Темная ночь покрывала равнины прерии. Южное небо горело звездами — огненными, блестящими почти на черном небе. Дневные звуки, которыми живет прерия, сменились оригинальным, не лишенным гармонии хором, доказывающим, что и после захода солнца пустыня дышит жизнью.
Огненная точка зажглась на ровной открытой местности, мерцая и переливаясь в обманчивой дали и представляясь одной из ярких звезд, склонившихся к горизонту. Но опытный путешественник сразу определил бы, что это огонь костра, разложенного охотниками прерии. Вокруг этого костра расположились уже знакомые нам охотники: они спали чутким, тревожным сном.
Около костра виднелась фигура часового. Он медленно ходил между спящих и время от времени останавливался, опираясь на ружье, задумчиво вглядывался во тьму ночи и напряженно прислушивался к каждому доносившемуся до него звуку.
По первому взгляду на стройную, характерную фигуру человека, в ней можно было угадать знаменитого охотника Запада — Разящую Руку.
Экспедиция уже пятые сутки находилась в пути и приближалась к цели. Горделивые уступы Кордильеров красовались перед путешественниками уже двое суток, с каждой пройденной милей все яснее и яснее выказывая и свои увенчанные белоснежным покровом вершины, и прихотливые очертания горных склонов.
Чем ближе становилась цель путешествия, тем большее возбуждение овладевало охотниками: могущественная сила золота оказывала свое воздействие. Каждый уже строил планы и мечтал о будущем богатстве.
Только один невозмутимый краснокожий вождь оставался безучастным свидетелем волнений, переживаемых его спутниками. Весь он как нельзя более подходил к окружающей обстановке, как бы составлявшей фон, на котором вырисовывалась его величавая фигура.
Снисходительное отношение, с которым он смотрел на тревоги и ожидания своих спутников, невольно проглядывало в нем и смешивалось с удивлением, которое возбуждали в нем эти тревоги. Шумные города, в которых люди бьются из-за куска хлеба, где они интригуют, завидуют, волнуются; где взгляд встречает повсюду только кирпичные стены и грудь вдыхает только прокопченный, смешанный с дымом воздух, — все это было знакомо краснокожему вождю. Он бывал в этих городах, когда ему приходилось ходить к белым с тем, чтобы хлопотать за своих братьев и подписывать всегда нарушаемые договоры; и теперь он не мог без трепета вспоминать о том ужасе, который постоянно испытывал в этих городах, — он задыхался и, оглушенный, подавленный, уничтоженный, не знал, как выбраться на свободу и вдохнуть воздух родной пустыни.
И из-за чего бьются, враждуют и страдают эти белые?
Из-за кусочков желтого, ни к чему не пригодного металла? Странно, непостижимо для вождя…
И те самые люди, которых он знал и уважал, из которых одного он считал героем, достойным вечно охотиться в прериях Великого Духа, — как они сразу изменились, едва он повел их за этим проклятым золотом! Даже он, его брат, и тот изменил свое поведение достойного мужа при мысли о золоте!
И теперь среди величественной красоты ночи краснокожий вождь, не меняя своего положения, устремил взгляд на своего друга. О чем он думает?.. О своей семье, родных полях?.. Да, ему нужно золото, и, нарушая заветы своих предков-вождей, Виннету не делает ничего позорного… Но зачем же эти белые так устроили свою жизнь, что она ничего не стоит для того, кто не обладает этим презренным металлом, женской игрушкой!
Вождь вздохнул.
Как ни тих был вздох Виннету, он заставил охотника обернуться.
Виннету встал и подошел к нему.
— Пусть мой брат ляжет, — проговорил он на языке апачей, — его час прошел.
— Я чувствую близость человека, — тихо сказал охотник.
Виннету не удивился столь странным словам: у человека пустыни, привыкшего к вечному уединению, развиваются странные способности — он действительно может чувствовать происходящее, не видя и не слыша ничего. С особой отчетливостью он ощущает приближение чужого человека, пусть тот и находится очень далеко. Ночью же эта способность проявляется с еще большей силой.
Не ответив ни слова, вождь замер в той же позе, что и охотник, как бы стараясь проникнуть в мертвую предрассветную тишину и уловить никому не слышные звуки.
Прошло минуты три.
— Мой брат прав, — прошептал Виннету. — Кто-то есть в пустыне.
Он вернулся к костру и дотронулся до плеча спавшего Дэви. Охотник тотчас же вскочил на ноги.
— Пусть мой брат смотрит хорошенько! — проговорил вождь.
Сам он вернулся к Разящей Руке, и оба они неслышно скрылись в прерии.
На смену черноте ночи пришли предрассветные сумерки. Звезды побледнели. Красноватые, мерцающие полосы протянулись на восток. В этом дрожащем и призрачном полусвете все предметы приняли обманчивые, странные очертания.
Разящая Рука и Виннету быстро и бесшумно продвигались вперед, руководствуясь своим чутьем. Изредка, как бы замирая, они приостанавливались на секунду.
— Близко, — прошептал вождь.
Разящая Рука молча сделал знак своему другу. Тот отделился от него и пошел вправо. Выждав минуту, охотник пошел вперед, держа наготове свой страшный карабин.
— Не понимаю, — пробормотал он, пройдя несколько шагов, и остановился.
Теперь, несмотря на утренние сумерки, он ясно видел следы человека. Впрочем, следы эти были так заметны, что мимо них не прошел бы и менее опытный человек.
Было очевидно, что их оставил человек, совсем не знакомый с условиями, всеми соблюдаемыми в пустынях Запада. Ни один охотник, а тем более индеец, не решился бы так беспечно указывать всякому желающему путь, по которому он прошел. Именно это обстоятельство и привело в недоумение Разящую Руку.
— Новичок, — решил он, вглядываясь в следы, — положительно новичок… Во всяком случае, он где-то близко! — проговорил он через минуту.
Его проницательный взгляд тотчас отметил шагах в двустах, под уединенным деревом, фигуру спящего человека. Одновременно он различил и приближающегося с другой стороны вождя апачей.
Через минуту оба они стояли перед закутанным в одеяло человеком.
Возле него лежал красивый штуцер, но достать его одним движением руки было бы трудно в случае внезапной тревоги.
— Лошадь там! — прошептал индеец, показывая на восток.
— Сэр! — окликнул Разящая Рука спящего. Тот не откликнулся.
Даже Виннету не смог скрыть своего удивления.
— Уф! — проговорил он. — Бледнолицый, кажется, мертв.
— Нет, он дышит! — отвечал охотник.
Как бы в подтверждение этих слов человек отвернулся и еще плотнее натянул на голову одеяло, видимо обеспокоенный предрассветным холодком.
Разящая Рука дотронулся до спящего рукой. Тот не шевелился.
— Да проснитесь же, сэр! — крикнул он, встряхивая его.
Тот быстро вскочил на ноги и, видимо, удивленный, но совсем не испуганный появлением незнакомых ему людей, с любопытством уставился на обоих.
Перед охотниками стоял юноша, почти еще мальчик, на вид не старше семнадцати лет, несмотря на высокий рост и крепкое сложение.
Серая куртка с зелеными кантами плотно охватывала его стройный стан. Панталоны из лосиной кожи были вправлены в высокие штиблеты, черные волосы, спутанные во сне, спускались на высокий лоб и обрамляли красивое, свежее лицо. В руке он держал черную тирольскую шляпу с пером.
— Однако, сэр, — проговорил Разящая Рука, — вы довольно крепко спите.
— Устал! — рассмеялся юноша, переводя взгляд на индейца. — Он мирный? — наивно спросил он.
— Мирный, — не мог не улыбнуться охотник. — Но скажите мне, пожалуйста, кто пустил вас в прерию?
— Пустил? Меня? Я поехал сам, сэр!
— И давно вы едете?
— Двадцать восьмой день.
— И вы до сих пор не ограблены и не оскальпированы?
— О, сэр, это ведь только в романах описываются подобные ужасы! Кроме того, я вооружен.
— Хорошо же вы пользуетесь своим оружием! Где оно?
Юноша вспыхнул и поднял с земли ружье.
— Раз вы до сих пор еще живы, скажите: куда же вы направляетесь?
— К горам, сэр, к истокам Бобровой реки!
При этих словах индейский вождь сделал шаг вперед.
— Откуда моему сыну известно о существовании этой реки? — спросил он резким тоном.
— Виноват, сэр, я бы не хотел этого говорить.
Виннету быстро произнес несколько слов по-апачски, после чего Разящая Рука с удивлением и любопытством посмотрел на юношу.
— Ну, сэр, — сказал он, — так как мы едем в одно место, то не угодно ли вам присоединиться к нам?
— Благодарю вас, сэр, с удовольствием. Меня зовут Вильям Кребс.
Охотник пожал протянутую ему руку.
— Я известен в пустыне под именем Разящей Руки, — сказал он, — иногда меня называют Олдом[7], хотя, как видите, я еще не стар… А это мой друг, вождь апачей Виннету.
Юноша пожал руку и вождю.
— Очень рад, сэр, — сказал он, — мне рассказывали много ужасов про апачей!..
— Апачи великие воины, — произнес Виннету, — они не обижают беззащитных.
— Теперь, сэр Кребс, собирайтесь — нам пора присоединиться к нашим товарищам.
— Разве вы не одни?
— Нет… Наш бивак недалеко отсюда… Неужели вы не заметили нашего костра?
— Нет, сэр, я так устал и так крепко спал… Я сейчас, сэр…
Вильям свистнул.
Послышался конский топот, и через несколько секунд перед юношей стоял чудесный арабский конь белоснежной масти.
— Как до сих пор не украли у вас эту чудную лошадь? — удивился Разящая Рука.
— О, сэр, Блекки никому не дается, кроме меня, — отвечал юноша, лаская животное и проворно накладывая седло, — он загрызет всякого, кто только осмелится до него дотронуться. Уверяю вас, что он разбудил бы меня, если бы вы подошли ко мне с дурными намерениями.
Виннету кивнул головой.
— Он заметил меня, когда я подходил, — сказал он, — умная лошадь все время следила за мной. Она понимает, какой человек злой, а какой нет…
— Скажите, Вильям, — спросил Разящая Рука, — что это у вас за инструменты?
С этими словами он указал на кожаные пакеты, которые Кребс прикреплял к седлу.
— Здесь, сэр Олд, мотыги, лопата, топор и прибор для промывки золота.
— Где же мой сын думает копать золото? — спросил Виннету.
— На Бобровой реке.
Олд и Виннету снова обменялись несколькими фразами на апачском языке, после чего охотник сказал, качая головой:
— Ну, во всяком случае, я бы не советовал вам говорить об этом каждому встречному: это может привести вас к дурным последствиям.
— О, сэр, я очень хорошо чувствую людей. Кроме того, ваши имена уже знакомы — вдали от этих мест их произносили с уважением. Я от души рад этой встрече.
— Мой сын сказал хорошо! — одобрил Виннету.
— Идемте же, — предложил Олд.
Солнце уже поднялось над горизонтом. Дальние горные цепи курились в прозрачной дымке. Прерия ожила. Мириады насекомых оглашали ее разнообразным стрекотанием, а сверху неслись всевозможные звуки, издаваемые представителями пернатого царства.
Вдали, около горевшего костра, на котором варился кофе, виднелась группа охотников.
Появление нового спутника вызвало немалое удивление, но по обычаю никто не задавал никаких вопросов.
Разящая Рука назвал своих товарищей по именам, или, скорее, прозвищам, приобретенным ими во время жизни в прериях, и представил им юного золотоискателя.
— С каким удовольствием я выпью кофе! — воскликнул Вильям.
— Разве вам давно не приходилось его пить? — поинтересовался Бауман.
— Мне не советовали раскладывать костер, — отвечал Кребс, — чтобы не привлекать чьего-либо внимания, поэтому и кофе приходилось пить очень редко.
Виннету, несмотря на свое обычное самообладание, с трудом скрывал любопытство, которое вселял в него новый компаньон предприятия, и внимательно следил за ним во время завтрака.
Разящая Рука один из всех прекрасно понимал, чем вызвано любопытство апачского вождя. Ему самому чрезвычайно хотелось узнать, откуда Вильяму Кребсу известна тайна апачского вождя. Несомненно, что Вильям Кребс знает о золотых россыпях Бобровой реки, что, как он и сам говорил, являлось целью его путешествия.
Но если тайна известна Кребсу, значит она могла быть известна и другим людям?!
Выяснить этот чрезвычайно важный вопрос, по мнению Олда, было необходимо: в городах западных штатов всегда полно всевозможных авантюристов, не брезгующих никакими средствами для наживы. Если молодой человек говорил о своем предприятии, если, собираясь в экспедицию, он не проявил должной осторожности, — надо ожидать, что по его следам идет шайка отчаянных негодяев. Подобная встреча гораздо опаснее, чем возможность столкновения с индейцами: авантюристы лучше вооружены, отважнее их и, главное, неразборчивы в средствах…
Весьма понятно, почему подобная шайка, знающая о цели поездки молодого человека, не только не нападала на него до сих пор, но даже и охраняла его: если бы Вильям Кребс погиб, вместе с ним погибла бы и его тайна! Этим в глазах Разящей Руки объяснилось и то загадочное обстоятельство, что с неопытным и беспечным человеком до сих пор не случилось никакого несчастия, — он был под бдительным надзором.
Итак, выяснить это обстоятельство было совершенно необходимо.
Как только отряд тронулся в путь, Олд подъехал к вождю.
— Надо остерегаться! — сказал он.
Виннету осадил лошадь, и оба они незаметно удалились от своих товарищей.
— Что хочет сказать Разящая Рука? — спросил вождь.
— Молодой человек неосторожен.
Виннету наклонил голову в знак согласия.
— Он едет из города, по дороге он проезжал много селений и мог проговориться о цели своего путешествия.
Виннету кинул на охотника тревожный взгляд:
— Пусть мой брат говорит!..
— В селениях и городах много дурных людей — они могут следить за молодым человеком и, вероятно, следят. Надо быть осторожными.
Вождь подумал с минуту.
— Как думает мой брат, — спросил он, — откуда молодому юноше могла стать известна великая тайна апачских вождей?
— Я сам думал об этом; он, видимо, не хочет признаться…
— Почему?
— Может быть, он связан словом.
— Слово надо хранить.
— Что же скажет мой брат?
— Виннету и Разящая Рука будут осторожны.
— Говорить ли об этом другим?
— Нет.
— Так же думаю и я.
— Но пусть мой брат поговорит с молодым человеком.
— Хорошо.
— Пусть он постарается узнать, как вел себя молодой человек дорогой.
— Хорошо.
— Разящая Рука поедет впереди. Виннету останется сзади.
Олд поехал вперед и догнал отряд.
Вильям Кребс, как и следовало ожидать, быстрее всего сошелся с сыном старого Баумана — Мартином. Оба юноши ехали рядом и вели оживленный разговор. Великолепная лошадь Вильяма вызывала всеобщее удивление.
— У меня хорошая лошадь, — сказал Олд, подъезжая к ним, — но, мне кажется, она никак не идет в сравнение с вашей.
— Еще не было коня выносливее, быстрее и умнее моего Блекки! — отвечал юноша, гладя лошадь по шее.
Благородное животное повернуло голову и взглянуло на своего хозяина, как бы понимая, что речь идет о нем.
— Не будет ли нескромным узнать, где вы могли достать такую красавицу?
— Я сам воспитал ее.
— В Америке чистокровные арабские лошади очень редки.
— Она привезена из Европы.
— Кто же ее привез?
— Конечно, я.
— Значит, вы не американец?
— Я англичанин.
— Простите, но я все-таки удивляюсь, как могли решиться родители пустить вас одного, неопытного и молодого, в такой опасный путь.
— Мои родители в Англии! — с грустью произнес юноша.
— А вы ищете счастья в Америке?
— Богатства!
— На что оно вам?
— Мне — оно не нужно.
— Если вы приехали в Америку без всяких средств, то как вы могли перевезти и свою лошадь?
— Это она меня перевезла.
— Она?!
— Да.
— Я не понимаю вас.
— Ничего нет проще: мой Блекки и в Англии считался знаменитейшей лошадью. Когда мой отец внезапно потерял все состояние надо было подумать о продаже Блекки…
— Продать такую лошадь?..
— Что же было делать? — с грустью отвечал Вильям. — Один из нью-йоркских богачей предложил за нее двадцать тысяч долларов…
— Целое состояние!
— Для меня и моих родителей эта цифра очень ничтожна!
— Неужели ваши требования так велики? — воскликнул изумленный охотник. — С этими деньгами можно было бы начать дело…
— Да, но, во-первых, для этого надо было продать Блекки, а во-вторых, мой отец…
Юноша остановился.
— Не продолжайте, если вам это неприятно…
— Нет, ничего. Мой отец вел обширную торговлю. Неожиданное несчастье привело его к банкротству… Прежде чем начать новое дело, ему надо заплатить старые долги…
— Понимаю!
— Таким образом, двадцать тысяч долларов не помогли бы нам. Но я считаю — и кредиторы моего отца признали это, — что Блекки моя личная собственность. Продав его, я этими деньгами мог бы обеспечить всю семью. Разлука была неминуема, но я сам решил доставить моего друга в Нью-Йорк. Когда я привел его к новому владельцу, Блекки проявил такое отчаяние…
— В чем же оно выразилось?
— Когда я простился с ним, он бросился за мной и не хотел уходить… Справиться с ним не было возможности… Тогда мистер Пейс предложил мне уплатить стоимость переезда и оставить лошадь себе. Этого я сделать не мог. Он согласился ждать и, кроме того, — дал мне тысячу долларов. Пятьсот из них я отослал домой, а с остальными мы с Блекки едем отыскивать наше богатство и счастье.
— Но почему пришло вам в голову отыскивать золото в долине Бобровой реки?
— Я учился в Горной школе. Мои собственные теоретические заключения навели меня на мысль о том, что в этой местности должно быть золото, но, кроме того, я совершенно случайно узнал одну легенду, по которой в первые времена нашествия испанцев в Америку они истребили одно из племен ацтеков, не желавших открыть им места, где они добывали золото. Это племя отличалось сравнительно высокой культурой и обитало по течению Бобровой реки. Может быть, я ошибаюсь…
— Нет, — с живостью прервал его Олд, — вы не ошибаетесь: вождь Виннету — потомок древних вождей исчезнувшего племени, ему известны упоминаемые вами золотые россыпи, и он ведет нас туда…
— Тем лучше! — воскликнул Кребс.
— Да, но не догадается ли кто о цели нашего путешествия?
— Я не скрывался, но не говорил, куда еду.
— Во время пути вы не заметили ничего подозрительного?
— Нет, хотя Блекки временами беспокоился.
— Дурной знак! — пробормотал Олд, отъезжая в сторону.
Вечером Виннету не явился к тому времени, когда путешественники обычно располагались на ночлег.
Все встревожились, не исключая и Разящей Руки. Он не опасался, что апачский вождь попал в руки врагов, но его отсутствие говорило о том, что он напал на след неприятеля.
Около полуночи, когда, за исключением часового, все спали, раздалось легкое ржание.
Разящая Рука проснулся, в тот же момент Вильям Кребс вскочил на ноги с невероятной быстротой.
— Блекки дает сигнал! — проговорил он.
— Вероятно, он чувствует приближение Виннету.
— Нет, о Виннету он не стал бы предупреждать.
Через секунду около костра появилась и сама лошадь.
— Что, Блекки, — говорил Вильям, — ты чуешь что-нибудь?
Умная лошадь повернула голову и тихо заржала.
— Там, Блекки!
Снова раздалось тихое ржание.
— Она указывает нам направление, откуда приближается опасность.
— Может быть, гризли спустился с гор? — вопросительно произнес Разящая Рука.
— Нет, тогда бы Блекки ржал громко, я хорошо знаю — это он дает знать о приближении человека.
— Тогда стойте спокойно! — воскликнул Олд и скрылся во мраке.
Как только охотник исчез, Вильям взнуздал своего коня и замер в ожидании.
Прошло не более получаса, как где-то неподалеку прогремел выстрел. Спавший бивак проснулся в одну секунду; охотники с карабинами в руках готовы были встретить опасность.
