На Краю Земли. Дилогия

От Автора

Камчатка — призрачный, загадочный и таинственный Край.

Чего тут только нет: реки и ручьи, полные рыбы, скалистые горы и покатые сопки, вулканы, извергающие раскалённую лаву и целые облака странного пепла, медведи — самых разных колеров, расцветок и нравов, многопрофильные армейские полигоны, узкоглазые хитрые шаманы.

А ещё и тайные Порталы, ведущие в неизвестные Миры…

Пролог

— Гав-ввв, — выслушав рассказ хозяина, высказался Клык, мол: — «Печальная, всё же, история произошла на мысе Верпегенхукен[11]. Печальная, странная, призрачная и фатальная[12]. Соболезную… Значит, покидаем славный архипелаг Шпицберген? Всё понимаю. И даже больше… Хочешь сменить обстановку? Чтобы немного встряхнуться и очень многое обдумать? Очень-очень многое? Понятное и полезное дело… И куда же мы с тобой, приятель, перебазируемся? Если не секрет, конечно?».

— В Россию, — помолчав немного, ответил Тим. — Это очень подходящее место для планируемых мероприятий… Куда конкретно? На северо-восточный полуостров Камчатка, в бывший Корякский автономный округ. Там недавно был открыт опорный пункт нашего «Фонда охраны дикой природы». Тебе, брат хвостатый, на Камчатке обязательно понравится. Обещаю. Дикий и вольный край. В том смысле, что — Край, с самой большой буквы, без дураков. И подраться будет с кем. Да и с собачьим женским полом никаких проблем-вопросов не возникнет. Оторвёшься по полной и развёрнутой программе, обещаю…

— Гав?

— Наш славный «Bidulm-50»[13]? Оставим здесь, в Ню-Олесунне[14]. Увы… Я уже заплатил за двухгодичную аренду ангара. Да и мой любимый «Winchester Model 1912 (1934)» двадцать восьмого калибра пусть здесь повисит, на ангарной стенке. Ну, не любят в России гостей с огнестрельным оружием. Тем более, с коллекционным. Замучаешься все надлежащие разрешения-справки выправлять. Плавали — знаем.

— Гав?

— Да, два года. Быстрей, скорее всего, не получится. Извини. Но мы ещё вернёмся сюда, на острова. Обязательно. Обещаю.

— Гав?

— Медноволосая и зеленоглазая Илзе Вылкаст? Не знаю, братец, честное брутальное слово. Тут, уж, как получится. Время всё обязательно расставит на свои места. Непременно — расставит… Кстати, Клык. Придётся тебе, друг мой закадычный, познакомиться с намордником. Без него, к великому сожалению, в вертолёт не пустят. А потом, когда настанет очередь самолётов, нужно будет, и вовсе, залезать в специальную клетку… Ты как? Вытерпишь?

— Гав, — покорно откликнулся пёс-хаски, мол: — «А куда же я денусь с этой подводной лодки? Выбора-то нет. Надо, значит, надо. Ничего. Перетерплю и перебедую как-нибудь. Чай, не впервой…».

Миттельшпиль Середина Игры

А, вот, с подходящей для гидромотодельтаплана посадочной площадкой образовались незапланированные трудности. То бишь, сплошные леса, густые кустарники, травянистые луга, горы, нагорья, горушки, топкие болота и островерхие скалы.

Была, конечно же, ещё и река, ненавязчиво огибавшая Сиреневый распадок с юго-востока. Только очень уж извилистая и петлистая. Да и мелкими островками усеянная по самое не балуйся. На такую приводняться — с жизнью распрощаться…

Только со второго захода Тим высмотрел-таки светло-изумрудное озерцо, расположенное в кратере низенького (значит, очень и очень древнего), вулкана.

Подходящее такое озеро, удобное. Метров сто двадцать в диаметре. Может, и все сто сорок. Приводниться на такой площадке, да ещё и в условиях полного безветрия — не вопрос. Раз, два и всё…

Но это если приводняться на стандартном и надёжном «Bidulm-50». А если на пошлой рукотворной самоделке, собранной сугубо на основании «интернетовских» инструкций и чертежей?

Тут, уж, как повезёт.

Приводнились, понятное дело. Вернее, успешно плюхнулись…

— Нормальный вариант, — смахнув с лица озёрные изумрудные брызги, подытожил Тим. — Могло обернуться и гораздо хуже. А так-то что? Дюралевая рулевая планка слегка погнулась? Выправим. Правый пластиковый поплавок пробило? Подлатаем, предварительно воду откачав. Не вопрос. Только уже потом. На обратном пути.

— Гав! — оптимистично подтвердил из своего кресла Клык, мол: — «Прорвёмся — на раз! Мать его… Якори, братец, нашу славную птичку. Рюкзак вынимай из багажной сетки. Карабин извлекай из прорези. И, главное, ремни, меня держащие, расстёгивай»…

Они выбрались из кратера вулкана, ободрав в кровь ногти и когти, минут за сорок пять. Выбрались и, слегка осмотревшись, направились в нужную сторону.

— Прямо-таки полноценная экскурсия, посвящённая местной флоре и фауне, получается, — бодро шагая по чуть заметной тропе, комментировал Тим. — Ну, сам, Клык, посмотри, как деревья перемешаны между собой. Лиственница охотская. Ель аянская. Пихта грациозная. Тополь душистый. Черёмуха азиатская. Рябина камчатская… Ну, как я подготовился к этой поездке? Не зря столько времени провёл в Интернете? То-то же… Опа! Грибы. Подосиновики. Подберёзовики. Маслята. Моховики. «Колосовики», понятное дело, самый первый слой… Да и с ягодой здесь всё в полном порядке: жимолость, голубика, водяника, смородина-дикуша, клоповка[15], костяника… Серые куропатки активно перепархивают в низеньких кустиках. Рыжая белка рассерженно цокает, свешиваясь с толстой сосновой ветки. А вон упитанный тарбаган прошмыгнул…

Вскоре впереди показалась река, за которой и находился искомый Сиреневый распадок.

— Солидный такой водоток, — выйдя на низкий речной берег, сообщил Тим. — Шириной метров тринадцать-пятнадцать будет, течение приличное, да и глубиной, судя по всему, не обделён. Пятнистая форелька задорно плещется. А, быть может, и молодь камчатского гольца… Ладно, не беда. Будем готовиться к форсированию. Точка.

Он оперативно разделся до трусов, сложил сапоги и одежду в тощий рюкзак, а его — в свою очередь — пристроил, придерживая левой рукой, на голове. После этого поднял вверх правую руку, в ладони которой было зажато ложе карабина, и, набрав полную грудь воздуха, вошёл по щиколотку в серо-голубоватую воду.

— Холодная какая! — непроизвольно охнул-выдохнул Тим. — И слепни с оводами, сволочи оголодавшие, жалятся безбожно… Клык, а ты почему не переправляешься? Ждёшь отдельного приглашения?

— Гав! — сердито отозвался хаски, бело-чёрная холка которого значимо встопорщилась, образовав боевой гребень. — Гав-в!

— Звериным духом, говоришь, несёт? Причём, очень и очень? Практически нестерпимо?

— Ры-ы-ы! — донеслось с противоположного берега, и из густого ракитника на овальную полянку вывалил огромный буро-пегий медведь.

Вывалил, поднялся на дыбы, активно замахал передними когтистыми лапами и, выставив на всеобщее обозрение огромные жёлто-чёрные клыки, угрожающе заблажил:

— И-и-и! Оу! Ры-ы-ы-ы!

— Ры-ы-ы-ы-ы. Оу-у-у-у…, — разнеслось над рекой.

Чуткое камчатское эхо подключилось к процессу?

— Если бы, блин горелый, эхо, — повертев головой по сторонам, недовольно пробормотал Тим. — Вон, на длинной каменной гряде, ещё парочка рыжих мишек устроилась. И в узкой лощине, поросшей молоденькой лиственницей, чуть заметно колышется чёрное пятно. А вон ещё… И все они, как один, активно упражняются в медвежьих гаммах. Какофония сплошная, очень неприятная для ушей… Сколько же их здесь? Один, два, три…, восемь, девять… Штук пятнадцать будет. Не меньше. Охренеть и не встать…

Он неторопливо вышел из воды, сбросил рюкзак на тёмно-жёлтый песок и, взяв карабин двумя ладонями, звонко клацнул затвором.

Медвежья блажь, словно по чьей-то команде, стихла.

— Гав, — окончательно расстроился Клык, мол: — «Попрятались, суки рваные. Вернее, по засадам затихарились, морды клыкастые… И что теперь, братец, делать? А?».

— Не знаю, — неуверенно передёрнул плечами Тим. — Пальнуть пару раз в ту сторону, дабы напугать этих косолапых уродов? Во-первых, мудрый внутренний голос мне любезно подсказывает, что они не испугаются. Во-вторых, Ворон услышит звуки выстрелов и непременно насторожится. А хотелось бы, как и планировали, нагрянуть к нему в гости внезапно, словно осенний снег на голову… Ладно, придётся, судя по всему, искать другие пути. Насквозь обходные и альтернативные, понятное дело… Да, не соврал тогда Михась. Похоже, что камчатские медведи, действительно, жмутся к жилищу Скрывающего Ворона. И мало того, что жмутся, так ещё и его шаманский покой старательно оберегают.

— Гав.

— Предлагаешь подумать о возвращении в Ключи? Мол, день рождения, праздничный стол, гости и всё такое прочее? Пожалуй, ты прав, старина. Двигаем к «Ласточке». Точка на сегодня…

Глава первая Негостеприимный город и человек-паук

Самолёт, вылетевший почти девять с половиной часов тому назад из Москвы белокаменной, заложив широкую обзорную дугу, подлетал к Петропавловску-Камчатскому.

Сперва — в иллюминаторе — над горизонтом поднялся величественный конус вулкана, увенчанный белой шапкой снегов. Потом внизу появилась знаменитая Авачинская бухта, освещённая нежными лучами утреннего солнышка, на одном из берегов которой и располагался город.

«Нормальный такой городок», — мысленно одобрил Тим — «Разместился по склонам трёх покатых сопок — Мишенной, Петровской и Никольской. Есть и обычные городские дома, в основном, панельные пятиэтажки. Но много и частных малоэтажных строений, сбившихся в компактные районы и райончики… Сама же бухта, честно говоря, особого впечатления не производит — весь берег усеян какими-то грязно-серыми длинными и волнистыми полосками. Неужели, гниющими водорослями? Над разнокалиберными мусорными кучами активно кружат стаи наглых и упитанных чаек, а по морю гуляют, хищно облизывая многочисленные ржавые корабельные скелеты, светло-жёлтые волны. Очень грустное и откровенно-пессимистичное зрелище, сами собой возникают навязчивые ассоциации, связанные со старым заброшенным кладбищем…».

Самолёт совершил более-менее мягкую посадку. Хриплый мужской баритон, не обременяя себя излишней вежливостью, пригласил на выход.

Тим — одним из последних, как и всегда — спустился по старенькому ржавому трапу, втянул носом воздух и непроизвольно зажмурился от удовольствия: пахло близким-близким морем (вернее, Океаном), и безграничной свободой. Точно так же, как и на Шпицбергене. Практически один в один.

Он открыл глаза, с любопытством огляделся по сторонам и восхищённо помотал головой — здешние пейзажи однозначно впечатляли и завораживали.

— Да, по окружающим природным красотам этот аэропорт находится вне конкуренции, — понимающе хмыкнул пожилой упитанный дядечка, стоявший рядом и похожий (по всем визуальным признакам), на мирного и мечтательного бухгалтера. — Невероятно-изысканные и, воистину, незабываемые картинки. Покатые сопки и высоченные горы, разбавленные вулканами, подступают со всех сторон. Раз вулканчик, два, три, четыре… А над самым высоким из них и светло-серый дымок поднимается в безоблачное ярко-голубое небо. Лениво так поднимается, безо всякой угрозы. И погода нынче хороша. Июль месяц для Камчатки — самое оно. Сейчас почти что полдень, а температура окружающего воздуха находится на уровне двадцати двух-трёх градусов тепла. И днём так же будет, и вечером. И завтрашним утром… Ночью? Ну, похолодает, естественно, на несколько градусов. Но не резко так, то есть, почти незаметно для восприятия. Благодать неземная и идеальная, короче говоря. Помидоры, огурцы, кабачки и тыквы сейчас на дачных участках прут — не остановишь… Вон, какие яркие цветы на газонах. Почти как в субтропических джунглях… Но на этом, впрочем, вся приятность данного аэропорта и исчерпывается. Дальше всех нас ожидают лишь сплошные неприятности и хронические неудобства.

— Какие конкретно? — поинтересовался Тим, во всём любящий чёткий и однозначный порядок.

— Да самые различные, — прозвучал невозмутимый ответ. — Но неприятные и гадкие, извините, до стойкой и хронической блевотины…

То ли дородный дядечка сглазил, то ли так, действительно, было принято на Камчатке, но неприятности не заставили себя долго ждать — налетели, окружили со всех сторон, завертели и запутали.

Примерно в трёхстах пятидесяти метрах от самолёта располагалось серое трёхэтажное здание аэропорта, к которому и потянулись пассажиры прибывшего рейса.

— Эй, народ, стоять! — надсадно прокричал через старенький мятый мегафон низенький человечек, облачённый, не смотря на тёплую летнюю погоду, в тёмно-синюю толстую шинель. — Куда попёрлись без моей команды? А? Ну, чисто стадо горных баранов, прости Господи! Олухи царя небесного и придурки законченные…

— Мы — бараны, а ты, значит, местный пастух? — уточнил упитанный дядечка-бухгалтер.

— Что такое? — буквально-таки закипел тип в шинели. — Отставить разговорчики! До вечера хотим здесь задержаться? Вот, я вас, уродов столичных… Молчать, твари!

И Тим, послушавшись, разговаривать не стал. Он просто неторопливо подошёл к индивидууму в шинели и — толстой подошвой ботинка — отвесил под его зад крепкого пендаля.

— Ой, больно-то как. Ой, мамочка моя…, — безвольно присаживаясь на лётное поле, заблажил человечек. — Что это было?

— Ничего особенного, — язвительно усмехнулся Тим. — Обыкновенный урок вежливости. В следующий раз перед тем, как грязно выражаться и безвинных людей оскорблять, подумаешь… Ну, и куда нам идти?

— Ик…

— Успокойся, родной. Жить будешь. Куда топать-то?

— Направо, вдоль забора. Ик… Там железные ворота будут.

— Открытые, хоть?

— Распахнутые, — испуганно моргая реденькими ресницами, заверил человечек в шинели. — Ик…

— И на том, конечно, спасибо. Отдыхай, братец. Набирайся сил. Всех благ. Точка.

Двухстворчатые ярко-жёлтые ворота, действительно, оказались распахнутыми настежь. А над ними красовался старенький плакат-растяжка с надписью, выполненной блёкло-чёрными буквами: — «Добро пожаловать!».

— Очень мило, — негромко прокомментировал Тим. — Так и навевает — чёткую и малоприятную ассоциацию.

— Какую именно, молодой человек? — заинтересовался всё тот же пожилой дядечка, шагавший рядом.

— Ну, как же. Плакат аналогичного содержания, если память мне не изменяет, располагался над жёлтыми воротами концлагеря Аушвиц-Биркенау.

— Однако. Богатая у вас, юноша, фантазия. Проходим через ворота. Проходим… Меня, кстати, зовут — Александр Александрович Дунаев. Можно и по-простому — Сан Саныч. Главный инженер «Безымянного геологического треста».

— Очень приятно, — улыбнулся Тим.

— Что такое? Почему вы так улыбаетесь?

— Как — так? И не надо, ради Бога, мне «выкать». Молод я ещё.

— Э-э-э… Хищно, вот как.

— Насколько я в курсе, «Безымянный геологический трест» решил построить полноценную дорогу — от одноимённого золоторудного месторождения в сторону тихоокеанского побережья. Мол, для перевозки тяжёлого и громоздкого оборудования будущей горно-обогатительной фабрики. Это так?

— Ну, в общем-то… А почему, молодой человек, вы интересуетесь этим вопросом?

— Тимофей Белофф, старший инспектор «Фонда охраны дикой природы», ЮНЕСКО. Прозвище — Брут. Прибыл на Камчатку в качестве замены старшего инспектора Томаса Грина. Буду, как раз, курировать район полуострова, где протекает Безымянная река. В том числе, и старательно надзирать за строительством вашей дороги — в плане нарушений (или же их отсутствия), природоохранных норм и правил, а также российского и международного природоохранных Законодательств. Так что, будем работать вместе.

— Ай-яй-яй, — всерьёз запечалился Сан Саныч. — Как же так? Вот же, непруха голимая…

— Получается, что вы мне не рады?

— Совсем не рад. Врать не буду. Ни капли.

— Почему?

— Потому, парниша. Больно уж ты крут. С такими упрямыми и прямолинейными гавриками трудно договариваться о чём либо. Многократно проверено. В плане разумных компромиссов договариваться, я имею в виду.

— Почему же — трудно? — насмешливо улыбнулся Тим. — Невозможно, если по-честному. Терпеть ненавижу — компромиссы. Точка… А Томас Грин? Он шёл на компромиссы?

— Томас? Он и был-то у нас на месторождении всего один раз. Повертелся-покрутился минут сорок-пятьдесят, а потом забрался на броню и укатил.

— На броню? Это как?

— Так у нас принято выражаться, — непонятно вздохнув, объяснил Сан Саныч. — То бишь, на броню вездехода. Другими видами транспорта до Безымянного месторождения пока не добраться. Не считая вертолёта, понятное дело… Почему, именно, на броне? Можно, конечно, и внутри, если есть такое дурацкое желание. Но больно уж там жарко и душно. Да и комары донимают… Ага, вон и он, мистер Грин. Тебя, молодчик брутальный, надо полагать, встречает. Ладно, пока. Встретимся уже на месте. То есть, на строительстве дороги.

— Встретимся, понятное дело. Не вопрос…

Томас Грин — высокий и тощий шатен среднего возраста, приветственно помахав рукой, завопил на всю округу на английском языке:

— Брут, бродяга! Сколько лет, сколько зим! Давай, я тебя по плечам похлопаю.

— Хлопай, не вопрос, — разрешил Тим. — Сколько лет, спрашиваешь? Да, почитай, уже года три с половиной, как не виделись. Помнишь, как славно мы тогда, в Амстердаме, покуролесили?

— Помню, конечно, — тревожно оглядываясь по сторонам, засмущался Томас. — Разве такое позабудешь? Кошмар развратный и бескрайний. Как вспомню, так вздрогну…

— Да, ладно тебе. Давай краба, пожму.

— О-у-у!

— Что такое?

— То же, что и всегда. У тебя — по-прежнему — не ладошка, а самые натуральные клещи кузнечные.

— Извини, приятель, — повинился Тим. — В следующий раз постараюсь быть поаккуратней… Ну, что, пошли в здание?

— Зачем?

— Багаж хочу получить. И клетку с псом.

— Ты и Клыка приволок с собой? — обрадовался Томас. — Просто замечательно и очень кстати. Его чуткий собачий нос может нам здорово пригодиться… А идти никуда и не надо. Багаж сюда вывезут, вон из тех зелёненьких ворот.

— Прямо на улицу? Здесь даже навеса нет. А если, не дай Бог, дождик закапает?

— Данный нюанс никого не волнует. Никого из местного начальства, я имею в виду. По крайней мере, весной, летом и осенью. И вообще, местный аэропорт, чтобы ты знал, является самым бестолковым аэропортом в Мире… Давай-ка, отойдём в сторонку и перекурим.

— А как же багаж?

— Повторяю ещё раз — самый бестолковый и бардачный аэропорт в Мире. Поэтому в ближайшие сорок-пятьдесят минут багажа не будет. Даже и не надейся. Бесполезно…

Они отошли от толпы пассажиров рейса «Москва — Петропавловск-Камчатский» метров на сто пятьдесят, к неуклюжему забору, смонтированному из длинных алюминиевых профилей, и закурили.

Рядом располагалась высокая горка, сложенная из пустых деревянных ящиков, беспорядочно набросанных друг на друга. Впрочем, шесть ящиков были аккуратно составлены — боковыми плоскостями — друг к другу, и на этом подобии «диванчика» обнаружился неизвестный оборванец. Он возлежал на спине и, задрав жиденькую пегую бородёнку вверх, заливисто и беззаботно посапывал.

— Никак, бомж? — мимолётно улыбнулся Тим. — А я уже и подзабыл — как они, родимые, выглядят.

— Бич, — поправил дотошный Томас. — Это, извини, две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно. Как любит (обожает, так-таки!), выражаться в своих бессмертных «нетленках» великий и ужасный Александр Бушков.

— Александр Бушков? А кто это такой?

— Ну, ты, Брут, и даёшь. Темнота не культурная. Сразу видно, что уже лет десять не был на Родине.

— Почти пятнадцать.

— Это, конечно, многое объясняет… Так вот, Бушков — отличный русский писатель. Практически культовый. Даже я, будучи иностранцем, зачитываюсь его динамичными и оригинальными романами — и о реалиях современной России, и о различных фантастических Мирах. Впрочем, дело совсем и не в этом… Бич? А пусть себе спит. Он нам не мешает. Да и говорим мы на английском…

— Как ты сказал? — заинтересовался Тим. — Мол, дело совсем и не в этом? А в чём же тогда? И ещё. Про Клыка тобой тоже был выдан приметный перл. Мол: — «Его чуткий собачий нос может нам здорово пригодиться…». Нам? Я же, вроде, прибыл сюда тебе на замену? Или как?

— Ну…, э-э-э…, — озабоченно повертев головой, замялся Томас. — Я, действительно, сегодня вечером вылетаю в Москву, а уже там пересяду на ближайший рейс до Парижа. Да, свои нынешние должностные обязанности я перекладываю, Брут, на тебя. Старательно надзирай за здешними природными объектами, находящимися под опекой ЮНЕСКО. Не за всеми, конечно, а только за теми, которые расположены в северных районах полуострова, примыкающих к Корякскому нагорью. Это она и есть — моя, то есть, уже твоя зона ответственности… Впрочем, обо всех тонкостях и нюансах тебе в здешнем Представительстве нашего Фонда подробно расскажут. Отвезу, познакомлю, в гостиницу вас с Клыком заселю. А после этого вновь отбуду в аэропорт. Далее — в Москву и Париж.

— Заканчивай мне зубы заговаривать, — посоветовал Тим. — Что тут у вас происходит?

— Да, собственно, ничего…

— А почему же тогда ты, бродяга худосочный, постоянно оглядываешься по сторонам, словно бы опасаешься чего-то? Или же кого-то? Давай, соберись с мыслями. Или там с духом. Соберись и всё расскажи.

Грин, выбросив окурок под забор, тут же закурил новую сигарету. Делал одну глубокую затяжку за другой, задумчиво щурился и молчал.

А Тим и не думал его торопить. Зачем? Всё в этом Мире должно развиваться естественным путём, без нудных понуканий и избыточного насилия. В том смысле, что в идеальном случае…

Вокруг было тихо, только наглый оборванный бичара, вольготно устроившись на пустых деревянных ящиках, заливисто похрапывал во сне, да где-то вдалеке, за алюминиевым забором, изредка покрикивали ленивые камчатские чайки.

Наконец, Томас, докурив очередную сигарету до самого фильтра, решился-таки на откровения и монотонно забубнил:

— Понимаешь, Брут, я здесь обнаружил одну странную штуковину. По-настоящему странную, по-глобальному.… Ну, в том плане, что это моё неожиданное открытие может всё перевернуть с ног на голову. Причём, всё-всё-всё. То бишь, фундаментальное мировоззрение всего нашего человечества на картину общего мироустройства… Понимаешь?

— А то, — заверил Тим. — Понимаю, понятное дело. Без вопросов. Причём, железобетонно, как любит выражаться одна зеленоглазая и ужасно-симпатичная прибалтийская ведьмочка. Продолжай, братец. Продолжай…

Про себя же он подумал: — «Тоже мне, второй бином Ньютона. Мол, окружающий нас Мир гораздо сложней и многогранней, чем это принято считать… Конечно же, ясен перец, сложней. Я, например, совсем недавно лично убедился в этом. Там, на суровом Шпицбергене, повстречавшись с путешественниками во Времени, прибывшими к нам из далёкого двадцать восьмого века. Бывает, как выяснилось. Правда, ничем хорошим эта встреча не завершилась…».

— Нечего — продолжать, — вновь «спрятался в раковину» Томас. — Всё настолько глобально и серьёзно, что я до сих пор, понимая, что реально запахло Нобелевской премией, ещё ни с кем не делился конкретной информацией. Только руководству «Фонда защиты дикой природы» и ЮНЕСКО сделал несколько призрачных намёков. Вот, и получил вызов на начальственный парижский ковёр.

— А чего не делился-то?

— Нельзя, Брут, о таком сообщать всуе. Ну, там по телефону или по электронной почте.

— А как надо? — проявил настойчивость Тим.

— Только при личной доверительной беседе, плотно закрывшись в надёжном бункере. Подчёркиваю, в очень надёжном бункере, предварительно многократно проверенном на предмет отсутствия «прослушек» и прочих шпионских гадостей.

— Значит, следуешь в Париж, чтобы сообщить лично госпоже Председателю Исполнительного совета о своём сногсшибательном и невероятном открытии? Или же, наоборот, лично госпоже Генеральному директору Секретариата?

— Лучше — сразу обеим, для пущей надёжности и дополнительного спокойствия. А ещё я им и всякие фотки покажу, заснятые на мобильник. Обеим сразу…

— Понятное дело. Перестраховываешься, братец. Одобряю… А потом, проведя встречу на высшем уровне, ты надеешься вновь вернуться на Камчатку? Только уже совсем в другом статусе? Мол, руководящие дамы, проникнувшись всей важностью совершённого открытия, придумают для тебя, везунчика, особую должность с практически-неограниченными полномочиями и взрослым финансированием?

— Хотелось бы, конечно, именно такого развития событий, — неуверенно шмыгнув носом, признался Томас. — Причём, как минимум… О, багаж начали выдавать! Пошли…

Вскоре рюкзак и два кожаных баула Тима были успешно получены.

А, вот, с Клыком образовалась небольшая заминка. То есть, с его вызволением из ветеринарного изолятора аэропорта.

Как только пассажиры рейса «Москва — Петропавловск-Камчатский», получив багаж, отправились в сторону автостоянки и автобусной остановки, из неприметной боковой дверки здания аэропорта вышел плотный высокий мужчина в форменном таможенном кителе и, солидно откашлявшись, зычным голосом поинтересовался:

— Кто здесь будет — канадский подданный Тимофей Белофф? Понятно. Говорите по-русски? Просто замечательно. Прошу, мистер, пройдёмте в мой кабинет. И все документы на своего пса захватите… А это ещё кто такой? Здешний приятель? Хорошо, пусть тоже пройдёт — для полного комплекта и лучшего взаимопонимания…

Они, подхватив рюкзак и два баула, естественно, прошли.

Таможенник, оказавшийся местным ветеринарным инспектором, уселся за обшарпанный письменный стол, поюлил немного, слегка повешал на уши посетителям длинной лапши (то есть, вкратце рассказал о строгом и жёстком российском Законодательстве, регламентирующим ввоз в страну диких и домашних животных), после чего — беззастенчиво и буднично — начал вымогать крупную взятку в иностранной валюте.

— Я, если смотреть правде в глаза, буду даже покруче вашего знаменитого Верещагина. Ну, того, который так и не ушёл с баркаса, — плотоядно улыбаясь и демонстративно сжимая-разжимая пудовые кулаки, сообщил Тим. — Это в том глубинном смысле, что он мзду не брал, а я и не беру, и не даю. Зато морды и хари в полную труху разбиваю — на раз. А ещё и головы лихо вбиваю в плечи. Причём, по самые уши.

— Но-но, господин иностранный подданный, полегче, — на всякий случай отодвигаясь вместе со стулом, забеспокоился таможенник-ветеринар. — И не таких видали. Сейчас, вот, кликну полицейских…

— Кликни-кликни, служивый. Сделай такую милость. Будем разбираться по полной программе. Со всеми сразу…

— Перестаньте, балаболы хреновы, чушь пороть, — продемонстрировал великолепное знание русского языка Томас. — Обойдёмся, на этот раз, без мордобоя и полиции. Сейчас я позвоню здешнему вице-губернатору и всё улажу.

И он, достав из кармана джинсовой курточки тёмно-зелёный брусок мобильника, действительно, позвонил камчатскому вице-губернатору.

Вежливо поздоровался. Представился. Пожелал долгих лет жизни и хорошей погоды. Рассказал о высокой миссии ЮНЕСКО в Мире. Напомнил о Соглашении, заключённом между этой организацией и Россией, и подписанном, между прочим, с российской стороны Премьер-министром Дмитрием Медведевым, а также об интервью, недавно показанном по Первому телевизионному каналу, в котором вышеозначенный Премьер-министр пафосно обещал оказывать сотрудникам ЮНЕСКО, работающим на территории России, полномасштабную помощь. А после этого пошло нажаловался на работников таможни аэропорта Петропавловска-Камчатского, которые, судя по всему, совершенно разучились мышей ловить, так как, очевидно, телевизора совсем не смотрят…

Закончив кляузничать, он передал мобильный телефон откровенно-загрустившему таможеннику.

«Пошёл процесс», — мысленно ухмыльнулся Тим. — «Господин вице-губернатор орёт так, что даже мне слышны его отдельные фразы. Матерные, понятное дело. Несчастный „ветеринар“ вытянулся в струнку, постоянно громко сглатывает слюну и, того гляди, описается от страха… Эх, Россия-матушка! Проходят годы, десятилетия и века, а ничего не меняется. Ну, совершенно ничего. Всем правит, как и прежде, Его Величество Начальственный Окрик. Мать его… А если Окрика не последовало? Ну, тогда, понятное дело, можно творить всё, что угодно. То бишь, беззастенчиво „доить“ клиента по полной программе, призвав на помощь — в случае необходимости — и доблестную российскую полицию, которая, наверняка, находится в доле…».

Уже через десять минут они покинули аэропорт.

— Гав-в, — пожаловался Клык.

— За весь долгий полёт тебе даже воды ни разу не предложили? Вот же, гады дешёвые и жмоты копеечные, — искренне возмутился Тим. — Томас, надо пса срочно напоить.

— Напоим, — пообещал Грин. — Рядом с автостоянкой, где припаркована моя верная «железная лошадка», ручей протекает…

Автостоянка располагалась в двухстах пятидесяти метрах от корявого забора, ограждавшего территорию аэропорта.

— Какая же это автостоянка? — удивился Тим. — Сплошная красно-коричневая глина, усеянная крупными камнями, да обширные лужи того же паскудного цвета. И машин всего-то три. Зато злющих комаров — до беса… Слушай, а что это такое?

— Где?

— Ну, вон за этой — якобы — автостоянкой. Двухметровая тёмно-зелёная стена. На лес, вроде бы, не похоже… Что это такое?

— Местная трава, — ухмыльнулся Томас, довольный произведённым эффектом. — То бишь, обыкновенный камчатский травянистый луг. Причём, травка-то совсем и невысокая…

— Гав!

— Извини, старина. Заболтался я немного… Вот, к этой тёмно-зелёной стене и беги. Там, на границе автостоянки и луга искомый ручей и протекает. Водичка хорошая, чистая, луговая.

Клык, нетерпеливо помахивая пышным хвостом-кренделем, резво убежал в указанном направлении.

— Пошли, Брут, к моей самоходной карете, — предложил Томас. — То бишь, вон к той подержанной красной «Тойоте». Тем временем, продолжаю… Итак. Трава в этом месте относительно невысока. Во-первых, сейчас только середина июля. Во-вторых, город совсем рядом, что, естественно, тоже накладывает свой негативный отпечаток. А вот в конце августа — в южных районах полуострова — полевое разнотравье и до четырёх метров вымахивает. И названия у этих трав-цветочков весьма звучные и романтичные, — перешёл на русский язык: — Борщевик сладкий, лабазник камчатский, дудник медвежий, какалия камчатская, страусопер обыкновенный… Ещё здесь растёт папоротник орляк. По внешнему виду — самый обыкновенный папоротник, которого много и в наших канадских лесах. Только съедобный. Да-да, местные аборигены его с удовольствием кушают. И в солёном виде, и в маринованном, да и в различные салаты щедро добавляют. Более того, на Камчатке ни одно серьёзное застолье традиционно не обходится без блюд из папоротника… Черешок папоротника носит красивое название — «рахис», а сам лист называется — «вайя», что в переводе (извини, но не знаю с какого языка), означает — «пальмовая ветвь». В пищу употребляют только рахисы орляка, причем, в то время, когда листовая пластинка еще находится в зачаточном состоянии. На Камчатском полуострове верным ориентиром для сбора рахисов служит массовое цветение ландышей…

Только когда минут через семь-восемь вернулся Клык, Грин прервал своё развёрнутое ботаническое повествование.

— Гав-в-в, — объявил пёс-хаски, мол: — «Хороша водица, ничего не скажешь. Только оводов и слепней над ручьём вьётся, на мой собачий взгляд, многовато…».

— Вот же он, тот козёл, что нас утречком подрезал! — раздалось в отдалении. — Стоит рядом с красной «Тойотой».

— Точно, он! Гнида сутулая…, — и тут же последовала длинная и доходчивая матерная тирада.

Тим резко обернулся. К ним приближалась живописная и рассерженная троица: молодые широкоплечие люди, облачённые в кожаные жилетки, спортивные мешковатые штаны и разноцветные кроссовки. Один из молодчиков многозначительно сжимал в смуглых ладонях солидную бейсбольную биту.

— Ну, вот. И здесь то же самое, — подбирая с глинистой почвы увесистый булыжник, пробормотал Тим. — Клык, дружище, придётся поработать немного…

— Гав! — понятливо отозвался пёс и, угрожающе «вспучив» чёрно-белую холку, устремился вперёд.

— Рры-ыыы!

— Вован, волк! Обходит, обходит! Зубы, тварь, скалит…

— Рры-ыыы!

— Мать его, сволочь вёрткую! Ой…

— Осторожнее!

— Рры-ыыы!

Тим прицелился и сильно метнул булыжник в ярко-зелёный пластиковый бак для мусора, установленный метрах в пятнадцати.

— Бам-м-м! — разнеслось на всю округу.

— Дрын-дрын-дрын…, — это пластиковый бак весело закувыркался по камням, выступавшим из глины.

— Рры-ыыы!

— Сволочь!

— Рры-ыыы!

— Уходим…

«Тойота», тоненько взвизгнув покрышками, резко тронулась с места.

— И кого же это, братец, ты подрезал с утра?

— Гав? — сдублировал Клык.

— Ничего такого не было и в помине. Я, чтобы вы знали, самый дисциплинированный водитель на свете, — аккуратно вертя баранку, хмуро откликнулся Томас. — Обычные камчатские хулиганы. Не более того. Или, что вернее, мелкие уличные грабители.

— Ну-ну. Как же…

— Что ты имеешь в виду, Брут?

— То и имею. Этих субчиков кто-то подослал к тебе.

— Зачем?

— Наверное, чтобы покалечить, — лениво зевнул Тим. — Или даже чтобы убить. Этот «кто-то», по всей видимости, очень не хочет, чтобы ты вылетел в Париж и трепал там своим длинным языком.

— Гав! — поддержал с заднего сиденья Клык, мол: — «Так оно всё и есть. Мы с приятелем в этих делах разбираемся. Собаку, можно сказать, съели на таких мутных и скользких ситуациях…».

— Ерунду говорите… Вот же, чёрт!

— Что случилось?

— Белый «Жигуль», он и утром, когда я ехал в аэропорт, висел на хвосте. И сейчас вновь нарисовался.

— Вот, и я о том же толкую… Кому же, братец, ты со своим глобальным открытием оттоптал любимый мозоль, а? Может, всё-таки, поделишься секретной информацией?

— Гав?

— Не сейчас, — помолчав с минуту, принял решение Томас. — Вот, когда вернусь из Парижа — тогда.

— Ну, как знаешь. Хозяин — барин…

— Кстати, видишь, вдоль дороги симпатичные и приодетые девчонки неторопливо прогуливаются? Это — местные проститутки. Совсем даже и недорогие, если подходить к вопросу с европейскими мерками… Ты же, Брут, по-прежнему пользуешься услугами жриц любви?

— Нет, уже не пользуюсь, — брезгливо поморщился Тим. — Прошли те развратные времена. Навсегда. Точка.

Машина, преодолев порядка двадцати семи-восьми километров, въехала в город.

«Ага, проезжаем мимо торгового порта», — принялся мысленно комментировать Тим. — «Сплошные складские ангары и бараки, из-за которых торчат корабельные мачты. Через приоткрытое автомобильное окошко остро пахнуло морем. Вернее, йодом. То бишь, гниющими водорослями, выброшенными активным прибоем на низкий камчатский берег… Надсадно гудит старенький портовый кран, местами покрытый толстым слоем тёмно-коричневой ржавчины, солидно пыхтит невидимый трудяга-буксир… А белый „Жигуль“, тем временем, всё так же надоедливо маячит сзади. Не к добру это, ей-ей… Так-с, порт остался позади. А сейчас мы въезжаем… Куда, интересно, въезжаем?».

— Капай, — объявил Томас. — Это такое неформальное название района частной застройки Петропавловска-Камчатского. Не самое лучшее место на нашей прекрасной планете, если по-честному. В-первую очередь, по криминогенной обстановке. Хотя, с точки зрения сегодняшних реалий российской глубинки, место самое обыденное, скучное и ничем непримечательное…

Кривобокие засыпные домишки ненавязчиво чередовались с серыми строениями барачного типа и с почерневшими бревенчатыми хижинами. Впрочем, встречались и огромные уродливые коттеджи, сложенные из красно-коричневого кирпича.

— Цыгане строятся, — не дожидаясь вопросов, пояснил Грин. — Торговля наркотиками, как всем известно, приносит неплохие деньги. Впрочем, вон та трёхэтажная кирпичная вилла принадлежит младшему сыну районного начальника полиции. Бывает. Наверное, обычное совпадение… А теперь мы въезжаем в центр города… Как оно тебе, Брут?

— Обыкновенный провинциальный городишко, — равнодушно пожал плечами Тим. — Причём, без какой либо конкретной архитектуры. Все дома мало-средне-этажные. Встречаются и откровенно-старинные — деревянные. И блочные пятиэтажки советской застройки. И разномастный новодел. Зима-лето-попугай, короче говоря… О, характерная табличка, мол: — «Ленинская улица». Примечательная такая деталь.

— Приехали, граждане…

«Тойота» уверенно припарковалась возле приземистого, явно-общественного здания, построенного, судя по всему, ещё до приснопамятной Перестройки незабвенного товарища Горбачёва. Белые «Жигули» неторопливо проехали мимо.

— Камчатский театр драмы и комедии, — покидая автомобиль, пояснил Грин. — Кстати, Брут, вполне приличное заведение, рекомендую. Здесь иногда очень даже неплохо ставят русскую театральную классику. Чехова там, Островского, Ампилова. Будет свободное время, посети обязательно. Не пожалеешь, обещаю… А нам — вон в тот переулок. Там расположена неплохая частная мини-гостиница. Будем, уважаемые сотрудники ЮНЕСКО, размещать вас на временный постой. Достаём из багажника носильные вещи и шагаем… Так, подождите. Только машину поставлю на сигнализацию.

— Пик-пик-пик, — доброжелательно пропела сигнализация.

— Двинули…

Они, подхватив рюкзак и два баула, двинулись в нужном направлении.

На Ленинской улице было достаточно людно, многочисленные прохожие, мешая друг другу, активно сновали по узким тротуарам в противоположные стороны. Поэтому и скорость передвижения была, отнюдь, невысокой.

Они прошли от силы метров сто двадцать-тридцать, когда со стороны Камчатского театра драмы и комедии тревожно завыло-запиликало:

— Иу-иу-иу!

— Стойте, — ставя кожаный баул на тротуар, скомандовал Томас. — Это моя автомобильная сигнализация сработала. Старенькая, постоянно капризничает. Надо отключить. Я быстро. Ждите…

Вежливо раскланиваясь со встречными прохожими, он двинулся назад.

А ещё через несколько минут визгливый женский голос отчаянно завопил:

— Мужчине плохо! Вызывайте «Скорую»!

— Здесь оставайся, — оперативно избавляясь от поклажи, велел Тим. — Вещи сторожи.

— Гав-в.

— Сторожи и никуда не отходи. Я сказал…

Он, умело продираясь сквозь толпу зевак, машинально отметил удалявшуюся тёмно-бежевую спину. Почему — отметил? Во-первых, спина была узкой, сильной и хищной. А, во-вторых, больно уж активно эта самая спина удалялась от места происшествия.

Грин безвольно лежал на тротуаре, крепко прижав ладони к животу, а из уголка его рта медленно вытекала-струилась тоненькая струйка ярко-алой крови.

«Не жилец», — всмотревшись в остекленевшие глаза приятеля, машинально отметил Тим.

Он осторожно подсунул ладонь правой руки под затылок Томаса, тихонечко приподнял его голову и спросил:

— Кто это был, дружище? Ты его узнал?

— Ш-ш-ш, — едва слышно прошипел Грин. — Ш-ш-ш…

— Кто? Ну, скажи, пожалуйста.

— Ша…, ша… Ш-ш-ш…

По телу Томаса пробежала болезненная судорога. Его глаза потухли и медленно закрылись.

— Умер, — невозмутимо известил кто-то из зевак. — Надо полицию вызвать…

Тим побежал прямо по проезжей части, ловко лавируя между встречными, отчаянно-сигналившими машинами. Естественно, в ту сторону, куда отправилась подозрительная хищная спина.

Вот, среди прохожих промелькнуло тёмно-бежевое пятно.

Неизвестный человек (злодей и убийца?), встревоженный частыми автомобильными гудками, обернулся.

«Пегая козлиная бородка? Это же бич из аэропорта!», — опознал человека Тим. — «Только избавился, гад, от лохмотьев и переоделся в неприметный спортивный костюм… Ну, гнида штопаная, сейчас я тебя достану! Достану, и пока не прибыла доблестная российская полиция, проведу допрос. По жёсткой схеме проведу, понятное дело. По очень и очень жёсткой…».

Бич заметил погоню и тоже, расталкивая прохожих, побежал. А потом свернул в одну из боковых улиц.

Началась классическая погоня «в городских условиях»: переулки, улочки, проходные дворы, «прятки» среди рядов натянутых верёвок с постельным бельём, вывешенным на просушку, улочки, проулки, проходные дворы…

В какой-то момент впереди раздался тоненький звон.

«Это он какое-то холодное оружие выбросил», — понял Тим. — «Например, заточку. Или же нож-выкидуху…».

Очередной проходной двор. Крутой поворот. До бежевой спины оставалось порядка пятнадцати-семнадцати метров, а за ней возвышалась тёмно-красная кирпичная стена, покрытая жёлто-фиолетовыми лишайниками и густой сетью глубоких трещин.

«Вот и всё. Отбегали. Тупик», — притормаживая, мысленно усмехнулся Тим. — «Высота стены находится на уровне шести с половиной метров… Ну, что, дружок бородатый? Сразу сдашься? Или же, сугубо для разнообразия, чуток подерёмся, изображая из себя героев бодрых американских блокбастеров?».

Он не угадал. Неизвестный убийца, не снижая скорости, приблизился к кирпичной преграде вплотную и…

Раз, раз, раз, помещая пальцы рук в трещины на кладке, ловко перебрался через стену.

— Ну, надо же! — остановившись, расстроенно выдохнул Тим. — Человек-паук какой-то, мать его… Да, необычная техника преодоления высотных препятствий. Ничего не скажешь. Откровенно-нездешняя…

Глава вторая Ворох информации и вулканический пепел

Дальше началась рутина. Серая такая, как форма у российских полицейских. А ещё очень скучная и, априори, бесполезная. Дача показаний в дежурной части, короткий и формальный разговор с прокурорским следователем, долгая и пространная беседа с неприметным сотрудником ФСБ.

Тиму в какой-то момент даже показалось, что этим служивым людям (и поодиночке, и всем вместе), хотелось только одного, а именно, незамедлительно арестовать его, Тимофея Белофф. Арестовать, а потом, применив самые разнообразные и изощрённые способы-методы, добиться признательных показаний… Признательных показаний — в чём? Ну, как же. Конечно, в преднамеренном и тщательно-спланированном убийстве Томаса Грина, канадского подданного. И если бы не «корочка» старшего инспектора ЮНЕСКО… То что, собственно, было бы? Да всё, что угодно. Кроме хорошего, доброго и светлого, ясен пень. Мать его пеньковую…

Уже потом, почти через пять с половиной часов, и Чак Мунтяну — глава Представительства «Фонда охраны дикой природы» на Камчатке — полностью согласился с этой версией.

Так-таки сразу и согласился?

Конечно же, не сразу. Сперва он приехал в «копайское» районное УВД (выброшенная заточка была обнаружена именно на их территории), вытащил Тима и Клыка из тамошнего ИВС (изолятора временного содержания), любезно помог сложить в автомобильный багажник рюкзак и баулы, усадил в машину, внимательно выслушал и только после этого согласился:

— Обычная и насквозь знакомая история. Указания Высшего руководства страны в России привыкли воспринимать буквально. Традиции такие, овеянные седой древностью.

— Это в каком же смысле? — заинтересовался Тим.

— Конечно же, сугубо в философском, — покровительственно усмехнулся Мунтяну (пятидесятилетний седовласый и хитрый румын). — Мол, всегда прислушивайся к речам непогрешимых Руководителей, транслируемых по центральным телеканалам, и будет тебе счастье. В том плане, что безудержный и однозначный карьерный рост. Или же, наоборот, сладкая стабильность. Тут, уж, кому как… Понимаешь, старший инспектор, совсем недавно здешний Премьер-министр выступал по телевизору. То бишь, пафосно вещал о наиважнейших целях и задачах, стоящих перед российским МВД и Прокуратурой. Из его слов выходило, что главный приоритет в деятельности местных правоохранителей — это не поиск и изобличение закоренелых преступников, а, наоборот, целенаправленная и эффективная профилактика преступлений… А как можно установить — проводилась ли кропотливая профилактическая работа? Или же нет?

— Не знаю, — по-честному признался Тим.

— Разочаровываешь ты меня, Брут, своей несообразительностью. Не ожидал. Это же так элементарно… Допустим, на конкретной территории было, вопреки всему и вся, совершено серьёзное преступление. Но оперативникам и следователям удалось раскрыть его в рекордно-короткие сроки, то бишь, по горячим следам. Значит — что?

— Что?

— А то, что серьёзная профилактическая работа — однозначно и без всяких сомнений — проводилась. Мол, работники полиции и Прокуратуры так хорошо знают окружающую их криминогенную обстановку, что раскрыли совершённое преступление почти сразу. Молодцы. Знать, правильно понимают высокие начальственные указания… Вот и с убийством Томаса Грина та же история. Сегодня российские правоохранительные органы заинтересованы найти и арестовать преступника как можно быстрее. Ну, очень-очень заинтересованы. Копытами бьют и, буквально-таки, землю роют курносыми носами … Найти сразу не получилось? Жаль. Следовательно, и интерес начинает постепенно гаснуть-таять. А когда он полностью растает, то тогда на свет и родится очередной красавец «глухарь»…

— И зачем им это надо? Следователям и оперативникам? В плане, тупо исполнять начальственные указания и хотелки? Ради ускоренного роста по карьерной лестнице?

— Гав? — подключился с заднего сиденья Клык.

— Ну, вы, орлы островные, и даёте! — развеселился Мунтяну. — Какая — в одно всем нам известное место — карьера? Всё дело — сугубо в месте жительства. Петропавловск-Камчатский, если смотреть правде в глаза, является жуткой дырой — провинциальной, стабильно-сонной, законченной и полностью-бесперспективной. Полностью. И очень многие жители города мечтают — свинтить отсюда со страшной скоростью. В том числе, конечно, и работники правоохранительной системы… Но легко сказать — свинтить, а трудно это сделать. Практически невозможно… Кто этих потенциальных переселенцев ждёт там, на Большой Земле? Что с жильём? Что с работой? Да ничего хорошего, головняк сплошной и законченный… А если, допустим, выслужиться? То бишь, на деле доказать своё уменье понимать — с первого же намёка — вышестоящих персон? И не только понимать, но и послушно следовать в нужном направлении? Глядишь, и переведут в какое-нибудь более приличное и цивилизованное место. Например, в Хабаровск или Владивосток. И даже в Новосибирск или Иркутск… Санкт-Петербург и Москва? Ну, это уже на уровне отвязанной фантастики и пьяненьких галлюцинаций… Значит, Брут, ты не видел лица убийцы?

— Нет, к сожалению, только спину. Я её подробно обрисовал ментам. В том смысле, что камчатским полицейским, мечтающим, по вашим же словам, босс, свинтить отсюда — со скоростью звука.

— Всё понятно. Поехали, коллеги, заселяться в гостиницу. Покушаете, отдохнёте. А уже завтра с утра попрошу заскочить ко мне в Представительство. По делу поговорим. Объясню ближайшие цели и задачи. Проинструктирую — относительно местных нравов и реалий. Денежек подкину — в качестве полевых и командировочных…

Получается, что Тим ничего толком и не рассказал — ни полицейским и следователю, ни главе Представительства «Фонда охраны дикой природы»? Ни про некое загадочное глобальное открытие, сделанное покойным Томасом Грином? Ни про нападение неизвестной троицы на автомобильной стоянке аэропорта? Ни про приставучие белые «Жигули»? Ни про оборванного бородатого бича, оказавшегося подлым убийцей?

Нет, не рассказал. Ни словечка. Даже не намекнул.

Почему?

Трудно сказать. Наверное, чисто по наитию. Не более того. Мол: — «Мой же друг погиб, а не чей-то там. Поэтому я лично разберусь с этим мутным и запутанным делом. Наизнанку вывернусь, но разберусь. И Клык мне в этом обязательно поможет. Справимся и вдвоём. Точка…».

Мини-гостиница, рекомендованная Чаком, оказалась на удивление приличной: чистенько, тихо, вежливый персонал, и Клыка поселили без всяческих проблем, то есть, даже не взглянув на толстую кипу справок и разрешений, предоставленную Тимом. Да и их студия-апартаменты никаких нареканий не вызвала: душ, туалет, стол, стулья, парочка шкафов, тумба с телевизором, удобная кровать, толстый коврик для пса, уютная кухонька, оборудованная в дальнем торце помещения. А когда по первой же просьбе в номер (уже через пять-шесть минут), были доставлены и все запрошенные продукты, Тим искренне зауважал малый российский бизнес.

Какие продукты были запрошены и доставлены? Те же, что и всегда: чёрный хлеб, помидоры, огурцы, сметана, соль, пельмени, крепкое пиво (в данном случае — «Балтика-9»), пяток сырых куриных яиц и пару ломтей подкопчённого бекона (для утренней яичницы), а также говядина для верного хаски.

Пельмени были отварены, помещены в глубокую фаянсовую тарелку и облиты сметаной, банки с пивом вскрыты, говядина (аргентинская, как и на Шпицбергене), разморожена в микроволновке, порезана на порционные куски и выложена в широкую пластмассовую миску.

— Гав-в, — плотоядно облизываясь, предложил Клык, мол: — «А не пообедать ли нам? В том плане, что и поужинать заодно? А ещё было бы неплохо, братец, чтобы ты и информацией поделился, а то я, судя по всему, многое пропустил. Сперва в изоляторе парился. Потом бегал к луговому ручью на водопой. А после этого, и вовсе, сидя на тротуаре, вещи охранял. Так что, рассказывай. Только, если можно, поподробней, ничего не пропуская…».

И Тим — в перерывах между поглощением пельменей и пивным «бульканьем» — всё и рассказал. То бишь, то, что утаил от российских правоохранителей и Чака Мунтяну.

— Гав, гав, гав, — предварительно вылизав до блеска опустевшую пластмассовую миску, высказался пёс, мол: — «Печальная и запутанная история, спора нет. Неведомые глобальные открытия, способные перевернуть мировоззрение всего человечества, понимаешь. Слежка. Насквозь надуманное нападение на автостоянке. Бородатый оборванный бич, оказавшийся „человеком-пауком“. Заточка, профессионально воткнутая в область солнечного сплетения. Хладный труп… Говоришь, что мобильный телефон Томаса бесследно исчез? Вместе с фотографиями, которыми он собирался хвастаться в Париже? Да, дела-делишки… Судя по всему, нам с тобой, братец, придётся знатно попотеть. Для того чтобы распутать это запутанное дело, я имею в виду. И попотеть, и головы на совесть поломать. Ничего, чай, не впервой. Справимся…»

— Конечно, справимся, — подтвердил Тим. — А с чего ты посоветуешь начать расследование?

— Гав, гав-в, — мол: — «Элементарно, Ватсон. Судя по всему, это загадочное глобальное открытие было сделано совсем недавно. Скорее всего, две-три недели тому назад. Может, и с месяц. Надо срочно установить, какие места инспектор Грин посещал в означенный временной отрезок и с кем плотно общался. Дальше — ничего сложного. Надо, просто-напросто, повторить открытие Томаса. А также выяснить, кому оно — как острый нож возле нежного горла. Ничего хитрого… Дружище, подложи-ка мне ещё говядинки. Если, понятное дело, не жалко…»

Утром — после лёгкой зарядки, стандартных туалетно-душевых процедур и плотного завтрака — они отправились в Представительство «Фонда охраны дикой природы».

Пешочком, естественно, отправились и за двадцать пять минут успешно дошагали до улицы Красинцев.

— Гав! — восторженно высказался Клык, мол: — «По местным периферийным меркам — самый натуральный небоскрёб. Этажей одиннадцать-двенадцать будет, не считая высокого цокольного и мансардных помещений… А как сусальным золотом в солнечных лучах отливает! Офигеть и не встать… Самый шикарный бизнес-центр в городе, понятное дело. ЮНЕСКО марку держит, как это и положено по высокому статусу…».

На ресепшне, рядом со стандартной металлической «вертушкой», их уже ждал заранее выписанный пропуск.

— Собак полагается пускать только в намордниках, — сурово нахмурив кустистые брови, сообщил пожилой охранник.

— Тяф, тяф, — просительно отметился Клык, мол: — «Я очень тихий, добрый и мирный. Практически щенок беззубый. Честное и благородное слово. Последним гадом буду… Пропустите, пожалуйста, милый и славный дяденька…».

— Да и не собака он, вовсе, — поддержал друга Тим. — А полноценный и заслуженный сотрудник славного «Фонда охраны дикой природы». Краса и гордость ЮНЕСКО, образно выражаясь. А ещё, ко всему прочему, и звезда многочисленных телевизионных репортажей знаменитого медиа-холдинга «На Краю Земли». Да и на их сайтах целая куча фотографий этого героического пса выложена… Неужели не видели?

— Ладно, проходите…

Офис Представительства располагался на восьмом этаже здания.

— Можно? — приоткрыв нужную светло-серую дверь, поинтересовался Тим.

— Проходите, друзья, — радушно пригласил Чак Мунтяну. — Присаживайтесь, устраивайтесь и будьте как дома. Вот, кстати. Это, Брут, тебе, — указал рукой на чёрный кейс, лежавший на кресле тёмно-бордовой кожи. — Наследство от покойного инспектора Грина. Там находятся его путевые дневники, промежуточные отчёты и прочие рабочие материалы. На досуге обязательно ознакомься. Может, и пригодится, — печально вздохнув, пояснил: — Томас снимал двухкомнатную квартиру в частном секторе. Час назад я туда заскочил, да и вывез все вещички. Чемоданы с одеждой и прочими бытовыми мелочами отправим его родным, в Канаду. Вместе с телом. А кейс, он казённый, с инвентарным номером. То бишь, выданный Фондом для работы. Теперь, Брут, он к тебе переходит — как к полноправному приемнику выбывшего сотрудника.

— Странное дело…

— Что здесь странного, старший инспектор?

— Ну, как же. Я думал, что все вещи убитого сперва должен осмотреть следователь. И не только осмотреть, но и тщательно изучить. Вдруг, это поможет раскрыть преступление?

— Следствие уже завершено. Преступник пойман (заметь, по горячим следам, как и предписано!), полностью изобличён и даже дал чистосердечные признательные показания. Дело закрыто и готовится к передаче в суд.

— Как такое, мать его, может быть? — опешил Тим. — Не верю… И кто же, в конце-то концов, оказался убийцей? Кто?

— Не надо так напрягаться, Брут, — посоветовал седовласый румын. — Хладнокровнее надо быть… Кто, спрашиваешь, убийца? Наркоман с десятилетним стажем. Во всём сознался. Мол, находился в процессе хронической ломки, а денег на очередную «дозу» не было. Само нападение помнит плохо, как в тумане. Ударил чем-то, наспех обшарил карманы упавшего мужчины и убежал. Деньги из портмоне вытащил, а сам кошелёк выбросил в какой-то канализационный люк. В какой именно — не помнит. Трофейный мобильный телефон продал незнакомому гражданину на местном «блошином рынке». Про внешность покупателя ничего конкретного сказать не может. Так как сделка осуществлялась поздней ночью, в темноте, а сам он на тот момент уже находился под наркотическим «кайфом». Вот, собственно, и вся история.

— Полный и законченный бред! Наркоман с десятилетним стажем бегает по городу со скоростью спринтера? Причём, так, что я за десять-двенадцать минут погони не смог его догнать? А потом, и вовсе, находясь в состоянии хронической наркотической ломки, перемахнул — за несколько секунд и без особого труда — через кирпичную стену высотой в шесть с половиной метров? Ерунда ерундовая. Не верю…

— Может, и ерунда. А может, и нет. Как бы там ни было, но на ручке заточки (орудия преступления), обнаружены чёткие отпечатки пальцев именно этого наркомана.

— Серьёзно? — задумался Тим. — Это, конечно, всё меняет. Причём, полностью и в корне… Вот же, блин горелый. Кто бы мог подумать…

— Гав, — недоумённо помотал ушастой головой Клык.

— Ха-ха-ха! — неожиданно развеселился Мунтяну. — Ха-ха-ха! Вы что, сотрудники, притворяетесь? То бишь, «дурочку включили»? Или же всерьёз не догоняете? Естественно, что эти отпечатки «искусственные». То есть, оставленные уже задним числом. Скорее всего, на сегодняшнем рассвете, часов через пятнадцать-семнадцать после совершения убийства.

— Задним числом? Искусственные? Но это же незаконно… Хотя, о чём это я? Мы же в России…

— Вот, именно. И не надо, старший инспектор, так осуждающе качать головой. Как утверждает одна гениальная русская поговорка: — «В каждой избушке — свои погремушки…». Скажу вам по большому секрету, что и в моей Румынии тоже хватает мутных и скользких реалий, некоторые из которых даже покруче российских будут. Так всегда и везде бывает, когда Власти пекутся о чём угодно — только не о справедливости…

— Да вы, босс, философ, — криво усмехнулся Тим.

— Есть такое дело. К чему, собственно, скрывать? Впрочем, в нашем Фонде только философы и работают, а все остальные долго не задерживаются — очень быстро подают заявления об увольнении, после чего дружно отправляются на поиски более хлебных и тёплых мест… Наверное, интересуешься… Пардон. Наверное, сотрудники, интересуетесь, почему этот наркоман подписал признательные показания?

— Да, хотелось бы понять.

— Гав.

— Конечно, я ничего не знаю относительно того, как там всё было на самом деле. Но могу — с большой долей уверенности — предположить… Скорее всего, этот наркоман с десятилетним стажем — не просто наркоман, а ещё, вдобавок, и крупный сбытчик наркотиков, взятый с поличным. И срок ему светил немалый, вплоть до двенадцати-пятнадцати лет лишения свободы. Поэтому он и взял на себя убийство инспектора Грина. А полугодовой план по «раскрытию преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических веществ», на тот момент, предположим, был уже выполнен. Всё одно к одному…

— Сомнительная логика, честно говоря.

— Ничего и не сомнительная, — обиженно нахмурился Чак. — А, наоборот, стройная, железная и выверенная… За убийство без очагчающих обстоятельств в России нынче дают максимум десять лет лишения свободы. Так то — по максимуму. А судья, между прочим, и смягчающие обстоятельства может обнаружить. Мол, обвиняемый — на момент совершения убийства — находился в состоянии абстинентного наркотического синдрома. Типа — не контролировал своих действий… И получит молодчик, в конечном итоге, шесть с половиной лет общего режима. Отсидит половинку и выйдет на свободу — по условно-досрочному освобождению, за примерное поведение… Так что, состоялась взаимовыгодная сделка. Следователь (а также и все его прямые начальники), получили вожделенную «галочку», мол, раскрыли убийство «по горячим следам». Следовательно, занимаются профилактической работой в должном объёме, держат руку на пульсе и полностью контролируют местную преступную среду… Причём, попрошу заметить, раскрыли-то они не какое-нибудь там рядовое убийство, а убийство иностранного гражданина. Более того, сотрудника ЮНЕСКО. Что само по себе — дополнительный жирный «плюсик»… И наркоман внакладе не остался. Во-первых, срок себе сократил. А, во-вторых, на зону пойдёт по более «авторитетной» статье. Что в российском уголовном мире немаловажно. Короче говоря, все участники сделки остались довольны друг другом… Резюмирую. Лично у меня нет ни малейших сомнений в том, что Томас был убит, отбиваясь от уличных грабителей. Не захотел отдавать им кошелёк и мобильник, переоценил собственные силы, вот и… Судя по вашим кислым лицам-мордам, не верите в такую наипростейшую версию? Наверняка, думаете о каких-либо сложных интригах и коварных замыслах неизвестных злодеев? Напрасно, право слово. Жизнь человеческая, зачастую, очень проста и непритязательна. Поверьте, уж, старому и многократно-битому румынскому волку. Не хотите верить? Ну, как хотите… Тем не менее, продолжаю разглагольствовать. Осудят, мол не того наркомана? А какая, собственно, разница? И настоящий убийца, голову даю на отсечение, долго на свободе не проходит. Не на этом преступлении, так на следующем обязательно засыплется, будет осуждён и сядет в тюрьму. И ещё не факт, что выйдет живым и здоровым из мест лишения свободы. Российская система приведения наказаний в исполнение — та ещё штучка. Очередная национальная загадка. Иногда — сама по себе — расставляет все точки над буквами «и». Причём, как правило, в правильных и нужных местах. Удивительное дело… Ладно, заканчиваем с местными криминальными хрониками и переходим к скучным профессиональным делам. Смотрим, сотрудники, сюда, — расстелил на просторном письменном столе подробную географическую карту. — Клык, запрыгивай на стул, не стесняйся… Итак. Ваша зона ответственности — бассейн реки Камчатки, а также нагорья, горы и вулканы, эту долину окружающие. Естественно, за вычетом территорий, относящихся к военному полигону РВСН «Кура» и отмеченных на моей карте тёмно-красным контуром… Видите? Что такое — РВСН? Ракетные войска стратегического назначения Российской Федерации, так называемый «сухопутный компонент стратегических ядерных сил» России. То бишь, «войска постоянной боевой готовности»… Внушает? То-то же, бродяги. Короче говоря, означенный полигон «Кура» вам надлежит обходить стороной. Чем дальше, тем лучше. Не приближаясь к нему на пушечный выстрел. Даже на два и три выстрела. Во избежание всяческих негативных и фатальных последствий. Впрочем, о полигоне я расскажу чуть позже… Сейчас — о главном. То есть, о подведомственном вам участке. Река Камчатка является однозначно-крупнейшей рекой полуострова. Ительмены (такая местная коренная народность), называют её — «Уйкоаль», что в переводе на русский язык означает — «Самая большая река». Считается, что длина Камчатки — от истока до устья — составляет около семисот пятидесяти километров. Это, понятное дело, если мыслить прямыми и ломаными линиями. Но Камчатка — самая извилистая речка в Мире. Петляет, петляет, петляет. Обычные петли, двойные, тройные, обратные, восьмёрочные… Сколько можно, двигаясь на лодке вниз по её течению, намотать километров? Трудно сказать. Несколько тысяч, наверное. А ещё там наличествует множество проток и стариц, в которых заблудиться — раз плюнуть. И сотни тысяч озёр и озерков, расположенных на низких речных берегах. Целая водная страна, короче говоря… Бассейн реки Камчатки расположен в Центральной Камчатской впадине, которая отмечена на данной карте тёмно-зелёным цветом. А сама впадина зажата между западным Срединным и восточным Валагинским хребтами. Верхнее течение реки — горное и полугорное, а далее — классически-равнинное и даже судоходное в низовьях. Здесь, на реке, и располагается первый объект, входящий в так называемое «наследие ЮНЕСКО». Это ущелье «Большие Щёки», вытянувшееся примерно на тридцать пять километров. В этом месте у реки практически отвесные и очень высокие скалистые берега. Избалованные штатовские туристы, посетившие ущелье, уверяют, что Большие Щёки гораздо красивее и значимее большинства знаменитых каньонов Колорадо… На протяжении двух третей длинны русла Камчатка течёт в северном направлении, а возле населённого пункта Ключи резко поворачивает на восток. Вот, эти самые Ключи и располагаются в самом центре зоны твоей, Брут, ответственности…

— Гав!

