Мечты сбываются

Глава третья

Бингем-холл жил в ожидании несчастья. Теперь Люсия редко видела сэра Артура, который бóльшую часть времени проводил, запершись в своем кабинете с угрюмыми и мрачными типами, в которых безошибочно угадывались счетоводы.

Постепенно Люсия привыкла к тому, что они с матерью ужинают в одиночестве, поскольку деловые встречи отчима затягивались до поздней ночи.

А ее все больше тревожили перемены, происходящие в последнее время с матерью. Здоровый румянец, с которым она приехала из Италии, вскоре исчез, и она долгие часы проводила в постели.

Кашель, о котором она поначалу отзывалась как о «легком», усилился, и по ночам Люсия слышала, как он эхом разносится по темным коридорам.

Во время еды мать отодвигала от себя тарелку, уверяя, что не голодна. Люсия же не сводила с нее глаз, боясь, что прежняя болезнь может вернуться к ней.

Она едва не позвонила Эдварду де Редклиффу, чтобы отказаться от приглашения на бал, но мать не пожелала и слышать об этом.

– Ты непременно должна составить компанию отцу, – настойчиво сказала она, сидя на постели однажды утром. – Я знаю, ты дала слово Эдварду, что поедешь, но пообещай мне, что сделаешь все, чтобы твой отчим не чувствовал себя одиноким.

– Хорошо, мама, – обреченно согласилась Люсия, думая о том, что предпочла бы остаться дома, если ей придется провести хотя бы пять минут в обществе отчима.

Пока они рассуждали о том, кто еще может присутствовать на балу, в спальню вошел сэр Артур.

– Вам уже лучше? – лишенным всяческих эмоций тоном осведомился он.

– Да, благодарю вас, дорогой. Я просто немного устала. Я просила Люсию составить вам компанию на балу, который состоится через несколько дней.

Сэр Артур, выразительно приподняв бровь, уставился на падчерицу.

– Надеюсь, ты не помчишься сломя голову на Бонд-стрит, дабы купить за бешеные деньги какое-нибудь платье или еще что-нибудь в этом роде. В сложившихся обстоятельствах нам придется прибегнуть к воздержанности и скромности.

– У меня уже есть платье, которое прекрасно подойдет для этого случая, – ощетинившись, заявила в ответ Люсия. – Я не из тех девушек, кто, однажды надев платье, потом отказывается носить его.

– Рад слышать, – язвительно бросил он. – Я только что просматривал список домашних расходов и хотел бы обсудить с твоей матерью кое-какие меры экономии. А теперь оставь нас, Люсия.

Закусив губу, чтобы не дать прорваться наружу захлестнувшему ее гневу, Люсия молча пожала матери руку и поднялась со стула у кровати.

«Он обращается со мной резко и безапелляционно. Я слыхала, что северяне отличаются склонностью к прямолинейности, но сейчас он ведет себя откровенно грубо».

Немного погодя, за ужином, Люсия с облегчением отметила, что мать сделала над собой усилие и встала с постели, а теперь пыталась съесть немного супа, который повариха приготовила специально для нее.

– Тебе уже лучше, мама? – заботливо спросила она.

– Немного, родная моя. Думаю, что сон пошел мне на пользу.

Но почти сразу же она зашлась кашлем. Поначалу Люсия решила, что она поперхнулась супом, но это было не так.

– Мама! – в тревоге вскричала она. – Вызвать врача?

– Мы не можем себе этого позволить, разве что твоя мама серьезно заболеет, – отрезал сэр Артур, не дав возможности своей супруге хотя бы открыть рот. – Врачи стоят денег, а у нас их и так немного, чтобы разбрасываться ими по пустякам.

– Но если маме нужен…

– Если я сочту, что она достаточно больна и без лишних расходов не обойтись, то непременно вызову врача. Но до тех пор нам придется ухаживать за ней самим.

Призвав Мостона и попросив его принести стакан воды, мать в конце концов справилась с приступом и пришла в себя. Проявив достойное восхищения самообладание, она как ни в чем не бывало возобновила беседу. Впрочем, Люсия сочла, что лицо ее посерело и осунулось.

– Артур, как прошла ваша сегодняшняя встреча?

– Бухгалтеры доложили мне, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы пытаться продать Бингем-холл. В Европе, похоже, назревает война, и в данный момент положение на рынке недвижимости оставляет желать лучшего. Нет смысла продавать такой ценный актив по слишком низкой цене.

Люсия испытала невероятное облегчение.

«По крайней мере, мне не придется уезжать из графства», – подумала она.

– Нет, нам предстоит изыскать иной способ раздобыть двадцать пять тысяч фунтов, – продолжал отчим. – Но времени у нас совсем немного. Я пытаюсь найти нужную сумму, но не советовал бы возлагать чрезмерные надежды на то, что мне это удастся. Не исключено, что мне придется прибегнуть к иным средствам.

Поставив бокал на стол, он метнул многозначительный взгляд на Люсию.

«Неужели это каким-то образом касается меня? – подумала она, почувствовав недоброе. – Он смотрел на меня так, словно уже составил какой-то план, частью которого я являюсь».