— Берегитесь! — крикнул Кребс, вскакивая на лошадь. С быстротой молнии он скрылся в том направлении, откуда раздался выстрел.
Дэви и Джемми также последовали за молодым человеком.
Но в это время около костра, как из-под земли, выросла фигура Разящей Руки. По-видимому охотник нес на плечах труп.
— Ну, — проговорил он, бросив его на землю, — право не знаю, что за враги преследуют нас. По крайней мере, убив одного из них и едва отбившись от других, я все-таки не понял, с кем имел дело.
Бауман нагнулся над лежащим на земле трупом. Все остальные окружили его с любопытством.
— Какое несчастие! — воскликнул старый охотник. — Вы убили павиана!
— Павиана! — воскликнули Джемми и Дэви.
— Так что же это такое? — с удивлением произнес Олд.
— А то, — со страхом сказал Бауман, — что теперь мы нажили себе смертельных врагов. По крайней мере, много ли их?
— Как только я отошел от костра, то сразу почувствовал, что впереди, вблизи от меня, находятся какие-то существа. Присутствие индейцев я чувствую безошибочно, но на этот раз я понимал, что имею дело вовсе не с индейцами. В это время я заметил впереди две светящиеся точки. Вскинуть ружье, выстрелить и броситься вперед было для меня делом одной секунды. В результате выстрела я не сомневался. Я схватил сраженного врага и поднял его. Но в то же мгновение в меня вцепились десятки рук. Над ухом моим раздался какой-то нечеловеческий хохот, шипение, какие-то странные звуки. Вы знаете, я сильный человек. Однако и мне было чрезвычайно трудно стряхнуть с себя врагов. Каждую секунду я ожидал, что в бок мне вонзится нож. Я бросился вперед. Нападавшие проводили меня хохотом и шипением… Теперь скажите: какой опасности можно ожидать от этих злосчастных зверей?..
С этими словами охотник указал на распростертое тело большой обезьяны.
— Вы не бывали в этой местности? — спросил Бауман.
— Нет.
— Так вы не знакомы с обычаями американского павиана. Он живет родами, состоящими из нескольких семейств. Во главе каждого семейства стоит старик, а во главе всего рода-племени — родоначальник. Павианы в высшей степени сообразительны и понятливы. Они все стоят друг за друга: достаточно кому-нибудь из них попасть в опасное положение, как все бросаются на выручку. При этом они действуют весьма осторожно, по заранее обдуманному плану. Если погибнет один из павианов — все остальные мстят за него жестоко. Вы убили, по-видимому, родоначальника…
Бауман повернул голову обезьяны и указал на седые волосы, окаймлявшие ее лицо.
— Теперь, — продолжал он, — нам надо ожидать мести со стороны всего племени.
— Да что же павианы могут нам сделать? — воскликнул с еще большим изумлением Разящая Рука.
— Они будут мстить нам на каждом шагу, поведут против нас продуманную войну. Я начинаю даже беспокоиться, не видя нашего молодого спутника.
— Кого?
— Вильяма, который ускакал, услышав ваш выстрел.
— С его лошадью нечего бояться…
— Не говорите — вы не знаете павианов!
В эту минуту издали донесся топот.
— Вильям возвращается! — вскричал Олд.
Через секунду перед ними появилась белая лошадь. Всадника на ней не было.
Остановившись перед охотниками, она вытянула голову и жалобно заржала.
— Я предчувствовал это! — пробормотал Бауман, подходя к ней и тщательно ее осматривая.
На белой шерсти скакуна виднелась кровь.
— Когти павианов! — воскликнул Бауман.
— Пфефферкорн, Кронерс и вы, Бауман, пойдете немедленно со мной! — решил Олд.
— Позвольте, куда же мы пойдем? — остановил его старый Бауман.
— Разыскивать Вильяма!
— Где?
— Мы найдем следы павианов!
— Наверное.
— Тогда в чем же дело?
— Ночью мы напрасно подвергнем себя опасности.
— Я и ночью вижу так же хорошо, как и днем.
— Павиан — особенный враг. Его вы можете и не увидеть. Кроме того, Вильям или убит, или в плену…
— Тогда мы освободим его…
— Открытой силой этого нельзя сделать: при открытом нападении павианы его немедленно убьют.
— Мы употребим хитрость.
— Павианы живут в горах. Теперь они направляются домой. Настигнуть их очень трудно. Мы захватим их в своих жилищах. Поверьте мне, что, если молодой человек в плену, ему не причинят особенного вреда. А то, что он в плену и не убит, — в этом я абсолютно уверен.
— Почему?
— Если бы он был убит, его лошадь не ушла бы от его трупа. Она прибежала просить у нас помощи.
Как бы в подтверждение этих слов, благородный конь снова жалобно заржал.
— Дождемся Виннету, — предложил Бауман, — он, наверное, будет к утру…
— Едва ли, — усомнился Олд, — но вам о нем нечего беспокоиться: он найдет наши следы.
— Разве с ним не может случиться ничего дурного?
— Виннету сумеет избежать опасности.
— Как жаль, что его нет сейчас с нами, — ведь местность в горах ему хорошо знакома, и он был бы просто незаменим при преследовании обезьян.
— Придется обойтись без него. Вам знакома эта местность?
— Мне случалось охотиться в предгорьях, но по течению Бобровой реки — не доводилось.
— Не беда, лишь бы юноша был жив…
Охотники, опечаленные неожиданным и необыкновенным исчезновением юноши — такого искреннего и симпатичного, — с нетерпением ожидали рассвета.
С первыми лучами солнца они уже были в пути, быстро продвигаясь в направлении гор.
Вильям Кребс, вскочив на лошадь, во весь опор устремился туда, откуда прогремел выстрел Разящей Руки. Блекки отлично понял намерение своего хозяина и в несколько секунд уже был далеко от бивака. С этого расстояния огонь костра казался еле заметной точкой…
Вильям, сжимая в руках винтовку и бросив поводья, целиком положился на своего умного коня.
Топот копыт резко отдавался в тишине. Вильям напрягал слух, стараясь уловить хоть малейший звук.
Внезапно в нескольких шагах впереди раздались чей-то хохот, свист и шипенье.
Вильям инстинктивно схватил и дернул повод. Блекки остановился как вкопанный.
Взяв карабин наизготовку, юноша тихо окликнул Олда.
Внезапно он почувствовал, как его конь взвился на дыбы. В то же мгновение чьи-то цепкие руки обхватили его сзади.
Блекки бился, окруженный толпой каких-то странных человекообразных существ, нападавших на него с хохотом и визгом.
Ценой неимоверных усилий Вильям тщетно пытался избавиться от охвативших его тисков. Он не обладал силой Разящей Руки — участь его была решена…
В следующее мгновение он почувствовал, как его стащили с коня и бросили па землю. Мохнатые, когтистые лапы вцепились ему в горло, и он сразу же потерял сознание.
Когда он начал приходить в себя, ему показалось, что чьи-то руки крепко обхватили его и кладут на чье-то плечо. Затем он отчетливо осознал, что его быстро несут вперед.
Вильям сделал резкое движение.
Существо, несущее его, приостановилось и недовольно заворчало. Тут же юноша почувствовал, как его обхватили со всех сторон, взяли за руки и за ноги и опять быстро понесли вперед.
Время от времени вокруг него раздавалось глухое ворчание, как будто между собой перекликались несколько человек.
«Очевидно, я в плену, — подумал молодой человек, — но почему я не связан?»
Он пригляделся к бежавшим около него фигурам. Их странная походка поразила его: все шли очень быстро, временами нагибаясь и опираясь длинными руками о землю.
«Да это же обезьяны!» — чуть не воскликнул он.
Действительно, чем больше юноша приглядывался к этим странным существам, тем больше убеждался в том, что попал в руки американских человекоподобных обезьян — павианов.
Вильям читал и слышал, что эти крупные обезьяны живут правильно устроенными обществами, что они похищают людей — особенно маленьких детей, но до сих пор не верил этому и, во всяком случае, был уверен, что, схватив человека, павианы немедленно его убивают.
Убьют ли они и его?
Если это входило в их намерения, то почему же они не убили его до сих пор?
Куда они несут его? Очевидно, в свои постоянные жилища.
Но если это так, то ему суждено сделаться их пленником, Конечно, не надолго: неужели взрослый человек не перехитрит животных и не сумеет вырваться от них?
Нет, он не допустит этого!
Положение его стало казаться ему теперь скорее смешным, чем трагичным, он не только надеялся на собственные силы, но и был уверен, что его новые друзья очень скоро начнут его разыскивать.
Но что случилось с Разящей Рукой?
Очевидно, он стрелял по обезьянам. Не находится ли и он у них в плену?
Эта мысль показалась ему невероятной. Как только он попал на Запад, то сразу услышал рассказ о Разящей Руке, которого все считают самым опытным и сильным охотником прерий. Нет с ним не могло случиться ничего такого…
Теперь Вильям уже был уверен в своем скорейшем избавлении: если Разящая Рука находился на свободе, то он сумеет освободить неопытного юношу, которого, видимо, принял под свое покровительство и который попал в опасность, бросившись к нему же на помощь.
…Начинало светать.
Вильям теперь совершенно отчетливо различал фигуры обезьян, бежавших по сторонам от него.
Они то припрыгивали, то быстро бежали, опираясь руками о землю, то шли прямо — как люди. Глухое ворчание раздавалось со всех сторон, причем теперь Вильям заметил, что изменился характер этого ворчания, — обезьяны будто переговаривались между собой.
Как убедился Вильям, так и оказалось на самом деле. Когда несшая его обезьяна остановилась и заворчала, вокруг тотчас собралась целая толпа павианов. Гримасничая и жестикулируя, обезьяны начали свой быстрый и непонятный разговор. Затем две из них отделились от толпы и сменили тех, что несли Вильяма. В течение всего пути это повторилось несколько раз.
Обращение обезьян не отличалось нежностью: все тело молодого человека горело и ныло от боли. Временами, равномерно укачиваемый, он впадал в забытье.
Когда же он приходил в себя, то снова по сторонам и впереди от себя видел кривляющиеся и скачущие фигуры.
Ему захотелось есть и пить.
Как долго продолжится это необыкновенное путешествие? Где находится жилище павианов?
Судя по солнцу, было уже больше полудня. Обезьяны передвигались чрезвычайно быстро, и Вильям подумал, что они, видимо, прошли не менее тридцати миль, чего не в состоянии был бы проделать без отдыха даже самый выносливый и сильный человек.
Местность уже резко изменилась: вместо равнины — кругом горы, обрывистые ущелья. Дорога становилась все тяжелее и тяжелее, и павианы двигались все медленнее. Там, где проносили юношу, вряд ли когда-нибудь удавалось ступать человеку…
Иногда, в самых трудных переходах, на помощь обезьянам-носильщикам приходили еще два или три павиана. Обезьяны, видимо, хорошо понимали, что их пленник пришел в себя, — с той минуты, как юноша открыл глаза, некоторые из них вели себя довольно бесцеременно: подходили к нему, наклонялись к его лицу, строили разные гримасы, дотрагивались до его глаз, хватали за нос, дергали за волосы.
Понятно, что выражение подобного любопытства не доставляло удовольствия молодому человеку. Впрочем, очевидно, это вызывало раздражение и негодование и у несших его обезьян — они тотчас же начинали недовольно ворчать и визжать.
Переход через горы продолжался уже более трех часов. Вскоре бесплодные каменистые скаты гор и кряжи сменились покрытыми растительностью холмами, раскинутыми по долине, со всех сторон обнесенной неприступными скалами, круто обрывавшимися книзу и не представлявшими ни малейшего уступа.
На холмах, раскинутых в долине, виднелись группы деревьев, в центре долины серебрилось небольшое озерко: от него извилистой лентой протянулся и скрылся в зеленой траве прозрачный ручеек.
Прыгая по крутым уступам, цепляясь и карабкаясь, вся стая обезьян, вместе со своей живой ношей, спустилась в долину.
Здесь Вильяма поставили на ноги, и ему пришлось быть свидетелем любопытнейшей и едва ли кем-то виденной сцены.
Как только прибывшие обезьяны вместе с юношей очутились в долине, навстречу им со всех сторон тут же стали сбегаться их собратья. Через минуту-другую вокруг молодого человека толпилось уже более трехсот павианов.
Прибывшие, насколько можно было судить по их оживленной жестикуляции и временами переходившему в визг ворчанию, видимо, о чем-то сообщали остававшимся дома павианам.
Внезапно раздался дикий, оглушительный вой — завыли все; кривляясь и гримасничая, обезьяны прыгали вокруг Вильяма.
Он долго не мог понять, что могло возбудить такое волнение среди животных.
Но вот толпа затихла, раздалась, и к Вильяму приблизились несколько павианов, впереди них, опираясь на толстую палку, шла громадного роста полуседая обезьяна.
Остановившись против молодого человека, она несколько секунд пристально рассматривала его, глухо ворча и скаля желтые полуобгрызенные клыки.
На каждое ее ворчание толпа отвечала тихим повизгиванием.
Внезапно громадный павиан издал несколько резких гортанных звуков. В ответ ему раздался пронзительный вой.
Несколько обезьян набросились на оглушенного Вильяма. Инстинктивным движением он выхватил из-за пояса уцелевший при нем охотничий нож. Но руки его сразу же оказались стиснутыми, нож выпал на землю.
Его схватили и понесли.
Голова юноши закружилась, из пересохшего горла вырвался хриплый крик, в глазах помутнело. Он смутно сознавал, как его бросили на землю и впихнули в какое-то узкое отверстие.
Когда он открыл глаза, вокруг него царила непроглядная тьма, и только слабый, едва заметный луч падал откуда-то сверху…
К ручью подъехали два человека — белый и негр. Первый поражал оригинальностью костюма. На нем были индейские сапоги, кожаные штаны и когда-то синий, а теперь совершенно выцветший фрак, с ярко начищенными медными пуговицами. Длинные полы фрака, наподобие крыльев птицы, спускались по бокам лошади. На голове была черная шляпа, украшенная искусственными страусовыми перьями. На плече висела двустволка, нож и два револьвера торчали за поясом, и тут же были прикреплены несколько сумок, вероятно предназначенных для разной мелочи, но теперь совершенно пустых.
Черный был одет не менее оригинально: на ногах у него были мокасины и кожаные ботфорты с огромными отворотами, которые находили друг на друга и таким образом могли свободно заменять седло. Верхняя же часть туалета состояла из французского офицерского драгунского мундира, который был слишком мал для его атлетической фигуры и оставлял открытой широкую нагую грудь. Его шею повязывал яркий клетчатый платок, а черная блестящая курчавая голова была обнажена.
Под ними были прекрасные лошади. Несмотря на длинный путь, который они проделали, лошади ступали бодро, как будто всего несколько часов назад отправились в дорогу.
Берега ручья были покрыты сочной травой, но только на небольшом расстоянии — дальше растительность становилась все суше и суше.
— Плохая местность, — сказал белый. — Не правда ли, Боб, на севере было лучше?
— Да, — отвечал тот, — вы правы, господин Фрэнк, мне здесь совсем не нравится, хоть бы скорей прийти в Хельмерс-Хоум, а то я голоден, как кит, который глотает дома.
— Кит не может проглотить дома: его горло слишком узко, — пояснил Фрэнк негру.
— А как далеко теперь до Хельмерс-Хоум? — спросил тот.
— Этого я точно не знаю, но по описанию, которое мы получили сегодня утром, мы должны уже быть близко к цели. Смотри, кажется, едет всадник?
Боб приложил руку к глазам, посмотрел направо через ручей и ответил:
— Да, это всадник, маленький человек на большой лошади. Он едет в нашу сторону.
Всадник, который действительно приближался, казалось их совсем не замечал.
— Удивительный чудак, — ворчал Фрэнк, — здесь, на Диком Западе, так хорошо встретить человека, а он и не думает ехать нам навстречу. Или он враг человечества, или у него недобрые намерения.
— Давайте позовем его, — предложил Боб.
— Давай, — согласился Фрэнк.
Боб приложил обе руки ко рту и закричал во все горло:
— Хэлло! Хэлло! Остановись!
Голос негра был способен разбудить мертвого. Всадник осадил лошадь, и оба путника направились к нему.
Когда они приблизились, то увидели, что это был вовсе не маленький человек, а почти еще мальчик. Его одежда была вся из бизоньей кожи, на голове широкополая шляпа, а на поясе красный шерстяной шарф, за ним — нож и два пистолета в серебряной оправе. По обеим сторонам седла были прикреплены куски кожи для защиты ног от стрел.
Лицо его сильно загорело. С левой стороны лба шел кровавый рубец — прямо к правому глазу. Это придавало юноше особенно воинственный вид. Он не производил впечатления молодого неопытного человека. На лошади он сидел гордо и прямо.
Фрэнк поздоровался и спросил, знаком ли он с местностью и знает ли Хельмерс-Хоум?
Тот отвечал, что сам туда едет, и, предложив следовать за ним, ударил свою лошадь и поскакал в сторону от ручья, по направлению к югу. Наши путники пустились следом.
— А мы хотели ехать по течению! — заметил Фрэнк.
— Вы все равно прибыли бы в Хельмерс-Хоум, но часа через два, тогда как теперь мы будем там через три четверти часа.
— Как хорошо, что мы тебя встретили! А не знаешь ли ты владельца этой страны?
— Даже очень хорошо.
— Что он за человек?
— Если у вас дурные намерения, то лучше поверните обратно.
— Почему?
— Он очень проницателен.
— В таком случае нам нечего его бояться!
— Если вы храбрые люди, то он, напротив, будет готов на всякие услуги.
— Я слыхал, что он ведет торговлю?
— Да, но не в корыстных целях, а лишь для западных племен, живущих в дружбе с ним. Он привозит в свою страну все, что требуется для охотника, и продает по самым низким ценам. Но кто ему не понравится, не найдет ничего и за большие деньги.
— Так он большой оригинал?
— Нет, но он старается обезопасить себя от западных племен. Впрочем, я не стану его описывать, вы с ним сами познакомитесь. Скажу только одно, это вас крайне удивит и насмешит: он коренной немец.
— Вот выдумал! — вскричал Фрэнк. — Чему же тут смеяться? В сущности, я должен был догадаться, что он немец, так как только немец может назвать свою страну Хельмерс-Хоум. Ты далеко от него живешь?
— Нет, у меня нет владений, я свободен как птица.
— Значит, одинокий бедняк?
— Да!
— Ты так молод и у тебя нет родителей?
— Есть, но в Англии.
— Но имя у тебя есть?
— Да, конечно: меня зовут Блади-Фор.
— Но это означает «кровавый случай»?
— Совершенно верно: я выдержал страшное нападение и один из всех остался в живых.
— Что же с тобой случилось?
— Я освободил однажды, вместе с двумя друзьями, из плена у павианов одного молодого человека по имени Кребс. Он шел вместе с другими отыскивать золотые прииски Бобровой реки и попал в лапы к обезьянам. Мы пошли на соединение с его людьми, но по дороге на нас напали разбойники — уцелел я один…
— А что же золотые прииски?
— По слухам, экспедиция по дороге натолкнулась на алмазные россыпи и отказалась идти к приискам, так как тайна их местонахождения принадлежала индейцам.
— Но ты знаешь убийц?
— Нет. Хельмерс нашел меня под кактусом в бесчувственном состоянии и взял к себе домой. Я целый месяц лежал в забытьи и когда пришел в себя, то положительно ничего не помнил. Только момент нападения я помню ясно и был бы счастлив, если бы этого никогда не было — страстная жажда мести не гнала бы меня тогда в ужасные пустыни.
— Но почему же тебя назвали Блади-Фор?
— Потому что я был найден весь в крови.
— А родители твои англичане?
— Да. Хельмерс относился ко мне как родной отец, но ничто не могло удержать меня на месте: я рвался на волю, как сокол, у которого хищники растерзали родителей и который гонится по кровавым следам, пока не натолкнется на убийц. Его верный глаз ему не изменит, и он их узнает. Пусть они в сто раз сильнее его, пусть это ему будет стоить жизни, но он ни перед чем не остановится, и его смерть вместе с тем будет и их смертью.
Он заскрежетал зубами и так потянул повод своей лошади, что она высоко подпрыгнула.
— Так твой шрам на лбу остался еще с того времени? — спросил Фрэнк.
