Мюнхен — 1972. Кровавая Олимпиада

В три часа дня 26 августа 1972 года греческие спортсмены под гром аплодисментов вступили на залитый солнцем новенький Олимпийский стадион в Мюнхене. Появление греческих спортсменов символизировало начало XX летних Олимпийских игр. Пять тысяч голубей взмыли в воздух. Шестьдесят человек в баварских национальных костюмах выстрелили в воздух из антикварных пистолетов, возвещая о появлении олимпийского огня, доставленного из столицы древних Олимпиад.

Одна команда за другой проходили перед воодушевленными зрителями. Они съехались со всего мира и восторженно приветствовали своих любимцев национальными флагами.

Организаторы Олимпийских игр надеялись, что они укрепят репутацию Федеративной Республики Германии как демократической и свободной страны, не имеющей ничего общего с нацистским государством. Западные немцы всеми силами старались доказать, что Германия изменилась. Немецкие власти искренне желали, чтобы в них перестали видеть наследников Гитлера, чтобы спортсмены и гости со всего мира наслаждались жизнью в баварской столице.

МЮНХЕН, АВГУСТ 1936 ГОДА

Все дело в том, что в 1936 году и зимние, и летние Олимпийские игры проходили в Германии, где у власти уже три года находились национальные социалисты Адольфа Гитлера. Эти игры оставили тягостное впечатление.

Во время зимних Олимпийских игр 1936 года, которые проходили с 6 по 16 февраля в Гармиш-Партен-Кирхене, нацисты приняли экстраординарные меры безопасности. С улиц убирали потенциальных противников режима, чтобы они ничего не рассказывали иностранцам. Полиция, гестапо, эсэсовская служба безопасности заранее арестовали одиннадцать с лишним тысяч человек, подозревавшихся в симпатиях к социализму и коммунизму.

Повсюду можно было видеть эсэсовцев в зловещих черных мундирах. На игры перебросили «Лейб-штандарт Адольф Гитлер» — полк дворцовой охраны фюрера, сформированный в 1933 году. Полком командовал Зепп Дитрих, который получал указания непосредственно от фюрера.

В Берлине опасались покушения на Гитлера.

Убийство в Марселе югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Луи Барту 9 октября 1934 года повергло охрану Гитлера в панику. В Берлине спецслужбам и полиции показывали документальный фильм о покушении, чтобы все увидели, как может быть организовано такое преступление. Больше всего боялись выстрелов из толпы, а также из окон верхних этажей, с балконов и крыш.

Все местные начальники полиции и службы безопасности получили строгое указание в случае теракта не дать толпе линчевать террористов, а им самим не позволить совершить самоубийство, чтобы нацистские власти получили возможность их допросить и выяснить, кто устроил заговор.

6 февраля, в день открытия Олимпиады, личный поезд Гитлера прибыл из Мюнхена на станцию Кайнзенбад в начале одиннадцатого утра. Его встречали имперский министр внутренних дел Вильгельм Фрик, военный министр генерал-полковник Вернер фон Бломберг, гауляйтер Верхней Баварии и баварский министр внутренних дел Адольф Вагнер, имперский руководитель спорта группенфюрер СА Ганс фон Чаммер унд Остен.

Гитлер обошел почетный караул и отправился на лыжный стадион. Охраны было много, некоторых эсэсовцев поставили на лыжи. На зимней Олимпиаде фюрер побывал всего несколько раз. Зато игры летней Олимпиады, которая проходила в Берлине с I по 16 августа, Гитлер посещал практически ежедневно.

«Олимпиада, которая вскоре заканчивается, отвратительна мне вдвойне, — записал в дневнике дрезденский профессор Виктор Клемперер. — Во-первых, как безумная переоценка спорта как такового. Честь народа тут зависит от того, прыгнет ли соотечественник на десять сантиметров выше, чем другие.

Кстати, выше всех прыгнул негр из США, а серебряную медаль за фехтование выиграла для Германии еврейка Хелена Майер (я не знаю, в чем больше бесстыдства — в ее выступлении за третий рейх или в том, что ее выступление было засчитано как успех третьего рейха)…

М не ненавистна Олимпиада еще и потому, что это вовсе не спортивное — я имею в виду у нас, но целиком и полностью политическое мероприятие. Народу и иностранцам непрерывно внушается, что они видят здесь подъем, расцвет, новый патриотический дух, единство, крепость и величие третьего рейха».

Темнокожий американец Джесси Оуэнс завоевал на берлинской Олимпиаде четыре золотые медали — три в беге и одну за прыжок. Гитлер, который надеялся, что игры в Берлине продемонстрируют физическое превосходство арийцев, был настолько раздражен, что на церемонии награждения отказался пожать американцу руку.

Через много лет после войны возникла идея назвать в память Джесси Оуэнса одну из улиц в Западном Берлине, например, проспект, ведущий к стадиону. Это предложение много раз ставилось перед властями города. Всякий раз находился вежливый предлог для отказа. Основной причиной было правило: должно пройти не меньше пяти лет после смерти человека, в чью честь хотят назвать улицу.

Джесси Оуэнс как мог шел навстречу берлинским бюрократам. Он умер от рака легких в возрасте шестидесяти шести лет. Сменилось несколько правящих бургомистров Западного Берлина, пока идея наконец не реализовалась.

В 1984 году, накануне Олимпиады в Лос-Анджелесе, решение было принято. На торжественной церемонии 11 марта выступал президент Национального олимпийского комитета ФРГ Вилли Дауме. Он объяснил, что неправильно считать, будто Гитлер отказался пожать руку темнокожему американскому спортсмену.

— На самом деле, — рассказал Вилли Дауме, — до этого Гитлер пожал руку немецкой спортсменке, и глава Международного олимпийского комитета поправил фюрера, напомнив, что рукопожатие противоречит олимпийским традициям. Гитлер прислушался к его словам, поэтому и не пожал руку темнокожему американцу. Вот и все. Как видите, никакого расизма, просто соблюдение традиций.

Словам Вилли Дауме поверили только те, кто не читал воспоминаний руководителя гитлерюгенда рейхсляйтера Бальдура фон Шираха:

«Звездой Олимпиады 1936 года стал спринтер Джесси Оуэнс, цветной американец. Кода Гитлер приезжал на стадион, он сам поздравлял победителей. Когда Джесси Оуэнс выиграл забег на сто метров, Гитлер сказал:

— Это позор для американцев, что они отправляют негров выиграть им медали. Я этому негру руки не подам.

И напрасно имперский руководитель спорта Ганс фон Чаммер унд Остен уговаривал фюрера все-таки поздравить героя Олимпийских игр…»

Что же заставило Вилли Дауме изложить выгодную для Гитлера версию тех событий? Может быть, его собственный партийный билет? Будущий президент Олимпийского комитета ФРГ Дауме тоже состоял в нацистской партии. Ему вручили партбилет № 6098980.

МЮНХЕН, АВГУСТ 1972 ГОДА

Берлин в 1936 году был разукрашен свастиками и красными нацистскими знаменами. Мюнхен в 1972-м расписали в мягких пастельных тонах. Открытие и закрытие Олимпиады 1936 года сопровождались орудийным салютом, барабанной дробью и маршами. Присутствовал Адольф Гитлер.

Теперь весь мир должен был увидеть новую, преобразившуюся Германию, не имеющую ничего общего с мрачным тоталитарным прошлым. С самого начала организаторы решили, что служба безопасности не должна быть заметной, ее главная забота — безбилетники и пьяные.

Мюнхенская Олимпиада превратилась в сплошной праздник, феерию, заполненную музыкой и уличными представлениями. Люди, не имеющие никаких документов, легко проникали внутрь Олимпийской деревни. После ночных развлечений в соседних пивных молодые спортсмены легко преодолевали двухметровую проволочную ограду, личным примером демонстрируя преимущества занятий спортом. Дежурившие в деревне полицейские в штатском делали вид, что ничего не замечают.

В самом начале игр несколько сотен молодых маоистов устроили демонстрацию в Олимпийском парке. Охрана не стала разгонять их силой. Напротив, юношам и девушкам раздавали пирожные. Маоисты не выдержали предупредительно-вежливого приема и разошлись.

Ганс-Йохен Фогель, обер-бургомистр Мюнхена, много сделавший для того, чтобы добиться права провести Игры в своем городе, не видел ничего дурного в том, чтобы сделать Олимпийскую деревню доступной всем желающим. Он хотел превратить игры в праздник всего города.

Фогель был солдатом вермахта, после войны изучал в Мюнхене право, работал в баварском министерстве юстиции, был судьей Мюхена. Двенадцать лет он руководил городом и возглавлял социал-демократов Баварии. Правящий в Баварии христианско-социальный союз ненавидел социал-демократа Фогеля.

«Фогель, — писал о нем Штраус, — напоминает карьериста-отличника, свысока взирающего на своих менее прилежных одноклассников. Своими поучениями и притязаниями на всезнайство он действует на нервы прежде всего собственным товарищам по партии».

Но Штраус и его соратники напрасно злились. Фогель вновь и вновь завоевывал симпатии избирателей, ценивших его заботу о родном городе.

В Мюнхен прибыли две тысячи тележурналистов и четыре тысячи корреспондентов, представлявших газеты, журналы и радиостанции. Примерно миллиард телезрителей больше чем в ста странах наблюдали за играми. Появление спутников связи превратило Олимпиаду в главное мировое событие.

Приезд израильской команды был еще одним свидетельством расчета с прошлым. В Мюнхен прибыла самая большая израильская команда за все время участия еврейского государства в Олимпийских играх; приехали в том числе и бывшие узники концлагерей.

— Организаторы заботились о том, чтобы сама атмосфера заставляла нас почувствовать — Германия стала другой, — вспоминал руководитель израильской команды Шмуэль Лалкин. — Это были открытые, свободные Игры.

Не всем израильтянам легко далось решение приехать в Германию.

Первый канцлер Федеративной Республики Конрад Аденауэр считал своим долгом установить отношения с еврейским государством. Его поддерживали все крупные западногерманские политики.

Но еврейское государство с трудом пошло на восстановление отношений с ФРГ. Многие отвергали даже идею получения репараций из Западной Германии. Когда в 1952 году кнессет принимал это решение, будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин кричал с трибуны:

— Возможно, это моя последняя речь в кнессете. Но есть вещи поважнее, чем жизнь. Не будет переговоров с Германией! Люди выходили на баррикады и по меньшим поводам!

Сторонники Менахема Бегина организовали в Иерусалиме демонстрацию. Они пробились через полицейский кордон и разбили стекла в здании кнессета. Но большинство депутатов все-таки проголосовало за установление отношений с ФРГ.

После войны социалистическая Восточная Германия наотрез отказалась принять на себя часть моральной вины за уничтожение гитлеровским режимом шести миллионов евреев и не стала платить уцелевшим узникам гетто и концлагерей компенсацию за отобранное у них имущество.

ГДР не считала себя наследником рейха, с какой стати отмаливать чужие грехи и платить по чужим векселям? В ФРГ придерживались иной точки зрения.

— Федеральное правительство, — говорил канцлер Конрад Аденауэр, — считает моральным долгом и делом чести немецкого народа сделать все возможное для того, чтобы загладить несправедливости, допущенные по отношению к еврейскому народу.

14 марта 1960 года, прилетев в Нью-Йорк, канцлер Аденауэр встретился в гостинице «Уолдорф-Астория» с премьер-министром Бен-Гурионом. Немецкий канцлер сказал:

— Я всегда внимательно и с глубоким внутренним сочувствием следил за развитием Израиля. Я не могу не выразить своего большого восхищения тем, что там достигнуто, восхищения вашим мужеством, силой и целеустремленностью. Я и в дальнейшем с прежним внутренним сочувствием буду следить за судьбой Израиля.

Израильский премьер не остался в долгу. Он отметил то, что считал главным:

— Я встречался в разное время с немцами, которые не были вашими сторонниками и не одобряли вашу политику. Но все они в один голос говорили, что ваша позиция в отношении евреев определяется вашей совестью. Я ценю такое отношение гораздо выше чисто материальной помощи. Мужественное признание моральной ответственности германского народа за преступления национальных социалистов для меня важнее чисто материального аспекта.

Давид Бен-Гурион заговорил об огромном ущербе, нанесенном национально-социалистической Германией еврейскому народу. Подобной трагедии не было в истории. С исторической точки зрения был нанесен смертельный удар по многовековому стремлению еврейского народа создать свое государство. Гитлер почти разрушил израильское государство, которое всегда жило в сердцах и душах евреев и было, таким образом, его духовным наследством. Европейские евреи были теми, кто обладал столь необходимыми для создания такого государства широтой кругозора, способностями, идеализмом, знаниями и готовностью идти на жертвы. Еврейский народ не согнется под этим ударом судьбы, сказал Бен-Гурион, но стоящие перед Израилем задачи чрезвычайно сложны, так как не хватает людей, которые могли бы строить государство.

— Я готов сделать все возможное для помощи Израилю, — ответил Конрад Аденауэр. — Мы поможем. Это будет сделано не только из чувства долга, но и по соображениям политического разума. Развитие Израиля — в интересах свободного мира. Словом, Федеративная Республика не оставит Израиль в беде…

В Восточной Германии всех, кроме военных преступников, быстро простили. Москва даже распорядилась создать национально-демократическую партию Германии, куда приглашались бывшие члены нацистской партии.

В Западной Германии началась долгая и мучительная очистительная работа, избавление от мифов о расовом и национальном превосходстве. Известный западногерманский публицист Берндт Энгельман написал книгу «Г рмания без евреев». В названии родной страны он пропустил первую гласную, чтобы графически передать главную мысль: без евреев, которые прожили на немецкой земле столько веков и внесли весомый вклад в ее развитие, в ее культуру и литературу, понятие Германии не полно.

Министр обороны ФРГ Франц-Йозеф Штраус — один из самых известных немецких политиков — тайно принял у себя израильских гостей. Это были генеральный секретарь Министерства обороны Шимон Перес, будущий премьер-министр, и командующий бронетанковыми войсками генерал Хаим Ласков, будущий начальник генштаба. Встреча держалась в секрете. Штраус вел себя с израильтянами подчеркнуто уважительно.

Израилю нужны были транспортные самолеты, вертолеты, артиллерия и противотанковые ракеты. Бундесвер еще только создавался, и его запасы были невелики, но министр Штраус считал, что ФРГ обязана помочь Израилю. Оружие взяли со складов бундесвера. На самолетах и вертолетах без опознавательных знаков его перебросили на территорию Франции, а оттуда морским путем перевезли из Марселя в Израиль. Эта операция оставалось секретом семь лет. Для отвода глаз Министерство обороны ФРГ даже сообщило в полицию, что некоторое количество оружия исчезло, видимо, было украдено…

Даже Райнхард Гелен, руководитель западногерманской разведки, говорил, что немцы в долгу перед евреями и нужно помочь Израилю выжить. Гелен хотел наладить рабочие контакты с Моссад, но в Израиле никак не могли решить, откликаться ли на предложение бывшего гитлеровского генерала и в какой степени можно сотрудничать с немцами?

Израильский спортсмен Генри Гершкович, занимавшийся стрельбой, гордился тем, что евреи смогли вернуться в Германию, на Олимпиаду, под собственным флагом. Присутствие израильской команды означало, что нацисты, уничтожив шесть миллионов евреев, не убили дух еврейского народа.

Гершковичу доверили нести флаг Израиля на церемонии открытия Игр. Он признался потом, что ожидал чего-то ужасного. В ночных кошмарах ему виделась такая картина: он несет флаг Израиля, и в него стреляют…

Эстер Рот шла вслед за Гершковичем. Позднее она вспоминала открытие Олимпийских игр как фантастический по размаху праздник, как мечту, ставшую реальностью:

— Это необычное чувство — идти под израильским флагом. Во многих странах есть евреи. Они смотрят на тебя с симпатией. Ты словно представляешь и их тоже.

Но некоторым евреям было в Западной Германии не по себе. Они не в силах были забыть нацизм. Тем более что концлагерь Дахау находился совсем рядом с Мюнхеном.

— Вся моя семья погибла в Германии, — говорил тренер по тяжелой атлетике Тувия Соколовский. — Я один выжил. Приехав в Германию, я испытывал ужасные чувства. В каждом взрослом немце я видел убийц моих родителей.

Успехи небольшой израильской команды на Олимпиаде были невелики. Большинство израильских спортсменов не могли дождаться, когда они наконец вернутся домой.

Олимпийские игры, казалось, доказывали, что спорт — выше политических барьеров, что спорт объединяет политических противников. Конфронтация между Западом и Востоком словно осталась за пределами олимпийского Мюнхена. Зрители с равным воодушевлением восторгались успехами советских спортсменов Ольги Корбут, Валерия Борзова и американца Марка Спитца.

Американцы и европейцы с волнением и симпатией смотрели на то, как, упав с брусьев, Ольга Корбут расплакалась на глазах у всего мира. А когда она в последний день состязаний закончила свое триумфальное выступление, зал взревел от восторга, и судьи дали ей максимальные десять очков.

— Я не верю своим глазам! — говорил в прямом эфире потрясенный американский комментатор. — Дайте ей одиннадцать очков!

Абсолютной чемпионкой Олимпийских игр стала Людмила Турищева, но любимицей была юная Ольга Корбут, публика оценила ее эмоциональность и непосредственность.

Ольга Корбут станет четырехкратной олимпийской чемпионкой. В конце 80-х она уедет в Америку, где расскажет, что советские тренеры использовали гимнасток как секс-рабынь и Мюнхен был для нее сплошным кошмаром…

МЮНХЕН, МАЙ 1972 ГОДА

Советские руководители превратили Олимпиаду в пропагандистскую площадку, где следовало доказать все преимущества социализма. За два года до Олимпиады, 18 ноября 1970 года, было принято постановление Секретариата ЦК КПСС об информационно-пропагандистской работе в связи с Играми в Мюнхене.

Наибольшую активность проявляло агентство печати «Новости». За несколько месяцев до Олимпиады председатель АПН Иван Иванович Удальцов обратился в ЦК:

«Для координации соответствующей работы в АПН создана пропагандистская группа по вопросам Олимпийских игр и разработан конкретный план мероприятий.

Агентство печати «Новости» исходит из того, что Олимпийские игры будут сопровождаться обострением идеологической борьбы в ФРГ, ростом реваншистских и националистических настроений, подстрекательской деятельностью антикоммунистических радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа», активностью левацких организаций прокитайского толка…

Благодаря проведению Игр в Европе, в частности в ФРГ, создаются возможности для широкого освещения завоеваний социализма и советского образа жизни через показ достижений нашего спорта и всей системы физической культуры в нашей стране. Наряду с активной пропагандой решений XXIV съезда КПСС и 50-летия Советского государства первостепенное значение приобретает разъяснение Программы мира и идей европейской безопасности и сотрудничества».

Удальцов просил включить троих работников АПН в состав политгруппы советской делегации на Олимпиаде. В отделе пропаганды согласились на одного — главного редактора главной редакции Западной Европы АПН Владимира Борисовича Ломейко.

Советских спортивных чиновников интересовали чисто практические вопросы. Товарищи из братской ГДР, уже побывавшие в Мюнхене, рассказывали, что западные немцы предупредительны и тактичны, решают все вопросы. Но уже известно, что будут введены ограничения на ввоз некоторых товаров, прежде всего мяса и колбас. Это был неприятный сюрприз для советских чиновников, которые, отправляясь в загранкомандировку, запасались копченой колбасой и консервами, чтобы не тратить драгоценную валюту на еду.

В двадцатых числах мая в Мюнхене находилась делегация во главе с председателем Спорткомитета СССР Сергеем Павловичем Павловым; с ним поехали два чиновника из его ведомства и высокопоставленный сотрудник КГБ. Вернувшись, Павлов отчитался перед ЦК КПСС.

Прежде всего советскую делегацию интересовало, как будет обеспечена безопасность спортсменов. Террористов не опасались. Беспокоило «повышение активности неонацистских, реваншистских и эмигрантских организаций в Мюнхене», прежде всего эмигрантского Народно-трудового союза (НТС).

КГБ докладывал в ЦК КПСС:

«Во время проведения Олимпийских игр в Мюнхене НТС планирует проведение ряда враждебных акций по отношению к советским спортсменам и туристам.

Так, например, НТС примет активное участие в создании так называемого «пресс-бюро», целью которого является распространение антисоветской литературы среди спортсменов сгран социалистического лагеря…»

Несмотря на тревожные предупреждения Комитета госбезопасности, советских гостей в Мюнхене встречали более чем благожелательно.

В 1970 году в Федеративной Республике Германии пришло к власти правительство, сформированное социал-демократами и свободными демократами. Правые, христианские демократы, потеряли власть впервые за все послевоенное время.

Новое правительство возглавил социал-демократ Вилли Брандт. В отличие от своих предшественников на посту канцлера Брандт был известным антифашистом и сторонником налаживания отношений с социалистическими странами.

12 августа 1970 года в Москве канцлер Федеративной Республики Германии Вилли Брандт и глава Советского правительства Алексей Николаевич Косыгин подписали договор, в котором признали нерушимость послевоенных границ и договорились решать спорные вопросы только мирным путем.

Послевоенная Европа жила в страхе перед советскими танками. Московский договор, подписанный Брандтом, успокоил западных европейцев. Но у Брандта возникли трудности, ему не хватало голосов для ратификации московского договора в бундестаге. Договор прошел только благодаря тому, что один депутат от оппозиции все-таки проголосовал «за». Утверждают, что он был подкуплен.

25 мая 1972 года в гостиницу, где остановилась советская делегация, приехал министр внутренних дел ФРГ Ганс Дитрих Геншер, которому суждено будет сыграть важнейшую роль в трагических событиях во время Олимпиады. Ради встречи с советской делегацией Геншер специально прилетел из Бонна.

— Мы сумели пройти весьма сложный рубикон, — говорил Геншер. — Я не переоцениваю роли ФРГ, но убежден, что ратификация послужит важным средством разрядки напряженности в Европе. Главное, что нам удалось убедить большинство населения в важности и необходимости ратификации. Я даже Штрауса и его людей уговорил не голосовать против договоров и летал между ними, как голубь мира…

Президент организационного комитета XX Олимпийских игр в Мюнхене Вилли Дауме, беседуя с советскими гостями, вторил министру внутренних дел:

— Два народа после сурового прошлого смогут теперь договориться между собой.

Более того, Вилли Дауме заверил Сергея Павлова, что Национальной олимпийский комитет ФРГ поддержит проведение летних Игр 1980 года в Москве. Советский Союз боролся за это право, и каждый голос был важен.

Летние Олимпийские игры в Мюнхене проводились с большим размахом. Западные немцы не пожалели денег, чтобы принять гостей со всего мира. И к ним приехало больше спортсменов, чем на любые предыдущие игры, — семь тысяч сто семьдесят три спортсмена из ста двадцати одной страны.

Город преобразился.

Центр старого Мюнхена реконструировали в авангардистском стиле, построили новые гостиницы и колоссальный спортивный комплекс. На олимпийском стадионе следить за состязаниями могли восемьдесят тысяч зрителей. Появился бассейн на десять тысяч зрительских мест, велотрек — на тринадцать тысяч, Дворец спорта — на пятнадцать тысяч.

