Работа у Маши была, что называется – «Не бей лежачего». Хотя сегодня руки так и чесались. Лежачие – вообще народ вредный и винить их за это никак нельзя, попробуй – полежи-ка хоть недельку! А если месяц? А год? Сам с ума сойдешь, да и окружающих сведешь. Все это Маша – социальный работник – конечно понимала и жалела своих подопечных, но иногда они становились просто не выносимы в своих капризах. Вот и сегодня, притащив два тяжеленных пакета из Пятерочки, где она купила все строго по списку, составленному Ильей Алексеевичем, она, еще не успев отдышаться, узнала, что оказывается в список, по трагической оплошности, не был включен творожок Даниссимо с шоколадной крошкой. А он крайне необходим прямо сейчас, и вообще если бы она так не торопилась и не торопила его, то он бы еще тогда вспомнил, и ей не пришлось бы прямо сейчас скакать обратно в магазин. И разве он просил булочку с корицей? Ведь всем давно известно, что он уже не любит корицу, и с гораздо большим удовольствием отведал бы пирожок с яблоком, но ведь всем насрать на него, и на его и без того скромные запросы…
– И да, кстати – принеси- ка мне судно, дорогуша.
Но, надо признать, что подобные капризули случались не часто, и вообще Алексеевич был славным стариком. Маша ухаживала за ним уже более года, и они подружились. У Лексеича, как его звала Маша, всего-то осталось два друга – она и телевизор. У него была тяжелая форма Паркинсона, и он практически не мог ходить, руки еще слушались, но сильно дрожали и каждое движение давалось ему с трудом. Героических усилий требовалось, чтобы просто донести вилку до рта, не уронив содержимое. В остальном он был здоров и – как говориться, при уме и памяти. Родных у него не осталось, и Маша только догадывалась, как тяжело ему проводить дни в беспомощном одиночестве, как мучительно долго тянется его время.
Маша приходила каждый день, не дольше, чем на часок, за это время она успевала приготовить еду, сходить в магазин и совершить необходимые санитарно-гигиенические мероприятия. Лексеич всячески старался задержать ее подольше, используя незатейливые хитрости и уловки. Сперва – это был пульт от телевизора. Он постоянно куда-то пропадал, и Маша поначалу, подолгу его искала перед уходом, перерывая всю постель. Но потом, когда она пару раз нашла его аккуратно затолканным под матрац, она догадалась и поиски «пропажи» уже не занимали много времени. Тогда стали внезапно повышаться температура и давление, которые после проверки оказывались, что называется – «как у космонавта». А один раз он заказал в магазине пирожных и шампанского, а потом упросил Машу, разделить с ним пиршество, сославшись на свой день рождения, который – как прекрасно помнила Маша – был полгода назад.
Когда у него бывало хорошее настроение, он, пока Маша шуршала по хозяйству, рассказывал многочисленные истории своей жизни, и она каждый раз удивлялась его памяти, сохранившей мельчайшие подробности, несмотря на прошедшие десятки лет. Он помнил и пленных немцев, и послевоенную разруху, и похороны Сталина, на которые он вместе с товарищем специально ездил из Ленинграда, и как их там не пускала милиция на Красную площадь, а они все равно пролезли какими-то закоулками, и как их потом едва не задавили в давке.
– А про Ледовое Побоище ничего не расскажешь? – смеялась Маша с кухни
– А как же! Вот, прям как сейчас помню: стоим это мы, с Шуркой Невским у Вороньего Камня…. – хихикал в ответ Лексеич.
В последнее время – как узнал, что Маша на месяц уезжает в отпуск – Алексеевич пребывал не в духе и то и дело досаждал Маше всяческими придирками. Но сегодня, в последний ее день перед отпуском, демарш с Даниссимо был просто вопиющим, у Маши от обиды и несправедливости даже защипало в носу, не сказав ни слова, она подтолкнула под скандалиста судно и ушла на кухню, дабы не нарушать приватность процесса. При этом незаметно прихватила с собой пульт от телевизора – пусть ка теперь взаправду поищет, старый хрыч! Перед уходом верну.
Сделав свои дела, Алексеевич, видать понял, что перегнул палку, от творожка отказался, а еще через какое -то время даже попросил прощения. Он был прощен, и оставшееся время прошло в обоюдном понимании и согласии, она сказала, что замещать ее на время отпуска будет очень хорошая девочка, и чтобы он ее не обижал, а месяц пролетит – не успеешь оглянуться – и я тут как тут.
– Ладно, не обижу – что я деспот какой. Ты там, там давай отдохни, как следует, сил наберись, они тебе понадобятся, по магазинам – то бегать – хи-хи… Веди себя хорошо, знамя Питера не урони, за буйки не заплывай, со всякой местной шпаной не водись…
– Ой, хорошо Лексеич, высоко – высоко буду знамя держать! А моральный облик – еще выше!
– Вот, и умница. Ракушку мне привези, что ли – тут он отвернулся к стенке и как-то странно хрюкнул. Маша быстро чмокнула его в щеку и убежала.
Месяц пролетел быстро. Для нее – так совсем стремительно.
– Ну как там мой подопечный? – позвонила Маша сменщице.
– Представь – он через неделю после твоего отъезда помер.
– О, Господи!! Как?!!
– Да я прихожу в первый же день, а он – на полу лежит. Зачем – то встал, да и упал, а самому –то не встать, вот и пролежал всю ночь на полу, воспаление и подхватил. А это сама знаешь, для лежачего – приговор. Так за неделю и сгорел.
– Блин, нафига он вообще с кровати-то вставал?
– Да, черт его знает, вроде пульт какой-то искал. Начните писать текст новой главы