— Да, — ответил он мрачно. — Но лучше не будем говорить об этом. Я слишком расстраиваюсь и могу ускакать прочь, оставив вас одних отыскивать Хельмерс-Хоум.
— Да, поговорим лучше о его владельце. Кем он был там, в другой стране?
— Чиновником лесного ведомства. Кажется, главным лесничим.
— Как? — вскричал Фрэнк. — Точно так же, как и я?
— Ты тоже? Это счастливое совпадение.
— Да, я тоже был лесничим. Но почему он оставил это прекрасное место?
— Его патрон был очень гордый и упрямый человек, так что они не могли ужиться, и когда Хельмерс уходил, то получил плохие рекомендации, не позволяющие найти другое место, и он предпочел отправиться подальше. Вот мы скоро опять выйдем к ручью и вступим в лес, за которым находятся владения Хельмерса. До сих пор ты расспрашивал меня, а теперь я позволю себе задать тебе один вопрос. Этого храброго негра не зовут ли Слайдинг-Боб?
Боб так и подпрыгнул в седле.
— О! Зачем господин Блади-Фор бранит храброго Боба?
— Я не хотел тебя обидеть, но я предполагал, что я твой друг.
— Но почему же вы называете меня именем, которое мне дали индейцы за то, что я все время выпадал из седла, но теперь я умею ездить верхом и скачу, как черт.
Как бы в подтверждение своих слов, он дал шпоры лошади и умчался вперед.
— Как? Ты знаешь Боба? — изумился в свою очередь Фрэнк.
— Я знаю и тебя, — отвечал юноша.
— Как же меня зовут?
— Хоббл-Фрэнк.
— Совершенно верно. Но как ты узнал это?
— Как же не знать таких знаменитостей, как вы! Мне говорил о вас мой старый знакомый Якоб Пфефферкорн, которого называют Толстый Джемми. Он рассказал мне все о вашем путешествии, и, когда ты упомянул о том, что был лесничим, я сразу понял, с кем говорю.
— Значит, теперь ты не сомневаешься в том, что я настоящий немец?
— Этого мало. Ты, кроме того, еще и добрый, и удивительно храбрый человек.
— Как видно, толстяк меня не плохо рекомендовал!
— Еще бы! Разве он мог оклеветать своего храброго Фрэнка?
— Да, могу сказать, что мы с ним лучшие друзья на всю жизнь. Но вот возвращается Боб, и мы подъезжаем к роще.
— Затем, — сказал Блади-Фор, — надо перепрыгнуть ручей и ехать прямо между деревьями.
Они довольно скоро миновали рощу и выехали в открытое поле, засеянное картофелем. Местами попадались холмы с более плодородной песчаной почвой. Ручей протекал мимо жилого дома, за которым находились конюшни и разные хозяйственные постройки.
Дом был каменный, одноэтажный, хотя и с двух сторон над фронтоном и возвышались маленькие башенки. У входа росли два высоких тенистых дерева, под которыми стояло несколько столов и скамеек. На одной из них сидел пожилой человек с трубкой во рту. Это был высокий, широкоплечий мужчина с загорелым лицом и большой окладистой бородой. Настоящий западный человек, на которого достаточно посмотреть, чтобы сказать, что его руки не привыкли быть без работы.
Когда он узнал провожавшего путешественников юношу, то встал ему навстречу и издали закричал:
— Наконец-то, Блади-Фор, ты возвратился! Есть новости.
— Откуда? — спросил тот.
— Оттуда. — И он показал на запад.
— Какие? Хорошие?
— Не беспокойся. Кажется, Джемми опять взят в плен.
Это известие так поразило молодого человека, что он спрыгнул с лошади и сразу же бросился к бородатому:
— Ну, рассказывай же скорее!
— Говорить-то немного, но прежде все-таки представь меня прибывшим джентльменам.
— И это недолго. Ты — Хельмерс, владелец этой фермы, а это мои друзья: Хоббл-Фрэнк и Слайдинг-Боб, они тебя разыскивали, чтобы что-нибудь купить.
— Но прежде чем иметь с ними дело, я должен их узнать поближе.
— Ты можешь их свободно принять, ведь я уже сказал тебе, что это мои друзья.
— Если это не было сказано из простой любезности, то я весьма рад видеть у себя твоих друзей.
Он подал Фрэнку и негру руку и пригласил их сесть.
— Прежде всего надо позаботиться о лошадях. Вы прекрасно знаете, что это первый долг западного человека. Вы когда собираетесь опять в путь? — сказал хозяин.
— Мы ждем еще одного товарища, и, видимо, это задержит нас на несколько дней.
— В таком случае отведите лошадей за дом и позовите негра Геркулеса. Он с удовольствием вам услужит.
Они последовали его совету. Хельмерс проводил их взглядом и, качая головой, произнес:
— Удивительных оригиналов ты привез с собой.
— Не сомневайся в них и успокойся. Для этого тебе достаточно будет узнать, что это хорошие знакомые Разящей Руки, его-то они здесь и ожидают.
— Неужели Разящая Рука едет сюда?
— Совершенно верно.
— Откуда ты это знаешь?
— От Толстого Джемми Пфефферкорна.
— И того ты видел? Я хотел бы еще раз с ним встретиться.
— Это удовольствие ты скоро получишь, так как он принадлежит к той компании, которую эти двое здесь будут поджидать.
Хельмерс закурил трубку, затянулся несколько раз и вскричал с сияющим от радости лицом:
— Вот приятное известие! И Толстый Джемми! Это и радость и честь, которую я сумею оценить!
— Теперь расскажи мне: что случилось там, в прерии?
— Конечно, преступление, — ответил Хельмерс. — Скажи, сколько времени ты не был у меня?
— Почти две недели.
— Значит, ты не видел у меня и четыре семьи, которые были у меня и хотели пройти в Льяно. По они оттуда не возвращались. Траппер Уэльс приехал оттуда, они должны были его встретить.
— Сваи были в порядке?
— В том-то и дело, что нет, и он наверняка погиб бы, если бы за двадцать лет не изучил хорошо пустыню.
— Где же он теперь?
— Он теперь отдыхает наверху, в маленькой комнате. Исхудал и страшно устал, даже ничего не ел, чтобы поскорее уснуть.
— К сожалению, я должен его разбудить и многое ему рассказать.
Молодой человек заторопился и исчез в дверях дома. Хельмерс опустился опять на свое место и продолжал курить трубку, бурча себе под нос:
— Толстый Джемми! Гм!.. И даже Олд — Разящая Рука! Гм… Приедет целое общество! Гм!.. Я хотел бы рассказать об этом моей Бербхен…
Он вскочил, чтобы пойти сообщить жене свою радость, но остался на месте, так как из-за угла показался Фрэнк.
— Что же, сударь, нашли вы негра? — спросил он.
— Да, — ответил Фрэнк. — С ним остался Боб, и я поручил им лошадей. Прежде всего, я должен вам сказать, что я счастлив встретить здесь коллегу.
— Коллегу? — переспросил Хельмерс. — Но где же?
— Здесь. Я говорю, собственно, лично о вас. Блади-Фор сказал мне, что вы были лесничим, а так как я тоже изучал лесоводство, то мы с вами коллеги. Моя родина — Саксония.
— Как? Следовательно, вы немец? Почему же вы говорите по-английски? (Разговор происходил все время на английском языке.)
Они перешли на свой родной язык, и Фрэнк заговорил о том, где он родился, о том, как хорошо на родине и какой прекрасный народ немцы. Он оживился, говорил много и быстро. И, что удивительно, как только он заговорил по-немецки, в нем проснулось сознание собственного достоинства, так что хозяину ничего не оставалось, как слушать и то и дело пожимать ему руку. Наконец он выбрал удобную минуту, чтобы остановить своего собеседника и принести из дома пиво и две кружки, которые он и поставил перед гостем.
— Пиво! Это восхитительно! — вскричал Фрэнк. — Это мне нравится. Я не знал, что здесь употребляют этот незаменимый напиток.
— Вы забываете — там, где появится немец, там будет и пиво, а нас здесь немало!
Он наполнил кружки и чокнулся с Фрэнком, приглашая его выпить. За пивом гость еще больше оживился и болтал без умолку. Наконец, он спросил:
— А куда же пропал добрейший Блади-Фор?
— Он пошел навестить моего гостя, чтобы узнать у него кое-что. Где же вы с ним встретились?
— Возле ручья, это примерно час езды отсюда.
— Я полагал, что вы были вместе гораздо дольше.
— Это совершенно лишнее. Видимо, есть во мне нечто привлекательное настолько, что я очень быстро приобретаю друзей. Молодой человек уже рассказал мне свою историю. Я ему весьма симпатизирую и думаю, что наша дружба будет для него залогом настоящего счастья. Между прочим, не знаете ли вы его ближе?
— Если он уже рассказал вам свою жизнь, то нет.
— Собственно, чем он живет?
Хельмерс отвечал уклончиво. Фрэнк опять перевел разговор на прежнюю тему, много говорил о своих знаниях и, наконец, поднявшись с места, стал декламировать стихи. И вероятно, еще долго продолжал бы это занятие, если бы не обратил внимание на хозяина. Тот едва сдерживался от смеха, хотя и старался этого не показывать.
— Кажется, стихи не производят на вас никакого впечатления, — огорченно заметил Фрэнк, — у вас совсем не поэтическая натура.
— Я все время удивляюсь, как вы можете так хорошо помнить стихи?
— Это не трудно: я запоминаю, что читаю, а если и забуду, то прибавлю свое.
— Вы сами поэт?
— Почти что так…
— Я вам бесконечно завидую. Однажды мне захотелось написать поздравительные стихи, я просидел два дня и так ничего и не придумал.
В это время возвратился от траппера сильно озабоченный Блади-Фор и сообщил, что в пути убито много народу.
— Как? Убиты люди? Когда же? — вскричал Фрэнк.
— Это неизвестно. Восемь дней тому назад они вышли отсюда и до сих пор еще не прибыли в пустыню. Вероятно, они утонули.
— Но может быть, они пошли в другую сторону?
— Этого-то я и опасаюсь. Здесь можно пройти только по одному пути, и он так же опасен, как в Сахаре или Гоби.
— В Льяно нет ни колодцев, ни оазисов, к тому же нет и верблюдов, хорошо переносящих жажду. Это и составляет всю опасность, в сущности, незначительного пути, который несравненно меньше азиатской или африканской пустыни. Здесь нет устроенных дорог, и единственный путь, по которому можно проехать; обозначен кольями. Кто потеряет из виду эти колья, обречен на голодную смерть…
— В таком случае не надо упускать из виду колья, — сказал Хельмерс.
— Да, но иногда злоумышленники специально переставляют колья, и путешественники погибают.
— Но разве нельзя возвратиться обратно, когда уже станет ясно, что путь, отмеченный кольями, ложный?
— Тогда уже поздно — они не в состоянии вынести обратного пути и погибают, а разбойники, выжидавшие их смерти, попросту обирают их трупы и скрываются.
Хельмерс хотел что-то возразить, но его внимание привлекло появление нового лица, вышедшего из-за дома. Это был высокий и очень худой человек с цилиндром на голове. Одет он был в черный суконный костюм. Бледное исхудалое лицо вместе с темным одеянием говорили о его духовном происхождении. Он не спеша подошел, дотронулся рукой до шляпы и поклонился присутствующим:
— Если я не ошибаюсь, то попал к господину Хельмерсу?
— Если вам известно мое имя, то позвольте узнать и ваше, — сказал Хельмерс.
— Я Тобиас Буртон, миссионер святых последних дней.
— Следовательно, мормон? Они именно так себя называют. Вы слишком заносчивы и горды, а так как я скромный человек и с вашим образом мыслей ничего общего не имею, то будет самое лучшее, если вы ваши скромные миссионерские шаги направите в другую сторону — и прямо сейчас!
Это были довольно резкие и оскорбительные слова, однако миссионер невозмутимо возразил:
— Вы ошибаетесь, если предполагаете, что я намерен обращать здешнего хозяина в свою веру. Я хотел бы только просить у вас разрешения отдохнуть и утолить свой голод и жажду.
— В таком случае вы можете получить все, что вам нужно, причем, конечно, за все заплатите. Надеюсь, у вас есть с собой деньги?
И он окинул незнакомца строгим, презрительным взглядом.
Мормон поднял глаза к небу, вздохнул и произнес:
— Правда, я не награжден богатствами этого грешного мира, но заплатить за еду, питье и ночлег я могу. Конечно, я не предвидел подобного расхода, так как слышал, что Хельмерс в высшей степени гостеприимен.
— Да? Это кто же вам сообщил?
— Я прямо из Тэйлорсвилла.
— Вам сказали правду, но забыли сказать, что я оказываю бесплатное гостеприимство лишь приятным мне людям.
— Значит, ко мне это не относится?
— Ни в коем случае.
— Но ведь я вам ничего дурного не сделал!
— Все может быть! Но простите меня, сударь, при взгляде на вашу физиономию мне уже делается противно.
Мормон и тут не смутился и со смиренным видом произнес:
— В этом мире участь всех праведников остается неоцененною. Не моя вина, что мой вид вам не нравится. Это уже дело ваше.
— Признаюсь, если бы кто-нибудь сказал мне то, что выслушали вы, он бы неизбежно испробовал силу моей руки. Надо иметь слишком мало самолюбия, чтобы оставаться при этом совершенно спокойным. Собственно говоря, я ничего не имею против вашего лица, но уверен — сами с собой вы совершенно иной, и лицемерие ваше очень противно. Кроме того, мне еще и другое в вас не нравится.
— Могу я полюбопытствовать, что именно?
— Я и сам вам это скажу. Мне очень неприятно то обстоятельство, что вы явились именно из Тэйлорсвилла.
— Разве у вас есть там враги?
— Ни единого. Однако, скажите, куда вы направляетесь?
— В Престон.
— Насколько мне известно, ближайшая дорога туда идет вовсе не мимо меня.
— Да, но я слышал о вас столько хорошего, что жаждал с вами познакомиться.
— Где же ваша лошадь?
— У меня нет лошади.
— Вот как? Не думаете ли вы, что я вам поверил? Вы где-нибудь поблизости спрятали лошадь. Вряд ли причины такой таинственности благовидны.
Пришелец уверял, что он никогда в жизни не сидел в седле и идет пешком, но Хельмерс продолжал настаивать на своем.
— Не старайтесь меня уверить в невозможном. В нашей стране даже женщины и дети ездят верхом. Наконец, ваш безукоризненно чистый костюм доказывает, что вы не шли пешком. Ведь ночью шел дождь, и, значит, ваши сапоги должны были быть в грязи. Да к тому же я вижу на них следы шпор.
— Эти сапоги я купил по случаю.
— Почему же дыры, где были прикреплены шпоры, совершенно не засорены? Или вам доставляет удовольствие каждый день их сверлить?
Мормон хотел еще что-то возразить, но Хельмерс вскочил со своего места, ударил его рукой по плечу, так, что тот едва устоял на ногах, и сказал:
— Перестаньте врать. Мне, в сущности, все равно, даже если бы вы прибыли на коньках. Да вот, кстати, и доказательства вашей правдивости. — И он потянул за кончик шнурка, свисавшего из кармана, и вытащил оттуда шпоры. — В другой раз прячьте получше, — добавил он. — А теперь, если вы в состоянии заплатить, то еду и питье я вам дам, но только уходите поскорее, так как на ночлег я оставляю людей, не возбуждающих у меня никаких подозрений.
Он подошел к окну, сказал там несколько слов вполголоса и возвратился на свое место, не обращая больше никакого внимания на незнакомца. А тот сел у ближайшего стола, положил бывший с ним узелок и, сложив руки, с оскорбленным видом стал ожидать, пока ему подадут, то и дело покачивая головой.
Хоббл-Фрэнк с любопытством следил за происходящим разговором, но как только он кончился, перестал обращать на мормона внимание.
Блади-Фор же с самого появления незнакомца не спускал с него внимательных глаз. Он тер себе лоб, как бы желая что-то припомнить, а затем сел напротив мормона, стараясь его лучше рассмотреть, и, казалось, погрузился в размышления.
Из дому вышла пожилая женщина и принесла большой кусок жареного мяса и хлеба.
— Это моя жена, — сказал Хельмерс Фрэнку по-немецки.
— Несказанно рад с вами познакомиться, дорогая госпожа Хельмерс, — обратился тот к женщине, пожимая ее руку. — Я так давно не говорил с дамой по-немецки. Вероятно, ваша колыбель качалась на волнах родного Рейна или Эльбы?
— Насколько мне известно, у нас на родине нет странного обычая ставить колыбель на воду, но что касается моего происхождения, то я действительно природная немка.
— О, сударыня, поймите мои слова как поэтичное сравнение — не более!
Он заговорил о поэзии, о своем высоком призвании и говорил так быстро и много, что бедная женщина не знала, что делать, и вопросительно взглянула на мужа.
— Это мой коллега, добрый и высокоталантливый человек. Его ждет блестящее будущее, — объяснил он жене. — Однако принеси ему еще пива!
Она взяла стакан, ушла в дом и вскоре возвратилась оттуда с пивом, а также с виски для мормона. В это время вошел негр Боб.
— Я уже справился с лошадьми и тоже попросил бы выпить и закусить, — сказал он.
Взгляд его упал на «святого» отца; он несколько секунд рассматривал его и наконец воскликнул:
— Кого я вижу? Это же господин Уэллер, который украл у господина Баумана все его деньги!
Мормон вскочил со своего места и испуганно уставился на Боба. Однако быстро овладел собой и сказал:
— Я положительно не понимаю, что говорит этот негр. Он, вероятно, не в своем уме.
— Кажется, он говорит совершенно ясно, — сказал Хельмерс, — что вы обокрали его хозяина, известного Баумана, и называет вас Уэллером.
— Меня зовут не Уэллер, а Буртон, и, вероятно, он принимает меня за кого-то другого.
— Я принимаю вас за того, кто вы есть. Могу доказать, что вы обворовали моего господина, — внешность вашу я прекрасно запомнил и сейчас же расправлюсь с вами по-своему!
С этими словами Боб бросился на него, и, вероятно, «святому» пришлось бы совсем плохо, не вступись за него хозяин:
— Боб, оставьте его в покое; я не могу позволить у себя такой произвольной расправы. Вас же, — обратился он к мормону, — попрошу поскорее избавить нас от своего присутствия, и если я как-нибудь встречу вас невдалеке отсюда качающимся на одном из деревьев, то, признаться, не буду сильно поражен…
Все замолчали. Мормон возвратился на свое место и с видимым спокойствием пытался продолжать свой обед. Боб не спускал с него глаз. Блади-Фор также продолжал следить за каждым его движением, очевидно, занятый своими мыслями.
Теперь все общество настолько занялось едой, что разговор совсем не клеился, хотя Фрэнк и пытался несколько раз его начать.
— Вот, господин Хельмерс, к вам едет еще один гость, — сказал он вдруг, увидев приближающегося всадника.
Хозяин посмотрел на вновь прибывшего и с радостью воскликнул:
— О! Я узнаю его, это очень хороший и надежный человек и к тому же прекрасный фокусник! С его талантом он у себя в Германии приобрел бы большую известность, и удивительно, что он странствует здесь, на Диком Западе. Я всегда рад его видеть.
Тот, о ком шла речь, уже подъехал к дому и слез с лошади. Это был маленький коренастый человечек с небольшим горбом. Полное, гладко выбритое лицо его было весьма симпатичным, хотя на левой щеке резко выделялся шрам. Один глаз его был синий, а другой черный. Высокие сапоги, кожаные штаны и синяя блуза составляли его костюм. Из-за кожаного пояса торчали револьвер и нож, на лоб была надвинута большая шляпа. Он подошел к хозяину, протянул ему обе руки и сказал:
— Здравствуй, дорогой господин Хельмерс. Найдется ли у тебя для меня место, за которое, впрочем, я ничего не заплачу?
Говоря это, он вопросительно взглянул на присутствующих.
— Для тебя, — ответил хозяин, — у меня всегда есть место, а сегодня ты еще и встретишь приятное общество.
