На грани ночи

16

Все услыхали вой сирены.

— Хуанита, ты, пожалуй, притормози, — сказал Альберто.

Темноволосая девушка, которая сидела за рулем, кивнула, сбрасывая газ и поворачивая свой «фольксваген» к обочине дороги. Молодая пара на заднем сиденье вытаращила глаза на полицейскую машину.

Альберто обратился к ним.

— Манк, ты имеешь какое-то представление, почему они нас останавливают?

Манк кивнул головой.

— Конечно. Закон на их стороне, а не на нашей. Этого вполне достаточно, парень. А ты, крошка, не вздумай отвечать, когда о чём-то будут спрашивать, — приказал он своей подруге. — Поняла?

От взгляда Хуаниты не ускользнуло, как Альберто ногой запихнул кучу измятой одежды под сиденье. И она вздохнула с облегчением. Ведь Альберто решил подыгрывать Манку и его идиотской подружке. Придется и ей сыграть свою роль. Один полисмен — это дорожная инспекция, заметила она, — уже вышел из машины и, не торопясь, направлялся к ним.

Тони («Даже не вспоминай об этом имени! — мысленно выругала она себя. — Альберто!»)… Альберто снова взял в руки гитару. Измятая одежда лежала под сиденьем. Он не станет шарить под сиденьем, если только всё будет в порядке. В этих лохмотьях у него был спрятан обрез полуавтоматической винтовки, и он очень ловко умел стрелять из этого оружия. Ей, конечно, начхать на то, сколько легавых он нашпигует свинцом, но больше она не хочет насилия. Она обеими руками вцепилась в руль и вперила взгляд перед собой.

«Хуанита Алеман. Это твое имя, — предостерегла она сама себя. — Не забывай. Ты мексиканка. Мексиканка. Когда заговоришь, они должны услышать твой акцент. И ты должна убедиться, что они услышали его. Улыбайся, девочка. Улыбайся, показывай им свои зубки и ни в коем случае не дай им догадаться, что ты красивая черномазая девчонка с двумя колледжами за спиной, напичкана дьявольским образованием так, что те два белых оболтуса даже представить себе не в состоянии. Ибо если бы они догадались… — Она искоса взглянула на Тони… — Альберто, ты, дурёха! Альберто». Хоть сотню лет таращься на него, ни за что не скажешь, что на голове у этого парня парик. Она сама подбирала и подгадала так, чтобы в этом парике он был похож на того, кого строил из себя. Исполнитель народных песен, выглядел он ни добрым, ни плохим, но живым, непринуждённым и весёлым. Он всё же немного играл на гитаре, а больше от него ничего и не требовалось. Парик сидел на нем безупречно, к тому же он не брился целую неделю, и ещё эти шутовские очки на носу…

Это был у них единственный способ прорваться сквозь полицейские кордоны, выставленные повсюду. Когда они узнали про Джесса и Мэй, её всю пронзило холодом до самых костей. Но Тони всегда высмеивал мысль о бегстве из Штатов на каком-то судне. Безразлично, сколько вы заплатите капитану, предостерегал он, этот сукин сын будет рассчитывать, что от правительства он получит больше и ещё в герои вылезет.

Но просто так взять и отправиться в дорогу они не могли: повсюду были их фотографии, и абсолютно все выслеживали их.

Тони Мальони и Лесли Холл исчезли. У них хватило денег, чтобы приобрести всё необходимое. Лесли выходила одна вечерами, и никто не мог её узнать. Она напяливала на себя лишнюю одежду, до тех пор, пока её фигура не становилась полной, а сама она приобретала вид одетой без вкуса, отвратительной бабы. Она не гримировалась, только лохматила себе волосы и носила башмаки без каблуков, в которых неуклюже ковыляла. Она растворилась в Уоттсе — негритянском районе Лос-Анджелеса. А там можно добыть что угодно — были бы деньги.

