Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Глава II 14 декабря 1825 года. Восстание декабристов

Формально началом целенаправленной организационной подготовки к насильственному изменению политического устройства в стране можно считать создание в 1814 году в Москве тайной организации под названием «Орден русских рыцарей», или «Орден рыцарей русского креста». Своей конечной целью она ставила учреждение в России конституционной монархии. Одним из её основателей был граф, участник Отечественной войны, генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. Забегая вперёд, скажем, что в 1825 году Дмитриев-Мамонов отказался присягнуть Николаю I, его объявили сумасшедшим, и остаток жизни он провёл в своём родовом имении под опекой. Другим создателем «Ордена русских рыцарей» стал будущий декабрист генерал-майор Михаил Фёдорович Орлов, благодаря влиянию которого созданное ими общество вскоре утратило свои первоначальные чисто масонские мистические черты и превратилось в общественную организацию ярко выраженного преддекабристского характера.

Было бы неверно думать, что масонство не сыграло в России никакой роли в становлении протестного движения.

А в случае с трансформацией характера деятельности Ордена русских рыцарей можно сказать, что вся общественно-политическая деятельность декабристов корнями своими уходит в русское масонство.

Появление первых масонских, или, по-французски, франкмасонских, лож в Петербурге исследователи относят к концу 1740-х годов. К середине XVIII века их, как уверенно утверждают литературные источники, «было уже немало». С 1787 по 1822 годы, когда император Александр I официально запретил их, в столице насчитывалось до двадцати различных масонских лож. Все они имели замысловатые экзотические названия. Существовали такие ложи, как «Розенкрейцерская», «Умирающего Сфинкса», «Пламенеющих друзей», «Великая ложа Астрея» и так далее.

В фольклоре появление масонства в России вообще и в Петербурге в частности связано с именем Петра I. Ещё в бытность свою в Москве Пётр тесно сблизился с «ярым католиком» шотландцем Патриком Гордоном и немцем Францем Лефортом, давшим своё имя знаменитой немецкой Лефортовой слободе. Москвичи называли слободу Кокуем, по протекавшему в то время и засыпанному впоследствии ручью. И Лефорт, и Гордон, как считают историки, принадлежали к одной масонской ложе. В народе не без оснований верили, что именно они внушили царю ненависть ко всему московскому и безграничную любовь ко всему иноземному, вплоть до католических церковных обрядов, что русскому православному государю, как считалось в то время, «и вовсе неприлично».

Председательствовал Лефорт и в тайном так называемом «Нептуновом обществе», открытом в Москве в Сухаревой башне. Было это общество масонским или каким-либо иным, историкам выяснить так и не удалось, но среди москвичей того времени ходили упорные слухи о некой «чёрной книге», которая там была замурована в стену и «заколочена алтынными гвоздями». Охраняли ту книгу, как утверждают московские легенды, двенадцать нечистых духов.

Между тем, по питерским преданиям, первую масонскую ложу основал Пётр I в Кронштадте после возвращения из заграничного путешествия 1717 года. Считается, что именно Пётр вывез тогда из Европы масонский статут. Может быть, поэтому среди русских масонов XVIII века Пётр I пользовался необыкновенным уважением. На своих собраниях они даже распевали «Песнь Петру Великому», сочинённую Державиным.

Отношение к масонству в России всегда оставалось неоднозначным, его то разрешали, то запрещали. Не жаловали масонов и в простонародной среде. Молва утверждала, что на их собраниях творится что-то нечистое. Слово, производное от «франкмасона», «фармазон» очень скоро превратилось в откровенное ругательство. Правда, это связано ещё и с тем, что доступ в масонские ложи окружался тайной, был строго ограничен и оговаривался многочисленными условиями, среди которых не на последнем месте стояли древность рода, высокое общественное положение и богатство.

