнь плоха. Он сопротивляется смерти, осознавая ее неизбежность, до конца. Если он стремится к смерти — значит, он надорван где-то очень глубоко внутри, далеко в прошлом. Я хочу, чтобы ты вспомнил свое прошлое, Дик. Чтобы ты вспомнил Сунагиси.

— Я много раз пытался, сударыня. Я не могу.

— Ты сможешь, — Сильвер сняла с шеи образок и взяла его за цепочку, слегка раскачивая. — Смотри на него. Не пытайся что-либо вспомнить, по возможности вообще ни о чем не думай — просто откинься в кресле, расслабься и следи за медальоном. Я буду медленно считать с десяти до одного. Когда я скажу «один», ты закроешь глаза и уснешь. Десять…

Когда она сказала «один», Дик был уже в трансе. Сильвер передвинула стул поближе к его креслу.

— Райан, — тихо позвала она. — Ран. Ты меня слышишь?

— Да.

— Сколько тебе лет, где ты находишься?

— Шестнадцать или что-то вроде. Я нахожусь в Пещерах Диса, в исследовательском центре Кордо.

— Хорошо. Тебе двенадцать лет. Где ты находишься сейчас?

— В Палао, в лечебнице.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне плохо.

— Тебя обидели?

— Нет. Они не могут обидеть меня. Но Таракихи сказал, что я злой. Что меня боятся все гемы, я бью всех, кроме них, а теперь вот и убивать начал. Но я же ради них. Я же только потому что… — он задохнулся на секунду, потом твердо сказал: — Людоедам нельзя владеть людьми. Людоеды не должны владеть людьми.

— Тебе десять лет. Где ты находишься? Что ты чувствуешь?

— Я на опреснительной станции Уэнуа. Только что родился Билли. Тете Кэдди тяжело, поэтому я готовлю завтрак и вожу Салли и Тома в школу.

— Ты любишь Салли и Тома? Билли?

— Да. Они хорошие. Я всех маленьких люблю, они хорошие.

— А тётю Кэдди — нет?

— …Она хочет, чтобы я называл ее «мамой», а дядю Лена — папой. Но я не могу. У меня есть мама и папа. Там, на небе.

— Ты часто о них думаешь?

— Нет. От этого мне плохо, от этого тошнит, а тетя Кэдди сердится, когда тошнит. Они просто есть.

— Хорошо. Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Ричард вдруг открыл глаза и серьезно, холодно посмотрел на Сильвер.

— Уважаемый коллега, — сказал он на безупречном астролате без всякого акцента. — Если вы пойдете дальше, вы должны быть уверены, что этот мальчик перенесет правду, которую я скрыл за блоком памяти. Если он вырос и возмужал, снимайте мою печать. Если он еще ребенок, лучше вам остановиться здесь. Десятая десантная манипула Синдэнгуми, штатный психотехник Киллиан.

— Снимаю печать, — твердо сказала Сильвер. — Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Дик снова закрыл глаза и тоненьким голосом проговорил:

— Не знаю. Здесь темно.

— Темно — потому что ночь?

Дик помотал головой.

— Ты под землей? — догадалась Сильвер.

— Да.

— Ты прячешься?

Дик снова закивал.

— Почему ты так тихо говоришь? Ты боишься?

Снова кивок, и доверительное:

— Если его не будить, он спит. А когда он спит, он молчит. И не заставляет есть.

— Он заставляет тебя есть?

— Чтобы выжить, надо есть. Я не могу, болит живот. Но он заставляет. Говорит, я должен выжить. Говорит, не надо смотреть, надо просто есть. Но я смотрю иногда. Если не смотреть — то вдруг это мама или папа?

Сильвер сжала зубы, выпрямилась на стуле, привычно отгораживаясь от ситуации профессией. Участие, не более того. Врач, исходящий кровью, ничем не поможет пациенту.

— Ран, прошло время, ты на корабле Синдэна. Что с ним случилось? С тем человеком, который заставлял тебя есть?

— Не знаю. Наверное, он все-таки не выжил.

— Ран, сейчас ты заснешь, и во сне будешь видеть часы. Сейчас они показывают десять минут пятого. Когда на часах будет пятнадцать минут пятого, ты проснешься. Ты будешь помнить все, о чем мы говорили.

Дик послушно обмяк, опустил подбородок на грудь. Сильвер побарабанила пальцами по спинке стула. Триста секунд на выработку стратегии разговора и всей последующей терапии. И на то, чтобы справиться с собственными эмоциями.

Ее не готовили к психологии экстремальных состояний. Предполагалось, что она будет улаживать конфликты в экипажах исследовательских судов и станций. Как и все, она получила базовый курс работы с посттравматикой и депрессиями. Базовый. Самый общий. Конкретно работать с детьми, которых пытались выкормить человечиной, ее не готовили. И даже опыт, полученный на войне и в Салимее, не очень годился.

Сильвер подавила раздражение в адрес психотехника Синдэна, который не придумал ничего умней, чем запечатать эти воспоминания и перебросить ответственность на неизвестного «уважаемого коллегу». Раздражение ничем не поможет. Мяч остановился здесь.

.. Он жил сейчас в доме Кордо на странном положении. Чтоб не провоцировать движение среди гемов, его поселили не на остановленном заводе, где была база Салима, и не в особняке Кордо, а в исследовательском центре. Для всех работников он был помощником эколога, тестирующим «рыбьих пастухов» и занимался написанием отчета. На самом деле Роксана поселила его там ради терапии — и чтобы составить компанию доктору Монтеро.

Увидев его после рейса, Сильвер отметила, что он хоть немного отъелся, а от Рокс узнала, что он еще и разбогател слегка. В Салим он приехал на собственном глайдере, набив багажник подарками. Оставшиеся деньги отдал Рокс, а на ее попытки возражать сказал, что иначе попробует послать их анонимным переводом, и если попадется — она будет виновата.

На этом все хорошее о нем, в общем, закончилось. Он приехал ради терапии, так как сам понял, что пришел край. Краснея и пряча глаза, рассказал о ссоре с Ройе и о том, как она едва не перешла в поножовщину. Скованные движения выдавали страх человека, несущего на себе неразряженную мину.

Терапию он проходил явно не в первый раз: выдавала несколько заезженная речь, когда он рассказывал о детстве, о людях, заменивших ему родителей. Не отрепетированная ложь, нет — привычная и оттого несколько истершаяся неполная правда. Гладкость формулировок, позволяющая не вникать в смысл произносимого.

Сильвер сразу заподозрила ментальный блок. Она не удивилась: есть вещи, которые детям ради сохранения рассудка лучше и не помнить. Чаще всего рассудок справляется сам, вытесняя кошмар в подсознание. Бывает, что помогает психотехник. Но это не значит, что кошмар исчез. Это значит, что он бегает по самым темным углам разума, как таракан по коммуникациям, и устраивает там короткие замыкания.

У Дика замкнул контур «если ты выжил такой ценой, ты должен изо всех сил оправдывать свое существование». В целом, обычный «синдром выжившего», если бы не… открывшая только что специфика родительской фигуры.

Кто-то тихо постучал в дверь. Сильвер ругнулась про себя: она же просила не беспокоить во время сеансов! Разве что какой-нибудь форс-мажор…

Она открыла дверь и увидела Роксану Кордо.

— В чем дело? — несколько холодней, чем собиралась, спросила Сильвер.

Рокс ухватила ее за руку и выдернула из комнаты.

— Беда, — прошептала она. — Выручай. Я не знаю, что делать, как ему сказать и говорить ли вообще.

— Что случилось?

— Это пришло на мой терминал только что, — Рокс щелкнула по сенсору браслета и направила воспроизводящий луч на стену.

Сильвер увидела маленького чернокожего мужчину в военной форме, наговаривающего, судя по ракурсу, на свой браслет.

— Уважаемая госпожа Кордо! Вы единственная, к кому я могу обратиться. Ваша семья богата и влиятельна, а вы занимаетесь спасением гемов от жестокого обращения. Значит, это ваш случай. Вчера на территории нашей тренировочной базы был схвачен беглый боевой морлок, называющий себя Порше Раэмоном. Он проповедовал молодняку христианство, и вы сами понимаете, чем это должно было кончиться. Коммандер Джагара подозревает, что Порше знает, где скрывается Ричард Суна, и желает получить эту информацию любо ценой. На морлоков не действует большинство наркотиков, а шлем вызовет мгновенную смерть, так что сами догадайтесь, какие методы к нему применяют. Я мало что могу сделать, большинство офицеров поддерживает коммандера. Поторопитесь, Порше долго не протянет.

Изображение схлопнулось и погасло.

— О, нет, — прошептала Сильвер. — Только не сейчас…

— То есть, не говорить ему?

— Не сейчас, — повторила Сильвер. — Используй все законные и полузаконные способы выцарапать оттуда Рэя. Уговаривай, угрожай, подкупай. Дику мы скажем, когда придет время противозаконных способов. Или… когда даже для них будет поздно.

Рокс вытаращила глаза. Да, милая, да, я могу быть расчетливой сукой не хуже любой вавилонянки. Мальчик мог поругаться с другом вдребезги, но за друга он отдаст жизнь, а его жизнь нужна всем нам — и картагосцам, и пленникам, и рабам, и свободным, и хикоси, и планетникам. Если Рэй избрал мученичество и если мы не успеем ничего сделать — значит, так тому и быть.

— Времени мало, — поторопила она девушку. Рокс кивнула и удалилась, на ходу требуя транспорт. Сильвер закрыла за ней дверь как раз вовремя: Дик пошевелился, зевнул и проснулся.

— Ох и дрянь же мне приснилась, — пробормотал он. Потом выпрямился и посмотрел прямо на Сильвер. — Или не приснилась?

— Не приснилась.

Дик посмотрел в потолок и сжал пальцы.

— Странно. Я ничего не чувствую. То есть, я испугался поначалу, но тут же подумал: это было очень давно, и… тот человек уже умер. А у меня такое чувство, будто какая-то беда творится сейчас.

Выходя из транса, он мог что-то слышать.

— Это Картаго, — Сильвер пожала плечами. — Здесь все время творится какая-то беда.

Рокс почему-то воображала коммандера Джагара мужчиной средних лет, похожим на дедушку. А это оказалась женщина средних лет, похожая на дедушку. Не лицом и не фигурой — дедушка был красив, как и все высокородные, а госпожа Джагара… наверное, в лучшие времена ее можно было бы назвать хорошенькой. Если бы не выражение лица, можно было бы сказать, что у нее заурядная внешность. Как, например, у матушки Ашеры. Но выражение злобного торжества способно изуродовать любое лицо.

Роксана Кордо прежде считала, что обладает достаточным жизненным опытом. Ей было двадцать два года, она побывала в свитских заложницах к Лорел Шнайдер, за ней ухаживал император, и ей хватило ума ухаживания отвергнуть, она сама подняла лабораторию и наладила разваливающееся производство, и наконец, ей приходилось по делам Салима иметь дело с разномастным чиновничеством. Но только при встрече с госпожой Джагара она поняла, что в ее жизненном опыте имеется существенная брешь: раньше она никогда не находилась во власти человека злобного и этой властью упивающегося.

То есть, во власти госпожи Джагара находилась не она, а Рэй, но она готова была на многое, чтобы Рэя отсюда вытащить, и госпожа Джагара это чувствовала. Девушка из высокородных, дочь главы клана, пришла к ней как просительница — и коммандер Джагара пыталась вытянуть из ситуации максимум.

Ей даже не пришло в голову отрицать, что морлок находится в карцере ее тренировочной базы.

— Да, он здесь. Зачем он вам?

— У меня есть информация, что он подвергается жестокому обращению.

— От кого информация?

— У меня свои источники. Могу я увидеть этого морлока?

— Можете, почему нет. Идите за мной.

Рокс покосилась на двух других офицеров, находившихся в кабинете — лейтенанта-порученца и капитана. Оба старались не смотреть ей в глаза. Коммандер Джагара могла послать с Рокс любого из них, но она не могла упустить случая показать все самой.