Западные немцы ко всему подошли со свойственной им тщательностью и пунктуальностью, оснастив спортивный комплекс новейшими достижениями современной техники — электронные табло, компьютеры, фотофиниши с лазерным лучом. Словом, немцы подумали обо всем. И все предусмотрели. Кроме возможности теракта.

Предполагалось, что спортсмены и гости XX летней Олимпиады будут наслаждаться каждым днем. Так и было первые десять дней, пока не разразилась катастрофа.

Израильские специалисты в области безопасности тоже приезжали в Мюнхен, у них были свои рекомендации, но хозяева твердо сказали гостям, что обо всем позаботятся сами.

В реальности остановить террористов оказалось некому.

Олимпийскую деревню обнесли двухметровым сеточным забором. Но полицейским в форме вход в деревню был категорически запрещен. Чтобы исключить любые ассоциации с нацистским прошлым, две тысячи охранников одели в светло-голубую униформу и отправили очаровывать мир, вооружив только переговорными устройствами. Еще две тысячи полицейских в штатском были выделены для охраны порядка во время соревнований. Стражам порядка наказали мягко относиться к болельщикам и охотникам за автографами, стремившимся проникнуть в Олимпийскую деревню.

Западные немцы ограничились чисто символической охраной Олимпийской деревни, стараясь, чтобы ничто не напоминало об Олимпиаде 1936 года.

Некоторые историки, занимающиеся спецслужбами, считают, что Министерство государственной безопасности ГДР располагало сведениями о готовившейся палестинцами акции.

Олимпийская деревня была открыта задолго до начала Игр, и всякий мог ее внимательно изучить. Каждому посетителю были доступны и зоны, взятые позже под охрану. Кого могла заинтересовать система охраны деревни? Кому нужен был политический провал мюнхенских игр?

ВОСТОЧНЫЙ БЕРЛИН, ВЕСНА 1972 ГОДА

Через несколько лет после Второй мировой войны на немецкой земле появились два государства — ФРГ и ГДР. Каждое считало себя единственным подлинным представителем немецкого народа. Долгое время они не признавали друг друга. Всегда жестко конкурировали.

Выбор Мюнхена на роль столицы летних Олимпийских игр был ударом для Восточной Германии. Руководители ГДР любой успех Западной Германии воспринимали как личную неудачу.

Необходимость соблюдать солидарность с братским социалистическим государством поставила Советский Союз в трудное положение. ГДР требовала ни в коем случае не голосовать за Мюнхен. Советская делегация в Международном олимпийском комитете оказалась в безвыходной ситуации (см. книгу М. Прозуменшикова «Большой спорт и большая политика»).

Выбирать предстояло между Мадридом и Мюнхеном. В Испании еще правил каудильо Франко. Советский Союз не имел дипломатических отношений с Испанией, которая была объектом постоянной критики советской печати. Тем не менее советская делегация получила указание голосовать за Мадрид!

Но поскольку и во всем мире Испания воспринималась как диктатура, большинство членов Международного олимпийского комитета, собравшись весной 1966 года в Риме, выбрали все-таки Мюнхен. В Восточном Берлине были возмущены. До самого начала Олимпиады ГДР вела пропагандистскую войну против Игр в Мюнхене и требовала того же от Советского Союза.

Но тут уже у советских товарищей закрались подозрения — не произойдет ли некое сближение западных и восточных немцев на спортивной основе? Не ослабили ли друзья из ГДР накал антиимпериалистической борьбы ради налаживания отношений с западными немцами?

Ни советские, ни восточногерманские чиновники не желали говорить откровенно, но и не упускали случая упрекнуть друг друга.

В апреле 1972 года один из руководителей советского спорткомитета приехал в Берлин. Его приняли руководители двух отделов ЦК Социалистической единой партии Германии — спортивного и внешнеполитической информации. Присутствовал и советник посольства Юрий Жаров. Запись беседы из министерства иностранных дел переслали в отдел пропаганды ЦК КПСС.

Восточногерманские аппаратчики не без сожаления говорили, что ситуация в ФРГ изменилась:

«В связи с проведением новой восточной политики Бонну удалось в определенной степени избавиться от роли «нарушителя спокойствия» в Европе и найти сторонников своей политики за рубежом. В то же время западная пропаганда стремится представить ГДР в качестве фактора, тормозящего достижение разрядки напряженности в Европе.

Гибкая политика Брандта затрудняет ее критику и разоблачение, хотя совершенно очевидно, что она направлена на подрыв стабильного внутриполитического развития ГДР».

Партийные чиновники признавались, что стало трудно критиковать Западную Германию. Они предложили атаковать ФРГ за то, что она выделила огромные средства на подготовку Олимпиады:

«В этом проявляется стремление определенных кругов показать Западную Германию «великой державой»; «мерилом», на которое должны равняться другие страны. «Гигантомания Бонна» находит осуждение во многих странах Азии и Африки (Индия, Бангладеш и др.), которые справедливо считают эту помпезность излишней и ненужной в то время, когда их народы голодают».

Но эта идея не нашла отклика у советских руководителей. Они сами надеялись в 1980 году принять Олимпиаду в Москве и не собирались экономить.

В советское посольство в Берлине приехал президент Спортивно-гимнастического союза ГДР Манфред Эвальд. Советник посольства Юрий Жаров опять же записал беседу, и она тоже отправилась в отдел пропаганды ЦК:

«Сложилось впечатление, говорил Эвальд, что советские товарищи считают, что ГДР недостаточно активно ведет пропагандистскую кампанию против попыток определенных кругов в ФРГ злоупотребить подготовкой и проведением летней Олимпиады в Мюнхене.

Эвальд отметил, что подобная оценка их деятельности не соответствует действительности. Спортивно-гимнастический союз в своих публикациях отводит большое место материалам, разоблачающим стремление реакционных кругов ФРГ использовать Олимпиаду в своих националистических целях. Так, газета «Спорт-эхо» печатает материалы на эту тему в среднем два раза в неделю…

Союз издал ряд брошюр, в которых подробно анализируется политическая обстановка вокруг Олимпиады-72, в том числе «Реваншизм и спорт», «Национализм и спорт», «Мюнхен-1972. Игры, решающие судьбы»…

М. Эвальд сказал, что они глубоко признательны Советскому Союзу за поддержку ГДР в борьбе за укрепление ее позиций на международной спортивной арене и поэтому он не хотел бы, чтобы у советских коллег было мнение, что ГДР как-то отходит от общей линии.

Национальный олимпийский комитет ГДР выступил с официальным заявлением в адрес МОК, Организационного комитета и НОК ФРГ, в котором разоблачает деятельность реакционных кругов ФРГ и требует гарантировать соблюдение олимпийских правил и принципов и безопасность участников Олимпиады. Это заявление, отметил М. Эвальд, также является свидетельством солидарности ГДР с Советским Союзом и другими социалистическими странами».

В свою очередь главный спортивный функционер ГДР выставил свои претензии советским товарищам. Договорились не устраивать выставок, посвященных мюнхенской Олимпиаде, в социалистических странах. Вдруг восточные немцы узнают, что в Москву приехал обер-бургомистр Мюнхена Ганс-Йохен Фогель открывать выставку.

«Разумеется, — сказал М. Эвальд, — политическая обстановка меняется, меняются в соответствии с ней и принятые решения и планы. Но хотелось бы, чтобы советские товарищи учитывали, что ГДР находится в необыкновенно трудных условиях, на нее оказывается наиболее сильное давление западной пропаганды, поскольку население ГДР имеет возможность получать любую информацию с Запада по телевидению и радио.

Поэтому для нас, — подчеркнул М. Эвальд, — чрезвычайно важно своевременно получать информацию об изменениях в планах и решениях, с тем чтобы занять правильную позицию и провести разъяснительную работу среди населения».

Политическое руководство ГДР поставило перед спортсменами задачу любыми средствами обогнать команду ФРГ и тем самым доказать преимущества социализма.

«Не столь важно, какое место займет ГДР, — говорил Эвальд сотрудникам советского посольства, — главное — она должна быть впереди ФРГ. Для ГДР это вопрос международного престижа. Спорт — это составная часть политики, и спортивные результаты — это определенный политический выигрыш или проигрыш. Именно с этой точки зрения население ГДР будет оценивать и спортивное соперничество между СССР и США».

Руководство ГДР своего добилось. На Играх в Мюнхене команда ГДР обогнала команду ФРГ и заняла третье место. Фантастические результаты показали спортсменки из Восточной Германии. Правда, со временем стало известно, что своими феноменальными успехами они были обязаны спортивным врачам, пичкавшим их сильнейшими стероидами.

Но до начала Олимпиады руководители Восточной Германии еще не были уверены в своем успехе.

Если в интересах ГДР было сорвать любое международное мероприятие, проводимое западными немцами, то возникает вопрос: не помогла ли восточногерманская разведка палестинцам? Не снабдила ли их чертежами и картами Олимпийской деревни? Не объяснила ли, как удобнее туда проникнуть?

Версия о причастности ГДР к теракту в Мюнхене весьма популярна среди некоторых историков.

Разведка ГДР располагала огромными возможностями в Западной Германии. Главным разведывательным управлением руководил генерал Маркус Вольф.

Отец Маркуса, известный драматург и врач Фридрих Вольф, еврей по происхождению и коммунист по политическим убеждениям, бежал из нацистской Германии в Советский Союз. Здесь и росли двое его сыновей. Конрад, который станет со временем кинорежиссером и президентом Академии художеств ГДР, и Маркус, которого в России называли просто Мишей.

Подававшего надежды юного Маркуса Вольфа приметил лидер немецких коммунистов Вальтер Ульбрихт. которого приблизил Сталин и который поэтому избежал внимания НКВД. В 1945 году Ульбрихт взял Вольфа с собой в Берлин, освобожденный советскими войсками.

Сначала Вольф писал репортажи с Нюрнбергского процесса над нацистскими военными преступниками. Затем партия назначила его работать на берлинское радио, где он сочинял политические комментарии под псевдонимом и одновременно был ответственным редактором главных политических передач.

Он наладил прочные связи среди советских военных. И с улыбкой превосходства он говорил старым друзьям-коммунистам:

— Есть инстанции поважнее вашего Центрального Комитета.

Вольф нравился советским военачальникам и потому некоторое время работал советником посольства ГДР в СССР. В 1951 году его перевели в так называемый Институт научно-экономических исследований, который был зародышем разведывательной службы ГДР. Вскоре молодой Маркус Вольф стал руководителем восточногерманской разведки.

Маркус Вольф жил не в поселке для руководителей министерства госбезопасности, а в отдельном домике возле лесного озера, крытом белым шифером. Это было тихое местечко, и высокий мускулистый генерал, который носил джинсы и черную майку, мог наблюдать за забавной игрой белок, нисколько не стеснявшихся начальника разведки.

Мастер шпионажа из ГДР не давал покоя западным немцам, потому что неутомимо засылал в Западную Германию все новых и новых агентов. Сотрудники Министерства госбезопасности ГДР легко проникали на территорию Федеративной Республики с мастерски изготовленными фальшивыми западногерманскими документами.

На последнем этаже главного здания МГБ в Восточном Берлине каждую неделю изготовляли несколько западногерманских паспортов, которые легко проходили любую проверку.

Из специальной типографии в больших бумажных мешках в разведку поступали новенькие незаполненные бланки паспортов, неотличимые от настоящих западногерманских. На бланках уже были напечатаны регистрационные номера — иногда фиктивные, иногда реальные, повторяющие номера паспортов граждан ФРГ, побывавших в какой-нибудь социалистической стране.

В качестве образца использовались диапозитивы тайно сфотографированных подлинных западногерманских паспортов. Чаше всего фотокопии поступали от венгерской госбезопасности, которая щедро делилась с товарищами в Восточном Берлине.

Западные немцы с удовольствием приезжали в Венгрию отдохнуть. Сотрудники венгерской контрразведки вечером собирали по гостиницам документы туристов и ночью переснимали каждую страницу с помощью импортной аппаратуры. Правда, западногерманские туристы были недовольны тем, что у них всегда забирают паспорта в венгерских гостиницах. Они же не знали, что удостоены высокой чести внести свой вклад в защиту национальной безопасности первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян.

В распоряжении лаборатории МГБ были все марки западногерманских шариковых ручек, все виды чернил и фломастеров, все печати, все телефонные и адресные книги Западной Германии. Когда паспорта стали оформляться с помощью пишущих устройств, лаборатория МГБ получила в свое распоряжение замечательный импортный компьютер с принтером, который воспроизводил любой шрифт.

Восточные немцы не упускали случая сделать гадость Западной Германии.

В Министерстве госбезопасности держали наготове весь сумасбродный арсенал спецслужб — профессиональных убийц, отравителей, специалистов по несчастным случаям и похищениям. Перебежчики из ГДР получали время от времени зловещее предупреждение: «Мы найдем тебя везде».

Агенты МГБ ГДР распространяли на территории Западной Германии, там, где было много иностранных рабочих, листовки с призывами выгонять иностранцев. Делали это от имени реально существовавшей неонацистской организации.

Во время суда в Иерусалиме над нацистским преступником Адольфом Эйхманом, которого агенты Моссад нашли в Аргентине и вывезли в Израиль, агенты МГБ распространяли листовки, в которых говорилось, что процесс — «козни мирового еврейства». Руководители восточногерманской госбезопасности хотели показать, что в ФРГ поднимают голову неонацисты, и тем самым скомпрометировать Западную Германию в глазах мирового сообщества…

Если учесть, что Министерство госбезопасности ГДР помогало палестинским боевым организациям. то понятны подозрения многих исследователей: не причастны ли восточные немцы к трагедии в Мюнхене?

Документы на сей счет не найдены. Напротив, есть сведения о том, что в последний момент восточные немцы даже предупреждали Израиль и Федеративную Республику о возможности теракта во время Олимпиады. Руководители ГДР больше хотели победить на Олимпиаде, чем сорвать ее.

Но предупреждение было сделано в столь обшей форме, что офицер безопасности в израильском посольстве оставил информацию без последствий.

Западногерманская контрразведка переадресовала предупреждение баварской полиции. Специальным письмом 21 августа 1972 года Федеральное ведомство по защите конституции предупредило полицию, что палестинцы что-то замышляют именно в Мюнхене.

Интерпол накануне Игр тоже предупредил западногерманскую полицию о подозрительной активности террористов в Европе. Последнее предупреждение прозвучало в понедельник, 4 сентября. Западных немцев информировали, что на их территорию въехала еще одна группа террористов.

Родственники погибших в Мюнхене спортсменов утверждают, что западногерманская разведка между 21 августа и 2 сентября получила как минимум три предупреждения о приезде в страну палестинских боевиков. У немецких властей были все основания позаботиться о безопасности. За предшествующие Олимпиаде десять месяцев «Черный сентябрь» провел пять операций в Западной Европе, из них три — в Западной Германии.

Но в Бонне и Мюнхене куда больше опасались собственных террористов — леваков.

Председателю советского Комитета по физической культуре и спорту Сергею Павлову министр внутренних дел ФРГ Ганс Дитрих Геншер говорил:

— Западная Германия переживает сейчас сложный период, его усугубляют участившиеся в последнее время террористические акты. Еще не ясно окончательно, какие силы стоят за спиной экстремистов. Нас весьма приятно удивило, что Германская компартия отмежевалась от террористов и изъявила готовность принять участие в их выявлении. Это очень важно, ибо бандиты прикрываются революционной терминологией.

Сергей Павлов пересказал его слова председателю Германской компартии Курту Бахману. Главный западногерманский коммунист сказал, что немедленно информирует об этом правление партии, и горячо поблагодарил советского гостя:

— Ваше собщение — это и есть проявление пролетарской помощи и интернационализма на практике.

Разговаривая с Павловым один на один, Геншер убеждал советского спортивного министра, что власти ФРГ сделают все для обеспечения безопасности:

— Мы внимательно следим за действиями врагов Олимпийских игр и гарантируем вам безопасность, хотя положение непростое. Мы принимаем новые меры по борьбе с нежелательными элементами, в том числе увеличиваем аппарат безопасности. Мы получили разрешение на запрет и разгон всевозможных манифестаций и сборищ в период Олимпийских игр.

«Геншер, — докладывал Сергей Павлов в ЦК КПСС, — предложил либо посредством посольства сообщить о людях, которых советская сторона считает опасными на Играх, либо направить в министерство внутренних дел ФРГ специального компетентного представителя, который будет консультировать немецкую сторону по соответствующим проблемам. О подобной форме сотрудничества МВД ФРГ договорилось с Югославией».

Всем западногерманским чиновникам советские гости внушали, что «антисоветская клеветническая деятельность радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа» несовместима с проведением Олимпиады».

Западногерманский министр прислушался к Павлову:

«Геншер обещал, что МВД берет на себя обязательство контролировать аккредитацию сотрудников «Свободы» и «Свободной Европы» в качестве корреспондентов или переводчиков».

Но акции немцев-леваков не носили масштабного характера. Западногерманская полиция решила, что худшее, что может произойти, — это бомба в посылке или попытка похитить израильского спортсмена во время прогулки по Мюнхену.

Баварская полиция не потрудилась подстраховать наиболее уязвимые места, хотя некоторые меры предосторожности все-таки приняли. В Мюнхене полным-полно было выходцев с Ближнего Востока, одних иорданцев насчитывалось более семисот. Полиция составила список тридцати потенциальных террористов, за которыми установили наблюдение.

Мюнхенские сыщики просто не могли предположить, что удар будет нанесен в самой Олимпийской деревне. Хотя как минимум один человек в столице Баварии считал это возможным.

Доктор Георг Зибер работал в мюнхенской полиции штатным психологом. Оргкомитет Олимпийских игр обратился к нему с просьбой подумать над возможными угрозами: кто способен помешать их проведению?

Георг Зибер отнесся к поручению крайне серьезно. Он изучил образ действий всех известных на тот момент террористических организаций — от Ирландской республиканской армии и баскской сепаратистской организации ЭТА до палестинцев и немецкой «Фракции Красной армии». И составил двадцать шесть возможных кризисных сценариев.

Он считал вполне реальным, что террористы нанесут удар по Олимпийской деревне. Он среди прочего предположил, что группа ультраправых террористов, захватив самолет, может врезаться в заполненный тысячами зрителей Олимпийский стадион. Это предсказание сбудется через три десятилетия в Нью-Йорке.

А в сентябре 1972 года события разворачивались иначе — в соответствии со сценарием № 21. В пять утра, предсказывал доктор Зибер, дюжина палестинцев преодолеет ограду Олимпийской деревни и ворвется в дом, где поселилась израильская команда. Палестинцы убьют одного-двух заложников и потребуют освободить заключенных из израильских тюрем, а сами захотят получить самолет, чтобы улететь в одну из арабских стран. Если палестинцам не удастся добиться освобождения заключенных, предсказывал Георг Зибер, они все равно используют эту акцию в политических целях.

— Причем они будут готовы умереть, — предупреждал полицейский психолог свое начальство. — Они никогда не сдадутся.

Сотрудники оргкомитета Мюнхенских игр не знали, как отнестись к сценариям доктора Зибера. Чтобы предупредить такие теракты, организаторы должны были полностью пересмотреть концепцию Олимпийских игр, отказаться от атмосферы беззаботности, когда решительно все в городе должны получать удовольствие. Никакой политики, только спорт! В такой концепции не было место колючей проволоке, видеокамерам, детекторам движения, полицейским с автоматами и спецназу, тем более с тяжелой техникой.

Организаторы Олимпийских игр в 1973 году потратили на обеспечение безопасности меньше двух миллионов долларов. В Афинах в 2000 году потратят на те же цели больше шестисот миллионов долларов. И с каждой Олимпиадой эти цифры будут расти. Готовясь к летним играм в Сиднее, специалисты в области безопасности рассмотрели восемьсот вариантов катастрофического развития событий. И все понимали, что вполне возможен восемьсот первый. В реальности невозможно предугадать все, потому что террористы стараются не повторяться. Борьба с террористами — это игра с невидимым и непредсказуемым противником.

Словом, руководители оргкомитета попросили доктора Зибера представить им другой доклад и другие сценарии, более соответствующие тем Играм, которые они готовили.

Доктор Зибер действительно немного ошибся.

Боевики из «Черного сентября» перебрались через ограду Олимпийской деревни на пятьдесят минут раньше, чем предполагал Зибер. И им не понадобилось взрывать входную дверь в дом, где жили израильские спортсмены. Они сумели ее открыть. Когда все началось, отвечавший за безопасность Игр полицай-президент Мюнхена Манфред Шрайбер объяснил доктору Георгу Зиберу, что в его услугах никто не нуждается.

— Это уже вопрос не психологии, — с важным видом сказал Шрайбер, — а большой политики.

Георг Зибер уволился из мюнхенской полиции. Вернулся домой, сварил себе кофе и уселся перед телевизором. Теперь он мог быть только беспомощным наблюдателем.

МЮНХЕН, 5 СЕНТЯБРЯ 1972 ГОДА

По дороге палестинцы переоделись. Они вытащили из рюкзаков оружие и, стараясь не шуметь, подошли к дому № 31 на Конноли-штрассе. Улицу назвали в честь американского спортсмена Джеймса Конноли, победителя Олимпиады 1896 года.

В доме № 31 были двадцать четыре отдельные квартиры. Одиннадцать квартир располагались на первых двух этажах, откуда можно было выйти на улицу или на задний дворик. Остальные квартиры — на третьем этаже, там же находились два пентхауса.

Израильская команда — двадцать один человек — занимали первые шесть квартир. Рядом с ними жили уругвайцы, они же занимали часть квартир на третьем этаже, где их соседями были спортсмены из Гонконга. Им принадлежали и оба пентхауса. Помимо спортсменов в доме постоянно жили двое немцев из обслуживающего персонала, один из них с семьей.

Палестинцы были вооружены автоматами «калашников» и ручными гранатами (потом полиция подсчитает, что в их распоряжении было восемь автоматов, девятьсот патронов и двадцать четыре гранаты).

Они открыли дверь (она никогда не запиралась) и вошли в общий холл. Боевик по имени Джамаль аль-Гаши остался охранять вход. Остальные приготовились ворваться в квартиру № I, где жили семеро членов израильской спортивной команды — Амицур Шапиро, Кеат Шор, Андре Шпицер, Тувия Соколовский, Яаков Шпрингер, Моше Вайнберг и Йосеф Гутфройнд.

Из квартиры № 1 можно было на лифте или по лестнице подняться на третий этаж, а также спуститься в гараж.

Палестинцы смогли раздобыть ключ. Они вставили его в замок. Но они действовали слишком шумно.

Непонятную возню за дверью услыша,! спортивный судья Йосеф Гутфройнд. Ему было сорок лет, и он спал очень чутко. Он судил классическую борьбу на Олимпиаде 1968 года в Токио, на мировых чемпионатах в Индии и Болгарии, и оргкомитет пригласил его судить Мюнхенскую Олимпиаду.

Считается, что Гутфройнд, как и судья Яаков Шпрингер, был в реальности офицером безопасности. Возможно, это и не так. Израильская служба безопасности Шин-Бет не подтвердила и не опровергла эту информацию.