Среди петербургских масонов встречаются имена видных общественных и государственных деятелей, крупных военных чиновников и даже членов царской фамилии. Если верить фольклору, император Александр I чуть ли не в течение десяти лет являлся членом одной из масонских лож. По другому преданию, император Павел I ещё в бытность свою наследником престола «келейно принят в масоны» сенатором И.П. Елагиным. Елагин считался одним из виднейших деятелей русского масонства. О нём рассказывали самые невероятные вещи. Даже после своей смерти Елагин оставался в центре внимания городского фольклора. Так, легенды утверждают, что при вскрытии его склепа в Александро-Невской лавре могила сенатора оказалась пустой.

С именем Елагина связано имя ещё одного всемирно известного масона – графа Алессандро Калиостро. Эта личность заслуживает того, чтобы сказать о ней несколько слов. Калиостро – далеко не единственное имя прославленного авантюриста XVIII века. В Европе сын бедных родителей Джузеппе Бальзамо известен под именами Тискио, Мелина, Бельмонте, Пеллегрини и некоторыми другими. И хотя официальная церковь характеризовала его как мошенника, шарлатана и развратника, его популярность оставалась на исключительно высоком уровне. Его бюсты в то время украшали многие аристократические салоны, а изображения можно было увидеть на дамских веерах, табакерках, носовых платках, кофейных чашках и даже на перстнях. Когда французский король изгнал Калиостро из Франции, он уехал в Лондон, где предсказал штурм Бастилии и гибель французской королевской семьи на гильотине.

Жизнь «великого мага», как называли его современники, овеяна самыми невероятными легендами. По одним из них, он жил ещё во времена Всемирного потопа и спасся от гибели исключительно благодаря библейскому Ною, который взял его на свой ковчег. По другим – Калиостро был лично знаком с Моисеем и Александром Македонским, беседовал с Иисусом Христом и даже присутствовал на Голгофе при Его казни. Сам он скромно утверждал, что родился от великого магистра Мальтийского ордена и трапезундской княгини.

В Россию Калиостро приехал будто бы по совету другого знаменитого авантюриста, графа Сен-Жермена, в 1780 году. Здесь он скромно представился «гишпанским полковником», врачом, графом Фениксом. В высшем петербургском свете

Калиостро появился в чёрном одеянии, расшитом золотыми иероглифами, и в головном уборе древнеегипетского жреца.

Известно, что, в то время как Екатерина II была к нему исключительно холодна, ему покровительствовал всесильный князь Григорий Потёмкин. Калиостро удалось снискать уважение и многих других петербургских сановников. Среди «чудес», совершённых Калиостро в Петербурге, в народе сохранились свидетельства об «изгнании дьявола» из юродивого Василия Желугина и об «утроении» золотой наличности графа Строгонова. Правда, на совершение этого «чуда» Калиостро согласился с условием, что «одну треть золота» он возьмёт себе. И, как это ни удивительно, но после тщательного взвешивания и мало кому понятных манипуляций Калиостро золотых монет стало больше «ровно в три раза».

Если верить легендам, Калиостро был своим человеком у графа Строгонова, во дворце которого занимался поисками философского камня. Затем, «наделав всюду долги», долго «скрывался в погребе И.П. Елагина на Елагином острове, где пил почти запоем». Там будто бы, по его совету, глубоко под местом будущего павильона «Пристань» устроили секретный зал, куда из Елагина дворца вёл подземный ход. Зал якобы предназначался для тайных масонских собраний. Говорят, вблизи этого павильона Калиостро предсказал и гибель Российской империи, «увидев однажды в Неве её обречённый лик».