Роксана постаралась запомнить дорогу к карцеру — на случай «противозаконного способа». Потом подумала, что Дик наверняка отлично ее знает. По правде говоря, она сбилась: все заборы и бараки были такие одинаковые.

Проходя мимо морлоков, несущих караул, она спрашивала себя: что они думают сейчас? В карцере сидит тот, кто пришел бороться за их души. Пробудил он хоть кого-то? Она всматривалась в неподвижные лица — и не видела ответа.

— Не волнуйтесь, они хорошо выдрессированы, не бросятся, — усмехнулась коммандер. — Ну вот мы и пришли.

Карцер представлял собой клетку, сваренную из арматуры. Эстетикой явно пренебрегли в пользу крепости конструкции: местами косо, местами криво, обрезано везде как попало, но зато надежно сварено. Пирамида — самая устойчивая из конструкций.

В этой клетке даже Рокс не могла бы выпрямиться во весь рост. Что там — даже коммандер Джагара, на голову ниже, не смогла бы. Казалось невозможным, что двухметровый морлок может там поместиться.

Но он там был. Стоя на коленях — скованные руки вздернуты над головой, через наручники продета арматурина — он как-то вписался в эту перекошенную пирамиду. Голый. На промозглом весеннем ветру. Покрытые рубцами бока шевелились беззвучно, как жабры выдернутой на берег акулы. Кое-где сквозь красное проглядывало белое — обнажились ребра.

Рокс была не из тех, кого тошнит или валит в обморок при виде увечий. Основы бионики невозможно изучить без практической анатомии — вскрытия трупов животных и людей. Если госпожа Джагара ожидала, что Рокс в ужасе бросится прочь или обмякнет, то ей пришлось разочароваться.

— Несомненно, этот морлок подвергается неоправданно жестокому обращению, и согласно Императорскому указу я его забираю.

Рокс достала сканер, протянула руку в клетку и считала клеймо со лба Рэя. Госпожа Джагара ни словом, ни жестом не возразила, и только считав показания сканера, сеу Кордо поняла, какую только что сделала глупость.

— И кого же вы собираетесь забрать у меня имперским указом? Морлока, который по записям сдох то ли восемь лет назад, то ли на празднике Волны? Его нет. Не существует.

— Кого же вы в таком случае пытаете?

— Никого, — госпожа Джагара улыбнулась во весь рот. — Здесь никого нет. Прелестная ситуация, не правда ли?

Так. Законными методами, кажется, ничего не добиться. Перейдем к полузаконным.

Рокс оглянулась — нет ли поблизости кого из офицеров? Нет, охрана госпожи Джагара стояла чуть поодаль.

— В таком случае, — сказала Рокс, понизив голос, — Салим мог бы выкупить у вас этого «никого». По стандартной цене боевого морлока. Без лишней возни с документами.

— Вы мне что, взятку предлагаете?

— Простите, — Рокс вымучила улыбку, — но взяткой называется незаконная плата за услугу. А какую услугу вы можете оказать мне, если у вас… ничего? Плата за ничто не может быть взяткой.

— Богатенькая сучка, — не переставая усмехаться, проговорила коммандер. — Думаешь, любого можно купить?

Рокс проглотила оскорбление. Спокойно. Сейчас важнее всего — Рэй, а не твои чувства.

— Этого — можно, — она показала на клетку. — В конце концов, армия их покупает, а если кто-то из офицеров выходит в отставку и хочет прикупить подстарка, то и продает. Он в плохом состоянии, он не проходит ни по каким документам, и я не вижу причин за него держаться.

— А я вижу, — отозвалась коммандер. — Он знает, где Ричард Суна. И он мне скажет.

— Почему вы решили, что он знает?

— Потому что они появлялись здесь вместе, — сеу Джагара присела перед клеткой. — Он хи-и-итрая тварь. Знал, что его считают мертвым и не опровергал. Сам вырос здесь, так что знал все ходя и выходы. Глупый молодняк думал, он является сквозь стены. А этологи думали, что щенки сочиняют — подхватили мем от тех, кто побывал в городе. Если бы кос не нагадил, я бы тоже думала, что это мем. Но мемы не срут.

— Кос? — Роксана попыталась выглядеть удивленной.

— Да. Интересная зверюга, я ее помню еще с тех времен, когда она приблудилась в первый раз — ее пригрел коммандер Дарьял. При Андраде он погиб, зверушка потерялась. Теперь понятно, что прицепилась к этому, — госпожа Джагара кивнула на клетку и встала.

— А коса вы тоже держите в клетке?

— Нет, он у нас в вольере на тренировочной площадке. Животных, которые знают свое место, мы не наказываем.

— А я уж было подумала — вы и его собираетесь допрашивать насчет Суны, — Рокс уже с трудом подавляла гневную дрожь.

— Ну, давайте же, барышня, — рот и глаза коммандера Джагара составляли какую-то замкнутую систему: чем шире расползался рот, тем уже сходились глазки, не глаза а смотровые щели. — Покажите норов. Ударьте меня. Попробуйте. Я же вижу, как вам хочется. Как у вас все горит, когда вы смотрите на это мясо. Я знаю вашу породу, хреновы богатеи. Вы уже сейчас мостите имперцам дорогу. Вы хотите сберечь свои корабли, заводики, шахты, продав имперцам Шнайдера и всех нас. Вы уже готовитесь под них лечь, и для этого устраиваете свои приютики. Когда я узнала, что вы хотите встречи, я навела справки и быстренько раскусила, что вы за фрукт. Та что попробуйте меня ударить. Дайте мне повод. И я с удовольствием разобью вашу мордашку об эти прутья.

По правде говоря, Рокс очень хотелось попытать счастья. Коммандер Джагара явно недооценивала ее — а в семье Кордо физической подготовке детей уделяли не меньше внимания, чем умственному развитию. Роксану растили с мыслью, что она должна уметь постоять за себя, уметь защитить свою жизнь даже ценой чужой. Она была хорошим флордсманом — не такого уровня как Шнайдер или дедушка Баст или Дик, но хорошим. И сейчас она впервые в жизни была не просто готова — а хотела убить. Хотела сделать с коммандером Джагара именно то, что та с таким сладострастием описала: схватить за волосы и бить лицом об решетку до тех пор, пока кровь палача не смешается с кровью жертвы.

Она не боялась находившейся поблизости охраны или физической силы самой Джагара. Не обманывала себя: низенькая плотная женщина, оскалившаяся ей в лицо — боевой офицер с длинным послужным списком и богатым опытом, и победа, скорее всего, останется за ней, даже без помощи коллег. Но Рокс еще ни разу в жизни не подвергалась физическому унижению и не знала, что это такое, а боли она просто не боялась. Еще секунда — и она бы сорвалась.

И в этот момент Рэй поднял голову и сказал:

— Нападение гражданского лица на офицера в военное время карается смертью. Не делайте этого, сударыня. Пусть тот, кто хочет погибели, гибнет один.

— Надо же, заговорил, — госпожа Джагара сняла флорд, выдвинула на длину вакидзаси и, просунув руку в клетку, полоснула морлока вдоль ребер. — Ты говоришь, когда я приказываю. И о том, что мне нужно. Все остальное время ты держишь пасть закрытой. Кричать — разрешаю.

Но Рэй не кричал, он не издал даже стона. Рокс много раз слышала, что у морлоков завышенный болевой порог, но Рэю было больно, его шея напряглась, челюсти сжались. Коммандер Джагара проявляла чувства более непосредственно. Мимика обычного человека существенно богаче мимики морлока.

Рокс поняла, что есть только одна возможность прекратить это — и пошла прочь. Проходя мимо двух офицеров, она бросила:

— Неужели вам это нравится?

Один отвернулся, другой ответил:

— Скотина получает свое, — но смотрел при этом в сторону.

Рокс пересекла базу, пробежала через административный комплекс и отдала на пропускном пункте свой временный пропуск дежурному морлоку. Лицо морлока ничего не выражало.

Рокс открыла дверь карта и села рядом с водителем.

— Что скажете? — спросила она.

Кейл пожал плечами.

— Отдельно стоящая клетка — это хорошо. Она приварена к основе?

— Нет, вся конструкция держится под собственной тяжестью.

— Нам понадобится летательный аппарат средней грузоподъемности. Вам — алиби. Желательно такое, которое никто не посмеет оспорить.

— У вас есть варианты?

— В Лагаш через полтора часа прибудет прыжковый катер Элисабет Шнайдер-Бон. Если вы будете среди встречающих, и весь следующий день проведете с фрей Элисабет, кто-то что-то заподозрит, конечно, но ничего нельзя будет доказать.

Рокс задумалась.

— Тот глайдер, что у нас появился недавно, «Сириус-6», подойдет?

— Вполне.

Если одолжить у Дика машину, он не сможет убежать и наделать глупостей, даже если страшные известия дойдут до него по «гем-почте». А потом когда все кончится… так или иначе… он будет даже рад, что послужила именно его машина.

— Сколько времени нужно на подготовку?

— Как минимум восемь часов глайдер будет добираться сюда. И мы все равно должны будем действовать в темное время суток. Так что от десяти до двенадцати часов.

— Он может не выдержать.

— Это уже не зависит от нас.

Рокс молча согласилась. Нарушила молчание лишь затем, чтобы отдать приказ о перегоне в Лагаш «Сириуса».

Но этого мало. Десять-двенадцать часов — слишком долгий срок для человека, которого держат голым в клетке на холодном ветру и медленно режут на части.

Гнев Роксаны… нет, не угасал — но становился более рациональным, рабочим. Подстегивающим мысль.

Попробуем все-таки еще раз обдумать законные и полузаконные методы.

Будь это кто-либо еще, кроме Порше Раймона, Рокс, не колеблясь, предала бы деяния коммандера Джагара огласке. Среди армейской верхушки аболиционистов не было, но мелочный садизм встретили бы в штыки. Рокс не знала, что такое штыки — но воображение рисовало что-то вроде заостренной арматуры.

Проблема в том, что именно по поводу Рэя нельзя поднять шум. Рэй и в самом деле слишком много знает о Дике — и, в частности, знает, что Дик в Салиме. Ну, не в самом Салиме, в исследовательском центре — невелика разница, все равно хватит, чтоб закопать и семью Кордо, и все дело.

Есть ли другие способы? Коммандер Джагара, может, и неподкупна — но вряд ли безупречна. Шантаж? Неизвестно сколько времени займет поиск порочащих сведений. Выход на командование, прямой приказ сверху? Опять все упирается в то, что это Рэй Порше. Впрочем, есть один человек, который может подсказать что-то дельное.

Кейл высадил ее возле резиденции Кордо в Лагаше, и Рокс первым делом бросилась к терминалу — хотя ей уже порядком хотелось в туалет.

— Соедините меня с сеу Ройе, — сказала она, когда на экране появилось лицо секретаря из клана Сога.

— Прошу прощения, сеу Кордо, но сеу Ройе сейчас занят, и освободится не раньше, чем через сутки. Желаете что-то передать?

— Ничего, — Роксана отсоединилась. Посмотрела на часы — до прибытия катера Элисабет оставалось минут пятьдесят. Сходила ответить на зов природы, подумала еще немного и переоделась.

Поговорить с Элисабет? М-м, неважная идея. Бет — хорошая девушка, но слишком импульсивная, с нее станется побежать жаловаться Керету или дяде, а с дяди станется предварить свое появление на базе громами и молниями, которые коммандер Джагара истолкует правильно, и вовремя сунет весь состав преступления в дезинтеграционную камеру. А Рихард разведет руками и скажет «упс».

В конце концов, тяжелые крейсера можно вызвать и без помощи Бет, через отца. Нужно пойти на эту встречу, алиби есть алиби — но там может открыться еще какая-нибудь возможность, там будут не последние люди… И если что, Кейлу можно дать отбой.

