На грани отчаяния

НОКТЮРН ДЛЯ ЗОНЫ

О.ФИНЬКО депутат Государственной Думы первого, второго и третьего созывов, член Союза писателей России,заместитель председателя Комиссии Государственной Думы по борьбе с коррупцией.«Юридическая газета» № 52, декабрь 2001 г.

Давний автор «Юридической газеты» Г. С. Сечкин подготовил четвертое издание своей повести «За колючей проволокой». Главы из этой повести мы публиковали в газете и получили по этому поводу большое количество положительных отзывов.

Генриха Соломоновича Сечкина я знаю не понаслышке. Впервые он появился у меня в кабинете в конце восьмидесятых годов, через пару месяцев после освобождения из мест заключения. Это был его последний - пятый - срок. Невысокий, плотный, хорошо одетый человек, нисколько не похожий на личность, у которой когда-либо были нелады с законом. Пожалуй, он больше был похож на художественного руководителя театра или артиста, играющего характерные роли. То есть внешность Г. С. Сечкина выдавала натуру творческую, увлекающуюся. И я нисколько не удивился бы, если бы пришедший начал читать мне собственные стихи. Но он достал из фирменного кожаного портфеля две толстые папки и положил на стол:

- Помогите мне добиться реабилитации. Меня не раз судили. Когда судили за дело, я ни на кого не был в обиде. Попался - значит, надо отвечать по закону, но так как я не мазохист, радости по этому поводу я, конечно, никогда не испытывал. Но когда врут, как на мертвого, когда грубо стряпают уголовное дело, когда безвинного держат за решеткой и отбирают несколько лет свободной жизни, - этого я простить не могу. Мне нужна реабилитация.

Уловив легкую улыбку на моем лице, Г. С. Сечкин и сам широко улыбнулся. Речь его была грамотной, лилась свободно, посетитель не испытывал трудностей с лексическим запасом.

Понимаю вашу реакцию. Вероятно, вы вспомнили, что заключенные любят жаловаться на ошибочные приговоры. Не без этого. В зоне каждый второй утверждает, что он безвинный; Но мне ведь не нужно вызывать в вас чувство жалости, чтобы скостить себе пару лет. Я уже отмотал те годы, на которые меня осудили. Я свободен и хочу всего-навсего справедливости. Знаю, что не получу за это никакой компенсации; знаю, что те, кто упек меня за решетку ни за что ни про что, не будут наказаны. Не имею никакой корысти, кроме желания добиться справедливости.

В папках были документы по поводу двух его последних судимостей: обвинительные заключения, копии приговоров, справок, переписка с адвокатами, с судами, с Генеральной прокуратурой СССР, стенограммы записей разговоров Г. С. Сечкина с экспертами и свидетелями.

Мы проговорили с Г. С. Сечкиным вместо отведенных мною для разговора тридцати минут несколько часов. Это немудрено, ибо Генрих Соломонович оказался личностью незаурядной. На его интеллекте нисколько не сказались более полутора десятков лет, проведенных в тюрьмах и лагерях. Пять судимостей. Он всегда был далек от политики и отбывал срок за уголовные преступления. А у нас любят представлять бывших заключенных-уголовников людьми, недалекими. Хотя по жизненному опыту знаю, что в России зэк может быть мудрой личностью, а иной министр или генерал - ограниченным выскочкой. Бывает и наоборот» Вспоминаю своего дорогого друга Игоря Ивановича Карпеца, светлая ему память. Генерал милиции, советник юстиции, профессор, доктор юридических наук, директор института прокуратуры. Но главное - умница необыкновенный и человек сердечный. По поводу таких людей в сталинские времена шутили: такой умный и еще на свободе?! То есть мы часто забываем однозначную простейшую истину: должность не предполагает, что вместе с высокой зарплатой соискатель автоматически повышает свой интеллект.