Карьера Калиостро в России закончилась неожиданно. Однажды он взялся вылечить безнадёжно больного ребёнка, а когда тот, не выдержав методов лечения шарлатана, умер, долго скрывал его смерть от родителей, продолжая «опыты» по оживлению уже умершего мальчика. Екатерина II воспользовалась этим чудовищным случаем и приказала немедленно выслать Калиостро за пределы страны. Правда, согласно некоторым легендам, это произошло по другому поводу. Будто бы Екатерине стало известно о любовной связи хорошенькой супруги Калиостро Лоренцы с князем Григорием Потёмкиным. Так или иначе, Калиостро вместе с женой погрузили в кибитку и тайно вывезли за пределы Российской империи. А в Петербурге распространились слухи, будто бы Калиостро проехал одновременно через «все пятнадцать столичных застав», всюду оставив свою личную роспись.

Но и на этом приключения Калиостро в России не закончились. Многие мистики утверждают, что на рубеже XIX и XX веков Калиостро вновь появился в Петербурге под именем мага Сегира.

Современные легенды уверяют, что в зеркалах Елагина дворца и сегодня время от времени появляется тень графа Калиостро с масонскими символами в руках – молотком и треугольником каменщика. Если кому-то удаётся с ним встретиться глазами, то в зеркале можно увидеть, как Калиостро поднимает руки вверх, к небу, на миг застывает в этой загадочной позе, затем резко поворачивается и медленно исчезает.

Свою жизнь Калиостро закончил в мрачных застенках европейской инквизиции. Кроме чародейства, магии и алхимии, его обвиняли в крупной афере с бриллиантовым ожерельем королевы Марии-Антуанетты. После 8 лет тюремного заточения Калиостро умер 28 августа 1795 года. По одной легенде, его задушили палачи, по другой – отравили. Впрочем, как утверждают современные интернет-мистики, «что он мёртв, так же не доказано, как и то, что он жив». Ведь если верить догматам основанной им масонской ложи египетского ритуала, «избранные, проходя время от времени процедуру омоложения, могут коптить белый свет целых 5557 лет».

Как мы уже говорили, в 1822 году вышел указ Александра I о запрещении масонских лож. В 1826 году он подтверждён новым императором, Николаем I, после чего масонство как общественное явление в Петербурге вроде бы исчезло. Во всяком случае, официально.

Но вернёмся к хронологической последовательности нашего повествования. В 1816 году в результате возникших разногласий Орден русских рыцарей решили распустить. Тогда же создали тайную политическую организацию «Союз спасения», в руководство которого вошли гвардейские офицеры Александр и Никита Муравьёвы, Матвей и Сергей Муравьёвы-Апостолы и князь Сергей Трубецкой. Через два года и эта организация, не выдержав расхождений по вопросам тактических действий, была распущена. На её базе в Москве создали новую организацию «Союз благоденствия» с Коренными управами в обеих столицах. Но и там к 1820 году обострились разногласия, которые без роспуска и обновления разрешить оказалось невозможно. В начале 1821 года Союз объявили распущенным. Наиболее активные его члены составили основу Северного общества под руководством Н.М. Муравьёва и Н.И. Тургенева и Южного общества во главе с П.И. Пестелем.

Оба эти общества просуществовали до декабря 1825 года. Все их участники, названные впоследствии декабристами, под этим именем навсегда вошли не только в официальную историографию, но и в петербургский городской фольклор, став не только его героями, но и любимцами.

Руководил подготовкой восстания на Сенатской площади Кондратий Фёдорович Рылеев, он же стал и одним из первых арестованных и заключённых в Петропавловскую крепость. В июле 1826 года вместе с четырьмя другими приговорёнными к смерти декабристами Рылеев был повешен на валу кронверка Петропавловской крепости.

Поэт и будущий декабрист Рылеев впервые приехал в Петербург в 1801 году из села Батово Петербургской губернии, где провёл своё детство. Он поступил в Первый кадетский корпус, окончив который, принял участие в заграничных походах русской армии 1813–1814 годов. В 1818 году вышел в отставку. Писал стихи. Печатался. В 1823 году вступил в Северное общество декабристов и стал фактически его руководителем. Приобрёл в петербургском обществе широкую известность своими так называемым «Русскими завтраками», угощением на которых служили ржаной хлеб, кислая капуста и «графин очищенной русской водки».