В любом случае именно Гутфройнд услышал шум и босиком вышел из спальни в общую прихожую, стараясь никого не разбудить. Тут дверь приоткрылась, он услышал арабские голоса и увидел людей с автоматами. Он навалился всем своим телом — почти двухметровый Гутфройнд весил сто тридцать три килограмма — на дверь и закричал, предупреждая товарищей об опасности:

— Ребята, тревога! Террористы! Бегите!

На несколько критически важных секунд он задержал террористов, не ожидавших отпора. Как минимум одному человеку он спас жизнь. Тренер по тяжелой атлетике Тувия Соколовский, который делил с ним комнату, вскочил и тоже выбежал в общую гостиную. Он увидел, что Гутфройнд еще удерживает дверь. Через приоткрывшуюся шель Соколовский увидел расписанное черной краской лицо и автомат.

Соколовский ринулся назад, в свою комнату, и бросился к окну. Пытался его открыть, но не смог. Тогда он просто выбил стекло и выпрыгнул в садик.

Палестинцы, орудуя прикладами автоматов, сбили Гутфройнда с ног и бросились в другие комнаты. Один из них подскочил к выбитому окну и стал стрелять в Соколовского, но не попал. В пижаме и босиком тренер бежал со всех ног, пока буквально не уткнулся в полицейского. И только тогда понял, что спасся.

Остальные ничего не успели сделать.

Террористы выволокли из спальни на первом этаже не успевших проснуться тренера по легкой атлетике Амицура Шапиро и тренера по стрельбе Кеата Шора.

Когда Исса распахнул дверь в другую спальню, тренер Моше Вайнберг бросился на него. Единственное оружие, которое он смог найти, был нож для разрезания фруктов, который лежал на столике рядом с кроватью. Исса упал, и маленький нож рассек только одежду.

Другой боевик выпустил очередь из «калашникова» практически в упор. Одна из пуль распорола Моше Вайнбергу лицо, хлынула кровь. У Вайнберга три недели назад родился сын. Его жена Мириам с ребенком находилась дома и ждала мужа.

Террористы погнали безоружных заложников вверх по лестнице, где захватили еще двоих — судью по тяжелой атлетике Яакова Шпрингера и тренера по фехтованию Андре Шпицера.

В руках палестинских боевиков оказались пятеро заложников. Самым старшим был Кеат Шор, ему исполнилось пятьдесят три года. Он родился в Румынии.

Яаков Шпрингер родился в Польше в 1921 году. Когда в сентябре 1939 года пришли немцы, его родители совершенно не испугались: они говорят по-немецки, так что проблем не будет. Один Яаков решил, что нужно уходить. Из Польши он перебрался в Советский Союз. Никто не захотел последовать его примеру, и нацисты убили всю его семью.

После войны Шпрингер вернулся в Польшу. Он занимался борьбой и тяжелой атлетикой, представлял Польшу на многих международных соревнованиях. В 1956 году Шпрингер с двумя детьми эмигрировал в Израиль, где перешел на тренерскую и преподавательскую работу.

Он создал в Израиле тяжелую атлетику. До него этого спорта в еврейском государстве просто не существовало. В 1964 году Израиль не пригласили на Олимпиаду, а Яакова Шпрингера персонально попросили судить соревнования тяжелоатлетов. Его пригласили и в 1968 году.

Мюнхенская Олимпиада была пятой в его спортивной карьере. Шпрингер сомневался, ехать ли в Мюнхен. Для него это был серьезный вопрос. Немцы убили всю его семью. Он этого не забыл и не простил. Он никогда не покупал немецкие товары, какими бы хорошими они ни были.

Но он посчитал своим долгом участвовать в Олимпиаде. Как судья он имел право остановиться в гостинице. Предпочел жить вместе со всеми. Это было роковое решение.

Амицуру Шапиро было сорок лет. Он родился в Израиле и в 50-е годы был одним из самых успешных спринтеров. Потом тоже стал преподавателем и тренером.

Андрею Шпицеру было двадцать семь лет. Он родился в Румынии, где занимался стрельбой. В Израиле стал тренером национальной команды.

Оставив первую группу заложников под охраной, Тони и пятеро боевиков выскочили на улицу и стали рваться в соседние квартиры, где жили израильтяне. Они захватили с собой Моше Вайнберга, он пытался платком остановить кровь.

Они проскочили мимо квартиры № 2 и ворвались в квартиру № 3, где жили шестеро борцов и тяжелоатлетов. Они слышали выстрелы, которыми был ранен Вайнберг, но подумали, что это им приснилось, и продолжали спокойно спать.

Вот поэтому боевики захватили тяжелоатлетов Давида Бергера, который совсем недавно из Соединенных Штатов эмигрировал в Израиль, Зеева Фридмана, Йосефа Романо, который не мог ходить без костылей после недавней травмы (он повредил связки), а также борцов Элиэзера Халфина, Гади Цабари и Марка Славина, самого многообещающего спортсмена в команде.

Гади Цабари услышал шум за дверью. Удивленный, но не испуганный, он встал, стараясь не разбудить соседа по комнате Давида Бергера. Открыл дверь, чтобы посмотреть, что происходит, и попал в плен.

Он увидел террориста в ярком желтом свитере, который целился в Марка Славина и Элиэзера Халфина. Когда Цабари вышел из комнаты, дуло автомата уткнулось в него.

Через несколько секунд в дверях появился заспанный Давид Бергер. Он совершил ту же ошибку — беззаботно вышел и попал в руки боевиков.

Марк Славин приехал из Минска в Израиль всего за четыре месяца до Олимпийских игр. Ему было 18 лет. В феврале 1971 года он выиграл всесоюзный юношеский чемпионат по классической борьбе. Когда в мае 1972 года он эмигрировал в Израиль, его сразу включили в Олимпийскую команду. Марку Славину предстояло защищать честь команды именно в этот день.

Зеэву Фридману из Хайфы было 22 года. Он начинал спортивную карьеру гимнастом, но перешел в тяжелоатлеты. Он семь лет побеждал в чемпионатах Израиля. В 1969 году завоевал седьмое место в мировом чемпионате в Варшаве и третье место на Играх в Маниле в 1971 году. На Олимпийских играх он был 12-м.

Элиэзеру Халфину было 24 года. Он приехал в Израиль из Советского Союза, где одиннадцать лет занимался борьбой в вольном стиле и занимал четвертое место в молодежных чемпионатах. В мировых чемпионатах он занимал 12-е место.

Штангисту Давиду Бергеру было 28 лет. Он родился в Соединенных Штатах и побеждал на молодежных соревнованиях в среднем весе. После эмиграции в Израиль в 1970 году он выиграл национальный чемпионат в тяжелом весе. На азиатских играх в Маниле завоевал серебряную медаль. В Израиле Давид занимался благородным делом — вел спортивные занятия с инвалидами.

Пока один из террористов осматривал комнаты, думая, что кто-то мог спрятаться в туалете или под кроватью, полураздетые и ошеломленные спортсмены стояли под дулами автоматов. Тони спросил, где находятся остальные израильтяне. Никто не ответил.

— Давайте бросимся на них, — предложил на иврите Давид Бергер. — Терять нам нечего!

Но один из террористов явно понял слова Давида и, направив дуло автомата на Гади Цабари, приказал идти в сторону выхода. Террористы заставили всех держать руки за головой — даже Романо, которому нужны были костыли.

Цабари думал о том, что ситуация безвыходная. Слова Бергера «нам нечего терять» звучали у него в ушах. Когда группу заложников завели в холл квартиры № I, Гади Цабари откинул стоявшего рядом террориста и бросился вниз по лестнице, которая вела в подвал.

Один из террористов несколько раз выстрелил ему вслед, но все пули уходили мимо. Уже раненный, Моше Вайнберг не желал сдаваться без боя, хотя террористы были вооружены. Ему было 33 года. Восемь лет он был чемпионом страны по борьбе в классическом стиле.

Вайнберг врезал кулаком террористу по кличке «Бадран» (его настоящее имя Мохаммад Сафади), выбил ему несколько зубов и сломал челюсть. Ошеломленный террорист отлетел к стене. Вайнберг потянулся к автомату, который боевик уронил на пол. Но другой террорист, стрелявший в Цабари, повернулся и очередью в упор прошил Вайнберга.

Еврейская кровь вновь пролилась на немецкой земле.

Романо и Бергер, которых держали под прицелом, бессильно наблюдали за происходящим.

Палестинцы не имели приказа начинать операцию с убийства заложников, это могло помешать исполнению их замысла. Но боевиков заранее инструктировали: если понадобится, стреляйте на поражение.

Убив Моше Вайнберга, боевики поняли, что выстрелы наверняка всех перебудили. И действительно, в окнах соседних домов зажегся свет, появились недоуменные лица. Ясно было, что вот-вот прибудет полиция.

Террористы погнали заложников наверх, где уже находились спортсмены, попавшие в плен первыми. Но Йосеф Романо, отец троих детей, не смирился. У него перед глазами стояло окровавленное тело Моше Вайнберга. Когда террористов отвели на второй этаж, Романо отбросил костыли и вырвал у одного из палестинцев автомат. Но не успел им воспользовался. Другой террорист выпустил в него очередь из «калашникова».

Йосефу Романо было 32 года. Он родился в Ливии, солдатом армии обороны Израиля участвовал в шестидневной войне 1967 года. Он десять лет был чемпионом Израиля по тяжелой атлетике. В последние годы стал судьей.

Он стал второй жертвой террористов.

Тело Романо оставили лежать посредине комнаты — в назидание остальным израильтянам, чтобы они понимали, что их ждет, если они попытаются бежать.

Заложников связали — заранее подготовленными веревками туго обхватили запястья и колени.

Вайнберг ценой своей жизни дал возможность Иабари убежать. Он добрался до международного пресс-центра, влетел в зал, но на него никто не обратил внимания. Ему пришлось схватить одного из журналистов и долго втолковывать, что именно происходит в двух шагах от пресс-центра.

Потом появился полицейский, который отвез Цабари в штаб. Там несколько часов его расспрашивали, пытаясь узнать все, что можно, о террористах. Ему дали одежду и обувь. Многие годы Цабари будет нуждаться в помощи психиатра…

Вайнберг и Романо, отдав свои жизни, спасли и других спортсменов.

Террористы намеревались захватить в заложники всю израильскую команду. Они не ожидали отпора со стороны безоружных людей. Они ошибочно решили, что теперь бессмысленно искать других израильтян — те уже наверняка в безопасности.

Только благодаря этому другие израильские спортсмены остались живы. На самом деле инерция благодушия продолжала действовать, и палестинцы могли захватить дополнительное количество заложников.

Совсем рядом, в квартире № 2, спали стрелки Зелиг Штрох и Генри Гершкович, фехтовальщики Иегуда Вайнштейн и Дан Алон, занимавшийся спортивной ходьбой Шаул Ладани и пловец Авраам Мельмер. Когда прозвучали выстрелы, они проснулись. Глядя в окна, пытались понять, что происходит. Потом опять легли. Лишь немногие поняли, что происходит нечто страшное.

В Олимпийской деревне уже не раз звучали выстрелы — так спортсмены-стрелки, не зная, как выплеснуть переполнявшие их эмоции, отмечали свои победы. Но тут было что-то иное. Генри Гершкович услышал в ночной тишине хорошо знакомый ему звук — это когда магазин вставляют в автомат. Но ему и в голову не могло прийти, что в дом проникли террористы.

Шаул Ладани со временем станет профессором в Тель-Авиве. Тогда он занимался спортивной ходьбой и показывал неплохие результаты на дистанции в пятьдесят километров. Детство Ладани прошло в немецком концлагере Берген-Бельзен. Когда его освободили, ему было всего восемь лет. Детский опыт научил его действовать быстро. Он вылез из окна своей комнаты и спустился вниз.

Шаул Ладани добежал до блока, где поселили команду спортсменов из Соединенных Штатов. Он постучал в дверь. Ему открыл заспанный американец.

— Разреши войти, — попросил Ладани.

— А что случилось? — удивился тот.

— В нашем здании арабы!

— Ну и гоните их прочь, — зевая, посоветовал американец.

— Они с оружием! Они убивают людей!

Только тут до американца дошло, что происходит. Он втянул израильтянина внутрь, захлопнул дверь и схватился за телефон, чтобы вызвать полицию.

Шаул Ладани никогда не сможет избавиться от комплекса вины за то, что он остался жив, когда других убили.

Одна из уборщиц Олимпийской деревни шла на работу, когда услышала звуки выстрелов. Проявив бдительность, в 4.47 утра она позвонила в службу безопасности.

Безоружного охранника отправили на Конноли-штрассе. Он, раздраженный и недовольный приказом начальства тащиться куда-то в такую рань, появился на улице. Увидел в окне Гершковича и спросил, что происходит. Тот не знал, что ответить.

Как раз в этот момент дверь захваченного террористами дома № 31 открылась, и появился боевик в маске и с автоматом. Охранник изумленно обратился к нему сначала по-немецки, потом по-английски:

— Что это означает? Кто вы?

Боевик не удостоил его ответа. Охранник доложил по переговорному устройству, что он видит несколько человек с автоматами в доме, где живет израильская команда. Все, что могла предпринять служба безопасности, — это отправить на Конноли-штрассе еще двоих невооруженных охранников, которые не знали, что им следует предпринять.

Первому о непорядке в Олимпийской деревне доложили полицай-президенту Мюнхена Манфреду-Шрайберу. Он получил юридическое образование, умело вел расследование важных дел и в ноябре 1963 года стал начальником городского управления полиции. В ту пору он был самым молодым среди своих западногерманских коллег.

Шрайбера подняли с кровати, когда уже был шестой час утра. Он приказал закрыть Олимпийскую деревню, отправить к дому израильской команды вооруженных полицейских и сам позвонил Бруно Мерку, министру внутренних дел Баварии.

Доложив начальству, Шрайбер оделся, стараясь не разбудить жену и детей, и на полицейской машине с сиреной поехал в Олимпийскую деревню.

После звонка Шрайбера министру включилась немецкая бюрократическая машина. Бруно Мерк, состоявший в правящей в Баварии партии христианско-социальный союз, был в начале 60-х годов начальником окружного управления города Гюнцбурга. 5 декабря 1966 года его сделали министром внутренних дел Баварии (он оставался на этом посту до мая 1977 года, мюнхенская трагедия ему не повредила, впоследствии он возглавил Баварский Красный Крест).

Мерк в свою очередь разбудил федерального министра внутренних дел Ганса Дитриха Геншера, многообещающего политика, чья карьера еще только начиналась.

«Это был удар для меня, — вспоминал Геншер. — Евреи вновь оказались в опасности на территории Германии».

Министр внутренних дел сообщил о чрезвычайном происшествии канцлеру ФРГ Вилли Брандту и министру иностранных дел Вальтеру Шеелю. Тот приказал своим подчиненным оповестить посла Израиля в ФРГ Эльяшива Бен-Хорина.

В половине шестого утра посол связался с Иерусалимом. Премьер-министра Голду Меир разбудил ее военный помощник генерал Израэль Лиор.

В десять минут шестого первый сотрудник мюнхенской полиции появился возле захваченного террористами дома. Он поднял руки, показывая, что пришел без оружия. Пока он вглядывался в окна трехэтажного здания, на первом этаже открылось окно, и террорист бросил ему под ноги два листа бумаги. Это был ультиматум палестинской организации «Черный сентябрь».

Через пятнадцать минут еще один мюнхенский полицейский появился перед домом. Немцы все еще не могли поверить, что кто-то пытается испортить им праздник и сорвать их чудесные Игры. К полицейскому вышел руководивший боевиками Исса. Он был в легком летнем костюме. Его лицо, шея и руки для маскировки были покрыты черной краской, возможно, просто гуталином, решил полицейский.

Другие террористы с автоматами показались из окон, чтобы полицейский правильно оценил ситуацию. Возможно, Иссе показалось, что полицейский все равно ничего не понимает. Тогда Исса отдал команду, террористы вытащили мертвое тело Вайнберга, голое и окровавленное, и бросили его на тротуар прямо перед полицейским.

Руководитель израильской спортивной делегации Шмуэль Ладкин (он жил в подъезде № 5), услышав выстрелы, проснулся. Он подошел к окну, но все было спокойно. Опять лег, однако через десять минут опять раздались выстрелы. И тут он понял, что именно случилось: палестинцы бросили на землю изрешеченное пулями тело Вайнберга.

В половине шестого примчалась карета «Скорой помощи». Не обращая внимания на террористов, медики выскочили из машины и бросились к телу Вайнберга. Проверив пульс, они поняли, что он мертв. Они унесли его тело.

Гершкович сказал соседям:

— Нам надо уходить.

Все комнаты выходили в сад. Они вышли и перебежали на другую сторону улицы.

На всю команду был только один телефон — в комнате у Ладкина. Он позвонил в Израиль, его соединили с премьер-министром Голдой Меир и министром обороны Моше Даяном.

Ближе к шести в Олимпийской деревне появился Манфред Шрайбер и несколько десятков уже вооруженных полицейских.

Одновременно приехал и молодой бургомистр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер, он же генеральный секретарь Национального олимпийского комитета. Его разбудили полицейские: террористы сказали, что он обязательно должен участвовать в переговорах. В отсутствие хозяина деревни боевики отказывались разговаривать с полицией.

Шрайбер и Трёгер принялись изучать два листа бумаги, подобранные полицейским. Это был написанный по-английски и отпечатанный на машинке список тех, кого палестинцы требовали «немедленно освободить и отправить в одну из арабских стран». В списке значились двести тридцать четыре палестинца, отбывавших наказание в израильских тюрьмах (все это были осужденные террористы), и шестнадцать заключенных-европейцев, среди них немцы Андреас Баадер и Ульрике Майнхоф, ультралевые террористы, союзники палестинцев.

Палестинцы предупредили: если до девяти утра следующего дня их требования не будут выполнены, террористы начнут убивать заложников одного за другим.

Тем временем в деревне появились полицейские снайперы в пуленепробиваемых жилетах, с автоматами и винтовками с телескопическим прицелом. Они разместились на крышах соседних домов и ждали приказа.

Первый кризисный штаб разместился в административном корпусе Олимпийской деревни. Шрайбер хотел прежде всего установить контакт с террористами. Решили, что у женщин это получится лучше. Одна из его подчиненных по имени Лаутенбах уже пыталась поговорить с палестинцами. Но нужен был более опытный человек.

Свои услуги предложила сотрудница полиции Аннализа Грэе, ей было сорок два года. Шрайберу понравились ее мягкая манера разговаривать, природная контактность, умение ладить с людьми и располагать их к себе.

Обе женщины появились перед домом № 31. К ним вышел Исса. Немки хорошо его рассмотрели. Он был одет в обычный костюм, традиционный палестинский платок-куфия на голове, лицо вымазано черной краской.

Таково было распределение обязанностей между палестинцами. Исса ведет переговоры и принимает решения, Тони командует боевиками.

Исса прежде всего объяснил:

— К вам, немцам, эта операция не имеет отношения.

Он свободно говорил по-немецки, так что переводчик не требовался. Это упрощало дело.

— Мы не можем освободить заключенных, которые находятся в Израиле. — Аннелиза должна была затянуть переговоры. — Мы можем только передать правительству Израиля ваши условия.

— Освободите всех заключенных, — Исса не собирался торговаться, — иначе заложники умрут.

Полиция выставила кордон вокруг дома. Остальная часть Олимпийской деревни, ни о чем не подозревая, готовилась к соревнованиям. Террористы время от времени показывались на улице или выглядывали из окон, проверяя, не готовится ли полиция к внезапной атаке.

В доме напротив жила делегация ГДР, в ее составе были офицеры Министерства госбезопасности, отвечавшие за то, что никто из восточногерманских спортсменов не убежит на Запад. Весь день они внимательно наблюдали за происходящим. Они составили подробные отчеты, которые были найдены после крушения ГДР, когда стали разбирать документы ведомства госбезопасности.

Вместе с восточногерманскими спортсменами находился журналист Вольфганг Гиттер. Он хорошо разглядел человека с вымазанным черным лицом в льняном костюме, который время от времени курил. Это был Исса. Еще один палестинец щеголял в красной рубашке, ворот расстегнут, на шее золотая цепь. Это был Тони.

В семь утра в Мюнхен прилетел федеральный министр Геншер. Его сопровождал прикомандированный к нему подполковник пограничной полиции Ульрих Вегенер.

Геншера ждали в административном блоке С-1, где уже собрались шеф полиции Шрайбер, земельный министр Бруно Мерк, бургомистр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер, президент Национального олимпийского комитета и глава организационного комитета XX Олимпийских игр Вилли Дауме, а также недавний обер-бургомистр Мюнхена и вице-президент оргкомитета Олимпиады Ганс-Йохен Фогель.

Ганс Дитрих Геншер по должности был старшим. Но по конституции ФРГ все полномочия принадлежали земельной власти. Геншер мог только давать советы баварскому коллеге и в случае необходимости подключать федеральные ведомства.

Кризисный штаб устроили на третьем этаже блока С-1, в кабинете Вальтера Трёгера. Шрайбер отправил поближе к месту события полицейский автобус со всеми средствами связи. В автобусе расположился наблюдательный пункт.

В штаб доставили главу израильской делегации Шмуэля Ладкина. Ему организовали прямую линию связи с Иерусалимом. Но Лалкин знал твердую позицию премьер-министра Голды Меир — ни при каких условиях не поддаваться на шантаж террористов и не выполнять их требования.

Всех уцелевших израильских спортсменов собрали в административном блоке. Они думали о захваченных палестинцами товарищах и находились в ужасном состоянии. Никто не знал, нет ли террористов и в других зданиях Олимпийской деревни, поэтому к ним приставили охрану.

Американский легкоатлет Кени Мур собирался утром побегать, но его остановил охранник:

— Там стреляли. Вы должны остаться на месте.

Сосед Кенни Мура по комнате пришел с последними новостями:

— Арабские террористы убили двоих израильтян, остальных захватили в заложники. Ненавижу этих маньяков.

Из окна были видны полицейские машины, кареты «Скорой помоши» и большое количество журналистов.

— Представьте себе положение несчастных ребят там, — сказал другой американский легкоатлет, Фрэнк Шертер. — Каждые пять минут маньяк с автоматом говорит: «Давайте-ка их пристрелим». А другой лениво отвечает: «Нет, подождем еще». Это же невозможно выдержать.

Потом пришло сообщение, что Игры приостановлены.

Американцы стали выяснять:

— Приостановлены или закрыты?

— Приостановлены на один день, — отвечали чиновники.

В Олимпийской деревне кто-то играл в пинг-понг, остальные загорали. Мнения спортсменов разделились. Большинство возмущалось: зачем же отменять игры? Четыре года они с фанатическим упорством доводили себя до изнеможения, чтобы достойно выступить на Олимпиаде. И теперь выясняется, что все усилия напрасны.

Лишь немногие думали о заложниках:

— В любую минуту их могут убить. О каких медалях можно говорить в такой момент?

Утром в Олимпийскую деревню приехали ни о чем не подозревавшие советские журналисты.

«Это, кажется, единственное место в Мюнхене, — вспоминал спортивный писатель Александр Кикнадзе, — где не действуют аккредитационные удостоверения, строжайший режим, нудная процедура получения пропуска».

Александра Кикнадзе остановил специальный корреспондент «Красной звезды»:

— Туда не ходи, там стреляют. Арабы напали на израильскую делегацию. Видишь на балконе людей в черных масках с автоматами? Это они.