— Вас желает видеть госпожа Ли, — прошептал в ухо автосекретарь. Рокс почувствовала в животе какую-то пустоту, как при переходе в невесомость. Ли — в смысле Аэша Ли? Сама? Ей-то чего надо?

При встрече с Аэшей Ли у Роксаны всегда возникало ощущение, что у нее какой-то непорядок в одежде или прическе, и Ли об этом знает, а сама она — нет.

Это ощущение возникло и сейчас, хотя Рокс была одета в безупречный деловой комбо, а госпожа Ли носила истертую плащ-накидку из гаса и какие-то сорок одежек под ней.

— Вы великолепны, сударыня, — ощущение, что в одежде что-то не в порядке, все равно никуда не пропало, и почему бы? — Никак собрались встречать катер нашей будущей императрицы?

— Угадали, — светски улыбнулась Рокс.

— Не подкинете ли старушку до глайдер-порта?

— Неужели главу синоби некому подкинуть до глайдер-порта?

— Да есть кому, но надо же как-то напроситься на разговор, — улыбка сеу Ли до ужаса напомнила улыбку коммандера Джагара. — Какие у вас планы на вечер?

— Поболтать с Бет, почистить зубы, лечь спать.

— А ваш валет будет в это время воровать морлока с базы? — по тону госпожи Ли можно было подумать, что она приценивается к тепличным томатам. — Бросьте, сеу Кордо, не стоит.

— Почему? — губы внезапно онемели, и кончик носа тоже, как на морозе.

— Потому что там будет ждать засада, наивное вы существо. Джагара не просто так пустила вас на базу и все вам показала, даже не обыскав, хотя догадывалась, что у вас будет «аргус». Он же у вас был? Ха! Клетка не приварена к основе, конвоя нет, и вы не поняли, что все это кричит о засаде?

Кейл понял бы, — подумала Рокс.

— Хорошо, что Кейл — разумный человек, — сказала Ли. — И ваши указания он выполнит ровно на разумную их половину: увести глайдер, чтоб не вводить юношу в искушение. Кстати, как долго вы намерены скрывать от него происходящее? Только не говорите «до утра», потому что освободить Порше к утру у вас не получится.

— Кейл — ваш человек? — только и смогла выдавить Рокс.

— Он ваш человек, и он разумный человек, поэтому не стал с вами спорить и выполнил единственную разумную часть вашего приказа, после чего связался с вашим отцом. А поскольку на кону стоит больше, чем жизнь одного морлока, заинтересовалась и я.

Ли села в кресло, закинула ногу за ногу, достала прибор для курения.

Рокс подумала, что ей бесполезно говорить «здесь не курят». Вместо этого она спросила:

— И что же стоит на кону?

Ли закурила.

— Вы связались с Ройе, вам сказали, что он занят — а вы знаете, чем?

— Откуда?

— Ну так я скажу, вы это все равно узнаете в ближайшие часы. Вместе со своими экополицейскими он выпотрошил поселок Аратта на континенте Гэнбу и, чтоб два раза не ходить, аннексировал клан Дусс.

— Какое отношение это имеет к Рэю?

— Самое непосредственное. Если месть Моссу Нейгалу за убийство Пауля Ройе совершенно законна, то аннексию клана Дусс нужно еще убедительно провести через Совет кланов. И вот здесь Ройе потребуется свидетель событий, случившихся в доме Нейгала. Причем Ричарда Суну он по понятным причинам привлечь не может.

— Свидетель… по какому вопросу? — не поняла Рокс. Убийство Нейгала было делом, конечно, гнусным, но разве не получил Моро на это дело Красную карту?

— От дочери Александра Кордо я ожидала большего, — Ли разочарованно опустила уголки губ. — Конечно же, по вопросу о незаконном удержании государевых пленников. Не делайте вид, что Суна не посвятил вас в это дело.

Государевых пленников? Рокс несколько секунд соображала, о ком идет речь, и Ли не вытерпела:

— Ну же. Леди Констанс Ван Вальден, ее сын и брат.

Нет, Суна не посвятил ее. Еще летом он был убежден, что его опекунша и ее родные мертвы, но с тех пор…

Все верно, сказала она себе, все правильно. Дик не знает, откуда может прийти опасность, поэтому должен быть осторожен даже с друзьями. Его тайны — это его тайны… маленький паршивец! Если бы он не разводил этих секретов — насколько проще была бы жизнь!

— А, так он ничего вам не сказал, — теперь Ли выглядела довольной. — Он быстро умнеет. Итак, Ройе понадобится надежный свидетель, а Суна по понятным причинам свидетельствовать не может, разве что его схватят и приведут на совет кланов в оковах. Но меня этот вариант не устраивает, и вас тоже. Зато напустить Ройе на коммандера Джагара, чтобы выцарапать у нее свидетеля — это было бы отменно хорошо.

— Свидетель, боюсь, не доживет до осуществления ваших великих планов, — Рокс ни секунды не потрудилась скрыть сарказм.

— Доживет. Морлоки выносливы, а коммандер Джагара хочет получить информацию о Суне. Кроме того, у него ведь есть заступник и в лагере — Гиллерт Шэн. И я полагаю, его терпение лопнет раньше всего.

— И вы предлагаете мне сидеть и ждать, что случится раньше — лопнет терпение Шэна, примчится Ройе или умрет Рэй?

— Нет, дитя мое, я вам объясняю, что вы носа не покажете за пределами этой резиденции, ни слова не скажете ни Элисабет, ни Суне, пока вся эта ситуация не разрешится так или иначе. Для всех нас, для всего дома Рива необходимо, чтобы клан Сога съел клан Дусс, и Кимера ничего не осталось, кроме как присоединиться к союзу. Который Кордо весьма укрепили бы, но это уж пусть решает ваш отец.

— И какое место в ваших планах занимает Дик?

— Существенное. Гемы составляют немалую часть населения планеты. Хотим мы этого или нет, они начнут осознавать себя силой, не сейчас так после прихода имперцев.

— Вот как?

— О, боги, я веду изменнические речи, мне конец, — Ли фыркнула. — Да всем понятно, что имперцы будут здесь рано или поздно. И нам нужны люди, которых им не захочется первым делом вздернуть. И нам нужно, чтобы доминатрисс Ван Вальден официально получила статус государевой пленницы. А это значит, что если нужно — я силой обеспечу ваше молчание и неподвижность.

Сколько ей, девяносто семь? И она угрожает молодой здоровой девице силой, и та, что характерно, ни секунды не сомневается, что старуха сдержит слово.

Итак, у нас большая игра, на кону в которой — будущее всего дома Рива. И чтобы не испортить эту игру, достаточно забыть на время об одном истерзанном морлоке.

Бесполезно спрашивать, знает ли Аэша, что с ним сделали. Она синоби. Она могла бы сделать то же самое своими руками, только с большим искусством и без остервенения.

— Вы так долго общались с Ричардом Суной и до сих пор не поняли смысл мученичества? — Ли прекрасно обходилась без реплик собеседника. Неужели я прозрачна? — с тоской подумала Рокс. Неужели родители не преуспели, обучая ее держать лицо?

— «Мученик» происходит от древнего ма́ртир, что означало «свидетель», — продолжала Ли. — Готовность переносить страдания и смело встречать смерть была знаком того, что человек созерцал Христа, самого первого мученика. Если Раэмон Порше хочет созерцать своего Бога — кто мы такие, чтобы мешать ему?

«Люди?» — Рокс не произнесла этого вслух. Это тоже относилось к тем словам, которые произносить бесполезно.

— Кто увел мой «Сириус»?!

Шана пожала плечами.

— Если увели, значит, надо. Ты же не думаешь, что сеу Кордо решила разжиться за твой счет?

— Я думаю, что меня тут держат за бустер: я должен сидеть в темноте и жрать дерьмо! Ведь что-то же случилось, и ты знаешь, что!

— Я знаю, но сказать не могу, это не моя тайна.

Дик глухо зарычал и ускорил ход. Шаги гулко отдавались под сводом частного глайдер-парка Кордо. Шана не собиралась за ним гнаться: хочет он или нет, а перед лифтовой шахтой остановится.

Дик остановился. Лифт здесь был не антигравитационный — подскочи и пари себе куда надо — а механический, по старинке. На заводах могло быть иначе, но дома Кордо предпочитали надежность.

Дик тронул сенсор вызова и развернулся к Шане.

— Это Рэй, да? Он таки попался?

— Я. Не. Могу. Тебе. Сказать.

— Вы что, серьезно думаете, что сможете удержать меня здесь, отобрав глайдер?

— Нет, лично я думаю, что с тебя станется пешком рвануть за девятьсот километров. Но замечу тебе, что ты в очередной раз рискнешь головой, потеряешь кучу времени и ничего не выиграешь. Хотя мог бы просто подождать два-три часа, получить всю информацию и действовать с открытыми глазами. Может, даже меньше.

Лифт прибыл. Дик шагнул на платформу.

— Три часа, — сказал он. — Хорошо. Я согласен.

Шастар вышел на связь меньше чем через два, с общественного комма.

— Ты можешь нарисоваться в глайдер-порту минут через сорок?

— Я, вообще-то, в Пещерах, — ответил Дик, решив, что он из Лагаша.

— Я тоже, — хохотнул Шастар. — Ты нужен, короче, до зарезу. У меня по расписанию прыжок в четыре тридцать семь. Чем меньше будешь болтать, тем верней успеешь. Ярус три, платформа семь.

— Я тебе говорила, — Шана развела руками. — Ну, чего теперь тормозишь? Ходу!

Спустившись до общественной трассы, они взяли карт и, едва не опоздав, прибыли в глайдер-порт на третий ярус, седьмая платформа, где Шастар ждал их, меряя площадку шагами и нервно поглядывая на часы.

— Мы идем штурмовать манор Лесана, — сказал он без вступлений. — Ты с нами?

— Мы — это кто? — удивился юноша.

— Ты, я, Ольгерд, — Шастар отогнул несколько пальцев. — Двое его людей и Ринальдо Огата.

— А Рэй?

— Пропал твой Рэй. Вместе с псиной своей пропал — не знаю, куда, но есть у меня пакостное чувство, что замели его.

— А чего такая спешка? — Дик не чувствовал радости от того, что наконец спасет леди Констанс и Джека, не чувствовал беспокойства за Рэя — ощущения бьются в череп откуда-то снаружи, а внутрь не проникают, как вода не может просочиться через зеро-ткань…

— Потому что времени нет! Ты с нами или не с нами, решай, мне нужно ехать.

— С вами, конечно.

— Тогда вались в катер, я по дороге все объясню. Эй, не так быстро, красавица!

— А я без него никуда, — нахально сказала Шана.

— Ты сдурела? Мы не на потрахушки едем.

— Она хороший стрелок, — мрачно сказал Дик. — Она сможет о себе позаботиться, а нам лишние руки не помешают.

— Ну ладно, — Шастар и в самом деле торопился, если счел, что взять Шану с собой будет проще, чем отговорить. — Оба в катер, живо!

Диспетчер уже объявлял окно для прыжка, сигнальные огни платформы переменили свет с желтого на зеленый. Дик в два прыжка взлетел по трапу.