Итак, они приобрели себе водительские права на имена Альберто Хименеса и Хуаниты Алеман. Тони свободно разговаривал по-испански. Они стали американцами мексиканского происхождения. Тони играл на гитаре, и они составили вдвоём довольно пристойный дуэт. Они выбросили свою старую одежду и одевались теперь соответственно тем ролям, которые играли.

В Розуэлле, штат Нью-Мексико, готовилось большое событие. Исполнители народных песен и рок-музыки. Они раздобыли несколько печатных бланков. Десять минут за печатной машинкой, и Лесли изготовила вполне правдоподобное приглашение выступить с песнями на фестивале музыки в Нью-Мексико.

Следующей проблемой было — как ехать?

Они кое с кем переговорили, и к вечеру к ним явился гость. Так они познакомились с Манком, который «фольксвагеном» собирался ехать со своей девушкой из Лос-Анджелеса во Флориду. Это было очень кстати. Манк и его как там её зовут предоставляют колеса, они оплачивают горючее, а питание общее…

И вот теперь этот трижды проклятый фараон барабанит по дверцам, предлагая им выйти!

Тони сел за руль. Лесли всё ещё чувствовала себя совершенно обессиленной после двадцатиминутного допроса, которому подверг их дорожный патруль. Манк сыграл свою роль, как было условлено, а его девушка светила глазами на полисмена в безумной улыбке, так и не произнеся за всё время ни слова. Полисмен приказал:

— Убирайтесь прочь и не вздумайте останавливаться, пока не переедете границу штата.

Даже неплохие ребята. А впрочем, начхать на них, думал Тони Мальони. Главное — что их не схватили и они едут дальше.

Теперь по крайней мере у него было время подумать. Как это, чёрт возьми, случилось, что он вырядился мексиканцем? Чем больше он об этом думал, тем комичнее всё казалось. А вообще, жизнь сплошная мерзость, и он об этом никогда не забывал. Такой взгляд на жизнь здорово помог ему несколько лет назад, когда под ним разверзлась бездна. Капитан-лейтенант ВМС Сальваторе А. Мальони. Блестящий лётчик-истребитель. Один из лучших «ястребов» на весь чёртов флот. Две сотни боевых вылетов над Северным Вьетнамом и грудь в орденских ленточках не оставляли сомнения в том, что Мальони — первый кандидат на внеочередное повышение в чине. Хотя он и держался в стороне от остальных пилотов, зато в небе мог любого из них заткнуть за пояс.

И однажды ночью, перед самой посадкой на авианосец, заглох двигатель его самолёта. Второй двигатель вытянуть не мог, а море было неспокойное, и палуба авианосца, поднявшись на волне, стукнула по его Ф-4, как большая мухобойка по мухе. Он уже не успел катапультироваться из машины, которая буквально разваливалась на куски.

Когда он очнулся — а прошло много времени, — то почувствовал: случилось что-то ужасное. Почувствовал, несмотря на морфий. Посмотрел поверх белых простыней и увидел, что нога его торчит под каким-то невероятным углом к туловищу. Он снова впал в забытье, а когда пришел в сознание во второй раз, то лежал на другой кровати и с его ногой уже что-то сделали. Они растерзали его тело, словно баранью тушу, вспоминал он со жгучей злостью. Он понял худшее ещё раньше, чем хирург со своей слащавой улыбкой похлопал его по плечу и сообщил, что они удалили ему часть берцовой кости, что нервы повреждены и уже никогда эту ногу ему никто выпрямить не сможет. Своим медовым голосом хирург снова и снова правил над Тони панихиду, по сути, хороня его живьем. Иначе и не скажешь: ведь он никогда уже не сможет служить в морской авиации. На кой чёрт, кому нужен парень с перекрученной стопой в кабине ревущего истребителя? И к чертям собачьим его послужной список, в котором, ясное дело, несчастный случай квалифицировался как «ошибка пилота» и ответственность была возложена на него. Будь прокляты они все! Оператор радиолокационной установки, что сидел сзади него в кабине, погиб, флот потерял не только истребитель, но и ещё с полдесятка самолётов, когда его Ф-4, очутившись в их гуще, развалился. Вот тут и сказалось то, что держался Тони в стороне: в послужном списке его похоронили во второй раз — разжаловали, вышвырнули коленкой под зад из морских офицеров.