Кикнадзе обещал писать об Олимпиаде для «Литературной газеты». Позвонил в редакцию, чтобы сообщить новости.

— Сосредоточьтесь на главной цели вашей командировки, — услышал он голос из Москвы, — подготовьте зарисовки о победах советских мастеров… Это пожелание главного редактора.

Такие же указания получили все советские журналисты — не писать об израильских спортсменах, ставших жертвами палестинских террористов. Передавать только спортивную информацию, делать вид, будто ничего не случилось.

Только ТАСС передал короткое сообщение из Мюнхена:

«Сегодня здесь на пресс-конференции представитель организационного комитета XX Олимпийских игр сообщил, что на здание Олимпийской деревни, в котором живут члены спортивной делегации Израиля, был совершен налет группы лиц, принадлежащих, как здесь указывают, к экстремистской палестинской организации «Черный сентябрь». В результате этого налета имеются человеческие жертвы.

Указанная группа лиц под угрозой оружия задерживает остальных членов спортивной делегации, требуя, чтобы правительство Израиля освободило из израильских тюрем 200 палестинцев. Вместе с израильскими спортсменами в здании оказались заблокированными также члены спортивных делегаций Уругвая и Гонконга.

Мюнхенская полиция закрыла сегодня Олимпийскую деревню, закрыла доступ на ее территорию журналистам. Полицейские пропускают только спортсменов. Официальный представитель правительства ФРГ Алерс сообщил, что канцлер ФРГ В. Брандт «самым решительным образом осудил действия террористов».

Как здесь стало известно, представитель советской делегации выразил Олимпийскому комитету сожаление в связи с этим инцидентом и соболезнование по поводу человеческих жертв».

В кризисном штабе не знали, что делать. Ни у кого не было готового плана. Полицейские предлагали продолжать переговоры с террористами, исходя из того, что время работает на них. Но палестинцы не собирались затягивать свою операцию. Таковы были их инструкции, и они сами понимали, что скоро устанут и их начнет клонить в сон.

— Скоро я прикажу убивать по одному заложнику каждый час, чтобы поторопить вас, — предупредил Исса женщин-полицейских. — А их тела мы будем выбрасывать на улицу.

Немецкие полицейские и дипломаты пытались выяснить, что это за организация — «Черный сентябрь». Но информации тогда было маловато. Это теперь мы знаем, откуда взялись эти люди и кто ими руководил.

КУВЕЙТ, ОКТЯБРЬ 1959 ГОДА

29 ноября 1947 года Организация Объединенных Наций приняла решение о разделе Палестины и о создании двух государств — арабского и еврейского. Британцы, которые управляли Палестиной, должны были уйти в мае следующего года.

Палестинским евреям и палестинским арабам Организация Объединенных Наций предоставила равные возможности создать свое государство. Евреи были полны решимости использовать этот единственный в их истории шанс. Арабы, вместо того чтобы создавать свое государство, заявили, что уничтожат еврейское. Соседние арабские страны не желали появления ни еврейского государства, ни палестинского.

15 мая 1948 года, на следующий день после провозглашения Израиля, в Палестину с севера, востока и юга вторглись армии Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Ливана. Они хотели уничтожить еврейское государство в зародыше, но натолкнулись на ожесточенное сопротивление.

Израиль уцелел, а территорию, которую ООН выделила для создания государства палестинских арабов, поделили Египет и Иордания. Египту достался сектор Газа, Иордании — Западный берег реки Иордан.

Во время первой арабо-израильской войны арабская пропаганда распространяла пугающие слухи о еврейском терроре, и арабы бежали из родных мест. Шестьсот-семьсот тысяч палестинских арабов покинули свои дома. Они не захотели вернуться, когда это можно было сделать, и превратились в беженцев. Они обосновались в секторе Газа, на Западном берегу реки Иордан, а также в самой Иордании, Ливане и Сирии.

Египет и Иордания два десятилетия управляли палестинцами, но пальцем не пошевелили для того, чтобы создать для них государство или хотя бы автономию.

В 1950 году Иордания формально аннексировала Западный берег. 23 апреля парламент в Аммане провозгласил создание единого Иорданского хашимитского королевства. Любой палестинец мог получить иорданский паспорт, но иорданские власти категорически возражали против появления независимого государства палестинских арабов.

Больше всего палестинцев оказалось в секторе Газа, небольшом районе побережья Средиземного моря, граничащем с Египтом. Этот клочок земли (восемь километров в ширину и сорок восемь — в длину) превратился в один из самых густонаселенных районов мира, но сколько там поселилось людей, никто не знал.

Сектор Газа управлялся египетской администрацией. Палестинцы жили в нищете и забвении. Египтяне вели себя как колониальные чиновники. О палестинском самоуправлении не было и речи. Палестинцы из Газы не имели права приехать в Каир без специального пропуска. Им не разрешали уехать в другие арабские страны на работу, хотя там они могли бы начать достойную жизнь.

Арабские страны десятилетиями держали палестинцев на положении беженцев, культивируя в них ненависть к еврейскому государству.

В 1959 году Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд предложил общими усилиями переселить беженцев из лагерей и дать им возможность начать новую жизнь. Арабские страны запротестовали, и Генеральный секретарь ООН вынужден был отказаться от своей идеи.

Арабские страны действовали совершенно сознательно — они лишали палестинцев всего ради того, чтобы поддерживать накал антиизраильской борьбы. Если бы палестинцам дали возможность работать и вести нормальную жизнь, немногие стали бы боевиками и тем более не пошли бы в камикадзе. Арабский мир превратил палестинскую молодежь в орудие борьбы с Израилем и щедро платил тем, кто брался за оружие.

Палестинцы — это те, кто ощущает себя изгнанным и лишенным родины. Палестинцам нужен был вождь, и таким вождем стал Ясир Арафат.

Абд аль-Рахман Абд аль-Рауф Арафат аль-Кудва аль-Хусейни, которого все знают как Ясира Арафата, родился 4 августа 1929 года в Каире. Он был шестым ребенком в семье.

Его отец Абд аль-Рауф аль-Кудва аль-Хусейни был процветающим торговцем, а в молодости, когда еще существовала Оттоманская империя, служил в полиции. Семья переселилась в Каир из Иерусалима в 1927 году, за два года до рождения Ясира. Они обосновались в респектабельном и космополитическом районе, где жили и ливанцы, и армяне, и греки, и евреи.

Они переселились в Каир, потому что Арафат-старший рассчитывал получить наследство — большой земельный надел, принадлежавший семейству его матери-египтянки. Он двадцать лет вел борьбу за наследство в египетских судах, но так ничего и не добился.

Когда мальчику было всего четыре года, его мать внезапно умерла. Отец остался с семью детьми на руках. Двоих, в том числе будущего председателя ООП, отправили в Иерусалим к дяде. Тот жил в старом городе, и Арафат оказался в центре разгорающегося конфликта между евреями и арабами. Его преуспевающий дядя, шейх Хасан Абу Сауд, был очень близок к великому муфтию, высшему духовному лицу в Иерусалиме. Сам Арафат приходился муфтию племянником.

Бывший офицер турецкой армии, совершивший паломничество (хадж) в Мекку, Амин аль-Хусейни посвятил жизнь борьбе с евреями. Осенью 1941 года он прибыл в Берлин, где его приняли Адольф Гитлер и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Великий муфтий состоял у немцев на содержании. Он помогал Гиммлеру формировать мусульманские подразделения войск СС.

В Боснии великий муфтий мобилизовал на священную войну боснийских мусульман. Они составили добровольческую горно-стрелковую дивизию войск СС Боснии и Герцеговины (13-я дивизия СС). Муфтий вдохновлял молодых боснийцев на борьбу с иноверцами — сербами и хорватами. На совести этой дивизии уничтожение югославских партизан и мирного населения. Она участвовала в кровопролитных боях против Советской армии на территории Венгрии в районе озера Балатон.

В 1945 году новое югославское правительство маршала Иосипа Броз Тито внесло великого муфтия в список военных преступников, подлежащих суду. Он обвинялся в сотрудничестве с нацистами, убийстве тысяч сербов и хорватов. Но великому муфтию удалось избежать наказания.

Египетское правительство и генеральный секретарь Арабской лиги обратились к Тито с просьбой не требовать выдачи великого муфтия во имя добрых отношений с арабским миром. Тито прислушался к просьбе египтян. Югославский суд удовольствовался тем, что вынес великому муфтию заочный приговор.

Муфтий вернулся в Каир. Теперь он посвятил все силы борьбе против обсуждавшегося в ООН раздела Палестины и создания еврейского государства.

В одном из ранних интервью Арафат рассказал кое-какие подробности из своей жизни:

— Меня учил один бывший немецкий офицер, который после разгрома Германии в 1945 году вместе с моими родственниками перебрался в Каир.

Немалое число нацистов бежало после разгрома нацистской Германии на Ближний Восток, где они оказались среди единомышленников и получали работу по специальности.

Арафат-старший вновь женился, на египтянке, и вызвал сына в Каир. Семья занимала большую квартиру в респектабельном районе Каира. Мальчик ходил в школу, где его стали называть Ясиром, что в переводе с арабского означает «беззаботный». Кличка прилепилась к нему навсегда.

Арафат любил рассказывать, будто в первую арабо-израильскую войну он был самым молодым офицером в палестинской армии Абд аль-Кадера аль-Хусейни, который погиб в бою около Иерусалима 8 апреля 1948 года.

В реальности во время войны 18-летний Арафат заканчивал школу в Каире и за ходом боевых действий следил по газетам. Поражение арабских армий в войне с Израилем Арафат и его друзья восприняли как унижение. Арафат хотел покинуть Ближний Восток. Как и многие палестинцы из обеспеченных семей, он собирался поехать в Америку, чтобы там получить образование. Но так никуда и не уехал.

Летом 1949 года он поступил в Каирский университет — тогда он назывался университетом короля Фуада 1. Арафат собирался стать инженером. Но у него возникли проблемы с математикой, он никак не мог сдать экзамены. Быстро выяснилось, что науки его мало интересуют. Его страстью стала политика.

В Египте набрала силу тайная организация «Братья-мусульмане». Она проникла в армию и даже в коммунистическую партию. Ясир Арафат тоже увлекся идеей национального возрождения арабского народа через возвращение к чистому исламу и создание единого мусульманского государства, хотя впоследствии утверждал, что никогда не входил в состав «братьев-мусульман».

Египетское студенчество возмущалось тесным союзом королевского режима с Англией. «Братья-мусульмане» развернули кампанию насилия против англичан. 26 января 1952 года в Каире хулиганствующие толпы сожгли и разграбили семьсот пятьдесят зданий. В клубе, куда ходили иностранцы, убили десять англичан.

Через полгода, в ночь на 23 июля 1952 года, молодые военные взяли власть в стране и изгнали короля.

Арафата, который от рождения был наделен лидерскими качествами, избрали президентом созданного в 1952 году союза палестинских студентов. Так началась его политическая карьера. Несколько тысяч студентов собрались в Каире 12 января 1953 года. Они кровью написали обращение к одному из руководителей египетской революции генерал-майору Мохаммаду Нагибу, который возложил на себя обязанности премьер-министра Египта, со словами «не забудьте о Палестине».

На следующий день египетская газета «Аль-Ахрам» поместила фотографию юного Арафата, вручающего петицию генералу Нагибу. Правда, газета перепутала его фамилию, назвала не Арафатом, а Фархатом. Но это не испортило Арафату настроения. Он сделал первый важный шаг в политической карьере.

Он все время посвящал работе в студенческом союзе, выступал очень эмоционально и темпераментно, всегда опаздывал и умел незаметно исчезать. Студенческий союз занимался не только политикой, но и сбором денег для неимущих студентов. Но ко всему прочему это был еще и клуб — молодые люди наслаждались жизнью, устраивали пикники, катались по Нилу.

Ясир Арафат часто ездил в Газу, где жила его замужняя сестра и где ему остался дом от умершего в 1953 году отца. Здесь он встретил людей, которые станут его самыми верными помощниками.

С территории Газы полковник Мустафа Хафез из египетской разведки руководил разведывательными операциями против Израиля. Полковник Хафез был сослуживцем полковника Гамаля Абд аль-Насера, который в 1954 году сверг генерала Нагиба, посадил его под домашний арест и сам возглавил правительство. Хафез и Насер когда-то служили в одном полку. И это было личное задание Насера — с помощью террора и диверсий создать внутри Израиля атмосферу страха, подорвать веру людей в способность полиции и армии обеспечить безопасность. Насер надеялся, что это отобьет у евреев из разных стран желание переезжать в Палестину.

Полковник Хафез создавал в Газе боевую антиизраильскую организацию и вербовал молодых палестинцев.

Одним из первых он завербовал Халиля аль-Вазира. Халилю было двенадцать лет, когда во время первой арабо-израильской войны, 12 июля 1948 года, его семья покинула родные места и отправилась в сектор Газа. Жить вместе с палестинскими евреями его семья не пожелала.

Молодой человек поклялся с оружием в руках изгнать врагов из родных мест. Вазир, как и другие молодые палестинцы, учился тайно проникать из сектора Газа на территорию Израиля через линию перемирия. Молодым палестинцам поручали устанавливать мины на дорогах и выводить из строя колодцы в еврейских поселениях.

Халиль аль-Вазир и Ясир Арафат познакомились в 1955 году. Они дополняли друг друга. Арафат — фантастически активный, импульсивный, фонтанирующий идеями. Вазир — холодный и рациональный.

Еще раньше другом и единомышленником Арафата стал Салах Халаф. Ему было четырнадцать лет, когда во время войны, в мае 1948 года, его семья покинула родный город Яффа, где шли бои. Множество арабов, собрав вещи, бросились к порту и на различных суденышках покинули город. Они были уверены, что уезжают на несколько дней. Арабские лидеры утверждали, что сбросят в море всех евреев, и можно будет вернуться домой… Получилось иначе. И Салах Халаф посвятил свою жизнь борьбе с Израилем.

Он стал заместителем Арафата в палестинском студенческом союзе. В августе 1956 года они поехали в Прагу на конгресс Международного союза студентов. В столице Чехословакии Арафат впервые — и к удивлению товарищей — надел куфию. С тех пор он всегда появлялся в таком головном уборе. Это стало его визитной карточкой.

В октябре 1956 года на Ближнем Востоке вспыхнула новая война. Египет национализировал компанию Суэцкого канала, и Англия хотела сохранить свои позиции. Франция присоединилась к Англии, потому что Насер поддерживал алжирских повстанцев, восставших против Парижа. Англичане и французы попросили о помоши Израиль. Он воспользовался этой ситуацией и нанес превентивный удар по Египту, который с помощью Советского Союза быстро вооружался. Израильские руководители подозревали, что Египет готовится к войне против Израиля, и по-суворовски считали, что лучшая оборона — это нападение.

Во время короткой синайской войны Арафат был призван в армию, но участия в боевых действиях не принимал.

Египетского вождя Гамаля Абд аль-Насера увлекала идея объединения арабского мира под собственным руководством. Палестинский вопрос сам по себе его не интересовал. Он поддерживал только тех палестинцев, кто демонстрировал ему преданность и выступал за присоединение Палестины к будущему единому арабскому государству.

Поэтому помощь от Египта получил Жорж Хабаш, палестинец, придерживавшийся марксистских взглядов. Он создаст собственную боевую организацию и будет оспаривать лидерство Арафата. В 1951 году Жорж Хабаш окончил медицинский факультет Американского университета в Бейруте и нашел работу в Аммане. Как и Арафат, он тоже заинтересовался политикой.

На Хабаша оказал влияние баасизм, идея единого арабского социалистического государства. У него нашлись единомышленники. Среди них был еще один врач — Вади Хаддад, который станет одним из самых знаменитых террористов.

Хабаш и Хаддад решили создать Арабское национальное движение. Участники движения поклялись посвятить жизнь уничтожению еврейского государства в Палестине.

Арафат, сторонник независимости Палестины, почувствовал, что ему следует покинуть Египет. С Насером ему было не по пути еще и потому, что Насер боялся и ненавидел «братьев-мусульман».

26 октября 1954 года Насер выступал на главной площади в Александрии. Послушать его собралась огромная толпа. В него стреляли, но промахнулись — пули прошли рядом с его головой. После синайской войны Насер приказал сокрушить «братьев-мусульман». Под наблюдение попали активисты и симпатизирующая им молодежь. В полицейские досье внесли и Арафата, хотя он быстро расстался с «братьями».

С его точки зрения, эта группа была слишком озабочена религиозными вопросами, считая распространение исламской морали первым шагом к созданию единого исламского государства. Арафат в ту пору не очень интересовался религией.

В 1956 году он наконец окончил университет. Он проучился целых семь лет, потому что оставался на второй год. Он получил работу в цементной компании, но это было последнее, чем ему хотелось бы заниматься. Он искал себе политическое поприще, но не мог найти. Тогда он решил перебраться в Кувейт, где существовал более либеральный политический климат.

В Кувейт, где появились большие нефтяные деньги, в поисках работы переезжало много молодых палестинцев, получивших образование. Арафат нашел место в строительном департаменте общественных работ, Халиль аль-Вазир стал учителем.

Условия жизни были трудными — жара и духота, отсутствие кондиционеров, плохая вода. Но местные власти помогали палестинцам, и здесь сохранялась определенная политическая свобода. Во всяком случае, палестинцы могли свободно собираться и обсуждать планы.

В 1958 году Арафат, Вазир и еще трое палестинцев создали организацию, которая должна была освободить Палестину. Организацию они назвали ФАТХ. Название придумал Адель Абд аль-Карим, учитель математики.

Движение за национальное освобождение Палестины по-арабски звучит так: Харакат Тахир Филастин. Аббревиатура арабского названия читалась как ХАТАФ, что означает «смерть», а в обратном порядке — ФАТХ, что означает «победа».

Появился журнал под названием «Наша Палестина», его издавал Вазир. Он всегда мечтал стать журналистом. Журнал стал средством связи для единомышленников. Журнал издавали в Бейруте, и заинтересованные читатели могли написать в редакцию — почтовый ящик 1684.

10 октября 1959 года два десятка молодых палестинцев собрались в Кувейте на частной квартире и приступили к практической работе. Опасаясь проникновения агентов различных арабских спецслужб, создатели ФАТХ с самого начала ввели режим секретности. Они создавали небольшие ячейки и придирчиво относились к каждому желающему вступить в организацию.

Вступающему требовались рекомендации двух или трех уже существующих ячеек. Он должен был доказать, что порвал с любыми иными политическими партиями.

— Будущий член организации, — объясняли руководители ФАТХ, — не должен принадлежать ни к какому политическому движению. Мы хотим стать организацией всего палестинского народа, а не какой-то его фракцией. Мы не требуем, чтобы человек отказался от своих идей, но, став членом ФАТХ, он не должен вести внутри нашего движения пропаганды в пользу какой-то либо политической партии.

С политической программой и организационной структурой знакомили только членов организации. Само название ФАТХ оставалось секретом. Членам организации запрещалось обсуждать дела с родными и вести разговоры по телефону. Приказы передавались с посыльным.

По предложению Арафата, питавшего страсть к театральным эффектам, все взяли себе подпольные псевдонимы, основанные на арабском слове Абу — «отец чего-то». Так Арафат стал Абу Аммаром (существовал такой легендарный исламский воин Аммар, близкий пророку Мохаммеду). Вазир стал именовать себя Абу-Джихад, отец джихада, священной войны. Салах Халаф стал Абу Айядом.

Политическая программа ФАТХ предусматривала уничтожение Израиля и создание арабского государства на всей территории Палестины:

«Революционное насилие должно быть формой нашей борьбы, если мы хотим освободить свою родину. Нет никакой другой формы борьбы, кроме борьбы вооруженной. Это единственное средство для освобождения Палестины.

Если арабские страны попытаются предпринять какие-либо действия против Израиля, это будет расценено как «агрессия», тогда как наша борьба против Израиля будет рассматриваться как национально-освободительная борьба, то есть борьба вполне законная с точки зрения международного права.

Цель нашего движения — освободить всю палестинскую территорию от ливанской границы до Эйлата на Красном море, от Тивериадского озера до сектора Газа, от Средиземного моря до долины Иордана, ликвидировать сионистское государственное образование во всех формах — политической, экономической, военной и социальной».

Ясир Арафат ловко использовал свои политические связи для того, чтобы создать частный бизнес, который он поручил своему египетскому компаньону. Кувейт переживал строительный бум, и компания неплохо зарабатывала.

Арафат впоследствии говорил, что он стал крупным строителем и миллионером и купил четыре иностранных автомобиля. В реальности миллионером он не стал, хотя дорогие автомобили действительно обожал. Но и небольшие суммы позволили Арафату отказаться от работы. Знакомый доктор выписывал ему бюллетени пачками. Руководитель ФАТХ полностью отдался политической деятельности.

Он неустанно вербовал сторонников. Он делал ставку на образованных палестинцев, которые обладали обостренным национальным чувством. Новичкам внушали, что они вступают в мощную и многочисленную организацию. Арафат легко врал, для него желаемое было важнее действительного. Одним из важных союзников ФАТХ стал дальний родственник Вазира — Абу Набил, который работал в спецслужбе Ливии.

Руководители ФАТХ обратили внимание на палестинских студентов, которые учились в Европе. Только в ФРГ приехало три с половиной тысячи палестинских студентов, у них существовала своя организация, которую возглавлял Хани аль-Хассан, который вступил в ФАТХ. Живущие в Европе палестинцы окажут и Арафату, и Хабашу большую помощь — деньгами, квартирами. Они свяжут палестинских боевиков с ультралевыми террористами Западной Европы.

В 1963 году в ФАТХ состояло несколько сотен человек, из них только двадцать были реально действующими активистами. Но цепь событий сыграла Арафату на руку.

В феврале 1958 года Сирия и Египет объединились и образовали Объединенную Арабскую Республику. Причем Насер сказал, что в новое государство могут вступить все арабские страны. Но желающих не оказалось. А через несколько лет против диктата Насера восстали сирийские офицеры, и Сирия вышла из Объединенной Арабской Республики.

Рухнул не просто союз Египта и Сирии, развеялись надежды на объединение всех арабов, что привело бы к освобождению Палестины. Гамаль Абд аль-Насер откровенно признал, что он «не собирается освобождать Палестину».

Это был удар для палестинцев. Но они увидели иной путь завоевать Палестину.

Алжир был колонией Франции с 1830 года. Осенью 1954 года в Алжире началось вооруженное восстание. Алжирцы требовали независимости. Оружием их снабжал Египет.

Ударные части французской армии уничтожали восставших алжирцев с помощью массированного применения артиллерии и бомбардировочной авиации. Но подавить восстание не удавалось, потому что бойцов алжирского сопротивления поддерживало население. Французская Служба внешней документации (разведка) получила указание «нейтрализовать» лидеров Фронта национального освобождения Алжира. Спецслужбы не справились с этой задачей.

Президент Франции Шарль де Голль увидел, что алжирцы будут сражаться за свою свободу до бесконечности. А вот французы не могут до бесконечности умирать во имя величия империи. Французы продолжали считать, что Алжир должен остаться французским. Они надеялись растворить десять миллионов алжирцев-мусульман среди пятидесяти миллионов французов.