Кондратий Фёдорович Рылеев

Если верить фольклору, вся жизнь Рылеева прошла под мистическими знаками смерти. Среди первых легенд о Рылееве сохранилась легенда о том, что его мать ещё в то время, когда мальчику было всего восемь лет, увидела во сне всю его судьбу вплоть до трагической гибели. Во время Заграничных походов Рылеев вместе со своей артиллерийской бригадой побывал во многих европейских странах, в том числе в Германии. В Дрездене, где комендантом служил его родственник, некий М.Н. Рылеев, Кондратий Фёдорович, согласно одной из легенд, своими остроумными эпиграммами возбудил против себя всё армейское начальство. Дело дошло до коменданта. Он вызвал к себе своего родственника и приказал «в 24 часа покинуть Дрезден». «Иначе предам военному суду и расстреляю», – будто бы бросил на ходу комендант, на что будущий декабрист якобы ответил: «Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют».

Проверить достоверность этой истории теперь уже невозможно. Тем более что в фольклоре есть легенда, где эти примечательные слова вложены в уста другого руководителя восстания декабристов – Павла Пестеля. Но вот ещё одна легенда, действие которой происходит уже в Париже. Согласно этой легенде, Рылеев посетил салон мадам Ленорман. Взглянув на его ладонь, французская вещунья в ужасе оттолкнула его руку. «Вы умрёте не своей смертью», – будто бы сказала она. «Меня убьют на войне?» – спросил Рылеев. «Нет». – «На дуэли?» – «Нет-нет, – торопливо заговорила пророчица, – гораздо хуже! И больше не спрашивайте».

Известна и более ранняя легенда о вещем сне матери Рылеева. В трёхлетием возрасте Рылеев смертельно заболел. Мать не отходила от больного сына, истово молясь о его выздоровлении. Однажды она «забылась у постели умирающего ребёнка» и во сне увидела промелькнувшую перед глазами всю последующую жизнь сына: сначала выздоровевшего младенца, затем подростка, начинающего учиться, юношу в окружении незнакомых лиц и, наконец, в конце тёмного коридора виселицу. Мать в ужасе проснулась и с удивлением увидела, что мальчик выздоровел.

Сохранилась ещё одна легенда о последних минутах жизни этого мужественного человека. Она родилась со слов адъютанта руководителя казни Павла Васильевича Голенищева-Кутузова, генерал-губернатора Петербурга. Как известно, «по неопытности палачей и неумению устраивать виселицы», трое приговорённых к повешению – Рылеев,

Каховский и Муравьёв-Апостол – сорвались. Известно и то, что Голенищев-Кутузов приказал повторить казнь. И снова верёвки не выдержали. И когда палачи в третий раз приступили к исполнению этого чудовищного приказа, «окровавленный Рылеев» будто бы крикнул в лицо генералу: «Подлый опричник, тиран! Дай же палачу свои аксельбанты, чтобы нам не умирать в третий раз».

Подобное мужество, достойное удивления, отмечено в фольклоре и в поздней легенде о посещении Рылеева в каземате Петропавловской крепости отцом. Увидев сына с раздробленной головой и в мундире, забрызганном кровью, тот воскликнул: «Я принесу тебе другое платье». – «Не нужно, я умру с пятнами крови, пролитой за отечество», – ответил заключённый.

