На островах

Моонзундцы вступают в бой

Трое суток я не покидал штаба. Вместе со своим заместителем старшим лейтенантом Иваном Дмитриевичем Грядуновым занимался подготовкой боевых групп истребительного отряда, предназначенного для борьбы с диверсантами, шпионами, лазутчиками и профашистскими элементами.

В буржуазной Эстонии существовали две реакционные организации — измайлитов и кайцелитов. С установлением Советской власти они были распущены, но полностью их деятельность не прекратилась. Какая-то часть измайлитов и кайцелитов ушла в подполье. Мы не сомневались, что при удобном случае они поднимут голову и покажут зубы.

Так оно и произошло.

В первый же день войны вечером около столовой был убит молодой командир-моряк, а утром 23 июня в Курессаре появились антисоветские листовки. Они призывали население острова оказывать помощь гитлеровской армии, вступать в так называемые охранные отряды.

Фашистские элементы активно занялись шпионажем и диверсиями. Мы усилили наблюдение за дорогами, населенными пунктами. Несколько террористов было поймано и расстреляно. Тревожные сигналы начали поступать и с материковой части Эстонии. В районах Виртсу и Лихула появились вооруженные банды. Было перехвачено несколько их шифрованных радиограмм. Вероятно, террористы уже вошли в связь с гитлеровцами. Приблизительно через сутки мне позвонили из Таллина и сообщили, что под Пярну противник выбросил десант силою до батальона. Парашютисты, конечно, не замедлят войти в контакт с кайцелитами и измайлитами. В этом мы были уверены.

Истребительному отряду БОБРа, подчиненному непосредственно мне, предстояло выступить по маршруту Куресеаре — Виртсу — Лихула и идти на соединение с другим нашим подразделением, двигающимся со стороны Таллина.

В путь решили тронуться ранним утром. С полуночи зарядил мелкий, надоедливый дождик, свинцовое небо низко нависло над островами. Это нам на руку: больше шансов избежать ударов гитлеровской авиации.

Несмотря на нелетную погоду, я все же распорядился привести в полную боевую готовность пулеметные расчеты. Распрощавшись с Грядуновым, скомандовал:

— По машинам!

Сам сел в старенькую, но еще довольно крепкую легковушку, выехал в голову колонны.

Под дождем добрались до Ориссарской дамбы, по ней перебрались на остров Муху и прибыли в порт Куйвасту. Здесь погрузились на тральщик и переправились в Виртсу. За Виртсу сошли с машин и начали прочесывать прибрежные леса. На некоторых хуторах нашли рации и оружие, причем и то и другое немецкого происхождения. Но банд кайцелитов и измайлитов не обнаружили. Должно быть, их успели предупредить, и они ушли. А возможно опасаясь разгрома, и поблизости где затаились.

Без особых приключений добрались до Лихула. При подходе к какому-то хутору немного задержались. Разведка донесла, что там стоят неизвестно чьи грузовые машины.

Вскоре, однако, выяснилось — на хуторе расположился таллинский истребительный отряд. Командир его сообщил приятную новость: десант гитлеровцев, выброшенный под Пярну, уничтожен стрелковой частью. Наше продвижение в тот район теряло смысл. Я связался с Курессаре, доложил обстановку и попросил указаний. Генерал Елисеев распорядился оставить в районе Пярну группу лейтенанта Б. Егорова, а мне с отрядом вернуться на остров.

К моменту моего возвращения город Курессаре успел заметно изменить свой внешний облик. Он стал как-то суровее. По улицам то и дело проходили воинские колонны, в воздухе непрерывно гудели самолеты, на рейде дымили морские транспорты. Боевые корабли, угрожающе задрав дула орудий, темнели на фоне серо-зеленых вод Рижского залива. По акватории порта в разных направлениях сновали юркие катера, вздымая по носу белоснежные буруны. Неторопливо шли по своим делам неуклюжие буксиры. Далеко на горизонте застыли силуэты эсминцев, а вокруг них залив бороздили быстроходные сторожевики и морские охотники.

Все дышало войной. И дома я застал ее следы. В квартире царил беспорядок. Кругом валялись обрывки бумаг, шпагата, брошенные вещи. Чувствовалось, что сборы были поспешными, и потому многое, что могло пригодиться в дороге и хозяйстве, осталось.

Со спинки дочкиной кровати свисали новенькие чулки. Должно быть, хотела надеть их в дорогу, но в суматохе забыла.

— Уехали! — вслух произнес я и почувствовал себя осиротевшим.