— Вашей ответственности, вашей, извини. Ну, до чего же умный и сообразительный пёс… В Ключах покойный Томас снял-арендовал у какого-то местного мужика половину избы, снегоход, старенький вездеход и что-то там ещё. Причём, оплатил аренду до конца года. Так что, пользуйтесь. Смело можете заселяться. Адрес и соответствующие договора выдам завтра утром, уже перед вашим отлётом, вместе с билетами, деньгами, прочими документами и удостоверениями… Теперь по объектам «наследия», за которыми вам надлежит присматривать. Про Большие Щёки я уже сказал. Второй объект — реликтовая роща каменной берёзы, расположенная между реками Озёрной и Безымянной. Вот она, тыкаю карандашом. Что значит — реликтовая? Объясняю. Берёза каменная, она же берёза Эрмана, самая распространённая порода деревьев на Камчатском полуострове, доходит до самого Корякского нагорья. На юге — это достаточно серьёзное дерево, вырастает до двадцати метров в высоту и до восьмидесяти-девяноста сантиметров в диаметре. На севере и в горах всё несколько скромнее. Скажем, раза в два. Да и стволы деревьев бывают очень сильно искривлены. А вообще, каменная берёза — дерево-долгожитель. Доживает до трёхсот-четырёхсот лет… Так вот, реликтовая роща. Она растёт на северном каменистом плато, обдуваемом сильными северо-восточными ветрами. Но все берёзы, вопреки общему правилу, очень высокие, разлапистые и с прямыми стволами. Более того, деревьям данной рощи (установлено с большой степенью достоверности), более полутора тысяч лет. Как, что и почему? Неизвестно. Очередная загадка камчатской природы.… Ну, и ещё объекты «наследия» — два Мёртвых леса. Действительно, мёртвых. Один расположен на склонах вулкана Шивелуч, а второй — под вулканом Толбачик. Эти вулканы, время от времени, извергаются, причём, иногда — очень и очень серьёзно. Последний раз Шивелуч извергался «по-взрослому» в 1964-ом году, а Толбачик — в 1975-ом. И оба раза при этом образовывались «мёртвые» леса. То есть, вулканический пепел засыпал деревья по самую макушку и постепенно умерщвлял их. Потом воды и ветра разгоняли и уничтожали пепел, а деревья оставались стоять. Вернее, уже не деревья, а «деревянные мумии»… Так вот, ребятушки. Вы и должны старательно присматривать за этими четырьмя природными редкостями-диковинками.

— Присматривать — это как? — уточнил Тим, во всём обожавший полную и окончательную ясность.

— Гав?

— Ну, вы, друзья, и спелись, — умилился Мунтяну. — Напарнички… Хорошо. Ещё раз про вверяемые вам ценные объекты. Надлежит не допускать их искусственной порчи. Во-первых, со стороны безалаберных местных жителей. Во-вторых, со стороны легкомысленных туристов. И, главное, со стороны всяких и разных хозяйствующих субъектов… Привожу конкретный и животрепещущий пример. ОАО «Безымянный геологический трест» решил построить крепкую дорогу: от Безымянного месторождения на восток, к старой армейской «бетонке», которая — в свою очередь — «вливается» в дорожный тракт, соединяющий посёлок Ключи с тихоокеанским побережьем. То бишь, с небольшим пирсом, к которому в судоходный сезон пристают различные морские корабли… Для чего тресту понадобилась эта дорога? Конечно же, для строительства горно-обогатительной фабрики. Золото на Безымянном месторождении распылено в горных породах — примерно половина грамма на тонну, и его отделяют от прочего каменного материала с помощью флотации. Это такой метод обогащения полезных ископаемых, который основан на разных способностях минералов удерживаться на межфазовой поверхности, что — в свою очередь — обусловлено различием в удельных поверхностных энергиях… Впрочем, не буду пачкать вам мозги. Короче говоря, уже в будущем году по этим дорогам (по двум старым и новой), должны провезти очень серьёзное и тяжёлое оборудование. Например, только одна австралийская мельница-дробилка весит свыше шестидесяти тонн. Следовательно, и новую дорогу надо отсыпать на совесть… По первоначальному проекту задуманная дорога должна была проходить рядом с реликтовой рощей каменной берёзы. Да что там — рядом, практически задевая её северо-восточный край. Пришлось экстренно вмешаться в ситуацию. Мы с Грином встретились с местным Губернатором и нажаловались. Ну, и в московское Представительство ЮНЕСКО своевременно просигнализировали. В результате проведённых мероприятий (скандалы, они никому не нужны), в проект были спешно внесены существенные изменения, и теперь дорога обойдёт реликтовую рощу стороной, став при этом длиннее на добрых пятнадцать-семнадцать километров… Но, как известно, проект — проектом, а действительность — действительностью. Особенно здесь, в России. Поэтому вам и надлежит контролировать — на регулярной основе — данный геологический трест, дабы не допускались нарушения, могущие нанести камчатской первозданной природе невосполнимый урон… Ещё один важный момент. Наше Представительство взяло на себя (сугубо на добровольной основе), дополнительные обязательства, закреплённые в соответствующем Соглашении, заключённом с камчатским Правительством. Дело в том, что новая дорога будет пересекать на своём пути порядка пятидесяти пяти различных водотоков. В основном, это притоки рек Озёрная и Безымянная, три четверти из которых являются нерестовыми. И последний вариант проекта предусматривает прокладку под строящейся дорогой соответствующих инженерных штуковин, обеспечивающих беспрепятственный проход рыбы к традиционным местам нереста. В одних случаях, это металлические трубы большого диаметра. В других — металлические арочные конструкции (чтобы дно конкретной речушки не пострадало). Вы, коллеги, должны проконтролировать и этот строительно-экологический аспект… И вообще, данная дорога должна быть построена в строгом соответствии с проектом, прошедшим через российскую Государственную экспертизу. Только так, и никак иначе. ЮНЕСКО является организацией мирового масштаба и не должно ударить лицом в грязь. Мы оба, Брут, — и ты, и я — будем включены в состав Приёмочной комиссии. Естественно, со всеми вытекающими обязательствами и последствиями. Так что, халтура здесь неуместна… Всё, надеюсь, ясно?

— Так точно, — дурашливо козырнул Тим. — Разрешите вопрос?

— Задавай.

— А, вот, ракетный полигон «Кура». Что это, собственно, за зверь? И с чем, интересно, его едят?

— Гав-в! — тут же подключился Клык, мол: — «Ох, уж, эти вояки! Про них, вне зависимости от государственной принадлежности, такое по телевизору рассказывают — шерсть на холке непроизвольно встаёт дыбом… Поэтому хотелось бы четко и однозначно знать: придётся ли нам — в процессе повседневной работы — пересекаться с этой мутной братией в погонах?».

— Всё верно излагаешь, брат хвостатый, — одобрил Тим. — С армейскими прожжёнными деятелями — всегда и везде — следует держать ухо востро. Дыбы, нежданно и внезапно, не попасть впросак… Поэтому, босс, уточняю свои вопросы. Где конкретно располагается «Кура»? Как близко по отношению к объектам «наследия ЮНЕСКО»?

— Вы, что же, молодцы брутальные, всерьёз общаетесь между собой? — изумился Чак. — Это не какие-то там фокусы, являющиеся плодом хитрой заполярной дрессуры, а… Впрочем, ничего удивительного. Наш Мир, как известно, очень сложен, многослоен и многогранен… Значится, полигон РВСН «Кура». Рассказываю. Координаты центра полигона: 57°20′ северной широты, 161°50′ восточной долготы. Расположен на полуострове Камчатка, в районе посёлка Ключи, примерно в пятистах километрах севернее Петропавловска-Камчатского, в болотистой и безлюдной местности бассейна реки Камчатки. Основное предназначение — приём головных частей баллистических ракет после испытательных и тренировочных запусков, а также контроль параметров их входа в атмосферу и точности попадания. Полигон был образован двадцать девятого апреля 1955-го года. Обустройство полигона началось первого июня 1955-го года силами приданного ему отдельного радиолокационного батальона. В короткие сроки был построен военный городок «Ключи-1», сеть дорог, военный аэродром и ряд сооружений специального назначения. В настоящее время полигон «Кура» продолжает успешно функционировать, оставаясь одним из наиболее закрытых объектов РВСН. На полигоне дислоцированы: войсковая часть 25522 (43-я отдельная научно-испытательная станция), войсковая часть 73990 (14-й отдельный измерительный комплекс), войсковая часть 25923 (военный госпиталь), войсковая часть 32106 (авиационная комендатура), войсковая часть 13641 (отдельная смешанная авиационная эскадрилья). Службу на полигоне проходит более тысячи офицеров, прапорщиков, контрактников и около двухсот пятидесяти солдат срочной службы. Для наблюдения за данным полигоном США содержат постоянную станцию наблюдения «Eareckson Air Station» (бывшая авиабаза «Shemya»), находящуюся примерно в девятьсот тридцати девяти километрах от «Куры», на одном из Алеутских островов штата Аляска… Последние значимые «принятия» полигоном серьёзных баллистических ракет. Седьмого октября 2010-го года — баллистическая ракета морского базирования «Булава», запущенная с борта атомной подводной лодки «Дмитрий Донской». Двадцать восьмого октября 2010-го года — «Синева» (РСМ-54), запущенная с борта подводного ракетоносца К-117 «Брянск». Двадцатого мая 2011-го года — ракета «Лайнер», запущенная с борта подводной лодки Северного флота К-84 «Екатеринбург», находившейся в акватории Баренцева моря. Девятнадцатого октября 2012-го года с космодрома «Плесецк» в Архангельской области был произведён учебно-боевой запуск межконтинентальной боевой ракеты «Тополь-М»… Теперь по объектам «наследия». Да, все они находятся недалеко от полигона. Вулкан Шивелуч располагается от границ «Куры» километрах в двенадцати-пятнадцати к северу. Толбачик же, наоборот, «подпирает» полигон с юга. До Больших Щёк — порядка тридцати пяти-шести километров. До реликтовой рощи каменной берёзы — немногим более ста… Хотите более подробно ознакомиться с обстановкой? Забирайте карту и кейс покойного инспектора Грина. Открывайте и вдумчиво изучайте его содержимое. Лишним, надеюсь, не будет…

Ужин они решили слегка разнообразить. Тим нажарил себе свиных отбивных с картошкой, а Клык воздал должное печени северного оленя, продававшейся в ближайшем магазине. Да и «Балтика-9» — сугубо ради разнообразия — была заменена на «Охоту крепкую».

После завершения вечерней трапезы Тим приступил к чтению путевых дневников Томаса, а Клык, искоса посматривая в сторону телевизионного экрана (с минуты на минуту должна была начаться любимая им программа «Время»), решил поделиться своими мыслями-соображениями относительно недавних событий, заявив:

— Га-в-в, мол: — «Недостатка в подозреваемых у нас нет. По крайней мере, некоторые персонажи местной драмы могли — пусть и теоретически — быть заинтересованы в убийстве инспектора Грина. Во-первых, это российские военные. Ну, если допустить, что Томас каким-то нелегальным образом пробрался на ракетный полигон „Кура“ и обнаружил там нечто, непредназначенное для любопытных штатских глаз. Например, новое суперсекретное оружие. И не только обнаружил, но даже и сфотографировал его, подражая киношным шпионам, на мобильный телефон. Напомню, что убийца с поразительной лёгкостью забрался на кирпичную стену, чья высота превышала шесть метров. Типичный многопрофильный спецназовец, короче говоря… Во-вторых, это ребята из „Безымянного геологического треста“. Мол, именно из-за „Фонда охраны дикой природы“ им пришлось запроектировать дорогу длиннее на пятнадцать-семнадцать километров по сравнению с первоначальным вариантом. То бишь, дороже на несколько миллионов долларов. Приличная сумма, ничего не скажешь. Совсем даже и не шутка. Вот, и решили — отомстить. Ну, и заодно других инспекторов Фонда доходчиво предупредить, мол: — „Не стоит, уважаемые господа, совать свои длинные иностранные носы в наши приватные камчатские дела…“ В-третьих, это мистер Чак Мунтяну…»

— Что такое? — оторвался от прочтения путевых дневников Тим. — Старина и миляга Чак, по твоему мнению, мог организовать убийство Томаса? Я не ослышался?

— Гав, — мол: — «А что здесь, братец, такого? Инспектор Грин сделал какое-то архиважное открытие, но решил, минуя своего непосредственного начальника, обратиться в центральную парижскую Контору. Обидно, да? А вдруг, там, действительно, что-нибудь серьёзное, пахнущее большими-большими деньгами и мировой славой? Румыны, насколько я знаю, они ребята хитрые, коварные и до денег ужасно жадные. Мобильный телефон с фотками, опять же, пропал. Так что, и данная версия имеет право на существование…». — Гав-в? — мол: — «А у тебя что? Прочёл бумажки?».

— Почти. Но ясности, к сожалению, не прибавилось. Всё весьма и весьма неоднозначно. И это я ещё достаточно мягко выразился.

— Гав? — не отставал любопытный хаски, мол: — «А можно чуть поподробнее?».

— Можно, — вздохнул Тим. — Судя по эти путевым дневникам, Томас последние три с половиной месяца провёл в районе Безымянного золоторудного месторождения. То есть, старательно изучал местность, по которой будет проходить будущая дорога. Осматривал многочисленные притоки рек Озёрной и Безымянной. Несколько раз посетил район реликтовой берёзовой рощи. Пять раз, как минимум, присутствовал на расширенных совещаниях, проводимых в рабочем посёлке золотоискателей… Но это никак не стыкуется со словами Сан Саныча Дунаева, главного инженера «Безымянного геологического треста», сказанными им вчера в аэропорту, мол: — «Томас и был-то у нас на месторождении всего один раз. Повертелся-покрутился минут сорок-пятьдесят, а потом забрался на броню и укатил…» Ну, и кто же из них врёт? И, главное, зачем? Пока не понятно… Кстати, в кейсе обнаружилось и много… э-э-э, лабораторного материала. Во-первых, разнообразные обломки горных пород, аккуратно разложенные по картонным коробочкам. Во-вторых, кусочки чёрного стекла неправильной формы. В-третьих, многочисленные стеклянные баночки, заполненные непонятными серыми, тёмными и ярко-рыжими порошками… Что думаешь по этому поводу, друг лохматый?

— Гав-в, — предположил Клык.

— Думаешь? Мол, чёрное стекло — застывшая вулканическая лава? А разноцветная пыль — вулканический пепел? Это что же у нас с тобой получается?

— Гав!

— Считаешь, что старший инспектор Грин намеренно написал в своих походных дневниках неправду? Чтобы всех-всех запутать? Мол, в последнее время Томас и не думал контролировать строительство дороги от прииска «Безымянного», а отирался-ошивался совсем в других местах? То бишь, рядом с некими камчатскими вулканами, где и сделал своё загадочное открытие? Интересное кино. Ладно, разберёмся…

Глава третья Размножение подозреваемых

На следующее утро они встретились в полупустом зале ожидания городского аэропорта.

— Привет лучшим сотрудникам, — водрузив на фанерное кресло-диванчик объёмную картонную коробку, поздоровался Чак. — Хорошо выглядите. В том плане, что бодры, веселы и полны позитивной энергии. Хвалю.

— Гав, — отведя глаза в сторону, негромко откликнулся Клык, мол: — «И вам, гражданин румынский начальник, не хворать. В том смысле, что гражданин подозреваемый…».

— Доброго утра, босс, — вяло отметился Тим, пребывавший в состоянии лёгкой задумчивости. — А что у вас в коробке?

— Не у меня, а у вас, коллеги. Это — стратегический валютный запас. То есть, полтора десятка бутылок с элитным алкоголем, который в тех краях, куда вы следуете, ценится на вес золота. В Ключах, конечно же, есть магазины, торгующие всяческими алкогольными напитками. Только, в подавляющем большинстве случаев, это местный контрафакт-самопал. То бишь, в посёлок — самыми различными путями — завозится большое количество питьевого спирта, который потом местные умельцы бадяжат-смешивают с разнообразными природными и химическими ингредиентами — в зависимости от имеющейся фантазии. Коньяк, виски, водка, настойки, наливки и даже «Мартини» — всё самопальное. Пробки, этикетки, кольеретки и акцизные марки? Что-то завозят из Петропавловска, что-то печатают на месте с помощью цветных лазерных и струйных принтеров… Забирайте коробочку, короче говоря, и пользуйтесь по своему усмотрению. Сугубо для пользы общего дела, я имею в виду, а не для личного потребления.

— Обижаете, начальник.

— Гав!

— Верю, — насмешливо улыбнулся Мунтяну. — Вот, Брут, держи, — протянул тёмно-синюю пластиковую папку. — Здесь находятся все твои…, пардон, все ваши верительные грамоты: договора аренды, билеты на вертолёт, служебные удостоверения и прочие необходимые документы. Ещё в папку и компьютерный диск вложен — с проектом строящейся дороги. Рекомендую внимательно ознакомиться… А это, так сказать, ваша полковая казна, — извлёк из внутреннего кармана рыжего замшевого пиджака толстую пачку денежных купюр. — Подожди секунду, достану зарплатную ведомость и шариковую ручку. Распишись, пожалуйста, здесь и здесь. Вроде, ничего не забыл… Ах, да, голова садовая. Вот — ключи от гаража, в котором стоят арендованные Томасом снегоход с вездеходом… Ну, всё, орлы островные, удачи. Побежал. Дела. Всех благ. Созвонимся…

Глава камчатского Представительства «Фонда охраны дикой природы» торопливым шагом покинул зал ожидания, чуть не столкнувшись в дверях с невысоким упитанным дядечкой, облачённым в мятый светлый костюм.

— Гав-в-в, — прокомментировал Клык, мол: — «Раскланялись, глядя друг на друга волками лесными… Это, как я понимаю, он и есть — главный инженер „Безымянного геологического треста“?».

— Он самый… Ага, двинулся в нашу сторону. Наверное, желает пообщаться. Что же, поговорим. Не вопрос…

— Здорово, Брут, — поставив на бетонный пол обшарпанный чемодан средних размеров, протянул правую ладонь для рукопожатия Дунаев. — У-у, какая крепкая у тебя ручища. Чуть пальцы мне не сплющил в единое целое… А это, значит, твой пёсик?

— Гав! — педантично уточнил Клык, мол: — «Пёсика, старый перец, ты в зеркале поищи. А я — пёс. Причём, серьёзный, брутальный, зубастый и очень-очень суровый. Так что, мистер очередной подозреваемый, учти, пожалуйста, на будущее…».

— Сразу видно, что смышлёный и очень породистый. Чистокровный хаски? Одобряю. Отличный выбор… Тимофей, соболезную. Уже знаю, что вчера Томаса Грина убили. Сочувствую… Ты только это…

— Что? — выжидательно прищурился Тим.

— На нас не думай. То есть, на работников треста. Мол, решили отомстить за прошлогоднюю кляузу на имя здешнего Губернатора, после которой нас и заставили удлинить строящуюся дорогу почти на одну четверть. Трест здесь не при делах. Клянусь, чем хочешь.

— Хорошо, попробую не думать… А кто, Сан Саныч, мог желать Томасу смерти? Ну, по твоему частному мнению? Так сказать, с высоты прожитых лет и знания здешних реалий?

— Да, кто угодно. В том плане, что, почитай, всё взрослое население Ключей.

— Это как же прикажешь понимать?

— Так, Брут, и понимай, — многозначительно шмыгнул носом Дунаев. — В Ключах всё гражданское население живёт за счёт заезжих туристов, скромных подсобных хозяйств и, в основном, красной рыбы, потому как с работой — труба полная. Половина посёлка эту рыбу добывает (незаконно, конечно же), а другая половина её перерабатывает, приводит в товарный вид и реализует-продаёт на Большую Землю. Ничего экстраординарного, если вдуматься. Каждый выживает — как может. Тем более что в бассейне реки Камчатки располагаются самые крупные рыбные ресурсы полуострова. В нерестовый период здесь появляются практически все виды рыб семейства лососевых: горбуша, кета, нерка, кижуч, чавыча, кунджа. Грех — в условиях повальной и хронической бедности — не воспользоваться этим удобным обстоятельством. С точки зрения местного населения, понятное дело… А инспектор Грин (в свободное от основной работы время), решил эту сложившуюся социально-экологическую систему разрушить и объявил поселковому браконьерству беспощадную войну. То бишь, собрал подробное и объективное досье о местных браконьерских базах, точках и маршрутах, оформил эти сведения в единую бумагу, да и отправил её в Петропавловск-Камчатский. Причём, по самым разным адресам: сразу в несколько губернаторских служб, в Прокуратуру, отдельным скандальным депутатам, относящимся к оппозиции, известным в крае журналистам, ну, и так далее, по расширенному списку… Замять ситуацию не удалось, впрочем, как и избежать скандала. Во-первых, слишком уж много высокопоставленного народа стало обладателями означенного компромата. Во-вторых, сигнал исходил от представителя ЮНЕСКО. Не хухры-мухры, такое трудно проигнорировать… Короче говоря, прошлой осенью в Ключах высадился мощный десант, состоявший из работников правоохранительных органов и слегка разбавленный представителями славного депутатского корпуса и официальной прессы. Ну, оно и завертелось по полной программе: возбуждённые уголовные дела, повальные обыски и аресты, судебные заседания, условные сроки, конфискация готовой продукции, моторных лодок, катеров и орудий лова. В конечном итоге, по моему мнению, годовой доход жителей посёлка сократился раза в два с половиной. Если, конечно, не больше… И за что, спрашивается, обитателям Ключей любить инспектора Грина? Не за что, если смотреть правде в глаза. Сунулся, понимаешь, со своим европейским цивилизованным уставом в кондовый российский монастырь…

— Гав-в-в, — печально помотал ушастой головой Клык, мол: — «Только этого нам и не хватало. Круг подозреваемых расширяется прямо на глазах. Причём, многократно. Блин горелый, как любит выражаться мой брутальный хозяин…». — Гав? — мол: — «А это ещё кто такой двигается к барной стойке? Странный тип. Здорово похож на североамериканского индейца (видел их по телевизору), только без перьев на голове…».

— Действительно, похож, — обернувшись, согласился с псом Тим. — Саныч, а кто это?

По залу ожидания, опираясь на массивный чёрный посох, неторопливо и величественно (и, вместе с тем, с явным трудом), вышагивал высокий сутулый старик, облачённый в живописный наряд. Длинный — почти до колен — бесформенный ярко-бордовый малахай, щедро расшитый разноцветными изысканными узорами и украшенный (почти во всех местах), длинной бежевой бахромой и многочисленными разномастными монетками, подвешенными на тонких нитях-шнурках. Широкие мешковатые штаны, пошитые из чёрной бархатистой ткани. На ногах — классические мокасины из лосиной шкуры. Лоб и щёки пожилого человека (тёмно-тёмно-коричневые), были щедро изрезаны глубокими кривыми морщинами, а длинные чёрные волосы собраны в две толстые косы, перетянутые-перевитые пурпурными лентами, и переброшены на грудь. На горбатом носу красовались пляжные очки с затемнёнными стёклами, а на подбородке наличествовала седенькая бородка «а-ля Дерсу Узала».

— Шаман это, — равнодушно передёрнул плечами Дунаев. — Их нынче много развелось. Коммерция. Туристы, особенно московские и зарубежные, они страсть как падки на всякую пошлую экзотику. А если есть спрос, то и предложения непременно будут. Основной закон современной рыночной экономики… Так вот. Нынче во всех здешних местах, регулярно посещаемых щедрыми туристами, не протолкнуться от ушлой шаманской братии. Танцуют, в бубны бьют, длинные песни — якобы горловые — самозабвенно распевают. И денежку, понятное дело, собирают со всем усердием… Впрочем, данный конкретный шаман — особенный. То бишь, самый настоящий, без дураков…

— Расскажи, Саныч, — попросил Тим. — Кстати, а почему он в чёрных очках? Слепой?

— Нет, просто старенький, глаза слезятся от яркого света: и от солнечного, и от электрического. А по лесам и горам в пасмурный день Костька безо всяких очков разгуливает. Правда, медленно и только с посохом. Потому как старенький уже… Значит, рассказать? Хорошо, попробую. В том смысле, что перерасскажу чужие рассказы, сам-то я не местный, московского, так сказать, розлива… Костька появился в Ключах в далёком 1957-ом году. В мае месяце того года полигон «Кура» принял первую боевую ракету (кажется, Р-7), а в июле и Костька объявился. Пришёл в поселковое отделение милиции, совмещённое в те времена с паспортным столом, продемонстрировал справку «о личности», выданную в чукотском Анадыре (ительменов тогда паспортами не баловали), и попросил зарегистрировать его в качестве оседлого охотника-промысловика, приписанного к Ключам… Вообще-то, так не полагалось. Мол, в каком субъекте страны тебе, представителю конкретного национального меньшинства, «личностную» справку выдали, в том и селись. Там же получай и статус оседлости, дающий право на получение продуктовых и, главное, водочно-табачных талонов. Но Костьку, не смотря на устоявшиеся советские нормы и правила, приписали, всё-таки, к Ключам. И полагающимися талонами одарили сразу на полгода вперёд. Неслыханное, между нами говоря, дело… Почему так случилось? Здесь мнения местных старожилов разделяются. Одни считают, что Костька, будучи сильным гипнотизёром-самоучкой, просто-напросто заморочил доверчивым милиционерам головы. Другие же утверждают, что он уже тогда был законспирированным сотрудником всесильного КГБ… Костька? Ну, это прозвище приклеилось к пришлому ительмену несколько позже, через несколько лет. А тогда, в июле 1957-го, его записали в поселковой Книге учёта как — «Кутхе Атэс». Мол, «Кутхе» — это имя. А «Атэс», наоборот, фамилия. Это уже потом выяснилось, что «Кутхе Атэс», в переводе с ительменского языка, означает — «Скрытный ворон». Или же — «Ворон, скрывающий тайну». Странная история, короче говоря… Как бы там не было, но уже через пару-тройку недель после регистрации Костька установил в Сиреневом распадке крепкий свайный балаган. Это такое летнее жилище ительменов. Сперва в землю вкапывают и фиксируют с помощью тяжёлых камней толстые брёвна, установленные вертикально. Потом, используя торцы этих брёвен в качестве надёжных опор, на высоте метра с небольшим над землёй (подальше от бурых лесных мышей, песцов, тарбаганов и хитрых лисиц), мастерят прямоугольную горизонтальную платформу, на которой и устанавливают пирамидальный шалаш, сплетённый из толстых веток и крытый древесной корой, камышами и пучками трав. Получается — свайный балаган… А Сиреневый распадок — это такая уютная травянистая долина-лощина, расположенная на десять-одиннадцать километров к северу от полигона «Кура» и примерно на столько же километров восточнее относительно вулкана Шивелуча. Хорошее место для охоты, рыбалки и собирательства всяких дикоросов… Осенью Костька и надёжную зимнюю полуземлянку сладил. Как и полагается с бревенчатыми стенами, проконопаченными сухой травой и обложенными дёрном, плоской крышей и очагом, сложенным из специального камня. А после этого зажил нехитрой жизнью обычного ительмена. На мясо добывал камчатского бурого медведя, горных баранов и диких северных оленей, а излишки продавал в Ключах. Шкурки рыжих лисиц, куниц, чернобурок и песцов сдавал в потребкооперацию, вернее, менял на одежду, патроны, муку, соль, сахар, чай, водку, табак и различную хозяйственно-бытовую мелочь. В реках — с мая по сентябрь — промышлял рыбу: чавычу, нерку, кету, горбушу, гольца, кижуча. Летом и осенью собирал на границе лесов и заливных лугов различные грибы-ягоды, а также листья-стебли кипрея (для заварки камчатского чая), сарану (клубневое растение, заменяющее у ительменов картошку), и черемшу. Долгими зимними вечерами плёл циновки, корзинки и снегоступы, свивал из специальных засушенных трав верёвки и нитки… Тихо жил Костька (из непривычного для русского слуха — «Кутхе» и образовалось это прозвище), незаметно и необременительно для окружающих. В Ключах появлялся нечасто. В разговоры вступал неохотно. В гости не ходил и к себе никого не приглашал… А в семидесятые годы ушедшего века по посёлку поползли упорные слухи, мол: — «Не так и прост этот темнолицый Костька. Он же только прикидывается безобидным тихоней, а на самом-то деле является самым натуральным шаманом… Да-да, шаманом! Представляете? Говорят, что уже многие годы к нему в Сиреневый распадок — по поздней осени и ранней весне — регулярно наведываются ительмены из Тигильского района[16]. Целыми семьями, перебравшись через Срединный хребет, приезжают на оленьих и собачьих упряжках. Костька им длинные и заунывные песни — под удары в бубен — поёт. А потом долго рассказывает всякие старинные легенды, сказания и предания. Часы напролёт рассказывает. А тигильские ительмены, дурилки доверчивые, Костьку, приоткрыв рты, внимательно слушают. Более того, потом, дружно прослезившись, руки ему, оборотню коварному, нацеловывают по очереди…». Всё это казалось очень-очень странным и совершенно неправдоподобным. Во-первых, у ительменов в роли шаманов — в девятнадцати случаях их двадцати — выступали пожилые женщины. Во-вторых, бубнами ительменские шаманки (в отличие от чукотских шаманов), никогда не пользовались. В-третьих, преодолеть на оленьих и собачьих упряжках Срединный камчатский хребет было куда как непросто и рискованно… Что же заставляло тигильских ительменов совершать этот трудный путь? Причём, туда-обратно и целыми семьями? Вопросов было много, а ответов — ноль. Делать нечего. Пришлось главному поселковому милиционеру забираться на броню старенького вездехода и лично выезжать в Сиреневый распадок… Вернулся он оттуда рассеянным, задумчивым и молчаливым, а на все вопросы отвечал благостным и однообразным мычанием, мол: — «Всё нормально. Негативная информация не подтвердилась. Никакой Костька и не шаман, а, наоборот, сознательный охотник-промысловик. Более того, он и светлым идеалам социализма не чужд. Так что, болтуны и болтушки, уймитесь. И, главное, помните, что за преднамеренное распространение ложных слухов предусмотрена уголовная ответственность…». И здесь мнения жителей Ключей не совпали. Одни решили, что всему виной, конечно, гипнотизёрские способности замаскированного шамана. Другие же лишь понимающе перемигивались между собой, мол: — «Всем уже давно известно, что Костька плотно и усердно сотрудничает с героическим КГБ, не будь к ночи помянутым…». А потом навалились бестолковые и голодные восьмидесятые. Вернулись талоны на водку, табак, продовольствие и мыло. Началась приснопамятная горбачёвская Перестройка. Развалился некогда могучий СССР. Появились рэкетиры, депутаты и жулики всех мастей… Стало не до всякой ерунды, и про Костьку забыли. Мол, помер, наверное, в своём Сиреневом распадке. Обычное дело по тем Временам мутным и неверным… Но в 1999-ом году, незадолго до наступления нового века, Костька вновь появился в Ключах. Но только теперь не в качестве немытого и нищего охотника-промысловика. Нет-нет. Сегодня господин Кутхе Атэс — всеми уважаемый и успешный бизнесмен. Более того, Президент «Ассоциации шаманов Камчатки». Старенький, конечно, но всех своих собратьев по ремеслу держит в рукавицах ежовых. По точкам расставляет. Сценарии представлений утверждает. Договора на проведение шаманских корпоративных вечеринок подписывает. Отчёты принимает. Финансовые потоки контролирует и распределяет. Ну, и так далее… У Костьки (он и сам себя так часто величает, видимо, с гордыней совсем не дружит), нынче в Ключах солидный офис открыт. Менеджеры в чёрных костюмах там трудятся, девицы длинноногие. Впрочем, сам-то он по-прежнему проживает в Сиреневом распадке, в полном одиночестве. Правда, в комфортабельном сборно-щитовом канадском домике, возведённом на месте ветхого свайного балагана. А офисом руководит, в основном, по спутниковому телефону. Ну, и в Ключи изредка наведывается на маленьком французском вертолёте, которым сам и управляет… Костька позавчера в Петропавловск по вертолётным делам и прилетел. То есть, для прохождения ежегодного ТО. Масло машинное поменять, гидравлику проверить, навигационное оборудование обновить. Натуральный ительменский буржуин, выражаясь по сути… Почему он устроился у барной стойки и не улетает? По той же прозаической причине, что и мы. Сейчас над Центральной Камчатской впадиной завис плотный и высокий туман. Нелётная погода, короче говоря. Ждём, когда распогодится. И мы ждём, и Костька…

«Самый настоящий шаман», действительно, уселся-взобрался на высокий стульчик и, аккуратно прислонив свой чёрный посох к барной стойке, о чём-то оживлённо беседовал с худосочным барменом.

— Гав-в? — предложил Клык.

— Попробуй, конечно, — подумав с минуту, разрешил Тим. — Почему бы, собственно, и нет?

Пёс, ловко лавирую между фанерными креслами-диванчиками, направился к барной стойке.

— Куда это он? — заинтересовался Сан Саныч.

— С шаманом знакомиться. Так, чисто на всякий случай. Вдруг, да и пригодится.

— Шутка такая?

— Я, что же, похож на шутника? — нахмурился Тим. — На какого конкретно? Неужели, на кривляку Евгения Петросяна?

— Нет, не похож, — заверил Дунаев. — Ну, ни капельки. Это я просто так ляпнул. Типа — к слову пришлось. Не обижайся… Ага, твой хаски, слегка помахивая хвостом-кренделем, присел возле барной стойки. Теперь, кажется, тявкает. Или же гавкает… Смотри-ка ты, Костька заинтересовался. Вроде как разговаривает с псом… Точно, общаются. Ну, надо же… А теперь Костька обернулся и машет рукой. Брут, это же он тебя зовёт.

— Схожу, пожалуй, — поднимаясь на ноги, решил Тим. — Пожилой человек, как-никак. Шаман заслуженный. Надо уважить. Точка… Саныч, будь другом. Присмотри за вещичками.

— Присмотрю, конечно. Только ты это…

— Что?

— Поосторожней будь в разговорах.

— Это в каком же смысле?

— А безо всякого смысла, — непонятно вздохнул Дунаев. — Поосторожней, и всё тут. Непрост наш Костька. Ох, как непрост…

— Приветствую, дяденька Ворон, — подойдя к барной стойке, вежливо поздоровался Тим. — Долгих вам лет жизни. И коммерческих успехов, понятное дело.

— Муза нсунск[17], — задумчиво поглаживая ладонью правой руки седую бородку, хриплым голосом проворчал в ответ шаман, после чего попросил: — Посмотри-ка мне в глаза, путник.

— Смотрю.

— Ещё, хр-р-р, смотри.

— Смотрю…

— Ладно, можешь больше не смотреть.

— Спасибо. Меня зовут — «Брут».

— Я знаю. Хр-р-р. Извини, стар уже. Хриплю. Прожитые годы-сволочи клокочут в груди. Клокочут и клокочут без роздыха… Мне Клык о тебе рассказал. Очень смышлёный пёс.

— Я знаю, — улыбнулся Тим.

— Хорошо улыбаешься.

— Хорошо — это как?

— Предлагаю прерваться, — неожиданно предложил Костька. — То есть, переселиться. Хр-р-р… Вон за тот одинокий столик, — указал тёмно-бурым морщинистым пальцем. — Чтобы никто не мешал. И не подслушивал… Ты как, Брут, не боишься серьёзных разговоров? Молодец, путник… Иван Иванович, — обратился к молоденькому худосочному бармену. — Мы переезжаем. Хр-р-р. За самый дальний стол. Туда и мой заказ тащи. Только предварительно умножь его на два. И для пёсика оленьей грудинки настругай в миску. Самой жирной. Всё на мой счёт запиши. Как и всегда. Хр-р-р… Спасибо. Типа — заранее…

Они перебазировались за дальний стол.

— Хорошо — это как? — усаживаясь на массивный табурет, повторил свой вопрос Тим.

— Как молодой и сильный зверь, хр-р-р, — по правой морщинистой щеке шамана пробежала лёгкая судорога. — Но — при этом — ещё умный и справедливый. Я и говорю, мол, хорошее сочетание. Редко, хр-р-р, встречается…

— Польщён. Дяденька Ворон… Ничего, что я вас так называю?

— Ничего. Тебе — можно. Только «дяденьку» опусти. И на «ты» обращайся. Не люблю, хр-р-р, когда вольные люди, не связанные между собой иерархическими и коммерческими отношениями, друг другу «выкают».

— Неудобно как-то, — неуверенно хмыкнул Тим. — Разница в возрасте, как-никак. И жизненный багаж разный.

— Неудобно — с голодным медведем спать в тесном балагане, хр-р-р… Возраст? Ерунда. Время — материя призрачная и неверная. Годы текут как песок сквозь пальцы. Оглянуться не успеешь, как станешь древним стариком. А если повезёт, то и патриархом большого семейства. Отцом, дедушкой, прадедушкой. Хр-р-р. Если, конечно…

— Если, конечно, что?

— Если, хр-р-р, не пристрелят в одной из славных и отвязанных эскапад, — задумчиво всхрапнув, пояснил Ворон. — Глаза-то у тебя, путник проходящий, хорошие. Мол, потенциальный долгожитель. Но, как говорится, наш Мир полон всяких и разных случайностей. Неожиданных, незапланированных, невероятных и — в конечном итоге — фатальных, увы, хр-р-р.… Удивляешься, почему я так говорю? Не смыслу сказанного удивляешься, а форме? Мол, все заслуженные камчатские шаманы прямо-таки обязаны говорить короткими и рублеными фразами? Всё верно. Стереотипы надо уважать. Без них — никуда. Хр-р-р… Заметь, Брут, что у барной стойки я примерно так и говорил — коротко и рублено. А здесь, без посторонних ушей, можно себя и не сдерживать…

— А вот и я! — объявил молодой фальцет, и возле их столика появился худосочный бармен с прямоугольным подносом в руках. — Ваш заказ доставлен. Водочка — два графина по четыреста грамм. Чёрный хлебушек. Черемша солёная. Чавыча с душком. Орляк маринованный. Копчёный китовый язык. Вяленая медвежатина. Оленья грудинка для собаки…

— Гав!

— Пардон, для пса.

— Спасибо, Иван Иванович. Уважил, хр-р-р… Брут, помоги добру молодцу сгрузить угощенья с подноса. Миску Клыка пристрой на полу. И водку разливай по рюмашкам. До краёв, понятное дело. Чтобы жизнь была — как чаша полная…

Тим, выполняя шаманское поручение, размышлял про себя: — «Очередной странный человек повстречался на моём жизненном пути… По внешнему виду, пожалуй, ительмен. По крайней мере, именно так описывают ительменов в Интернете. Высокое переносье, в меру плоское лицо, выступающие полные губы, тёмный цвет лица… Глаза? Типично шаманские. То бишь, узкие, чёрные и неподвижные, словно бездонные древние колодцы… А вот, ухватки и манера говорить… Не знаю, честное слово. Что-то европейское в Вороне ощущается. Или же не европейское? А какое тогда? Непонятно… И ещё одна странность. Шаману, судя по всему, уже далеко за восемьдесят, а в его чёрных волосах-косах нет ни одного седого волоса. Ни единого. Смоль сплошная. А бородка, наоборот, седенькая…»

— Ну, за знакомство, — провозгласил тост Костька. — Вздрогнули… Закусывай, Брут, закусывай. Черемшу настоятельно рекомендую. Ох, и ядрёная. Хр-р-р… Ну, путник, обменяемся мироощущениями?

— Обменяемся, не вопрос.

И они обменялись. То есть, поговорили — между дежурными и немудрёными тостами — о всяком и разном. И о высоких материях, и о грубых реалиях сегодняшнего дня…

А когда водка закончилась, и трапеза уверенно подходила к концу, Ворон, загадочно щуря угольно-чёрные глаза и неторопливо перебирая коричневыми пальцами нефритовые чётки, извлечённые из нагрудного кармана малахая, поинтересовался:

— Наверное, путник любопытный, хочешь узнать, кто убил бедолагу Томаса Грина?

— Конечно, хочу, — насторожившись, подтвердил Тим. — И кто же?

— Паланцы.

— Э-э-э…

— Это такая разновидность береговых коряков. Хр-р-р… Проживают на северо-западе полуострова, между посёлком Усть-Вояполка и деревней Лесная.

— Понятно… А за что убили-то?

— За дело, — невозмутимо объявил шаман. — По ранней весне, когда ещё везде лежал наст, инспектор Грин на снегоходе добрался до верховий реки Озёрной. Хр-р-р… А там, в нагромождении скал Срединного хребта, располагалось Капище паланцев — тайное, древнее и заветное… Зачем он разорил Капище? О чём думал? Наверное, о деньгах и славе. Не иначе, хр-р-р… Короче говоря, Томас сложил в рюкзак амулеты, подвешенные к Главному идолу. То есть, сперва срезал ножом, а потом сложил. Самого же идола спилил, обмотал верёвкой, её конец прикрепил к снегоходу и увёз ценный трофей в неизвестном направлении. Подписав, тем самым, собственный смертный приговор. Хр-р-р… Сколько паланцев сейчас проживает на Камчатке? Что-то около шести сотен. И две трети из них — люди вполне даже дееспособные. То есть, способные на убийство…

— Гав-в, — окончательно загрустил Клык, мол: — «Что же за день такой сегодня? Подозреваемые размножаются практически в геометрической прогрессии. Сперва к их перечню добавилось несколько тысяч взрослых жителей посёлка Ключи. А теперь ещё и порядка четырёхсот камчатских аборигенов. Хреновый и неожиданный поворот… И что со всем этим теперь прикажете делать?».

Глава четвёртая Посёлок Ключи

К их столу — в очередной раз — вернулся худосочный молоденький бармен и, уважительно склонившись над тёмно-коричневым морщинистым ухом шамана, что-то почтительно зашептал.

— Спасибо, родной, — с видимым трудом поднимаясь на ноги, душевно поблагодарил Ворон. — Хороший мальчик. Понимающий, хр-р-р. Может, к зиме и на работу к себе переманю. Старшим специалистом по связям с российской и международной общественностью. Если, конечно, надумаю открыть в Петропавловске полноценный офис. То бишь, филиал. Хр-р-р… Подай-ка мне посох. Благодарю… Ну, а с вами, Брут и Клык, вынужден попрощаться. Хр-р-р… Распогодилось, всё же, над Центральной Камчатской впадиной. Туман частично растаял. А частично, как и полагается, откочевал к Тихому океану. Диспетчеры, наконец-таки, дали добро на взлёт, хр-р-р… А вы-то, путники, чего забеспокоились? Не суетитесь понапрасну. Вам ещё ждать и ждать. Часа два с половиной, не меньше. Пока пилотов найдут и извлекут из ресторана на втором этаже. Пока в чувство приведут. То, да сё. Хр-р-р… Поэтому, не напрягаясь, отдыхайте… Вань, ты псу-то ещё оленьей грудинки принеси — в качестве добавки. А его хозяину брутальному — литровую баночку пива австралийского. Светлого и крепкого. Он его обожает, хр-р-р… Ладно, новые знакомцы. Прощаюсь. Не насовсем, конечно. Свидимся ещё, Бог даст. Держи, Брут, мою визитку. Звони, если соскучишься. Поболтаем. На сегодня — всё. Хр-р-р…

Ворон, тяжело опираясь на посох, и поддерживаемый под локоток предупредительным барменом, величественно проследовал в дальний торец зала ожидания и вскоре скрылся за одной из служебных дверей.

— Гав? — оживился Клык, мол: — «Как оно тебе, приятель?».

— Ты же знаешь, что я водку не люблю, — брезгливо поморщился Тим. — А черемша, действительно, оказалась ядрёной. Теперь, понятное дело, пару суток изо рта будет нестерпимо вонять, и, что характерно, никакая зубная паста с жевательной резинкой не помогут… Копчёный китовый язык? Да, своеобразная и вкусная штуковина. А, вот, вяленая медвежатина мне откровенно не понравилась. Прогорклая какая-то, с неприятным химическим привкусом…

— Гав!

— Так ты не про еду-питьё? А про шамана Костьку?

— Гав-в!

— Не знаю, честное брутальное слово. С одной стороны, конечно, серьёзный, заслуженный и умный человек. Я бы даже сказал — однозначно-авторитетный…

— Гав?

— С другой? — усмехнувшись, переспросил Тим. — А с другой стороны, искусственный он какой-то. Понты сплошные и надуманные. То бишь, некое тайное двойное дно явственно ощущается… Ага, официант возвращается. Тащит пиво и грудинку северного оленя… Облизываешься? Слюна потекла? Ну-ну…

Минут через пять-шесть, тщательно вылизав длинным тёмно-розовым языком опустевшую миску, Клык известил:

— Ик… Гав-в-в, — мол: — «Ужасно вкусно. Непередаваемо, неправдоподобно и волшебно… Я, конечно же, на Шпицбергене вкушал оленью грудинку. Но это были уже пожилые животные, на отстрел которых изредка выдают лицензии. У неё даже цвет был другой — слегка сероватый и подозрительный. А эта — нежно-нежно-розовая, очень сочная и пахучая до полного сумасшествия… Её бывшему хозяину, скорее всего, и года ещё не исполнилось. Нехорошо это, понятное дело. То бишь, гуманизмом и не пахнет. Ладно, пусть тематическими морально-правовыми аспектами занимаются местные журналисты и депутаты. Им, в том числе и за это, неплохие деньги платят… А что у тебя, братец, с физиономией? Пиво не понравилось? Старое, наверное. Из самой Австралии, как-никак, везли. Морем, не иначе…»

— Из Австралии? — брезгливо отодвигая полную на две трети пивную банку в сторону, криво ухмыльнулся Тим. — Не смеши меня, приятель.

— Гав?

— А, вот, так и понимай… Помнишь, Сан Саныч говорил, что, мол, в Ключах практически весь алкоголь является самопальным? Похоже, что не только в Ключах. В этой банке, к примеру, налита обыкновенная «Охота крепкая», в которую щедро капнули питьевого спирта. Гадость редкостная, страшная и неудобоваримая, вызывающая стойкую тошноту. А стоит данная баночка, скорее всего, порядка десяти американских долларов. Прибыль — на уровне трёхсот полновесных процентов, если не больше… Да, старина Карл Макс, пожалуй, во многом был прав. Во многом. Если, понятное дело, не во всём. Точка… А что, кстати, ты думаешь по сомну подозреваемых?

— Гав-в-в, — мол: — «По-прежнему считаю, что убийство Томаса напрямую связано со сделанным им открытием. Поэтому поселковых браконьеров и геологов-золотоискателей из перечня подозреваемых можно смело исключить. Остаются российские военные, коряки-паланцы и румын Чак Мунтяну.»

— Паланцы и открытие? — засомневался Тим. — Слабенькая версия, на мой взгляд… Хотя, это как посмотреть. Ворон же чётко сказал, мол: — «Томас сложил в рюкзак амулеты, подвешенные к Главному идолу…». Понимаешь, амулеты? А вдруг, среди них было что-нибудь инопланетное? Например, в незапамятные времена в районе камчатского Срединного хребта разбился межзвёздный корабль инопланетян, а любопытные паланцы, усердно покопавшись в космических обломках, нашли нечто. Нашли и закрепили-подвесили на своём Главном идоле. Ладно, разберёмся. Если отыщем спиленного идола, то, вполне возможно, и похищенные амулеты найдутся… Итак, исчезнувший паланский идол и ракетный полигон «Кура». Займёмся, понятное дело. Только не сразу. Сперва обустроимся в посёлке и несуетливо осмотримся по сторонам. Дополнительной информацией обрастём. Потом выедем на Безымянное месторождение — ведь надзора за строительством дороги никто не отменял. Ну, а после этого и приступим… Так, покидаем гостеприимный столик и возвращаемся к Санычу. Надо с вещами разобраться. Вернее, с картонной коробкой, презентованной Чаком. Ну, как её транспортировать? У меня же, в конце-то концов, не сто рук. Распихаю бутылки с алкоголем в рюкзак и по баулам, да и все дела…

Через два с половиной часа, как и обещал Ворон, объявили посадку на вертолёт.

— Придётся, дружище Клык, надеть на твою благородную собачью физиономию намордник, — объявил Тим.

— Гав!

— Предлагаешь не торопиться? Мол, вдруг, не потребуют? Хорошо, будем дожидаться отдельной команды. Не вопрос…

Отдельной команды — касаемо собачьего намордника — так и не последовало. Пожилая мрачная тётка в мятой «аэрофлотовской» форме равнодушно проверила у пассажиров рейса билеты и, небрежно махнув рукой, велела:

— Ступайте, хлопчики, вон в ту дверь. Как выйдите на лётное поле, так сразу направо и поворачивайте. Мимо вертолёта не пройдёте. Там не заперто, смело залезайте. Только сверх меры, пацанчики, не безобразничайте…

Кроме Тима, Сан Саныча и Клыка в Ключи направлялись ещё двенадцать пассажиров — все достаточно молодые, шумные, чуть-чуть хмельные и навьюченные серьёзными рюкзаками.

— Питерские конкуренты, — исподволь бросая на молодых людей косые взгляды, прошептал-прошипел Дунаев. — Проводят геологоразведку на Озерновском рудном поле. Вскоре тоже задумаются о дороге к побережью. Только будут её отсыпать вдоль другого, то бишь, левого берега реки Озёрной… Построить через речку мост и эксплуатировать нашу строящуюся дорогу совместно? Мол, так всем будет экономически выгоднее, и, кроме того, дикая природа Камчатки пострадает меньше? Да, наверное, это так. Но, увы, совершенно невозможно. Скорее небо упадёт в Авачинскую бухту, чем питерцы договорятся — о чём-либо — с москвичами…

Ми «восьмой» был откровенно-стареньким, с облупившимися жёлто-синими бортами. Рядом с ним не наблюдалось ни единой живой души, и питерские геологи-буровики, долго не думая и заговорщицки пересмеиваясь, тут же залезли внутрь вертолёта. Вскоре оттуда долетели характерные «пшики».

— Пивком балуются, — тут же определил Тим.

— Не балуются, а разминаются, — поправил опытный Сан Саныч. — Скоро и на водочку перейдут. Потому как молодые ещё. Избыточная энергия играет в одном месте, перехлёстывая порой через край… Ничего, полгодика проторчат на месторождении, пообтешутся, хлебнут лиха и слегка поугомонятся. Проходили уже в своё время. Как же… Когда мы полезем внутрь данного летательного аппарата? Может, через полчаса. Или, к примеру, через полтора. То бишь, когда загулявших пилотов отыщут и приведут в чувство… Кстати, Брут, а предстоящий-то полёт, он не из простых будет. Эксклюзив голимый и навороченный, достойный включения в знаменитую Книгу рекордов Гиннесса.

— И в чём тут фишка?

— По техническому паспорту дальность полёта Ми-8ПА составляет четыреста восемьдесят километров. А нам, учитывая маршрутные рельефные загогулины, предстоит пролететь порядка шестисот.

— Следовательно, будем делать промежуточную посадку? — предположил Тим. — Типа — для дозаправки?

— Ничуть не бывало. Безо всяких дозаправок полетим. И, что характерно, долетим… Какие такие хитрые технические секреты применяются? Во-первых, в Ми-8ПА предусмотрено двадцать восемь посадочных мест, но данный рейс на борт более пятнадцати пассажиров никогда не берёт. Во-вторых, вместо трёх штатных членов экипажа будет только два. В-третьих, на этой «вертушке» установлен более ёмкий бак для топлива, чем это предусмотрено заводскими документами. А, в-четвёртых, говорят, что в горючее здешние умельцы добавляют какие-то химические присадки… Ничего хитрого, если вдуматься. Обыкновенная русская смекалка. Привыкай, Брут…

Только через полтора часа к вертолёту, в сопровождении давешней мрачной тётки, подошли пилоты: низенький хлипкий старичок и высокий румяный юноша лет двадцати двух-трёх.

— Пассажирам — занять места, указанные в билетах! — густым шаляпинским басом неожиданно рявкнул визуально-пьяненький старичок. — Быстро у меня, бродяги неприкаянные! Взлетаем через семь минут…

В салоне вертолёта было от души накурено, да и устойчивый алкогольный перегар царил практически безраздельно: питерские геологи, оценив степень камчатской анархии, развернулись по полной и расширенной программе.

«Места, указанные в билетах?», — мысленно хмыкнул Тим. — «Никаких табличек с номерами здесь не наблюдается. Как, впрочем, и кресел, к которым означенные таблички и должны были бы крепиться. Вдоль бортов оборудованы широкие деревянные скамейки, а все вещи свалены посередине салона, в одну общую кучу. А два юных бородатеньких геолога, и вовсе, восседают на брезентовых раскладных стульчиках. Комфорт неземной, мать его комфортную…».

Они даже не успели толком устроиться, а двигатель уже надсадно загудел, вертолётные лопасти начали активно вращаться, и уже через пару-тройку минут Ми-8ПА, болезненно вздрогнув, уверенно оторвался от земли…

Сам полёт Тиму не понравился. Во-первых, пикник питерских буровиков продолжался: сизые клубы табачного дыма, пьяный галдёж, чавканье, «солёные» бородатые анекдоты, сплошной мат-перемат, жаркие карточные ссоры и громкое пение под раздолбанную и толком ненастроенную гитару. Во-вторых, очень неудобно было наблюдать через иллюминаторы за местностью, над которой они пролетали: приходилось постоянно выворачивать шею, от чего последняя нещадно затекала.

Сперва вертолёт пролетал над лесами и лугами. Потом внизу обнаружилось жёлто-бурое нагорье, по краям которого располагались приземистые кратеры вулканов и чёрные скалистые горы, чьи вершины прятались в низких светло-серых облаках. Где-то примерно через час на месте скучного нагорья возникла обширная речная долина.

— Искомая река Камчатка, — объявил Сан Саныч. — Теперь — до самых Ключей — пойдём над её руслом, игнорируя, естественно, все эти многочисленные и изысканные петли…

Река упрямо извивалась, изгибалась и усиленно петляла. Изредка на её берегах возникали населённые пункты.

— Елизово, — время от времени скупо комментировал Дунаев. — Мильково… Майский… Козырёвск…

К исходу третьего часа полёта старенький Ми-8ПА заметно устал: начал, время от времени, значимо подрагивать, а также резко, без предупреждений, «нырять» в разные стороны и вниз. Самочувствие питерских гуляк заметно ухудшилось: все легкомысленные разговоры стихли, а им на смену пришло глухое покашливание, сопровождавшееся дружным болезненным оханьем.

В какой-то момент даже терпеливый Клык не выдержал и несколько раз подряд жалобно взвизгнул, мол: — «Совершенно дурацкий и непотребный вид транспорта! Болтает и болтает. Того и гляди, стошнит… Опа, опять рухнули в очередную воздушную яму. Мать его… Как же блевать хочется. Прямо-таки неудержимо… А ещё и не видно ничего толком… Братец, надо будет по прилёту — в обязательном порядке — разжиться дельным мотодельтапланом. Ну, очень надо… Как, вообще, можно беспроблемно жить-существовать без надёжного и комфортабельного мотодельтаплана? Или, допустим, гидромотодельтаплана? А?».

— Никак нельзя, — согласился с псом Тим. — Попробуем разжиться. Обещаю. Точка.

— Подлетаем к Ключам, — любезно предупредил Сан Саныч. — Ухватись, Брут, покрепче. Одной ладонью за скамейку, а другой — вон за ту кожаную петлю, свисающую с потолка…

Предупреждение оказалось своевременным — вертолёт, резко накренившись по отношению к линии горизонта, заложил широченную дугу.

— Гав-в-в! — неуклюже повалившись на бок, от души возмутился Клык, мол: — «Что творите, сукины дети? Уроды грёбаные и недоделанные. Фокусники хреновы, а не дисциплинированные российские пилоты. Из-за вас, гнид пьяненьких, спиной ударился о ножку скамьи. Уточняю, о железную и ребристую ножку. Так вас всех и растак. Оптом и в розницу. И в хвост, и в гриву…».

За иллюминаторами дружно замелькали местные пейзажи: извилистая речная долина, множество крохотных озёр, ярко-зелёные ковры лесов и лугов, поселковые дома и домишки, тёмно-коричневые горы и, конечно же, величественные вулканы.

Наконец, вертолёт приземлился.

— Попрошу на выход, господа, граждане и товарищи! — насмешливым басом объявил пилот. — Вещички попрошу не забывать. Включая, понятное дело, пустые банки и бутылки, целлофановые пакеты из-под чипсов, а также промасленные газеты, в которые были завёрнуты бутерброды с ливерной колбасой и жареные куриные окорочка. И про окурки, мать вашу развратную, не забывайте…

Они, подхватив багаж, покинули усталый вертолёт и по гравийному лётному полю отошли метров на семьдесят-восемьдесят в сторону.

— Гав-в, — негромко попросил Клык.

— Предлагаешь слегка передохнуть и вволю подышать свежим камчатским воздухом? — избавляясь от рюкзака и баулов, понятливо улыбнулся Тим. — Мол, лапы совсем не слушаются и ушастая голова слегка кружится? Не вопрос, дружище, дыши… Саныч, ты как? Сильно торопишься?

— Не очень. Можно и перекурить. Лишним не будет…

Остальные же пассажиры, не останавливаясь, направились к полосатому шлагбауму, за которым располагались встречающие. И не просто — «не останавливаясь», а ещё и распевая при этом в двенадцать лужёных глоток одну широко-известную в геологической среде (по словам Сан Саныча), песенку:

Бодрая и симпатичная песенка, ожидаемо утонув во взаимных приветственных воплях, стихла.

— Вон тот УАЗик — мой, — невозмутимо указал дымящейся сигаретой Дунаев. — И вас, ребятки, до Серёгиного дома могу подбросить. Вы же в прежнем жилье Томаса остановитесь?

— Ага, там. Подкинешь — спасибо скажем, — улыбнулся Тим. — Кстати, а когда ты собираешься выезжать на Безымянное месторождение?

— Послезавтра, в районе пополудни. Если хочешь, то и тебя с псом прихвачу на броню. Непосредственно на месте и ознакомитесь со строительством нашей дороги. Проконтролируете, так сказать, не откладывая в долгий ящик. Потом — на попутном транспорте — и в посёлок вас вернём… Так как, договорились?

— Замётано, не вопрос… Саныч, а что случилось с Ключами?

— В каком смысле?

— В самом прямом. Когда вертолёт перед посадкой заложил полукруг, я в иллюминатор пялился. Чётко было видно, что часть посёлка заброшена — сплошные полуразрушенные крыши и характерные почерневшие развалины. Словно бы бомбёжка была совсем недавно.

— Бомбёжка, говоришь? — загрустил Дунаев. — Пожалуй, что и так. Это хвалёная рыночная экономика объявила Ключам беспощадную войну, причём, без правил и милосердия. Ну, и разбомбила — своими реформами неуклюжими — всё на хрен… Рассказываю. В начале восемнадцатого века здесь размещался крупный казачий острог — «Нижнекамчатск». Но в далёком 1731-ом году полыхнул (из-за непомерно-высокой ясачной пошлины), бунт камчадалов, и острог был сожжён дотла. Вот, на его развалинах потом и заложили Ключи. И население посёлка долгие-долгие годы неуклонно росло. А в 1992-ом году, когда оно перевалило за одиннадцать тысяч, Ключам даже был присвоен статус — «города». Тогда здесь производство было поставлено на широкую ногу, а самым крупным предприятием являлся леспромхоз, на котором заготовляли-обрабатывали древесину ели и лиственницы. Перерабатывающий завод работал в три смены, а львиная доля произведённых пиломатериалов экспортировалась в Японию. А ещё при Ключах был организован крепкий совхоз, собиравший по осени приличные урожаи картофеля, турнепса, моркови, свеклы и капусты. Да и совхозное стадо было, отнюдь, немаленьким… Пришли Времена смутно-мутные, и всё это накрылось медным тазом. Совхозные поля заросли напрочь, леса теперь заготовляется в разы меньше, люди, не находя достойной работы, либо уезжают на Большую Землю, либо переквалифицируются в браконьеры. Диалектика — штука упрямая и безжалостная… В 2004-ом году Ключи опять стали — «посёлком». А сейчас здесь проживает от силы пять тысяч человек, и то, включая военных, обслуживающих полигон «Кура». Поэтому и заброшенных домов так много… Ну, перекурили?

— Перекурили, — подтвердил Тим.

— Душу я тебе излил?

— Частично, скорее всего.

— Ладно, демагог брутальный, хватаем вещички и шагаем к машине…

Геологический УАЗик, вволю поколесив по посёлку, остановился возле отдельно-стоящего рубленого дома под шиферной крышей.

— Десантируемся, доблестные сотрудники ЮНЕСКО, — скомандовал Сан Саныч. — И я тоже, пожалуй, вылезу: помогу вам вещички выгрузить, перекурю… Вот они, ваши здешние Пенаты. Любуйтесь.

Дом, сложенный из толстенных гладких брёвен, смотрелся очень солидно.

— Впечатляет, — одобрил Тим. — На века выстроено. Из лиственницы. И всякие ставни-наличники, покрытые искусной резьбой, присутствую. Русская классика, короче говоря.

— Это точно. Да и всё прочее заслуживает уважения. Журавль-колодец. Хлев. Сеновал. Птичник. Крольчатник. Парники. Теплицы. Огород. Сад. Кузница. Мастерская. Погреб. Два гаража. Сарай для дров. Ещё один — непонятного назначения. Банька. Всё в полном порядке. И забор новёхонький. И участок большой, около сорока пяти соток. За домом, в дальнем конце подворья, и с десяток пчелиных ульев имеется. А за забором — грибной лес. Чуть дальше — старица Камчатки с причалом и лодкой.

— По-взрослому всё.

— Ещё бы, — горделиво напыжился Дунаев. — Серёга — мужик ужасно-хозяйственный. В батю покойного пошёл. Давно уже предлагаю ему возглавить хозяйственную службу нашего треста. И оклад более чем приличный. Премии и бонусы всякие. Не хочет. Мол, свобода дороже. Чудак-человек.

— А Серёга — он кто? — уточнил Тим.