Де Голль сомневался, что это возможно:

«Мусульманское население, учитывая его этническое происхождение, его религию, его образ жизни и принимая во внимание тот факт, что с ним слишком долго обращались как с низшими существами, не позволит растворить себя или господствовать над собой…»

В июле 1963 года алжирский Фронт национального освобождения добился независимости от Франции, победив в войне, которая шла восемь лет.

Это был вдохновляющий пример для палестинцев. Алжирский опыт показывал, что добиться своего можно только силой оружия. Арафат восхищался алжирцами. И руководители нового государства симпатизировали палестинцам. В июле 1962 года ФАТХ открыл в Алжире первое заграничное представительство. Это был огромный успех для палестинской группы, существовавшей в подполье и не получавшей помощи ни от одного арабского государства.

Руководителем представительства стал Халиль аль-Вазир. Он перебрался в Алжир, где опекал палестинских студентов, видя в них будущих боевиков. Внутри алжирского руководства шла борьба. Когда полковник Хуари Бумедьен одолел Ахмеда Бен-Беллу, вождя антифранцузского восстания, которому Хрущев присвоил звание Героя Советского Союза, Алжир стал помогать ФАТХ. Бумедьен стал самым надежным союзником Арафата.

Именно в Алжире летом 1964 года Вазир организовал первый учебный лагерь для ста палестинских боевиков. Еще двадцать молодых парней алжирцы приняли в только что открытое военное училище.

В Алжире Вазир познакомился с китайским дипломатом, который заинтересовался палестинским вопросом. Вскоре они с Арафатом получили приглашение в Пекин от имени Комитета афро-азиатской солидарности. 17 марта 1964 года палестинцы прибыли в Пекин с фальшивыми паспортами на чужие имена. В следующем году в Китае открылось представительство ФАТХ. Китай первым из социалистических стран стал поставлять палестинцам оружие — причем бесплатно.

Летом 1964 года Вазир и его люди встретились в Алжире с профессиональным революционером Эрнесто Че Геварой, который был вторым человеком на Кубе. От них он впервые услышал о Палестине. И очень удивился, почему они до сих не начали революционной борьбы. Он обещал всяческую помощь со стороны революционной Кубы. Он затронул самое чувствительное место молодых палестинцев. Арафат и другие говорили о грядущей борьбе, но никто не знал, как ее вести. Палестинцы с восхищением расспрашивали Че Гевару, который изложил им теорию герильи — войны партизан против огромной армии.

Герилья — это война слабых против сильных, безнадежно малого числа повстанцев против значительно превосходящих сил противника, внушал палестинанм Че Гевара. Сила повстанцев в том, что у них решительно ничего нет, нет даже надежды на успех борьбы. Лишь тот, кто готов умереть в борьбе, может считать оправданным лишение жизни других. А противнику есть что терять: имущество, блага, привилегии, безопасность, собственную жизнь, которой он дорожит, а также жизни тех, к кому он привязан или за которых в ответе…

ЗАПАДНЫЙ БЕРЕГ РЕКИ ИОРДАН, ИЮЛЬ 1967 ГОДА

Арафат и сам думал и говорил о необходимости как можно скорее начать вооруженную борьбу. Его подстегивали события, происходившие в арабском мире.

13 января 1964 года президент Египта Насер пригласил в Каир руководителей арабских стран. Конференция глав тринадцати арабских государств продолжалась четыре дня. Поводом для обсуждения стали работы израильских ирригаторов, которые отводили воды реки Иордан для орошения пустыни Негев. Насер возмущался из-за того, что эти работы сделают Израиль более привлекательным для евреев.

Насер предложил создать орган, который бы представлял арабскую Палестину. Он нашел человека, которому поручил возглавить Организацию освобождения Палестины. Это был юрист и дипломат Ахмед Шукейри. Он работал в Лиге арабских стран и был представителем Саудовской Аравии и Сирии в ООН.

«Предусматривается также, что палестинцы будут вооружены, — докладывал в Москву посол в Каире Владимир Яковлевич Ерофеев, — и сведены в палестинские подразделения. Вопрос об этом и о создании «политической организации палестинского народа» поручено подработать Шукейри, который должен вступить в контакты с палестинцами во всех арабских странах, включая африканские».

В конце мая 1964 года в восточном Иерусалиме в гостинице «Амбасадор» собрались представители палестинцев из различных стран. Они провозгласили создание ООП.

«Во главе Организации освобождения Палестины, — информировал Москву посол Ерофеев, — усилиями египтян был поставлен (несмотря на сопротивление Сирии, Саудовской Аравии и некоторых палестинских кругов) Шукейри…

Поскольку король Хусейн не в восторге от планов создания палестинской освободительной армии на территории Иордании, в которую включена значительная часть бывшей Палестины, Насер сделал великодушный жест, предоставив для обучения частей палестинской армии территорию Синайского полуострова и сектор Газа».

Для Ясира Арафата это была неприятная новость. Опытный дипломат, известный всему арабскому миру, Ахмед Шукейри был конкурентом. Если он начнет создавать свою армию, туда пойдут люди, которые могли бы вступить в ФАТХ.

Арафата не устраивало и сближение Шукейри с иорданцами, которые не желали появления самостоятельной Палестины.

15 сентября 1964 года временный поверенный в делах Советского Союза в Иордании отправил в Москву шифротелеграмму с изложением беседы с заместителем министра иностранных дел Иордании Зухейром аль-Муфти:

«Муфти обратил мое внимание на то, что все чаще идет речь о том, что Иордания и Палестина — это одно целое. Муфти дал понять, что после освобождения Палестины здесь будет создано одно государство.

Не исключено, что главой этого государства будет иорданец (может быть, король Хусейн), а во главе правительства станет палестинец (возможно, председатель Исполнительного комитета Организации освобождения Палестины Ахмед аш-Шукейри)… На иорданских марках имеется карта, на которой Иордания и Палестина изображены как единое целое».

Соратники Арафата пытались договориться с Шукейри, чтобы он оказал помощь боевым акциям ФАТХ.

Шукейри отказался, сославшись на то, что это может вызвать недовольство арабских стран.

Дискуссии внутри ФАТХ шли долго. Сторонники осторожной линии указывали на то, что нельзя начинать боевые действия раньше, чем будут подготовлены люди, накоплен запас оружия.

Арафат боялся, что если они промедлят, то ООП под руководством Шукейри станет единственным представителем палестинцев, и ФАТХ потеряет всякое значение. Важно как можно скорее заявить о себе. Кроме того, первые вылазки разожгут конфликт вокруг Израиля, считал он. Надо непрерывно провоцировать другие арабские страны, сталкивать их с Израилем. Такова была стратегия «народно-освободительной борьбы», которую проповедовал Арафат.

Арафат предложил товарищам компромисс. Боевые акции совершит не ФАТХ, а некая организация под названием «Аль-Асифа» (в переводе с арабского «Шторм»). Если операции против Израиля увенчаются успехом, ФАТХ продолжит начатое дело. Если боевики потерпят поражение, ФАТХ ни при чем.

Первая акция была намечена на Новый год. В ночь на I января 1965 года Арафат обещал взорвать израильскую водную систему на реке Иордан.

Новогодние бейрутские газеты поместили торжествующее «Коммюнике номер один Аль-Асифы», в котором говорилось о первом рейде революционных бойцов против сионистского врага. Но эта операция вообще не осуществилась. Ливанские власти арестовали боевиков Арафата раньше, чем они пересекли границу с Израилем.

Так же поступали и другие арабские страны. Через несколько дней иорданские солдаты застрелили палестинского боевика, который возвращался из Израиля. Ахмед Муса стал первым боевиком ФАТХ, павшим в бою. Он погиб от арабской пули.

7 января 1965 года израильтяне задержали первого палестинского боевика. Спецслужбы Израиля довольно легко справлялись с палестинскими террористами. Но в арабских газетах регулярно появлялись сообщения о больших успехах палестинских бойцов и тяжелых потерях израильтян.

Стратегия Арафата оказалась правильной. К нему потекли деньги. Причем среди жертвователей оказались такие важные фигуры, как шейх Ахмед Заки Ямани, будущий нефтяной министр Саудовской Аравии. Саудиты всегда поддерживали тех. кто конфликтовал с Египтом. Арафат успешно учился искусству лавировать между арабскими странами, ненавидевшими друг друга. В этом искусстве он не знал себе равных.

Шейх Ямани организовал поставку оружия для боевиков Арафата. Оно доставлялось из Анкары через Сирию и попадало в Ливан, где боевики учились стрелять и взрывать. Оружие привозил сотрудник саудовского посольства в Турции в машине с дипломатическими номерами.

Председатель исполкома Организации освобождения Палестины Шуксири назвал боевиков Арафата врагами арабского народа. Египетский президент Насер подозревал, что за Арафатом стоят «братья-мусульмане». В каирских газетах ФАТХ называли орудием Запада и сионизма, которые ищут предлога для нападения на арабские страны. Палестинских боевиков в секторе Газа египетская полиция арестовывала.

«Египет не хотел, чтобы мы имели свое оружие, — жаловались палестинские лидеры иностранным журналистам. — В секторе Газа нас преследовала египетская полиция. Египтяне нам не доверяли. Равным образом нас преследовали и бросали в тюрьмы в Иордании; там мы тоже не имели никакой возможности действовать. Единственной страной, предоставившей нам определенную свободу действий, была Сирия. Но «большая любовь» сирийцев по отношению к нам не распространялась настолько далеко, чтобы снабдить нас оружием и сражаться бок о бок с нами».

В марте 1963 года в Сирии произошел военный переворот. Ясир Арафат удачно познакомился с палестинцем, который вырос в сирийской авиации до ранга полковника. Халед Хусейн служил личным охранником генерала, сыгравшего ключевую роль в военном перевороте благодаря своей безжалостности. Это был генерал Хафез аль-Асад, который в ноябре 1970 года станет хозяином страны.

Сирийцы первоначально поддержали Арафата. Но арабские правители использовали палестинский вопрос в собственных интересах и не терпели конкурентов. Арафат намеревался создать независимое палестинское государство. А в Дамаске Палестину считали частью будущей великой Сирии.

Сирийцы нашли более удобного для себя человека. Бывший майор сирийской армии Ахмед Джибриль, возглавлявший Народный фронт освобождения Палестины — Главное командование, охотно работал под сирийским контролем.

Да и внутри ФАТХ многим не нравилась линия Арафата. 2 мая 1966 года центральный комитет ФАТХ проголосовал за отстранение Арафата от обязанностей военного руководителя. Обвинения — растрата денег, презрение к коллективному руководству, доклады о мнимых успехах в военной сфере.

Так что самую большую опасность для Арафата представлял не Израиль, а арабские режимы. В 1966 году его дважды арестовывали в Сирии.

Но Арафат видел главное — ФАТХ стал важным фактором политической жизни. И ему удавалось вновь и вновь стравливать еврейское государство и арабские страны, терактами провоцируя Израиль на ответные меры против соседей. В 1966 году из-за палестинских террористов израильтяне несколько раз сталкивались с сирийцами. А 13 ноября 1966 года армия обороны Израиля нанесла удар по Западному берегу реки Иордан — в ответ на теракт, организованный палестинскими боевиками.

Президент Насер многократно обещал разгромить Израиль, если арабские страны будут действовать сообща. В начале 1967 года Египет и Сирия обещали наконец вернуть Палестину палестинцам. Казалось, победа близка… Оглушительное поражение арабов в шестидневной войне означало, что все обещания рухнули.

9 июня 1967 года растерявшиеся руководители ФАТХ под руководством Халиля аль-Вазира собрались в военном лагере под Дамаском. Только теперь они осознали масштабы поражения. Арабские армии были разгромлены и с позором бежали.

Теперь израильтяне контролировали Западный берег, сектор Газа и весь Иерусалим. Под их властью оказался почти миллион палестинцев, потрясенных поражением арабских армий и потерявших всякую надежду.

Многие руководители ФАТХ говорили, что вести борьбу против израильской военной машины — безумие. Ответный израильский удар может оказаться фатальным. Арафат считал, что борьбу надо продолжать. Его ненависть к Израилю была беспроигрышным козырем в борьбе за души и умы палестинцев. После шестидневной войны они поняли, что могут рассчитывать только на самих себя. Они откликнулись на призыв Арафата, увидев в нем вождя.

Арафат требовал от соратников диктаторских полномочий в военной сфере. Соратники не спешили отказываться от права контроля. Он пустил в ход все свое ораторское искусство — произносил жаркие речи, уходил, хлопая дверью, возвращался и опускался на колени. Он добился своего.

После шестидневной войны палестинцы пытались использовать опыт освободительных движений во Вьетнаме и Алжире. Заместитель Арафата Халиль аль-Вазир (он же Абу Джихад) разослал вербовщиков на Западный берег реки Иордан и в сектор Газа. Ему нужны были молодые люди, готовые сражаться против Израиля. Они отобрали пятьсот человек, которых долго проверяли, дабы убедиться, что среди них нет израильских агентов. Три недели они проходили военную и политическую подготовку в лагерях на территории Сирии.

В середине июля 1967 года нетерпеливый Арафат через Иорданию сам пробрался на Западный берег в надежде создать подпольную сеть. Он пытался вербовать боевиков, обещая им оружие. Он видел себя вторым Мао Цзэдуном, разжигающим пламя народной войны. Он прятался в деревушке рядом с городом Дженин, уверенный, что вот-вот вспыхнет восстание.

На Западном берегу он познакомился с Фейсалом аль-Хусейни, происходившим из богатого арабского рода. Тот был внуком великого муфтия и сыном героя первой арабо-израильской войны Абд аль-Кадера аль-Хусейни.

В 1966 году Фейсал Хусейни окончил курсы палестинских офицеров в Дамаске. Фейсал был последователем Жоржа Хабаша, верил в единое арабское государство и работал на ООП. Арафат его перевербовал… Фейсал вступил в ФАТХ и основал свой лагерь для подготовки боевиков в Ливане.

Но в остальном подпольная деятельность Арафата оказалась неудачной. Западный берег — сельский район, он жестко контролировался иорданцами до шестидневной войны. Люди здесь просто не были готовы к политической и тем более боевой деятельности. Они не откликались на призывы Арафата. Ему пришлось удовольствоваться разговорами — браться за оружие палестинцы не спешили.

Его самого едва не поймали. Он скрывался в Рамалле на конспиративной квартире. В декабре израильская контрразведка Шин-Бет получила сведения о том, где он ночует. Но когда контрразведчики ворвались в дом, Арафата уже не было. Он выскочил в окно и исчез. Он убежал в Иорданию в женской одежде и с чужим ребенком на руках. Его спасла природная способность ощущать опасность.

Матрас, на котором он спал, конфисковали, и на нем многие годы дремал дежурный в местном полицейском участке…

Победа в шестидневной войне 1967 года поставила израильские спецслужбы в трудное положение. Они не были готовы контролировать столь большое арабское население и не горели желанием этим заниматься. У них даже не было достаточного оперативного состава. Они не предполагали, что оккупированные территории надолго останутся под контролем Израиля. Все считали, что быстро удастся заключить мир с арабскими странами и израильтяне уйдут с оккупированных территорий.

Но время шло, а о заключении мира не было и речи. Палестинцами занялась контрразведка (Шерут биталон клали — Служба общей безопасности, сокращенно — Шабак или Шин-Бет).

Само существование Шин-Бет в Израиле долгое время скрывалось, потому что его сотрудники не только боролись с иностраными шпионами и арабскими террористами, но и следили за ультраправыми и ультралевыми израильскими политиками, которых правительство побаивалось.

В Шин-Бет насчитывалось около тысячи человек, половина имела офицерское звание. Аппарат контрразведки состоял из восьми отделов. Из них два главных — отдел безопасности и отдел, занимавшийся арабскими делами. Остальные вспомогательные: планирования и координации, поддержки оперативной работы, технических средств, расследований, юридический и административный…

До войны 1967 года главной заботой Шин-Бет была борьба с советскими и арабскими шпионами. В первые недели после шестидневной войны сотрудникам Шин-Бет даже показалось, что работы у них теперь станет совсем мало, ведь закрылись посольства социалистических стран, советские разведчики, работавшие под дипломатической крышей, уехали.

Отныне главной задачей Шин-Бет стал контроль за арабским населением. Премьер-министр Леви Эшкол хотел, чтобы ситуацию на оккупированных территориях определяли не прямолинейные военные, а более гибкие люди в штатском, контрразведчики.

Вначале это было не так уж трудно. До шестидневной войны в Израиле жило примерно двести тысяч арабов. Они вели себя почти лояльно. Вскоре ситуация радикально изменилась. В Шин-Бет почувствовали растушую угрозу и добились от премьер-министра Леви Эшкола разрешения увеличить штаты контрразведки.

Все владеющие арабским языком были мобилизованы для службы на оккупированных территориях. Израильтяне воспользовались досье иорданской полиции, в которых значились все политически активные палестинцы. К декабрю 1967 года шестьдесят боевиков были убиты, триста арестованы.

Четыреста молодых палестинцев, учившихся и работавших в Западной Германии, бросили все и поехали на Ближний Восток. Они прошли общую подготовку в Алжире и диверсионную — в Сирии. Потом их всех заслали на оккупированные территории с задачей развернуть партизанскую войну против израильтян. Но это было обреченное дело — они не соблюдали никаких правил, и все знали, кто они такие. Они предпочитали собираться в кафе, где их и задерживали. Почти все они были сразу пойманы, некоторые погибли в перестрелке.

Шин-Бет стала для палестинцев главной властью, это название палестинцы произносили со страхом и ненавистью. К концу 1967 года первая попытка организовать борьбу против израильтян была подавлена.

Палестинские боевики пытались просачиваться на оккупированные территории через долину Иордана. Однако этот район не годился для партизанской войны. Зимой берега Иордана покрываются грязью, на которой остаются следы, легко обнаруживаемые израильскими самолетами-разведчиками.

К югу от Мертвого моря почва настолько засолена, что соль выступает на поверхность, покрывая землю белым, словно снежным, покровом. Боевиков, пытавшихся проникнуть в этот район, немедленно находили. Израильтяне заминировали весь Западный берег и установили электронные сигнальные системы.

— В начале нашей борьбы мы пытались использовать практику других революционных движений, — признавались соратники Арафата. — Но очень быстро убедились, что из-за топографических особенностей местности мы должны выработать свои особые формы стратегии.

На короткое время Ясир Арафат и Жорж Хабаш заключили союз. До войны 1967 года Хабаш слепо верил в Насера. Поражение в шестидневной войне привело его к той же мысли, что и Арафата: надо действовать самим. Два палестинских лидера встретились в Дамаске. Договорились, что пора переходить к вооруженной борьбе и что нужно единство. Дальше разговоров дело не пошло. Ни тот ни другой не готовы были уступить право отдавать приказы.

Хабаш создал свою организацию — Народный фронт освобождения Палестины. Многие арабские режимы тоже хотели иметь собственные палестинские группы. Сирия создала «Аль-Сайга», Ирак — Арабский фронт освобождения.

Палестинские группы соревновались друг с другом. Они старались создать впечатление собственной значимости. Когда министр обороны Израиля Моше Даян получил травму в археологической экспедиции, ФАТХ с гордостью сообщил, что нанес удар по Даяну. Люди Арафата хвастались, что взорвали гараж начальника генштаба армии обороны Израиля Ицхака Рабина. Хотя у Рабина гаража вообще не было…

Осенью 1967 года ФАТХ и другие группы создали на восточном берегу Иордана базы для переброски боевиков на территорию Израиля. Самой крупной базой был Карамех.

Палестинцы переправлялись через реку Иордан, закладывали мины, бросали гранаты в израильтян и старались ускользнуть. Почти всех ловили или уничтожали. Но количество терактов выводило израильские власти из себя. Вместо того чтобы установить проволочные заграждения, израильская армия наносила артиллерийские и авиаудары по базам палестинцев. Иорданская армия отвечала. Перестрелка следовала за перестрелкой.

18 марта 1968 года школьный автобус подорвался на мине, установленной палестинцами. Погибли один мальчик и школьный доктор, двадцать девять школьников пострадали.

Все понимали, что ответ неизбежен. В Израиле особенно болезненно относятся к убийству детей. В тот же день Ясира Арафата и Абу Айяда, который в ФАТХ руководил разведслужбой, вызвал в Амман командующий иорданской армией генерал Ахмед Хаммаш. При разговоре присутствовал командир иракской дивизии, которая оставалась на иорданской земле с войны 1967 года. Генерал Хаммаш предупредил палестинцев о приближении израильских войск и рекомендовал отойти в горы.

Арафат гордо ответил, что они останутся и попробуют дать бой израильтянам. Он рассчитывал на помощь иорданской армии и иракской дивизии.

— Мы превратим Карамех во второй Ленинград, — обещал Арафат с горящими глазами.

В половине шестого утра 21 марта израильские самолеты разбросали над территорией палестинских лагерей листовки с предложением сдаться. Они также выбросили десант, который сразу же столкнулся с боевиками Жоржа Хабаша, пришедшими на помощь Арафату.

Израильтяне втянулись в бой раньше, чем ожидали. Главная колонна израильских войск, изменив план, пошла восточнее и оказалась под огнем иорданских войск, которые вступили в бой, несмотря на приказ короля Хусейна не вмешиваться. Израильтяне понесли большие потери.

База боевиков в конце концов была уничтожена, погиб каждый четвертый из бойцов Арафата. Но он был счастлив — впервые арабы не струсили, не бежали, а сражались. Он называл этот бой первой победой арабов над израильтянами и рассказывал историю о семнадцати бойцах, которые погибли в окопах. В их честь личная охрана Арафата называлась «Отряд-17». (Впрочем, некоторые знатоки уверяют, что цифра 17 имеет иное происхождение — это добавочный номер телефона, установленного в комнате личной охраны Арафата в Бейруте.)

Бой вела иорданская армия, но лавры, по политическим причинам, достались Арафату. Иорданские власти не спешили признать свое участие, опасаясь израильской реакции. В арабском мире этой бой вызвал энтузиазм. В ФАТХ пожелали вступить пять тысяч человек.

Начальник израильской военной разведки генерал Аарон Ярив говорил, что именно этот эпизод заставил израильтян всерьез отнестись к палестинскому движению, и к ФАТХ в первую очередь.

Через месяц Арафат получил вожделенное право говорить от имени ФАТХ, хотя другие члены центрального комитета согласились на это очень неохотно. Арафат сумел добиться признания и в мире. Он раздавал интервью всем, кто просил. Он был неутомим на этом поприще.

Бойцы ФАТХ свободно разгуливали по улицам Аммана и Бейрута. Они чувствовали себя героями, которым все должны помогать. Арабским странам не оставалось ничего иного, как оказать помощь организации Арафата — его движение стало популярным.

Ливия и Саудовская Аравия давали деньги. Сирия и Ирак обучали боевиков. В учебном лагере рядом с сирийским портом Латакия открылись полуторамесячные курсы, на каждый поток зачисляли триста пятьдесят палестинцев. Так что количество боевиков быстро увеличивалось.

К концу 1968 года в распоряжении Ясира Арафата находилось две тысячи вооруженных людей. Командиров отправляли учиться в военное училище Народно-освободительной армии Китая в Нанкине.