Молча потрогал детские чулочки, хотел было сложить их и отнести в гардероб, но раздумал. Пусть висят. На столе заметил листок бумаги, на нем синие неровные строчки. Записка от жены. Несколько коротких фраз: «Сегодня эвакуируемся. Куда — не знаем. Желаем боевых успехов. Крепко целуем. Ждем известий».

Прошелся по комнатам, постоял в раздумье у окна и поехал к генералу.

По пути встретил неизвестные мне подразделения. Думал — пополнение, но вид у людей был неважный, потрепанный. Из тыла такими не прибывают. Поинтересовался. Оказалось, это с материка откатились отдельные группы, потерявшие связь со своими частями. На расспросы солдаты да и командиры отвечали неохотно, хмурились. Иные неизвестно кого ругали…

Новый командный пункт Елисеева располагался километрах в десяти от Курессаре на заросшей лесом безымянной высотке.

Генерал проводил совещание. На нем присутствовал почти весь руководящий состав БОБРа и 3-й отдельной стрелковой бригады.

Разговор шел острый и касался обороны островов.

На острове Хиума размещалось тогда шесть береговых и две зенитные батареи, два стрелковых батальона 16-й стрелковой дивизии, два инженерно-строительных батальона и подразделения 10-го погранотряда. Общая численность их составляла почти три с половиной тысячи человек. Официально этот район именовался Северным укрепленным сектором. Комендантом его был полковник Александр Сильвестрович Константинов. Главной задачей береговых батарей сектора было прикрытие (совместно с артиллерией, расположенной на Осмуссаре и Ханко) входа в Финский залив.

Основная же масса войск и боевой техники находилась на крупнейшем острове Моонзундского архипелага — Саареме. На нем были главные силы 3-й стрелковой бригады, шесть батарей береговой обороны (180-мм башенная, 180-мм полубашенная, 100-мм и три 130-мм), четыре зенитные батареи, саперная рота, отдельная рота связи, два инженерно-строительных батальона, подразделения 10-го погранотряда. Всего — свыше 10 тысяч человек.

Северо-западный участок острова занимал 46-й стрелковый полк майора А. Марголина. Он держал оборону на Тагаранне и прикрывал входы в бухты Кюдема-Лахт и Тага-Лахт.

Южное побережье защищал 79-й стрелковый полк под командованием майора Ладеева. Его подразделения контролировали участок от Ромассаре до мыса Кюбассар. Километрах в двенадцати юго-восточнее Курессаре позиции занимал противотанковый дивизион.

Свыше полутора тысяч человек насчитывал гарнизон острова Осмуссар.

С востока, со стороны материка, архипелаг прикрывали подразделения, расположенные на острове Муху.

А вся численность находившихся на Моонзундском архипелаге частей и подразделений превышала 15 тысяч человек.

На северо-западе стояла 317-я батарея тяжелых морских орудий.

43-я батарея находилась на полуострове Кюбассар. Ее стотридцатимиллиметровки держали под прицелом северную часть Рижского залива.

Самая мощная, отлично оборудованная 315-я батарея 180-мм башенных орудий капитана А. Стебеля занимала позиции на южной оконечности полуострова Сырве. Она защищала Саарему со стороны Балтийского моря и контролировала Ирбенский пролив.

Отдельный зенитный дивизион БОБРа находился под Тагаранной. Временные батареи и подразделения 39-го артиллерийского полка были приданы стрелковым частям.

В самом Курессаре и его окрестностях разместились служба наблюдения и связи (СНИС), охрана водного района (ОВР), две санитарные роты, авторота, комендантская рота, отдельный инженерный батальон и батальон связи.

Оборонять этими силами огромные островные пространства было, безусловно, тяжело. Противник, сколотив одну-две мощные группы, мог вторгнуться на острова с какого угодно направления, найти или пробить брешь на любом участке.

Обстановка с каждым днем ухудшалась. Гитлеровцы уже подступили к Риге. В Эстонии советские войска начали отходить к Таллину. Как я узнал после войны, немецко-фашистская группа армий «Север» в составе двадцати пехотных, трех моторизованных и трех танковых дивизий рвалась к портам Прибалтики, стремилась как можно быстрее очистить этот район от войск Красной Армии, лишить советский флот оперативного простора. Затем планировался удар на Ленинград.

В этих условиях роль Моонзундских островов, нависавших над левым флангом противника, могла оказаться очень важной. Положение обязывало нас срочно заняться укреплением обороны архипелага, и в первую очередь островов, расположенных ближе всего к материку. При одном взгляде на карту становилось ясным, что именно с побережья Эстонии враг попытается форсировать пролив, высадиться на остров Муху, а с него вторгнуться на Саарему. С этой стороны архипелаг был наиболее беззащитен. Все укрепления, построенные на островах до войны, располагались, как правило, фронтом на запад и юго-запад. Теперь, уже в ходе боевых действий, это упущение надо было срочно исправить. А как?..