Руководителем Южного общества декабристов был Павел Иванович Пестель. Прадед Пестеля приехал на свою новую родину – Россию – из Саксонии в XVII веке. А дед Павла Ивановича уже занимал в Москве достаточно крупную государственную должность почт-директора. Отец Пестеля стал даже членом Государственного совета и сибирским генерал-губернатором, правда, управляя сибирским краем, проживал безвыездно в Петербурге, в связи с чем не раз выслушивал в свой адрес ядовитые насмешки. Рассказывают, как однажды Александр I, стоя у окна Зимнего дворца с Пестелем и Ростопчиным, спросил: «Что там на церкви на кресте чёрное?» – «Я не могу разглядеть, Ваше Величество, – ответил Ростопчин, – это надобно спросить у Ивана Борисовича, у него чудесные глаза: он видит отсюда, что делается в Сибири».

Павел Иванович Пестель

Первоначальное образование Павел Иванович получил в Германии, в Гамбурге и Дрездене. Затем учился в Пажеском корпусе. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и Заграничных походах. С 1817 года служил в Южной армии. В качестве руководителя Южного общества декабристов постоянно вёл переговоры с Северным обществом о совместных согласованных действиях. 13 декабря 1825 года по доносу его арестовали и препроводили в Петербург, осудили и приговорили к смертной казни. Пестель был повешен на кронверке Петропавловской крепости вместе с другими руководителями декабрьского восстания.

Ещё в детстве с Павлом Ивановичем произошёл случай, о котором впоследствии с мистическим суеверием долго говорили в Петербурге. На учёбу в Германию он со старшим братом Владимиром отправлялся из Кронштадта на купеческом судне. Отец заблаговременно купил для мальчиков два места. Всё было уже готово к отъезду, сыновья простились с отцом, как вдруг «по каким-то ему одному ведомым соображениям» отец «надумал на этом судне не отпускать мальчиков». Приобрели другие места на другом корабле, и братья благополучно прибыли в Дрезден. Каково же было их удивление, когда уже в Германии они узнали, что судно, от которого отказался их отец, потерпело аварию и вместе со всем экипажем и пассажирами бесследно исчезло в море. Рассказывая об этом, Пестель будто бы таинственно улыбался и каждый раз прибавлял одну и ту же фразу: «Истину русская пословица говорит: кому быть повешену, тот не потонет». По воспоминаниям очевидца, подходя к эшафоту и глядя на виселицу, Пестель проговорил, обращаясь к товарищам: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали тела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно бы было нас и расстрелять».

Руководитель казни Голенищев-Кутузов был включён императором Николаем I в «Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах», расследовавшую восстание декабристов. С его деятельностью в этом качестве связан известный исторический анекдот, переданный князем П.В. Долгоруковым. На очной ставке декабристов П.И. Пестеля и С.Г. Волконского Голенищев-Кутузов не удержался и сказал: «Удивляюсь, господа, как вы могли решиться на такое ужасное дело, как цареубийство?» Пестель тут же ответил: «Удивляюсь удивлению именно Вашего превосходительства, Вы должны знать лучше нас, что это был бы не первый случай». Кутузов (некогда участвовавший в заговоре, который привёл к убийству императора Павла) побледнел, а Пестель повернулся к остальным членам комиссии и добавил: «Случалось, что у нас в России за это жаловали Андреевские ленты!»

Пётр Григорьевич Каховский

В драматической судьбе казнённых на кронверке Петропавловской крепости руководителей восстания декабристов фигура Петра Григорьевича Каховского вызывает какое-то особенное сочувствие. Его короткая жизнь к тому времени уже полна незначительных взлётов и болезненных падений. С 1816 года Каховский служил в лейб-гвардии Егерском полку, но за «разные неблагопристойности», которые, по воспоминаниям современников, сводились к «кутежам, любовным похождениям и потасовкам», его разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. Затем, в 1821 году, Каховского отправили в отставку. Будучи в Смоленской губернии, отставной армейский офицер, всё богатство которого составляли «восторженность и энтузиазм», безнадёжно влюбился в Софью Михайловну Салтыкову, проводившую там лето. Получив отказ, в отчаянье поехал за ней в Петербург, писал ей письма и получал их обратно нераспечатанными.

