Мышонок

Ответственное поручение

Хотя в главной конторе занятия начинались на час позже, чем работа в цехах, Ленька на следующий день пошел на завод тотчас же после первого гудка. Ему очень хотелось посмотреть, как будут обыскивать рабочих. Подойдя к шоссе, он увидел, что из множества людей, торопливо шатавших к заводу в молочном тумане ноябрьского утра, то один, то другой то там, то здесь вдруг нагибался, поднимал с земли что-то белое и не торопясь, медленно шел дальше. Подойдя еще ближе и всмотревшись, Ленька заметил, что по всему шоссе, как крылышки белых птиц, рассеяны косячки бумаги. В несколько скачков он приблизился к одному из них, развернул и впился в бледносиние строчки. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — прочел Ленька и в восторге крикнул:

— Ага! Взяли?! Обыскивайте теперь, сколько влезет.

Уже издали было видно, что на площадке перед контрольно-проходными столпилось необычайно много людей.

— Что там такое? Не впускают, что ли? — спрашивали вновь подходившие.

— Обыскивают, — отвечали ранее пришедшие.

Толпа гудела. Из одного конца в другой неслись выкрики, сопровождаемые взрывами хохота.

— Эй, передние, спросите там, чего ищут!

— Мозгу потеряли!

— Подкладку, подкладку щупай лучше. У него в подкладке пушка зашита.

— Эй, стражник! Смотри, блоха из жилетки в завод прыгнула. Догоняй ее, а то все снаряды перегрызет!

Круглолицый парень, вытянув шею, крикнул пожилому рабочему:

— Петрович, ешь скорей сало, что жена на завтрак дала!

— Неужто и сало отбирают? — спросил тот с деланным испугом.

— А то как же! Запасаются, чтоб было чем пятки мазать!

О листовках почти не говорили. Те, кто не успели подобрать на шоссе, спрашивали у других: «Есть? А ну, дай, читану!» Читали жадно и, прочитав, передавали вновь подходившим.

Когда рабочие вошли, наконец, в завод, вся площадка оказалась усеянной множеством белых комочков.

Вечером, когда Ленька уже лежал на сундуке, служившем ему кроватью, в ставень тихо постучали. Думая, что вернулась мать, работавшая в городе прачкой, он соскочил с постели, босиком прошлепал в сени и открыл дверь.

— Иди! Открыто! — крикнул он.

Едва он успел опять нырнуть под одеяло, как в сенях послышался женский голос, совсем не похожий на голос матери:

— Что же ты в темноте гостей принимаешь? Тебе, мышонку, небось, все видно и без света, а я сейчас себе шишку набила!

— Ой, кто это?! — удивился Ленька, но тотчас же догадался и завозился в темноте, нащупывая на подоконнике спички. — Вот они, сейчас зажгу.

Он чиркал спички одну за другой, они вспыхивали и мгновенно гасли. По комнате распространялся едкий запах серы, но огня не получалось.

— Ну, что ты скажешь! Не горят да и только! И чего они такие стали, эти спички? Прямо беда без зажигалки!

Наконец, одна спичка, стрельнув как из пистолета, зашипела, затрещала и медленно, точно сомневаясь, стоит ли, стала разгораться зелено-багровым пламенем.

В комнате стояла та самая женщина, которая уже однажды приходила, и улыбаясь смотрела на Леньку.

— Вот и светло стало, — сказал он, зажегши фитилек. — А сейчас и штаны надену. Здравствуйте!

— Не мешает, — засмеялась женщина. — Здравствуй!

В то время как мальчик одевался, она с интересом осматривалась по сторонам. Несмотря на глиняный пол и крайнюю бедность обстановки, в комнате было чисто и даже уютно.

— А что там, за перегородкой? — спросила она.

— Мамкина кровать стоит. А раньше Семен там спал. Вы опять принесли записку?

— Нет, я пришла по другому делу. Вот давай потолкуем. Мамы твоей нет дома?

— Нет.

— Скоро придет?

— Не знаю. Она когда как. Иной раз и в двенадцать приходит, если стирка большая.

