На карте не значится

ЧТО УКРЫЛ ПРИ ОБЫСКЕ ПАРХОМОВ

Но ни ночью, ни в течение дня на допрос никого не вызывали. Один раз немцы спустили пленникам три буханки хлеба и бачок с жидким супом; дважды - бидон с простывшим кофе.

Лампочки по-прежнему не включались, и в темноте было трудно. Но особенно невыносимо было дышать спертым, дурным воздухом. По решительному требованию пленников, немцы открыли люк и не закрывали его в течение всего дня.

Сильная вибрация от работы мощных двигателей говорила, что корабль идет самым скорым ходом. Но в средине следующей ночи машины вдруг резко сбавили скорость. Потом стало необычно тихо, - оборвался шум от высокой океанской волны и прекратилась качка. Было ясно, что корабль вошел в бухту.

Скоро он остановился.

На палубе зашумели, забегали. А спустя некоторое время над люком наклонился часовой и крикнул:

- Быстро по одному выходи!

Первым на палубу поднялся Шерстнев. За ним - Борщенко и Рынин.

От люка прожектор освещал проход между двумя шеренгами вооруженных немецких моряков; он вел к сходням на широкий причал, к которому пришвартовался корабль. Видимо, глубина здесь была большая. На причале, так же ярко освещенном, полукольцом стояли автоматчики-эсэсовцы.

- Где наши раненые? - по-немецки спросил Шерстнев стоявшего на палубе морского лейтенанта. - Мы должны их видеть и вынести на берег первыми.

- Видеть вы их не сможете! -коротко ответил немец.

- Тогда мы не тронемся с места! - решительно заявил Шерстнев.

Лейтенант обернулся к другому немцу в плаще и о чем-то тихо переговорил с ним. Потом сказал, обращаясь к Шерстневу:

- Ваши раненые отправлены на машине в госпиталь. Увидеть их сможете только завтра днем. А теперь- быстро сходите с корабля!

- Что делать, Василий Иванович? - спросил Борщенко.

- Будем сходить.

- Товарищи! Можно выходить! - крикнул Борщенко в люк.

Через пятнадцать минут все уже были на причале и выстроились по четверо в ряд.

- Сейчас мы пойдем! - по-русски объявил эсэсовец, стоявший во главе колонны. - Из строя не выходить! Всякому, кто сделает шаг в сторону, - расстрел! Кто выйдет на шаг вперед, - расстрел! Кто отстанет на шаг, - расстрел! Теперь - вперед!

Колонна тронулась и вышла из освещенного пространства. Кругом была кромешная тьма. При свете электрических фонарей конвоиров зашагали по вырубленной в каменистом грунте дороге, поднимающейся в гору. Затем дорога стала ровной, и через полчаса пленники подошли к подъезду приземистого каменного строения.

У входа горел фонарь и стоял часовой. По его сигналу вышли еще два эсэсовца и широко открыли двери. Старший конвоир приказал колонне перестроиться по двое и быстро заходить внутрь. Там пленников провели по коридору в большую камеру.

- Разговаривать и шуметь не разрешается!-объявил тот же эсэсовец.

Подошел часовой с автоматом. Тяжелая дверь закрылась. Лязгнул засов. Пленники остались одни.

Камера была просторная. С обеих сторон в три этажа были нары. Над потолком горела тусклая лампочка, огражденная решеткой.

- Да здесь можно отдохнуть, - обрадовался Женя Муратов. - Ребята, давайте в этот угол… Тут светлее.

- Свет нужен в первую очередь Кириллу Пархомову, - прохрипел Пархомов.-У меня есть что почитать.

При тусклом освещении физиономия Пархомова выглядела ужасно. Огромная фиолетовая опухоль, затянула один глаз. Нос и губы были разбиты и распухли.

- Ну и разделали тебя, Кирилл! - изумился Борщенко.- Теперь тебя никакая красавица не полюбит.

- Он из-за красавицы и пострадал, - подковырнул Силантьев.

- Молчи, - зашипел Пархомов. - Голову сверну, как цыпленку!

- Теперь не свернешь. Сам виноват… Не дал тогда на судне показать ребятам. А напрасно, - девушка хорошая…

Пархомов двинул Силантьева кулаком под ребро, но беззлобно, так, для виду.

- Все-таки я ее без боя не отдал. И, в конце концов, смял вместе с конвертом в комок, чтобы не касались ее глазами сволочи…

- А что же ты нам хотел почитать? - спросил Борщенко.

- Сам-то я читать не смогу. Читай уж ты, Андрей Васильевич! - Пархомов извлек из-за голенища аккуратно сложенные листы бумаги, - Вот, посмотри, что я сумел в драке скрыть,

Борщенко развернул листы и посмотрел»

- Откуда такое, Кирилл?

- Это последнее, что я успел принять по радио,

- Ну и молодец. Очень кстати. Товарищи, слушайте последние новости: приказ Верховного Главнокомандующего и сообщения Совинформбюро.

Все плотно сдвинулись вокруг Борщенко. Он кашлянул, прочищая горло, и густым шепотом стал читать:

- Приказ Верховного Главнокомандующего генерал-полковнику Толбухину, генералу армии Малиновскому… Войска Южного и Юго-западного фронтов, в результате умелого маневра и стремительного наступления, одержали крупную победу… Сломив сопротивление врага, наши войска в течение шести дней с боями… отбили у немцев и вернули нашей Родине Донецкий бассейн - важнейший угольный и промышленный район страны…

- Ура! - крикнул Силантьев. - Донбасс - моя родная сторонка!

- Тише!-зашипели на него со всех сторон. - Не мешай!

Борщенко торжественно, повышая шепот, медленно продолжал:

- В знак торжества по случаю крупной победы в Донбассе сегодня, восьмого сентября, в двадцать часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Донбасс от немецких захватчиков, двадцатью артиллерийскими выстрелами из двухсот двадцати четырех орудий… Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!.. Восьмое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года.

- Теперь крикнем все вместе! - предложил Борщенко.

- Уррр-раа!.. Уррр-раа!.. Уррр-раа! - дружно прокричали в камере.

Лязгнул засов. Дверь слегка открылась. В щель просунулась встревоженная голова и автомат часового. Коверкая русские слова, он крикнул:

- Сумасшедший русский! Кричать нет разрешается! Все расходится по разным местам! Вместе нельзя!

- Закройся! - прохрипел Пархомов. - Дер-ди-дас, кислый квас!

Слова Пархомова вызвали дружный смех. Кто-то лихо свистнул.

Дверь поспешно закрылась. Повеселевшие пленники снова сдвинулись в тесный круг.