На краю таланта

Глава 1

— Сегодня что, последний день Помпеи? — возмущенно прошептала Аня, даже не постаравшись понизить громкость голоса. — Нет, ты только посмотри на них.

В этот момент между нами протиснулся пожилой мужчина, недовольно пробурчав, что нам стоило бы отойти в сторону. Но как? Вокруг суетились другие покупатели, и почти каждый был либо с тележкой, либо с корзинкой.

— Пятница же, забыла? — напомнила я, пытаясь высмотреть свободный угол, куда мы могли бы отойти. Увы, ничего не нашла. Ладно, будем медленно пробираться к проходу.

— И? — раздраженно ответила Аня. — А завтра суббота, а потом воскресенье. Но сегодня пятница, боже ты мой! И четыре часа дня. Всего четыре! Не шесть, не семь! Люди должны еще быть на работе, а не таскаться по магазинам, но у меня такое ощущение, что все только и ждали сегодняшнего дня. По шагу в час, кошмар какой!

— Начало октября, конец рабочей недели, впереди выходные, — подсказала я, с трудом протискиваясь вслед за подругой в сторону полок с алкоголем. — Лето кончилось.

— Оно давно кончилось.

— Да хватит тебе, Ань.

— Сезон прощальных шашлыков? — догадалась та. — Наверное, последних в жизни, да? И как мне раньше это в голову не пришло.

Мое внимание привлекла ярко-желтая этикетка на одной из бутылок, стоящих на полке. Этикетка очень напоминала ту, которую Аня показала мне на фото, сохраненном в телефоне. Она целенаправленно искала именно эту марку, утверждая, что я тоже оценю его, едва сделаю первый глоточек.

— Какое вино мы ищем? — спросила я. — Не это ты хотела купить?

Аня резко затормозила.

— Оно, — решительно заявила она. — Смотри-ка, осталась одна бутылка. Все расхватали. Блин, оно ведь и стоит немало. Нет, я не пойму. А все плохо живут. Нет бы пивка накатить, но зачем? Это же не по-командирски. Вино разобрали, с ума сойти.

— Так бери скорее, — поторопила я ее.

Аня аккуратно поставила вино в тележку. Подумав, взяла еще бутылку коньяка.

— Что дальше по списку? — спросила я.

— Почти все взяли, — ответила подруга. — Остались соленые орешки и собственно сам подарок.

— Очень хорошо. Давай-ка поменяемся.

Я решительно взялась за ручку тележки. Все, самое трудное позади. Мы обошли почти весь магазин и взяли все, что нужно. Оставалась сущая ерунда — подарок.

— Давай-ка живо беги за тем, что ты там выбрала, — скомандовала я. — Буду тебя ждать на кассе. Вон очереди какие, сто раз успеешь.

— А я не знаю, что ему подарить.

— Серьезно?

— Ну не знаю я! — в отчаянии заявила Аня.

Ситуация становилась паршивой. Нас почти сорок минут носило по заполненному людьми супермаркету, в котором к тому же было очень душно. Мы обе устали, время поджимало, нас ждали люди, а она до сих пор не знала, что можно подарить человеку на день рождения?

— Отойдем в сторонку, — предложила я. — Вон там, где туалетная бумага, никого как раз нет.

Мы откатили тележку за угол. Аня тут же сделала бровки домиком, но ее вид нисколько меня не смутил. Напротив, захотелось отчитать подругу на месте. Знала же, что все нужно сделать быстро, времени в обрез.

— Что он любит? — спросила я.

— Да откуда мне знать?! — взвилась Аня.

— Ты же знаешь его сто лет! — напомнила я.

— И что?

— Соображай, — попросила я.

— Мужику всегда трудно найти достойный подарок, — парировала подруга.

— Почему это?

— Потому что все, что приходит в голову — это носки, туалетная вода и пена для бритья.

В чем-то она была права. Порой на что-то достойное не хватает денег, а что-то дешевое покупать попросту стыдно. Вот и останавливается выбор на предметах гигиены.

— Чем он увлекается, Ань?

— Даже не знаю… Любит менять брелоки для ключей.

— Коллекционирует?

— Да нет, просто никак подобрать не может такой, чтобы глаз радовал и удобно лежал в руке. Ой, не смотри на меня так. Это его догоны.

С брелоками в магазине была напряженка. Этот вариант мы отмели сразу.

— А какие предпочтения в еде?

— Ты ему еду предлагаешь на день рождения подарить? — уставилась на меня Аня.

— Если набрать деликатесов и красиво оформить, то будет выглядеть шикарно, — уверила я ее.

— И дорого. У меня нет столько денег.

Денег и у меня осталось в обрез, иначе я бы помогла.

— А о чем он вообще часто упоминает? — не теряла я надежду. — Есть же что-то такое, что ему по душе́? Ну же, родная, шевели мозгами. О чем он с интересом рассказывает, о чем знает больше, чем ты?

Этот трудный на первый взгляд вопрос заставил Аню щелкнуть пальцами.

— Губерман. Он обожает стихи Игоря Губермана.

— Значит, скорее всего, у него есть дома книги с его стихами, — охладила я ее пыл. — Имеются другие варианты?

— Он вообще-то фанат старины, — ответила Аня. — Обожает черно-белые фотографии, викторианскую Англию и всякие винтажные фигульки типа статуэток из слоновой кости. Африканские маски как-то домой припер.

Винтаж. Это было то, что нужно.

— Слава богу, определились, — выдохнула я. — А теперь бегом на кассу.

Я выгрузила из тележки последний туго набитый пакет и вернулась за руль. Аня уже сидела на пассажирском сиденье и держала на коленях подарочный пакет.

— Слушай, и как тебе в голову пришло? — покачала она головой и кивнула на подарок. — Я бы сто лет тормозила.

— В таких вопросах иногда нужен помощник, — согласилась я. — Ему должно понравиться.

— Орешки забыли! — вспомнила Аня. — Эх, жаль.

— Я захватила, — успокоила я ее. — Около кассы со стеллажа взяла несколько пачек на выбор. В сумке лежат, не волнуйся. Что ты так за них ухватилась?

— Надо, — отрезала Аня. — Я, как выпью, сразу начинаю орешки жевать. Такая вот привычка.

Выехав с парковки, я свернула на дорогу. Мы тут же попали в пробку.

— Ты мне лучше скажи, пока не приехали. Я точно не буду там лишней? — поинтересовалась я раз, наверное, в седьмой за последние пару часов.

— Все в порядке, — снова ответила Аня. — Мужик он свойский, да и встряхнуться ему надо.

— В каком смысле?

— В том, что новый человек в окружении не помешает.

— И он прямо-таки свойский?

— Ну он зажат в некотором роде, но к тебе это не имеет никакого отношения, — уклончиво ответила Аня. — Познакомитесь, поговорите. Сама все поймешь.

Пока что я с трудом представляла себе человека, к которому ехала на день рождения. Первоначально меня там не должно было быть, но подруга Аня попросила ей помочь в покупке продуктов и доставке их к месту празднования. А по пути в магазин, узнав о том, что никаких планов у меня на сегодняшний вечер нет, она заявила, что я просто обязана пойти с ней. Мои возражения услышаны не были.

— Димка будет только рад новому знакомству, — уверила она меня. — Человек он интересный. Правда, есть в нем немного «изюминок», но, надеюсь, тебе они поперек горла не встанут.

— Неудобно же, Ань.

— Это мне должно быть неудобно из-за того, что приведу чужого человека, — отрезала она. — Но я-то как раз имею право. Поверь, все будет хорошо.

Она имела право, это точно. С Аней мы были знакомы несколько лет, жили в одном доме. Тетя Мила дружила с ее родителями, и наши с Аней отношения сложились сразу, несмотря на разницу в возрасте в двадцать с лишним лет. Но потом наши замечательные соседи в лице Аниных предков купили загородный дом и съехали, оставив «двушку» дочке.

Сколько я ее помнила, она никогда не выглядела на свой возраст. Аня была целеустремленным, но и в каком-то смысле очень неспокойным человеком. За ее плечами два года обучения в медицинском институте, который она благополучно бросила, год обучения в школе иностранных языков и множество курсов, после окончания которых она каждый раз возмущалась: «Обещали трудоустроить, а потом про меня забыли! Только деньги берут, сволочи, а сами ничего не делают!»

Аня всю жизнь искала себя и, сколько я ее знаю, мечтала работать в шоу-бизнесе.

— Если бы я стала представителем какой-нибудь знаменитости, то мы бы уже жили в Голливуде… — вздыхала она. — Только главные роли, только заоблачные гонорары! Клянусь, я бы смогла обеспечить все, что только нужно.

— Так сделай это для себя, — советовала я.

— А для себя мне не надо. Вот для кого-то — это да. Посмотри на меня, разве такое старичье берут в космонавты?

Но все-таки ей удалось приблизиться к своей мечте. Появились нужные знакомства и возможность бывать на светских тусовках. Аня менялась. Стала следить за модой, даже манера речи сделалась другой, но потом все снова сошло на нет. На одной клубной тусовке из числа тех, на которых подвыпившие продюсеры ловят длинноногих красавиц на золотую приманку, она познакомилась с Дмитрием. На такие встречи не так просто попасть, но если уж ты там, нужно ловить свой шанс за хвост, что и сделала Аня, с детства мечтающая хоть каким-нибудь боком прикоснуться к закулисью. Подружка не была писаной красавицей, не имела точеной фигурки или ангельского голоса, но брала харизмой, и под натиском ее дружелюбия мало кто мог устоять. Ее начали узнавать за кулисами, делиться сплетнями и даже приглашать на мероприятия.

— Козлы они там все, — призналась она мне позже. — Клоповник. Змеиное гнездо. Стоит какой-нибудь известный продюсер, весь в брендовых шмотках, во рту имплантанты по цене самолета, имеет дом на Мальдивах, а сам втирает какую-то дичь на тему того, как бы побольше срубить бабла с продажи билетов в маленьком шахтерском городке, потому что на третью яхту для восьмой жены не хватает. А как напьется, так вообще гаси свет. Один такой спутал меня со своей силиконовой любовницей и полез мне под юбку. Отхватил по морде тут же. Мерзко.

— Но не все же такие, — возразила я.

— Есть и нормальные люди, конечно, — согласилась она. — Но я о них только слышала. Они такие сборища не посещают.

Вскоре Аня сказала, что завязала с крутыми приемами и наконец-то нашла место, где почувствовала себя важной и нужной. И помог ей в этом Дмитрий Замберг, к которому мы и ехали на день рождения.

По словам Ани, Дмитрий и она, случайно встретившись на одном из светских мероприятий, сразу же нашли общий язык и спустя время создали общий бизнес. Не очень прибыльный, как утверждала Аня, но вполне добротный. Его суть заключалась в поиске всесторонне творческих людей и последующей раскрутке их талантов. «Мы как волонтеры, — смеялась подруга. — Только те помогают бездомным животным, а мы с Димкой возимся с авторами. Точно так же «лечим», ухаживаем за ними, а потом пристраиваем в добрые руки».

— Димка Замберг когда-то подавал большие надежды как поэт и даже как композитор, — просветила она меня во время прогулки по магазину. — Но музыка его привлекала меньше. Он без ума от стихов. А потом ему пришлось отойти на обочину. Случилась неприятная история, ему пришлось несладко, и я просто подставила свое плечо. В общем, со стихами и музыкой он завязал. Всего себя отдает другим. Ну и я с ним рядом, конечно. Мы многим помогли пробиться, но всего лишь единицы помнят об этом и поддерживают хоть какую-то связь.

— Что за неприятная история, Ань?

— Плагиат. Забей, это сейчас кругом да около. Вспоминать не хочется.

Кстати, впервые услышав фамилию Замберг, я судорожно попыталась вспомнить, где ее слышала, но так и не смогла. Однако в голове четко засела мысль, что она мне давно знакома.

Итак, я ехала в гости к человеку, имеющему отношение к творчеству, но не ко мне. С другой стороны, я даже желала этой встречи, ведь подарок ему выбрала именно я.

С подарком мы действительно угадали. Массивный альбом черно-белых фотографий викторианской Англии, каждая из которых была снабжена подробным описанием, заставил новорожденного ахнуть.

— Ну, девки, вы даете, — улыбнулся он. — Много за это отдали?

— Сколько надо, столько и отдали, — ответила Аня. — Наслаждайся. Мы с Женей поздравляем тебя от всей души.

— Я прошу прощения за то, что пришла без приглашения, — вмешалась я, обращаясь с имениннику. — И пойму вас правильно, если я не к месту.

— Евгения? — переспросил Дмитрий. — Красивое и редкое имя. Не говорите ерунды. Очень приятно. Проходите на кухню.

Он повел нас за собой, и только тогда я заметила, что он некрепко стоит на ногах. На вид ему было около пятидесяти. Как и почти все люди, чей рост гораздо выше среднего, он сильно сутулился, отчего застиранная желтая футболка на его спине топорщилась, словно кто-то тянул ее за нижний край. Отпущенные до плеч светлые кудрявые волосы были собраны в смешной хвостик, зафиксированный красной пушистой резинкой. На носу сидели очки в тонкой металлической оправе. Замберг чем-то отдаленно напомнил мне Джона Леннона, который вынужденно переехал из английского особняка в славный город Тарасов, но потом махнул на все рукой и остался тут навсегда.

Очутившись на кухне, Аня сразу принялась наводить свои порядки.

— А чего тут стол накрыли? — поинтересовалась она. — В комнате-то просторней будет.

Посреди небольшой кухни я действительно увидела стол, который уже наполовину сервировали к празднику. Середину стола украшала огромная салатница с оливье.

— Папа не захотел устраивать шоу, — донеслось из-за моей спины, и я сделала шаг в сторону, уступая дорогу.

На середину кухни вышел парень. Высокий, симпатичный. Не нужно было долго гадать, кто это, — передо мной стоял Дмитрий, только моложе лет на тридцать.

— Привет, — кивнул он Ане и бросил на меня заинтересованный взгляд. — Мы раньше не встречались, не так ли?

— Женя, — представилась я.

— Здравствуйте, — улыбнулся парень. — А я Артур Дмитриевич.

— До Дмитриевича еще не дорос, — буркнула ему Аня и поставила пакеты с продуктами на пол. — Разбери и разложи по тарелкам.

— Приказываешь? — ухмыльнулся Артур.

— Прошу, — угрожающе понизила голос Анна.

Стоявшая около окна невысокая худенькая девушка тут же выступила вперед и взялась за один из пакетов.

— А я Катя, — представилась она мне. — Ух ты, Ань, ты икру минтая купила? Обожаю ее. И Дима любит.

Аня зловеще промолчала.

Дмитрий тем временем задвинул свое нескончаемое тело в самый дальний угол стола. На слова о своей любимой икре никак не отреагировал, а сразу же потянулся за рюмкой и достал из-под стола початую бутылку водки. Так вот, значит, в чем причина нетвердой походки. А по лицу не скажешь. И изъясняется внятно.

— Я тут уже начал, — улыбнулся он. — Кто-нибудь хочет составить компанию?

— Рановато разогнался, — буркнула Аня.

— Не читай нотации, — попросил Дмитрий.

Катя бросила на него хмурый взгляд и склонилась над сумками.

— Та-там, — возвестил Артур, — раунд пятый! Делаем ставки, народ. После какой рюмки батя перестанет узнавать родных?

Катя распрямилась и с ненавистью посмотрела на Артура. Аня встала между ними и вцепилась парню в плечо.

— Ты че, больно, — возмутился он.

— Заткнись, — попросила Аня. — Понял?

— Понял.

— Точно понял? — повысила она голос.

— Понял я!

Он сдернул с плеча ее руку. Катя отвернулась и стала молча выкладывать покупки на подоконник. Я взглянула на Замберга. Момент, когда он опрокинул рюмку, я пропустила. Закусывать он не стал. Закурил и, поймав мой взгляд, снова улыбнулся, но на этот раз улыбка выглядела жалкой.

Я поймала себя на мысли, что уже очень сожалею о том, что согласилась прийти сюда. Больше всего на свете мне захотелось что-то соврать о срочных делах и уйти. Но я знала, что никто мне не поверит, а своим поспешным уходом я, скорее всего, усугублю ситуацию. Хватило пяти минут, чтобы стало ясно, что в этой семье далеко не все благополучно. Вопрос в том, почему Аня ничего не сказала мне об этом. Могла бы и предупредить. Но стоять без дела еще хуже.

— Давайте помогу, — обратилась я к Кате.

— Вы же в гости пришли, — напомнила она.

— Давай, Катюх, привлекай новенькую, — обрадовалась Аня. — Она, между прочим, золотой человек. Помогла продукты купить, а потом привезла меня сюда на машине.

— Да хватит тебе, — обернулась я.

— Вы столько уже сделали, — продолжала нудеть Катя. — Оставьте, я сама разберусь с продуктами.

— Но с моей помощью мы быстрее закончим накрывать на стол, — парировала я. — Кстати, мобильный телефон почти на нуле. Есть зарядка?

— Рядом с подоконником.

В этот момент на кухне появилась еще одна девушка. Увидев ее, я решила, что у меня двоится в глазах. Это была копия Артура, только в женском проявлении.

— Вы близнецы? — не сдержалась я.

— Меня зовут Маша, — рассмеялась девушка. — Нет, я старше этого придурка на два года. Но мы очень похожи, это правда.

— Спасибо за «придурка», — подал голос Артур.

Маша подошла к сидящему на стуле брату и постучала пальцем по его макушке.

— Брысь отсюда. Это мое место.

— С каких пор?

— Уже лет десять эта табуретка является моей. Свали.

— Найди себе другое гнездо, — возмутился Артур. — На этой табуретине нет твоего имени!

Пока они пререкались, мы с Аней и Катей быстренько наполнили тарелки всевозможной закусью. Заметив, как меняется праздничный стол, Дмитрий заметно оживился.

— Что бы я без вас делал, девушки? — спросил он. — Дайте нож и доску, я хоть хлеб нарежу, а то сижу тут, как старик.

— Ну не молодой, это точно, — заметил Артур.

— Да, это так, — со вздохом согласился Дмитрий. — Тебе грозит то же самое.

— Это вряд ли, — скривился Артур.

Наконец все сели за стол. Катя суетливо разлила напитки. Первый тост провозгласила, как ни странно, Аня. Я сообразила, что она здесь не последний человек. Вон как и Артура приструнила, и стол организовала.

— Тебе сколько стукнуло? — обратилась Аня к Дмитрию.

Он взглянул на часы.

— Пятьдесят. Минута к минуте.

— Правда? — ахнула Катя. — Родился именно в это время?

— Не знаю, как так получается, — пожал плечами Дмитрий. — Но каждый год меня начинают поздравлять именно в то время, когда я появился на свет. Ни раньше, ни позже, веришь?

Катя привстала и, перегнувшись через стол, поцеловала Дмитрия в щеку. Я с опаской посмотрела на стоящий перед ней стакан — не дай-то бог уронит. В стакане было вина на два пальца, и именно это вино Аня купила в магазине. Похоже, Катя не слишком уважала спиртные напитки.

— Поздравляю тебя, — едва слышно произнесла Катя и села на свое место.

— Спасибо, дружочек, — улыбнулся Дмитрий.

Он выглядел усталым, но счастливым. Или нет. Скорее умиротворенным. Впрочем, белки глаз вряд ли будут краснеть от удовольствия, которое получил их обладатель. Я больше склонялась к тому, что всему виной была водка, которой виновник торжества начал угощаться еще до нашего появления.

— Все? Закончили? — спросила Аня у Кати. — Мне бы все эти милости, эх… Ладно, не буду томить вас ожиданием. С днем рождения, Дим. Ты классный. Будь здоров.

Она вытянула руку с бокалом, призывая остальных чокнуться. Над столом зазвенел хрусталь.

Вино я оценила. Оно было совсем не крепким и не кислым. Положила на тарелку ложку салата, потянулась за соленой рыбкой. За этим важным занятием я наконец-то смогла получше разглядеть всех, с кем этим утром и не думала выпивать.

Артур, широко расставив локти, налегал на оливье. Его сестра недовольно смотрела на брата. Господи, как же они похожи! Никогда бы не сказала, что она старше. Сколько им лет? Семнадцать и девятнадцать? Похоже на то, что Маше не больше двадцати. Судя по всему, они уже окончили среднюю школу. Значит, вуз? Или работают?

Маша предпочитала вино. Артур выбрал коньяк.

Катя едва притронулась губами к краю стакана. Кажется, я угадала насчет ее отношения к алкоголю. Не любит. Пьет и мучается. Дмитрий коротко выдохнул и опрокинул очередную стопку водки. Катя тут же протянула ему бутерброд с икрой минтая, но заботы в этом жесте не было. Она явно не одобряла тот факт, что Дмитрий лихо закладывает за воротник. Но сегодня его день рождения, значит, имеет право. Стало быть, и ей придется потерпеть.

Катя выглядела моложе меня. Если Дмитрию стукнул полтинник, то он старше своей пассии на несколько десятков лет. Как интересно.

Внезапно Аня сорвалась со стула и метнулась к духовке. Открыв ее, медленно повернулась к столу.

— Кто отвечает за горячее?

— Кто-то определенно за него отвечает, — с набитым ртом сказал Артур и тут же крикнул, задрав голову. — Эй, кто отвечает за… что там у нас? За горячее!

Аня молча сложила руки на груди.

— А в чем дело? — захлопал ресницами Артур.

— Так духовку включить надо было!

— Это Дима, — промямлила Катя. — Он должен был поставить противень в духовку.

— Стукачка, — восхищенно произнес Артур.

Дмитрий непонимающе уставился на Катю.

— Я и поставил. А что я сделал не так?

Катино лицо озарила догадка.

— Или нет, — спохватилась Катя. — Простите, это я. Я ошиблась. Я не включила. Замоталась тут, извините меня.

Попытка оправдать забывчивость Замберга выглядела очень фальшиво. Катя защищала Дмитрия, взяв его вину на себя, и это заметила не только я. Наверное, ее возлюбленный слишком увлекся распитием и попросту забыл включить духовку.

— Ну и в чем проблема-то? — не унимался Артур.

— Проблема в том, что горячее еще сырое, — нервно ответила Аня. — Где спички?

— Нет никакой проблемы, — отрезал парень. — Не сгорело же. Не помрем.

Аня довольно сильно толкнула его в спину. Ответом ей был тихий смех.

Обстановку необходимо было разрядить, но никто не собирался этого делать. Маша, решив самоустраниться, молча возила вилкой в тарелке. Артур вряд ли был настроен на вежливое общение. Аня была слишком зла, чтобы улаживать конфликт, а Катерина не сводила печального взгляда с Дмитрия, который, казалось, вообще мало интересовался происходящим вокруг.

Значит, пришло мое время.

— Ань, присядь, пожалуйста, — попросила я.

— Секунду.

Артур через плечо бросил на нее насмешливый взгляд и, покачав головой, снова принялся за салат.

Аня закрыла духовку и вернулась за стол.

— Хочу сказать тост, — сообщила я.

Ко мне повернули головы все, кроме Кати. Она сосредоточенно возилась с икрой минтая, создавая новый бутерброд для Дмитрия.

— Ребят, — начала я, — вы уж простите меня за то, что неожиданно ворвалась в ваш дом. Все вышло случайно, но раз уж я тут оказалась…

Катя протянула бутерброд Дмитрию. Тот отвел ее руку нетерпеливым жестом. Мол, подожди, все позже, не видишь, что меня поздравляют?

— Дмитрий, пятьдесят лет — прекрасный возраст. Красивый. И цифра красивая.

— Это почему же она красивая? — перебил Артур.

— Помолчи, — попросила его Маша.

— Ну, ладно, — легко согласился он. — Давайте льстить дальше.

— Хочу пожелать вам тонну удачи во всем, — продолжила я. — С днем рождения!

Дмитрий привстал и принялся чокаться со всеми, кто этого хотел. Одну руку он прижимал к груди, словно придерживая невидимый галстук, чтобы тот не зачерпнул оливье.

— Артур, ты что-то хотел сказать? — спросила Аня. — Давай. Поздравь отца.

Артур тут же взял в руки бокал с коньяком.

— С днюхой, отец, — произнес он. — Полвека — это круто. Считай, почти взрослый. Поэтому присоединюсь к предыдущему пожеланию. Пусть все у тебя получится.

— Спасибо, сын. Но о чем ты? — холодно отреагировал Дмитрий. — У меня и так все хорошо. Прекрасно!

— Ты сам знаешь, о чем я. А можно я покурю на кухне? Не хочется на площадку переться.

Не дожидаясь разрешения, он вышел из-за стола и облокотился о край подоконника. Вынул из кармана пачку сигарет и зажигалку. Окно было приоткрыто, и Артур с наслаждением выдохнул дым на улицу.

— Нет, ты скажи, — повысил голос Дмитрий. — Что ты имел в виду?

— Сам знаешь, — нехотя повторил Артур. — А вообще, пап, я же от души. Ну с кем не бывает?

— Не надо, — попросила Катя. — Пожалуйста, Дима, ты же…

— Да нет, мне интересно, — не дал ей договорить Дмитрий и резко встал из-за стола.

Он пошатнулся, и если бы стенка холодильника, возле которого он сидел, не послужила ему опорой, то застолью пришел бы конец. Увиденное и услышанное мне совсем не нравилось. Я совершенно спокойно относилась к разборкам, случавшимся во время торжественных мероприятий. Так вышло, что, работая телохранителем, на всякое насмотрелась. Люди конфликтуют в любой обстановке, порой для скандала достаточно одной искры в виде взгляда или жеста, и не важно, где это происходит и сколько глаз на тебя смотрит. Ссоры, подкрепленные алкоголем, всегда начинаются на эмоциях, а заканчиваются в каждом случае совсем не весело. Но тут была другая история. Сын открыто хамил отцу. В день его рождения. В присутствии совершенно незнакомого человека. Но самое неприятное состояло в том, что Артур не мог успокоиться. Он словно специально пытался довести Дмитрия до белого каления.

Я наклонилась к Ане.

— Мне лучше уйти, наверное, — прошептала я.

— Нет.

Катя протянула Дмитрию стакан воды, но тот оттолкнул ее руку и снова взялся за бутылку. Вода выплеснулась из стакана на стол.

— Хватит, прошу тебя, — жалобно произнесла Катя.

— Имею право, — пригвоздил Дмитрий.

Катя аккуратно поставила на стол стакан и вышла из кухни. Дмитрий даже не посмотрел в ее сторону.

— Минус Катя, — резюмировал Артур. — А жаль. Забавная малышка.

— Заткнись! — тут же налетела на него сестра. — Просто… молчи!

— Спокойно, — попросила Аня. — Артур, передай мне салатницу. Маш, а ты дотянись до хлеба, пожалуйста.

Ребята тут же послушно исполнили ее просьбу.

В этот момент в кармане брюк Дмитрия зажужжал мобильный. Он взглянул на экран и стиснул зубы.

Послышался какой-то металлический звон и звук захлопнувшейся входной двери. Судя по всему, Катя решила проблему радикально.

— Ушла. Вот и вся любовь, — уже не так радостно сказал Артур.

Маша не выдержала. Она рванулась к брату и отвесила ему пощечину. Тот отреагировал мгновенно: зажав зубами сигарету, схватил ее за руку и сильно сжал пальцы на запястье.

— Еще раз тронешь…

— Пошел ты, — чуть не плача, ответила Маша.

Странное дело, но Аня, которая до этого показала себя довольно жесткой по отношению к Артуру, осталась сидеть рядом со мной, не делая попытки вмешаться. А стоило бы, потому что Артур сжимал руку сестры все сильнее. Девушка уже не могла ровно стоять от боли, но молчала. Терпела.

— Отпусти ее, — приказала я.

Артур тотчас убрал руку. Маша шагнула к раковине и сунула запястье под холодную воду.

— Подонок, — заплакала она.

— Я тоже тебя люблю, — осклабился Артур.

— Хоть бы ты сдох.

— Сдохну, не переживай. Только не в этой заднице мира, а в нормальной стране.

И он отвернулся, всем видом дав понять, что собирается докурить свою сигарету в полном молчании.

Я перевела взгляд на Дмитрия. Он что-то печатал в телефоне, но вскоре закончил и снова отправил его в карман.

— Кать, — позвал он.

«Он даже не понял, что произошло, — догадалась я. — Прилечь бы ему».

— Она уже ушла, Дим. Снова, — устало ответила ему Аня и посмотрела на духовку.

— Куда ушла? — вскинулся Дмитрий.

— Она не сказала.

— Надолго? — забеспокоился Замберг.

— Не уточнила, — механическим голосом произнесла Аня. — Зачем она тебе?

— Ну… как это?

— Может быть, я чем-то могу помочь?

Дмитрий тупо уставился в тарелку. Он был почти в стельку пьян.

Маша выключила воду и вернулась за стол.

— Простите нас, — обратилась она ко мне. — Такая вот фигня приключилась. Стыдно.

— Это ему должно быть стыдно, — подал голос Артур. — Тебе-то чего стыдиться?

— Иди к черту, — Маша потерла запястье.

— Дай посмотреть.

Маша протянула ему свою руку, и он принялся ее осторожно ощупывать. От удивления у меня чуть глаза под стол на упали. Что происходит? Понимаю, что родные брат и сестра могут драться до крови, но это чаще всего происходит в детстве. По мере взросления перепалки становятся словесными, до рукоприкладства дело уже не доходит. Но если оно продолжается, то это уже патология, а не родственные отношения. Именно такое я и наблюдала только что. Брат решил вдруг проверить, не натворил ли он глупостей, и сестра восприняла это как должное. Это ненормально. Плюньте мне в лицо, если я не права.

— Синяк останется, — с удовлетворением заметил Артур.

— Я тебе в чай битое стекло добавлю, — беззлобно пообещала Маша.

— Добавь. Я чай вообще не пью, забыла?

Очевидно, на моем лице можно было прочесть все мысли, и Ане удалось сделать это быстрее остальных.

— У них своя атмосфера, — шепнула она и тут же посмотрела на Дмитрия. — Дим, ну если Катюха ушла, значит, у нее были причины.

— Какие причины? — зло переспросил Замберг.

— Дела, наверное, — пожала плечами Аня. — Она что-то говорила про свои дела, но ты, наверное, был занят и пропустил. Ты бы поел, что ли. Курица быстро приготовится. Чувствуешь запах? Шикарный аромат. Положу тебе горяченького, а ты полежи пока, ладненько?

Дмитрий упрямо покачал головой. Из брючного кармана снова послышался жужжащий звук, который издавал мобильный телефон.

— Это он, да? — спросила Аня. — А перед этим ты сообщение получил. Тоже от него?

Она говорила какими-то загадками. Это начинало утомлять. Это был перебор. Я могла легко справиться с любым зрелищем, будь то ругающиеся между собой родственники либо нетрезвый хозяин вечеринки, который вот-вот потеряет человеческий облик. Но когда происходящее озвучивается на непонятном мне языке, хочется очутиться как можно дальше от этого места. Пусть их, надоели. Я поздравила, а потом засиделась. Пора и честь знать.

— Ань, я все же пойду, — повторно сообщила я подруге. — Вы тут без меня все решите.

Дмитрий тем временем решил ответить на звонок. Он прижал телефон к уху и сосредоточенно уставился на пустой стул, который раньше занимала Катя.

— Алло, — глухо произнес он. — Да. Помню, да. Нет. Не начинай. Не звони мне больше, видеть тебя не хочу.

Он сбросил звонок и швырнул телефон на стол. Тот ударился о стакан, на дне которого все еще оставалось не допитое Катей вино.

— Мразь.

Ну все, хватит с меня. Я решительно поднялась со своего места.

— Нужно бежать, — сообщила я, стараясь изобразить нейтральный тон. — Все было очень классно.

— А вы куда? — осведомился Артур. — Оставайтесь, сейчас начнется самое интересное.

Я промолчала. Что бы еще сказать на прощание, чтобы наглец не прицепился к моим словам?

— Останься, а? — пропела Аня, глядя на меня снизу вверх.

— Нет, правда. Тетя Мила… ну ты помнишь?

— Нет, не помню, — покачала головой подруга. — Останься, будь человеком.

— Побегу, — кивнула я и вышла из-за стола.

В этот момент со стороны Дмитрия раздался стук. Обернувшись, я увидела Машу, которая кинулась поднимать упавшую на ее тарелку бутылку водки. Ее остатки выплеснулись из бутылки на скатерть и залили блюдо с сырной нарезкой.

— Ну я же говорил, — мрачно заметил Артур. — Все только начинается.

Дмитрий стал заваливаться набок. Сын быстро обошел стол и обхватил его за плечи.

— Мать, ты мне нужна, — скомандовал он.

Маша тут же откликнулась на его призыв. Видно, ребята не в первый раз сталкивались с таким. Вдвоем они помогли отцу подняться на ноги, на которых он уже практически не стоял.

— Пап, ну ты что? — успокаивающе забормотал Артур. — Пошли в комнату. Полежишь, отдохнешь. Потом вернешься, придет Катя, посидим.

Дмитрий не сопротивлялся, бормоча что-то под нос.

— Катя придет, обязательно придет, — продолжал «убаюкивать» его сын. — Машка, осторожно, за порог не зацепись.

Я отошла в сторону, не зная, как себя вести. Иногда сунешься со своей помощью, а выходит еще хуже. Аня вышла из кухни первой, она со знанием дела расчищала юным Замбергам дорогу, убирая с их пути разбросанную по полу обувь и придерживая дверь, ведущую в коридор. Медленно, но верно троица вывела пьяного в лоскуты именинника из кухни. Мне осталось лишь растерянно стоять на месте и смотреть им вслед. Когда процессия исчезла за углом, я опустилась на стул и уронила голову на руки. Что тут происходит, черт возьми?

Ответ пришел тут же. Да ничего странного я не увидела. Обычная бытовуха. Все же как на ладони. Отец, дети, любовница отца. А вот матери не-близнецов что-то не видно и не слышно. Умерла? Бросила их? Что случилось? Где она? Именно ее отсутствие могло заставить Дмитрия ухлестаться в самом разгаре застолья. Как рано он сегодня начал пить, если ему хватило пары часов для того, чтобы сломаться? Да еще на глазах у всех. Чертова жизнь. Сколько таких покалеченных вокруг? И не со- считать.

Анька тоже хороша. Зачем-то уговорила меня прийти сюда, хоть сама прекрасно знала, что праздник вряд ли удастся. И что она хотела доказать мне или кому-то из тех, с кем я познакомилась? Сделать им больно? Пристыдить? Или, наоборот, почувствовать себя нормальными людьми?

На пороге возник Артур. Одернул футболку и рухнул на стул.

— А что, вина на осталось? — обвел он взглядом стол.

Я вспомнила, что Аня взяла с полки две бутылки. На столе же стояла только одна, и она была пустой.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Девятнадцать, — ответил парень.

— Точно?

— Совершеннолетний я, все в порядке. Паспорт в комнате. Если нужно, то идите туда сами.

Вторая бутылка нашлась в холодильнике. Артур тут же разлил вино по бокалам.

— Отец вас не представил, — вспомнил он.

— Женя.

— И кто же вы, Женя?

— В каком смысле?

— В прямом. В каком же еще?

Он рисовался, пытаясь казаться взрослее, мудрее, опытнее. И я бы наверняка повелась, окажись мы рядом в других обстоятельствах. Увы, я уже поняла, что он только внешне выглядит уверенным в себе молодым человеком. На деле Артур всего лишь позер, старающийся казаться профессионалом.

— Меня пригласила Аня, — призналась я. — Мы дружим.

— А, ну если Аня… Аню я давно знаю, а вот вас ни разу с ней не видел.

— Чаще мы общаемся удаленно.

— Это как?

— Созваниваемся.

— А что так?

Он подпер кулаком подбородок.

— Много работы, — спокойно ответила я.

— И кем же вы работаете?

— Я телохранитель. Предлагаю закончить игру.

Артур откинулся на спинку стула.

— Впервые вижу телохранителя с такими красивыми ногами, — признался он.

— Джинсы на мне тоже крутые, — напомнила я. — И много телохранителей ты видел?

— Как знать, как знать… — криво улыбнулся он.

— Хочешь поговорить о моей работе?

— Почему нет?

— Потому что я совсем этого не хочу. Ты зачем вино просил?

Он с удивлением посмотрел на свой бокал.

— Точно. За здоровье моего папаши. Несмотря на его частичное отсутствие.

— Частичное? — не поняла я.

— Ну он вроде бы как дрыхнет на диване, но незримо всегда рядом, — улыбнулся Артур и залпом осушил бокал.

Глава 2

Аня устало опустилась на стул и, вздрогнув, посмотрела в сторону духовки.

— Я уже выключила, — успокоила я ее.

— А чего на стол не поставила? Горячее же. Давайте попробуем эту чертову курицу. Артур, угощай, гости еще не разошлись.

Она снова отдавала команды, но тон сменила на более мягкий. Неужели действительно эта семья настолько ей близка, что она чувствует себя здесь как дома? Дети, кажется, ее даже слушаются.

Артур вопросительно посмотрел на меня. Я покачала головой.

— Извините, ребят, но больше не могу.

Аня всплеснула руками.

— Да что же это такое, а? — расстроенно произнесла она.

— Кончился праздник, — печально заметил Артур. — Но я бы выпил еще.

Он потянулся к бутылке, но Аня перехватила его руку.

— Поставь на место, — спокойно произнесла она.

— За папино здоровье выпить не разрешаешь? — усмехнулся парень.

— Прекрати ерничать, — одернула его Аня. — Можно подумать, тебя что-то остановит, но пока я здесь, ты пить не будешь. Заканчивай этот спектакль.

Захотелось вмешаться, остановить перепалку, но я опять вовремя вспомнила, что не имею никакого права что-либо говорить Ане или Артуру. Вечер действительно не удался. Я в чем-то даже позавидовала Кате, которая, не выдержав вида пьяного возлюбленного, хлопнула дверью. А я вот не смогла так поступить, хоть и сделала несколько попыток. Но подруга почему-то настаивала на том, чтобы я осталась. Возможно, сейчас наступил тот самый момент, когда меня никто не станет задерживать.

— Я смотрю, вы и без меня разберетесь, — сказала я. — Теперь могу уйти со спокойной совестью.

Внутренне я уже приготовилась к тому, что Аня снова попросит меня остаться, но этого не произошло. Она последовала за мной. На пороге кухни задержалась, окинув ее внимательным взглядом.

— Пока сестра укладывает отца, приберись тут, — приказала она Артуру. — Вымой посуду и выброси мусор. Не сваливай все на Машу, ты меня понял? Звони, если что.

— Так точно, мэм.

Аня повернулась ко мне.

— Ну что стоишь? Идем?

Мы вышли в коридор. Я оглянулась. Артур сидел на своем месте, забросив ногу на ногу. В его руке была бутылка. Провожать нас он не собирался.

Оказавшись на улице, Аня достала сигарету и нервно закурила, присев на капот моей машины.

— Я должна перед тобой извиниться, — твердым тоном заявила она.

— Не начинай, — попросила я.

— Эти люди мне очень дороги. Но такого концерта я не ожидала.

Она недоуменно покачала головой.

— А где их мать? — задала я вопрос, который не хотел уходить из головы.

— За границей, в Соединенных Штатах.

— Она с ними связь поддерживает?

— Маша сказала, что она сегодня звонила Димке, поздравляла. У них там сейчас аномальная жара какая-то. Не то что у нас.

На улице уже было темно. Октябрь выдался теплым, но метеорологи успели напугать нас первыми заморозками, которые прогнозировали уже на следующей неделе. Моя тетя Мила, с которой мы полюбовно делим квадратные метры, сильно расстроилась, прочитав сводку погоды.

— Это значит, что будут перепады давления. Снова голова станет свинцовой.

Тетя Мила в том возрасте, когда мысли о собственном здоровье приходят в голову чаще, чем, например, лет десять назад, и эта тема оказывается намного обширнее, чем казалось. С некоторых пор тетушка стала обращать пристальное внимание на гомеопатию. В кухонном шкафчике появились баночки с различными сушеными травами и сморщенными ягодами. Чего там только нет! Прикупив очередной лекарственный сбор, тетя Мила тут же пробовала его на вкус, после чего радостно сообщала, что чувствует себя моложе лет на тридцать, спит, как младенец, сумеет сделать пятьдесят отжиманий от пола на кулаках, а кожа на ее лице натянулась и начала светиться даже ночью. Правда, дольше двух-трех дней эксперимент с очередной чудо-травой не продолжался, но тетушка клятвенно обещала непременно вернуться к нему чуть позже. Предсказанные погодные изменения означали, что тетя Мила снова будет омолаживаться с помощью очередной чудодейственной травяной смеси.

— А ты сейчас домой, да? — спросила Аня.

— Ну да.

— Ты весь вечер стремилась уйти. Но ведь у тебя вряд ли были какие-то дела, я права?

Лгать не хотелось. Да теперь и не было смысла.

— Никаких дел, — призналась я. — Просто чувствовала себя чужой на вашем празднике жизни. С тобой такое случалось?

— Конечно. Сто раз. — Аня бросила окурок на землю и наступила на него ногой. — Ты же не на машине домой поедешь?

— Нет, разумеется, — ответила я. — Я же выпила, хоть и совсем чуть-чуть. Оставлю машину здесь, а утром заберу.

— Тогда приглашаю тебя в бар.

В бар?! Блин, вот это было совсем некстати. Все свои моральные силы я потратила, чтобы не обращать внимания на происходящее в чужом доме. Как следствие, физически я тоже ощущала себя как выжатый лимон.

— Не хочу, Ань, — отказалась я.

— Ну пожалуйста, — не отставала та. — Смотри, бар-то совсем близко, через дорогу.

Я посмотрела в указанном направлении и действительно заметила неоновую рюмку в одном из окон старого одноэтажного здания. Рюмка мигала то красным, то желтым, то фиолетовым цветами.

— Там всегда малолюдно, — продолжала уговаривать Аня. — Я угощаю. Не захочешь чего-то крепкого — куплю тебе кофе. Он у них отменный.

— Бывала там?

— Неоднократно. Не так часто, чтобы бармен знал меня в лицо, но несколько раз заскакивала. С Димкой туда приходили. Одна я тоже, и такое бывало. Посидим, перетрем тему и вернемся домой на такси.

— Пошли, — согласилась я, потому что поняла — мой отказ Аня просто не примет.

— Вот и славно!

Она обрадовалась и тут же подхватила меня под руку. Мы пошли в сторону подземного перехода. Неоновая рюмка на противоположной стороне дороги все так же призывно мигала в одном из окон.

Людей в баре действительно было мало, но мы решили разместиться за стойкой. Аня заказала два коктейля. Бармен был ей незнаком.

В баре тихо играла музыка, речь посетителей было не разобрать.

— Слушай, никак не могу перестать копаться в одном моменте, — начала я. — Маша и Артур. Сначала он схватил ее за руку и сделал ей больно, а потом так трогательно извинялся… Выглядело очень странно.

— Что, Замберги из головы не выходят? — сочувственно поинтересовалась Аня. — Понимаю. Когда я увидела этих детей впервые, то сразу обратила внимание на то, что отношения между ними какие-то непонятные. Спустя время все стало ясно.

— Ой, ты так давно с ними знакома? — удивилась я.

— Машке тогда было двенадцать, а Артуру десять. С тех пор и общаемся, — ответила подруга. — Там ведь трагедия в семье случилась. Не из тех, когда кто-то умирает, конечно. Но, наверное, и так можно сказать.

— Развод? — догадалась я. — Не из-за тебя ли?

— Слава богу, нет. Развод произошел раньше. Димкину жену я видела только на фотографиях. Жанна, — с придыханием произнесла ее имя Аня. — Красивая, если не сказать больше. Таких в модели берут не глядя. Работала экскурсоводом в Тарасове, а потом стала наведываться в Москву. Сначала тоже по работе. Якобы там туристов и возможностей больше, столица же. Условия во всех отношениях лучше, платят достойно. Там она и познакомилась с каким-то американцем, а потом переехала к нему в Штаты. С Димкой, соответственно, развелась.

— И оставила детей с бывшим мужем?

— Оставила, да. По обоюдному согласию. Они так договорились.

Нам пришлось прерваться — в бар зашла компания молодых мужчин в офисных костюмах, и тишину в зале сменил многоголосый шум. Пространство заполнили возбужденные голоса и громкий смех. Один мужчина из толпы сразу же подошел к бару, а другие отправились дальше. Подошедший заказал бутылку виски и «что-нибудь пожевать». Бармен предложил ему стейки, и мужчина, довольно хлопнув ладонью по стойке, ушел к своим приятелям, не забыв бросить в нашу сторону заинтересованный взгляд.