Он тогда считал, что худшего быть не может. Как же он ошибался! Через два года он всё ещё безуспешно пытался получить разрешение летать. Где угодно. На каких угодно условиях. Но проклятая стопа оставалась перекрученной, и в половине аэропортов, куда он приходил, неуклюже хромая, над ним просто смеялись. А в другой половине ему сочувствовали, и это злило его ещё сильнее.

Он подался на юг и под Гейнсвиллом, в штате Флорида, увидел афиши, которые рекламировали воздушное представление странствующих пилотов в стиле старых времен. Он мчался всю ночь и прибыл туда утром, когда они ещё работали возле своих машин. Он ходил между самолётами системы «вако», «флит», «стирмен», и ему казалось, что сердце его вот-вот разорвётся. Наконец ему стало совсем невмоготу сдерживаться, и ноги сами понесли его вперед. Он очутился в кабине «стирмена», быстро включил тумблер, и вот двигатель, кашлянув, заработал, и он покатил по траве, не обращая внимания на людей, которые с криками бежали за самолётом. Он забыл обо всём, кроме рычагов и педалей управления под своими руками и ногами, забыл даже о перекрученной стопе — и целых полчаса радостно орал и делал с машиной всё, что хотел, чуть ли не выворачивая её наизнанку.

Под конец он выключил двигатель, набрал в легкие как можно больше воздуха и ухватился за рычаг руля управления. «Стирмен» закрутило в штопор, и он ринулся к земле. Тони вывел самолёт из штопора в последний миг и мягко приземлился.

Так Майк Джеффриз нашел его.

Лесли Холл смотрела на Тони, который сидел за рулём. Она чётко видела его профиль в те минуты, когда фары встречных машин разрывали темноту. Этот грубиян, избегавший людей, поддержал и утешил её, когда она узнала о гибели Джина. Ужасная картина разбушевавшегося огня, посреди которого — в машине, как в капкане, — был Джин, терзала её душу. И Лесли отчаянно старалась отогнать это видение, стоявшее перед глазами. Она кусала себе губы, чтобы не заплакать.

Они тогда все были в разъездах, быстро переезжали с места на место по заранее намеченному плану. У них было пять бомб, и Джин поехал в Канзас-Сити, чтобы заложить там первую. Они до сих пор не могли понять, что именно у него не сработало. Какая-то прихоть судьбы — и погиб человек, за которого она должна была выйти замуж.

Он отказывался жениться на ней, пока не станет на ноги. Из Вьетнама Джин приехал героем — ряд орденов и медалей, блестящий послужной список стрелка спасательного вертолёта. Пока он носил форму, его уважали, товарищи по службе дружески похлопывали по плечу. Потом он снял военную форму, и оказалось, что для негра, пусть и бывшего героя, приличной работы нет. Джин Мур никому не был нужен. На десять авиамехаников в стране трудно было найти одного такого, как он, но никто не желал сесть в самолёт, двигатель которого подготавливал к полету чернокожий. Он мог заправлять самолёты горючим, протирать кабины снаружи, прибирать в ангарах. Но ему не разрешали касаться рабочих механизмов.

Никто не разрешал, кроме Майка Джеффриза, который не различал цветов кожи. По крайней мере внутренним зрением. Но он заглянул вглубь, в самую душу Джина Мура. Майку не нужен был лишний механик, но он знал, сквозь какие невзгоды прошел Джин.