— Мужик, понятное дело, — хохотнул Сан Саныч. — Настоящий. Штучный товар. Теперь таких уже не выпускают… Познакомишься. Поговоришь. Глядишь, и споётесь… Всё, Брут, давай свою лапу брутальную… Э-э-э, поосторожней только жми, молодчик здоровенный. Мне ещё рано записываться в инвалиды… Клык, не хворай. Встречаемся послезавтра, в одиннадцать сорок пять, на поселковой площади возле магазина. Пока, ребятушки…

УАЗик, бодро похрюкивая, укатил.

— Бух! Эх! — раздалось со стороны хозяйственных пристроек. — Бух! Эх!

— Пошли знакомиться с хозяином, — Тим забросил за спину рюкзак и подхватил баулы. — Посмотрим, что это за Серёга такой.

— Бух! Эх! Бух! Эх…

Тим, поставив баулы на землю, аккуратно отогнул ветви какого-то неизвестного ему дерева и заглянул за полутораметровый забор.

Возле длинного досчатого сарая чернобородый, плечистый и голый по пояс мужик колол дрова. Умело так колол, со вкусом. Ставил на толстенный кедровый кряж берёзовое полено, высоко заносил над головой тяжёлый топор-колун и, слегка приседая, резко опускал руки вниз.

— Бух! — и полено разлеталось на две половинки.

— Эх! — с полусекундным опозданием выдыхал чернобородый, после чего водружал на кряж очередное полено.

— Здорово, хозяин! — минут через семь-восемь, когда мужик, пристроив топор к горке уже наколотых дров, решил немного передохнуть, поздоровался Тим. — Может, помощь нужна?

— Никак, лёгкий иностранный акцент присутствует? — обернувшись на голос, вопросом на вопрос ответил чернобородый. — Ты, наверное, Брут? Прибыл в Ключи на место инспектора Грина? Наслышан. Мне про тебя Томас все уши прожужжал… А я — Сергей Пугачёв. Он же — «Серёга». Он же — «Пугач»… Подходи к калитке. Сейчас отомкну запор.

С тихим шорохом повернулся ключ в замке, и солидная калитка, оббитая широкими полосами чёрного металла и являвшаяся составной частью крепких двухстворчатых ворот, распахнулась.

— Проходи, Брут, — пригласил Пугач, но тут же насторожился: — Ты, никак, с псом? Тогда погоди немного. Не так всё и просто. Хотя… Чистокровный хаски? Ну-ну… Найда! — обернулся в сторону дома. — Ко мне!

Вскоре рядом с его ногами появилась собака.

«Лайка?», — засомневался Тим. — «Может быть, только какая-то нетипичная. Белая, с редкими бисквитными пятнами. Очень… э-э-э, компактная, ладная, лохматая и „шерстяная“. Голова клиновидная и мощная. Угольно-чёрный аккуратный нос. Углы рта слегка загибаются, образуя некое подобие ехидной улыбки. Глаза тёмно-коричневые, глубоко посаженные, широко расставленные, немного раскосые, миндалевидной формы. Хвост пышный, гордо закинутый на спину. А, вот, уши какие-то маленькие и слегка закруглённые на концах…».

— Найда, она самоедка[18], — охотно пояснил Сергей. — Два с половиной года назад купил щенком у старого чукчи, на северном плато Корякского нагорья. Она ещё девушка у меня. И поэтому на всех кобелей рычит и бросается. А на твоего…

— На Клыка.

— А на твоего Клыка — нет. Только добродушно и загадочно щурится. Может, что и получится. Путное, я имею в виду. Например, здоровые и породистые щенки.

— Гав-в-в-в, — почтительно помотав головой, высказался Клык, мол: — «Какая симпатичная и трепетная синьорина. Сражён наповал. Имею самые честные и серьёзные намерения. Готов доказать на деле и всё такое прочее…».

Найда, молча, развернулась на сто восемьдесят градусов и, кокетливо помахивая белоснежным хвостом, затрусила к дому.

— Заходите, гости дорогие, — понимающе усмехнулся Пугач. — Будьте как дома…

«Кстати, а он здорово похож на легендарного Емельяна Пугачёва», — шагая по узкой гравийной дорожке, машинально отметил Тим. — «По крайней мере, на портрет Пугачёва, виденный мной когда-то в школьном учебнике по истории. А ещё Серёга очень жилистый и мускулистый. И ростом будет повыше меня. Наверное, крепкий боец. С таким справиться — куда как непросто… Возраст? Под тридцать, скорее всего. Мой ровесник, то бишь…».

По короткой скрипучей лесенке они поднялись на крыльцо и через просторные сени, стены которых были плотно завешаны берёзовыми вениками и духовитыми пучками сушёных трав, прошли в дом.

— Это наша с тобой общая горница, — пояснил Сергей. — Кухня-столовая-гостиная, по-вашему. Вон та дверь ведут на твою половину: две комнаты и кладовка. А эта, соответственно, в мою. Туалет, извини, на улице. Биотуалетом я только зимой пользуюсь. Кстати, рядом с колодцем деревянный столб вкопан в землю. На нём — умывальник…

Горница была достаточно просторной, и главной её достопримечательностью являлась большая русская печь-красавица — с многочисленными дверками-заслонками и широкими полатями, застеленными пышной медвежьей шкурой. А уже рядом с печью, почтительно обступив её с трёх сторон, размещалось и всё остальное: кухня с мойкой и высоким двухкамерным холодильником, посудные и книжные шкафы, просторный обеденный стол и элегантные стулья с резными спинками, антикварные массивные комоды и приземистые сундуки самого почтенного вида. А ещё в этом помещении было очень много полосатых домотканых ковриков-половичков — и на полу, и на комодах, и на сундуках.

— Уютно здесь у тебя, — одобрил Тим. — И пахнет хорошо — полевым разнотравьем, колодезной водой и свежей выпечкой.

— Ничего удивительного. И хлеб вчера выпекал в печи. И полы — колодезной водой — мыл.

— А вон на стене, рядом с шестиструнной гитарой, портрет висит, на котором изображены мужчина и женщина. Лица у них хорошие. Светлые-светлые такие… Кто это?

— Мои покойные родители, — слегка нахмурился Пугач. — Они утонули несколько лет тому назад. Рыбачили по последнему льду в лагуне Маламваям[19]. Ловили корюшку, навагу и камбалу. Матушке морской рыбы захотелось. Мол, речная и озёрная приелись слегка… С Тихого океана неожиданно тайфун налетел, и весь лёд за полчаса поломал. Тогда больше двадцати человек утонуло. Почти все, кто был на льду лагуны… Портрет? Отца маманя рисовала. А батя — её…

— Извини.

— Ничего… А что там с инспектором Грином? Улетел в свой прекрасный Париж на встречу с любимой девушкой?

— Нет, не улетел.

— Почему?

— Убили Томаса.

— Как? Кто? Когда?

Тим подробно рассказал о недавних печальных событиях. То есть, в меру подробно, не упоминая, естественно, о неизвестном судьбоносном открытии покойного, а также о спящем биче, слежке и неудавшемся нападении на автомобильной стоянке возле аэропорта.

— Жалко Томаса, занятный был чувак, — загрустил Серёга. — Помянуть его надо. Как и полагается по русскому обычаю… Давай, Брут, дуй на свою половину. Вещички раскладывай. Переодевайся. А я пока на стол соберу. Минут через пятнадцать-двадцать подгребай.

Тим обустроился, методично разложил вещи по полочкам высокого одёжного шкафа, разделся до трусов, сходил к колодцу-журавлю, вволю пообливался холодной чистейшей водой, тщательно обтёрся толстым махровым полотенцем, облачился в шорты, футболку и шлёпки-вьетнамки, после чего вернулся в горницу.

— Присаживайся, — предложил Пугач. — Держи чарку. В ней медовуха. То бишь, самогон, настоянный на меду. Всё своё. И мёд. И самогон. Сам гнал.

— У меня тоже всякий алкоголь имеется: водка, коньяк, виски. Достать?

— Не надо. Предпочитаю естественные напитки. Да и мешать не люблю… Ну, помянем, не чокаясь. Пусть земля Томасу будет пухом. Родная канадская земля, понятное дело.

— Пусть будет — пухом, — поддержал Тим.

Они выпили.

— Ох, и крепка, зараза! — зажмурив глаза, выдохнул Серёга. — Пожалуй, это я переборщил — с четвёртой перегонкой. И трёх было бы вполне достаточно… Да ты закусывай, Брут. Закусывай… Вот, рыбка — вяленая и копчёная. Ветчина свиная. Холодец сборный. Крольчатина. Помидоры и огурчики. Папоротник маринованный. Холодная вчерашняя пицца с кабачками и баклажанами. Грибочки солёные. Морошка и княженика. Всё, как и полагается, своё…

После третьей чарки Тим подошёл к открытому окну и позвал:

— Клык! Ты где? Отзовись!

— Ищи ветра в поле, — хмельно усмехнулся хозяин дома. — Они с Найдой, наверняка, в лес отправились. Типа — на ознакомительную прогулку. У неё под забором, рядом с пчелиными ульями, тайный лаз вырыт. А я и не препятствую. Зачем? Самоедам без охоты никак нельзя. Могут затосковать и впасть во фрустрацию. Шерсть, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, начнёт вылезать-выпадать, зубы крошиться в пыль… Оно мне надо? Не надо, зорька ясная… А так собака регулярно в тайгу наведывается. Свежим воздухом дышит. Добычу приносит. Зайчишек, белок, тарбаганов… Тарбаганы? Это такие сурки местные, камчатские. Их топлёный жир здорово при простудных радикулитах и застарелых артритах помогает… Может, о Томасе поговорим? Покумекаем, кто мог желать его смерти?

— Поговорим. Не вопрос.

— Понимаешь, было у меня чёткое предчувствие, что инспектор Грин кончит плохо. Больно уж безбашенным он был…

— И в чём, пардон, это выражалось? — заинтересовался Тим.

— В чём? Трудно вот так сразу, в двух словах объяснить… Камчатка — край особенный, тайный и мистический. Тут нельзя шастать и бродить — где вздумается. В том смысле, что дошастаться — раз плюнуть… Например, здесь имеются такие места и маршруты, где уже сотни лет не происходит ничего особенного и опасного. А ещё есть места запретные. Ну, как у новозеландских туземцев — «табу». Не надо туда ходить, десятилетиями и веками проверено. Всякие там распадки, конкретные сопки, водоразделы, перевалы, реки и озёра. Там с непослушными и легкомысленными путниками обязательно что-нибудь происходит. Нехорошее и фатальное, я имею в виду. Падают со скал и позвоночники ломают. Тонут в водоворотах и болотах. Пропадают с концами. Становятся обедом бурых мишек. Ну, и так далее… Так вот. Томаса словно бы что-то тянуло к этим нехорошим и опасным объектам. Он постоянно, не смотря на все мои просьбы и предостережения, слонялся по рискованным маршрутам. Наверное, что-то важное искал. Нашёл? Не нашёл? Не знаю… Теперь по подозреваемым личностям. Геологи и буровики с Безымянного месторождения? Бред законченный. Они ребята столичные, образованные и абсолютно адекватные… Поселковые браконьеры? Не смеши меня, Брут. Трусишки они. Нынче — после осенних арестов и судов — на дно залегли, осторожничают. Им нынче лишний шум совсем ни к чему… Российские вояки? Это да, вариант реальный. Томас, по его же собственным словам, несколько раз посещал полигон «Кура». Тайно, понятное дело, посещал. Безо всяких официальных разрешений и провожатых. Запросто мог обнаружить там что-нибудь жутко-секретное и запретное. Запросто… Паланцы? Скрывающий Ворон, спора нет, шаман авторитетный и уважаемый. Только, вот, мало верится в его складные и цветастые россказни. Разорённое Капище? Спиленный Главный идол? Дешёвой мистикой, гадом буду, так и отдаёт… Да и сами паланцы. Я лично с ними считанные разы встречался. Они живут далеко от наших мест, за Срединным хребтом, практически на побережье Охотского моря. Да и мест насиженных паланцы покидать не любят. Потому как домоседы природные. То есть, от природы… Допустим, всё же, что Томас-таки разорил тайное паланское Капище, спилил Главного идола и увёз его в неизвестном направлении. И где же, спрашивается, этот идол? Я на днях заходил в арендованный покойным инспектором Грином гараж: вездеход есть, рядом снегоход стоит, только никаких деревянных идолов не наблюдается. Как, впрочем, и рюкзака с заветными паланскими амулетами… Какие места инспектор Грин посещал в последнее время? То бишь, в последний месяц два? Возле Шивелуча и Толбачика он усердно тёрся. Только вдали от безопасных туристических маршрутов. А ещё, как я уже говорил, пару-тройку раз нелегально посещал полигон «Кура»… Извини, Брут, но придётся прервать наше застолье. На время, понятное дело. Нельзя, понимаешь, забывать о текущих делах крестьянских. Не положено — забывать… Поможешь?

— Без вопросов и с удовольствием. Что делать?

— Я животными займусь. То бишь, накормлю и напою свиней, кроликов и кур. А на тебе — парники и теплицы. Полей там всё. Воду бери в старом колодце. Он за дальней теплицей расположен. Вода в нём всегда тёплая, благодаря минеральному родничку… Только смотри, не перелей. Одна лейка на два огуречных куста. И для помидоров, перцев и баклажанов такая же пропорция. А для кабачков, тыкв, дынь и арбузов — в два раза больше…

На сельскохозяйственные работы ушло два с половиной часа.

— Ну, и как оно тебе? — подойдя к парникам-теплицам, поинтересовался Сергей. — В плане впечатлений?

— Шикарно и очень урожайно. Такое впечатление, что всё прёт прямо на глазах… Может, отдельные плоды уже пора срывать?

— Утром сорву. Потом часть овощей отвезу в оптовую фирмочку. А другую, добавив свежих куриных яиц, в хозяйственную службу полигона. Вояки нынче при деньгах. В том смысле, что оплачивают продовольственные поставки почти без задержек. Ладно, возвращаемся к столу…

После седьмой чарки они перешли на личности.

Сперва Тим рассказал о своей жизни. Не обо всей, конечно. Только в общих чертах, не упоминая о сердечно-интимных моментах и о недавних июньских событиях, произошедших в Синей долине острова Западный Шпицберген.

— Интересная у тебя, Брут, работа, — умело выпустив изо рта с десяток идеально-круглых колец, сформированных из сизого табачного дыма, одобрил Пугач. — Даже завидую слегка. И не скучная, и для общества полезная, и… вообще. Всякие там интересные природные места, неожиданные встречи, переезды, перелёты, новые острые впечатления.… А я, вот, домосед. Ну, как те же паланцы… Родился в Ключах. Здесь и вырос. Здесь и среднюю школу закончил. А вулканы же кругом. Да ещё какие… Заболел я всерьёз этим делом и решил стать вулканологом. Улетел в Москву и поступил в МГУ, на геологический факультет. Причём, по-честному поступил, без денег. Лишь на одном желании. Потом успешно окончил и стал дипломированным вулканологом. На Родину вернулся… Женитьба? Нет, так и не встретил в Москве нормальной девушки. В том смысле, чтобы она по сердцу пришлась… Значится, вернулся в родимый посёлок и устроился младшим научным сотрудником на Ключевскую вулканологическую станцию. Сбылась мечта всей жизни, короче говоря… Только недолго я на той станции проработал. Уже через полтора месяца, скрипя зубами, уволился по собственному желанию. Так, вот, получилось…

— Небось, женский вопрос всему виной? — прозорливо предположил Тим. — Трепетный и нежный?

— Это точно, трепетный… Начальником Ключевской вулканологической станции тогда Юрка Демьяненко работал. Может, и сейчас работает? Не знаю. Не интересовался… Хороший такой мужик — дельный, честный, вулканы любящий до полного посинения. Но… Его жена, Татьяна. Чёрненькая такая, стройная, с живыми и быстрыми глазами… Короче говоря, запал я на неё всерьёз. Да и она начала с интересом посматривать в мою сторону — своими быстрыми и живыми глазищами… Вот, и уволился. То бишь, от греха подальше и чтобы жизнь Юрке не портить. Ну, не заслуживал он того. Не заслуживал… Хотел я тогда уехать на Большую Землю, но вскоре отец с матушкой утонули. Похоронил, как и полагается… Похоронил, отплакал, поразмышлял и решил остаться. Родители столько сил во всё это вложили — в дом, в сад, в хозяйство, в пчёл. Вот, так сказать, и подхватил эстафету… Работа на стороне, по найму? Нет, не нуждаюсь. И без неё денег на безбедную жизнь хватает. Свинину по осени продаю. Куриные яйца, молоденьких петушков и кроликов — круглый год. Ну, ещё и овощи всякие с картошкой… Рыба? Только для себя ловлю. Ну, его на фиг, это браконьерство. Себе, что называется, дороже. В том плане, что если меня, тьфу-тьфу-тьфу, посадят, то усадьбу сразу же разворуют. Дочиста… Охота? Имеет место быть. Хорошее подспорье в хозяйстве. И бурых мишек стреляю, и горных баранов, и лосей, и всяких птичек перелётных… Ещё с сотрудников ЮНЕСКО имею копейку. Пол избы, гараж, вездеход и снегоход сдаю в аренду выгодную… Видишь, лестница ведёт на второй этаж? Это, так сказать, задел на Будущее. Вдруг, всё же, когда-нибудь женюсь, а жена мне подарит целую кучу маленьких Пугачёвых? Вот, для них… А пока у меня на втором этаже иностранные туристы квартируют. Уже месяца два с половиной. То ли англичане, то ли шотландцы. Кто их всех разберёт? Правда, сейчас отсутствуют — надумали сплавиться на резиновых надувных лодках по реке Камчатке к океану. Бог им в помощь. Тем более что платят они за постой щедро и исправно… А ещё у меня гидромотодельтаплан есть. Сам собирал-мастерил. По чертежам и инструкциям, позаимствованным в Интернете…

— Ты это серьёзно?

— Серьёзней не бывает. Ик-к-к, — пьяненько икнув, заверил Серёга. — В сарае стоит. Завтра, Бог даст, покажу… Я на нём богатеньких жлобов изредка катаю. Тех, кто ещё может страх перебороть. За большие бабки, понятное дело.

— А мне в аренду сдашь? Месяца так на полтора-два?

— Почему бы и нет? Ик. Обсудим, конечно… Только, извини, не сегодня. Наливай…

Посиделки затягивались. За окнами, прикрытыми по случаю вечерней прохлады, сопровождавшейся лёгкой пеленой мокрого белёсого тумана, постепенно стемнело.

Выпив по двенадцатой чарке, они — по старинной русской традиции — перешли к горячим спорам о смысле жизни.

— Дзынь! — разнеслось по горнице.

Оконные стёкла в одной из рам, треснув, посыпались на пол мелкими осколками, а на обеденный стол — между полупустыми блюдами и грязными тарелками — упал увесистый огненный булыжник.

Огненный — это как?

В том смысле, что плотно-плотно окутанный-опутанный злыми языками красно-фиолетового пламени.

Секунда-другая, и тёмно-серая льняная скатерть, расшитая красно-алыми петушками и лилово-жёлтыми медведями, вспыхнула — как порох…

Глава пятая Сплошная пурга и разные разности

— Туши пожар! — вскакивая на ноги, велел Серёга.

— А ты?

— Побежал ловить супостата…

Пугач, схватив карманный фонарик, лежавший на одном из комодов, покинул горницу.

«Походка-то у нашего бывшего вулканолога характерная», — машинально отметил Тим. — «Собранная, скоординированная и очень грациозная. Практически кошачья. Наверняка, серьёзно занимался восточными единоборствами…».

А с пожаром он справился быстро и без особых проблем: резко дёрнув за край, сбросил горевшую скатерть со стола на пол и, усердно работая двумя полосатыми домоткаными половичками, зажатыми в ладонях, уверенно сбил пламя.

После этого Тим — чисто на всякий случай — выключил в комнате свет, прихватив со стола кухонный нож, вышел на крыльцо, напряжённо вслушался в чуткую ночную тишину и едва слышно прошептал:

— И Клыка, как назло, где-то черти носят. С ним мы этого любителя огненных фокусов в момент отловили бы…

Через пять-шесть минут тихонько скрипнули петли приоткрывшейся калитки, и по узкой гравийной дорожке беспорядочно запрыгало-задрожало светло-жёлтое пятнышко карманного фонарика.

— Убежал, сволочь прыткая, — поднявшись на крыльцо и виновато шмыгнув носом, сообщил Сергей. — Во-первых, темно. Во-вторых, я же нынче слегка выпивши… Короче говоря, треснулся на бегу лбом о ствол какого-то дерева. Больно, даже искры посыпались из глаз. Пока в себя приходил, он, гнида, и улизнул. Повезло гадине, короче говоря… Впрочем, я с трофеями, всё же, вернулся. Неизвестный злоумышленник так испугался погони, что даже обронил пару вещиц.

— Каких?

— Толком не рассмотрел. Пошли в дом.

Они, закрыв ради пущего спокойствия входную дверь на щеколду, вернулись в горницу.

— Стоит ли зажигать свет? — засомневался Тим. — Будем — как на ладони. Для тех, кто на улице, я имею в виду.

— Смело включай, — заверил Пугач. — Поджигателю теперь не до нас. Я успел-таки швырнуть ему вслед булыжник. Судя по болезненному вскрику, попал… Впрочем, задёрну-ка я предварительно занавески. Бережённого, как известно, Бог бережёт…

— Ну, задёрнул? Уже можно включать?

— Не нукай, не запряг. Всё, включай… Да, интересные трофеи мне достались. Во-первых, какая-то металлическая хрень с чёрной резинкой… Рогатка?

— В общем-то, да. Рогатка, — задумчиво вздохнув, подтвердил Тим. — Только, отнюдь, непростая… Изделие РГ-05. Такими, как правило, оснащают диверсионные группы и штурмовые команды, входящие в состав различных российских спецслужб. Очень полезная и действенная штуковина. Прицельно бьёт метров с пятидесяти-восьмидесяти. Причём, тяжёлыми стальными шариками. Если хорошенько потренироваться, то и глаз фигуранту можно — с одного выстрела — выбить. А ещё иногда стальные шарики меняют на специальные зажигательные заряды. Точно такой и упал совсем недавно на наш достархан.… Как эти заряды зажигаются? А сами по себе. Непосредственно в полёте. От трения об воздух, если, конечно, так можно выразиться.

— Откуда, Брут, ты всё это знаешь?

— А у меня родной дядя в ГРУ[20] работает. Генерал-майором. Возглавляет там какой-то жутко-секретный отдел.

— Ясненько, — осторожно трогая пальцами выпуклую шишку на лбу, уважительно протянул Серёга. — Вот же, приложился. Угораздило, мать его… Родной дядя, значит? Бывает…

— А, во-вторых, старенькая меховая шапка?

— Это, брат, не шапка. А мужской малахай. Коряки такие носят и зимой, и летом. Старинная национальная традиция… Стоп. Видишь, наушники обшиты-оторочены чёрной гладкой кожей?

— Вижу. И что с того?

— А то, что это кожа нерпы. Получается, что это не просто — корякский головной убор, а паланский малахай… Улавливаешь разницу?

— Улавливаю, — скрипнул зубами Тим. — Вот же, затейники хреновы. Чёрт бы их всех побрал…

— С чего это ты, Брут, так разозлился?

— С того самого. У нас, если ты подзабыл, было две основных, но строго-противоположных друг другу версии. Мол, Томаса могли убить либо мрачные армейские деятели, либо мстительные паланцы. А теперь, блин горелый, что получается? Какая-то хрень навороченная.

— Действительно, хрень, — задумчиво взлохматив пятернёй свою чёрную бородку, согласился Пугач. — Получается, что некий паланец, являющийся — ко всему прочему — сотрудником одной из российских спецслужб, только что пытался поджечь моё родовое гнездо? Пурга сплошная… Это нас, не иначе, пытаются окончательно запутать. Зачем? Чтобы, ясен пень, сбить со следа… Предлагаю следующее. Выпиваем по разгонной чарке. Убираемся на столе. И готовимся ко сну. Типа — утро вечера мудренее… О, слышишь?

— Ага. Кто-то в дверь скребётся.

— Это наши собачки, нагулявшись, пожаловали… Уже иду! Подождите! Открываю…

Найда, довольно помахивая пушистым хвостом, загадочно улыбалась — всей своей «самоедской» мордочкой. А Клык крепко сжимал в зубах тушку упитанного лесного зайца.

— Гав-в! — небрежно пристроив добычу возле хозяйских ног, высказался Клык, мол: — «Славная получилась охота! Неземной восторг и полный отпад! Отвёл душеньку, что называется, по полной программе… А почему у вас, добры молодцы, гарью пахнет? Локальный пожар — по пьяной лавочке — учудили?».

Тим подробно рассказал — как и что, а после этого резюмировал:

— Так что, дружище, придётся тебе ночь провести на улице. Так сказать, в качестве сурового сторожевого пса.

— Гав, — мол: — «Не вопрос. Посторожу. Не переломлюсь. А с такой симпатичной напарницей — так и с превеликим удовольствием. Ты как, Найда? Составишь мне компанию?».

Но гордая самоедка ничего не ответила на этот вопрос. Она, молча, развернулась на сто восемьдесят градусов и неторопливо засеменила на выход…

Тим долго не мог уснуть: мысли всякие и разные — в основном, тревожные — назойливо бродили в голове. Ворочаясь с боку на бок, он рассуждал-размышлял: — «Если смотреть правде в глаза, то по итогам сегодняшнего дня ещё на одного подозреваемого стало больше. Причём, этот подозреваемый, безусловно, нынче проходит за „номером один“. То бишь, больше всех остальных тянет на роль убийцы инспектора Грина… О бородатом Сергее Пугачёве, естественно, идёт речь. О нём, родимом… Во-первых, именно он чаще других общался с покойным — проживали, как-никак, в одном доме. А Томас, между прочим, был неравнодушен к алкоголю. Сидели они, допустим, как-то вечерком за столом — ужинали и фермерской медовушкой баловались. Вот, информация о невероятно-глобальном открытии и перестала быть секретной. Ничего хитрого… Во-вторых, у Пугача, оказывается, есть свой ключ от гаража, арендованного Грином. Сам же во время сегодняшних посиделок сказал, мол: — „На днях заглядывал в гараж. Снегоход и вездеход на месте. А, вот, спиленного идола и рюкзака с амулетами не наблюдается…“. Охотно верю. Сейчас, безусловно, не наблюдается. А, например, с неделю назад, когда Томас отбыл в Петропавловск-Камчатский? Куда как просто, имея на руках ключ, войти в гараж, да и вывезти оттуда всё ценное, включая паланского идола и амулеты. Или же какие-нибудь другие не менее экзотические раритеты… Впрочем, можно и не вывозить, а просто продать, мол, пусть сами покупатели и вывозят. Что ещё за покупатели? К примеру, англичане или шотландцы, квартирующие у Серёги на втором этаже. А теперь (как версия), совершив покупку, иностранные туристы сплавляются по реке Камчатке к тихоокеанскому побережью. Зачем? Конечно, для того, чтобы переправить ценные раритеты за пределы России. Это раньше, во времена СССР, государственная граница была на надёжном замке. А сейчас? Похоже, что даже дельная щеколда отсутствует. Пристанет к неприметному пирсу такой же неприметный кораблик, привезший для жителей Ключей триста коробок свиной тушёнки. Разгрузится. Ночью загрузится браконьерской красной икрой и копчёной рыбкой. Ну, и некий дополнительный груз возьмёт на борт. А утром, отчалив в неизвестном направлении, растает в густом тумане. И всё, поминай, как звали. Точка… Если эта моя версия (про проданные иностранцам раритеты), верна, то Томас, понятное дело, был изначально обречён. Мол, опасный свидетель, способный поднять крутую бучу. И здесь в дело, как это водится, вступает „в-третьих“… В-третьих, Пугач является местным и коренным жителем. Следовательно, у него на Камчатке проживает много друзей и знакомых. В том числе, и в Петропавловске-Камчатском. В-четвёртых, Сергей, судя по ухваткам, серьёзно занимался (может, и до сих пор занимается), восточными единоборствами. Значит, и его приятели занимались… То бишь, Пугач запросто мог позвонить своему закадычному дружку-каратисту, проживающему в Петропавловске, и обратиться к нему с пустяковой просьбой, мол, надо срочно пришить одного вредного и опасного иностранца. За приличные деньги, понятное дело. Дружок пошёл навстречу и убил Томаса, а потом скрылся, ловко перемахнув через высоченную кирпичную стену… В-пятых, фермер Пугачёв регулярно поставляет на ракетный полигон „Кура“ всякие продукты питания. Получается, что у него имеются устойчивые связи и в военной среде. То есть, если рассуждать логически, к убийству инспектора Грина мог быть привлечён и офицер-отставник, некогда служивший в частях особого назначения. Всё, блин горелый, одно к одному… История с огненным зарядом, выпущенным из изделия РГ-05, якобы случайно потерянным паланским малахаем и выпуклым синяком на лбу? Обычная мистификация. Мозги пудрят и пургу гонят… Жаль, что с Клыком на эту тему не поговорить. Почему — не поговорить? Потому, что он всерьёз запал на эту бело-бисквитную самоедку. Следовательно, теперь и к её хозяину не сможет относиться адекватно. То бишь, будет — вольно или невольно — выступать в роли Серёгиного адвоката. Более того, может и с Найдой поделиться моими подозрениями-умозаключениями, что будет уже откровенно-лишним и вредящим делу… Вау! Кажется, засыпаю. Точка…».

Утром Тим проснулся от «бряканья» ведра с водой о бетонные кольца колодца. Проснулся, мельком взглянул на наручные часы, лежавшие на прикроватной тумбочке, и сонно пробормотал:

— Без пяти шесть утра. Офигеть можно. Серёга-то фермер. Видимо, уже привык вставать в такую безумную рань. Подремлю, пожалуй, ещё минут сорок-пятьдесят…

Но поспать не довелось.

— Ба-бах! — глухо бабахнуло за окнами.

— Дзынь-нь-нь! — тоненько зазвенели стёкла в оконных рамах.

— Твою мать! — спрыгнул-слетел с кровати Тим и, как был в трусах, выбежал — через горницу и сени — на крыльцо.

— Доброе утро, — радушно поприветствовал его стоявший возле столба с умывальником Пугач. — Хороша водичка… А что это, Брут, ты такой всклокоченный? Выскочил, словно на деревенский пожар торопишься.

— Так это… Грохотало, вроде… Что-то на полигоне рвануло?

— Не-а. Это просто старина-Шивелуч, заскучав в одиночестве, решил немного пообщаться с местными жителями. До него тут недалеко, порядка сорока шести-семи километров. Посмотри-ка направо.

Тим посмотрел. На небе — над тёмно-зелёным лесом, где-то вдалеке — наблюдались клубы густого тёмно-серого дыма.

— Извержение? Сильное?

— Локальное, не обращай внимания, — старательно растираясь полотенцем, заверил Серёга. — На несколько суток. Шивелуч чуть ли не каждый месяц напоминает о своём существовании. Покашляет чуток. Раскалённой лавой слегка поплюётся. А после этого вновь — на некоторое время — успокоится.

— Ба-бах! — опять разнеслось над округой. — Бух-х-х-х…

— А что там взрывается? — переминаясь озябшими пятками по холодным доскам крыльца, спросил Тим.

— В основном, газы всякие и разные. А ещё иногда из жерла и бомбочки вулканические вылетают… Кстати, тут недалеко имеется неплохая смотровая площадка с отличным видом на Шивелуч. Туда любопытных туристов регулярно привозят на автобусах. Выходишь из калитки и идёшь направо. На втором перекрёстке поворачиваешь налево, метров через двести пятьдесят ещё раз налево, а после этого шагаешь до упора.

— А что? И прогуляюсь. Тоже полюбопытствую… Чем я, собственно, хуже всех прочих?

Он по-быстрому посетил туалет, умылся, оделся и, прихватив с собой собак, отправился на прогулку.

Было тепло, но между деревьями, окружавшими дорогу, плавно перемещалась лёгкая туманная дымка. Пахло неизвестными травами, летней влагой и печным дымком. Солнышко стыдливо пряталось за длинными и низкими светло-сизыми облаками.

Гордая Найда, закинув пышный белоснежный хвост на спину, умчалась вперёд, а Клык, меланхолично семенивший рядом с хозяином, поинтересовался:

— Гав? — мол: — «Как дела? Есть новые мысли?».

— Ничего определённого и интересного, — смущённо вздохнул Тим. — Нахожусь в раздумьях и терзаньях… А что у тебя?

— Гав, гав, гав-в-в.

— Даже так? Наметились серьёзные сердечные отношения? Даже, возможно, нашёл-отыскал свою вторую половинку?

— Гав!

— Завидую, братишка…

Поворот, второй, впереди заметно посветлело, и вскоре они оказались на высоком речном берегу. Вернее, на сорокаметровом обрыве, на краюшке которого, невозмутимо вглядываясь вдаль, сидела Найда.

— Гав, — устраиваясь рядом с бело-бисквитной самоедкой, любезно пояснил Клык, мол: — «Сейчас мы находимся напротив того места, где речка Еловка впадает в реку Камчатку. Кофейно-бурый поток — это Камчатка. А светло-серый, соответственно, Еловка. Мы с подружкой здесь уже побывали вчера. Мимоходом…».

Над обрывом мелькали-носились — чёрными изломанными молниями — шустрые камчатские стрижи. По речной глади спешили куда-то (очевидно, по важным делам), два пузатых рыбацких баркаса. А на северо-востоке, над далёкой линией горизонта, величественно возвышался конус вулкана Шивелуч.

«Какой-то он… э-э-э, треугольный и ассиметричный», — мысленно прокомментировал Тим. — «А клубы дыма, честно говоря, весьма впечатляющие. Вверх, клубясь, поднимаются, поднимаются, а потом постепенно превращаются в шлейф-полосу, заметно отклоняющуюся к западу. Знать, ветер сегодня дует со стороны Тихого океана…».

Над конусом вулкана неожиданно полыхнул — сквозь клубы бело-серого дыма — яркий ало-розовый всполох. За ним другой. Третий.

А секунд через пятнадцать-двадцать опять загрохотало:

— Бух-х-х! Ба-бах! Бух-х-х-х-х…

— Гав, — предположил Клык, мол: — «Вулканическими бомбочками, не иначе, плюётся…».

Когда они часа через полтора вернулись к родовому гнезду Пугачёвых, двухстворчатые ворота были уже распахнуты настежь, а рядом с ними стоял-красовался угольно-чёрный БМВ, соединённый жёсткой сцепкой с длинным и широким самодельным прицепом, в который Серёга — через откинутый вниз борт — загружал деревянные ящики с помидорами, огурцами и кабачками.

— Давай, помогу, — предложил Тим.

— Спасибо, уже заканчиваю. Только коробки с куриными яйцами осталось пристроить… А ты, брат, если не лень, конечно, посуду помой вчерашнюю. Тёплая вода — в водогрее кухонном. И кроликов накорми, а то я не успел. Трава, перемешанная с ботвой бобов, в тележке, возле крольчатника… Стёкла, разбитые неизвестным ночным супостатом? Я уже в оконные рамы новые вставил. Ну и пол, конечно, подмёл… Если надумаешь погулять по посёлку, то всё здесь запри. Ворота — на засов. Вот, ключи от входной двери и калитки. Держи.

— Держу… Солидная у тебя машина, ничего не скажешь. Наверное, дорогая?

— Не знаю, честное слово, — беззаботно пожал плечами Пугач. — Год назад бесплатно досталась, от друга покойного. Он в Петропавловске бандитствовал немного. То есть, рэкетом занимался. Застрелили, понятное дело. Вот, ко мне автомобиль и отошёл. Типа — по наследству.

— Ясненько, — пробормотал Тим, а про себя подумал: — «У него ещё, ко всему прочему, и бандиты числятся в друзьях. Неужели мои ночные бредни, вовсе, и не бредни? Чёрт знает что…».

Пугач, закрыв на шпингалеты борт прицепа, уселся на водительское сиденье. Захлопнулась автомобильная дверка, сыто загудел мощный двигатель, и БМВ, увлекая за собой прицеп, закруженный под самую завязку, укатил.

Помыв посуду, накормив прожорливых ушастых кроликов, переодевшись в цивильный прикид, заперев двери, ворота и калитку, Тим тоже покинул фермерскую усадьбу.

А перед тем, как запереть-покинуть, он сделал ещё две вещи. То бишь, совершил ещё два действа.

Во-первых, поместил в полиэтиленовый пакет тёмно-синюю пластиковую папку со своими (по выражению Чака Мунтяну), верительными грамотами и литровую бутыль виски.

Во-вторых, пообщался с Клыком, спросив напрямик:

— Ты, дружище, составишь мне компанию? Или как? Может, у тебя другие планы имеются? Важные-важные такие? Серьёзные-серьёзные? Судьбоносные-судьбоносные?

— Гав-в…, — виновато понурился хаски, мол: — «Имеются, ясная камчатская зорька. Куда же без них… Тем более что ты, судя по содержимому полиэтиленового пакета, собрался заняться скучными официальными делами? Извини, но терпеть ненавижу чиновников всех мастей и национальностей… Можно, я с Найдой останусь? Чисто для пользы общего дела? За фермерской усадьбой, опять же, присмотрим. То, да сё. В лес сбегаем. Поохотимся… А?»

— Не вопрос, оставайся. Всё понимаю. И даже больше, чем всё.

— Гав? — мол: — «Они тебе до сих пор ещё снятся? Тёмно-зелёные глаза одной потомственной прибалтийской ведьмочки? Прекрасной и задумчивой волчицы, рождённой среди жёлтых неверных дюн?».

— Снятся. До сих пор. Каждую ночь. Каждую…

Он, прогулявшись по посёлку, достаточно быстро нашёл административное здание, где заседало местное начальство, поднялся на второй этаж и, поулыбавшись пару-тройку минут молоденькой сексапильной секретарше, беспрепятственно прошёл в кабинет Председателя поселкового совета.

— А? Что? Кто такой? — возмутился сидевший в торце длинного письменного стола блёклый тип пенсионного возраста. — Почему без доклада? Бардак!

«Бледный цвет лица. Характерные мятые „мешки“ под глазами. Ручки-ладошки нервно подрагивают», — отметил Тим. — «Знать, имеет место быть классическое похмелье…».

Отметил и, как бы невзначай, прикоснулся полиэтиленовым пакетом к ножке ближайшего стула.

— Бряк! — встретившись с твёрдой древесиной, послушно выдала стеклянная бутылка с заморским напитком.

— Вы, товарищ, по какому вопросу? — с любопытством посматривая на полиэтиленовый пакет, тут же смягчился тип. — Приезжий?

— Приезжий, — добросердечно улыбнувшись, подтвердил Тим. — Старший инспектор «Фонда охраны дикой природы» Тимофей Белофф. Прибыл на место выбывшего инспектора Грина.

— Знаю, уже знаю. Жалко Томаса. До слёз. Хороший был паренёк. Смелый и принципиальный. Максималист. Практически Павка Корчагин, только иностранного розлива. Искренне соболезную и сочувствую… А я — Голицын Фёдор Васильевич. Здешний Председатель. Что-то навроде посёлкового старосты.

— Вот, я и говорю. Прибыл и зашёл познакомиться. Ну, и по рюмашке махнуть по этому поводу. Русская старинная традиция, как-никак. Правда, напиток, наоборот, американский, купленный в Нью-Йорке. Виски — «Белая лошадь».

— В самом Нью-Йорке? — жадно дёрнув кадыком и громко сглотнув слюну, восхитился Голицын. — Ну, надо же… Поддерживаю. Народные традиции надо чтить и уважать. Причём, всегда и везде… Да и безвременно погибшего Томаса следует всенепременно помянуть. Старший инспектор, будьте так добры…

— Зовите меня — «Брут». И на «ты».

— Брут, будь так добр, задвинь щеколду на входной двери. Чтобы никто не мешал. А я пока бокалы достану из шкафчика… Вот, коньячные. А в этом блюдечке — кедровые орешки. Очищенные уже, отборные. Братан двоюродный прислал с оказией из Усть-Илимска…

Минут через тридцать пять, когда бутыль с виски опустела наполовину, Тим попросил собеседника рассказать о современных реалиях-тенденциях Ключей. Мол, как, где, почему и что будет дальше?

— Хреново всё, — всерьёз загрустил Фёдор Васильевич. — Ну, никому мы не нужны. В том плане, что совсем никому, кроме туристов беспечных… Не, когда Ключи были городом, то тогда всё было совсем по-другому. Совсем. И начальство из Петропавловска постоянно наезжало, чтобы лично узнать о наших потребностях насущных. И финансирование было — куда как более существенным. Да и «мэром» называться гораздо приличнее, чем каким-то там «председателем»… Но разъезжаются люди. Увы. Бегут, как крысы с тонущего корабля.

— Из-за отсутствия работы?

— И из-за этого, конечно, тоже. Но не только… Понимаешь, Брут, совсем нынче вояки обнаглели. В том плане, что жирных мышей разучились ловить. Раньше, до Перестройки, на «Куру» падало гораздо больше ракет. Гораздо. И, что характерно, все они попадали туда, куда и надо, то есть, на территорию полигона. А сейчас? Во-первых, ракеты теперь все разные. Более того, среди них много экспериментальных, ещё толком не апробированных на практике. Во-вторых, об их запусках перестали предупреждать заранее. В-третьих, время от времени ракетчики мажут, и болванки падают — где не попадя… Привожу конкретные свежие примеры. В 2009-ом году отец и сын рыбачили на небольшом озере, расположенном в бассейне реки Еловки. Рядом с ними упала ракета. Или болванка. Вернее, вошла в воду практически отвесно и, предположительно, «пробила» в озёрном дне дырку. Как бы там ни было, но образовалась приличная водяная воронка (то бишь, водоворот), и незадачливых рыбаков — вместе с лодкой — куда-то «затянуло». Больше их никто не видел… В прошлом году «Булава» грохнулась на баньку Петьки Сафронова и разметала её на отдельные брёвнышки. Хорошо, что дело было ночью, и в бане никто не мылся.… А ещё ительмены регулярно жалуются, что частенько болванки падают рядом с их стойбищами, после чего приходится бегать за испуганными северными олешками сутки напролёт… В-четвёртых, по посёлку поползли упорные слухи, что сейчас армейские деятели изредка запускают ракеты, оснащённые боевыми зарядами. Не ядерными, понятное дело, а тротиловыми. Но, всё же… Вот, и уезжают людишки — при первой же реальной возможности — на Большую Землю. Видимо, кому-то наши Ключи здорово мешают. Ну, очень-очень. Как острая щучья кость в горле…

— Это что же, снежинки? — ошарашенно уставился в окно Тим. — Не может такого быть!

— Конечно, ик, не может, — хмельно икнув, согласился Голицын. — Никакой это и не снег, а вулканический пепел. Шивелуч балуется. Не страшно. Вулканологи с утра объявили, что пепел самый обычный, да и выпадет его не много — в пределах двухсот-трёхсот грамм на метр квадратный. Лишнее удобрение для садов и огородов, не более того.

— Вы сказали, что, мол, сегодняшний пепел — самый обыкновенный. Значит, бывает и необыкновенный? И сколько, интересно, его выпадает во время серьёзных извержений?

— Накапай-ка, Брут, ещё вискарика. Расскажу кой-чего.

— Без вопросов.

— Ну, за камчатские вулканы!

— За них…

Фёдор Васильевич, поставив опустевший бокал на край столешницы, умело занюхал импортный напиток рукавом тёмно-коричневого потёртого пиджака, выдохнул и, зажевав кедровыми орешками, приступил к рассказу:

— Как сейчас помню — 1975-ый год. Я тогда трудился вторым секретарём Обкома КПСС. Зимой направили в посёлок Анавгай, инспектировать тамошних оленеводов. Это километров восемьдесят-девяносто от Ключей. Тут Толбачик и рванул. Так грохотало, не приведи Бог. У некоторых из ушей даже кровь закапала… А потом с неба стал падать снег, перемешанный с вулканическим пеплом. Падал и падал. Падал и падал. Чуть погодя ветер задул. Началась самая натуральная пурга. Сплошная вся такая из себя. За неполных три часа навалило-намело больше метра. Северные олени стали есть этот снег, перемешанный с пеплом. Пить-то хочется. А потом стали пухнуть, раздуваться и падать мёртвыми. Несколько тысяч олешек тогда погибло. Вот так… Сколько пепла выпало при том памятном извержении? Везде по-разному. В Анагвайе — по официальным данным — порядка двадцати-тридцати килограмм на метр квадратный. Аналогичная ситуация сложилась и в других населённых пунктах этого района: в Ключах, Мильково, Долиновке, Лазо, Атласово и Козыревске. А на склонах Толбачика, естественно, пепла выпало многократно больше — ведь там деревья завалило по самые макушки…

— Ядовитый пепел? — удивился Тим. — И что, все камчатские вулканы выбрасывают такой?

— Конечно же, нет. Только Толбачик в 1975-ом году, и Шивелуч в 1964-ом и 2010-ом. Причём, в 2010-ом только предположительно. Тогда в петропавловскую городскую больницу отправили более двух десятков жителей посёлка. Мол, сильнейшее отравление. Но не факт, что причиной тому был ядовитый вулканический пепел, а, к примеру, не контрафактный алкоголь…

Поздним вечером, плотно поужинав и слегка побаловавшись медовухой, (слегка — по причине разных важных дел, запланированных на завтра), они вышли на крылечко перекурить.

Неожиданно в небе появилась-возникла яркая падающая звезда.

— Метеорит? — забеспокоился Тим.

— «Булава» следует на полигон, — прикуривая, вяло прокомментировал Пугач. — Или же, к примеру, «Синева»… Глаза-то прикрой.

— Зачем?

— Лишним, поверь, не будет. Или же смори на неё, заразу, прищурившись, и сквозь пальцы.

Вспышка полыхнула неожиданно, и на улице стало светло, как днём. Но только на секунду — яркая звезда тут же распалась-рассыпалась на несколько крохотных звёздочек.

— Это боеголовки (их может быть и более десяти штук), отделяются от общей платформы и разлетаются в разных направлениях, — пояснил Серёга.

Со стороны полигона загрохотало.

— Смотри-ка ты, сегодня заряды были почти боевыми. То бишь, тротиловыми… Чего это, Брут, ты так задумчиво хмуришься?

— А что, интересно, будет, если такая ракета (наполовину боевая, по твоему выражению), попадёт в жерло действующего вулкана? Например, Шивелуча или Толбачика?

— Брось. Вероятность такого — практически нулевая. Один шанс на сотни миллиардов.

— А всё же? — заупрямился Тим. — Что тогда будет?

— Хрен его знает. Но ничего хорошего — это точно. Век медовухи не пить…

Глава шестая На броне

Что за важные дела были запланированы на следующий день?

У Пугача, понятное дело, фермерские — делать их и не переделать. А Тим в полдень отъезжал на Безымянное месторождение, поэтому надо было — в срочном порядке — ознакомиться с проектом строящейся дороги. Серьёзный ревизор всегда должен знать объект предстоящей ревизии — если и не досконально, то, хотя бы, в общих чертах.

Поэтому он встал без пятнадцати шесть утра, посетил туалет, сделал зарядку, умылся, помог Серёге накормить и напоить живность, повторно умылся, позавтракал и засел за ноутбук — изучать проект. Изучал, изучал, изучал. Даже увлёкся слегка…

— Гав! — своевременно напомнил Клык, мол: — «Заканчивай, братец, грызть гранит науки. Уже без десяти одиннадцать, а ты, охламон белобрысый, ещё и не собран…».

— Спасибо, родное лохматое сердце, — поднявшись на ноги и выключив ноутбук, поблагодарил Тим. — Надо, действительно, озаботиться сборами. В том смысле, что и забыть ничего важного нельзя, но и лишний груз нам нынче ни к чему…

Он уже зашнуровывал собранный рюкзак, когда в стекло вежливо постучали.

— Что там? — приоткрыв окно, спросил Тим.

— Ни «что», а «кто», — известил хриплый голос Пугача. — Наша поселковая почтальонша спрашивает «мистера Белофф».

— Гав-в-в? — изумился Клык, мол: — «Почтальон? Разве они ещё существуют? Я имею в виду, в наш век мобильных телефонов, „эсэмэсок“, Интернета и электронных писем? Особенно здесь, на дикой русской Камчатке? Хотя, подожди… В наше время почтальоны разносят-доставляют уведомления о необходимости получить посылку, или там бандероль. А ещё вручают официальные письма из различных государственных инстанций. Например, из Налоговой инспекции…».

Тим, расписавшись в квитанции и поблагодарив пожилую женщину, вернулся во двор, запер калитку и сообщил:

— Телеграмма.

— Надеюсь, ничего такого? — насторожился Серёга.

— Гав? — сдублировал хаски.

— Какого — такого?

— Понимаешь, в России принято относиться к телеграммам… э-э-э, с долей опаски. Издавна так повелось. К ещё непрочитанным телеграммам, я имею в виду.

— Кажется, понимаю, — улыбнулся Тим. — Нет, ничего печального и фатального. Наоборот, телеграмма сугубо поздравительная. Могу даже зачитать. Слушайте… Итак. Поздравляю, племяш, с грядущим тридцатилетием. Конкретные пожелания выскажу при встрече. Семнадцатого июля обязательно будь на месте. Вечером заскочу с подарком. И дополнительным приятным сюрпризом обеспечу. Артём Белов.

— Гав? Гав-в! — обрадовался Клык, мол: — «Дядюшка Артём приезжает-прилетает? Просто отлично и замечательно! Классный чувак. Всегда рад встретиться с ним…».

— Не буду, Брут, пожалуй, торопиться с поздравлениями, — решил Пугач. — Вот, через трое суток, когда наступит «семнадцатое», и вы с Клыком вернётесь с Безымянного месторождения, тогда… Артём Белов? Откуда он узнал адрес, по которому надо было отправлять поздравительную телеграмму? Ах, да. Это, наверное, тот твой родственник, который трудится генерал-майором в российским ГРУ?

— Ага, он самый.

— И прибывает к нам в Ключи? Лично?

— Наверное. По крайней мере, это следует из текста данного лаконичного послания.

— Слушай, давай, попросим господина генерал-майора о помощи?

— О какой? — осторожно уточнил Тим, а про себя подумал: — «Может, напрасно я Серёгу подозреваю в разных грехах и страшных преступлениях? Глаза-то у него вон какие честные и бесхитростные. То бишь, типично-фермерские…».

— А пусть он поможет нам отыскать убийцу Томаса Грина. ГРУ — контора серьёзная, с очень большими возможностями.

— Вряд ли согласится.

— Почему? — обиженно надулся Пугачёв. — Такой занятой, самовлюблённый и заносчивый?

— Нет, конечно же. Просто он работает совсем по другому профилю.

— И по какому же, если не секрет?

— Артём Петрович Белов возглавляет российскую спецслужбу, которая называется — «АнтиМетро», — посомневавшись с полминуты, сообщил Тим. — Эта секретная структура полноценно курирует деятельность российского метрополитена. Причём, практически по всем аспектам. А также работает и с другими подземными объектами: с секретными бункерами, шахтами, рудниками, всякими природными пещерами и так далее… Всё, нам уже пора. Точка. Давай лапу, камчатский фермер. До встречи… Вернёмся либо шестнадцатого вечером, либо семнадцатого утром. Клык, прощайся с Найдой. А я пошёл за рюкзаком…

— О, господа инспектора пожаловали! — обрадовался Дунаев. — Почти без опоздания, хвалю… Привет, Клык! Здорово, Брут! Знакомьтесь, это — Михась Угрюмов, водитель нашего железного Буцефала… Миня, помоги дорогим гостям рюкзачок разместить в чреве. А после этого забирайся на место водительское, заводи движок и трогай. Время дорого…

«А старина Саныч-то на этот раз облачился в классическую походную одежду», — отметил Тим. — «Старенькая штормовка, брезентовые штаны, резиновые сапоги, стильная кожаная кепка. Такой опытный, несуетливый, тёртый и многое в жизни повидавший следопыт-первопроходец… И как же я тогда, при первой встрече в аэропорту, мог принять его за мирного и мечтательного бухгалтера?».

Вездеход, на котором им предстояло добираться до Безымянного месторождения, впечатлял.

— Гав-в-в, — уважительно прокомментировал Клык, мол: — «Солидная такая железяка. Массивная и заслуженная. Тёмно-зелёная краска местами облупилась. Да и рыжая ржавчина присутствует повсеместно…».

— Полная уважуха, — согласился Тим.

— Гав! — мол: — «Только воняет от этого авторитетного монстра — офигеть и не встать. И машинным маслом, и соляркой, и ещё чем-то, не менее гадким… Ты, Брут, конечно, как хочешь. Не мне тебя учить. Но я на этой хвалёной и грязнущей броне не поеду. Даже и не уговаривай. Рядышком побегу, с ветерком… Что касается этого Михася. Подозрительный тип среднего возраста. На сомалийского пирата здорово похож. Таких частенько показывают по телеку. Смуглая-смуглая физиономия. Узкие тёмно-карие глазёнки. Неопрятная жиденькая бородёнка. Грязно-алая бандана на голове. Дурацкая длинная серьга в ухе. И рот щербатый кривится в язвительной и наглой улыбке… Щербатый? Это в том смысле, что половины зубов нет, а имеющиеся — жёлто-чёрные и обломанные…».

А, вот, пристроить рюкзак «в чреве», как выразился Сан Саныч, получилось с трудом: практически вся внутренность вездехода была забита-загружена всякой разностью.

— Не будешь же вертолёт, на, арендовать, чтобы доставить на прииск, на, всякую мелочёвку, — старательно утрамбовывая груз, ворчал Михась. — Дороговато получится, на. Прижимистое начальство, на, ни за что не поймёт.… Интересуешься, Брут, что, мол, за мелочь, на? Да, всё подряд, на: фуфайки, кирзовые сапоги, цемент, гвозди, топорища, шурупы, батарейки, туалетная бумага, химические реагенты для приготовления буровых растворов, переходники всякие, на, аварийные метчики, детективные и приключенческие книжонки, утеплитель в рулонах, на. Всего и не перечислишь, короче говоря, на… Как я попаду внутрь? То бишь, к рычагам и рулю, на? Естественно, на, через специальный «водительский» люк. Но нет там у меня лишнего места. Извини. И без того тесно, на… Ага, придумал. Держи эти два пакета, на. Вот, и для твоего рюкзака, инспектор, на, образовалось местечко.

— А что с пакетами делать?

— Прихватишь с собой, на броню, на. В них — брезентовые плащ-палатки. Облачитесь с Санычем, на, если дождик пойдёт. А до дождя их можно и под попы запихать. В том смысле, чтобы нежные задницы, на, не отбить…

Двигатель оглушительно взревел, и всё вокруг заполнилось выхлопами чёрного, очень едкого и вонючего дыма. Опытный Дунаев тут же прикрыл лицо полой штормовки, и Тим, не медля, последовал его примеру.

Наконец, вездеход тронулся с места и неторопливо покатил на север. Вонючий дым оставался где-то позади, и дышать стало значительно легче. Только уши слегка закладывало от надсадного воя и беспрестанного тарахтенья старенького движка. Клык, активно перебирая лапами, держался рядом с допотопным транспортным средством.

Через некоторое время вездеход, перебравшись по узкому бетонному мосту на левый берег реки Камчатки, резко увеличил скорость передвижения.

— Отличная просёлочная дорога. Ровная-ровная. И чего, спрашивается, местные жители жалуются? — непонимающе пробормотал под нос Тим, после чего прокричал в ухо Дунаева: — Саныч! Пёс отстаёт!

Главный инженер «Безымянного геологического треста» только успокаивающе махнул рукой, мол: — «Не переживай, инспектор. Это ненадолго…».

Действительно, уже через несколько минут вездеход резко сбросил скорость и, осторожно съехав с дороги на узкое боковое ответвление, остановился.

— Гав? — подбежав, поинтересовался Клык.

— Тебя, красавца хвостатого, ждём, — пояснил Сан Саныч. — Я Михася заранее предупредил. Запрыгивай на броню и гнездись рядом с хозяином. Он тебя рукой крепко обхватит-обнимет, чтобы не свалился на ходу. Бывали уже прецеденты.

— Гав?

— Затем, что впереди нас ждёт сплошная и жирнющая грязюка. В одних местах тебе будет по брюхо поджарое, а в других — по самые уши. Изгваздаешься, как поросёнок последний. Если, понятное дело, не потонешь… Запрыгивай!

Дождавшись, когда хаски, положив мохнатую морду на живот Тима, устроится, Дунаев достал из кармана штормовки увесистый гаечный ключ и два раза сильно ударил по броне. Вездеход, послушно взревев двигателем, тронулся дальше…

Тронулся — по дороге? Первые четыре с половиной километра — да. Только по узкой, плохонькой, от души разбитой и щедро покрытой знатными рытвинами-колдобинами.

А потом дорога неожиданно пропала, превратившись в «грязевое направление», усеянное многочисленными глубокими колеями, изощрённо переплетавшимися друг с другом.

«Ничего не понимаю», — одной ладонью держась за ржавую железную скобу, намертво приваренную к корпусу вездехода, а другой крепко прижимая к себе Клыка, рассуждал Тим: — «Неуклонно и планомерно поднимаемся вверх. Поднимаемся и поднимаемся. А грязи, вопреки всем моим представлениям о законах физики, становится всё больше и больше. Так и летит во все стороны из-под широких гусениц вездехода. Плотная-плотная такая, серая-серая и на удивление однородная… Сколько мы, преодолевая эту противную и вязкую „кашу“, проехали за последний час? Километров семнадцать-двадцать, наверное… Ага, знаменитый вулкан Шивелуч значимо приблизился и настойчиво замаячил справа. То бишь, на востоке. Километров десять-одиннадцать до него. Не больше… Вообще-то, получается (по моим сегодняшним визуальным наблюдениям), что Шивелуч как бы состоит из нескольких частей: из ужасно-древнего вулкана, старой кальдеры[21] и активного „молодого“ кратера, над которым сейчас безостановочно клубится бело-серый дым. Надо будет потом у Пугача поспрашивать — как и что. Дипломированный вулканолог, как-никак… А теперь вплотную к нашему „грязевому направлению“, практически нависая над ним, „подошли“ непонятные чёрные „языки“. Это, что же, застывшая вулканическая лава? Не из неё ли и эта гадкая грязюка сочится? Интересное кино…».

Через некоторое время, когда Шивелуч вновь отдалился, а траектория их движения однозначно пошла на понижение, вязкой субстанции под гусеницами вездехода стало гораздо меньше. Вскоре, и вовсе, «грязевое направление» вновь преобразовалось в полноценную, пусть и раздолбанную дорогу, а по её откосам даже замелькали круглые островки ярко-зелёной травы.

Вездеход, отъехав от дороги метров на шестьдесят-семьдесят в сторону и устало всхрапнув, остановился на берегу длинного узкого озера.

— Привал, — объявил Дунаев. — А также комплексная помывка и скромный перекус. Покидаем, ребятки, броню.

— Ры-ы-ы-ы-ы! — воинственно топорща бело-чёрную холку, зарычал в сторону озера Клык.

До противоположного озёрного берега было порядка ста двадцати метров, и там, вдоль невысокой каменной гряды, неторопливо прогуливалась светло-пегая матёрая медведица, сопровождаемая двумя крохотными медвежатами.

— Стоит ли так нервничать, на? — вылезая через узкий люк, расположенный на «передке» вездехода, неодобрительно покачал головой Михась. — Подумаешь, на, медведи. Их на Камчатке больше, чем собак нерезаных, на. Я недавно прочёл в краевой газете, что их проживает на полуострове, на, около восемнадцати тысяч. Чуть ли не пятнадцать процентов от общей численности всех российских бурых медведей, на… Почему мы, выехав из Ключей, на, не встречались с ними вплоть до этого места? Ну, не любят мишки западные склоны Шивелуча. Грязно здесь очень, на. Зато на восточных сухих склонах, на, возле Сиреневого распадка, их без счёта. Что косолапые там делают? Не знаю, на. Врать не буду. Говорят, что ходят на поклон, на, к Скрытному Ворону. Мол, нижайше просят его, морду шаманскую, о сытном лете и снежной зиме, на.

— Хватит трепаться, — прервал водителя Дунаев. — Балабол ты, Миня, каких ещё поискать. Язык без костей. Обеспечь-ка нас брезентовыми вёдрами. Ещё жидкое хозяйственное мыло выдай. А сам обедом озаботься. Лёгким, понятное дело, без всяких изысков и излишеств. Но сытным…

— Гав! Гав! Гав! — отчаянно носился туда-сюда вдоль кромки озера Клык. — Гав-в-в!

— Ры-ы-ы! — насмешливо отвечала ему с противоположного берега светло-пегая медведица.

— Их-их! — старательно вторили ей медвежата. — Их-хо-хо!

— Прекратить дурацкую перепалку! — подойдя к берегу, гаркнул Тим, после чего прочёл псу краткую нотацию: — Удивляюсь я на тебя, Клык. Вроде бы умный и взрослый хаски, а туда же. Она тебя тупо провоцирует, а ты и ведёшься, как щенок неразумный. Стыдно должно быть, ей-ей. Лучше бы, право слово, принял водные процедуры, а то весь в серых грязевых брызгах и подтёках…

— Гав, — понурив ушастую голову, повинился пёс, а потом, коротко разбежавшись, прыгнул в озеро и поплыл длинными зигзагами, неуклонно приближаясь к противоположному берегу.

Медведице эти собачьи манёвры совсем не понравились, и она, развернувшись на сто восемьдесят градусов и расстроено порыкивая, неторопливо побрела от озера прочь. Медвежата, дурашливо подталкивая друг друга, заковыляли следом за матерью.

Тим и Дунаев, первым делом, старательно очистили одежду от дорожной грязи и умылись. А после этого принялись таскать в брезентовых вёдрах озёрную воду и обливать ею грязнущий вездеход.

— Заканчивайте, на, дуриться, граждане, — минут через пятнадцать посоветовал Михась. — Результат-то, на, минимальный. Я потом на Безымянном проедусь по мелкому озеру с твёрдым дном, и все дела, на… И вообще, прошу к столу. Хавчик, на, практически готов.

— А что у нас сегодня на обед?

— Классика, на, походная. То бишь, макароны с тушёнкой, на, и крепкий горячий чай. Как и просили, без разносолов и излишеств, на…

Естественно, что во время обеда Тим не смог удержаться от вопросов про недавно преодолённое «грязевое направление», мол: — «Что это такое было? Почему и для чего? И откуда оно, собственно, взялось?».

— Попробую объяснить, — методично работая гнутой алюминиевой ложкой, пообещал Дунаев. — Заметил, что вскоре после того, как мы съехали с основной дороги, начался значимый подъём? Молодец, инспектор, наблюдательный… Тут, значит, такое дело. У Шивелуча есть геологическое основание, на котором он и расположен. Диаметр этого основания — порядка сорока пяти-восьми километров. То есть, если рассуждать глобально, мы последние два часа ехали над подземной вулканической каверной, отделённые от раскалённой лавы километровой (если, конечно, не более тонкой), прослойкой горных пород… Впечатляет?

— А то.