— Нисколько не сомневаюсь. Нашего Блади-Фора я уже знаю; этот маленький господин во фраке тоже кажется симпатичным, о негре я вовсе не беспокоюсь и, наконец, третий, — при этом он очень недружелюбно взглянул на мормона, — его я тоже постараюсь узнать.
Было очевидно, что и он настороженно отнесся к «святому».
— Садись и скажи, что ты хочешь поесть? — пригласил хозяин.
— Угости меня жареной курицей!
— Вот это будет затруднительно, так как работницы нет дома и некому курицу ощипать.
— А этого и не надо!
— Что же, ты хочешь есть ее с перьями?
— Как видно, ты меня плохо знаешь, если считаешь, что я не справлюсь с таким пустяком.
Он прицелился в одну из бегавших неподалеку кур; после того как она упала, все перья с нее моментально облетели!
Присутствующие были поражены, а фокусник объяснил, что это всего лишь ловкость: он выбрал молодую курицу и зарядил пистолет мелкой дробью, так что она как бы обрила птицу.
Честно говоря, объяснение не внесло никакой ясности, оставив слушателей в полном недоумении, но им пришлось удовлетвориться, так как фокусник оставил при себе тайну этого ловкого номера.
Он подошел к столу, и хозяин представил ему гостей.
— Эти два джентльмена почти не знакомы мне, но они друзья Разящей Руки и как раз поджидают его здесь.
— Неужели? Как вовремя я приехал — мне давно хотелось увидеть Разящую Руку!
— Кроме того, тебе должно быть приятно, что этот господин — немец. Его зовут Фрэнк.
— Фрэнк? — прервал тот Хельмерса. — Быть может, сам Хоббл-Фрэнк?
— Поразительно! — воскликнул маленький саксонец. — Откуда вы знаете мое имя?
— Вас не должно это удивлять. Прежде, правда, многие подвиги на Диком Западе оставались незамеченными, но теперь все из ряда вон выходящее моментально становится известным. О вашем путешествии знает уже вся страна, и ваши имена также небезызвестны; ваша скромность же еще более увеличивает ваши подвиги. Мне бы хотелось быть с вами в дружбе.
При этом он протянул руку, которую Фрэнк слегка отстранил.
— Нет, — ответил он, — я смотрю на дружбу слишком серьезно, чтобы принять ваше предложение, хотя могу сказать, что вы найдете во мне знающего и опытного человека, и, если вам понадобятся какие-нибудь сведения по философии, истории или поэзии — весьма рад буду быть полезным.
Затем он впал в свойственный ему хвастливый тон и кончил тем, что продекламировал несколько стихотворений.
— О, да вы поэт, — сказал Фред (так звали молодого фокусника). — Ваши знания тем более удивительны для меня, ведь я едва помню то, что проходил в гимназии…
— Почему же вы не пополните своих знаний?
— Во всяком случае, теперь я не могу это сделать — меня задерживает на Диком Западе очень серьезная задача: я должен отыскать здесь одну личность…
— Нельзя ли узнать: какую?
— Нет. Это моя тайна.
— Очень жаль. Я бы мог быть вам полезным, так как на днях встречусь с людьми, которые знают здесь каждый уголок. Это Разящая Рука, и Толстый Джемми, и Длинный Дэви, и Виннету, который…
— Виннету? — перебил его Фред. — Впрочем, понятно, что вы его знаете, ведь он также совершал подвиги. Где же вы с ним встретитесь?
— Это знает только Разящая Рука. Вероятно, по ту сторону Льяно-Эстакадо.
— Тогда и я его увижу, так как приглашен одним обществом провожать их в Эль-Пасо: они хотят сделать хорошее дело в Аризоне.
— Это не насчет ли алмазов? — спросил Хельмерс.
— Совершенно верно. У них есть с собой большие деньги.
— Неужели ты веришь в эти алмазы?
— Уверен, что это вымысел.
Действительно, в то время распространился слух, что в Аризоне обнаружены алмазы, и многие золотопромышленники, даже из Калифорнии, отправлялись туда в надежде обогатиться. Возникали акционерные общества, и комиссионеры разъезжали повсюду с пробами, но в конце концов небольшая компания купцов скрылась с собранными деньгами, и обманутые акционеры возвратились ни с чем. Хотя иные и до сих пор считают, что в Аризоне есть алмазы.
— Какое ваше мнение по этому поводу, господин Фрэнк? — спросил Фред.
— Меня весьма радует, — ответил тот, весьма польщенный, — что вы обращаетесь ко мне с таким доверием. Конечно, это прекрасный случай, когда бы я мог блеснуть своими познаниями в области минералогии, рассказать вам, что такое алмаз и еще очень и очень многое по этому поводу, но меня это совсем не интересует. Да и каждый благоразумный человек не должен придавать значение алмазам. Ведь мы — немцы, и каждый из нас носит в груди драгоценный камень; это — верное немецкое сердце, его воспевали многие поэты.
— Совершенно верно, — согласился Хельмерс, — что такое алмаз? Вздор. Да и те люди, которых ты будешь провожать, очень глупы, если дают понять, что у них с собой так много денег. Лучше бы они с этими деньгами сидели дома. С деньгами, особенно в нашей стране, надо быть очень осторожным!
— Завтра к вечеру они будут здесь, и я специально поторопился, чтобы до их прихода воспользоваться твоим приятным обществом.
— Сколько же их?
— Всего шесть. Некоторые из Нового Орлеана — они мечтают вернуться великими богачами и держат себя так надменно! Но меня это не касается, мне будет заплачено, а больше ничего и не надо.
— Найдут ли они ко мне дорогу?
— Еще бы! Я так хорошо им всё объяснил, что ошибиться просто невозможно!
— Что случилось, Боб? — спросил хозяин внезапно вскочившего со своего места негра.
Надо сказать, что на протяжении всего разговора и негр и Блади-Фор следили за мормоном. Он делал вид, что совсем не понимает немецкой речи. Когда же заговорили об алмазах и о людях, ожидаемых Фредом и везущих с собой деньги, он стал заметно вслушиваться и, вероятно, решил воспользоваться сумерками — потянулся за своим узелком, желая незаметно исчезнуть. Но Боб был слишком внимателен, чтобы не заметить этого движения, и с шумом вскочил со своего места. На вопрос Хельмерса он ответил:
— Вор хотел убежать, но я не допущу этого.
С этими словами он сел рядом с мормоном.
— Пускай себе этот чудак бежит, — заметил Хельмерс, — он, кажется, не стоит нашего внимания.
— Вы совершенно правы: он-то не стоит, но деньги, которые он украл, стоят, и я его отсюда не выпущу!
— Кто же это, однако? — спросил Фред вполголоса.
— Он мне с первой минуты не понравился. У него вид волка, шныряющего невдалеке от овчарни. Если мне не изменяет память, я видел его при обстоятельствах, не говорящих в его пользу.
Хельмерс объяснил, что имеет Боб против этого незнакомца, и добавил:
— Блади-Фор тоже, кажется, сильно заинтересован этим субъектом.
— Да, — откликнулся молодой человек, — этот «святой» сделал когда-то мне что-то весьма неприятное.
— Что же именно?
— Вот в том-то и дело, что сколько я не ломаю себе голову, никак не могу вспомнить. Как будто я видел дурной сон, подробности которого совершенно улетучились из моей памяти.
— Мне это совсем непонятно. Как можно знать, что человек сделал вам зло, и не помнить, какое именно? Однако пойдемте в дом, здесь уже совсем темно, — поднялся хозяин.
— Нет, — сказал Блади-Фор, — этому господину туда нельзя, а я боюсь упустить его из виду.
— Во всяком случае, я позабочусь о каком-нибудь свете, а то он, пожалуй, и на самом деле улизнет отсюда.
С этими словами Хельмерс ушел и вернулся с двумя лампами. Это были большие медные чайники, из отверстий которых торчали толстые светильники без стекол. Света было немного, но вполне достаточно для небольшого пространства, где размещалось наше общество. В то время, когда Хельмерс подносил лампы к деревьям, послышались шаги, и он подумал, что возвращается его рабочий. Когда же вновь прибывший попал в полосу света, то присутствующие увидели высокого, черноглазого плотного человека с окладистой бородой. Одет он был по-мексикански. Из-за пояса высовывалась рукоятка ножа и два пистолета, а в руке незнакомец держал винтовку в тяжелой серебряной оправе.
Как только взгляд его упал на мормона, он незаметно мигнул ему — очевидно, это был знак.
Гость поздоровался и сказал:
— Вечер с бенгальским освещением! Очевидно, хозяин здесь человек поэтичный. Нельзя ли мне отдохнуть с вами четверть часа и чего-нибудь выпить, если здесь вообще можно что-нибудь достать?
— Присядьте, сударь. Что вам угодно? — спросил Хельмерс. — Пива или водки?
— Я ничего не смыслю в вашем немецком пойле; дайте мне крепкой водки, только побольше. Понятно?
Вид и тон его речи обличали человека, который никому не позволит с собой шутить.
Хельмерс встал, чтобы принести водки, и указал незнакомцу на скамью, где они все сидели.
— Благодарю, — ответил тот, — я не хочу так тесниться и предпочту общество того господина, который сидит один.
Он прислонил свое оружие к дереву и сел рядом с мормоном. Они поклонились друг другу как совершенно незнакомые люди.
Хельмерс ушел в дом, а остальные стеснялись слишком открыто проявлять свое любопытство и наблюдать за незнакомцем, поэтому ему оказалось совсем нетрудно перекинуться со «святым» несколькими словами.
— Почему ты не пришел? Ты же знаешь, что мы ждем известий? — заговорил он по-английски.
— Меня не выпускают отсюда.
— Кто?
— Этот проклятый негр не спускает с меня глаз! Он утверждает, что я обокрал его хозяина, и хочет меня убить!
— Ну, первое, может быть, и так, а на последнее уж он пусть не рассчитывает, если не хочет, чтобы его черную физиономию раскрасили кровью. Есть здесь что-нибудь новое?
— Да. Шесть охотников за алмазами хотят переправиться через Льяно.
— Черт возьми! Это очень приятно. Мы заглянем в их карман. С последней несчастной компании совсем нечего было взять. Однако тише… Хельмерс идет сюда.
Хельмерс подошел с большой пивной кружкой, наполненной виски, и проговорил:
— Пейте на здоровье! Вы, вероятно, долго ехали верхом!
— Верхом? Черт возьми! У вас, верно, нет глаз или уж слишком их много, если вы видите даже то, чего нет! Для этого прежде всего нужно иметь лошадь.
— Несомненно.
— Где же в таком случае моя лошадь?
— Во всяком случае, там, где вы ее оставили. Это уже ваше, а не мое дело.
— Что же, я оставлю свою лошадь за тридцать миль, чтобы выпить у вас ни к черту не годного виски?
— Если оно вам не нравится, можете не допивать его, другого у меня нет. Я все же останусь при своем мнении — вы не пришли пешком.
— Не стоит обо мне так беспокоиться!
— Да, но я всегда беспокоюсь о тех, кто находится у меня.
— Что же, вы меня боитесь?
— Ну, посмотрел бы я на человека, которого испугается Хельмерс!
— Это мне нравится! Так вот я хотел бы переночевать в вашем доме.
— Для вас у меня нет места.
— Вот как! Почему же?
— Потому что вы сами просили меня о вас не беспокоиться.
— Не бежать же мне теперь, ночью, к вашему соседу, туда я смогу добраться только завтра после полудня!
— Можете ночевать под открытым небом — ночь тепла, земля вам будет мягкой постелью, а небо покрывалом.
— Значит — вы меня гоните?
— Да, сударь, кто желает быть моим гостем, должен быть несколько повежливее, чем вы.
— Как вам угодно. Я найду место, где провести ночь, но перед тем, как уснуть, подумаю, что вам скажу, когда нам случится встретиться.
— Не забудьте подумать и о том, что я могу ответить.
— Это что — угроза?
— О нет! Пока меня не трогают, я очень миролюбивый человек.
— И я бы вам это посоветовал. Вы живете так близко от Лъяно, что лучше всего быть осторожным и по возможности жить в мире с людьми, а то когда-нибудь Дух Льяно найдет дорогу и к вам.
— А вы когда-нибудь его видели?
— Нет. Но кто не знает, что он показывается гордым людям и отправляет их на тот свет?
— Я не стану вам противоречить, быть может, что все, кого нашли в Льяно убитыми Духом ударом в лоб, и были гордецы, но верно и то, что все они были убийцы и разбойники.
— Вы полагаете? И можете доказать?
— Достаточно и того, что при всех убитых не находили никаких вещей и денег.
— Ну, во всяком случае, я бы вам посоветовал быть полюбезнее со своими посетителями, не то и вас когда-нибудь найдут с пробитым лбом в Льяно!
— Милостивый государь! — вскричал Хельмерс. — Скажите еще слово — и я вас убью! Я не убийца, а честный человек. Скорее это можно подумать про вас, человека, который прячет свою лошадь, чтобы осмотреть окрестности. Вы сегодня уже второй, который врет, что он пришел пешком. Быть может, ваши лошади стоят где-то вместе, а еще вернее, что там есть еще несколько всадников и они ждут от вас вестей. Эту ночь я буду оберегать свой дом, а ранним утром пойду осмотрю свои владения. И я почти уверен, что найду ваших прекрасных лошадей.
Незнакомец поднял обе руки и прошипел:
— Если ты хочешь сказать что-то против моей чести, то повтори еще раз, и я убью тебя.
Блади-Фор вначале не обратил внимания на этого человека, но при его последних словах, взглянув на него, быстро вскочил с места. Взгляд его упал на винтовку незнакомца. В момент его лицо преобразилось. Он схватился за рукоятку своего ножа.
— Что тебе нужно, мальчишка? — закричал тот.
— Я хочу ответить тебе за Хельмерса, — сказал юноша спокойно. — Да, ты разбойник и убийца. Берегись Духа Льяно, так как он каждому убийце дарит пулю в лоб.
— Мальчишка, в уме ли ты? Да я раздавлю тебя одним движением руки!
— Ну, это ты оставь! С Блади-Фором не так-то легко справиться! Ты поражен, что мальчик осмеливается тебе сказать это? Ты — убийца, и так как Дух Льяно отсутствует, я заменю его. Молись, ибо сейчас ты предстанешь перед судом Всевышнего.
Эти слова молодого человека, еще почти ребенка, произвели необыкновенное впечатление на присутствующих. Совсем не таким он казался до сих пор. Перед ними стоял юноша — гордый, взволнованный, с грозно поднятой рукой; его глаза сверкали и во всех чертах лица сквозила непоколебимая решительность. Бичом правосудия казался он теперь.
Незнакомец, не теряя присутствия духа, вскричал:
— Он в самом деле сумасшедший! Блоха хочет проглотить льва! Это неслыханно! Ну-ка повтори еще раз, что я убийца!
— Не бранись! Что я сказал — истина. Чье ружье там, у дерева?
— Конечно, мое.
— С каких пор оно твое?
— Уже более двадцати лет.
Несмотря на свою заносчивость, он и не думал оставлять слова юноши без ответа.
— И ты можешь доказать это?
— Как же я это докажу. Быть может, ты представишь доказательства противного?
— Да, эта винтовка принадлежала господину Родригесу Пинто из Цедар-Брове. Он был полгода назад здесь с женой и детьми в гостях, но домой не возвратился. Их трупы были найдены в Льяно, но преступники ушли от ответа. Это оружие принадлежит ему и было тогда с ним. Если бы ты сказал, что купил его у кого-нибудь, можно было бы еще сомневаться, но ты утверждаешь, что оно принадлежит тебе уже двадцать лет, а потому ясно, что именно ты и есть их убийца!
— Собака! — прохрипел незнакомец. — Докажи, что это не моя собственность, или я задушу тебя.
— Сию минуту.
Юноша взял ружье и нажал на маленькую серебряную пластинку на ложе. Пластинка отскочила, и под ней оказалась другая такая же пластинка с вырезанным на ней именем.
— Вот неопровержимые доказательства того, что этот человек убийца, — обратился он к присутствующим, — и минуты его сочтены.
— И твои также, — вскричал тот, стараясь завладеть ружьем.
Но Блади-Фор моментально отскочил, замахнулся на него и закричал:
— Ни с места! Иначе я пущу тебе пулю в лоб! Я знаю, как обращаться с вашим братом. Хоббл-Фрэнк, Фред, держите ваши ружья наготове и, если он только пошевельнется, сразу же стреляйте!
Все прицелились. Понимая, что с ним не шутят и речь идет о его жизни, незнакомец стоял без движения. Блади-Фор опустил свое ружье:
— Я уже сказал, что тебя ждет, и не отступлюсь от своего решения.
— Но по какому праву? — спросил незнакомец дрожащим голосом. — Ведь я невиновен. И если бы даже было наоборот, то я не допущу, чтобы меня убил такой мальчишка, как ты, почти ребенок…
— Я докажу тебе, что я не ребенок. Ты теперь в моих руках, и я совершенно свободно мог бы тебя пристрелить, но я предлагаю стать друг против друга с оружием в руках. Я ставлю жизнь против жизни. Это будет не убийство, а благородная дуэль.
— Так и быть, я согласен на дуэль. Если ты настолько сумасшедший, что хочешь со мной равняться, будь по-твоему, но помни — моя пуля еще ни разу не ошибалась! Но одно условие: если я убью тебя, то свободно уйду отсюда и чтобы никто мне не препятствовал в этом.
— Еще чего! — возмутился Хельмерс. — Если ты выйдешь победителем, то уж, вероятно, найдутся люди, которые захотят с тобой посчитаться!
— Нет, — перебил его Блади-Фор, — этот человек принадлежит только мне, и вы на него не имеете никаких прав. Если ему повезет, то я требую, чтобы он мог свободно удалиться. Вы должны дать мне слово, что и после моей смерти не нарушите этого обещания.
— Если ты требуешь этого и непременно хочешь пасть от руки этого негодяя, даруя ему свободу, то пусть будет по-твоему.
— Положим, если он обещает не промахнуться, то это еще не значит, что моя пуля не попадет ему в лоб. Ну, говори же, на каком расстоянии ты хочешь стреляться? — спросил он противника.
— Пятьдесят шагов.
— Однако это не близко. Как видно, ты порядком дрожишь за свою шкуру.
— Дай же скорее мне оружие!
— Нет, не прежде, чем все будет приготовлено, а то ты еще улизнешь. Хозяин отмерит пятьдесят шагов, Боб и Хоббл-Фрэнк станут возле каждого из нас с лампой, чтобы цель была освещена, тогда Хельмерс и Фред вручат нам ружья.
— Будем мы приближаться?
— Нет, и поэтому Фрэнк и Боб возьмут по заряженному револьверу с поднятым курком, и того, кто осмелится сделать шаг вперед или назад, они уложат выстрелом в упор.
Все были настолько заняты приготовлениями к дуэли, что совсем забыли о мормоне, который привстал со своего места и ждал удобного момента, чтобы скрыться.
Противники заняли свои места. Фрэнк и негр держали в одной руке по лампе, в другой — револьверы с поднятыми курками. Блади-Фор был совершенно спокоен, но незнакомец при всем старании не мог скрыть своего волнения и трясся, как в лихорадке.
— Ну что, вы приготовились? — спросил Хельмерс.
— Да, — ответили оба.
— Не пожелает ли кто из вас сделать какие-нибудь распоряжения на случай своей смерти?
— Черт тебя возьми с твоим любопытством! — вскричал незнакомец.
— Нет, — отвечал в свою очередь Блади-Фор, — если он меня вдруг убьет, то ты найдешь в моем дорожном мешке все, что тебе надо узнать. Приступим же скорее!
Хельмерс дал ему винтовку, которую тот покачал в правой руке, будто желая ее взвесить. Он совершенно не был похож на человека, жизнь которого висит на волоске. Противник же его почти вырвал ружье из рук Фреда, подался вперед левым плечом, прицелился и выстрелил.
— Какое счастье! Господин Блади-Фор невредим! — закричал Боб.
Он прыгал от радости, лампа дрожала в его руке, и Хельмерс никак не мог призвать его к порядку.
— Будешь ли ты стоять спокойно? Ведь нет никакой возможности целиться, если ты будешь скакать с лампой!
— О, теперь я не пошевельнусь, — сказал негр, вытягиваясь в струнку. — Господин Блади-Фор может спокойно стрелять.