Она понимала, что это может означать только одно: приемлемое и выгодное замужество.

Ужин Люсия заканчивала в молчании. Хотя в последнее время девушка и начала задумываться о замужестве, оно должно было состояться в должное время и без всякой спешки.

«В идеале я хотела бы любить и уважать этого человека, – думала она, рассеянно перебирая фрукты на тарелке. – А еще он должен быть обаятельным и симпатичным…»

В том, что касалось романтических отношений, Люсия не могла похвастать большим опытом. Хотя в Париже ее неизменно окружала толпа поклонников, она не воспринимала их всерьез.

«Французы готовы признаваться в любви первой же встреченной ими привлекательной женщине», – сообщила ей одна подруга, и потому она с удовольствием флиртовала с Жаками, Стефанами и Шарлями и при этом ни разу ни с кем не целовалась.

Собственно говоря, с тех пор как она вернулась в Англию, Эдвард де Редклифф был единственным мужчиной, сумевшим пробудить в ней хотя бы искру интереса. Да и то главным образом потому, что сразу же увлекся ею. Кроме того, следовало учесть, что Эммелин, судя по всему, стремилась во что бы то ни стало устроить их союз.

Люсии нравилось доставлять радость своим друзьям, а Эммелин была ее давней подругой. После первой же встречи с Эдвардом она написала Люсии несколько писем, спрашивая, готова ли она увидеться с ним снова и не пытался ли он поцеловать ее.

Люсия полагала, что Эммелин хочет, чтобы между ними вспыхнул роман, дабы приписать себе заслугу его зарождения.

«…Я позволила ему навестить себя, – написала она Эммелин. – Он представляется мне честным и надежным молодым человеком, пусть и немного старомодным. Маме он очень понравился, и она говорит, что он хорошо воспитан и уважителен».

Не имея большого опыта в подобных делах, Люсия сказала себе, что вполне согласна удовлетвориться честным и достойным мужчиной, таким как Эдвард. При этом она отдавала себе отчет в том, что отчим, если он действительно намерен выгодно выдать ее замуж, скорее всего, подберет ей в мужья кого-либо намного старше, кто мог бы оказаться полезен лично ему.

«А могла бы я выйти замуж только ради того, чтобы спасти маму и Бингем-холл от разорения? – спросила она свое отражение в зеркале тем же вечером, когда Мэри-Энн расчесывала ей волосы перед сном. – Папа всегда говорил мне, что в первую очередь я должна думать о семье, и потому, полагаю, в случае крайней необходимости я бы согласилась на подобный шаг, но только при условии, что маме будет обеспечен надлежащий уход и комфорт».

Поблагодарив Мэри-Энн, она отпустила ее и забралась под одеяло. Погасив керосиновую лампу на прикроватном столике, она уставилась в темноту и задумалась.

«А могу ли я и вправду выйти замуж за нелюбимого и при этом быть счастлива? – спросила она себя. – Быть может, Эдвард сделает мне предложение и вызовется помочь, как только узнает о нашем бедственном положении. Пожалуй, мне остается лишь надеяться на то, что он попросит меня выйти за него замуж до того, как отчим найдет другого претендента на мою руку. Я чувствовала бы себя куда счастливее, если бы знала, что и от меня в этом вопросе хоть что-нибудь да зависит».

С этой успокоительной мыслью Люсия незаметно заснула, все еще пытаясь придумать, как бы заставить Эдварда влюбиться в себя.

День бала приближался, и, несмотря на все попытки Люсии переубедить ее, мать наотрез отказалась покидать свою спальню.

– Тебе станет лучше, если ты покажешься на людях, вот увидишь, – говорила она матери.

– Нет, родная моя. Я чувствую себя слишком слабой для того, чтобы провести на ногах весь вечер в бальной зале. А вот ты непременно поезжай туда с Эдвардом и отчимом. Позаботься о нем и станцуй с ним хотя бы один раз – обещаешь?

– Да, мама, – послушно согласилась Люсия, одновременно испытывая к себе глубочайшее отвращение из-за собственной уступчивости.

Она ничуть не прониклась симпатией к отчиму со дня свадьбы и полагала, что этого не случится никогда.

В назначенный час к ней вошла Мэри-Энн, чтобы одеть ее. Лимонного цвета платье чудесно оттеняло цвет ее лица, отчего глаза ее казались скорее голубыми, а не серыми, какими были от природы. Платье было обильно украшено кружевами кремового цвета, и она решила надеть жемчуга, дабы усилить эффект.

– Вы наденете свои танцевальные туфельки, мисс? – осведомилась Мэри-Энн, открывая створки гардероба.

– Там, у задней стенки, стоят кремовые туфли, которые я уже давно не надевала.

– Они никуда не годятся, мисс. Смотрите, в некоторых местах они протерлись чуть ли не до дыр.

Люсия вздохнула. Она совсем забыла о том, что совершенно износила туфельки в Париже. И вот теперь ей предстояло сделать нелепый выбор – или надеть дырявые туфли, или те, которые решительно не подходили к платью.

– А вы не могли бы немного освежить их? – с надеждой спросила она.

Мэри-Энн окинула обувь внимательным взглядом.