— Тогда продолжаю… Вокруг Шивелуча сконцентрировано очень много различных… э-э-э, отходов вулканической деятельности. Всякие там шлаки, спрессованный пепел, обломочные пирокластические материалы[22], оксидные плёнки, ну, и всё такое прочее. А на западных склонах вулкана, как раз, из земли (то есть, из разнородной вулканической хрени), бьют роднички с химически-активной водой. То бишь, со слабо-концентрированной серной кислотой. Или же с чем-то аналогичным. Короче говоря, именно эта агрессивная среда и превращает вулканические отходы в серую вязкую грязь, которая — в свою очередь — регулярно заливает дорогу, построенную здесь вояками, кажется, в далёком 1966-ом году… С какой целью её построили? Хотели расширять на север территорию полигона «Кура», потом — по неизвестным секретным причинам — раздумали, а дорогу, как водится, забросили.… Заметил, кстати, чёрные «языки» застывшей вулканической лавы? Вот, они-то и образуют своеобразный бассейн, где скапливаются все эти агрессивные воды, на совесть перемешанные с различными вулканическими материалами. А время от времени эта грязюка переливается через данную природную плотину, накрывая-заливая собой старую армейскую дорогу… Ничего страшного, мы перед активной эксплуатацией здесь грейдерами хорошенько пройдёмся и всё очистим. Да и всякие выбоины с рытвинами засыплем. По-тихому всё сделаем, не ставя об этом никого в известность. Чтобы с дорогостоящими проектными работами не заморачиваться…

— Нелогично как-то получается, — отодвинув в сторону опустевшую пластиковую миску, заметил Тим. — Зачем, спрашивается, было прокладывать военную дорогу по «грязевым» западным склонам, когда восточные, по вашим же словам, сухие?

— Там поначалу, на, и планировали дорогу строить, — прихлёбывая из мятой алюминиевой кружки ароматный чай, многозначительно усмехнулся Михась. — И даже начали, на. Но ничего у вояк не получилось. Ворон, сука шаманская, на, как я понимаю, вмешался. Учудил чего-то. Армейские строители, на, и переместились. На запад, на…

— А зачем уважаемому Ворону это понадобилось?

— Как же иначе? — удивился Сан Саныч. — Армейская дорога изначально должна была пройти рядом с Сиреневым распадком. То есть, непосредственно через шаманские охотничьи и рыбацкие угодья. Ему это надо было? Совершенно правильно вмешался в ситуацию, чтобы жизнь себе не усложнять. Или свои гипнотизёрские способности проявил. Или же что-то другое придумал. Кутхе Атэс, он такой…

По завершению обеда водитель вездехода, прихватив грязную посуду, отправился к озеру, а они решили немного поговорить о планах на ближайшие дни.

— Есть у меня некоторые намётки, — расслабленно дымя сигаретой, сообщил Тим. — Предлагаю следующий распорядок. Сегодня, судя по всему, мы не успеем заняться делами…

— Не успеем, — подтвердил Дунаев. — На прииск прикатим уже поздним вечером. А ещё надо с дороги в баньку сходить. Попариться. Поужинать. Отдохнуть.

— Попаримся, конечно. Не вопрос… А с утра занимаемся дорогой. Сверяемся с проектом. Осматриваем основные нерестовые водотоки. Спорим. Совещаемся. Ругаемся.

— А без ругани никак не обойтись?

— Никак, — нахмурился Тим. — Точка.

— Понял, не дурак.

— Послезавтра же вечером, то есть, шестнадцатого июля, мне надо — кровь из носа — вернуться в Ключи. Поэтому планирую утро посвятить осмотру реликтовой берёзовой рощи, а после этого готов к обратному пути.

— Сделаем, — заверил Сан Саныч. — В том плане, что Михась поможет. Вечером на вездеходе тебя в посёлок доставит. А с утра в реликтовую рощу проводит. И не только проводит, но и полноценную обзорную экскурсию проведёт. Так как она, то бишь, роща, ему не чужая.

— Это как — не чужая?

— Обыкновенно. Миня-то у нас — наполовину паланец. А паланцы, они издревле вокруг этой рощи тусуются. То ли охраняют, то ли ищут чего-то, то ли ждут кого-то. Запутанная история, короче говоря. Потом сам у Михася спросишь.

— Гав-в-в-в, — задумчиво протянул Клык, мол: — «Паланец? К чему они, такие нежданные повороты? К добру? Или же, наоборот, к худу? Чего теперь ждать? Помощи? Или же удара ножом в спину?»

Глава седьмая Дорожный контроль

К вездеходу вернулся Михась и, присев на корточки, принялся складывать в брезентовый вещмешок помытую посуду.

Тим, окинув спину водителя вездехода быстрым внимательным взглядом, мысленно засомневался: — «У человека, убившего Томаса Грина, спина была узкой, сильной и хищной. А у Михася Угрюмова, оказавшегося наполовину паланцем, какая? Трудно сказать. На совесть промасленный старенький ватник тому виной. Почему? Потому, что он нашему новому подозреваемому откровенно велик. Размера, скажем, на три… Что ещё? У того типа, игравшего роль среднестатистического камчатского бича, наличествовала пегая козлиная бородка. А у Мини она, наоборот, кустистая и неопрятная. Но тоже, что немаловажно, пегая. Если её старательно смазать-увлажнить каким-нибудь косметическим гелем, то и она превратится в узконаправленную. В козлиную, то бишь… Смуглый цвет лица? Призрачная и неверная штуковина, если смотреть правде в глаза. Тут всё от освещения зависит. Городское — одно дело. Естественное природное — совсем другое. Да и разнообразные тональные косметические кремы существуют на такой случай… А, вот, рост у нашего Михася подходящий. Соответствующий — тому…».

— Когда выезжаем к прииску? — спросил Тим.

— Минут через двадцать-тридцать, на, — откликнулся водитель вездехода. — Надо чуток повозиться с гидравликой. Руль, на, плохо слушается.

— Тогда мы с Клыком немного прогуляемся.

— Прогуляйтесь, господа инспектора, на…

Они отошли вдоль низкого озёрного берега метров на сто пятьдесят и остановились.

— Гав-в, — задумчиво подёргивая пушистым хвостом, высказал своё мнение хаски, мол: — «Миню Угрюмова, конечно, можно было бы отнести к числу подозреваемых. Если бы не одно „но“…».

— Какое?

— Гав-в-в, — мол: — «Воняет от него потом и застарелой грязью — не приведи Бог. Месяца два с половиной, наверное, бани не посещал. Как с таким жутким амбре можно добраться до Петропавловска? Нонсенс. И в вертолёт, наверняка, не пустили бы, и из рейсового автобуса выгнали-ссадили бы… Но, в любом раскладе, за ним следует присматривать. Паланец, всё же, мать его… А ещё надо попробовать его разговорить. Чисто на всякий пожарный случай. Дельная информация в таких серьёзных и мутных делах, как известно, лишней никогда не бывает…».

— Разговорим. Не вопрос. Точка…

Через полчаса вездеход, оглушительно взревев, продолжил путь. А проехав порядка двадцати пяти километров, развернулся на девяносто градусов и остановился, — дорога, не дойдя до обрыва на речном берегу метров сто двадцать, резко оборвалась.

— Пойду искать, на, — выбравшись из «водительского» люка, объявил Михась, после чего неторопливо зашагал прочь от вездехода, изредка нагибаясь над землёй.

— Что он ищет? — заинтересовался Тим.

— Путь к Безымянному месторождению, понятное дело, — закурив, пояснил Дунаев. — Видишь, колеи?

— Ну, да. Глубокие и сдвоенные. Десятка три. Может, и больше.

— Тут, Брут, такое дело. Старая армейская дорога закончилась. Видимо, вояки достигли (тогда, в далёком 1966-ом году), заданной точки, оговорённой в приказе. А мы уже съехали с нагорья и оказались в бассейне реки Безымянной. Это она течёт под обрывом. Здесь почва достаточно болотистая, мягкая и нежная. Не тундра, конечно, где колеи, оставленные вездеходами, десятилетиями не зарастают-заживают. Но, всё же… Короче говоря, в этих местах не стоит ехать по свежим колеям: грунт в них будет опускаться под тяжестью вездехода, запросто можно сесть «на брюхо» и застрять на неопределённое время. Поэтому Михась сейчас и ищет старые колеи, которым, как минимум, полгода. А ещё лучше — год и больше… Кстати, именно до этого места мы и будем прокладывать нашу новую дорогу. Плюс-минус двадцать метров… Клык, если хочешь, то можешь покинуть броню и бежать рядом с вездеходом. Вязкой грязи здесь уже нет. Да и поедем мы не быстро, на уровне тридцати километров в час…

К вечеру вездеход — по тщательно выбранной сдвоенной колее — добрался-таки до посёлка золотоискателей.

«Аккуратное такое поселение», — мысленно одобрил Тим. — «Два с половиной десятка жилых сборно-щитовых домиков. Такие же сборно-щитовые (только длинные и с малым количеством окон), строения хозяйственного назначения. Наверное, склады и гаражи. Что-то завезли на вертолётах, что-то на вездеходах. Кстати, на удивление чистенько кругом. Безобразных куч мусора, сопровождающих классический российский бардак, не наблюдается. Что уже радует… Разномастные буровые установки выстроились в ряд недалеко от круглой вертолётной площадки, засыпанной меленьким тёмно-серым щебнем. А может, и гравием. Кто их всех разберёт… Ага, есть и одна бревенчатая избушка. Баня, надо понимать. И это, между нами говоря, правильно. Баня, оборудованная в сборно-щитовом строении, является откровенной и злой насмешкой над здравым смыслом. Точка».

Они помылись с дороги, от души попарились, плотно поужинали в приисковой столовой и, вежливо раскланявшись, разошлись по разным домикам.

Тиму и Клыку, как персонам, безусловно, важным, была предоставлена в распоряжение половина гостевого домика, предназначенного (по словам Сан Саныча), для высокого московского начальства, которое изредка, не чаще одного раза в квартал, посещало Безымянное месторождение.

— Гав, — забравшись в мягкое кресло, обшитое тёмно-синим вельветом, известил хаски, мол: — «Приятно, всё же, ощущать себя высоким и непогрешимым начальством, слов нет…». — Вау-у-у, мол: — «Устал я что-то, мать его. Притомился, километры по кочкам и кустарникам наматывая. Спокойной ночи, братец…».

— И тебе, дружище, того же, — чувствуя, что постепенно засыпает, неразборчиво пробормотал Тим. — Я, кстати, тоже здорово вымотался, хотя пешком практически и не ходил. Утомительное это дело, как ни крути, на броне путешествовать…

А снилось Тиму бестолковое и несерьёзное ассорти, не имеющее ни чёткого сюжета, ни какого-либо внятного смысла. Так, ерунда сплошная и законченная. То бишь, перед его внутренним взором мелькали — сплошным чёрно-белым и цветным калейдоскопом — лишь отдельные картинки и образы. Козлобородый оборванный бич, сжимавший в ладони правой руки окровавленную заточку, и мёртвое лицо Томаса Грина, искажённое предсмертной судорогой. Серые российские полицейские, равнодушно бредущие по пыльным летним улочкам Петропавловска-Камчатского, и ехидная румынская физиономия Чака Мунтяну. Предупредительный худосочный бармен, несущий литровую банку псевдо-австралийского пива, и чёрные бездонные глаза-колодцы ительменского шамана Костьки. Потрёпанный жёлто-синий Ми-8ПА и пьяненькие питерские буровики. Трудолюбивый камчатский фермер Серёга Пугачёв, кормящий прожорливых кроликов, и ракета «Булава», падающая — яркой звездой — на военный полигон «Кура». Смуглолицые и угловатые паланцы в национальных одеждах, монотонно пляшущие вокруг величественного деревянного Главного идола, и старенький геологический вездеход, облепленный — со всех сторон — вязкой серой грязью… А ещё ему снилась зеленоглазая, медноволосая, симпатичная и улыбчивая Илзе Вылкаст. И отдельно — её загорелые стройные ноги…

«Ага, вот, чего мне не хватает», — смекнул во сне Тим. — «Присутствия здесь мисс Вылкаст, конечно же. Вернее, её самой. Точка. Лиз, она очень сообразительная, да и логическим мышлением не обделена. С ней мы все местные навороченные шарады разгадали бы влёт…».

Смекнул и проснулся.

За окном всё было серым-серо.

— Гав, — сообщил из своего кресла Клык, мол: — «Дождик вовсю наяривает. Слышишь, как тревожно шуршит по крыше?».

— Действительно, шуршит, — подтвердил Тим. — Ничего страшного. По крайней мере, для меня, так как имеется надёжная плащ-палатка…

После завтрака Дунаев созвал — в конторском приисковом помещении — расширенное совещание.

Созвал, внимательно выслушал доклады-сводки подчинённых, позадавал каверзные вопросы, выслушал чёткие и дельные ответы, а после этого объявил:

— Должен сообщить вам, господа геологи, важную новость…

— Пренеприятнейшую? — уточнил чей-то язвительный голос.

— Ну, тут уж — кому как, — неопределённо пожал плечами Сан Саныч. — С точки зрения мудрой науки философии, я имею в виду… Короче говоря, к нам прибыл ревизор.

— Гав! — обиженно дёрнув хвостом-кренделем, возмутился хаски.

— Был неправ. Глупость сморозил. Приношу свои искренние извинения. Конечно же, ревизоры… Это — Тимофей Белофф, он же — Брут. Старший инспектор «Фонда охраны дикой природы», созданного при ЮНЕСКО. А это, как легко догадаться, Клык, тоже очень важный и авторитетный сотрудник означенного Фонда. Эти уважаемые господа внимательно осмотрят развёрнутое нами дорожное строительство, после чего сделают свои замечания и предложения… Мистер Белофф, какие у вас планы на сегодняшний день? Требуются ли провожатые, могущие дать соответствующие пояснения и развёрнутые комментарии?

— Справимся своими силами. Точка, — заверил Тим. — Не будем отвлекать людей от трудов праведных. А, вот, подробная карта, с нанесённой на неё текущей обстановкой, безусловно, пригодится.

— Держите, инспектор. Масштаб: в одном сантиметре — двести пятьдесят метров. Ну, и все ключевые объекты, естественно, нанесены.

— Спасибо… Что же касается планов. Предлагаю собраться здесь же, в восемнадцать ноль-ноль, и поговорить по результатам наших грядущих наблюдений. Это не поздно по времени?

— Замётано, в восемнадцать ноль-ноль. А рабочий день у нас, как легко догадаться, ненормированный…

Практически девять часов подряд (по-честному и без перерыва на обед), Тим и Клык, не обращая внимания на мелкий приставучий дождик, занимались дорожным контролем. Осматривали отсыпаемое дорожное полотно. Посещали склады и складские площадки. Лазали по руслам нерестовых рек и ручьёв, через которые (вернее, над которыми), должна была пройти строящаяся дорога. Залезали на ближайшие покатые сопки — и для того, чтобы оглядеть здешние природные ландшафты с высоты, и чтобы понаблюдать за процессом добычи щебня и гравия.

В шесть вечера совещание возобновилось.

— Есть и конкретные замечания, да и серьёзные вопросы имеются, — встав возле письменного стола главного инженера треста, сообщил Тим. — С последних, пожалуй, и начнём… В проекте чётко сказано, что ваша дорога должна отсыпаться щебнем и гравием, взятым из двух карьеров, отмеченных на карте как «К-01» и «К-02». Однако при сегодняшнем осмотре всплыла досадная нестыковка. Нет никаких карьеров. Зато есть две расположенные рядом низенькие сопки, вершины которых сейчас — в спешном порядке — разгребаются бульдозерами. Причём, предварительно на указанных сопках был безжалостно вырублен весь лес… Как теперь быть?

— Сопки, они и есть карьеры, — неуверенно высказался широкоплечий мордатый мужик с солидной золотой цепочкой на толстой шее. — Ежели, конечно, рассуждать в принципе…

— Позвольте, уважаемые господа геологи, не согласиться с этой неуклюжей трактовкой. Точка. Итак. Я жду внятных и разумных объяснений.

— Вынужден напомнить, Брут, твои же собственные слова, произнесённые в аэропорту города Петропавловска-Камчатского, — насмешливо улыбнулся Дунаев. — Мол: «Компромиссы невозможны, так как я их терпеть ненавижу…». Было такое сказано?

— Было, — утвердительно кивнул головой Тим. — Спорить не буду… К чему это вы, Саныч?

— А к тому, господин старший инспектор, что мы здесь все тоже — ужасно принципиальные. И, более того, ко всем компромиссам относимся так же, как и ты. То есть, однозначно негативно и отрицательно… Поясняю. Вот, это — Соглашение, заключённое между Правительством Камчатки и «Фондом охраны дикой природы». В нём говорится о надзоре (со стороны Фонда), за дорожным строительством, которое должно проводиться в строгом соответствии с проектной и рабочей документацией, прошедшей проверку со стороны Государственной российской экспертизы. Но о надзоре за разработкой карьеров здесь речи не идёт. Никак. Вообще. То бишь, за разработку означенных карьеров «Безымянный геологический трест» отвечает и отчитывается… м-м-м, совсем перед другими инстанциями… И этому, кстати, есть чёткое подтверждение. У Соглашения, текст которого я держу в руках, есть только одно единственное Приложение № 1. А именно, зачитываю: — «Проект дороги общего назначения от прииска „Безымянный“, с выходом на армейскую дорогу Б-09 в створе 0–5 км». Всё на этом… Где, спрашивается, Приложение № 2 с проектной и рабочей документацией на разработку карьеров К-01 и К-02? А нету… Есть ли у вас претензии к качеству применяемых щебня и гравия? К их крупности, составу и геометрии размеров? Отсутствуют? Следовательно, и обсуждать нечего… Предлагаю — снять «карьерный» вопрос с повестки дня. Будем же принципиальны, чёрт побери. Зачем пачкать друг другу мозги? Ну, их на фиг, все эти мутные и хитрые компромиссы… Верно, ведь, мистер Белофф?

«Нет у них никаких утверждённых и согласованных проектов на разработку карьеров», — понял Тим. — «Сплошная наглая самодеятельность. Время и деньги экономят. А Дунаев, ясней ясного, блефует… Это с одной стороны. А с другой, Саныч полностью прав, пусть и формально. Ну, отсутствуют у меня права-полномочия на контроль за разработкой карьеров. Лопухнулись в очередной раз господа чиновники. И местные, и румын Чак Мунтяну. Бывает, конечно. Данность, данная нам в примерах многочисленных… Ладно, отыграюсь, орлы геологические, по другим важным и ключевым позициям. По полной и расширенной программе, понятное дело. Только держись…».

— Перехожу к следующему краеугольному моменту, — помолчав с минуту, объявил Тим. — А именно, к инженерным мероприятиям, призванным обеспечить беспрепятственный проход рыбы к традиционным местам нереста… Проектом предусмотрено, что ваша дорога будет пересекать на своём пути пятьдесят пять различных речушек и ручьёв, в основном, притоки рек Озёрной и Безымянной. Все эти водотоки должны быть «спрятаны» под дорогой в металлические трубы большого диаметра, а также в металлические арочные конструкции. Уточняю. Тридцать рек-речушек — в трубы. И ещё двадцать пять — в арочные конструкции. Точка… А что я сегодня наблюдал на складской площадке?

— Что? — послышались заинтересованные мужские голоса. — Что там, на площадке?

— Тридцать одна труба и двадцать четыре арки. Непорядок. И компромиссы здесь, как вы понимаете, неуместны.

— Кха-кха…, — неуверенно закашлялся мордатый мужик с золотой цепочкой. — Неужели из-за такой ерунды…

— Это не ерунда, а грубейшее нарушение официального проекта.

— Что же нам теперь делать?

— А что хотите, — мстительно улыбнулся Тим. — Например, преобразуйте лишнюю трубу в арку. Как? Предлагаю — с помощью ножовки по металлу. А ещё «болгарка» может действенно помочь. Не говоря уже о сварочных аппаратах и газовых резаках. Короче говоря, извольте, господа геологи, выправить сложившуюся ситуацию. Точка… Ещё раз про арочные конструкции. Они — в соответствии с проектной и рабочей документацией — должны быть установлены на бетонных опорах-параллелепипедах, заглублённых в речное дно не менее чем на тридцать сантиметров. Подчёркиваю, за-глу-блён-ных… А вы, бракоделы, как поступили? Устанавливали на речном дне высокие водонепроницаемые опалубки, внутри каждой размещали арматурные сетки, да и заливали всё цементом, смешанным с песком. Я лично проверил несколько готовых опор. Никаким «заглублением» там и не пахнет. Увы, но придётся всё переделать… И не надо мне возражать и перечить. Придётся. Я сказал. Точка. Двигаемся дальше…

Только в начале одиннадцатого вечера, когда совещание закончилось, Тим с Клыком добрались до приисковой столовой, которая, судя по всему, работала круглые сутки.

— И это — правильно, — сгружая с подноса на стол тарелки-миски-кружки, одобрил Тим. — Ведь работа на Безымянном месторождении ведётся практически безостановочно, в три полноценные смены. В чём, в чём, а в трудолюбии людям Саныча не откажешь… Только, вот, бедность здешнего пищевого ассортимента лёгкую тоску нагоняет. Либо макароны со свиной тушёнкой. Либо пшённая каша с каким-то тёмным, мелко-мелко-нарезанным мясом. И сладкий крепкий чай с «каменными» пряниками.

— Гав-в, — с аппетитом обгладывая лопаточную кость, предоставленную пожилым поваром, возмутился Клык, мол: — «Чего это — с „каким-то мясом“? С утра меня накормили свежей печенью северного оленя. А сейчас угощают бараниной. То бишь, мясными ошмётками, оставшимися от дикого горного барана. Очень даже недурственно — на мой изысканный аристократический вкус…».

— Интересное кино…

— Гав? Гав-в-в, — мол: — «О чём это, братец, ты задумался? Подозреваешь тутошних славных геологов в пошлом браконьерстве? Перестань, право слово. Не лезь в бутылку…».

— На Шпицбергене ты совсем по-другому рассуждал, — напомнил Тим.

— Гав-в, — мол: — «Так то — на Шпицбергене. Там нам с тобой вменялось в служебные обязанности — браконьеров ловить. Здесь же, во-первых, нам этого никто не поручал. Во-вторых, каждый выживает — как может. В-третьих, в каждой избушке — свои погремушки. В-четвёртых, сытый депутат голодного работягу никогда не поймёт. В-пятых, если подойти к этому вопросу по-серьёзному, то придётся привлечь к уголовной ответственности — за регулярное браконьерство — добрую четверть (а то и треть), взрослого мужского населения Камчатки…».

Глава восьмая Реликтовая роща-спасительница

Ранним утром — Тим только-только приступил к выполнению стандартного комплекса физических упражнений — в окошко уверенно и длинно постучали.

Тим, выйдя в крохотный тамбур, слегка приоткрыл дверь и поинтересовался:

— Ну, и кому же там не спится?

— Я это, Михась Угрюмов, на, — известил хриплый прокуренный голос. — Здорово, инспектор! Не раздумал ещё, на, к роще берёзовой прогуляться? Погода хорошая. Дождевые тучи, на, ещё ночью откочевали к океану. Если чего, выходи. Жду, на.

— Ага, привет. Не раздумал. Буду через пять минут. Точка.

— Накомарник обязательно, на, захвати…

Тим вернулся в комнату и принялся одеваться.

— Гав, гав, — предложил Клык, мол: — «Первым делом, надо обезоружить этого подозрительного типа. Я выглядывал в окно — у него на плече двуствольное ружьё висит. И охотничий нож надо обязательно отобрать… Молчишь? Мол, так будет не по-брутальному? Предрассудки глупые. Обычная предосторожность и не более того… Упрямимся? Ну-ну. Ладно, возьму вопрос на себя…».

— Возьми-возьми, разговорчивый ты мой… А где же накомарник? Вроде, запихивал в рюкзак… Ага, нашёл. Всё, попрошу на выход.

Выйдя из домика и заперев входную дверь, Тим отправил ключ в карман штормовки и поинтересовался:

— Миня, а на фига накомарник-то сдался? Мы с Клыком вчера весь световой день шастали по округе, и ничего. Есть, конечно, и комарики с мошкарой, и слепни с оводами. Но так, в разумных количествах. Прыскаешься каждые полтора часа антикомариным спреем, и все дела.

— Скоро сам всё поймёшь, инспектор, на, — улыбнувшись щербатым жёлто-чёрным ртом, пообещал Михась. — Как захочешь надеть, на, так и надевай… Ходу! — коротко махнул рукой.

— Мы, что же, пешком пойдём?

— Пешком, на. Чай, не переломимся. Да и воздух, на, чище будет.

— Я вчера карту изучал. Реликтовая роща, если идти напрямки, она вон там находится. Градусов на пятнадцать западнее.

— Болото, на, будем обходить. Чтобы не потонуть в трясине. Ходу, на…

Светло-жёлтое солнышко легкомысленно играло в прятки — то показывалось на минуту другую, то вновь пряталось в белых кучевых облаках, неторопливо плывущих на юго-восток. Показывалось и пряталось. Утренний ветерок был тих и нежен. Температура окружающего воздуха находилась на уровне плюс двадцати двух-трёх градусов. Нормальная походная погода, короче говоря. Практически идеальная…

Путники шли по чёрной базальтовой россыпи, причём, Клык пристроился рядом с Михасем — чуть правее и сзади.

— Что за дела, на? — занервничал водитель вездехода. — Что тебе, пёс, на, надо от меня? Плетёшься, как приклеенный…

— Тяф, — якобы засмущался хаски, — мол: — «Ничего, дяденька, не надо. Честное и благородное слово. Я так просто, без всякой задней мысли. Типа — гуляю и свежим воздухом дышу…».

— Ага, ничего не надо, на. Как же… Я, что же, на, в собаках совсем ничего не понимаю? В чём-то меня подозреваешь, хвостатый? За татя и проходимца, на, держишь? Обидно, на… Брут, скажи ему.

— Что сказать-то?

— То, что с гадкими выводами, на, никогда торопиться не надо. И хозяина своего позорить не гоже, на, таким приставучим поведением, на…

— Клык, всё понял? Проникся?

— Гав-в, — неохотно отбегая в сторону, заявил пёс, мол: — «Ну, вас всех. Охламоны. Сами разбирайтесь, не маленькие. Не очень-то и хотелось…».

Несколько минут они шагали молча. Тим благоразумно выжидал, а Михась обиженно дулся. Но потом он постепенно оттаял и, будучи от природы записным болтуном, принялся активно рассуждать на самые различные темы.

Пара наводящих вопросов, и монолог паланца (пусть и «половинчатого»), тут же развернулся в нужную сторону. То бишь, Михаил Михайлович Угрюмов подробно — за пять-шесть минут — изложил свою нехитрую автобиографию.

Родился он в маленьком паланском посёлке, расположенном недалеко от русской деревни Лесная. Мать — чистокровная паланка. Папаша — русский, родом из Ключей, трудился разнорабочим в геологической партии. Вспыхнула любовь, в результате которой и родился Михась. После этого родители, как и полагается, скрепили свои отношения законным браком, но жить вместе у них не получилось. Ну, никак. Не задалось и не срослось. Разные люди. Матушка, прожив в Ключах две недели, ужасно затосковала и попросилась домой. Да и отец в паланском поселении чувствовал себя чужим. Так и жили — по разные стороны камчатского Срединного хребта, встречаясь не чаще двух раз за год, что, впрочем, не помешало им завести ещё двух дочек — Катьку и Машеньку… До шестнадцати лет Михась жил с матерью, среди паланцев. А потом, получив паспорт, переселился в Ключи, к отцу. Закончил восемь классов, выучился на шофёра, отслужил в армии, вернулся, женился на «половинчатой» чукчанке, детишками обзавёлся, прибился к геологам…

— Нормальная такая история, — одобрил Тим. — Правильная и настоящая. Точка… Слушай, Миня, а ты, наверное, и на паланском Капище бывал? Ну, на том, что расположено рядом с истоками реки Озёрной?

— Бывал, конечно. Раз пять-шесть, на.

— Говорят, что по нынешней весне его кто-то разорил?

— Как это — разорил? — непонимающе заморгал короткими ресницами Михась. — Кого и чего, на, разорил?

— Капище ваше паланское, древнее. Мол, спилил Главного идола, привязал его к снегоходу, да и утащил в неизвестном направлении.

— Кто, на, говорит? Кто спилил, на?

— Говорят… э-э-э, всякие журналисты в Петропавловске. А кто спилил — до сих пор точно неизвестно.

— Фу-у-у! Отлегло… Журналисты, говоришь, на? Значит, слухи. А я уже, на, чуть не расстроился… Хотя…

— Продолжай, продолжай, — подбодрил Тим. — Сомневаешься?

— Как тебе сказать, на.… Но лучше бы, на, лично убедиться, что всё в порядке. Чтобы кошки бездомные не скреблись на Душе, на.

— А это сложно? Ну, в смысле, убедиться?

— Километров восемьдесят пять отсюда, на. Но всё, на, по горам и скалам. Без вездехода, на. На своих двоих. Трое суток туда. Столько же обратно, на. Если погода, на, конечно, не подгадит… Не, Саныч-начальник, на, столько отгулов мне не даст. Горячая пора нынче. Дорогу надо строить, на. Срочно. Пока дождливая осень, на, не наступила.

— А на один рабочий день отпустит?

— На один, на, отпустит, — подтвердил Угрюмов. — А зачем, на?

— Затем. Я подлечу, заранее известив по мобильнику, на мотогидроплане. Приводнюсь на плёсе Озёрной. Или же Безымянной. Тебя подхвачу. Слетаем по-быстрому к Срединному хребту. Взглянем на ваше Капище… Договорились?

— Замётано, на…

Они вышли на ближайший водораздел, за которым простиралась тёмно-бежевая каменистая равнина, упиравшаяся в плотную и высокую сочно-зелёную стену.

— Заливной камчатский луг? — со знанием дела предположил Тим.

— Это точно, на, луг. Пойма реки Белочки, на, притока Безымянной. А за ней — топкое болото, которое мы, на, и обходили. Только краешком луг зацепим. Не переживай, инспектор, на… Что такое?

— Подожди, спреем попрыскаюсь.

— Ну-ну, прыскайся, на… Готов? Шагаем, на, дальше?

— Подожди. А что это за чёрные и бурые пятна слегка подрагивают возле травяной стены?

— Мишки косолапые, на, понятное дело. Всякие сладкие корни выкапывают из земли и хавают, на.

— Ры-ы-ы, — подтвердил Клык, мол: — «Они, морды клыкастые. Восемь штук. В ряд выстроились, словно трудолюбивые вьетнамские крестьяне, старательно пропалывающие рисовые грядки от сорняков. По телеку наблюдал недавно, третьего дня… Не нравится мне, честно говоря, такое экзотическое соседство. Ну, ни капельки…».

— И мне не нравится… Ты, Миня, ружьишко-то снял бы с плеча.

— Зачем? — удивился Михась. — Медведи, на, они ребята шибко умные, современные и продвинутые. Даже про раздельное питание знают, на.

— Серьёзно?

— Гав?

— А то. Коренной зуб, на, даю. Когда мишки коренья жрут, то ничего другое их, на, не интересует. Потом начнётся нерест лососевых, на. Объявят рыбный месячник. Поздняя осень — перед залеганием в берлоги, на: ягоды, падаль и грибы.

— А сугубо «мясной» период бывает? — заинтересовался Тим.

— Не-а, на. Только ежели у шатунов зимних.… Айда! Шагаем, народы, на. Шагаем. В обход, на, понятное дело…

Они осторожно спускались по крутому склону, оставляя чёрно-бурые пятна в стороне, примерно в трёхстах пятидесяти метрах.

— У мишек-то трава, на, очень высокая. Выше трёх метров, — пояснил Михась. — А мы краешком луга, на, ломанёмся. Там оно всё гораздо пониже будет, на…

Создавалось устойчивое впечатление, что комаров, мошкары, оводов, слепней и гнуса — с каждым пройденным шагом — становилось всё больше и больше. Нет, антикомариный спрей работал исправно, и насекомые практически не кусались: тыкались в физиономию и отлетали. Тыкались и отлетали. Многими-многими сотнями — почти одновременно — тыкались и отлетали…

— Достали уже, гниды штопаные! — не выдержал Тим. — Так и лезут, сволочи, в глаза и в нос. А теперь, тьфу-тьфу, и в рот… Всё, надеваю накомарник. Точка.

— И это правильно, на. Я тоже, пожалуй, напялю.… Вообще-то, у коряков, на, не принято — пользоваться накомарниками. Типа — национальная гордость не позволяет, на, уподобляться белокожим неженкам. Но я же только наполовину, на, паланец. Типа — метис. Надену, на…

Они добрались до луга.

— Пересекаем, на, — глухо, сквозь сетку накомарника, известил Михась. — За мной.

«Здесь трава гораздо пониже?», — шагая вслед за паланцем, мысленно усмехнулся Тим. — «Ну, да. Процентов, наверное, на тридцать-сорок. То бишь, густое полевое разнотравье на уровне двух метров. Ни хрена не видно, что там впереди. Мать его… И как, интересно, Угрюмов здесь ориентируется? Абориген хренов… Какие-то мелкие крикливые пичуги назойливо кружат над головой… Какие? Э-э-э… Синехвостки, овсянки и охотские сверчки. Стайка малых мухоловок перепорхнула… Ага, земля под ногами заходила меленькими волнами. Болотце, не иначе…»

— Чав-чав, чав-чав, — безостановочно чавкало под ногами.

— Пи-и-и-и-и, — никак не могли успокоиться за сеткой накомарника бесчисленные камчатские насекомые. — Вж-ж-ж-ж…

Было очень жарко, душно и темно. Солоноватый пот застилал глаза и, стекая по щекам, попадал на запёкшиеся губы.

— Чав-чав. Пи-и-и-и. Вж-ж-ж-ж. Чав-чав-чав…

Наконец, всё закончилось.

Путники, успешно перебравшись через край камчатского заливного луга, выбрались на каменистое базальтовое плато.

Через некоторое время Михась, с удовольствием сдёрнув с головы накомарник, объявил:

— Останавливаемся, инспектор. Отдыхаем и перекуриваем.

Тим, освободившись от накомарника и смахнув ладонью пот с лица, поинтересовался:

— А куда подевались все комары-мошки и оводы-слепни? И где же твоё традиционное — «на»?

— Не знаю, Брут, — смущённо улыбнулся Угрюмов. — Роща, наверное, влияет, — махнул рукой налево. — Накладывает, как любят говорить в толстых романах, свой незримый отпечаток…

— Гав-в, — подтвердил Клык, мол: — «Действительно, накладывает. В том смысле, что некая аура чётко ощущается… Что ещё за аура? Ну, незримая такая… Светлая? Тёмная? Светло-серенькая, на мой взгляд. То бишь, неоднозначная…»

«Вот, значит, какая она, реликтовая роща», — посмотрев в указанном направлении, подумал Тим. — «Метров сто пятьдесят до неё. Расположена на низеньком, чуть заметном холме. Зелень сплошная: яркая и одновременно спокойная. А воздух здесь очень чистый, влажный, свежий и…, и вкусный. Словно бы море где-то совсем рядом. Да, интересное местечко…»

Они, перекурив, двинулись к роще.

Не дойдя до крайней берёзы метров пятнадцать, Михась неожиданно остановился и известил:

— Дальше идите без меня.

— Почему?

— Так надо.

— А всё же? — настаивал Тим.

— Гав? — подключился Клык.

— Мне туда, — указал рукой водитель вездехода. — Видите, кубический иссиня-чёрный кусок базальта? Это такое место специальное, молельное. Надо забраться на этот камень, встать на колени, сосредоточиться и почтительно попросить у рощи-спасительницы о покровительстве и помощи. Так издревле у паланцев заведено.

— У спасительницы?

— Так точно. Потом расскажу. На обратной дороге…

Вскоре они оказались под сенью деревьев.

— Больше всего это напоминает гигантские кусты, — осторожно проводя ладонью по берёзовой коре, сообщил Тим. — Главный ствол, от которого отходят по четыре-пять второстепенных. Только очень высокие кусты — на уровне двадцати пяти, а то и тридцати метров. Листья очень крупные, ярко-зелёные, без червоточин… И кора интересная. То бишь, по идее, раз этим деревьям более полутора тысячи лет, она должна быть очень морщинистой и поросшей всякими там мхами-лишайниками. А что мы видим? Гладенькая такая кора, бело-розовая с редкими чёрными вкраплениями. Словно бы молоденькая-молоденькая… Ну, побродим здесь слегка, пока господин Угрюмов предаётся молитвам паланским?

— Гав, — мол: — «Побродим, не вопрос…»

Они, переходя от дерева к дереву, двинулись — плавными зигзагами — вперёд. Под ногами тихонько шелестела невысокая трава, перемешанная со скромными полевыми цветами и овальными островками пышного бело-жёлтого мха.

— Действительно, местечко… м-м-м, реликтовое, — негромко пробормотал Тим. — Грибы, грибы, грибы. И, в основном, белые. Вернее, настоящие боровики. Крепкие такие — плотные, на толстых-толстых ножках, с тёмно-бурыми бархатистыми шляпками. И большие, и средние, и совсем крохотные. Практически со швейный напёрсток. А ещё я почему-то уверен, что все грибы хорошие. В том смысле, что совсем без червяков… Набрать, что ли, грибков отборных? Тем более что и полиэтиленовый пакет имеется с собой? Нет, не буду, пожалуй. Реликтовые, как-никак. Пусть растут. Точка… И живности всякой здесь в избытке. Белки-летяги азартно перепрыгивают с ветки на ветку. Бело-серый зайчишка проскакал. Тёмно-зелёная ящерка, завидев нас, спряталась в дупле. Ежиха с тремя ежатами торопится куда-то… А ты, друг хвостатый, почему так мирно ведёшь себя? Не лаешь, не бросаешься, не гоняешься… Почему?

— Гав-в-в…

— Понятное дело. Мол, аура здесь очень мирная и спокойная? Поддерживаю. Действительно, ощущается нечто похожее… Птички всякие беззаботно перепархивают. Синички, кедровки, сибирские жупаны… Причём, тихо-тихо перепархивают, лишь слегка чирикая-посвистывая. Словно бы стесняясь нарушать местную чудесную тишину. Вон, чёрно-белая сорока сидит на ветке. Сидит, задумчиво глядит на нас и даже не думает возмущённо стрекотать…

Минут за сорок пять они обошли реликтовую рощу вдоль и поперёк. Но ничего интересного не обнаружили — ни странных следов, ни туземных идолов, ни загадочных пещер, ведущих неизвестно куда. А после этого выбрались из рощи и подошли к чёрному кубическому камню, на котором расположился Михась. Его двуствольное ружьё было пристроено на пышной моховой кочке, метрах в пятидесяти-шестидесяти от базальтового обломка.

— Гав-гав, — тихонько и уважительно прокомментировал хаски, мол: — «Похоже, впал в серьёзный религиозный транс. Стоит на коленях, прогнув спину дугой и задрав голову вверх. Глаза, естественно, крепко зажмурены, а губы беззвучно шевелятся. То ли молитву читает, то ли просит о чём-то… Побеспокоим?»

— Зачем?

— Гав-в, — мол: — «Ну, как же. Нам до Ключей — пилить и пилить. А если раньше выедешь, то и на место назначения прибудешь раньше. И лучше, честного говоря, добраться до посёлка до наступления темноты. Чисто для порядка. Так как большинство неприятных и каверзных сюрпризов происходит именно в темноте…»

— Пренебрежём, — отмахнулся Тим. — Зачем излишне осторожничать? Пусть себе медитирует. От нас не убудет. Давай-ка, проявив природную деликатность, отойдём в сторонку.

Они устроились возле крошечного родничка, расположившегося на полдороги между реликтовой рощей и двухметровой луговой стеной.

— Гав, — предложил сознательный и воспитанный Клык, мол: — «Пей, братец, первым. А я уже потом, после тебя…»

— Хороша водица, — напившись, одобрил Тим. — В меру холодная. С лёгкой приятной сладостью. Совсем чуть-чуть газированная. Лакай смело, приятель, утоляй жажду… Смотри-ка ты, — обернулся в сторону луга, — гнус и прочие комары-мошки вьются в двадцати метрах от нас. Вьются-вьются, а сюда, словно бы упираясь в невидимую преграду, пробиться не могут… Облезлый песец выбрался из кустиков голубики. Сделал пару шажков вперёд, остановился, неуверенно подёргал чёрным носом, после чего, испуганно взвизгнув, развернулся на сто восемьдесят градусов и затрусил прочь… Получается, что вокруг реликтовой рощи выставлены какие-то хитрые защитные поля, не пропускающие сюда всяких кровососущих насекомых? А, быть может, и откровенных хищников? Интересное кино…

Примерно через полчаса к роднику подошёл Михась — помолодевший и просветлённый, улыбающийся робкой, практически детской улыбкой.

— Гав, — отметил наблюдательный Клык, мол: — «У него даже зубы изменились. Раньше были жёлто-чёрными, а теперь стали просто жёлтыми. Пропала куда-то вся чернота противная. Словно бы испарилась…»

— Пропала, — согласился Тим и попросил: — Миня, расскажи-ка нам про реликтовую рощу. Почему ты её называешь — спасительницей? Что это за место такое?

— Очень хорошее место. Светлое, — продолжая улыбаться, заверил «половинчатый» паланец. — Иногда из этой рощи люди выходят. Нездешние. Извини, Брут, но лучше объяснить не смогу… Какие — люди? Разные. Иногда непонятные. Выйдут и исчезнут куда-то. То есть, убредут по своим неведомым важным делам. А иногда — хорошие, несущие добро. О них у паланцев сложено множество красивых легенд. Расскажу последнюю, услышанную от прабабушки-покойницы… Дело было, кажется, в 1932-ом году. В порту Паланы бросил якоря пароход «Красный Октябрь». Сгрузил на берег бочки с топливом, ящики с консервами и всякими строительными материалами, включая гвозди и скобы, а также рулоны толи и брезента. Потом загрузился рогожными кулями с вяленой и копчёной рыбой, бочками с красной икрой, моржовыми и нерпичьими шкурами, тюками с пушниной. После чего и отчалил, оставив в госпитале Паланы несколько серьёзно приболевших матросов и пассажиров… Так на Камчатку пришла «испанка». Грипп такой коварный. Началась страшная эпидемия. Многие люди заболевали и очень быстро умирали. И русские, и ительмены, и чавчувены, и каменцы, и итканцы, и апукинцы, и карагинцы, и паланцы… И тогда из реликтовой рощи вышел человек — высокий, смуглолицый, одетый в неприметные одежды. Вышел и передал паланцам, молившимся в это время возле рощи, большой кожаный саквояж, заполненный белыми горошинами. Передал и объяснил, мол: — «Каждому заболевшему „испанкой“ надо давать по одной горошине…». Объяснил, развернулся, удалился в рощу и пропал… Паланцы, перевалив через Срединный хребет, вернулись на побережье Охотского моря и раздали лекарство всем соседям. Всем-всем-всем. Эпидемия постепенно сошла на нет… А ещё реликтовая роща (вообще-то, мы, паланцы, называем её — «Светлая роща»), добра к тем, кто её навещает и, отринув всё сущее, просит о помощи и защите. То есть, оберегает… Попробую объяснить. Паланец, прихватив с собой жену и детей, приезжает на оленьих упряжках сюда. Ставит возле чёрного камня чум-балаган. Живёт с недельку. Общается с рощей. Молится. Разговаривает. Наполняется Светом. Потом возвращается домой. И с ним, как и с членами его семьи, года три-четыре не случается ничего плохого. А с соседями, которые поленились добраться до рощи, случается — замерзают насмерть, руки-ноги ломают, «левой» водкой травятся. Как бы так. Десятилетиями и даже столетиями проверено. Я и говорю, мол, спасительница и охранительница…

Они, перебравшись через травянистый луг, вернулись в посёлок золотоискателей, перекусили, собрали вещи, попрощались с геологами, забрались на броню вездехода (а Михась — внутрь, на водительское место), и тронулись в обратный путь.

Добрались — по надёжной старой сдвоенной колее — до старой армейской дороги и, свернув на неё, продолжили маршрут…

Наступил тихий камчатский вечер. Впереди, слева от дороги, замаячил узнаваемый силуэт Шивелуча.

— Гав!? — забеспокоился Клык, мол: — «Какой-то шум подозрительный… Слышишь?».

Действительно, сквозь усталое рычанье старенького вездехода слышался-долетал непонятный и явственно-угрожающий гул.

Тим достал из кармана штормовки увесистый гаечный ключ («старший по броне» прямо-таки обязан иметь его под рукой), и несколько раз сильно ударил по железному корпусу машины.

Рёв двигателя стих, вездеход остановился. Впереди отчётливо гудело, гремело и грохотало.

Из «водительского» люка показалась черноволосая (с редкими седыми нитями), голова.

— Хрень какая-то, на, — секунд через десять-двенадцать объявил Михась. — Не к добру это. Как бы в дерьмо не вляпаться ненароком, на. Будем, на, определяться…

Недалеко от армейской дороги располагался покатый холм, на вершине которого росла высокая одинокая сосна.

Угрюмов выбрался из вездехода, забрался на холм, дошагал до сосны и — на удивление легко — влез на её макушку.

— Гав-в, — прокомментировал Клык, мол: — «Да, после медитации возле реликтовой рощи наш Миня здорово изменился. Словно бы энергией какой-то зарядился-подпитался. Походка стала другой, более упругой. Голос больше не хрипит. Ловкости прибавилось. Как будто лет на семь-восемь помолодел… А ты, братец, как? Чувствуешь знаковые и насквозь позитивные перемены в организме?».

— Нет, никаких, — сознался Тим. — Впрочем, не вижу здесь ничего странного. Во-первых, во мне нет ни капли паланской крови. Во-вторых, это не мне с малолетства вдалбливали в голову, мол: — «Реликтовая роща — место заветное, оберегающее и волшебное…» В-третьих, я никаких древних молитв с чёрного камушка, колени почтительно преклонив, не нашептывал. Точка… Ага, гул-то затих. К чему бы это?

К вездеходу вернулся Михась и сообщил: — Там, впереди, плотину прорвало, на. Ну, ту, природную, на, образованную застывшей вулканической лавой. Вот, вся грязюка, на, и хлынула на дорогу. Единым потоком, на. Вместе с камнями-валунами, понятное дело. Всё, на, затопила… Выехали бы мы на пятнадцать-двадцать минут пораньше, на, и хана. Попали бы под самую раздачу. Потонули бы на хрен, на… Роща спасла. Охранительница и спасительница. Спасибо…

Глава девятая Над Шивелучем и рядом с ним

Старенькая армейская дорога, по словам Михася, через шестьсот-семьсот метров «тонула» во вновь-образованном грязекаменном озере. Причём, максимальные глубины этого необычного водоёма, судя по всему, находились на уровне — как минимум — двух метров.

Пришлось сворачивать, объезжая Шивелуч, восточнее.

Непростое это дело, надо признать: базальтовые россыпи, чёрные «языки» застывшей вулканической лавы, извилистые каньоны, заполненные жидкой грязью, на совесть перемешанной со спрессованным пеплом. А ещё речки и ручьи с тёплой водой, не отмеченные на карте. Иногда даже и с горячей — с клубящимся над ней молочно-белым паром. Чуть ли не через каждые двести пятьдесят метров приходилось слезать с брони, отыскивая безопасный путь. Или же надёжный брод…

А Шивелуч тихонько-тихонько ворчал, испуская в вечернее нежно-сиреневое камчатское небо длинные шлейфы бело-серого дыма. Ну, и вулканическими бомбочками изредка плевался. Время от времени над треугольным силуэтом вулкана появлялась-взмывала красно-розовая полоса (иногда и две-три сразу), после чего — с небольшим опозданием — над округой отчаянно грохотало.

— Гав! — неизменно отмечался Клык, мол: — «Опять промазали, снайперы вулканические! В том смысле, что очередной хронический недолёт. Причём, сразу на несколько километров…».

Во время кратковременной остановки у одного из ручьёв с горячей водой Михась, указав корявым пальцем на цилиндрический тёмный камушек размером с артиллирийский снаряд среднего калибра, пояснил:

— Это она и есть, бомбочка, на. Шлёпнулась здесь, на, во время какого-то серьёзного извержения. Естественно, в раскалённом состоянии… Когда, на, шлёпнулась? Может, в 1975-ом году, на. А может, и несколько тысяч лет тому назад. Кто, на, знает? Я же не геолог дипломированный, на, чтобы вот так сходу определить. Тут эти…, полновесные лабораторные исследования нужны, на…

Объездной крюк получился не так уж и велик — километров в пятьдесят пять, но времени на совершение этого манёвра пришлось затратить порядка трёх с половиной часов. Поэтому к дому фермера Пугачёва вездеход подкатил уже ночью, в полной темноте: полноценным уличным освещением жителей Ключей не баловали, так, только отдельные тусклые фонари на центральных улицах посёлка.

— Ну, бывайте, инспекторы, на, — высунувшись из «водительского» люка, вежливо попрощался Михась. — Типа — не грустите без причин, на, и всего хорошего.

— И тебе, Миня, спокойной ночи, — откликнулся Тим. — Спасибо за познавательную экскурсию. Всё было очень мило. Интересное такое кино получилось.

— Гав-в, — поддержал Клык.

Тим, повозившись с полминуты, отомкнул калитку.

— Брут, — окликнул из темноты голос Угрюмова.

— Ага. Здесь.

— Так как, на, прилетишь? Смотаемся к Капищу? Взглянем, на?

— Обязательно. Где-нибудь через недельку-полторы. Жди. Точка.

— Ну, и ладушки. Покедова, на.

— До встречи…

Старенький вездеход, хрипло взревев на прощание, уехал. Из-за низких тёмно-сизых облаков выглянула круглая ярко-жёлтая Луна. Вокруг сразу заметно посветлело.

Они вошли во двор фермерского поместья. Было тихо, только в курятнике недовольно кудахтали рассерженные наседки, разбуженные вездеходным рёвом.

Тим запер калитку и, не дойдя до столба с умывальником метра три-четыре, остановился, сбросил с плеч рюкзак, снял резиновые сапоги и разделся до трусов.

— Гав, гав, — тихонько одобрил Клык, мол: — «Правильно, незачем гадить в доме. А изгваздались мы с тобой, братец, сегодня знатно. Не хуже Серёгиных упитанных свинок. Завтра, уже по светлому времени, почистишься и постираешься… Ну, пошли умываться? Только не забудь и на меня плеснуть немного водички. Обещаю не лаять и не визжать от восторга…».

Умывальник был полон, и Тим поплескался от души, да и Клыка старательно обтёр мокрыми ладонями. А после этого подошёл к рюкзаку, на котором была сложена одежда и, достав из кармана штормовки пачку сигарет и зажигалку, закурил. Необходимо было хоть немного обсохнуть, а полотенца, как легко догадаться, под рукой не было.

— Гав? — присаживаясь рядом с рюкзаком, поинтересовался Клык.

— Выводы по сегодняшнему дню? — выпуская изо рта клубы ароматного табачного дыма, переспросил Тим. — Элементарные, дружище. Крыльев нам с тобой катастрофически не хватает. В том смысле, что завтра надо будет обязательно договориться с Пугачом относительно аренды мотогидродельтаплана. Или же гидромотодельтаплана, что суть одно и то же. Полетаем слегка, ясный перец…

— Гав-в?

— Ну, мало ли достойных объектов, заслуживающих нашего с тобой самого пристального внимания? Много… Во-первых, это вулканы Шивелуч и Толбачик, вокруг которых, вполне возможно, активно тусовался перед смертью инспектор Томас Грин. Во-вторых, Сиреневый распадок, где обитает загадочный шаман Костька. Можно, конечно, просто слегка покружить над этим местом. А можно и приводниться где-нибудь поблизости от распадка, да и наведаться туда пешочком. Не торопясь. С мощным биноклем под рукой. Не то, чтобы я в чём-то конкретном подозреваю уважаемого и авторитетного Ворона. Просто интересно было бы понаблюдать со стороны за повседневной жизнью «настоящего» камчатского шамана. Так, чисто на всякий случай. Типа — для расширения общего кругозора… В-третьих, армейский полигон «Кура», объект крайне подозрительный и неоднозначный. Причём, вполне возможно, что здесь одним-двумя полётами не обойтись. Больно уж она велика, территория полигонная… В-четвёртых, древнее паланское Капище. Пока всё. Потом, глядишь, и ещё что-нибудь всплывёт…

— Гав?

— Реликтовая, она же Светлая роща? Не знаю, честное слово… Ну, допустим, что там, действительно, расположен некий тайный Портал, ведущий в иные Миры. И что с того? Я на сто процентов из ста уверен, что нам с тобой, брат мохнатый, этого Портала ни за что не найти, сколько не старайся.

— Гав?

— Потому, что я за свою долгую и насыщенную жизнь прочёл очень много толстых фантастических романов. А из них однозначно следует, что всякие там тайные Порталы могут открывать-закрывать только те, кто их непосредственно построил-проложил. Железобетон, как любит говорить одна зеленоглазая прибалтийская красотка. Так что, сам, наверное, понимаешь… Ну, пошли спать?

— Гав-в, — чуть смущённо завилял хвостом Клык, мол: — «Меня Найда ждёт в лесу, в условленном месте…».

— Серьёзно? — отправляя затушенный окурок в полупустую сигаретную пачку, удивился Тим. — А как же, блин горелый, усталость, накопившаяся за этот долгий день? Хотя, конечно, понимаю. Горячая любовь-морковь и всё такое прочее. То бишь, не до отдыха дурацкого… Подожди, не убегай. Я тебе, Ромео хвостатому, чего-нибудь пожрать вынесу. Лишним, ей-ей, не будет…

Он поднялся на крыльцо, отпер дверь, прошёл в горницу и зажёг свет. На обеденном столе стояла широкая сковорода с жареной подрумяненной крольчатиной, а рядом с ней располагался высокий кувшин с янтарно-жёлтой медовухой.

Тим отнёс Клыку кроличье жареное бедро и кусок грудки, запер входную дверь на щеколду, вернулся в горницу и вяло поужинал.

Почему — вяло? Усталость, мать её, навалилась по-взрослому. Даже хмельная и забористая медовуха не добавляла бодрости.

Тщательно обтерев кухонным полотенцем ладони и губы, он отправился в спальню. Лёг в постель, укрылся одеялом и, уже проваливаясь в сладкий и заслуженный сон, подумал: — «А ведь уже наступило семнадцатое июля. Следовательно, мне — пару часов тому назад — исполнилось тридцать полновесных лет. Бывает, конечно…».

Утром его разбудил непонятный и настойчивый гул.

«Движок средней мощности работает», — ещё окончательно не вынырнув из вязкой пелены дрёмы, определил Тим. — «Причём, на разных оборотах. Ага, замолк… Вновь, загудел. Похоже, где-то за домом, в районе хозяйственных построек. Поспишь тут, как же…».

Пришлось вставать.

Он, порывшись в одёжном шкафу, наспех оделся, вышел во двор, завернул за угол дома и радостно улыбнулся: ворота длинного сарая оказались распахнутыми, а на прямоугольной гравийной площадке располагалась массивная тележка-прицеп с установленным на ней мотодельтапланом.

— Вернее, с самодельным гидромотодельтапланом, продолжая улыбаться, пробормотал Тим. — Похож, конечно, формой и площадью крыла на классический двухместный «Bidulm-50», но не более того. Киль совсем другой, горизонтальная планка управления более толстая и короткая. Пластиковые поплавки катамарана какие-то неуклюжие и чрезмерно длинные… Двигатель? Полная непонятка. Наверняка, снят с какого-то японского мотоцикла. Или даже с лодочного мотора. Где-то на пятьдесят-шестьдесят лошадиных сил. Впрочем, нормальный вариант, сгодится. А приборный щиток, и вовсе, отсутствует. Мол, летай, отважный пилот, сугубо на природной интуиции…

— Вз-з-з-з! — работая на холостом ходу, однообразно и надоедливо выл двигатель.

Из сарая, тем временем, вышел Пугачёв, на плече которого висела старенькая кожаная сумка с различными инструментами, приветственно помахал правой рукой, после чего подошёл к летательному аппарату и последовательно переключил несколько блестящих тумблеров. Двигатель послушно затих.

— Систему подачи топлива надо слегка подрегулировать, — снимая с плеча тяжёлую сумку, пояснил Серёга. — Ну, и с гидравликой повозиться чуток. Но это ненадолго, минут на сорок-пятьдесят. То бишь, где-то через час можно будет беспрепятственно взлетать в небо бездонное… Кстати, Брут, это и есть мой подарок на твой тридцатилетний юбилей. То есть, месячная бесплатная аренда «Ласточки». Правда, стрёмное имечко? Ну, и горючка, понятное дело, бесплатная. В сарае бочка столитровая стоит, почти полная… Короче говоря, поздравляю с днём рождения и желаю всего самого наилучшего. Иди сюда, бродяга, обнимемся…

Они обменялись крепким рукопожатием и вволю постукали ладошками друг другу по плечам и спинам.

— Гав! — раздалось от забора.

Ещё через минуту показались Клык и Найда.

— Что это они тащат в зубах? — спросил Тим.

— Подарки, надо понимать, — усмехнулся Пугач. — То бишь, по взрослой речной выдре… А что, собственно, такого? Очень даже вкусное и пикантное мясо. Если, конечно, правильно его приготовить. На праздничном столе, в любом случае, лишним не будет. Побалуем, что называется, твоего дядюшку-генерала деликатесом. Это в том глубинном смысле, что на один камчатский деликатес будет больше…

— Гав-в-в-в? Гав! — освободив пасть от тушки выдры, зачарованно выдохнул Клык, мол: — «Что я вижу? Гидромотодельтаплан? Настоящий? Ура! Ура! Ура!».

Хаски, позабыв обо всём на свете, принялся отчаянно прыгать-скакать вокруг неказистого летательного аппарата.

Найда вежливо положила у ног Тима упитанную тёмно-кофейную выдру, переместила туда же и вторую, выпавшую из пасти Клыка, после чего уселась рядом с Сергеем и принялась с любопытством наблюдать за восторженными экзерсисами своего мохнатого ухажёра.

— Он уже больше месяца не летал на мотодельтаплане, — пояснил Тим. — Соскучился немного. Как, впрочем, и я… Только, вот, закавыка досадная образовалась.

— Что такое?

— Понимаешь, у меня на Шпицбергене «Bidulm-50» был оборудован специальным креслом. Типа — «собачьим»… Как я без «второго пилота»? Да и пёс, в гости по утрам не ходи, расстроится…

— Придумаем что-нибудь, — ободряюще подмигнув, пообещал Пугач. — Причём, всенепременно и обязательно. Разлучать напарников — последнее дело… Сделаем, пожалуй, так. Иди-ка, Брут, в дом и завтракай. Да и собак накорми — наверняка, проголодались на ночной охоте. А я здесь сам разберусь. И с движком, и с гидравликой, и с передним креслом… Кстати, на сундуке — рядом с правым буфетом — лежит походная одежда. Твоя-то, — кивнул головой в сторону столба с умывальником, — на совесть загажена. Да и резиновые сапоги подходящего размера стоят рядом с сундуком… Э-э, какие ещё благодарности? Тридцатник — юбилей очень даже серьёзный. Пользуйся, приятель, случаем. Имеешь все права. Пользуйся и не стесняйся. Мне, кстати, аналогичного юбилея ещё четыре с половиной месяца ждать… Как всё сладим, так и выедем к подходящему водоёму. По дороге заодно и проинформирую — про особенности управления «Ласточкой». Про её любимые капризы, причуды и фокусы расскажу. Из нетленной серии — летай, не хочу…

Примерно через два с половиной часа возле одного из заливов реки Камчатки остановился, плавно-плавно притормозив, солидный чёрный БМВ с тележкой-прицепом, на которой был размещён непрезентабельный (явно самодельный), гидромотодельтаплан. Машину сопровождали две собаки. Вернее, рослый пёс-хаски и приземистая бело-бисквитная самоедка.

Пугач выбрался из кабины, отошёл метров на десять-двенадцать в сторону, присел на корточки, встал, вновь присел, после чего недовольно покачал головой и объявил:

— Неудачно, ребятушки, мы припарковались. Не сгрузиться… Вылезай, Брут. Забирайся на обрыв и шагай вон к той толстой лиственнице. Руками будешь махать. Надо встать — мордой автомобильной — впритык к обрыву, строго напротив этого дерева… Клык, и ты посодействуй.

— Гав?

— Вот и гавкай, если что не так…

Через пять-шесть минут машина, всё же, заняла нужное положение. Ещё порядка получаса ушло — с помощью садовой лебёдки, закреплённой на лиственнице, толстых сосновых досок, выложенных в виде настила, и здравого смысла — на выгрузку гидромотодельтаплана на водную поверхность.

— Забирайся, Клык, на переднее сиденье, — велел Тим. — Будем тебя ремнями пристёгивать. По методу знатного камчатского фермера Пугачёва.

— Тяф-ф-ф, — забеспокоилась Найда.

— Гав! — браво запрыгивая на сиденье, успокоил её хаски, мол: — «Не беспокойся, любимая. Всё будет хорошо. Я летун опытный, более двухсот пятидесяти часов провёл в воздухе. Три серьёзные аварии на счету. Прорвёмся, короче говоря. Не впервой…».

— Все технические и лётные инструкции запомнили? — начальственно нахмурившись, спросил Серёга. — Где и когда на что нажимать и за что дёргать? И на что нажимать нельзя в любом раскладе? Молодцы… Так, сейчас пса пристегнём. Сейчас-сейчас. Ждём минуту-другую… Всё, готово. Крепко и надёжно получилось. Не вывалится. Брут, забирайся в кресло главного пилота… Рюкзак помещаю в сетку за передним креслом. Карабин вставляю в специальную прорезь. Защёлкиваю. Он, кстати, заряжен, но стоит на предохранителе. Держи коробку с запасными патронами… Какое ещё, в одно место шерстяное, разрешение? Наплюй и разотри. Ерунда это всё. Нельзя по Камчатке путешествовать без огнестрельного оружия. Нельзя, и всё тут. Прежде всего, по причине наличия большого количества бурых медведей. Бережёного, как известно, Бог бережёт… Ага. Летайте на здоровье. Только меру знайте и не увлекайтесь чрезмерно… Например, не советую Сиреневый распадок посещать. Почему? Дурное место. Слухи всякие так и змеятся. Нехорошие, в основном. Впрочем, ваши дела. Не напрягаю… Брут, как надумаешь возвращаться обратно — звякни на мой мобильник. Подъеду и заберу. Всё, отталкиваю «Ласточку». Удач вам и, понятное дело, незабываемых приятных впечатлений…

Сытый рёв двигателя, короткий разбег, разноцветные брызги во все стороны, взлёт. Внизу заполошно замелькали неказистые поселковые домики и домишки.

Тим уверенно надавил на дюралевую рулевую планку, и самодельный гидромотодельтаплан послушно заложил широкий полукруг — с генеральным направлением на юго-восток.

— Гав-в! — сквозь шум работающего двигателя одобрил Клык, мол: — «Надо, действительно, пользоваться удобным случаем. То бишь, попробовать осмотреть — за один раз — как можно больше намеченных объектов. Включая, естественно, и приснопамятный ракетный полигон „Кура“… Я правильно понимаю суть текущего момента?».

— Правильно, — хмыкнул Тим. — Как же иначе? Взглянем, понятное дело, на «армейское царство». Но так, осторожненько для начала. Чисто одним глазком…

Взглянуть — пусть и одним глазком — на суперсекретный российский военный полигон? Не боясь, что наглый и любопытный летательный аппарат будет, просто-напросто, сбит бдительной охранной службой?

Нет, такого варианта он даже и не рассматривал. Почему? Насмотрелся уже — в полный рост — на местные скорбные реалии. И в аэропорту Петропавловска-Камчатского. И в «копайском» районном УВД. И в потрёпанном Ми-8ПА. И в кабинете Председателя Ключевского муниципального поселения. Насмотрелся и понял (то бишь, решил для себя), что вокруг безраздельно царствует-властвует полный и окончательный бардак… Чего и кого, собственно, бояться-опасаться? Кроме неизвестного убийцы, понятное дело…

Гидромотодельтаплан, слегка подрагивая корпусом, барражировал на восьмисотметровой высоте над тёмно-зелёной равниной.