— Сейчас у меня нет для тебя работы, — сказал он Джину. — Но я дам тебе возможность показать своё умение и, если ты в самом деле хороший специалист, я тебя не уволю.

Это было всё, о чём мечтал Джин. Он получил свой шанс в жизни от Майка, и дружба между ними возникла с первой встречи и чем дальше, тем больше крепла. Майк научил Джина управлять самолётом и прыгать с парашютом. Вдвоём они производили большое впечатление. Майк не руководил своим другом. Он вдохновлял его.

Потом Джин погиб. Тони Мальони был ему почти таким же близким другом, как и Майк. Позиция Тони в расовом вопросе не оставляла сомнений.

— Если кто-то заверяет, будто ему безразлично, какого цвета кожа у человека, — говорил Тони, — не верьте этому сукиному сыну. Надо просто не замечать цвета кожи. Вот в чем суть…

А в людях Тони разбирался, и он тоже помогал Джину Муру стать классным пилотом; а когда в газетах они увидели черную кучу обломков автомобиля, он тяжело переживал это. Ибо под теми обломками был Джин.

Боб Винсент положил ноги на стол генерала Шеридана. На лице у того отразилось удивление.

— У вас праздник? — поинтересовался Шеридан.

Винсент улыбнулся.

— Нет, скорее предчувствие праздника. — Он помахал лентой телетайпного сообщения. — Мы получили сообщение, что Мальони видели в окрестностях Лос-Анджелеса. В каком-то убогом мотеле. Управляющий как будто бы видел также, как к нему в комнату заходила молодая негритянка. Если он не ошибся, это могла быть Лесли Холл.

— А разве она негритянка?

— Конечно. Теперь такие пары уже не диво, но и не такое частое явление, чтобы не привлечь к себе внимание.

Шеридан кивнул и потянулся за сигарой. Винсент опустил ноги на пол.

— Мы тщательно изучили его образ жизни. У него нет никого, кроме нескольких близких друзей. И друзья для него значат больше, чем что-либо ещё в жизни.

— Даже чем деньги? — скептически спросил Шеридан.

— Из тех, кого я знаю, — спокойно сказал Винсент, — вы можете понять это лучше, чем кто-либо. Мальони — бывший лётчик морской авиации, покалеченный в авиакатастрофе. Несчастный случай во время посадки на авианосец. По мнению большинства пилотов, которые служили там же, с ним поступили несправедливо. Он чуть не стал безработным. Но вот он встретил Майка Джеффриза, личность незаурядную, — это для нас становится чем дальше, тем очевиднее, — и только у него Мальони получил постоянную работу. Он хотел летать, потому что без этого просто не мыслил своей жизни…

— Действительно, — мрачно сказал Шеридан. — Но предателя не может оправдать ничто.

Винсент вздохнул.

— Эта оценка делу не поможет. И я не хотел бы, чтобы она повлияла на ваши выводы.

Артур Шеридан промолчал.

— Если бы вы были Тони Мальони, Артур, что бы вы сделали сейчас?

Шеридан не торопился с ответом. Он подумал о заграждениях на всех дорогах, которые пересекали границу, об усиленных патрулях, сквозь которые не проскочить никому — даже ночью или в плохую погоду. Следили и мексиканцы, готовые схватить каждого нарушителя границы, — ведь Соединенные Штаты объявили награду в пятьдесят тысяч долларов за каждого члена банды. Ни один рейсовый самолёт не вылетал за пределы страны без тщательнейшей проверки. Каждое судно, каждый частный самолёт — все транспортные средства, покидавшие территорию Соединенных Штатов, проходили сквозь густое сито тщательнейшей проверки.

Всё это мгновенно промелькнуло в голове Шеридана.

— Ехать на север ему нет смысла, — начал рассуждать Шеридан вслух и затянулся сигарой. — Нет, наверное, вы правы, Боб. Он должен… податься именно на восток. — Шеридан поднял глаза на Винсента. — Должен… — подчеркнул генерал.