Возвращаясь к Г. С. Сечкину, скажу, что, узнав историю его жизни, я познакомился с мытарством простого советского человека, много раз виновного, но и безвинного; оболганного и агрессивного; в свое время обидевшего многих людей, принесшего им зло и на своей шкуре прочувствовавшего добро и зло своего отверженного мира и нашего судоустройства. Пройдя пять кругов ада, этот обаятельный человек, как ни странно, остался жив и даже не потерял обостренного чувства веры в справедливость.

Я тешу себя мыслью, что знаю правоохранительную систему СССР, знаком со многими прокурорами и судьями. С уважением отношусь к ним и уверен в их достойном, непорочном прошлом. Но, несмотря на такую опору, таких советчиков, я не смог довести до благополучного завершения дела Г. С. Сечкина.

Г. С. Сечкин - личность неоднозначная. В нем сконцентрировалось зло и добро нашего времени. В его делах многое осталось за кадром. Отношение к Г. С. Сечкину как к личности, в которой каждый мог найти то, что его больше привлекало: порок или доброту, - нередко диктовало необъективность. По отношению к нему чиновники часто вели себя несправедливо. Они видели в Г. С. Сечкине рецидивиста, которого нужно было запрятать подальше. По мнению ряда чиновников, если человек сидел в местах лишения свободы, тем более трижды, то четвертый раз его можно сажать, не вдаваясь в подробности. Им наплевать на презумпцию невиновности, они не верят, что человек может стать иным и переосмыслить свое прошлое. Но, проводя свою субъективную линию, официальные лица не любили оставлять в документах порочащие их следы.

Пятьдесят на пятьдесят, что человек, однажды отсидевший в местах лишения свободы, в нашей стране обречен занять место в рядах изгоев. Понять ожесточенность чиновников можно, они не всегда были жестокосердными. Начиная работать, пытались верить человеку, проявлять гуманность. Их обманывали, создавали им проблемы. Со временем они понимали, что большая часть людей, переступивших закон, способна совершить новые преступления. И ожесточались.

Читая газетные сообщения о задержании в крупных городах России «авторитета» или «вора в законе», мы узнаем, что причиной задержания послужил пакетик с маковой соломкой или несколько патронов, найденных в его карманах. Это достаточное основание для задержания, особенно если этого человека задержать очень нужно или очень хочется. Художественная литература убеждает, что в США или в Западной Европе полицейские специально подбрасывают такие вещдоки, чтобы появился повод для ареста. У нас, конечно, все по-другому. У нас все по-честному! Никто никому ничего и никогда не подбрасывает. Это рецидивисты мельчают. Попадаются на дозе.

А если серьезно, то на редкого известного преступника у правоохранительных органов нет оперативного компрометирующего материала. Но далеко не все донесения агентов прокуратура или суд смогут учесть - в законе по этому поводу есть ограничения. Вот и мечется творческая мысль оперработников, как задержать того или иного авторитета, не открыв причины задержания и не подставив людей, поделившихся информацией. Отсюда и задержания с пакетиком соломки или со ржавым нетабельным наганом. Очень нелегко собрать оперативный, а тем более следственный материал на крупного преступника. Сам он редко грабит, убивает или вымогает. Для этого у него есть подчиненные, которым он дает указания с глазу на глаз, не оставляя следов на бумаге. Отсюда вывод: недорабатывают законодатели, на которых, в свою очередь, оказывают давление принципы демократии.

Счастливой судьбу любого бывшего заключенного, оказавшегося на свободе, не назовешь. Участковому он мозолит глаза, вызывает всяческие подозрения, и тот не знает, куда его сбагрить. В райотделе милиции его держат на оперативном учете. На приличную работу битые кадровики его не берут: образование у человека, освободившегося из мест заключения, как правило, ниже среднего, рабочей квалификации нет, а сюрприза можно ждать в любой момент. Денег до первой зарплаты, которая будет неизвестно когда, никто не дает. Вот и барахтается отверженный, пока снова не загремит за решетку. За дело посадят или в соответствии с поговоркой: был бы человек, а статья найдется.