«Вернее, над бассейном реки Камчатки, которая осталась на северо-западе», — мысленно уточнил Тим. — «А внизу, насколько хватает глаз, разбросаны многочисленные болотца, круглые и овальные озёра, а также разнокалиберные реки и ручьи, текущие на север и на восток. Спустимся-ка, пожалуй, пониже метров на триста-четыреста… Ага, вон и воронки, оставшиеся после падения баллистических ракет. Большие, средние и маленькие. Глубокие и не очень. Относительно свежие и уже заросшие густым кустарником и молоденькими деревцами… Наблюдательная грязно-зелёная вышка. Мало того, что без часового, так ещё и значимо-покосившаяся. Как, впрочем, и следовало ожидать. Бардак, мать его… Люди какие-то толкутся и суетятся на берегу бурной реки. Человек семь-восемь. Судя по одежде, штатские. Что, спрашивается, они делают здесь, на секретном военном объекте? Интересное кино…».

— Гав! — сквозь шум двигателя предупредил Клык, мол: — «У одного из мужиков в руках наличествует длинноствольное ружьё. Может, даже нарезной карабин. Целится, гад, в нашу сторону…».

— Сам вижу, не слепой. Отворачиваем и уходим… Ладно-ладно. Место я запомнил. Вернёмся ещё. Вернёмся и разберёмся. В обязательном порядке. Точка.

Гидромотодельтаплан, заложив широкую дугу, повернул на северо-запад.

Они пролетели над Ключами, над новым мостом, переброшенным через реку Камчатку, и вскоре оказались над старой армейской дорогой. То есть, над тем местом, где вчера прорвало природную плотину.

Тим заглянул вниз и, понаблюдав пару-тройку минут за окрестностями, подытожил: — «Полноценное грязевое озеро получилось. Причём, с площадью поверхности на уровне семидесяти тысяч метров квадратных. Может, и поболе. Теперь „Безымянному геологическому тресту“ придётся затратить немало трудов и финансов, чтобы убрать всё это безобразие… Интересно, а плотину прорвало по естественным природным причинам? Или же кто-то помог ей в этом? То бишь, подсуетился? Кто и зачем? Ну, мало ли… Как ни крути, но дорога, которую сейчас строят люди Сан Саныча, ведёт к вулканам. Более того, она будет проходить непосредственно рядом с Шивелучем. Тяжелогружёные машины, бульдозеры и вездеходы будут безостановочно шастать туда-сюда. Вполне возможно, что это кого-то не устраивает… Ладно, пришёл черёд Шивелуча. Поворачиваем на восток…».

Внизу преобладали чёрно-серые цвета, тона и оттенки: потоки застывшей вулканической лавы, длинные пирокластические «языки», грязевые озёра неправильной формы и участки спрессованного пепла.

— Гав-в-в! — громко известил Клык, мол: — «Вот и он, знаменитый Мёртвый лес. Охренительная, честно говоря, штуковина…».

— Впечатляет, — согласился Тим. — Одиночные мёртвые деревья на угольно-чёрном фоне. Светлые такие, длинные и тонкие, полностью лишённые коры. Даже ощущение хрупкости возникло, словно бы все эти деревца — хрустальные. Мол, если дотронуться пальцем до конкретной ветки, то она тут же рассыплется — в мелкую-мелкую стеклянную пыль. Настоящее чудо природы, короче говоря… Да и сам Шивелуч впечатляет нешуточно: огромный, мрачный, нахохленный, состоящий из нескольких конусов, изборождённых глубокими ущельями, каньонами и провалами. Напоминает злобного и сварливого старика, обиженного на всех и вся… Состоящий из нескольких конусов? Это точно. Вон, очень похоже, растут сразу два новых, второстепенных. Поднимаются из склона практически на глазах… А ещё здесь очень шумно — сплошной гул, сопровождаемый отдельными «выстрелами», производимыми при вылете из основного жерла вулканических бомб и бомбочек… Опа! Над «молодым» куполом поднялось грушевидное тёмно-сизое облако. Серой явственно запахло. Пепловый выброс, не иначе…

Гидромотодельтаплан летел над глубоким каньоном, ведущим к основному кратеру вулкана.

«Это, скорее всего, бывшее русло реки Байдарной. То бишь, высохшее русло. Про это приметное место много пишут-рассказывают в Интернете», — рассуждал Тим. — «Куда подевалась сама река? Исчезла при очередном серьёзном извержении Шивелуча. Высохла, испарилась, умерла. Ну, как те „хрустальные“ деревья, над которыми мы пролетали семь-восемь минут назад… Ого! Что-то ярко-малиновое показалось впереди. Никак, поток раскалённой вулканической лавы течёт по каньону? Точно, она, лава горяченная…».

— Бух-х-х! Ба-бах! — больно ударило по барабанным перепонкам, и метрах в пятидесяти от летательного аппарата пролетел — со страшной скоростью — жёлто-оранжевый огненный поток.

— Гав! Гав! Гав! — активно запаниковал в переднем кресле Клык, мол: — «Это же самая настоящая вулканическая бомба только что пролетела рядом! Огромная и смертоносная! Заканчивай, братец, свои дурацкие и безбашенные эксперименты! У меня, понимаешь, серьёзные сердечные отношения наметились… Не хочу погибать в самом расцвете сил. Не хочу, и всё тут! Точка… Немедленно поворачивай к Сиреневому распадку. Немедленно! В обход этого хмурого и огненного Шивелуча. То есть, в облёт. От греха подальше…».

А, вот, с подходящей для гидромотодельтаплана посадочной площадкой образовались незапланированные трудности. То бишь, сплошные леса, густые кустарники, травянистые луга, горы, нагорья, горушки, топкие болота и островерхие скалы.

Была, конечно же, ещё и река, ненавязчиво огибавшая Сиреневый распадок с юго-востока. Только очень уж извилистая и петлистая. Да и мелкими островками усеянная по самое не балуйся. На такую приводняться — с жизнью распрощаться…

Только со второго захода Тим высмотрел-таки светло-изумрудное озерцо, расположенное в кратере низенького (значит, очень и очень древнего), вулкана.

Подходящее такое озеро, удобное. Метров сто двадцать в диаметре. Может, и все сто сорок. Приводниться на такой площадке, да ещё и в условиях полного безветрия — не вопрос. Раз, два и всё…

Но это если приводняться на стандартном и надёжном «Bidulm-50». А если на пошлой рукотворной самоделке, собранной сугубо на основании «интернетовских» инструкций и чертежей?

Тут, уж, как повезёт.

Приводнились, понятное дело. Вернее, успешно плюхнулись…

— Нормальный вариант, — смахнув с лица озёрные изумрудные брызги, подытожил Тим. — Могло обернуться и гораздо хуже. А так-то что? Дюралевая рулевая планка слегка погнулась? Выправим. Правый пластиковый поплавок пробило? Подлатаем, предварительно воду откачав. Не вопрос. Только уже потом. На обратном пути.

— Гав! — оптимистично подтвердил из своего кресла Клык, мол: — «Прорвёмся — на раз! Мать его… Якори, братец, нашу славную птичку. Рюкзак вынимай из багажной сетки. Карабин извлекай из прорези. И, главное, ремни, меня держащие, расстёгивай…»

Они выбрались из кратера вулкана, ободрав в кровь ногти и когти, минут за сорок пять. Выбрались и, слегка осмотревшись, направились в нужную сторону.

— Прямо-таки полноценная экскурсия, посвящённая местной флоре и фауне, получается, — бодро шагая по чуть заметной тропе, комментировал Тим. — Ну, сам, Клык, посмотри, как деревья перемешаны между собой. Лиственница охотская. Ель аянская. Пихта грациозная. Тополь душистый. Черёмуха азиатская. Рябина камчатская… Ну, как я подготовился к этой поездке? Не зря столько времени провёл в Интернете? То-то же… Опа! Грибы. Подосиновики. Подберёзовики. Маслята. Моховики. «Колосовики», понятное дело, самый первый слой… Да и с ягодой здесь всё в полном порядке: жимолость, голубика, водяника, смородина-дикуша, клоповка, костяника… Серые куропатки активно перепархивают в низеньких кустиках. Рыжая белка рассерженно цокает, свешиваясь с толстой сосновой ветки. А вон упитанный тарбаган прошмыгнул…

Вскоре впереди показалась река, за которой и находился искомый Сиреневый распадок.

— Солидный такой водоток, — выйдя на низкий речной берег, сообщил Тим. — Шириной метров тринадцать-пятнадцать будет, течение приличное, да и глубиной, судя по всему, не обделён. Пятнистая форелька задорно плещется. А, быть может, и молодь камчатского гольца… Ладно, не беда. Будем готовиться к форсированию. Точка.

Он оперативно разделся до трусов, сложил сапоги и одежду в тощий рюкзак, а его — в свою очередь — пристроил, придерживая левой рукой, на голове. После этого поднял вверх правую руку, в ладони которой было зажато ложе карабина, и, набрав полную грудь воздуха, вошёл по щиколотку в серо-голубоватую воду.

— Холодная какая! — непроизвольно охнул-выдохнул Тим. — И слепни с оводами, сволочи оголодавшие, жалятся безбожно… Клык, а ты почему не переправляешься? Ждёшь отдельного приглашения?

— Гав! — сердито отозвался хаски, бело-чёрная холка которого значимо встопорщилась, образовав боевой гребень. — Гав-в!

— Звериным духом, говоришь, несёт? Причём, очень и очень? Практически нестерпимо?

— Ры-ы-ы! — донеслось с противоположного берега, и из густого ракитника на овальную полянку вывалил огромный буро-пегий медведь.

Вывалил, поднялся на дыбы, активно замахал передними когтистыми лапами и, выставив на всеобщее обозрение огромные жёлто-чёрные клыки, угрожающе заблажил:

— И-и-и! Оу! Ры-ы-ы-ы!

— Ры-ы-ы-ы-ы. Оу-у-у-у…, — разнеслось над рекой.

Чуткое камчатское эхо подключилось к процессу?

— Если бы, блин горелый, эхо, — повертев головой по сторонам, недовольно пробормотал Тим. — Вон, на длинной каменной гряде, ещё парочка рыжих мишек устроилась. И в узкой лощине, поросшей молоденькой лиственницей, чуть заметно колышется чёрное пятно. А вон ещё… И все они, как один, активно упражняются в медвежьих гаммах. Какофония сплошная, очень неприятная для ушей… Сколько же их здесь? Один, два, три… восемь, девять… Штук пятнадцать будет. Не меньше. Охренеть и не встать…

Он неторопливо вышел из воды, сбросил рюкзак на тёмно-жёлтый песок и, взяв карабин двумя ладонями, звонко клацнул затвором.

Медвежья блажь, словно по чьей-то команде, стихла.

— Гав, — окончательно расстроился Клык, мол: — «Попрятались, суки рваные. Вернее, по засадам затихарились, морды клыкастые… И что теперь, братец, делать? А?».

— Не знаю, — неуверенно передёрнул плечами Тим. — Пальнуть пару раз в ту сторону, дабы напугать этих косолапых уродов? Во-первых, мудрый внутренний голос мне любезно подсказывает, что они не испугаются. Во-вторых, Ворон услышит звуки выстрелов и непременно насторожится. А хотелось бы, как и планировали, нагрянуть к нему в гости внезапно, словно осенний снег на голову… Ладно, придётся, судя по всему, искать другие пути. Насквозь обходные и альтернативные, понятное дело… Да, не соврал тогда Михась. Похоже, что камчатские медведи, действительно, жмутся к жилищу Скрывающего Ворона. И мало того, что жмутся, так ещё и его шаманский покой старательно оберегают.

— Гав.

— Предлагаешь подумать о возвращении в Ключи? Мол, день рождения, праздничный стол, гости и всё такое прочее? Пожалуй, ты прав, старина. Двигаем к «Ласточке». Точка на сегодня…

Они отошли от берега реки примерно на сто двадцать-тридцать метров.

— Гав, — оборачиваясь назад, насторожился Клык.

— Ага, я тоже слышу, — снимая с плеча карабин, подтвердил Тим. — Вода плеснула. Ещё. Ещё…

— Гав-в!

— Считаешь, что медведи идут за нами следом? Ну-ну. Будем надеяться, что это просто дань вежливости. Типа — добросердечные хозяева любезно провожают дорогих гостей. А карабин с предохранителя, всё же, сниму. Чисто на всякий случай…

Глава десятая Пируэты и кульбиты

Неуютное это дело — отходить мелколесьем, зная, что за тобой следом идут-крадутся несколько взрослых бурых медведей.

Зачем, собственно, идут?

Если бы знать, то, наверное, и легче было бы — в плане психологического спокойствия и принятия чётких взвешенных решений.

Ну, в том смысле, открывать ли стрельбу из карабина (предупредительную, или же прицельную — насколько этому способствовали бы обстоятельства), или же, наоборот, сохраняя полное спокойствие, проигнорировать? Кто бы подсказал.

Некому было подсказывать. Поэтому, блин горелый, и неуютное…

Они шагали себе — по уже упомянутому мелколесью — и насторожённо оглядывались: и назад, и, опасаясь хитрых обходных манёвров, по сторонам.

Тим — время от времени — демонстративно щёлкал предохранителем карабина. А Клык, воинственно топорща чёрно-белую холку, солидно и сурово погавкивал, мол: — «Всё-всё вижу, гадёныши косолапые. Хрена лысого, что у вас получится. На раз — порву, суки короткохвостые. И опомниться, гниды периферийные, толком не успеете. Мать вашу дремучую, таёжную…»

Впрочем, особого беспокойства (в плане трусливо-истеричных вариаций), не наблюдалось.

«Кутхе Атэс — фигура взрослая, легендарная, авторитетная и серьёзная», — рассуждал про себя Тим. — «Зачем ему сдалось лишнее внимание к Сиреневому распадку? То бишь, к своей заветной вотчине, где он успешно прожил-просуществовал без малого шестьдесят лет? Незачем, ясен пень реликтовой берёзы… Бурые медведи, люто задравшие насмерть старшего инспектора ЮНЕСКО? Не смешите меня, пожалуйста. Беспокойные корреспонденты целой тучей налетят. Вредные полицейские. Ушлые следователи из краевой Прокуратуры. Представители „зелёных“. Чванливые и подозрительные иностранные дипломаты, в конце-то концов… Суетливый хай поднимется до самых небес. И какая, спрашивается, польза от всего этого? Да ни малейшей. Только вред один — голимый и невозвратный… Получается, что я верю в сентенцию — мол, могущественный шаман Скрывающий Ворон приручил всех местных мишек? Приручил, выдрессировал и, преследуя некие личные корыстные цели, выучил всякому и разному? Признаю. И, безусловно, верю… Что из того? Ну, бредут, понимаешь, следом. С верным Клыком изредка перерыкиваются и переругиваются. Да и на здоровье. Не вопрос…»

— Гав-в, — напомнил хаски, мол: — «А, между прочим, разумный фермер Пугачёв предупреждал — относительно Сиреневого распадка. Более того, даже настоятельно советовал — не приземляться здесь. Не послушались, так его и растак, на свою голову… Хотя, вполне может быть, что всё обстоит с точностью, но наоборот. То бишь, Серёга смекнул, что имеет дело с потрясающим упрямцем, и умело спровоцировал тебя, братец. Зачем спровоцировал? А если он, всё-таки, имеет непосредственное отношение к убийству инспектора Грина и теперь старательно заметает следы? В таком варианте, дружище, мы ему совсем не нужны. Ни на грамм не огорчится, если здешние всеядные медведи сожрут на обед въедливого приемника Томаса. Или, к примеру, если гидромотодельтаплан — с нами на борту — грохнется об острые камчатские скалы-камушки… Не думал о таком пиковом раскладе?»

— Отстань, морда подозрительная, — нахмурился Тим. — И вообще, так же и сглазить можно… Тьфу-тьфу-тьфу! — старательно сплюнул через левое плечо и от души постучал костяшками пальцев по деревянному прикладу карабина.

Они дотопали, так-таки, до знакомого кратера древнего вулкана. Дотопали и принялись осторожно спускаться по крутому внутреннему склону.

— Гав-в! — неожиданно принялся отчаянно тормозить всеми четырьмя лапами хаски. — Гав-в-в! — мол: — «Опаньки, мамочка родимая! А это что ещё такое? Жизнь моя маленькая, жестянка сплошная. Господи, спаси и сохрани…»

Изумрудно-зеленое озерцо — практически круглое, метров сто двадцать-сорок в диаметре. Мирное и сонное такое. С ровной и гладкой поверхностью…

Это раньше поверхность озера была ровной, гладкой и мирной. А теперь уже нет — сплошные тревожные волны, многозначительно разбегавшиеся в разные стороны.

Разбегавшиеся в стороны — от чего?

Метрах в тридцати-сорока от береговой линии, совсем недалеко от «припаркованного» гидромотодельтаплана, из изумрудных озёрных вод высовывалась длинная чешуйчатая светло-зелёная шея, на которой располагалась большая, почти прямоугольная (то есть, параллелепипедная), голова.

Насколько большая? Наверное, с японскую среднестатистическую малолитражку. Голова имела овальные, совершенно-неподвижные жёлтые глазища с угольно-чёрными вертикальными зрачками. Из пасти неизвестного чудища торчал хвост большой серебристой рыбины.

— Твою мать, — озабоченно вертя головой туда-сюда, пробормотал Тим. — Здесь, понимаешь, водный зубастый динозавр. А там…

— Гав, — своевременно подсказал Клык, мол: — «А там — самый натуральный медвежий караул. То бишь, сразу восемь косолапых выстроились на кромке вулканического кратера: два чёрных, пять тёмно-коричневых и один пего-каштановый…»

— Вот, же вляпались в засаду, мать их всех. Интересное кино, короче говоря, образовалось.

— Гав-в?

— Не знаю, честное слово, что нам делать дальше. Для начала сяду вот на этот гладкий чёрный камушек и перекурю… Интересуешься про водного динозавра?

— Гав-в!

— Мол, совершенно невероятный и экстраординарный случай? Полностью согласен с тобой, верный и разумный пёс. Действительно, странно… Ну, допустим, что данный чешуйчатый монстр сохранился ещё с древних и незапамятных времён. Мол, несколько миллионов лет тому назад на нашу Землю-матушку свалился огромный метеорит. Произошёл страшный взрыв, образовалось гигантское ядовитое газовое облако и все динозавры погибли. Только в озере Лох-Несс выжило несколько особей. Ну, и в этом неприметном камчатском водоёме… Не, с Лох-Несс то, как раз, всё понятно. Самое большое озеро легендарной Шотландии, как-никак. Очень глубокое и рыбное… А эта крохотная изумрудно-зелёная лужица? Откуда здесь, спрашивается, взяться достойной кормовой базе? Прокормить такую громадину — дело непростое. В том смысле, что сразу нескольких громадин… Следовательно, что?

— Гав?

— Следовательно, этот конкретный водный динозавр пожаловал к нам из другого Мира, — пояснил Тим. — Ну, ты сам подумай. Если в давешней реликтовой берёзовой роще имеется некий тайный Портал, то почему бы и здесь, в кратере древнего вулкана, не быть аналогичному? Железная и разумная логика, на мой частный взгляд… Не так ли?

— Гав!

— Вот, и я о том же…

Он, отбросив сигаретный окурок в сторону, поднялся на ноги, взял в руки карабин и, предварительно глубоко вздохнув-выдохнув, открыл беглый огонь.

Карабин был пятизарядным. Два выстрела просвистели рядом с водным доисторическим монстром, а три — над медвежьими силуэтами.

— Трах! Трах! Трах-тарабах! — отчаянно загремело вокруг, — эхо, проживавшее в кратере древнего вулкана, оказалось на редкость громким и «долгоиграющим».

Водяной динозавр, выпустив от неожиданности рыбину из пасти, благоразумно нырнул в изумрудно-зелёные волны и скрылся.

А медведи принялись громко возмущаться:

— Ры-ы! Ы-ы-ы! Рры-ы-ы-ы!

А ещё через пару секунд к грозному рычанию добавилось испуганное и жалобное повизгивание:

— Вих-х! Их-их-их!

— Гав-в! — хаски ухватился зубами за штанину Тима и резко потянул в сторону, мол: — «Отпрыгивай, братец, не зевай! Быстрей! Пока с ног не сбили…».

Вскоре рядом с ними, оставляя за собой неприятный гнилостный запах, пронеслось нечто огромное и чёрное.

— Гав, гав, — оставив хозяйскую штанину в покое, пояснил Клык, мол: — «Это один из мишек — в суете и толчее — оступился. А потом, понятное дело, покатился вниз по внутреннему склону древнего кратера… Классно, надо заметить, катится и кувыркается, с приличной скоростью…».

— Действительно, классно, — согласился Тим. — Сплошные пируэты и кульбиты. Цирк натуральный, мать его…

Косолапый докувыркался до самого берега и, слетев с обрыва словно с трамплина, улетел метров на тридцать пять в озёрные изумрудные воды. Улетел, плюхнулся и заблажил:

— Оу-у-у-у!

— Гав-в, — мол: — «Холодная водичка, понятное дело… Хорошо ещё, что этот толстозадый индивидуум нашу хрупкую и беззащитную „Ласточку“ не задел…».

— Конечно, хорошо.

Медведь-неудачник, шумно отфыркиваясь, неуклюже и медленно, но достаточно уверенно поплыл к берегу.

Поплыть-то поплыл, но уже через десять-двенадцать метров остановился и, отчаянно плеская передними лапами по воде, завопил — словно бы от острой боли и животного ужаса:

— О-о-о-о-о!

— От боли и ужаса, — меланхолично хмыкнув, подтвердил Тим. — Это, надо полагать, голодный динозавр, лишившийся серебристой рыбины, ухватил его под водой зубастой пастью за заднюю лапу. Если, понятное дело, не за две сразу. Ухватил, а теперь пытается утащить в озёрную пучину…

— О-о-о-о-о!

Постепенно на изумрудно-зелёной глади образовался активный водоворот, в центре которого и оказался несчастный мишка.

— О-о-о-о…

Вопль оборвался. Медведь исчез под водой.

— Гав, — невозмутимо прокомментировал хаски, мол: — «Всё в этом бренном Мире — суета и тлен. С философской точки зрения, понятное дело…».

— Ры-ы! Ы-ы-ы! Рры-ы-ы-ы! — раздалось от края кратера, это соплеменники погибшего зверя демонстрировали окружающим и самим себе природную медвежью ярость, обещая жестоко отомстить — всяким и разным. Причём, по полной и расширенной программе.

— Да, ситуация — и без того непростая — усугубилась.

— Гав?

— Интересуешься, сколько у нас запасных патронов? Две обоймы по пять штук, — пожал плечами Тим. — И что из того?

— Гав-в!

— Предлагаешь — оставить «Ласточку» здесь и пробиваться к Ключам с боем? Мол, десять патронов запросто хватит на семь медведей?

— Гав! — воинственно оскалившись, подтвердил Клык, мол: — «Именно так! С боем, мать его! Вперёд и вверх! За славой, разлапистыми орденами и парным мясом!».

— А я, вот, не уверен в правильности такого решения.

— Гав?

— Потому. Нехорошо бросать здесь «Ласточку» — совсем одну, наедине с озёрными непредсказуемыми монстрами. Она, как ни крути, наш полноценный товарищ и компаньон. Да и, ко всему прочему, чужая собственность, любезно доверенная нашему попечению… Десять патронов на семь медведей? А ты видал, какие они здоровенные? Запросто может не хватить. Да и действенная подмога к мишкам в любой момент может подойти — из-за речки, со стороны Сиреневого распадка… Будем улетать. Всё, споры отменяются. Точка.

— Гав?

— Мол, а как же зубастый водный динозавр? — понятливо хмыкнул Тим. — Или даже динозавры? Во-первых, он (или же они), уже сегодня пообедал (пообедали). Более двухсот пятидесяти килограмм медвежатины — весьма достойная и калорийная порция. Во-вторых, у меня же сегодня день рождения. То есть, тридцатилетний юбилей. Ну, не могу я — по всем человеческим и Божеским законам — погибнуть в такой знаменательный день. Не могу, и всё тут. Так будет не по правилам… Итак. Следуем к гидромотодельтаплану и занимаемся ремонтными работами. Вернее, это я буду заниматься ремонтом. А ты, напарник хвостатый, будешь внимательно наблюдать: и за рассерженными медведями, и за здешними озёрными водами, в которых, как выяснилось, прячутся всякие кровожадные чудища. Наблюдать и, ежели что, тревогу своевременно объявлять…

Они подошли к летательному аппарату.

— Да, имеет место быть чёткий и однозначный крен, — тяжело вздохнув, известил Тим. — В правый поплавок катамарана — через свежую пробоину — водички прилично набралось.

— Гав? — поинтересовался любопытный хаски, мол: — «И как же мы её откачаем? То бишь, чем и каким образом?».

— Откачаем?

— Гав-в, — мол: — «Ну, да. Ты же так сам сказал, после посадки. Мол, подлатаем, предварительно воду из пластмассовой ёмкости откачав… Так, собственно, чем?».

— Это же я образно выразился, — объяснил Тим. — Для того чтобы откачать что-либо, надо, как минимум, насос иметь. А откуда у нас, спрашивается, насос? Нету, ясен пень… Поэтому расположим «Ласточку» под небольшим наклоном, вытащив правый поплавок на берег, и сольём озёрную воду через другое отверстие, расположенное в самой нижней части пластикового корпуса.

— Гав?

— Откуда возьмётся второе отверстие? Я его, ясный вулканический пепел, и пробью. Вернее, аккуратно проковыряю ножом. А потом, понятное дело, обе дырки тщательно запаяю.

— Гав-в?

— Как и с помощью чего — запаяю? С помощью русской природной смекалки и прихваченных с собой инструментов. Предусмотрительность, как известно, является самым главным козырем брутальных и упрямых королей… Ладно, не буду избыточно интриговать. После того, как вся вода будет успешно слита через дополнительное отверстие, я разожгу газовый туристский примус, находящийся сейчас в рюкзаке, и нагрею докрасна на пламени лезвие охотничьего ножа. Вот, этим раскалённым лезвием — в несколько приёмов — и запаяю обе дырки. Ничего хитрого… Согласен?

— Гав.

— То-то же. А ты, друг закадычный, не отвлекайся. Наблюдай за округой. Тщательней наблюдай…

Через час с небольшим ремонт, проводимый в непростых полевых условиях, был успешно завершён: правый поплавок катамарана приведён в рабочее состояние, а дюралевая рулевая планка выправлена.

— На сколько возможно, ёжики камчатские, выправлена, — пояснил Тим. — Конечно, не идеально. Так и условия — аналогичные. То бишь, откровенно-паскудные… Эй, наблюдатель, что там у нас с текущей обстановкой?

— Гав! — браво доложил Клык, мол: — «Всё в норме, босс! Медведи бдят на кромке древнего кратера, а водный динозавр в поле моего зрения так и не появлялся. Будем надеяться, что он отдыхает после сытного обеда в своём логове. То бишь, в тайной подводной пещере… Кстати, братец, погода-то портится прямо на глазах. Вот, и дождик закапал…»

— Портится? Да уже, если смотреть правде в глаза, испортилась. Тёмно-серые облака закрыли собой почти всё небо. И, судя по всему, очень плотные и низкие облака. Висят, такое впечатление, практически над самым кратером нашего древнего вулканчика. Пробиться через такие — дело непростое… Движок надо бы предварительно прогреть. Погонять на разных оборотах. Но, к сожалению, нельзя. Как бы кровожадный динозавр не проснулся… Чёрт, дождь усиливается. Срочно готовимся к вылету. Так-с, спускаю «Ласточку» на воду. Плавно разворачиваю… Запрыгивай, Клык, в своё кресло.

— Гав!

— Сперва надо пристроить рюкзак и карабин? Разумное предложение. Принимается… Готово. Запрыгивай. Молодец. Теперь сиди спокойно и не дёргайся. Пристёгиваю хитрыми ремнями… Готово. Отталкиваю нашу «птичку» от берега и залезаю в кресло первого пилота… Ну, с Богом. И пусть всесильная и взбалмошная госпожа Удача не забудет о нас, грешных и неразумных путниках…

Сытый рёв двигателя, короткий уверенный разбег, разноцветные брызги во все стороны, взлёт.

Тим изо всех сил надавил на дюралевую планку, и гидромотодельтаплан начал послушно набирать высоту.

«Так ли, уж, и послушно?», — зашелестели в голове тревожные мысли. — «Не по прямой поднимаемся, а слегка отклоняясь вправо. Не порядок. Тянет и тянет… Почему? То ли не вся вода вытекла из правого поплавка, и он стал чуть тяжелее левого. То ли центр тяжести рулевой планки слегка сместился. Как бы скалы не зацепить…».

Двигатель надсадно взвыл, и «Ласточка», отчаянно дёрнувшись, покинула кратер древнего вулкана.

Тим заглянул вниз.

Гидромотодельтаплан пролетел метрах в двенадцати-пятнадцати над головами медведей. Косолапые сторожа стояли на задних лапах и, отчаянно размахивая передними, рычали-вопили:

— Ры-ы! Ы-ы-ы! Рры-ы-ы-ы!

— Гав-в, — пояснил хаски, мол: — «Желают счастливого пути и доброй дороги. То бишь, настоятельно не рекомендуют нам посещать ещё когда-либо эту гостеприимную местность. Обещают при следующей встрече — в обязательном порядке — порвать на меленькие кусочки… Ага, и грозный озёрный страж соизволил-таки появиться. Как же без него, морды доисторической?».

Тим взглянул в сторону озера.

Там, метрах в тридцати-сорока от береговой линии, из изумрудных озёрных вод высовывалась длинная чешуйчатая светло-зелёная шея, на которой располагалась большая, почти прямоугольная (то есть, параллелепипедная), голова, оснащённая любопытными жёлто-чёрными глазами-фарами.

— Всех благ! — шутливо откозырял водному чудищу Тим. — Приветы там передавай. Кому? Ну, этим…, обитателям других Миров. Загадочных и до полной невозможности таинственных, понятное дело…

Тёмно-серые плотные облака висели метрах в ста тридцати-сорока над чёрными камнями нагорья. Равнодушно так висели, неподвижно, лениво сбрасывая на землю крупные дождевые капли.

Лететь дальше под этими облаками? Однозначно-опасное дело. В том смысле, что сомнительное и рискованное: запросто можно было долбануться о какую-нибудь одинокую базальтовую скалу, коварно спрятавшуюся в неверной серой пелене. Или же, слегка заплутав, звездануться о склоны того же Шивелуча.

Гидромотодельтоплан заложил над кратером древнего вулкана широкий-широкий круг: надо было дать двигателю — перед предстоящим непростым манёвром — полноценно «вработаться». Чтобы не заглох (тьфу-тьфу-тьфу), в самый ответственный и неподходящий момент. Краеугольное правило опытного пилота…

Прошло порядка десяти минут.

«Пора!», — решил Тим.

«Ласточка», резко задрав нос (то есть, переднее кресло вместе с пристёгнутым к нему кожаными ремнями Клыком), уверенно устремилась вверх.

Вернее, только поначалу уверенно устремилась.

А что было потом?

Потом — только тёмно-серая, очень влажная туманная муть, дождевые капли в лицо и истерично-испуганное завывание двигателя:

— О-у-у-у! Вз-з-з-з! Иу-у-у-у!

«Какая же вязкая субстанция!», — подумалось непроизвольно. — «Даже на капризном Шпицбергене мне не доводилось встречаться с такой.… Сколько метров мы уже преодолели? Наверняка, порядка двухсот пятидесяти. А сколько ещё осталось? Неизвестно…».

— О-у-у-у! Вз-з-з-з! Иу-у-у-у…

Наконец, надсадные завывания стихли, и движок постепенно перешёл на устало-благостное тарахтенье.

— Гав? Гав? Гав? — активно засомневался из своего кресла Клык, мол: — «Приятель, почему вокруг так темно? И звуки какие-то глухие и безликие… Мы, что же, попали в слоёный пирог?»

— Верно подмечено, дружище, — неуверенно оглядываясь по сторонам, пробормотал Тим. — Самый натуральный и классический слоёный пирог. Мы пробили только один толстый облачный слой. А теперь над нами — метрах в восьмидесяти — второй… Такой же вязкий и солидный как первый? Или же ещё толще и плотней? Блин горелый… Что теперь делать? Ума не приложу… Идти обратно, вниз? Опасно. Вдруг, первый облачный слой уже опустился до самой земли? «Протыкать» второй облачный слой? Тот ещё вариант. Двигатель-то у «Ласточки», судя по всему, не очень надёжный. Запросто может «захлебнуться»… Полетим, пожалуй, по данному воздушному коридору, расположившемуся между облачными слоями. Держа, понятное дело, курс на юг, чтобы случайно в вершину Шивелуча не врезаться… А где у нас, кстати, юг? Компас-то отсутствует. Если по ощущениям, то где-то там, впереди…

Неожиданно в корму гидромотодельтаплана ударил поток сильного попутного ветра. «Ласточка» мелко-мелко задрожала и принялась бестолково рыскать из стороны в сторону.

«У предусмотрительного Пугача — на такой случай — предусмотрены специальные хитрые закрылки, крепящиеся к основному крылу», — вспомнил Тим. — «Для того чтобы они приоткрылись, надо, кажется, переключить специальный тумблер…».

Он нащупал пальцами правой ладони крохотный металлический стерженёк, слегка выступавший из корпуса летательного аппарата, и надавил на него.

— Щёлк! — послушно переключившись, доложил тумблер.

В этот момент коварный попутный ветер дунул с новой силой. «Ласточка», окончательно потеряв управление, резко завалилась на правую сторону и, выполняя некое подобие «бочки»[23], устремилась к земле…

«Очень похоже на изысканные пируэты и кульбиты, которые недавно, скатываясь по внутреннему склону кратера древнего вулкана, демонстрировал нам незадачливый медведь», — промелькнула в голове дурацкая мысль…

Глава одиннадцатая День рождения, ворох сюрпризов

Я и сам неоднократно сталкивался с таким поразительным феноменом: происходит некое динамичное событие, и за считанные секунды в голове успевает «прокрутиться» такое количество разномастных и разноплановых мыслей, что потом только диву даёшься. Мол: — «Какова же она, скорость мыслей? А также скорость их полноценного восприятия?».

Впрочем, феномены и парадоксы, они для того, как раз, и существуют, чтобы на них, устали не ведая, поражаться и удивляться. Непреложная диалектика, мать её, данная нам в объективных и субъективных ощущениях…

Итак, коварный попутный ветер дунул с новой силой. «Ласточка», окончательно потеряв управление, резко завалилась на правую сторону и, выполняя некое подобие «бочки», устремилась к земле…

«Очень похоже на пируэты и кульбиты, которые недавно, скатываясь по внутреннему склону кратера вулкана, демонстрировал нам незадачливый бурый медведь», — автоматически вернув тумблер в первоначальное положение, подумал Тим. — «А что, собственно, случилось с нашим славным гидромотодельтапланом? Почему он падает? Неужели… Неужели, действительно, проделки Пугача? Мол, он намеренно, являясь закоренелым злодеем, дал такие полётные инструкции, выполняя которые обязательно разобьёшься? Жаль. Таким, понимаешь, честным пареньком казался. Прямо-таки своим в доску, блин горелый… А ещё рыжеволосая Илзе Вылкаст. Неужели мы с ней больше никогда не увидимся? Жаль вдвойне… Точка? Не хотелось бы… Кстати, „Ласточка“ кувыркается в замедленном режиме. И, если так можно выразиться, достаточно плавно. Это вязкие и плотные облака слегка замедляют наше падение. Из знаменитой серии — нет худа без добра… Может, ещё и выкарабкаемся? Неплохо было бы, честно говоря. День рождения, как-никак… Зачем же портить праздник? Причём, и себе, и другим? Незачем, ясный пень…».

Вокруг заметно посветлело.

«Выскочили, падая, из нижнего слоя облаков», — понял Тим. — «А ещё „Ласточка“, позабыв про „бочку“, перешла в самое обыкновенное крутое пике. Что же, побарахтаемся…».

Он, переведя двигатель на работу в экстренном режиме, изо всех сил навалился на рулевую планку.

— Вж-ж-ж-ж! — раненым шмелём выл движок летательного аппарата. — Вз-з-з-з!

Гидромотодельтаплан, не долетев до чёрных камней нагорья порядка восьми-девяти метров, вышел-таки из пике.

Тим, выждав несколько секунд, резко «загасил» скорость и перевёл рулевую планку в положение — «горизонтальный полёт».

— И-и-и-и, — благодарно и облегчённо запел двигатель. — И-и-и-и…

Мол: — «Слава тебе, Господи всемогущий. Пронесло на этот раз. Теперь можно и передохнуть немного…».

— Гав! Гав! Гав! — напомнил о своём существовании Клык, мол: — «Братец, что же ты творишь?! Прекращай немедленно! Ой, как же мне плохо! Даже стошнило… Давай, где-нибудь приводнимся, а? Ну, пожалуйста! Очень надо! Ведь издохну же, мать его…».

— Не вопрос, сделаем краткую передышку, — пообещал Тим. — Подожди немного, дружище…

Ещё порядка семи-восьми минут гидромотодельтаплан неторопливо летел под низкими тёмно-серыми облаками, выдерживая генеральное направление на юго-восток.

Почему на юго-восток, а не на юг? Из соображений безопасности и перестраховки. Мол, чем дальше от Шивелуча — тем, судя по всему, лучше…

Наконец, впереди мелькнула тёмно-синяя водная гладь.

— Неплохое местечко, — решил Тим. — Речка, конечно, совсем и неширокая, зато течёт практически прямо. И островов не наблюдается. Как, впрочем, и злобных бурых медведей с доисторическими водными динозаврами…

Вскоре они успешно приводнились.

— Гав-в-в! — жалобно попросил Клык, мол: — «Рули, братец, к берегу! Вон — подходящая низенькая коса… Ага, причаливай… А теперь выбирайся из кресла и освобождай меня от ремней. Быстрее, ради Бога! Нужда, понимаешь, припёрла. И маленькая, и большая, и всякая… Ещё быстрее, недотёпа неповоротливый! Пока не поздно…».

Минут сорок-пятьдесят ушло на отдых, умывание в холодных речных водах и полноценный перекус, — по авторитетному мнению хаски именно калорийное питание является лучшим и высокоэффективным лекарством от незапланированного и нежданного стресса.

По завершению трапезы Клык поинтересовался:

— Гав? — мол: — «И в чём же она заключается, причина едва несостоявшейся авиационной катастрофы?».

Тим рассказал — и про сильный попутный ветер, внезапно ударивший в корму (в хвост?), «Ласточки», и про злосчастный тумблер.

— Гав? — въедливо уточнил пёс, мол: — «А какой конкретно тумблер ты переключил? Ну, относительно направления нашего полёта?».

— Кажется, правый…

— Гав-в! — мол: — «Вот же, путаник хренов! Как, спрашивается, с такой девичьей памятью можно управлять серьёзным летательным аппаратом? Стыдоба сплошная, ей-ей… Пугач же тогда, в Ключах, чётко объяснил. Мол, правый тумблер — для встречного ветра. А левый, наоборот, для попутного… Короче говоря, самодельные закрылки открылись совсем не в ту сторону. Вот, по твоей милости, приятель, мы чуть и не навернулись. Голова садовая, так тебя и растак…».

— Был неправ. Погорячился, не сообразил и всё перепутал, — повинился Тим. — Обещаю исправиться и впредь быть более внимательным.

— Гав?

— Почему я улыбаюсь? Ну, как же. Следовательно, Серёга не является законченным и коварным злодеем. Рад за него, морду фермерскую. Мелочь, а приятно. Точка.

Раздалась — мелодией из старинного латвийского телефильма «Смок и Малыш» — бодрая телефонная трель.

— Я слушаю, — Тим достал из кармана штормовки тёмно-сиреневый брусок мобильника и нажал на зелёную «трубку».

— Привет, Брут, — известил хриплый голос Пугача. — Как там дела лётные?

— Нормально и буднично. Главное, что весело и скучать не приходится. Точка.

— Понял. Рад за вас, друзья… Не слышу гула усталого двигателя. Значит, бродяги, приводниться изволили?

— Есть такое дело, отдыхаем, — подтвердил Тим. — А ты, камчатский фермер, долго жить будешь. Только что, как раз, о тебе вспоминали.

— Надеюсь, хорошими словами?

— Нормальными.

— Ну, и ладушки… Как там, налетались? К дому, часом, не собираетесь?

— Через пять-шесть минут взлетаем. Погода, вроде, постепенно налаживается. Дождик перестал. Серые облака истончаются прямо на глазах. На юго-западе, вообще, широкие солнечные «окошки» проглядывают. Поэтому в Ключах будем через… Мы тут немного отклонились к востоку. Так получилось, благодаря разнообразным обстоятельствам. Поэтому пилить нам до посёлка — километров шестьдесят пять. Может, и все семьдесят. Вот, и считай — через сколько.

— Сосчитаю и обязательно встречу, — заверил Серёга, после чего неожиданно хохотнул.

— Что такое? — тут же насторожился Тим.

— Нет, ничего. Всё путём. Просто я, дорогой юбиляр, будучи на твоём месте… э-э-э, поторопился бы.

— Почему и зачем?

— Потому как — гости и подарки, — доходчиво и ёмко объяснил Пугач. — Ну, и сюрпризы, понятное дело.

— Какие — сюрпризы?

— Да, всякие и разные. Неожиданные, приятные, полезные, а ещё… м-м-м, и очень симпатичные. Ждём, короче говоря. Конец связи…

В районе трёх часов пополудни на водную гладь одного из речных заливов (вернее, одного из разливов, оставшихся ещё со времён бурного весеннего паводка), неуклюже приземлился самодельный гидромотодельтаплан.

Неуклюже?

Ну, не то чтобы. Просто — бесконечно устало. Устало-устало. Что называется, на последнем издыхании. Или же на предпоследнем. Кто знает? Из краеугольной серии: — «Пока не проверишь — не узнаешь…»

— Гав-в, — сообщил зоркий Клык, мол: — «На песчаной косе припаркован, как и ожидалось, чёрный навороченный БМВ, оснащённый специальной тележкой-прицепом. Причём, на правильном месте стоит — напротив приметной толстой лиственницы, на стволе которой закреплена знакомая вспомогательная лебёдка. Только, вот…»

— Ну, что там ещё? — забеспокоился Тим. — Я же занят лавированием между прибрежными валунами. Пока не могу отвлекаться на посторонние картинки… Трудно излагать напрямик?

— Гав, — мол: — «По берегу разгуливает… э-э-э…»

— Кто же там ещё — кроме Серёги Пугачёва — может разгуливать?

— Гав-в-в, — мол: — «Пугачёв-то, понятное дело, Пугачёв. Только разодетый, что тот лондонский франтоватый денди. Чёрный костюмчик с иголочки. Рубашечка белоснежная. Галстук цветастый. Ботиночки модельные, начищенные до блеска зеркального… С лохматой бородой, кстати, этот пафосный наряд очень смешно смотрится. Тьфу, да и только. Городской изнеженный пижон, а не суровый и честный камчатский фермер…»

— Бывает, конечно.

— Гав-в! — оживился верный хаски, мол: — «Из окрестного лесочка вышел дядюшка Артём. Хорошо выглядит — этаким крепким бодрячком „в районе сорока пяти“. За ним выбралась моя Найда, красавица писаная. А за Найдой… Глазам не верю. Этого же, просто-напросто, быть не может. Вот, сюрприз, так сюрприз. Сюрпризище натуральный, неожиданный и полноценный…»

— Да что там такое? То есть, кто?

— Гав, — мол: — «А, вот, и не скажу. Чисто из вредности собачьей. Мучайся теперь, братец, в догадках…»

Наконец, все прибрежные валуны были успешно обойдены, двигатель затих, и «Ласточка», пройдя по инерции последние двенадцать-пятнадцать метров, мягко ткнулась своими заострёнными пластиковыми поплавками в светло-жёлтую песчаную косу.

Тим поднял голову и, поражённый увиденным, потерянно и неразборчиво забормотал:

— Елочки зелёные, сосёнки точёные. Кого я вижу. Это же… Это же…

— Мэри Толедо, американская подданная, если ты, Брут, подзабыл, — белозубо улыбнувшись, напомнила на вполне приличном русском языке высокая черноволосая красотка.

«А ещё фигуристая, ногастая и грудастая», — подумалось непроизвольно. — «Что и подчёркивают стильные белоснежные шортики и ярко-жёлтый топик игривого покроя. Теперь-то понятно, почему бедолага Серёга Пугачёв так разоделся. То бишь, впечатлён, сражён наповал и активно бьёт копытом фермерским…»

— Конечно, я помню, — вылезая на берег, заверил Тим. — Ужасно рад тебя видеть, начинающая писательница. Не против, если я тебя слегка обниму? Типа — чисто по-дружески?

— Можешь даже и в щёку чмокнуть… Ну, брутальный молодчик, поздравляю тебя с днём рождения. Вот, держи мой скромный подарок. Это «золотая» скидочная карта сети пивных баров «Yard House», разбросанных по всему Миру. Теперь можешь пить в них пиво пенное по половинной стоимости.

— Большое спасибо за проявленную заботу. Тронут…

— Гав-в! — возмутилась Найда, мол: — «А про моего лохматого ухажёра, болтуны легкомысленные, и позабыли. Освободите немедленно бедного пёсика от ремней! Немедленно…»

— Сейчас освобожу, — подходя к гидромотодельтаплану, пообещал Пугач. — А ты, Брут, продолжай общаться с нашей прекрасной гостьей. И про своего близкого родственника не позабудь.

— Не позабудет, — заверил крепыш среднего роста, облачённый в тёмно-синий джинсовый костюм и совсем непохожий на генерал-майора секретной российской спецслужбы.

А на кого был похож Артём Белов? Трудно ответить на этот вопрос однозначно. В том смысле, что на многих сразу. На матёрого шофёра-дальнобойщика. На отпетого золотоискателя. На сурового бригадира сибирских лесорубов. На забубённого карибского пирата. На заслуженного уголовного авторитета. Ну, и так далее, по расширенному списку… А всему виной был длинный светло-фиолетовый шрам, причудливо змеящийся от правого виска к подбородку, и характерные глаза. «Глаза серьёзного и несуетливого убийцы», как любит выражаться в своих «нетленках» знаменитый российский писатель Александр Александрович Бушков.

Дяди и племянник обменялись крепким рукопожатием.

— Хорошо выглядишь, племяш, — скупо похвалил Артём Петрович. — Сразу видно, что зарядку регулярно делаешь по утрам… Поздравляю с тридцатилетним юбилеем. Не мог не приехать. Тем более что нахожусь в заслуженном ежегодном отпуске. Желаю, понятное дело, природной брутальности не растерять в суете повседневной.

— Спасибо, конечно, — радостно улыбнулся Тим. — Как там тётя Таня? Детишки?

— Всё в норме, Тима. Жена хорошеет, цветёт и по службе успешно продвигается. Недавно, вот, получила погоны подполковника. Дети растут. Вот, держи ключик от подарка.

— Ага, ключ, понимаю… А что им, собственно, отпирать?

— Кожаный тёмно-коричневый саквояж. В твоей спальне стоит, рядом с кроватью.

— И что в нём?

— Стандартный походный комплект-набор среднестатистического российского «грушника». Все наши действующие сотрудники, выезжая на объект, берут с собой такие. Не на конкретный объект, я имею в виду, а в местность, где располагаются потенциальные объекты… Вдруг, подумал, и тебе племяш, пригодится.

— И что же входит в такой комплект? — заинтересовалась Мэри.

— Да, ерунда всякая, — заговорщицки подмигнув племяннику, беззаботно усмехнулся генерал-майор. — Зелёнка, йод, пластырь от мозолей, бинты, таблетки от поноса, памперсы, прочая полезная мелочёвка. Там и все инструкции прилагаются.

— Инструкции? Как правильно пользоваться памперсами и зелёнкой? Ну, да, конечно… Как же без подробных должностных инструкций? Понимаю и одобряю.

— Интересное дело, — задумчиво протянул Тим. — Вернее, странное…

— Что ты имеешь в виду, милый юбиляр?

— Да твой, мисс Толедо, весьма недурственный русский язык. Во время наших недавних встреч на острове Западный Шпицберген ты им, вроде как, не пользовалась.

— Зачем же мне было им пользоваться, когда в Лонгьире[24] все разговаривают друг с другом на английском? Или же на норвежском? — картинно передёрнула точёными плечами девушка. — А в русскоговорящий Баренцбург вы с Лиз тогда летали без меня… Кроме того, все потомки известной тебе фрекен Хелены являются — по неизвестной причине — записными и талантливыми полиглотами. Очередная загадка природы.

— Что ещё за фрекен? — тут же проявил профессиональный интерес генерал-майор. — Такая… э-э-э, необычная наследственность, она может быть очень полезна…

— Дядюшка, угомонись. Фрекен Хелена-Анна Ларсен не имеет никакого отношения к подземным выработкам. Клянусь, ни малейшего. А ты, ко всему прочему, находишься в отпуске. Точка.

Ну, не хотелось Тиму — даже краешком — посвящать представителя спецслужб (пусть и близкого родственника), в события, произошедшие в июне месяце текущего года на мысе Верпегенхукен.

Почему — не хотелось?

По кочану. Что для всех рыцарей плаща и кинжала — главное? Ну, в плане профессиональной гордости? Правильно, утереть нос другим аналогичным рыцарям. То бишь, опередить, обогнать, переиграть и объегорить. Мол, именно мы, на самом-то деле, являемся самыми крутыми на этой земляничной поляне… Навалятся ещё, не дай Бог, на бедную старушку (Мы первые вышли на неё!), и начнут усердно расспрашивать про всякое и разное. Мол: — «Вам, фрекен, действительно, сто пять лет? А почему же вы так бодро выглядите? Наследственность такая хорошая? А родились вы, значит, в Лонгьире? Ну, да, ну, да. Так и в паспорте написано… Говорят, что за вами в юности ухаживал легендарный Рауль Амундсен? А правда ли, что в тридцатые годы прошлого века вы проживали в городе Чикаго и даже были лично знакомы со знаменитым гангстером Аль Капоне?». Ну, и так далее… Зачем же портить жизнь пожилому и заслуженному человеку? Честнее будет промолчать…

Поэтому он решил сменить тему разговора. То бишь, попытался это сделать, неуверенно забормотав:

— А, вот, Лиз, с которой мы тогда летали на гидромотодельтаплане в Баренцбург… То есть, мисс Илзе Вылкаст… М-м-м…

— Да-да? О чём, Брут, ты хочешь узнать?

— Ну, это… Э-э-э…

— Гав-в! — по благородному пришёл на помощь Клык, мол: — «Заканчивай, язва американская, издеваться над хорошим человеком! Тем более что у него сегодня день рождения. Рассказывай, давай, где нынче обитает наша симпатяшка Лиз…»

— Наверное, друзья, вы интересуетесь, почему медноволосая латышка Илзе не прибыла на берег этой дикой и загадочной камчатской реки? — насмешливо хмыкнула Мэри.

— Гав!

— Я думаю потому, что занята важными и неотложными делами. Ну, очень-очень важными. Как-никак, востребованная и модная репортёрка. Да и сам медиа-холдинг «На Краю Земли» нынче в гору пошёл. Укрупняется, расширяется, модернизируется и всё такое прочее. Так что, сами должны понимать. Не маленькие.

— Мы, безусловно, понимаем, — пряча досаду и расстройство за вежливой улыбкой, заверил Тим. — Просто здесь у нас образовалась одна запутанная головоломка с ярко-выраженной детективной подоплёкой. И Лиз, обладая недюжинными логическими способностями, смогла бы действенно помочь в проводимом расследовании. Не более того. Точка.

— Конечно, не более того, — навесив на приметную физиономию маску полнейшей серьёзности, согласился Артём Белов, после чего пообещал: — Мы с Мэри готовы оказать посильную помощь. В плане успешного коллективного мозгового штурма. Сергей нам уже всё вкратце рассказал. И о гибели инспектора Томаса Грина, и о ваших с ним основных рабочих версиях. Поможем, чем сможем… Сережа, а не пора ли нам покинуть этот гостеприимный речной берег? Хотелось бы, честно говоря, переместиться поближе к праздничному столу.

— Пора, конечно, — подтвердил Пугач. — И покидать, и перемещаться… Тогда, господа и дамы, за дело. Надо нашу «Ласточку» вытащить из воды и перебазировать на тележку… Чёрт, уточняю. Больную ласточку. Раненую в правую лапку. Ладно, Брут, молчи, потом отчитаешься и всё расскажешь. А сейчас дуй на холм, к лебёдке… Мэри, как вам должность такелажника? Пардон, прекрасной такелажницы? Понял, «выкать» больше не буду. Не сердитесь, пожалуйста. В том смысле, что не сердись…

Через сорок минут они тронулись. Без всяческих проблем добрались до фермерской вотчины Пугачёвых. Въехали через широко распахнутые ворота во двор. Остановились.

Тим сидел на переднем сиденье, рядом с водителем.

Машина въехала во двор, остановилась, и он увидел…

Что — увидел?

Умопомрачительную картинку. Из тех, про которые принято говорить, мол: — «Крепко врезалась в память. Причём, на всю оставшуюся жизнь…».

Банальная и пошлая фраза? Ну, тут уж кому как. По делам и восприятию его. И по воспитанию, зорька ясная и целомудренная…

К столбу с умывальником была аккуратно прислонена старенькая гитара. Рядом с колодцем стояла широкая деревянная скамья, на которой располагался стандартный эмалированный тазик, а над тазиком склонялась невысокая девушка, облачённая в нежно-лазоревый купальник.

«В достаточно откровенный купальник», — отметил Тим. — «Фигурка — закачаешься. А какие ноги, Боги мои! Пощадите… Она, что же, стирает мою походную одежду, запачканную во время недавнего путешествия на броне до прииска Безымянного и обратно? Это и есть то очень важное и неотложное дело, о котором так загадочно упоминала вредная и насмешливая Мэри?».

Он покинул БМВ и негромко окликнул:

— Лиз, привет.

— Ой! — обернувшись, засмущалась девушка. — Отвернись, пожалуйста, и подожди секундочку. Отвернись-отвернись…

«Очередная странность странная», — подумал Тим. — «И Лиз нынче прекрасно владеет русским языком. А ведь ещё с месяц назад она говорила по-русски очень медленно, с многочисленными ошибками и тягучим прибалтийским акцентом. Очередное интересное кино…»

Илзе торопливо подняла с аккуратно-подстриженной травы летний цветастый сарафан, ловко — через голову — натянула его, поправила бретельки и только после этого поздоровалась:

— Здравствуй, Брут. Поздравляю тебя с днём рождения. Вот.

— Большое спасибо…

— Целуйтесь уже! — выбравшись из машины, велела Мэри. — Сколько же можно — играть в застенчивых и целомудренных подростков?

— Кха-кха, — нерешительно кашлянул Тим.

— Я тебе приготовила подарок, — трусливо вильнув взглядом, сообщила Илзе. — Долго думала и сомневалась, что подарить. А потом песенку сочинила поздравительную. Сейчас спою, слушай. Ну, и все остальные — слушайте… Сергей, ничего, что я твою гитару сняла со стены? Спасибо…

Она переместила тазик с постирушками на траву, взяла в руки гитару, уселась на скамью и, выждав пару секунд, запела:

После этого со стороны восторженных зрителей зазвучали ожидаемые аплодисменты-комплименты, а также заверения в том, что, мол: «Всё совершенно по делу. Более того, в тексте заложен глубокий философский смысл, и неким тридцатилетним оболтусам давно уже пора повзрослеть и остепениться… И вообще, горько. Горько! Горько! Горько…».

Впрочем, с поцелуями ничего толком не получилось: во двор вбежали слегка отставшие от автомобиля Клык и Найда, оно и разразилось — натуральное светопреставление.

— Гав! Гав! Гав! — буквально-таки возопил Клык, мол: — «Кого я вижу! Лиз! Умница моя зеленоглазая! Красавица прибалтийская медноволосая! Как же я рад…».

За этим, как легко догадаться, началась бестолковая и весёлая возня (нечто среднее между салочками, пятнашками и чехардой), к которой вскоре, не выдержав, присоединились Мэри, Сергей и Найда.

Гвалт, восторженные визги, радостный лай…

— Это, пожалуй, надолго, — предположил Тим. — Минут на десять-пятнадцать. Никак не меньше… Пойду-ка я в дом. Поменяю пропотевшую походную одёжку на свежую и цивильную. Юбилей, как-никак. Точка… Дядюшка, присматривай за этими хулиганами и разбойницами. Я быстро.

— Присмотрю, племяш, — заверил генерал-майор. — Не сомневайся…

Он вошёл в свою комнату-спальню и переоделся.

Во что? В официальный и скучный костюм, украшенный модным галстуком?

Ещё не хватало. Ничего подобного Тим никогда не носил. По принципиальным соображениям. Мол, пошли они все — успешные, солидные и упакованные — далеко и надолго. Причём, вместе со всеми своими причиндалами и атрибутами, подчёркивающими принадлежность к когорте «приличных и солидных людей»…

Поэтому он облачился в празднично-парадный наряд брутально-суровых королей: в светло-бежевые вельветовые джинсы свободного покроя, классическую матросскую тельняшку и старенькие заслуженные кроссовки.

Визги и гавканье за окошком не стихали.

— Ну-ну, родненькие, веселитесь. Не вопрос, — задумчиво рассматривая массивный кожаный саквояж, стоявший на полу рядом с кроватью, пробормотал Тим. — А я пока, чтобы драгоценного времени не терять понапрасну, ознакомлюсь с дядюшкиным подарком… Где он, ключик? Ага, здесь. Открываю… И что же мы имеем? Тюбики, баночки, коробочки — картонные и пластиковые, чехольчики.… Эге, да здесь целый ворох инструкций. Так-с, «Всплеск-1», «Всплеск-2», а также «три», «четыре» и «пять». Это, как я понимаю, что-то тонизирующее и восстанавливающее силы, в том числе, и при серьёзных ранениях-контузиях… Противоядия всякие. Ну, надо же… Какие-то хитрые зонды, заполняемые гелием. Для чего они, интересно, нужны? Кажется, понял. Доставляют куда-то телекамеры и микрофоны, оснащённые передатчиками. Интересные штуковины. А ещё, надо думать, и очень полезные… Портативный израильский миноискатель. Бельгийский метательный нож. Химические анализаторы для проб почвы и воды. Счётчик Гейгера. Неплохо… Это что ещё такое? «Сыворотка правды»? Надо будет на досуге почитать данную инструкцию по применению более внимательно и вдумчиво… Ай, да дядюшка. Молоток. Уважил по полной программе. Ничего не скажешь. Точка…

Глава двенадцатая День рождения, серьёзные разговоры и точки над «и»

Наконец, восторженная какофония за окнами завершилась, и Тим вышел во двор.

— А какой у нас намечен распорядок дня? — тут же поставил вопрос ребром приземлённый и практичный Артём Петрович. — То бишь, праздничного вечера? Молчите, как рыбы озёрные? Ещё не думали об этом? Эх, молодёжь-молодёжь…

— Может, для начала пропустим по маленькой? — неуверенно предложил Пугач. — А там уже и определимся с дальнейшим?

— Не пойдёт, — недовольно нахмурился генерал-майор. — Не по-взрослому это. Среди серьёзных людей не принято — разделять важные операции и дела на отдельные и беспорядочные кусочки… Не против, если я, проявив волю политическую, замкну общее руководство предстоящим мероприятием на себя? Спасибо, молодёжь, за оказанное доверие… Значится так. Погода нынче просто замечательная, дождей и прочих природных катаклизмов не намечается, поэтому предлагаю трапезничать на улице… Сергей, у тебя в хозяйстве предусмотрена садовая беседка для приёма дорогих гостей?

— Нет, к сожалению.

— А что же так, умелец народный?

— Да как-то руки не дошли, работы много, забот бытовых. Да и гости у меня бывают только от случая к случаю. К чему мне эта беседка? Вот, если бы семья, детишки. Тогда-то оно, конечно, другое дело…

— Уважительная и веская причина. Предлагаю — установить стол недалеко от колодца. К примеру, вон под тем высоким и развесистым деревом с мелкими светло-зелёными серёжками-шишечками… Кстати, а что это за растение такое?

— Чозения толокнянколистная, — пояснил Серёга. — Его комары, гнус, мошкара и прочие кровососущие насекомые очень не любят и всегда облетают стороной. Для этого оно здесь, собственно, и посажено. И никакие это и не серёжки, не шишечки, а цветки…

— Понял, понял, не продолжай, — замахал ладонями дядя Тима. — Краевед доморощенный, понимаешь, выискался… Значит, под чозенией достархан и оборудуем. Решено. Показывай, хозяин, где тут у тебя стол, стулья, скатерти и столовая посуда. К решению этой задачи привлекаются все бойцы подразделения, имеющиеся в наличии. Причём, как мужского пола, так и женского… За мной!

Минут через двенадцать-пятнадцать первый этап праздничного мероприятия был успешно завершён.

— Что дальше, босс? — мельком взглянув в сторону Тима, поинтересовалась Илзе.

— А сейчас делимся на две команды. На мужскую и, соответственно, на женскую. Перед каждой из них будут поставлены свои конкретные цели и задачи…

— Может, на две смешанные? — вмешалась Мэри. — Для пущего разнообразия?

— Предложение отвергается, — генерал-майор был непреклонен. — К смешанному варианту мы с вами обратимся чуть позже. После третьего-четвёртого тоста. Во время легкомысленных танцулек, естественно… А сейчас, пожалуй, поступим следующим образом. Девочки займутся холодными закусками. А мальчики, как это и предписано им Уставом, приготовлением горячих мясных блюд — причём, как на открытом огне, так и на загадочных аметистовых углях… Господин трудолюбивый фермер, у тебя найдётся всё необходимое для вышеперечисленного?

— Найдем. Не вопрос, как любит выражаться наш брутальный юбиляр.

— А что у тебя с мангалами?

— Возле дровяного сарая выстроена специальная печка-коптильня под навесом. Заметьте, моей собственной оригинальной конструкции. Сам, понятное дело, и складывал… Так вот. В ней имеются различные отделения: и для шашлыков, и для американского барбекю, и для прочих изысков кулинарных.

— Просто замечательно! — одобрил Артём Петрович. — Замечательно, что ещё не все рукастые мужики перевелись на Руси-матушке, я имею в виду… Ладно, Левша камчатский, веди к своей многофункциональной печи. Показывай, как и что. А потом вернёшься к нашим прекрасным дамам, проводишь их на рабочие места и обеспечишь всеми необходимыми продуктами, посудой, ингредиентами и кухонным инструментарием… Выполнять!

«Мудрый и хитрый дядюшка, просто-напросто, придумал-отыскал официальный повод поговорить со мной наедине», — предположил Тим. — «Оно, конечно, и правильно. По пьянке только массовые разговоры удаются. А приватные (которые на двоих), лучше вести сугубо на трезвую голову… Стоп-стоп. Это что же получается? Сегодня мне не удастся поговорить с Лиз по-серьёзному? Ну-ну. Это мы ещё посмотрим. Может, и получится… Кстати, а где же Клык? Наверное, усвистал куда-то вместе со своей симпатичной Найдой. Любовь-морковь, это понимать надо…».