— Так вот какое дело: Петр Степанович говорил, что ты работаешь в главной конторе рассыльным. Так это?

— Так.

— Как ты проходишь в завод — через контрольно-проходные или через калитку, что против конторы?

— Через калитку.

— Тебя там сторож обыскивал сегодня?

— Меня? Нет, что вы! Служащих главной конторы не обыскивают, а меня и подавно. Я по десять раз в день хожу через ту калитку.

— А тебе не приходилось проносить в завод какой-нибудь сверток?

— Из типографии часто бланки таскаю. И завтра с бланками пойду.

— Значит, если ты понесешь завтра какой-нибудь сверток, то при входе в завод его не развернут и не осмотрят?

— Нет. Я понимаю… давайте сверток… я понимаю…

— Обожди, не спеши… Когда ты войдешь в завод, то сверток неси к модельно-столярному цеху. Там, за его задней стеной, в куче стружек и щепок, стоят старые дроги.

— Знаю.

— Положи посылку под эти дроги, закрой ее стружками и уходи.

— Сделаю! Давайте!

Женщина протянула Леньке, небольшой сверток и, как прошлый раз, пригладила ему волосы.

— Теперь я пойду. Большое тебе дело поручается, Леня. Приедет Семен, от всей Красной армии спасибо тебе скажет. Ну, а если попадешься, не унывай: свои жизни отдадим, а тебя выручим.

И так же, как прошлый раз, Ленька почувствовал, что у него потеплело в груди. Ему хотелось попросить, чтоб она еще чуточку посидела, чтоб рассказала про Семена, какой он теперь в красноармейской форме, и где она его встретила, но почему-то не решился.

После ухода женщины Ленька сунул сверток в сундук и лег спать.

Проснувшись рано утром, Ленька быстро натянул на себя рубашку и брюки, нахлобучил картуз и убежал.

Спустя час он вернулся с каким-то пакетом и завозился у сундука, раскладывая и складывая листы бумаги. Еще полчаса спустя он уже шагал по шоссе, крепко держа под мышкой солидный сверток. Сердце его так билось, что отдавало в ушах.

Если не считать нескольких человек, стоявших на равных расстояниях друг от друга, шоссе было почти безлюдно. Когда Ленька поравнялся с первым из них, тот пристально посмотрел на сверток и спросил вполголоса:

— Куда, паренек, идешь?

— В завод, — ответил Ленька, замедляя шаг, — а что?

— Ничего. Так просто спросил. В бумаге-то у тебя что?

— А вы кто, сыщик? — дерзко спросил Ленька.

От неожиданного вопроса человек дернулся головой и заморгал глазами, точно его кто ударил по лбу, но тотчас же оправился, хихикнул и сказал примиряющим тоном:

— Вот чудило! Я тут товарища поджидаю. Скучно, вот и спросил. А ты думал что?

Не отвечая, Ленька шел дальше. Уголком глаза он заметил, как человек за его спиной взмахнул рукой. Тотчас же другой, стоявший впереди первого шагах в двухстах, сошел с шоссе и скрылся за деревянным строением. Не зная еще, что против него готовится, но уже сознавая, что попал под наблюдение, Ленька опять замедлил шаг: направо, сколько глаз хватит, — обнаженная земля осенней степи; налево — редкие деревянные строения заводских служб, а еще дальше — полоса леса, почерневшего от частых осенних дождей. Не дать ли деру, пока не схватили? Но куда? В степь? Там негде спрятаться, все время будешь на виду у преследователей. В лес? Но даже летом, когда деревья покрыты листьями, он весь просвечивался, настолько узка лесная посадка. Нет, бежать нельзя. Надо итти вперед как ни в чем не бывало, а на вопросы отвечать смело и смотреть прямо в глаза.

— Стой! Сворачивай сюды!

Из-за деревянного амбара выглянул стражник и не спеша пошел к шоссе.

Ленька хотел пройти мимо, сделав вид, что не слышал, но стражник, ощетинившись рыжими усами, уже злобно повторил:

— Я шо сказал? Оглох ты, чи шо?

— Вы мне? — «удивился» Ленька, чувствуя, как от волнения у него застучало в висках.