— Почему «должен»? — спросил Винсент.

— А потому… — улыбнулся Шеридан. — Я, кажется, догадываюсь, что собирается совершить ваш приятель. Хотите пари?..

— Тони, не убивай его.

Тони вперил в неё удивленный взгляд.

— Не убивай его, — повторила она. — Это должно когда-то кончиться. Так почему не сейчас?

— Я тебя не понимаю, Лесли. — Он повернулся, чтобы лучше разглядеть её лицо. — Ты же знаешь, нам крайне необходимо…

— Ну и пусть, — запальчиво ответила она. — Прошу тебя. Я… я… ну прошу тебя, Тони.

Он пожал плечами — она увидела это даже при тусклом свете луны.

— Хорошо, — пообещал он. — Картина мне уже ясна. Тут только один ночной сторож. И в эту пору он не будет чрезмерно внимателен. Видишь его? Смотри вон за тем рядом самолётов. Там светится его фонарик.

— Вижу.

— Чудесно. Ты знаешь, что тебе делать.

Они выбрались из ручья. Мальони, низко припадая к земле, направился вдоль края лётного поля к восточному ангару. Лесли подождала, пока он скрылся за кустами, а затем поднялась в полный рост, не прячась, направилась вдоль обозначенной синими огнями дорожки для выруливания. Тони обдумал всё чётко. Когда она подойдет к ангару, сторож подойдёт туда же с другой стороны. Они окажутся совсем рядом. С глазу на глаз. Белый мужчина, один на отдаленном аэродроме, рад приветствовать первую попавшуюся женщину. Любого цвета кожи.

Она помахала рукой.

— Эй, там!..

Фонарик посветил в её сторону. Она заметила отблеск металла ружейного ствола, и в голове у неё промелькнуло: «О, боже!»

Но тревожиться не было оснований.

Тони ребром ладони со страшной силой ударил сторожа сбоку по шее. Тот сразу потерял сознание.

— Стереги его! — приказал Тони.

В его руке сверкнул нож. Хромая, он подбежал к ближайшему самолёту и резанул по шнурам крепления. За несколько минут он вытянул сторожа за ограду — уже связанного, с кляпом во рту и всё ещё не пришедшего в сознание.

— Возьми его винтовку, — бросил он Лесли. — Она ещё может нам понадобиться.

Лесли взяла винтовку, а он тем временем побежал вдоль ряда самолётов. Она не отставала от него. Тони остановился около двухмоторного.

— Вот то, что нам нужно, — сказал он, улыбаясь.

Его движения уверенны и быстры. Вот уже загремел левый двигатель, потом правый. Тони снял ногу с тормозной педали и пустил «ацтек» в объезд других самолётов, выруливая на взлётную полосу. Он не стал проводить обычных проверок. Нет времени. Взялся за рычаги управления, мельком посмотрел на показания приборов и перевел дроссельную заслонку сначала в максимально открытое положение, а затем назад. А, начхать. Двигатели и так разогреются. Вот они уже на взлётной полосе, без огней, катятся на полной скорости. Вот оторвались от земли. Убрав шасси, Мальони стал круто набирать высоту.

— Полетим над долиной, — сказал он Лесли. — Вдоль реки Пекос, прямиком в Техас. Будем лететь по эту сторону границы, пока не достигнем Ларедо. Там, на самой границе, большое озеро. Над озером мы и пересечем границу. Я полечу почти на бреющем, чтобы нас не могли засечь. Потом мы перескочим через горную гряду и выйдем к Мексиканскому заливу. А там на расстоянии миль в сто нет ничего. Лететь будем над самой водой. Дальше пересечем Юкатан и очутимся в Британском Гондурасе.