Но незнакомец, не отнимая ружья от щеки, выстрелил второй раз и опять не попал; наконец, когда и третья его пуля пролетела мимо, он отскочил в сторону, надеясь успеть убежать.
— Стой! — закричал Боб. — Иначе я выстрелю!
Он не замедлил исполнить свою угрозу, и сразу раздались два выстрела — это Блади-Фор, видя, что противник стоит неподвижно, прицелился и выстрелил тоже.
— Ступай, Фрэнк, ты найдешь его лоб простреленным, — сказал он так спокойно, будто ничего не случилось, и повернулся спиной к тому месту, где лежал его бездыханный противник.
Все бросились туда. Негр нисколько не сомневался в том, что именно он уложил незнакомца, и на ходу распространялся о том, как хорошо он умеет стрелять. Но Хельмерс умерил пыл Боба, доказав, что его пуля задела только кончик платья, а в лоб попал Блади-Фор.
— Но это удивительно, Блади-Фор, ведь ты почти не целился, — обратился он к молодому человеку.
— Я хорошо знаю свое оружие, — ответил тот скромно. — Да и ничего удивительного нет в том, что я остался победителем, ведь противник был слишком взволнован.
Незнакомец лежал мертвый, во лбу у него зияла черная дыра. Пуля пробила череп и вышла через затылок.
— Точно такой же выстрел, каким награждает Дух Льяно, — удивился Фред. — Что же теперь делать с трупом?
— Во всяком случае, надо с ним поступить как подобает. Какой бы он ни был негодяй — он все же человек…
Эти слова Хельмерса были прерваны отчаянным воплем негра, обнаружившего исчезновение мормона. Все, кроме Блади-Фора, бросились его догонять. Юноша остался один и задумался о том, правильно ли он сделал, сосредоточив все внимание на одном незнакомце.
«Кто знает, — думал он, — быть может, этот мормон еще поважнее. Впрочем, я его где-то видел и приложу все усилия, чтобы встретить опять и, по возможности, скорее».
В это время возвратилась вся компания, поиски оказались напрасными…
— Этого надо было ожидать, — сказал Блади-Фор и поднял винтовку убитого. — Оружие я возьму с собой, чтобы отдать кому надо.
— Разве ты уезжаешь? — спросил хозяин.
— Да, ведь я давно хотел ехать, и только этот незнакомец заставил меня напрасно потерять столько драгоценного времени…
— Когда же я опять увижу тебя?
— Когда будет нужно. Не раньше и не позже.
Он сел на свою лошадь и ускакал.
— Удивительный молодой человек! — заметил Фред.
— Да, — ответил Хельмерс, — он юн, но не уступит и старику, и я уверен, что в скором будущем этот «святой» Тобиас Буртон попадется ему в руки, а может быть, и еще кое-кто.
Часа за два до встречи Хоббл-Фрэнка с Блади-Фором два всадника выехали из Колемэн-Сити. Местность они хорошо знали. Мулы их были измучены и еле двигались. Всадники имели вид изнуренных и усталых людей, но при взгляде на их веселые лица и на то, как крепко они держались в седле, это впечатление исчезало. Очевидно, сухой западный ветер не терпел лишнего мяса на костях, хотя и награждал крепким здоровьем и бодрым духом. Оба поразительно походили друг на друга, так что казались братьями или даже близнецами. Единственное отличие одного составлял шрам на левой щеке. Они были одеты в старые суконные костюмы, высокие сапоги со шнурками и широкополые шляпы. Блузы были подпоясаны кожаными кушаками, за которыми находилось необходимое и обычное для западного человека оружие — револьверы и ножи. У каждого было также по винтовке. За плечами висели широкие кожаные плащи. Они не обладали мужской красотой, и что сразу же бросалось в глаза — так это их носы. Они отличались не только своей величиной, но цветом и формой. Трудно представить себе подобные носы! Они блестели, переливались всеми цветами радуги, и были поразительно похожи один на другой.
Нет, их лица вовсе не производили отталкивающего впечатления, напротив — они были гладко выбритыми, на губах блуждала беспечная улыбка, а добрые темные глаза смотрели так ясно и дружелюбно, что только самому отъявленному негодяю пришло бы в голову что-либо заподозрить против таких людей.
Дорога шла лесом. Временами всадники старались разглядеть между деревьями признаки какой-нибудь воды.
— Заколдованная, местность, — сказал один из них. — Неизвестно, когда мы глотнем хоть немного воды.
— Ничего, Тим, — возразил другой, — можно немного и пострадать, имея такой кусочек в кармане! А если нам еще посчастливится по ту сторону Льяно…
— Ты, Джим, кажется, уверен, что мы найдем алмазы, но может случиться и наоборот.
— О! Я все равно никогда не пожалею о нашей поездке. Цель стоит того, чтобы испытать и больше, чем мы с тобой перенесли. Однако что это там?
К этому времени они выехали на опушку, и перед ними, довольно близко, предстала группа из шести всадников. О них-то и спрашивал Джим.
— Отступать уже поздно, — продолжал он, — нас тоже видели. Интересно, что им надо?
— Во всяком случае они не выглядят опытными стрелками! Одеты они прекрасно, и оружие их так блестит, что вероятно, оно очень мало находилось в действии. Да, если бы их было и вдвое больше, неужели это могло бы испугать двух таких храбрецов, как мы с тобой!
Между тем всадники уже совсем приблизились, и из группы послышались голоса:
— Подъезжайте скорее! Вы увидите нечто интересное!
Когда же они поравнялись, раздался громкий смех.
— Что это? — воскликнул один из них, — Такого чуда мы еще никогда не видели! Позвольте мне удостовериться, настоящий ли ваш нос или это произведение искусства?
С этими словами он хотел ухватить одного из братьев за нос. Но тот отстранил его руку и сказал:
— Прежде всего позвольте узнать, кого мы имеем честь видеть.
— Меня зовут Гибсон, — ответил тот.
— Считаю своим долгом предупредить вас, господин Гибсон, что если вы дотронетесь до моего носа, то познакомитесь с моим револьвером.
— Вы меня этим не испугаете, милостивый государь, но позвольте мне, в свою очередь, узнать, как вас зовут?
— Наша фамилия Гофман, и мы братья.
— Это и без ваших слов ясно, что вы братья: стоит только взглянуть на ваши носы…
Тим схватился за револьвер, но его остановил Джим.
— Полно вам, господа, ребячиться! Не будьте смешными. Поедем лучше дальше.
Он ударил своего мула, и братья направились к тому месту, откуда ехали незнакомцы.
Им открылась ужасающая картина. На земле лежал труп белого, окровавленный и оскальпированный, лицо было изуродовано ударами ножа до неузнаваемости. Поблизости лежала и лошадь, из ее распоротого брюха вывалились все внутренности… Когда оба брата приблизились и хотели поискать в карманах убитого какие-нибудь документы, те шестеро уже были рядом. Тим запустил руку в карман куртки убитого, когда Гибсон воскликнул:
— А! Вы хотите ограбить труп! Я этого не могу допустить. Имейте в виду, что я — юрист, и поэтому мы вас отведем в Хельмерс-Хоум, где и разберем все дело по закону. А чтобы вы не вздумали убежать, отберем у вас мулов.
Его спутники тотчас же поспешили исполнить его приказание.
— Но, сударь, — запротестовал Джим, — вы не имеете никакого повода к тому, чтобы считать нас грабителями, и ведь в карманы можно было полезть и с другой целью. Мы честные люди…
— Мало ли что вы станете болтать, — перебил его назвавшийся юристом. — Мне законы прекрасно известны, и я считаю себя вправе вас задержать, а потому попрошу отдать мне ваше оружие.
— С удовольствием, — сказал Джим, — вот тебе мое.
С этими словами он выстрелил, и Гибсон едва успел отскочить в сторону.
— Что это значит? — спросил он.
— Это значит, что я прошу взять оружие из моих рук самим, но при этом быть как можно осторожнее.
— Я велю вас связать! — горячился Гибсон.
— О, сделайте одолжение, и чтобы вашим спутникам было удобнее это исполнить, мы освободим их руки от наших мулов.
Братья позвали животных по именам, и тс тут же прискакали к ним со всех ног, и оба беспрепятственно вскочили в седла.
— Попробуйте теперь нас связать, — сказал Тим, — и не думайте, что так легко схватить вестмена.
— Если вы станете противиться дальше, мы будем в вас стрелять!
— Ну, это вы лучше оставьте, и, если кто-нибудь приблизится к нам хоть на шаг, я пущу в него пулю. Вы решили по-своему, а теперь уж позвольте нам с братом осмотреться и объяснить вам, как мы понимаем обстоятельства дела.
Они перекинулись друг с другом несколькими словами и разъехались один направо, другой налево, описали большой круг и вернулись на то же место.
При этом они тщательно осмотрели все следы, даже поднимали и разглядывали камешки, когда они казались им подозрительными.
— Вот видите, мы внимательно осмотрели следы и теперь можем рассказать вам, кто здесь был и что происходило со всеми подробностями: на песке вестмен читает, как в открытой книге. Прежде всего, обратите внимание на этот труп, человек убит выстрелом навылет в самое сердце, очевидно, он умер моментально. Теперь пойдемте за мною.
Он отвел всю компанию на несколько десятков шагов от трупа и продолжал:
— Пуля, которой убит несчастный белый, лежит, как видите, здесь. Следовательно, он был перенесен туда уже после смерти. Затем очевидно, что здесь лежал человек, и это видно по следам на песке, но лежал он без одеяла, а его-то уж имеет с собой даже самый бедный человек на Западе. Вероятно, он был вынужден прилечь неожиданно и быстро, тем более это ясно, что есть след только от одной ноги, так что он не успел вытянуться и только прилег. Обратите теперь внимание на это растение, и вы заметите, что его стебель прострелен пулей.
Присутствующие внимательно следили за всем, что он говорил, и поражались его опытности.
— Теперь я вижу, — сказал Гибсон, — что вы по песку действительно читаете, как по книге.
Тон его совершенно изменился и стал не только вежливым, но даже заискивающим.
Между тем Тим повел всех еще немного дальше, по направлению к западу, и продолжал пояснять найденные им следы.
— Вы видите, — говорил он, — здесь тоже, очевидно, лежал человек, который был ранен и которого здесь уже нет, — об этом говорит кровь на песке. Я даже готов утверждать, что он был увезен другим, так как следы показывают, что отсюда уехала одна неподкованная лошадь, между тем как сюда шли две, и более глубокие следы доказывают, что лошадь имела более тяжелую ношу. Кроме того, этот человек был, как и его товарищ, индеец, потому что найденный нами труп оскальпирован, и, следовательно, убийца — краснокожий. А еще скажу, что лежавший здесь был ранен еще до прибытия сюда, так как, когда сюда направлялись две неподкованные лошади, следы их расположены до того близко друг от друга, что, очевидно, один из всадников вел лошадь другого. Немного дальше от этого места, где мы стоим, идут следы пяти подкованных лошадей. Это все, что мы нашли, и я объясню вам, что здесь происходило незадолго до нашего с вами прибытия: два краснокожих, из которых один был ранен, встретились с шестью белыми. Один из белых погнался за краснокожими и выстрелил, отчего упал раненый, следы которого мы видим здесь. Затем белый погнался за другим краснокожим, в которого тоже выстрелил, но пуля, как мы видим, попала в растение, а дикарь при этом притворился убитым. Когда же белый к нему подошел, чтобы посмотреть на свою жертву, то он вскочил и убил его одним ударом в сердце, затем оскальпировал и оттащил подальше, где мы и нашли труп. Сам же взял своего раненого товарища и уехал с ним по направлению к западу. Когда пять спутников белого увидели, что краснокожие удалились, они подошли к трупу, ограбили его и изуродовали лицо так, чтобы его невозможно было узнать, а сами направились в ту же сторону, куда уехали краснокожие, и, очевидно, где-нибудь их уже нагнали, так как лошадь краснокожего, имея двойную ношу, не могла скакать быстро.
— Нельзя сомневаться, что все именно так и происходило, — сказал Гибсон. — У вас поразительная голова. Вы так прекрасно все сообразили.
— Что касается моей головы, — сказал Тим, — то я ею доволен. Вы же, надеюсь, теперь видите, как неосновательны были в своем предположении, назвав нас убийцами и грабителями. Что же вы думаете теперь предпринять?
— Ровно ничего. Дело ведь идет только о двух индейцах, которые стоят настолько ниже нас, что было бы смешно и оскорбительно равнять себя с ними. Мы продолжим свой путь, и больше ничего.
Тим возмутился. Нос его заходил во все стороны, и он ударил его пальцем, как бы приглашая успокоиться, а затем заговорил, обращаясь к Гибсону:
— Простите, сударь, если вам это покажется обидным, но, по-моему, не может быть и сравнения между вами и этими двумя краснокожими, которые вели себя положительно героями. Вы, белые, сами их озлобили. Вы ворвались на их землю и преследуете и уничтожаете их лишь потому, что сила на вашей стороне. И у вас еще хватает духа презирать этих несчастных дикарей! Да каждый из них стоит ста таких, как вы…
К концу этой речи Тим пришел в ярость и даже поднял свою винтовку, как бы прицеливаясь в Гибсона.
— Остановитесь, вы как будто покушаетесь на мою жизнь? — вознегодовал тот.
— Пока еще нет, но это легко может случиться, если вы будете продолжать в том же духе. Скажите, куда вы направляетесь? — спросил он, уже несколько успокоившись.
— В Аризону.
— Вы, конечно, там никогда еще не были и имеете смутное представление о Льяно?
— О нет, мы много читали и слышали об опасностях, которые ждут путешественников в этой стране.
Оба брата едва удержались от смеха, и один из них сказал:
— Гм! Читали и слыхали! Да вы, действительно, слишком зелены для Дикого Запада! Почему вы не запаслись хотя бы проводником?
— У нас есть проводник. Он ушел вперед и будет ждать нас в Хельмерс-Хоум.
— Странная манера провожать путешественников. А нельзя ли узнать, кто он такой?
— Его зовут Джагл-Фред.
— О, этого человека мы прекрасно знаем и будем рады с ним опять встретиться. Следовательно, мы можем продолжать наш путь все вместе, так как мы с братом тоже едем в Аризону.
— Как? В Аризону? И быть может, тоже за алмазами?! — разгорячился Гибсон. — В таком случае, вы наши конкуренты, и этого вполне достаточно, чтобы отказаться от вашей компании.
— Это забавно! Вы что же, считаете, что алмазы там раскиданы по земле и остается их только собрать? Если золотопромышленники соединяются большими компаниями, то для искателей алмазов это так же необходимо, так как дело их совсем не легкое.
— Да, но вы забываете, что мы идем вшестером и, кроме того, у нас много денег.
— Ну, об этом вам лучше бы помолчать. Благодарите судьбу, что это слышали только честные люди. Иначе бы вы рисковали вернуться с пустыми карманами или даже не вернуться вовсе.
— Позвольте об этом позаботиться нам самим. Что же касается вашего общества, то мы положительно отказываемся ехать с вами дальше Хельмерс-Хоум.
— Как вам будет угодно.
Все общество продолжало путь вместе, хотя Гибсон и его товарищи настолько не доверяли братьям Гофман, что решили отстать от них, как только стемнеет.
Нашим путникам скоро пришлось задуматься о ночлеге, так как надвигались сумерки и двигаться по каменистой дороге стало совсем трудно. Неожиданно один из братьев разглядел какие-то предметы, движущиеся навдалеке перед ними. Теперь они уже не сомневались, что пять лошадей со всадниками, которых по мере приближения уже легко было рассмотреть как следует, никто другие, как те самые разбойники, одного из которых они нашли убитым. Очевидно, один из них оставался на лошади стеречь других животных, а четыре его товарища рассматривали и искали следы исчезнувшего индейца. Оба брата ехали впереди, а компания купцов следовала несколько поодаль. Когда пять всадников заметили, что к ним кто-то подъезжает, то быстро сели на лошадей, и один из них закричал, что если будет сделан еще хотя бы один шаг навстречу, то они сразу же начнут стрелять. Однако неустрашимые братья ответили, что дурных намерений вовсе не имеют и подъехали совсем близко; один из бывших там всадников, высокий мужчина с окладистой бородой, спросил, каковы их намерения. Тим рассказал, что они едут в Хельмерс-Хоум и спросил, не ищут ли они следы исчезнувшего индейца.
— Откуда вы знаете об этом? — удивился тот.
— Невдалеке отсюда мы видели труп — видимо, жертву индейца, следы которого потерялись на этой каменистой почве. Очевидно, и ваш путь лежал мимо этого трупа, а потому не удивительно, что я догадался о том, чем вы здесь занимались. Могу, между прочим, сказать, что вы очень неопытные люди, если до сих пор ничего не нашли.
— Мы бы с удовольствием поручили это вам, коль вы так искусны в этом деле, но не думаю, что вы окажетесь счастливее нас.
— Что же, мы не прочь и сейчас же начнем!
Оба брата спустились на землю и пошли отыскивать интересующие всех следы, причем мулы их следовали каждый за своим хозяином. В это время подъехали и шестеро купцов.
— Вы, очевидно, ехали с носатыми братьями, но, по-видимому, ничего общего с ними не имеете, — обратился к ним все тот же бородатый.
— Мы встретились с ними случайно, и они внушают так мало доверия, что мы решились ехать с ними только до Хельмерс-Хоум.
— А куда вы отправляетесь потом?
— В Аризону, покупать алмазы, в Хельмерс-Хоум нас ждет проводник.
— А кто он такой?
— Джагл-Фред.
— О, вы очень рискуете. И он, и ваши спутники известные грабители; они, очевидно, действуют сообща, и вам ни за что не попасть на ту сторону Льяно. Они прекрасно знают, что покупать алмазы можно с большими деньгами, которые вы имеете при себе. Мы тоже едем в Аризону, но мы опытные люди и нас не так-то легко ограбить.
— Да, у нас деньги с собой. Но что же нам теперь делать? Вы нас так напугали, что теперь приходится идти назад и искать более надежного проводника, — сказал Гибсон. — Вот, если бы вы взяли нас с собой, мы бы вам были так благодарны!
— Но это странно! Вы ведь нас совсем не знаете!
— Да это ясно с первого взгляда, что вы порядочные люди; уже одно то, что вы предостерегли нас от этих негодяев, позволяет на вас надеяться.
— Нет, вместе с вами мы не поедем. На Западе не привыкли так быстро знакомиться, но мы советуем вам присоединиться к каравану, который ночует недалеко отсюда; у них прекрасный проводник, некто Тобиас Буртон.
— Но как же мы найдем его?
— Чтобы избавиться от этих длинноносых братьев, поезжайте немного назад, а затем, как только скроетесь из виду, сверните на юг; вам встретится через час ручей, на берегу его и расположится на ночь караван. Вы легко его найдете по кострам, они видны издалека.
Купцы были явно довольны тем, что им предлагали, и поэтому безо всякого колебания повернули своих лошадей, поблагодарили новых знакомых и ускакали обратно. Как только они отъехали, говоривший с ними человек, которого звали Стюарт, обратился к своим товарищам:
— Ну что ж, эти глупцы в наших руках. Теперь нам надо поскорее переставить колья, чтобы направить караван в другую сторону, а самим встретить Тобиаса в назначенном месте. Не знаю только, как получше отвязаться от этих проницательных братьев. Они, кажется, отлично поняли, что это мы убили того несчастного индейца. Да вот они возвращаются.
Джим и Тим были уже совсем близко.
— Что это? — спросили они. — Почему купцы повернули обратно?
— Они потеряли деньги и поспешили обратно, даже не дождавшись вас, — нагло врал Стюарт.
— Это несколько странно, — вмешался Тим, — но по вашим жестам можно было предположить совсем другое.
— Вы, сударь, кажется изображаете из себя всеведущего! В таком случае, не скажете ли нам, в чем дело?
— С удовольствием. Вы показывали им руками, чтобы они шли обратно, а затем свернули на юг. Очевидно, там вы хотите с ними встретиться и лишь желали удалить их от нас. Дальнейшие ваши цели нам неизвестны.
— Вы, кажется, хотите сказать нам дерзость?