В Петербурге Каховский так бедствовал, что, по собственному признанию, по нескольку дней не ел, вечно просил взаймы, чаще всего без всякой надежды отдать долг. В этот беспросветно тяжёлый период своей жизни он сблизился с членами тайного общества и с энтузиазмом включился в его деятельность. Сам вербовал новых членов, участвовал в собраниях у К.Ф. Рылеева и был полон надежд на иное будущее.

Но и здесь он вынужден был пользоваться средствами товарищей, что вызывало откровенное презрение и даже некоторую брезгливость обеспеченных членов Общества. Друзей у него не было, и среди будущих декабристов он держался особняком.

14 декабря на Сенатской площади Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича, и на следующий день его арестовали.

Когда пятерых осуждённых на казнь декабристов ранним июльским утром 1826 года вывели на кронверк Петропавловской крепости, где стоял деревянный эшафот, то на короткое время они были предоставлены самим себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одиноко и мрачно стоял Каховский. Перед самой казнью, прежде чем взойти на эшафот, четверо декабристов, прощаясь, по-братски обнялись друг с другом. И только Каховскому, если верить городскому фольклору, никто будто бы не протянул руки.

Михаил Сергеевич Лунин

В заключение надо сказать, что и Каховскому в своё время французская гадалка Ленорман предсказала, что «он будет повешен».

Одна из самых колоритных фигур декабристского движения, заслуживших внимание городского фольклора, – подполковник лейб-гвардии Михаил Сергеевич Лунин. В народе сохранилось предание, иллюстрирующее его независимый характер и свободолюбивый дух. Однажды гвардейский полк Лунина стоял около Петергофа. Лето выдалось жаркое, и офицеры в свободное время купались в заливе. Через какое-то время купания запретили на том основании, что они «происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличия». Тогда, продолжает предание, Лунин, зная, когда генерал, запретивший купания, будет проезжать по дороге, залез в воду в полной форме, в кивере и ботфортах, так, чтобы генерал мог увидеть странное зрелище: барахтающегося в воде гвардейского офицера в полной амуниции. Едва генерал оказался рядом, как Лунин вскочил на ноги и почтительно отдал ему честь. На вопрос же озадаченного генерала, который тотчас узнал в вымокшем офицере любимца великих князей и одного из блестящих гвардейских офицеров: «Что вы тут делаете?» – Лунин ответил: «Купаюсь, ваше превосходительство, и, чтобы не нарушать предписание, делаю это в самой приличной форме».

И это был не единственный случай подобного поведения Лунина. Однажды великий князь Константин Павлович грубо оскорбил целый полк. Почувствовав себя виноватым, он решил попросить прощения. Но сделал это так неловко, что только усугубил ситуацию. Поняв, что примирение не состоялось, он криво усмехнулся и проговорил: «Если кто-то из господ офицеров требует удовлетворения, я к их услугам». Известно, что драться на дуэли с представителями царской фамилии было небезопасно. Наступила напряжённая тишина. Тогда верхом на лошади к великому князю подскакал Лунин и заявил, что «не может отказаться от такой чести». Константин Павлович по достоинству оценил поступок офицера. Он отклонился от разговора о дуэли, но тут же сделал Лунина своим приближённым.

Уже после ареста, в каземате Шлиссельбургской крепости, который был таким сырым, что вода постоянно капала со свода, Лунин на вопрос коменданта, что можно сделать для облегчения его судьбы, будто бы ответил: «Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика». В Шлиссельбургской крепости Лунин потерял почти все зубы. По воспоминаниям декабристов, встречаясь позже со своими товарищами в Чите, он будто бы говорил: «Вот, дети мои, у меня остался один зуб против правительства». Чувства трагического юмора Лунин не утратил даже в условиях жестокой акатуйской каторги. Однажды в каторжной келье его посетил сенатор И.Н. Толстой. «Позвольте мне принять вас в моём гробу», – приветствовал его Лунин.