Об этом-то и шла речь на совещании у генерала Елисеева.

Обсуждение вопроса протекало довольно бурно. Столкнулось несколько мнений. В конце концов комендант БОБРа согласился с предложением полковника Ключникова, поддержанного большинством. Было решено восточную часть самого крупного острова Саарема немедленно укрепить в инженерном отношении, усилить людьми и полевой артиллерией.

Ответственным за оборону этого района был назначен Ключников. В подчинение ему выделялись два стрелковых батальона, 37-й отдельный инженерный батальон БОБРа, артиллерийский дивизион 39-го артполка и батарея 79-го стрелкового полка, а также временная батарея 100-мм морских орудий.

После совещания командиры и политработники разъехались по частям и объектам. Я с начальником политотдела БОБРа батальонным комиссаром Лаврентием Егоровичем Копновым отправился на Памман. Нужно было проверить, как идут там оборонительные работы, по возможности ускорить их.

На полуостров добрались только ночью. Уже издали услышали звон пил, перестук топоров. Иногда земля содрогалась от взрывов: то саперы инженерно-строительного батальона подрывали камни. Вместе с красноармейцами трудилось местное население.

Здесь создавался новый укрепленный район. Рылись окопы, укрытия, строились блиндажи, дзоты.

Стояли белые ночи, и работа велась круглосуточно.

Мы не спеша обходили фронт работ, беседовали с людьми. Настроение у людей было неважное. Копнов сразу почувствовал это и начал выяснять причину. Саперы сперва мялись, недоговаривали.

— Да что вы, ребята, в жмурки играете? — рассердился Копнов. — Давайте напрямик. Сгнивший зуб выдергивают сразу. Ну кто объяснит толком, что тут у вас стряслось?

В задних рядах возникло движение. Красноармейцы, стоявшие вокруг нас, расступились. Перед нами предстал старшина, уже отслуживший положенный срок, но задержавшийся в армии по случаю войны.

— Напрямик так напрямик, — зло заговорил он. — Мы тут в земле возимся, как детишки в песочке, а где-то бои идут, наши кровью истекают. Нечего нам тут делать! Давайте винтовки и посылайте на передовую. Фронт там, а не здесь.

Саперы одобрительно загудели, раздались возгласы:

— Правильно!

— Та-ак, — Копнов обвел бойцов внимательным взглядом. Он сразу понял, в чем дело. — Драться хотите? А кто сейчас не хочет бить врага? Все желают, но у каждого свое место в строю. Я бы тоже взял винтовку — и на передовую, вместо того чтобы вот тут с вами балачками заниматься. Думаете, у меня сердце — камень? Настроение ваше понимаю, но не одобряю. Сейчас не времена рукопашных схваток. Нынче без отличных инженерных сооружений долго не навоюешь. Ты, старшина, очутившись на передовой, сам же попросишься в прочный блиндаж или в добротный окоп.

— Ну, это как на кого. Я отсиживаться в земле не собираюсь, — не сдавался старшина.

— А если противник заставит? Война — не только атаки, наступательные бои, но и оборона. Об этом не думал? Наступление танков из-за кустика отбивать будешь?

Бойцы засмеялись, кто-то крикнул:

— Он у нас и против танков во весь рост пойдет. Дюже злой.

— И злым нужно быть с умом, — заметил Копнов. — Нам, товарищи бойцы, драться не один день. Людей нужно беречь. Вы своим трудом и делаете это. И пехотинцы и артиллеристы скажут вам только спасибо.

— Это верно, — согласился старшина. — Но душа-то, товарищ комиссар, на фронт рвется. Сердце не на месте. Совестно как-то здесь в тыловой тишине.

— А кто сказал, что здесь будет всегда тихо? Фронт может переброситься и на острова. Ясно?

На некоторое время воцарилось молчание. Потом раздалось сразу несколько голосов.

— Лихо.

— Доходчиво!

— Неужто и сюда заявится немец?

Копнов тоже выдержал паузу. А потом опять заговорил с обычной своей убежденностью:

— Враг, конечно, попытается захватить архипелаг. Вот тогда и навоюетесь вдоволь…

Бойцы молча разошлись по своим работам.

— Заглянем-ка, Петрович, к комбату, — предложил Лаврентий Егорович. — Сдается мне, такое настроение у людей неспроста.

Командир батальона еще не вернулся из отпуска. Его замещал капитан Еремин. Он попытался объяснить медленные темпы работы усталостью личного состава.