— Нет, во всяком случае, это только предположение, но лучше последуйте за мной, а я вам покажу найденные нами следы.
Пройдя несколько шагов, он показал им маленький камешек, растертый копытом лошади, и такие следы шли все время по направлению к западу.
— Вот куда уехал индеец, — сказал Тим. — Мы сделали, что обещали. А затем мы бы желали, чтобы вы нас поскорее оставили, так как мы убедились, что вы разбойники, а изуродованный труп — ваш бывший товарищ.
— Как вы смеете нас оскорблять? — закричал Стюарт.
— Ни слова больше, не то каждому, кто попытается открыть рот, попадет пуля в голову.
Оба брата немедленно прицелились, и разбойникам ничего не оставалось, как поскорее унести ноги.
— Что ты теперь думаешь предпринять? — спросил Джим своего брата.
— Во всяком случае, не будем же мы спасать этих глупых купцов. Я их предупреждал, а дальше их дело. Мы должны отыскать краснокожего, следы которого, к нашему счастью, теперь найдены.
Дорога была завалена каменьями, а с левой стороны возвышалась гора. Продвигаться было довольно трудно. Пройдя некоторое расстояние, Тим нагнулся и поднял небольшой предмет, который оказался поломанной трубкой.
— Теперь, — сказал он, — я уверен, что мы идем верной дорогой: — это трубка одного из краснокожих.
— Я и раньше считал, что мы не ошиблись, так как ясно видел кровавые следы, очевидно оставленные раненым стариком.
Уже совсем стемнело, когда они подъехали к пещере, у входа в которую громоздилась куча мусора. Братья не сомневались, что индейцы были именно здесь. Они оставили внизу своих мулов и стали взбираться по мусорной возвышенности. Мусор то и дело обваливался и производил при этом порядочный шум, чего, конечно, нельзя было не услышать наверху.
— Я думаю, — сказал Тим, — что раненый старик находится внутри, а молодой охраняет вход, и чтобы он не встретил нас выстрелом, лучше давай его окликнем.
— Ты прав, — согласился Джим и довольно громко прокричал на индейском языке: — Молодой воин! Не стреляй! Мы твои друзья!
— Кто идет? — послышалось сверху.
— Два добрых белых человека, — ответил Тим.
— Идите наверх! — позвали их после небольшой паузы.
Когда они поднялись, то на самом верху перед ними предстал молодой индеец. Держа перед собой ружье, он сказал:
— Ни шагу дальше, или я выстрелю.
— Мой молодой краснокожий брат может не опасаться. Мы пришли ему помочь, — сказал Тим.
— Мои бледнолицые братья пришли одни?
— Да.
— Вы пришли по следам моей лошади?
— Мы случайно попали на место сражения и по следам поняли, в чем дело. Тогда мы по этим следам отыскали ваших врагов, которые дерзкие грабители и ничего больше. Несмотря на то, что их гораздо больше, мы заставили их постыдно бежать от нас и поспешили найти вас, чтобы защитить. Вы вели себя как настоящие герои!
— Мои братья говорят правду?
— Чтобы вконец рассеять твои сомнения, мы кладем наше оружие к твоим ногам, и ты можешь его нам не возвращать.
При этих словах они сняли и положили на землю ножи и револьверы.
— Бледнолицые коварны. Вы, может быть, кладете оружие, чтобы выиграть время и заслужить мое доверие, а потом придут еще три ваших товарища и убьют меня…
— Ты принимаешь нас за двух из ваших преследователей, но ты ошибаешься.
— Тогда скажите мне, где находятся те пять, которых вы должны были найти по следам?
Тим рассказал, как они встретили тех, которых так боялся индеец, и как они с ними расстались.
— Почему же вы их не убили?
— Потому что они нам ничего не сделали дурного, а мы стреляем в людей лишь тогда, когда вынуждены защищаться.
— Вы говорите как действительно благородные люди, и сердце мое хочет вам доверять, но рассудок велит быть осторожным.
— Слушайся своего сердца. Посуди сам, зачем бы мы пришли к тебе. Ты не сделал нам никакого зла, — зачем же нам тебе мстить? Мы узнали, что тебя преследуют, и пришли предложить свою помощь. Если ты в ней не нуждаешься, скажи нам, и мы тотчас же удалимся.
— Мне ничего не нужно от вас, уходите, — сказал индеец.
Те взяли свое оружие и стали спускаться с насыпи. Через несколько минут они услышали, как кто-то еще спускается почти рядом с ними, но никого не было видно. В самом низу невдалеке от них появился человек и стал приближаться.
— Кто ты? Я буду стрелять, — предупредил Тим.
— Почему бледнолицый брат хочет стрелять? Ведь я ему ничего дурного не сделал.
Это был молодой индеец.
— Как ты сюда попал и зачем?
— Я хотел проверить, не ждут ли вас здесь товарищи, и убедился, что мои бледнолицые братья и вправду не имели дурных намерений и поэтому прошу их вернуться со мной наверх и посмотреть моего отца Тевта.
— Тевт, Огненная Звезда? Известный предводитель команчей здесь? — удивился Тим.
— Да, он умер и теперь находится здесь. Я его младший сын Железное Сердце и я отплачу его убийцам.
Они опять поднялись наверх, где из маленького отверстия поднималась струя дыма. Войдя, они увидели мертвого старика, который в сидячем положении был прислонен к стене; он освещался огнем маленького костра, сложенного из щепок. Железное Сердце положил свое оружие, сел на полу напротив трупа отца, положил локти на колени и подпер ими подбородок. В таком положении он просидел несколько минут, сохраняя полное молчание. Оба брата стояли молча, уважая индейские нравы, не смея нарушить сыновней скорби.
Через некоторое время братья бесшумно опустились на землю, как бы боясь потревожить прах усопшего старика.
Железное Сердце поднял голову и спросил:
— Так вы слыхали об Огненной Звезде — предводителе команчей?
— Да, — ответил Тим, — мы сразу же узнали его труп. Мы познакомились с ним в Рио-Рокко; он помог нам, когда нас преследовала целая неприятельская шайка. Но как случилось, что его убили, и как вы попали сюда?
— Мы зашли далеко в земли бледнолицых, с которыми находимся теперь в мире, и встретили компанию белых, которые хотели пройти в город Аустин и просили Огненную Звезду дать им проводника. Отец мой захотел их сам проводить и взял меня с собой. Мы благополучно достигли города, но, когда одни возвращались обратно, на нас и напали убийцы. Сначала они требовали наших лошадей, но, когда им было отказано, один из них выстрелил и ранил моего отца в живот; испуганная лошадь его сбросила, а сама убежала. Так как вы нашли следы, то должны знать, что было дальше.
— Ты убил и оскальпировал одного из них, а сам с трупом своего отца скрылся, — сказал Тим.
— Да, скальп его висит у меня на поясе, как только я предам земле тело своего отца, я отыщу и пятерых других злодеев. — Он положил руку на голову отца и продолжил: — Бледнолицые братья имеют обыкновение клясться, а я говорю без клятвы, но прошу запомнить мои слова. Как только над могилой Огненной Звезды воздвигнется памятник, на его вершине будут висеть шесть скальпов его убийц. Что Железное Сердце сказал, то и будет.
На другой день, около полудня, Хельмерс, Джагл-Фред и Хоббл-Фрэнк опять сидели за одним из столов перед домом и вспоминали о вчерашней дуэли и о смерти незнакомца. Не было только Боба: он работал в конюшне вместе со слугами хозяина.
От разговоров о смерти перешли к различным таинственным явлениям и, между прочим, к привидениям. Фрэнк утверждал, что они существуют, а его собеседники подсмеивались над ним и относились к его словам с явным недоверием.
— Приведи нам хоть одно доказательство и тогда мы тебе поверим, — сказал Фред.
— Какое же я могу вам дать доказательство? Надо видеть собственными глазами — вот и все доказательство.
— А ты сам разве видел привидение?
— Еще бы, и не одно…
Он замолчал, так как к ним подъехал драгунский офицер. Вежливо поклонившись, он спросил, здесь ли ферма Хельмерса.
— Совершенно верно, и я хозяин, — произнес Хельмерс.
— Я очень рад, что встречаю вас самого, так как мне необходимы некоторые важные справки.
— Относительно чего?
— Это не так легко рассказать, и я надеюсь, что вы позволите мне присесть.
Он сошел с лошади и сел рядом с ними, как бы не замечая, с каким любопытством его рассматривали. Это был высокий человек с черной окладистой бородой и цепким взглядом.
— Видите ли, — начал он, — правительству стало известно о преступлениях в Льяно за последнее время, и поэтому решено принять строгие меры. Очевидно, злоумышленники действуют сообща, и тут необходима серьезная борьба. Для этой цели подготовлены два эскадрона драгун. Они ждут в Форт-Силле, а я послан вперед, чтобы собрать некоторые сведения от обитателей здешних мест. Надеюсь, каждый честный человек не откажет мне в участии и помощи.
— На меня, сударь, вы можете вполне рассчитывать: я сделаю все, что от меня зависит!
Хельмерс отнесся к офицеру с полным доверием, рассказав ему об опасностях Льяно и, между прочим, о вчерашней дуэли во всех подробностях. Тот слушал молча, глаза его блестели, рука иногда инстинктивно схватывалась за рукоятку ножа, и один раз он даже слегка заскрежетал зубами. Слушатели приписывали его волнение увлеченью борьбой, которая ему предстояла, но более опытный глаз заметил бы на его лице выражение скрытой злобы и ненависти.
— А не можете ли вы мне рассказать что-нибудь о Духе Льяно? Что это за явление?
— Я знаю не больше, чем все, — сказал Хельмерс. — Все о нем только слышали; из тех же, кто видел его вблизи, никого не осталось в живых — они умирали от пули в лоб. По какому-то странному совпадению все убитые были злодеи, и существует поверье, что Дух Льяно наказывает тех, кто решился на преступление в Льяно…
— Кто же это? Человек?
— Разумеется.
— Как же он живет сам и кормит свою лошадь, и вообще — как умудряется ездить так, чтобы его никто не встретил?
— Этого уж я не знаю, но часто видят его, несущегося, точно ураган, в сопровождении молний, а один мой знакомый, словам которого вполне можно доверять, утверждает, что видел Духа Льяно в виде всадника и что он и его лошадь были окружены сиянием.
— Это ерунда! — вскричал офицер.
— О нет, — вступил в разговор Фрэнк, — я утверждаю, что Дух Льяно не человек, а привидение, и вполне верно, что он является в сиянии.
— Но как же может дух стрелять из ружья? — спросил офицер. — Впрочем, спорить и рассуждать об этом мне некогда. Я должен здесь дождаться своих товарищей и, если хозяин позволит, с удовольствием бы отдохнул.
— Конечно, конечно, — засуетился Хельмерс, явно польщенный тем, что офицер остановился именно у него.
Он предложил гостю отвести лошадь в конюшню, а затем пройти с ним в дом, где он предоставит ему удобную комнату. Оба удалились, и вскоре Хельмерс вернулся один.
— А знаешь ли, — обратился к нему Фрэнк, — что-то не доверяю я этому офицеру и не верю ничему, что он говорит: у него слишком странный взгляд, и вообще он не производит впечатление честного человека.
Вместо ответа Хельмерс показал своим собеседникам на север, оттуда приближались три всадника. Фрэнк вскочил, явно обрадовавшись.
— Ты разве их знаешь? — спросил Фред.
— Да, но пока подожду называть их имена: сначала мне хочется узнать, какое они произведут впечатление на вас.
Один из вновь прибывших был очень высоким и худым, другой — толстым и низеньким, а третий — крепким, среднего роста.
— Хоть ты и не называешь их имена, но нетрудно догадаться, кто эти господа: один — Длинный Дэви, другой — Толстый Джемми, а третий — Разящая Рука, так как ты говорил, что он с ними приедет.
— Совершенно верно, ты удивительно сообразителен.
Прибывшие были уже около них. Разящая Рука поклонился и, подавая руку, спросил:
— Надеюсь, наш приход вам не неприятен?
— О! Напротив, — сказал Хельмерс, — Хоббл-Фрэнк меня предупреждал, и я рад уступить свой дом в ваше полное распоряжение и насколько вам угодно.
— Долго-то нам оставаться нельзя, так как мы торопимся в Льяно, где мы условились встретиться с одним человеком.
— С Виннету?
— Вам уже рассказал Фрэнк? — ответил тот вопросом.
— Да, и я с удовольствием отправился бы с вами, чтобы увидеть известного предводителя индейцев. Но скажите, пожалуйста, откуда вы меня знаете? Вы подошли прямо ко мне…
— На Западе это необходимая предосторожность, и я решился обратиться к вам лишь после того, как собрал о вас сведения, которые оказались весьма лестными. А не могу ли я узнать, кто этот молодой человек?
— Меня зовут Джагл-Фред, — ответил тот сам, вставая, — но не думаю, чтобы мое имя вам было знакомо.
— Вы ошибаетесь: кто пробыл на Западе так долго, как я, не мог о вас не слышать. Вы известный храбрец и прекрасный проводник. Я бы хотел с вами подружиться.
Он протянул молодому человеку руку, которую тот с чувством пожал, и ответил:
— Я счастлив иметь такого товарища! Я тоже с удовольствием отправился бы с вами через Эстакадо, если вы ничего против не имеете.
— Нисколько. В Льяно тем безопаснее, чем больше компания. Но когда же вы сможете выехать?
— Я жду здесь компанию купцов, которые едут в Аризону за алмазами, они пригласили меня быть их проводником.
— И прекрасно, так как я собираюсь выехать завтра. Следовательно, вы увидите Виннету. А теперь, позвольте мне познакомить вас с моими проводниками.
Вся компания села. Хельмерс принес закуску и пиво, и беседа их оживилась.
Между тем драгунский офицер и не думал отдыхать. Он ходил взад-вперед по комнате и, глядя в окно на прибывших, пытался определить, кто бы это мог быть.
«Очевидно, и они отправляются в Льяно; хорошо, что купцы не придут в Хельмерс-Хоум, так как Фред останется их ждать и, быть может, задержит и этих, а мы тем временем успеем обделать свои дела. Мундир мой вполне по форме и никому из них и в голову не придет, что перед ними сам предводитель Коршунов Льяно».
Когда он сошел вниз, Хельмерс рассказывал какому-то приезжему, что прибыл офицер и остановился у него. При виде его он сказал:
— А вот и капитан, он сам вам лучше расскажет о своих целях.
Офицеру было очень неприятно, когда он услыхал имена присутствующих; в особенности его страшил Разящая Рука, известный и храбрый охотник. Не показав виду, он сел к столу и снова рассказал, зачем приехал сюда. Когда он кончил, Разящая Рука спросил:
— Вы, следовательно, были в Форт-Силле?
— Конечно.
— Я был там тоже, когда командовал полковник Ольмерс. Кто теперь там командует?
— Полковник Блейэн.
— И вы говорите, что ваши драгуны придут сюда?
— Хорошо бы они пришли завтра: безопаснее было бы ехать в Льяно с такой стражей.
— В таком случае вам стоит подождать всего два дня.
— Два дня… это бы можно было. Но дело в том, что я утверждаю: они никогда сюда не приедут и их даже нет в Форт-Силле, а вы — наглый обманщик…
— Позвольте! — вскричал офицер. — Это оскорбление и вы должны со мной драться!
— Если бы вы действительно были офицером, тогда конечно. Но я говорю, что вы — обманщик, и стреляться я не желаю.
— Тогда я вас убью!
Но Разящая Рука вскочил, вырвал у него из рук револьвер и сказал уже совершенно другим тоном:
— Не торопитесь так. Обыкновенно я убиваю всякого, кто поднимает на меня оружие, но на этот раз я пощажу вас. Я прекрасно знаю, что комендантом там теперь майор Оуэне.
— Я из осторожности не сказал вам настоящего места стоянки.
— Хватит лгать! Теперь я припоминаю, кто вы такой. Вы были не раз замешаны в разных мошеннических делах и судились. Вас зовут, кажется, Стюарт, и если вы снимете вашу бороду, то я увижу ваш шрам.
Он разрядил револьвер и отдал его офицеру.
— Возьмите ваше оружие и убирайтесь как можно скорее отсюда, и постарайтесь больше не попадаться мне на глаза, а то вам будет очень плохо.
После этих слов Стюарт ушел в дом.
— Удивительный случай, — сказал Хельмерс.
— Я и раньше советовал вам ему не доверять, — отозвался Фрэнк.
— Стоит ли о нем толковать! Хорошо, что вовремя его раскусили. Вы лучше расскажите нам подробно о купцах, которых ждет господин Фред и о случившейся вчера дуэли, — попросил Разящая Рука.
Его любопытство было удовлетворено. Он особенно интересовался Блади-Фором. Они бы еще долго и оживленно беседовали, если бы не Боб, — подбежав, он спросил, куда ставить лошадей.
— Каких лошадей? — удивился Хельмерс.
— Офицер только что уехал и сказал, что привезет много солдат.
— Куда он уехал?
Боб махнул рукой на север.
— Надо бы за ним последовать, чтобы проследить, куда он направился. Зачем мы его отпустили? — расстроился Хельмерс.
— Поверьте, — спокойно заметил Разящая Рука, — он скоро изменит направление.
— Но он слышал, что Фред ждет купцов, быть может, он нападет на них и ограбит!
— Это почти наверняка. Во всяком случае, он здесь не один. Удерживать его не стоило, но теперь я отправлюсь по его следам и узнаю, что он замышляет. Господа, не желает ли кто-нибудь со мной?
Все изъявили желание следовать за Разящей Рукой.
Следы шли к северу, затем поворачивали на восток, на юг и, наконец, на юго-запад.
Впереди всех ехал Разящая Рука. Когда уже не было сомнения, что следы идут в одном направлении, он сказал:
— Теперь ясно, что он уехал в Льяно, нам бы надо за ним поторопиться.
Они ударили своих лошадей и пустили их в галоп.
Вскоре всякая растительность исчезла. Кругом был голый песок и только изредка попадались кустарники. Прошло уже более трех часов, как они выехали из Хельмерс-Хоум, а мнимого офицера все еще не было видно. Наконец Разящая Рука спросил:
— Господа, вы ничего не заметили? Мне послышался шорох, и я думаю, что налево, за кустами, есть люди.
Хотя спутники его ничего не слышали, но из осторожности они ударили своих лошадей, чтобы скорее миновать открытое место, и остановились у самых кустов. Разящая Рука поручил им свою лошадь, а сам пополз между кустами. Прошло не более трех минут, как он вернулся с довольным видом.
— Офицера там нет, — сказал он, — но нам предстоит приятное знакомство. Кто из вас слышал о братьях Гофман?
— О! Я их прекрасно знаю, — обрадовался Фред, — мы долгое время были вместе. Неужели Джим и Тим здесь?
— Да, я прекрасно рассмотрел их носы. И еще с ними молодой индеец. Они там в тени — отдыхают.
— Сейчас я вам покажу, что не только хозяева, но и их мулы со мной прекрасно знакомы.
Фред сунул два пальца в рот и издал пронзительный свист. Ответа не последовало. Он повторил тот же сигнал, и на этот раз раздался шум и треск, это из кустарника выбирались мулы, а за ними и оба брата. Увидя Фреда, они бросились его обнимать и расспрашивать, каким образом он сюда попал и как догадался, что они здесь, за кустами.
Фред познакомил присутствующих, которые понаслышке все уже знали друг друга. Затем он рассказал, что ждал в Хельмерс-Хоум купцов, которых должен был провожать в Аризону, а также сказал о подозрительном человеке, которого они теперь отыскивают.
Джим, в свою очередь, рассказал про свою встречу с купцами, а затем с убийцами старого индейца, оказавшегося известным предводителем по имени Огненная Звезда, сын которого теперь с ними отыскивает следы злодеев.
— Значит, с вами Железное Сердце, — вмешался в разговор Разящая Рука. — Я прекрасно знал его отца, а его самого видел еще ребенком.
Затем все перешли по другую сторону кустарника, где было не так жарко.
— Что же, вам удалось напасть на верный след? — спросил Разящая Рука Джима.
— Да, — ответил тот, — хотя это было очень трудно. Злодеи отправились к югу, к тому месту, где ночью стоял караван, причем они разделились и охраняли караван со всех сторон. Вчера вечером к каравану проехал из Хельмерс-Хоум один всадник.