А Генрих Сечкин чем лучше? Для Несчастья все люди одинаковы, не попадайся под горячую руку. Тем более с послужным судебным списком Г. Сечкина. Честно говоря, я понимаю тех, кто, прочитав все судебные приговоры Г. С. Сечкина, относился к нему недоверчиво.

Дитя военного времени, Генрих Сечкин поначалу ничем не отличался от своих голодных и обозленных ровесников. Они мечтали поскорее встретить своих отцов и старших братьев, воевавших на фронтах Великой Отечественной войны. С их возвращением связывали свое будущее благополучие. Хорошая жизнь для того поколения - это победа на войне, это родные люди, вернувшиеся с фронта живыми и здоровыми, это значит жить в тепле, быть сытым и ходить в нелатаной одежде. Мечты не мешали учиться в школе, подрабатывать на железнодорожном товарном дворе, попутно по мелочи приворовывать и хулиганить. Последнее - от нищеты, от избытка молодости и отсутствия жизненного опыта.

Каждый третий из поколения, родившегося в тридцатых - сороковых годах, прошел тюрьму, лагерь или побывал под следствием. И не за вскрытые сейфы и похищенные миллионы, а иной раз за украденные ящик консервов или мешок зерна. Такова горькая статистика послевоенной державы. Россия по части лишения свободы - страна, ни с каким иным государством не сравнимая. При И. В. Сталине лагеря были переполнены, вроде бы дальше некуда. Но вот пришла демократическая перестройка девяностых годов, и в лагерях России оказалось куда больше заключенных, чем было в последние годы во всем Советском Союзе, - миллион сто тысяч человек. Вот тебе и демократы-ушкуйнички! Вдумайтесь! В те годы, когда, напустив туману, эти правозащитнички захватили власть в стране, в одной только России в следственных изоляторах, в тюрьмах и лагерях ежегодно находилось по миллиону сто тысяч человек.

То есть, дорвавшись до власти, демократический режим оказался значительно кровожаднее советской власти. Он затолкал за решетку огромное число людей. В те же годы демократические перестройщики первой волны, крупные и мелкие (у них тоже есть паханы и шестерки), собирались в телевизионных студиях и сентиментально, со слезой пели зэковские песни. Это было высшим проявлением демократического единения с народом. Вечерами с чувством пели с телевизионных экранов народные зэковские песни, а днем в кабинетах власти раздевали этот народ похлеще, чем бывалые грабители. За всю историю Советского Союза и России все преступники страны вместе взятые не украли и сотой части того, что умудрились спереть медвежатники-демократы, завернувшие орудия взлома в нормативные документы, которые сами и составили. И многих ли из этой преступной группы вы видели на судебной скамье?

Да уже одно только это - основание для всеобщей амнистии всем грабителям, ворам и бандитам. Поэтому я считаю, что Государственной Думе нужно ежегодно принимать постановления об амнистии. И делать это до тех пор, пока число сидящих за решеткой в России пропорционально не сравняется с количеством заключенных в Европе. И до тех пор, пока в России не будут созданы человеческие условия для отбытия наказания: санитарно-гигиенические условия для содержания, нормальное питание, лечение, работа. А нынешнее каторжное пребывание в российской тюрьме пора бы засчитывать год за два.

Только в дни правления президента В. В. Путина, осенью 2001 года, число заключенных в России, как утверждают, сократилось до восьмисот тысяч человек.

Оказалось, что у бывшего чекиста и профессионального разведчика В. В. Путина больше любви к своему народу и понимания его вековой трагедии, чем у всех демократов-болтунов вместе взятых. Да и то верно, бывший олигарх Б. Березовский, десятки бывших секретарей обкомов КПСС, губернаторов, их заместителей и прочей номенклатуры с награбленными миллионами долларов прожигают жизнь за границей, а мать троих детей за кражу тощего гуся ворочается на казенных нарах. С души воротит от такой демократической игры в справедливость и значимость Закона.