Сергей, задумчиво улыбаясь чему-то своему, отвёл их к приземистой кирпичной печи, показал, куда надо загружать топливо (принёс из сарая два плетёных короба с колотыми дровами), объяснил, как правильно обращаться с чугунными задвижками, и, пообещав вернуться минут через пятнадцать, зашагал к дому.

— Какая же хитрющая и оригинальная конструкция! — открывая-закрывая дверцы-заслонки, без устали восхищался генерал-майор. — Значится, дрова надо закладывать сюда и сюда. Как я понимаю. После этого орудуем заслонками. Образуется тяга, и дым идёт в отделение для холодного копчения. Угли же по мере сгорания дров — через решётку с большими щелями-зазорами — падают вниз и скатываются по наклонной плоскости в «мангальную» часть… А это что ещё за кейс из нержавейки? Кажется, понял. Он предназначен, скорее всего, для горячего копчения различных продуктов. На дно чемоданчика — ровным слоем — насыпаются ольховые опилки и добавляются всякие косточки, например, вишнёвые. Для запаха-аромата. Потом вот в эти пазы устанавливается металлическая решётка, на которую выкладывается рыба. Или там куски мяса. Или же мясной сборный фарш в специальной колбасной оболочке. После этого кейс плотно закрывается и помещается на открытый огонь. Нормальная такая придумка. Практичная, по крайней мере. Ай, да Пугач. Ай, да сын фермерский. То бишь, Кулибин камчатский… Значится так, племяш. Сразу расставлю все точки над «и», чтобы ты лишнего и глупого не брал в голову… Естественно, в моей Конторе знают о трагической гибели Томаса Грина. Как же иначе? Во-первых, иностранный подданный. Во-вторых, сотрудник ЮНЕСКО. И тут начальству докладывают, что я, как раз, и следую на Камчатку. То бишь, на праздничное семейное мероприятие, находясь в очередном отпуске. Ну, и поручили — в факультативном порядке — присмотреться к этому мутному делу, вникнуть в суть произошедшего и понять подоплёку. То есть, определиться с классификацией преступления. Мол, обыкновенная бытовуха? Или же что-то совсем другое, посерьёзней? Теперь, вот, буду старательно и вдумчиво вникать. А так же и тебе помогать по мере сил скудных. Советом там, или же действием. Определимся уже по ходу пьесы… «Грушный» саквояж? Подарок, естественно. Только сугубо полезный такой подарок, по текущей непростой обстановке. Могущий здорово помочь в пиковом раскладе. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно… Что у нас ещё? Ага, сразу же, что называется, на берегу, отрекусь от приезжих симпатичных девиц. Летели мы с ними в Ключи, естественно, на одном и том же вертолёте, но познакомились только здесь, в Пугачёвском дворе… Снял я, племяш, все недоговорённости и недосказанности? Развеял лёгкие сомнения? Вот, и замечательно. Далее поступаем так. Я загружаю в топки дровишки и разжигаю огонь, а ты в это время, не отвлекаясь на всякую ерунду, рассказываешь мне… м-м-м, рассказываешь мне то, что утаил от Сергея. Только, пожалуйста, всё-всё-всё. Что называется, без купюр… Договорились?

— Не вопрос…

И Тим рассказал. О неведомом глобальном открытии, сделанном инспектором Грином, сообщить о котором он и спешил в Париж. О слежке за машиной Томаса в Петропавловске-Камчатском. О нападении молодчиков, вооружённых бейсбольными битами, на автомобильной стоянке. О главе Представительства «Фонда охраны дикой природы» Чаке Мунтяну. И о своих несбывшихся подозрениях — относительно роли фермера Пугачёва в недавних событиях.

— Значит, племяш, Сергея ты больше не подозреваешь? — задумался Артём Петрович. — Ну, да, понял. Если бы Пугач хотел тебя убить, то уже обязательно убил бы. Паренёк-то он весьма сообразительный и хваткий, да и рукастый к тому же. Для такого активного и умелого деятеля организовать крушение гидромотодельтаплана (по естественным, якобы, причинам, понятное дело), раз плюнуть. Что-нибудь там с движком, к примеру, нахимичить. Или же с топливом… Хотя, существуют же ещё и некие непонятные англосаксы, арендовавшие второй этаж дома. Надо будет озаботиться их судьбой. То бишь, выяснить, где они сейчас, куда плывут и с каким грузом… А вон и сам наш трудяга-фермер, лёгок на помине. Переодетый в старенький спортивный костюм и нагружённый по самое не могу. В руках находится солидная кастрюля, поверх которой пристроена широкая эмалированная миска. За спиной — пухлый рюкзак. А ещё многочисленные полиэтиленовые пакеты с локтей-плеч свисают. Силён, бродяга…

— Помогите, добры молодцы, разгрузиться, — отдуваясь, попросил Пугач. — Спасибочки. О, да у вас тут уже пылает вовсю. Молодцы, оперативно сработали… Докладываю. Наши милые девушки отведены на рабочие места и обеспечены всем необходимым. Трудятся в поте лица, как пчёлки из моих ульев. Обещают сварганить целую кучу разных вкусных и питательных салатов-закусок. Меня, вот, заставили переодеться. Мол, нечего выёживаться и записного модника изображать из себя… Послушай, Брут, а Мэри, э-э-э,… Она кто?

— Так сразу и не скажешь, — с философской грустинкой прищурился Тим. — В том плане, что Душа любого человека, как известно, она строго индивидуальна и неповторима. Точка… Что же тут можно сообщить про конкретную женскую Душу?

— А ты, приятель, всё же, попробуй. Только, пожалуйста, безо всяких там новомодных и навороченных заумностей. То бишь, коротенько и сугубо по делу.

— Ну, если коротенько и без заумностей… Слушай, любознательный фермер. Мэри Толедо, американская подданная. Скорее всего, наша с тобой ровесница, плюс-минус годик другой. Постоянное место жительства — город Чикаго. Часто наведывается в Мехико, где проживает её папаша, кстати, чистокровный мексиканец. А ещё она очень много путешествует — по самым различным уголкам нашей древней и прекрасной планеты. По основному образованию — врач-психиатр. Но по специальности даже года не проработала. Уволилась из престижной американской клиники, мол, суета однообразная и скука смертная. После этого — в экстренном порядке — закончила чикагскую Полицейскую академию и почти два года усердно, не за страх, а за совесть трудилась районным криминальным инспектором. Но и оттуда ушла — по причине однообразной жёлто-серой рутины. Ушла и решила стать известной писательницей. Сейчас, как раз, работает над своей первой книгой. Точка… Как оно тебе?

— Впечатляет, если честно.

— Не страшно ли ухаживать за такой неординарной и беспокойной девицей?

— Страшновато, конечно, — неуверенно лохматя толстыми пальцами чёрную разбойничью бороду, признался Серёга. — Но, тем не менее, попробую. Где наша не пропадала… А, вот, м-м-м…, ты постоянно величаешь Мэри — «мисс Толедо». То есть, она не замужем?

— Не замужем.

— Ага. А этот… м-м-м, постоянный бойфренд?

— Ни о постоянном ничего не слышал, ни о временных. Хотя…

— Что — хотя?

— Всё то же самое, — насмешливо фыркнул Тим. — Мол, женская Душа — потёмки натуральные…

— Это называется, он взялся докладывать, — принялся незлобиво ворчать генерал-майор. — Осветил, так сказать, только малую часть вопроса и тут же переключился на молоденьких барышень. Ох, уж, эти штатские шалопаи с крепкими фермерскими корнями… Что с них, спрашивается, взять?

— Извините, экселенц, немного отвлёкся, — смущённо шмыгнул носом Пугач. — Сейчас, гадом буду, обязательно исправлюсь. Продолжаю доклад… В кастрюле — порционные куски кижуча и мальмы утреннего улова. Но рыбу мы будем готовить на решётке в последнюю очередь. Поэтому отодвигаю кастрюлю в сторону… В миске — парное мясо горного барана для классического шашлыка, шампуры в сарае. Но шашлыками займёмся чуть позже, когда угли дойдут до нужной кондиции, — ловко расшнуровал рюкзак и начал методично извлекать оттуда разномастные пластиковые коробки. — Здесь — сырокопчёная медвежья колбаса с дикой черемшой. Её мы разместим, предварительно натерев всякими специями, в отделение для холодного копчения. Зачем? Конечно, для улучшения вкусовых качеств и устранения специфического запаха. С нами, как-никак, трепетные заграничные дамы… В данной ёмкости — выдрятина, замаринованная в прокисшем коровьем молоке. Да, это утренний подарок Клыка и Найды. Сделаем, пожалуй, горячего копчения… Так-с, мы с Петровичем занимаемся копчением — и холодным, и горячим. А ты, Брут, насаживай, никуда особо не торопясь, баранину на шампуры и подробно рассказывай нам о сегодняшнем полёте. Что случилось с моей «Ласточкой»? Почему погнута рулевая стойка? Откуда на правом поплавке катамарана взялись непонятные тёмные наплавы? Что интересного видел в полёте? Поведай, пожалуйста…

И Тим, занимаясь «подготовительными шашлычными работами», поведал. О полёте над ракетным полигоном «Кура» и о странных людях в штатском, виденных им на речной излучине. О старой армейской дороге, на совесть затопленной вулканической грязью, и о «хрустальном» Мёртвом лесе. Об узких потоках раскалённой лавы, текущих по глубоким горным каньонам, и о коварных вулканических бомбочках, регулярно вылетающих из жерла Шивелуча. О посадке гидромотодельтаплана в кальдеру древнего вулкана, заполненную изумрудно-зелёной водой, и о грозных бурых медведях, старательно охраняющих покой Скрытного Ворона. А ещё о плотных слоистых тёмно-серых облаках, препятствовавших нормальному полёту.

Чешуйчатый водный динозавр? Нет, о нём он даже не обмолвился. Как и о реликтовой Светлой роще. Почему? Да жалко, просто-напросто, было этих редкостей экзотических. Пойдёт гулять информация, и оглянуться не успеешь, как целая куча любопытного народа (и служивого, и туристического), ломанётся к раритетам. Истопчут всё, изгадят. А ещё и динозаврика поймать — без сомнений — попытаются…

«Лиз, конечно, я обо всём расскажу», — решил Тим. — «А все остальные, включая Чака Мунтяну, перетопчутся. Пошли они, что называется, в баню турецкую. Первозданная природа, по крайней мере, целей будет. Да и тайные Порталы, ведущие в неизвестные Миры…».

Ну, и о своей глупой ошибке, связанной с неправильным выбором «закрылочного» тумблера, он не стал Сергею рассказывать. А, собственно, зачем? Прослыть бестолковым и невнимательным — дело наипростейшее. Раз, и ярлык прилепился. Два, и ты сам уже поверил в надпись, нанесённую на этот ярлык. Три, и, не успев даже оглянуться, попал в затяжную полосу махровых неудач… Оно надо кому-нибудь? Вот, в этом всё и дело…

— Интересный такой рассказ, — задумчиво вороша в топке длинной чугунной кочергой, одобрил Артём Петрович. — Главное, что познавательный… Племяш, угли «созрели». Давай, размещай шампура с бараниной… Итак, по делу. Первое. Штатские личности, беззаботно шастающие по ракетному полигону «Кура». Бесспорно, очень неожиданный момент, заслуживающий самого серьёзного и пристального внимания. Говоришь, племяш, что один из тех подозрительных типов даже целился в «Ласточку» из карабина? Ну-ну. Завтра непременно что-нибудь придумаю — в плане безопасности и эффективности… Второе. По старому шаману Костьке. «Костька», именно под таким кодовым именем-псевдонимом и проходит этот гражданин в архивах приснопамятного КГБ. Уточняю, в архивных томах, посвящённых агентам этой приснопамятной организации… Удивлены, юноши? Да, Кутхе Атэс был завербован доблестными советскими Органами. Когда? В пятидесятых годах прошлого века. А вот, до 1957-го года (то есть, до открытия полигона «Кура»), или же после — неизвестно…

— Для чего простой и необразованный ительмен понадобился прозорливым чекистам? — не удержался от вопроса Тим.

— Простой? Ну-ну. Не смеши меня, племяш. Совсем и непростой. А очень смышлёный и даже обладающий ярко-выраженным даром убеждения. Такой ценный кадр любой серьёзной спецслужбе обязательно пригодится… И вообще, что это за невежливая манера — старших перебивать, а? Ладно, не извиняйся. Проехали. Продолжаю, так и быть… Итак, Скрытный Ворон стал работать на КГБ. То бишь, начал активно (но, надо признать, в меру), «стучать» на всяких подозрительных личностей самых разнообразных национальностей и возрастов. На подозрительных? Ага. Места-то в районе посёлка Ключи — априори — непростые: секретный (в те Времена), ракетный полигон, богатейшие рыбные угодья, золотоносные месторождения имеются поблизости. Присматривать надо по-любому за общенародным добром, дабы всякие антисоветские элементы не уворовали чего: материального, или же, наоборот, жутко-секретного. Ну, и по тем его наводкам — за долгие-долгие годы — с десяток человек арестовали-осудили. Подтверждено документально… Много это — с десяток? Или же мало? Тут как посмотреть. Философия — наука призрачная и скользкая. А вдруг, эти осуждённые, действительно, были наглыми ворами и беспринципными уродами? Лично я не берусь — на ровном месте — Костьку осуждать. Не берусь, и всё тут… Что было дальше? Кто-то из «кэгэбэшных» начальников придумал гениальную фишку с «шаманством». Почему — гениальную? Объясняю… Шаманы — по определению — антисоветские элементы. Поэтому к ним должны жаться не только всякие несознательные граждане своей страны, но и коварные иностранные шпионы. Так, кстати, оно всё и произошло. В далёком 1976-ом году — с помощью агента «Костьки» — КГБ удалось разоблачить и ликвидировать крепкую западногерманскую шпионскую сеть (с английским и французским участием), присматривавшую за полигоном «Кура»… Потом началась горбачёвская Перестройка, на смену которой пришли бездарные ельцинские реформы, образовался всеобщий и широкомасштабный бардак, и про камчатского шамана-агента, естественно, забыли. По крайней мере, лет на семь-десять. А потом, уже в «путинские» времена, вспомнили. Мол, не всё, что было в Прошлом — плохое. Некоторые вещи — запросто — и пригодиться могут… Вновь нашего уважаемого Кутхе Атэса мобилизовали. Кто? Российская ФСБ, конечно же. Куда? Да на рутинную работу, направленную на благо любимой Родины. Обычное дело, если вдуматься… Только Камчатский полуостров «фээсбэшников» совершенно не интересовал, да и до сих пор не интересует. Почему? Потому, что и все рыбные дела (по большому счёту), и все золотоносные месторождения уже давно отошли в частные руки. Про «Куру» знает — через могучий Интернет — практически весь Мир. И про общее предназначение, и про частные бытовые новости, включая десятки тысяч фотографий окружающих вулканов, активно извергающихся время от времени. О чём тут, собственно, говорить? Мол, имеются дела и поважней… Какие? Есть такой старый хрен — Джордж Сорос. Долларовый миллиардер, слюнявый филантроп и экстра-жулик мирового масштаба. А ещё и один из неофициальных руководителей американского ЦРУ. Слыхали о таком персонаже? Молодцы, образованные вы у меня, слов нет… Так вот. Сорос, сука злая и коварная, создал целую кучу разнообразных благотворительных фондов, которые разбросаны более чем по двадцати пяти странам Мира. Благотворительные фонды? Не смешите мои позапрошлогодние заскорузлые портянки. Обыкновенные шпионские шараги: экономические, политические, многоуровневые и многоплановые… И в нашей многострадальной России старина-Сорос зарегистрировал несколько таких псевдо-фондов. Один из них, как раз, и покровительствует — в официальном порядке — всяким там экстрасенсам и прочим изотерическим личностям. Шаманам, в том числе. Для чего и почему — покровительствует? Ну, это просто. Порой представители российских Властей, включая высокопоставленных генералов, депутатов и прокуроров, (да и крупные отечественные бизнесмены), ведут себя — как дети малые. То бишь, безоглядно верят всяким колдунам, провидцам, шаманам, астрологам и гадалкам. И мало того, что верят, так ещё и на приёмы к ним регулярно ходят. Разговаривают и, позабыв об элементарной осторожности, делятся самым сокровенным. Очень удобный момент — с точки зрения классического шпионажа. Такой объём эксклюзивной и секретной информации можно получить — мама не горюй. Упасть и не встать. В том смысле, что гораздо больше, чем с помощью всяких там подслушивающих и подглядывающих устройств… Вот, ФСБ и внедрила шамана Кутхе Атэса в структуру господина Сороса. Как и что — в плане достигнутых успехов? Не знаю, слово российского генерала. Моя Контора пересекается с ФСБ крайне редко и неохотно. Ну, как рысь с волчьей стаей. Разные принципы и традиции, так сказать. Разные методы, цели и задачи… Короче говоря, Скрытный Ворон совсем не подходит на роль главного фигуранта. Да, он смог бы — запросто и не сильно напрягаясь — организовать убийство Томаса Грина. Но только при одном единственном условии: это действо должно было быть — в обязательном порядке — согласованным с «фээсбэшниками». Но по их тематике инспектор Грин никогда не проходил. Проверено. Железобетон, как любит говорить, племяш, твоя симпатичная невеста…

— Невеста? — засомневался Тим.

— То бишь, твоя будущая жена и мать ваших будущих детей. И не спорь со мной, пожалуйста. Это видно даже невооружённым взглядом. Практически за версту… Верно я говорю, Сергей?

— Исключительно правильно, — не моргнув, подтвердил Пугач. — Очень красивая пара. Из серии — две половинки одного целого. Белобрысый ухарь и медноволосая наяда… Кстати, Брут, шампура-то активней поворачивай, чтобы баранина не подгорала. Петрович, доставайте решётку с зажимами. Пора уже и рыбёхой заняться…

— Сейчас займёмся, — пообещал генерал-майор. — Только я сперва поделюсь с вами, мальчики, ещё одной порцией интересной информации… Значится так. Примерно в пятнадцати километрах к западу от вулкана Толбачик расположено одно симпатичное и живописное местечко, которое называется — «Соболья падь». Там проживает ительмен по имени — «Митг Кульки». На русский язык это переводится как — «Чудище, приплывшее в реку Кульки из моря». Общепризнанное прозвище — «шаман Митька». Этот индивидуум появился в посёлке Атласово осенью 1957-го года и попросил о регистрации в качестве оседлого охотника-промысловика. А после её получения поселился в Собольей пади: отстроил классический свайный балаган, соорудил крепкую зимнюю полуземлянку, занялся охотой, рыбалкой и собирательством. Ну и шаманом потом — в рамках полноценного сотрудничества с КГБ — заделался… Короче говоря, Митг Кульки является — по глубинной сути — братом-близнецом Скрытного Ворона. Они сейчас даже трудятся вместе — в рамках «Ассоциации камчатских шаманов». Один — Президентом. А второй — Вице-президентом. Такой, вот, тандем шаманский, давний-давний… К чему это я вам рассказал о шамане Митьке? Для чего? Да, так. Без всякой задней мысли. Сугубо для полного комплекта… Держи, Серёга, решётку с порционными кусками рыбы. Пристраивай её над углями… Племяш, а где кожаный кейс, который тебе достался в наследство от покойного инспектора Грина? В рюкзаке? Тащи сюда, взглянем на содержимое…

Тим, сходив в дом, принёс чемоданчик, вручённый ему в Петропавловске-Камчатском Чаком Мунтяну, пристроил его на берёзовое полешко, откинул крышку и пояснил:

— Вот, они — баночки с пеплом и кулёчки с осколками застывшей вулканической лавы.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Артём Петрович. — Действительно, пепел и осколки… Пугачёв, ты же у нас дипломированный вулканолог?

— Так точно.

— Тогда прокомментируй, боец. Мол, что, почему и от чего.

— Абсолютно ничего хитрого, — вальяжно передёрнув широченными плечами, сообщил Серёга. — Вот, эти образцы отобраны на склонах Шивелуча. А эти — вблизи Толбачика.

— Быстро же ты вердикт вынес, — удивился Тим. — Один раз взглянул и тут же, навскидку, определил, что и откуда. Неужели эти два вулкана какие-то особенные и кардинально отличаются от трёх сотен других камчатских вулканов?

— Конечно, особенные. Конечно, отличаются. Да ещё как… Попробую прочитать вам, гости иногородние, краткую научно-популярную лекцию. Слушайте… Шивелуч — самый северный из активнодействующих вулканов Камчатки. Он стоит обособленно, в приличном отдалении от других вулканов Ключевской группы. Извержения Шивелуча известны ещё с первой половины восемнадцатого века. Иногда они продолжались непрерывно несколько лет кряду. Случались и катастрофические. Одним из них — многие сотни лет тому назад — было погребено многолюдное древне-камчадальское поселение, располагавшееся на правом берегу реки Камчатки. Сейчас на этом месте выстроен наш поселковый пирс… Извержение же 1964-го года находится на особом месте. И не только из-за своей силы и огромного количества выброшенного пепла. Тогда над Шивелучем постоянно сверкали яркие изломанные молнии, а по всей округе гремели длиннющие и басовитые раскаты грома. Только небо при этом было абсолютно безоблачным и нежно-голубым. Туч не было вовсе, а молнии и гром были. Вот, такая странная история… С научной же точки зрения Шивелуч отличается от других вулканов составом газов и паров, вырывающихся во время регулярных извержений из кратера. Деятельность Шивелуча характеризуется мощными плинианскими извержениями и активным ростом экструзивных куполов. А ещё Шивелуч не имеет аналогов среди вулканов Курило-Камчатской островной дуги по количеству изверженных андезитов. Для него характерны магнезиальные андезиты, нетипичные для всех других активных вулканов Камчатки. Резюмирую. Сочетание уникальной геодинамической позиции этого вулкана и присутствие магнезиальных андезитов среди его изверженных продуктов не даёт учёным реальной возможности создать единую и стройную модель происхождения магм массива Шивелуча. Да и пепла с газами, понятное дело… Теперь по Толбачику. Его наиболее характерная черта — жидкие лавы. Таких супер-пластичных базальтовых лав на других действующих вулканах Камчатки не наблюдается. Будучи выброшенными в воздух, они — силой газов — как бы растягиваются в разные стороны, особенно по вертикали. Лавы Толбачика делятся на два основных типа — волнистые и канатные. У них — в застывшем состоянии — весьма эффектный и причудливый вид. А ещё на склонах Толбачика можно обнаружить так называемые «волосы Пеле»[25]. Это такие тонкие-тонкие стеклянные нити, длина которых иногда превышает полтора метра. Своим внешним видом они слегка напоминают базальтовые волокна, получаемые искусственным путём. Обычно эти «волосы» (светло-бурые или же прозрачные), находятся в очень хаотическом состоянии — перепутанные, переплетённые и разные по толщине… Следующая особенность застывших лавовых потоков Толбачика. На некоторых из них наблюдается обилие газовых полостей, что придаёт им внешнюю схожесть с обычными шлаками из городских котельных, работающих на угле. А ещё на некоторых участках застывших лав встречаются и различные отпечатки. Например, листьев, стволов деревьев и неопознанных угловатых предметов… Достаточно информации? Или же мне следует продолжить?

— Пожалуй, на сегодня вполне хватит. Точка, — решил Тим. — Я понял главное, мол, эти два вулкана особенные и здорово отличаются от всех других камчатских вулканов… Кстати, всё уже практически готово, пора перебазироваться к праздничному стволу. Да и зверский аппетит неуклонно пробуждается-нарастает… А скажи-ка, друг-Серёга, а есть ли в нашем Мире вулканы, хотя бы слегка похожие на Шивелуч и Толбачик?

— С десяток, наверное, отыщется. Это так называемый Катмайский тип. Такие вулканы характеризуются, прежде всего, активными извержениями кислой пластичной лавы, содержащей огромное количество разноплановых газов. Классические представители этого типа: вулкан Катмайский на полуострове Аляска, Мон-Пеле на острове Мартиника, а также некоторые багамские вулканы…

А потом было собственно застолье.

Так, ничего примечательного и интересного: богатый праздничный стол, буквально-таки переполненный экзотическими камчатскими блюдами и изысканными деликатесами, фирменная медовуха Пугачёва, виски и коньяк, предоставленные Тимом из стратегических запасов Чака Мунтяну, тосты, смешки, анекдоты. Анекдоты, смешки, тосты. На небе медленно и торжественно разгорался шикарный жёлто-малиновый закат…

Но до обещанных танцев дело так и не дошло.

— Слышите? — поднялся на ноги Пугач. — Курицы кудахчут, поросята хрюкают, кролики верещат. Проголодались, понятное дело. Это с поливом овощей можно перерыв сделать. И даже полезно иногда… А, вот, с животными и домашней птицей такого не получается. Пойду кормить, иначе ведь не угомонятся.

— И я с тобой, — заявил Артём Петрович. — Составлю, так сказать, компанию. Ну, и помогу, конечно…

Фермер и генерал-майор, о чём-то негромко переговариваясь, ушли к сараям.

Тим понимающе переглянулся с Илзе, мол: — «А чего это Мэри не утопала вместе с ними? Вот же, незадача какая…».

— Потому и не ушла, что так надо, — хмыкнула американка. — Хочу расставить точки над хитрой буквой «и». То есть, оказать вам, деятели нерешительные, действенную и эффективную помощь. В плане счастливой личной жизни, я имею в виду… Вы, парочка, надеюсь, не против?

— Нет, не против, — вздохнула Илзе.

— Послушаем, конечно, — буркнул Тим. — Это совсем нетрудно. Излагай, соратница.

— Спасибо за предоставленный шанс. Слушайте… Итак, познакомились вы, птенчики, ещё на заре нежной юности, почти пятнадцать лет тому назад. Вспыхнула искорка взаимной привязанности, даже первые робкие и неумелые поцелуи имели место быть… Но судьба-злодейка, как это часто и бывает, безжалостно разлучила влюблённых. Ты, Брут, уехал с родителями в Канаду. Ты, Лиз, в Польшу, а потом и в Австрию. Электронных почт и мобильных телефонов у вас тогда не было. Потеряли друг друга, короче говоря, в этом призрачном и беспокойном Мире… А в мае этого года вы случайно встретились на острове Западный Шпицберген. Встретились и встретились. Что с того? Бывает. Такие встречи, как правило, они ни к чему не обязывают. То есть, могут ничем не закончиться, мол, поболтали всласть за дружеским ужином, наполненным сентиментальными воспоминаниями, да и разбежались-разлетелись навсегда в разные стороны. А могут и крепкими супружескими узами завершиться… Короче говоря, ваше случайное пересечение в норвежском Лонгьире не предвещало ничего серьёзного. Так, только призрачные тени Прошлого, бесцельно порхающие и тут, и там, не более того… Но неожиданно всплыли общие интересы. Во-первых, надо было расследовать наглые проделки местных браконьеров. А, во-вторых, «проявился», благодаря моей разговорчивой прабабке, загадочный красно-малиновый коттедж, расположенный на северном мысе Верпегенхукен. Предполагалось, что там обустроена тайная база любопытных инопланетных путешественников, изредка посещающих нашу планету… Началось совместное расследование. Успешное, следует признать. И бесстыжие браконьеры были разоблачены. И встреча с обитателями загадочной базы состоялась. И взаимная симпатия начала крепнуть, превращаясь прямо-таки на глазах в нечто большее… Хотя, надо заметить, что существовала ещё и кареглазая болгарка Милена Пандева, к которой наш Брут неровно дышал. То бишь, никак не мог решить (в глубине Души), кто же ему больше нравится. Мол, Лиз? Или, всё же, Милена? Обычная история, встречающаяся сплошь и рядом… Только, вот, дальнейшее развитие событий оказалось, мягко говоря, нетривиальным. Как сейчас помню. Приводняемся это мы с Лиз — на арендованном стареньком гидромотодельтаплане — на сине-серую гладь крохотной бухточки, якоримся, вылезаем на берег. Глядь, Брут — собственной белобрысой персоной — идёт по берегу со стороны мыса Верпегенхукен. «Как и что?», — спрашиваем. А он (в том смысле, что ты, дорогой юбиляр), отвечает, мол: — «Я уже с ребятами поболтал вволю. Теперь мне надо срочно вернуться в Ню-Олесунн. По важному делу. А может, и не надо. Ещё не решил…». По делу? На свидание с Миленой Пандевой, молодчик брутальный, ты тогда собирался. Причём, на судьбоносное. Вернее, сомневался, мол: — «Лететь? Или же не надо?»… А тут тебя Лиз и попросила, мол: — «Проводи, пожалуйста, Брут, нас к красно-малиновому домику и познакомь с его обитателями. Вдруг, без твоей авторитетной протекции заносчивые космические пришельцы с нами и говорить не захотят?». Ну, и ты, выбросив из головы все мысли о запланированном свидании с симпатичной болгаркой, согласился. Бывает… Дошагали мы до Синей долины. Входная дверь коттеджа распахнута настежь. Поднимаемся по короткой лесенке на крылечко, входим внутрь. Светлая комната, в низком бежевом кресле сидит симпатичный мужичок с печальной физиономией и, напряжённо уставившись на аккуратный серый холмик на полу, монотонно бормочет: — «Аврора, Аврора, как же так? Но почему, милая? За что? Какое невероятное и фатальное совпадение…». Через некоторое время нам удалось-таки разговорить бедолагу. Вот, тогда-то и выяснилось, что молодые мужчина и женщина, проживавшие на мысе Верпегенхукен, являлись, вовсе, и не инопланетянами, а, наоборот, жителями двадцать восьмого «земного» века, прибывшими в наше Время в качестве свадебного путешествия. То бишь, для проведения полноценного медового месяца. Традиция, мол, такая у наших потомков — заниматься зачатием детишек в экологически-чистых местах, коих в двадцать восьмом веке, увы, не осталось… Но случилась так, что несчастную женщину, превратившуюся в горстку пепла, звали — «Аврора Белофф» и она приходилась нашему Бруту пра-пра-пра… правнучкой. Ему, а ещё и Милене Пандевой. Произошли всякие и разные события, связанные со случайно обнаруженным домиком на мысе Верпегенхукен, и сопровождавшиеся встречами-разговорами с его таинственными обитателями. И всё. Ход «временных» событий изменился. Ты, Брут, так и не встретился в Ню-Олесунне с Миленой. Ребёнок, который должен был родиться — в результате этой встречи — так и не родился. Поэтому и Аврора Белофф «превратилась» в конус серого пепла. И не только она, но ещё и целая куча народа — там, в двадцать восьмом веке. Да и в более ранних веках. Все твои, Брут, потомки, короче говоря. Печальная и скорбная история… Теперь про ваши взаимоотношения с Лиз. Тогда, в красно-малиновой хижине, Златан Пушениг (муж «исчезнувшей» Авроры), высказался достаточно чётко, мол: — «Грубое вмешательство в Прошлое может — через всем известный „эффект домино“ — нанести непоправимый вред Настоящему. И не только через знак „минус“. Мол, в Прошлом кого-то (при посещении гостями из Настоящего), убили, и поэтому в Настоящем „исчезло“ несколько сотен и даже тысяч людей. Но и знак „плюс“ — в данном контексте — может иметь насквозь негативный характер. Рождаются, например, в Прошлом „незапланированные“ дети. Рождаются и, как полагается, размножаются. Потом (в каком-либо „срединном“ периоде), потомки этих „незапланированных“ участвуют в войнах и убивают „обычных“. Естественно, что и в этом случае в Настоящем добавится „пепельных конусов“. Диалектика…»… И это обстоятельство, дорогие друзья, вас смущает? Причём, обоих?

— Смущает, — признался Тим. — По нашей вине, пусть и косвенной, в Будущем «не стало» очень много персонажей. А ещё жизней, отношений, переживаний, Судеб… Не хотелось бы, честно говоря, и дальше… э-э-э, наносить эксклюзивный урон Будущему. То есть, всей нашей цивилизации в целом. Точка.

— Наносить урон? — чёрные собольи брови Мэри удивлённо взлетели вверх. — С чего бы это? Бред полный, комплексный и законченный… А если ваши «незапланированные» потомки будут, наоборот, насквозь положительными? Вдруг, благодаря именно их действиям, удастся избежать (в Будущем), целой череды разрушительных и фатальных войн? Не думали о таком оптимистичном варианте? Напрасно, между нами говоря. Напрасно… А ещё, именинник, ты что-то там говорил про «эксклюзивность»? Очередной бред, замешанный на глупой гордыне… С чего, интересно, ты взял, что вы с Илзе являетесь единственными, кому довелось вмешаться в ход Времён и «временных» событий? Ну-ну… Тебя, Брут, до сих пор интересует, почему моя прабабушка Хелена-Анна Ларсен отличается — в свои сто пять лет с маленьким хвостиком — отменным здоровьем? И почему это, вдруг, мы с Лиз стали так чисто и правильно говорить на русском языке?

— Очень интересует, не буду скрывать. И первое, и второе.

— Иду, так и быть, тебе навстречу и объясняю. Фрекен Хелена прибыла на мыс Верпегенхукен — из двадцать восьмого века — в июне 1924-го года. Естественно, вместе со своим молодым мужем, который через полтора месяца, случайно упав с высокой скалы, трагически погиб. Но Хелена-Анна Ларсен решила не возвращаться обратно, в Будущее (с нашей с вами точки зрения). Почему? Очень скучно там, по словам моей родственницы. Скучно и предсказуемо. Она осталась в нашем Времени, переселилась в Лонгьир, легализовалась, познакомилась и завела роман с легендарным Раулем Амундсеном. После этого переехала в Америку, где вышла замуж и родила двоих детей. Потом овдовела, много странствовала, встречалась с разными мужчинами, ещё три раза рожала. Причём, каждый раз в «незапланированном» (с точки зрения Будущего), порядке.…Так что, сейчас, в нашем 2013-ом году, на планете уже проживает достаточное количество «незапланированных» личностей. И, попрошу заметить, ничего страшного при этом не происходит… А в двадцать восьмом веке средняя продолжительность жизни людей увеличилась практически до ста тридцати пяти лет. Поэтому и фрекен Хелена — в свои сто пять — выглядит бодрячком… Про способности к языкам. Из Будущего вместе с моими предками (ну, не потомками же?), прибыли и два кольца. Одеваешь такое колечко на мизинец правой руки, нажимаешь на красненький камушек и практически сразу же становишься полиглотом. Ничего хитрого. Навороченные технологии будущих прогрессивных веков, не более того… Колечко своего покойного (первого), мужа фрекен Хелена презентовала Лиз. А своё собственное — мне. Почему — презентовала? Потому, по её же словам, что больше не намерена путешествовать, а английский и норвежский языки она знает и без всяких технологических ухищрений… Итак, подвожу итог. Не валяйте, ребятки, дурака. Прямо сейчас ступайте в спаленку и предавайтесь — смело и разнообразно — любовно-сексуальным утехам. Если же в результате этих утех родятся «незапланированные» (с точки зрения Будущего), детишки? Просто замечательно. Главное, воспитайте их хорошими и добрыми людьми… Грязная посуда, недоедки, стол, стулья и всё прочее? Без вас уберёмся. Гитарку, вот, прихватите с собой. Можете помузицировать в перерывах. А можете, за ненадобностью, повесить на прежнее место. И бутылочку медовухи фермерской не забудьте. Чисто для восстановления сил истраченных…

Они пошли и предались. Много-много раз. Смело и разнообразно…

Ранним утром, когда за окнами уже засерело, Тим, предварительно натянув трусы и стараясь не шуметь, прошёл в кухню-столовую — Лиз попросила принести попить чего-нибудь безалкогольного.

Он включил свет, достал из сушилки чистую кружку, потянулся ладонью к фарфоровому кувшину с яблочным соком, стоявшему на нижней полке буфета, и в этот момент…

В этот момент откуда-то издали прилетел тревожный гул, мелко-мелко задребезжали стёкла в оконных рамах, массивный буфет неожиданно сместился в сторону и слегка наклонился, а кувшин, слетев с полки и упав на пол, разлетелся — мелкими осколками — во все стороны…

Глава тринадцатая Необычное землетрясение и его последствия

Впрочем, помимо кувшина с яблочным соком ещё много чего попадало: ложки, вилки, ножи, кастрюльки, чашки, стаканы, пустые бутылки. Звон стоял такой, что даже уши слегка заложило. И старенькая гитара, аккуратно подвешенная вечером Илзе, сорвалась со стены и, обиженно зазвенев всеми шестью струнами, грохнулась на свежевыкрашенные доски пола. А сам пол начал, предательски вздыбившись, уходить из-под ног. Тиму пришлось, крепко ухватившись ладонью правой руки за край обеденного стола, присесть на корточки.

Наконец, тревожный гул постепенно затих, стёкла в оконных рамах перестали противно дребезжать, а пол по благородному вернулся на привычное место.

Тим выпрямился.

Раздался тихий скрип, и в дверном проёме показалась заспанная физиономия Пугачёва.

— Осторожней, тут сплошные осколки, — предупредил Тим. — Острые. Запросто можно ступни ног изрезать в труху полную.

— Ничего, я опытный. Тапки — первым делом — нацепил… А почему ты улыбаешься?

— Весело смотришься в этой пижаме. Расцветка очень оригинальная — голубенькая такая, в игривый белый горошек.

— Это мне мама подарила. На окончание Университета.

— Извини, не знал.

— Всё нормально. Не извиняйся.

— А откуда у тебя под левым глазом взялся такой шикарный жёлто-фиолетовый фингал? Подрался вчера, выпив лишнего, с почтенным генерал-майором?

— Если бы, с генералом, — засмущался Серёга. — Это, так сказать, скорбный результат фатального недопонимания… Тут такое дело. Петрович, прихватив с собой спальный мешок, отправился на второй этаж. Там, рядом с комнатами, сданными мной в аренду англосаксам, имеется пустующий чулан с маленьким окошком. А Мэри ушла на сеновал, мол, никогда ещё не ночевала на таких романтических и экзотических объектах. Ну, я подумал-подумал, ещё медовушки дерябнул для пущей храбрости, да и тоже на сеновал проследовал…

— Прямо вот так? — едва сдерживая смех, уточнил Тим. — В этой безумно-симпатичной пижаме?

— Нет, конечно же. В обычной одежде, в которой на вчерашнем банкете присутствовал… Ты, Брут, только не подумай ничего такого. В смысле, пошлого. Я просто хотел… э-э-э, хотел более подробно пообщаться с симпатичной девушкой. Поболтать, к примеру, о всяком и разном. Обменяться, так сказать, мироощущениями.

— А она, значит, не так тебя поняла? То есть, насквозь неправильно и превратно?

— Получается, что так, — совсем загрустил Пугач. — Досадное недоразумение образовалось. Глупая закавыка, то бишь…

— Кстати, а что это было — в смысле массового звона, вздыбленного пола, тревожного гула и острых осколков? Землетрясение?

— Оно самое. Здесь — во время значимых извержений вулканов — частенько потряхивает. Только сегодня трясло как-то неправильно. Вернее, совсем непривычно.

— Это в каком же смысле? — насторожился Тим.

— В плане направленности амплитуд. При обычных землетрясениях достаточно активно проявляют себя вертикальные составляющие. А сегодня, наоборот, чётко преобладали горизонтальные. Поэтому и вся кухонная посуда слетела на пол. А ещё и книги с книжных полок. Нетипичное, короче говоря, землетрясение… Брут, выручай.

— Без вопросов. Говори, что надо делать. Помогу.

— Я переоденусь и отправлюсь во двор. Взгляну, что там с парниками, теплицами, курятником, крольчатником и пасекой. Успокою и накормлю животных. А ты, юбиляр, здесь командуй — в плане тщательной уборки помещения… Ага, слышу шаги Петровича на втором этаже. Илзе шебуршится за стенкой. Так что, с помощниками и помощницами у тебя никаких проблем не возникнет.

В филёнку входной двери настойчиво постучали.

— Э-э-э, м-м-м…, — в очередной раз замялся Серёга. — Это, наверное, наша бойкая американская гостья… Брут, будь другом, открой дверку. А то мне как-то… э-э-э, не с руки…

Через пару минут вся компания была в сборе.

— Всем — доброго утра, — входя в горницу, вежливо поздоровалась Мэри. — О, Лиз, как у тебя зелёные глазищи-то сверкают! Завидую белой завистью. Любовь, любовь… Брут, негодник такой, одень-ка рубашку. Желательно с глухим-глухим воротом, чтобы спрятать от посторонних глаз все засосы легкомысленные… Артём Петрович, моё почтение. Хорошо выглядите и всё такое прочее… Серёжа, держи, — мило улыбнувшись, протянула Пугачу пляжные очки с тёмными стёклами. — Лишним, по моему мнению, не будет. В качестве элементарной маскировки и дабы избежать лишних вопросов… А чего это мы тут стоим — руки в боки? За работу, друзья! За работу… У меня тут аппетит неожиданно прорезался. Завтракать в таком бардаке? Фи, увольте. Это ниже моего аристократического достоинства…

После завершения всех намеченных дел состоялся завтрак.

— Сильно сегодня тряхануло, — загружая бутерброд с маслом отборной красной икрой, сообщил Пугачёв. — Хорошо ещё, что у меня всё построено по-взрослому, на века. Ни одно строение не пострадало, только половина пчелиных ульев завалилась набок. У соседей же справа, очень похоже, не всё так благостно: и крыша с сарая съехала, и домовая кирпичная труба пропала куда-то, и старенькая банька развалилась на отдельные брёвнышки… Гости, вы кушайте активней. Кушайте. Не стесняйтесь…

— Лиз, а какие у вас с Мэри планы? — задумчиво прихлёбывая крепкий чёрный кофе без молока и сахара (классический утренний напиток всех брутальных королей), поинтересовался Тим. — На ближайшие дни, я имею в виду?

— Планы? — отстранённо и мечтательно улыбаясь, задумалась Илзе. — Вроде, были какие-то. Но нынче я склоняюсь к мысли, что их необходимо отменить. Или же, на крайний случай, жёстко пересмотреть…

— Как это — пересмотреть? Как это — отменить? — с аппетитом поглощая медвежью колбасу с чёрным хлебом, возмутилась Мэри. — Ты, подруга, совсем с ума сошла с этими любовными глупостями и шалостями. Пора бы уже научиться — разделять и сочетать. Личные дела со служебными, имеется в виду. Одно не должно — ни в коем случае — мешать другому. Если не хочешь, понятное дело, на корню загубить свою звёздную карьеру… Поясняю для заинтересованных лиц ситуацию. На данный момент мы с мисс Вылкаст (с будущей миссис Белофф?), работаем на крупный международный медиа-холдинг «На Краю Земли». Слышали про такой? Вот, то-то же. Лиз — в качестве корреспондентки и репортёрши. Я же буду выкладывать на их сайтах первые главы своего конгениального романа, а также выступать — по отдельным перспективным проектам — в роли продюсера. Поэтому и наша командировка на Камчатку расписана в достаточно плотном и насыщенном режиме. Все намеченные мероприятия заранее заказаны и проплачены. Ничего не попишешь. По возвращению в австрийский Фельден, где расположена штаб-квартира нашего работодателя, мы обязаны представить подробный отчёт, сопровождаемый оговорёнными видео, аудио и фотоматериалами. Докладываю по конкретным рабочим планам… День первый, то бишь, сегодняшний. Запланирован облёт на вертолёте здешних знаменитых вулканов: Ключевской сопки, Харчинского, Заречного, Толбачика и Шивелуча. Естественно, с полноценной видео и фотосъёмками. Вылет назначен на час дня. Так что, к вечеру мы должны вернуться, и сегодняшнюю ночь, влюблённые птенчики, вы вновь проведёте вместе. А вот потом, извините, придётся сделать — в любовных утехах — небольшой перерыв… Итак, день второй. Плавание по реке Камчатке на судне «Борис Пийп» к первому русскому поселению — Нижнекамчатскому острогу. Там, естественно, и заночуем… День третий. Поездка на моторной лодке на озеро Ажабачье. То есть, обзорная ихтиологическая экскурсия на нерестилище нерки. Возвращение в Ключи. Новая встреча двух влюблённых сердец… День четвёртый. Экскурсия на микроавтобусе к базе учёных-вулканологов, которая находится на склоне Ключевского вулкана, рядом с древним шлаковым конусом «Подкова». Пеший переход к кратеру «Лепёшка» и к «конусу Малеева». Возвращение в Ключи… День пятый. Поездка на микроавтобусе к массиву Толбачик. Пеший подъём на второй конус Новых Толбачинских вулканов. Осмотр легендарного Подземного грота. Экскурсия в знаменитый Мёртвый лес. Возвращение в Ключи… День шестой. Внимание! Вновь запахло расставанием. Перебазируемся в городок Козыревск. Обустраиваемся в гостинице. Посещаем национальное село Эссо, недалеко от которого расположены горячие минеральные источники. В Эссо и заночуем. Ничего, птенчики, у вас же есть мобильны телефоны. Общайтесь по ним хоть до посинения… День седьмой. Полёт на вертолёте к стойбищу оленеводов. Посадка. Знакомство с бытом кочевников. Обширные видео и фотосъёмки. Перелёт в посёлок Мильково. Экскурсия в местную картинную галерею. Осмотр краеведческого музея под открытым небом, посвящённого архитектуре и быту российских казаков-первопроходцев. Ночёвка. Телефонная созвонка… Ну, и так далее. Посёлки, достопримечательности, заповедники, реки, вулканы… Наконец, день двенадцатый, последний. Вертолётная экскурсия в Долину гейзеров и кальдеру вулкана Узон. Облёт вулканов Малого Семячика, Большого Семячика и Карымского. Посадка. Экскурсия на местные сольфатары[26], грязевые котлы и термальные источники… На этом наша обязательная программа и будет завершена. То бишь, можно смело следовать в Петропавловск-Камчатский, покупать авиационные билеты, вылетать в Москву и далее — через немецкий Франкфурт-на-Майне — в Клагенфурт, где предстоит взять такси и доехать до Фельдена. Но у нас с Лиз есть чёткая договорённость с руководством медиа-холдинга — относительно нескольких резервных суток, например, для предварительной обработки полученных материалов. А также для дополнительного посещения тех или иных объектов — на случай неожиданного брака фото и видеосъёмок. Поэтому из Долины гейзеров мы с мисс Вылкаст направимся сюда, в Ключи. Так что, ребятишки, у вас будет ещё с недельку времени для полноценного и комплексного общения… Серёжа, подбросишь нас до аэропорта?

— Она ещё спрашивает, — поправляя на носу пляжные очки, пробурчал Пугач.

— Не поняла, — нахмурилась Мэри. — Так, довезёшь? Или же нет?

— Довезу. Причём, в любое время дня и ночи. И в любую точку нашей древней планеты.

— Спасибо. Обязательно учту на будущее…

— А меня подбросишь? — оживился Артём Петрович. — К комендатуре полигона?

— Замётано. Барышень в аэропорту высадим, а после этого проедем в гости к полигонным воякам. Я заодно с ними и о следующей поставке овощей и яиц договорюсь.

— Милый, а чем ты сегодня займёшься? — прожигая Тима обожающим взглядом, спросила Илзе.

— Ремонтными и профилактическими работами. Буду приводить в порядок наш летательный аппарат, слегка пострадавший во время вчерашних ознакомительных полётов…

Соратники и соратницы, помахав на прощанье ладошками, забрались в чёрный БМВ Пугачёва и укатили.

Тим прикрыл створки ворот (запирать на засов не стал), прошёл во двор, присел на сруб колодца и задумался.

Задумался?

Вернее, погрузился в приятные и незабываемые воспоминания о событиях прошедшей ночи.

Сидел себе, курил, вспоминал и мечтал.

О чём, собственно, мечтал? Не «о чём», а «о ком».

Об одной молоденькой прибалтийской ведьмочке. О её загадочных тёмно-зелёных глазах. О густых волосах, отливающих медью и спелой пшеницей. О… О других частях её прекрасного и трепетного женского тела. То есть, о том, чтобы означенная ведьмочка (да и всё вышеперечисленное), всегда находилась рядом с ним.

Всегда? Ну, по крайней мере, как можно чаще…

— Гав, — раздалось сзади.

— О, потеряшки отыскались! — обернувшись, обрадовался Тим. — Привет, Клык. Здравствуй, Найда. Как дела?

— Гав.

— Разворачиваются в темпе вальса?

— Гав-в! — поправил Клык.

— То есть, в темпе марша великого Феликса Мендельсона? Молодцы, конечно. Полностью одобряю… У меня, кстати, наметилась схожая ситуация. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно… А что вы думаете по поводу утреннего землетрясения?

— Тяф-ф, — сообщила Найда.

— Мол, насквозь необычное? С чётким привкусом какой-то искусственности? Никогда таких здесь раньше не было? Понятное дело… Небось, гулёны, есть хотите?

— Гав!

— Тяф!

— Вам, морды лохматые, чего предложить? Костей и вчерашних мясных недоедков? Или же сырого мяска? И того, и другого? Не вопрос. Сейчас оформим…

Накормив собак, он отомкнул двери сарая-ангара и выкатил на гравийную прямоугольную площадку самодельную тележку-прицеп с «Ласточкой».

Выкатил и задумался, мол: — «С чего же начать? И чем, собственно, закончить? Никак не могу сообразить. Все мысли только о Лиз. Наваждение какое-то. Точно — ведьмочка…».

Тим сходил в дом за полотенцем, прошёл к колодцу, разделся догола, от души пообливался холоднющей колодезной водой, тщательно растёрся полотенцем и, одевшись, вернулся к гидромотодельтаплану.

В голове, наконец-таки, слегка прояснилось.

Первым делом он снял с летательного аппарата рулевую планку, отнёс её во вторую часть сарая-ангара, где у Пугача была оборудована маленькая мастерская, с помощью гидравлического пресса, тисков и маленькой кувалды тщательно выпрямил (до идеального состояния), важную деталь, после чего установил её на прежнее место.

Потом, затратив полчаса на ремонт правого поплавка катамарана, Тим занялся двигателем. Это, доложу я вам, дело очень важное и серьёзное, не терпящее суеты и спешки. Особенно, если речь идёт о двигателе, которому накануне пришлось на совесть поработать в экстренном режиме: и сквозь толстые вязкие-вязкие облака довелось пробиваться, и из крутого пике выходить. Работы предстояло — выше крыши: фильтры всякие поменять на свежие, все регулировочные винтики открутить-закрутить заново, что-то продуть, кое-что промыть…

Время летело практически незаметно. Сперва миновал полдень. Тим, заскочив на кухню, наскоро перекусил и вернулся к гидромотодельтаплану. Потом ласковое летнее солнышко уверенно двинулось к далёкой линии горизонта…

Профилактический ремонт уже подходил к концу, когда вернулись Пугач и Артём Петрович. Покинув автомобиль, они подошли к сараю-ангару.

— Как поживает моя девочка? — задумчиво оглядев «Ласточку», поинтересовался Серёга. — Летать-то будет?

— Без проблем, — откладывая в сторону разводной гаечный ключ, заверил Тим. — В самом лучшем виде. Хоть с фигурами высшего пилотажа. Точка.

— Ну-ну… И даже завтра? С самого утра?

— Не вопрос. А к чему такая спешка, если не секрет?

— Да так…

— Кха-кха, — вмешался в разговор генерал-майор. — Тут, племяш, такое дело образовалось. Во-первых, старой армейской дороги больше нет…

— Как это — нет?

— Так это. Провалилась в тартарары. Не вся, конечно, а только тот её участок, что проходил вдоль западных склонов Шивелуча. Порядка двенадцати-пятнадцати километров. И утреннее землетрясение разлетелось по округе после этого. То бишь, дорога провалилась, а в многострадальных Ключах вся посуда слетела с полок… Уточняю. Там, где раньше была старая дорога, теперь располагается каньон. Шириной метров в двести пятьдесят. И глубокий-глубокий… Как тебе, племяш, такая новость?

— Мне-то что. Переживу. А, вот, каково сейчас Сан Санычу Дунаеву? На одну проблему, что называется, у пожилого человека стало больше. Только на очень большую проблему.

— Ох, уж, этот Сан Саныч, — поморщился Пугач. — Ужасно-беспокойная и отвязанная личность. А ещё и всякие неприятности его любят. Вернее, искренне обожают и буквально-таки по пятам ходят… Не исключено, что это всё из-за него и произошло. То есть, из-за его активности деловой и неуёмной…

— С чего ты взял? — насторожился Тим. — Ну, что, мол, из-за Сан Саныча?

— С того самого. Вот, ты, Брут, сам посуди. Позавчера — практически на ровном месте — прорвало природную вулканическую плотину, после чего часть армейской дороги качественно затопило вязкой грязюкой. Было такое дело?

— Было.

— Как считаешь, это произошло по естественным причинам? Или же, наоборот, по насквозь искусственным?

— Извини, но не смогу однозначно ответить на эти вопросы.

— Почему?

— Потому как сомневаюсь…

— И я, понятное дело, сомневаюсь! — победно улыбнулся Серёга. — А, вот, Дунаев не сомневался. Причём, ни на грамм. Он ещё вчера вечером направил к дорожному участку, затопленному вулканической грязью, два мощных грейдера. Мол, к рассвету доберутся до места и тут же, не теряя времени, примутся за очистку трассы. Невтерпёж ему, деятелю активному, видите ли, было.

— Что, и грейдеры провалились вместе с дорогой? — вспомнив про водителя Михася, забеспокоился Тим. — То есть, в бездну?

— Нет, слава Богу. Повезло ребятам. Примерно с километр они до грязевого разлива не доехали, когда катаклизм приключился. Но дело, собственно, не в этом… Так до сих пор и не сообразил? Давай, напрягай извилины мозга головного.

— Ты хочешь сказать, что… Да, ладно…

— Ничего и не ладно, — недовольно покачал головой Артём Петрович. — Сергей полностью и однозначно прав. Без внешнего вмешательства здесь, в гарнизонную баню по субботам не ходи, не обошлось… Кому-то, просто-напросто, очень не хотелось, чтобы заброшенная дорога «ожила». То бишь, чтобы превратилась в нормальную, с оживлённым движением. Сперва этот «кто-то» разрушил природную плотину — думал, что этого будет достаточно. Глядь, а упрямые геологи уже серьёзную технику стягивают к грязевому разливу. Вот, тогда-то он, разозлившись уже по-настоящему, и задействовал «серьёзную артиллерию». По полной программе, сволочь гадкая, развернулся. По-взрослому…

— А кто он-то? Кто — развернулся?

— Если бы я знал.

— Понятное дело… А что, дядюшка, «во-вторых»?

— В смысле?

— Ну, как же, — усмехнулся Тим. — Ты же сам две минуты назад сказал, мол, во-первых, старой армейской дороги больше нет… Следовательно, есть и «во-вторых»?

— Есть, — подтвердил генерал-майор. — А, во-вторых, племяш, мы завтра с тобой вместе полетим. На осмотр полигона «Кура». Тут такое дело. Этот «кто-то», «опустивший» старую дорогу в широкий и глубокий каньон, обладает, бесспорно, нехилыми технологическими возможностями. Поэтому можно с большой долей вероятности предположить, что он имеет прямое отношение либо к воинским структурам, либо к какой-то спецслужбе… Логично?

— Более чем.

— Тогда почему я, генерал-майор российского ГРУ, ничего не знаю о сути произошедшего? Причём, ни сном, ни духом, ни намёком? А? Молчите? Кстати, комендант полигона «Кура» только руки разводит в стороны, в глаза не смотрит и выглядит… м-м-м, крайне обеспокоенным. Будто бы уже мысленно распрощался со своими красивыми полковничьими погонами.

— Может, мы имеем дело с происками коварных иностранных шпионов? — осторожно предположил Пугач. — ЦРУ там всякие, НАТО…

— Вполне может быть. Вполне… Особенно учитывая тот факт, что второй этаж этого дома арендовали какие-то жутко-подозрительные англосаксы, а сам хозяин здешних мест вовсю ухлёстывает за не менее подозрительной американкой, владеющей основными навыками рукопашного боя и прибывшей в Ключи, попрошу заметить, накануне странного сейсмического катаклизма.

— Дык, это… Неужели вы всерьёз подозреваете Мэри?

— Шучу я, Серёга. Шучу, — устало передёрнул плечами Артём Петрович. — Племяш, держи-ка очередной презент, — протянул маленький продолговатый предмет.

Тим с любопытством оглядел тёмно-бордовую книжечку, на обложке который красовался тиснёно-золотистый герб России, раскрыл её и — с нескрываемым удивлением в голосе — прочитал-пробормотал текст:

— Удостоверение внештатного сотрудника ГРУ РФ. Тимофей Белофф. Канадский подданный. Временно приписан к специальному подразделению «АнтиМетро». Начальник отдела кадров ГРУ РФ — генерал-лейтенант Никоненко П.Н., витиеватая подпись, печать. Моя цветная фотография. В самом низу — несколько телефонных номеров: один московский, один питерский, два мобильных… И что всё это значит?

— Ничего особенно, — язвительно хмыкнул Пугач. — Просто, Брут, тебя завербовали. Причём, со всеми потрохами сразу…

— Отставить! — рассердился генерал-майор. — Ох, уж, эти шуточки фермерские, провинциальные… Не обращай, племяш, внимания. Ситуация здесь складывается непростая. Более того, опасная. Так что, эти «корочки» лишними не будут. Таскай их всюду с собой, глядишь, и пригодятся. А потом, когда будешь покидать пределы России, то сдашь эту ксиву на пропускном пункте любому пограничнику. Мне её потом — по специальным каналам — перешлют… Завтра же, как уже было сказано выше, мы вместе полетим на осмотр полигона. Полковник Нефёдов, комендант «Куры», уже поставлен в известность. То бишь, всё будет полностью легально, и местные вояки по «Ласточке» — почём зря — палить не будут…

Раздалась мелодичная трель.

— Да, слушаю, — поднёс к уху мобильник Тим.

— Это я, милый, — известил нежный женский голосок. — Ты меня любишь?

— Очень.

— И я тебя… Только мы сегодня, увы, не увидимся. Рабочие планы изменились. Понимаешь, во время утреннего землетрясения пострадал наш заранее арендованный вертолёт. У него ось правого заднего колёсика сломалась. Ещё что-то. Пообещали отремонтировать в течение суток… Вот, не в меру деловая Мэри всё и переиначила. Сейчас мы плывём на симпатичном кораблике по реке Камчатке, к Нижнекамчатскому острогу. Вернёмся только послезавтра утром. Но тут же, не заезжая к Пугачёву, отправимся в аэропорт, чтобы совершить намеченный облёт местных вулканов… Ты хоть капельку огорчился?

— Просто ужасно… Значит, мы теперь увидимся только послезавтра? Уже поздним вечером?

— Такой догадливый — это что-то… Ты меня любишь?

— Очень, — в очередной раз подтвердил Тим.

— Больше чем Клыка, «Bidulm-50», «Winchester Model 1912 (1934)» двадцать восьмого калибра и крепкого светлого пива? И даже сильнее, чем всё вышеперечисленное — вместе взятое?

— Э-э-э…

— Ха-ха-ха! Какой смешной! Милый, я же просто пошутила. Железобетон. Всё, Мэри зовёт снимать какой-то очередной обалденно-красивый пейзаж. Побежала. До встречи. Целую…

Глава четырнадцатая Полигонные реалии

Мобильный телефон, настроенный на режим «будильник», зазвонил в положенное время.

Вернее, никакого звона не было и в помине, просто властный старушечий голос начал громко, хрипло, монотонно, безостановочно и со вкусом повторять:

— Время — шесть ноль-ноль. Пора вставать! Время — шесть ноль-ноль. Пора вставать! Время — шесть ноль-ноль. Пора вставать…

Тим, не открывая глаз, вскочил на ноги, подошёл, сделав три коротких шага, к низенькому комоду, наудачу вытянул вперёд правую руку и, нашарив мобильник, нажал указательным пальцем на левую верхнюю кнопку.

Противный старушечий голос, резко поперхнувшись, замолк. Вокруг вновь установилась чуткая утренняя тишина. Только где-то вдали чуть слышно и лениво кукарекали поселковые петухи.

— Доброе утро, бродяга, — поздоровался сам с собой Тим. — Похоже, не проспал. Уже хорошо…

В чём суть этой короткой зарисовки?

Объясняю. Дело заключается в том, что старший инспектор «Фонда охраны дикой природы» Тимофей Белофф с самого раннего детства страдал хронической «утренней гиперсомнией». То бишь, являлся классической «совой»: засыпал с трудом и только после полуночи, и с таким же трудом просыпался — ранним утром.

Просыпался — с трудом? Это в том смысле, что через раз. В положенное время — через раз, имеется в виду.

Например. Будильник зазвенел, а рассматриваемый фигурант, так и не просыпаясь, протянул руку, да и нажал на кнопку — «выкл.». Второй (резервный), звонок. Аналогичная негативная реакция. Третий. Бесполезно. Опоздание — автоматом…

Неудобная, согласитесь, ситуация. И для школьника, и для студента, и для аспиранта, и для авторитетного сотрудника серьёзной международной организации.

Вот, Тим и придумал — ещё со студенческих времён — такой хитрый фортель. Во-первых, будильник устанавливался на полную громкость. А, во-вторых, он размещался на максимально-удалённую дистанцию (относительно, понятное дело, и в том же помещении), от спящего. Хочешь, не хочешь, но как миленький вскочишь с кровати и бодро побежишь — выключать. А пол, как известно, он в любое время года гораздо холодней, чем собственные пятки, нагретые за ночь под одеялом. Бодрит дополнительно и качественно. И сон отменно прогоняет. Ничего хитрого, но действенно, эффективно и многократно-проверено…

Тим посмотрел в окошко и недовольно покачал головой: всё небо было покрыто низкими тёмно-серыми тучами, из которых нудно моросил меленький дождик — согласитесь, не самая хорошая погода для полётов, особенно на «открытых» летательных аппаратах.

Он, по-быстрому одевшись, прошёл в горницу-столовую-кухню, где что-то бодро и жизнеутверждающе шкворчало на сковороде.

— О, племяш проснулся! — искренне обрадовался стоявший рядом с плитой Артём Петрович. — Давай, срочно дуй на туалетно-умывальные процедуры и сразу же, не отвлекаясь на перекур, возвращайся. Кушать будем. Яичница с беконом — традиционно-классический завтрак… э-э-э, ну, этих, подзабыл.… Как ты выражаешься в таких случаях?

— Традиционно-классический завтрак упрямых и брутальных королей. Точка.

— Во-во, их самых, брутальных… Поторапливайся, соня сонная. В полёт пора. Погода нынче — просто замечательная. Практически идеальная… Где Пугач? А он, будучи упёртым фермером, на час раньше встал и пошёл кормить животных. Как управится, так и нас с «Ласточкой» отвезёт на речную излучину. Клык и Найда? Поели с аппетитом нехилым, да и по делам куда-то усвистали. Деловые все такие из себя, слов нет. Парочка сладкая и неразлучная. Всё, иди-иди, не отвлекайся…

Когда Тим минут через десять вернулся в горницу, то яичница уже была разложена по тарелкам, а над чашками с кофе поднимался белёсый ароматный парок.

— Что такой хмурый и задумчивый? — активно уплетая свою порцию, поинтересовался генерал-майор. — По прибалтийской зазнобе скучаешь? Или же всякие смутные сомнения терзают?

— И скучаю, и терзают, — присаживаясь за стол и беря в руки вилку, буркнул Тим.

— Раз терзают, то поделись. Глядишь, и полегчает.

— Не вопрос. Делюсь… Сомнение первое. Вот ты, дядюшка, говоришь, что погода нынче очень хорошая и даже, по твоему мнению, идеальная. И чем же она, спрашивается, так хороша? Морозь мерзкая моросит. Тучи низкие и рваные ползут по небу. Пакость сплошная, если смотреть правде в глаза…

— Что там ещё у тебя? Вываливай, племяш, всё сразу. И хлебушек-то бери, бери. С ним оно гораздо вкусней будет. Да и сытней.