— Наши кадровые командиры, — рассказывали руководители ФАТХ, — предпочитают получать военную подготовку в Народном Китае, и вся наша военная стратегия носит печать идей нашего учителя Мао. Мао Цзэдун сказал, что великую стратегию можно выработать только в ходе вооруженной борьбы…

Недостатка в автоматах Калашникова палестинцы тоже не ощущали. Китайцы, которые выпускали автоматы на заводах, купленных в Советском Союзе, щедро снабжали ими палестинцев. Они называли советские автоматы «клашин» и посвящали «АК-47» стихи:

Арафат организовал военно-идеологическую подготовку палестинских детей — с восьми лет их учили держать в руках оружие и ненавидеть израильское государство.

Теперь Арафату недоставало только политического признания ведущих арабских стран, прежде всего Египта.

Гамаль Абд аль-Насер подозрительно относился к ФАТХ. Египетская разведка предупреждала его, что палестинцы хотят его убить. Он все-таки принял двух ближайших соратников Арафата — Фарука аль-Каддуми и Абу Айяда, который пришел с чемоданчиком. Насер позднее признался, что во время беседы думал, а нет ли в чемоданчике взрывчатки.

В апреле 1968 года Насер согласился встретиться с самим Арафатом. Египетский президент увидел, что боевые акции ФАТХ служат хорошим фоном для тайных контактов с Соединенными Штатами. Египетский президент обещал Арафату помощь и действительно стал давать ему оружие и обучать его людей. Причем в Египте боевиков учили по полной программе — разведывательно-диверсионным действиям. В Каире открылась радиостанция «Голос ФАТХ».

В июле 1968 года Насер включил Арафата в состав делегации, с которой приехал в Москву. Арафат путешествовал с фальшивым египетским паспортом на имя Мухсина Амина. К Арафату в Москве относились подозрительно, но тем не менее это было началом важных для него отношений с Советским Союзом.

Саудовский король Фейсал согласился перечислять ФАТХ семь процентов зарплаты всех палестинцев, которые работали в королевстве, — своего рода «налог на освобождение».

Арафат ладил с самыми разными сидами. Для короля Фейсала он был человеком, обещавшим освободить святыни Иерусалима из-под власти евреев. Для китайцев — врагом американского империализма. Для арабских режимов — борцом против сионистов. Для палестинцев — освободителем родины.

Ясир Арафат откровенно защищал свое право быть политическим хамелеоном.

— Почему я должен отказываться от чьей-то помощи? — говорил он. — На деньги саудитов я покупал китайское оружие! Ради Палестины я готов на союз с самим дьволом.

В 1968 году по ходатайству алжирцев президент Шарль де Голль разрешил ФАТХ открыть свое представительство в Париже. Это было первое палестинское представительство в Европе. Опять же по наводке алжирцев западноевропейские радикальные организации заинтересовались палестинцами и изъявили желание помогать товарищам по совместной антиимпериалистической борьбе.

В декабре 1967 года руководители Организации освобождения Палестины потребовали, чтобы инертный Ахмед Шукейри ушел в отставку. Он сопротивлялся, обратился за помощью к Насеру. Египетский президент не захотел вмешиваться. Накануне рождества Шукейри отказался от должности и перебрался в Бейрут писать мемуары.

Перед Арафатом открывались большие перспективы. Активисты ФАТХ не желали иметь ничего общего с бюрократами из ООП. Но Арафат оценил возможность получить в свое распоряжение уже признанную структуру, которая располагает заграничными представительствами, политическими департаментами и источниками финансирования.

Он решил сплотить под крышей ООП все палестинские группы, чтобы превратить движение в мощную силу. Летом 1968 года боевые организации присоединились к ООП и стали задавать в ней тон. Под их давлением в Палестинскую национальную хартию записали: «Вооруженная борьба — единственный путь освободить Палестину».

В январе 1969 года Арафат попал в автокатастрофу по дороге из Аммана в Багдад. Он всегда обожал быструю езду. Он сам сидел за рулем черного «Мерседеса» и гнал со скоростью сто тридцать километров в час по мокрому шоссе. Он пытался обогнать грузовик и увидел, что сейчас столкнется с идущей навстречу машиной. Он дал по тормозам и врезался в грузовик.

— Я услышал стоны Арафата и решил, что он умирает, — рассказывал его соратник Абу Дауд, который тоже находился в машине. — Он лежал на полу. Рука у него была сломана, он ударился животом и на несколько дней лишился памяти.

Через месяц Арафат настолько пришел в себя, чтобы присутствовать на заседании Палестинского национального совета. 3 февраля 1969 года в присутствии Насера Арафата избрали председателем исполкома Организации освобождения Палестины.

Тем, кто его не знал, его манеры казались странными. Он выступал по каждому поводу. Немедленно брал слово, если кто-то пытался ограничить его власть или вторгался в его прерогативы. Он понимал свою роль в арабском мире. Теперь он мог на равных говорить с королями и президентами.

В декабре 1969 года Арафат приехал в Рабат на встречу лидеров арабских стран и потребовал, чтобы они дали ООП сорок четыре миллиона долларов. Никто не оспаривал его право говорить от имени палестинцев и требовать помощи.

Только Жорж Хабаш не признавал его власть. Он возражал против того, что ФАТХ фактически монополизировал ООП, и отказался участвовать в заседании Национального совета, обиженный тем малым числом мест, которые выделили его группе.

В 1969 году один французский журналист совершил поездку по Ближнему Востоку и встретился с руководителями ФАТХ. Это было первое достаточно откровенное интервью палестинских боевиков иностранным журналистам.

— ФАТХ решительно отклоняет культ вождя, — говорили соратники Арафата. — Именно культ Насера способствовал разрушению арабского мира. Ясир Арафат не обладает всей полнотой власти в нашем движении. Он всего лишь один из членов центрального комитета, уполномоченный говорить от имени ФАТХ. На конгрессе в сентябре 1969 года Арафат говорил об успехах нашего движения. Один из членов ФАТХ поднялся и сказал: «Мы уже слышали твои слова о наших победах, но сейчас мы собрались, чтобы обсудить наши ошибки». После этого Арафат в течение полутора часов говорил о своих собственных ошибках. С помощью самокритики мы можем предупредить появление культа личности. Мы никогда не будем иметь своего Насера, и, чтобы этого не случилось, мы всегда начеку. Кроме того, личные качества нашего брата Арафата являются гарантией того, что он не попытается действовать самостоятельно…

Соратники Арафата, которые питали такого рода иллюзии, очень скоро убедились в том, что они ошибаются.

АММАН, СЕНТЯБРЬ 1970 ГОДА

Палестинцы прочно обосновались в Иордании. Они проникли в армейские структуры. Они пользовались полной поддержкой иракской дивизии, которая так и не вернулась домой.

«На улицах Аммана, — рассказывал один из иностранных журналистов, — я видел много вооруженных палестинцев. Они свободно ходят по городу, и никто из иорданских полицейских не проверяет их документов.

Король Хусейн уже не может воспрепятствовать свободному передвижению вооруженных партизан. Палестинское движение имеет свою, пусть небольшую, но настоящую, хорошо обученную армию, которая практически полностью контролирует страну, оставив иорданским властям только чисто административные и политические функции».

Арафат рассматривал Иорданию как базу для ведения войны. Он же видел, как вьетконговиы в Южном Вьетнаме опирались на Северный Вьетнам.

Но король Хусейн вовсе не хотел превращать свое государство в чью-то военную базу! Он был глубоко возмущен тем, что палестинцы получили власть над Иорданией, но до поры до времени вынужден был скрывать свои чувства.

Эмират Трансиордания с населением двести тридцать тысяч жителей, немалую часть которых составляли кочующие бедуины, появился в 1920 году. После Второй мировой войны эмират превратился в королевство.

После раздела Палестины в королевстве оказалось четыреста пятьдесят тысяч иорданцев и девятьсот тысяч беженцев из Палестины. Многие из них ненавидели первого иорданского короля Абдаллаха: он вовсе не собирался помогать палестинским арабам сбросить евреев в море и создать свое государство.

20 июля 1951 года короля Абдаллаха убили на Храмовой горе как предателя, замышлявшего мир с Израилем.

После смерти Абдаллаха трон должен был наследовать его сын — эмир Талал, но он властвовал только девять месяцев. Его отстранили от власти по причине психического нездоровья. Королем стал несовершеннолетний внук Абдаллаха принц Хусейн.

Король Хусейн, как и его дед, король Абдаллах, был наделен обаянием и немалым мужеством. Он мог спокойно появиться посреди беснующейся толпы или посетить воинскую часть, не взяв с собой охраны и не боясь за свою жизнь.

В отличие от Абдаллаха он был просвещенным монархом. Он прекрасно понимал пределы своей власти. Он знал, что не может делать то, что не понравится его собственным подданным и арабскому миру в целом.

В самой плодородной и богатой части Иорданского Хашимитского Королевства обосновались палестинцы, которые считали, что его дед — эмир Абдаллах, основатель Хашимитского Королевства, предал палестинское дело и пошел на союз с Израилем. Многие населяющие Иорданию палестинцы вообще считают королевство искусственным образованием.

Короля Хусейна всегда тревожила перспектива создания независимого палестинского государства. Он понимал, что рано или поздно палестинцы захотят получить и часть территории Иордании, что никак не устраивало короля.

Арафат вел себя в Иордании, как хозяин. Он неустанно объезжал свои отряды. Он не нуждался в отдыхе. Он не пил и не курил. Развлечением были комиксы, американские мультфильмы и игра в пинг-понг.

Король Хусейн видел, что гости создают государство в государстве и он лишается власти над страной. Арафат намеревался начать войну против Израиля с территории Иордании.

Король этого боялся. Мало того, что после каждого теракта Израиль наносил ответный удар по иорданской территории, — сами палестинские боевики вели себя в стране, как хозяева. Многие из них под угрозой применения оружия вымогали у местных жителей «пожертвования».

В октябре 1968 года один из руководителей ФАТХ, Абд аль-Фатах Хамуд, погиб в автомобильной катастрофе. Его похороны превратились в антииорданскую демонстрацию. Тысячи палестинцев, многие с оружием, съехались в Амман и выкрикивали антииорданские лозунги.

Палестинцы бросили вызов королю Хусейну. Руководители ФАТХ жаловались на то, что проверки на дорогах, устраиваемые иорданской армией и полицией, мешают вооруженной борьбе против Израиля.

2 ноября 1968 года палестинцы ворвались на территорию американского посольства в Аммане. Служба безопасности разогнала толпу и арестовала организатора мятежа. На следующий день его товарищи захватили и обезоружили группу иорданских полицейских. В ответ иорданские войска начали борьбу с боевыми группами. Они захватывали склады с оружием и окружали лагеря палестинцев. Разгорелась настоящая война.

Арафат поспешил уладить это дело. Он получил аудиенцию у короля Хусейна, и 16 ноября они подписали соглашение. Палестинцам запрещалось в городах ходить в форме и с оружием в руках, а также обстреливать Израиль с территории Восточного берега реки Иордан.

Палестинцев ненавидела иорданская армия, состоявшая из бедуинов. Иорданские войска воспринимали людей Арафата как преступников и отказывались им помогать. Военные не понимали, почему король не призовет палестинцев к ответу. Палестинцы демонстрировали им свое презрение. Они нападали на военных, когда те приезжали в увольнение в свою деревню, и отбирали у них оружие, чтобы показать, кто в стране хозяин.

Однажды палестинцы убили солдата, отрезали ему голову и играли ею в футбол. Палестинцы создавали свою полицию и свои суды, они устанавливали посты на дорогах и собирали деньги.

В городах начались грабежи. Владельцы магазинов и лавок жаловались в полицию, но полиция не могла им помочь.

Абу Дауд, который командовал пятнадцатитысячным отрядом палестинцев, предлагал взять власть в стране. Арафат не спешил. Он не верил, что король Хусейн посмеет выступить против палестинцев. В составе королевской армии были палестинцы, они должны были поддержать собратьев. На это Арафат и надеялся.

Тем временем Жорж Хабаш, руководитель Народного фронта освобождения Палестины, начал серию громких терактов. В декабре 1967 года на территории Сирии он создал свою организацию.

Хабаш обещал изгнать евреев из Палестины и создать марксистско-ленинский режим. Он также призывал свергнуть реакционные арабские режимы. Иорданский король Хусейн занимал в этом списке первое место. Пропагандисты Хабаша на улицах иорданских городов призывали к марксистской революции. Для иорданцев слышать это было дико. На помощь Хабашу прибыли европейские ультралевые. Они учились диверсионной работе и поддерживали революционные планы Хабаша.

В тот момент Жорж Хабаш был палестинским террористом номер один. Хабаш опирался на помошь Ливии и Южного Йемена. Он считал наиболее эффективными атаки на гражданские объекты с большим количеством жертв, потому что о таких акциях говорил весь мир.

22 июля 1968 года трое боевиков Хабаша захватили самолет израильской авиакомпании, направлявшийся из Рима в Тель-Авив, и заставили его сесть в Алжире, где тридцать восемь пассажиров и десять человек экипажа оказались в положении заключенных. Глава Алжира Хуари Бумедьен ненавидел Израиль и помогал всем боевым организациям палестинцев.

Через пять дней террористы освободили иностранцев, женщин и детей; израильтяне оставались в заложниках еще тридцать девять дней.

Спецслужбы Израиля оказались не готовы к захвату самолетов, поэтому правительству пришлось выполнить требования террористов и выпустить шестнадцать палестинцев, отбывавших наказание в израильских тюрьмах.

Министр обороны Моше Даян был против того, чтобы выполнять их требования. Но премьер-министр Леви Эшкол, мягкий по характеру, к нему не прислушался. Террористы получили то, чего они хотели. Это создало опасный прецедент. Террористы будут вновь и вновь брать мирных людей в заложники, чтобы освободить своих людей.

26 декабря 1968 года палестинцы попытались захватить еще один израильский пассажирский самолет в афинском аэропорту. Они убили одного пассажира, нескольких ранили. Греческая полиция арестовала боевиков. Оказалось, что они прибыли из Ливана, где проходили диверсионную подготовку.

На совещании у премьер-министра Леви Эшкола присутствовали министр обороны Даян, начальник генерального штаба Хаим Бар-Лев, руководители контрразведки Шин-Бет Иосэф Хармелин и политической разведки Моссад Цви Замир.

Присутствующие говорили, что Ливан должен ответить за то, что предоставляет убежище террористам. Премьер-министр Эшкол, умеренный и спокойный политик, склонный к компромиссам, был против. Но Даян настоял на своем. Он доказывал: если оставить этот теракт без ответа, арабские страны решат, что Израиль слаб.

Он отправил отряд боевых вертолетов, который уничтожил в бейрутском аэропорту тринадцать арабских самолетов. Мировое сообщество выразило возмущение, и такие демонстративные операции израильтяне больше не повторяли. Впредь они наносили ответные удары непосредственно по палестинским объектам.

После первого же теракта Шин-Бет было поручено организовать охрану пассажирских самолетов. Вооруженные агенты стали сопровождать каждый рейс. Эти меры безопасности стоили огромных средств, но спасли многие жизни.

18 февраля 1969 года в цюрихском аэропорту боевик из Народного фронта освобождения Палестины открыл огонь по израильскому пассажирскому самолету, стоявшему на взлетной полосе. Он ранил обоих пилотов и был застрелен сотрудником службы безопасности Мордехаем Рахаминым. Дома его встретили как героя. Его пример показал, что с воздушными террористами можно успешно бороться.

29 августа 1969 года группа Хабаша впервые захватила американский самолет, летевший в Дамаск. Руководила операцией двадцатишестилетняя Лейла Халед. Идея Хабаша состояла в том, чтобы показать американцам — им тоже придется несладко, если они не перестанут поддерживать Израиль.

Среди пассажиров были двое израильтян. Полтора месяца сирийцы держали их у себя. В конце концов через посредников была заключена сделка. Сирийцы освободили обоих пассажиров, а через некоторое время на родину вернулись двое сбитых в воздушном бою сирийских пилотов.

Палестинские террористы несколько раз нападали на представительства израильской авиакомпании «Эль-аль». 10 февраля 1970 года они бросили гранату в автобус, перевозивший пассажиров в мюнхенском аэропорту. Один из пассажиров погиб, одиннадцать были серьезно ранены. Террористы подожгли в Мюнхене дом для престарелых евреев, и семь стариков погибли в огне.

22 февраля 1970 года был взорван швейцарский самолет, который летел в Тель-Авив. Погибли сорок семь пассажиров и членов экипажа, в том числе пятнадцать израильтян.

— Наша борьба только началась, — предупреждал Жорж Хабаш, — худшее для наших врагов еще впереди. Мир использовал нас и забыл о нас. Вот теперь мир понял, что мы существуем. Мы продолжим нашу борьбу, какой бы ни была цена.

Король Хусейн ощущал давление мирового сообщества, недовольного тем, что он дает приют террористам.

10 февраля 1970 года Хусейн подписал декрет, который запрещал ношение оружия и требовал от боевиков предъявлять удостоверение личности при первом требовании. Кроме того, декрет временно прекращал в стране всякую политическую деятельность.

Палестинские руководители потребовали отменить королевский декрет, вывести воинские контингенты из городов и предоставить боевикам полную свободу действий. Взаимное недовольство переросло в перестрелки. Три дня армия вела действия против палестинцев. Власти отключили в палестинских лагерях свет и воду.

Столкновения между иорданцами и палестинцами происходили и раньше: в ноябре 1968 года погибли двадцать восемь палестинцев и четыре иорданца. Но сейчас это была уже настоящая война. Арафат обратился за помощью к Сирии и Ираку. Обе страны потребовали от короля Хусейна прекратить атаки против палестинцев. Давление было слишком сильным, чтобы король мог ему противостоять.

14 февраля король приостановил действие декрета, объяснив, что все это было просто недоразумением. Через неделю Хусейн и Арафат, вернувшийся из Москвы, подписали новое соглашение. Хусейн широким жестом отправил в отставку министра внутренних дел, который отвечал за проведение в жизнь королевского декрета.

Палестинские боевики торжествовали победу. Арафат требовал от Хусейна новых уступок. В апреле король назначил начальником генштаба генерала, который тесно сотрудничал с Арафатом. Но столкновения между боевиками и армией продолжались. Арафат не собирался призывать своих бойцов к порядку. Он ошибочно считал себя сильнее короля.

Летом 1970 года боевики Арафата фактически пытались взять власть в Иордании и убить короля.

7 июня вспыхнули настоящие бои между иорданской армией и палестинцами. 9 июня палестинцы обстреляли машину короля Хусейна, тот случайно остался жив.

Боевики Хабаша захватили шестьдесят восемь иностранцев в бейрутских отелях в качестве заложников. Королю пришлось вновь идти на уступки. По требованию палестинцев он убрал из армии двух своих родственников. Сестру одного из них застрелили палестинцы, и теперь они не хотели, чтобы им мстили.

В конце июня Хусейн сформировал правительство, пригласив в него тех, чьи имена назвали палестинцы.

Арафат и его окружение окончательно уверились в том, что они могут руководить Иорданией, как им пожелается. Это было своего рода головокружение от успехов.

Палестинские лидеры поссорились даже с египетским президентом Насером, который последние два года им очень помогал. Усталый и больной Насер 23 июля 1970 года заявил, что готов принять американский план мирного урегулирования на Ближнем Востоке. Это был так называемый «план Роджерса» — по имени тогдашнего государственного секретаря Уильяма Роджерса, предполагавший отход Израиля с занятых им в ходе войны территорий в обмен на гарантии безопасности.

План был выдвинут в конце предыдущего года. Насер поначалу публично отверг его, обещав освободить утерянные территории огнем и мечом, а потом изъявил готовность договариваться при посредничестве американцев.

Палестинцы были в бешенстве. Радио ФАТХ обещало «пулями подавить любую попытку навязать политическое решение». В Аммане палестинцы устроили антиегипетскую демонстрацию; на плакатах Насер был самым оскорбительным образом изображен верхом на осле.

Уязвленный Насер закрыл палестинскую радиостанцию в Каире и выслал из страны радикалов. Тут до Арафата дошло, что он попал в беду. Он вылетел в Египет. Насер принял его в летней резиденции возле Александрии. Разговор продолжался семь часов. Египетский президент потребовал не трогать иорданского короля Хусейна.

— Не произносите мне тут героические речи, — предупредил он. — Я хочу сохранить Хусейна. Я не прошу вас раскрывать мне ваши секреты. Но я вас предупреждаю — даже не думайте о свержении короля.

Его слова не подействовали.

2 сентября палестинцы вновь попытались уничтожить короля. В ответ иорданские войска атаковали позиции боевых отрядов. Арафат отправился в Багдад, где его выслушали более чем сочувственно. Иракцы обещали, что иракская дивизия в Иордании придет ему на помощь. Ни одно другое арабское государство военной помощи не обещало.

7 сентября боевики Жоржа Хабаша, который в тот момент находился в Северной Корее, попытались захватить сразу четыре пассажирских самолета.

Один из самолетов, летевший из Амстердама в Лондон, принадлежал израильской авиакомпании, на этих рейсах пассажиров уже сопровождал охранник.

Налетом руководила ставшая знаменитой Лейла Халед. Никарагуанец Патрисио Аргуэльо играл роль ее мужа. Когда самолет подлетал к британскому побережью, они достали оружие и бросились к кабине пилота. Но летчик внезапно взял штурвал на себя, самолет взмыл вверх, и террористы не удержались на ногах. Аргуэльо бросил гранату, которая полетела в хвост самолета, и тогда охранник, сидевший в салоне среди пассажиров, застрелил террориста.

Лейлу Халед он пожалел. Ее обезоружили и связали руки галстуками. Наручников у израильтян не оказалось.

Пилоты израильских самолетов имели твердый приказ в такой ситуации лететь в Израиль. Но один из террористов тяжело ранил стюарда. Командир корабля Ури Бар-Лев, опасаясь за его жизнь, принял решение сесть в Лондоне. Служба безопасности израильской компании настаивала на том, что террористку надо отправить в Израиль, где ее будут судить. Но британская полиция отстояла свои права и заполучила Лейлу Халед.

Захваченный боевиками «Боинг-747» американской компании «Пан-Америкэн» оказался слишком большим и не смог сесть там, где планировал Вади Хаддад. Террористы полетели в Каир, там отпустили пассажиров, а лайнер взорвали.

Зато два других угнанных самолета — американский «Боинг-707» и швейцарский «ДС-8» — посадили в Иордании, в заброшенном военном аэропорту Доусона, который палестинцы переименовали в «аэропорт революции». Женщинам и детям разрешили сойти на землю, остальных держали в качестве заложников в самолетах. Пассажиры задыхались от жары под палящим солнцем пустыни. Жорж Хабаш заявил, что «это первый удар по Соединенным Штатам, которые вознамерились уничтожить палестинский народ».

10 сентября палестинцы захватили еще и британский самолет, который летел из Бомбея в Лондон, чтобы обменять его пассажиров на Лейлу Халед. Машину посадили в той же пустыне. К заложникам прибавилось еще сто пятьдесят.

Британское правительство выпустило Лейлу Халед и еще шестерых террористов, отбывавших наказание.

13 сентября палестинцы освободили всех заложников, кроме сорока, и взорвали в Доусоне все три самолета.

Чаша терпения короля Хусейна переполнилась.