Судьба Генриха Сечкина вполне достойна нашей непредсказуемой страны. Осужден был малолеткой. По хорошо известному его современникам указу от 1947 года: два-два. Грабеж. Помните слова народной песни сороковых годов:

Попал Г. Сечкин в лагерь, а там жизнь по мастям. В «мужиках» отсидеться легче тем, кто постарше возрастом. Не высовывайся из общей массы, сиди тихо, тогда, может быть, беда обойдет сторонкой. Кто к «ворам» тянется, кто к «мужикам», а кого-то опустили. Мальчишке в этой ситуации куда труднее, чем взрослому человеку. Куда податься молодому зэку?

Чтобы малолетке не попасть в число «обиженных», то есть в педерасты, не прятать глаза, не есть из дырявой алюминиевой миски перекрученной ложкой, есть другой путь. Войти в актив администрации, то есть податься в «суки». Но «сук» в зоне не жалуют, при первой возможности или «опустят», или прибьют.

Другой путь - стать зверенышем, быть ближе к ворам. Для малолеток этот путь романтичнее. Но на этой дороге куда легче, сломать всю свою дальнейшую жизнь, лишить ее перспективы законопослушного человека: нормальной семьи, карьеры, образования, выбора профессии.

Рядом с Г. С. Сечкиным в те дни не оказалось человека, который убедительно разъяснил бы ему, что такое хорошо и что такое плохо. У самого же для правильного выбора не оказалось должного жизненного опыта, юный Генрих добровольно избрал жизнь вора. Этим он обрек себя на долгие годы в лагерях, на суды и аресты.

Бурные годы, которые Г. С. Ссчкин описывает в своей книге, продлились дольше, чем это определил его первый суд. За преступления, совершенные уже в самом лагере, он снова был судим, и срок наказания значительно вырос. И поделом ему, хоть и жаль звереныша-несмышленыша. Но зачем мне пересказывать то, что писатель красочно, образно и с прорисовкой всех художественных деталей рассказал в своей повести.

Отсидел свое один раз, затем снова попал в зону. Ах, как быстро уходит от нас молодость. Вот уже послышался и третий звонок… Как надеялся Генрих, это был звонок последнего срока. Несмотря на то что был он уже зрелым мужчиной, розовые мечты о будущем, как в юношестве, переполняли его. Генрих вышел на свободу заматеревшим и одиноким. Он плохо знал женщин, но уже пользовался у них успехом. То ли еще будет! Он был красивым, обаятельным и на редкость красноречивым. Но в первой половине жизни - судьба отводила на женщин мало времени. Жаль, ибо общение с прекрасным полом способно облагораживать мужчин и делать их целеустремленнее.

Многие годы он не мог воплотить в реальность ни одной своей мечты. Г. Сечкин остро чувствовал, как галопом мчится жизнь на свободе и как медленно, утомительно тянется она в зоне. Как жил, он рассказывает в повести, которая автобиографична и довольно правдива. Правдива с точки зрения Г. Сечкина. Спроси начальника его колонии - у того другая правда. У конвоира - третья. У людей, которых ограбил молодой вор, - четвертая.

Но позже на свободе ему повезло, ибо некоторые мечты стали явью. Этому, вероятно, способствовала такая черта характера, как настойчивость. В вечерней школе получил среднее образование. Много и упоенно читал. А вскоре окружающие обнаружили у Генриха талант - он прекрасно играл на гитаре. Все видели конечный результат, слушали отточенные музыкальные произведения. Каждый находил в его творчестве то, что искал. Старушка - виртуозное исполнение классики. Учительница - душещипательные романсы, а урки, как в те времена называли крутых парней с короткой стрижкой «бокс», могли наслаждаться на выбор хоть «Таганкой, где ночи полные огня…», хоть «Ванинским портом», который они помнили «в натуре», по прежним ходкам.