— Мне кажется, он ее так и не забыл, — продолжала Аня, водя пальцем по краю стакана. — Ну есть такие бабы, которые могут делать все, что угодно, но их привлекательность сводит весь негатив на нет. Димка про это не сказал ни слова, но я же не дура, все вижу и понимаю. Они договорились, что дети пока останутся в Тарасове, чтобы не срывать их с места. А когда окончат школу, сами решат, где им жить. С одной стороны, в таком решении есть свой резон. Машка и Артур тогда уже пошли в школу, тут у них были бабушка и дедушка, друзья. Английский они на тот момент почти не знали, с заграничным отчимом ни разу не виделись. Просто так всего их не лишить, это же жуткий стресс. Вот они и остались с Димкой. Но бывшая помогала. Деньги присылала, подарки. И связи не теряла. Постоянно звонит ему, общается по скайпу, через соцсети. Плохой матерью ее вроде и не назовешь, но она ни разу так и не приехала, чтобы вживую повидаться с детьми. Так что вряд ли она знает, что пришлось им всем пережить без нее. Димка наверняка ей обо всем не рассказывал.

Из угла зала раздался взрыв смеха. Им там премию в сто кусков каждому выдали, что ли?

— Трудно жили, да?

— Да уж нелегко. Навалилось одно за другим. Своих родителей Жанна перевезла в Америку, а Димкины остались в Тарасове. Старенькие были, постоянно болели. Но с внуками возились от души. А потом умерли, один за другим. Димка пахал как каторжный, дома почти не появлялся. Подрабатывал везде, где только мог. Он и мне-то не сразу сказал, что живет только с сыном и дочкой. Конечно, как только я узнала, то стала помогать по мере сил. То с тортиком забегу, то новые носочки в магазине прихвачу на распродаже. Машка ко мне сразу прониклась, а вот Артур долго к себе не подпускал.

— А как они относятся к своей родной матери?

— В каком смысле? — удивилась Аня. — Я же сказала, что она постоянно на связи.

— Это одна сторона вопроса, — уточнила я. — Она-то на связи, а дети с ней хотят поддерживать отношения?

Аня задумалась, а потом пожала плечами.

— Если честно, то не припомню, чтобы при мне они о ней вообще говорили. Ни плохого, ни хорошего не слышала.

— Понятно.

Я представила, что было бы, если бы тетя Мила уехала из страны, влюбившись в иностранца. Не сейчас, когда я стала самодостаточной личностью, вполне способной себя обеспечить. Не сегодня, когда тетя Мила легко переживет мое отсутствие в виде длительной командировки, а я спокойно отпущу ее на недельку-другую на дачу к подруге. Не в мою смену, как говорится. Но что было бы раньше, когда мне было десять лет? Оставила бы она меня одну с отцом и его новой женой? Ой, не знаю, не знаю. Ну окей, представим, что ей все-таки пришлось бы покинуть родину. Как бы она вела себя в таком случае? Обрывала мой телефон или сразу же забыла обо мне? Что-то подсказывало, что первый вариант был бы наиболее реален.

Из глубины души поднялось чувство стыда и ошпарило меня по самые уши. Как легко, оказывается, можно дойти до роли судьи, выносящего приговор чужому человеку. А все почему? Потому что лезу не туда. Пытаюсь примерить на себя не свою судьбу, по сути, ничего не зная о том, как оно все было на самом деле. Кто я такая, чтобы сравнивать? Я не Жанна, и я не на месте ее детей. Если в течение многих лет их договоренность с бывшим мужем не утратила силу и Жанна всяко-разно помогает бывшему супругу и детям, то это ведь очень хорошо. Это честно. Это правильно.

— Я ее не осуждаю, — сказала я.

— Тебе так кажется, — возразила Аня.

— Но очень хочется, ты права, — призналась я. — Главное, вовремя остановиться. Ты говоришь, что она не исчезала из их жизни?

— Если можно так сказать, — хмыкнула подруга и заглянула в мой стакан. — Ты хоть глоток сделала? Коктейль хорош.

— Голова гудит.

— Значит, надо поесть.

В этот момент из кухни вышел официант с подносом в руках. Остановившись у стола, за которым расположилась веселая группа «костюмов», он принялся сгружать на стол тарелки. Мужчины радостно загудели.

Аня недовольно покосилась в их сторону.

— Голова болит, говоришь? — переспросила она. — Я знаю, что нужно сделать, чтобы она у тебя успокоилась. Эй, товарищ! Да-да, вы! Можно вас на минуточку?

Она обратилась к бармену. Он тотчас оказался возле нас.

— Можно заказать то же, что и у них?

Кивком головы она указала на стол, у которого все еще находился официант.

— Они заказали стейки, — просветил нас бармен.

— Я знаю, что они заказали, — буркнула Аня. — Не слепая и не глухая. Не все же они съели, полагаю. Ведь у вас найдется пара великолепных стейков для двух уставших девушек?

Она приобняла меня за плечи. Бармен на мгновение закатил глаза.

— Так бы и сказали, — улыбнулся он. — А то «не слепая, не глухая». Подождете за барной стойкой или выберете столик?

— Останемся здесь, — решила за нас двоих Аня.

— Хорошо, — легко согласился официант. — Сейчас передам ваш заказ на кухню. Что-нибудь еще желаете?

Аня подвинула к нему пустой стакан.

— Повторите, пожалуйста.

Пока бармен занимался нашим заказом и обслуживанием других посетителей, изредка оказывающихся у стойки, Аня продолжила делиться историей семьи Замбергов.

— В общем, на правах хорошей знакомой я изредка помогала Димке и «близнецам». Думала, что вот-вот у него появится кто-то… женского пола. Ну ты поняла, да? У мужиков с этим делом как-то проще все. Не то что у нас. Ищем, ищем, а потом плачем. Но я ошиблась. Представь, Дмитрий так ни с кем и не закрутил.

— Может, просто не хотел с кем-то встречаться, — возразила я. — У него же дети, а это многих отпугивает.

— Думаю, дело было в другом, — сказала Аня. — Он просто никого не привлекал из-за своего характера. С первой минуты общения становится ясно, что Дмитрий Палыч настолько нежен, что стеной, за которой сможет спрятаться любая женщина, он никогда не будет. Ему не дано. Не добытчик, не крепкое плечо.

— Слишком мягкий?

— Вообще беда, — скривилась Аня. — Он не борец и не боец. Ему в лицо плюнут, он утрется и уйдет.

— Были прецеденты? — спросила я.

— Были, — коротко ответила Аня и замолчала.

То ли она специально выдерживала паузу перед тем, как поделиться чем-то важным, то ли ждала от меня проявления интереса к своим словам. Но я слишком устала, чтобы вытягивать из нее информацию. Пусть уж лучше сама, если ей так хочется.

— Когда мы с ним познакомились, он работал один. Я влилась чуть позже. Контора «На краю таланта» полностью его детище. И он гений.

Вот это переход.

— Его фамилия еще несколько лет назад мелькала во всех музыкальных журналах. Помнишь, когда мы были в магазине, я сказала, что когда-то он был достаточно известной личностью?

— Да, говорила, — вспомнила я. — Но потом вроде бы что-то произошло, да?

— Его крупно подставили, а он не смог доказать, что правда на его стороне. Это его и сломало. Мы, кстати, познакомились с ним сразу же после этой истории.

— Давай-ка подробности, — велела я. — Достала уже со своими намеками.

Аня посмотрела на бармена. Он был очень занят — поправлял бутылки на полках. Дверь, ведущая на кухню, оставалась закрытой.

— Не торопятся они с нашими стейками, — заметила Аня. — Фиг с ними. Вот ты спросила про то, что случилось. Но перед этим скажи мне, а слышала ли ты о Макаре Волкове?

О, это имя было мне хорошо известно. В нашем с тетей Милой доме оно произносилось с тихим благоговением, и все из-за одной-единственной песни. Песня называлась «Ночь». Макар Волков был достаточно известным исполнителем песен с тюремной романтикой. Если честно, я с трудом переваривала подобную музыку, да и тетушка не была ее любительницей. Но присутствовала в репертуаре Волкова одна композиция, которая вышибала слезу с первых нот. В песне говорилось о том, что одна маленькая девочка сидит в лесу и вспоминает маму. Вокруг ночь, на небе звезды, девочка мерзнет и пытается согреться, но у нее не получается. И вот если бы у нее были папа и мама, то она была бы счастлива и не сидела одна в лесу. Но у нее никого нет. Только сосны и звезды. И никакой надежды на улучшение ситуации. В общем, как удачно заметили в одном старом фильме, все умерли.

Когда тетя Мила включила мне эту песню впервые, я поначалу отнеслась к ней равнодушно. Но с пятого раза прониклась. Сама песня была прекрасна. Стихи, музыка, исполнение — все было на высшем уровне.

— Слышала его песни, — кивнула я.

— Прекрасно. Значит, не придется ничего объяснять. И как тебе?

— Да я всего одну и знаю, если честно.

— Песня называется «Ночь»?

Я уставилась на Аню во все глаза. Гул в голове стал еще сильнее.

— Погоди-ка… Ты хочешь сказать, что эту песню…

— Ее написал Димка, — медленно качнула головой Аня. — Стихи его, музыка тоже. Единственный случай, когда он полностью сочинил песню, ставшую хитом. Такое случается раз в жизни. Он умеет творить, за плечами музыкальная школа, работа звукооператором в студии звукозаписи, но не его это. Он прирожденный поэт.

— А я думала, что автор песни Волков. Ничего не понимаю. Разве он исполняет чужие песни? Везде говорит, что только свои.

— Остальные песни он создал сам, все верно, — подтвердила Аня. — Но именно «Ночь» его и прославила, хоть он не имеет никакого отношения к ее созданию.

— Плагиат?! — ахнула я.

— На всю страну. Волков всего лишь исполнитель, не больше. И это при том, что Димка вытащил его практически из помойной ямы. Вот такая благодарность. Волчья. О, это к нам.

Официант принес свежие овощи и соус. Заботливо водрузил на край стола соломенную корзиночку с хлебом.

— Благодарю, — улыбнулась Аня.

Парень ответил ей вежливой полуулыбкой, после чего оставил нас в покое.

— Интересно, он женат? — задумчиво пробормотала подруга, глядя ему вслед.

— Ему двадцать лет, не больше, — напомнила я Ане про возраст.

— Так ночь кругом, все равно не видно, — ответила она.

Мясо оказалось превосходным, овощи свежайшими, а соус в меру острым. Мягкий хлеб таял во рту. По мере того как мой стейк становился меньше, головная боль потихоньку уходила. Неужели для того, чтобы почувствовать себя лучше, и вправду нужно было всего лишь что-то съесть? Я ведь практически с утра была голодной, а у Замбергов разжилась одной маленькой порцией салата. А потом и вовсе не до еды стало.

Все оказалось настолько вкусным, что было не до разговоров. Быстро расправившись с ужином, мы вернулись к коктейлям.

— Получается, что Волков украл чужой труд? Хотя чему тут удивляться… — с сожалением сказала я.

— Он не просто украл, — ответила Аня. — Эта сволочь публично заявила, что автор песни именно он.

— А что же Дмитрий? Ему удалось доказать обратное?

— Он хотел, даже пытался, не не хватило моральных сил. Понял, что ему не поверят. Мне кажется, кто-то очень сильно не хотел, чтобы ему поверили.

Увы, в нашей жизни такое случается сплошь и рядом. Не хотела бы я оказаться на месте Замберга.

— А ты не пыталась ему помочь? — спросила я у Ани.

— Я хотела, но он дал понять, что либо я не вмешиваюсь, либо мы расстаемся. Расставаться я не хотела, потому что это значило потерять работу, которая мне пришлась по душе. Портить с Димкой отношения тоже не входило в мои планы. И я перестала поднимать эту тему. Для него она всегда оказывалась очень болезненной.

После слов Ани я посмотрела на Замберга другими глазами. Днем я увидела тихого алкоголика, который даже на своем празднике предпочел иметь дело с выпивкой, а не с семьей. Но сейчас, сопоставив все события, которые произошли в его жизни за последние годы, я поняла, что алкоголизм — самое легкое из того, что могло с ним случиться. Жизнь пропустила его через мясорубку нелегких испытаний. Развод с женой, ее отъезд за границу, воспитание двух детей, смерть родителей, а потом предательство того, кому он подарил известность. Вот не знаю, что было бы со мной после всего этого.

— Он давно пьет, Ань?

— Кто?

— Дмитрий.

— Димка-то? Да он толком-то и не пьет.

— Не поняла, — растерялась я. — Видела же его в состоянии нестояния. Он постоянно прикладывался к рюмке.

— Поэтому и развезло. Пил бы пиво — сидел бы с нами за столом до победного. У него непереносимость алкоголя. Думаешь, он настолько опьянел, что не мог бы сам дойти до комнаты? Да ему одной рюмки хватает, чтобы окосеть. Порой он хорохорится, но продолжает до тех пор, пока на него пол на прыгнет. Теперь три дня будет валяться на диване и стонать. А мне опять одной делами заниматься. Нет, Жень, он не алкаш в общепринятом смысле. Просто не умеет пить, а сегодня вообще про тормоза забыл и позволил себе расслабиться больше, чем обычно.

И снова у меня случился разрыв шаблона. Не алкаш, а жертва. Надо же. На моих глазах Замберг превращался в ангела, которому отрубили крылья. О, как несправедлива жизнь!

— Курить охота, — заерзала Аня, взглянув на часы. — У них тут, кажется, запрещено. Пойду на улицу. Подождешь меня тут или пойдем вместе?

— Иди, мне и здесь хорошо.

Схватив сумку, Аня вышла из бара. От меня не ускользнул внимательный взгляд бармена, брошенный ей вслед, а потом переведенный на меня. Это было ожидаемо, и я знала про трюк, которым пользуются «ресторанные зайцы». Они приходят в заведение, делают заказ, после чего один из них отлучается якобы на минутку, чтобы усыпить бдительность персонала. Больше он не возвращается, а минута ожидания превращается в довольно длительный отрезок времени. По его истечении оставшийся сидеть за столиком делает вид, что встревожен отсутствием приятеля, и отправляется якобы на его поиски. Нужно ли говорить, что он тоже пропадает, так и не оплатив счет?

Надо отдать должное тому, кто это придумал. Все гениальное просто. Главное, выглядит правдиво. А если ты еще и прирожденный актер, то вообще не к чему придраться. Но все дело в том, что работники кафе и ресторанов тоже не дураки. Поэтому серия подобных схем облапошивания, прокатившаяся по кафе и ресторанам Тарасова, быстро сошла на нет.

Бармен тоже, видимо, решил, что мы с Аней как раз из тех, кто пожелал отведать превосходнейшего мясца, но не собирался за него платить. Стойку и наш столик разделял неширокий проход, поэтому он обратился ко мне, не покидая своего рабочего места.

— Счет? — предложил он, улыбаясь одним уголком губ.

— Давайте, — ответила я. — Вы не могли бы приготовить кофе на двоих?

— Просто кофе?

— Покрепче.

Бармен пожал плечами.

— С учетом времени суток предложил бы латте. Сердечко тоже хочет жить.

— Отлично. Давай латте.

В дальнем углу зала вспыхнул экран телевизора, установленного под потолком. Это был кабельный канал, по которому крутили зарубежные музыкальные клипы. Сначала я бездумно смотрела на экран, а потом подумала, что каждый из нас вполне может оказаться на месте Дмитрия. И ведь оказывается. Просто вида не подает. Или тщательно скрывает. Причины могут быть разными. Вот, например, написал ты сценарий и показал его знакомому. Тот сказал: «Так себе сценарий, никуда не годится». Ты и думать об этом забыл, а потом сидишь дома и смотришь фильм по телевизору. Это же фильм, снятый по твоему сценарию, оставленному у знакомого! Как? Что? Почему? Но фильм отхватывает премию «Оскар». И ты такой: «Эй, это же мой сценарий! Почему мне ничего не сказали о съемках? Почему нет моего имени в титрах?» А твой знакомый в ответ: «Твой сценарий? Не смеши, ты не имеешь к этому никакого отношения. Ты сам мне его отдал. Ну и что, что он мне не понравился. Ты все придумал. Славы захотелось? Так и скажи». И все верят не тебе, а тому, кто украл. Рукоплещут ему, берут интервью, осыпают деньгами. А ты теперь никто, твоя правда никому не нужна.

Почему так получается? Почему справедливость превращается в тлен? По какой причине? Аня сказала, что Макар Волков одним словом перечеркнул жизнь своего благодетеля. И все же — с чего бы ему так делать? Может быть, Замберг где-то перегнул палку, отговорил от выгодного контракта, поставил жесткие условия, пригрозил или чем-то обидел Макара? А Волков не смог этого пережить и отомстил Дмитрию таким ужасным способом? Интересно, как долго они общались? Из какой помойной ямы Замберг вытащил Волкова? Судя по всему, он много ему дал. А сам потерял все.

Анька все же молодец. Сколько ее помню, она была пробивной. И довольно трудолюбивой. Я никогда не видела ее ноющей или просящей о помощи, если не считать пары случаев, когда она забегала за солью или брала взаймы тысячу до завтра. И ведь реально вернула тогда деньги на следующий день, еще и дыню в благодарность приволокла. Тете Миле она, правда, почему-то не нравилась. Тетушка утверждала, что Аня не из тех людей, которые будут общаться с кем-то долго, ничего не требуя взамен. Но я с ней не соглашалась. Просто тетя Мила была не в курсе, что прошлой весной редкие в нашем городе таблетки от давления достала ей именно Аня, у которой нашлись нужные знакомые. И Аня умоляла меня не говорить об этом тете Миле, чтобы та не стала рассыпаться в благодарностях.

А мы живем и делаем свои выводы в отношении других, совсем их не зная. Эх…

— Вот ваш кофе. И счет.

Рядом с латте легла маленькая кожаная папка. Вот он — час расплаты. Сумма за наши с Анькой посиделки вышла немаленькой, и я положила в папку последние купюры, решив взять эту часть культурной программы на себя. Что ж, осталось дождаться подругу и спокойно отчалить домой.

Кофе был очень кстати, потому что коктейль почти выветрился из головы и повторения не хотелось. Меня потихоньку стало клонить в сон. День был тяжелым, а прекрасный ужин и легкая духота, царившая в помещении бара, способствовали возникновению желания выйти на свежий воздух. Но торопиться я не стала. Решила дождаться Аню, которая почему-то задерживалась.

От компании веселых мужчин, которые зашли в бар после нас, отделился один и через весь зал направился ко мне. Я мигом подобралась. Его намерения были не ясны, но я догадывалась, что он вряд ли захочет обсудить со мной мировую политическую обстановку.

Он остановился рядом со стойкой и прикоснулся к спинке свободного стула.

— Разрешите?

Я осторожно качнула головой. Мужчина сел на Анин стул, сложил руки на стойке и принялся меня в упор разглядывать.

Я перевела взгляд на бармена. Он с интересом наблюдал за происходящим.

— Сколько? — поинтересовался гость.

Он был симпатичным, если не сказать больше. Суперская стрижка, ухоженная растительность на лице, а из-под воротника рубашки выглядывал край татуировки, которая, несомненно, занимала значительную часть его тела. Странным образом строгий пиджак и брюки чудесно дополняли его образ. Чувственный мужчина.

— Вы про что? — спросила я.

Конечно, я уже поняла, что он имеет в виду. Вопрос, который он задал, мог относиться только к одному. Правда, обратился красавчик не по адресу. Но мне отчего-то вдруг стало весело.

— Не понимаю вас, — светски улыбнулась я.

— Разве?

— Поверьте.

— А вы тут с подругой, да?

— Да, мы с подругой, а что вам нужно?

— Как зовут подругу?

Он реально думает, что я ему выложу все по первому требованию? Может, ему еще и паспорт показать?

— Зачем вам ее имя?

— Ну как это? — изобразил он искреннее удивление. — Я Виталик. Меня так мама в детстве звала. А как вас в детстве звала мама?

Зря он вспомнил о наших мамах. Особенно о моей.

— Что же вы все-таки хотите?

— Да познакомиться же.

— Вас друзья ждут.

Виталик обернулся и посмотрел на своих спутников. К своему удивлению, я отметила, что никто из них не пялится в нашу сторону. Они о чем-то увлеченно спорили.

— Нет, не ждут, — покачал он головой.

Будь тут Аня, все стало бы гораздо понятнее и мне, и Виталику. Но так как за стойкой находилась только я, то отбиваться приходилось в одиночку. В принципе, я была бы не против познакомиться с ним поближе, но как-нибудь в другой раз. Сегодня я уже ничего не хотела. А главное, Виталик принял меня за кого-то другого. И я решила принять правила игры.

— Вы задали мне вопрос, но не уточнили, — напомнила я.

— Да, — тут же отозвался Виталик. — Сколько?

— Я отвечу, — пообещала я. — Но сначала уточните, пожалуйста, о чем вы. Вопрос-то к чему угодно можно привязать. К весу. К возрасту. К количеству арестов.

Боковым зрением я заметила, что к нам приближается еще один человек из той же компании. Вот теперь я серьезно напряглась. Даже бармен застыл на месте.

Но развязка оказалась весьма прозаичной. Второй подошел к Виталику и опустил ему руку на плечо.

— Ты ошибся, — коротко заметил он и повернулся ко мне: — Извините за беспокойство. Просто мой друг боится знакомиться с девушками, но немного выпил и решил погеройствовать. Простите его, пожалуйста.

И тут Виталика словно подменили. От слащавой улыбки не осталось и следа. Он посмотрел на своего знакомого.

— Ты уверен?

— Да. Пойдем.

Виталик прижал руку к груди.

— Бога ради, девушка… вот черт. Простите меня.

И они ушли. А я в одиночестве осталась переваривать увиденное и услышанное.

Аня даже не подозревала, какие страсти тут разгораются. Курила себе на улице и, видимо, не особенно торопилась вернуться. Плюхнулась на стул и сделала жалобное лицо.

— Слушай, мне позвонили, я совсем потеряла счет времени. Меня долго не было?

— Не знаю, — холодно ответила я. — А ты что, куда-то уходила?

— Да не обижайся, я же не сбежала!

Она повернулась к барной стойке.

— Друг, меня долго не было? — спросила она.

— Не считал, — невозмутимо ответил он и вдруг хрюкнул от смеха.

— Да ладно, — ахнула Аня. — Ой, кофе. Ты мне заказала кофе? Спасибо, Жень. Я как раз хотела… Слушай, давай попросим счет, а я его оплачу, а?

— Я уже оплатила.

— Сколько с меня?

Не дожидаясь ответа, она полезла в сумку за кошельком.

— Делай, что хочешь, — махнула я рукой, скомкала чек и положила его в пустой стакан. — Ты сегодня одни сюрпризы преподносишь.

— И домой на такси, ладно? Я закажу!

— Заказывай.

Она взяла телефон, сделала заказ.

— Машина будет через три минуты. Заскочишь перед выходом в туалет?

— Нет, до дома потерплю.

— Ну тогда собираемся, — засуетилась подруга.

В дверях что-то заставило меня обернуться. Виталик в этот момент был занят и совсем не смотрел в мою сторону.

— Подожди-ка, — резко остановилась подруга, не сводя глаз с экрана телефона. — Таксер пишет, что он нас найти не может.

— Кто? — не поняла я.

— Чертов таксист. Говорит, что стоит с обратной стороны этого здания.

— Так пусть объедет, в чем проблема?

Я уже не сдерживалась. Терпение было на исходе. То одно, то другое. Что за день сегодня, черт возьми?

— Вот еще, — возмутилась Аня. — Не будем мы никакое здание обходить, там на углу дорогу ремонтируют, а еще фонари меняют. Ты же сама своими глазами видела, там рабочие при мне машину подогнали. Припарковаться нельзя. Но знаешь что? Мы срежем.

— Кого?..

Аня подошла к барной стойке. Бармен, казалось, даже не думал, что мы уйдем просто так. Уж слишком довольный был у него вид. Смотрел на нас, как на цирковых обезьянок.

— Этот бар можно покинуть каким-то иным способом, нежели через главный вход?

— Ань, прекращай, — попросила я.

Но подружку было не остановить.

— А чем вход-то не угодил? — удивился бармен.

— Это вход, а нам нужен выход, — лучезарно улыбнулась Аня.

— И как же это я не догадался? — притворно изумился парень.

— Такси нас ожидает на противоположной стороне этого здания, — объяснила я. — И водитель, кажется, вредный. На улице не светят фонари, обходить дом по темноте страшновато, да и долго, наверное, хоть в последнем я не уверена. Можно, мы через кухню пройдем?

Такое объяснение вполне удовлетворило бармена.

— Идите, — разрешил он. — Сразу за дверью направо, там маленький коридор и дверь, она открыта.

— Что бы мы без вас делали? — восхитилась Аня.

В эту минуту в бар одна за другой зашли три девушки. Высокие, стройные и уже в мини-шубках, несмотря на то что на улице было не так холодно. Две тут же пошли в зал, а третья оказалась рядом с нами. Окинув меня и Аню оценивающим взглядом, она облокотилась о стойку.

— Егор, нам, как всегда.

— Понял. Принесу через минуту.

Девушка пошла к столику, который уже заняли ее приятельницы. Я уловила терпкий аромат явно дорогих духов.

— Пойдем уже, — потянула я Аню за рукав.

До такси мы добрались без приключений.

— Ты где была?

Тетя Мила встретила меня в прихожей. Я включила свет и увидела ее покрасневшие глаза.

— А ты почему не спишь? — удивилась я.

— На часы смотрела?

Я вспомнила, что часы в баре показывали двадцать три часа одиннадцать минут. От бара до дома ехали минут тридцать.

— Еще даже полуночи нет. Время детское.

Тетя Мила потянула носом воздух.

— Что-то отмечала, Жень?

Я с трудом сдержалась, чтобы не ответить резко. Надежда на то, что день закончится спокойно, показала мне средний палец. И с чего я решила, что сейчас приму таблетку от головной боли и рухну в постель? Нет, Женя, сначала выслушаешь нотацию от родной тети, несмотря на то что ты давно не ребенок. И хоть тетушку я обожала, в данный момент мне меньше всего хотелось в чем-то оправдываться. Именно поэтому решила обороняться до последнего.

— Почему у тебя глаза красные? — строго спросила я, решив перевести тему. — Все морги и больницы обзвонила?

Тетя Мила не дрогнула.

— А если бы я пропала с радаров? — невозмутимо спросила она.

— А я и не пропадала. Помогала Ане, было много дел.

— Какой Ане?

— Нашей соседке. Так почему глаза-то красные?

— Читала, — уже более мягко ответила тетя Мила.

Тетя отошла в сторону, уступая мне дорогу. Я прошла в кухню, достала аспирин и налила стакан воды.

— Не ругай меня, — попросила я.

— Что же у вас за дела были?

Тетя Мила села на табуретку и приготовилась слушать. Ладно, попробую объяснить.

— У ее знакомого сегодня был день рождения. Покупали продукты, подарок, потом меня пригласили отметить это дело. Я осталась. Посидели. Разумеется, выпили за его здоровье. А после всего Аня пригласила меня в бар. Там были коктейли, стейки и кофе. Доехали на такси. Все нормально, теть Мил. Не мучай меня, пожалуйста.

Я надеялась, что аспирин сделает свое дело, ибо засыпать под звон в собственных ушах и ощущение ломоты в области лба совсем не хотелось. Не помешало бы и снотворное, чтобы окончательно расслабиться, потому что новой информации — к слову, совсем мне не нужной — я получила очень много, а что с ней делать, не знала. Но ведь сразу она из мозгов не выветрится.

— Сильно устала? Может, настой из мяты выпьешь? Как раз сегодня сделала, еще не остыл.

Опять шаманские зелья. Снова лекарственные сборы, настойки, заварки.

— Нет, спасибо, теть Мил. Лучше лягу.

— Ну иди.

Кажется, тетушка окончательно сменила гнев на милость. А я пошла спать.

Глава 3

Я настолько устала, что даже не разделась. Легла на кровать и закрыла глаза. Но, несмотря на полное истощение организма, поспать, как выяснилось позже, мне было не суждено. То, что я в баре спутала с сонливостью, на деле оказалось обычным желанием замереть на месте. Телу требовался покой, мыслям тоже. До сна было еще далеко.

Тетя Мила тихонько поскреблась в дверь.

— Жень…

Я разлепила веки. В руках тетушка держала мою сумку.

— Что случилось, теть Мил?

Мы не имели привычки копаться в вещах друг у друга, если только они не находились на общей территории нашего с ней проживания. Например, без разрешения стянуть что-то из моих шмоток, которые были сложены в шкафу, находящемся в гостиной, тетя Мила могла запросто. Пользоваться моими духами, кремами или в редких случаях компьютером она имела полное право. Я так же спокойно залезала в ее «владения». Но наши сумочки — табу. Только с официального разрешения. И что же сейчас тете Миле так срочно понадобилось в моей?

— Я звонила тебе, но ты не отвечала, — извиняющимся тоном произнесла она. — Вот и подумала, что телефон-то, наверное, разрядился.

Она аккуратно поставила сумку на край кровати.

— Найди его сама среди своего барахла, пожалуйста, — продолжила тетушка. — А я поставлю его на зарядку.

И тут я поняла, что никогда нельзя строить планы. Ни на жизнь, ни на день, ни на сон, ни на отпуск. Долгосрочными перспективами должен заниматься тот, чья память гораздо лучше, чем моя собственная.

Мой телефон до сих пор заряжался на кухне Замбергов.

Тетя Мила, конечно, попыталась меня остановить, но лучше бы она этого не делала. Я пребывала в ярости, но главным образом от того, что винить было некого. Моя собственная голова оказалась совершенно дырявой.

Не то чтобы я была сетевым человеком. Вовсе нет. Поиск информации и нечастые случаи, когда мне необходимо поддерживать контакт с людьми, — вот, пожалуй, и все, для чего мне нужен компьютер. Я не резалась в игры, не висела в соцсетях, не занималась виртом. Несомненно, комп являлся необходимой в хозяйстве вещью, но более удобным во всех смыслах был мобильный телефон, который я постоянно держу под рукой. Там у меня все и в быстром доступе. И именно там осталось не прочитанное мной сообщение от Саймона Шкловски со всеми данными о его прибытии в Тарасов.

Саймон и я познакомились два года назад на Московском международном кинофестивале. В Москву я отправилась как телохранитель одного не последнего тарасовского банкира, решившего, что красная бархатная дорожка — лучшее место, чтобы рассказать столичному бомонду о своем банке, разместив там рекламу. Полагаю, банкир надеялся, что сможет выйти на мировую арену, а там уже и до кабинета на нью-йоркской Уолл-стрит недалеко, но его пристрастие к азартным играм перевесило желание работать. В один из вечеров я должна была сопровождать его на прием, который устраивался в ресторане, состоящем из двух залов. В одном можно было выпить и закусить, а второй переоборудовали в казино, куда мой наниматель отправился раньше, чем любой из гостей. Сделав первую ставку и выиграв, он отпустил меня со словами: «На сегодня можешь быть свободна». Увещевания не помогли, а взывать к его здравому смыслу я попросту не имела права. На тот момент я уже поняла, что на самом деле банкиру не нужен телохранитель. Мое присутствие являлось не более чем дешевыми понтами, клиенту ничто не угрожало, поэтому я со спокойной совестью отправилась в соседний зал, где собиралась заказать кофе, после чего отправиться на боковую. Благо тот банкир оплатил мне все, включая шикарный вид из окна отеля в центре столицы. Заказанный кофе я собиралась пить в одиночестве, но за мой столик подсел лохматый рыжий парень. Он очень волновался и постоянно извинялся на великолепном английском, боясь, что я не разрешу ему составить себе компанию, но я согласилась — уж очень забавным и перепуганным он выглядел.

За разговором быстро выяснилось, что Саймон прибыл на кинофестиваль в составе американской съемочной группы, которая приехала с короткометражкой о трудной любви между молодым индейцем племени навахо и коренной американкой старше его на двадцать пять лет. Саймон участвовал в написании сценария к картине. Однако фильм по какой-то причине решено было показать только на закрытом сеансе, и Саймон очень из-за этого расстроился. Сам он родился в Вашингтоне, но его родители были русскими. В детстве они все уши прожужжали ему рассказами о том, как им раньше жилось в России, и Саймон был рад посетить свою историческую родину. На русском языке он говорил отлично, без акцента, что выяснилось через пять минут после того, как он приземлился за мой столик.

Оставшиеся дни мы несколько раз встречались то на показах, то в ресторане, а накануне моего отъезда из Москвы Саймон позвал меня на прогулку по столице, во время которой я и пригласила его в Тарасов.

— Выберем тебе отель с видом на центр города. Сгоняем на базу отдыха или на лодочную станцию, — агитировала я. — Привезешь родичам кучу подарков.

Саймон загорелся идеей, мы обменялись номерами телефонов, но связь больше не поддерживали. Его поглотил Голливуд, у меня тоже были свои дела. Но иногда я вспоминала о нем с искренней теплотой. Правда, на связь не выходила. Он тоже молчал.

Но этим утром Саймон вдруг объявился. Он позвонил в шесть часов утра, чтобы сказать, что снова посетит Россию, но теперь уже в качестве режиссера. Поведал, что собирает материалы о российских городах, планирует сделать документальный цикл. Вообще-то его уже помотало по разным уголкам нашей великой и необъятной, но он всегда помнил о моем приглашении.

— Я купил билеты, — радостно сообщил он. — Буду у вас через день, в восемь утра. Сижу вот, отели выбираю. Ты не занята завтра? Может, встретимся?

Я была абсолютно свободна. Выдался этакий коротенький отпуск. Я сама вызвалась встретить Саймона в аэропорту и отвезти его в отель, а потом, как и было обещано, провести с ним несколько дней в качестве экскурсовода.

Тете Миле я просто сказала, что ко мне приезжает друг, с которым я ее непременно познакомлю. В ответ она молча поиграла бровями и ушла в другую комнату.

— И нечего делать такое лицо! — вслед ей крикнула я. — Поставь чайник, пожалуйста. Теперь точно не усну.

Но позже я все-таки ненадолго прикорнула. А потом на горизонте появилась Аня с просьбой помочь ей с продуктами, и Саймон мигом вылетел у меня из головы. Как и СМС-сообщение с номером рейса и временем прибытия.

Все это произошло за один день, и я искренне надеялась, что он закончился. Но потом появилась тетя Мила с моей сумкой в руках. Ну вот какая здоровая голова это выдержит?

— Теть Мил, вызови такси, — попросила я. — Я быстро, туда и обратно.

Пока тетя Мила разговаривала с диспетчером, я влезла в старые джинсы, стянула с сушилки для белья мятый свитер и набросила на плечи видавшую виды курточку.

— Вызвала?

Тетя Мила потрясла рукой, в которой был телефон.

— Спасибо, родная.

Сбегая по лестнице вниз, я обшаривала сумку в попытке обнаружить какую-нибудь завалявшуюся карамельку. Все-таки я сегодня и вино, и коктейль пробовала, а зубы на ночь почистить забыла. Но вместо конфетки наткнулась на пакетик орешков, которые купила в магазине по просьбе Ани. Находка меня обрадовала, и я, закинув в рот сразу несколько штук, решила, что благодаря этой приятной мелочи все не так уж плохо.

Вот верну свой телефон — и вообще будет кайф.

— Мать моя женщина, что тут происходит? — удивленно пробормотал таксист, подъезжая к дому Замбергов.

Ответить мне было нечего.

Сначала я увидела огни. Полицейская машина с сиреной, рядом «Скорая». А потом услышала крики. Кричал мужчина, ему вторил женский голос. Тут явно что-то произошло. Что-то очень серьезное.

Я протянула таксисту деньги.

— Остановитесь здесь, пожалуйста. Не нужно ехать дальше.

— Какой-то семейный скандал на весь район, — словно не слышал меня водитель. Но машину остановил. — Во бесятся, а. Вас подождать?

— Нет, не надо.

Я вышла из машины.

— Я все-таки подожду немного, — высунулся из своего окна водитель.

Задние двери машины «Скорой помощи» были открыты, но внутри никого не было. Двое полицейских пытались скрутить какого-то полуголого человека. Он сопротивлялся даже с заломленными за спину руками.

— Не я это! — кричал он во все горло. — Не я! Вы не того взяли, ублюдки! Не трогайте меня!

Я подошла ближе, но остановилась, не решаясь сразу зайти в дом. Тут кого-то задержали, и человек яростно сопротивлялся.

— В машину его, — коротко скомандовал один из полицейских.

Мужчина обессиленно упал на колени и стал раскачиваться из стороны в сторону. В этот момент из дверей подъезда появились медики с носилками.

— Дорогу, дорогу! — прокричал тот, который шел первым.

Полицейские волоком оттащили арестованного в сторону. Тот обмяк в их руках и, кажется, потерял всякую надежду вырваться.

Куст, который перекрывал обзор, сыграл со мной злую шутку. Я и не заметила, что рядом с задержанным стояла девушка. Она бросилась к носилкам, не обращая внимания на мужчину, на запястьях которого уже были наручники. Попыталась забраться в «Скорую», оступилась и чуть не упала, один из фельдшеров подал ей руку, помог подняться, но тут же оттеснил в угол салона, а сам засуетился вокруг пациента. Потом что-то сказал девушке и она подняла голову, отвечая ему.

Это была Маша Замберг. Да что же тут произошло? И кто в «Скорой»?

Уже не раздумывая, я пошла вперед. По пути бросила взгляд на задержанного, но не успела рассмотреть его со спины. Менты волоком затащили его в машину.

Маша вышла из «Скорой». Двери захлопнулись. Она так и осталась стоять в одиночестве, и по ее тонкой фигурке ритмично танцевали синие блики мигалок обеих машин. Она словно вросла в землю и не знала, что ей делать дальше, куда бежать, в какую сторону смотреть. «Скорая» стала медленно сдавать назад, но Маша, стоявшая практически на ее пути, даже не сдвинулась с места.

Я решительно подошла к ней и обняла за плечи.

— Пойдем.

Она испугалась, увидев меня, и пришлось ей напомнить, что мы сегодня уже виделись.

«Скорая» развернулась и скрылась за углом. Слух резанул звук сирены. Полицейская машина проследовала за ней. А мы так и остались стоять возле подъезда.

Я подняла голову — почти все окна на этой стороне дома были освещены. Соседи с любопытством наблюдали за происходящим.

— Идите спать! — крикнула я.

— Сама иди! — ответил мне старческий голос.

Сирены стихли.

— Пойдем домой? — спросила я, не отпуская Машины плечи. — Здесь холодно, а ты в одном халате.

— Не могу туда идти, — тихо сказала она.

— Маша, я только что приехала и не знаю, что произошло.

— Артур убил папу.

Иногда мой мозг преподносит сюрпризы. Начинает функционировать с нужной силой соответственно обстоятельствам, и не спустя время, а сразу, еще не обработав информацию. Как следствие, я начинаю действовать без эмоций, как робот. Так вышло и сейчас. Услышав новость, я почему-то не удивилась, не испугалась и не стала задавать вопросы. Напротив, собралась, потому что поняла, что из нас двоих в своем уме нахожусь только я.

— В квартире полиция? — спросила я.

Она кивнула.

— Ничего. Они скоро уйдут.

— Не хочу туда идти, — повторила Маша.

— Я бы тоже не хотела, — призналась я. — Но здесь торчать тоже смысла нет.

Что у нее дома, интересно? Как произошло убийство? С чего все началось? Где в этот момент находилась сама Маша? Видела ли она все своими глазами или застала ужасную картину потом? Как давно это случилось? Кто вызвал полицию?

— Маша, вон там стоит моя машина. Мы можем посидеть в ней, но тебе все равно рано или поздно нужно будет подняться в квартиру. С тобой захотят поговорить, нужно будет ответить на вопросы. К сожалению, таков порядок.

Маша начала мелко дрожать. Вряд ли в этом был виноват уличный холод.

— Но я буду рядом, — пообещала я.

Она впервые с момента моего появления посмотрела мне в глаза, а потом медленно пошла в сторону подъезда.

Этот мир, похоже, не собирался сдаваться и решил во что бы то ни стало взорвать мой мозг. В дверях квартиры я увидела Виталика, который несколько часов назад подкатывал ко мне в баре. Он курил на лестничной площадке, прислонившись плечом к стене у двери знакомой квартиры, и сначала не понял, откуда рядом с Машей кто-то еще. Но, всмотревшись в мое лицо, нахмурился.

— Где-то я вас уже видел, — пробормотал он.

— И я вас тоже, — ответила я. — Хорошо посидели в баре?

— Что вам здесь нужно?

— Могу задать вам тот же вопрос.

В глубине квартиры послышались шаги. На пороге появилась полненькая девушка и, не сбавляя скорости, прошла мимо.

— Закончила, Юль? — вслед ей бросил «Виталик».

— Да, теперь твоя очередь, — ответила Юля на ходу. — Сейчас Гуляев из дежурки машину пришлет. Мне ехать с ними или вас подождать?

— Езжай, нам еще рано.

— Хорошо. В отделе встретимся.

Она стала спускаться по лестнице. Меня посетила догадка.

— Вы из полиции? — спросила я.

— Капитан юстиции Северский Виталий Андреевич. Следователь.

Однако. Если сейчас тут появится бармен и скажет, что он на самом деле капитан дальнего плавания, то я уже не удивлюсь.

Но такой радости не случилось.

— Нам можно зайти? — спросила я. — Маше нужно в тепло.

— Теперь — да. Эксперты закончили, можно и поговорить. Если что, то ее никто не выгонял. Она сама покинула квартиру. Конечно, она может зайти.

Но Маша не захотела переступать порог своего дома. Стояла и смотрела на пол. Я проследила за ее взглядом и увидела на полу в прихожей темные разводы. Мне не нужно было объяснять, что это такое, потому что крови на своем веку я видела достаточно.

— От этого можно как-нибудь избавиться? — спросила я.

— Подождите тут, — попросил Северский, зашел в квартиру и прикрыл за собой дверь, но буквально через пару минут снова появился на пороге.

— Проходите.

Маша с опаской зашла в прихожую и снова бросила взгляд на пол. Пол устилали газеты. Девушка по стенке двинулась в сторону комнаты.

— Это случилось здесь? — спросила я у Северского.

— Да, — коротко ответил он.

Значит, Замберга убили на этом месте. Я перешагнула через газеты.

— А вы кто, собственно? — удивился Северский. — Смотрю, чувствуете себя здесь, как дома.

— Это знакомая моего… папы, — едва слышно пробормотала Маша, стоявшая в дверях.

— Ну если так, то попрошу документы, — нахмурился следователь.

Я нашарила в сумке паспорт и протянула Северскому. Он изучил его довольно быстро, но отдавать не спешил. Его внимание привлекло мое удостоверение телохранителя, которое случайно попало между страницами паспорта. Что ж, пусть любуется. Все равно пришлось бы рассказывать ему о том, чем я зарабатываю на жизнь.

— Телохранитель, значит, — прочел Северский. — Это ваше основное место работы?

— Да.

— А в бар через дорогу, получается, забежали просто так?

Он вернул документы. Я сразу же опустила их в сумку.

— Вы в баре, наверное, тоже отдыхали? — задала я встречный вопрос.

— Это к делу не относится.

— Послушайте, я была здесь сегодня с обеда до позднего вечера. Если нужно, то назову точное время. И оказалась я здесь сейчас лишь потому, что забыла на зарядке свой мобильник, а там важная для меня информация. В момент совершения преступления была либо дома, либо в такси, на котором сюда приехала. Я же не знаю, когда это произошло.

— Ничего не понял, — признался Северский. — Поговорим чуть позже.

Со стороны комнаты донесся шорох и звук отодвигаемого стула. Северский шагнул в комнату.

— Подождите на кухне, — повернулся он ко мне. — Допрошу девушку и займусь вами.

— Я бы хотела присутствовать, — возразила я. — Сами видите, в каком она состоянии. Со мной ей будет спокойнее.

Северский замялся, и я решила воспользоваться моментом.

— Только телефон свой заберу, — добавила я.

Следователь промолчал. Я пошла на кухню и, увидев телефон, который находился там, где я его и оставила, испытала чувство огромного облегчения. Северский наблюдал за мной из коридора.

— Стакан воды для Маши, — вспомнила я.

На столе до сих пор оставались следы пиршества. Стул, на котором сидел Артур, кто-то аккуратно задвинул под стол. На краю стола я заметила бокал с остатками коньяка, пустая бутылка из-под которого обнаружилась тут же. Когда мы с Аней покидали квартиру, Артур как раз собирался пить коньяк. Судя по всему, он не остановился, пока не выпил его весь.

В воздухе стоял характерный запах застарелого пиршества: аромат зеленого лука оттеняли тонкие нотки сигаретного дыма. Я с сожалением окинула взглядом кухню. Да уж, совсем не так должен был завершиться этот день.

— Ну что там? — недовольным тоном спросил Северский.

— Иду, — отозвалась я.

Сполоснув стакан, я наполнила его водой и пошла к Маше.

Через час в квартире не осталось никого, кроме нас и следователя.

Во время допроса Виталий Андреевич вел себя очень достойно: не повышал голос, не торопил нас, предоставляя возможность подробно вспомнить все, что было, а когда Маша снова стала клацать зубами, то сам набросил ей на плечи плед. В общем, оказался «добрым» полицейским, хотя его манеры и поведение могли быть четко отточенной схемой ведения допроса. Сначала будет мягко гладить, а потом больно бить. Однако ни мне, ни Маше скрывать было нечего.