— В общем, дело было так, — говорил Шастар минуту спустя, в то время как по ними стремительно уменьшалась «подкова» портовой секции Пещер. — Сижу я в Лагаше, никого не трогаю, жду груза из Ниппура. Прибывает груз, все чин чином, и тут из грузовика мне не контейнеры со стержнями волокут, а выскакивает вооруженный народ, и главный у них — твой рыжий приятель, Детонатор. Берут они меня под ручки и ставят перед фактом — теперь я пилот дома Сога, меня вместе с кораблем аннексировали в отместку за то, что Мосс Нейгал нанял убийц для Пауля Ройе. Ну что, Сога так Сога, значит, судьба такая, дальше что? А дальше вот что: Мосс Нейгал при допросе рассказал, что Морихэй Лесан утаил государевых пленников. И теперь он, Детонатор, намерен Лесана помножить на ноль и, пленников у него достав, государю предоставить. Только у него ко мне один вопрос: а не утаил ли я государева пленника тоже? Поскольку я знаю, что медикаментозный допрос мне Ройе обеспечит как нечего делать, я признаюсь: утаил. Только он мне теперь не просто пленник, а вроде как отчим. Это, говорит Детонатор, меня не парит: если ты хочешь, чтобы я тебя прикрыл, ты должен нам помочь. У меня, говорит, нет никаких прав ломиться сейчас в манор Лесана и никаких доказательств, что у него там пленники. Только слово Мосса Нейгала, который знает, что пленников Моро забрал живыми и не знает, что с ними вышло дальше. Ну, кроме нашей будущей государыни. Зато у меня такое право есть — я же объявил Лесану вендетту. А уж где я взял огневую мощь, на это закону плевать, так что огневую мощь Детонатор мне предоставит. С одним условием: мы вынесем Лесана в течение ближайших суток. Ну, что скажешь?

Дик посмотрел на Шану.

— Что после этого будет с имперскими пленниками?

— Да уж Ройе постарается, чтобы ничего страшного не было. Переговоры с Империей — единственная надежда всех, кто не собирается за Шнайдером в Эбер. И если Шнайдер не спятил — а он не спятил, иначе все твои давно уже отправились бы к праматерям — он их в обиду не даст.

— Наоборот, огласка будет только на пользу, — Шана потянулась. — Мы же все это обсуждали много раз.

— Да, — согласился Дик. Но за спиной Шастара показал Шане, что пересчитывает пальцы. «Заключил выгодную сделку с синоби? Проверь, все ли пальцы на месте», гласила картагоская поговорка.

Катер миновал точку апогея и пошел на снижение.

— В кузове под сиденьем лежит «берсерк», надень, — велел Шастар.

— А мне? — тут же вклинилась Шана.

— Рука в говне, — огрызнулся Шастар. — Посидишь в катере. Навязалась на голову без спроса, так веди себя тихо.

Облака свистели вверх, омывая бока прыжкового катера, а потом начала расти земля, расплылась, расплескалась по экранам…

Почему я ничего не чувствую? — удивился Дик. Я радоваться должен, что наконец-то они будут… ну, не свободны — но хотя бы в более достойных условиях. Бояться за них. Кто знает, что может случиться в драке. Но одно дело — бояться, что все обернется плохо, а другое — чувствовать себя так, будто уже все плохо…

— Здесь есть второй «Берсерк», Шана, — в ящике под сиденьем был и третий, но Шастар и сам без сопливых знает, что у него в ящиках. — Надевай.

— Ты чего тут командуешь?! — прикрикнул Шастар, но оторваться от управления, чтобы помешать девушке, он никак не мог. Дик легко справился со своим «берсерком» и начал помогать Шане с ее полуброней.

— Она что, полностью силовая? — девушка быстро разобралась, как подогнать размер. Роста они с Диком были одного, а вот в бедрах угадайте, кто шире. — С ума сойти. Первый же нож мой. Или твой.

— Значит, не нарывайся на нож, — буркнул Шастар. — Сказал же я тебе, сиди в катере.

— Она может мне понадобиться, — твердо сказал Дик.

— На кой шут? Так, пристегнулись, хорош болтать.

Последнее можно было не говорить — Шана и Дик пристегнулись, как только оба влезли в полуброню. Через несколько секунд катер стало трясти и мотать. Шторм баллов, самое меньшее, девять, подумал Дик. И пыльная буря, куда ж без нее. Какое барахло все-таки эти планеты, ну почему нельзя жить все время в пространстве?

Видимость, конечно же, никуда — Шастар посадил катер по приборам, «козлом» — большими скачками. Чуть кишки не вытряхнуло.

— О-оххх… — Шана отстегнулась и бросилась к санкабинке. Она и корабельную-то болтанку переносила неважно, а тут…

— Километра с два нужно будет пройти, — Шастар покинул кабину, откинул еще одно сиденье и достал защитные комплекты, себе и Дику.

— Ей тоже, — юноша показал на Шану.

— Послушай, не дури, она нам там ни к чему.

— Я синоби, остолоп! — Шана сняла со стены водяной патрубок, прополоскала рот, сплюнула в туалет. — Заткнись и дай мне защитку.

Глаза Шастара выпучились, как от декомпрессии.

— Ну что таращишься? Синоби не видал? — девушка взялась под бока.

— Она правду говорит. Дайте ей защитку.

Шастар без слов протянул Шане третий комплект. Проходя мимо него к люку, девушка не удержалась от колкости:

— У вас челюсть на полу лежит, подберите.

Шастар повернулся к Дику, но сочувствия не обрел:

— А я с ней все время.

Снаружи был ураган. Песок сшибал с ног, без маски не вздохнешь, без очков не раскроешь глаз. Как я ненавижу планеты, подумал Дик. Особенно эту планету. Твердая земля, ха! Земля, которую постоянно трясет, треплет, заливает. Хочу в Пространство. В Синдэн. Домой хочу. Господи, я хочу домой!

Состегнутые леером, они брели, ориентируясь по компасу. Земля и небо смешались, Дик потерял счет шагам и минутам — как вдруг Шастар буквально носом уперся в стену и, перебирая по ней руками, добрался до ворот, в которые чуть ли не упирался таран штурмовой машины.

Тут аппарель штурмового катера откинулась, и Дик увидел несколько фигур, которые прежде видел только в кошмарах, и лишь один раз наяву: четверо тяжелых пехотинцев в кидо, с «крыльями феникса» на шлемах.

Бессмертные.

Сердце забилось так, что в ушах зашумело. Один из слепых шлемов развернулся — юноша знал, что шлемы не слепы, просто забрало непрозрачно, если смотреть снаружи, но его все равно передернуло — и прозвучал усиленный динамиком голос:

— Шастар?!

Дик узнал голос полковника Ольгерта.

— Я его привез! — прокричал Шастар.

Ольгерт сделал знак рукой, и из люка вывели скованного силовым капканом человека. Шастар дернул Дика за леер: пошли. Одновременно со скованным и с Бессмертными они подошли к воротам.

— Ричард Суна, — сказал скованный, наклонившись к самому лицу Дика. — Наклонитесь сюда, к переговорнику, и скажите: хототогису.

Голосовой пароль — имя птицы. По преданию, когда хототогису поет, у нее кровь идет горлом. Какой дурак решил, что на звуковой пароль, сказанный голосом Дика, отзовутся системы безопасности? Впрочем, попытаться можно, попытка — не пытка, как любил говорить Вальдер.

Юноша приблизил лицо к раковине переговорника и отчетливо сказал:

— Хототогису.

И тут же услышал… отсутствие звука. Точнее, понял, что до сих пор к завываниям песчаной бури примешивалось ровное гудение силового поля, и вот теперь стихло.

Створки ворот поползли в стороны.

— Вперед, — сказал Шастар, удивленный не меньше Дика. Юноша достал флорд и активировал «берсерк». Шана откуда-то извлекла элегантный плоский игольник.

Бессмертные взяли их троих и скованного в «коробочку» и пошли через двор, готовые в любую минуту прикрыть группу огнем и силовыми полями своих кидо.

Манор Лесана очень походил на манор Нейгала, такая же «раковинная» конфигурация стен, предназначенных укрывать обитателей не столько от врага, сколько от непогоды. Что такое? Моро замыслил какую-то ловушку?

Их впустили в прихожую, зажегся свет.

Посреди прихожей стоял пожилой тэка, и рядом с ним — леди Констанс.

Дик задохнулся и сорвал маску. Бросившись навстречу друг другу, юноша и женщищина обнялись и на какое-то время застыли. Не было слов. Прошел почти год. Слов просто не было.

Потом леди Констанс сказала:

— Он забрал Джека.

Так и обошлось без штурма: ворота открылись, навстречу осадной группе вышел Эш Монтег и сообщил, что поместье и весь его гемский персонал, начиная с сегодняшнего утра, принадлежит Ричарду-Райану Суне (Йонои), вот дарственная. У господ, собравшихся тут с оружием, таким образом, имеется следующий выбор: штурмовать поместье и встретить сопротивление охранных систем и боевых морлоков, или доставить сюда Ричарда Суну и передать все ему без сопротивления. Если господа решат все-таки штурмовать манор, то пусть имеют в виду: маленький Джек Ван-Вальден взят Морихэем Лесаном в заложники и непременно погибнет, если кто-то попытается спуститься в лабиринт под домом и взять Лесана живым или мертвым.

Кто-то, кроме, опять же, Ричарда Суны. Его Лесан, напротив, настойчиво приглашает.

Ольгерд, Шастар и Ройе прикинули и решили, что если есть возможность обойтись без потерь, то лучше обойтись без них, потому что вскрыть систему обороны манора представлялось делом нелегким и небыстрым, потери наверняка будут, хотя бы и среди морлоков, а уж рисковать ребенком — дело и вовсе неприличное.

Оставались открытыми два вопроса: кто предупредил Лесана и где Суна?

Дик мрачно усмехнулся, вообразив себе эту сцену: двое мстителей и Ройе, каждый из которых знает, что все они общались с малолетним мятежником, и думает на двух других, что именно они знают, где он сейчас.

Шастар не знал, но у него был индекс Дика для экстренной связи и он знал, что Дик отправился в Пещеры. В чем и признался в конце концов.

— Дальнейшее ты знаешь, — подытожил Ройе.

— А что, нельзя было по дороге рассказать? — обернулся к Шастару Дик.

— Ситуация могла перемениться, — пояснил Ройе. Не хотелось тебя… обнадеживать зря.

— С ним есть связь?

— Да, — глядя поверх голов, сказала леди Констанс. — Он… разговаривает со мной… время от времени.

Дик взял ее за руку.

— Как он украл Джека?

— Нас чем-то отравили за завтраком. Дик уснул сразу, я — чуть позже.

— Я верну его.

Леди Констанс закрыла лицо рукой.

— Через какой терминал он выходит на связь?

— Я покажу, идем.

Она немного пополнела в плену, отметил юноша. Ну да, тут негде было вести активный образ жизни. Лорд Гус рассказывал, что Констанс взяла на себя чуть ли не все хозяйство манора после того, как Моро ускакал со своей «черной картой», а Монтег запил. Она изучила тиби и рынок Картаго, она вообще много изучала Картаго, и теперь ориентировалась, наверное, не хуже аборигена — она ведь тоже готовила побег.

— С лордом Гусом все в порядке, — сказал он, чтобы ободрить женщину.

— Я знаю. Я даже знаю, что он женился — мой новый родич не стал этого скрывать. Сюда.

Они вошли в просторную гостиную, где шестеро гемов — трое морлоков, две дзё и престарелый сёфу — преклонили перед ними колени.

— Я не ваш хозяин! — крикнул Дик. — Что бы Моро ни нацарапал в этой цидулке — я не ваш хозяин!

Спины не разогнулись.

— Черт с вами, — буркнул Дик, наклоняясь к терминалу. — Как выйти с ним на связь?

— Он сам выйдет, — над панелью вспыхнуло изображение черной маски в потоке алого света. Прорези глаз и рта тремя полумесяцами разъехались в улыбке. — Ты так раздался в плечах или у тебя доспех под костюмом?

— Угадай с трех раз, — по жилам покатилось что-то жгучее, раскаленное добела.

— Я могу просто попросить тебя раздеться. И я знаю, что ты выполнишь просьбу. Ради Джека. Правда?

— Покажи его мне. Я хочу убедиться, что с ним все в порядке.

— Изволь, — маска исчезла. Секунда две казалось, что над панелью просто темно, потом проступили очертания детского тела. Джек спал на пориферном коврике, Моро, видимо, поднес микрофон к его губам — из динамика донеслось ровное дыхание. Потом микрофон, видимо, сунули под рубашонку — Дик услышал биение сердца.

— Откуда нам знать, что это не запись, — сказал Ройе.