Мальони повел «ацтек» на бреющем полете. До береговой линии озера он подошёл на высоте, потом снизился настолько, что его пропеллеры волновали воду. Лесли старалась не дышать. Над озером они летели со скоростью почти двести миль в час, теперь перед ними предстали горы. Из-за этих гор прямо по курсу, за которыми лежит равнина, откуда уже рукой подать до Мексиканского залива, ему придется набирать высоту. Что ж, Тони отнесся к этому спокойно. Ведь сейчас ночь, граница уже далеко, и они летят со скоростью двести миль в час. Внимательно осмотрев береговую линию озера, он в последний миг нажал на рули управления, и «ацтек» круто пошел вверх. На высоте четыре тысячи футов Мальони выровнял самолёт, чтобы как можно быстрее перелететь через горы.

И тут — ослепительная вспышка света. Они инстинктивно подняли вверх руки, закрывая глаза. Прищурясь, Мальони напрасно силился что-то разглядеть. Яркий свет продолжал слепить глаза, вызывая фантастические галлюцинации в лазурно-золотистых тонах.

— Тони!

Но ещё до того, как она произнесла его имя, он узнал эти призрачные контуры. Реактивные истребители. Как только его глаза адаптировались, он разглядел на самолётах мексиканские опознавательные знаки. Снова на него нацелен луч прожектора. Мальони зажмурился, но успел увидеть с обеих сторон по истребителю с выпущенными шасси и спущенными закрылками.

Он ругнулся. Наверное, они перекрыли границу наглухо, пропуская только рейсовые самолёты. Но у него оставался шанс. Если только посчастливится обмануть их…

Мальони знал, что они должны быть настроены на запасной канал связи. Настроившись на частоту 121,5, он выхватил микрофоны из гнезда.

— «Ацтек» шесть-шесть-четыре-янки, — отрекомендовался он. — Слышите меня? — И, мгновение поколебавшись, сердито заорал: — Какого черта вы всё это затеяли? Я лечу по маршруту…

— Не имеет значения, сеньор, — прозвучал в ответ голос. — Мы вынуждены просить вас приземлиться. Немедленно возвращайтесь назад в Ларедо.

— Но позвольте! Вы же не имеете права вот так ни с того ни с сего заставить меня сойти с курса! У меня…

— Немедленно возвращайтесь, — приказал голос.

— Тони, я уже вижу впереди залив!

Он посмотрел на Лесли и быстро ответил:

— Я тоже.

— Есть у нас хоть какой-то шанс? — спросила она, не скрывая волнения. Да и он волновался не меньше. Всё что угодно — только не возвращаться.

— Какой-то шанс остается всегда, — угрюмо сказал Тони.

Он не сказал ей того, чего боялся больше всего. Ещё о двух истребителях вверху над ними и сзади. Именно так действовал бы и он, осуществляя подобный перехват. Потому что…

— Немедленно возвращайтесь, иначе мы откроем огонь.

Тони чуть не засмеялся. Не так давно и он, находясь на борту П-51, сказал почти то же самое…

— Хорошо, хорошо, — ответил он. — Я возвращаюсь.

Он увидел, как горы скрылись, и перед ними открылась равнина. Если ему удастся перейти на бреющий…

Он рванул ручку на себя, чтобы резко уменьшить скорость, потом толкнул её вперед и влево. Следя за стрелкой спидометра, он в нужный момент ударил по рукоятке освобождения шасси. Погасил скорость — на это была вся надежда. Погасить скорость и перейти на бреющий — тогда он начнет петлять, и пусть-ка попробуют попасть в него…

Но он знал, что влип. Были же ещё два истребителя прямо над ним. Тот, кто организовал этот перехват, осуществлял его просто мастерски.

Тони и Лесли осталось жить ровно столько, чтобы услышать печальный голос, который радиоволны донесли до их кабины. Наверное, пилот истребителя искренне сожалел, что ему приходится применить крайние меры.

— Плохи ваши дела, сеньор.

И пушечный залп ударил прямо в кабину.