Маша рассказала, что вскоре после нашего с Аней ухода Дмитрий внезапно решил продолжить банкет и вернулся за стол. Перед этим он поспал совсем немного, и, конечно, никто не смог бы протрезветь, подремав всего полчаса. Артур в тот момент находился на кухне один, попивая коньяк и зависая в телефоне. Маша попробовала снова уложить отца спать, но тот сопротивлялся, и она решила оставить его в покое. Тем более что, по ее словам, Артур в скором времени собирался отправиться на боковую. Значит, решила она, вероятность ссоры между братом и отцом минимальна.

Сама Маша тоже решила отдохнуть. Она привычно расположилась у себя в комнате и даже успела задремать, но вдруг услышала из коридора громкий крик брата.

— Словно его там резали, — вспомнила она. — Орал, как бешеный.

Девушка вышла в коридор и увидела ужасную картину: на полу лежал отец, признаков жизни он не подавал. Рядом с ним на коленях стоял брат. Его футболка и руки были в крови. Она закричала: «Что ты наделал?!» Увидев сестру, Артур крикнул, что никого не убивал, а лишь пытался сделать отцу массаж сердца. Он же попросил вызвать «Скорую», что девушка тотчас и сделала. В полицию она не обращалась. Но вместе с медиками прибыли и полицейские, хотя Маша их и не вызывала. Она не знает, кто это сделал. Возможно, соседи.

— Если в службу «Скорой помощи» поступает вызов о серьезном ранении, то они обязаны сообщить нам, — объяснил Северский. — Так что соседи здесь, скорее всего, ни при чем. А что, раньше были прецеденты?

— Были, — призналась Маша. — Несколько раз папа и брат так сильно кричали друг на друга, что соседи вызывали полицию. Но я не знаю, кто именно вызывал. Со стороны все такие вежливые, улыбчивые.

Она продолжила. После появления полицейских начался сущий кошмар. Врачи прямо в коридоре оказывали срочную помощь Дмитрию, который, как выяснилось, был еще жив. А Артур только и твердил, что он не убивал. Потом его повели на улицу, в лифт он заходить отказался, пошли по лестнице, а из дверей выглядывали соседи. Перед Машей стоял трудный выбор: остаться с отцом или быть рядом с братом. Выбрала брата, потому что увидела, что отца собираются отправлять в больницу. Брат постоянно пытался что-то сказать, но в ответ получал удары от полицейских. Когда Артур понял, что его подозревают в попытке убить собственного отца, он совсем потерял разум. Кричал, вырывался, пытался драться с полицией.

Этот момент я и застала, приехав к дому на такси.

Северский внимательно слушал Машин рассказ, изредка что-то помечая в протоколе допроса. Поговорив с ней, дал прочесть документ и попросил поставить подпись. Девушка безропотно выполнила его просьбу.

— Я могу идти? — спросила она.

— Куда, Машенька? — поинтересовалась я.

— Уберусь на кухне.

— Иди, конечно. Я скоро.

Итак, очередь дошла и до меня. К этому моменту Маша уже ушла на кухню, и я на всякий случай прислушивалась к звукам, наполнившим этот дом. Девчонка пребывала в жутком стрессе, могла учудить что-нибудь.

Мы со следователем остались наедине. Я честно рассказала обо всем, что случилось днем. О покупках, об Ане. И о том, как мы оказались в баре.

— Примерное время совершения преступления как раз совпадает с тем, когда вы баловались коктейлями, — заметил Северский. — Так что алиби у вас есть. Поздравляю.

— Стойте-ка, — не поняла, — это, конечно, замечательно, но разве происшествие случилось не раньше по времени? Маша сказала, что отец проспал всего ничего, а потом снова вернулся к столу.

— После этого Маша отправилась спать и провела в постели почти три часа, — напомнил Северский. — Не путайте меня и себя. Мне было важно знать о месте вашего пребывания в момент покушения.

— Вы мне навязываете алиби? — удивилась я. — Впервые с таким сталкиваюсь.

— Просто я видел вас в этот момент в другом месте, — резонно заметил Северский. — Не будь мы с вами в одном месте, я бы непременно вписал ваше имя в список подозреваемых. Считайте, что вам чертовски повезло. Но если вдруг какие-то данные окажутся неверными или вы что-то упустили, то мы непременно поднимем эту тему позже. Очень советую ничего не скрывать.

— Нечего мне скрывать, — устало вздохнула я и потерла вновь занывший висок. — Аня, если я правильно понимаю, тоже автоматически исключается из числа подозреваемых?

— Та самая разухабистая подруга, которая была с вами в баре? Если речь о ней, то я бы ее тоже допросил.

— На каких основаниях? — не поняла я. — Со мной все ясно, я сама напросилась, а она-то при чем?

— Она тоже была сегодня в этой квартире. Могла что-то заметить.

Он снова принялся заполнять протокол.

— Могу сейчас позвонить подруге и попросить ее приехать, — сообщила я. — Все равно я должна ей сообщить о случившемся.

Северский оторвался от писанины.

— Оставьте ее контакты, иначе мы тут до утра просидим.

— Дмитрий Замберг и она были коллегами, вели общий бизнес. Эту семью Аня знает давно и хорошо. Не хотите по горячим следам? Не вопрос. Но позвонить ей я обязана.

Не глядя в его сторону, я взглянула на экран и увидела шестнадцать пропущенных звонков. И все от тети Милы. Блин, и как же я могла забыть о ней? Она не просто волновалась — она с ума сходила, пока мы с соседкой в тепле и уюте уминали стейки.

И, конечно же, телефон стоял на беззвучном режиме, поэтому ни одного звонка от тетушки никто в этом доме не услышал и не сообщил Ане о том, что я забыла телефон. А потом Замбергам и вовсе не до этого стало.

Аня, как ни странно, ответила на звонок сразу. Правда, тоном, не сулящим ничего хорошего.

— Что-то срочное? — рявкнула она. — Я тут заснуть пытаюсь!

— А по голосу и не скажешь. Не кричи, — попросила я. — С твоим Димкой случилась беда. Приезжай к нему сейчас же.

— О чем ты?

— Приезжай, тебя ждет полиция.

Северский покачал головой.

— Да что такое-то? Откуда ты это знаешь? Ты-то тут при чем? Куда ты вляпалась? Что там с Димкой?

— Вот на месте и узнаешь.

И я отключилась. Прекрасно зная подругу, представила, как она подскочила на кровати, стала одеваться, путаясь в джинсах, и материться. Она такая, да. Перезванивать не будет, потому что всю важную информацию уже получила. Прилетит сюда быстрее, чем кажется, чтобы убедиться во всем лично. А потом, наверное, прибьет меня. Ну ничего страшного. Я тоже не выспалась, у меня болит голова, а завтра куча дел. Будем квиты.

— Вы назвали жертву Димкой, но раньше утверждали, что увидели его впервые? — медленно произнес Северский.

— Не я. Это Аня его так называла. Они сто лет знакомы.

— Понятно.

— А пока она не приехала, можно я полы в коридоре вымою?

Северский в ответ на это лишь пожал плечами. Я попросила Машу покинуть кухню, нашла половую тряпку и принялась драить линолеум, потому что больше сделать это было некому.

Анька ворвалась в квартиру, словно огромная черная птица. Оттолкнув меня, сразу же стала звать Машу. Задела ногой пакет с мусором. Он тут же порвался, из него выпали скомканные окровавленные газеты. Увидев Северского, она остановилась как вкопанная.

— Вы кто?

Услышав ее голос, из своей комнаты появилась Маша и сразу же начала плакать. Северский с беспокойством наблюдал за обеими.

— Пусть они поболтают, — сказала я девушке, увлекая ее на кухню. — А ты приготовь мне чай, хорошо?

На самом деле чай мне был ни к чему. Я просто решила, что Маше совсем не нужно присутствовать во время беседы Ани со следователем. И пока что девушка слушалась, принимала помощь, разрешала собой управлять. Позже наступит обратная реакция. Я очень надеялась, что в тот момент она будет не одна.

Но именно сейчас с ней должен был кто-то быть. Не тот, кто сможет, а тот, кого она захочет видеть рядом. Родной брат несколько часов назад пытался убить собственного отца, и все это случилось прямо тут. Бо́льшую часть «триллера» она наблюдала собственными глазами. Потом внезапное появление полиции, арест Артура, его крики в невменяемом состоянии на фоне носилок с отцом, который, бог знает, выживет теперь или нет — все это, простите, не каждый сможет пережить спокойно.

У меня была слабая надежда на то, что Аня останется рядом с Машей. Кажется, у нее не имелось никаких срочных дел, иначе бы она прожужжала мне все уши еще в супермаркете. А вот я не смогу составить девчонкам компанию, потому что у меня Саймон. Милый, милый Саймон. Ну почему все вот так, а?

На кухне царил все тот же беспорядок. Маши хватило только на то, чтобы перенести со стола в мойку грязные бокалы и стаканы. Остальная посуда с остатками еды все еще заполняла стол.

— Уберусь? — предложила я. — Или вместе?

— Не надо, — покачала она головой, подошла к окну и рывком распахнула створки.

Я бросилась к ней, крепко схватила за плечи и, развернув спиной к окну, оттолкнула в глубину кухни.

— Эй, вы чего? — испугалась Маша, потирая локоть. — Совсем с дуба рухнули?

— Прости, — пробормотала я. — Показалось, что ты… ну, в общем… я подумала…

— Она подумала, ого, — передразнила меня девушка. — Думали, что сигану вниз башкой? Думали, думали, по лицу вижу. Так вот, вы ошиблись!

— Давай на «ты», — попросила я.

— Легко! — выкрикнула девушка.

В коридоре появилась Аня.

— Что тут происходит? — простонала она.

— Да вот твоя знакомая меня чуть не убила, — пожаловалась Маша.

Аня перевела взгляд на меня.

— Она открыла окно, — спокойно ответила я на ее немой вопрос. — Ты знаешь, кем я работаю?

Подруга медленно кивнула.

— И кем же? — с сарказмом спросила Маша.

— Я телохранитель, поэтому и среагировала. Ты подошла к окну — я лишила тебя возможности привести задумку в действие. Если бы я застала тебя возле открытого окна еще днем, то никак бы не среагировала. Но сейчас, прости, я была должна это сделать.

— Я не настолько глупа, — понизила голос Маша.

— Прости, мысли читать не умею.

— Хватит, — раздался голос Ани. — Если никто не собирается сигать из окна, то и слава богу. Достали.

Она вернулась к Северскому, и мы вновь остались с Машей вдвоем. Она снова подошла к подоконнику, но теперь я осталась сидеть на месте. Правда, внутренне подобралась. Нужно быть готовой ко всему.

Маша протянула мне пачку сигарет.

— Не курю, — отказалась я.

— А я курю. Недавно начала. Бросать не собираюсь. У каждого есть вредные привычки. Моя — вот такая.

Она поднесла к сигарете зажигалку.

— Выпивка осталась. Не будешь? — предложила она.

Я и тут покачала головой.

— Ну прям святая, — усмехнулась Маша.

— Просто не хочу, — поправила я. — И тебе бы не надо.

— И не собиралась. Но я же вроде теперь тут хозяйка. Вот, проявляю гостеприимство.

Похоже, стресс, в котором она пребывала, перешел в новую стадию. Еще немного — и деваха начнет откровенно хамить.

— Не нужно, Маша. Но от чая я бы не отказалась.

— Покурю и предложу тебе чай.

Без дела сидеть было сложно, но пока было открыто окно, я не хотела поворачиваться к нему спиной. Поэтому смотрела через него на улицу и мечтала прямо сейчас рухнуть в постель.

— Он его доставал, — вдруг сказала Маша.

— Кто? Кого?

— Брат доставал отца. Издевался над ним. То, что случилось, должно было произойти когда-нибудь. Ну все к этому шло, понимаешь?

Она покачала головой.

— Не помню, когда он стал таким. Просто вырос, что ли? Когда успел, интересно? И что изменилось? Да ничего. Все так же картошку себе погреть не может, потому что не приучен. Просто кто-то почувствовал себя совсем взрослым. Ну как же! Школа позади, баблом обеспечен, самое время начать придираться к старшим. Поиздеваться, так сказать! От души. А потом свалить к маме в Вашингтон, чтобы все кругом подумали, что у него жизнь удалась. Мудак…

Вот и пробило на откровенность. Мне это было на руку, пока я не ушла. Пусть выговаривается, если нужно.

— Да только дело в том, что тут не все так понятно, как всем кажется, — проговорила Маша.

— В каком смысле?

— Артур несколько раз сказал, что не убивал отца. Что нашел его на полу, когда вышел из ванной. Он ментам это тоже говорил, но те его сразу скрутили.

— Подожди, ребенок, — перебила я. — Ты хочешь сказать, что…

— Я ничего не хочу. Меня там не было. Но я точно знаю, что Артур не ладил с отцом. Можно сказать, практически не считал его за человека. А папа сегодня целый день бухал. Вы же не знаете, но ему нельзя пить! Он превращается в какого-то тупого болвана.

О том, что Дмитрий и спиртное абсолютно несовместимы, я уже знала. Аня четко дала понять, что Замбергу алкоголь противопоказан. Оказывается, его дочь тоже была в курсе.

— Можешь повторить слова брата? — осторожно попросила я.

— Зачем? Ты же сидела рядом, когда я следователю рассказывала, — нахмурилась девушка.

— Да, точно. Сидела. Что это я? Конечно, я же была рядом.

Я пошла на попятную. Нельзя ей заново возвращаться туда, где осталась прежняя жизнь. Сейчас Маша выглядела спокойной и уверенной, но все могло измениться в любой момент. И я тоже хороша, полезла в душу. То от окна оттолкнула, то в голову без стука вломилась. Настоящая Мисс Тактичность.

Но Маша вдруг решила ответить на мой вопрос.

— Он сказал, что не прикасался к отцу и обнаружил его лежащим в коридоре.

— Это я слышала. Ты ему поверила?

— Да, — твердо сказала она. — Он меня бесит, но я ему верю. Однако здравый смысл подсказывает, что он мог сорваться. Папа ведь тоже не подарок, особенно если принял пару рюмок. Но выпил-то он гораздо больше! Я лучше знаю брата, в курсе, как с ним можно общаться, а как нельзя. Но папе море по колено. И закончилось все вот так. А вдруг он не выживет?

Она резко обернулась ко мне. Видок у нее, мягко говоря, был безумный.

— Ты вовремя вызвала «Скорую», молодец, все сделала правильно, — тут же монотонно завела я, надеясь на то, что с помощью этой «мантры» удастся вернуть Маше хотя бы каплю спокойствия. — Да, случилась беда. Но все было бы гораздо хуже, если бы ты растерялась. Но этого не произошло.

— Да о чем ты говоришь?! — в ужасе прошептала девушка. — Мой брат убил нашего отца! Я же видела кровь на его руках. И на папиной футболке.

— Маш, подожди, подожди. Сначала ты утверждаешь, что Артур мог сорваться. Потом говоришь, что не веришь в то, что он пытался убить отца. Вдумайся, девочка. Ты запуталась, потому что не знаешь, что было на самом деле, верно?

— Папа бы все рассказал, он же знает, как все было на самом деле. Но мне даже неизвестно, жив ли он, — не унималась Маша.

Взывать ее к здравому смыслу было бесполезно. Еще немного — и она снова сойдет с ума. А рядом окно. Я, конечно, тоже тут, но неужели и для нее придется вызывать «Скорую»?

— Никто никого не убивал, — вырвалось у меня. — То, что ты видела, нужно еще доказать. Голословные обвинения тут не прокатят. Отпусти это. Сейчас ты ничего сделать не можешь.

Откуда в моей голове возникла фраза о том, что Артур не прикасался к своему отцу, а тот, соответственно, не являлся его жертвой? Клянусь, я не знала этого. Но на Машу мои слова подействовали отрезвляюще.

— Он так и сказал, — согласилась она и, отвернувшись, поднесла к губам сигарету. — Да, это надо доказать.

Она в ужасе посмотрела в коридор. Там, в прихожей, уже не было следов крови. Но Маша их до сих пор видела.

Хлопнула входная дверь. Из коридора появилась Аня, со злым выражением лица и безвольно болтающимися руками. Она остановилась напротив меня и закатила глаза.

— Я выгляжу так же, как и ты? — строго спросила она.

— Наверное, — пожала я плечами. — Я не знаю.

— В таком случае дела совсем паршивые.

Рухнув на стул, она протянула руку.

— Угостишь сигареткой, подруга?

Маша отдала ей всю пачку.

— Да, я в курсе, что ты начала дымить, — призналась Аня. — Сразу же заметила, я же в этом человек опытный. Дать совет?

— Не надо, — покачала головой Маша. — Я лучше чайник поставлю.

— Поставь, — великодушно разрешила Аня. — А совет я все же дам. Если куришь, то делай это только по поводу, поняла? Сегодня повод есть, а завтра, если потянешься к сигарете без причины, пройди мимо. Потому что если без повода, то это уже привычка. Бессмысленная. Абсолютно. Во всех. Отношениях.

Выдав эту философию, Аня поднесла к сигарете зажигалку.

Вскоре на плите зашумел чайник, а я засобиралась домой, но Аня уговорила меня на чашку чая. Пока он остывал, я наблюдала за ней и Машей. Не знаю, как Ане удалось взять под контроль ее моральное состояние, но сделала она это на ура. Она не сидела подле, не гладила бедняжку по голове и не расспрашивала в подробностях о том, что произошло. Наоборот, деловито обсудила с Машей ее планы, сновала по кухне то с тряпкой, то с мусорным ведром. Иногда даже покрикивала на нас. Она не дала Маше утонуть в своих мыслях.

— Мобильник не забудь, — напомнила Аня, когда я уже стояла в дверях. — А то вернешься, а нам этого не надо, да, Маш? Мы будем спать до последнего, потому что должны быть сильными. Да, Маш?

— Звучит так себе, — улыбнулась я.

— Свяжемся попозже, — шепнула Аня на прощание. — Глаз с нее не сведу.

— Уж будь так добра, — попросила я. — Ее мотает из крайности в крайность, как белье на ветру. Боюсь, что может выкинуть какую-нибудь нехорошую штуку. Просто ложись спать в одной комнате с ней, что ли. Если станет совсем плохо, то сразу звони в «Скорую».

— Ты Машку плохо знаешь, — ответила подруга. — Это кремень. Ты не смотри на внешность. Всегда поражалась ее здравомыслию. Но сегодня, конечно, ей очень нелегко.

— А тебе?

Аня улыбнулась, но неискренне.

— Я в порядке, — уверила она. — Топай до дома. Привет тетушке.

По иронии судьбы таксист попался тот же самый, который привез меня сюда.

— А я ведь так и думал, что именно тебя повезу обратно, — возбужденно заявил он. — Ну ничего. Я за это время два заказа сделал и домой заскочил на перекус. Ночная смена длинная. До рассвета еще пилить и пилить. Ты мне скажи, ты в порядке? А что там было-то? Полиция с мигалками не просто так приезжает. Да и «Скорая», знаешь ли.

— Я не знаю, что там случилось, — ответила я.

— А-а-а, — разочарованно протянул водитель. — А я думал, что поделишься. Ну и ладно. Не хочешь — не надо.

Улицы Тарасова были совершенно пусты. Время приближалось к четырем часам утра. И я снова забыла сообщить тете Миле о том, что жива и здорова. Она, правда, в этот раз сама не стала меня беспокоить.

В наших окнах горел свет. Это были единственные освещенные окошки на нашей стороне дома.

Зайдя в квартиру, я чмокнула тетю в щеку и отпустила ее спать. Мы обе с трудом стояли на ногах и напоминали слабые подобия самих себя.

Уже лежа в постели, я вспомнила о том, что забыла прочесть сообщение. Важно было его сохранить, и я внимательно вчиталась в строчки. После этого стало понятно, что крепкий и долгий сон мне не грозит.

Самолет должен был доставить Саймона Шкловски в прекрасный русский город Саратов ровно через три часа.

Пошли вторые сутки без сна. Я чувствовала себя Терминатором, у которого открылось второе дыхание.

Глава 4

Оказавшись в здании аэропорта, первым делом я направилась в круглосуточное кафе — единственную точку общепита, которая работала в такое раннее время.

— Двойной американо, — попросила я. — Двойной, это важно. Две порции. И молока туда добавьте, пожалуйста.

— Американо с молоком? Его так не подают, — возразила девушка-бариста. — Возьмите капучино или латте. Вот там есть молоко.

— Двойной американо два раза, — упрямо повторила я. — И молоко.

— Как скажете, — сдалась девушка.

— Благодарю вас.

Получив кофе, я нашла свободное место в зале ожидания и принялась за первый стакан. Девушка-бариста, наверное, решила, что я тот еще лох в делах кофейных. В каком-то смысле она была права, конечно, но не знала главного. Мне нужно было срочно возродиться, а капучино тут не помог бы. Кроме того, какой же кофе нужно пить, ожидая посадки рейса, следующего из Соединенных Штатов Америки? Конечно же, американо.

После половины стакана кофе настроение заметно улучшилось. Да, накануне был очень напряженный день, за которым последовала тяжелая ночь. Да, поспать не удалось. Да, сесть за руль я не рискнула. Да, мне предстояло целый день провести с человеком, которому я обещала комфортное времяпровождение. Нам нужно было решить множество вопросов, если Саймон, конечно, не решил взять некоторые организационные моменты на себя. И если так оно и будет, то все складывается еще лучше, и возможно, мне удастся хотя бы немного поспать.

Время прибытия рейса неумолимо приближалось, и на радостях я решила прогуляться по залу, наполненному всевозможными магазинчиками. В одном из них я заметила на полке мягкую игрушку — пушистого медвежонка с пришитым к одной из лап рыжим чемоданом. Сам медведь тоже был рыжим. Я тут же прикупила игрушку, и даже космическая цена не испугала. Подарок Саймону должен был непременно понравиться.

Я узнала его сразу, несмотря на то что он очень изменился. За несколько лет мой знакомый набрал, по крайней мере, килограммов двадцать лишнего веса. Плюс-минус. Но скорее плюс, но и с набранными килограммами ярко-рыжий Саймон совсем не выглядел полным. Скорее, мощным. Огромным и сильным викингом.

— Жень! — крикнул он, встретившись со мной взглядом. — А-а, наконец-то!

Я утонула в его медвежьих объятиях и никак не могла поверить в то, что теперь передо мной не худой парень, а крупный мужик. Чуть не придушив меня, Саймон наконец выпустил меня на свободу и отступил на шаг назад.

— Совершенно такая, какой я тебя запомнил.

— Ты тоже, — улыбнулась я.

Но мои слова прозвучали неискренне.

— Ну вот только не надо, — выставил вперед ладонь Саймон. — Просто полтора года назад я попал в больницу, долго пребывал в лежачем положении, потом рассекал в инвалидном кресле. Разумеется, поправился. Но сейчас худею.

— А что случилось?

— Влетел в аварию по собственной глупости. Слушай, а где тут можно купить кофе? Жутко хочется спать, в самолете даже вздремнуть не удалось.

— В салоне был маленький ребенок?

— Был, и не один. Но дети сладко спали, а вот молодежь всю дорогу ухохатывалась. Там была своя атмосфера. Короче, кофейку бы.

Я протянула ему кофе.

— На. Как чувствовала. Если бы твой рейс задержали, то я бы прикончила и второй стакан. Дело в том, что у меня тоже была неспокойная ночь.

— Что-то случилось? — озабоченно спросил Саймон. — Я не вовремя? Проблемы? Могу я чем-то помочь?

Его предупредительность чрезвычайно растрогала.

— Проблемы не у меня, — объяснила я. — Но пришлось побегать. Ты, кстати, отель еще не выбрал?

— Нет, прости. Просмотрел кое-какие, но хотел посоветоваться с тобой.

— Разберемся. Поедем в город, поселим тебя куда-нибудь, а по пути поговорим.

Мы быстро нашли свободное такси с хмурым водителем. На самом деле я не собиралась с наскока рассказывать Саймону о том, что случилось прошлой ночью, но он настаивал. Пришлось подробно живописать события прошедшей ночи.

— Я же киношник, Женя, — напомнил он, — а нам, киношникам, все интересно. Разумеется, я сочувствую твоим знакомым, но если рассматривать историю с кинематографической точки зрения, то можно вытянуть из нее полноценную сюжетную линию. И не одну. Да нет, мне действительно жаль людей. Ну еще бы, такое горе в семье.

— Циничный ты человек, — подколола я его.

— Профессия такая, — пожал он плечами. — Но далеко не все голливудские актеры равнодушно смотрят на мир. Том Хэнкс, к примеру, совершенно не испорчен ни славой, ни деньгами.

— Ого. Дружите?

— Не до такой степени, но когда встречаемся, то здороваемся. Он со всеми здоровается. Однажды предложил подбросить меня от одного павильона к другому, потому что я опаздывал. Я восхитился, но отказался.

— Почему?

— Выяснилось, что нам было не по пути.

За окнами мелькали хлипкие рощицы, нас обгоняли таксисты, которые доставляли из аэропорта таких же, как и мы, пассажиров. Хоть туроператоры и утверждают, что «низкого сезона» в России для туристов не бывает в принципе, он все-таки присутствует. Людей в здании аэропорта было много. На дворе стоял конец октября. Погода так себе, ни рыба ни мясо, но с отчетливым уклоном в сторону похолодания. Осадки преимущественно в виде дождя. Сам Тарасов в таких условиях осмотреть, конечно, можно, но вот за город уже не тянет. А я хотела показать Саймону не только город, а еще и окрестности.

Кроме того, никто не мог гарантировать наличие свободных мест в отелях. И я очень надеялась на то, что Саймон заранее забронировал номер. Мысленно я приготовилась к тому, что нам наверняка решать вопросы с его заселением.

— Жаль, что ты не приехал сюда зимой, весной или летом, — вздохнула я, когда водитель такси, на котором мы возвращались из аэропорта, притормозил посреди трассы. Природа казалась серой, даже воздух будто бы потемнел. — Ни одного цветного пятна, кроме курток, зонтов и рекламы, в это время года. Ни цветов, ни травы, ни солнца.

— Ты несправедлива, — с укором произнес Саймон. — Ты просто не жила там, где постоянно солнечно. От этого тоже устаешь, даже если любишь жару.

Мы обменивались новостями. Саймон объяснил свое физическое состояние. После аварии обнаружилось, что у него поврежден позвоночник. Таким образом, он почти на полгода принял горизонтальное положение. Потом была серьезная операция, после которой Саймону разрешили сесть, но в инвалидное кресло. Реабилитация оказалась долгой и сложной, но мой друг не унывал и не терял времени даром. Он встал на ноги гораздо раньше срока, спрогнозированного врачами, чем очень всех удивил. Но теперь появилась новая проблема — лишний вес. Саймон приступил к тренировкам и сел на диету. Правда, вскоре он отправился в путешествие, поэтому-то я и не увидела его во всей красе. Он просто не успел привести себя в порядок к моменту нашей встречи.

— Ты знаешь, у меня не выходит из головы твоя история. Сын пытается убить отца, я верно понял? Но он же отрицает свою причастность к покушению, так?

— Ну да.

— Такое сплошь и рядом, и каждый случай уникален, — продолжил Саймон. — Знаешь, я ведь некоторое время после переезда в Лос-Анджелес снимал квартирку вместе с начинающей журналисткой. Была у нее привычка интересоваться у полицейских ходом расследования запутанных дел. Она потом, кстати, ушла в криминальную хронику… но сейчас не об этом. Так вот, общаясь с копами и мотаясь с ними по допросам, она утверждала, что не бывает простых ситуаций. Даже там, где все ясно и понятно. Казалось бы, вот оно, прямо перед глазами, но непременно выяснялось, что замешано что-то еще. Или кто-то. Ты понимаешь, о чем я? Любой клубок можно распутать.

Он разговаривал со мной как с ребенком. Думает, что я не догоняю простых вещей?

— Если бы любой клубок можно было распутать, то не существовало бы нераскрытых преступлений, — возразила я. — В нашем случае если клубок и есть, то совсем небольшой, однако до сути там сразу и не докопаешься. Сестра не знает, виноват ли ее брат, потому что не видела, как он наносил отцу ножевое ранение. Пока что все основывается на этом. Но брат все отрицает.

— Еще бы ему не отрицать, — сказал Саймон. — Но вдруг он действительно ни при чем?

— Может, и так, — согласилась я. — Но все к тому и шло — отношения между ним и родителем были очень напряженными.

— А иногда кто-то покрывает преступника. Защищает его. Это очень глубокая и интересная психологическая тема в криминалистике.

— Прошу тебя, давай сейчас не будем ломать голову, — взмолилась я. — Смотри в окошко. Скоро будет мост, там очень красиво.

Такси въехало в город. Унылая панорама за окнами сменилась на более позитивные картинки. Тут и люди во всей красе, и вообще жизнь кипела.

— В центр, пожалуйста, — обратилась я к водителю.

— Куда именно? — огрызнулся он. — Центр большой. В какой точке остановиться?

— Я скажу, когда остановиться. Езжайте прямо.

— Жень, я тут подыскал себе кое-что, — спохватился Саймон и вынул из сумки телефон. — Составил список неплохих вроде бы отелей. Для меня главное, чтобы там были тренажерный зал либо бассейн. Посмотри. Что скажешь?

— Ты что же, не забронировал номер? — растерялась я.

— Нет. Решил сначала выбрать.

У меня не нашлось слов. Я так и знала. Он что, думал, что в любом отеле найдется пара десятков свободных номеров? Да с чего бы?

Я взглянула на экран. Саймон постарался на славу и составил перечень аж семи отелей с разным рейтингом, но только один из них находился в самом сердце города. Другие располагались на окраинах.

— А что у нас с финансами? — поинтересовалась я.

— Могу себе позволить, — многозначительно кивнул Саймон.

— Значит, будем отталкиваться от этого, — решила я и назвала водителю первый адрес.

Первый отель, который как раз был выстроен в самом центре города, понравился Саймону сразу.

— Какой огромный, — выдохнул он. — И рейтинг неплохой. Какое название? «Соммерсет»? Да, я помню фото. Это именно он.

Он с трудом выбрался из такси и сразу же расстегнул куртку.

— Стало жарко в машине, — объяснил он свои действия.

Такси уехало, а мы остались стоять у обочины. Водитель, видимо, встал не с той ноги, потому что не потрудился припарковаться поближе к парадному входу. Попросту выбросил нас на дороге и сразу дал по газам.

— Неприятный товарищ, — заметил Саймон. — Что с нами не так?

— Это с ним что-то не так. Пойдем внутрь. Может, тебе повезет.

Удивительное дело, но в отеле нашлось несколько свободных номеров.

— Вчера съехала китайская делегация, — поделилась девушка с ресепшен. — Все номера люксовые, брони нет. Будем заселяться?

— Да, конечно! — обрадовался Саймон. — А со спортом тут у вас как?

— Бассейн, тренажерный зал, студия для занятий йогой, — принялась перечислять девушка. — Также в ресторане для вас могут приготовить диетические блюда с круглосуточной доставкой в номер. Мы заботимся о своих клиентах.

— Я в раю. — Лицо Саймона расплылось в широкой улыбке.

Пока он заполнял документы, я присела в одно из кресел, стоящих неподалеку. По телу тут же разлилась приятная усталость. Опустив сумку на пол, я вытянула ноги и откинулась на спинку. Организм тут же обуяла сонливость, и я, испугавшись того, что могу захрапеть прямо в холле пятизвездочной гостиницы, решила позвонить Ане.

Она ответила на звонок не сразу. Услышав мой голос, облегченно выдохнула.

— Это ты, слава богу, — прошептала она. — А я уж думала, что снова из полиции.

— А что им надо?

— Им нужна Машка, а она спит. Следователь запомнил, что я типа друг семьи, теперь обрывает мой телефон.

— Ну а чего он хочет-то? — все еще не понимала я.

— Ему нужно повторно ее допросить, потому что Артур проспался, но все еще твердит, что не прикасался к отцу, а нашел его в коридоре с раной в груди.

— Вот упертый, — вырвалось у меня.

— И не говори, — согласилась Аня. — Ведь, считай, попался, но все равно делает всех идиотами. А следователь-то упорный. Воистину решил докопаться до правды.

— Хочешь сказать, что он тоже не верит в виновность Артура?

— Не знаю, во что он там верит, — раздраженно ответила подруга. — Только Машку я будить не стану. Мы под утро уснули, она после твоего ухода по дому как призрак бродила. Еле успокоилась.

— Ты хоть немного поспала?

— Совсем немного. А потом этот Северский начал телефон обрывать. А ты что делаешь?

— Друга из Америки встречала в аэропорту, — ответила я. — Сейчас пойдем заселяться. Устрою его и поеду домой, потому что еще даже не ложилась.

— Ох, е, — посочувствовала Аня. — Ну ладно, занимайся своими делами. На связи.

— Да. Ты звони, если что. Не смотри на время. Чем смогу, как говорится.

— Хорошо.

Я убрала телефон в тот самый момент, когда Саймон отошел от стойки ресепшен.

— Ключ, — показал он пластиковую карточку. — Дороговато вышло, но обещали исключительно положительные эмоции. Проводишь меня?

Номер располагался на седьмом этаже и, конечно, стоил своих денег. Он был спроектирован по типу просторной студии, разделенной на две зоны. В одной Саймон мог сидеть на диване и смотреть телевизор или любоваться панорамой города через высоченные окна, а другая служила спальней. Она тоже была немаленькой, и широченная кровать занимала добрую половину пространства. Также в номере имелся уютный закуток с мини-кухней и довольно просторный санузел с ванной и душевой кабиной.

Мы обессиленно упали на диван.

— Это так замечательно, — сказал Саймон.

— Самое оно, — подтвердила я.

Если бы он предложил остаться, я бы сразу согласилась, но только с одной целью — выспаться. Отношения между мной и Саймоном не имели никакой романтической окраски, и я бы совершенно спокойно устроилась либо на диване, либо в спальне, не боясь, что от меня захотят каких-то интимных услуг. Но также я прекрасно понимала, что наша дружба пока еще не на том уровне, когда все делается запросто. Мы все еще напрягали друг друга своим присутствием, и я просто мечтала добраться до дома.

— Ну что? — повернулась я к нему. — Доволен?

— Очень. Спасибо тебе.

— Тогда я пойду.

Как я и предполагала, он не стал меня останавливать. Проводил до двери и поддерживал под руку, пока я обувалась.

— Ой, я ж забыла!

Я достала из сумки коробку с игрушечным медведем.

— Купила тебе, а потом из головы вылетело.

— Он очень классный, Жень!

— Будешь спать с ним в обнимку.

Саймон кивнул и бросил игрушку на диван.

— Вечером созвонимся, — напомнил он.

— Обязательно, — с облегчением ответила я и, поцеловав его в щеку, вышла в коридор.

До дома я добиралась на автобусе. Изо всех сил стараясь не клевать носом, бездумно глазела в окно, прокручивая в памяти прошедший день. День рождения, большой Саймон, соленые орешки для Ани, расстроенная Катя, салат оливье, синие мигалки на крыше «Скорой» — все смешалось в голове. Но мысли неуклонно возвращались к Маше. Не к той, которую я впервые увидела на кухне ее квартиры, а к той, которая в растерянности стояла возле подъезда собственного дома и смотрела вслед машинам, развозящим членов ее семьи по разным углам. Ведь в тот момент земля практически разверзлась у нее под ногами. Или это произошло чуть раньше, когда она вышла из своей комнаты и увидела брата, склонившегося над окровавленным телом отца?

Странно, что Артур до сих пор не признался в содеянном. Он наверняка протрезвел и, может быть, даже немного поспал в следственном изоляторе. Я запомнила его высокомерным и хамоватым мальчишкой, который почему-то решил, что ему можно абсолютно все. Маша описывала его таким же. Но я увидела его и другим. Он стоял на коленях, а на его руках были наручники. Он кричал, что-то пытался сказать, но ему не дали этого сделать. Если бы он на самом деле был виноват, то разве стал бы так сопротивляться? Что-то мне подсказывало, что нет. В чем же тогда дело? Может, был слишком пьян? Да не похоже. Пьяные на ногах стоят плохо, а его хоть и колбасило, но по другой причине — он был измучен, если можно так сказать. Устал доказывать. Не сумел докричаться. От того и обессилел.

Автобус доставил меня до нужной остановки. По пути домой я купила в магазине большую бутылку минеральной воды. То, что нужно после полутора суток без сна.

Тети Милы дома не было. В квартире стояла тишина, а на кухонном столе лежала записка, в которой тетушка сообщала, что ушла в поликлинику, потом ей нужно в парикмахерскую, а после по магазинам. Спасибо, теть Мил.

Добравшись до постели, я села на край кровати и опустила голову на руки. Неужели все позади? И Саймона встретила, и с Аней связалась. Как же хорошо, когда совесть чиста!

Последнее, о чем я вспомнила перед сном, был игрушечный рыжий медведь.

— Да кто там опять? — взорвалась я и схватила мобильник.

За окнами было темно, но на время я даже не посмотрела.

— Это следователь, — сказали на том конце провода. — Виталий Андреевич Северский беспокоит. Евгения?

— Ну а кто же еще? — не удержалась я и, приняв вертикальное положение, попыталась убрать с лица волосы.

— Кажется, я вас разбудил.

— Нет, вам не кажется.

— У меня вопрос относительно Артура Замберга. Точнее, его сестры. Не могу до нее дозвониться.

Ах вот оно что! Аня жестко держит оборону и всяко оберегает Машу от полиции, поэтому следователь решил пойти в обход?

— И чем я могу вам помочь? — спросила я, спуская ноги с кровати.

— Если я правильно понял, Мария Дмитриевна не в состоянии со мной побеседовать. А вы?

— Что «я»?

— Сможете сейчас приехать в отдел? У меня к вам вопросы.

— Ко мне?

Прижав трубку к уху плечом, я влезла в джинсы.

— К вам, да. Когда вы будете?

— А который час?

— Половина восьмого. Ну так что, приедете?

Я с шумом выдохнула воздух, все еще не понимая, зачем следствию понадобилось вызвать именно меня? Какой такой интерес именно к моей персоне? Я же четко объяснила красавчику следователю, что с семьей Забмергов практически не знакома и оказалась у них дома по чистой случайности, а потом заехала за забытым мобильным телефоном и исключительно по доброте душевной решила остаться с Машей.

Но Северский, по-видимому, был тверд в своих решениях и добивался поставленной цели любым путем.

— Могу прислать за вами машину, — внезапно предложил он.

— С мигалками? — уточнила я.

— Если хотите, — усмехнулся Северский.

Он что, издевается? Если так, то я отвечу той же монетой.

— А присылайте, — весело сообщила я.

— Отлично, — отрезал он и отключился.

Собрав волосы в хвост, я вышла из своей комнаты. Тетя Мила уже была дома и вовсю гремела на кухне кастрюлями.

— О, гляньте-ка, кого к нам принесло, — обрадовалась она, увидев меня на пороге кухни. — Супчик? Тефтельки? Я же вижу, что ты ничего не ела.

— Минералку и чашку кофе, — попросила я. — И побыстрее. За мной полиция вот-вот приедет.

Тетя Мила медленно опустилась на табуретку.

— Женя, — ровным тоном произнесла она. — Нам нужно серьезно поговорить.

— Пожалуйста, теть Мил, — простонала я.

Но оставлять ее в таком расположении духа я не могла.

— Ладно, супчик, — решила я.

— Конечно. Я быстро.

Суп, как и все, что готовила тетя Мила, был превосходным. Поглядывая на часы, я коротко рассказала тетушке о том, что произошло прошлой ночью.

— Прохожу по делу свидетелем, — объяснила я, выбирая ложкой из тарелки остатки супа. — Но, честно говоря, даже не представляю, что им от меня нужно.

— Мне кажется, они собирают психологический портрет подозреваемого, — предположила тетя. — А уже потом будут решать, мог человек совершить преступление или нет. Способен ли он на такое? Давай тарелку, сама помою.

А ведь она была права, а я со своими заботами и беготней совсем забыла о том, насколько важно для следствия знать о том, способен ли кто-то на плохой поступок или нет. Но я ведь и тут мало чем смогу помочь. Опять же, по причине того, что пообщалась с Дмитрием и Артуром совсем недолго.

Я вовсе не удивилась, когда увидела за рулем машины, присланной за мной следователем, его самого собственной персоной. Он покинул авто, чтобы галантно открыть мне дверь.

— Здравствуйте, Женя, — без тени улыбки произнес он, когда с церемониями было покончено. — Рад, что вы согласились встретиться. Это очень кстати.

— Если вы сами приехали за мной, значит, я действительно вам нужна, — решила я. — Но я теряюсь в догадках. Вы женаты?

Северский не ответил. Понятно, не мое дело. Или выгляжу как пугало.

— Извините.

— Ничего страшного, — успокоил Северский. — Я все объясню на месте.

До отдела полиции добрались очень быстро по причине того, что час пик уже прошел. Северский припарковал машину и так же заботливо помог мне из нее выйти.

Всю дорогу он молчал, я тоже не лезла с расспросами, хоть они у меня и были. Решила приберечь их для крайнего случая. В моих руках находилась репутация следователя в прямом смысле этого слова, потому что именно я застукала его в одном симпатичном баре в тот момент, когда он решил снять проститутку. Меня.

Он открыл дверь своего кабинета, зашел первым и включил свет. Обстановка рассказала о том, что Северский на рабочем месте действительно трудится, а не делает вид — на его столе присутствовал лишь стационарный компьютер, больше ничего. Ни плакатов на стенах, ни всяких мелочей типа фотографий с коллегами или с семьей. Облезлый сейф в углу, несколько стульев под окном да старенький электрический чайник на подоконнике — вот и весь дизайн.

— Присаживайтесь, Женя.

Я послушно опустилась на стул, на котором наверняка в разное время сиживали убийцы, насильники и грабители.

Северский открыл ящик стола и вынул из него какие-то распечатки.

— Я здесь обнаружил весьма занятную вещь, — задумчиво произнес он, не сводя глаз с листа бумаги.

— Вы очень непонятно изъясняетесь, — сказала я. — А что там у вас?

Следователь положил лист бумаги передо мной.

— Ознакомьтесь, пожалуйста.

Список насчитывал несколько позиций. Это был перечень уголовных дел, и рядом с каждым стояло мое имя с уточнением статуса. Свидетель, свидетель, понятая, свидетель, потерпевшая… Что?

Всмотрелась в дату. Дело было заведено больше года назад. Я сдвинула список в сторону Северского.

— Что это такое?

— Ваше имя фигурирует в нескольких уголовных делах, и каждый раз вы выступаете в новой роли.

Ах, вот в чем дело.

— Дайте-ка, — протянула я руку.

Северский тут же вернул бумагу. Я снова вчиталась в текст.

— Если я правильно понимаю, вы подозреваете меня. В чем? — напрямую спросила я.

— Если один и тот же человек неоднократно попадает в серьезные неприятности, то обычным невезением это оправдать нельзя, — пожал плечами следователь. — Вам прям медом намазано в таких местах, где непременно случается что-то плохое. Вас в полиции в лицо знают.

— Тогда я по списку.

Я могла бы разозлиться, но причины не было. Просто Северский не в курсе, что иногда я не ограничивалась своими прямыми обязанностями, а шла дальше в поисках правды И практически всегда ее находила. Разумеется, была при этом и свидетелем, и понятой, и даже пострадавшей.

— Номер один, — начала я. — На моего клиента, на тот момент бывшего, совершено нападение около дверей его квартиры. Здесь я проходила свидетелем, потому что преступник оказался его конкурентом, с которым я тоже была знакома. Номер два. Мой подопечный попадает в больницу с острым отравлением. Мне удалось вычислить отравителя раньше правоохранительных органов. Я обезвредила его в приемном покое той самой больницы всего за пять минут до приезда полиции. Значит, опять свидетель. Понятой была в тех случаях, если больше никого не могли найти. База отдыха, например. Прекрасно помню ту историю. Самоубийство одной очень успешной во всех отношениях дамы. Как потом выяснилось, ее просто убрал бывший муж. Но расследованием я не занималась, там все выяснилось без меня. Труп обнаружили утром, в это время я спала в соседнем номере. Поэтому проходила по делу не свидетелем, а понятой, хоть какие-то показания я все равно давала. Странно, что этого дела в списке нет. Номер три — пострадавшая. Да, точно. Мы с подругой оказались на месте аварии и помогли выбраться из машины двум детям. Тогда-то я и вывихнула ногу, а потом пропорола ступню. Мать, застрявшую в салоне, вытаскивали спасатели. Позже выяснилось, что аварию подстроила ее родная сестра, которая хотела отжать у старшей имущество. Знаете, я бы могла еще долго продолжать, но тут больше ничего не написано.

Северский наблюдал за мной с тихим восторгом. Он сидел, подперев подбородок ладонью, и едва заметно улыбался. Эта улыбка меня и взбесила.

— Что тут смешного? — не выдержала я, возвращая ему список.