— Возьму, не вопрос, — улыбнулся Тим. — Значится, сомнение за номером «два». Вчера вечером ты заявил, мол: — «Полковник Нефёдов, комендант „Куры“, уже поставлен в известность — относительно нашего предстоящего полёта…». Ну, и зачем, интересно, он был поставлен в известность? Какой толк и прок от инспекционного облёта, если инспектируемые лица заранее знают о нём? Знают и, понятное дело, своевременно и тщательно подчистят все хвосты? На мой взгляд — никакого. Тем более, в такую мерзкую и дождливую погоду. Только вымокнем — почём зря. Точка.

— Молод ты ещё, однако.

— Молод, не буду отрицать. Но, всё же. В чём тут фишка?

— Запомни, племяш. Главный залог предстоящего успеха — грамотно-выполненный отвлекающий манёвр, — назидательно поднял вверх указательный палец Артём Петрович. — Залог успеха — в чём? Да, считай, во всём. И в военных делах. И в насквозь бытовых. Да и в личных, по большому счёту… Запомнил?

— Так точно, мон женераль… А кого мы сегодня будем отвлекать? И, собственно, как?

— Желательно всех, без единого исключения. Как? Сам потом всё поймёшь. А пасмурная и дождливая погода, она, как раз, зачастую эффективно путает случайных любопытных наблюдателей. Мол: — «А куда подевался конкретный летательный аппарат? Улетел по намеченному маршруту? Или же где-то — в неплановом порядке — приземлился? Увы, не понять. Противные низкие облака всему виной…». Слушай, а у Пугача есть специальные шлемофоны, с помощью которых пилоты гидромотодельтаплана могут переговариваться друг с другом в полёте?

— Имеются. То бишь, в сарае-ангаре лежат. На стеллаже. Самодельные, понятное дело. Заберу, не вопрос… Теперь по поводу экипировки. Ты, дядюшка, в чём собрался в полёт? В плане одежды-обуви?

— Не переживай за меня, племяш. Я уже стрельнул у Серёги резиновые сапоги, бязевые портянки, ватные штаны и новый пятнистый ватник. Более того, к означенному ватнику даже и генеральские погоны, которые всегда вожу с собой, пришпандорил. Для чего пришпандорил? Так, пущего форсу ради… Ну, позавтракал? Наелся? Тогда собираемся, одеваемся, выезжаем к речному разливу и вылетаем…

Короткий разбег, брызги, бестолково разлетающиеся в разные стороны, уверенный взлёт.

Когда летательный аппарат поднялся над камчатской землёй примерно на четыреста пятьдесят метров, не долетев до нижней границы грязно-серых дождевых облаков совсем чуть-чуть, Тим вернул планку управления в нейтральное положение и ладонью руки слегка надавил на её правый торец, после чего «Ласточка», едва заметно вздрогнув, послушно взяла курс на юго-восток.

— Ерунда какая-то, — проворчал в наушниках недовольный голос Артёма Петровича. — Дождик идёт. Сейчас мы набрали скорость и дождевая вода — прямо в глаза. Обтирать не успеваю. Ну, и видимость, понятное дело, практически никакая…

— А я очки надел, — нажав на крохотную кнопку, вмонтированную в чёрную продолговатую коробочку, которая — в свою очередь — была соединена с наушниками двумя тонкими проводками, похвастался Тим. — Те, которые предназначены для плавания в бассейне.

— Мне почему таких не выдал?

— Извини, только одни и были. Со Шпицбергена прихватил на всякий случай, как будто что-то предчувствовал… Почему оставил себе, а не отдал пожилому и заслуженному родственнику? Я же — первый пилот. Мне они нужней. Ничего личного, лишь голый прагматизм. Точка… То бишь, не отдам, дядюшка, во время ближайшей посадки. То есть, приводнения. Даже и не проси. Не поможет… Кстати, а будут ли начальственные указания — касательно конкретизации нашего маршрута?

— Касательно конкретизации? — восхитился генерал-майор. — Ну, племяш, ты и даёшь! Каких умных слов нахватался. Образованный. Как же, канадский Университет закончил с отличием… Прямо следуем. То есть, по маршруту, по которому вы с Клыком в прошлый раз летали. Ты только сообщи, когда мы пересечём границу с полигоном.

— Сообщу, ёжики колючие.

— Что-что?

— Ёлочки точёные. Сосёнки стройные. Моржи клыкастые. Ёжики колючие. Жирафы пятнистые. Зебры полосатые. А ещё зорьки ясные и девушки трепетные. И точки жирные.

— А, кажется, понял… Хохмим, значит? То бишь, легкомысленно упражняемся в гнилом штатском юморе?

— Типа того. Виноват. Исправлюсь.

— Рули, давай, трепач.

— Рулю, не вопрос…

Дождик неожиданно прекратился. В низких серых тучах-облаках образовались редкие и узкие прорехи, через которые прорезались-выскочили светло-жёлтые солнечные лучи.

Минут через семнадцать-восемнадцать Тим торжественно объявил:

— Полигон «Кура», господин «грушный» начальник, к вашим услугам.

— Вижу, племяш, вижу… Разноцветная такая равнина. Местами — изумрудно-зелёная. Местами — грязно-бурая. Болота и болотца. Озёра и лужи натуральные. Реки и ручьи. Ну, и разнокалиберные воронки, понятное дело. Местная, так сказать, краса и гордость… Официально считается, что с момента открытия «Куры» в далёком 1957-ом году здесь грохнулось порядка пяти с половиной тысяч ракет различного назначения, запущенных со стороны европейской части России. Ну, и ещё пара-тройка сотен, выпущенных со стороны тихоокеанской… Официально — считается? Ага. То есть, означает, что на самом деле таких ракет было, как минимум, раз в пять-шесть больше. Основываясь на мой служебный и жизненный опыт, понятное дело. Слишком уж много различных суперсекретных структур отиралось и продолжает отираться возле этого объекта… Забирай-ка, первый пилот, правее. Ещё правее…

— Зачем, ваше благородие?

— Значит, так надо. Она, по идее, должна быть где-то рядом.

— Что ещё за — «она»?

— Воронка. Только очень большая и необычная, — пояснил Артём Петрович. — Ага, похоже, нашлась…

Воронка, над которой в тот момент пролетала «Ласточка», действительно, отличалась — причём, самым кардинальным образом — от всех своих соседок. Во-первых, размерами — её диаметр явно превышал сто метров. Во-вторых, вокруг воронки чётко наблюдался пепельно-серый круг примерно километрового диаметра.

— Мёртвое место, — прокомментировал Тим. — Практически заброшенное кладбище. Ни деревьев, ни кустиков, ни трав, ни мхов. Только серая-серая пыль. Или же зола. Или пепел. Точка… Это, что же, след от взрыва нейтронной бомбы?

— От нейтронной бомбочки. Но, попрошу заметить, от усовершенствованной. Её здесь грохнули в 1980-ом году. Как раз накануне открытия легендарной Московской олимпиады. Типа — отметили.

— Значит, это не слухи, что иногда на территорию «Куры» падают не только безобидные железные «болванки», но и ракеты с маломощными боевыми зарядами?

— Вот ещё, слухи, — презрительно фыркнул генерал-майор. — Скажешь тоже… В каждом настоящем военном, чтобы ты знал, живёт отвязанный и ужасно-любознательный экспериментатор. Мол, теория — теорией, но крайне желательно и на практике иногда проверять те или иные научные постулаты. Всё, племяш, возвращаемся на прежний курс… Ну, и где же она, твоя хвалёная речка, по берегам которой нагло разгуливают подозрительные штатские личности?

— Сейчас отыщем. Не вопрос…

Сперва обнаружилась слегка покосившаяся наблюдательная вышка грязно-зелёного цвета. Только на этот раз на её верхней площадке располагался часовой, облачённый в длинную брезентовую плащ-палатку уставного образца.

— А ты, племяш, о каком-то там бардаке мне толковал, — довольно хохотнул в наушниках голос Артёма Петровича. — Жива ещё российская армия, жива… Нормальный такой солдатик на вышке, с автоматом. На нас бдительно таращится через окуляры бинокля. Ага, честь, рассмотрев погоны генеральские, отдаёт. Тронут. Молодцом. Помаши-ка ему в ответ крылом дельтаплановым. Чай, заслужил…

Вскоре Тим дисциплинированно доложил:

— Вот и она, искомая речная излучина. Только сегодня, к сожалению, полностью безлюдная. Точка.

— Сам вижу, что безлюдная, — пробурчал генерал-майор. — Было бы странно, если бы всё обстояло наоборот… А ещё я вижу и узкую просёлочную дорогу, которая отходит от речного берега в сторону. Вдоль этой дороги и следуем.

— Как долго — следуем?

— Пока она не упрётся — во что-нибудь…

Примерно через шесть с половиной километров просёлок «упёрся» в торец длинного досчатого барака, расположившегося на просторной овальной поляне, ограниченной с севера-востока крутым склоном лесистого холма.

— Солидное сооружение, спора нет, — закладывая над поляной широкий полукруг, прокомментировал Тим. — Длиной метров семьдесят пять будет, шириной — метров пятнадцать. Да и относительно высокое, в том плане, что «Урал» под тентом запросто проедет внутрь… Только этот барак, так сказать, демисезонный. То есть, не рассчитанный на проживание в нём поздней осенью, ранней весной и зимой.… А чуть в стороне от барака наблюдается круг, старательно засыпанный, судя по всему, мелким базальтовым гравием. Вертолётная площадка, не иначе…

— Разворачивайся, племяш, — неожиданно велел Артём Петрович. — Уходим.

— Как это — уходим? Куда?

— За пределы полигона… Заметил длинную цепь озёр, расположенную севернее «нейтронной» воронки?

— Есть такое дело.

— Эти озёра находятся уже за границей «Куры»?

— Половина — за границей, — пояснил Тим. — Половина — на территории полигона.

— Вот, и рули к срединному водоёму. Не отвлекайся. Только постоянно «ныряя» в облака и тучи. Типа — зашли, вышли, вновь зашли… Выполнять, внештатный сотрудник. А я пока пообщаюсь по мобильнику с комендантом данного военного объекта…

Тим, поменяв курс, связь отключать не стал, поэтому и состоявшийся разговор (вернее, только его одностороннюю часть), прослушал.

— Пал Сергеич? — душевно и расслабленно поинтересовался голос генерал-майора. — Рад тебя слышать, дружище. Рад… Да, это я. Звоню, так сказать, непосредственно из полёта.… И тебе, полковник, долгих лет и, главное, не хворать… Кха-кха-кха! Кха-кха… Кстати, по поводу — «не хворать». А я, похоже, простудился. Продуло слегка. Да и дождик моросит время от времени. Кха-кха… Что говоришь? Ну, да. Конечно, приму малинового варенья, щедро разведённого водочкой. Типа — один к трём. В обязательном порядке. Плавали — знаем… Что-что? Извини, но плохо слышу тебя, связь слегка барахлит. Непогода… Что интересного мы увидели с высоты небесной? Да, честно говоря, мало чего — дождь в глаза мешал разглядеть толком. Леса, речки, озёра, болота, луга, воронки. Практически ничего интересного, короче говоря… А за образцовое выполнение служебных обязанностей — благодарю. От лица Командования, ясен пень. Как же иначе? Посторонних лиц, бесконтрольно шастающих по территории полигона, мной не зафиксировано. Часовой, несмотря на дождливую и ветреную погоду, усердно бдит на вышке. Молодцы, короче говоря. Хвалю! Обязательно отмечу в рапорте… Не стоит благодарности, Сергеич. Свои люди, как-никак. Сочтёмся… Что говоришь-то? Понял, солидарен и согласен. Так оно всё и есть в нашей жизни многогрешной… Дальнейшие планы? Да самые элементарные и непритязательные. Домой следуем, отогреваться. Банька жаркая, водочка с малиновым вареньем. То, да сё… Ага, уже повернули. Над какими-то длинными и узкими озёрами пролетаем. Ну, всех благ, старина. Служи. Роджер.

Артём Петрович, отключив мобильник, замолчал — по всей видимости, задумался о чём-то важном…

Через некоторое время Тим известил:

— Пролетаем над срединным озером, как раз над полигонной границей. Что делать дальше? Жду приказа.

— Приводняемся и пристаём к юго-восточному берегу.

«Ласточка» плавно и уверенно опустилась на светло-серую водную гладь. Тим выключил двигатель. Гидромотодельтаплан пробежал по воде, постепенно гася скорость, порядка ста пятидесяти метров и, мягко ткнувшись слегка заострёнными поплавками катамарана в светло-жёлтый песочек низкой косы, остановился.

Тим выбрался на берег и, развернув летательный аппарат боком, предложил:

— Десантируйтесь, ваше благородие. Милости просим.

— Благодарствуйте, милый племянник, — покидая гидромотодельтаплан, вальяжно откликнулся генерал-майор. — Признателен за интересную и познавательную прогулку. Вернее, за её первую часть… Ух, ты, сколько здесь гнуса и мошкары! Миллионы и миллионы. Вьются и вьются, суки злые и ненасытные. Ничего, сейчас поправим ситуацию, — достав из наплечного кожаного планшета маленький светло-зелёный флакончик, пояснил: — Антикомариный спрей шестого поколения. Наша «грушная» разработка, естественно. Хотя, вполне возможно, что слизанная с какого-то «цэрушного» препарата. Тут дело такое, никогда не угадаешь… Прыскаемся. Ещё. Ещё. Ещё… Не нравится, гады кровососущие? В стороны испуганно шарахаемся? То-то же. Знай наших… Держи, племяш, тоже попрыскайся. Лишним не будет.

— Спасибо за заботу.

— Всегда — пожалуйста. Кстати, в том саквояже, что я тебе презентовал, тоже имеется аналогичный флакон — против кровососущих насекомых северных широт. А также ещё один — светло-розовый, он, так сказать, тропического предназначения. То бишь, рассчитан на москитов, тараканов и всяких ядовитых пауков из влажных вечнозелёных джунглей… Ну, что, выступаем?

— Минут через семь-девять, — сообщил Тим. — Сперва надо «Ласточку» заякорить, чтобы сильным порывом ветра её не унесло прочь от берега. То бишь, вдавить эти железные штыри — через специальные проушины в корпусе катамарана — в мягкий и податливый грунт. Двух, как я полагаю, будет вполне достаточно… Первый… Второй… Ну, и карабин извлекаю из специальной прорези. Мне же теперь, как внештатному сотруднику могущественного ГРУ, всякие дополнительные разрешения на ношение огнестрельного оружия не требуются?

— Не требуются, — подтвердил Артём Петрович. — Пользуйся, на здоровье, благами служебными. Не жалко.

— А куда мы сейчас выступаем? То есть, выдвигаемся?

— На холм, который нависает над странным и объёмным бараком, которого — по документам — там быть не должно. Понаблюдаем слегка, а там уже и определимся…

И они выступили. Или же выдвинулись. Тут уж кому как больше нравится…

До намеченного холма, если по прямой, было порядка восьми километров. А пройти пришлось все двенадцать. Причём, затратив на это порядка четырёх часов. Интересуетесь, мол, почему скорость передвижения была такой низкой? И почему маршрут получился таким извилистым? Камчатский капризный рельеф всему виной. А также местность — вся такая пересечённая-пересечённая из себя: болота и болотца, каменистые россыпи и луга с высоченными травами, маленькие озёра и обыкновенные бочаги, реки и бурные ручьи, коряжники и густой кустарник. А ещё и «ракетные» воронки, разбросанные и тут, и там. При всем желании, короче говоря, больше трёх километров в час не разгонишься.

«Ягоды вокруг очень много», — мысленно комментировал на ходу Тим. — «Только морошка уже перезрела, а голубика, брусника и клюква, наоборот, ещё не дозрели… Грибы? Слой „колосовиков“, похоже, уже прошёл. Впрочем, несколько маслят с тёмно-кремовыми шляпками встретились на солнечном косогоре… А ещё и живности здесь хватает. Птички беззаботно чирикают в кустах: овсянки, синички, зеленушки. Серые куропатки испуганно перепархивают. Здоровенный орлан-белохвост, почти не шевеля крыльями, неподвижно завис в небе… Упитанный тарбаган прошмыгнул. Выдра активно плещется на речном плёсе. Два облезлых северных оленя бредут куда-то по моховому болотцу… Странное дело, честно говоря. Здесь, понимаешь, регулярно железные болванки падают с небес (и не только болванки, как выяснилось), а живность всё равно этих мест не покидает. Хотя, если подойти к этому вопросу с философской точки зрения… Вот, говорят, что человек ко всему — рано или поздно — привыкает. Получается, что и птицы с животными ведут себя аналогично…».

Наконец, путники забрались на холм, но на его вершину подниматься не стали, так как она была голой, то есть, полностью лишённой всяческой растительности.

— Четырнадцать ноль семь. В графике идём. Вон — отличная берёза Эрмана, — указал рукой генерал-майор. — В меру высокая, в меру разлапистая. Главное, что с очень густой листвой в цвет пятен на моём ватнике. Залезаем…

Они утроились на толстой, почти горизонтальной ветке.

Тим осторожно раздвинул ладонями густую листву и огорчённо констатировал:

— Далековато будет до барака, выше благородие. Далековато. Километра полтора, наверное. Ничего толком не рассмотреть. Точка.

— Рассмотрим, — извлекая из вместительного наплечного планшета маленький бинокль, пообещал Артём Петрович. — Причём, в обязательном порядке… Что это ты косишься на мой бинокль с таким лукавым недоверием? Мол, очень мал и похож на театральный? Напрасно, право слово. Это, племяш, не простой оптический прибор, а «грушный». С одиннадцатикратным увеличением. Ни хухры-мухры… А ты что, с собой, вообще, никакой оптики не прихватил? Недотёпа штатский. Что с тебя взять? Теперь, вот, сиди в обнимку с карабином и слушай, что тебе добрый и запасливый дядюшка будет рассказывать. Итак, внемли, молокосос… Мужики, одетые в штатскую походную одежду, вовсю суетятся возле барака. Оно и понятно. Заезжий генерал улетел восвояси, значит, можно и к трудам праведным вернуться… Что за мужики? Да, самые обыкновенные. И бородатые, и усатые, и гладковыбритые. Точно таких же в Ключах — как собак не резаных…

— Может, это они и есть, поселковые жители?

— Может, и так. А может, наоборот, только прикидываются мирными пейзанами. Всякое бывает.

— А как это — суетятся? — уточнил Тим и тут же насторожился. — Слышишь? Гудит вроде?

— Гудит, — согласился генерал-майор. — Вертолёт, чтоб мне генерал-лейтенантских погон никогда не носить… Что же касается суеты. Мужики выносят из барака и относят к вертолётной площадке разномастную пластиковую тару: вёдра, поддоны, лотки, короба. Всё, по моему мнению, достаточно тяжёлое. Килограмм — визуально — по тридцать-сорок. Если не по сорок пять… Что заложено в тару? А Бог его знает. Всё крышками закрыто. Будем прояснять. Для этого, собственно, мы и прибыли сюда… Ага, к противоположному торцу складского строения (это — без всяких сомнений — склад), подъехал грузовик, оснащённый брезентовым тентом. Импортный, возможно японский, то бишь, никак не армейский. Ворота распахнулись. Автомобиль проехал внутрь. Переносящих пластиковую тару стало наполовину меньше. Понятное дело, часть мужиков переключилась на разгрузку грузовичка. Ну-ну, деятели мутные… Ага, тёмно-зелёненький (значит, военный), вертолёт приземляется. Конечно же, МИ-8, самый распространённый вертолёт в этом Мире. Куда же без него? Иллюминаторов, кстати, меньше, чем обычно. Следовательно, мы имеем дело с модификацией, предназначенной, в основном, для транспортировки различных грузов… Успешно приземлился. Винты перестали крутиться. Дверка открылась. Лесенка выдвинулась. По лесенке спустился офицер в полевой форме… Ну-ка, ну-ка. Кажется, капитан… О чём-то разговаривает со штатскими личностями. Руками начальственно размахивает. Видимо, раздаёт ценные приказы-указания… Началась погрузка. Мужики торопливо заносят в вертолёт пластиковые ёмкости, капитан стоит рядом с лесенкой и что-то старательно записывает в блокнот. Учёт груза ведёт, надо понимать… Грузят, грузят… Всё, закончили. Сколько загрузили? Тонны, наверное, две с половиной, по моему авторитетному мнению. И это абсолютно нормально, так как грузоподъёмность данной модификации МИ «восьмого» составляет порядка четырёх тонн… Капитан забрался в вертолёт… Обратно выбрался. Спустился по лесенке на землю. Отошёл в сторону, машет рукой. Видимо, отдал пилоту свой блокнот, а сам решил остаться здесь по служебной надобности. Даёт команду на взлёт… Вертолёт взлетает и уходит в юго-восточном направлении. То бишь, к океану. Интересный такой расклад, ничего не скажешь… Капитан зашёл в барак. То ли совещание намечается. То ли плановая инспекция совместно с расширенным инструктажем…

— Наши дальнейшие действия? — поинтересовался Тим.

— Языка будем брать.

— Э-э-э… Зачем?

— Чтобы допросить, ясен пень.

— По жёсткой схеме допросить?

— Не угадал, племяш, — насмешливо усмехнулся Артём Петрович. — По современной, инновационной и насквозь ускоренной схеме… Ага, наш капитан вышел из барака и бодро зашагал куда-то по просёлку. Следуем, не теряя времени, на перехват. Только карабин, ради пущего спокойствия, поставь на предохранитель и забрось за спину… Готов? За мной…

Они притаились за высокими базальтовыми валунами, почти вплотную подступившими к дорожному полотну.

— Я беру фигуранта на себя, — азартно прошипел генерал-майор. — И вообще, ничего без моей команды не предпринимай.

— Понял, не дурак. Точка.

Вскоре камчатская призрачная тишина была беспардонно нарушена — хриплый мужской голос, приближаясь, негромко, но самозабвенно напевал:

Тим осторожно выглянул из-за камня и увидел широкую спину, облачённую в тёмно-зелёную гимнастёрку.

В этот момент Артём Петрович прыгнул.

Звук короткого удара, болезненный всхлип…

— Племяш, — позвал генерал-майор. — Ты что там, уснул? Срочно вылезай на дорогу… Теперь хватай задержанного меломана под мышки и волоки его, родимого, в правую сторону от просёлка, в густой лесок. Мне, видишь ли, строгие ведомственные доктора запрещают — после последнего ранения — иметь дело с тяжестями. А в этом упитанном субчике килограмм девяносто пять будет. Если не больше… Как долго волочь? Считаю, что ста пятидесяти-семидесяти метров будет вполне достаточно… Вот, кстати, неплохое местечко, возле поваленной берёзы. Пристраивай капитанское тело на мягкой моховой кочке… Нет, не так. Лицом вниз. Незачем фигуранту видеть наши лица.

— Он и так ничего не видит, — проворчал Тим. — Потому как находится без сознания. Лицо — белое-белое…

— Да, ты, племяш, зануда.

— А бить послабее нельзя было?

— Сейчас пленный придёт в себя, — достав из наплечного планшета два коротких шприца в пластиковых упаковках, пообещал Артём Петрович. — Первым делом, вколем пациенту «Всплеск-1», он действенно и однозначно бодрит. Ну, а вторым — воспользуемся «Сывороткой правды». Весьма эффективная штуковина.

— Небось, «грушная» разработка шестого поколения?

— Она самая. Угадал на этот раз. Молодец, догадливый… А теперь, племяш, навались-ка допрашиваемому индивидууму на плечи и держи крепко-крепко. Иногда «Всплеск» бодрит избыточно. Надо подстраховаться. Так что, не зевай… Держишь? Ну, тогда я колю…

Секунд через семь-восемь Тим почувствовал, как плечи в тёмно-зелёной гимнастёрке — под его ладонями — чуть заметно вздрогнули, а после этого резко напряглись.

— Что происходит? — пытаясь вертеть головой, запаниковал «язык». — Кто там меня держит? Отпусти, сволочь!

— Молчать, гнида, — прикрикнул в полголоса генерал-майор. — Лежать тихо и не дёргаться. Иначе пулю в голову получишь. Поверь, я не шучу… Вот, совсем другое дело. Молодец, послушный. Колю сыворотку…

Тело капитана перестало напрягаться, выгибаться и вырываться.

«Тело?», — мысленно хмыкнул Тим. — «Безвольное и бесформенное желе, не более того. Складывается устойчивое впечатление, что все мышцы и жилы пропали-испарились. Хитрая „грушная“ химия, мать её…».

— Слезай, племяш, — велел генерал-майор. — Теперь он никуда не убежит. В том смысле, что в ближайшие десять-двенадцать часов… Эй, капитан, слышишь меня?

— Так… точ…, слыш…, — ответил глухой неразборчивый голос.

— Поверни-ка ему голову набок. И мох вынь изо рта, чтобы не подавился невзначай. А я пока диктофон включу… Итак, капитан, слышишь меня?

— Так точно. Слышу, — в голосе отвечавшего легко читались равнодушные механические нотки.

— Представься полностью.

— Капитан Евгений Николаевич Зайченко. Войсковая часть номер 32106.

— Авиационная комендатура?

— Так точно.

— Что это за штатские личности трутся возле складского барака? Что они там делают? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Жители посёлка Ключи. Наняты для ловли лососей. Уже первая горбуша пошла на нерест. Сейчас заготовляют только икру. Солить и коптить рыбу будут позже. С сентября переключатся на кету. Она более выгодна.

— Кем — наняты? Почему и зачем? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Полковником Нефёдовым, комендантом полигона «Кура». На территорию полигона представители рыбинспекции и других контролирующих органов не допускаются. Можно вести промысел в спокойных условиях.

— Незаконный промысел?

— Так точно.

— Каковы твои, капитан Зайченко, конкретные цели и задачи? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Надзирать за рыбаками, чтобы не жульничали. Есть договорённость о долях — пятьдесят на пятьдесят. Но два года назад ушлые рыбаки, когда за ними не было должного пригляда, схитрили. Здесь приземлился гражданский вертолёт и вывез большую партию икры в Палану. Может, это происходило и на регулярной основе. Факт всплыл случайно. Теперь усердно надзираем и тщательно контролируем.

— Куда улетел вертолёт? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Южнее Усть-Камчатска расположена маленькая бухта с молом, приписанная к нашему полигону. Охраняемая и закрытая, естественно. Туда подойдёт судно покупателя. Планируем сделать — как минимум — три вертолётных рейса…

— Достаточно, капитан, не продолжай, — печально усмехнулся Артём Петрович. — Я всё понял… Значится так, сынок. В ближайшие часы ты не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Так что, не напрягайся понапрасну. А ещё лучше — постарайся уснуть. Ближе к рассвету обязательно придёшь в норму. Обещаю. Дождик перестал. Ласковое и тёплое солнышко лукаво проглядывает сквозь рваные облака. Так что, Бог даст, даже не простудишься… Да и не вспомнишь о том, что было. Мол, шёл по просёлочной дороге, красивую песенку напевал. А потом — чернота и провал. Пришёл в себя только в лесу, на излёте июльской камчатской ночи… Всё понял?

— Так точно.

— Ну, тогда — всех благ…

К озеру, где их поджидала верная «Ласточка», дядя и племянник подошли уже на пурпурном закате.

— А почему это, господин кадровый «грушник», ты выглядишь таким довольным? — поинтересовался Тим. — Мол, удалось лишний раз тряхнуть стариной? То бишь, провести эффектную диверсионную операцию?

— Дело совсем и не в этом, — Артём Петрович устало присел на старый берёзовый пенёк. — Тяжёлый камень, понимаешь, упал с моей Души генеральской. Я уже чёрт знает что подумал — об этих штатских. И шпионы американские мерещились, и представители некой секретной отечественной спецслужбы, которая мне не известна… Оказалось — пошлые браконьеры. Уф, уже легче… Так что, племяш, к исчезнувшей старой дороге обитатели «Куры» не имеют никакого отношения. Ни малейшего. Им лишний шум ни к чему. Браконьерство, как известно, оно тишину обожает…

Глава пятнадцатая Паланское Капище

На следующее утро он позволил себе поспать до восьми утра.

Почему? Притомился что-то за последние деньки, вот, дав лёгкую слабину, и позволил…

Тим проснулся, оделся и вышел в горницу-столовую. На обеденном столе лежала записка: — «Привет, племяш! Занят делами Конторы. Увидимся через несколько суток. Пугач возится на огороде. Собаки накормлены. Убежали куда-то. Не скучай и не вешай носа. Артём Белов».

— Ещё один компаньон покинул меня, — наполняя электрический чайник водой, резюмировал Тим. — Сперва Илзе с Мэри уплыли на кораблике по речке. Влюблённый Клык в последнее время где-то вечно пропадает. Теперь, вот, и любимый дядюшка соскочил в неизвестном направлении. Да, дела-делишки… Пойду, пожалуй, умоюсь. Типа — чисто для успешного начала трудового дня…

Он, старательно растираясь вафельным полотенцем, уже завершал утренние туалетные процедуры, когда приветливо затренькал мобильник.

— Милый, это я, — сообщил сонный голос Лиз. — Добрый день.

— Добрый, — подтвердил Тим. — И погода хорошая. Небо голубое. Солнышко вовсю наяривает.

— Это у вас в Ключах — солнышко. А у нас, на реке, сплошной и непроглядный туман. Молочно-белый такой, густой и вязкий. Словно железобетон. Очень красиво и загадочно клубится. И серые облака заволокли полнеба.

— Как это — на реке? Вы же с Мэри собирались с самого утра летать на вертолёте над здешними знаменитыми вулканами.

— Я же говорю — туман. Пережидаем почти всю ночь. То есть, тупо отстаиваемся в какой-то крохотной бухточке и потихоньку, от нечего делать, дремлем. Почему — потихоньку? Так лес-то совсем рядом, и оттуда регулярно доносятся всякие и разные звуки: рёв, рычанье, визг, характерное чавканье. Даже немного страшновато… Впрочем, капитан железобетонно уверяет, что через пару-тройку часов туман рассеется, и часам к пяти-шести вечера мы, всё же, пришвартуемся в Ключах.

— Вас встретить?

— Наверное, не надо, — помолчав, решила Илзе. — Мэри, она же очень упрямая и редко, когда отступается от намеченных планов. Наверняка, потащит меня в аэропорт. Мол, вертолёт-то оплачен, значит, надо непременно лететь. Пусть и в темноте. Не хочется, но придётся. Спорить с упёртой мисс Толедо — себе дороже.

— Не расстраивайся, зато, наверное, это очень красиво, — попытался успокоить девушку Тим. — Я имею в виду, красиво — летать поздним вечером рядом с извергающимися вулканами. Фотки обалденные получатся… Значит, встретимся уже ночью?

— Ага, ночью… Как вы вчера слетали с генералом? Есть новости? И чем ты намерен заняться сегодня?

— Сегодня? Ещё не знаю. Не решил. Надо подумать. Что же касается вчерашнего полёта над полигоном… Тут дело непростое. В двух-трёх словах не расскажешь…

— И не надо. Не продолжай, милый. Потом всё объяснишь. А сейчас думай, не отвлекайся. Всё, до встречи.

— До встречи. Целую. Точка.

— И я тебя…

Тим, мечтательно улыбнувшись, отключил телефон, вернулся в дом и по-быстрому позавтракал — бутербродами с сыром, колбасой и красной икрой, запив их чёрным крепким кофе. А после этого закурил и, пуская в потолок сизые табачные кольца, принялся рассуждать про себя: — «Чем же, действительно, заняться? Какой из подозрительных объектов выпал из зоны моего пристального внимания? Прииск „Безымянный“ я уже посетил. Хоть и мельком. Вблизи логова Скрытного Ворона побывал. Пусть и не очень удачно. Над ракетным полигоном „Кура“, не без успеха, полетал. А, вот, до древнего паланского Капища так и не добрался. Непорядок, однако. Надо срочно исправлять ситуацию…».

Он набрал на мобильнике нужный номер.

— Безымянный геологический трест, — известил знакомый мужской голос. — Главный инженер у аппарата.

— Привет, Саныч! — поздоровался Тим. — Как там жизнь геологическая, полная неожиданных трудностей и трудных неожиданностей?

— О, Брут! — обрадовался Дунаев. — Долго жить будешь, головушка забубённая.

— Никак, вспоминали? Надеюсь, добрыми словами?

— Нормальными. В том плане, что остался ты, братец, без работы.

— Дорожное строительство приостановлено? — предположил Тим. — Из-за недавних сейсмических катаклизмов?

— Конечно же, из-за них, так его и растак. Иначе было нельзя. Вот, ты сам посуди. Часть старой армейской дороги «провалилась» под землю и восстановлению не подлежит. Что делать дальше? Наверное, тянуть дорогу от Безымянного месторождения — напрямик через дикие горы — к Тихому океану. Ну, не просматривается, столичным гадом буду, других дельных вариантов… Но это же порядка девяноста пяти дополнительных километров. И удорожание намечается приличное. И проект надо делать новый — с полномасштабными изыскательскими работами. Геодезия там, бурение скважин большого диаметра, отбор проб, расчёты оптимального дорожного полотна, мосты через реки, трубы и арки для речушек и ручьёв, всяческие природоохранные мероприятия… Хлопотное это дело — долгое, трудозатратное и жутко-занудное. Больше года — после открытия финансирования — уйдёт. Плюсом разные согласования и прохождения бумаг через Государственную экспертизу. Дай Бог, если года через два возобновим строительство. Если, конечно, не через три… Впрочем, не моего ума это дело. Московское начальство в известность поставлено. Вот, пусть и думает. То бишь, расширенные совещания проводит, дополнительные финансы изыскивает и ответственные решения принимает. Ну а мы, естественно, будем потом все эти принятые решения с усердием претворять в жизнь. Только так и никак иначе. Потом… А пока народ приисковый занят общехозяйственными работами. Технику, проводя внеплановые ТО, приводят в порядок. Рыбу, мясо и банные веники заготовляют впрок. Ну, и прочее — чисто по мелочам… Логичное развитие событий, не так ли?

— Железная и стройная логика. Без вопросов… Саныч, у меня к тебе просьба будет.

— Излагай, старший инспектор. Весь во внимании.

— Отпусти на сегодня со мной Михася. Хочу, чтобы он мне паланское Капище показал.

— Отпущу, конечно. Забирай, не жалко… Ты же на Пугачёвском гидромотодельтаплане подлетишь?

— На нём, родимом. Часа, наверное, через четыре с половиной. Раньше не получится. Ведь «Ласточку» надо ещё и до водной взлётной площадки дотащить. То, да сё… А приводнюсь я на ближайшем к вашему посёлку разливе реки Озёрной. Чуть выше по течению от приметной чёрной скалы, слегка похожей на медвежью голову. Знаешь такую? Вот, пусть Михась там меня и дожидается.

— Всё Мине объясню, — пообещал Дунаев. — Не переживай.

— Выходит, Саныч, что у вас не получилось — построить дорогу к вулканам? Теперь будете прокладывать её к Тихому океану?

— Получается, что так. Ничего не попишешь… Значит, собрался на паланское Капище?

— Собрался, — подтвердил Тим. — С полноценной обзорной экскурсией… А что?

— Ничего такого. Не бери в голову… Просто всякое болтают про это призрачное место. Сплошные навороченные легенды и досужие слухи… И вообще, не уверен, что это Капище существует на самом деле. По крайней мере, я не знаю ни одного человека (кроме, понятное дело, нескольких паланцев), кто бы там побывал лично. Так, только трёп сплошной и дешёвый. Поэтому и сомневаюсь… Что-то ещё, Брут?

— Нет, у меня всё. Конец связи.

— Пока, старший инспектор…

Тим помыл грязную посуду, переоделся в походную одежду-обувь, собрал рюкзак, поместив туда и подарочный «грушный» саквояж, так как был нешуточно впечатлён вчерашними дядюшкиными «подвигами». Мол: — «Действительно, в этом чемоданчике хранятся всякие полезные и весьма эффективные штуковины. Глядишь, и пригодятся…». После этого он отправился на поиски Пугачёва.

Сергей — с респиратором на бородатой физиономии — обнаружился на картофельном поле, которое занимало порядка десяти соток: медленно шагал между рядами-грядками и методично опрыскивал (из специального цилиндра-распылителя), зацветающие кусты картофеля.

— Привет трудягам! — поздоровался Тим.

— Взаимно, — прервав рабочий процесс и стащив с лица респиратор, откликнулся Пугач.

— От колорадского жука избавляешься?

— Просто страхуюсь — в плане профилактики. Чтобы от ленивых соседей не переползли… Небось, в очередной полёт собрался? Хочешь, чтобы я «Ласточку» к реке отвёз?

— Ну, в общем, да, — слегка замялся Тим. — Если, конечно, ты не очень занят.

— Минут через пятнадцать-двадцать закончу с опрыскиванием и отвезу. Устроит?

— Вполне. Только это, блин горелый…

— Что?

— Да я про деньги. Считаю, что просто-напросто обязан — заплатить за твои услуги. И за прошлые, и за будущие.

— Ха-ха-ха, — развеселился Серёга. — Опоздал ты, мил-человек, со своим благородным порывом. Всё уже давно оплачено.

— Кем же?

— Господином генерал-майором. Он, как приехал, так тут же мне и заплатил. Мол, из специального «грушного» фонда, который для этого, как раз, и предназначен. То бишь, для оплаты всяческих вспомогательных работ-услуг… Короче говоря, Артём Петрович мне тогда целую кучу российских денежных знаков отвалил — за содействие, помощь и лояльность. Даже говорить неудобно — сколько.

— Так и не говори. Всё равно, я в ваших российских рублях ничего не понимаю.

— А ты куда намылился, если не секрет?

— Хочу взглянуть на легендарное паланское Капище.

— Хорошее и полезное дело, одобряю. В том глубинном смысле, что уже давно пора. Даже интересно, спиливал, всё же, Томас Грин Главного паланского идола? Или не спиливал? Интрига неразгаданная и многослойная, мать её… Один полетишь? Или же пса — по устоявшейся традиции — прихватишь с собой?

— Не думал ещё над этим, честно говоря, — признался Тим. — По идее, надо бы Клыка пригласить в полёт. Закадычный дружбан, как-никак. Только, вот, не знаю, где его искать.

— Они с Найдой дрыхнут под старой яблоней, которая растёт за парником с дынями и арбузами, — подсказал Пугач. — Поболтай с приятелем, а потом, прихватив из дома рюкзак и карабин, подгребай к «Ласточке». Я вчера тележку с летательным аппаратом в сарай не закатывал, так как погода стояла тихая и безветренная…

Собаки, действительно, спали под старой яблоней.

«Идиллия полная!», — подойдя к дереву, умилился Тим. — «Лежат практически в обнимку. То есть, белоснежная голова Найды покоится на пятнистой холке Клыка. Лиз — в ту памятную ночь, вернее, уже на рассвете, — тоже уснула, пристроив свою медноволосую голову на моём голом плече. Эх, любовь-морковь…».

Он, нерешительно потоптавшись на месте, вежливо кашлянул.

— Гав, — приветливо махнув хвостом-кренделем, но, так и не открыв глаз, отозвался Клык, мол: — «Доброе утро, братец. Рад твоему появлению».

— Тяф-ф, — сонно продублировала Найда.

— Тут такое дело образовалось… Не желает ли верный хаски немного полетать на гидромотодельтаплане? До Безымянного месторождения и обратно? На прииске, правда, тебе придётся немного погулять по округе, дожидаясь, пока мы с Михасем вернёмся с ознакомительной экскурсии к паланскому Капищу.

Собаки окончательно проснулись и сели, причём, самоедка выглядела крайне недовольной.

— Так как? — проявил настойчивость Тим. — Полетаем, родное лохматое сердце?

— Гав-в-в, мол: — «Даже и не знаю, братец. В посёлке геологов я уже побывал. Абсолютно ничего интересного. Даже подраться не с кем. И в полёте к паланскому Капищу меня Михась, без сомнений, успешно заменит…».

— А ещё и зазноба сердечная, если я ничего не путаю, не одобряет твоего увлечения полётами на хлипких летательных аппаратах?

— Тяф-ф-ф, — гордо дёрнув массивной головой, подтвердила Найда, мол: — «Угадал. Совсем не одобряю. Главе семейства серьёзней надо быть. А ещё и ответственней… Навернётесь ещё, не дай Бог, конечно. Как мне потом одной щенков будущих воспитывать? Не подскажешь, Брут? Молчишь? Вот, то-то же…».

— Далеко же у вас, друзья, всё зашло, — задумчиво протянул Тим. — Впрочем, поздравляю… А не боишься ли, дружище-Клык, стать со временем записным и законченным подкаблучником? Хотя, о чём это я? Глупость, извини, сморозил… В том смысле, что я и сам уже наполовину под дамский каблучок залез. И пока, тьфу-тьфу-тьфу, не жалею об этом. Точка…

«Ласточка» уверенно оторвалась от серо-голубой речной поверхности и, набрав полукилометровую высоту, взяла курс на северо-запад.

Тим решил не повторять маршрута вездехода, а лететь до Безымянного месторождения по прямой. Из нетленной серии: — «Экономить надо всегда, всё и вся: и время, и горючее, и ресурс двигателя. Зачем — экономить? А чисто на всякий пожарный случай. Диалектика, блин горелый…».

Самодельный гидромотодельтаплан не был, конечно, оснащён ни компасом, ни прочей навигационной аппаратурой, но это обстоятельство Тима ни капли не смущало. Во-первых, он уже выучил топографическую карту здешних мест наизусть. А, во-вторых, погода стояла ясная и солнечная, и все стороны Света определялись без всяческих проблем.

Двигатель, прошедший внеплановое ТО, гудел уверенно, мощно и сыто. Воздушные потоки (встречные там, или же, наоборот, восходящие и нисходящие), не донимали. Полёт проходил в спокойной и благостной обстановке. Время текло практически незаметно.

Тим, время от времени посматривая вниз, рассуждал про себя: — «Красивая, всё же, природа на Камчатке. Причём, до полного офигения и безмерного уважения. А ещё и очень разнообразная. Совсем недавно под крылом „Ласточки“ простиралось каменистое плоскогорье с наполовину-разрушенными кратерами древних вулканов. Бесконечно-мрачный такой пейзаж, навевающий монотонные мысли о тщете всего сущего. Мол, всё на этом Свете — рано или поздно — превратится в прах и тлен… Но прошло каких-то двенадцать-пятнадцать минут, и картинка поменялась. Причём, резко и кардинально. Сейчас внизу — сплошная яркая и густая зелень, щедро разбавленная светло-серыми и лилово-лазоревыми пятнами самых разнообразных форм и размеров. А также густо изрезанная тёмно-синими и голубыми нитями-верёвочками. Это — среднестатистическая камчатская низменность: широченные заливные луга, смешанные рощицы, бесчисленные озёра, реки и ручьи. Над озёрами, кстати, активно кружат солидные птичьи стаи: утки, гуси, лебеди и всякие там казарки с гагами и гагарами. Жизнерадостное и оптимистичное зрелище, как ни крути… Ага, река Озёрная. А вон и знакомый посёлок золотоискателей. Сделать — ради пущего любопытства — кружок над прииском? Сделаю, пожалуй. Не вопрос. То бишь, с „Ласточкой“ сделаем, вдвоём. Точка… И на земле было понятно, что данное поселение является очень аккуратным и рациональным, а с высоты птичьего полёта оно смотрится ещё лучше. Всё такое ровненькое и чистенькое. Никаких тебе халуп, лачуг, землянок, развалюх, мусорных куч и ржавых бочек из-под солярки, разбросанных и тут, и там… Молодец, всё же, Сан Саныч. Туго знает своё дело. Настоящий Главный инженер, с большой буквы… Кстати, а почему, интересно, этот симпатичный посёлок до сих пор существует без названия? Непорядок. Чем, например, плохо — „Аккуратово“? Или же — „Аккуратист“? Впрочем, надо с Лиз посоветоваться. Точка. Она у меня дока — на всякие и разные придумки…».

Гидромотодельтаплан приводнился на широком речном разливе и через пару минут плавно причалил к каменистому берегу.

— Я здесь, начальник, на! — раздалось со стороны чёрной базальтовой скалы, украшенной по бокам двумя полукруглыми «наростами», слегка напоминавшими медвежьи уши.

— Здравствуй, Миня, — повернувшись, улыбнулся Тим. — А ты, оказывается, франт натуральный. То бишь, записной и идейный модник, каких ещё поискать…

И, действительно, облик водителя вездехода поменялся — с прошлой встречи — самым неожиданным образом. Из мочки левого уха пропала длинная тёмно-жёлтая серьга с ярко-малиновым камушком. Жиденькая бородёнка была коротко и аккуратно подстрижена. Старенький промасленный ватник, рваные брезентовые штаны, кирзовые сапоги и грязно-алая бандана были заменены на — соответственно — приличное драповое пальтишко «в клеточку», старательно-наглаженные чёрные брюки со стрелками, новенькие туристические ботинки и бело-голубую спортивную шапочку с пафосной надписью — «Зенит — чемпион!». А ещё на носу у паланца наличествовали старомодные профессорские очки в «черепаховой» оправе. Был, понимаешь, классический сомалийский пират, да весь вышел. А на его месте, вдруг, возник-появился не менее классический представитель интеллигенции коренного камчатского народонаселения. Этакий учитель младших классов, преподающий в интернате для детей здешних оленеводов русскую словесность. Или же заслуженный фельдшер из областной больницы. Такой, вот, Антон Павлович Чехов — только с тёмно-коричневым лицом, изрезанным глубокими морщинами, и раскосыми тёмно-тёмно-карими глазами…

— Дык, это, Брут, на, — засмущался Михась. — Капище-то, на, место особое. Туда нельзя являться — абы как.

— А как надо?

— В приличном, на, виде. Трезвым, на. И вообще…, смирным и чистым…

— Хорошее дело, — одобрил Тим. — Главное, что понятное… А, вот, с предстоящим маршрутом — не очень понятно. Куда лететь-то?

— Сейчас, на, покажу, — Угрюмов достал из внутреннего кармана пальто сложенную карту, развернул её, пристроил на правый поплавок катамарана и, усердно тыкая корявым указательным пальцем, принялся объяснять: — Мы здесь, на. Видишь? Следуем над Озёрной. Уходим, на, по её правому истоку. Горы. По второму ущелью налево, на. Озеро с зигзагом. Здесь, на зигзаге, на, и приводняемся. Всё. Прилетели, на.

— А где же само Капище?

— Рядом с зигзагом, на. В двух шагах. Только, инспектор, на, ты его в полёте не высматривай. Бесполезно, на. Всё равно не увидишь. Тупо, на, приводняйся.

— Не увижу? Почему?

— Не знаю, на, почему. Ни с вертолёта его не видно, ни с самолёта, ни со спутника, на… А если было бы видно, то, что тогда было бы, на? У Капища, на, было бы не протолкнуться — от туристов, учёных, ложных шаманов и «фээсбэшников». А так тишина, на. Только паланцы, на, изредка посещают Капище. А все остальные не могут, на…

— Я же не паланец, — напомнил Тим.

— Что из того? — удивился Михась. — Ты же умеешь разговаривать-общаться с собаками?

— С некоторыми — да.

— Значит, на, инспектор, тебе можно к Капищу… Понял, на?

— Понял, — заверил Тим. — А теперь, Миня, убирай карту, отталкивай «Ласточку» от берега, забирайся в переднее кресло и пристёгивайся ремнями… Готов? Взлетаем…

Полёт проходил в относительной тишине (если, конечно, не считать рёва двигателя), так как Тим — совершенно сознательно — не захватил с собой шлемофонов, оснащённых переговорными устройствами. Почему? Во-первых, больно уж болтливым был Михась. Что называется, язык без костей. А, во-вторых, эти его «на» — по поводу и без — нещадно резали слух.

Сперва и впечатлений-то особых от полёта не было — долина реки Озёрной практически ничем не отличалась от множества других камчатских речных долин: острова, старицы, водопады, плёсы, перекаты, разделение на отдельные русла и дальнейшее воссоединение их в единое, многочисленные притоки, чёрные и серо-жёлтые прибрежные скалы, безжалостно изрезанные северными и северо-восточными ветрами. Но потом вдали показались величественные горные хребты, которые постепенно приблизились…

«Горы? Горные хребты?», — восхищённо хмыкнул Тим. — «Да это же целая Горная страна! Огромная, бесконечная и охренительная… Очень похоже на Скалистые горы, которые мне довелось видеть в Канаде. Очень… А также на Альпы, расположенные на границе Австрии и Словении. Мне Лиз показывала фотографии, сделанные ею в окрестностях города Клагенфурта. Очень много общего. Только словенско-австрийские Альпы, они все такие из себя солнечные и радостные. А здесь, на Камчатке, горы (отроги Срединного хребта), очень мрачные и хмурые. Очень. Бывает, конечно…».

С маршрутом он разобрался без всяческих проблем: вовремя ушёл по правому истоку Озёрной, по второму горному ущелью повернул налево и, высмотрев искомое озеро с характерным зигзагом, направил летательный аппарат на посадку.

Направил и отметил про себя: — «Действительно, никакого Капища внизу не наблюдается. Как, впрочем, и каких-либо других сооружений. Только скалы, камни да серо-голубая озёрная гладь…».

Они приводнились, пристали, вылезли на берег и заякорили «Ласточку».

Тим, достав из грузовой сетки объёмный рюкзак, а из специальной прорези в корпусе летательного аппарата карабин, поинтересовался:

— Ну, и куда нам дальше?

— Никуда. Мы уже прибыли, — приятным и на удивление мягким голосом ответил Михась. — Паланское Капище, Брут, располагается прямо за твоей спиной.

«Ох, уж, эти паланцы!», — мысленно сплюнул Тим. — «Затейники хреновы. Опять фокусы начинаются. И хрипы заядлого курильщика пропали без следа из Мининого голоса. И дурацких „на“ больше нет…».

Мысленно сплюнул, обернулся и уважительно покачал головой.

Паланское Капище, до которого было метров шестьдесят-семьдесят, впечатляло: девять идолов, «глядя» в сторону озера, выстроились широким полукругом.

«Девять идолов?», — засомневался Тим. — «Вернее, один Главный идол, находящийся, как это и положено всем „главным“, посерёдке. И восемь — по четыре с каждой стороны от „вожака“ — второстепенных… Главный будет выше пяти метров. Солидно, сукин кот, смотрится — крепко, величественно и монументально. Слегка на Будду похож… Из какого материала он сделан? Трудно сказать. То, что не из дерева — это точно. Может, из тёмно-бордового металла. Может, из такого же пластика. Или же из фарфора… А второстепенные, они второстепенные и есть: не выше двух метров, почерневшие, покосившиеся, сразу видно, что очень-очень старенькие и — однозначно — деревянные. Впрочем, и Главный идол, не смотря на своё визуально-отличное состояние, является — без сомнений — древним… Что ещё? Со всех идолов свисают светлые тонкие нити непонятного материала, к которым крепятся какие-то мелкие предметы. У Главного, естественно, таких нитей гораздо больше, чем у остальных…».

— Я рад, что Главный идол на месте, — сообщил своим «новым» голосом Угрюмов. — А кто, кстати, распространял ложные слухи, что его спилили и увезли в неизвестном направлении?

— Скрывающий Ворон, — вздохнув, признался Тим.

— Этого и следовало ожидать.

— Почему?

— Потому, что Кутхе Атэс ненавидит паланцев. И, более того, при каждом удобном случае делает нам всякие гадости.

— За что?

— Не поддаются, видишь ли, паланцы на его чары шаманские, — горделиво улыбнулся Михась. — И словам его — сладким и мутным — не верят. Ительмены верят. И чукчи. И многие корякские племена-роды. А, вот, паланцы — нет… Почему? Не знаю. Может, Светлая роща-спасительница нас оберегает. Или же эти идолы, «живущие» на нашем родовом Капище… Сейчас мы сделаем так. У паланцев не полагается — общаться со Священными идолами скопом. Поэтому, Брут, ты пока оставайся здесь: сиди, кури, размышляй, мечтай, можешь за мной наблюдать. А я пойду — к Ним… Расскажу о своих проблемах текущих и насущных. Попрошу — о малости всякой, незначительной. А потом уйду — вон туда, — коротко махнул рукой. — Видишь, дымок струится к небу? Это кто-то из наших встал лагерем. Так у паланцев заведено, когда на свидание с идолами приходит сразу несколько человек. Сперва они — по одному — с идолами пообщаются. А потом, отойдя в сторонку и разбив лагерь, неторопливо обсудят всё. Мол, кому что посоветовали. Кому что почудилось. Кому что привиделось. Обменяются мнениями и комментариями. Поспорят. А если к единому мнению, всё же, не придут, то на следующее утро снова шагают — по очереди — к Капищу… Всё. Пошёл. До встречи…

Тим, как ему и посоветовал Угрюмов, уселся на рюкзак — курил, размышлял, с любопытством всматривался в таинственные озёрные воды (вдруг, и в этом озере живёт какой-нибудь доисторический монстр?), и изредка посматривал в сторону идолов. То есть, ненавязчиво наблюдал за ритуалом, исполняемым странным паланцем.

Странным? Или же самым обыкновенным? Согласен, спорный момент. В том плане, что, возможно, все паланцы такие…

Михась, как и предполагалось, начал с Главного идола. Потом обошёл тех, что располагались «по правую руку» от «вожака». После этого переключился на левых. Вновь вернулся к Главному.

Что он делал? Да ничего особенного, честно говоря. Перед одними идолами, что-то монотонно бормоча, опускался на колени. Перед другими склонялся в низком поклоне. Третьих, приветливо кивнув, по-дружески оглаживал ладонями… А к тоненькой блестящей нити, свисавшей с левого плеча Главного идола, он прикрепил-привязал маленький цветной прямоугольник.

«Листок бумаги, сложенный в несколько раз?», — предположил Тим. — «Смотри-ка ты, по второму кругу пошёл. Упорный. Всё нашептывает что-то. Ну-ну, Бог, что называется, в помощь.… А, вот, водных динозавров, судя по всему, в этом озере не водится. Ну, и ладушки. В том плане, что не очень-то и хотелось. Одной заботой меньше…».

Только где-то через полтора часа Михась завершил свой экзотический паланский ритуал: последний раз низко поклонился Главному идолу, выпрямился, обернулся, приглашающе махнул рукой, после чего бодро зашагал направо — в сторону серого дымка, лениво поднимавшегося над чёрными базальтовыми скалами.

Тим, не являясь любителем общепризнанных стереотипов, начал свой обход-осмотр Капища с второстепенных идолов: сперва медленно прошёлся вдоль правых, потом, игнорируя «вожака», вдоль левых. После этого он вернулся к рюкзаку и, встав лицом к озеру, мысленно проанализировал увиденное: — «Старинные деревянные фигурки, грубо вырубленные из стволов лиственницы. Именно, что — „вырубленные“. Следы от ударов топора просматриваются достаточно чётко. Дело рук человеческих, что уже хорошо. Точка. На мой частный взгляд, чем меньше пошлой мистики, тем лучше… Что ещё? У правых идолов лица однозначно-добрые, а на блестящих (металлических?), нитях, что свисают с их почерневших деревянных тел, закреплены различные металлические предметы: разномастные монетки, колечки, браслеты, рыболовные крючки и блесёнки, гильзы от патронов, даже пару значков с профилем товарища Сталина затесалось. У левых же лица злые и откровенно-мрачные. И на их нитях болтаются уже совсем другие предметы, в основном, непонятные кости и звериные клыки… Притча достаточно понятная, мол, есть Боги добрые, а есть и злые. Диалектика классическая, блин горелый. Ладно, займёмся основным объектом этой паланской галереи народного эпоса…».

Он, внимательно рассматривая, неторопливо обошёл несколько раз вокруг Главного идола, осторожно ощупал величественного истукана ладонями и подытожил: — «Хрень сплошная и мутная. В том смысле, что ничего непонятно относительно материала, из которого сделана данная скульптура. Ничего и даже меньше. Скорее всего, конечно, это какой-то особо-прочный пластик. Хотя, могу и ошибаться… А к его нитям крепятся, как я понимаю, сугубо денежные знаки — либо сложенные в несколько раз, либо свёрнутые в трубочки. Добросердечный Михась, к примеру, современной пятитысячной купюры не пожалел. Вон — выцветший советский „полтинник“. А это что за серая масса? Ну-ка, пальцем ковырну… Кажется, царская „Катенька“. В труху рассыпалась, ясен пень. Надеюсь, что мудрый паланский истукан за это на меня не обидится…».

Тим приложил правое ухо к фигуре Главного идола (чуть выше его колена), и насторожился: — «Что-то не так… Словно бы комарик в ухе монотонно и однообразно попискивает. И некая общая вибрация чётко ощущается…».

Он вернулся к озеру, достал из рюкзака «грушный» саквояж, ещё раз внимательно изучил его содержимое и принялся несуетливо размышлять: — «Инструкция по эксплуатации. „Всепогодный пеленгатор волновых излучений ПВ-017“. Вроде оно. Почитаем… Эге… Угу… Понятное дело… А где же сам прибор? Вот, эта плоская штуковина, похожая на мини-ноутбук? Очень похоже на то… Раскрываем. Монитор, встроенный в крышку. Крохотные наушники с проводками и разъёмами. Клавиши. Телескопическая антенна. Ничего хитрого, короче говоря… Антенну, в соответствии с инструкцией, выдвигаем и ориентируем на местности так, чтобы она „захватывала“ подозрительные объекты. Наушники, ясен пень, вставляем в уши. Жмём на кнопку „Пуск“. Экранчик загорелся голубым… Теперь на нём высветились (условными контурами, понятное дело), все девять идолов. Далее включаем собственно пеленгатор…».

Через пару-тройку секунд в наушниках тоненько и противно запищало-запиликало. Да и на крохотном экране монитора произошли визуальные изменения: от контура Главного идола — вверх, с небольшим наклоном по отношению к вертикали — устремился тоненький, светло-розовый и слегка пульсирующий луч. — В макушку Главного идола, скорее всего, вмонтирован передатчик, — пробормотал Тим. — Что и кому он передаёт? Тут без дядюшки Артёма (или же без его коллег-смежников по Конторе), не обойтись. Надо будет доложить, пусть умельцы «грушные» занимаются. Точка… Неужели, Томаса Грина и убили из-за всего этого? Модулирую ситуацию. То бишь, позволяю себе немного пофантазировать… Допустим, что инспектор Грин, удовлетворяя своё неуёмное природное любопытство, шарился по отрогам Срединного камчатского хребта и случайно набрёл на старинное паланское Капище. Набрёл, увидел странного Главного идола, сделанного из неизвестного материала, и, будучи опытным альпинистом, забрался на него. Забрался и обнаружил на макушке подозрительного истукана излучающий передатчик… Что было дальше? Томас запросто мог посетить паланское Капище и по второму разу. Только уже с пеленгатором, купленным где-либо. Посетил, записал подаваемые сигналы, а потом, расшифровав их, собрался отбыть в Париж с докладом — о своём фундаментальном и глобальном открытии. Тут его, беднягу, и убили… Кто — убил? М-м-м… Точно — не Скрывающий Ворон. Иначе он не стал бы так однозначно «наводить» меня на Капище. Нет в этом ни малейшего смысла… Паланцы? Мол, засекли, как Томас залезает на их Главного идола и что-то там делает, но прямо здесь убить не сумели и достали «вандала» уже только потом, в Петропавловске-Камчатском? Вполне может быть… Стоп. Есть же ещё и Чак Мунтяну. Если Грин расшифровал-таки подаваемые сигналы, то где-то же должна быть и аудиозапись этих сигналов, да и текст самой расшифровки… Кстати, на следующее утро после убийства именно Чак ездил на съёмную квартиру Томаса, чтобы забрать его личные вещи. Значит, у него был запасной комплект ключей, так как ключи убитого инспектора были изъяты полицией. Получается, что Мунтяну мог посещать эту квартиру и раньше? Не исключено. Причём, без ведома Томаса…

Глава шестнадцатая Череда неожиданностей

Он, конечно, тут же попытался дозвониться до Артёма Белова, дабы поделиться с дядюшкой «горячей» информацией, но связи, как назло, не было. Да, честно говоря, и быть не могло. Откуда, спрашивается, в диких и неприкаянных отрогах Срединного хребта, причём, в двухстах километрах от ближайшего стационарного населённого пункта взяться антеннам (связанными со спутниками), всяких там телефонных компаний? Правильно, неоткуда…

А Михасю Тим ничего о сделанном открытии рассказывать не стал. Мол, кто этих загадочных паланцев знает? На что они, аборигены хреновы, способны? Правильно, никто не знает…

Тем временем, наступил вечер. На тёмно-фиолетовом небе уже вовсю пылал ярко-малиновый тревожный закат. Надо было возвращаться к дому.

Сперва «Ласточка» приводнилась в заводи реки Озёрной, возле приметной чёрной скалы с «медвежьими ушами».

— У меня вездеход, на, стоит за этой каменюкой, — оказавшись на берегу, сообщил Угрюмов. — А внутри брони, на, две канистры с горючкой имеются. Сейчас принесу. Заправишься, на.

— Да, не надо, — попытался было отказаться Тим. — У меня практически половина бака ещё осталось. Может, чуть меньше. В любом случае, до Ключей хватит. Причём, с запасом.

— Надо, на, — нахмурился неуступчивый паланец. — Это, братец, Камчатка. Здесь всегда, на, следует страховаться. А также и перестраховываться, на. Подожди, я быстро… Карманный фонарик, на, есть? Вот, и подсвечивай мне дорогу, на…

Оставшись один, Тим позвонил Пугачёву.

— О, инспектор-летун объявился! — обрадовался Серёга. — Как там, не заездил ещё бедную «Ласточку» до полусмерти? Дорвался, понимаешь, ухарь брутальный, до девушки доверчивой. Она, надо признаться, ещё у меня так далеко от Ключей не улетала… Небось, хочешь, чтобы я вас встретил на берегу? Типа — с тележкой? А не получится ничего, дружище. Не получится… Почему? Да я тут ногу подвернул неудачно… Не волнуйся, тебя кто-нибудь из наших барышень обязательно встретит. Не вопрос, как ты любишь говорить… Кстати, похоже, что девицы что-то нарыли. Все загадочные такие из себя. Переглядываются. Перемигиваются… Ладно, Брут, пока. Счастливо вам долететь. Тебе и моей «Ласточке», я имею в виду…

После того, как внеплановая дозаправка летательного аппарата была произведена, Михась оттолкнул гидромотодельтаплан от берега и посоветовал:

— Ты, Брут, про Капище-то, на, лишним людям не рассказывай. Ни к чему это, на.

— Кто это — лишние?

— А это те, которые, на, могут заявиться туда и нагадить, на. Идолов, например, потревожить. Выкорчевать, на. Спилить. Или же на составные части, на, разобрать… Понятно излагаю?

— Понятно.

— Смотри, на. Я тебе, друг, доверие оказал. Не подведи, на…

— Не подведу, — пообещал Тим. — Слово даю. Точка.

— Верю. Тебе — верю… Прощаться будем, на?

— Бывай, Михась. Жене и детишкам приветы передавай от меня.

— Обязательно, на, передам. Покедова, инспектор…

Гидромотодельтаплан взлетел, набрал нужную высоту и, развернувшись, полетел на юго-восток, к Ключам.