Недовольство проявляли только соседи по коммунальной квартире. По ночам они переругивались с Генрихом, прорываясь в туалет или в ванную комнату, где часами сидел с гитарой Генрих, разучивая аккорды и оттачивая практику игры.

Потом, уже в студии, под руководством опытнейших педагогов изучал не только практику, но и теорию музыки.

Это было славное время, дни, в которые Генрих Сечкин познал восторг творчества и славу. На нескольких московских престижных музыкальных конкурсах он занял призовые места, получил известность в кругах гитаристов, а его победы зафиксировали музыкальные справочники.

И вот он уже музыкант оркестра Всесоюзного радио. Гастроли, интересные встречи, нескончаемые концерты. Он преподает в Государственном училище циркового и эстрадного искусства. Аранжирует музыкальные произведения для гитары. Публикует многочисленные музыкальные рецензии в журналах и в газете «Советская культура». Это уже признание. Яркая, бурная творческая биография; которой можно было бы позавидовать.

Жизнь Г. Сечкина тем и примечательна, что похожа на контрастный душ: вода ледяная, а через секунду горячая, ледяная - горячая… Сегодня он один из лучших гитаристов Москвы, а завтра бредет по этапу в дальнюю командировку.

Сегодня он опытный автогонщик, приглашенный в Крым для съемок художественного кинофильма, а завтра осужден на несколько лет за пропаганду и распространение видеофильмов.

Сегодня у него любовь, страстная, как у Ромео. И влюбленная пара не замечает разницы в возрасте в несколько десятилетий. А завтра юная легкомысленная Джульетта, успевшая родить ему сына, покидает его.

Сегодня его избирают председателем Творческого объединения московских гитаристов. А завтра он почти безнадежен, в состоянии клинической смерти - вероломно отравлен бывшим сокамерником.

В восьмидесятые годы Г. Сечкина за хранение и пропаганду видеофильмов осудили на шесть лет лишения свободы. Суд, заинтересованно и неоднократно изучив их (злые языки утверждают, что не только в судебных помещениях, но и дома), усмотрел в них порнографию. К слову сказать, позже некоторые из этих видеофильмов получили в Европе международные премии как образцы высокого искусства. Сейчас, если бы эта ханжеская статья Уголовного кодекса еще существовала, по ней можно было бы загнать за Можай половину России.

Что поделаешь, если в Советском Союзе оголенное женское тело долгие годы казалось чиновникам порнографией. Наверное, этим чиновникам нужно было выбирать жен с более красивыми фигурами. Вспомните анекдот. Секретарь парткома приходит домой и говорит жене:

- Сегодня после ужина будешь делать стриптиз, как в Европе.

- Это как?

- Включим музыку. Я сяду на диване, а ты будешь передо мной медленно раздеваться. Поняла?

Поужинали, жена помыла руки. Высморкалась. Сняла фартук, включила музыку и, что-то тихо бормоча, стала медленно раздеваться.

- Как противно, - возмутился муж, досмотрев стриптиз до конца. - Как можно такое смотреть! Жалеть нужно мужиков, которые ходят на стриптиз в загранкомандировках, а мы им выговоры даем.

Но справедливости ради напомню, что первую, действительно черную порнуху в Россию ввозили не простые люди, которые в массе своем, были невыездными, а работники ЦК КПСС и дипломаты, упивавшиеся этой клубничкой на узких тусовках для своих. Естественно, что ни один из них за это перед законом не ответил.

Год назад Г. Сечкин выступал в книжном магазине на читательской конференции. К нему подошел мужчина в годах:

- Вы меня не помните? Я был экспертом по видеофильмам, когда вас судили. Г. Сечкин растерянно смотрел на него, не зная, что сказать. А мужчина продолжал:

- Вижу, вы книгу издали. Гонорару небось тыщи. Вот вам и компенсация за ваши муки. Нет, автограф мне не нужен. Хочу, чтобы вы не обижались на меня. Когда вас судили, времена были другими. Меня пригласили экспертом от государственного обвинителя, а это, знаете ли, доверие. Не мог же я тогда отказаться, меня бы в официальных органах не поняли. Я ведь не герой…

Была еще одна памятная судимость. Купил Г. Сечкин с рук покрышки для своего «Москвича». Покрышки оказались крадеными. Следователь пригласил его в качестве свидетеля. Обвинение было выдвинуто против членов преступной группы, специализировавшейся на кражах покрышек с завода.

Когда следователь разобрался, что Г. Сечкин, купивший у них покрышки, ранее был неоднократно судим, он стал относиться к нему с нескрываемым предубеждением. Но обвинить Г. Сечкина в том, что это он организовал преступную группу, следствие не сумело. Это выглядело бы слишком абсурдно.

На суде давали показания десять человек, которые покупали у воров автопокрышки. Девять из них, как и следовало ожидать, после оглашения приговора ушли домой. Десятым оказался Г. Сечкин. Женщина-судья (не стану называть фамилии, жалко ее внуков) умудрилась построить судебное заседание так, что Г. Сечкин из свидетеля превратился в обвиняемого. Редкое умение перевернуть дело с ног на голову. Без каких-либо серьезных оснований она обвинила сто в скупке заведомо краденого. Вот тебе и судья: как хочу, так и ворочу.

Обратите внимание: обвинение из десяти свидетелей было предъявлено только Г. Сечкину. Вот оно, последствие прежних судимостей. По 228-й статье тогдашнего Уголовного кодекса ему дали шесть месяцев лишения свободы. Но судье и этого показалось мало. Опять-таки, не утруждая себя доказательствами, суд обвинил его в подстрекательстве к краже. Дескать, если бы Г. Сечкин не покупал краденых автопокрышек, воры бы не, крали их. Теоретически, для несуществующего безгрешного общества, может быть, и верно. Но против остальных девяти свидетелей такое обвинение не выдвигалось.

По совокупности Г. Сечкин был осужден на два года. Это было вопиюще несправедливо и незаконно. Публика ж зале возмутилась. Но что для пристрастного судьи общественное возмущение. Здесь же, в зале, Г. Сечкин был взят под стражу. Вот и верь после этого в справедливость!

Рассказывать дальше о зигзагах биографии Генриха Сечкина нет смысла. Он отлично научился описывать свое прошлое и сам образно, интересно и последовательно расскажет о том, кого видел, что слышал и где побывал. В его повести есть некоторая романтизация событий, на самом деле далекая от действительности. Все было и больнее, и прозаичнее, и жестче. Жизнь за колючей проволокой не похожа на приключенческий роман. Там все по-настоящему - кровь, избиения, насилие, унижения. Но Г. Сечкин пишет о своей молодости, а кто не склонен приукрасить свою молодость, показать ее с лучшей стороны! Хотя, скажите мне честно, разве в неволе может быть лучшая сторона?

Последние десятилетия, как и должно было быть, Г. Сечкин живет в ладах с Законом. На мой взгляд, генетически он не был предрасположен к совершению преступлений. В его карьере преступника основополагающую роль сыграл господин случай. Или, как говорят в народе, черт попутал. Лукавый ведь не дремлет, стоя за спиной каждого человека. Г. С. Сечкин уже давно законопослушен. В начале девяностых годов у него была возможность стать миллионером. В те годы рэкет и мафиозная «крыша» были куда как прибыльны. И не очень опасны. Многие группы нуждались в его услугах. Ходокам конца не было. Да все без толку. Уперся Г. Сечкин, не пожелал осваивать новый популярный бизнес. Давние друзья просто не понимали его. Но у Г. С. Сечкина другие интересы.

Он пытается сделать то, на что у него не хватило времени раньше. Он охотно общается с людьми. Среди его нынешних товарищей - писатели, актеры, композиторы, автослесари. Он коммуникабелен, остроумен и удивительно работоспособен. Оказывается, Г. Сечкин может писать хорошие рассказы, статьи. Он член Союза журналистов. Уже многие годы сотрудничает с «Юридической газетой». Но его статьи можно найти и во многих других столичных изданиях.