— Просто наблюдал за вашей реакцией, — признался следователь. — Вы могли бы психануть, обидеться, накричать на меня и уйти, хлопнув дверью, но спокойно разрешили ситуацию. Браво.

Его ответ меня совершенно не успокоил.

— И вы для этого вытащили меня из постели?

— Так ведь не ночь еще. Откуда я мог знать, что вы спите?

— Действительно.

— А теперь серьезно.

Он убрал бумаги в стол и стал щелкать мышкой.

— Мне нужно было убедиться в том, что вы действительно помогали следствию, а не проходили по делу третьей слева. Знаете, есть такой тип людей, которые непременно хотят запечатлеть себя там, где вполне могут обойтись без них. И тогда их фамилии оказываются в протоколах. На деле же они ничем помочь не могут и обижаются, если им об этом говоришь.

— Да, я расследовала, но делала это неофициально, — поправила я. — Я профессиональный бодигард, а не сыщик.

— Обычно я не прошу совета у тех, кто так или иначе связан с делом, которое я веду, — невозмутимо продолжил Северский, — но иногда могу задать им несколько вопросов. Сейчас мне просто необходимо это сделать.

— Почему бы вам не задать интересующие вас вопросы Ане или Маше? — поинтересовалась я. — Повторюсь. Я совершенно не знаю Дмитрия Замберга, я общалась с ним, его сыном и дочкой всего пару часов, да и то вскользь. Анна же с ним работала долгие годы, была вхожа в его семью. Ну а Маша вообще бесценный экземпляр, потому что лучше всех знает своих родных. Придет в себя — расскажет.

— А почему вы заговорили именно о Маше?

— Потому что из всех Замбергов только она осталась живой и здоровой. Отец в реанимации, брат в полиции. На нее все шишки.

Северский терпеливо ждал, пока я закончу.

— А мне и нужен человек, который впервые увидел эту семью, — объяснил он — Человек с незамыленным взглядом, понимаете? Именно вы могли заметить что-то такое, что впоследствии привело к совершению преступления. Я не просто так собирал эти данные, — следователь коснулся рукой ящика стола. — Да и не я это заметил, а один наш слишком въедливый оперативник вдруг вспомнил, что ваша звучная фамилия уже ему встречалась. Все дела, в которых она фигурирует, успешно закрыты. Виновные наказаны, подозреваю, во многом благодаря вам. Некоторые расследования длились всего несколько дней, что по нынешним меркам смело можно назвать редкостью. И в каждом таком случае — непременно вы. Подозреваю, что профессия телохранителя подразумевает не только соблюдение железной дисциплины и определенных навыков типа отличной физической или огневой подготовки. Ведь вы еще и стратег, Евгения. Вы умеете просчитывать каждый шаг, и не только свой, а еще и окружающих вас людей, которые могут помешать вам выполнять свою работу. Вы обязаны предупредить неблагополучный исход дела, поэтому оцениваете происходящее с точки зрения… как бы это получше выразиться… снайпера. Я прав?

— Правы, — согласилась я. — Но теми же способностями может обладать охранник в магазине или кассир, разве нет? У них тоже внутренний нюх хорошо развит. Его еще чуйкой называют.

— Не в той степени. Постарайтесь вспомнить все до мелочей, — подвел итог Северский. — Боюсь, мы упустили что-то важное.

— Почему вы так думаете?

— Потому что задержанный нами Артур Замберг клянется, что не пытался убить своего отца.

— Разве это не распространенный случай, когда преступник наотрез отказывается от содеянного? — прищурилась я.

— Бывает, — качнул головой Северский. — Но в нашем случае я бы хотел все досконально проверить.

— Куда ранили Дмитрия Замберга? — спросила я.

— В область грудной клетки.

— Вы нашли орудие убийства?

— Нет. Если верить Артуру, то мы его и не должны найти.

— А как себя чувствует Дмитрий?

— Состояние тяжелое, но стабилен. Ближайшие несколько дней станут решающими.

Я чувствовала себя очень странно. Никогда не была в такой ситуации. И следователь, кажется, вел свою игру. Я так и не понимала, на чьей он стороне.

— Вы знаете, я вчера поболтала с Машей, пока вы допрашивали Анну, и девочка сказала, что не может поверить в то, что ее брат набросился на отца, — сказала я. — Они при мне вели себя не очень дружелюбно по отношению друг к другу, но, знаете, потом очень мило мирились. И это не выглядело напускным.

— Полагаете, что Маша будет любым способом выгораживать брата? — заинтересованно спросил Северский.

— Ну а кто бы не стал этого делать? Родная ведь кровь, — резонно заметила я. — Однако в их случае она, скорее, не стала бы. Девушка принципиальная, честная. Предпочла бы сдать брата ментам, если бы была уверена в том, что он ранил отца, которого она очень любит.

— Не забывайте, что именно она вызвала полицию, — напомнил следователь.

— Не полицию, а «Скорую», — поправила я. — Это большая разница. И вызвала она ее именно по просьбе Артура, а не по собственной инициативе.

— Послушайте, на дворе уже темно, и мы теряем время… — попытался остановить меня Северский, но я решила, что все ему выскажу. Сам позвал, вот пусть теперь не перебивает.

— Артур успешно реанимировал отца, — сказала я. — Разве стал бы преступник пытаться спасти свою жертву?

— Стал бы, если бы очнулся на месте преступления с руками по локоть в крови, — жестко заметил Северский.

— Возможно, — не стала спорить я. — Но если основываться только на том, что вам кажется, то можно очень ошибиться. Не все преступники сразу ударяются в бега. Некоторые пытаются исправить свои ошибки. Но вы ведь уже записали Артура в убийцы, я права? Осталось выбить из его сестры нужные вам показания и дело в шляпе?

Северский побарабанил пальцами по столешнице.

— Ну вы уж совсем полицию не уважаете, — рассмеялся он. — Поверьте, Женя, следствие выяснит даже то, что установить очень сложно. Пока что мы работаем с тем, что имеем. Я никого не хочу отправлять в тюрьму, но подумайте сами — кто-то ведь пытался убить Дмитрия, не так ли?

— Если это не Маша и не Артур, то кто?

— Вот и добрались до сути, — устало потер висок Северский. — Значит, был кто-то третий. А только один человек может рассказать то, как оно было на самом деле. Но он сейчас в реанимации, и не факт, что выживет.

— Артур пытался это сказать, когда его задерживали. Я сама слышала его слова. И вы должны были. Он говорит, что это сделал не он. Но кто будет слушать подозреваемого? — скептически заметила я. — Пожалуйста, Виталий Андреевич, просто не сбрасывайте со счетов тот факт, что Маша все же первым делом вызвала «Скорую». Она послушалась брата. Он хотел помочь Дмитрию.

— Я не спорю, это важный момент, — неожиданно согласился Северский.

— Важно. Это очень важно, — расстроилась я, обнаружив, что и меня следователь уже не слышит. — Если бы она считала Артура преступником, то позвонила бы в полицию, а не медикам. Сколько раз я это повторила?

— По кругу ходим, — заметил Северский.

— А вы не слышите меня!

— Думаю, когда Маша вызывала «Скорую», о брате она и не думала, — возразил следователь. — Он-то был жив и здоров.

— Зато он думал об отце, а не о себе, — напомнила я.

— Господи, как же с вами тяжело!

— Вы не видели Машу в тот момент, когда на Артура надели наручники. Понимаю, что судить обо всем навскидку нельзя, тем более что все находились в жутком стрессе. Но я уверена, что Маша не стала бы выгораживать брата, зная, что он виновен. Или опасен. Сами найдите определение. Хотя кое-какие сомнения у нее, конечно, были, но…

— Сомнения? Что именно она говорила об этом? — напрягся следователь.

На душе вдруг стало паршиво. Наверное, именно так чувствуют себя стукачи, которые вынуждены сливать кому-то информацию о других. Но я ведь не лгала. Вчера Маша четко и ясно сказала, что от брата можно было ожидать всего, чего угодно, но она не хочет в это верить.

— Сказала, что скандалы между Дмитрием и Артуром случались часто, но до такого никогда не доходило.

Пальцы Северского пробежались по клавиатуре.

— Вы лично за праздничным столом общались с Артуром? — спросил он.

— Да, общалась.

— И каким он вам запомнился?

— Показушник. Из тех, кто предпочитает казаться крутым лишь на словах, а на деле, скорее всего, ничего из себя не представляет.

— Можете назвать его истеричной личностью?

— Пожалуй, да. Но не уверена. Опять же, он мог лишь казаться таким.

— Он выпивал при вас?

— Да.

— Был ли он пьян, когда вы уходили?

— Нет, но он мог напиться после моего ухода, — напомнила я. — При мне он картинно употреблял коньяк.

— Угрожал ли он потерпевшему при вас?

— Нет. Но пытался задеть его словесно.

— Точнее?

— Не могу воспроизвести, не запомнила. Впрочем, смотреть на Дмитрия действительно было неприятно.

И это было правдой, тут я не лукавила. Не запомнила, не могла передать дословно и не стала этого делать. Ни к чему приукрашивать несуществующими деталями то, что случилось.

Северский засыпал меня вопросами. Я честно отвечала на каждый.

— Показалось ли вам, что Артур нарочно провоцирует отца?

— Не знаю.

— Отношения между отцом и сыном напоминали давний конфликт?

— Да откуда мне знать?

— А с сестрой Артур как при вас общался? — резко сменил тему Северский.

— Да вроде бы нормально, — пожала я плечами. — Поддразнивал. Но, кажется, между ними это в порядке вещей.

— А вот я так не думаю, — возразил следователь. — Во время допроса я заметил на Машином запястье свежие синяки и поинтересовался природой их происхождения.

Я тут же вспомнила, как Артур грубо обошелся с сестрой, больно схватив ее за руку. Но это явно было случайностью.

— И что же вам ответила Маша? — спросила я.

— Сказала, что брат не рассчитал силу. Вы видели, как это произошло? По какой причине он вдруг распустил руки?

— Да не распускал он руки в привычном смысле. Ляпнул что-то про отца или про его девушку… не помню уже. А Маша не выдержала, накинулась на него. Ну он и отреагировал. Не бил, не кричал, не угрожал. Не закапывайте его, пожалуйста, — попросила я. — Он действительно не рассчитал силу. Понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения, но нет, проявления насилия с его стороны я не заметила. Он почти сразу же искренне извинился, все достаточно быстро уладилось.

— Вы словно выгораживаете его, — заметил Северский.

— У меня нет причин этого делать. Но и придумывать что-то тоже не буду.

— Если бы вы знали, сколько жертв пытаются выгородить своих мучителей, как только на горизонте замаячит полиция, — тихо произнес следователь.

— Знаю, — подтвердила я. — Стокгольмский синдром — страшное дело. Но сейчас не тот случай, — не согласилась я. — Домашним насилием там и не пахло.

— Важна каждая мелочь, — напомнил Северский.

— Я понимаю, но, повторюсь, жестоким Артур мне не показался. Все вышло случайно.

— Не говорил ли он о том, что планирует избавиться от потерпевшего?

Этот вопрос меня добил. Я даже не знала, как реагировать на услышанное.

— Вы думаете, что если бы Артур сказал при мне такое, то я бы спокойно ушла домой? — задала я встречный вопрос.

— Значит, не говорил, — заключил Северский.

Больше он ни о чем не спрашивал. Печатал на клавиатуре, что-то исправлял, потом начинал заново.

— Это был официальный допрос? — поинтересовалась я.

— Это был не допрос, — тут же ответил он. — Делаю пометки для себя. Не переживайте, я не буду на основании ваших слов вешать на парня статью. Мне просто нужно разобраться. Но есть еще кое-что, Женя.

— Дайте прочесть, — потребовала я и обошла стол.

Северский уступил свое место. Я тщательно вчитывалась в то, что он напечатал в обычном вордовском файле. Прочтя, успокоилась. Все верно. Не приукрасил, не соврал. И половину своих ответов я в тесте не увидела.

— Убедились? — спросил он.

— Да, спасибо.

Я вернулась на свое место.

— Это ведь не пойдет в дело? — на всякий случай еще раз уточнила я.

— Для того чтобы оформить нашу беседу как показания, мне необходимо заполнить форму, а вам — подписать документ. Нет же, говорю. Это мои личные пометки. Делаю для себя, чтобы все подробности были под рукой. Дело-то непростое.

— Вы так считаете?

Северский выключил компьютер и вышел из-за стола.

— Артур Замберг все еще твердит, что он ни при чем. Знаете, как бывает? Сначала преступник отпирается, а потом приходит в себя и признает вину. Это чаще всего касается тех, кто совершил преступление в нетрезвом виде. Так вот, Артур на момент задержания действительно был пьян. Но спустя сутки, протрезвев, он не отступил от своих показаний. Он утверждает, что нашел отца, когда тот уже был ранен, и что в квартиру кто-то приходил. Также требует встречу с сестрой, но она, как я уже сказал, не выходит на связь. Ваша подруга Анна, если я правильно понял, сейчас находится рядом с девушкой, но тоже не идет на контакт. Два часа назад Артур попытался покончить с собой, сейчас за ним присматривают.

— Что он сделал? — растерялась я.

— Хотел перегрызть вены на запястьях, но выяснилось, что это сделать не так-то и просто.

— Ну давайте я позвоню Ане сама, — растерялась я. — Со мной она точно поговорит. Уговорит Машу прийти.

— Маша тут не нужна. Парень выделывается, и я хотел бы знать причину его поведения. Я прошу помочь мне, Женя.

Его слова прозвучали совсем неожиданно. Кажется, Северский имел на меня серьезные планы.

— Я не знаю, как поведет себя его сестра, но боюсь, если они встретятся, то истерики не избежать, — продолжил он. — А вас он уже видел и будет держать себя в руках. Поговорите с ним. Спросите у него, что ему принести из дома, напишите список, а я прослежу, чтобы он это получил. Не в виде исключения, разумеется, а только то, что разрешено. Дайте понять, что вы сочувствуете ему и переживаете. Узнайте все, что только можно, потому что со следствием он на контакт не идет. А вы человек опытный, обладаете определенными психологическими навыками.

— Работа такая, — согласилась я. — Но почему я?

— Расследованиями также занимались, и не безуспешно, — напомнил следователь. — С огромной долей вероятности парень поделится с вами тем, что тщательно скрывает. Или вспомнит то, о чем забыл. Я буду рядом, но постараюсь, чтобы у парня сложилось впечатление, что он общается только с вами.

— И вы вот так запросто разрешите подозреваемому находиться рядом со мной? — не поверила я. — Не перегибаете ли палку, капитан юстиции?

— Перегибаю, — согласился он. — Ну так как, Женя? Поможете нам?

Он сказал «нам», а не «мне». Северский и сам был неплохим психологом. Вон как ловко обработал меня и почти получил желаемое. Что ж, я ничего не имела против.

— Поговорю, — согласилась я. — А когда?

Артура привели в кабинет через десять минут. Когда он ступил на порог кабинета, я увидела совсем не того нахала, который кокетничал со мной за праздничным столом. Его футболка была измазана чем-то темным, крупные кисти рук утяжеляли наручники. Наши взгляды встретились, и на его лице появилась уже знакомое высокомерное выражение.

Северский отпустил сопровождающего и закрыл дверь.

— Присаживайся, — пригласил он Артура. — Лучше возле окна. Вон то приоткрыто, видишь?

— А если не хочу? — развязно спросил парень.

— Если сядешь там, где я попросил, то разрешу курить.

Артур смерил нас презрительным взглядом и прошел к окну, где опустился на стул.

— Ну так как? Поговорим? — спросил Северский.

Артур отрицательно покачал головой, но лицо его расползалось, с трудом удерживая наглое выражение. В свете уличного фонаря я отчетливо разглядела его лицо. На скуле виднелся отчетливый синяк. Еще один «фонарь» я заметила на подбородке. Неплохо его отделали при задержании. Артур отвернулся, чтобы мы не увидели, как он изо всех сил пытается не заплакать.

Вот тебе и хам.

— Артур, — позвала я его. — Эй, помнишь меня?

Он посмотрел в мою сторону. Лицо уже украшала улыбка.

— А если не помню?

— Ничего страшного. Главное, что я не забыла.

— Что вам от меня надо?

Северский достал из кармана пачку сигарет, вынул одну. Подошел к Артуру и протянул сигарету. Тот сразу же сунул ее в рот. Северский поднес к ней зажигалку.

— Не торопись, время еще есть.

Артур выдохнул дым на улицу.

— Не простудится? — спросила я у следователя.

— Нет. Он крепкий. Вон как ему лицо разукрасили, а он только краше стал.

Парень вздернул брови.

— И с какой целью я тут? Что за игры? Вырвали из сладких объятий Морфея, велели покинуть уютную камеру с модной решеткой на окне, притащили в кабинет, курить заставили. Что вам от меня нужно?

— Расскажи обо всем, что случилось после того, как мы с Аней ушли из твоей квартиры, — попросила я.

— В сотый раз?

— Пожалуйста, — добавила я.

Северский обеспокоенно посмотрел на часы.

— А ты тут при чем? — неожиданно грубо осведомился Артур у меня.

— Пришла как свидетель, — ответила я. — Узнав, что ты находишься в этом здании, попросила разрешения с тобой встретиться.

— Зачем?

— Передать, что с твоей сестрой все в порядке. С ней Аня.

— А… папа?

— Жив, — коротко ответила я. — Но состояние… сам понимаешь.

Артур посмотрел на сигарету, покрутил ее в пальцах.

— Не понимаю, — с трудом произнес он, не поднимая головы. — Не понимаю. Ясно вам?

— Ну тихо, тихо, — попросил Северский. — Я тебя услышал.

— Да ну?! — широко улыбнулся Артур. — А я думаю, что вам так только кажется. Вы же убийцу замели, разве нет? Мне вчера со всех сторон прилетело, но кого это волнует, правда? Я же преступник, собственного отца прирезал. Вы же это хотите услышать?

В его голосе послышалось отчаяние, но нарастающую истерику еще можно было погасить.

— Ты видел того, кто это сделал? — быстро спросила я, в надежде опередить Северского, который тоже собирался что-то сказать.

— Если бы я видел, то не сидел бы сейчас со скованными руками! — выкрикнул Артур.

— Давай-ка по порядку, — остановил его следователь. — От тебя требуется одно: рассказать правду.

— Смысл?

— А ты попробуй, сынок, — неожиданно тепло, отеческим тоном попросил Северский.

В сынки Артур ему явно не годился. Разница в возрасте между ними была лет десять-двенадцать, и я удивленно уставилась на Виталия Андреевича. Он не переставал удивлять. Очень хотелось надеяться на то, что он не играет со мной с целью использования в своих интересах. Я очень хотела думать, что он не собирается сажать Артура Замберга за решетку, чтобы улучшить статистику раскрываемости, а действительно хочет разобраться.

Артур затянулся, и я увидела, как дрожат его руки.

— Тот, кто пытался его убить, был у нас дома. Он ударил отца ножом и сразу же ушел.

— И где же нож? — спросил Северский.

— Если бы я знал, то проболтался бы уже, наверное, — ответил Артур. — Но я не знаю. И я не убивал.

Глава 5

— Я требую, чтобы мои показания были официально запротоколированы, — заявил Артур.

Северский хмыкнул и покачал головой.

— Я и не предполагал, что ты вообще захочешь говорить, — признался он.

— А я взял и удивил, — довольно ответил Артур.

— Что ж, я только «за», — кивнул Северский.

Он сел на стол и включил компьютер.

— Сколько у нас времени? Допрос начат в двадцать один час тридцать две минуты. Начинайте, Замберг. Сначала хочу послушать вашу версию случившегося.

— Машка осталась с отцом, а я сидел на кухне. Долго сидел, на время не смотрел. Машка позже пришла, сказала, что идет спать. Попросила убрать со стола все, что может испортиться. Я ответил ей, что в этом доме давно все испорчено.

Отец вернулся уже после того, как она легла спать. Трезвый, жалкий. Попросил чего-нибудь горячего. Я достал курицу из духовки, погрел, дал ему.

— Одного ты его не оставлял? — спросил следователь.

— Оставил, но позже. Он снова начал пить, и я свалил.

— А о чем говорили до этого? Что делали?

— Да просто сидели. Он ел, а я наблюдал за ним. Потом он нашел бутылку. Ну тут пиши пропало, такое уже не раз случалось. Сначала он заводит разговор по душам, а потом все перерастает в ссору. Так вышло и в этот раз. Правда, в свой день рождения он был более добр ко мне. Не знаю, что на это повлияло. Стал изливать душу. Ну как обычно… Маму вспомнил, себя не забыл. Всегда нам врал, что он не спал ночами и вкалывал, аки пчелка, чтобы дети не голодали и все у них было. Это он про нас с сестрой. Почему-то не вспомнил, что все и всегда волокла на себе Машка. Ну и бабка с дедом со стороны отца, о которых он тоже почему-то не упомянул. Аня, его подруга, опять же. Но у отца всегда отшибало память, когда он ударялся в воспоминания.

— С чего начался конфликт?

— С того, что я должен быть ему благодарен за все. Что я не мужик, а трутень.

— А ты трутень? — спросила я.

Северский перестал печатать.

— Готовлюсь в вуз. Самостоятельно.

— Где-то работаешь?

— Пробовал, но бросил. Сестра сказала, что ничего страшного. Деньги ведь есть, можно пока что и дома посидеть.

Виталий Андреевич вернулся к клавиатуре.

— Так и напишем: «В настоящее время не работает».

— Да, занимаюсь самообразованием. Постигаю себя. Имею право, — отозвался Артур.

— Конечно, имеешь, — приблизил лицо к монитору Северский. — Ссора началась с того момента, когда отец назвал тебя трутнем? Именно это вывело тебя из равновесия?

— О нет. Это самое безобидное прозвище, — ответил Артур. — Обычно я скотина, мразь и «если бы я знал, что воспитаю такого подонка, то заставил бы мать сделать аборт».

— Как мило, — не удержалась я.

— Вернемся к вам на кухню, Артур, — перебил меня Северский. — Давай по делу.

— Я никогда не пью так, чтобы валяться под столом, — продолжил Артур. — Я, если хотите, эстет. В шестнадцать перепробовал с друзьями все, что можно было найти в магазинах по разумной цене. Тогда и сделал вывод, что тупо накачиваться алкоголем — так себе ощущения. Заинтересовавшись и более глубоко изучив предмет, остановился на определенных брендах вина и коньяка. Дозы вывел для себя сам. Алкашом себя не считаю. Сестра бесилась, когда видела, что я открываю бутылку вина. По ее мнению, я еще ребенок, глупый и самоуверенный, а на деле пшик ходячий. Пришлось ее перевоспитывать. Успешно.

— Как ты ее воспитывал? — спросила я.

— Попросил обратить пристальное внимание на то, как часто она видит меня со стаканом в руке. Статистика сработала в мою пользу. Я действительно наслаждался процессом, а не конкретно бухал. Просто если ты заметил что-то у человека более двух раз, то у окружающих создается мнение, что он пристрастен. На самом же деле это вопрос психологии и невозможности обуять собственные тайные страсти. Машка насмотрелась на отца и решила, что я пошел той же дорогой, но это было не так.

— Ладно, — согласился Северский. — Со спиртным разобрались. Давай-ка конкретнее о конфликте.

— А еще раз закурить разрешите? — решил поторговаться Артур.

Следователь вышел из-за стола и дал ему сигарету.

— Вот спасибо. А водички можно?

Я дала ему бутылку воды, которая уж два дня болталась в сумке.

— Ай, молодцы, создали все условия, — устало улыбнулся Артур. — Ну, ладно, я верен своему слову, давайте дальше. Итак, отец привычно поливал меня грязью, но ссориться с ним я не хотел. Во-первых, у него была днюха. Во-вторых, я слишком устал, чтобы реагировать на его бред. В-третьих, ничего нового я бы не услышал. Все та же песня о том, какой я «замечательный». Бутылку из его рук я тоже не вырывал. Смысл? Он все равно напьется и где-нибудь уснет. Да и я уже хотел спать.

— Почему отец тебя постоянно доставал? — задумчиво спросил Северский. — Не на ровном месте же?

Артур ответил сразу, даже не подумав над ответом.

— Чтобы это понимать, нужно знать прошлое нашей семьи. Мама оставила нас с отцом, когда мы с Машкой еще под стол пешком ходили. Если бы не отцовские предки, которые дневали и ночевали у нас дома, всем было бы очень трудно. Но это я сейчас понимаю, а тогда, конечно, мне было пофиг. И мать я понял тоже не так давно. Красивая и успешная, она просто не смогла быть с папашей, но и нас с Машкой не имела возможности взять с собой в Америку. Может, она потом и хотела, но отец не дал. Гордый, бля. И куда девалась эта гордость, когда он переводы в валюте от матери получал? А потом еще и эта подстава с песней… Но я не хочу сейчас об этом, к делу оно отношения не имеет.

— Да, давай по теме, — согласился Северский.

Артур удовлетворительно кивнул.

— Перед сном решил принять душ. Вообще-то это моя давняя и, считаю, очень полезная привычка. Я честно намеревался потом завалиться в кроватку. Когда я зашел в ванную, отец оставался на кухне. На часы я в тот момент не посмотрел. Это честно.

Сквозь шум воды у нас иногда слышно все, что происходит в квартире. И я могу поклясться, что разобрал тогда все звуки.

— И что же ты услышал? — спросил Северский.

— Мне показалось, что отец открыл кому-то дверь.

Артур напряженно всмотрелся в темноту за окном.

— Есть у отца такая фишка — он брелочный фанат. У него брелоков, наверное, штук тридцать. Последний в виде набора миниатюрных гаечных ключиков, их там штук десять, наверное. Такая хрень, если честно… Они адски гремят при любом движении. Связку отец всегда оставляет в замке. Приходит домой, закрывает дверь изнутри, а ключ вставляет в замок. Нас тоже к этому приучил. Можете представить, какой будет грохот, если связку как-то потревожить? Вот этот набат я и услышал.

— Сквозь шум воды?

— Именно. Звуки по своей природе разные. Советую по возможности провести домашний эксперимент, и вы поймете, о чем я говорю. А теперь загадка: кто мог загреметь ключами, если не папа? А если он загремел, значит, открыл дверь. Зачем он это сделал? Чтобы впустить человека и получить ножом в туловище.

— А что, дверной звонок у вас не работает? — спросила я. — Тот, кто пришел, должен был как-то сообщить о своем появлении, но он почему-то не позвонил в дверь.

— Звонка в дверь я не слышал, — согласился Артур. — Я бы его точно не пропустил. Но его не было. Возможно, тот человек позвонил отцу по телефону. Я не знаю.

— Что-то тут не сходится, — заметил Северский. — К ключам еще вернемся. Мы проверили телефон твоего отца. Последний входящий звонок он получил за несколько часов до нападения. Он даже ответил на него. После этого ни одного вызова на его телефон не поступило. С входящими и исходящими сообщениями та же история.

— Ничего не могу сказать по этому поводу, — развел руками Артур. — Я мылся, если вы забыли. А папа мне не докладывает о своих делах.

Следователь покрутил головой, разминая мышцы шеи.

— И с ключами какая-то ерунда, — продолжил он. — На первом допросе ты не упомянул про ключи.

— Забыл, — расплылся в улыбке парень. — Меня же арестовали и били, если помните. Вот память и отшибло. Теперь вспомнил. Ключи лежали на полу рядом с отцом.

— Не помню, чтобы ключи были на полу, когда мы приехали, — вспомнил Северский.

— Плохая работа, гражданин следователь, — цокнул языком Артур. — Вы даже не спросили о них. А я вот сам все рассказываю — цените такого подозреваемого! Вы в упор внимания на них не обратили. На полу их не было потому, что к вашему приезду я их уже поднял.

— Ага. Значит, в этом случае с памятью все в порядке, да?

— Ну так это было еще до того, как на меня наручники надели, — объяснил Артур.

Северский не показал виду, что Артур его как-то задел. Напротив, стал развивать тему.

— Ты сразу заметил, что ключи не в замке, а на полу?

— Точно не скажу. Я другим занимался. На часы не смотрел.

— Я перефразирую. Это было после того, как ты обнаружил отца?

— Да, — твердо сказал Артур. — И после звонка в «Скорую». Тогда-то я и заметил, что входная дверь приоткрыта.

— Дальше, — потребовал Северский.

— С какого момента? Ах да, я все еще в ванной, — вспомнил Артур. — Загремели ключи. Это было странно, ибо батя никуда при мне не собирался. Я тут же выпрыгнул из ванной, стал вытираться, одеваться в чистое, то-се.

— Как быстро ты отреагировал, — усмехнулся Северский.

— Я же не знал, что ему пришло в голову, — ответил Артур.

— Логично.

— Ну а что тут такого? — усмехнулся Артур. — Пьяные не только оставляют двери нараспашку. От них вообще хорошего ждать не приходится. Когда вышел из ванной, то и увидел отца на полу. И кровь на груди.

— И никакого ножа, которым ранили твоего отца, ты не видел?

— Не видел, о чем говорил и раньше. Не знаю, где он. Вам лучше знать, вы же квартиру осматривали. Может, это был не нож. Может, отца зарезали чем-то другим. Боевой шашкой или ятаганом. Почему сразу нож-то?

Артур нервно затянулся сигаретой. Пальцы Северского пробежались по клавиатуре.

— Продолжай, — попросил он.

— А дальше я собрался. Внутренне и без каких-либо усилий со своей стороны. Словно превратился в кого-то другого. Я четко знал, что нужно делать. Опустился рядом на колени, приложил пальцы к его шее. Пульса не было. Поднес пальцы к его носу — показалось, что дыхания тоже нет. Оно, может, и было, но я тогда решил, что отец мертв. Приподнял ему веко, а зрачок на свет не реагирует.

Он замолчал. Его руки снова задрожали. От сигареты почти ничего не осталось. Мы с Северским переглянулись. Врет или не может вспомнить, как все было?

Артур прерывисто вздохнул и щелчком отправил окурок в приоткрытое окно.

— Я не помню, откуда и когда узнал про непрямой массаж сердца. Может, в фильме видел, может, читал про это. Сложил руки на его груди и начал качать. Приложил пальцы к шее — есть пульс!

Он сглотнул и замер с приоткрытым ртом, подбирая нужные слова.

— Отец открыл глаза и начал то ли кашлять, то ли его тошнило. И снова вырубился. Я крикнул Машке. Она вышла, увидела и такая мне: «Что ты натворил?!» Или как-то так, не помню точно. Я ей говорю, а она не слышит, твою мать. Тут и понял, что она может подумать. Отец на полу, я рядом, везде кровища… Крикнул ей, что я отца не трогал, что заводил его мотор, потому что он не дышал. А она как вкопанная стоит, глаза по полтиннику. Кричу: «Вызывай врачей, быстро!» Сразу же метнулась за телефоном.

— Получается, что сестра была в комнате до того момента, как ты ее позвал?

— Да, она была в своей комнате.

— И ее не насторожили звуки, которые ты услышал, когда был в ванной? Она не сказала, что слышала, как гремят ключи, как отец открывает кому-то дверь?

— Не знаю я! — вскинулся Артур. — Что вы привязались со своими идиотскими ключами? Может, она спала или еще что-то там. В тот день отец всех измотал. Главное, что ее в коридоре не было и она ничего не видела. А мне теперь никто не верит, поскольку свидетелей нет!

Следователь всмотрелся в экран компьютера.

— Сестра сказала, что спала?

— А вам она что сказала? — раздраженно спросил Артур.

— Что сказали медики? — перевел тему Северский.

— Примчались довольно-таки быстро. Опять же, время не засекал. Следом за ними полиция. И менты тут же на меня навалились. Машка плачет, я пытаюсь объяснить, что ни при чем, а еще донести до ваших уродов информацию о том, что я пытался оказать отцу первую помощь… но какое там. Словно мешок выпихнули на улицу. Соседи из всех углов повылезали, стоят, смотрят. Ну как же такое пропустить? Почему-то показалось, что еще есть шанс, что меня менты или хотя бы кто-то услышит, заступится. Не случилось. Видать, сестрица слишком живо описала полиции увиденное. Наручники, два раза под дых — и в машину. И вот я тут. Здравствуйте!

Он широко улыбнулся, и если бы руки не были скованы, то наверняка развел бы их в разные стороны. Но подрагивающие брови указывали на то, что Артур из последних сил старался сохранить игру, чтобы не подарить нам возможность стать свидетелями его слабости.

Северский застучал по клавишам. За время беседы он старался фиксировать каждое слово, сказанное Артуром. Печатал он долго, даже я устала ждать, пока он закончит. Наконец в углу кабинета зашумел принтер, следователь, вынув из него лист бумаги, подошел к Артуру.

— Протокол допроса. Прочти, и сделай это очень внимательно.

Артур впился взглядом в документ. Прочел его очень быстро и протянул Северскому.

— Там опечатка, — строгим тоном сообщил он. — Второй абзац. И точка пропущена в конце третьего предложения. Исправьте.

Северский со вздохом вынул из кармана ручку.

— Подпиши.

Артур поставил подпись.

— И что теперь? — спросил он.

— А теперь обратно в камеру, — припечатал Северский.

— Я так и думал.

Парень встал со стула и внезапно пошатнулся, но успел схватиться за спинку стула.

— Что случилось? — лениво спросил следователь.

— Голова закружилась, — тихо ответил Артур. — Уже прошло.

— А ты больше башкой о стенку бейся, — посоветовал Северский.

— Определенно в следующий раз так и сделаю, — пообещал Артур.

Следователь позвал конвоира.

— Стойте, а как же… — начала я, но Северский жестом попросил меня замолчать.

Артура увели, а я не могла не заметить разницу в его поведении. Появился он с пафосом, а ушел практически сломленным человеком. Держался из последних сил, чтобы не поддаться эмоциям. И кажется, что он все-так говорил правду. Ни разу не запнулся, прямо отвечал на все вопросы, не перекручивал факты, не вставал в позу и не оборонялся. Блин, хотелось бы верить, что не он нанес удар ножом в грудь родному отцу.

А вот Северского мне хотелось придушить.

— Что это было? — не выдержала я. — Вы просили поговорить с Артуром меня, а на самом деле выдвинулись на первый план?

Виталий Андреевич в этот момент внимательно перечитывал протокол допроса, словно не слыша меня.

— Ну класс.

Я пошла к выходу.

— Подождите, — прозвучал за спиной голос следователя. — Я подброшу.

— Идите к черту, — облегчила я душу. — Вы меня использовали.

— Я подброшу, — настойчиво повторил он и вышел из-за стола. — И все по пути объясню.

— Мне не домой. К дому Замбергов.

— Зачем вам туда? — удивился он.

— Я оставила там свою машину. Кроме того, зайду к Маше.

— Хорошо.

Адрес он помнил наизусть. Ну еще бы — напротив дома Дмитрия Замберга находился тот самый бар, где мы с ним впервые встретились. Самое время напомнить ему об этом.

— Помните, как вы пытались снять в баре девушку легкого поведения? — начала я.

Северский резко затормозил.

— Все равно не успеваем на зеленый, — указал он на светофор. — Конечно, помню.

— И что же, удалось?

— Удалось. Аж целых трех.

— Вот повезло, да?

— Полиции уж точно, потому что задержанные оказались виновными в убийстве своего клиента. Наши их пасли в течение двух недель. Это ведь была целая группировка, которая давно кормилась своим бизнесом. Одна красавица знакомилась, другая выступала в качестве подружки первой, а третья «случайно» встречалась с ними в магазине и тут же приглашала к себе в гости. Все выглядело очень правдиво. Бедняга мечтал о таких ощущениях, которых в жизни не испытывал. Ну еще бы — с тремя сразу. Но после легкой разминки неожиданно и с позором засыпал. Просыпался без одежды и вещей на какой-нибудь стройке и чаще всего очень далеко от своего дома, а некоторые так и не смогли проснуться. После такого приключения не каждый отваживался обратиться в полицию. На момент задержания красотки имели за спиной приличный багаж: грабежи, мошенничество, шантаж и многое другое. Работали без «крыши». А теперь попробуйте убедить меня в том, что среди вашего брата только слабые создания. Начинайте.

— Не буду я ничего начинать, — ответила я. — А те, кто был с вами? Я подумала, что вы с какого-то бизнес-тренинга пришли, чтобы выпить в конце трудового дня.

— Все наши. Оперативники. Бывают и такие задания.

И тут я вспомнила появившихся в баре трех модельного вида барышень. Одна из них еще бросила на нас с Аней высокомерный взгляд. Неужели это они?

— Все трое теперь будут отбывать серьезные сроки, — сказал Северский.

— Стойте, а как вы оказались в доме напротив?

— Просто был рядом и принял вызов.

— С корабля на бал.

— Именно так, — кивнул Северский.

— И вискарь был совсем не вискарем?

— Тот, который мы заказали в баре? Это был настоящий виски, только мы делали вид, что пили. Его потом один сотрудник домой взял, у них с женой годовщина скоро.

— Татуха тоже ненастоящая?

— Разумеется. Не люблю татуировки. Девушки часто на них клюют.

— А бармен был в курсе вашей миссии? — не отставала я.

— Нет, потому что он соучастник. Ловил клиентов для святой троицы. Но я и вас с подругой решил проверить. Прощупать, так сказать.

— Нас ведь было двое, — напомнила я. — А речь шла о трех девушках.

— Не факт, что третья непременно должна была появиться.

— Они что, сразу признались?

— Если истерику можно считать за признание, то да — признались они сразу. А по дороге в отдел полиции еще и пытались глазки строить.

— Опасная у вас работа. Виски, девушки легкого поведения…

— Как и ваша, Женя. Как и ваша.

Вообще-то я планировала обсудить с Северским допрос Артура, но разговор незаметно ушел в другую сторону. Но и отступать я не собиралась.

— Так что же вы хотели объяснить? — напомнила я. — Сначала уговорили меня вывести мальчишку на откровения, а потом не дали даже слова сказать.

— Ну пару слов вы все-таки сказали, — поправил меня Северский. — Но на самом деле, Женя, я действительно не ожидал того, что он пойдет на диалог. Конечно, без показушничества не обошлось, но он хотя бы заговорил. Поэтому я взял ситуацию под свой контроль.

— И что думаете?

Машина свернула с главной дороги. Теперь мы ехали вдоль промзоны, за которой до дома Замбергов оставалось минут десять езды.

— А вы что думаете? — вопросом на вопрос ответил он.

— Не знаю.

— И я не знаю. Его следует отпустить под подписку о невыезде.

— Правда?

— Его вина не доказана. Пока что он подозреваемый. Пусть посидит несколько дней в изоляторе, пока я все не проверю.

— Что же вы хотите проверить?

— Все, что он рассказал, — ответил Северский. — Кто приходил к его папаше? С какой целью? Может, хотел от него избавиться, но что-то помешало, или навестил с миром, но что-то пошло не так. В общем, пока что рано делать выводы.

Мы въехали в знакомый двор. Обогнув дом Замберга, Северский нажал на педаль тормоза.

— Это ваша? — указал он на мою машину.

— Моя.

Ошибиться было трудно. Моя машина была единственной припаркованной возле дома.

— Спасибо, — и я вышла из машины.

— Пожалуйста. Не гуляйте поздно ночью.

Северский тут же дал задний ход, а через минуту его и след простыл.

Дверь мне открыла Аня. Шепотом пригласила войти.

— Иди на кухню, — сказала она. — Машка спит, я ей снотворное дала.

На кухне теперь было чисто и даже уютно. Чувствовалась женская рука, любящая, а главное, умеющая наводить порядок.

— Да я на минуту, Ань.

— Чайник горячий. Ну побудь со мной, я же здесь как пришитая.

Чай был очень кстати. В холодильнике обнаружились остатки запеченной курицы. Аня положила их в контейнер.

— Забери, — попросила она. — Я на эту курицу смотреть не могу. Машка тоже. Она навевает плохие воспоминания.

— А куда я ее дену? — растерялась я.

— Возьми домой, угости тетю Милу. Поужинаете по-человечески, а то небось все носитесь по своим делам.

— Как тебе сказать…

Я вспомнила наш холодильник, содержимому которого частенько мог бы позавидовать любой смертный. А все из-за того, что тетя была помешана на готовке.

— Да ладно, знаю я твою тетку. Она меня не любит, но обожает новые рецепты. Так вот, передай ей от меня привет. Может, потеплеет ко мне.

Это было правдой. Тетушка не слишком жаловала Аню. Но на эту тему я с подругой говорить не собиралась. Зачем? У нас свои отношения, и мнение тети Милы было совершенно неуместным.

— Ладно, давай.

Я положила контейнер в сумку.

— Я была в полиции, Ань.

Она в это время стояла ко мне спиной, и я заметила, как напряглась ее спина.

— Что-то случилось? — обеспокоенно обернулась она ко мне.

— Следователь попросил меня поговорить с Артуром.

— Тебя? А ты при чем? — удивилась Аня.

— В том-то и дело, что я вообще никаким боком к нему не отношусь, — ответила я. — Однако следователь решил иначе. А знаешь почему? Потому что не смог дозвониться до вас.

— Чушь какая-то, — потрясла головой Аня и опустилась на стул. — Еще коньяк остался. Плеснуть?

— Нет, — наотрез отказалась я. — Хватит. Я снова за рулем. Не могу.

— Одна я пить не буду, — отрезала подруга.

— И не надо.

Аня привстала и прислушалась.

— Я дверь в Машкину комнату не закрыла, чтобы слышать, что у нее происходит. Вроде бы тихо. Еле успокоила.

— Никак не придет в себя?

— Не-а, — махнула рукой Аня. — То смеется, то плачет. То рвется в бой, то хнычет. От снотворного не отказалась — уже счастье. Слава богу, что она в отпуске, а то бы пришлось звонить ей на работу.

— Где она работает, Ань?

— Продавцом в книжном. Еще фриланс у нее какой-то, но там я уже ничем помочь не смогу.

— Что-нибудь связное насчет случившегося говорила?

— Ну что она может сказать? — развела руками Аня. — Говорит, что не хочет думать, что Артур смог ударить отца. И тут же: «Они так ругались, так кричали друг на друга всегда!» И — в слезы. Не определилась, видать, с окончательным решением.

— Ей нужно время, — согласилась я. — А как Дмитрий? Ты в больницу звонила?

— Звонила. Состояние тяжелое, навещать нельзя.

— Ну хоть так… Ань?

— М? — Анна подняла взгляд от чашки с чаем.

— А ты как думаешь? Кто это мог быть, если не Артур?

Подруга пристально посмотрела мне в глаза.

— Я бы сразу подумала на Волкова, — твердо сказала она. — Единственный, кому могла быть выгодна смерть Димки.

— Почему она была бы ему выгодна?

— Ну как же? Димка же для многих, как кость поперек горла. Он помеха.

— Какая помеха? — не поняла я. — Ты же сама говорила, что Дмитрий страдает тихо, на Волкова не наезжает, всю надежду уже оставил. Чем же Дмитрий мог ему помешать?

Аня посмотрела на меня как на дуру. Ну понятное дело, она же бизнесвумен, а я всего лишь охранник на частной основе. Самой мне не догадаться, куда там.

— Да говори уже, — не выдержала я.

Я начинала раздражаться. Ну вот зачем держать долгие многозначительные паузы, тем самым намекая собеседнику на его некомпетентность? Некрасиво. И выводит из себя моментально.

— Ладно, — сдалась Аня. — Поделюсь своими мыслями. Действительно, откуда тебе знать…

— А ты просвети.

— Легко. Пока жив Замберг — репутация Волкова в опасности. Это сейчас Димка молчит, да и то потому, что его уже приложили. Наберется сил и снова выступит против Волкова. Самому Волкову терять, кроме признания, уже нечего. У него уже все есть. Обольют помоями? Не пропадет. Деньги есть, он-то выживет. А вот Димке что даст эта правда, как ты думаешь?

Я поняла, о чем она. Время. Прошло слишком много времени с того момента, когда знаменитый певец сказал, что является автором своего главного хита. Ему поверили, а Замберга никто не услышал. Он сломался, и теперь уже не важно, кто на самом деле придумал стихи о замерзающей в зимнем лесу девочке и положил их на дивную музыку. Время было упущено.

— Мне так жаль, — искренне призналась я. — Блин, это же чертовски обидно, когда тебя никто не слышит.

— И не верит, — подчеркнула Аня. — Поэтому Димке никуда лезть не нужно. Это мое профессиональное мнение. Я сто лет с ним, если можно так сказать, живу и работаю, знаю его чертову психованную полупьяную натуру. Он не выдержит эту борьбу.

И все же я до конца не понимала. Если я правильно поняла, то Волкова все устраивало. Дмитрий давно оставил попытки добиться правды. С чего бы Волкову ворошить прошлое и пытаться убрать Замберга, если тот молчит и не отсвечивает уже много лет? Но обсуждать эту тему я не хотела. Кажется, Аня тоже не горела желанием. Кроме того, у нее на каждый мой дилетантский вопрос находился свой профессиональный ответ, а если я не въезжала в суть с первого раза, то она начинала раздражаться. Поэтому чаще всего после диалога с ней я ощущала какую-то незавершенность, но каждый раз успокаивала себя тем, что она знает о чем-то лучше меня. Просто привыкла кичиться. Дурацкая привычка, которая, слава богу, не делала наши отношения хуже.