Тим, напряжённо всматриваясь в ночную темноту, слегка разбавленную молочно-жёлтым лунным светом и дружным мерцанием многочисленных звёзд, недовольно бормотал под нос:

— Ну, вот, неосторожно слово дал. Теперь, понятное дело, придётся его сдержать. То бишь, поделиться информацией о Главном идоле, оснащённом излучающим передатчиком, только с ограниченным кругом лиц и персон… Кто входит в этот круг? Если по-честному, то только Клык и Лиз. Остальным, к сожалению, нет стопроцентной веры… Мэри — взбалмошная, капризная и непредсказуемая авантюристка. Запросто может ломануться к Капищу, дабы забраться на пятиметрового истукана и беззастенчиво выковырять из его макушки — с помощью перочинного ножика — подозрительный излучатель. Как это — для чего? Чтобы, пень ясный, приключенческий роман об этом написать. Типа — правдивый-правдивый такой… У Пугача же в друзьях чёрт те кто числится. А сам он по пьянке болтливым становится — безо всякого удержу. Обязательно, морда фермерская, проболтается… Дядюшка Артём? Теперь, к сожалению, он исключён из списка-перечня доверенных персон. По данному конкретному объекту, я имею в виду. Ну, не смогут «грушники» сдержаться. Обязательно, служаки упёртые, распотрошат древнее Капище. Работа у них, видите ли, такая. Мол, а вдруг, этот тайный передатчик вещает на подлых и коварных американских «цэрушников»? Да, дела-делишки. Грустное, однако, кино получается…

А ещё его немного смущала ночная темнота. Во-первых, местность, над которой пролетала «Ласточка», была мало того что незнакомой, так ещё и малонаселённой. И это ещё мягко сказано, мол, малонаселённой. Полностью безлюдной она была, если смотреть правде в глаза… А ещё и навигационные приборы, включая элементарный компас, отсутствовали, как класс. В такой непростой ситуации можно было запросто, заблудившись, улететь совсем в другую сторону. Например, к Тихому океану.

— Вот же, «грушники», мать их, — недовольно качая головой, ворчал Тим. — Чего только не напихали в свой волшебный чемоданчик. Противоядия всякие и разные, электрошокеры, ножи метательные, сыворотки хитрые. А, вот, обыкновенного компаса положить не догадались… Хотя, там имеется какая-то навороченная аппаратура для составления грамотных маршрутов шпионских зондов. Наверняка, её можно использовать и для чёткой ориентировки на местности. Но я, к сожалению, так с ней и не разобрался. Руки, что называется, не дошли… Хорошо ещё, что трудяга-Шивелуч не спит, даже отсюда лёгкое розовое свечение наблюдается. Так что, с общим направлением, слава Шивелучу, всё более-менее понятно…

А, во-вторых, вскоре предстояло осуществить ночное приземление. Вернее, ночное приводнение. Вообще-то, ему уже доводилось — там, на островах Шпицбергена — несколько раз сажать летательные аппараты на водную гладь в ночных условиях. Но там условия, если так можно выразиться, были однозначно-тепличными. То бишь, на бетонном молу располагались мощные прожекторы, эффективно освещавшие акваторию Ис-Фьорда. Из нетленной серии: — «Садись — не хочу…» Здесь же предстояло приводняться в маленькой бухточке заштатного речного разлива, где не было ни единого фонаря, зато из воды — и тут, и там — выступали-торчали разномастные валуны.

— Долбанёшься в один из них, и всё, кранты бедной «Ласточке», — озвучил свои сомнения Тим. — Серёга мне этого никогда не простит. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…

Наконец, внизу показался-мелькнул крохотный тускло-жёлтый огонёк, медленно ползущий куда-то.

— Это же машина едет, — догадался Тим. — Причём, со стороны Ключей в сторону Тихого океана… Почему ночью? Наверняка, тутошние браконьеры вывозят добычу. Например, красную икру. Или же горбушу копчёную… А вон ещё один автомобиль катит навстречу первому. Типа — уже разгрузился и следует за новым грузом. Впрочем, Бог им всем судья. В каждой избушке, как известно, свои погремушки. А каждый выживает — как умеет…

Дальше всё уже было проще. Сперва «Ласточка» пошла над автомобильной дорогой, ориентируясь на встречные и попутные машины. А потом внизу приветливо замелькали и поселковые огоньки.

— Где-то здесь она и должна быть, искомая бухточка, — закладывая дугу над тёмными речными водами, пробормотал Тим. — Ага, наблюдаю три ярко-оранжевые точки. Снижаемся… Это же сигнальные костры горят на берегу. А за ними и силуэт Серёгиного авто легко угадывается. Видишь, Ласточка, нас встречают. А ты, глупая, боялась… Сейчас снова поднимемся. Ещё один кружок заложим — ради пущего спокойствия. И — вперёд. То есть, плавно и аккуратно — вниз…

Приводнение прошло просто замечательно. Практически идеально. То есть, без каких-либо эксцессов: все коварные валуны были успешно обойдены, двигатель выключен, и гидромотодельтаплан ловко причалил левым боком к низкой песчаной косе.

— Спасибо встречающим! — громко объявил Тим.

— Всегда обращайся, — возле ближайшего костра появилась невысокая женская фигурка. — Отказа ни в чём не будет.

— Ты что, одна?

— Ага. Мэри осталась при Пугаче. Всякие лечебные компрессы ему к вывихнутой ноге прикладывает.

— Понятное дело…

Тим выбрался на берег, наспех, с помощью одного металлического штыря заякорил «Ласточку» и подошёл к костру.

Потом, естественно, наступило время объятий и поцелуев — влюблённые, как-никак, не виделись уже почти двое суток.

— Милый, может, прервёмся? — минут через семь-восемь, упёршись в грудь Тима острыми кулачками, предложила Илзе. — Иначе я за себя не отвечаю. Честное слово. Железобетон… А у нас — целая куча важных дел. В плане обмена ценной информацией…

— Ну, если только в плане обмена. Тогда оно, конечно. Прервёмся… Кто начнёт?

— Давай, ты. Только коротко, сжато и не растекаясь по древу.

— Почему — коротко и сжато? — слегка обиделся Тим. — Не понял.

— Что же тут непонятного, милый? Просто моя новость, миллион процентов из миллиона, гораздо неожиданней и актуальней всех твоих, даже вместе взятых. Обещаю. Железобетон. Ну, рассказывай, рассказывай…

И он — коротко и сжато — рассказал: и об активной прогулке с генерал-майором по территории полигона «Кура», и о захватывающей экскурсии к древнему паланскому Капищу.

— Всё это, без малейших сомнений, очень и очень интересно, — одобрила вежливая Илзе. — И преступный симбиоз местных браконьеров с российскими военными. То бишь, как сейчас модно выражаться в России, с «оборотнями в погонах». И непонятный излучающий передатчик, вмонтированный в голову здешнего Главного идола… Да, милый, я помню, что про этот необычный момент никому и ничего рассказывать нельзя. Не скажу. Железобетон… Но, извини, моя информация гораздо более «горячая». Гораздо. Сейчас всё увидишь сам… Вот, видеокамера. Подожди, промотаю до нужного места, чтобы ты времени зря не терял… Ага, готово. Смотри в «окошечко». Секунд через двенадцать-пятнадцать оно и начнётся…

«Съёмка, как я понимаю, ведётся с вертолёта, методично облетающего северные склоны Шивелуча», — приникнув левым глазом к просмотровому «окошку» видеокамеры, решил Тим. — «Поздний-поздний вечер. Солнышко уже спряталось за линию горизонта. Медленно догорает тревожный багровый закат. Темнеет прямо на глазах… Очень красивое, надо признать, зрелище. Старина Шивелуч, не ленясь, старается вовсю. Дым и пар до самых небес. Раскалённая ярко-малиновая лава медленно течёт по дну глубокого и узкого каньона. Одинокая вулканическая бомбочка, громко бабахнув, вырвалась из основного кратера…»

— Ой, смотри! — раздался взволнованный голос Мэри. — Что это? Лиз, срочно переводи видеокамеру правее! Переводи…

Картинка сместилась.

«С неба — величественно и многообещающе — падает очень яркая жёлто-зелёная звезда», — мысленно прокомментировал Тим. — «Или же, пардон, метеорит? Хрен его знает… Стоп! Это же ракета стратегического назначения. Возможно, „Булава“. Или же „Синева“. Хрен их всех разберёт… Причём, направляется эта армейская штуковина непосредственно к кратеру Шивелуча. В том смысле, что к одному из них… Эх, ёлочки зелёные, сосёнки точёные… Опа! А это что ещё за хрень?».

Непонятно и откуда, такое впечатление, что прямо из земли, неожиданно выскочил тонкий светло-голубой луч. Выскочил и, охватив «яркую звезду» плотной петлёй, начал настойчиво и упорно отклонять опасный объект в сторону…

Вскоре ракета, уйдя на юго-восток, исчезла из вида. Через некоторое время басовито и раскатисто загремело.

— «Звёздочка» военного назначения, вовремя отклонённая голубым лучом, упала на территорию полигона, — невозмутимо прокомментировал голос Мэри. — То есть, туда, куда и должна была… Упала и взорвалась. Причём, судя по этим солидным раскатам, у боеголовки данной ракеты была достаточно серьёзная начинка. Возможно, тротиловая…

Тим выключил видеокамеру.

— Ну, и как оно тебе? — поинтересовалась Илзе. — Небось, захватывает и навевает?

— А то. Очень интересное и познавательное кино.

— Догадался, откуда вылетел-выскочил шустрый голубенький лучик?

— Неужели, из Сиреневого распадка?

— Ага. Из вотчины Скрывающего Ворона… Как думаешь, на кого этот старый перец работает?

— На какую-то суперсекретную спецслужбу, ясен пень, — передёрнул плечами Тим. — Ничего другого, просто-напросто, в голову не приходит. Технология-то больно уж необычная. Отклоняющие лучи, понимаешь… Только, пардон, на какую? На российскую? Или же, наоборот, на зарубежную? Вот, в чём вопрос, как любил выражаться достославный Гамлет, принц датский… Надо бы с дядюшкой Артёмом переговорить на эту тему.

— Я ему уже пару раз звонила. Не откликается. На дно, видимо, залёг, как это и принято — время от времени — у всех рыцарей плаща и кинжала. Вернее, тягучий женский голос монотонно вещает о том, что вызываемый абонент находится вне зоны доступа… И что мы будем делать дальше? Есть свежие и оригинальные идеи?

— Пока нет. Но если ты, зеленоглазая прибалтийская ведьмочка, дашь мне спокойно поразмышлять минут семь-десять, то я обязательно что-нибудь придумаю. Точка… Веришь?

— Железобетонно верю, — мягко улыбнулась Илзе. — Думай, милый. Размышляй. Не буду тебе мешать и отвлекать…

Тим несколько раз методично обошёл вокруг костра, закурил, неторопливо выкурил сигарету до самого фильтра и, щелчком отправив окурок в огонь, подытожил:

— Всё — один к одному. То бишь, это «всё» находится в наших с тобой руках… Вот, Лиз, ты сама посуди. Во-первых, сейчас ночь. Во-вторых, наша «Ласточка», благодаря разумному и запасливому Михасю, дозаправлена по полной программе. В-третьих, у нас при себе имеется волшебный «грушный» саквояж, заполненный всякими полезными штуковинами. В четвёртых, дует устойчивый восточный ветерок — на уровне трёх-четырёх метров в секунду… Улавливаешь ход моей гениальной мысли?

— Не-а.

— Короче говоря, предлагаю — прямо сейчас — произвести разведку. То есть, слетать к Сиреневому распадку. Скоро начнёт светать, поэтому приводнимся без особых проблем. Конечно, не в кратере древнего вулкана, где проживает кровожадный водный динозавр. Найдём что-нибудь… э-э-э, более надёжное и безопасное…

— Ты же сам недавно говорил, что вокруг Сиреневого распадка неустанно шастает целая куча сердитых и мрачных бурых медведей, — напомнила Илзе. — Мол, они бдительно и неустанно охраняют покой господина Кутхе Атэса.

— Ерунда. Мы приводнимся, не долетев до логова Ворона километров пятнадцать. То есть, ещё до «медвежьего пояса».

— Хорошо, приводнимся. А что дальше?

— Запустим шпионские зонды, имеющиеся в «грушном» чемоданчике.

— Это ещё что такое?

— Ну…, — замялся Тим. — Знаешь, что такое — «китайские фонарики»?

— Знаю, конечно.

— Вот, что-то похожее. Только без открытого огня. Тоненькая сферическая оболочка заполняется специальным газом из баллончика и летит по ветру, причём, на высоте десяти-одиннадцати метров от земли. А к этой сфере закрепляется миниатюрная видеокамера с передающим устройством, работающим от крохотной батарейки. Ещё здесь предусмотрен «сбрасывающий механизм» с временным таймером. Рассказываю всю технологию, от Адама… Итак, расположились с наветренной стороны от интересующего нас объекта. Достали из «грушного» саквояжа сферические оболочки, газовый баллон, видеокамеры и специальный планшет… Что ещё за планшет такой? Сам толком не знаю, не успел до конца прочесть профильную инструкцию. Судя по всему, это такой «географический калькулятор». Он показывает на экране топографическую карту местности выбранного масштаба, на которой точкой обозначено его (то есть, наше), месторасположение. Э-э-э… Короче говоря, с помощью этого планшета и определяется — для каждого конкретного зонда — «время сброса», которое и вводится в таймер «сбрасывающего механизма». Ну, по всей видимости, для того, чтобы мини-камеры упали в заранее запланированных местах… Ты же у меня очень умная и сообразительная? Вот, и я про то же. Прочитаешь инструкцию и разберёшься. Ведь не Боги с Богинями, в самом-то деле, горшки обжигали… Короче говоря, запускаем — по одному — зонды. Камеры падают в нужных местах и начинают съёмку. Тут же включаются передатчики. А приёмное устройство, как раз, и вмонтировано в данный планшет. Щёлкаем по клавишам и поочерёдно просматриваем все передаваемые картинки. Ничего хитрого. Точка… Сколько зондов будем запускать? Шесть штук. То бишь, все, сколько имеется в наличии… Вопросы?

— А к чему, милый, такая спешка? Почему надо вылетать именно сейчас, в темноте? Почему всё это не сделать, например, днём?

— Разве Кутхе Атэс похож на простака?

— С такой-то необычной биографией? — усмехнулась Лиз. — Нет, железобетонно непохож.

— То-то же. С такими мутными и прожжёнными деятелями надо всегда быть настороже. Ради собственного же блага… Если, допустим, Скрытный Ворон увидит, как над землёй летят — средь бела дня, один за другим — непонятные и подозрительные шарики, то, что он подумает? Понятное дело, что я не знаю, о чём конкретном он подумает. Но насторожится, это точно… Оно нам надо? Не надо. Точка… А на раннем и нежном рассвете, скорее всего, старенький шаман будет беззаботно дрыхнуть. Причём, без задних шаманских ног. Вот, у нас всё и сладится… Согласна, красавица моя рыжеволосая?

— Ты такой предусмотрительный, это что-то. А ещё и галантный…

— Я знаю, — улыбнулся Тим. — Кстати, а у тебя с собой есть что-нибудь пожра… Что-нибудь покушать?

— Конечно, как и у любой домовитой прибалтийской хозяйки. На заднем сиденье машины полиэтиленовый пакет лежит — с хлебом, сыром, полукопчёной колбасой и варёной курицей. А ещё имеется и двухлитровый термос с крепким горячим чаем… Я умница?

— Умница и красавица… Сделаем, пожалуй, так. Ты занимайся подготовкой к ночной трапезе, а я пойду — подброшу в костры дополнительных дровишек, которые найду на речном берегу. Чтобы взлетать было безопасней и комфортней…

Они перекусили, собрались, загрузились, взлетели, поднялись примерно на восемьсот метров и, ориентируясь на призрачные розовые отсветы Шивелуча, взяли курс на северо-восток.

Полёт проходил спокойно и безоблачно. Только одно немного расстраивало Тима — шлемофоны, предназначенные для переговоров пилотов, остались в фермерском сарае-ангаре. Поэтому было не поболтать.

— Жаль, — пробормотал Тим. — С этой девушкой…, то есть, с этой молодой и прекрасной женщиной я готов разговаривать вечно. Знать, влюбился по-серьёзному и навсегда. Навсегда. Точка.

На востоке явственно засерело. Под крылом летательного аппарата промелькнула водная гладь, скупо посеребрённая лунным светом и заключённая в тёмный рваный контур.

— Мелкое длинное озерцо, заросшее вдоль берегов камышом, — сам себе сообщил Тим. — Делать нечего, будем садиться. Не самое удобное место, конечно. И камыш будет мешать. И до Сиреневого распадка далековато, порядка семнадцати-девятнадцати километров. Ничего, зато всё будет строго по ветру. Что, прошу заметить, немаловажно…

Они успешно приводнились. Тим выключил двигатель, и гидромотодельтаплан, двигаясь вперёд по инерции, попытался пробиться к берегу сквозь густые заросли.

— Шр-р-р-р! — сгибаясь и ломаясь, возмущённо шелестели и шебуршали камыши. — Шр-р-р-р…

«Ласточка» остановилась.

— Метров двенадцать до песчаной косы не дотянули, — огорчилась Илзе. — Застряли-таки в камышах… Что теперь будем делать?

— Ерунда, прорвёмся, — заверил Тим. — Тут не глубоко, в районе метра. Сейчас сниму сапоги и штаны, да и вынесу тебя на берег.

— Я и сама могу — раздеться и добрести.

— Не спорь, пожалуйста. Сказал, что дотащу, значит, дотащу. Мне это будет приятно.

— Ну, если приятно. Тогда, конечно, тащи… А если здесь дно болотистое и топкое?

— Быстро сплюнь три раза через левое плечо!

— Тьфу-тьфу-тьфу… Ой, сколько здесь комаров и мошек. Кусаются, сволочи…

— Ничего, у меня в кармане штормовки имеется «грушный» антикомариный спрей, причём, шестого поколения. Сейчас попрыскаемся и снимем эту проблему. Так, я первый… Готово. Держи, боевая подруга. Прыскайся на совесть…

Дно, слава Богу, оказалось твёрдым.

Первым рейсом Тим вынес на берег Илзе. Вторым — рюкзак и карабин. Потом он достал из бокового кармана рюкзака моток прочной капроновой верёвки, размотал, разрезал на несколько отрезков, вернулся к летательному аппарату и, продев куски верёвки через проушины в корпусе катамарана, крепко привязал верную «Ласточку» к ближайшим камышам, предварительно собранным в пучки.

Выбравшись на берег, Тим тщательно обтёрся собственными штанами, оделся, обулся и, махнув рукой, скомандовал:

— Выдвигаемся направо. Там, как я успел заметить с высоты, располагается симпатичный холмик с голой вершиной. Очень удобное место, с моей дилетантской точки зрения, для запуска шпионских зондов…

Покатая вершина холма, действительно, оказался достаточно удобным и привлекательным местом, возвышавшимся над ближайшими озёрами, реками-ручьями и заливными травянистыми лугами.

— И злобных медведей поблизости не наблюдается, — довольно хмыкнув, прокомментировал Тим. — Только парочка вездесущих тарбаганов прошмыгнула. А куда же без них? Камчатка без тарбаганов, это уже и не Камчатка вовсе…

— Заканчивай трепаться, мечтательный и романтичный инспектор, — в Лиз неожиданно проснулся-проявился охотничий азарт. — Заря уже пылает вовсю. Минут через пятнадцать-двадцать и солнышко взойдёт. Доставай из рюкзака «грушный» саквояж. Раскрывай его… Где здесь инструкции и планшет? Давай сюда, буду читать и изучать. А ты, милый, пока занимайся оболочками и видеокамерами. Да и с временными таймерами на «сбрасывающих механизмах» разберись. Мол, чего и как выставлять. Баллончик с газом приготовь… Э-э, да ты, шалопай белобрысый, никак курить собрался? А вдруг, этот газ является взрывоопасным? Не стоит, железобетон железобетонный, так рисковать…

Минут через десять-одиннадцать она, уверенно выдвинув из планшета короткую телескопическую антенну и немного поколдовав над клавиатурой, объявила:

— Высокой прибалтийской комиссии всё ясно. Не второй бином Ньютона. Ерунда ерундовая… А как у тебя?

— К проведению шпионской операции всё готово, госпожа главный аналитик, — шутливо козырнул Тим. — Осталось только таймеры настроить и определиться с конкретными местами запуска зондов.

— Сейчас и настроим, и определимся. Иди, милый, сюда, взгляни на экранчик планшета… Эта тёмно-синяя точка — вершина нашего холма. А вот эта — единственное строение, расположенное в Сиреневом распадке. То бишь, сборно-щитовой домик достославного Скрытного Ворона. Расстояние между этими двумя точками — семнадцать тысяч четыреста пятьдесят пять метров. Есть одна закавыка, а именно, мы не можем точно определить скорость ветра. Три метра в секунду? Или, всё же, четыре? Как говорится, две большие разницы. Ладно, будем считать, что три с половиной… Именно поэтому зонды, вернее, видеокамеры, сброшенные с них, и должны «лечь» по двум лучам, один из которых пройдёт метров на пятьдесят-семьдесят левее шаманской избушки, а второй — на примерно таком же расстоянии правее. По три видеокамеры на каждом… Теперь по таймерам. На двух выставляем по «один час двадцать пять минут». Ещё на двух по «один час двадцать три минуты». Ещё на двух по «один час двадцать одна минута». Увы, но ничего другого предложить не могу… Согласен?

— Целиком и полностью, королева моего глупого брутального сердца.

— Я очень рада, — победно улыбнулась Илзе. — Тогда приступаем. Сперва шагаем налево, вон к тому чёрному валуну, и запускаем три шпионских аппарата. А потом отходим направо — метров на сто тридцать-сорок — и отправляем в полёт ещё три…

Так они и сделали. И когда ярко-розовое солнышко полностью выбралось из-за далёкой линии горизонта, все зонды уже были в воздухе.

— Э-э-э, — засомневался Тим. — А как мы узнаем, что конкретная камера приземлилась? И куда она, собственно, приземлилась?

— Обязательно и всенепременно узнаем. Видишь, в правом верхнем углу экрана — шесть не закрашенных крошечных квадратиков? Это они и есть, наши шпионские зонды. Если конкретный квадратик закрасится, то это и будет означать, что данная камера отделилась от оболочки, достигла земли, включилась и начала транслировать изображение. А ещё при этом — применительно для каждого зонда — будет подаваться короткий звуковой сигнал, мол: — «Господа любопытствующие! Вы уже можете начать удовлетворять своё жгучее любопытство…»

— Говоришь, мол, звуковой сигнал?

— Он самый, — подтвердила Илзе. — А почему, милый, в твоём голосе прорезалась такая неподдельная заинтересованность?

— Я соскучился. Очень. А в моём рюкзаке (совершенно случайно, понятное дело), оказалась брезентовая плащ-палатка…

— И что?

— Её можно расстелить. Например, вот на этой мягкой моховой кочке.

— Что дальше?

— На неё можно лечь и, дожидаясь звуковых сигналов, оговорённых в инструкции, немного поцеловаться. Или же заняться всякими другими любовными глупостями. На выбор.

— Глупостями, говоришь, интриган брутальный? Расстилай…

В самый разгар «глупостей», прозвучало короткое «мяу».

— Ерунда, — решила Илзе. — Это только первая видеокамера включилась в работу. Продолжаем…

И они продолжили.

Через некоторое время, когда очередная «глупость» успешно завершилась, Тим, отдышавшись, поинтересовался:

— А сколько раз уже «мяукнуло»?

— Не знаю, — засмущалась Илзе. — Не считала. Мне, честно говоря, было не до этого.

— Мне тоже. До сих пор яркие звёзды мелькают перед глазами… Шпионскими делами займёмся? Или?

— Увы, но «или» придётся отложить на потом. Делами…

Они, приведя одежду в порядок, подошли к планшету, лежавшему на плоском валуне.

— Один квадратик, всё-таки, остался не закрашенным, — сообщила Илзе. — Впрочем, и этому есть разумное объяснение. В инструкции сказано, что такие зонды не рекомендуется запускать в местах скопления хищных птиц. Наверное, какой-нибудь местный орлан позарился на нашу шпионскую сферу. Или же один из «сбрасывающих механизмов», выйдя из строя, не сработал… Впрочем, как показывают светло-жёлтые точки на экране, остальные видеокамеры «легли» достаточно кучно. И если эти точки мысленно соединить прямыми линиями, то получится почти правильный пятиугольник, внутри которого — почти по центру — и располагается домик нашего Кутхе Атэса… Ну, приступаем к просмотру?

— Приступаем.

— Как скажешь, милый. Нажимаю ногтем указательного пальца на нижний закрашенный квадратик. Ага, на экране прибора — вместо топографической карты — появилась картинка…

— Чёрная базальтовая россыпь, местами поросшая жёлто-фиолетовыми лишайниками, — прокомментировал Тим. — Причём, смотрится она сквозь какие-то зелёные иголочки. Видеокамера, скорее всего, зацепилась за кустик вереска. Не очень удачный ракурс, под приличным наклоном. Достаточно небольшая территория просматривается.

— Убираю первую картинку. Нажимаю на второй квадрат.

— Вид на ту же россыпь. Только с другого места, расположенного метрах в ста с небольшим от первого.

— Третий квадратик.

— Э-э-э… Ничего не понимаю. Какая-то тёмно-коричневая субстанция, по которой шустро перемещается… Четыре длинные лапки. Выпуклое брюшко… Кто это?

— Скорее всего, обыкновенная водомерка, — предположила Илзе. — Это такой водяной клоп. Значит, третья видеокамера упала в какой-то маленький водоём и сейчас лежит на его дне. Жалко… Ладно, перехожу к четвёртому квадрату.

— Опушка леса. Кустики. Птички чирикают. Какой-то тёмно-сиреневый купол, словно гараж-ракушка. Наверное, под этой штуковиной располагается французский вертолёт господина Ворона.

— Пятая точка.

— А вот это уже интересно, — обрадовался Тим. — Великолепный вид на жёлто-синий сборно-щитовой домик под тёмно-бордовой волнистой крышей. И низенькое крылечко замечательно просматривается… Ага, входная дверь открывается. Это он — шаман Костька. Спускается по ступенькам. Потягивается. Зевает. Идёт… э-э-э. В сторону нашей камеры он идёт. Практически прямо на неё…

На этот раз Скрытный Ворон выглядел совсем по-другому. Никакого тебе бесформенного ярко-бордового малахая, мешковатых чёрных штанов и мокасин, пошитых из лосиной шкуры. Вместо всего этого наличествовал старенький тёмно-бежевый спортивный костюм и светлые кроссовки. А, вот, лицо, обрамлённое длинными чёрными волосами, перехваченными на лбу широкой алой лентой, осталось прежним: впалые тёмно-тёмно-коричневые щёки, щедро изрезанные глубокими кривыми морщинами, массивный горбатый нос, седенькая бородка «а-ля Дерсу Узала», глаза…

— Нет, совсем другие глаза, — недоверчиво помотал головой Тим. — Раньше они были угольно-чёрными и неподвижными, как древние бездонные колодцы, а сейчас — обыкновенные. То бишь, тёмно-карие, подвижные и живые… И походка, походка. Спортивная такая, бодрая… Чёрный посох, понятное дело, отсутствует. А зачем, собственно, он нужен — при такой уверенной походке? Совсем не нужен, ясен пень…

Кутхе Атэс, словно вспомнив о чём-то важном, резко остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал обратно к дому.

— Вот же, блин горелый! — непроизвольно выдохнул Тим.

— Что такое? — забеспокоилась Илзе.

— Спина в тёмно-бежевом спортивном костюме. Узкая такая, сильная и хищная. А ещё и очень знакомая… Это же он, гнида скользкая и мутная, убил тогда, в Петропавловске-Камчатском, бедолагу Томаса Грина. Ненавижу…

Глава семнадцатая Сыворотка правды

Тим, выговорившись и сбросив — тем самым — все негативные эмоции, замолчал.

— Интересное кино получается…, — высказалась Илзе. — Ничего, милый, что я использовала одну из твоих любимых фраз?

— Нормально. Всегда используй.

— Только эту? Или же все — любимые?

— Это какие же, интересно? Перечисли, если, конечно, не трудно.

— Пожалуйста… Не вопрос. Блин горелый. Интересное кино. Понятное дело. Ясен пень. Ёлочки зелёные. Ёжики колючие. По полной и расширенной программе. Без вопросов. Точка… Так как, можно?

— Не вопрос, — улыбнулся Тим. — Можно. Только тогда и я, ведьмочка прибалтийская, буду и твоим любимым словечком — время от времени — пользоваться.

— Имеется в виду — «железобетонно»?

— Ага… Ну, что ты можешь сказать — относительно господина Кутхе Атэса?

— Что же тут скажешь? — задумчиво вздохнула Илзе. — Очень странный такой господинчик. Очень, очень и очень. А ещё и подозрительный — безо всякой меры… Возраст данного камчатского шамана, по всем прикидкам, должен находиться на уровне восьмидесяти двух-пяти лет, а он здесь козликом молоденьким скачет, людей заточками убивает, через шестиметровые стены — между делом — перебирается. А ещё и этот луч голубенький, отклоняющий… Надо бы разобраться со Скрытным Вороном. Причём, по полной и расширенной программе. Мол: — «Кто? Что? Откуда? Для чего? И, главное, зачем?».

— И не только с ним.

— А с кем же ещё?

— Рядом с вулканом Толбачик расположилось одно симпатичное и живописное местечко, которое в народе именуется — «Соболья падь», — напомнил Тим. — Там, начиная с достославного 1957-го года, проживает ительмен Митг Кульки. Он же — «шаман Митька». Он же — «Чудище, приплывшее в реку Кульки из моря».

— Есть такое дело. Ты, милый, считаешь, что…

— Ага. Очень похоже, что Кутхе Атэс и Митг Кульки выполняют здесь, на Камчатке, одну и ту же миссию. То есть, шаман Костька старательно охраняет — от ракет, отклонившихся от запланированных трасс, — вулкан Шивелуч. А шаман Митька, судя по всему, вулкан Толбачик… Впрочем, начинать надо, естественно, именно со Скрытного Ворона. Только, вот, как к нему, мерзавцу скользкому и осторожному, подобраться? На суше Сиреневый распадок тщательно охраняется — от посещений посторонними лицами — мрачными бурыми медведями, «завербованными» подозрительным шаманом. Подлететь на гидромотодельтаплане и приводниться на реке, протекающей через распадок? Увы, но сделать это бесшумно нельзя. Не получится. Значит, Кутхе Атэс сразу же узнает, что к нему прибыли незваные и нежелательные гости. Узнает, насторожится и приготовится к достойной встрече. А хотелось бы, честно говоря, нагрянуть к нему неожиданно и внезапно. Словно снег на голову…

— Тебе, милый, доводилось прыгать с парашютом? — неожиданно спросила Илзе.

— Конечно. Двенадцать раз. Стандартный курс при получении «корочек» старшего инспектора «Фонда охраны дикой природы».

— И я — порядка тридцати раз — прыгнула, когда входила в сборную Австрии по дзюдо. Австрияки в этом плане, надо отдать им должное, ребята разнообразные и нестандартные. И с парашютом приходилось прыгать, и на горных лыжах кататься, и сплавляться на байдарках по бурным горным речкам. Комплексная продвинутая подготовка, так сказать, направленная на укрепление психики спортсмена.

— Подожди, родное сердечко, — попросил Тим. — Ты, что же, предлагаешь…

— Ну, да. Сам же минуту назад говорил, мол: — «А хотелось бы нагрянуть к Ворону в гости неожиданно и внезапно. Словно снег на голову…». Вот, и нагрянем. Желательно ночью. Или же перед рассветом. В так называемый «час волка». Чем, собственно, не вариант?

— Вариант, конечно же. Причём, здравый и железобетонный… А где взять парашют?

— Не «парашют», а «парашюты», — став бесконечно-серьёзной, поправила Илзе. — Небось, решил в одиночку провести операцию? Не подвергая любимую женщину опасности? Так не пойдёт, охламон белобрысый. Не пойдёт. Железобетон… Теперь мы с тобой, Тимофей Белофф, всегда будем вместе. Всегда и везде. В горе и в радости. Пока коварная смерть, понятное дело, не разлучит нас. Точка… Я понятно излагаю, милый?

— Так точно. Понятно и железобетонно.

— То-то же… Что касается парашютов. Достанем, причём, без всяческих проблем. На поселковом аэродроме. Семёныч — пилот вертолёта — мировой и понимающий дядечка. А ещё пьющий и жадный до денег. Обязательно пойдёт нам на встречу. Не вопрос…

С пилотом вертолёта они обо всем — принципиально — договорились ещё в обеденное время, по телефону. А к двум часам ночи, одолжив у Пугача БМВ, подъехали к территории аэропорта.

Возле ворот их встретил низенький хлипкий старичок в тёмно-синей лётной шинели — тот самый, пилотировавший неделю назад Ми «восьмой», на котором Тим прилетел в Ключи из Петропавловска-Камчатского.

От старичка явственно попахивало устойчивым алкогольным перегаром.

— Здравствуйте, уважаемый Василий Семёнович, — протягивая пачку денежных купюр, вежливо поздоровалась Илзе. — Рада видеть вас в добром здравии.

— О, молодёжь! — продемонстрировав густой «шаляпинский» бас, обрадовался Семёныч. — Денежка? Очень даже кстати. Очень. Поиздержался я что-то в последнее время… Доброе здравие? Нормальное. То есть, сугубо рабочее. Ну, шагайте за мной. Шагайте… Петровна, это мои друзья, — приветливо махнул рукой пожилой женщине, сидевшей за стеклом рядом с «вертушкой» служебного входа. — На ознакомительную экскурсию пожаловали. Открывай, давай. Не спи… Проходим, молодёжь, проходим. Направо поворачиваем. Шагаем… Вот и оно, наше помещение служебное. Поднимаемся по лесенке… Заходим. Дверку прикрываем за собой. Дабы тепло не выходило на улицу…

«Служебное помещение» оказалось длинным вагончиком-бытовкой, расположенным недалеко от бетонной площадки, на которой отстаивалось несколько разномастных самолётов и вертолётов. Внутри было душно, затхло и накурено. На колченогом столе, застеленном старенькой газетой, присутствовали: пустая литровая водочная бутылка, фарфоровая пепельница, полная сигаретных окурков, два гранёных стакана, а также несколько тарелок с различными недоедками и хлебными корками. За тоненькой деревянной перегородкой кто-то беззаботно и заливисто похрапывал.

— Это Пашенька дрыхнуть изволит. Мой второй пилот, — торопливо прибираясь на столе, басовито зачастил Василий Семёнович. — Слабосильные нынче юноши пошли. Убрали-то всего по пол-литра на брата, а он и отъехал в нирвану алкогольную. Я и говорю, мол, слабосильным парнишка оказался… Ничего, я и один доставлю вас, птенчики, куда скажете. Да и деньгами с Павликом не придётся делиться. Вон, кстати, и ваши парашюты, — небрежно ткнул указательным пальцем в дальний угол, в котором обнаружились два объёмных брезентовых вещмешка грязно-зелёного цвета. — Всё исключительно надёжно и безопасно. Лично укладывал. Как для самого себя. Не сомневайтесь, родные… А где вы, кстати, хотите десантироваться? Подождите, сейчас карту расстелю… Ну, показывай, зеленоглазка рыжеволосая… Эге, понял. Сиреневый распадок. Возле домика шамана Костьки… И зачем, молодёжь, вам сдался этот старый и мутный прохиндей? Тем более, глухой ночью? Впрочем, дело не моё. Наверное, хотите, чтобы Ворон вам пошаманил немного? Или же, чтобы «обвенчал» по старинным ительменским обычаям? Впрочем, не моё это дело… Ладно, сейчас я вас коротенько проинструктирую — относительно прыжков предстоящих. Рассказываю. Стандартный десантный парашют — «Д-6». Техника надёжная, заслуженная и многократно-проверенная. Работает в диапазоне высот от двухсот до восьми тысяч метров… Вы же хотите подлететь к Сиреневому распадку на максимально-возможной высоте? Подлететь и спрыгнуть? Ну, о восьми тысячах даже говорить не стоит. Мой старенький вертолёт для таких серьёзных высот не предназначен. Но примерно с четырёх тысяч — сброшу… Ничего, этого вам вполне хватит. Шума от работающего двигателя и крутящихся винтов Костька не услышит. Даже если в это время будет бодрствовать и, более того, старательно вслушиваться в окружающую среду. Обещаю… Давайте, хватайте вещмешки с парашютами. Примеривайте, регулируйте ремни, изучайте. Я же пока чуток перекурю. Мало-мало. И — для пущей надёжности — пивком «полирнусь». Типа — для дополнительного подъёма рабочего настроения и общего тонуса стариковского. А потом уже и взлетать можно…

И они взлетели. МИ-8 успешно набрал высоту и взял курс на северо-восток.

— Болтает слегка, — через некоторое время сообщил Тим. — Наверное, боковой ветер дует.

— Дует, конечно, — приникнув к иллюминатору, подтвердила Илзе. — На восточном краю неба уже появилась-зажглась ярко-красная полоска. Такой цвет зари бывает только в ветреную погоду. Надо будет активней работать правыми стропами…

Вертолёт, гася скорость, слегка наклонился на левый бок.

— Прибыли, птенчики, на место! — из кабины пилотов высунулась лысая голова Семёныча. — Сейчас круг закладываю над Сиреневым распадком. Так что, молодёжь, можете открывать дверку и смело прыгать вниз… Как говорится, всех благ! Ну, и удачи, конечно…

Они прыгнули — Илзе первая, Тим, слегка выждав, за ней следом.

Ветер в лицо, восхитительное чувство свободного падения.

Он мысленно досчитал до двадцати и сильно дёрнул за латунное кольцо.

В плечи — достаточно ощутимо — ударило.

Тим, задрав голову, посмотрел вверх: над ним громко и отчаянно хлопал светло-коричневый купол парашюта, за которым призрачно и почти неуловимо маячило светло-белёсое бездонное небо. Лицо приятно обдувал лёгкий юго-восточный ветерок. Воздух был — как после дождя в деревне. Пахло чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть угадывался аромат летнего полевого разнотравья.

Он посмотрел вниз: медленно приближалась земля, чуть в стороне и ниже мелькал купол парашюта Илзе…

Приземление прошло просто замечательно — на ровной лесной опушке, метрах в двухстах пятидесяти от шаманского сборно-щитового домика, спрятавшегося за густой листвой деревьев.

— Отличная работа, — сноровисто освобождаясь от лямок парашюта, похвасталась Илзе. — Задел, что называется, положен…

— Трижды сплюнь через левое плечо, — велел Тим. — И по дереву не забудь постучать. Например, по стволу вон той ёлки.

— Слушаюсь, господин командир. Тьфу-тьфу-тьфу… Стук-стук-стук… Наши дальнейшие действия?

— Складываем-свёртываем парашюты. Оттаскиваем их в лесок и прячем. То бишь, помещаем в естественные выемки в земле и старательно забрасываем всякой ерундой, подвернувшейся под руку: ветками, корягами, сухим хворостом, опавшей хвоёй и мхом. За работу…

Минут через десять Илзе поинтересовалась:

— Как у меня получилось? Нормально спрятала?

— Вполне прилично.

— А что ты сейчас делаешь?

— Готовлюсь к следующей фазе нашей дерзкой операции, — Тим расстегнул кожаный наплечный планшет, купленный накануне в поселковом магазине, и пояснил: — Не хотелось брать с собой рюкзак. Поэтому отобрал из «грушного» саквояжа только самое необходимое.

— Что это за штуку ты достал из планшета?

— Электрошокер. Шестого поколения, понятное дело. Хочу настроить его на «максимальный» режим работы… Или же двух третей будет вполне достаточно? Как считаешь?

— Тебе, милый, виднее, — мягко улыбнулась Илзе. — Всё, что касается оружия, является сугубо мужской прерогативой. По крайней мере, лично я так считаю.

— Тогда, на всякий пожарный случай, выставлю регулирующий рычажок на «максимум». Выступаем…

Всё дальнейшее прошло на удивление просто, легко и буднично.

Они подобрались к домику Скрытного Ворона и затаились за углом. Через сорок минут Кутхе Атэс вышел на свежий воздух, спустился с крылечка, беззаботно потянулся, получил — в поясницу — электрический разряд, потерял сознание, был крепко связан и усажен на землю — спиной к тёмно-жёлтой стене собственного дома.

— Возможно, милый, что ты слегка перестарался с «максимальным режимом», — с тревогой всматриваясь в лицо пленного, предположила Илзе. — Посмотри, как у него щёки подрагивают. Меленькие капельки пота выступили на лбу. Дыхание очень слабое и прерывистое. Кожа какая-то бледно-землистая…

— Ерунда, обязательно оклемается, — извлекая из наплечного планшета два коротких шприца в пластиковых упаковках, заверил Тим. — Сейчас я воспользуюсь хитрой и продвинутой «грушной» технологией, недавно продемонстрированной мне многоопытным дядюшкой Артёмом. Вот, «Всплеск-1» — ужасно-действенное и практически-безотказное средство. Бодрит — просто необычайно. Итак, извлекаю нужный шприц из упаковки, снимаю колпачок и колю фигуранту в правое предплечье. Пошёл процесс…

Секунд через семь-десять кожа на лице шамана вновь приобрела привычный тёмно-коричневый цвет. Он открыл глаза и, пытаясь освободиться от пут, резко напряг мышцы рук, плеч и ног. Но капроновые верёвки оказались крепкими и не поддались. Убедившись в тщете своих усилий, Скрывающий Ворон, прожигая Тима гневным взглядом, принялся громко и хрипло ругаться — на неизвестном и очень тягучем языке.

— Молчать! — гаркнул Тим. — Сварливый какой выискался, блин горелый… А как по поводу «сыворотки правды»? Не желаем ли отведать? Молчать! Хочу, понимаешь, не хочу… Придётся, всё же, отведать. Я сказал. Точка. Колю…

Тело Кутхе Атэса перестало напрягаться, выгибаться и вырываться.

— Надо же, у него даже глаза изменились, — настраивая видеокамеру, удивлённо выдохнула Илзе. — Были тёмно-карие. И злые-презлые. А теперь стали светло-голубыми, чистыми и…

— И доверчивыми, как у трёхлетнего ребёнка?

— Это правда. Как у ребёнка… Всё, начинаю видеосъёмку.

— Ладно, проводим допрос, — включая диктофон, хмыкнул Тим. — Эй, Ворон, слышишь меня?

— Слышу, — в голосе шамана легко читались равнодушные механические нотки.

— Представься полностью. Отвечать чётко и развёрнуто.

— Кутхе Атэс. Инженер-оператор объекта УВВ-12/2. Министерство борьбы за идеальную экологию.

— Министерство — какой страны?

— Никакой. Просто Министерство при Едином Правительстве Планеты.

— Дурака валяем?

— Никак нет. Ты спрашиваешь. Я отвечаю. Причём, чётко и развёрнуто, как и было велено. Не более того…

— Подожди, милый, — вмешалась Илзе. — Не горячись. Можно, я попробую поговорить с пленным? Ругался-то он на совершенно незнакомом языке. Подчёркиваю, на незнакомом для меня, обладательницы «языкового» колечка.

— Конечно, пробуй. Без вопросов.

— Ворон, «Кутхе Атэс» — это твоё настоящее имя?

— Да, настоящее.

— Ты — ительмен? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Мой прадед был ительменом. А сейчас у нас нет разделения на национальности. Запрещено соответствующим законом.

— В твоём Мире нет разделений на государства и национальности?

— Нет. Считается, что всеобщее единение — единственно-правильный путь развития цивилизации. Есть — Единое Правительство Планеты. Есть — один единый и неделимый Народ. Это — главная Догма, вокруг которой и строится всё остальное Законодательство Планеты.

— Что это за Мир, из которого ты прибыл?

— Обыкновенный Мир. Параллельный вашему. Только гораздо более совершенный и технологически-продвинутый.

— Неплохо, — одобрил Тим. — Продолжай, Лиз. Продолжай. У тебя просто отлично получается.

— Продолжаю… Объект УВВ-12/2. Что это такое?

— Вулкан Шивелуч.

— Отвечать чётко и развёрнуто.

— Для вас это — вулкан Шивелуч. Для нас — Утилизатор Вредных Выбросов. Двенадцатая усовершенствованная модель. Модификация второго класса. В моём Мире ведётся упорная и целенаправленная борьба за идеальную экологию. Поэтому все вредные промышленные выбросы, а также все продукты сгорания мусороперерабатывающих заводов подлежат утилизации.

— Утилизации? То есть, наглому выбросу в параллельные Миры?

— Да, правильно. Именно такая Генеральная концепция и была принята — много-много лет тому назад — нашим Единым Правительством Планеты. Ничего личного.

— Вот же, засранцы продвинутые! — возмутилась Илзе. — И сколько таких скрытых «точек утилизации» вы, сволочи бесстыжие, разместили в нашем Мире?

— Все ваши вулканы Катмайского типа являются нашими УВВ.

— Ничего себе… Говоришь, что трудишься здесь инженером-оператором?

— Тружусь. Инженером-оператором.

— Твои основные должностные обязанности? Отвечать чётко и развёрнуто.

— Обязанность всего одна — обслуживать четыре автономные лазерные установки, оснащённые радарами и расположенные вблизи Шивелуча. Регулярно производить плановое техническое обслуживание. Своевременно заменять питательные элементы, выработавшие свой ресурс, на новые.

— Лазерные установки предназначены для охраны вулкана Шивелуч от ракет, запускаемых на полигон «Кура»? То есть, от ракет, сбившихся с заданного курса?

— Да, именно для этого. Если такая ракета (пусть и с полубоевым зарядом), попадёт внутрь УВВ и там взорвётся, то это может привести к страшной экологической катастрофе. К экологической катастрофе в моём Мире, имеется в виду. А этого допустить нельзя. Ни в коем случае.

— Ну, да. Конечно. Нельзя допустить. Понятное дело… Шаман Митька, проживающий недалеко от вулкана Толбачика, является твоим коллегой?

— Да, Митг Кульки работает инженером-оператором объекта УВВ-11/2. Его должностные обязанности аналогичны моим.

— А сколько тебе, Кутхе Атэс, лет?

— Двадцать девять. Скоро будет тридцать. Поэтому пользуюсь специальным устойчивым гримом.

— Как такое может быть? — опешила Илзе. — Изволь объяснить.

— Пожалуйста. В моём Мире Время течёт примерно в двенадцать раз медленнее, чем в вашем. Считается, что я прожил в Сиреневом распадке пятьдесят шесть лет. Но это — ваших лет. А по-нашему — четыре с половиной года. То есть, немногим больше… Контракт же у меня заключён — с Министерством борьбы за идеальную экологию — стандартный. То есть, пятилетний. А это значит, что через четыре ваших года шаман Костька «умрёт», а его место (то есть, моё), займёт… Не знаю, честно говоря, кто его займёт. Кто-нибудь. Свято место, как принято у вас говорить, пусто не бывает…

— Это ты, гнида параллельная, убил Томаса Грина? — не выдержав, подключился Тим. — Отвечать чётко и развёрнуто.

— Я. По-другому, к сожалению, было нельзя. Старший инспектор, обойдя непонятным образом «медвежью стражу», застал меня за обслуживанием лазерной установки и даже умудрился заснять этот процесс на видеокамеру мобильного телефона. А ещё он незаметно пробрался в дом и выкрал из ящика моего письменного стола несколько важных и секретных документов… Пришлось его срочно ликвидировать. Ничего личного. Просто дисциплинированное исполнение должностных инструкций.

— Ты раньше работал на КГБ? А сейчас сотрудничаешь с ФСБ?

— Так точно.

— Зачем? Отвечать чётко и развёрнуто.

— В строгом соответствии с полученными инструкциями. Сотрудничество с туземными спецслужбами — при работе на объекте — является лучшей маскировкой. Азбука успешного внедрения.

— Значит, мы, по вашему мнению, являемся туземцами?

— Так точно. В соответствии с Генеральной концепцией.

— Ну-ну… И старую армейскую дорогу ты разрушил? Так как не хотел, чтобы рядом с Шивелучем возобновилось оживлённое автомобильное движение?

— Не хотел. Да и должностные инструкции предписывали вмешаться. Воспользовался жидкой тектонической взрывчаткой замедленного вертикального проникновения. Естественно, строго ограниченной по глубине воздействия.

— Понятненько… Что же нам теперь делать с тобой, шаман самозваный?

— Я не знаю.

— Может, хребет сломать?

— Я не знаю…

— Стоп! — опуская видеокамеру, насторожилась Илзе. — Слышишь, гудит? Ага, два тёмно-зелёных вертолёта появились… Армейские, судя по всему. Прямо к нам чешут. На посадку заходят. Я даже догадываюсь — кого мы сейчас увидим…

Вертолёты — лихо и синхронно — приземлились метрах в ста двадцати от жёлто-синего домика. Как только винты перестали вращаться, приоткрылись дверки, из образовавшихся проёмов выдвинулись короткие металлические лесенки, по которым тут же спустились трое мужчин в офицерской полевой форме и четверо в штатских офисных костюмах. Ну, а чуть позже появилась и знакомая приземистая фигурка, облачённая в тёмно-голубой джинсовый прикид.

— Привет, ребятишки! — подойдя к шаманскому дому и добродушно улыбаясь, поздоровался — как ни в чём не бывало — Артём Петрович. — Отлично сработали, ничего не скажешь. Хвалю. Молодцы… А теперь сразу, не теряя времени, объясняю, почему сюда прибыло два вертолёта. Один — ваш. Прямо сейчас он доставит вас, детушки, в Ключи. Извините, но мне сейчас не до разговоров. Дел важных навалилось — выше крыши. Потом поболтаем — подробно, откровенно и вдумчиво. Через несколько суток. Обещаю. Забирайтесь в вертолёт. Забирайтесь… Э-э, а вот диктофон и видеокамеру оставьте. Передайте вон тому широкоплечему юноше в цивильном. Секретность высшего уровня, сами должны понимать. Чай, не маленькие…

— Значит, «жучок» был задействован? — хмуро глядя в сторону, предположил Тим. — И все наши разговоры успешно прослушивались? А куда его вмонтировали-то? Небось, в «грушный» подарочный саквояж?

— За кого, племяш, ты меня принимаешь? — слегка обиделся генерал-майор. — Подарок — дело святое. В «ксиве» внештатного сотрудника «жук» расположен. Кстати, удостоверение можешь мне прямо сейчас отдать, чтобы оно тебя не смущало… Всё, мальчики и девочки, не отвлекайте, проходите в вертолёт. До встречи…

Эпилог

Они встретились только через полторы недели, в аэропорту Петропавловска-Камчатского.

— Привет, сладкая парочка! — широко и беззаботно улыбаясь, поздоровался генерал-майор. — Шикарно смотритесь. Шикарно. Словно две половинки астраханского арбуза, сросшиеся в один спелый плод. Классический случай, короче говоря… Племяш, давай краба! Лиз, ты не будешь против, если я тебя чмокну в румяную щёчку? Ай, спасибочки… Может, и перекусим заодно? — махнул рукой в сторону длинной барной стойки.

— Перекусим, — покладисто согласился Тим. — Предлагаю занять вон тот дальний одинокий столик, чтобы никто не мешал.

Они расселись.

— Чего изволите? — подойдя, склонился в предупредительном полупоклоне молоденький худосочный бармен.

— Помнишь меня, Иван Иванович? — полюбопытствовал Тим.

— Конечно. Вы с месяц назад за этим столиком с уважаемым господином Кутхе Атэсом трапезничали. С вами тогда ещё и пёс был — очень красивый, смышлёный и породистый.

— Это хорошо, что помнишь. Вот, и тащи то, что было на столе в прошлый раз. Только, понятное дело, из расчёта на три персоны… Ещё одно.

— Да-да? Слушаю вас.

— Водки, пожалуй, не надо. Не люблю. Точка… В вашем заведении есть приличное разливное пиво? Настоящее, а не фальсификат, я имею в виду?

— Так точно. «Балтика-семёрка». В алюминиевых бочонках из самого Питера доставляют на самолётах.

— Два трёхлитровых кувшина принеси.

— Сделаем в лучшем виде…

Бармен ушёл.

— А почему, ребятки, вы только вдвоём? — спросил Артём Петрович. — Где мисс Толедо? И почему Клыка не вижу?

— Диалектика, — печально вздохнул Тим. — Блин горелый.

— Вернее, закон сохранения в действии, — поправила Илзе. — Из знаменитой серии: — «Если в одном месте прибыло, то в другом, без сомнений, убыло…». Вот, мы с Тимофеем нашли друг друга. Железобетонно и навсегда. Но и потери имеют место быть. Печальные потери? Неожиданные? Фатальные? Радостные? Трудно сказать. Время рассудит и всё расставит по своим местам… Во-первых, наша Мэри скоро станет «миссис Пугачёвой». Они с Сергеем уже и заявление в ЗАГС подали. Любовь-морковь и всё такое. Решила, вот, наша начинающая и своевольная писательница стать камчатской фермершей. Ну, и детишек Пугачу нарожать. Штук пять, не меньше — по её же собственным словам…

— Рад за ребят. Искренне рад.

— Да и мы, естественно, рады. Чего уж там… А, во-вторых, и Клык решил заделаться примерным семьянином. То бишь, остаться на Камчатке, вместе с Найдой, которая вознамерилась подарить ему целую кучу симпатичных и породистых щенков.

— Бывает, конечно, — понимающе покивал головой генерал-майор. — Дело-то насквозь житейское и понятное… Наверное, ребятки, хотите, чтобы я объяснился? Мол, как, что и почему?

— Было бы неплохо, милый дядюшка.

— Хорошо, объяснюсь. Только чуть позже… Что там у тебя, Иван Иванович?

— Хлебушек. Черемша солёная. Чавыча с душком. Копчёный китовый язык. Вяленая медвежатина. Два кувшина с пивом. Бокалы. Столовые приборы. Всё, как вы и заказывали.

— Сгружай, родимый, с подноса. Сгружай… Всё, спасибо, можешь идти. Дальше мы и сами управимся. Разливай, племяш, пивко по бокалам… Значится так. Кушаем, выпиваем и общаемся. Слушайте… «Фээсбэшники», естественно, прослушивали все телефонные разговоры-переговоры старшего инспектора Грина. Почему — прослушивали? Работа, просто-напросто, у них такая. Современные спецслужбы нынче только и делают, что прослушивают всех подряд. Тем более что в данном конкретном случае речь шла об иностранце, работавшем на ЮНЕСКО. Почему бы, собственно говоря, и не послушать — о чём и с кем он болтает? Послушали, короче говоря. В том числе, и тот разговор Томаса с Парижем, в котором речь (пусть и не в открытую), шла о некоем судьбоносном открытии, способном перевернуть всё современное представление о мироустройстве. Причём, в этом разговоре инспектор Грин прозрачно намекнул, что его глобальное открытие как-то связано с некоторыми камчатскими вулканами… Далее всё просто. К делу подключили «АнтиМетро». Иначе и быть не могло, ведь именно наша специальная служба занимается различными подземными объектами: метрополитеном, всякими секретными бункерами, шахтами, штольнями и естественными пещерами. А что такое вулканы, если рассуждать по-взрослому? Визуально — наземные объекты. По сути — насквозь подземные… И здесь, признаю, я слегка схитрил. То есть, воспользовался служебным положением, так как знал, племяш, что ты находишься на Камчатке, и помнил о твоём грядущем юбилее. Вот, и выписал — сам себе — служебную командировку. Дабы, ясен пень, совместить полезное с приятным. Нарушение, конечно, да и Бог с ним… Прилетаю, а тут убийство. Причём, убит, как раз, тот самый иностранный фигурант, из-за которого всё и началось. Ладно, действую в соответствии с инструкциями. То бишь, звоню в Питер и прошу срочно направить в Петропавловск-Камчатский одну из наших боевых групп. Увы, но ничего не получилось. Одна группа — на тот момент — срочно отбыла в Москву, где возникла реальная угроза проведения террористического акта в метро. Другая — в Лондон по аналогичному поводу. Третья… Про третью, впрочем, промолчу. Государственная тайна, как-никак… Короче говоря, предстояло действовать в одиночку. А тут, племяш, ты подключился к расследованию, а потом и твои друзья. Подумал я, подумал, да и принял решение — не запрещать. Почему? Во-первых, покойный был твоим другом. Разобраться с убийством друга — святое дело. Во-вторых, природное упрямство. Ну, бесполезно — запрещать Беловым что-либо. Не только бесполезно, но и усугубить можно. Гораздо полезней, на мой взгляд, помочь, чем запрещать. Толку, честное слово, будет больше… В третьих, появилась мисс Вылкаст — очень симпатичная и положительная барышня, однозначно-достойная стать женой моего племянника. А ведь, как известно, именно совместные боевые действия (или там отвязанные приключения), весьма эффективно способствуют укреплению любовных и сердечных отношений. Знаю это на личном положительном опыте… Такие, вот, объяснения… Как оно вам?

— Китовый копчёный ус — весьма недурственно.

— А вяленая медвежатина, наоборот, полный отстой.

— Согласен. Зато пиво, на этот раз, отменное…

— Ха-ха-ха! — развеселился Артём Петрович. — Ну, вы даёте, мальчики и девочки. Молодцы. И в хладнокровии вам не откажешь. И с чувством юмора всё в полном порядке. Хвалю… Кстати, племяш, напрасно ты думаешь про российское ГРУ так…э-э-э, кардинально и прямолинейно. Это я имею в виду древнее паланское Капище. Никто, собственно, и не собирается выкорчёвывать и разбирать на составные части тамошних идолов. Так что, считай, что слово, данное Михасю, ты однозначно сдержал.

— Почему — не собираетесь разбирать? — заинтересовалась дотошная и прагматичная Илзе. — А что тогда — собираетесь?

— Не «собираемся», а уже сделали. Во-первых, установили за этим приметным местом неусыпный надзор и многоуровневый контроль. То бишь, там размещена соответствующая «грушная» аппаратура. Шестого поколения, понятное дело. Во-вторых, наши профильные специалисты уже вовсю работают над расшифровкой сигналов, исходящих от передатчика, вмонтированного в темечко тамошнего Главного идола.

— А что это за сигналы? И кому они предназначены?

— Пятиминутная серия сложного шифра. Минутный перерыв. Повтор серии. Перерыв. Ну, и так далее… Послание идёт в сторону созвездия Кита. Можно предположить, что когда-то давно в районе Срединного камчатского хребта потерпел аварию инопланетный межзвёздный корабль. А члены экипажа, оставшиеся в живых, оборудовали «долгоиграющий» передатчик, который и сообщает на Базу о случившемся… Ну, и для чего же, спрашивается, разрушать Капище? Вдруг, на передаваемое сообщение — рано или поздно — последует реакция, и нам удастся, наконец-таки, установить долгожданный Контакт с инопланетной цивилизацией? То-то же… Интересуешься, племяш, почему Кутхе Атэс так упорно и настойчиво «наводил» на Капище? Просто отвлекал твоё внимание от Шивелуча. Мол: — «Томас Грин случайно обнаружил „инопланетный передатчик“, за это его и убили. Усердно копай, мальчик, в том направлении. Не ошибёшься. Честное шаманское слово. Только к Шивелучу с Толбачиком, пожалуйста, не приближайся…». Как бы так… А почему я не слышу заинтересованных и настойчивых вопросов о судьбе поддельного шамана и его коллеги, обитавшего рядом с Толбачиком? И про коварные «параллельные» УВВ?

— Зачем же зря стараться? — усмехнулся Тим. — Всё равно, дядюшка, не ответишь. Мол: — «Государственная тайна Высшего уровня. Это понимать надо…». Я прав?

— Прав, конечно… Да и про англосаксов, арендовавших у Пугача второй этаж дома, я ничего не буду рассказывать. Нашли, естественно, деятелей забугорных. Обыскали, допросили и «фээсбэшникам» передали. Эта история сугубо по их профилю… А вы, молодёжь, куда собрались? Каковы ваши дальнейшие жизненные планы?

— Во-первых, дядюшка, я сменил место работы. То есть, уволился из «Фонда охраны дикой природы» и подписал рабочий контракт с медиа-корпорацией «На Краю Земли». Почему и зачем? Конечно же, для того, чтобы всегда быть вместе с моей Лиз. Точка. Во-вторых, сейчас мы следуем в австрийский город Клагенфурт. Хочу познакомиться с родителями моей будущей жены. Там, скорее всего, и наши супружеские отношения узаконим. В-третьих… Лиз, подключайся.

— С удовольствием… Итак, в холдинге «На Краю Земли» задумали новый интересный проект. Излагаю суть. Пустыня Такла-Макан. Интересное такое местечко: непонятное, тайное, загадочное и гадкое — до полной и нескончаемой невозможности. Большая и пухлая среднеазиатская дыня, лежащая в самом сердце Таримской впадины, которая — в свою очередь — расположена в районе южного Тянь-Шаня. Вокруг Такла-Макан — только горы и нагорья. На севере — Тянь-Шань. На юге — Куньлунь. На востоке — гоби Лобнора. На западе — Гиндукуш.… Такла-Макан — пустыня горячих и зыбучих песков. И природно-климатические условия здесь очень-очень суровые. Жаркие дни сменяются холодными ночами, а суточные перепады температур зачастую превышают сорок градусов. «Такла-Макан» переводится как — «Кто пойдёт, тот не вернётся…». Ещё во времена знаменитой китайской династии Тан[27] здесь путешествовал знаменитый буддийский монах Сюнь Цзан, оставивший потомкам обширные письменные воспоминания об этом путешествии. Так вот. По его утверждениям, в центре этой пустыни раньше располагался древний-древний город, в котором проживали отпетые злодеи. Они на протяжении многих-многих лет грабили и убивали всех купцов, а также всех любопытствующих праздных путников, следовавших через Такла-Макан. Даже странствующих монахов не щадили. В конце концов, Небесный владыка разгневался не на шутку. Целых семь дней и семь ночей дули сильнейшие чёрные ветры, и город исчез с лица Земли, словно бы и не было его никогда… Город исчез, а неисчислимые награбленные богатства остались. Золото в слитках и украшениях, различные монеты, драгоценные каменья, жемчуг — всё это до сих пор лежит в огромных сундуках. Но унести эти несметные сокровища, как повествует Сюнь Цзан, невозможно. Мол, если кто-нибудь из путников возьмет себе что-либо из этого богатства, то сразу же поднимается черный вихрь, человек теряет дорогу обратно, и — обессиленный — погибает среди раскалённых песков… Если же странник попридержит свою природную алчность и положит драгоценности обратно в сундук, то сможет выбраться из пустыни. Конечно, при условии, что непредсказуемый Небесный владыка будет не против… Легенды — легендами, но на излучине реки Хотан (это единственная река в пустыне Такла-Макан, которая никогда не пересыхает), недавно обнаружили (со спутника), развалины древнего города. А недалеко от этого места расположены легендарные Белые холмы. Старинные летописи рассказывают, что в этих холмах спрятаны тайные Порталы, ведущие в иные Миры… Резюмирую. Нам с Тимом предложено поселиться на излучине Хотана. Только вдвоём, понятное дело. В полном безлюдье. Жить, наблюдать, искать. Что искать? Всё необычное и странное. Ну, и развёрнутые репортажи регулярно делать-передавать… На какой срок рассчитана эта научно-исследовательская экспедиция? Естественно, до того момента, пока я не уйду в отпуск по уходу за нашим будущим ребёнком. Вот, и все наши планы на ближайшее время…

— Замечательные планы, — одобрил Артём Петрович. — О, ребятки, слышите? Песенку транслируют. Прямо-таки про вас.

Задумчивый мужской голос пел: