Рассказы

Предатель

Скоро он ее предаст, но сегодня они еще вместе. Разговаривают. Странный это разговор, слова не важны, зачем, когда есть взгляды, танец случайных прикосновений, тени улыбок, и розовеют от смущенья цветы яблони.

Волна лепестков и поцелуй. Красиво.

И больно. Сколько осталось? Месяц? Чуть больше, но слишком мало, чтобы остаться равнодушной. Наблюдаю. Завидую. И тут же, открещиваясь от зависти, тихо радуюсь, что я – не она.

И снова шепот, бело-розовые лодочки лепестков на синем шелке платья, нежность поцелуя… отворачиваюсь. Иногда и у меня просыпается совесть, но редко, поэтому спустя минуту снова смотрю, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь.

Каплей темноты на белой шее родинка, тонкая цепочка и повтореньем солнечного диска медальон… внутри портрет и гравировка. Или два портрета… не заглядывала, но точно знаю – гравировка есть. Люди любят уродовать металл словами о любви и верности.

И все ж он ее предаст.

Письмо… мне нравится смотреть, как он пишет, задумчиво грызет перо, пальцы в чернилах, а по чистому листу скользят тени и кажется, еще немного и они сами расчертят бумагу изысканной вязью слов, тех самых, что ускользают от него. Мне очень хочется, чтобы письмо получилось, наверное, я чересчур сентиментальна. Отползаю в угол, чтобы не мешать, хотя он и без того не видит, но все-таки…

Все-таки предаст. Осталось десять дней.

Ее рука чертила буквы нежно, будто рисовала акварель… возможно натюрморт мгновенья с синим шелком и лодочками из лепестков стыдливой яблони… он читает, долго, вдумчиво, лаская взглядом незримое свидетельство ее любви. Сегодня же сядет писать ответ, а я, свернувшись в уголке палатки, буду наблюдать. Потом мы вместе выйдем, чтобы отдать письмо курьеру. Человек впереди, а я за ним, след в след… мимо палаток, караулов, сквозь запахи войны и дым людских эмоций, просачиваясь сквозь страх и чувство долга, отбрасывая ненависть и предчувствие боли.

Недолго ждать, уже послезавтра…

Сегодня. Шеренга в шеренгу, ровным шагом, под барабанную дробь, сминая траву и загораясь желанием выжить, вперед, через поле… навстречу другим таким же, обделенным миром. Рев пушек, шорох пуль и белой тучей дым, да первый шелест крыльев.

Не слышат. Упрямые и невиновные в своем упрямстве, идут на бой. Он в третьей шеренге, а я за спиной, касаюсь мундира, предупреждая.

Поздно.

Пуля в шею и россыпью кровавых капель роса полуденной войны. Сегодня много будет тех, кто предал, и тех, кто убивая, спасался от предательства.

Ловлю звезду души, в его глазах не я, валькирия, но гаснущий огонь несбывшейся любви, той самой, с запахом цветущих яблонь и желтым солнцем на цепочке… и ей он улыбается, а я краду улыбку. Преступленье? Пускай. Ведь тем, кто собирает души, дозволена лишь тень чужой любви, отравленная знанием грядущей смерти…