— А как там девушка, которая так трогательно ухаживала за Замбергом? — вспомнила я. — Не помню, как ее зовут.

— Катька-то? Я сама ей позвонила на другой день. Она была в шоке. Сказала, что давно боялась чего-то подобного.

— К вам с Машей она не приходила?

— Зачем? Это Димкин человек, не наш. Что ей здесь делать?

Это показалось мне странным. По моим понятиям, первым делом Катя должна была сразу же броситься на помощь Маше. Горе ведь сближает. Вроде бы.

Голову ломать совершенно не хотелось. И тут я вспомнила про Саймона.

Он ждал меня в ресторане отеля. Свежий, румяный и, как мне показалось, с еще более рыжими волосами, чем раньше.

— Куда пропала? — весело спросил он. — Голодная? По глазам вижу, что да. Заказал нам салат и суп-пюре.

— Нам?

— Нам. Один есть не буду.

— Ты ставишь меня в зависимое положение. Тогда закажи то, что тебе хочется, на двоих.

Он все решил за меня. С одной стороны, это было удобно. Не приходилось ломать голову над тем, что и как для него сделать. Саймон все решил сам. Сам отправил меня спать. Сам заказал ужин. Но если зайти с другого края, то я весьма осторожно относилась к проявлению такого внимания.

— Отдохнула?

— Немного. А ты?

— Поспал пару часиков.

Пару часиков?! А выглядел так, словно только что вернулся из спа-салона. Глаза блестят, улыбка до ушей. Бодр, весел, полон сил. Не то что я.

— Смена часовых поясов никак на тебя не повлияла, — заявила я. — Бессмертный, что ли?

— Просто слушаю свой организм. После сна пошел в тренажерный зал, а потом отправился гулять по городу.

Официант подал запеченную форель и салат. Саймон заботливо разобрал рыбу в моей тарелке на порционные кусочки.

— Мне не трудно, а тебе приятно, — рассмеялся он. — Ведь приятно, да?

Ладно, пусть заботится. Пусть сегодня мне будет приятно.

— И где же ты успел побывать? — спросила я.

— Далеко от отеля не отходил, — ответил Саймон. — Все-таки место незнакомое. Больше приглядывался. Недалеко узрел набережную, туда и отправился. Потом замерз и вернулся в номер, где и ждал твоего звонка.

— Прости меня, пожалуйста, — смутилась я. — Неожиданно навалились дела. Вот завтра обещаю провести с тобой целый день.

— Я рад, Женя. Я очень рад. Но на сегодня ты все дела сделала?

— Да, все. Ты знаешь, а я ведь была в полиции.

— Это та история про якобы убийство? — спросил Саймон.

— Почему про «якобы»?

— Потому что, если я правильно понял, следствие в процессе.

— Да. Парень пришел в себя и рассказал все, как оно было на самом деле. Я присутствовала на допросе. Он утверждает, что, когда обнаружил отца, заметил, что дверь в квартиру была приоткрыта. Теперь следствию предстоит найти человека, который мог напасть на жертву.

— Какой интересный поворот, — задумчиво заметил Саймон.

— На деле все гораздо прозаичнее. Такой человек был в его окружении, хоть я и не уверена, что он мог бы попытаться убить Дмитрия.

— Откуда тебе знать? Ты в курсе их отношений?

— С миру по нитке, — ответила я. — Знаешь, как это бывает? То один, то другой что-нибудь да расскажет, а мне остается составить из обрывков их упоминаний цельный фрагмент.

Но в чем-то Саймон был прав. Пока что я знала обо всем только со слов подруги, и эту информацию никак нельзя было назвать объективной. Но самое удивительное, что Аня тоже не хотела ничего знать о таинственном посетителе, хотя и назвала имя предполагаемого преступника. Тоже не хотела ворошить прошлое?

— Слушай, это не мое дело, — отрезала я. — Это забота полиции. Они разберутся.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе ответил Саймон. — Ты ешь. Выглядишь, кстати, все еще усталой.

Рыба уже не казалась такой вкусной. Прямо в этот час в реанимации пытались спасти жизнь человеку, с которым я пообщалась всего пару часов. Рядом с нами за столом сидели близкие и родные ему люди. Почему же у меня сложилось отчетливое ощущение, что он никому не нужен, а его проблемы ничего не стоят?

— Поеду-ка я домой, — решила я. — Ужин был замечательным, но я просто с ног валюсь. Увидимся завтра?

— Конечно, — тут же ответил Саймон. — Не буду задерживать.

— Спасибо, дорогой. Извини еще раз.

Домой добралась как на автомате.

Тетя Мила не спала, ждала меня. Расспрашивать не стала. Я молча вручила ей контейнер с курицей.

— Купила в кулинарии, контейнер случайно в сумке оказался, — соврала я. — Пойдем спать?

Тетя Мила с подозрением осмотрела курицу, хмыкнула и поставила ее в холодильник.

Закрывшись в своей комнате, я села на кровать и открыла ноутбук.

Если сравнивать в процентном соотношении количество статей о Макаре Волкове и Дмитрии Замберге, то можно было заметить, что с большим отрывом лидировал именно Волков. Складывалось впечатление, что он выступал круглосуточно и, гастролируя, не пропускал ни одного населенного пункта. Он побывал даже за границей. Но кроме поездок на дальние расстояния, Волков очень любил выступать в Тарасове. Вот уж точно, пригодился там, где родился. В нашем городе он широко развернулся. Концерты были расписаны на год вперед. Цены на билеты не зашкаливали, и я могла себе представить, сколько свободных мест остается в зрительном зале — ни одного. Полный охват, потому что пятьсот рублей за то, чтобы в течение двух с половиной часов наслаждаться живым выступление своего кумира, могли себе позволить почти все.

Кроме того, Волков никогда не отделял себя от народа. Во время выступления он частенько спускался в зрительный зал и запросто общался со зрителями. Мог усесться в проходе и, сбросив пиджак на колени какой-нибудь фанатке, чье место было ближе всего, затянуть что-нибудь блатное-романтическое. Мог пробраться в середину ряда, чтобы пожать руку ветерану, который после чуть не плакал от счастья. Волков таскал на руках чужих детей, а одному подростку, невесть как оказавшемуся возле сцены, подарил свою гитару. Да-да, прервал выступление и подарил.

Каждое шоу непременно заканчивалось знаменитой и всеми любимой песней «Ночь». Как правило, она исполнялась при мощной голосовой поддержке зрительного зала.

О личной жизни кумира доброй половине населения страны среднего и старшего возраста было известно все. То есть практически ничего. Волков не скрывал подробностей — их попросту не было. В одной заметке упоминалось, что когда-то он был женат, но супруга бросила мужа, попавшего на нары за ограбление ювелирного магазина. На другом сайте я узнала, что ограбления не было. Вместо этого Волков попался на финансовых махинациях. Со страницы фан-клуба сообщалось следующее: Волков никогда не сидел в тюрьме, все эти слухи не что иное, как происки врагов.

Информация о том, где мотал срок Волков, тоже разнилась. Как и сведения о том, что с ним было дальше. От тюрьмы до момента всеобщего поклонения народная молва успела записать Макара Волкова в злостные нарушители тюремных понятий, вследствие чего начальство колонии было вынуждено перевести его в другое исправительное заведение. Но и там Волков якобы не захотел вести себя правильно. Так и кочевал по нарам, пока не освободили. А потом он каким-то образом самостоятельно пробился на сцену. Это была первая версия. Вторая гласила, что Волков мотал срок без каких-либо переездов, вел себя нормально, пользовался уважением авторитетных сокамерников и вскоре был освобожден досрочно. Петь он начал еще в местах не столь отдаленных, кассеты с его голосом быстро пошли по рукам, а одна из них попала прямиком в руки известного тарасовского продюсера Генриха Полетова, который и вывел Волкова на вершину славы.

Про Генриха Полетова я слышала и однажды чуть было не встретилась с ним лицом к лицу. Три года назад мне позвонил некий Сергей, представившийся помощником Полетова. Он сообщил, что продюсер будет рад, если я подъеду на собеседование. Обо мне Полетову рассказал мой бывший клиент, а сам продюсер как раз искал телохранителя в свою команду. На него уже работали несколько человек, но все они были мужчинами. В мои обязанности должно было входить сопровождение Полетова на светские мероприятия. Я сразу догадалась, что дело не в охране — немолодому денежному мешку хотелось порисоваться перед другими, продемонстрировать свое могущество. Вот, мол, какие у меня бодигарды женского пола.

На тот момент мне нужны были деньги, но от предложения я отказалась.

И вот теперь это имя всплыло снова. Погуглив, я поняла, что в его случае хотя бы нет разных вариантов жизнеописания. Везде одно и то же. Генрих Полетов родился в Тарасове в семье учительницы и слесаря. С детства увлекался игрой на гитаре, выступал со времен школьной скамьи на всяких мероприятиях, потом уехал в Москву поступать в консерваторию. После окончания обучения подвизался в столице в качестве ресторанного музыканта, но успеха это ему не принесло. Существовала версия, что в тот период времени Полетов ударился в криминал, но официальных подтверждений этому я не нашла. Вернувшись в родной Тарасов, будущий продюсер устроился на телевидение помощником редактора музыкальных программ, и все вдруг резко изменилось. Через год он уже владел музыкальным каналом. Через два года в Тарасов по его приглашению стали приезжать с гастролями звезды отечественной и мировой эстрады. Ко всему прочему, он не гнушался выводить в свет начинающих музыкантов, многие из которых смогли занять устойчивое положение в шоу-бизнесе.

Последней и самой большой своей удачей Полетов считал знакомство с Макаром Волковым, называя его в интервью своим «куском хлебушка с маслом и черной икоркой». Волков, кажется, на Полетова за это определение не обижался. Во всяком случае, на многочисленных фотографиях, которые я смогла найти, они всегда были вместе. За кулисами, на светских приемах, на отдыхе в компании других известных личностей. Если на каком-то фото я видела Волкова на переднем плане, то уже не сомневалась в том, что на заднем, если всмотреться, непременно будет высокая фигура Полетова. Так оно в итоге и выходило.

Однако о том, что Волков считает себя автором хита «Ночь», написано нигде не было. Об этой истории я ничего не смогла найти. Может, плохо искала?

Интерес к семье Замбергов и случаю с плагиатом зацепил меня не на шутку. Захотелось чайку с чем-нибудь вредным. Стараясь не разбудить тетю Милу, я пошла на кухню и включила чайник. На полке обнаружилась пачка нехитрого печенья.

Но тетю Милу не так-то просто обойти. Я не успела налить в чашку воду, а она уже причапала из комнаты и уселась за стол.

— Не спится? — поинтересовалась я. — Чай будешь?

— Давай чайку. Почему нет? — разрешила тетя Мила.

— Может, какого-нибудь отвара хлебнешь? — не удержалась я.

— Воротит от них, — призналась тетушка.

Тетя Мила была не в настроении и хмуро болтала ложечкой в чашке.

— Ну что такое? — спросила я.

Тетя едва заметно покачала головой.

— Носишься как угорелая. Про меня совсем забыла.

— Не забыла я.

Не то чтобы тетя Мила считала, что я обязана находиться рядом с ней неотлучно. Нет, конечно. Но иногда она требовала от меня немного больше внимания, чем я могла ей уделить. В такие моменты тетушку накрывало отчаяние с легким оттенком депрессивности. Я же, в свою очередь, старалась не доводить до абсурда. Я взрослая тетенька, и у меня может быть своя жизнь. И дела, о которых тетушке знать совсем не обязательно. Потому и молчу ради ее же спокойствия.

Но вскоре я поняла, что ошиблась в своих выводах. Именно сейчас тетя Мила совсем не имела в виду, что я должна быть предельно откровенной.

— Из головы не выходит та история, — сказала тетя Мила. — Ну из-за которой ты задержалась.

— Сын хотел убить отца, — напомнила я.

— И как себя чувствует отец?

— Не очень. Пока что никаких прогнозов врачи не дают.

— А как там мальчик? Его арестовали?

— Артур-то? Да, он в следственном изоляторе.

— Какой ужас! — пролепетала тетя Мила. — У него еще сестра была, если не путаю?

— Да, — кивнула я. — Ей тоже нелегко. С ней постоянно находится Аня.

— Наша соседка? — удивилась тетя Мила.

— А что тут такого?

— Не думала, что она настолько… заботлива.

— О, ты себе не представляешь.

— Я же знаю тебя, Жень. Что-то недоговариваешь?

Меньше всего я хотела погружать ее с подробностями. Но в самом деле я и сама ничего не знала толком. Скорее, сработало профессиональное чутье, говорившее о том, что я зачем-то должна разобрать запутанную историю на отдельные и, главное, простые и понятные мне фрагменты.

— А я и не знаю, — вздохнула я. — Но ты права, все не так очевидно, как кажется.

Тетя накрыла своей рукой мою и улыбнулась.

— Иди ты, — притворно удивилась она. — Думаешь, я этого не вижу?

Глава 6

Утро началось с дождя, к обеду превратившегося в сильный ливень.

— Ну вот, не попадаю к своей, — расстроилась тетя Мила.

«Своей» она называла давнюю подругу и ровесницу, которая работала в парикмахерской в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Тетя Мила не так часто бывала у нее на работе, но если заскакивала, то непременно старалась совместить полезное и прекрасное.

— Пока она меня стрижет, мы успеваем вспомнить столько, что другие заслушиваются, — поделилась она как-то. — Нинка очень смешная, а с годами вообще шутить по-черному стала. Как чего ляпнет — все. Причесывать после этого она меня уже не может. Я тоже от смеха катаюсь. Да помнишь ты ее, Жень. Она как-то шампунь для тебе передала на Новый год.

Про подарок я помнила, но Нинку в глаза не видела. Представила эту картину, как две подруженции закатываются от смеха, не в силах остановиться. Действительно очень смешно.

Планы посещения парикмахерской тетя строила уже несколько недель, но что-то постоянно мешало им исполниться. То Нинка брала больничный, то тетя Мила была занята, то само заведение несколько раз закрывалось по техническим причинам. Но сегодня все должно было получиться, и кто бы мог подумать, что дождь помешает?

За считаные часы двор залило почти полностью. Пешеходные тропинки скрылись под водой, которая неумолимо поднималась к подъездным ступеням. Автомобилисты, рискнувшие выбраться в такую погоду на улицу, добирались до своих «ласточек» нелепыми прыжками. Машины напоминали крейсеры, гордо фланирующие по морской глади. Отчаянные собачники выскакивали из-под подъездных козырьков ровно на минуту, и собаки, сделав важные дела, даже не настаивали на более длительной прогулке.

На улице бушевал настоящий шторм.

Тетя Мила, полностью одетая для выхода на улицу, с самым несчастным видом сидела на диване и держала в руке зонтик. Она выглядела так жалко, что я решила составить ей компанию.

— Знаешь, а я ведь тоже сегодня должна была встречаться кое с кем, — многозначительно произнесла я.

— Да я не то чтобы с горя помираю, — тут же взвилась тетя. — Просто настроилась на встречу. Мы собирались потом к ней в гости поехать, а тут вон что. И, главное, ни слова о таком прогнозе.

— Ну вообще-то синоптики предупреждали о проливных дождях, — вспомнила я.

— Ерунда. Я бы такое не пропустила.

— Не делай из обычного ливня трагедию, — попросила я. — Пойдешь чуть позже, не век же нас будет заливать.

Я подошла к окну и увидела двух рабочих, стоящих по колено в воде и пытающихся что-то обнаружить в обширной луже с помощью какой-то железной палки.

— О, воду сливают, — сообщила я. — Сейчас вся она уйдет под землю. И ураган утихает. Говоришь, в гости собралась? Значит, будешь только вечером?

— Да не пойду я никуда, — окончательно расстроилась тетя. — Опять перенесем.

— Подожди, у меня телефон звонит. А где он?

Обнаружив мобильник под подушкой в своей комнате, я увидела на экране знакомое имя.

— Доброе утро, — раздался радостный голос Саймона. — Ты на улице была?

— Я что, больная?

— И я не был. Но в ресторане протек потолок и в холле капает.

Вот тебе и «все включено» в самом центре города.

— У вас такое часто происходит? — продолжил изумляться Саймон.

— А что тебя напугало? — рассмеялась я. — В Америке разве всегда солнечная и спокойная погода?

— Ну то в Америке.

— Ты встречаться, что ли, передумал?

— Нет. Конечно, нет, — спохватился Саймон.

— Отлично. А то я уж подумала, что ты дождя испугался. Заеду за тобой, жди.

— Скоро?

Я выглянула в окно. Рабочим удалось сдвинуть канализационный люк в сторону, и теперь неподалеку от них на воде виднелась огромная водяная воронка.

— Не прямо сейчас, — ответила я. — Просто будь готов выйти, хорошо? Примерно через часик.

Вернувшись в комнату, я поняла, что тетя совсем скисла. За окном все еще хлестали дождевые струи, но их сила стала значительно слабее.

— Я тебя отвезу, теть Мил, — сказала я.

— Да не надо, — отмахнулась она. — Нинка сообщение прислала, сказала, что надо срочно внука из садика забрать. У них там адский потоп, подвал залило. Звонят родителям, чтобы детей срочно забрали. Можно подумать, все сразу сорвутся с работы и поплывут. Смешно.

— Вот ведь фигня какая, — искренне посочувствовала я.

Тетя Мила пошла в коридор, на ходу расстегивая куртку. У меня сердце разрывалось при одной только мысли о том, как сильно она расстроилась. Ну не могу я ее такой видеть. Больно же.

— Теть Мил, — сказала я, — а хочешь, я тебя со своим другом познакомлю?

В этот момент я находилась в комнате и не видела тетушку, которая чем-то шуршала в коридоре.

— С каким другом? — недовольно произнесла она.

— Ты про него знаешь, это его я ездила встречать в аэропорт.

— И зачем он мне нужен?

Ну если тетя Мила не реагирует на такие слова как «гость» и «друг», то дело плохо. Но попытаться еще разок все же стоило.

— Он из Америки, — как бы между прочим сообщила я. — И, знаешь, он худеет сейчас. К тому, что ест, относится настолько серьезно, что я даже слово «майонез» при нем боюсь произнести.

Тетя Мила тихонько зашла в комнату.

— Ты меня за идиотку не держи, — строго попросила она. — Как с маленькой разговариваешь.

— Да на тебе лица нет, — нашлась я. — Переживаю. Хочу улучшить твое психологическое состояние. Фиг с твоей Нинкой. Вам явно встретиться не судьба. Зато у нас есть симпатичный американец, с которым вы непременно найдете общий язык. Ну так как, а?

И тетя Мила улыбнулась. А я, еще раз выглянув в окно, увидела проступивший местами асфальт. Значит, жизнь продолжается.

Саймону пришлось объяснить, что прогулка по Тарасову и окрестностям снова отменяется, вместо этого я познакомлю его со своей тетей.

Про меня он мало что знал, и я не горела желанием с ним делиться. Лишний раз вспоминать казенные стены, смерть мамы, женитьбу вечно строгого отца на другой женщине совершенно не хотелось. А вот про тетю Милу я бы ему с удовольствием рассказала. О том, какая она деловая колбаса. О том, что в любом состоянии способна за пять минут накрыть шикарный стол для дорогих гостей, потому что не мыслит себя без всяких кулинарных штук и отлично ими пользуется. О ее таланте внимательно слушать и интуиции. Я бы рассказала Саймону многое, но лучше пусть он познакомится с ней лично.

Как я и думала, несмотря на то что я умоляла не суетиться, тетя все-таки накрыла поляну для заграничного приятеля любимой племянницы. На стол она метнула все самое лучшее, что было в холодильнике, а еще успела сварганить очередной пирог. На этот раз песочный.

Увидев Саймона, тетя расцвела.

— Хэллоу, — поздоровалась она. — Май нэйм из Людмила.

— Здрасьти, — обрадовался Саймон. — Я Саймон. Это вам.

Он протянул ей горшочек со свежей мятой, который мы купили в соседнем магазине. Это была его инициатива — подарить милой тетушке свежий кустик перечной мяты вместо обыкновенного букета цветов.

— Как хорошо вы говорите по-русски, — смутилась тетя Мила и посмотрела на меня, как на недобитого таракана. — И подарок оригинальный.

— Так я и есть русский, — расплылся мой рыжий друг. — Саймоном меня зовут в Америке, а так-то я Семен.

— А почему мне не сказал? — удивилась я.

— Да как-то не было смысла. Зачем? Я могу отзываться на любое из этих имен.

— Семен Шкловски, — посмаковала я на языке его настоящее имя. — Сеня, и как тебе в России?

— Прекрати, — одернула тетя Мила. — Прошу за стол.

— Ой, спасибо, — засуетился и обрадовался мой приятель. — Знаете, вот родители давным-давно увезли меня отсюда, но мы ведь так и остались в своем репертуаре. Мама постоянно готовит борщ и котлеты, а на отцовский день рождения всегда делает холодец.

Тетя Мила бросила быстрый взгляд на гостя, но он сразу же это заметил.

— Думаете, я толстый из-за еды? Нет, что вы. Просто мало двигался, и тому была причина. А теперь взялся за себя. Но от вашего угощения не откажусь. Тут я бессилен.

Светская беседа постепенно переросла в дружеские поболталки. Саймон перепробовал все, что было на столе, всем своим видом выказывая восхищение. Тетушка была счастлива. Я в некоторой мере тоже. Мы прекрасно проводили время, никуда не нужно было спешить.

Наконец речь зашла о погоде. И тему завел Саймон.

— Отель, в котором я остановился, не выдержал натиска стихии, — пожаловался он. — Ведра, в которые капает вода с потолка, очень странно смотрятся в современном интерьере. В моем номере от ветра дрожали стекла. Но теперь на улице все успокоилось, слава богу.

Ох, зря он упомянул отель. Я знала, что за этим последует.

— Перебирайтесь к нам, — предложила тетя Мила. — Если не умеют строить, то почему вы должны страдать?

Блин, ну вот. Этого еще не хватало.

— Да там все уже наверняка ликвидировали, — сказала я. — Ребята, а давайте я кофе сделаю?

Но тетя Мила уже вступила в роль спасительницы.

— Не стесняйтесь, Семен, — продолжала петь она. — Места хватит. В крайнем случае я могу пожить у подруги.

Саймон замялся. «И правильно, не сдавайся, — подумала я. — Нечего тебе делать, что ли? В отеле лучше. Не нужно здесь оставаться. Я не хочу. Мне нужны покой и свобода. Тебе тоже. Не соглашайся».

— Если честно, то я уже заплатил за время пребывания в отеле, — смущенно сказал Саймон. — У вас очень уютно, правда. Но съезжать я не планирую. Извините меня.

— Переживем, — решительно произнесла я и вышла из-за стола. — Кофе?

Вопреки моим ожиданиям, отказ Саймона тетю Милу не обидел. Все-таки она была не только милой, но и умной женщиной.

— Ну и ладно, — спокойно согласилась она. — Адрес наш вы теперь знаете? Знаете. Вот и все.

— Я понял, — облегченно рассмеялся Саймон и повернулся ко мне. — Так что там с кофе?

— В процессе.

Поставив турку с водой на огонь, я вернулась за стол. На всякий случай нужно было перевести тему.

— Теть Мил, а ведь Саймон работает в Голливуде, — похвалилась я. — А фильм, над которым он работал, даже привозили в Москву.

— Хотя широкой публике почему-то не показали, — добавил Саймон. — Но все впереди.

— Всегда мечтала побывать в Голливуде, — ахнула тетушка. — А как там у вас? Вы где живете? Прямо там, на холмах? Один? А на сценариста вы учились или просто повезло?

— Теть! — перебила я.

— Удача — важное условие исхода любого мероприятия, — глубокомысленно заметила тетя Мила. — Вот, к примеру, взять тебя…

Саймон уселся поудобнее.

— Тебе везет в том, что ты постоянно встречаешь прекрасных людей, — сказала тетушка. — И, может быть, поэтому ты снова и снова берешься за свою тяжелую, но любимую работу.

Я шмыгнула носом.

— Ой, а у меня случай был с Мадонной! — вспомнил Саймон. — Сейчас расскажу. Не поверите, встретились с ней в одном павильоне около автомата с кофе. Случайно вышло так, что мы одновременно потянулись к кнопке. Она мне уступила. Я тоже убрал руку. А она такая: «Выбирайте, я подожду». Ну я, конечно, не согласился. Стою, как дурак. Она улыбнулась и сказала мудрую, на мой взгляд, вещь. Практически изрекла цитату.

— Что же она сказала? — поинтересовалась я, расставляя на столе чашки.

— «Какая же я Мадонна, если не пропущу вперед страждущего?»

На лице тети Милы появилась слабая улыбка.

— Я там стажером тогда был, а она в клипе снималась. Совершенно простая тетка без звездных замашек.

— Она крутая, — подтвердила я.

— Теперь буду смотреть на нее другими глазами, — добавила тетя Мила. — Семен, а вы слышали про певца Макара Волкова?

— Нет, кажется, — неуверенно ответил Саймон. — А что, очень известная личность?

— Жень, мы можем дать послушать Саймону мою любимую песню? — спросила тетя.

Конечно, я могла, потому что заранее знала, что она попросит об этом. Я взяла в руку телефон, открыла сайт с аудиозаписями и выбрала песню «Ночь».

— Макар Волков. Песня «Ночь». Самый хитовый хит из всех, — объявила я.

Положив телефон на стол, я вернулась к плите за туркой.

По кухне поплыли знакомые звуки. В самом начале песни мелодия была едва слышна, но по мере проигрывания ее звук нарастал, а темп при этом оставался прежним. Эффект нарастания заставлял слушателя невольно дослушать песню до конца. Она словно обматывала сознание и мотивом, и стихотворным содержанием.

Перед глазами сразу всплыл образ Замберга. Автор песенки так и не смог доказать миру, что на самом деле ее сочинил он, а не тот, кто исполнял и постоянно срывал овации. Черт возьми, да мне даже трудно представить, что пришлось пережить Дмитрию. В его ситуации мало кто останется прежним и найдет в себе силы простить вора, потому что первая мысль, которая сразу же возникает в голове, — наказать того, кто сломал тебе жизнь. И наказать так, чтобы запомнилось надолго.

Зазвучал второй куплет. Саймон, склонив голову набок, внимательно слушал. Тетя Мила едва заметно покачивалась в ритм музыки. Кроме этой песни, я слышала и другие в исполнении Волкова, но быстро завязала с этим. Тюремная романтика меня не привлекала. Ничего нового. Уж пели-перепели подобное тысячи раз до этого и другие исполнители. Вроде бы каждый по-своему, а на деле совершенно одинаково. Становились знаменитыми, и поклонников уже мало тревожили причины, по которым их кумиров упекли за решетку. Главное, что поют хорошо. Душевно поют. По-нашему.

Аня предположила, что Волков вполне мог попытаться убрать Замберга, как надоевшего нытика. Или как бомбу замедленного действия? Ведь Дмитрий слишком много знал о Макаре. Есть вероятность, что он сумел бы слить что-то в средства массовой информации, а там бы начался скандал, Волкову бы не поздоровилось. В любой истории, где присутствует плагиат, найдется что-то постыдное и спрятанное за сотней замков. Обвинят одного, а вслед за ним тень накроет и других. Посыплются головы, полезут наружу гадости. Людям есть что терять, а Волков сейчас вообще на вершине славы, на которой удержаться ой как сложно.

Кстати, о славе. Она же и двери помогает открывать. Простой смертный никогда не попадет туда, куда легко проникнет человек известный.

Песня смолкла.

— Простите, я вас оставлю на минуту, — улыбнулась я и цапнула со стола телефон.

Умные мысли часто приходят не вовремя. Слушая хрипловатый голос Волкова, я вдруг живо представила себе весь масштаб его плана по устранению Замберга. Если таковой был, конечно.

Через мобильный Интернет я вышла на официальный сайт Волкова и открыла вкладку «Контакты». Кроме адреса электронной почты присутствовали номера телефонов, помеченные как «По вопросам рекламы» и «По вопросам сотрудничества». Я смело ткнула пальцем в «рекламу».

— Здравствуйте, чем могу помочь? — вежливо спросил совсем юный девичий голос.

— Добрый день, — поздоровалась я. — Могу ли я как-то связаться с Макаром Волковым?

— По вопросам рекламы?

— Да.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросила девушка.

— Евгения Охотникова. Являюсь внештатным корреспондентом…

— Хорошего дня, — пропела девушка и бросила трубку.

Что это было? Что я сделала не так? Ах да, внештатник. Внештатный сотрудник, которым я представилась, не был интересен в принципе. Как и ресурс, где он числился. Вот если бы я сразу назвалась редактором известной программы или серьезного журнала, то меня бы облизали с головы до ног.

Ладно. Попробуем достучаться до Волкова через «Вопросы о сотрудничестве». На мой запрос ответил тот же женский голос, только теперь я первая оборвала связь.

Но оставалась электронная почта, и ее, скорее всего, тоже курировала высокомерная девчонка. Ну пусть попробует что-нибудь сделать с тем, что я ей напишу. На указанный электронный адрес я отправила письмо с просьбой о встрече с артистом, потому что некий режиссер из Соединенных Штатов Америки планирует снять о нем документальный фильм. Как представитель режиссера, я буду признательна и благодарна. Обратная связь только через электронку, это прихоть режиссера.

«Отправить». Вот пусть теперь ломают голову.

Закончив с этим, я вернулась на кухню. Саймон увлеченно обсуждал с тетей Милой очень важный вопрос: если случится наводнение, зальет ли оно подземный бункер, предназначенный для выживания после ядерного взрыва. Судя по заинтересованным лицам, они неплохо шарили в предмете разговора.

Кофе совсем остыл, и я снова поставила турку на огонь.

— Ты что-то долго, — упрекнула меня тетя Мила. — Правда, мы не скучали.

— Скучали, конечно, — ответил Саймон. — У тебя дела, да, Жень?

— Надеюсь, что нет, — сказала тетя.

— Мне показалось, что я отсутствовала минут пять, не больше. Ну десять, — удивилась я.

— Полчаса, — поправил меня Саймон.

— Да ладно!

Неужели меня не было так долго? Ну погрузилась в процесс, бывает. Я заглянула в телефон, чтобы проверить почту. Ответа от представителя Волкова не было. Не страшно. Подожду до вечера, а потом повторю запрос.

Я машинально обновила страницу и вдруг увидела новое сообщение.

— Не только молодежь торчит в телефонах, — недовольно заметила тетя Мила.

— Я быстро, — пообещала я, открывая послание.

Как быстро они среагировали. Мой план сработал. Нас ждали. Разрешение на встречу с указанием схемы проезда до указанного адреса было у меня в кармане. Но на душе стало тревожно. Как-то просто и быстро все получилось. Ни встречного запроса о контактах, ни требований предоставить официальные документы. Значит ли это, что Макар Волков поистине принадлежит народу и любой человек может с ним увидеться? Чудеса.

Но самым интересным было другое. Встреча была через час.

О кофе не могло быть и речи. Я взглянула на часы. Посмотрела на тетю Милу, перевела взгляд на Саймона.

— Понятно, — поджала губы тетя. — Даже не продолжай.

— Да, теть Мил, дела, и срочные. Саймон, составишь компанию?

— Я? — растерялся он. — Но…

— Ну да. Ты же мечтал посмотреть окрестности?

— Все верно, но…

— Но что-то мешало, знаю, — перебила я. — Только что представилась возможность это сделать. После ливня весь мир играет яркими красками. Не будем терять время.

Саймон вытянул шею и выглянул на улицу.

— Погода наладилась, — подтвердила я. — Лужи не страшны, поедем на машине.

— На твоей?

— На моей. Не будем задерживаться, хорошо?

Тетя Мила проводила нас до дверей. Вид у нее был недовольный, но долго сердиться она не могла. Взяв с Саймона обещание прийти к нам еще раз, она успокоилась. И это было очень хорошо.

Саймон с довольным видом уселся на пассажирское сиденье. Я с трудом построила маршрут, на котором встречалось бы минимальное количество пробок.

— У тебя прекрасная тетя, Женя, — сказал Саймон. — Очень эрудированный человек.

— Ты ей об этом сказал, надеюсь?

— Несколько раз.

— Это главное.

— А теперь расскажи мне, что за срочность, — попросил Саймон. — Ты же никуда не собиралась, а сейчас все изменилось. Дело ведь не в том, что ты хочешь показать мне город?

— Обязательно расскажу, потому что дело серьезное. Такого везения я даже не ожидала. Помнишь о сыне, которого подозревают в нападении на отца? Ну я тебе рассказывала про своих знакомых.

— Конечно. Твои знакомые. Как они? — оживился Саймон.

— В том же состоянии. Ни лучше, ни хуже. Когда-то отец… прости, Дмитрий Замберг помог одному человеку. Тот жил на улице и зарабатывал тем, что выступал на улице с блатными песнями. Дмитрий сразу понял, что парень талантлив, и решил ему помочь. Вытащил с улицы, помог раскрутиться. Теперь тот человек известная личность. Он знаменит, богат и все такое. Я сегодня песенку вам с тетей включала. И как тебе?

— Песня красивая, исполнение не очень, хотя, возможно, я просто придираюсь, — признался Саймон. — Но зацепило.

— Эту песню сочинил Дмитрий. От и до. А исполнил ее как раз таки тот, которого Дмитрий тогда спас.

— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

— Умница. Волков присвоил себе авторство, а Дмитрий остался ни с чем.

— И это Дмитрия попытался убить его родной сын? — уточнил Саймон.

— Или Волков.

Саймон молчал. Я не удивилась. То, о чем он узнал, сразу и не переваришь.

Как и предполагалось, мне удалось миновать все автомобильные заторы Тарасова и выехать из города на почти пустую трассу, которая вела к дому Волкова. Навигатор сообщил, что ехать осталось одиннадцать минут.

Я поняла, где прятался Макар Волков. Небольшой и относительно новый элитный поселок располагался в километре от основной дороги. Съезд защищали два серьезно оборудованных пропускных пункта. Территорию обнесли высоким бревенчатым забором. Фотографии внешнего вида поселка постоянно мелькали в Интернете, но сделанных изнутри было очень мало. Земельные участки предлагалось приобрести за баснословные суммы, но именно это никого не удивляло, ведь твоими соседями были бы сплошь медийные персоны. Реклама обещала будущим жильцам уют, спокойствие и стопроцентную уверенность в том, что никакой апокалипсис и ни один ушлый журналюга до них не доберется. Комплекс включал в себя не только жилые коттеджи, но и инфраструктуру, необходимую для нормальной жизни. Тут были детский садик, школа с углубленным изучением иностранных языков, два стадиона, а также три центра: медицинский и два торговых. В общем, жить тут было можно, если в кошельке завалялись два-три миллиона рублей. На первое время.

Вдалеке показался знакомый забор. Я свернула на обочину.

— У меня к тебе дело, — повернулась я к Саймону. — Ты должен мне помочь.

— С удовольствием, Жень.

— То, что мы сейчас увидим знаменитого певца, это чистое везение. Но я сказала неправду, когда планировала встречу. Я написала ему, что некий голливудский режиссер заинтересовался его личностью и хочет снять о нем документалку.

— Та-ак, — протянул Саймон. — Дальше.

— Ну что тут «дальше»-то? — переспросила я. — Ты сценарист? Сценарист. Мечтаешь стать режиссером? Мечтаешь. Живешь где?

— В Голливуде, — усмехнулся Саймон. — Блин, и как тебе в голову пришло?

— Спонтанно. Твое дело изобразить заинтересованность. А моя задача — покопаться в голове у Волкова. Вытащить наружу воспоминания. Если повезет, то разузнать несколько секретов. На деле все будет выглядеть просто и непринужденно. Ты мог бы поговорить и на русском языке, но английский в этом случае прозвучит более солидно, чем родной. Я все переведу, это я умею. Для пользы дела же.

— Ты расследуешь это преступление? — спросил Саймон. — Не то чтобы я против, но мне хотелось бы знать.

— Да, я снова лезу туда, где меня никто не ждет, — отрезала я.

— Понял.

— И все это ради правды, которую затоптали.

— Понял, понял.

— Тогда просто веди себя так, словно ты действительно в теме, хорошо? — попросила я. — По сути, тебе даже играть не придется. Это как репетиция твоего будущего. Главное, не встревай, когда я буду с ним разговаривать. Ты режиссер, который хочет снять о нем фильм. Остальное — моя забота, хорошо?

— Я все сделаю, Жень. Только давай я буду говорить на русском языке. С английским нам будет труднее донести суть, а тебе, если я правильно понял, нужны подробности. Пусть человек общается с нами, не напрягаясь.

Саймон улыбнулся. Затея его не увлекла, я это видела. Но он оказался из породы тех людей, которые сразу вступают в игру, если об этом просит друг.

Во всяком случае, мне не хотелось ошибаться.

Охранники уже были предупреждены о нашем визите. Машина беспрепятственно миновала контрольный пункт. Сразу же за нами закрылись автоматические ворота.

Один из охранников так долго рассматривал американский паспорт Саймона, что я засомневалась в успехе.

— Что-то не так? — ослепительно улыбнулся мой рыжий друг. — Перевести то, что там написано?

— Не стоит, — процедил охранник.

— Может быть, вы не любите иностранцев?

Охранник закатил глаза и вернул паспорт.

— Не нарывайся, — попросила я Саймона, когда он сел в машину.

— А чего он, шуток не понимает? — спросил Саймон.

— Он понимает, но не в рабочее время.

Шлагбаум открылся, и мы въехали на территорию поселка.

В этом поселке все дома были разными, не в едином стиле. Кто-то возвел чуть ли не итальянский палаццо, кто-то водрузил на дом крышу наподобие тех, которыми украшены китайские пагоды, но попадались и те, кто уважал добротные срубы. Нужный нам дом появился справа по курсу. Волков проживал в небольшом двухэтажном коттедже, очень похожем на те, которыми изобилуют американские фильмы: с верандой с соломенными креслами, декоративным столиком и маленькими окошками под самой крышей.

Как только я припарковалась, на веранде появился невысокий мужчина. Он терпеливо ждал, пока мы выйдем из машины и поднимемся по ступеням. Я не сразу узнала Волкова, хоть и должна была, ведь афиши о выступлениях, украшенные его фото, можно было увидеть повсюду. Но перед нами стоял совсем другой человек в свободном тренировочном костюме и сигаретой в руке.

— Здравствуйте, — протянул он руку. — Добрались нормально?

— Дорожное покрытие у вас тут шикарное, — призналась я. — Не едешь, а плывешь.

— Надеюсь, это не после потопа, — захохотал Волков. — Я из дома неделю не выходил.

— Нет, с дорогой все в порядке, — улыбнулась я. — Меня зовут Евгения, а это Саймон Шкловски, режиссер. Это о нем я упомянула в сообщении.

— Ду ю спик рашен? — бодро обратился певец к Саймону и расхохотался. — Если я скажу «держи краба», то он поймет?

— Думаю, да.

— Значит, болтает по-нашему? Теперь заживем.

— Да, и вполне прилично, — ответил мой друг, пожимая ему руку.

Волков захохотал еще громче. Я невольно улыбнулась. Передо мной стоял человек, совершенно не похожий ни на убийцу, ни на предателя. Впрочем, внешность не просто обманчива. Внешность умеет так запудрить мозги, что все перевернется с ног на голову.

— Слушайте, а давайте посидим на веранде? — потер руки Волков. — Погодка-то… распогодилась! Соскучился по простору.

Он снова засмеялся. Ну до чего же жизнерадостный человек, а?

— Если вы не против, конечно, — спохватился он. — Просто я дома уже несколько дней торчу. Не могу. Хочу на воздух.

— Вы знаете, а я с удовольствием посижу здесь, — сказал Саймон и опустился в соломенное кресло. — Боже мой, как удобно!

— Вот и ладненько. Принесу чего-нибудь, — подмигнул Волков. — А девушка что будет?

— Девушка за рулем, — напомнила я.

— И это правильно. Если что-то нужно, то я покажу. В туалет никто не пойдет?

Я покачала головой. Волков исчез в дверях.

Саймон погладил ладонями подлокотники.

— Качественно сделано.

— И стоит наверняка дорого.

Вернулся Волков с подносом в руках.

— Пиво, — сообщил он. — А девушке лимонад, и очень неплохой. Всегда его беру в супермаркете. Напоминает квас, но с лимонным вкусом. Бельгийский. Поступает сюда небольшими партиями. Похмелье снимает отлично.

— А что, был повод выпить? — спросила я. — Какой-то стресс или что-то более приятное?

— Было дело, — уклонился от ответа Волков и поднял кружку. — Ну что, за здоровье и за встречу?

Я покосилась на Саймона. Пока что он исполнял свою роль просто великолепно.

— Я был за границей, но и не мечтал об Америке, — смутился Волков. — Если вы хотите снять обо мне фильм, то нам придется повозиться. Вообще-то подобные вопросы решает мой агент, но сейчас его нет на месте. Отпустил парня к родителям на выходные. Но здесь мой продюсер, он в доме, просто к нему дочь приехала. Он скоро подойдет. Вы не против?

— Нет, нет, что вы, — горячо стала уверять его я.

— Отлично, — подтвердил Саймон.

— Он, конечно, расставит все точки и скажет заключительное слово, но фильм-то будет обо мне, а не о нем.

Общался Волков легко и просто, ничем не напоминая известную личность. Курил обычные сигареты, а не кубинские сигары. Вместе с пивом притащил вазочку с мелкой сушеной рыбкой и, не стесняясь, ел ее прямо с головами.

— Самое вкусное, — сказал он с таким аппетитом, что я захотела непременно попробовать эту рыбку.

Саймон не спеша потягивал пиво.

— Приличное, — похвалил он, рассматривая стакан. — Тоже из супермаркета?

— Тоже, — ответил Волков. — Из привозного. Но лучше наших «Жигулей» никто ничего еще не придумал.

— И много пришлось дегустировать? — спросил Саймон.

Волков перестал улыбаться.

— Спрашивайте в лоб, чего кругом да около ходить?

— Вы нас не так поняли… — попыталась объяснить я, но Волков предупреждающе поднял руку.

— Да, пил. Приходилось. И много чего попробовал. А теперь с крепким алкоголем не вожусь — как отрезало. Вот пивко могу, и вас угостил, и вы пьете его вместе со мной. Слухи, дорогие мои, не всегда правдивы. Но даже если они похожи на правду, то всегда дурно пахнут. А внешность и подавно врет, как сивый мерин.

Если бы он знал, что я уже успела подумать о несовпадении внешности человека и его внутреннего содержимого, то, наверное, очень бы удивился.

— Давайте сразу договоримся о том, что вы сейчас общаетесь со мной, а не с теми, кто меня совсем не знает. Ладненько?

Он закурил и уставился на Саймона в ожидании ответа.

— Вы правы, — согласился тот. — Но прежде чем мы начнем, я бы хотел узнать о вас побольше. Мне очень повезло, что вы согласились встретиться. Признаюсь, я немного читал о вас. И у каждого информационного источника своя версия относительно различных событий в вашей жизни.

— Про то, что я сидел в тюрьме, например?

Саймон сделал неопределенный жест рукой.

— Значит, речь именно об этом, — удовлетворенно кивнул Волков. — Что ж, скрывать мне нечего. Думаю, вы нашли много интересного в моей биографии. Вам выпал счастливый шанс услышать все из первых уст.

— Буду признателен за вашу откровенность, — с благодарностью произнес Саймон.

Волков прочистил горло, сделал глоток пива.

— Нет, в тюрьме не сидел, хотя задерживали неоднократно. За бродяжничество. Но жизнь моя до всего этого, — он обвел взглядом потолок и стены, — была поганой. Я же из дома сбежал от вечно пьяных родителей. И дурак был к тому же. Как оказался на улице в пятнадцать лет, так и жил там. Иногда ночевал у каких-то знакомых, но всегда уходил, потому что люди были нехорошие. А если пускали в свой дом нормальные, то тем более пытался поскорее смотаться, потому что не хотел стеснять. Мылся в городской бане, там сторожем служил сердобольный мужик, пускал меня по ночам и угощал печеньем. Я хоть и бомжевал, но старался следить за собой, по мне тогда не было видно, что я бездомный. Однажды встретил очень хорошую девушку. Великолепная девушка! Пожалела меня, взяла за руку и устроила на завод кровельных материалов. Паспорт у меня был, конечно. Стал жить в общежитии, появились перспективы. Я той девчонке, оказывается, понравился, а я так вообще с нее глаз не сводил с первой встречи. Но вот ее мать была против меня. Рассорила нас в один присест, а потом пошла в общагу и сказала, что я украл у нее золотые серьги. Я их в глаза не видел. Главное, что у этой стервы даже уши проколоты не были. В общежитии поверили почему-то ей, а не мне. С работы попросили. Мол, лучше уйди сам, вор. Снова улица…

— Это ужасно, — прошептал «режиссер».