Несколько месяцев по приглашению друзей он прожил в Соединенных Штатах Америки. И когда заговорили о том, что он, дескать, решил, остаться в Нью-Йорке навсегда, он появился в Москве. «Какой Нью-Йорк, какая Америка! Мне там скучно, - смеялся в ответ на расспросы. - Я без России не смогу». И он разродился интереснейшим циклом очерков, который напечатала «Юридическая газета». Сейчас они объединены в книге Г. Сечкина «Американский синдром».

В зоне он повредил руку, и гитару пришлось повесить на стенку. Но тяга к музыке сохранилась. Изредка дает знакомым уроки игры на гитаре. Сочиняет музыку, играет на музыкальном синтезаторе.

Г. С. Сечкин торопится наверстать упущенное. Он живет по своему расписанию, не ожидая сходок и не просыпаясь от металлического стука ключами по решетке… Вы наверняка часто встречаете его в метро, на улицах, в театре.

Здравствуйте, Генрих, что нового вы написали? Что вспомнили, что увидели?

ИЗ КНИГИ В. ПАНИНА «ДОРОГА В КИНО»

Душа просит написать несколько строк о моем давнем и верном друге с большой буквы - Генрихе Сечкине. Среди множества окружающих меня друзей и товарищей он был самым верным и решительным. В трудные для меня времена он бросал все свои дела, чтобы моментально примчаться на выручку и поддержать друга. Да и сам он перенес массу невзгод в молодые годы. Но в то же время, с юношеских лет самозабвенно увлекся гитарой и посвятил ей всю свою жизнь.

С 1956 года, работая слесарем на ЗИЛе, учился в вечерней музыкальной школе. Одновременно работал гитаристом в Московском драматическом театре. Далее, уволившись с завода, работал музыкантом в Неаполитанском оркестре Всесоюзного радио. С 1958 года преподавал игру на гитаре в Государственном училище циркового и эстрадного искусства и во Всероссийской творческой мастерской эстрадного искусства. Одновременно вел класс гитары в Московском Доме культуры им. Чкалова.

Дважды, в 1965 и 1966 годах, награжден Почетным дипломом лауреата Международного фестиваля музыки народов Латинской Америки. Работал в Москонцерте, на радио, телевидении. Аранжировал музыкальные произведения для гитары. Являлся музыкальным рецензентом газеты «Советская культура». В 1970 году был избран председателем Творческого объединения московских гитаристов.

Упоминания о его деятельности имеются в исторических книгах «Гитара в России» (Музгиз, Ленинград, 1961 г.), «Гитара и гитаристы» (изд. «Музыка», Ленинград, 1968 г.), «Классическая гитара в России и СССР» (изд. «Русская Энциклопедия», 1992 г.). Творческая биография Сечкина, наряду с биографиями выдающихся музыкантов - Паганини, Шуберта, Берлиоза, Вебера - опубликована в музыкальных справочниках различных стран.

В 1986 году в связи со спазмами мышц правой руки Сечкин прекратил музыкальную деятельность. Далее работал корреспондентом «Юридической газеты». Печатался в «Московском комсомольце», «Аргументах и фактах», «Огоньке» и др., а также в журнале «Калейдоскоп» - США. Написал книгу «За колючей проволокой».

Г. С. Сечкин является членом Союза журналистов России. По его повести написан киносценарий «Любовь в зоне». Вместе с авторами он находится в поисках инвесторов и спонсоров для экранизации бесспорно оригинального и интересного литературного сценария, который получил высокие отзывы писателей Аркадия Вайнера и Виктора Доценко, а также ведущих мастеров отечественного кинематографа, кинорежиссеров Георгия Данелия, Георгия Натансона, композитора Евгения Доги, актеров Юрия Соломина, Натальи Варлей, Михаила Кокшенова и др.

В. ПАНИН,

кинорежиссер,

заслуженный деятель искусств России.