— Наш юный капитан спустится и подтвердит, — маска, занявшая место мальчика, улыбнулась притворно-любезно. — Итак, вы выполнили первое из моих условий, господа. Осталось выполнить второе: Дик спускается в лабиринт. Один. Напоминаю: там датчики тепла и движения. Если спускается больше одного человека, я убиваю мальчика без разговоров. Дик, ты волен взять какое угодно оружие и можешь не снимать брони. Мальчика я передам тебе с рук на руки, и мы разойдемся.

— Так просто? — подозрительно спросил юноша.

— Да, так просто. Вход в лабиринт укажет Плутон. Я жду тебя самое большее через полчаса. В противном случае Джек умрет.

— Я буду, — отозвался Дик, но Моро его, скорее всего, не услышал: луч погас, едва синоби закончил.

Юноша вздохнул.

— Кто из вас Плутон?

Пожилой сёфу шагнул вперед.

— Идем.

— Постой! — Ройе удержал Дика за плечо и надел на него обруч связи. — Он сказал, что ты должен быть один, но ничего не сказал о связи.

— Дик… — леди Констанс сглотнула.

— Все в порядке, миледи. Меня охраняют сорок тысяч ангелов. Я вернусь и верну Джека.

Леди Констанс обняла его и перекрестила.

— О чем это он? — спросил полковник Ольгерд, когда за юношей закрылась дверь.

— О погибших в Минато, — тихо сказала леди Констанс.

Ольгерд шевельнул подбородком. В доме повешенного не говорят о веревке — но в доме палача тоже бывают не рады о ней слышать.

— Может, надо было дать ему с собой что-то помощней флорда? — спросил он.

— Человек должен отправляться на дело с тем оружием, с которым хорошо управляется, — Ройе колдовал с настройками терминала. — Как он управляется флордом — видели мы все. Ах, зараза!

— Что такое?

Ройе занес кулак, но вовремя сменил цель: удери не по пульту терминала, а в стену над ним.

— Лесан перехватил управление.

— Он киборг, — бесстрастно проговорила леди Констанс.

— Я рассчитывал через обруч установить хотя бы их местоположение, — Ройе упал в кресло, оно жалобно скрипнуло.

— А что теперь? — спросила Шана.

— Теперь нам остается только положиться на сорок тысяч ангелов.

Дик не падал на подкашивающиеся колени только потому, что рядом был Плутон, и ронять себя перед старым слугой не хотелось. Пока они шли узкими коридорами вдоль световодов, то и дело раздвигая руками паучьи сети, было еще ничего, но когда Плутон показал коридор, тонущий в темноте, и сказал, что дальше Дик долен идти один, сделалось — хоть вой.

— Там все время прямо или повороты есть? — юноша понимал, что вопрос идиотский, он задал его просто чтобы услышать еще раз человеческий голос.

— Вам укажут путь, — Плутон сунул ему в руку пучок люминофоров. Дик надломил один и зашагал вперед.

С каждым шагом он все больше понимал, какой пустой бравадой были слова, сказанные им леди Констанс, а внутренняя сволочь нашептывала: куда им охранить тебя, они и себя-то не смогли. Здесь все еще хватало паутины — паукам же не объяснишь, что сети можно плести только в специально отведенных местах — и казалось, что призрачные руки трогают за волосы и касаются лица. Дик попробовал читать про себя псалмы — «Господи, как умножились враги мои!» — но быстро сбился, запутавшись во втором, четвертом и пятом. Он начал литанию к блаженной Садако, но тоже сбился и вдруг понял, что не молился очень, очень давно. Он попробовал вызвать терминал и поговорить с леди Констанс или Ройе — но обруч связи молчал. Моро не настаивал на том, чтобы Дик явился без оружия, без связи и без доспеха — видимо, потому, что с доспехом и оружием рассчитывал справиться так же легко, как и со связью.

Когда дорога раздвоилась, Дик остановился и громко спросил:

— Ну, и теперь куда?

Чтобы не закричать, когда впереди снова показалась маска в луче красного света, ему потребовалось хорошее усилие воли. Спокойно. Моро всего лишь перехватил контроль над визором.

— Направо, — сказала маска. — Как тебе твои новые владения, Дик?

Поддерживать разговор не хотелось, но Джек в руках Моро и Моро диктует условия. Сейчас бунтовать по мелочам нет смысла.

— Если это шутка, то я не понял юмора.

— Никаких шуток. Твой приятель Ройе разве не сказал тебе, что наше законодательство практически состоит из дыр? То, что ты преступник в розыске, не мешает тебе владеть собственностью. Хотя… мешает ею пользоваться. Налево.

— Зачем ты меня вызвал?

— Чтобы ввести во владение этим имением и еще кое-чем. Ты наверняка заметил господ на катерах у входа. Они пришли меня убивать, а смерть сделала бы составление завещания весьма замысловатым трюком. Опять налево. Понимаешь, обычно происходит так: сначала составление завещания, потом смерть. Можно был бы попробовать наоборот, я уже умирал один раз, но сейчас мне не дали времени подготовиться. По этому коридору до тупика.

— Зачем было ждать так долго? — болтай, болтай, пусть у Моро не будет времени думать и просчитывать ходы. Хотя он, наверное, и так все просчитал заранее, а времени не будет у тебя. — Зачем было тратить время на всю эту фуннию — пытки, казни, промывание мозгов? Мог бы сразу отписать мне этот особнячок. Тупик.

— Пошарь над головой, найдешь скобу-зацепку для рук. На стене есть две зацепки для ног.

Дик нашел скобу, взял люминофор в зубы, подтянулся на руках. Маска уже ждала на втором горизонте.

— Ты в отличной форме, капитан. Пауль Ройе был хирургом… от Бога.

— Теперь ты веришь в Бога? — Дик осмотрелся.

— Я никогда не переставал. Если в Него не верить, то кого ненавидеть? Видишь базальтовую колонну с наплывами? Обойди ее слева и сверни в первый же коридор. Отвечая на твой предыдущий вопрос: ни ты, ни я не были готовы. Дело не в особнячке, его все равно придется надолго покинуть. Дело в том, что ждет тебя впереди. Это сокровище, но я не был готов расстаться с ним, а ты — принять. Один вкус на губах, если ты понимаешь, о чем я. У нас не было одного вкуса на губах. Береги голову, потолок сейчас резко пойдет вниз.

— А сейчас он один? Вкус?

— Да. Вкус полной, бесповоротной потери. И ты, и я потеряли всех, кто у нас был.

Дик почувствовал во рту наплыв соленой тягучей влаги — предвестие рвоты. Если он убьет Джека… Если ради этого «одного вкуса на губах» он убьет Джека…

— Спокойней, мой капитан. Я не трону мальчика. Я не это имел в виду. А то, что ты терял его однажды и потеряешь снова. Потому что наша безупречная леди Констанс тебя не простит. Когда пройдет эйфория по поводу того, что ты жив и здоров — она не простит тебя. Твое сердце внушает мне опасения, сядь, отдышись.

В низком коридоре Дик и так передвигался чуть ли не на четвереньках.

— Мой обруч и биометрию считывает?

— Да, Детонатор сделал мне царский подарок. Замечательный он человек, Детонатор, но временами глупый. Рассчитывать, что я не перехвачу каналы связи…

— А если он рассчитывал, что ты перехватишь? — коридор раздался вширь и перестал быть коридором. Дик сел на пол. Люминофор почти сдох, и юноша надломил новый. Надо было сделать это раньше, но сбивала с толку колонна призрачного света, в которой маячила маска.

Это был зал, если только бывают залы с потолком на уровне метр двадцать.

— Следуй за трещиной в потолке, — сказал маска. — Дойди до того места, где можно будет выпрямиться в полный рост. Оглядись и увидишь еще скобы.

Дик последовал указаниям. Хитро. Не зная заранее, где эти скобы вбиты, в жизни не догадаешься их там искать. Юноша начал подъем.

— Здесь метра четыре, — сообщила маска, вися за левым плечом. Надо признаться, что это известие обрадовало, потому что край разлома терялся в темноте, и подъем казался бесконечным.

— Ты почти на месте, капитан, — подбодрила маска. — Еще двести шагов вниз вдоль разлома — и мы встретимся.

Двести шагов вдоль разлома Дик прошел, обнажив флорд на длину танто.

Но в конце пути на каменном карнизе ждал не Моро. Там ждала стременная петля на конце троса, уходящего вверх, к слабому источнику голубоватого света. В полутора метрах над петлей крепился жюмар — как раз, чтобы установить одну ногу и взяться одной рукой.

Дик вступил в петлю правой ногой и взялся за жюмар левой рукой, продолжая держать флорд наизготовку, хотя и понимая: все время подъема он полностью в руках того, кто там, наверху, выбирает лебедку…

Ему повезло: наверх он вышел так, что сразу же оказался лицом к лицу с Моро и ткнул ему под горло флорд.

— Полегче, капитан, — синоби усмехнулся. — А если я с перепугу отпущу лебедку?

Дик посмотрел вниз. Под ногами сомкнулся створ люка.

— Где Джек?

— Там, — Моро показал рукой. — Мягкий свет с постепенным наращиванием интенсивности.

По помещению разлился мягкий свет. Моро мог ослепить Дика после темноты туннеля, рискнуть и обезоружить — но не сделал этого. Юноша опустил флорд.

— Идем, — синоби развернулся к нему спиной без всяких предосторожностей. Наверное, здесь ему и не нужны были предосторожности. Это же его… его корабль.

— Корабль Шмуэля Даллета? — спросил Дик.

— Теперь мой. Даллет был позером и дураком, он не стоил такого сокровища.

— Мне не нужен корабль. Мне нужен Джек.

Моро оглянулся, потом развернулся.

— И куда ты его поведешь? Обратно по темным коридорам, в добрые руки синоби? Ты веришь Ли?

— Больше, чем тебе.

— Напрасно. Ли на тебя плевать, мне — нет.

— Да, ты хочешь меня поглотить, она нет. Она всего лишь параноидная тетка с манией контроля, а ты псих, одержимый идеей невротического слияния. Точнее, ты десятилетка, с мозгами искусственно заторможенными на уровне полутора лет и отформатированными под старого синоби. Поэтому Ли я верю больше, чем тебе.

— Я смотрю, ты не терял даром времени с госпожой Сильвер.

— У меня его мало, я не могу терять его даром. Где Джек?

— Здесь, — Моро коснулся рукой стены.

Стена расступилась как вода, открывая безмятежное лицо спящего мальчика.

— Джек! — юноша коснулся детского лба, но мальчик не проснулся, на раскрыл глаз.

— Он в нейростазисе, как под шлемом, — пояснил Моро. — Не выношу детского плача.

— Освободи его.

— Не хочу, — Моро вновь провел по стене рукой, и лицо Джека снова скрылось под… чем? Что это за материал? Дик попытался пронзить его пальцами, но там, где стена только что легко разомкнулась, теперь она была упругой, как плотный человеческий мускул.

— С Джеком все будет в порядке, он провел так уже несколько часов и может провести, если с кораблем ничего не случится, несколько лет. А если случится, Сабатон выведет мальчика из нейростазиса, верно?

— Так точно, — отозвался бесполый голос.

— Отпусти Джека, — Дик привычно взнуздывал пробуждающийся гнев. Моро находится в своем корабле и может считать себя хозяином положения, но на то, чтоб выпустить ему кишки, нужна доля секунды — посмотрим, что успеет этот хваленый Сабатон.

— Ну убьешь ты меня, — Моро поднял руки. — Думаешь, Сабатон выпустит мальчика? Нет, сейчас он слушается только моих приказов. Убей меня — и Джек останется здесь замурованным… я не люблю слово «навсегда», так что переформулирую: до конца своих дней. У тебя есть только один выход: проследовать за мной в рубку, лечь в интеграционное кресло и получить контроль над Сабатоном и кораблем. После чего ты выпустишь Джека и отправишься с ним… куда пожелаешь. И я настоятельно рекомендую — домой.