— А на какие деньги вы жили? — спросила я.

— До завода где только не работал! Грузчиком, строителем, уборщиком, дворником. Но того, что было, не хватило бы на жилье. А вот после того как меня уволили с завода, денег вообще не стало. Какие-то копейки, которые быстро разлетелись. Повезло оказаться на вокзале, там хотя бы тепло, а еще из буфета просроченные булочки перепадали. Потом я понял, что либо усну на рельсах, либо попытаюсь остаться человеком. Договорился на вокзале с ментами, заключил, так сказать, с ними контракт.

— Какой такой контракт? — оживился Саймон.

— Потом расскажу. На путях стояли старые пассажирские вагоны. Списанные уже, но их почему-то не убирали. В одном из таких я и жил. Вполне нормальное место, скажу я вам. Зимой, правда, холодно, но если с обогревателем, то вообще Канары. На кое-какую еду тоже хватало.

— А откуда брали деньги? — перебила я.

— Кому-то в качестве носильщика помог, кому-то забытый телефон вернул и получил копеечку в виде вознаграждения, — мягко ответил Макар. — Но ты дослушай, хорошо?

— Простите.

— Мылся в служебной раздевалке, в душе, а чтобы не заморачиваться с прической, отпустил длинные волосы. Одежду стирал на речке, оттуда и воду в вагон таскал. Раздобыл в комнате забытых вещей кое-какое шмотье, электрический чайник и посуду. Никому не мешал, жил себе и не мечтал о том, что сейчас у меня есть.

— Когда вы начали петь?

— Тогда и начал. Вышло-то случайно. Один знакомый путеец услышал, как я напеваю, и сказал, что пою очень душевно. Я решил попробовать. У меня старая гитара была, но я раньше на ней только играл, не пел. А тогда решил спеть. Вышел на привокзальную площадь и выдал Шуфутинского. Монетки так в шапку и посыпались. За один только вечер заработал столько, сколько раньше не было и за месяц. Купил на эти деньги еды и от души наелся. Так оно и поехало. После работы, если она, конечно, была, я шел на привокзальную площадь и подрабатывал.

Послышался нарастающий шум мотора. Мимо дома медленно проехал желтый кабриолет. Сидящая за рулем девушка помахала нам рукой. Волков тут же замахал в ответ. Лицо незнакомка прятала за огромными очками от солнца. Меня так и подмывало узнать, кто это такая. Волков перехватил мой взгляд.

— Ритка, — объяснил он. — Держит сеть косметических салонов в Тарасове. Недавно вернулась из Швеции, вроде бы и там что-то открыла.

— А она кто? — не удержалась я.

— Она человек.

— Поняла. Тоже певица?

— Нет. Просто повезло выйти замуж за Карчаева, но она и без его помощи пробилась бы. Не все богачки пользуются чужими деньгами. Ритка, к примеру, получила фармацевтическое образование и хотя бы понимает, что делает.

Карчаев в свое время считался одним из самых известных фигуристов в стране, но сейчас отошел от спорта. Удивительно, но даже на пенсии он продолжал получать большие деньги. Его имя постоянно мелькало в светских новостях, но про его личную жизнь я ничего не знала. Женат, оказывается. На умной женщине, а не на «пустышке», вот как.

— Ритка хорошая, — посмотрел Волков вслед кабриолету. — Работает не покладая рук. Не то что некоторые. Вернемся к моему скучному прошлому или сразу заключим контракт?

— Вернемся, вернемся, — подтолкнул его Саймон.

— Хорошо. Ну вот, пел я себе и пел. Налаживал, так сказать, социальный свой статус. Строил планы, мечтал о съемной комнате, потому что жить в вагоне… это, знаете…

Он взялся за кружку и залпом осушил ее наполовину. Отдышался и посмотрел куда-то вдаль.

— Мне повезло, потому что я встретил хорошего человека.

— Он признал ваш талант, — «догадалась» я.

— Признал. Подошел ко мне, стал спрашивать о всяком. Мне нечего было скрывать. Все ему рассказал. Про ночную баню, про воду из речки, про вагон. Утром он приехал к вокзалу на машине, нашел меня и забрал с собой. Вот и все.

— Вот и все? — удивился Саймон. — И что, сразу поселил вас в этот дом и отвел в зал, полный зрителей?

— Ты на русском лучше, чем я, чешешь, — прищурился Волков. — Ты действительно режиссер?

Саймон даже не дернулся.

— Я родился в России, а теперь живу в Америке. Показать паспорт?

— Не нужно.

Но Саймон уже полез в свою сумку. Волков накрыл его руку своей.

— Остановись. Верю. Накатило.

Саймон отставил сумку.

— Я понимаю, — вдруг произнес он. — У нас тоже не сразу в Америке наладилось. Какое-то время даже жили в старой школе, потому что отец не мог найти работу. Сейчас самое время вспомнить о том, как нам было сложно. Я просто хочу, чтобы вы это знали. Знали, что я вас понимаю.

Я была готова расцеловать своего американского друга. Умница. Сгладил неловкость, подобрал верные слова. Нет, не зря я обратилась к нему за помощью. Ох, не зря.

Волков приветственно поднял кружку. Саймон сделал то же самое.

— За тебя, дружище! — провозгласил Волков.

— Воистину воскресе! — подмигнул ему Саймон.

Чтобы не оставаться в стороне, я тоже взялась за стакан.

— Уговорили. Пусть все получится.

Лимонад оказался очень вкусным. Мужчины одновременно опустили кружки на поднос. Обе были пусты. Волков вытер губы ладонью и резко помрачнел.

— Того человека звали Дима Замберг. Сейчас он со мной даже говорить не хочет.

Глава 7

Волков опустил голову и принялся разглядывать свои руки. Все, что он нам рассказал, очень походило на правду. И его руки это подтверждали. Большие кисти с крепкими пальцами. Ногти аккуратно подстрижены, но следов маникюра я не заметила. Несколько темных пятен напоминали о старых ссадинах, возле большого пальца едва различался глубокий шрам. Это были рабочие руки, привыкшие к физическому труду.

Да и сама «звезда» вела себя открыто, по-простому. Информация о том, что Волков никогда не мотал срок, только что была подтверждена им самим. Однако все, что было написано в Интернете, а также его рассказ все еще могло оказаться выдумкой, отлично сложенной легендой, и это тоже не стоило упускать из виду.

Сейчас, когда речь зашла о Замберге, Волкова словно подменили. Потускнел, замолчал. Изображает, как ему сложно вспоминать то время. Интересно, что он расскажет? Как будет оправдываться?

— Вы сказали, что с тем человеком теперь не общаетесь, — напомнил Саймон. — Почему?

Волков распрямился, достал очередную сигарету. Курил он много, частыми и короткими затяжками.

— Он меня определил в съемную квартиру. Дал немного денег, чтобы я сходил в парикмахерскую и купил себе нормальной еды. Вечером того же дня приехал с бутылкой шампанского. Впрочем, выпил он мало, только пригубил. Да и мне не очень хотелось. Я даже удивился, что в горло не лезет, а потом понял, что это все от стресса.

Димка посвятил меня в свои планы. Не только от него я уже успел услышать, что хорошо пою. К тому моменту я уже достаточно спокойно относился к признанию. Но чтобы голос подарил мне чистую постель и великие возможности? Нет, такого я не ожидал.

Он сказал, что я буду известным, если стану его слушаться. Я, конечно, спросил: «А что надо делать?» Боялся, что попал к психу по собственной воле. Сейчас потребует чего-то не того, а бежать-то некуда. Не дай бог, придется драться. Внутри все сжалось. Испугался. Какое уж тут шампанское?

Димка сразу показал свои документы. Мол, вот я такой-то, живу в Тарасове, общаюсь с высшими силами и остальными всемогущими людьми. На учете не состою, оказывать интимные или криминальные услуги не прошу. «Просто я вот такой, — говорит. — Если человеку нужна помощь, то не могу пройти мимо. А тебе, — говорит, — она нужна, потому что ты, дурак, сам не понимаешь, что уже несметно богат». Я сидел и не понимал. Но на тот момент уже немного пожил на этом свете и знал, что многое продается, многое покупается. А я, получается, бесплатно к нему попал? И так же бесплатно могу прийти к успеху. Димка спросил: «Хочешь выступать нормально, а не на привокзальной площади, да еще потом с ментами заработанными копейками делиться?» Вот так он спросил. Я ответил, что менты и я давным-давно в одной связке, они меня знают, не обижают. Помните, я говорил про контракт? Вот это он и был. Я ментам помогал ловить карманников. Запримечу вора и делаю знак: вот он, можно брать. Я не стукач, но просто вокруг старики, дети. А «карманы», между нами, сами себя выдают. Бегающий взгляд при вполне удовлетворительном внешнем виде о многом может рассказать. В общем, я повышал полицейским статистику раскрываемости, а они меня не трогали. Почему-то мне не стыдно за то, что я этим занимался. Ну представьте, что у вас вытащили из сумки все ценное, а вам трое суток до дома ехать. Представили? Вот и я.

Димке на его предложение я ответил согласием. Он очень обрадовался. «Но ты, — сказал, — поешь чужие песни. А сам сочиняешь?» А я и сочинял, но как бы для себя. Та моя девулька, с которой нас ее мать развела, говорила, что песни у меня хорошие. Правда, после нашего расставания я их не исполнял, потому что напоминали о плохом. Но то время уже ушло, а песенки-то пригодились, получается.

Я там же, на кухне, и исполнил под гитару парочку самых, на мой взгляд, удачных. Он послушал меня и чуть не расплакался. Сказал: «Надо же». И все, больше ничего не сказал. Я ему и поверил, и… и не поверил. Слишком резкие перемены к хорошему, понимаете? Поэтому, когда я уходил с вокзала, то попросил ремонтников не выбрасывать оставшиеся вещи из вагона. Так сказать, не стал сжигать мосты и подстраховался. Они обещали.

— Думали, что придется возвращаться? — спросила я.

— Никто не знает, что его ждет, — резонно заметил Волков. — Нужно же мне было куда-то возвращаться в случае неудачи! Но не пришлось. И, надеюсь, не придется.

Итак, песни мои Димку растрогали. Сказал, что на следующий день поедем на студию звукозаписи. Он ушел, а я всю ночь по квартире мотался. Переживал, сомневался.

Утром он вернулся. Приехали на студию, записали одну из песен. Димка диск себе взял, отправил меня домой. Вечером приехал весь взволнованный: «Дал послушать твою песню знакомому продюсеру. Он готов за тебя взяться». Тем продюсером и был Полетов.

— Простите, а разве Дмитрий не сам занимался вашей музыкальной судьбой? — не поняла я.

Этот вопрос заставила задать одна деталь, о которой почему-то мне никто не упомянул. Продюсер. Почему Аня не сказала о том, что Волков стал выступать на сцене не только благодаря усилиям одного лишь Замберга, но и с помощью другого человека? Понятно, что кто-то более обеспеченный, чем Замберг, тоже участвовал в судьбе Макара. Без денег тут никуда, они нужны, а у Дмитрия вряд ли они присутствовали в достаточном для такого серьезного мероприятия количестве. Но — продюсер Генрих Полетов. Почему Аня о нем умолчала? С ее слов все выглядело иначе — так, словно именно Дмитрий Замберг в одиночку продвигал Волкова.

— Димка расчищал мне дорогу, — объяснил Волков. — Он меня вытащил с улицы. Первый визит в студию тоже оплатил сам. Это потом меня финансировал уже другой человек, который до сих пор рядом. Но Димка все равно много сделал. На том мы с ним и погорели.

Я поняла, что рассказ дошел до очень важного момента, и приготовилась не упустить ни одной детали. И тут за нашей спиной открылась дверь. На веранду вышел высокий мужчина в черном свитере и кожаных брюках. Заметив нашу компанию, он замер в дверях и удивленно приподнял брови. Это был Генрих Полетов, которого я моментально узнала по многочисленным фотографиям, выложенным в Интернете.

Сначала Волков просто обернулся, а потом вскочил со стула.

— Вы уже все? — спросил он.

— Мы уже все, — низким голосом ответил продюсер.

Он заглянул за плечо Волкова и нахмурился.

— Ты мне обещал. У тебя завтра концерт.

— Я в курсе, — буркнул Волков.

— Это хорошо, — подытожил Полетов.

Его голос стал еще ниже. Волков, казалось, моментально стал ниже ростом.

— И кто же тут из вас режиссер? — насмешливо спросил Полетов.

Я взглянула на Саймона. Тот даже позу не поменял. Так и остался сидеть в кресле, положив руки на подлокотники.

— Здравствуйте, — произнес он.

— Значит, это вы? — уточнил продюсер.

Он шагнул в нашу сторону и резко выбросил вперед руку. Саймон взглянул на нее и встал. Они обменялись рукопожатиями прямо перед моим носом.

— Саймон Шклофски, режиссер американской независимой кинокомпании «Мувистоун».

— Генрих Полетов, продюсер. Русский язык для вас родной?

— Можно и так сказать.

— А подтверждающие документы у вас есть?

И тут я поняла, что это полный провал. Ни о какой независимой кинокомпании Саймон не упоминал. Скорее всего, он просто наврал, посчитав ложь возможностью продолжать играть и дальше. Какие, к черту, документы? У него их нет и быть не может, а ведь Полетов наверняка говорит не о паспорте.

Мое сердце билось не там, где ему положено природой, а в горле. Что делать? Как выкручиваться? И что будет, если Полетов поймет, что мы вовсе не по поводу фильма приехали?

Но Саймон спокойно достал из кармана какую-то ламинированную карточку и протянул ее Полетову. Тот внимательно стал вчитываться в документ, после чего вернул ее владельцу. Однако теперь надменное выражение с его лица словно кто-то стер одним махом.

— Откуда вы узнали про русского исполнителя? — спросил он и повернулся к Волкову. — Макар, мы же с тобой только в Чехии и Норвегии выступали.

— Еще в Испании, — напомнил Волков. — В ночном клубе.

— Точно. Ну и в странах СНГ. Сомневаюсь, что слухи о тебе докатились до другого полушария.

— Мир тесен, — улыбнулся Саймон и спрятал карточку. — Это Евгения, моя знакомая. Она-то и рассказала о том, что в Тарасове прозябает прекрасный певец.

— Не прозябает, — поправил Полетов, смерив меня хмурым взглядом. — Гастроли за рубеж тому подтверждение. Знаете, сколько выступлений запланировано у Макара на этот момент?

— Нет. А сколько?

— Просто скажу, что билеты раскуплены до лета будущего года. Два гастрольных тура по стране. Юбилейное шоу. И это еще не все.

— И вы еще удивляетесь тому, что кто-то услышал о Макаре Волкове? — с сарказмом заметил Саймон.

Из дома на веранду вышел кто-то еще, но за спинами я не увидела, кто именно это был.

— Пап, я поеду, — раздался девичий голос.

Полетов обернулся.

— Я отвезу, — тут же ответил он.

Из-за его спины выступила невысокая худенькая девушка.

— Здравствуйте, — поздоровалась она, скользнув по нам взглядом, и тут же принялась копаться в своей сумке.

— Моя дочь Катя, — коротко представил ее Полетов. — Жаль, не смогу с вами пробыть дольше. Но если вы все-таки до чего-то договоритесь, то без меня дело не сдвинется. Ты же в курсе?

Последний вопрос был обращен к Волкову.

— Разумеется, — слегка поклонился тот в ответ.

— Артист, — беззлобно скривился Полетов. — Не болтай лишнего. Всем до свидания. Если повезет, то до скорого.

Полетов спустился по ступенькам. Катя последовала за ним. Перед тем, как скрыться за углом, она бросила на меня встревоженный взгляд.

Катя Полетова. Та самая Катя, которая была на дне рождения Замберга. И она абсолютно точно меня узнала.

После этой неожиданной встречи я вслушивалась в рассказ Волкова с особым вниманием.

— Вот вы с ним и познакомились, — задумчиво произнес Макар, посмотрев вслед удаляющейся фигуре продюсера. — С той самой первой встречи кроме Димки со мной еще возился и Генрих. А потом я решил уйти к Генриху окончательно.

— Почему? — спросила я.

Волков глубоко вздохнул.

— Если вы решили снимать обо мне фильм и покопались в поисках нужной информации, то, наверное, знаете причину.

Саймон покачал головой. Я сделала вид, что вспомнила.

— Какая-то история с чужим авторством, да? — прищурилась я. — Извините, не помню точно.

— Зато я помню.

— Не поделитесь?

Я всячески подталкивала его к откровенности. Судя по тому, что мы слышали и увидели несколько минут назад, продюсер держит свой «кусок хлебушка с маслом и черной икоркой» в ежовых рукавицах. Наверное, это правильно, если учитывать тот факт, что в прошлом Макар, скорее всего, злоупотреблял чем-то нехорошим. Та бесцеремонность и жесткость, с которыми продюсер обращался со своим подопечным, очевидно, были необходимы в качестве сдерживающего фактора. Если Волков, к примеру, уйдет в запой, то и концерта не будет, а то и нескольких. Пострадает репутация, появятся статьи в желтой прессе. Вот и прессует начальник своего подчиненного во благо всех его фанатов. Итогами переговоров тоже не поинтересовался, но четко и ясно дал всем нам понять, что никакие дела тут без него не делаются. А, уходя, приказал Волкову не болтать лишнего. Что он имел в виду?

— Я расскажу, — решительно заявил Волков. — Повторюсь — скрывать мне нечего. Дело в том, что я как-то раз исполнил одну очень красивую песню. Дело было на концерте. Ее автором я себя не считаю, что очень важно. Ее сочинил Димка. Можно сказать, что она-то меня и прославила.

Димка увлекался поэзией. Умел играть на гитаре, но плохонько. Я тогда уже выступал в больших залах, когда он пришел и сказал: «Обрати внимание на одну песню. Стихи мои, музыка тоже. Мне ее никогда не спеть, а ты сможешь». Я и спел. Сначала дома, под гитару. Потом записал на студии. Полетов послушал и сказал: «Гони ее в репертуар, но никому не говори, что ты никакого отношения к ее созданию не имеешь». Я тогда удивился: «А авторские Замбергу пойдут?» Генрих сказал, что сам разберется. Я ему поверил. Песню включил в свой плейлист. Зашло на ура. Вскоре она звучала из каждого утюга, но так и не надоела. Полгода висела на верхней строчке хит-парада! Наконец до меня дошло, что можно и спасибо другу сказать. К тому моменту мы с Димкой уже редко общались. Я звонил ему, но он сразу бросал трубки, что мне лично показалось очень удивительным. Ну разбежались и разбежались, но откуда такое ядреное нежелание со мной общаться? Тогда я еще не понимал, пытался увидеться с ним лично, несколько раз приходил к нему домой, но дверь открывали дети или Анна. С детьми ведь не поспоришь, а вот у Анны я пытался выяснить причину.

— Какая Анна? — подобралась я. — Жена?

Разумеется, я знала, о какой Анне идет речь. Это была моя подруга. Но хотелось знать, что про нее скажет Волков.

— Нет, Димка был не женат, — возразил певец. — Он рассказывал, что они с женой разошлись. Анна — это подруга его. Знаете, из тех, которые вдруг начинают вести себя так, словно они не друзья, а охранники. Вот эта тоже была такой.

— Это очень неприятно, — покачал головой Саймон.

— И не говори, — покивал Волков. — Вот я из простых. Но считаю, что вежливость — это одно из главных человеческих качеств. Нельзя тыкать человеку, который даже не к тебе пришел. А она тыкала. Потом даже стала угрожать, что вызовет полицию и меня заберут, несмотря на то что я знаменитость. Я только потом понял, что она на меня так из-за Димки набрасывалась. Из-за песни этой чертовой! Смешно, потому что я совершенно не хотел присваивать себе его труд. У меня своих собственных песен полно. Говорю ей: «Я эту «Ночь» себе не забирал, почему он решил, что я ее украл? Он сам мне ее принес и разрешил петь!» Но Анна не верила, обзывала меня даже.

Макар с досадой ткнул окурок в пепельницу.

— Когда понял, что до Димки не достучаться, то чуть было не плюнул на всех. Захотелось все бросить, если даже Димка меня видеть не хочет. Не хочешь? Не надо. Вот так я думал. Но на душе-то скребло, потому что я не знал, откуда взялась эта сплетня. И вдруг на одном сайте случайно нахожу очень интересную статью. Про меня, ага. И в последнем абзаце черным по белому: «Свой самый главный хит — песню «Ночь» — Волков называет пропуском в шоу-бизнес». Чего, итит?! Я такого нигде не говорил! Я сразу туда кинулся писать опровержение, но мне, представьте, отказали в публикации. Полетов объяснил, что та статья была заказной, она рейтинг изданию обеспечивает. Моя правда никому не была нужна. Потом он и приказал больше эту тему не поднимать. Но я настолько был охреневший от всей этой лжи, что все-таки попытался еще раз.

Я позвонил на телевидение и сказал, что у меня есть важная новость для всех поклонников, но не сказал, что это будет за новость. Пусть останется секретом. Выбрал вечернее ток-шоу, у них рейтинги высокие. Договорились о дате проведения. Я предупредил об этом Полетова, он спокойно ответил, что тоже там будет. Честно говоря, для меня это стало не очень приятным сюрпризом. Позже решил: пусть. Говорить-то все равно я буду.

— И сказали? — полуутвердительно уточнил Саймон.

— Сказал. Но не услышали.

— Это как же можно не услышать такое на ток-шоу? — поразилась я.

— Кроме меня в студии собрались критики, какие-то бизнесмены, психологи и Полетов, разумеется. Все, кроме Генриха, каким-то немыслимым способом перевернули все с ног на голову. Стали разбирать мои слова на буквы, допрос устроили. Сделали жертвой меня! Единственным из присутствующих, кто знал всю подноготную, был Генрих. Но он почему-то больше гнал на то, что в наше время с авторскими правами совсем беда. И примеры приводил. В итоге разговор моментально ушел в другое русло, а про меня даже и не вспомнили.

После этого я оставил все попытки. Хотя… Димке я все равно позваниваю. Вдруг в какой-то момент снимет трубку и ответит?

— Не ответит, — сказала я. — Не сейчас. И не завтра. Дмитрия Замберга пытались убить несколько дней назад. Как раз в день его рождения.

У Волков приоткрылся рот, а глаза стали большими и прозрачными.

— В каком смысле? — с трудом сглотнув, спросил он.

— Нанесли удар ножом в область грудной клетки, — продолжила я. — Обвинили сына, который утверждает, что этого не делал. Но у следствия есть все основания полагать, что это дело его рук.

Волков еще раз сглотнул. Достал сигарету, уже пятую или шестую за последние полчаса. Но прикуривать не стал. Принялся рассматривать, словно никогда до этого не видел.

— Вы из полиции, да? — тихо спросил он, подняв голову.

Саймон тут же «сдулся». С него слетел весь «заграничный» флер.

— Нет, — поспешила я уверить Волкова. — Я не из полиции, а вот Саймон действительно из Голливуда. Но вас никто ни в чем не обвиняет. Нам нужно было знать, где вы находились в тот момент. История запутанная.

— А он живой? — с опаской прошептал Волков.

— Живой, но…

— Понял.

Ему нужно было побыть одному и все обдумать, но он не уходил. Сидел, мял пальцами сигарету, то и дело набирая воздух в легкие, чтобы что-то сказать, но у него так ничего и не получилось.

— Вы думали на меня, — наконец ре- шил он.

— Я же сказала, что вас никто не обвиняет, — повторила я.

— Алиби, значит… Неделю из дома не выходил, — пробормотал Волков. — Охрана подтвердит, камеры слежения тоже. У нас тут на каждом заборе по десять штук, больше, чем гнезд в лесу. Ритка, опять же, которая на кабриолете мимо проезжала, подтвердит, потому что каждый день утром и вечером меня на веранде видела. Вот сучья жизнь, а? За что ж его? Я звонил же… я звонил ему в день рождения. Я поздравить хотел, но он начал ругаться, а потом и вовсе отключился, собака.

Это было сущей правдой. Замберг дважды при мне отвлекался на телефон. Сначала получил сообщение и ответил на него, а потом ответил на звонок и резко стал разговаривать со звонящим.

В том, что Волков не пытался убить Замберга, я теперь была совершенно уверена. Даже если бы он незамеченным покинул территорию, что при такой серьезной системе видеонаблюдения было бы практически невозможно, вряд ли решился бы поквитаться с Дмитрием. Нет, у него не было причин, хоть Аня утверждала обратное. Волков искренне сожалел о том, что их пути разошлись. Если Дмитрий и мешал кому-то, то только не Макару.

— А как там… слушайте… ему что-то надо ведь, наверное? — взволнованно зачастил Волков. — Деньги или врачи? Где он? В какой больнице?

— Ничего не надо, — попросила я. — Ему сделали операцию, там все под контролем. А посетителей к нему не пускают. Вам уж точно лучше туда не приезжать, чтобы он не испытывал стресс.

— А вы как-то с ним связываетесь? Ну или с его семьей? — не отставал Волков.

— Да, я знакома с ними.

— Тогда вот что, — решительно заявил Волков. — Запишите мой телефон. Если что-то нужно, то сразу звоните.

Я вбила его номер в свой мобильник. О голливудском проекте Волков уже не вспоминал, что тоже наводило на мысли о том, что судьба Замберга была для него более важной. Но все же я не могла расслабиться и уйти со спокойной совестью. Напротив, мысли о том, что Волков не имеет к преступлению никакого отношения, разбередили в душе непонятную тревогу. У меня оставались вопросы.

— Вы один здесь живете? — спросила я.

— Один, — подтвердил Волков. — Не женат, не встречаюсь. Баб не привожу.

Последнюю фразу он отделил едва заметной паузой.

— Ушел в монашество? — поинтересовался Саймон.

— Почему? Нет. Просто берегу личное пространство.

— Я подумала, что ваш продюсер тоже тут обитает, — уточнила я.

— Упаси боже, чтобы постоянно, — перекрестился Волков. — Он тут временно. Недавно развелся с женой и пока что переехал ко мне. Дом большой, я ему целый этаж отвел. А новое жилище он почти сразу же нашел на соседней улице, сейчас там ремонт идет. Скоро закончат, он и съедет. Будет у меня под боком. Или я у него. Но раньше, когда Генрих жил в Тарасове, он приезжал очень часто. Вот недавно с дочкой его познакомился. Переживает, что родители разбежались. Сегодня папку навестить приехала.

— Между ними хорошие отношения?

— Вроде бы крепкие.

— Потому что он богат? — подал голос Саймон. — Ну а что? Подрастающему поколению нужны деньги. В случае с Генрихом в этом смысле его дочери очень повезло.

Волков задумался.

— Не думаю, что у нее меркантильный интерес. Дело в том, что Генрих мне часто о ней раньше рассказывал. Она художница. Генрих предлагал ей протекцию, он же не последний человек в своих кругах. Но она наотрез отказалась. Хочет всего добиться сама. Это его слова, не я придумал. Опять же, не избалованная. Машины у нее нет, украшения не носит. Скромная, да вы и сами видели.

— Все может измениться, — изрек Саймон. — Может, она просто не успела вкусить всей прелести жизни не с пустым кошельком.

— Она всегда была такой, — возразил Волков. — Генрих даже злился по этому поводу.

— По какому же?

— Не использует свой шанс, — объяснил Волков.

— То есть хочет зарабатывать своим трудом, — подвел итог Саймон. — Это правильно.

— Выйдет замуж по любви, а не по расчету, — предположила я. — За нищего барда, например. Любовь зла.

— Да встречается она там с кем-то, — вспомнил Волков. — Отцу не говорит про него по той же причине — это ее территория. Все сама. «Мое дело, — говорит. — Моя жизнь». Я и ее понимаю, но и Генриха тоже. Будь я отцом, я бы ей всыпал.

Про злую любовь я заговорила не просто так. Волков знал о Кате только со слов Полетова. Сам же Полетов мог каким-то образом узнать, что дочь встречается с Замбергом, и убрать его. Причин тому было много. Во-первых, у Дмитрия и Кати большая разница в возрасте, а каким родителям понравится такой неравный союз? Нет, есть, конечно, прогрессивно настроенные родичи, но больше на словах, а на деле сразу сдуваются. Во-вторых, если думать гипотетически, Замберг действительно мог бы разнести за плагиат и Волкова, и его продюсера, который, конечно же, тоже неплохо заработал, даже находясь в тени своего протеже. Ну а в-третьих, вряд ли Полетов будет в восторге, узнав, что именно Дмитрий, а не кто-то другой, станет его зятем.

— Дайте-ка сигарету, — попросила я.

— Ты не куришь, — удивился Саймон.

— Дайте.

Волков услужливо поднес зажигалку. Я затянулась и тут же вернула ее обратно.

— Ты прав, — сказала я Саймону. — Не курю. И не буду. Мы засиделись, мистер Шклофски.

Волков тут же встал и с готовностью отошел к стене, уступая нам дорогу.

— Я могу проводить, — предложил он. — А вдруг о чем-то еще захотите спросить, но сейчас забыли? Мне скрывать нечего.

За время разговора он трижды напомнил о том, что предельно честен и не держит скелетов в шкафу.

— Спасибо за откровенность, Макар, — сказала я. — Провожать не нужно, мы на машине.

— А, точно, — смутился Волков.

Но до машины он все-таки нас проводил. Саймон, прощаясь, протянул ему руку.

— Предлагаю не рассказывать Генриху о том, что с фильмом пока что ничего не вышло, — предложил он.

— А ты реально режиссер? — прищурился Волков.

— Да.

Волков поднял сложенный кулак.

— Привет Голливуду, — сказал он.

В ответ Саймон вскинул свой кулак:

— Тарасов форэва!

Саймон полез на пассажирское сиденье. Я обошла машину и приготовилась открыть дверь.

— Постойте, — взял меня под локоть Волков. — На пару слов.

Мы отошли в сторонку.

— А теперь честно: зачем вы приезжали? — спросил Волков.

Ответ у меня был. Он возник в голове в тот момент, когда я увидела выходящего из дома Полетова.

— Я случайно оказалась в доме Замберга в день его рождения, — призналась я. — Там сейчас все на ушах стоят, а я единственный человек, который остался как бы ни при чем. Но именно мне не все там понятно плюс в тюрьму может сесть невинный человек.

— Собственное расследование? — догадался Волков.

— Скорее, просто нужна ясность, вот и все. Официально расследованием занимается полиция. А мне хочется узнать то, о чем вряд ли расскажут свидетели.

— Генрих не любит Димку, — заметил Волков. — Это только дурак не заметит. Но он не убивал.

— Вы точно это знаете?

— Точно, — вздохнул Волков. — Помните, я сказал, что он с женой развелся?

— Конечно.

— Он потом не просыхал неделю. Как поселился у меня, так и ушел в запой. А я его пас, чтобы он мой дом не поджег. Так вместе срок и мотали. Он пил — я следил. Несколько дней назад мы оба были, скажем так, при деле.

— Но сейчас он выглядит огурцом, — удивилась я. — И не скажешь, что запойный.

— У нас тут в клинике постоянно кого-то приводят в чувство, — пояснил Волков. — Поэтому — только пиво. Но это я сейчас про себя.

— Ладно, — улыбнулась я. — Спасибо вам. Пусть этот разговор останется между нами, хорошо? А Генриху можно сказать, что мы пообещали связаться с ним позже.

— Это я уж понял. Так и будет.

Я сделала шаг к машине, но Волков снова оказался рядом.

— Раздобудьте мне реквизиты, — попросил он. — Любые реквизиты, куда я смогу перевести деньги. Знаю, что им несладко там. А у меня нет-нет, но защемит внутри после той истории. Хочу вернуть долг, понимаете?

— Понимаю, — ответила я. — Очень хорошо понимаю.

Выехав на трассу, мы выдвинулись в сторону Тарасова. На улице начинало темнеть.

Какое-то время мы ехали молча. Саймон, отвернувшись, смотрел в окно, и было непонятно, обиделся он на что-то или мне только кажется.

— Прости за то, что втянула тебя в это, — наконец решилась я. — Мне казалось, что все пойдет не так.

— А как?

— По-другому. Не знаю. Более напряженно, что ли. Если бы с нами остался его продюсер, то мы бы чувствовали себя как на минном поле.

— А мне понравилось, — вдруг заявил Саймон. — Это же отличный сюжет для фильма. Художественный, конечно, я не потяну, но документалку… вполне.

— Ты это серьезно?..

— Абсолютно.

Впереди показалась неоновая вывеска какого-то придорожного заведения. Подъехав поближе, мы увидели довольно симпатичное кафе.

— По кофейку? — предложила я.

Саймон не отказался. Я купила ему американо, а сама разжилась дежурным латте.

— А что за карточку ты показал продюсеру? — вдруг вспомнила я. — Это был самый страшный момент для меня.

— Это пропуск на съемочную площадку, — объяснил Саймон. — Официальный пропуск, которого оказалось достаточно, чтобы он поверил.

— Это же просто удача, что он у тебя оказался с собой.

— Он всегда при мне. Привычка.

До отеля добрались довольно быстро. От приглашения нормально поужинать в ресторане я отказалась — день выдался очень насыщенным. Хотелось тишины и покоя.

— Завтра, надеюсь, мы увидимся, — подытожил «викинг». — Прогноз погоды отличный, сейсмическая обстановка спокойная, а я ведь еще ни одного кадра не сделал.

— Созвонимся, — попрощалась я и всю дорогу домой хвалила себя за то, что не наобещала Саймону тонну всего и воз другого, как это было все предыдущие разы. Потому что есть такая засада в этом мире: как только что-то спланируешь, так или кого-то убьют, или Тарасов уйдет под воду.

Припарковав машину около дома, я получила СМС от тети Милы. Она интересовалась, где меня носит. Отвечать я не стала, потому что через пять минут планировала оказаться перед дверью квартиры.

Тетя встретила меня в прихожей, и тут я насторожилась. Не так уж часто она стоит с хлебом-солью в дверях, когда я переступаю порог.

— Ты чего? — на всякий случай спросила я.

— Да ничего, — будничным тоном ответила тетя. — Как там погода?

Я опустилась на одной колено, чтобы расшнуровать кроссовки.

— Все там нормально. Не холодно. Тарасов не залило. Можешь смело планировать поход к своей Нинке.

— И где вы были?

Я распрямилась. Нет, тут что-то явно было не так.

— Выкладывай, — приказала я.

Тетя Мила указала рукой в сторону кухни. Я, все еще не понимая, пошла туда.

И вдруг увидела Катю.

Девушка сидела на том месте, где совсем недавно отдыхал Саймон. Перед ней стояла тарелка с пирожками. В руках Катя держала чашку с чаем.

Увидев меня, она сразу же поднялась со стула. Чашку, правда, из рук не выпустила.

— Приве-ет, — недоуменно протянула я.

Не то чтобы я ее не узнала — мы сегодня уже встречались лицом к лицу. Но вот чего я совсем не ожидала, так это увидеть ее у себя дома.

— У тебя сегодня день открытых дверей, — прожурчала за спиной тетушка. — А мы тут чайком баловались. Ну вот, Катюша, и Женя пришла. Все, девушки, меня нет и не было.

Катя с отчаянием в глазах посмотрела ей вслед. Складывалось ощущение, что она ожидала получить от меня в глаз, и только тетя могла спасти ее от этого.

— Здравствуйте, — пробормотала она, все еще стоя возле стола.

— Да сядь уже, — попросила я.

Чашка перекочевала из ее рук на стол. Уже хорошо.

— Я не сказала твоей тете, что мы сегодня уже виделись, — произнесла девушка.

— Если ты заметила, я тоже этого не сделала, — ответила я. — Моя тетя тут точно ни при чем. Но наша встреча у Волкова действительно была неожиданной.

— Именно поэтому я здесь.

Катя встревоженно заглянула мне за плечо.

— Если тетя уже с тобой поболтала, то больше не придет, — успокоила я. — Раз ты пришла ко мне домой, то неспроста. Верно?

Катя кивнула. У нее были негустые светлые волосы, которые она заплетала в косичку, но они все равно вылезали, превращая голову хозяйки в пушистый шар.

— Давай-ка сначала, если ты не против, — предложила я.

— Конечно, — тут же откликнулась Катя.

— Как ты узнала мой адрес?

— Я как раз хотела объяснить, — с готовностью ответила девушка. — Адрес я узнала у Ани. Как только я тебя увидела, то сразу поняла, что вы давно знакомы.

— Даже так? И что же она про меня рассказывала?

— О, что-то незначительное. Ничего серьезного. Поэтому я решила, что она точно знает, где ты живешь.

— А она свой адрес не назвала?

— А зачем мне ее адрес? — не поняла Катя.

— Потому что живет в этом же доме, только на другом этаже.

— Аня ни слова об этом не сказала, — растерялась Катя. — Значит, вы еще и соседки.

— Ну да. Но просто так она бы не стала сливать мои географические координаты человеку, которого я совсем не знаю. Чем ты ее подкупила?

Катя медленно поднесла чашку к губам и сделала глоток.

— Когда мы увиделись у Волкова, я сразу поняла, что ты можешь все не так понять.

— Да что я не так должна была понять-то? То, что ты не дочь Генриха Полетова, а его любовница? Успокойся, Макар четко обозначил вашу родственную связь.

— Макар хороший, — пробормотала девушка.

— Я заметила.

Катя внезапно подалась ко мне.

— Нельзя, чтобы папа знал про Дмитрия! — с отчаянием в голосе сказала она.

— Даже если бы я хотела, то все равно бы не смогла.

— Нельзя ему говорить! — повторила она.

В ее глазах показался ужас. Я представила, как Катя говорит отцу о том, что влюблена, и показывает ему их с Дмитрием совместное селфи. Затем картинка в моем мозгу сменилась. На ней было очень, очень много крови…

— Думаю, только ты имеешь право рассказывать отцу, для кого делаешь бутерброды с икрой минтая. Но если тебе так важно знать, то изволь: выдавать тебя я не собираюсь. И отца твоего совершенно не знаю. Сегодня я встретилась с ним в первый раз в жизни, и то случайно.

Катя прерывисто вздохнула и на секунду прикрыла глаза. Господи, вот это страх перед папашей!

— Я не знала, где тебя искать, — сказала она. — Мысль об адресе пришла сразу. Я уговорила папу высадить меня возле автобусной остановки. Он уехал, я позвонила Ане и сказала, что случайно прихватила твою флешку, которая выпала у тебя из сумки на дне рождения Димы. Я ее машинально сунула в карман, а потом про нее забыла.

— Какую флешку? — удивилась я. — У меня с собой никакой флешки не было.

— Правильно, не было, — терпеливо продолжила Катя. — Я искала повод, чтобы найти тебя.

— И ты его нашла, — хмыкнула я. — Неужели все так серьезно?

Катя медленно кивнула.

— Аня не сразу рассказала, где ты живешь. Попросила привезти флешку ей, а потом она якобы вернет ее тебе. Но я настаивала.

— По-моему, можно было просто попросить у нее номер моего телефона.

— Я и попросила, но уже после. Но звонить не стала. Решила сразу приехать.

А девушка была странной. Разве не легче было созвониться со мной, чтобы договориться о встрече? Или вообще пообщаться не вживую, а по мобильнику? Но Катя, похоже, легких путей не искала.

— Мы могли бы созвониться, все верно, — угадала она мои мысли, — но иногда лучше глаза в глаза, понимаешь?

— Понимаю. Ты своего добилась, — усмехнулась я и заглянула в ее чашку. — И почти все допила. Налить еще?

По идее, она должна была отказаться, потому что мы все выяснили, и для этого хватило нескольких минут. Но Катя с готовностью протянула свою чашку.

— Я с удовольствием.

— Хорошо.

Пирожки тетя Мила пекла знатные. Идеальные. Катя только при мне схомячила две штуки, а сколько же съела до моего появления? Я тоже не отставала, впрочем. На нервной почве проснулся зверский аппетит.

А Катя, похоже, совсем расслабилась.

— Отец не знает о Дмитрии и не должен знать, — повторила она. — Ему неизвестно, что я в курсе, что они когда-то вместе работали. Дима сам рассказал. Ему я тоже не сразу призналась в том, кто мой отец. Моя фамилия не Полетова, я ношу мамину. Родители никогда не состояли в официальном браке. Просто время было такое, мода на совместное проживание, но без штампа в паспорте. Девяностые, им было тогда по двадцать с небольшим. Папа рассказывал, что они с мамой хотели расписаться, но откладывали, откладывали, а потом и забыли об этом. Это не помешало им завести двух детей. У меня есть старший брат, Денис. Он военный, работает в Питере.

Кажется, она решила выложить всю свою биографию. Интересно зачем? Но разговор надо было как-то поддерживать. А вдруг расскажет что-нибудь интересное?

— Ты прости меня за то, что я поднимаю больную тему, — пробормотала я, — но Волков сказал, что твои папа и мама больше не живут вместе.

Катя опустила голову.

— Именно так. Тридцать лет были вместе, а потом в один миг все разрушилось.

Я ее понимала. Не в том смысле, что сама прошла через подобное. Моя история была иной, но не менее грустной. Мама умерла, а отец женился на другой. Папе я этот серьезный шаг простить так и не смогла. На первый взгляд совершенно не та ситуация, но боль и обида не прошли до сих пор, несмотря на то что время, как утверждают сумасшедшие оптимисты, непременно должно вылечить тех, кого ранила жизнь. Нет, это уже не вылечишь. Хотя Катины родители живы, случившееся будет напоминать о себе до конца жизни.

— Но сейчас я не про папу и маму, — встряхнулась девушка. — Я про Димку. Про весь этот ужас…

Она издала сдавленный звук, но тут же взяла себя в руки.

— Дима — любимый мой человек, Женя. И хорошо мне с ним, и плохо. Пусть это звучит пафосно и глупо, я ведь вон какая молодая и не мудрая, да? Так ведь многие думают? Но я ведь не только что с ним познакомилась. Мы полтора года знаем друг друга, и за это время ничего у меня к нему не прошло. Влюбилась сразу. В гости к себе он меня привел спустя полгода после знакомства. Сказал, что тянул с визитом, потому что Маша и Артур — практически мои ровесники. Боялся, что не примут. Маша, правда, нос задрала сначала, но это было только один раз. Артур сразу же стал надо мной шутить и до сих пор может ляпнуть что-то, после чего бывает очень обидно. Но это потом я поняла, что он всегда такой. И совершенно не жестокий. Причина не во мне. В принципе, я не вызываю у Диминых детей приливов острой любви. Скорее, наши отношения очень прохладные. Может, они терпят меня ради отца? Даже не знаю.

— Может быть, они подумали, что ты собираешься стать их мачехой? Вы с Дмитрием съезжаться не планировали?

Катя отрицательно покачала головой.

— Мы не жили в одной квартире с Димой, я не собиралась к нему переезжать. Об этом даже разговора не было. Опять же, из-за детей. Да и Аня…

— А что Аня?

— Я так и не поняла, кто она в их семье, какой у нее статус? Просто друг для всех или кто-то другой? Порой она вела себя так сурово, что и меня принималась строить. Но не на ту напала — я быстро дала ей понять, что в списках подчиненных не числюсь. Только тогда она успокоилась. А вообще-то она меня всерьез не воспринимает. Относится ко мне так, будто я человек, от которого нет никакого толку, но и выгнать жалко.

Слушая Катю, я вспомнила Дмитрия в день его рождения. Девушка мягко пыталась урезонить его, но все было бесполезно. Не выдержав, она ушла. Но чего же именно она не выдержала? Тогда мне казалось, что ее добило поведение нетрезвого Замберга, но сейчас мое мнение изменилось. Ее доконало иное — она пыталась исправить ситуацию в одиночку. Остальные тоже не сидели сложа руки, увещевали Дмитрия, но делали они это только со своей стороны. Не поддерживали Катю, не разговаривали с ней, не обращались к ней. Не утверждали ее правоту. Словно отгородились, специально дав понять, что она им чужая, даже если думает точно так же, как они.

Я все больше утверждалась в мысли, что теперь, когда Замберга нет рядом, Катя ощущает вокруг себя пустоту. Ей даже не с кем из присутствующих на пятидесятилетии Дмитрия было поговорить об этом. Только я смогла обсудить с ней хоть что-то. И наш с Саймоном внезапный визит к Волкову заставил ее воспринять меня не как случайную знакомую, а как человека, к которому можно забежать на чашку чая и поделиться важной информацией. А еще попросить о защите.

— Они меня не любят, они меня так и не приняли, — спокойно заявила девушка. — Это неприятно, но так уж вышло. Теперь ты понимаешь, почему я даже не мечтала переехать к нему? Мы оба понимали, что это невозможно. То ли дело Аня.

— Но Аня тоже не жила у него постоянно, — возразила я. — Насколько мне известно, между ними никогда не было чувств. Просто давнее знакомство. Просто коллеги и друзья.

— А ей и не надо было с ним что-то мутить, — возразила Катя. — Она чувствовала себя там как дома, даже если забегала на полчаса. Но за это время успевала раздать ребятам подзатыльники и отругать за что-нибудь Димку.