16 сентября король Хусейн ввел военное положение в стране, сформировал военное правительство и потребовал, чтобы верные ему армейские части очистили страну от палестинских боевиков.

Правительственные войска, состоявшие из бедуинов, атаковали штаб палестинских боевиков. Армейские командиры давно хотели избавиться от палестинцев.

Представители правительства в последний раз предложили Арафату договориться.

— Извините, — высокомерно ответил он, — ситуация вышла из-под контроля. Все, что я могу сделать, это дать вашему королю двадцать четыре часа на то, чтобы он покинул страну.

В реальности у палестинских отрядов не было плана действий. 17 сентября иорданские танки из 60-й механизированной бригады вошли в Амман. Началось безжалостное изгнание из страны палестинских боевиков. Обещание Ирака помочь палестинцам не было выполнено. В Багдаде не решились приказать своей дивизии выступить против короля Хусейна. Арафат обвинил Ирак в предательстве.

20 сентября сирийцы пришли на помощь палестинцам. Две сирийские танковые бригады перешли границу Иордании. Палестинцы объявили северную часть страны освобожденной территорией. Но иорданцы упорно сопротивлялись. Король Хусейн приказал своей авиации бомбить сирийскую бронетехнику.

Сирийские танкисты запросили авиационной поддержки. Но министр обороны Сирии генерал Хафез Асад, будущий президент страны, отказался послать им авиацию. Асад не собирался помогать палестинцам свергать короля Хусейна и не хотел затевать войну, в которой неминуемо столкнулся бы с Израилем и Соединенными Штатами.

Сирийские танковые части, не ожидавшие отпора, отступили. Но вмешательство сирийцев едва не превратило внутренний конфликт в большую войну.

22 сентября больной президент Насер, которому врачи советовали воздерживаться от любой активности, собрал лидеров арабских стран. Его волновало только одно — как спасти Палестинское движение сопротивления.

В Амман с посреднической миссией отправили председателя Революционного совета Судана Джафара Мохаммада Нимейри, чтобы он добился прекращения огня.

Нимейри договорился об освобождении арестованных иорданцами палестинских лидеров, которые согласились на перемирие. Тут неожиданно из укрытия подал голос Арафат. Он отверг прекращение огня и потребовал, чтобы сопротивление продолжалось «до свержения фашистского режима в Иордании».

Нимейри и его делегация, в которую входили премьер-министр Туниса, министр обороны Кувейта и начальник генерального штаба египетской армии, вновь вылетели в Амман, чтобы найти Арафата раньше, чем иорданская армия. Из здания египетского посольства Нимейри по радио обратился к Арафату с призывом связаться с ним. Арафат поспешил дать о себе знать.

Они встретились на конспиративной квартире под непрекращающимся обстрелом. Остановить иорданских артиллеристов не удалось, даже когда Нимейри звонил напрямую королю Хусейну.

— Вам надо лететь с нами в Каир, — внушал Нимейри Арафату. — Насер велел без вас не возвращаться.

Палестинский лидер сам понял, что ему надо спасать собственную жизнь.

Министр обороны Кувейта Саад аль-Абдалла велел переодеть Арафата в традиционные одежды, и он сел в самолет под видом члена кувейтской делегации. Впрочем, эта маскировка была излишней. Король Хусейн знал, что Арафата вывозят из страны, и был этому рад.

В Каире встреча арабских лидеров продолжалась. Арафат, прилетев, обвинил короля Хусейна в попытке уничтожить палестинскую революцию. Полковник Муамар Каддафи, который в результате военного переворота в сентябре 1969 года пришел к власти в Ливии, потребовал повесить Хусейна:

— Он же сумасшедший, как и его отец!

Каддафи намекал на то, что отца Хусейна официально признали душевнобольным.

— Мне кажется, что мы все сумасшедшие, — меланхолично отозвался президент Насер.

Тут появился и сам король Хусейн в военной форме. Он держал в руке портфель и сказал, что привез с собой записи разговоров палестинских боевиков, которые доказывают, что его хотели свергнуть. Арабские лидеры стали мирить Хусейна и Арафата и заставили их пожать друг другу руки.

Американские военные опасались, что вслед за Сирией и Советский Союз придет на помощь палестинцам. В таком случае Соединенным Штатам пришлось бы спасать Иорданию. В Пентагоне уже строили планы переброски дополнительных армейских частей на Кипр, в Грецию и в Турцию, откуда они смогли бы высадиться в Иордании. Вблизи ливанского побережья разворачивались авианосные оперативные группы.

Соответственно в Средиземном море активизировалась советская 5-я эскадра, состоявшая из полусотни кораблей, среди них было двенадцать подводных лодок. Советские корабли, оснащенные управляемыми ракетами, неотступно следовали за американскими авианосцами.

28 сентября президент Соединенных Штатов Ричард Никсон прилетел на борт авианосца «Саратога», чтобы приветствовать последних освобожденных палестинскими террористами заложников и поддержать моральный дух своих военных моряков. Вдруг им придется вступить в боевые действия.

Но к этому времени все было кончено. Палестинские отряды потеряли четыре тысячи бойцов и проиграли войну.

На следующий день, 29 сентября, в Каире скоропостижно скончался президент Египта Гамаль Абд аль-Насер. Он надорвался, уговаривая палестинцев и иорданцев прекратить братоубийственную войну. Вечером ему еще пришлось провести несколько утомительных часов на аэродроме, провожая высокопоставленных гостей. Ему стало плохо, и врачи не сумели его спасти.

Арафат понял, что теперь его договоренность с королем Хусейном ничего не стоит. Иорданское правительство возглавил Васфи Тель, бывший офицер британской армии. Тель прежде всего установил близкие отношения с новыми лидерами Сирии и Египта — Хафезом Асадом и Анваром Садатом.

Асад только-только сверг своего предшественника Салаба Джедида, чувствовал себя не слишком уверенно и не хотел, чтобы в соседней Иордании разгорелась война. И Асад, и Садат не желали, чтобы палестинцы правили бал в Иордании.

Заручившись их поддержкой, новый премьер-министр шаг за шагом выдавил палестинцев из страны. Он реорганизовал армию и не колеблясь пускал в ход танки, тяжелую артиллерию и авиацию против палестинских боевых отрядов.

Ирак и Сирия закрыли свои границы. Палестинцы могли бежать только в Ливан, где им разрешили разместиться в лагерях вдоль границы с Израилем. Они навсегда запомнили сентябрь 1970 года, ставший для них черным или, точнее, кровавым.

В конце концов в Иордании остались всего лишь четыре тысячи боевиков, которые засели в горах на севере страны. В апреле 1971 года Арафат обратился с отчаянным призывом о помощи к старому знакомому палестинцу Мунибу аль-Масри, который входил в иорданское правительство. Тот приехал вместе с саудовским послом. Они повезли Арафата в Амман — вдруг они с королем сумеют договориться.

Ясир Арафат сидел на заднем сиденье между послом и иорданским офицером. Когда они проезжали мимо контрольно-пропускных пунктов, он сжимал в руках автомат. Он понимал, что если его узнают, то сразу убьют.

На полпути Арафат раздумал ехать в Амман. Он попросил доставить его к сирийской границе, где вылез из машины и исчез.

Последняя схватка с войсками короля Хусейна произошла 12 июля. Иорданские войска были безжалостны. Они выбили палестинских боевиков из единственной еще остававшейся у них базы на территории Иордании. Семьдесят два боевика предпочли тогда перейти реку Иордан и сдаться израильтянам, чем оказаться в руках иорданских военных. В благодарность боевики Арафата помогли Шин-Бет выследить подпольную сеть ФАТХ, в результате девяносто палестинцев, занятых подготовкой терактов, были арестованы…

Палестинцы чувствовали себя в очередной раз преданными, братья-арабы убивали их, а затем выбросили из страны. Они вновь убедились в том, что арабским лидерам они вовсе не нужны.

— Мы были как сумасшедшие, — вспоминал один из руководителей ООП. — Мы хотели воевать чуть ли не со всем миром — с Израилем, с Соединенными Штатами, с Советским Союзом, который нас не поддерживал, с королем Хусейном, и с богатыми палестинцами вдобавок!

Руководителей боевых отрядов охватило отчаяние. Это был период, когда израильтяне почти подавили подпольные организации на оккупированных территориях.

Шин-Бет сделала ставку на агентурную работу. Контрразведчики вербовали палестинцев, которые под видом добровольцев вступали в отряды Арафата.

Вербовки носили массовый характер. Даже если израильтяне получали не так много информации, у Арафата и его людей возникало ощущение, что агенты повсюду. Они, в свою очередь, пытались превращать выявленных агентов Шин-Бет в двойных агентов, чтобы на самом деле разузнавать намерения израильтян и снабжать их дезинформацией. Но контрразведчики из Шин-Бет были опытнее и действовали более умело.

В окружении Арафата поняли, что, чем меньше боевая группа, чем меньше людей посвящено в замысел операции, тем больше шансов на успех. В начале 70-х боевые задания предпочитали давать одиночкам или, как минимум, держали боевую группу в полной изоляции от окружающего мира.

Легче всего Арафату было вербовать бойцов в секторе Газа, где господствовала атмосфера безнадежности.

На Западном берегу Иордана ситуация была лучше — там только каждый десятый жил в лагерях, созданных для беженцев. Пока Западным берегом управлял король Хусейн, он предоставил всем иорданское гражданство и вообще пытался сделать этот регион частью своего королевства.

В секторе Газа появилось много оружия, в первую очередь «калашниковы». Автоматы находили бедуины на брошенных в 1967 году египетских позициях и продавали палестинцам. Взрывчатку добывали, разбирая старые минные поля.

В 1970 году министр обороны Моше Даян вывел армейские подразделения из лагерей беженцев на оккупированных территориях. Шин-Бет протестовала, но безуспешно. Даян считал, что палестинцев надо оставить в покое и дать им возможность нормально жить. Моше Даян вырос среди арабов, свободно говорил по-арабски. У юного Даяна всегда были хорошие отношения с арабскими соседями. Он знал их жизнь и уважал тяжелый труд арабов-земледельцев. Он считал, что палестинские евреи могут жить с ними в мире.

Даян же и открыл ворота для привлечения десятков тысяч арабов с оккупированных территорий для работы в сельском хозяйстве и промышленности Израиля. На оккупированных территориях впервые после 1948 года появились еврейские поселенцы. Но они селились только на тех территориях, которые до 1948 года принадлежали британской администрации, а до 1967 года — иорданскому правительству. Палестинских арабов не сгоняли со своей земли. Но очень скоро стало ясно, что палестинцы все равно не хотят жить под управлением израильтян.

Контрразведчики говорили, что уход армии только облегчил жизнь террористам.

В конце года от взрыва гранаты погибло двое израильских детей. Это произвело впечатление на Моше Даяна. Он поручил командующему округом генералу Ариэлю Шарону навести порядок в Газе. Шарон тесно сотрудничал с Шин-Бет. Контрразведчики снабжали военных списками террористов, которых следовало найти и обезвредить.

Генерал Шарон действовал методично. Он приказал обрубить ветки деревьев так, чтобы они не мешали обзору. Все подвалы и бункеры были запечатаны. Военные разбили сектор Газа на отдельные районы и регулярно их прочесывали. Дома тех, кто участвовал в терактах, сносились; их родственников выселяли.

В январе 1971 года в сектор Газа ввели подразделения друзов, приверженцев одной из шиитских сект. Они поклоняются халифу аль-Хакиму, исчезнувшему при загадочных обстоятельствах в 1021 году неподалеку от Каира. Его визирь Дарази, оставшийся верным халифу, дал имя секте…

Друзы обитали на Голанских высотах, которые в результате шестидневной войны перешли к Израилю. Друзы в течение одной лишь недели застрелили пятерых палестинцев.

Генералу Шарону поручили навести порядок в секторе Газа в июле 1971 года. За полгода были убиты в перестрелке или арестованы семьсот сорок боевиков. В ноябре, боясь ареста, покончил с собой Зияд Хусейни, руководивший подпольной сетью ФАТХ. В декабре палестинцам удалось организовать только один теракт. В феврале 1972 года в перестрелке были убиты пять боевиков, еще двадцать сдались. В марте впервые за почти пять лет в секторе Газа не было ни одного теракта.

Руководители палестинцев искали новые методы борьбы против своих врагов.

«Захват самолетов, — вспоминал позднее Абу Айяд, второй человек в ФАТХ, — оказался бессмысленным делом. За исключением самой первой акции, заставшей израильтян врасплох, сионистские лидеры отказывались вступать в переговоры с угонщиками. Зато захват самолетов серьезно помешал нам убедить общественность в значении нашей борьбы».

Палестинцы не считали себя виновными в иорданских событиях. Они жаждали мести. Арафат и его ближайшие сотрудники Абу Айяд и Али Хассан Саламех решили отомстить иорданцам, которые всего лишь не захотели подчиниться их диктату.

В начале 1971 года Абу Айяд встретился с королем Иордании Хусейном.

— Если вы ударите по нашим бойцам на их последних базах, — грозно произнес палестинец, — я буду преследовать вас по всему земному шару до моего последнего вздоха. Я вас найду, и вы будете наказаны так, как вы этого заслуживаете.

Король Хусейн был поражен накалом ненависти.

— Аллах этого не допустит, — пробормотал он.

Арабские страны не разрешали Арафату проводить акции против Израиля со своей территории. А рядовые палестинцы требовали продолжения вооруженной борьбы. Арафату нужно было показать, что его организация еще существует и никто в мире не будет чувствовать себя в безопасности, пока не исполнены требования палестинцев.

КАИР, НОЯБРЬ 1971 ГОДА

В сентябре 1971 года в Дамаске Арафат устроил серию совещаний со своими ближайшими помощниками. Они приняли решение провести серию громких террористических акций.

Осторожному Ясиру Арафату не хотелось ассоциировать себя с убийствами безоружных людей. Ему понадобилась организация, которая бы убивала, но формально не была связана с ФАТХ. Воспользовались прежним опытом — в самом начале боевые операции проводились от имени «Аль-Асифы», а ФАТХ выдавал себя за чисто политическую организацию.

На смену мифической «Аль-Асифе» пришел «Черный сентябрь» — само название должно было напоминать о недавних событиях в Иордании.

Руководить боевыми операциями поставили Абу Айяда. Ему помогали сотрудники ФАТХ, хорошо образованные молодые люди, многие из которых учились в Американском университете в Бейруте. Заместителем Абу Айяда стал Али Хасан Саламех, сын шейха Хасана Саламеха, погибшего в войне против Израиля в 1948 году. Ахмед Афгани занимался финансами, инженер Гази аль-Хуссейни — оружием и взрывчаткой, непосредственно операциями занимался Факри аль-Умари.

Саламех, Абу Дауд и аль-Умари обучались на диверсионных курсах в Каире в 1968 году. Так что они считали себя профессионалами. В создании «Черного сентября» принимал участие и ливанец Фуад Шемали, который повторял:

— Мы должны найти слабые места израильтян. Надо убивать самых знаменитых из них. Если трудно добраться до политиков, надо убивать артистов и спортсменов.

Фуад Шемали умер от рака в августе 1972 года, он не дожил до реализации его идеи на Мюнхенской Олимпиаде.

Подготовка боевиков «Черного сентября» началась ранней осенью 1971 года в горных районах Южного Ливана. Со временем этот район, полностью перешедший под контроль палестинцев, станут иронически называть ФАТХ-ланд. К боевикам ФАТХ примкнули и люди Жоржа Хабаша. Идеологические разногласия на время были забыты. В операциях «Черного сентября» они действовали сообща.

28 ноября 1971 года боевики «Черного сентября» дали о себе знать, устроив покушение на премьер-министра Иордании Васфи аль-Теля. Он считался виновным в изгнании палестинцев из Иордании. Говорили, что по приказу Теля убили руководителя палестинских боевиков в Иордании Абу Али Айяда, да еще привязали его тело к танку и возили из деревни в деревню.

Простые палестинцы не подозревали, что Васфи Тель уже вел секретные переговоры с руководителями Организации освобождения Палестины о возвращении боевиков. Он не возражал против того, чтобы они возобновили атаки на Израиль с иорданской территории. Но Арафат и его соратники пришли к выводу, что громкое убийство иорданского премьера выгоднее, чем тайное соглашение с ним.

Покушение на Васфи аль-Теля подготовил Али Хасан Саламех. Это было его боевое крещение.

Покушение организовали в Каире, куда прилетел глава иорданского правительства. После встречи с генеральным секретарем Лиги арабских стран Васфи Тель примерно в половине второго дня вернулся в отель «Каир Шератон» на берегу Нила.

Он вышел из своего бронированного лимузина. Швейцар распахнул дверь, и премьер-министр появился в холле, заполненном туристами. Он намеревался пообедать вместе с женой, уже спустившейся вниз.

Убийство произошло на ее глазах.

Палестинские боевики тоже поджидали премьер-министра. В гостиничном холле они ели бутерброды и пили кока-колу. Когда Васфи Тель появился в дверях, палестинец Эссаг Рабах всадил в него пять пуль. Премьер-министр потянулся за своим оружием, но, смертельно раненный, рухнул на мраморный пол. Второй террорист, Мансур Сулейман Халифа, нагнулся над телом и сладостно лизнул кровь, сочившуюся из ран иорданца.

— Я счастлив! — закричал он. — Мы это сделали! Мы охотились за ним полгода. Мы отомстили предателю! Мы хотели получить его на завтрак, а получили на обед.

Вдова рыдала над телом:

— Арабы, вы довольны? Палестине конец! Арабы — просто сволочи!

Террористов схватила египетская полиция. Когда их вели к полицейскому автобусу, они, счастливые, тянули вверх пальцы в знак победы и кричали:

— Мы из «Черного сентября»!

Никто не обратил внимания на их слова.

— Четыре наших революционера, — гордо сказал Арафат в выступлении по палестинскому радио, — свергли предателя Васфи аль-Теля. Наши революционеры продолжат борьбу против предателей арабской нации.

Убийцы иорданского премьер-министра избежали наказания. 29 февраля 1972 года каирский суд выпустил их под залог, внесенный представителями Организации освобождения Палестины. Четверых убийц спешно вывезли в Дамаск, и больше их никто в Каире не видел. Суд даже не возобновился.

Ощущение безнаказанности помогало вербовать все новых боевиков. Палестинские террористы знали, что им ничто не грозит — товарищи вытащат их из любой тюрьмы.

16 декабря 1971 года палестинский боевик подстерегал иорданского посла в Лондоне Зейд ар-Рифаи прямо на дороге. Палестинец стоял на пешеходном переходе рядом с иорданским посольством. Когда появился «Даймлер» посла, он достал из-под плаща автомат «стен», прицелился и выпустил полный магазин.

Послу невероятно повезло. Пули прошили машину насквозь. Только одна попала ему в правую руку. Террорист нырнул в ожидавшую его машину и исчез. В Бейруте «Черный сентябрь» взял на себя ответственность за покушение.

Со временем Зейд ар-Рифаи стал главным советником короля Хусейна, а затем и главой правительства.

6 февраля 1972 года пятеро иорданцев, обвиненных в сотрудничестве с Израилем, были убиты в Германии, рядом с Кёльном. В тот же день палестинцы произвели диверсию на нефтяных объектах компании «Галф ойл» в Голландии. Через два дня последовала еще одна диверсия — на машиностроительном заводе в Гамбурге, который выполнял израильские заказы. 22 февраля — диверсия на нефтепроводе в том же Гамбурге.

В апреле 1972 года Палестинский национальный совет постановил, что «освобождение Палестины» от иорданского короля Хусейна так же важно, как и уничтожение Израиля. Это привело к тому, что иорданские спецслужбы захотели сотрудничать с израильтянами в борьбе против палестинских боевиков.

К этому времени Моссад и Шин-Бет получили первую информацию о новом подразделении внутри ФАТХ, которое именовало себя «Черный сентябрь».

Родившийся в Египте израильский разведчик Барух Мизрахи много лет выдавал себя за араба. До шестидневной войны 1967 года он работал в Сирии, изображая школьного учителя. Когда появились сообщения о «Черном сентября», его перевели в Северный Йемен, откуда действовали палестинские боевики. Он начал передавать жизненно важную для Израиля информацию. Но в мае 1972 года его поймали и передали Египту. Он отсидел два года и вышел на свободу в 1974 года во время обмена пленными.

Когда палестинцы начнут готовить теракт в Мюнхене, Моссад ничего не узнает. Израильтяне вообще решили, что «Черный сентябрь» охотится только за иорданцами, и были жестоко наказаны за свою ошибку.

ТЕЛЬ-АВИВ, МАЙ 1971 ГОДА

Жорж Хабаш организовал в Ливане международное совещание террористов. Участвовали представители Ирландской республиканской армии, японской «Красной армии», западногерманской группы Баадера-Майнхоф. От «Черного сентября» присутствовали Абу Айяд и Фуад Шемали. Участники совещания договорились помогать друг другу и исполнять поручения «товарищей по совместной борьбе». Скажем, западногерманские радикалы брались выступать от имени палестинцев на своей территории — в ФРГ.

Сражаться на стороне палестинцев обещали левые радикалы из Японии.

60-е годы были временем расцвета молодежного движения. Во взрослую жизнь входили юноши и девушки, чье детство пришлось на трудные послевоенные годы, когда разрушенная войной Япония восстала из пепла.

Неустроенность, ломка социальных структур, война во Вьетнаме, американское военное присутствие на Японских островах, злившее левых, — причины молодежного бунта были примерно те же, что и во всех развитых странах Запада. На пороге нового десятилетия этот бунт закончился.

Весной 1969 года на собраниях Коммунистического молодежного союза радикально настроенные юноши стали настойчиво говорить, что студенческое движение побеждено правительством, что массовые демонстрации бесполезны и нужна новая радикальная тактика — с использованием оружия. Нужно вступать в союз с такими же антиимпериалистическими группами по всему миру, потому что грядущая революция в Японии станет частью мировой революции.

Более осторожные руководители Коммунистического союза молодежи считали, что страна еще не созрела для вооруженной борьбы, и исключили экстремистов из своих рядов.

Исключенные не пали духом, а создали собственную организацию — «Фракция Красной армии». Они выбрали то же название, что и их западногерманские единомышленники, создававшие примерно в то же время свою «Роте армее фракцион».

Лидером японской «Красной армии» стала Фусако Сигэнобу. Ее отец, в прошлом учитель, во время Второй мировой войны служил в полевой жандармерии и дослужился до капитана. После войны он открыл магазин, но коммерция не была его призванием. Сознание собственной бедности с юных лет мучило его дочь. Она очень серьезно следила за дискуссиями внутри «Красной армии». Размышляя над стратегией революционной борьбы, она пришла к выводу, что необходимо объединить усилия с более мощными боевыми группами. Свой выбор она остановила на палестинцах: у них большой опыт террористической деятельности, оружие, деньги и связи. Она решила отправиться на Ближний Восток.

Путь Фусако Сигэнобу лежал в Ливан, где тогда располагались основные базы палестинских боевых организаций. Здесь она предложила свои услуги Жоржу Хабашу, лидеру Народного фронта освобождения Палестины.

Располагая неограниченными средствами, получаемыми от богатых арабских стран и от социалистических государств, он был готов снабдить японских товарищей деньгами и оружием, дать им паспорта и укрыть на своих базах. Но что японцы предложат взамен?