— Очевидно, это был миссионер Тобиас Буртон, — заметил Хельмерс.
— Сегодня утром, — продолжал Джим, — караван направился к Льяно, а с ним также и купцы, которых напрасно ожидает Фред.
— И вы, конечно, отправились по следам каравана? — спросил Разящая Рука.
— Нет, так как разбойники тоже не пошли за ним, из них один отделился и пошел на север.
— Не был ли это офицер? — спросил Фред.
— Нет, но в конце концов и этот след мы потеряли и теперь решительно не знаем, как найти, — каменистая почва начисто лишает нас этой возможности.
Из разговора выяснилось, что тот всадник, которого видели братья Гофман и называли предводителем шайки, и был не кто иной, как офицер, который был в Хельмерс-Хоум.
Следы прекращались у того кустарника, где находилась вся компания. Разящая Рука не мог свыкнуться с мыслью, что он не может найти следов, и продолжал рассматривать чуть ли не каждую песчинку. Вдруг он вскрикнул:
— Господа, идите все сюда. Смотрите, здесь кто-то пробирался через кусты — ветки сломаны!
Действительно, в нескольких шагах от того места, где они сидели, видны были ясные следы. Когда они стали смотреть дальше, то заметили между кустами небольшое возвышение из песка. Быстро принялись его разрывать, и первое, на что они натолкнулись, — был мундир драгунского офицера, а под ним — куча разного платья и оружия.
— Очевидно, эта яма служила гардеробной нашим врагам, — заметил Хельмерс.
Из кармана мундира Фред вынул записку: «Торопитесь в наше убежище. Будьте осторожны — Разящая Рука находится у Хельмерса».
— Теперь ясно, — сказал Фред, — что этот наш мнимый офицер оставил записку товарищам, которые здесь непременно будут. Если мы их проследим, то сможем узнать, где находится их убежище, о котором здесь упоминается.
— Господа, — предложил Разящая Рука, — по-моему, следует все находящееся здесь платье сжечь, а оружие отнести в Хельмерс-Хоум. Вы все оставайтесь здесь, а я пойду обратно, захвачу провизии, а также и Боба, он нам тоже может пригодиться, ведь неизвестно еще, сколько их сюда придет.
Все согласились. Разящая Рука отправился за Бобом, а платье, найденное в яме, было сожжено. Уезжая, охотник показал рукой на запад и сказал:
— Кажется, оттуда идет гроза или буря.
Но все увидели только небольшое кольцеобразное серо-багровое облако, которое, казалось, не представляло ничего опасного.
После отъезда Разящей Руки вся компания занялась разговорами и не обращала внимания на небо. Между тем кольцеобразное облако приближалось и увеличивалось; внизу оно разорвалось и имело теперь вид подковы, концы которой все удлинялись. На юге горизонт стал оранжево-красным. Казалось, что там ураганом песок поднимался до самого неба. На востоке стало и вовсе темно. Индеец первый вскочил и закричал:
— Смотрите! Дух. Льяно!
Только теперь все увидели, что творится что-то неладное и что еще слишком рано для такой темноты, которая настала. Когда же они посмотрели туда, куда указывал Железное Сердце, то увидели совершенно черный горизонт и в одном месте его светлое пятно, на котором ясно вырисовывалась фигура мчащегося всадника с длинными волосами. Он и его лошадь были окружены сиянием. Все увидели одежду и головное украшение индейца, а также оружие у него за спиной. Явление это сопровождалось страшным шумом, треском и ревом.
— Ради Бога, поберегите лошадей, чтобы они не убежали! — закричал Фред, и все тотчас бросились к лошадям, повалили их на землю и легли рядом сами.
Уши, нос и глаза засыпало песком так, что едва можно было дышать. Все это продолжалось сравнительно недолго и наконец прекратилось. Ветер утих, снова стало светло, и все ощутили приятную теплоту от солнечных лучей.
Оглушенные и ошеломленные люди долго не могли опомниться. С трудом могли подняться — надо было освободиться от песка, почти целиком засыпавшего их вместе с лошадьми.
— Да, это было достаточно страшно, — произнес Тим. — Видел ли кто из вас что-нибудь подобное?
— Я видел, — сказал Железное Сердце.
И он подробно стал рассказывать, как еще со своим отцом когда-то видел нечто похожее.
Вскоре наступила темная ночь. Возвращения Разящей Руки раньше утра не ожидалось, и все улеглись на ночлег. Утомленные люди быстро заснули, не спал лишь один индеец. Он лежал на спине, устремив глаза к небу. Его мучила жажда мести, и он не мог ни на минуту забыться. Так прошло несколько часов. На южной стороне горизонта появилась светлая полоса, которая удивила Железное Сердце, и он разбудил своих товарищей. Те же недоумевали, не зная как объяснить это явление.
— Будь это на востоке, я бы предположил, что мы проспали до рассвета, — сказал Хельмерс.
Свет между тем поднимался все выше и выше, образуя огромный полукруг. В самой середине его находился багровый шар, и от него по всему светлому пространству расходились лучи. Картина эта была очень красивой, и все происходило без всякого шума и треска, как в первый раз, а наоборот — в полной тишине, но при этом стало нестерпимо холодно. С левой стороны, где светлая полоса касалась горизонта, опять появилась фигура всадника. Он был весь в белом и сидел на черной лошади. На этот раз он мчался галопом, поднимаясь все выше и выше по направлению светлой дуги и затем опять спускаясь с правой стороны. Там, где дуга вновь соединялась с горизонтом, всадник изчез. Присутствующие застыли пораженные, как вдруг послышался топот копыт и к ним подъехал Разящая Рука.
— Я не надеялся застать вас в живых, — сказал он, — и думал, что мне придется доставать ваши трупы из-под песка.
Никто ему не ответил, так как внимание всех занимало явление на небе. Теперь свет на юге постепенно гас и стал передвигаться к востоку, где он опять увеличился и превратился в море света, осветившего половину небосвода.
— Что вы скажете по поводу этого сверхъестественного явления? — спросил Тим Разящую Руку.
— То, что я не вижу ничего особенного: пламя это происходит от горящих кактусов, а мнимые духи — это обыкновенные всадники. А вот почему подожжены эти кактусы, мне еще неизвестно.
В это время в освещенном пространстве пронеслись один за другим несколько всадников.
— Живо на лошадей! — скомандовал Разящая Рука. — Мы очень скоро познакомимся с этими господами.
Все повиновались ему, и они быстро настигли мчавшихся всадников, которые описывали полукруг и теперь должны были скакать мимо них.
Разящая Рука и его спутники положили своих лошадей и сами прилегли, чтобы остаться незамеченными. Когда предводитель мнимых видений поравнялся с ними, охотник сбросил его на землю с помощью лассо. Это был индеец. И тут Разящая Рука подошел к нему и вместе с волосами сорвал с головы украшения. Все узнали бывшего драгунского офицера.
— Скажите теперь, сэр, зачем вы подожгли кактусы и почему преследовали Духа Льяно?
— Это не Дух, а мальчишка. Он убил одного из нас выстрелом в лоб, и мы ему мстим.
— А что ты замышляешь против каравана, провожать который послали некоего Тобиаса Буртона?
— Никакого Тобиаса Буртона я не знаю, зла вам не сделал и потому прошу меня оставить.
— Нам ты зла не сделал, но здесь найдется человек, который, может быть, захочет с тобой посчитаться, — сказал Разящая Рука и подозвал молодого индейца.
— И этого краснокожего я не знаю…
— Но мы тут все свидетели, — вмешался Джим, — что ты убил отца этого несчастного. Или, быть может, ты не помнишь и нашей встречи?
Опять последовал отрицательный ответ. Тогда Разящая Рука сказал, обращаясь к Железному Сердцу:
— Он твой должник, и я отдаю его в твое полное распоряжение.
Но индеец потребовал, чтобы его врага освободили от лассо и дали ему в руки нож. Получив оружие, тот ускакал, но вскоре был настигнут индейцем, который быстро вернулся к своим спутникам, сияющий, невредимый и со скальпом за поясом.
Там, где штат Нью-Мексико своей юго-восточной частью врезается во владения Техаса, находится самый опасный уголок Дикого Запада. Живущие там команчи и апачи никогда не бывают в мире. Горная цепь отделяет эту местность от Льяно.
На берегу небольшой реки сидели четыре человека. Трое из них были, без сомнения, янки, четвертый больше всего походил на негра. Лошади их паслись тут же, на траве. Их хозяева закусывали и разговаривали, время от времени поглядывая на восток.
Они совещались о том, как им ехать, и большинство предпочитало скорее подвергнуться опасностям Льяно, чем удлинять путь на целую неделю.
— Стыдно нам колебаться, — сказал один из них, — с таким оружием, как у нас, можно свободно идти против двадцати индейцев. Я испытал опасности Льяно и, если бы не мой друг Джагл-Фред, меня бы уже не было в живых.
— Как, ты знаешь Фреда? — спросил другой. В это время послышался конский топот.
— Как вы думаете, это краснокожие? — спросил Блонт, один из присутствующих.
— Нет, — ответил Бен Нью Мун, — это белые, и я утверждаю, что их двое.
Действительно, вскоре к ним подъехали два всадника, старательно рассматривая следы на земле.
— Их нечего бояться, — сказал Портер, — они, судя по костюмам, мексиканцы. — И он обратился к вновь прибывшим: — Мы те, по чьим следам вы идете. Мы честные люди, и, надеюсь, вы против нас ничего не имеете? — и, видя, что они берутся за оружие, прибавил: — Это совершенно напрасно, мы ведь не разбойники.
— С честными людьми приятно встретиться, особенно в такой опасной местности. Но позвольте вам представиться, нас зовут Эмилио и Карлос, братья Кортеджо, — назвали себя мексиканцы.
Янки также представились, и таким образом все познакомились.
Портер, один из янки, рассказал, что их компания идет из Калифорнии, и хотя прямо через Льяно им ближе, они не решаются на такой опасный путь. Узнав, что оба мексиканца направляются почти туда же и при этом уже не в первый раз, он предложил им объединиться и вместе отправиться дальше, на что те с удовольствием согласились.
Когда опустились сумерки, выбрали место для ночлега — маленькую лужайку с мягкой травой на самом берегу ручья. Неожиданно из кустов вышли два человека в кожаных костюмах и широкополых шляпах. Они держали ружья наготове. Один из них крикнул:
— Кто идет?
— Путешественники, — ответил Портер.
— Откуда?
— Из Калифорнии. А вы кто такие?
— Мы охотники, — отвечал все тот же незнакомец.
— Сколько же вас там спряталось?
— Мы одни, но на днях должны подойти наши товарищи из Льяно, мы их ждем здесь со вчерашнего дня.
— Как же вы рискуете идти навстречу с поднятыми ружьями, если вас только двое?
— Ha этот счет мы спокойны, для четверых из вас есть по заряду из наших ружей, а остальных можно пристрелить из ревюльверов. Не хочу скрывать, что лица некоторых из вас мне не внушают доверия, — при этих словах он выразительно взглянул на мексиканцев.
— Вы, кажется, сами, того не замечая, наносите нам оскорбление, — возмутился Портер.
— Я не сказал, кто именно из вас мне не симпатичен, да, наконец, я ведь могу и ошибаться…
Вскоре вся компания разместилась у затухавшего уже костра.
— Вы сказали, — обратился к охотникам Портер, — что будете здесь несколько дней ждать ваших товарищей. Но ведь вы рискуете встретиться с краснокожими, а встреча эта не из приятных.
— Это нас не беспокоит, так как с нами человек, который справится и с целой сотней краснокожих.
— Следовательно, вы здесь не одни, как сказали раньше. Где же третий?
— Он отправился на разведку и скоро вернется.
— Это, должно быть, знаменитый охотник вроде Разящей Руки?
— Да, вроде, хотя и не он.
— Но кто же? — продолжал допытываться Портер.
— Пусть он скажет вам сам, а пока представляю вам моего сына Мартина, меня же зовут Бауман.
— Благодарю вас и считаю теперь своим долгом назвать и наши имена. Меня зовут Портер; этих двух — Блонт и Фэлзер, это же луноподобное черное лицо зовется Бен Нью Мун. Два же мексиканца присоединились к ним только сегодня. Они везут деньги своего господина из Сан-Диего и тоже отправляются через Льяно. Их имена Эмилио и Карлос Кортеджо. — Называя каждого по имени, Портер указывал на него пальцем, и Бауман внимательно приглядывался к нему.
— Теперь, когда вы знаете наши имена, быть может, скажете: кто именно не внушает вам доверия?
— Я думаю, что вскоре они это и сами почувствуют, и называть их пока не буду.
Затем он обратился к братьям Кортеджо.
— Насколько я понял, близ Сан-Диего находится гасиенда вашего господина. Можно спросить, как она называется?
— Гасиенда Эчилло.
— А имя владельца?
— Его зовут… господин Монтано, — ответил, запинаясь, Карлос; было очевидно, что фамилию эту он только что придумал.
Бауман уже не хотел скрывать своего недоверия и сказал:
— Теперь я могу удовлетворить ваше любопытство и признаться, что неприятные мне личности — это вы и ваш брат.
Оба мексиканца схватились за ножи.
— Это явное оскорбление, и оно не пройдет вам даром! — воскликнул Эмилио, вскакивая со своего места.
— Я привык говорить в глаза правду всякому и на этот раз не намерен изменять своих привычек.
— Что же вы о нас думаете? — спросил Карлос, весь дрожа от злости.
— Я думаю, что вы лгуны, если еще не хуже.
Оба брата выхватили ножи из-за пояса и бросились к Бауману.
— Мы требуем удовлетворения тут же и сию минуту, иначе мы принудим вас к этому силой.
Бауман оставался совершенно невозмутимым и только направил револьвер на говорившего:
— Если вы сделаете еще хоть шаг вперед, я немедленно уложу вас на месте, а Мартин выстрелит в вашего брата. Имя Бауман вам незнакомо, но меня все племена называют по-своему, и все эти имена означают одно и то же — Гроза Медведей. Теперь вы, вероятно, припомните, что кое-что слышали обо мне.
— Как? Неужели перед нами известный Гроза Медведей? — вскричал Бен Нью Мун.
— Да, он самый, — отвечал Бауман.
— Я о вас очень много слышал. Вы были взяты индейцами сиу в плен.
— Совершенно верно, храбрые Виннету и Разящая Рука освободили меня.
— Об этом выдающемся подвиге Разящей Руки мне тоже говорили. Я счастлив, что мы с вами встретились. Надеюсь, что происшедшее сейчас недоразумение забудется, и вы возьмете свои слова назад. Не правда ли?
— Слово «лгуны»? Никогда!
— Но разве вы можете это доказать?
— Я никогда не говорю того, чего не могу доказать. Во-первых, очень странно, что слуги несколько минут припоминают имя своего господина, а во-вторых, я несколько месяцев жил близ Сан-Диего, где даже не слыхал никогда имени Монтаио, и поэтому утверждаю, что там нет имения Эчилло! Очевидно, это название вымышленное и придумано тут же, во время разговора. Но вы можете спрятать свои ножи и оставаться здесь, — обратился он к братьям Кортеджо, — я вас не гоню только потому, что вы пришли с порядочными людьми.
Братья переглянулись и нехотя опустились на прежнее место.
Между тем наступили сумерки. Разожгли костер, и, так как листьев было мало, Мартин направился к кактусовым кустам. Место, где находилось общество, было очень низким, со всех сторон его защищал большой кустарник, и поэтому никто не заметил, что начинается ураган. Все были поражены жутким ревом и свистом — это ветер поднимал целые облака песка, сыпавшегося дождем на землю. Это приближался торнадо. Вдруг они услышали, что Мартин зовет их. Все поспешили к нему и увидели поразительную картину — в ложбине за кустарниками она не могла быть заметна.
Все пространство, где росли кактусы, было залито морем огня; каждое растение, каждый листок сверкал маленькими огоньками. Все стояли, пораженные волшебным явлением.
— Что бы это значило? — спросил Портер.
В ответ ему, с того места, где они раньше сидели, прозвучал голос;
— Это огоньки Великого Духа, которые он зажигает, когда хочет предостеречь своих детей.
— Это мой проводник, — объяснил Бауман, — он, по обыкновению, подъехал неслышно.
Все повернулись к тому месту, где потухал их костер, — там действительно стоял всадник. Это был индеец в национальном костюме, с украшением из перьев в длинных черных волосах. В руке он держал винтовку в серебряном окладе. Янки и мексиканцы страшно испугались и чувствовали себя будто в ловушке.
— Откуда здесь краснокожий? — спросил Портер. — Он, вероятно, не один?
— Нет, он один, — сказал Гроза Медведей. — Это Виннету, известный предводитель апачей.
Индеец слез с лошади и, не обращая внимания на то, что все присутствующие с любопытством разглядывали его, подошел к Бауману.
— Я прекрасно знаю направление торнадо, и мои мысли мрачны, как эта ночь, — сказал он. — Разящая Рука теперь находится в Льяно. Конечно, он достаточно опытен, чтобы суметь вовремя укрыться, но ураган начался так неожиданно, что мог застать его врасплох, и тогда он погибнет в пустыне, занесенный песком.
— Это было бы ужасно! Нам надо торопиться на помощь к нашему другу.
— Мой брат напрасно торопится. Если Разящая Рука во время урагана был в пустыне, то, к нашему несчастью, мы найдем только труп, и потому нам остается надеяться, что он счастливо избег этой участи. Дождавшись утра, мы пойдем навстречу. А пока пусть мои братья присядут к костру.
— Насколько я понял, — обратился Портер к Бауману, — Разящая Рука и есть тот, кого вы здесь ожидаете?
— Совершенно верно, и он приедет не один.
— С кем же?
— Насколько мы знаем, с ним Толстый Джемми и Длинный Дэви — их имена вам, вероятно, известны.
— Конечно, я не раз слышал об этих охотниках.
— Затем еще Хоббл-Фрэнк и негр Боб. Но, я думаю, найдется много желающих пройти пустыню Льяно под опытным предводительством Разящей Руки, и потому рассчитываю, что мы встретим большое общество.
— Жаль, что мы с вами расстанемся. Мне бы хотелось увидеть хоть раз в жизни Разящую Руку, этого непобедимого храбреца.
— Мы тоже решили рано утром ехать навстречу нашему товарищу, и можем отправиться вместе, тогда вы его наверняка увидите.
Бауман смотрел некоторое время на лицо Бен Нью Муна — оно было странного темного цвета, а кожа носила следы ожогов — и затем спросил:
— Простите мое любопытство, но меня все время занимает цвет вашего лица. Как это произошло?
— Этим я всецело обязан одному негодяю, который назвался Веллером, но затем я узнал, что на самом деле его зовут Шталингфор.
— О! С ним я немножко знаком, — сказал Бауман. — Он обокрал меня и едва не убил. Я потерял его из виду, но недавно узнал, что под именем Тобиаса Буртона, скромного миссионера, он хотел завлечь компанию путешественников в Льяно, чтобы ограбить, конечно. Но один из них узнал его, и тот поспешил скрыться. С ним бы и я хотел свести счеты. А вы, при каких условиях с ним встретились вы?
— Я ехал из Аризоны — там в качестве золотопромышленника мне удалось заработать хорошие деньги — и направлялся в Форт-Обри, в Арканзасе. В Колорадо мне встретился человек, который ехал туда же. Его внешность и обращение внушали полное доверие, и я был рад, что поеду через пустыню не один.
— Вы сказали ему, что с вами большие деньги?