— А что будет с тобой?

— Ты меня убьешь.

Вот так и продают душу дьяволу, понял Дик. Вот так это и с ним самим, наверное, произошло. Не тогда, когда сломленный пленник согласился служить пленителям и даже полюбил одного из них. И даже не тогда, когда любимый погиб. А когда друзьям понадобилась помощь, отчаянно понадобилась — но искалеченное тело ничем не могло им помочь. А путь к спасению лежал через маленького клона.

Вот так Лесан и погиб.

— Не сопротивляйся, — Моро откинулся назад, и его тело тут же подхватил выросший прямо из пола протуберанец, трансформировался в удобное ложе. — Ты уже понимаешь, что я предлагаю лучший выход. Решение всех проблем одним махом. Берешь Джека, летишь прямо к лорду Якобу, подносишь ему Картаго на блюдечке. Заключаешь договор, который будет выгоден твоим приятелям-планетникам, Шнайдер поднимает зад и летит с Крылом к Инаре, Остальные получают оккупационный режим и доступ к галактическим рынкам. Никто в Империи не посмеет вякнуть о дезинтеграции дома Рива после того как ты, мученик Сунагиси, получишь у Императора прощение для них. Я предлагал тебе это раньше, но понял, что придется тебя заставить.

— Если ты надумал предать Рива, — глухо проговорил Дик, — то почему так поздно?

— Это не я надумал их предать, — рот Мориты на миг расплылся. — Это они меня предали. Золотой наш мальчик Шнайдер ни словом не возразил, когда мне вручили Черную Карту. И ни словом не возразил вчера, когда меня объявили вне закона и сказали Шастару и компании этих нелепых мстителей «ату!».

— Но кто-то же тебя предупредил.

Моро пожал плечами.

— Керет. Хороший мальчик, правда? Мне даже жаль, что фрей Элисабет достанется ему. Он не заслужил.

Дик лишь несколько секунд спустя сообразил, что он говорит об Императоре.

Голос появился тоже не сразу.

— Веди. Где там твоя… рубка или что там?

— Пока я император и Солнце Вавилона, вы не будете на меня орать!

Бет испытывала двойственные чувства: с одной стороны, ей хотелось аплодировать Керету, который наконец-то решился напомнить дяде, кто тут император. С другой стороны, дядя имел все основания на Керета наорать: тот предупредил Моро, что за его головой отправились. И страшно даже подумать, что может сделать чокнутый синоби с заложниками, чтобы избежать обвинения в удержании государевых пленников. Бросит тела в дезинтегратор и руками разведет: какие такие пленники? Не знаю никаких пленников.

Страх за маму и Джека перевесил: Бет приняла сторону дяди.

— Я прошу прощения у Государя за свою несдержанность, — теперь тон Шнайдера был так сух, что, казалось, царапал горло. — Но мне было не легче принять это решение, чем вам о нем услышать. И без веских причин я бы его никогда не принял.

— Это вам они кажутся вескими. Вам, а не мне. То, что от него сбежал пленник — ничего не значащая мелочь! Пленнику все равно некуда бежать, он все равно не смог бы улететь с Картаго!

— Ошибаетесь, Государь, — как у него получается произносить слово «Государь» с большой буквы? — Если бы не бдительность синоби, лорд Мак-Интайр очень быстро покинул бы планету. Собственно говоря, пилот был первым человеком, с кем он установил контакт.

— Тогда почему вы предлагаете казнить Лесана, а не предателя?

— Потому что пилот нас пока не предавал, и теперь уже не предаст, его контролируют и синоби, и Сога. А вот Лесан не убил того, кого ему было поручено убить.

— Ли дала ему это поручение, прекрасно зная, что он не сможет, чтобы погубить его!

— И, тем не менее, он поручения не выполнил. Не ликвидировал убийцу Лорел.

— Как ты смеешь попрекать его этим? — Керет подался вперед. — Ты сам хотел помиловать убийцу Лорел! Ты искал поводы к этому, хотя моя воля была высказана ясно. И теперь ты утверждаешь приговор Лесану?

— Да.

— Ты лицемер.

— Лицемерие — дань, которую все мы платим приличиям. Но раз на то пошло, конвертацию этого пилота запорол тоже Лесан.

— Он был твоим другом!

— Поэтому я счел, что смерть от руки кровников Нейгала будет гораздо лучшим выходом из положения, чем казнь за предательство.

— Которого он еще не совершил!

— Которое он может совершить в любую минуту. Его корабль даст фору любому из наших курьеров и левиафаннеров, а крупные суда сильно отстают от него по маневренности. Это если его вообще удастся засечь при подъеме с планеты. Вы понимаете, что, спасая одного человека, поставили под угрозу весь дом Рива?

— Этот человек спас меня! Я обязан ему, самое меньшее, жизнью.

— Этот человек может быть уже на пути в Империю.

Керет покосился в сторону Бет.

— Моя невеста может быть этому только рада.

— Уверяю вас, она не рада.

— Да неужели?

Бет скрестила руки на груди.

— Ты и так император, — сказала она. — Не понимаю, зачем тебе претендовать еще и на звание «Сволочь года».

Керет открыл рот.

Керет закрыл рот.

Керет молча показал ей на дверь.

— Никуда я не пойду, — Бет подбоченилась. — Это дворец тайсёгуна, а значит — мой дом. А за порогом своего дома каждый сам император. Это хорошо, что ты решил отрастить позвоночник, но почему за счет ма… леди Ван-Вальден и Джека?

Керет ссутулился в кресле.

— Ты не понимаешь. Тайсёгун мог отдавать приказы, но я помню, кто прикрывал меня собой, и когда огонь поглотил его… Если бы не его — меня… И я не чувствую ничего, когда вы говорите о людях и кораблях дома Рива. И тем более — о каких-то имперцах. Я принимал его таким, каким он стал ради меня — и мне не было страшно. Это тело… он завел себе ради вас. Чтобы слиться с толпой имперцев, чтобы найти тебя, Эльза… Он знал, каков риск — каждый пятый сходит с ума. И пошел на это, потому что Лорел просила его. Потому что остальные синоби отказались. Аэша считала весь проект Альберты чепухой, Аэша… вы думаете, я не понимал, что для вас важнее всего — женить меня на Бет и управлять через нее? Почему вы должны были получить то, что хотели Кимера, Кордо, Вара? Аэша не хотела укреплять ваш клан за счет других. Не хотела ссориться с Советом. А Лесану было наплевать, он отправился в поиск. Это ради вас он пошел на риск безумия. А теперь, когда он все-таки обезумел — вы хотите выбросить его.

— Ты помнишь, когда вы казнили Дика, ты рассказывал мне о необходимости жертвы? — Бет стиснула кулаки. — Пришло время ответить за сказанное.

— Твой Дик жив и неплохо себя чувствует! — Керет ударил ладонями по столешнице. — Это несправедливо. Несправедливо…

Дику было совсем не до того, чтобы анализировать свои чувства — иначе он удивился бы, как скоро перешел от смертного ужаса к настроению, испытанному прежде только раз в жизни — а потом обратно к смертному ужасу.

Когда закончился первый его рейд на «Паломнике», и Дик спустился на поверхность Санта-Клары, держа в руках сумму, равную примерно годовому размеру социальных выплат на ребенка его лет, он первым делом, вестимо, кинулся в магазин игр и игрушек, благо в таком развитом мире, как Санта-Клара, ближайший к космопорту магазин такого рода занимал целый квартал. Дик провел в этом магазине час, первую половину — в неописуемом восторге, вторую — с возрастающим чувством горькой досады от того, что, имея возможность утащить из этой пещеры сокровищ больше собственного веса игрушек, некогда желанных и недоступных, теперь он должен вести себя как взрослый. Вернешься на корабль, нагруженный мобильными фигурками, набором гоночных глайдеров и моби-кадзари с «Кидо сэнси Галахад» — засмеют. Так что Дик прикупил тогда только планшетник поновее, да несколько патронов со свежими выпусками динамэ, и уныло поплелся в отель, досадуя на конец детства.

Сейчас он не вспомнил тот день, вспомнил только, что уже испытывал это: восторг, захлебывающийся и тонущий в досаде. «Сабатон» был… даже слово «сокровище» казалось обидным преуменьшением. Дик никогда и не слышал ни о чем подобном — так, легенды хикоси, треп в кубрике, но даже в самых смелых фантазиях никто не доходил до такого!

«Это как прикосновение к божеству» — сказал Моро. — «Разве нет?»

Где ты раньше был со своим божеством…

И главное — у Моро все бы получилось, наверное. Поддался бы Дик искушению Потому что это неописуемо — ощущать корабль как собственное тело. По сравнению с этим обычное управление — как искусственные ноги вместо своих.

И все бы вышло как Моро хотел, если бы Дик на радостях не решил нырнуть еще и в инфосферу планеты, которую тоже чувствовал как… ну вот словно ты в большом зале, где собрались и говорят сразу много-много людей, а ты по своей воле можешь слышать только о том, о чем хочешь…

Дик попробовал услышать что-нибудь о себе, и тут…

— Теперь Сабатон настроен на меня? — спросил он, выбираясь из пилотского модуля.

— Полностью.

— Если я прикажу убить тебя — он это сделает?

— Легко. Собственно, я больше не нужен, Сабатон сам обучит тебя всему.

— Схватить этого человека, — скомандовал Дик.

Он ожидал чего-то вроде срывающихся с потолка щупалец, но Сабатон действовал куда проще и эффективнее: пол под ногами Моро расплылся лужей, синоби провалился по самые плечи, после чего пол снова мгновенно затвердел.

— Какую степень ограничения свободы желаете задать? — поинтересовался бесполый голос голема.

— Высшую.

Моро ушел в пол с головой. Он смеялся, пока поверхность не сомкнулась.

— Он ведь будет жив, так? — уточнил Дик.

— Жив и погружен в нейростазис.

— Отлично. Медленно выведи из нейростазиса второго пленника, Джека.

— Слушаюсь.

Дик помчался назад по коридору, к тому месту, где ему показали Джека, но голос Сабатона опередил:

— В этом нет необходимости. Пленник Джек сейчас будет доставлен сюда.

Стены сделались прозрачными, и юноша увидел, как внутри перемещается что-то вроде пузыря. Пузырь выдулся из стены и лопнул, полусонный Джек упал Дику на руки.

Мальчик провел ладошкой по лицу Дика и сказал:

— Я знал, что ты придешь.

— Ты вырос, Джеки-тян, — юноша прижал его к себе, поднял. — Ты стал такой тяжелый.

— Где мы? — мальчик оглядывался по сторонам.

В самом деле, внутри Сабатон выглядел необычно. Дик понятия не имел, с чем это сравнить. Из того, что он видел, ближе всего казались биониксы в доме Кордо: словно ты в животе одного из них. Все, что он смог сказать:

— В корабле.

— Это твой корабль?

— Теперь вроде как да, — юноша поудобнее устроил Джека на руках.

— Мы полетим на нем домой?

Дик на секунду крепко прижал мальчика к себе, а потом заставил себя посмотреть ему в глаза.

— Не сейчас. Сейчас мы пойдем к маме, и… там мои друзья, они заберут вас из поместья Моро.

— А Моро больше не придет?

Они вошли в рубку. Дик опустил мальчика в кресло, выращенное Сабатоном из пола.

— Не придет, — уверенно сказал Дик.

— Это хорошо.

Дик огляделся. Ему было страшно неловко разговаривать с кораблем, не имея какого-то ориентира, за который можно зацепиться глазом, хотя бы такого жалкого подобия лица, как зрачок камеры.

— Сабатон! — позвал он. — Ты можешь установить связь с центральным терминалом поместья?

— Да, мастер.

— А снять блокировку с моего обруча связи?

— Да.

— Сделай. Но сначала полное затемнение. Почти полное, чтоб они видели только меня и Джека.

— Да, мастер.