Фусако Сигэнобу поняла, что только серьезная акция может укрепить репутацию «Объединенной Красной армии» и обеспечить ей достойное место среди палестинских террористов, которые не занимаются благотворительностью и не станут зря тратить деньги на японских гостей. И она доказала Хабашу, что ее можно взять в дело.

Осенью 1971 года она вызвала из Японии несколько молодых людей, которых хорошо знала по леворадикальным группировкам, и предложила им пройти боевую подготовку в лагерях Хабаша в Ливане.

Три молодых японца из «Красной армии» — Кодзо Окамото, Такэси Окудайра и Ясуюки Ясуда — учились два месяца. К маю следующего года они были готовы действовать и с поддельными документами вылетели в Европу. 22 мая они были в Париже. Оттуда перебрались в Рим. Здесь они, как потом рассказывал полиции официант, давились непривычными для японца макаронами и не оставляли чаевых.

Накануне отлета каждый из троих нашел в своем гостиничном номере автомат «У7Т-58» чехословацкого производства, магазины к нему и советские ручные гранаты. 30 мая в аэропорту Леонардо да Винчи они сели в самолет «Эйр Франс», отправлявшийся в Токио. Системы безопасности в аэропортах, которые призваны обнаруживать оружие и взрывчатку в багаже пассажиров, еще не существовали. В чемоданах можно было провезти все, что угодно.

Одна из промежуточных посадок была в Тель-Авиве. Здесь все пассажиры вышли из самолета…

Шестьдесят семь пуэрториканцев — баптисты и пятидесятники, совершавшие паломничество на Святую землю, — собирали свой багаж и подтаскивали его поближе к таможенной стойке.

Трое японцев, на которых никто не обратил внимания, тоже взяли свой багаж, но не заняли очередь к таможенникам, а отошли в сторону. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, они хладнокровно достали из своих сумок автоматы и открыли огонь.

Зал заполнился звуками автоматной стрельбы и грохотом взрываемых ручных гранат. Паломники метались в ужасе, пытаясь найти укрытие. Хорошо обученные в палестинском лагере, японские террористы безостановочно стреляли из автоматов и бросали гранаты.

Первой погибла жена христианского священника, главы группы пуэрториканцев. Он сам был лишь ранен, пуля прошла сквозь Библию, которую он держал в руке, и потеряла убойную силу. Всего японцы убили двадцать шесть человек, из них семнадцать были христианскими паломниками. Такого количества смертей в Израиле не видели со времен шестидневной войны.

Расстреляв все патроны, Окудайра взорвал себя гранатой. Ясуда рухнул рядом с ним. Окамото бросился к стоявшему возле аэропорта самолету и швырнул в него гранату. Но самолет не взорвался. Покончить с собой Окамото не успел, хотя с самого начала японцы, обсуждая план операции, решили, что станут новыми камикадзе. Если удастся, погибнут в бою, но в любом случае живыми в руки врагов не попадут. Но Кодзо Окамото израильтяне сумели схватить. Он сразу стал давать показания.

Расстрел христианских паломников радостно отмечали во всем арабском мире. Тогдашний министр иностранных дел Египта Азиз Сидки гордо заявил:

— Этот эпизод показывает, что мы в состоянии одержать победу над Израилем.

Лидер ливийской революции полковник Муамар Каддафи поставил японских террористов в пример палестинцам Ясира Арафата, которые «занимаются теориями, но не решаются поступить так, как поступили японцы».

Кодзо Окамото в арабских странах почитали как героя. Остальной мир с ужасом размышлял о причинах такой безжалостности. Кодзо родился в семье школьного учителя, где было шестеро детей. Его старший брат Такэси рано примкнул к левакам и участвовал в марте 1970 года в угоне японского пассажирского самолета в Северную Корею.

После этого его отец ушел на пенсию. Он считал невозможным учить других детей, если не сумел воспитать собственных. Он взял с Кодзо обещание не повторять безумных поступков старшего брата, но тот обещания не сдержал.

Кодзо дважды проваливался на вступительных экзаменах в университет. Это сильно на него подействовало. Он пошел по пути старшего брата, присоединившись к японской «Красной армии». В 1971 году его пригласили в Ливан, чтобы пройти боевую подготовку, и дали денег на дорогу. В феврале 1972 года через Монреаль, Париж, Нью-Йорк Кодзо Окамото добрался до Бейрута.

Когда стало известно о бойне в аэропорту, его отец отправил покаянное письмо израильскому правительству:

«Сорок лет я считал, что честно служу делу воспитания молодежи… Пожалуйста, накажите моего сына смертным приговором».

В Израиле нет смертной казни. После суда Окамото отбывал наказание в тюрьме. «Черный сентябрь» взялся вытащить его из заключения. Захватывая заложников, палестинцы неизменно требовали освободить японца.

Израильтяне считали, что операцию в аэропорту Лод организовал один из соратников Хабаша — Гассан Канафани. Он жил в Бейруте и в свободное от подготовки терактов время писал прозу, пьесы, критические статьи. 8 июля 1972 года, когда он садился в машину, его автомобиль взорвали.

Место Канафани занял Бассам Абу Шариф, один из основателей Народного фронта освобождения Палестины, член его политбюро. Он участвовал в захвате нескольких авиалайнеров и считался одним из самых известных палестинских террористов.

11 июля палестинцы взорвали бомбу на автобусной остановке в Тель-Авиве. Одиннадцать человек были ранены. В Израиле решили, что тот, кто это придумал, и должен ответить за кровь невинных людей.

19 июля Абу Шариф получил бомбу в посылке. Она взорвалась. Он потерял глаз и лишился нескольких пальцев, но остался жив. Со временем он расстался с Хабашем, перешел к Арафату, стал его советником и сторонником переговоров с израильтянами…

В начале августа 1972 года двое палестинцев — Аднам Али Хашам и Ахмед Зейд — познакомились с отдыхавшими в Италии англичанками. После совместного отдыха мужчины предложили вместе лететь в Израиль. Но в последний момент у палестинцев возникло срочное дело. Они объяснили, что им нужно слетать в Тегеран. Договорились встретиться в Израиле. В подарок они преподнесли девушкам кассетный магнитофон, чтобы им не было скучно в дороге.

Наивные англичанки, предвкушая продолжение приятного отдыха с такими предусмотрительными мужчинами, сели на рейс израильской авиакомпании № 707, но, на свое счастье, магнифон они сдали в багаж. Внутрь магнитофона были вмонтированы взрывчатка и соединенный с барометром взрыватель. Когда самолет набрал высоту, бомба взорвалась. Но багаж израильтяне помещали в бронированный контейнер, поэтому самолет не пострадал.

Палестинские боевики не раз выкидывали такие номера и легко посылали других на смерть. Например, так они поступили с немецким террористом Берндом Хаусманом из «Фракции Красной армии». Он погиб в израильском аэропорту, когда случайно открыл взятый в дорогу портфель. Он же не знал, что палестинские товарищи ловко встроили в него взрывное устройство, надеясь, что он заглянет в портфель во время полета и взорвет себя вместе со всеми пассажирами.

РИМ, ИЮЛЬ 1972 ГОДА

17 июля 1972 года руководители «Черного сентября» Абу Дауд, Абу Айяд и Факри аль-Умари встретились в кафе под открытым небом на римской площади Пьяцца делла Ротонда.

Абу Дауд приехал в Рим раньше других. Он должен был встретиться с итальянскими ультраправыми на севере Италии. Они сидели в кафе, наслаждаясь атмосферой вечного города. Просматривая газеты, они натолкнулись на сообщение о том, что Международный олимпийский комитет даже отказался ответить на просьбу Палестинской молодежной федерации разрешить ей прислать на Мюнхенскую Олимпиаду собственную команду.

— Для этих благородных господ мы просто не существуем, — зло сказал Абу Дауд. — Вернее, мы не заслужили право существовать.

— Если они не позволяют нам участвовать в Олимпийских играх, — сказал Факри аль-Умари, — то почему бы нам не появиться там без приглашения?

— А что мы там можем сделать? — вяло поинтересовался Абу Айяд.

Факри аль-Умари предложил взять олимпийцев в заложники. Абу Айяд сначала отнесся к неожиданной идее скептически, но, подумав, поддержал:

— Правильно, надо взять как можно больше заложников и обменять на наших товарищей, томящихся в тюрьмах.

Абу Дауда ждали в Софии, где он должен был получить партию стрелкового оружия с глушителями для ФАТХ. Договорились, что по дороге в Болгарию он побывает в Мюнхене и посмотрит, возможна ли операция в принципе.

Через два дня Абу Дауд уже был в Мюнхене. Он купил план города, обзавелся списком гостиниц и расписанием авиаполетов. Абу Дауд провел рекогносцировку Олимпийской деревни, которую еще достраивали. Уже висели таблички «Kein Eintritt» — «Вход запрещен», но запреты не соблюдались. Туристы и любопытствующие мюнхенцы легко проникали внутрь деревни. Все удивлялись этой свободе, практически не ограничиваемой мюнхенской полицией.

Из Мюнхена Абу Дауд вылетел в социалистическую Болгарию, чтобы получить обещанное оружие.

7 августа он вновь появился в Мюнхене — на сей раз вместе с молодым террористом, которого все называли просто Тони. Они пришли к выводу, что пробраться в деревню не составит труда. Они просто перелезут через ограду. Один подставит спину, другой вскарабкается наверх.

— Но тогда последний из нас останется за оградой, — озабоченно заметил Тони.

— Я пойду с вами, чтобы помочь, и буду последним, — обещал Абу Дауд.

Тем временем Абу Айяд занялся кадровыми делами — подбирал террористов для операции в Мюнхене. Во главе боевой группы он поставил двух боевиков, которые сражались с иорданской армией в Аммане в сентябре 1970 года.

Руководителем группы стал Луттиф Афиф по кличке Исса.

Двое его братьев тоже присоединились к боевикам и уже сидели в израильских тюрьмах. Еще в 1958 году Исса поехал в ФРГ учиться, потом перебрался во Францию, где нашел работу. Он присоединился к ФАТХ в 1966 году. В начале 70-х он жил в Западном Берлине, где собирался жениться на немке. Среди немцев он чувствовал себя уверенно.

Заместителем Иссы сделали Ясуфа Наззала по кличке Тони. Он тоже учился в Западной Германии и говорил по-немецки.

Обоих немедленно отправили в Мюнхен, чтобы они освоились в городе и изучили Олимпийскую деревню.

Сложнее было отобрать остальных боевиков. Пятьдесят молодых палестинцев нашли в лагерях беженцев в Ливане, Сирии и Иордании. Всех отправили тренироваться в лагерь. Никому не сказали, что им придется сделать. Наблюдая за их подготовкой, отобрали двенадцать наиболее умелых, из них в окончательном списке оставили шестерых.

Это были Афиф Ахмед Хамид, Халид Джавад Мохаммад Сафади (ему только исполнилось девятнадцать лет), Ахмед Чик Ча, Аднан аль-Гаши и его двоюродный брат Джамаль аль-Гаши (ему тоже было девятнадцать лет).

Джамаль аль-Гаши — единственный, кто останется в живых. Через много лет он вспоминал о своей жизни в палестинском лагере для беженцев:

«Меня воспитывали на рассказах о Палестине, о том рае, который мы утратили, о евреях, которые украли нашу землю, об арабских лидерах, которые нас предали. Я считал, что у нас не будет жизни, пока мы не вернемся в Палестину. Если же нам не удастся отвоевать Палестину, я так и проживу всю жизнь беженцем, лишенным всех прав».

Все отобранные для операции должны были иметь личные мотивы для борьбы против израильтян. Значение имело знание Западной Германии и немецкого языка. Ахмед Чик Ча жил в Западном Берлине и был женат на немке. Халид Джавад два года провел в ФРГ вместе со своим братом. Афиф Ахмед Хамид больше года учился в Западной Германии.

Семьям они ничего не сказали. Последний месяц шесть молодых палестинцев усиленно тренировались в Ливии. Учили их рукопашному бою и умению преодолевать препятствия. Чаще всего их зачем-то заставляли перелезать через высокую ограду. Они решили, что им предстоит проникнуть на какую-то важную израильскую военную базу. В последний момент их предупредили, что предстоит важное задание за границей.

Организаторы считали, что предусмотрели решительно все. Абу Айяд и Абу Дауд составили первое обращение, которое следовало передать немецкой полиции после захвата заложников. Его перевели на английский и перепечатали на машинке. Второе обращение написали на немецком языке от руки — в нем было согласие отодвинуть срок исполнения ультиматума и выдвигалось требование предоставить самолеты для террористов и заложников, с тем чтобы они могли покинуть Западную Германию.

Абу Дауд беспокоился насчет того, как доставить в Мюнхен оружие. Абу Айяд сказал, что берет это на себя.

Абу Дауд ненадолго слетал в Дамаск, чтобы побыть с женой и детьми, и в середине августа вернулся в Тунис. Ему предстояла встреча с Арафатом и другими руководителями ФАТХ. Напутствовали его в торжественной обстановке. Каждый из руководителей ФАТХ, начиная с Арафата, обнял Абу Дауда и пожелал ему счастья.

В начале мая 1972 года четыре боевика из «Черного сентября» прибыли в Брюссель. Это были двое мужчин — Ахмед Муса Авад, Абдаль-Азиз аль-Атраш и две женщины, одну звали Тереза, другую Рима.

Три дня в бельгийской столице пролетели в сплошном веселье. Деньгами их снабдили щедро. Они ходили по магазинам, обедали в дорогих ресторах, вечером танцевали, ночью делили постель в гостинице. Тереза и Рима уверяли потом, что не знали ни подлинных имен своих спутников, ни цели путешествия. Одна из них будет утверждать на суде, что попала к боевикам случайно — ее приучили к наркотикам, поэтому она лишилась воли и действовала неосознанно, как робот.

8 мая все четверо сели на самолет авиакомпании «Сабена», совершавший рейс № 571 по маршруту Брюссель — Тель-Авив. Они говорили на иврите и предъявили фальшивые израильские паспорта. В багаже у них было оружие и гранаты, но чемоданы никто не проверил.

Самолет сделал посадку в Вене, после чего четверо террористов, действуя по плану, захватили самолет.

Командир корабля Реджинальд Леви сообщил в аэропорт Тель-Авива, что пассажиры и экипаж превращены в заложников и что террористы готовы обменять их на триста семнадцать заключенных из израильских тюрем. Боевики не потребовали лететь в какую-нибудь арабскую столицу. Они приказали продолжать полет до Тель-Авива. Самолет сел в аэропорту Лод (ныне он носит имя первого израильского премьер-министра Давида Бен-Гуриона).

В этом состоял замысел «Черного сентября» — продемонстрировать Израилю его уязвимость, унизить израильское правительство, взять над ним верх на его собственной территории!

Операцией по освобождению заложников руководил министр обороны Моше Даян. Военные специалисты встретили приземлившийся лайнер и незаметно для террористов слили гидравлическую жидкость, чтобы самолет в любом случае не смог взлететь.

Переговоры продолжались двадцать часов. Израильтяне с самого начала не собирались отпускать заключенных. Им нужно было время, чтобы спецназ мог потренироваться на другом «Боинге-707». Когда спецназовцы доложили, что им потребуется всего полторы минуты, было решено действовать.

Спецназовцы появились у самолета, одетые в форму служащих авиакомпании. Операция была мгновенной, вспоминали пассажиры. Внезапно в дверях появились израильские солдаты, которые кричали:

— Все на пол! Все на пол! Ложись!

Они подоспели вовремя, потому что террористы, измотанные и раздраженные, уже были готовы разнести все и всех — у них был достаточный запас гранат.

Один из террористов получил пулю в лоб, второго уложили двумя пистолетными выстрелами. Одну из террористок ранили, вторую сбили с ног. Один из пассажиров был смертельно ранен и умер в госпитале, двое спецназовцев получили ранения.

Эта операция стала полным успехом израильтян и провалом «Черного сентября». Арафат был крайне недоволен. Он-то надеялся показать палестинцам в лагерях, что израильтяне уязвимы… В окружении Арафата решили немедленно предпринять что-то еще, чтобы восстановить боевой дух.

Абу Дауд первым прилетел в Мюнхен. Несколько дней он, нервничая, ожидал Абу Айяда. 24 августа, за два дня до открытия XX летних Олимпийских игр, Абу Айяд вылетел из Алжира во Франкфурт-на-Майне. Абу Дауд поехал его встречать.

Абу Айяла сопровождали два помощника — мужчина и женщина. Свой багаж, состоявший из пяти одинаковых чемоданов известной фирмы «Сэмсонайт», они погрузили на одну тележку и подкатили ее к таможенной стойке.

Сотрудница таможни обратила на них внимание, но на их счастье попросила открыть только чемодан, в котором были одни лишь женские вещи, большей частью нижнее белье. Таможенный инспектор махнула рукой, и палестинские боевики, груженные оружием, вступили на немецкую землю.

В 70-е годы у Франкфурта-на-Майне была неважная репутация из-за высокого уровня преступности и наркомании. Город именовали «Кранкфуртом» от немецкого слова «krank» — больной. Или Банкфуртом, имея в виду, что город — один из главных финансовых центров Европы.

Абу Дауд поджидал Абу Айяда и его помощников в гостинице в центре Франкфурта. Здесь они распаковали содержимое пяти чемоданов — шесть «Калашниковых», два пистолета-пулемета плюс большое количество снаряженных магазинов к автоматам. Они перепаковали оружие более компактно — в два чемодана.

Вечером Абу Дауд, прихватив эти чемоданы, поехал на поезде в Мюнхен. Багаж он оставил в камере хранения на вокзале. В последующие дни Абу Дауд получил еще два автомата «АК-47» и сумку с двадцатью ручными гранатами. Он регулярно перекладывал чемоданы с оружием из одной камеры хранения в другую.

26 августа, сидя в своем номере, он наблюдал по телевизору церемонию открытия Игр. Он еще раз съездил в Олимпийскую деревню. На сей он прихватил с собой женщину из Сирии, которая навешала сестру, вышедшую замуж за мюнхенского профессора. Они подошли к воротам, когда группа бразильских спортсменов возращалась после тренировки. Женщина обратилась к охраннику на немецком языке:

— Мой друг бразилец. Он узнал среди спортсменов своего одноклассника. Вы не разрешили бы нам хотя бы подойти к нему и поздороваться? Буквально на десять минут.

Благодушный охранник пропустил их. Абу Дауд ничем не рисковал. Немецкий полицейский не мог отличить араба от бразильца и, разумеется, не владел португальским языком, чтобы вступить с ним в разговор.

Они вошли и воспользовались этой возможностью, чтобы осмотреть дома, где поселили команды из Саудовской Аравии и Судана. Тем самым Абу Дауд получил представление о внутренней планировке типовых домов в Олимпийской деревне.

Через два дня Абу Дауд приехал в деревню вместе с Тони и Иссой. Он нашел давешнего охранника и подошел к нему. Тот приветствовал Абу Дауда как старого знакомого:

— Я смотрю, вы приходите каждый день!

— Еще бы, мы приехали из Бразилии, чтобы подбодрить наших ребят.

Охранник посмотрел на его спутников:

— Они тоже бразильцы?

— Конечно, — не моргнув глазом, подтвердил Абу Дауд. — И мои друзья завидуют мне. Я им вчера сказал, что я побывал в деревне и видел наших спортсменов. Они тоже хотели бы встретиться с нашей командой.

— Завидуют? — покровительственно переспросил охранник.

— Именно так, поэтому я хотел еще раз попросить вас об одолжении.

Охранник великодушно разрешил троим «бразильцам» войти.

Абу Дауд писал в своих воспоминаниях, что на большую удачу невозможно было рассчитывать. Через пять минут они уже стояли перед домом № 31 на Конноли-штрассе. Вдруг из подъезда вышла молодая и симпатичная девушка, входившая в состав израильской делегации. Боевики заговорили с ней, объяснив, что они бразильцы и давно мечтают посетить Израиль.

Она была настолько любезна, что провела их внутрь дома и показала одну из квартир.

— Для шести-семи человек очень неплохо, правда? — Девушка с удовольствием продемонстрировала палестинцам, как удобно разместились спортсмены. — Остальные члены делегации живут в таких же квартирах.

Гостеприимная девушка сильно облегчила задачу террористов. Палестинцы смогли осмотреть все комнаты. Они увидели, где находятся телефоны, телевизоры и что видно из окон.

«Стало ясно, — писал Абу Дауд, — что главное захватить квартиру на первом этаже, оттуда проще всего будет добраться и до второго этажа, и до цокольного. После того как заложники будут захвачены, их надо будет согнать всех вместе».

Шестерых палестинцев снабдили фальшивыми документами. Они добрались до Мюнхена, когда игры уже начались. Трое прибыли в Мюнхен через Белград. Джамаль аль-Гаши, его дядя. Аднан и Афиф Ахмед Хамид прилетели из Ливии в Рим, оттуда на поезде приехали в Мюнхен.

Несколько дней террористы отдыхали и расслаблялись. Только накануне акции их собрали вместе и объяснили, что предстоит делать.

Абу Дауд снимал номер в одном из самых старых и больших мюнхенских отелей «Эден-Вольф», построенном в конце XIX века. Абу Дауд польстился не столько на старый баварский дух, культивируемый в отеле, сколько на его близость к центру города. Отель находится напротив центрального вокзала, и до аэропорта на автомобиле было всего сорок пять минут.

Накануне акции, 4 сентября вечером, в своем гостиничном номере Абу Дауд разложил патроны, гранаты, запас продовольствия и аптечки в восемь рюкзаков, украшенных олимпийской символикой. Он снабдил всех нейлоновыми колготками — вместо масок, веревками — связывать заложников, и таблетками (амфетаминами) — бороться со сном.

Пока Абу Дауд распределял «калашниковы», Исса и Тони целовали каждый автомат со словами:

— Любовь моя!

В девять вечера палестинцы собрались в станционном ресторане — поужинать и получить последние инструкции от Абу Дауда и Али Хасана Саламеха.

Каждому втолковали, что именно ему предстоит сделать, и всем вместе в высокопарных выражениях объяснили, как они должны гордиться доверенной им миссией.

Абу Дауд повторил инструкции: после захвата заложников никого в здание не пускать — кроме немецкого чиновника, которому будет позволено оценить состояние заложников.

Вся операция не должна продолжаться больше суток. Исходили из того, что боевики продержатся без сна и отдыха максимум двадцать четыре часа. Если за сутки не удастся освободить заключенных из израильских тюрем, надо потребовать самолет и лететь на нем в одну из арабских стран.

У террористов забрали личные вещи, деньги, паспорта и вообще все документы.

Абу Дауд в мемуарах утверждал, что призвал боевиков быть сдержанными и стрелять только в целях самообороны:

— Заложников берем для обмена, а не для уничтожения. Гранаты использовать для того, чтобы произвести впечатление на немцев, и для того, чтобы не попасть в плен живыми…

Но действия террористов в Мюнхене свидетельствовали о том, что в реальности инструкции были иными.

Исса добавил:

— С этой минуты считайте себя убитыми. Убитыми в борьбе за палестинское дело.

Каждый взял свой рюкзак.

Когда израильские спортсмены мирно спали, террористы на двух такси отъехали от гостиницы. В половине четвертого они добрались до Олимпийской деревни.