— А то ж кому! Шо несешь?

— Бланки…

— Какие такие планки?

— Бланки, а не планки. Листы, на которых машинистки в конторе печатают.

— Листы? Гм…

Стражник в нерешительности переступил с ноги на ногу.

— А несешь откуда?

— Из типографии…

— Из типографии? Гм…

Лицо его напряглось, нижняя губа выпятилась. Переминаясь с ноги на ногу, он молча пялил глаза то на Ленькин картуз, то на сверток. Наконец, решившись, он сказал:

— А ну, развяжь!

Ленька весь так и взъерошился, точно котёнок перед бульдогом:

— Чего-о?! Казенные бумаги? Чтоб меня секретарь на тот свет загнал?..

— А я — кто, не казенный? Давай сюды!

Стражник схватил сверток за конец и потянул к себе.

— Обожди, — сказал Ленька, — я сам развяжу.

Вцепившись зубами в узел, он оттянул шнурок и раскрыл обёрточную бумагу.

— На, смотри, когда ты такой грамотный, смотри… А секретарю все равно скажу, он тебе покажет…

Неожиданно для себя Ленька всхлипнул.

Морща лоб, стражник смотрел на стопу белой чистой бумаги с печатными короткими строками в левом углу.

— А ну, читай, — сказал он.

— Сам читай, — дерзко ответил Ленька.

— Та я без очков не дуже того… Читай.

— Что такое, в чем дело? — раздалось за их спинами.

Ленька обернулся и похолодел: в нескольких шагах от них стояла линейка, а на ней — начальник стражи.

Стражник взял под козырек и доложил:

— Так что на предмет подозрения, которая прокламация…

— В чем дело, Ленька? — нахмурясь есаул смотрел на мальчика. Лицо его выражало недоумение, и это сразу ободрило Леньку.

«Выскочу», мелкнуло у него в голове.

Он быстро подошел к линейке и начал прерывистым от плача голосом:

— Я иду, несу бланки… а он как хватит за конец… и тя-янет… у-у-гу-гу-у!

— Обожди, не реви… Толком скажи, что несешь?.. Какие бланки?

— Из типографии… заводские… которые всегда ношу… Вот эти…

И Ленька поднес к самому лицу есаула стопу бумаги.

— «Южно-Русское Акционерное Общество металлообрабатывающей промышленности», — вслух прочитал тот и, взглянув на стражника, сказал: — Перестарался малость. Ну, ничего, кашу маслом не испортишь. Да перестань реветь! — крикнул он Леньке.

— Да-а, перестань!.. Что мне теперь будет от секретаря… Ишь, измазал бумагу грязными лапами…

— Ничего не будет. Я все ему объясню, не бойся. Садись-ка, подвезу тебя.

Шурша резиновыми шинами, линейка покатила к заводу. Ресницы Ленькиных глаз еще были мокры от недавних слез, но он уже болтал ногами и убежденно доказывал, что самая лучшая зажигалка — не у директора, а у счетовода из расчетной конторы, потому что ее делал самый знаменитый токарь в городе — Померанцев. У заводских ворот линейка остановилась. На оклик кучера сторож выглянул в «глазок» и поспешил распахнуть ворота. Линейка въехала в заводский двор.

— Ну, шагай! — сказал начстражи. — Неси свои бланки. Да готовься в поход на большевиков. Ах ты, лоботряс!

— Так точно, никак нет, рад стараться! — звонко ответил Ленька и, соскочив с линейки, такого задал стрекача, что только ветер в ушах засвистел.

Спустя минуту он уже сидел на корточках под старыми дрогами и из стопы белой бумаги один за другим вытаскивал тонкие листки, испещренные бледно-фиолетовыми строчками.

А к концу рабочего дня директор, кривя рот, говорил:

— Что ж, господин есаул, будет этому когда-нибудь конец? Эти паршивые листовки с каждым днем гонят брак вверх! Вот посмотрите, какую «литературу» мне принесли сейчас из цеха. Полная инструкция по бракоделию!

И он нервно ткнул пальцем в бледно-фиолетовые строчки тонкого листка.