Свет погас. Терминал связи поднялся прямо из пола, чему Дик даже не удивился. Подсветка терминала источала скудное голубоватое сияние. Первым, что юноша увидел, когда связь установилась, оказалась невозмутимая физиономия Детонатора.

— Я смотрю, мальчик с тобой, — сказал Ройе.

— Да. Не загораживайте обзор леди Констанс.

Детонатор отступил чуть в сторону.

— Джек!

— Мама! — Джек помахал рукой. — Мы скоро придем!

— Что с Моро? — спросил Ольгерд.

— Я с ним разобрался.

Хорошее слово «разобраться». Может означать почти все что угодно.

— Где тело?

— Придите и возьмите, — Дик пожал плечами.

— Где вы находитесь?

— Не знаю толком. Тут у него что-то вроде берлоги. Вы же видите, терминал и все такое.

Детонатор посмотрел на свой планшет.

— Связь разблокирована, — сказал он. — Ты где-то близко к поверхности, примерно в километре от нас.

— Вышлите катер на пеленг.

— Дело двух минут.

— Я хочу, чтобы миледи была с вами. Хочу передать Джека ей в руки.

«…Из плена в плен».

— Конечно.

— Тогда я отключаюсь и жду вас у выхода из этого… чего бы то ни было.

Стандартная панель терминала оказалась сквозной подделкой: Сабатон просто изобразил систему управления, привычную пользователю. Но терминал отключился по команде с этой подделки.

— Свет, — приказал юноша.

Рубка снова наполнилась мягким светом.

— Сабатон, можешь поднять нас на поверхность?

— Следуйте за указателями.

— Кто такой Сабатон? — тихо спросил Джек.

— ИскИн корабля, — немного неуверенно ответил Дик, беря мальчика за руку и «следуя» в открывшийся проем. Теперь его опять пронимал страх: эти ходы, внезапно открывающиеся в стенах, эта ровная поверхность, готовая в любую секунду предательски податься в стороны или обратиться в жижу — с трудом верилось, что Моро отдал полный контроль.

— ИскИн?

— Ну, корабельный сантор, только… кажется, он намного умнее Кэрри.

«И тебя», — добавила внутренняя сволочь.

— Вы в выходном шлюзе, — сообщил Сабатон. — К кораблю приближается катер — по всей видимости тот, что вызван мастером. Снимать маскировку?

— Нет, оставь. Открой шлюз. Будь готов меня впустить в любой момент.

— Да, мастер.

И снова разверзлась в борту дыра — Господи, я передумал, я не хочу никуда лететь на штуке, которая умней меня и может открыть шлюз прямо под моей задницей! — и Дик, отдав напоследок еще один приказ, с мальчиком на руках шагнул наружу.

Заворачивая Джека в свою защитку, он запоздало подумал, что у Сабатона где-то есть шкаф с такими же — чтобы не подставляться под хлещущий ветер и песок — а потом мысленно махнул рукой на это дело: минут пять можно и потерпеть. В конце концов «берсерк» задержит самые сильные удары.

Он уже видел катер, антиграв выталкивал из-под брюха волны песка. Машина тяжко бухнулась на пузо, откинулась аппарель.

— Дик! — донесся сквозь бурю голос леди Констанс, отозвавшись без искажений в наушнике (видно, Ройе был с ней рядом). — Джек!

— Мы здесь! — закричал мальчик. Он понимал, что вырываться и бежать маме навстречу не стоит — без Дика его просто собьет с ног, а без плаща еще и больно исхлещет песком, но все-таки заерзал.

— Почему мы не идем? — спросил он.

— Мы можем потеряться в таком буране, — соврал Дик. — Пусть лучше они сами найдут нас. Это быстро.

И в самом деле, четыре фигуры в плащах приблизились довольно скоро. Джек перешел на руки матери.

«Из плена в плен. Что я делаю. Что за свинство такое — заставить меня выбирать».

— Так мы не полетим домой? — накуксился Джек.

— Обязательно полетите. Потом, — Дик пожал его ладошку. Леди Констанс и Шастар, поддерживающий ее на этом ветру, пропали на фоне горбатой тени катера. Дик остался один с Ройе и Ольгердом.

— Где Моро? — спросил Ольгерд.

— Там, — Дик махнул рукой. — Идемте со мной.

Ройе соображал лучше, чем Ольгерд: когда они шагнули под свод шлюзовой камеры, он почуял неладное и попытался схватить Дика за руку. Юноша высвободился приемом, выученным у Майлза, почти бессознательно.

Но Ольгерд носил кидо со встроенным оружием, и немедленно попытался воспользоваться этим. Пол под ногами Дика засветился красным, пахнуло горелым композитом.

— Повреждения, — сказал Сабатон. — Дальнейшие действия?

— А ну перестаньте! — прикрикнул на Ольгерда Дик. — А то я возьму да и вспомню, что вы из Бессметных. И прикажу ему поджарить вас прямо в кидо сверхчастотным лучом.

Ольгерд перестал.

— Я не имею возможности использовать сверхчастоты внутри помещения, — сказал Сабатон. Ольгерд засмеялся. Пол снова засветился красным.

— Но могу раздавить его вместе с кидо, если хотите, — закончил корабль.

Ольгерд перестал стрелять из плазменника и рот его слегка перекосился.

Пока шла вся эта возня, Сабатон выдул из шлюз-камеры песок, задраил выход и включил свет.

— Зачем? — спросил Ройе. Голова его торчала из пола, как рыжий кочан.

Дик сел на корточки, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Вы знали, что Рэй Порше схвачен?

— Ах, вот оно что… — Ройе заломил бровь. — Ты обиделся на меня за расстановку приоритетов? Что ж, теперь твоя домина спасена, можно приниматься за освобождение морлока. Не все, знаешь ли, действуют нахрапом, некоторые планируют. Так что если ты сейчас прекратишь валять дурака, освободишь меня и отдашь сеу Ольгерду голову Моро…

— Голова Моро пригодится мне самому какое-то время, — перебил Дик. — А вашими распрекрасными планами можно теперь подтереться. Морлоки сами освободили Рэя. Сейчас на военных частотах идут переговоры со станцией Судзаку: сразу бросать на тренировочный лагерь атомный заряд, или сначала вытащить офицеров-заложников.

Ройе, возможно, впервые в жизни, не нашелся, что сказать. Дик выпрямился.

— Сабатон, курс на тренировочный лагерь «Ануннаки». Если господин Ольгерд попытается прожечь себе путь на свободу — дави, он мне не нужен. Господина Ройе, если он попытается вырваться, погрузи в нейростазис.

Договаривал он под россыпь ругательств, извергаемых Ольгердом, но диафрагма шлюза схлопнулась, ругательства как отрезало. Звукоизоляция в Сабатоне была идеальной.

Лучше бы я и в самом деле пристрелил Порше, подумал Гиллерт Шэн, глядя в лицо бедняге Девяносто Пятому, окрещенному Гедеоном.

Лицо Девяносто Пятого выражало безмерную растерянность и удивление. Обычный человек этого бы не прочел, но за годы практики хороший туртан приучается различать оттенки.

— Ты ожидал чего-то другого? — спросил он.

— Но туртан же человек… Он не обязан…

— Ты еще многого не понимаешь, — вздохнул Шэн.

И никогда не поймешь, тебя же не сегодня-завтра убьют — но этого, хвала богам, не нужно произносить вслух.

— Я человек. И именно поэтому я обязан. Что ты сделаешь со мной?

— Девя… Гедеон спросит у Раэмона.

Шэн пожал плечами. У Раэмона так у Раэмона. Разумнее всего было бы, конечно, закрыть Шэна на гауптвахте с прочими офицерами, но не советовать же ему.

Раэмон Порше лежал в медблоке для морлоков — даже восстав, они не покусились на человеческий медблок, оборудованный гораздо богаче. Хотя, возможно, дело было в силе привычки. И в том, что ложа для людей несколько не подходили по размерам.

Порше лежал под капельницей — компенсировал потерю жидкости. Метафора «как с креста снятый» подошла бы ему как нельзя больше, если бы хоть сколько-нибудь оставалась метафорой. Порше действительно сняли с креста — дело ведь не в форме, дело в сути: он почти двое суток провел в полувисячем положении с пробитыми запястьями. Шэн не видел, как это было, он сидел на гауптвахте. Его поймали возле клетки Порше с пакетом регидрола в руках, и полковник радостно его законопатила в кутузку, после чего пошла строчить рапорт о неподчинении. Она как раз успела отправить рапорт, когда морлоки ворвались в штаб, заломили ей руки, надели «браслеты», на пинках вынесли во двор и пинками же погнали к карцеру, где прежде сидел Порше. Надо отдать морлокам должное: они не раздели полковника донага и не пробили ей запястья штырем, а просто запихали экс-командира (всяко ее теперь разжалуют) в клетку и заперли.

Надо отдать должное Порше — как только он пришел в себя, он приказал ее оттуда достать и отвести на гауптвахту к остальным офицерам-людям.

— Чего вам на этот раз? — Порше не открыл глаз, он по звуку шагов определил, что кто-то вошел. Конвоиры Шэна мялись, Гедеон шагнул вперед.

— Наставник, — сказал он, склоняя голову. — Наставник, офицер Шэн подал сигнал тревоги.

— Как он смог это сделать? Как оказался на свободе?

— Мы выпустили его, — несколько удивленно ответил Гедеон.

— Остолопы, — глухо рыкнул Порше. — Раз уж вы решились бунтовать, бунтовали бы с умом. Долг офицера — подать сигнал тревоги. Вы не должны были его выпускать.

— Но он… помогал тебе, — Гедеон пытался собрать части головоломки. — Помогал нам.

— Значит, с ним нужно было хорошо обращаться в заключении. Теперь уж ничего не исправить. Мастер Шэн, подойдите ко мне.

Шэн сделал шаг вперед.

Огромное тело Порше почти полностью покрывали повязки. Сквозь напыленные бинты кое-где сочилась кровь, переломанный в нескольких местах хвост забрали в пластик. Лопатки морлока поднимались с каждым тяжелым вдохом.

У изголовья кровати лежал кос. Все время, пока Порше держали в клетке, животина отказывалась от пищи и питья — но сейчас перед ней стояла ополовиненная миска корма: воссоединившись с хозяином, Динго поел.

Кос не ворчал на Шэна. Они знали друг друга: давно, еще до той, первой, войны израненный Динго наткнулся на четвертый взвод, которым командовал… кто же им командовал? Когда его убили, на его место назначили Огату, а вот кто был раньше? Шакури. Таммаз Шакури подобрал и лечил животное, оно стало чем-то вроде талисмана батальона и пропало на Андраде. Джагара была рада получить его назад — но Динго отказывался есть, пока она пытала его хозяина, а она искренне огорчалась. Забавно. Хотя, говорят, садисты вообще сентиментальны.

— Это просто мальчишки, — сказал Порше. — Здоровенные, но мальчишки.

— Ты должен был думать об этом раньше, — Шэн на секунду зажмурился.

— Они восстали не только из-за меня, мастер Шэн. Из-за вас тоже. Из-за того, что коммандер Джагара пригрозила вам расстрелом. Сколько у нас времени?

— Примерно час на проверку информации, — Шэн прикинул. — А потом они начнут действовать.

Порше вздохнул, облизнул растрескавшиеся губы.

— Вас отпустят, — сказал он. — Вы их вызвали — вы с ними и говорите.

— Если они захотят со мной говорить.

— У нас нет выбора, — морлок перевел взгляд на своего незадачливого спасителя. — Гед, проводи мастера Шэна в гараж и выбери ему там хороший одноместный глайдер…

Динго вдруг завозился, поднялся на неверных лапах, пробежался по медотсеку взад-вперед, а потом начал скрестись лапами в дверь. Даже не скрестись — приподнявшись на задние лапы, Динго изо всех сил молотил передними в переборку.