Аня была такой, да. Если уж она участвовала в каком-либо процессе, то сама назначала себя главной и принималась все контролировать.

— У Дмитрия проблемы с алкоголем, — сказала Катя. — Ты, наверное, и сама это заметила. Но я должна объяснить, а вдруг ты еще не в курсе? Ему нельзя пить, потому что он сразу пьянеет. Моментально! Он плохо себя контролировал в такие моменты. Все об этом знали. Но постоянно следить за ним никто не хотел. В доме всегда было спиртное. Я не ханжа, сама уважаю хорошее вино, но если в семье человек, которому противопоказан алкоголь, то зачем покупать в дом то водку, то вино? Однажды вышла странная история. Я как-то вечером уже собиралась уходить, но за чем-то зашла на кухню и увидела Аню, наливающую в кофе коньяк. Вроде бы ничего странного, да? Только чашка эта была Димкина. Ею никто не пользовался. Неудобная огромная серая чашка. Страшная и старая, но Дима обожал ее. Аня сразу же рассмеялась и сказала, что этот кофе делает для себя, а его чашку взяла машинально. Но я ей не поверила. Она слишком плохо изобразила рассеянность. Могу поклясться, что она хотела отнести кофе с коньяком Диме. И он бы выпил.

— Хочешь сказать, что она его спаивала? — опешила я.

— Именно такая мысль мне пришла в голову, — в отчаянии произнесла Катя.

— И зачем ей это?

— Я действительно не знаю. Но сам факт?

Катя пожала плечами. Прекрасный ответ, ничего не скажешь.

— Послушай, подруга… — Я хотела, чтобы она знала — я благодарна ей за откровенность, но все равно ни черта не понимаю. — А почему ты все это излагаешь мне? Почему бы тебе не поделиться этим в полиции?

— Чем? — опешила она.

— Думаю, твои показания помогли бы в расследовании. Следствию необходимо знать про атмосферу в их семье. Это важно.

— Я была в полиции, — спокойно ответила девушка. — Они проверили мое алиби и отпустили. Они, конечно, спрашивали про отношения внутри семьи Замбергов, но я им рассказала не так развернуто, как тебе. То, что вижу я, может быть совсем не тем, чем является на самом деле. Между ними было что-то еще. Что-то, во что меня не посвящали.

Ее ответ разом поставил меня на место. Она четко дала понять, что знает больше, чем хочет рассказывать.

— Кстати, о Макаре Волкове, — перевела тему Катя. — Зачем ты к нему приехала? Совпадением я это назвать не могу.

— Совпадением с чем? Не говори загадками.

— Вы же не просто так его навестили, да? Наверное, выспрашивали про песню?

Вот тут я растерялась окончательно. Эта малышка была настоящим сюрпризом. И ничего, что волосы растрепаны. Зато папаша богат и знаменит, имеет связи и продюсирует известного певца. Дочь вполне могла крутиться рядом и быть в курсе той нехорошей истории.

— Да, мы хотели выяснить у него кое-что, — призналась я. — Но я смотрю, ты знаешь больше меня. Не поделишься информацией?

— Все знают эту историю, но молчат, — заметила Катя. — Ты человек в окружении Димы новый. И вдруг я застаю тебя еще у Макара. Ну согласись, что это удивительно?

— О, ну здесь ты ошиблась, — попыталась я уйти в сторону. — Если ты заметила, то я была не одна. Рыжий парень, который сидел рядом со мной, режиссер из Америки. Приехал снимать наши пейзажи, заинтересовался историей города, а потом решил еще и с Волковым поболтать.

— Не надо делать из меня дуру, — попросила Катя. — Я говорю о том, что ты знакома с теми, кто давно враждует. Сначала пьешь за здоровье одного, а потом едешь к другому. С какой целью? Мне кажется, ответ может быть только один: тебя заинтересовал предмет их конфликта.

— Ну ты и накрутила, — призналась я. — Никакого подвоха в моем визите не было. А вот ты слишком увлечена, по-моему.

— По-моему, ты лукавишь, — перебила меня Катя.

Она задумчиво поправила волосы, которые так и лезли ей в глаза.

— Поделюсь информацией. Я тогда училась в художественной школе, готовилась к экзаменам в средней и планировала поступать в художественное училище, — начала она. — Делами папы интересовалась постольку-поскольку, но Макара знаю давно. Папа однажды притащил меня к нему в гости. Там я впервые услышала неубиваемый хит «Ночь». До этого как-то не доводилось, потому что не интересуюсь шансоном. А тут вдруг такая клевая песенка. Папа сказал, что Макар написал эту песню. Макар очень смутился, как сейчас помню. Мне показалось, что ему почему-то неприятно было это слышать. Он нормальный, но вы это уже поняли, надеюсь, — сказала Катя. — А папа его прессует. Думаю, это вы тоже заметили.

В точку. Волков был нормальным. Его не испортили ни деньги, ни слава. Есть соленую рыбку вместе с головой, запивая ее пивком, как по старинке, — это как же сильно нужно было постараться остаться таким простым и непосредственным, попав в шоу-бизнес? Называть соседку на кабриолете Риткой и восхвалять не ее чувственные формы, а трудолюбие и испытывать вину перед тем, перед кем и виноват-то не был; долгие годы чувствовать себя должником и мучиться из-за этого, не бросать попыток объясниться несколько лет — неужели так поступил бы черствый и циничный человек? Что-то я сомневаюсь.

— Мы с Димой познакомились на набережной, — продолжила Катя. — Есть там один уютный уголок, где я уже три года рисую шаржи. За деньги, естественно. В итоге выходит не так уж и много, но я и руку набиваю, и такси могу себе позволить. Дима подошел ко мне и попросил нарисовать его. Сделала, отдала рисунок. Такого заразительного смеха я, признаться, ни от одного клиента не слышала. Он заплатил мне в три раза больше, чем нужно. А на другой день пришел снова. И через день пришел, и через два дня. В пятницу пригласил меня в соседний парк. Там шашлыки, вино… Тогда он еще был в том состоянии, когда мог пригубить, а не напиваться в стельку. В нем тогда еще были какие-то силы. Я влюбилась сразу и бесповоротно. Дима выглядит очень молодо, ведь правда? Боялся, что мне нет восемнадцати. Волновался о разнице в возрасте. Сразу сказал, что занимается поиском талантливых авторов и помогает выбиться им в люди. Помогает им с обучением, с рекламой, имеет связи на радио и телевидении. Сначала он вкладывается, а потом получает дивиденды. Все это он называл своей работой. Признался, что не мыслит жизни без поэзии, а когда-то давно даже сочинял музыку. Спросил, не хочу ли я тоже стать знаменитой и успешной? Но я не хотела, и сейчас такого желания не появилось. Закончила училище, устроилась в детский центр и обучаю детишек основам живописи. Мне не нужно другого.

О том, кто мой отец, я ему не рассказывала. Зачем? Я же самостоятельный человек, папа ни при чем. И Дима ни разу не упомянул ни Волкова, ни папиного имени. Но свою фамилию назвал сразу, я еще сказала, что она как раз годится для афиш. Он тогда ответил, что если только смеха ради…

Я случайно узнала о том, что мой папа, Дима и Макар знакомы между собой. Узнала случайно. Иначе как судьбоносным тот эпизод назвать не могу.

Катя сделала паузу.

— Еще чаю? — невпопад спросила я.

Но Катя меня не услышала.

— Это из-за меня Дима стал больше пить. Сейчас поймете почему. К Макару я несколько раз приезжала вместе с папой. Он всегда был рад моему появлению. Чем-нибудь угощал, спрашивал о делах. У него дом большой, внутри отделанный под русскую избу. Узнав, что я художник, попросил меня расписать стену в одной из комнат.

Однажды летом я решила позагорать в саду, буквально в десяти метрах. Устроилась под окнами. Из окон послышались голоса папы и Макара. Я не подслушивала, я отдыхала. Кажется, даже пыталась читать. Но кое-что все же услышала.

Мой папа — человек жесткий, и я к этому привыкла. Но в тот раз он превзошел самого себя. Он так грубо разговаривал с Макаром, что даже мне стало неприятно. Речь шла о каком-то Замберге. Я сначала подумала, что они говорят о каком-то однофамильце, а потом поняла — нет, они говорят о Диме.

— Ты уверена, что о нем? — не сдержалась я.

— Они полностью описали поле его деятельности. Причем делал это именно папа. Он насмехался над Димой. Ругал его за мягкотелость. Называл бабой и говорил, что даже спустя время тот ничему не научился. Даже вспомнил, что все, кого папа пытался пристроить в шоу-бизнес, на самом деле ничего не умеют. То есть нет у Димы нюха на действительно гениальных, понимаешь? Папа приказал Макару забыть о прошлом. «Запомни навсегда, что хит «Ночь» написал ты. Ты, а не какой-то придурок, который даже нормально заявить об этом не смог! Просто не вспоминай об этом. И я не буду. Все, проехали».

На следующий день я встретилась с Димой и прямо спросила о той песне. Пришлось признаться, что по отцу я Полетова, что знакома с Макаром Волковым, но даже если они его враги, то я все равно выбираю его, Диму! Сказала, что отпираться не надо, потому что я сопоставила все факты. Порылась в Сети, нашла кучу фотографий, прочла кое-что на форумах, но не знаю, чему верить. Теперь хочу правду. А Дима сразу помрачнел. Сначала хотел уйти. Я не разрешила. Сдался. Привел меня в какое-то кафе и рассказал, что из-за ошибки в статье и по собственной глупости потерял не только друга, но и себя. И главным человеком, кто перекрыл ему кислород, был мой отец. Я в курсе, что Макар хотел публично извиниться перед Димой, но ему помешали. Нашла запись той передачи в Интернете. Отец мастерски заткнул ему рот. Ситуация такова, что Волков без разрешения своего продюсера разве что только сортир посетить может. Все остальное жестко контролируется. Может быть, со стороны этого и не видно…

Вот тут она сильно ошибалась. Во время нашей первой встречи Полетов ясно дал понять, где он, а где все остальные. Потому и свел на нет попытки своей дойной коровы Макара публично заявить об отсутствии у него авторских прав на так полюбившуюся слушателям песню.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, Катя.

— Правда? — распахнула она глаза.

— Поверь.

— Столько боли было в его словах… И я его поняла, — вновь заговорила девушка. — Он еще горько усмехнулся и сказал: «Надо же, влюбился в дочь своего врага. Зачем судьба меня так испытывает?» А мне и ответить было нечего.

С тех пор он начал все чаще приходить навеселе. Ну ненавижу я пьяных! А его терплю. Ушла с дня его рождения, а потом ждала, что позвонит с извинениями, как это бывало раньше. Но вместо него позвонила Аня. Я сразу в больницу, а там меня развернули. Ничего не объяснили, справок не дали — я же Димке никто.

Катя беззвучно заплакала.

— Он умрет, да? — прошептала она сквозь слезы. — Он не сильный, он не выдержит.

— Тихо, тихо, — попросила я. — Никто не умрет. Почему он не сильный? Сильный. Не надо плакать, ведь от этого ему легче не станет.

— Если это сделал Артур, то пусть сдохнет в тюрьме, — угрожающим тоном произнесла Катя.

— Есть вероятность, что Артур ни при чем, — сказала я. — Кто-то пришел к Дмитрию, нанес удар ножом и скрылся. Эта версия сейчас активно проверяется.

Катя моргнула раз, другой. Потом достала из сумки бумажную салфетку и мазнула ею по глазам.

— Если был кто-то еще, то не папа. Он его не трогал, — вдруг сказала она. — Он, может, и замешан в этом, но не он зарезал Диму. Он не мог физически. Понимаю, что аргумент очень слабый, но просто отец до смерти боится вида крови. Скорее, он подослал бы вместо себя кого-то еще.

Глава 8

Время за разговором пролетело незаметно. Изредка к нам присоединялась тетя Мила, которая, впрочем, надолго не задерживалась. Ей просто было очень интересно знать, о чем мы разговариваем, но смысл она уловить так и не смогла.

— У вас пирожки, как из магазина, — сказала ей Катя. — Ой.

Я-то поняла, что она имела в виду, а вот тетя могла обидеться. Как по мне, так комплимент, который ей отвесила Катя, был очень даже ничего. Просто она его некорректно сформулировала. Взять, к примеру, торт. Любой, без привязки к бренду. Если он куплен в магазине, то непременно найдется человек, который скажет, что торт настолько вкусный, что напоминает ему домашнюю выпечку. И наоборот, вкусив торт, сотворенный на обычной кухне, заметит, что похожий он встречал только магазине. И в первом случае, и во втором это звучит как похвала или признание отлично выполненной работы. Но есть люди, которые воспринимают подобное мнение как замечание или критику.

Тетя Мила из тех, кто иногда не совсем правильно воспринимает отзывы о своих кулинарных творениях. Сделали замечание? Тетушка будет расстроена. Похвалили? Тетя может исказить смысл и решить, что ей льстят. Слава богу, так полярно она реагировала очень редко.

На сей раз она не смогла скрыть удивление.

— Вы не подумайте, мне очень нравится! — воскликнула Катя. — Знаете, папа как-то привозил похожие пирожки из ресторана. Там их печет какой-то суперпекарь, который специально учился этому в Москве и Париже. А вы у себя дома такие производите. Вот уж не думала, что снова попробую такие же.

Вот теперь все встало на свои места. Тетя Мила аж засветилась. Так и пошла в комнату, освещая себе дорогу лучезарной улыбкой.

— Мне пора, — засобиралась Катя. — Не знала, что так надолго задержусь. Даже не думала, что обо всем тебе расскажу.

— Ничего, лишним не будет, — ответила я. — Значит, ты пришла, чтобы сказать, что твой отец не в курсе вашей с Дмитрием связи? Не то чтобы я не поняла, но хотелось бы знать точно.

— В общем-то, да, — честно ответила Катя. — Я испугалась, увидев тебя у Макара. Вероятность того, что вы с папой знакомы, все-таки была. А можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

— Ты долго после моего ухода оставалась у Димы дома?

— Какое-то время я там была, конечно.

— Долго?

— Не очень. А что такое?

— Когда Дима пьян, то с ним трудно. Несколько раз при мне он затевал ссору с Артуром или Машей. С Артуром так вообще у него чуть драка не вышла. Надеюсь, ты не стала свидетелем их разборок.

— Бог миловал.

— Понятно. Я не знаю, что и думать. Потерялась. Головой понимаю, что Диму нужно лечить, а сердце подсказывает, что проблема не в том, что он пьет. Дело в другом. Не пойму только, в чем…

— Кать, ты сказала, что они что-то скрывают, — вспомнила я. — Что ты имела в виду?

Катя замялась. Своим вопросом я застала ее врасплох. Однако чуть раньше она сама упомянула о какой-то тайне, которую свято хранят Замберги.

— Ерунда. Это только мои догадки, — быстро произнесла Катя. — Не бери в голову.

— Ну ладно тебе, поделись.

Я очень надеялась на то, что Катя расколется. Она и так мне много рассказала, но вот внутренние секреты веселой семейки оставила за кадром. Но они ее волновали, это было видно. Иначе бы даже не обмолвилась о них. Теперь ее интерес передался и мне.

— Ладно, — решилась Катя. — Мне кажется, что они спят друг с другом.

— Кто? — обомлела я. — Аня и Дмитрий?

Катя медленно покачала головой.

— Маша и Артур?.. Родные брат и сестра?

Так же медленно Катя кивнула.

— Херня какая-то, — вырвалось у меня.

— Между ними очень странные отношения, — сказала Катя. — Напускная ненависть, мнимая нелюбовь друг к другу. Хотят, чтобы это все видели. Так ведут себя люди, которым непременно нужно скрыть истинную природу вещей.

Я вспомнила, как Артур, больно схватив сестру за руку, после извинялся перед ней. Тогда проявление такой глубокой заботы о той, которая являлась его кровной родственницей, мне тоже показалось удивительной. Тогда я испытала чувство неловкости, а в какой-то момент даже почувствовала себя лишней. Захотелось отвести взгляд. Но все очень быстро закончилось. Вскоре я снова видела лишь брата и сестру, а не тех, о ком говорит Катя.

— Это серьезное заявление, — честно ответила я. — Такие выводы нужно делать, имея очень веские причины. Но даже если и так, то, прости, я ничего не хочу об этом знать.

Катя понимающе прикрыла глаза.

— Я просто поделилась. Нет у меня подтверждений. Только наблюдения.

— Я так и поняла.

Она засобиралась домой. Не глядя мне в глаза, попросила еще раз поблагодарить тетю Милу за угощение. Обувалась, стоя ко мне спиной. Да что уж говорить, я и сама чувствовала себя неловко после ее заявления о детях Дмитрия Замберга. Катя извинилась за вторжение и быстро ушла. Закрыв за ней дверь, я попросила тетю Милу дать мне немного времени на отдых. Пытаясь восстановить в памяти наш с Катей разговор и разложить все в хронологическом порядке, стала собирать мысли в единое целое, но одна из них, самая упрямая, так и лезла вперед других. Артур и Маша. Брат и сестра. Бред какой-то.

А что, если Катя права? Мало ли что в жизни бывает? Тут в своей-то ноги ломаешь на ровном месте, а в чужой можно и в трех соснах заблудиться.

— Доброе утро, Евгения! — бодро поприветствовал меня Саймон.

— А почему без отчества? — просипела я.

— Потому что я его не знаю.

— И почему ты звонишь так рано?

На часах была половина девятого утра. Я не могла припомнить, чтобы мы договаривались о созвоне именно в это время.

— Хотел сказать, что уезжаю, и ты теперь совершенно свободна, — сообщил Саймон.

— Куда это ты собрался? — не поняла я. — Мы же думали заняться тем, что тебе нужно. Осмотреть город, выбраться за его пределы. Я специально приберегла этот день для тебя, никаких планов не строила.

И тут я поняла. Наверное, он обиделся. Я несколько раз обещала провести с ним время, но каждый раз меня что-то отвлекало. И Саймон был вынужден тащиться со мной или оставаться в одиночестве, забив на свои желания. Его тоже можно понять, потому что количество дней, которые он собирался провести в Тарасове, не резиновое. Оно ограничено, а из-за меня он ничего не успевал сделать.

— Отдохнешь от меня, — сказал Саймон. — Я заказал в отеле экскурсию по городу. Их там было аж три штуки. Одна даже с питанием, прикинь?

— И чем кормят? — зевнула я.

— Понятия не имею, питаться предлагается на остановках, где нас уже будут ждать заранее заказанные столики то ли в ресторане, то ли в какой-то столовой.

— Ресторан будет ближе по смыслу.

— Наверное. Я отказался, чтобы не терять время. Выбрал самую недорогую экскурсию с заездом в область. Самое оно.

— Ну если ты передумал шляться по городу в моем обществе…

— У нас еще будет время. Теперь я более подготовлен. Не потеряюсь.

— Не пропадай, — попросила я. — Если что-то случится, то сразу начинай нагнетать обстановку и грози международным скандалом.

— Так и сделаю.

Уже проснувшаяся тетя отдыхала с чашкой какао перед телевизором. Я поцеловала ее в макушку и смачно потянулась.

— Аня заходила, — сообщила тетушка.

— Ох, а почему не разбудила?

— Она не настаивала на этом. Попросила тебя связаться с ней.

Я сразу же взялась за телефон и вскоре услышала недовольный голос.

— Что-то срочное? — спросила я. — Или плохое?

— А разве не слышно?! — гаркнула в ответ Аня.

— Кто тебя довел до такого состояния?

— Меня не пустили к Димке.

Это меня совершенно не удивило. По всем срокам его не должны были перемещать дальше порога реанимации, а туда даже родственникам вход запрещен.

— И зачем ты к нему поперлась? — поинтересовалась я. — Знала ведь, что не получится.

— Я ему не чужой человек, — ответила Аня. — Все это ради Машки. Ее с собой я не потащила только потому, что побоялась. Заплачет ведь, станет на стены бросаться. А в справочной в больнице знай талдычат заученными фразами. «Состояние без изменений. Тяжелый, но стабильный». Сами они тяжелые. И стабильные!

Аня разошлась не на шутку. Причем когда она сильно злилась, то становилась очень смешной. Есть такие люди, которые очень забавно сердятся. Вот Аня была из их числа.

— И ты им там устроила, да?

— Прошу заметить, что не просто устроила, а пришла и устроила. Спросила: «Где найти лечащего врача?» А мне: «А вы кто?» Конь в пальто!

Бушующая Анна — зрелище абсолютно позитивное. Ее не боятся, потому что выглядит она совсем не угрожающе. При мне подобное случилось дважды, в банке, куда мы отправились вдвоем, и в мебельном, где мы встретились случайно. И там, и там возникли сложности с оплатой картой, и оба раза Аня высказала сотрудникам все об этой паршивой жизни. При этом всем было ясно, что они ни в чем не виноваты, и Аня, в принципе, их и не обвиняла. Просто вышла из себя. Но сделала это так, что в итоге хохотали все, кто это видел. Кроме нее, разумеется.

Но сейчас мне было не до смеха. Замберга пытались убить, а убийца, возможно, находился на свободе. Но Аня, конечно, молодец. Пощадила чувства Маши и сама отправилась за новостями. Надежный, хоть и непростой в общении человек.

— В итоге ты ничего не узнала, — поняла я.

— Конкретно? Нет. Но я пойду туда позже. Достучусь до главного врача, а потом оторву ему башку. Где все хваленые призывы не быть равнодушными и заботиться друг о друге? А?!

— Ты у меня спрашиваешь? Понятия не имею, — ответила я. — Но, слушай, может быть, они Машу пустят к родному отцу? Ты-то и в самом деле Замбергу никто.

— Машку туда не пущу, — отрезала Аня. — Я дома уже не ночую, потому что сижу рядом с ней. Хватит с нее потрясений.

— По-моему, ты ее слишком опекаешь, — не согласилась я. — Ей же двадцать один. Не маленькая. Да, свалилось горе. Придавило, размазало. Но ты же не будешь жить у нее вечно.

— Есть и другая причина, — понизила голос подруга. — Если уйду я, то в квартире может появиться ее парень, а это настолько придурочный кадр, что лучше уж пострадаю я. Он ее точно по миру пустит.

Парень? Почему я раньше об этом не слышала?

— Ты ничего не говорила о том, что она с кем-то встречается. Судя по твоим воплям, они не только что познакомились.

— Конечно, не только что. Они в школе вместе учились. Нет, а зачем я буду рассказывать тебе о Машкином дружке?

— Ну… просто так, — растерялась я. — А он кто?

— Конь в пальто!

— Понятно. Значит, они давно вместе.

— А что такое-то?! — снова взорвалась подруга. — Какая разница? Он дурной, у него проблемы в семье. Машке это сейчас надо?

Меньше всего меня волновал факт появления Машиного молодого человека. Потому что Катина теория об инцесте только что превратилась в пыль.

— А ты сейчас где? — спросила я.

— Дома. После больницы забежала душ принять, — ответила Аня. — Ну и переодеться. Ужасно устала от всего этого, веришь?

Я верила. Мне было хорошо известно, что психологическая нагрузка выматывает похлеще тяжелого физического труда. Да, Аню никто не заставлял дежурить под Машиной дверью. Это был ее выбор. Потому что по-другому она не может. Резкая, громкая, иногда жестокая, но верная до потери пульса. Она ведь давным-давно считает эту семью своей собственной, несмотря на то что мамой ее там никто не называет и замуж не зовет.

Почувствовав прилив нежности, я приняла решение.

— Отдохни, — посоветовала я. — А я побуду с Машей.

— Чего-чего? — не поняла подруга.

— Прими ванну, выспись. Выпей рюмку, в конце концов, — предложила я. — Маша меня видела, мы знакомы. Отвлеку ее. А ты отдыхай, пока не почувствуешь себя лучше.

— Ты совсем больная, — выдала Аня и, помолчав, добавила: — Но мысль интересная. Ключи от их квартиры у меня.

— Сейчас оденусь и зайду к тебе за ключами. На машине доберусь быстро. Ты, главное, предупреди Машу, что я приеду.

— Ну… ладно, — пробормотала Аня.

— Подожди, — попросила я. — А Маша сама-то хочет, чтобы с ней кто-то неотлучно был рядом?

Аня молчала. Потом опомнилась.

— Одна она не останется. К ней этот ее хрен притащится, а я этого не хочу.

— Да почему?

— Потому что он дурак!

— Ладно, все, — оборвала я ее. — Как договорились — скоро зайду.

Она отключилась. Оставалось надеяться на то, что в третий раз я про коня в пальто не услышу.

Маша сама открыла дверь и нисколько не удивилась, увидев на пороге не Аню, а меня.

— Привет, — поздоровалась я. — Можно зайти?

— Ты почти это сделала, — ответила она.

— Точно.

Я протянула ей связку ключей, которые мне передала Аня. Минутой раньше я тщетно пыталась справиться с дверным замком квартиры, но так и не смогла его открыть. Маша впустила меня, услышав звон ключей со стороны лестничной площадки.

Она тут же вставила ключ в замок. Связка издала громкий лязгающий звук.

— Ключи всегда должны быть под рукой, — наставительным тоном изрекла она. — Отец приучил нас к этому с детства. И искать по всему дому не приходится. Разувайся. Я как раз суп приготовила.

Я сбросила кроссовки и прошла на кухню. В воздухе витал сладковатый аромат свежайшего мясного бульона.

— Упросила следователя на встречу с братом, — объяснила она, указывая на плиту. — Вернее, он сам предложил. Сегодня покормлю Артура. Нашла в морозилке мясо и приготовила его любимый картофельный суп. Садись за стол, я дам тарелку.

Я послушно исполнила ее просьбу. Есть не хотелось, но и отказываться было нельзя. Маша, повернувшись ко мне спиной, возилась у плиты.

— Как он там, Маш?

Она подошла к столу, неся в руках полную тарелку.

— Хлеб на подоконнике.

— Спасибо, я без него.

— А я люблю с хлебом, — улыбнулась девушка. — Но твое дело, конечно. Ты ешь, а потом расскажешь, чего в супе не хватает.

— А ты не составишь компанию?

— Не-а. Я лучше покурю.

Она приоткрыла окно и облокотилась о подоконник. Открыла лежавшую тут же пачку, достала сигарету и щелкнула зажигалкой.

Черт, однако, неуютно я себя чувствовала, отправляя ложку за ложкой в рот. Хозяйка квартиры отстраненно курила, даже не глядя в мою сторону и не делая попытки завести разговор. Неловкий момент. Может быть, ей действительно никто из нас сейчас не нужен? Кроме ее таинственного парня, разумеется. Почему Аня так воинственно настроена в его отношении? Обзывает, не хочет, чтобы он жил в доме. Не в ее доме, на секундочку.

— Как суп? Сгодится? — спросила Маша, не отрываясь от своего занятия.

— Очень даже, — ответила я, не покривив душой. — Когда ты пойдешь в следственный изолятор?

— Чуть позже, ближе к обеду. Следователь сказал, что встречаться нам с Артуром не положено, но он постарается что-нибудь придумать. Еда и чистая одежда нужны в любом случае.

Вон оно как. А Северский-то, оказывается, тот еще «тайник». Проникся к убитой горем девушке, готов ради нее поступиться своими служебными обязанностями. В принципе, он и внешне похож не на полицейского, а на фотомодель, которую по ошибке вместо подиума отправили в школу милиции.

— Меня с собой возьмешь? — осторожно спросила я.

— Я и одна могу сходить, — ответила Маша, слегка повернув голову в мою сторону.

Она затушила сигарету, развернулась ко мне всем телом и посмотрела прямо в глаза.

— Я же все понимаю. Зря Аня думает, что я не в себе. Это не так.

Я уже и сама поняла, что Аня перегибает палку. Поднимаясь на нужный этаж, я готовилась увидеть перед собой колышущийся от малейшего сквозняка призрак, мало напоминающий живого человека. Маша представлялась мне без двух минут пациентом клиники неврозов, накачавшимся успокоительными еще до своего появления в палате для буйных пациентов. Но меня встретил совсем другой человек. Во всяком случае, не такой уж и беспомощный, как пыталась представить Аня.

— Я рада, что ты справляешься.

— А как иначе-то? — пожала она плечами. — Правда, такого еще в моей жизни не случалось, но теперь я уже ничего не исправлю.

Она действительно изменилась. Выглядела так, словно окончательно приняла случившееся. Ни дерганых движений, ни суетливости. Во взгляде появилось напряжение, которое никак не выражалось внешне. Все чувства были скручены в тугой узел и спрятаны глубоко внутри. То, что ей пришлось пережить, превратило ее в другого человека.

Эти перемены мне очень не понравились.

— Твое постоянное присутствие вовсе не обязательно, — твердо заявила Маша. — Если у тебя есть какие-то дела, то можешь идти. Не выгоняю, но имей в виду, что круглосуточное дежурство устанавливать не нужно. Меня вполне можно оставить одну, в петлю не полезу.

Она и в самом деле была неглупа и не так беспомощна, как утверждала Аня. Правда, Аню трудно сбить с пути. Если что-то решила, то все. Гаси свет. Все по нарам. С дороги, мать вашу. Легких путей подруга не искала, и Маше наверняка пришлось пережить волну ее заботы.

Но Аня гораздо дольше и лучше меня общается с детьми Дмитрия. Наверняка прекрасно знает все оттенки их поведения. А я вот нет. Мне приходится учиться всему на ходу. И больше всего я боюсь совершить непоправимую ошибку.

Если твой близкий и родной попадает в беду, то главное, мне кажется, не суетиться, что только на словах кажется легким. И вести с человеком себя именно так, как нужно ему. Не выть от горя у него на глазах, не причитать, не требовать подробностей. Нужно отключить свои желания и чувства. Если просит принести чай, то дать чай. Если молчит, то не лезть с разговорами. Но не снимать руку с пульса. Некоторым не нравится, если их гладят по голове или хотят обнять. Кто-то не выносит жалостливые взгляды и не переваривает сочувственный тон. И ведь порой не угадаешь, как и что нужно сделать, чтобы лишний раз не причинить боль. Тонкие фрагменты с размытыми гранями.

Вот и я не знала, как себя вести с Машей. Она стояла возле окна и все так же смотрела мне в глаза. Какой уж тут суп?

Однако в таком неуютном состоянии я пробыла недолго. Здравый смысл взял верх. Я старше, и чувствовать себя испуганным подростком попросту не желаю. Да, вот так вот вышло, что теперь надзиратель я. Анина смена закончилась, а моя только началась. После откровенного намека Маши на то, что мне пора сваливать из ее дома, я поняла, что ей просто нужно остаться одной. Без всех. Без присмотра. Без чужих глаз, запахов и голосов в ее собственном доме. Или не одной, но не с кем-то из нас.

— Слушай, Маш, — вспомнила я. — Прости за такой вопрос, но… У тебя есть молодой человек?

— Да, — не задумываясь, ответила девушка.

— Тогда пригласи его пожить с тобой, пока все не утрясется, — предложила я. — Или уезжай к нему.

— Аня его не переваривает, — усмехнулась Маша.

— Аня тут ни при чем. Это не ее парень. Да и я предложила, не зная, какие у вас отношения. Но что-то мне подсказывает, что ты предпочла бы видеть здесь его, а не меня или Аню.

Маша глубоко вздохнула.

— Он не сможет у меня оставаться на ночь, — сказала она. — К нему тоже никак. У него мама болеет, он после работы сразу к ней. Дел там много. У него собака, сенбернар. Сама понимаешь, что просто так ее не оставишь. Мы и встречаемся-то чаще всего в то время, когда он собаку выгуливает. Раньше было полегче, с ними тетка жила, но она в Тарасове бывает наездами, так что…

— Понимаю.

— И потом, я не хочу его грузить своими проблемами, — добавила Маша. — Ему и без меня не слабо прилетело.

— Он в курсе того, что случилось?

— Конечно. Он постоянно на связи.

— Далеко живет?

— Далеко, ехать минут сорок. Парк, где он гуляет с собакой, рядом с его домом.

Да уж. В наше-то время расстояния вроде бы и не проблема, а вон оно как сложилось. Парень, видимо, не всегда может позволить себе такси, чтобы доехать до своей девушки. Наверное, и развлечения не по карману. В квартирах у обоих не те условия, которые располагают к проявлению чувств. Вот и остается Маше таскаться на другой конец Тарасова, чтобы побыть рядом со своим любимым, который в это время держит в руке собачий поводок.

«Ладно, — подумала я. — Потом решим насчет того, кто с кем останется».

— Мне пора, — вспомнила Маша и подошла к плите. — Осталось только суп в термос налить. Все остальное Артуру я собрала.

— Я с тобой, — поднялась я со стула.

— Все-таки никак мне без сопровождения? — расстроилась Маша.

— Ну хоть до ментовки-то можно с тобой доехать? — возмутилась я.

— Конечно, можешь. А что, бывала там?

— Приходилось.

Я отнесла тарелку в раковину.

— Суп прекрасный, — повторила я. — А вот дел у меня на сегодня никаких нет. И это не из-за тебя. Просто так вышло, что я тоже свободна. Позволь мне хотя бы прогуляться с тобой. Обещаю исчезнуть сразу же, как ты попросишь.

Была еще одна причина, по которой я хотела быть рядом с Машей, но о ней ей знать было необязательно. Мне неоднократно приходилось посещать и отдел полиции, и следственный изолятор. Северский, конечно, умница, вошел в положение, но кто знает, как отреагируют на Машино появление остальные сотрудники? Бывают же очень принципиальные люди, которые ни в каких обстоятельствах не забывают об установленных законом порядках и начинают выспрашивать о причине твоего появления в полицейском участке, не имея к этой причине никакого отношения. Судя по всему, Северский ради встречи брата и сестры попытается обойти эти самые порядки, но если возникнут трудности, то неизвестно, как поведет себя Маша. В этом случае я буду рядом.

Капитан юстиции Виталий Андреевич Северский, стоя возле главного входа, с подозрением наблюдал за тем, как мы с Машей пытались пересечь парковку и достигнуть нижних ступеней главного входа. Путь преграждали серьезного размера лужи. Допрыгав наконец до ступеней, я решила, что можно и повозмущаться.

— Ваш дворник, наверное, только и делает, что занимается благоустройством территории, — с уважением произнесла я. — Во дворе все сухо. Ни одной лужи, правда, Маш?

Девушка на мои слова никак не отреагировала. Она подошла к Северскому, крепко сжимая в руках пакет с передачей для Артура.

— Здравствуйте, — тихо произнесла она.

— Здравствуйте, — ответил Северский и вопросительно посмотрел на меня.

— Мы вместе, — объяснила я. — Не прогоните?

— Если не будете мешаться под ногами.

Мы без проблем прошли через холл, мимо большого проема, вырубленного прямо в стене. По ту сторону сидели сотрудники дежурной части. Вдоль стен располагались металлические стулья, некоторые из них занимали посетители. Основная часть граждан стояла в очереди в дежурку, держа в руках какие-то бумаги.

Маша шла, не поднимая головы. Миновав холл, мы оказались в темном коридоре, который выходил на лестницу.

— Нам вниз, — скомандовал Северский.

Этажом ниже мы уперлись в стальную дверь с встроенным рядом звонком. Капитан нажал на кнопку. Дверь тотчас отворилась, на пороге возник полицейский высоченного роста.

— Привет, — поздоровался Северский.

— Здравия желаю, — ответил полицейский.

Северский кивнул в нашу сторону.

— На допрос.

— Понял.

Следователь проводил нас в комнату без окон. В самой середине ее стоял письменный стол. Вдоль стен также располагались металлические стулья. В комнате висел слабый запах человеческого пота. По всей видимости, недавно здесь кого-то допрашивали.

— Ждите.

Северский ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Мы с Машей остались вдвоем.

Она села в самый дальний угол комнаты, так и не выпуская из рук драгоценную ношу.

— Маш, — позвала я. — Обрати внимание, следователь даже не проверил, что ты принесла.

— И что это значит? — проговорила она.

— Это значит, что он обязательно проверит, когда придет. У тебя же там нет ничего… такого?

— Нет, — качнула на головой. — Я знаю, что можно, а что нельзя.

Дверь открылась. Первым в комнату зашел Северский, следом за ним появился Артур. В глаза сразу бросились потемневшие синяки на его лице. Замыкал шествие уже знакомый нам сотрудник. Он проводил Артура до центра комнаты, взял стул и поставил его около стола.

Артура Замберга привели без наручников.

— Спасибо, — поблагодарил коллегу Северский. — Подожди за дверью.

Полицейский кивнул и вышел. Дверь закрылась. Наступила тишина.

Маша и Артур не сводили друг с друга глаз.

— Дайте, — попросил Северский, протянув руку к пакету.

Маша не сдвинулась с места. Я вынула пакет из ее рук и отнесла на стол. Как и следовало ожидать, Северский проверил все, что она принесла. Он вынул и поставил на стол термос, который открыл и внимательно всмотрелся в его содержимое, затем развернул сверток, в котором, как я думала, находились личные вещи Артура.

— Там мыло, зубная паста, чистое белье, бутылка воды, — принялась перечислять Маша. — Я еще принесла ему книгу, она тоже там, под полотенцем. И немного денег… на всякий случай.

Северский деловито рассматривал вещи. Наконец досмотр был окончен. Следователь отложил в сторону обнаруженную в вещах пластиковую ложку и сам перелил суп из термоса в крышку, заменявшую тарелку. После этого термос был отодвинут на дальний край стола.

— Был у меня случай, когда подруга решила побаловать своего знакомого картофельным пюре. Тоже в термосе принесла. Пюре тот друг обожал. Срок ему грозил немаленький. Поэтому, наверное, она вложила в еду заточку.

Артур уставился на суп, но есть не спешил.

— Тут нет заточки, — подала голос Маша. — Ничего нет. Только вода и предметы первой необходимости. Можете проверить еще раз.

Северский посмотрел на Артура.

— На твоем месте я бы не задерживал очередь, — сказал он. — У вас мало времени.

— Можно я сяду рядом с ним? — спросила Маша из своего угла.

— Можно.

Маша взяла стул и подошла к брату. Села рядом, но не слишком близко, словно остановилась возле какого-то невидимого барьера. Осторожно положила руку на его плечо.

— Ешь, — попросила она.

Артур не сделал ни одного движения.

Северский стоял неподалеку, засунув руки в карманы. В одном из них что-то звякнуло. Очевидно, связка ключей.

Этот звук… Что-то он мне напомнил. Еще вчера я бы не обратила на него внимания, но сейчас вдруг поняла, что упустила нечто важное. Связка ключей. Маша впустила меня в квартиру и закрыла дверь, вставив в замочную скважину ключ с прикрепленной к нему тяжелой гроздью брелоков, при каждом движении издававших громкие звуки.

Такие разбудили бы кого угодно.

— Мы можем оставить их одних? — едва слышно спросила я у следователя. — Хочу сказать вам пару слов.

Он посмотрел на меня, как на умалишенную.

— Вы с ума сошли? — так же тихо поразился он.

Между тем Артур так и не собирался прикасаться к еде. Маша вложила в его руку пластиковую ложку.

— Давай.

Она погладила его по плечу, и этот жест был настолько интимным, что мне снова вспомнились слова Кати Полетовой о том, что дети Замберга, вероятно, гораздо более близки между собой, чем это позволено. Но сейчас я видела другое. Заботу и боль. И бесконечную любовь между ними. Не ту, которая за гранью, а такую, какой она и должна быть между родными братом и сестрой.

Парень помешал ложкой в супе.

— Сама готовила? — спросил он.

— Да. Сегодня утром.

Он поднес ложку к губам. Потом еще раз.

Маша не снимала руку с его плеча.

Мне сделалось неловко, и я стала рассматривать стены, покрытые зеленой краской.

— Ты была в больнице? — спросил сестру Артур.

— Туда не пускают, — ответила Маша. — Аня пыталась попасть к папе, но ей тоже не разрешили.

— Почему?

— Он еще в реанимации. Потом пустят.

Артур продолжил есть.

— Я не смогу устроить ему встречу с отцом, — обратился Северский к девушке. — Ваш брат находится под стражей. Просто напоминаю.

Маша даже не посмотрела на него. Артур отложил ложку.

— Спасибо, больше не лезет, — признался он.

— Хорошо, — легко согласилась Маша и встала.

Северский обошел стол и остановился напротив парня.

— Если хотите пообщаться, то напомню, что у вас две минуты. В моем присутствии.

— Как жаль, — прошелестела Маша.

Ее слова прозвучали совершенно не к месту, но брат сразу же понял сестру. Он резко развернулся и схватил ее за руку, словно пытаясь удержать. Но Маша лишь покачнулась, бросив на него короткий взгляд.

— Не смей, — угрожающе произнес он.

— Уже смогла.

Дальше все случилось очень быстро. Артур еще не сделал ни одного движения, а Северский в мгновение ока оказался рядом с Машей. Он обхватил ее за плечи и сделал попытку отвести в сторону, заслоняя своим телом. Артур вскочил на ноги, стул отлетел в сторону, но наброситься на Северского парень не успел — я его опередила, применив загиб руки за спину. Этот болевой прием не раз спасал жизнь и мне, и тем, кого я охраняла.

Короткая вспышка ярости была пресечена на корню. Вскрикнув от боли, Артур опустился на колени. Северский, закрывая своим телом Машу, оттеснил ее в угол комнаты.

Но девушка не сопротивлялась. Она смотрела на брата, а на ее лице не было никаких эмоций.

— Молчи, дура! — простонал Артур.

Маша спокойно повернулась к следователю.

— Отпустите его, пожалуйста, — безразличным тоном произнесла она. — Он не трогал папу. Это я. Это все… я.

Северский не разрешил зайти в кабинет вместе с Машей, и я осталась ждать в коридоре. Ждала долго, даже не представляя, что теперь будет. Смотрела на дверь, за которой Маша давала чистосердечное признание, а такие дела не быстро делаются.

Возле моих ног стоял пакет с термосом. Сам же термос был пуст. Северский опрокинул его, бросившись на защиту Маши Замберг. Теперь в комнате для допроса наверняка стоял удушливый запах картофельного супа.

Отсидев все части тела, какие только можно было отсидеть, я решила размяться. Меряя шагами коридор, я решила позвонить Ане и рассказать обо всем, что случилось. До этого я не хотела сообщать ей плохие новости, малодушно полагая, что полиция сделает это лучше меня.

На этот раз Аня заговорила со мной другим тоном.

— Слушай, я хоть выспалась, — призналась она.

— Прости, если разбудила.

— Не совсем. Поваляться без сна тоже, знаешь ли, кайфово. Но долго я все равно не могла бы отдыхать. Как вы там?

Как мы тут?.. Мне предстояло описать ей последние события, а я боялась. Маша одним словом повернула ход расследования в другую сторону, и если даже я оказалась к этому не готова, то Аня и подавно.

Я не успела поделиться с Северским одним важным замечанием. Дело было в связке ключей, о которой мне так подробно рассказывала Аня, когда мы делали закупку в магазине. Во время допроса ее брат уточнил, что брелок сильно гремит и издает звук, который он услышал даже сквозь шум воды. И сразу же после этого он рассказал, что сестра появилась из комнаты уже после покушения на отца. А ведь в тот момент Маша находилась совсем рядом с входной дверью. Вряд ли она слушала музыку на такой громкости, которая заглушила бы все звуки, доносящиеся из других уголков дома. Сама же Маша при мне озвучила Северскому свою версию событий: была у себя, спала, разбудил крик брата. Но почему же она не обратила внимания на громкий лязгающий звук упавшей связки ключей? Наверняка должна была. Но не услышала?

Не понимала я и другого. Маша сказала, что отправилась спать, а отец и Артур еще бодрствовали. Значит, вполне мог возникнуть конфликт. Как же она оставила их одних?

Но Маша могла устать. Просто устать от вечных пререканий между родными. От их упреков, от издевательств брата над отцом. От нервотрепки, избежать которой можно было, если только уйти из дома. Но все дело в том, что уйти Маше было некуда. Работа вряд ли помогала ей отгородиться от домашних, а наличие молодого человек совсем не спасало ситуацию.

Эти мысли пролетели в голове со скоростью звука.

— Эй, Жень! — услышала я из мобильника. — Как дела, спрашиваю?

— Прости, тут плохая связь, — ответила я. — Мы в порядке. Наверное. Нет, Ань, знаешь… мы в не порядке. Я в норме, а вот Маша нет. Мы в полиции.

— Какого черта вас туда понесло?

Я подошла к окну и прислушалась. Из-за двери до сих пор ничего не было слышно.

— Маша решила навестить брата, а потом взяла на себя его вину.

Аня не отвечала. Я и представить боялась то, что она чувствует. Ну еще бы — когда она стерегла девушку, то все было хорошо, но стоило появиться мне, то вон оно что вышло. Тот факт, что я была ни при чем, Аню наверняка мало волновал. Она чаще всего обращала внимание на последствия, а не на причину.

— Я уж два часа сижу в отделе полиции. Алло?

В трубке стояла полная тишина. Но таймер отсчитывал секунды, указывающие на то, что Аня все еще была на связи.