— Нет, но об этом он сам догадался. По крайней мере, однажды ночью он осматривал мои карманы и, когда я проснулся, сказал, что я тяжело дышал и он хотел расстегнуть мне ворот. С тех пор я был осторожнее. Однажды мы остановились с ним отдохнуть, я стал набивать свою трубку, и вдруг этот мошенник сказал, что слышал чей-то голос неподалеку. Я бросил трубку и побежал в указанном направлении, но никого не нашел. Я отсутствовал около получаса и принес зверька, которого застрелил по пути. Он, под предлогом снять с него шкурку, отошел. Я снова взялся за свою трубку, но как только поднес к ней огонь, раздался страшный треск, и мне обожгло все лицо и голову. Оказывается, во время моего отсутствия он подложил в мою трубку порох. Не успел я опомниться, как Веллер одной рукой схватил меня за шиворот, пригнул к земле, а другой достал пакет с деньгами. Я схватился за нож, но от страшной боли лишился чувств, и когда опомнился, то рядом уже никого не было — негодяй скрылся с моими деньгами… К счастью, недалеко от нас был известный проводник Джагл-Фред. Он услыхал выстрел, которым я убил зверька, поспешил в нашу сторону и явился как раз в тот момент, когда я открыл глаза. О преследовании моего грабителя не могло быть и речи, так как я не мог двигаться и был счастлив, что по какой-то случайности сохранил зрение. Джагл-Фред прикладывал мне к лицу холодную воду, и благодаря ему я сравнительно скоро смог отправиться дальше.
Мексиканцы слушали рассказ Бен Нью Муна с необыкновенным вниманием. Несколько раз они многозначительно переглядывались и не замечали, что Виннету ни на минуту не спускает с них глаз. Он понял, что они связаны с тем человеком, о котором здесь говорили. Бауман внимательно наблюдал за Виннету — он так хорошо знал своего друга, что сразу же заметил, какое недоверие вызвали у него эти мексиканцы.
Братья Кортеджо, видимо, искали повода, чтобы сбежать. Один из них предложил сходить за листьями для костра, другой быстро вскочил, и они скрылись за кустами. Бауман хотел их удержать, так как это показалось ему подозрительным, но Виннету знаками удержал его, и когда мексиканцев уже не было, сказал:
— У этих белых нечистый взгляд и дурные мысли, но я узнаю, в чем дело.
И он последовал в кусты за мексиканцами.
— Виннету им тоже не доверяет, — сказал Портер. — Я же готов поспорить, что они честные люди.
— И проспорил бы, как пить дать, — сказал Бен Нью Мун, — мне они тоже с первого взгляда не понравились.
— Я совершенно уверен, что это шпионы Коршунов Льяно, и не советовал бы вам идти с ними дальше, — сказал Бауман.
Молодой сын его, до сих пор хранивший молчание, тоже сказал, что заметил, как братья Кортеджо переглядывались во время рассказа Бен Нью Муна.
Вскоре вернулся Виннету. Когда он последовал за так называемыми мексиканцами, то застал их собирающими плоды кактусов и говорящими по-английски. Уже это одно доказывало, что они не те, за кого себя выдавали.
— Этому Бауману я не прощу обиды, — говорил Эмилио Кортеджо. — Правда, нам теперь будет труднее спрятаться.
— Да, приезд Виннету придаст делу иной оборот, — отвечал Карлос. — Что, ты осмотрел его лошадь?
— Прекрасная лошадь, такие есть только у Виннету и Разящей Руки. Как ты думаешь теперь поступить?
— Ясно как: мы дадим им уснуть и убьем во сне. А теперь, чтобы не возбуждать лишних подозрений, поспешим обратно, у нас уже достаточно плодов, чтобы угостить всех.
После этих слов Виннету поспешил удалиться так же незаметно, как и пришел. Он полз на четвереньках и, когда возвратился, принял такой вид, будто и не вставал с места.
Вслед за ним вернулись и мексиканцы. Они предложили всем плодов, и один только Виннету отказался взять их.
— Я не ем отравленных плодов, — сказал он.
— Но откуда же вы взяли, что они ядовиты? — удивился Карлос.
— Они были в руках людей, которые задумали преступление и смерть.
— Я требую, чтобы вы взяли свои слова назад.
— Виннету никогда не берет своих слов назад.
— Но я оскорблен.
Виннету ответил презрительной улыбкой.
— Успокойся, — сказал брату Эмилио, — нельзя же ценить на вес золота слова индейца.
— Ты прав. Представим себе, что он их не говорил.
Виннету не проронил ни слова. Он вытянулся на траве и притворился спящим.
Он не успел поделиться с окружающими тем, что слышал от мексиканцев, но по его обращению с ними все поняли, что теперь этим людям надо доверять меньше, чем когда-либо. Некоторое время царило неловкое молчание. Затем Гроза Медведей и его сын последовали примеру Виннету. Постороннему вполне могло показаться, что все спят. На самом деле никто не спал: мексиканцы были озабочены своими планами, а остальные остерегались их.
Так прошло более получаса. Среди глубокой тишины послышался звук, подобный отдаленному звону, затем он повторился и постепенно замер.
— Что это? — спросил Портер.
— Это голос Поющей долины, — ответил Гроза Медведей.
Все замерли, слушая чудесную музыку. Она звучала, изумительно переливаясь; самый высокий звук сменялся самым низким; звуки эти то замедлялись, то ускорялись. Иногда слышались трезвучия, септ- и нонаккорды. Наверное, ни один инструмент не способен бы был воспроизвести подобной волшебной музыки.
Вскоре к первому присоединилось еще одно чудное явление — на небе, возник светлый шар, который постепенно превратился в огненный. Он вертелся вокруг своей оси, затем остановился; послышался страшный треск, что-то с шумом упало в воду и обдало всех водяными брызгами. Опять наступила темнота. Все были поражены и испуганы. Один Виннету сохранял невозмутимое спокойствие.
— Огненный шар, — произнес он, как бы отвечая на общий немой вопрос.
— Шар только потому, что он казался круглым? А разве вы не заметили у него хвоста? — спросил Портер. — Это дракон, это был дьявол.
— Будет вам, — вмешался в разговор Бауман. — Мы живем уже не в такое время, когда все непонятное объясняли чертовщиной.
— Так что же это, по-вашему, такое?
— Не что иное, как небесное тело, которое так близко подошло к земле, что притягивается ею.
— Так это звезда?
— Да.
— Какой глупец вам это рассказал, интересно бы знать!
— Это мне объяснил Разящая Рука, и если вы считаете себя умнее этого человека, то оставайтесь при своем мнении. Вы ведь слышали, как что-то тяжелое ушло под воду?
— Слышали, видели и даже ощущали, так как нас всех обрызгало водой.
— Так что же, по-вашему, это черт туда провалился? Надо его в таком случае оттуда вытащить, а то он, не дай Бог, еще утонет.
— Он не утонет: он прошел прямо в преисподнюю.
— Если бы мы могли удалить воду, то я бы вам доказал, что вы говорите вздор, потому что на дне нашли бы дыру, в которой торчит аэролит, то есть кусок камня, из которого состоял огненный шар.
— Камень, вы говорите? Но ведь он мог нас убить!
— Безусловно. И наше счастье, что он ушел в воду.
— Я не стану больше с вами спорить, тем более что это вам говорил Разящая Рука.
— Я попробую найти следы камня в воде, — сказал Виннету особенно отчетливо и громко, как бы желая, чтобы его кто-нибудь слышал еще, кроме присутствующих. Он пошел в сторону ручья и скрылся в темноте.
Все сидели молча и ждали его возвращения. Только Мартин Бауман обратился шепотом к своему отцу:
— Камень — только предлог, но интересно знать, зачем скрылся Виннету.
— Очевидно, кто-нибудь был здесь рядом, он услышал и пошел узнать, в чем дело.
В это время из кустов послышался шепот Виннету, который звал Баумана. И отец, и сын бросились на его зов. Оказалось, что он схватил какого-то молодого индейца, который следил за ними. Когда подошли оба Баумана, Виннету спросил у захваченного:
— Почему мой молодой брат не пришел к нам открыто? Мы бы встретили его дружески. Возьми обратно свой нож и пойди скажи своим, что Виннету зовет их отдохнуть около нашего костра.
— Как? Ты Виннету?! Предводитель апачей? И ты мне отдаешь оружие? Ты, вероятно, принимаешь меня за апача?
— Нет, мой брат. Я вижу, что ты принадлежишь к команчам, но я люблю одинаково всех. Сколько там ваших?
— Двадцать человек.
— Иди же и скажи своему предводителю, что я зову вас выкурить трубку мира.
Молодой индеец удалился, а Виннету сообщил всей компании, что к ним направляются двадцать краснокожих, и, когда увидел, что большинство встревожено этим известием, сказал:
— Они не могут иметь дурных намерений, так как идут поклониться праху своего знаменитого вождя, погребенного за этой долиной.
Они разложили костер, и, когда команчи приблизились, он вышел им навстречу, пожал руку их предводителю и подвел его к костру. Все его люди расположились тут же.
Виннету успел предупредить вождя; конечно, он сразу догадался, что они идут в Льяно, но своим людям он сказал, что те идут поклониться праху своего старого вождя.
— Я потом объясню тебе, зачем мне это понадобилось, а пока не выдавай меня.
Тот, зная Виннету, не мог не доверять ему и потому согласился.
Один из индейцев почему-то задержался у своей лошади, и, когда подошел к костру, все уже были здесь. И он невольно обвел присутствующих взглядом. Вдруг он произнес, обращаясь к предводителю команчей:
— Я вижу здесь Коршунов Льяно.
— Где же они?
— Вон они сидят. — И он указал на двух мексиканцев. Виннету, который понял их разговор, сказал:
— Пусть мой брат успокоится. Если он видит здесь своих врагов, то мы с ними ничего общего не имеем. Что же знает он о них дурного?
— Я подстерег их, когда они совещались вдвоем, и узнал, что они принадлежат к Коршунам Льяно, что они ждут караван белых, которые будут проезжать в этой местности, чтобы убить их. И если ты укрываешь этих разбойников, значит и у тебя нехорошие мысли.
Тогда Виннету сложил свое оружие и попросил команча следовать за ним по ту сторону кустов. Тот после некоторых колебаний согласился. Когда они отошли настолько, чтобы их не слышали, Виннету сказал:
— Я знаю, что эти два мексиканца принадлежат к Коршунам Льяно, но я не убил их потому, что через них можно найти и их сообщников. Не надо, чтобы они знали, что нам известно, кто они. И ты, мой брат, не понял меня, если думаешь, что я их приютил.
Команч чувствовал себя пристыженным.
— Огненная Звезда со своим сыном Железное Сердце отправился на восток в жилище белых, — сказал он, — мы же знали, что Коршуны Льяно подстерегают белых, и боялись, чтобы они не напали на нашего предводителя, а потому и вышли к нему навстречу.
— Я тоже поеду с вами, потому что и я жду из Льяно друзей, за участь которых опасаюсь.
— Кого же ты ждешь?
— Разящую Руку и еще несколько человек.
— Разящую Руку? Известного охотника и воина белых? Если позволишь, мы поедем с тобой.
— Виннету не позволит, а будет просить тебя об этом.
В это время со стороны костра прозвучали выстрелы.
Оба поспешили туда и застали следующую картину: команчи бежали к своим лошадям, готовые каждую минуту ускакать; двух мексиканцев не было видно. Бен, Портер, Блонт и Фэлзер стояли в растерянности, не зная, что предпринять. Бауман с сыном продолжали спокойно лежать у костра, и, когда Виннету подошел к ним, Гроза Медведей сказал:
— Эти двое ускакали, да так быстро, что их не смогли нагнать наши выстрелы.
— Что же — тем хуже для них. Слезайте с лошадей, — обратился он к команчам, — пробудем до утра здесь, а завтра устроим охоту на этих Коршунов Льяно.
Однако воины послушались только тогда, когда их вождь повторил распоряжение Виннету. Все опять уселись вокруг костра, ожидая утра.
На берегу небольшого озера стоял маленький домик, крытый соломой. Он весь утопал в зелени, среди которой его совсем не было видно; казалось, открытая дверь вела в большую зеленую беседку. Вокруг озера росла сочная трава и возвышались прекрасные тенистые деревья. При взгляде на великолепную растительность, трудно было поверить, что местечко это находилось в самом центре губительной пустыни Льяно. А между тем все было именно так.
Это был тот богатый, орошаемый водой уголок пустыни, о котором все так много слышали, но дорогу к которому не знал никто. На траве паслось несколько лошадей. Возле самого озера, под тенью старого дерева, сидела уже немолодая негритянка. Она пела грустную колыбельную песню, покачивая в руках маленький предмет. Это была фотографическая карточка, изображавшая молодую негритянку с ребенком на руках. Она целовала карточку и приговаривала:
— Все время бедная Санна одна. Продали тебя, моего маленького Боба, сказали, что Санне не надо ребенка, и увезли. Как я тогда плакала и просила, но тебя на оставили. Господин взял тебя с собой в седло и увез. Жив ли ты, мой милый Боб? Знаешь ли ты, что твоя мать жива и любит тебя?
Она повторяла все одни и те же фразы, целовала карточку, и обильные слезы текли по ее щекам и падали на фотографию, хотя уже давно трудно было разобрать, что на ней изображено, а круглое местечко, где помещалась головка ребенка, совсем вылиняло. Но мать и так хорошо различала те дорогие черты, которые постоянно были у нее перед глазами и без карточки. Она продолжала петь все ту же колыбельную песню, пряча карточку в карман.
— Как Санна счастлива, что господин Блади-Фор вернулся, — говорила она, помогая прибывшему слезть с лошади. — Господин, верно, очень голоден, чего ему дать поесть? — заботливо спрашивала она.
— Нет, Санна, — отвечал тот, — мне некогда есть, ради Бога, наполняй мешки водой и как можно скорее, через полчаса я опять уезжаю.
— Только что приехали и опять уезжаете, и какой опасности вы себя подвергаете! Бедная Санна опять останется одна…
Но он уже не слушал ее, а шел в дом, который состоял из одной комнаты с тремя окнами. Под потолком висело разное сушеное мясо, а на стенах — всевозможное оружие, какое только можно себе представить. Всю меблировку составляли две кровати, стол и несколько стульев. На полу, посреди комнаты, лежала огромная шкура белого бизона.
— Одеяние духа, — сказал сам себе Блади-Фор и, взглянув на ножи, отобранные у убитых, прибавил: — Уже двадцать шесть!
Затем он упал на постель, чтобы немного отдохнуть. Вскоре заглянула Санна и сообщила, что вода готова. Блади-Фор привязал к седлам четырех лошадей мешки с водой — ею он не раз спасал истощенных путников в пустыне, — взял сухого мяса, надел на себя белую шкуру и сел на пятую лошадь, причем всех остальных лошадей он привязал одну к другой.
— Сегодня я вернусь с небольшим обществом, которому хочу открыть свое жилище, с ними будет негр Боб. Глядя на него, ты вспомнишь своего сына, — сказал он на прощание старой негритянке и быстро ускакал.
Почти в то же самое время знакомое нам общество двинулось по следам братьев Кортеджо. Впереди всех ехали Виннету и предводитель команчей, затем Гроза Медведей с сыном, а за ними все остальные. Виннету наполовину висел в седле, стараясь лучше рассмотреть следы. Вдруг он остановился. На этом месте было много следов. Все принялись внимательно их изучать, наконец Виннету сказал:
— Здесь ехал человек с пятью лошадьми, и все они были друг к другу привязаны, а через несколько шагов он встал, и по ноге видно, что этот бледнолицый человек еще не старый.
В это время Бауман подозвал их к себе.
— Взгляните, господа, — сказал он, — очевидно, он потерял один из мешков с водой, которая вытекла, а он вставал, чтобы поднять мешок. Кто бы это мог быть и зачем он вез столько воды?
— Быть может это и были те белые путешественники, которых поджидают Коршуны Льяно? Нам надо спешить по следам братьев Кортеджо, — сказал Виннету.
Теперь следы вели прямо на север. Скоро они подъехали к месту, откуда следы пяти лошадей вели прямо к северу, а следы мексиканцев — к востоку.
— Куда же нам двигаться? — спросил Бауман.
Решили идти по следам последних. Вскоре они увидели двадцать телег с каким-то грузом, их тащили в сопровождении вооруженных всадников изможденные лошади, направлялся караван к северо-востоку. Люди, как и животные, имели истощенный, измученный вид. Только под ехавшим впереди всадником лошадь была совершенно свежей. Одетый как индеец, это был не кто иной, как Тобиас Буртон. Это он предложил каравану свои услуги как проводник и вел его на верную гибель.
— Мы со вчерашнего утра не пили, — говорил один из всадников, — и я уверен, что здесь есть злой человек, который выпустил воду умышленно — так быстро она не могла высохнуть.
— Кто же на это решился, — возразил Буртон, — ведь он тогда и сам погибнет. Теперь уже нам не долго страдать. Вы видите, мы идем совершенно точно по кольям, которые указывают нам дорогу.
— Да, но кто же не знает, что злоумышленники часто переставляют колья.
Между тем Блади-Фор, отъехав на некоторое расстояние от своего дома, был настигнут целой шайкой так называемых Коршунов Льяно, которые отняли у него всех лошадей и воду, так что он сам едва ускакал. Направляясь к северу, он опять увидел компанию из нескольких человек, но те еще издали узнали его. Это был Разящая Рука со своими друзьями.
— О! Как я счастлив, — сказал Блади-Фор, — что встретил вас! Коршуны отняли у меня лошадей и воду, и я не могу помочь каравану, который теперь умирает от жажды.
— Да у вас, вероятно, есть запас воды в пустыне? — спросил Разящая Рука.
— Больше скрывать от вас я не считаю нужным и признаюсь, что у меня есть дом возле небольшого озера, оттуда я и оказываю помощь несчастным страдальцам. Однако поспешим на помощь каравану; я знаю, где он идет, это час езды отсюда, не больше.
Все ударили своих лошадей и прибыли как раз вовремя. Караван почти умирал от голода и жажды. Их сначала приняли за грабителей, но когда Разящая Рука громко назвал свое имя, проводник каравана — не кто иной, как Буртон — вскочил на свою лошадь и ускакал, посылая проклятия по адресу Разящей Руки и угрожая скоро вернуться и погубить его вместе с караваном. Никто не стал догонять его, так как все занялись распределением прибывших с ними запасов, чтобы хоть как-то поддержать силы людей и животных.
Буртон ехал не долго. Вскоре он прибыл в лагерь Коршунов, где около тридцати человек сидели у огня и ждали добычи, за которой как раз и отправились братья Кортеджо и некоторые другие.
В это время к их лагерю подъехал Виннету со своей компанией. Он издали увидел огонь и подполз, чтобы рассмотреть, сколько врагов, о чем и сообщил ожидавшим его товарищам.
— Там их тридцать человек, — сказал он, — они ждут добычи, а мы лучше отправимся дальше по следам Кортеджо, которые ведут к каравану. Быть может, нам еще удастся спасти несчастных.
Они поторопились и скоро достигли места, где остановился караван. Сколько тут было радостных встреч и объятий! Точно какая-то волшебная сила привела всех к одному месту. После того как каравану была оказана необходимая помощь, решили, как поймать и уничтожить Коршунов. Блади-Фор с воинами команчей должен был отправиться вперед по песчаной дороге, проходящей между двумя рядами кактусов и ведущей к его дому, чтобы там встретить неприятелей, которых взялся гнать отсюда по той же дороге Виннету. Когда наступила ночь и Коршуны подошли к каравану, то неожиданно были ошеломлены выстрелами по команде Виннету; они хотели отступить, но сзади уже зашел Разящая Рука с тридцатью воинами. Оставалось бежать к кактусам, но их уже подожгли, и разбойники вынуждены были направиться туда, где их ожидал Блади-Фор. По дороге многие из них были убиты, и когда Блади-Фор и бывший с ним Железное Сердце уже приготовились стрелять, они поразились тому, что встретили только трех Коршунов.
Один из них был в индейском костюме. Блади-Фор выстрелил в него, и тут с трупа неожиданно свалился парик — он узнал убийцу Кребса.
Таким образом, Коршунов удалось перебить всех. От горевших кактусов поднимались испарения. Пошел дождь, и караван вскоре смог продолжить свой путь.
Когда же вся компания друзей Блади-Фора собралась у него возле озера, он надел белую шкуру и предстал перед ними в виде Духа Льяно.
— Так вот кто был этот Добрый Дух! — воскликнули все в один голос.
И Блади-Фор в подробностях рассказал им свою историю.
— Теперь ты не будешь уверять, Тим, что Дух Льяно — это привидение? — спросил Джим.
— О нет, — ответил тот. — Теперь я вижу — это человек, и прекраснейший человек, герой, какого нам вряд ли когда-нибудь еще придется встретить…