— Выпусти его, — велел Порше. Гедеон нажал на сенсор, и кос бросился наружу, не дождавшись, пока дверь откроется полностью. Что это с ним? Так сильно хочет в туалет? Но ведь только что лежал и усом не вел…

Шэн проследовал за ним, Гедеон и двое конвоиров — за Шэном. Динго носился по плацу кругами, то и дело задирая голову к небу и взрявкивая куда-то на запад.

— Он что-то слышит, — проговорил кто-то из молодых морлоков.

— Тебе пригодится моя голова, — с Моро все было как с гуся вода, он смеялся. — Надо же. В каком качестве?

— Ты подслушивал? Ты соврал, что передал мне управление кораблем?

— Никоим образом — Сабатон подчиняется тебе и только тебе. Но ты забыл, что я киборг и могу подключаться к его системам напрямую. Я не могу управлять, но все вижу и все слышу, даже в нейростазисе. И вид этих двух голов, торчащих над полом, повеселил меня несказанно.

— Раз ты подслушивал, значит, тебя не нужно вводить в курс дела?

— Нет, не нужно. Я всегда говорил, что наши вояки еще тупее своих морлоков. Но я опасаюсь, что ты намерен предпринять нечто не менее героически-тупое. Скажи, что я неправ.

— Сабатон, круговой обзор! — Дик не собирался спорить с Моро по поводу своих намерений, ему нужно было лететь.

И он летел. В первое мгновение захотелось ухватиться за что-нибудь, так это вышло неожиданно: стены разом пропали, Дик мчался просто в пустоте, рассекая бурю, вихри летящего песка хлестали слева и справа. Потом он вонзился в облака.

Вся внутренняя поверхность рубки оказалась экраном кругового обзора. О, Господи! До Дика наконец дошло: вся «начинка» корабля сделана из наноцеллярной массы. Один килограмм этой массы, насколько помнил Дик, стоит семь тысяч дрейков.

— Я знал, что тебе понравится.

— Заткнись.

— Ты не затем меня вызвал, чтобы затыкать? Или…?

— Ты шпион, — Дик повернулся к нему. — И ты знаешь Шнайдера лично, как человека…

— Хочешь спросить, как он отнесется к попытке что-то выторговать за заложников? Плохо, очень плохо. Но ты до него и не доберешься. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас — это рвануть на Сабатоне подальше отсюда, пока тебя не накрыла система планетарной обороны.

— Я жду другого совета.

— Почему? Ну, попробуй скажи, что тебе не хочется больше всего на свете именно этого: рвануть отсюда как можно быстрей и как можно дальше. Попробуй скажи, что этот корабль — не чудо.

Дик стиснул зубы и медленно про себя проговорил два раза «Богородице, дево…», после чего спросил:

— Кстати, как ты заполучил его? Если то, что ты сказал — правда, и его нельзя взломать, и отзывается он только одному человеку…?

— Все это правда, и Даллет передал мне его добровольно, сам.

— Как этого удалось добиться?

— Я соблазнил его. Это было просто — а вот потом пришлось попотеть… Он ведь был эгоистичным и эгоцентричным сукиным сыном, он сделал все, чтобы этот корабль мог принадлежать ему и только ему одному…

— Подробности мне не интересны. Значит, Морихэй Лесан соблазнил Даллета и убил его…

— Я убил его. Хватит делать вид, что я и Морихэй Лесан — разные люди. Я не морлок, со мной эта магия не сработает.

— …А каким образом спасся Динго?

Лесан не ответил. И тут Дик сообразил, что у него есть еще один свидетель.

— Сабатон, как спасся кос-охранник?

— У Сабатона нет данных о том, что кос-охранник спасся. Морихэй Лесан застрелил его и отдал приказ избавиться от тела. Сабатон выбросил тело из корабля. Кос был еще жив, Моихэй Лесан не отдавал приказа добивать. Моделируя ситуацию, Сабатон может предположить, что в силу низкой температуры кровотечение у коса остановилось. Если его подобрали в течение трех часов, он выжил.

— Забавно складывается судьба, — Моро на мгновение оскалился. — Ты не находишь, мой капитан?

— Забавней некуда. Значит, план у меня такой: садимся на тренировочной базе, я выхожу на связь со станцией Судзаку, сообщаю, что у меня два ценных заложника, уговариваю ребят не делать глупостей, уговариваю вояк оставить их в живых после сдачи, они дают мне клятву, морлоки сдаются и отпускают заложников-офицеров, я отпускаю Ольгерда и Ройе. Какие у этого плана недостатки?

— Тебя не выпустят с планеты. Судзаку расстреляет корабль еще в атмосфере.

— А я и не собираюсь покидать планету, я сдамся. Чтоб они не надумали нарушить клятву, сдамся последним и последними отпущу Ройе и Ольгерда.

Моро застонал.

— Дурак, — и снова стон. — Дурак, дурак! Ты что, не понимаешь!? Лучшее, что ты можешь сделать для этих морлоков — бежать, сейчас же, немедленно! Да, они погибнут! Но ты вернешься сюда с легионом Синдэна на хвосте, и другие — выживут! Ты же этого хотел! Ты и сейчас этого хочешь больше, чем я хочу тебя!

Корабль вырвался из облаков. Распахнулось небо — до боли яркое ночное небо Картаго со светилом Ядра над головой. Дик попытался запомнить это ощущение всем телом: когда вокруг тебя нет стен, одно только небо. Каким бы ни был стукнутым Шмуэль Даллет, кое-что он понимал… очень правильно.

— Разница между нами в том, Алессандро Морита, — слова рождались как дети рождаются у женщин: болезненно, трудно и совершенно неизбежно, — в том, что я не придаю такого уж огромного значения тому, чего я хочу.

Курсор на полупрозрачной приборной панели клюнул зенит и пошел вниз. Горизонт качнулся навстречу. Моро всеми силами рванулся из объятий корабля и закричал.

— Будешь орать, велю Сабатону опять закрыть тебя наглухо, — Дик смотрел не на него, а на интерактивную панель. — Я не собираюсь бежать, прими это как реальность. Если моя смерть единственный недостаток плана, то в остальном он вполне рабочий?

— Нет, — выплюнул Моро. — Он не рабочий. Какие бы клятвы тебе ни дали офицеры со станции Судзаку, они не распространяются на других военных Картаго. И на гражданских, раз на то пошло. Ты возьмешь с них слово, сдашься, они уничтожат морлоков руками тех, кто слова не давал.

— Значит, мне все-таки нужен Шнайдер.

— Шнайдер не будет с тобой говорить.

— Ты знаешь его.

— Он объявил меня вне закона, и говорить со мной он не станет.

— Думай еще. У нас сорок минут на размышления. Сабатон не вместит триста человек?

Моро расхохотался.

— Даже если все они выдохнут. Послушай, есть один вариант. Не знаю, как это согласуется с твоим чистоплюйством, но есть. У тебя в распоряжении триста вооруженных здоровенных лбов. В локальном масштабе это серьезная сила. Пока они сидят на своих хвостах на базе, они уязвимы. Но если они рассредоточатся по пустыне, их уже не накроешь одним зарядом с орбиты. Они неплохо обучены, выносливы, сильны и чертовски живучи.

— Мы можем захватить большой корабль, — Дик облизнул губы.

— И его уничтожат, не успеет он и разогнаться до минимальной прыжковой. Нет. Корабль — плохая цель. Если ты хочешь привлечь внимание Шнайдера, тебе нужно играть в заложников по-крупному.

Моро сделал паузу, ожидая то ли вопроса, то ли отрицания.

— Сабатон, детальную карту Космопорта Лагаш.

Триста человек легкой пехоты. Двенадцать легких десантных глайдеров. Апостольское число.

Сам космопорт слишком велик, чтобы триста человек могли его взять и контролировать. Велик и хорошо защищен. Гостиничные комплексы? Резиденция Сэйта? Госпиталь? Школа? Отвратительно…

Сабатон вынырнул из облаков и пошел в километре над землей. Здесь пыльной бури не было. Между серым песком и черными скалами ползла белая змейка — монорельсовый состав.

— Да, — прошептал Дик, глядя вниз. — О, да…

Выглядело это так, что морлок Гедеон опустился на колени и громко прошептал:

— Ангел!

Шэн прекрасно понимал, что никакой это не ангел, а хевронский корабль универсального старта-посадки, с модульными стабилизаторами для атмосферных полетов и прочей прелестью. Хевронцы любят родную планету и не херачат ее озоновый слой кав-двигателями. Их УСП-корабли крылаты, как воздушные лайнеры древности, и так же белоснежны — покрыты не одноразовым композитом, а отражающей металлокерамикой. Осталось только гадать, откуда такая красотища свалилась на базу «Ануннаки».

Красотища меж тем подняла волну песка и пара, из-под раскаленного брюха хлестнуло ударной волной, и Шэну пришлось-таки припасть на колено перед этим «ангелом», а бедного коса и вовсе опрокинуло и протащило по земле несколько метров.

Но это нисколько не умерило энтузиазма животины: поднялся, встряхнулся, исчез за пылевой завесой.

Надвинув очки и подняв маску, Шэн двинулся за ним. Когда же пыль начала оседать, корабль-ангел исчез. На его месте высился песчаный холм, несколько нелепый в окружающей обстановке, но… вполне себе песчаный с виду.

— Встань с колен, бестолочь, — бросил Шэн морлоку. Тот подскочил, разом вспомнил, что Шэн пленник, попробовал задержать, и тут опять-таки вспомнил, что они идут к гаражам, а между гаражами и командным корпусом торчит холм. Так что Гедеон не стал его задерживать, просто зашагал впереди, словно так и надо — а двое других конвоиров — сзади.

Пыль оседала, и чем больше открывалось взгляду Шэна, тем меньше ему это нравилось.

Кому может понравиться вид сплетенных в драке и покрытых кровью человека и коса?

Морлоки отреагировали на рефлексах: человеку рвут глотку — спасать человека! Коротко ударил пулевик, Динго взвизгнул жалобно — и отвалился, упал, забился в судорогах.

— Динго! — из чрева замаскированного корабля выбросилась еще одна фигурка — в защитном плаще и легком силовом доспехе — выбросилась и застыла в растерянности, увидев нацеленные в свою сторону стволы, умирающего коса и человека… кажется, тоже умирающего.

Шэн добежал, упал на колени рядом с ним — дело еще вполне поправимое, сейчас прижмем пальцем вену — извини, мужик, что грязными пальцами прямо в рану, больше нечем…

Раненый перехватил Шэна за запястье и прошептал:

— Не надо…

— А мне кажется, надо, — возразил Шэн. — Эй, инсургенты… Шесть-три, Семь-восемь, я вам говорю! Медбота сюда! Гель, зажимы, бинт!

— Не надо, — повторил раненый. — Я преступник вне закона. Так будет… лучше всего.

— Он сказал правду, — мальчишка опустился на колени рядом. Раненый повернул голову в его сторону.

— Сиг… сига…, - он пошарил рукой по груди, юноша понял: расстегнул куртку, нашел во внутреннем кармане пачку…

Та уже насквозь промокла от крови.

Юноша пошарил у себя за пазухой, достал свои. Раненый кивнул, улыбнулся. Юноша достал сигарету, раскурил, вставил раненому в зубы. Тот затянулся, поморщился. Еще затянулся, выплюнул, зашелся кашлем. Шэн потерял сосуд, кровь брызнула из-под пальцев нехорошим таким артериальным фонтанчиком.

— Что за дрянь ты куришь, — пролепетал раненый. — Бросай немедленно.

Раскуренная сигарета подплыла красным и погасла. За каким-то из выдохов не последовало вдоха. Кос подполз, последним усилием положил голову мальчишке на колени — и тот безотчетно погладил серый загривок, почесал за ушами.

— Сэнтио-сама, — благоговейно прошептал Гедеон. — Я знал, что вы прилетите. Вас послал Бог?

— Заткнись, Гед, — Мальчишка закрыл глаза и поднял лицо к небу. — Просто заткнись.