Я первой нажала на отбой. Ну вот и все.

Анна приехала в полицию и нашла меня в самом бледном виде и с головной болью. Тут же засыпала вопросами, но я попросила дождаться появления Маши. Пусть пытает ее. Поняв, что от меня мало чего можно добиться, подруга попыталась прорваться в кабинет, но Северский довольно жестко попросил оставаться за его пределами.

Как только следователь отпустил Машу, Аня тут же вцепилась в нее клещом. Девушка выглядела утомленной, но спокойной, как удав.

— Виталий Андреевич сказал, что Артура должны отпустить, — сообщила нам она. — Я хочу его дождаться.

— Нет уж, отправляйтесь домой, — приказал Северский, стоявший в дверях.

Аня тут же схватила сумку, но следователь остановил ее.

— Женя, вы же сможете доставить Машу домой? — спросил он у меня.

— Разумеется, — тут же ответила я.

Аня непонимающе уставилась на Северского.

— Прошу, — отступил он, придерживая дверь. — Не пришлось вызывать вас повесткой. Заходите.

— Иди, Ань, — произнесла Маша. — Иди.

Всю дорогу до дома Маша молчала, а я изо всех сил старалась сдержаться, чтобы не наброситься на нее с вопросами. Мне хотелось услышать абсолютно все. Нет, не так. Мне это было нужно. Но я понимала, что Маша, скорее всего, попросит меня уйти, как только мы доберемся до дома.

Так оно и вышло.

— Спасибо тебе, — устало произнесла она.

— Да за что же?

— За то, что не задаешь вопросов. Для меня это очень важно.

Ее ровный тон настораживал.

— Давай-ка я побуду с тобой, — решила я и отстегнула ремень безопасности.

— Не нужно, — остановила меня Маша. — Я же сказала, что не собираюсь с собой что-то делать.

— Точно? — с надеждой спросила я.

— Абсолютно. За мной присмотрят.

— Кто? — опешила я.

— Они.

Сначала я не поняла, о ком она говорит, но заметила возле подъезда высокую фигуру. Это был молодой человек, бросающий напряженные взгляды в сторону моей машины. Рядом с ним находилась собака породы сенбернар, я не заметила ее сразу, потому что она наполовину скрывалась за ногами хозяина.

— Иди, — облегченно выдохнула я.

Маша вышла из машины и пошла в сторону дома. Я смотрела ей вслед до тех пор, пока она не скрылась в подъезде.

Тетя Мила с готовностью приняла из моих рук куртку.

— Плохо выглядишь, — сказала она. — Сразу пойдешь спать?

На часах не было и шести вечера, а я ощущала себя так, словно пересекла пролив Ла-Манш. В оба конца и без передышки.

Благодаря кофе и обнаруженной в сумке шоколадке вскоре я почувствовала себя значительно лучше. Усталость, конечно, ощущалась, но хотя бы головная боль прошла.

Я очень жалела о том, что Северский не разрешил мне присутствовать на допросе Маши. Кто внесет ясность, кто ответит на мои вопросы? Некоторые из них я бы задала Ане. Но теперь, кажется, мне никто ничего не расскажет. С какой стати?

Но я точно не предполагала, что после случившегося Анна захочет поговорить.

Увидев на экране мобильного ее имя, я помедлила с ответом. Очень не хотелось выслушивать претензии и упреки. Иногда Аня в запале легко переходила с человеческого языка на матерный, и желание общаться пропадало. На вызов я решила не отвечать.

Но подруга так просто не сдавалась. Однажды летом я уехала в командировку и попросила Аню и тетю Милу обменяться номерами телефонов на тот случай, если тетушке понадобится что-то срочное. Работала я тогда далеко и не могла бы оказаться рядом в случае необходимости. Слава богу, тогда с тетей ничего не случилось. Но ее номер телефона Аня все-таки сохранила.

Тетя Мила зашла в мою комнату и с недовольным видом протянула свой телефон.

— Аня, — одними губами произнесла она.

Пришлось чертыхнуться и приложить трубку к уху.

— Прячешься от меня, подруга? — услышала я насмешливый голос, не суливший ничего хорошего. — Убегаешь? Думаешь, не достану?

— Отчего же? — взяв себя в руки, ответила я. — Не бегаю. Напротив, засветилась везде, где только можно.

— Это точно. Спасибо за то, что не утверждаешь обратного с пеной у рта.

— И не собиралась.

— Тогда, может, зайдешь ко мне? Угощу вином. Я сегодня решила крепко выпить.

— Нет, прости, я не хочу пить.

— Жду, — отрезала подруга и повесила трубку.

Тетя Мила во время разговора стояла рядом как вкопанная.

— Почему она позвонила мне, а не тебе? — спросила она.

— Потому что я не ответила на ее звонок. Только ты не начинай, хорошо? — попросила я. — Схожу к ней и все узнаю. Разберемся.

— Какое-то срочное дело?

— Да откуда я знаю, теть Мил? — раздраженно спросила я.

— Иногда чужие разговоры хорошо слышно, — заметила тетя Мила.

— Ах ты Мата Хари моя…

— Иди. Но не забывай, что я пока что еще жива.

Я шагала по лестнице и понимала, что тетя Мила абсолютно права. Я действительно превратилась в того самого члена семьи, которого видят по пять минут в сутки. Он вечно занят, а когда появляется, то его начинают доставать со всех сторон, и он из-за постоянной занятости не знает о том, что творится в его собственном доме. Но несмотря на все безобразие, его все равно любят и ждут.

Меня пока еще любили и ждали.

Аня приказала мне топать в комнату, а сама отправилась за бокалами.

— По глоточку, — попросила она и наполнила наши бокалы до краев.

Мы расположились на диване. На стене напротив мерцал огромный экран телевизора, на котором беззвучно открывал рот импозантный диктор.

— Не могу быть одна, — пожаловалась Аня. — После всего этого, после нескольких суток в Димкином доме. Отвыкла.

— Как он там?

— Артур сказал, что состояние стабилизировалось. На днях переведут из реанимации.

— Он пришел в себя?

— Пришел, но ему тут же ввели снотворное. Завтра они отправятся к нему, их должны пустить.

— Постой, ты сказала, что в больницу звонил Артур?

Аня отпила вино.

— Его отпустили. И он, и Машка дома. Машку отпустили до суда под подписку о невыезде. И ее хмырь с бульдогом приперся.

Значит, отпустили. Неожиданно быстро, на мой взгляд. Возможно, в этом снова была заслуга Северского. Я думала, что это произойдет не раньше, чем утром следующего дня. И Маша до суда тоже будет находиться дома, а ведь могла бы уже сидеть в камере. Снова следователь постарался, выбрав такую мягкую меру пресечения? Наверняка его рук дело. На душе сразу стало легче. Малознакомые люди, которые стремительно ворвались в мою жизнь и так же быстро из нее ушли, уже не казались чужими. Хотелось бы, чтобы Аня рассказала все, что ей известно о Машином признании. Разобраться бы, а потом уже спокойно жить дальше, не болея вопросами без ответов.

— Не мучить тебя? — недовольно спросила подруга.

— Мучить.

— Я тоже так думаю. Хоть и не твое дело.

— А ты пройдись по основам, а остальное я сама додумаю, — предложила я.

— Не слушай меня, — внезапно попросила Аня. — Я очень сильно нервничала все эти дни. На Машке отыгрываться не имела никакого права. А ты всегда под боком.

— Вот спасибо тебе, добрый ты человек, — поклонилась я. — Ощущаю твою любовь повсюду. А теперь, пожалуйста, расскажи все, пока еще можешь.

Я указала на бутылку с вином. Намек Аня поняла.

— Да не берет оно меня, — тихим голосом ответила подруга. — Пью и ничего не чувствую.

— А потом накроет. Рассказывай.

Она сползла с дивана и прислонилась к спинке.

— Ноги гудят. Все тело, если честно. Начну с того, что Димка сам нарвался. Многолетние ссоры с Артуром…

— …когда-нибудь обязательно привели бы к чему-то плохому, — продолжила я. — Ты это мне говорила уже. Или Маша. В любом случае кто-то из вас.

— Да? — удивилась Аня. — Ну тогда обойдем этот момент. Просто раньше Димка ругался с подростком, а с ними редко у кого складывается полное взаимопонимание. У меня тоже не сразу вышло наладить с ним отношения. Да и сейчас я бы не назвала их идеальными, но теперь Артур меня хотя бы боится. Зауважал после одного некрасивого случая. Я увидела, что он собирается ударить Машку. Они о чем-то спорили, и очень горячо. Но если Машка даже не помышляла треснуть его, то он уже занес руку. Ох, сколько же ему тогда было?..

Аня задумалась, подсчитывая в уме.

— Точняк! — возвестила она. — Ему было пятнадцать, а ей семнадцать. И он собирался отвесить ей подзатыльник, прикинь? Девушке! Старшей сестре! У меня на глазах!

— И ты сама ему отвесила? — спросила я.

— Конечно. Я среагировала первой. Потом попросила Машку выйти из комнаты, а ему сказала, что если еще раз увижу подобное или услышу от сестры, то мало ему не покажется. Он сразу все понял. До сих пор меня стороной обходит.

— Я бы не сказала, — возразила я. — На дне рождения он вел себя с тобой достаточно свободно.

— Это его предел, — отмахнулась Аня. — И потом, я ему иногда сама позволяю. Правда, с Машкой вести себя он так и не научился. Помнишь, как он схватил ее за руку на кухне?

Еще бы мне не помнить. Катя Полетова хорошо освежила мою память. Заодно и всякие мысли подселила в мою больную голову.

— Я помню, Ань. Но он же потом извинился.

— Потому что стал взрослым. Когда станет еще старше, то будет вспоминать молодого себя со слезами на глазах.

— Они очень близки. Маша и Артур.

Аня медленно кивнула.

— Очень. Он к ней спать по ночам прибегал лет до десяти. Засыпал-то в своей комнате нормально, а среди ночи перебирался к сестре. Чаще всего в слезах. Пришлось записаться к детскому психологу. Димка денег не пожалел, нашел лучшего в Тарасове. А тот вынес вердикт: мальчику нужна мать. А в наличии ее не было, как ты понимаешь. Я хоть и была частым гостем в их доме, но в этой роли они меня не воспринимали. В частности, Артур во мне не видел никого такого. Отец, сама понимаешь, тоже мимо. Остается старшая сестра. Они ведь дети от одной женщины. Оба помнят ее. Только Машка оказалась более стойкой, чем младший брат. Сразу взяла на себя все материнские обязанности. Отводила брата в детский сад, потом забирала. В школе было то же самое. Все педагоги знали, что дети живут с отцом, который был на родительском собрании один раз за все годы их обучения. Учителя в итоге стали воспринимать Машку как главную в семье. Артур Замберг плохо учится? Вызывают на педсовет его сестру. Артур Замберг плохо себя ведет? Маша Замберг должна повлиять на брата. Артур нахамил учителю, дерется на переменах, не сдал деньги на обеды? Ау, Маша, где ты? Здесь твой брат, ау! А брат всего-то на два года младше. Только Машка могла вправить ему мозги или успокоить. Все взрослое окружение, кроме меня, ставило на девочке невидимую печать «Ты не ребенок. Ты не сестра. Ты не маленькая девочка. Ты его мама». И это при том, что родной матери рядом не было. Как ты думаешь, мог ли этот ад пройти для нее бесследно? А для Артура?

Глава 9

Диктора на экране сменили футболисты. Иногда вместо них появлялись счастливые лица болельщиков, разрисованные цветами государственных флагов стран — участников чемпионата. Аня любила футбол и по возможности следила за спортивными новостями. Обожала смотреть трансляции с пивом и чипсами. Наизусть знала имена футболистов и мастерски делала прогнозы. Странно было сейчас наблюдать за тем, с каким равнодушием она бросает редкие взгляды на экран.

— А что же Дмитрий? — встряла я. — Неужели не понимал, что дочери трудно?

Аня приосанилась и понизила голос.

— «Я вечно занят на работе!»

— Ну да, — пробормотала я. — Какой вопрос, такой и ответ…

— Он не понимал, что иногда нужно просто выйти с ними на улицу, спросить о делах или посидеть рядом, пока не уснут. Нет, Дмитрий после ухода Жанны ушел в себя и превратился в машину по зарабатыванию денег. Но и эта машина вскоре сломалась.

— Многие так живут, — возразила я. — У кого-то родные даже умирают, а дети потом растут только с бабушками и дедушками. Что поделать, если так сложилось? Я бы не стала во всем винить Дмитрия. Он вот такой, он иначе не может.

— Может, ты и права, — устало произнесла Аня. — Может, и права. Но везде своя история. Как только Артур подрос, то сразу отдалился от всех. Самоизолировался. По ночам к сестре со слезами на глазах уже не прибегал. Врезал в дверь своей комнаты замок. Ел, что хотел и когда хотел. Стал хамить Машке, а потом, когда понял, что я ему не позволю так себя вести, перекинулся на отца. О-о, в его лице он обнаружил идеальный объект для издевательств. Димка не сразу понял, что хамство Артура нельзя оправдывать подростковым возрастом. Упустил сына.

Артур ведь, когда узнал про то, что хит «Ночь» написал не Волков, как утверждали все вокруг, а Дмитрий, то сразу пристал к нему: «Не хочешь подать на этих сволочей в суд?» Димка, конечно, сразу закрыл тему. Разговаривать с сыном об этом не стал. Я была свидетелем того разговора. Сразу поняла, что Артур уже папины авторские считает, но не тут-то было. Отец не хотел обсуждать этот вопрос. И тогда Артур стал попросту вытирать об него ноги.

— Тогда Дмитрий и стал пить чаще обычного? — спросила я и покосилась на свой бокал. Вина в нем оставалось на пару глотков. Интересно, когда я успела?

— Нет, это случилось позже, когда он с Катей познакомился.

Точно. Катя сама об этом рассказала.

Аня, в отличие от меня, смотрела на мир проще. Если я по мере возможности старалась вести здоровый образ жизни или хотя бы смотрела в его сторону, то Аня не заморачивалась такой ерундой. Она материлась, как сапожник, и ела все, что только душа пожелает, в любое время суток. Она уважала дорогую выпивку и курила, как старый морской волк. При всем этом выглядела подруга прекрасно. У нее имелся лишний вес, она не отличалась особой красотой, но ни одна вредная привычка ее не состарила. Может быть, дело было в том, что она просто старалась не тревожиться по этому поводу? Вот и сейчас, обнаружив свой бокал пустым, она снова наполнила его до краев.

— Не свалишься? — предупредила я.

— Говорю же, что мне сейчас все это как мертвому припарка, — отозвалась Аня. — Ничего не чувствую. Да блин, не перебивай меня!

— Молчу.

— Вот и молчи. И слушай. Итак, Артур с тех пор стал задевать отца по любому поводу. Димка терпел. Мои уговоры не помогали. Только Машка и могла остановить брата, но стоило ей выйти в другую комнату, как тот принимался за свое. Дошло до того, что встал вопрос об отселении Артура в другую квартиру. Димка на полном серьезе приценивался, рассматривал варианты.

— О, даже так.

— Другого выхода никто не видел. Однажды за обедом Артур ляпнул что-то очень жестокое. Димка рявкнул и попросил сынка заткнуться. На секунду мне показалось, что после этого Артур действительно перестанет… но нет. Он ответил отцу. Он упрекнул его в том, что они с Машкой именно по вине отца выросли без матери. Артур, мол, прекрасно понимает, почему она свалила в Штаты. Потому что отец не смог ее удержать.

— Это больно слышать, — сказала я. — Я бы сыну за такие слова сразу отвесила по лицу.

— Они потом не разговаривали неделю, наверное. Потом Артур извинился перед Димкой. При Маше. Но мира в семье так и не случилось.

Понимаешь, Димка так ведь и не восстановился после развода. Вся его жизнь состоит из сплошных потерь. Жена, родители, Волков. А то, что ему дарила судьба, пришлось не впору. Эта его стрекоза Катя вообще никакая. Ноет и ноет. «Не пей, Дима. Тебе нельзя, Дима». Так бы и дала по башке. Ему нужна сила, хватка, а не слезы и причитания. Я вообще не понимаю, что ей от него надо? Почему выбрала его и прицепилась, как репей? Он нищий и раздавленный, имеющий двоих взрослых детей, которые ее вряд ли когда-то примут. Но нет — приперлась и уходить не хочет.

— Это любовь, Ань. Давай выпьем за любовь.

Мы чокнулись.

— А теперь не перебивай меня, пожалуйста, — попросила Аня. — Если я собьюсь, то уже ничего не расскажу. А я хочу. Мне это нужно.

Слава богу, наконец-то дошло до дела. Я была вся внимание. Не то чтобы Анино предисловие было скучным, но мне и самой не терпелось поскорее услышать правду.

— В тот вечер, после того, как мы с тобой ушли, Машка стала убираться в доме. Понятно же, что продолжения банкета не будет. Отца удалось уложить спать, Артур тоже собирался в койку. На поле битвы все относительно спокойно. И Машка, решив убраться с утра, ушла в свою ком- нату.

Дверь в комнату она закрыла, но слышала все, что происходило в квартире. У них там акустика, как в театре. Машка слышала шум воды в ванной комнате, куда ушел брат. Под этот шум и заснула. А потом ее разбудил громкий крик.

Она сразу же выскочила из комнаты и увидела их около входной двери. Кричал Артур. Просил что-нибудь сделать. Димка прижимал его к стене изо всех сил и орал матом. Машка потом сказала, что не ожидала увидеть отца в таком состоянии. К тому же она думала, что он в постели. Он же спал, она сама его уложила. Но, видно, больной душе понадобилась очередная доза выпивки. Проснулся, наткнулся на сына, тот наверняка не стал молчать…

Машка никогда не видела, чтобы ее отец и брат дрались. Ругались — да, но на словах. Причины, по которой они сцепились, она тоже не знала. Бросилась к ним, повисла у отца на плечах, он ее сбросил. Упала, ударилась головой. Димка в тот момент уже ничего не соображал. Машка побежала на кухню. Наивная, она думала, что если окатить отца ледяной водой из кувшина, то он опомнится. Но вместо воды она взяла нож. Обычный столовый нож, который лежал среди остатков бардака после гулянки. Может, ты им пользовалась. Или я. Или кто-то еще.

С этим ножом она к ним и подошла. Показала его отцу, думала, что он испугается. А он хоть на ногах почти не стоял, но Артура прижал крепко. Димка стоял так удобно — боком к ней…

Артур увидел нож и оттолкнул отца. Думаю, он сразу все понял и захотел остановить Машку. А Маша все увидела по-другому. Решила, что больше возможности не будет. И ударила отца ножом в грудь.

Аня замолчала.

— Прости, я в туалет, — сказала она, встала с пола и, нисколько не пошатываясь, вышла из комнаты.

То, что я услышала, в одну секунду вдребезги разметало все мои версии совершения преступления. Я все делала зря, везде ошиблась.

Но только сегодня, услышав звук ключей в кармане у Северского, а потом заломив Артуру руку, я стала догадываться об истинной природе вещей, но полную картину представить не могла.

Анна все знала, но откуда? Не Северский же ей рассказал?

Допив вино, я отставила бокал в сторону и посмотрела на экран телевизора. Вместо футбола там крутили рекламу. Что-то о витаминах, которые сделают жизнь любого человека лучше в сто раз.

— Подожди, я кофе нам сделаю, — донесся с кухни Анин голос. — У меня кофемашина, это быстро.

Она действительно не заставила себя долго ждать. Принесла нам две чашки кофе и снова уселась на пол.

— Как ты? — спросила. — Не слишком шокирующий контент?

— Я потом отвечу.

— Мне продолжать?

— Продолжай.

Аня удовлетворенно кивнула.

— А теперь на сцену выхожу я, — пробормотала она.

— Ты?

Аня вся подобралась.

— Артур не наврал. Он действительно стал делать отцу искусственное дыхание. Машка в процессе не участвовала, потому что находилась в глубоком шоке. Когда сердце завелось, Артур позвонил мне. Это было как раз в тот момент, когда я вышла из бара покурить.

— Помню, что тебя слишком долго не было, — вспомнила я. — Господи, так вот почему ты задержалась.

Аня подняла руку, призывая к молчанию.

— Если ты помнишь, бар находится через дорогу от их дома. Я действительно собиралась только покурить и вернуться, но мне позвонил Артур. На его счастье, я оказалась рядом.

Действовать нужно было быстро. Артур был весь в крови. Сказал, что кровь не его, а отцовская. Связно говорить не мог — его трясло. Я сразу поняла, что Машку нужно спасать. Тут же приказала вызвать «Скорую». Впрочем, они и сами уже хотели это сделать. Пока вызывали, я позвонила одному знакомому, у которого был опыт в подобных делах.

— Какому знакомому? В каких делах? — не выдержала я.

— Генрих Полетов, продюсер Волкова. Он в девяностых занимался сбором дани с «челноков». Один из них не захотел делиться, так Полетов своими руками присвоил ему первую группу инвалидности. Конечно, он умел заметать следы. Не смотри на меня так! Он пытался помочь!

Она закусила губу, стараясь сдержать слезы.

Я открыла рот, чтобы возразить, но вовремя одумалась. Как Генрих Полетов мог собственноручно избить человека, если, по словам его дочери, он не переносит вид крови? Но это уточнение подвело бы Катю, тщательно скрывающую от отца связь с Замбергом. Если Аня не в курсе, что Катя — дочь Полетова, то лучше об этом при ней не упоминать.

— Что он с ним сделал? — спросила я.

— Кто? С кем? — не поняла Аня.

— Ты сказала, что Полетов изувечил кого-то и теперь тот на всю жизнь остался инвалидом. Что он с ним сделал?

— Он не сам, потому что не хотел марать руки. Знакомые помогли, сам Генрих всегда старался оставаться в стороне. Да зачем тебе это надо знать?

— Затем, что теперь я буду подальше держаться от этого продюсера, — сообразила я.

— Мы с ним встречались. Недолго. Разошлись, когда я поняла, что так и останусь в статусе походной жены. Мне самой противно стало. Открою тебе тайну: я ушла от него на третьем месяце. Об этом он так и не узнал.

— Ох, Ань…

— Все вышло само собой. Самопроизвольное прерывание беременности. Я тогда подумала, что это мне урок, и запретила вспоминать. Но боль-то осталась, ведь я хотела ребенка. Отношения с Генрихом мы все равно поддерживали, приходилось пересекаться на разных тусовках. А потом я перестала им болеть. Однажды посмотрела на него со стороны и поняла, что прошли все чувства. Слава богу, что так вышло.

— Время все расставило на свои места, Ань.

— Да, Жень. Кто-то точно на своем месте.

Аня закашлялась.

— Так, Охотникова, — сказала она, отдышавшись. — Не перебивай меня, еще раз прошу. Будь, блин, человеком.

— Не буду, — пообещала я и долила в бокал вино.

— Что?

— Не буду перебивать.

— Тогда слушай. Чем хорош Полетов, так это тем, что всегда готов мне помочь. На звонок ответил сразу. Выслушал, не перебивая, и сразу же понял, что от него требуется. План, Женя. Нам нужен был план! Он сказал, что если полиции представить все как покушение на убийство, то все может обойтись. По сути, это и выглядело покушением, но в сюжете должен был появиться кто-то еще — несуществующий убийца, которого не видели ни Артур, ни Маша. Не запутала я тебя?

— Нет. Все понятно.

— Пока я общалась с Полетовым, Маша позвонила в «Скорую». Она, кстати, безропотно слушалась и меня, и Артура. Правду никто не должен был узнать. Артур представил ситуацию так, словно к отцу кто-то пришел и нанес удар ножом. Сам же Артур в это время якобы был в ванной и увидел умирающего отца уже после нападения.

— И не было звука открывающейся двери, и не гремели ключи в замке, и Дмитрий никого не впускал в свой дом, — поняла я. — Но все было представлено так, словно Дмитрий сам впустил убийцу на порог.

— Да.

— Ну вы и завернули…

Аня остановила меня жестом.

— Тебе может показаться, что Димка долго лежал на полу, истекая кровью, пока я болтала с Полетовым? Нет, дорогая, все произошло очень быстро. От момента звонка Артура, который я получила возле бара, и до момента моего появления на пороге квартиры прошло пять минут. Дом-то рядом, только дорогу перейти! Столько же ушло на разговор с Артуром и созвон с Полетовым. Когда я убедилась в том, что Маша мыслит разумно, а Артур готов врать полиции напропалую, то сразу же ушла. Потом стояла напротив бара до тех пор, пока не увидела, что к дому приехали врачи и полиция. И только потом я вернулась к тебе. Поверь, мне стоило огромных усилий взять себя в руки. Поэтому я и назначила таксисту встречу с обратной стороны здания. Выйди мы через главный вход, ты бы непременно заинтересовалась синими мигалками, которые было видно через дорогу. Знаю я тебя. Потащила бы меня туда, чтобы узнать, что случи- лось.

— Подожди, подожди, — остановила я Аню. — Но я все равно оказалась у Замбергов позже.

— Потому что забыла свой телефона на кухне. Знаю, — отрезала Аня. — Кто бы мог подумать, что так все обернется? Лучше бы ты голову там забыла.

— А что изменилось бы, если бы мы сразу отправились туда, после бара? — не поняла я. — Зачем нужно было устраивать этот театр с таксистом, а затем ехать домой?

— Представь, что ты идешь на дело, — терпеливо принялась разъяснять подруга. — Пусть это будет ограбление банка. Представила?

— Запросто.

— Отлично. Вас там целая команда. Все на взводе. У каждого свои обязанности и строго определенное время для их выполнения. Каждый должен находиться на своем месте. Каждый должен мыслить четко и ясно. Представила?

— Ну и что дальше-то?

— Ты же телохранитель, — поразилась Аня. — Не догадываешься, к чему клоню? Если бы я появилась там снова, то дети бы забыли все, о чем я с ними договаривалась. Наш план полетел бы к черту.

Аня, похоже, все еще считала меня недалекой фанаткой игрушечных пистолетов.

— Ваш план полетел бы к черту в любом случае, — сказала я. — Вас бы очень скоро вывели на чистую воду. В полиции не дураки сидят.

— Ой ли? — притворно удивилась подруга. — Если бы не Машкино чистосердечное признание, то они до сих пор искали бы несуществующего убийцу, а потом дело ушло бы в архив. И Артура отпустили бы за недоказанностью.

— Ну откуда тебе знать?

— Знаю, и все. Если бы кое-кто слушал меня, а не страдал во благое дело, то все бы получилось. Но Машку мучила совесть. Истинная дочь своего непутевого отца.

Она отвернулась, дав мне понять, что больше не хочет разговаривать на эту тему.

— Ань, но Дмитрий-то все еще жив, — мягко напомнила я. — Он бы в любом случае рассказал полиции, как было дело.

— Или скрыл бы от них имя того, кто ударил его ножом, — возразила Аня. — Сдал бы свою дочь.

— Рано или поздно кто-то из них проговорился бы. И Дмитрий…

— Если бы меня пустили к нему в больницу, то он бы уже ничего никому не рассказал, — оборвала меня Аня.

И она, не выдержав, расплакалась, после чего вытолкала меня из квартиры. Мне ничего не оставалось, кроме как уйти домой. Я и сама не хотела у нее оставаться.

Видеть сильную женщину плачущей? Увольте. Не хочу.

Тетя Мила спала. Я тихонько пробралась на кухню и налила стакан воды. В сон не тянуло.

Несмотря на поздний час, Саймон тут же ответил на звонок.

— Как ты? — спросила я, водя пальцем по запотевшей стенке стакана. — Как прошла экскурсия?

— Отлично. Сделал кучу снимков, отметил на карте интересные места. И навестил одного знакомого.

Это было уже интересно.

— Ты не говорил, что кого-то знаешь в Тарасове, — удивилась я. — И кто это?

— Довольно известный исполнитель. Зовут Макар Волков. Познакомить?

— Ты серьезно или гонишь?

— Что за тюремный жаргон, Евгения! — осуждающе произнес Саймон.

— Ты заезжал к Волкову? И тебя пропустили? Зачем ты к нему поехал? Как ты вообще оказался в тех местах?

— Маршрут как раз проходил мимо поселка, — объяснил Саймон. — Я решил потеряться и отстать от группы. А к Макару пошел все по той же причине. Документальный фильм.

— Ты же не режиссер, хоть и живешь в Голливуде, — простонала я.

— Я принимал участие в массовке и бегал за кофе для операторов.

— Это правда?

— Да.

— В каком фильме?

— «Властелин колец».

— В какой сцене?

— Не помню.

— Расскажешь обо всем завтра, — решила я.

Саймон захохотал.

— Чего веселишься? — не поняла я.

— В который раз слышу от тебя эту фразу, — сквозь смех сказал он. — Звучит, как анекдот.

Поспорить с этим было трудно, но реакция на мое очередное обещание порадовала. Саймон был очень легким в общении человеком, с которым и поссориться-то, наверное, невозможно. Никаких амбиций, никакого высокомерия. Добрая сотня килограммов позитива и понимания. Будь у меня такой парень, я бы даже в магазин его не отпустила — уведут же.

— Почему ты еще не лег?

— Ждал твоего звонка, — ответил Саймон, и я в буквальном смысле «услышала» его улыбку. — Или крепко спал, пока ты меня не разбудила. Выбирай удобный для себя вариант.

— Выбираю первый. Не хочется думать, что я ворвалась в твой сон. До завтра?

— Если повезет, — снова рассмеялся он.

Решив, что теперь я просто обязана посвятить своему «викингу» как минимум два дня, я наконец-то легла в постель и поклялась ни о чем не думать на ночь.

А не думать не получалось. Теперь, зная, как все было на самом деле, я по-другому увидела и Машу, и Дмитрия, и остальных. Все оказались не теми, какими хотели казаться. Почему Артур решил прикрыть сестру? По сути ему это было совсем не на руку. Ложь открылась бы очень скоро. Северский не глуп, он бы быстренько расставил все по своим местам. Он бы сразу увидел все несостыковки в показаниях брата и сестры.

Из-за стены послышалось бормотание. Тетя Мила иногда разговаривала во сне. Кроме острого прилива нежности я испытала чувство зависти. Это была такая здоровая зависть к способности некоторых людей крепко спать по ночам.

В девять утра я выползла из своей комнаты и обалдела. На диване сидела Аня.

— Не поняла, — протянула я.

— Проснулась, — ворчливо отозвалась подруга.

— Что такое? А где тетя Мила?

— Тетя Мила на кухне. Спасибо ей за то, что впустила. А ведь могла бы и сковородой по башке дать.

— Подожди минутку.

Я быстро оделась и почистила зубы. Аня терпеливо ждала меня в комнате.

— Ну и что ты тут делаешь? — спросила я, усевшись рядом.

— Я могла бы позвонить, но решила сказать лично, — заявила Аня.

— Говори.

— Я вчера слишком много тебе наговорила.

— Излила душу и была откровенной, — поправила я.

— И накричала на тебя. Понимаешь ли, я не хотела…

— Понимаю.

— На душе теперь осадок, — призналась Аня. — Хотелось бы от него избавиться.

Она говорила про чувство вины, но не могла назвать вещи своими именами. Вчера, под вино, она призналась мне в том, о чем вряд ли расскажет кому-то еще. О том, что нашла в лице Дмитрия и его детей отдушину в своей несчастливой и одинокой жизни. О том, что готова для спасения Маши и Артура преступить закон. Сделать то, чего никогда не простила бы себе. В курсе ли брат и сестра, зачем Аня добивалась разрешения навестить их отца, пока он находился в тяжелом состоянии и не мог сопротивляться при всем желании? Самый подходящий момент для того, чтобы заставить его замолчать, потому что он видел, кто ударил его ножом.

Аня не могла этого допустить. Но Маша сломала все ее планы. Вот уж кого совесть мучила не меньше.

Врали все. Анна, Полетов, Артур, Маша и даже хрупкая Катя, которая вообще не тянула на звание главной лгуньи. Каждый что-то скрывал и мучился. Но Маша оказалась единственной, кто быстро понял, что жить с таким грузом на душе попросту не сможет.

Интересно, знала ли она, что Аня хотела убить Дмитрия, пока он был в больнице? Посвятила ли Аня ее в свои планы? Скорее всего нет. А вот насчет Артура у меня были сомнения. Он как раз мог знать о планах моей подруги и пронести семейную тайну сквозь годы.

Если бы не дочь Замберга, то так бы, наверное, и было. Но не случилось.

Успокаивать подругу я не хотела. Называть ее вчерашние откровения никчемными переживаниями не желала. Это было не так. И делать вид, что смогу все забыть, тем более не могла. Ей теперь с этим жить.

— Ты ничего не должна мне объяснять, — сказала я Ане. — Собственно, это не мое дело. Но я хочу быть уверена в том, что ты больше ничего не будешь предпринимать ни в отношении Маши, ни в отношении Дмитрия. Он выйдет из больницы и вернется к семье. Ему ничто не будет угрожать. Ты понимаешь, о чем я?

Аня посмотрела мне в глаза.

— Не знаю, как мне это пришло в голову, — ответила она. — Когда Артур сказал, что Машка напала на отца и зарезала его, то первой мыслью было схватить их обоих и сбежать куда-нибудь. А потом как в дурмане все.

— Но все живы, верно?

Она сразу поняла, о ком речь, и облегченно выдохнула.

— Димка будет жить. Вчера пришел в себя и сразу спросил, все ли в порядке с детьми.

— Кто тебе передал его слова? — недоверчиво спросила я.

— Его лечащий врач, а ему — медсестра, которая была в палате. Я дозвонилась-таки. Нормальный мужик оказался. Объяснила, что я друг семьи, а дети в стрессе. Поверил.

— А больше Дмитрий ни о чем врачу не рассказывал?.. — вкрадчиво поинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой Аня. — И вряд ли захочет рассказывать.

— Да, — согласилась я. — Это их семейное дело. И его выбор.

Аня порывисто обняла меня и встала с дивана.

— Надо работать. Наклюнулся один талантливый претендент. Композитор, мать его. Димка с ним до всего этого успел созвониться и договориться о встрече. Если дело выгорит, то хотя бы деньги получим. Все, не отвлекай меня.

— Ань, я хотела спросить.

Подруга обернулась.

— О чем?

— Зачем ты добавляла коньяк в кофе Дмитрия?

Она округлила глаза.

— Не помню такого.

— Зачем ты подсаживала его не спиртное?

Аня грустно усмехнулась. Отпираться смысла не было.

— Потому что иногда женщине требуется особое внимание. А утром он и не вспоминал об этом. Если бы не его придурочная обожательница, даже не умеющая нормально рисовать и вечно сдувающая с него пылинки, у меня бы уже была семья.

— А что же до всего этого тебе помешало ее построить? Был же шанс.

— А до всего этого я и не понимала, что он мне так нужен.

— Но захотела его убить, чтобы он не выдал Машу? — не поняла я.

— Я не знала, что он окажется настолько крепким. Поэтому о нем уже не думала. Я спасала своих детей.

Она вышла из комнаты. Тетя Мила закрыла за ней дверь, а я осталась сидеть с чашкой на диване.

Сразу после ухода подруги я позвонила Северскому и услышала его раздраженный сонный голос.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Мы не могли бы сегодня встретиться? Я могу приехать в отдел.

На заднем фоне послышался плач младенца. Следователь, наверное, женат, и я своим звонком разбудила не только его, но и маленького ребенка.

— У меня выходной, — ответил Северский и кашлянул.

— Прекрасно, — обрадовалась я. — Назначайте время и место.

— Зачем вы хотите встретиться? — все так же недовольно спросил следователь. — По какому поводу?

— Не могу говорить по телефону, — понизила я голос. — Но я не отниму много времени.

Северский чертыхнулся.

— В два часа дня я буду в вашем районе, — сообщил он.

А я и забыла, что он знает, где я живу.

— Тогда жду сигнала, — обрадовалась я. — Извините, если разбудила.

— На связи.

Капитан юстиции Виталий Андреевич Северский ради встречи со мной нарядился в белоснежный спортивный костюм и такие же ослепительные кроссовки. Мощное зрелище. От меня не ускользнуло, что встречные дамочки бросают на него заинтересованные взгляды. Я бы и сама так поступила, но девушки не знали, что видят перед собой молодого отца.

Место встречи он тоже выбрал интересное — супермаркет неподалеку от моего дома.

— Прошу прощения, что не в более спокойном месте, но нужно совместить полезное с приятным, — извинился он. — Может, и вам что-то купить нужно.

Достав из кармана список, Северский быстрым шагом пошел вперед. Он складывал в корзину подгузники, баночки с детским питанием, влажные салфетки и бумажные полотенца.

— Сколько вашему ребенку?

— Три месяца. Мы с сестрой практически не спим.

Что, простите? Опят брат с сестрой? Ребенок?

— Если бы я знала, то не стала бы так смело набирать ваш номер, — пробормотала я.

— Если бы я стал каждому встречному с умилением рассказывать о том, что у меня недавно родился племянник, то меня бы уволили, — резонно заметил Северский. — Так что за срочность?

Племянник, значит. Снова пронесло.

Миновав отдел с детскими товарами, мы наконец вошли во «взрослую» зону.

— Мне нужен ваш совет, — решилась я.

— Давайте.

— Как вы думаете, можно ли считать преступником человека, который только замышлял совершить преступление?

Северский нахмурился.

— А дело до конца не довел, я верно понимаю?

— Не довел. Хотел, но не сделал.

— По какой причине он не стал совершать преступление?

— Сначала ему что-то помешало, а потом…

— Ага. То есть он все же отправился на вылазку? — перебил меня Северский.

— Да, — призналась я.

— Окей. И что же ему помешало?

— Обстоятельства. Не смог проникнуть на объект. Это заставило его переосмыслить свой поступок. Одумался.

— Ну так пусть сделает выводы и больше не лезет туда, куда не нужно, — отрезал следователь. — Что за мотив у него был? Почему он решился пойти на преступление?

— Ради другого человека.

— Понятно.

В этот момент мы поравнялись с бакалейным отделом. Северский взял оттуда две коробки с овсянкой и бросил в тележку.

— А о ком вы говорите? — внезапно спросил он. — Я знаю этого человека?

— Нет, — замотала я головой. — Я просто гипотетически.

— Ах, гипотетически. Тогда передайте ему, что некоторые умеют читать чужие мысли.

— Не поняла, — растерялась я.

— Вам и не нужно, — отрезал Северский, взглянул на массивные наручные часы.

— У меня осталось мало времени. Яблоки забыл. Вернемся?

Мы поспешили к отделу с овощами и фруктами.

— Вы же не по доброте душевной разрешили Маше встретиться с братом? — Я еле успевала за ним.

— Разумеется, — ответил следователь. — Их показания разнились, несмотря на то что оба были в одном месте в одно время. Они путались в мелочах. А важное всегда состоит из мелочей.

— Вы говорите про ключи?

Северский посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

— Значит, вы тоже догадались. Да, дело было именно в них. Артур очень старался привлечь внимание именно к роли этой несчастной связки ключей, тогда как мог бы ограничиться приоткрытой дверью в квартиру. Он также сильно прокололся, когда сказал, что Маша не услышала, как к отцу кто-то пришел. Ее комната расположена совсем рядом с коридором, там хорошая акустика, в комнате Маши голые стены, все звуки по дому так и гуляют. Но она почему-то ничего не слышала. А вот Артур сумел расслышать все сквозь шум воды. Сразу напрашивается мысль о том, что кто-то из них говорит неправду. Стоило надавить на нужные точки, как сестра не выдержала и во всем призналась. Я подумал, что она с собой что-то сделает в тот момент. А вы красотка — так крепко зафиксировать молодого сильного парня далеко не каждая женщина сможет.

— А орудие убийства? — вспомнила я. — Нож нигде не фигурировал. Я не слышала, чтобы вы о нем говорили.

— А нож унес с собой тот, кто помогал им замести следы. В квартире ножа не оказалось, следов крови и отпечатков на предметах, найденных в квартире и подходящих под орудие убийства, тоже не было обнаружено. Мы обыскали квартиру, подъезд и прилегающую территорию и пришли к выводу, что орудие убийства забрал с собой кто-то третий. Помощник.

Я замедлила шаг. Аня. Но мне она ничего о ноже не сказала.

— Как вы догадались, что им кто-то помогал? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.

— Еще до чистосердечного признания Марии я понял, что если бы потерпевшего действительно ранил человек, которому он открыл дверь, то вряд ли он оставил бы их в живых. Убрал бы свидетелей, понимаете? Ну не может убийца ткнуть ножом в жертву и сразу убежать, зная, что в доме есть кто-то еще.

— Почему не может? Может, — возразила я. — Зачем ему убивать тех, кто его не видел?

— А почему он не довел дело до конца и оставил Замберга истекать кровью?

— Его что-то спугнуло? — предположила я.

Северский стал набирать в пакет яблоки.

— С какой стороны двери? — спросил он.

— А… не знаю.

Северский взвесил яблоки и прилепил к пакету ценник.

— Что его могло спугнуть, Женя?

— Соседи…

— Я их допросил. Они спали.

— Вы меня запутали, — рассердилась я.

— Пойдем на кассу? — предложил следователь.

Мы встали в конец очереди.

— Вот и меня хотели запутать, — продолжил Северский. — И мы бы с ребятами еще долго чесали репу, но опер, которого я приставил к Замбергу, сообщил мне, что какая-то Анна, называющая себя другом семьи, рвется его навестить. И делает это так настойчиво, что в голову закрадываются определенные мысли. Анна очень хотела его видеть. Именно видеть, а не поговорить с врачом или передать ему что-то вкусное. Ее настойчивость все решила. Показания Марии только подтвердили мою догадку. Анна с самого начала знала обо всем и изо всех сил старалась добраться до Замберга, чтобы перекрыть ему кислород.

— Получается, что она непосредственный соучастник, — пробормотала я.

— Получается, — согласился Северский. — Сейчас оперуполномоченный как раз с ней беседует в полиции.

— Вы ее задержали?

— Сама пришла.

Саймон разложил фотографии по всему полу.

— Распечатал их прямо в отеле. Для постояльцев услуга бесплатная, — похвастался он. — Ты только посмотри, как красиво.

Разнообразие красивейших мест Тарасова и его окрестностей, конечно, поражало. Погода в тот день менялась несколько раз, и серия снимков запечатлела все метаморфозы. Серое небо с обрывками туч, залитый солнечным светом перекресток, дорожная развилка, разводящая трассу на две заасфальтированные кривые, покосившаяся скамейка в парке, целующаяся на стройке парочка, плачущий ребенок на руках у растрепанной мамы, редкие одичавшие березки на обочине. Саймону удалось увидеть окружающий мир таким, каким он был на самом деле. Просто во время постоянной движухи разнообразные фрагменты сливаются в сплошную линию, а там уже поди разбери подробности, из которых и складывается каждый день.

Для лучшего просмотра фотографий мы разместились на полу в его номере.

— Это для твоего фильма?

— Еще не решил.

На одном из снимков я увидела Макара Волкова. Он удивленно смотрел в объектив. Портрет получился живым, настоящим.

— Кстати, как вы с ним посидели? — спросила я.

— Очень гостеприимный мужик, — признался Саймон. — Попробую сделать о нем сюжет, но получится ли его протолкнуть? Не знаю. Какой-то он доверчивый. И не скажешь, что знаменитость.

— Согласна. А он был один или со своим продюсером?

— Нет, продюсера там не было. И хорошо, а то слишком давит. Волков, кстати, собирается сделать официальное заявление с опровержением. Взял на себя то, что не смог сделать этот… как его…

— Дмитрий Замберг? — поразилась я.

— Вот да. Он.

— Неужели все еще мучается насчет того, что поневоле сплагиатил чужую песню?

— Он и не успокаивался. Просто кто-то не проверил материал, готовый к печати, на достоверность. И так вот росчерком чужого пера сломали жизнь человеку. Если честно, я не слышал о таких людях, как этот Макар Волков. Сказали бы — не поверил. Он одержимый.

— Он не одержимый, — вздохнула я. — Просто не может быть в долгу.

В дверь постучали. Саймон с трудом поднялся на ноги и подошел к двери.

— Спасибо, — через минуту услышала я.

— Заказал нам ужин, — сообщил Саймон. — На полу или на столе?

— А ты шалун.

— Значит, на полу.

Он протянул мне поднос и, кряхтя, сел рядом. На ужин нам принесли жульен и бутылку белого вина. Я поймала себя на мысли, что еще никогда так часто не выпивала.

За окном резко потемнело, стал накрапывать дождь. Через минуту он превратился в мощный ливень, заливающий город. Слава богу, у нас не было необходимости выходить на улицу.

— Я завтра улетаю, — сообщил Саймон. — А мы с тобой так ни разу и не поговорили по душам.

— Как это улетаешь?

— На самолете. Домой.

— Ну вот, — расстроилась я. — В кои-то веки я оказалась свободна, а ты делаешь ноги. Может, останешься?

— Если я останусь, то у тебя моментально возникнет какое-то срочное дело.

Я даже спорить не стала. Все наверняка было бы именно так.