— Ну а если откровенно, капитан? — обратился к нему Копнов. — Нет ли иной причины?

Капитан подумал, шумно вздохнул:

— Может, и есть.

— Выкладывай.

— Не моя это работа — землю копать. Я кавалерист, мне конь нужен да клинок. Мое дело — врага рубить, а лопата мне не с руки.

Мы переглянулись. Коли командир рассуждает так, чего же спрашивать с подчиненных?

— Эх, Еремин, Еремин! — покачал головой Копнов. — Неужели тебе, командиру, да еще кадровому, объяснять, где сейчас твое место?

Капитан пытался оправдываться.

— Да я же… Сердцем, душой…

— Слышал, Павловский: у него — сердце, душа! А у других ничего такого не водится? Вот что, — сразу построжал Копнов, — дух из тебя вон, но строительные работы заверши в срок!

— А если тем временем немец Таллин возьмет?

— Таллин не последний город в Советском Союзе. Сдадим его, станем драться на других рубежах. А возможно, и здесь, на этой земле. Так просто, за здорово живешь, архипелаг не отдадим. Продержаться на островах надо как можно дольше. Ясно?

Капитан согласно кивнул головой. Копнов дружески шлепнул его по спине:

— Таким ты мне больше нравишься, Еремин.

— Вы бы к нам почаще заглядывали, товарищ батальонный комиссар, — улыбнулся капитан. — Мы тут на отшибе и всякое, знаете, в голову лезет.

— А ты это «всякое» отгоняй прочь. И хоть бьют нас, крепко бьют, в кровь бьют, тверди: «Врешь, не возьмешь. Все равно победим. Не можем не победить». Наше дело правое, силы у нас есть, а будет еще больше. В это-то ты веришь?

— А как же иначе? — горячо воскликнул капитан.

— Ну и отлично. А теперь бывай. Просьбу твою уважим, станем почаще присылать к вам работников из политотдела…

От Еремина мы опять вернулись в Курессаре. Там в штабе я неожиданно встретил разведчиков Куйста и Фомина. Ребята с понурым видом сидели у дверей кабинета Охтинского. Измазанные, небритые. Фомин поддерживал забинтованную руку. На повязке выступило красное пятно.

Куйст и Фомин были оставлены на материке, первый — в ударной группе лейтенанта Б. Егорова, второй — в сводном морском отряде. Я имел все основания удивляться внезапному их появлению в Курессаре.

— А мы всего минут десять здесь, — ответил Куйст. — Прямо из-под Виртсу. Немцы захватили город.

Слух об этом уже дошел до нас. Но мне хотелось знать подробности.

— С ходу заняли, — сказал Фомин. — Роту прикрытия выбили быстро. Да и что она могла сделать! У немцев большие силы. Танков много. Правда, в самом городе их не было видно. Встретили юго-восточнее Виртсу. Кажись, чешут прямо на Таллин.

— Что стало с отрядом Егорова и моряками?

Разведчики нахмурились.

— Кто их знает, — промолвил Куйст. — Стояли мы в хуторке, все было спокойно, а ночью вдруг ворвались мотоциклисты, потом танки. Такая неразбериха началась!.. Мне удалось добраться до леса. Там переждал до рассвета. Потом стал пробираться к побережью.

— Вот что, — перебил я разведчика, — пойдемте к Охтинскому.

У Алексея Ивановича было полно народу. Что-то обсуждали. Дым от папирос стоял коромыслом.

— А, Павловский!.. Легок на помине, — встретил Охтинский. — Как раз нужен. Что-нибудь новое есть?..

— Есть, Алексей Иванович, — я посторонился, пропуская вперед Куйста и Фомина. — Вот они были под Виртсу.

— Давайте сюда, — пригласил разведчиков военком Дорофеев. — Садитесь и рассказывайте, что там.

— Мало хорошего, — произнес Куйст, присаживаясь рядом с бригадным комиссаром.

Он кратко рассказал о том, что видел под Виртсу.

— Про танки, про танки подробнее, — просил Охтинский. — Сколько их, где, какие?

— Сколько не знаю, — ответил Куйст, — а встретил их на дороге, километрах в тридцати северо-восточнее Виртсу. Там они… Гусеницами беженцев давили. Страшно смотреть было.

Наступило молчание.

— Да-а, — тяжело вздохнул Дорофеев, — вот оно какое лицо фашизма!.. Бомбежки мирных городов… гусеницами танков женщин и детей перемалывают…

Дальше Куйст поведал все по порядку.

…Вначале он шел один. Напрямик через леса и болота, держа путь на Виртсу. Хутора обходил стороной, потому что кое-где уже хозяйничали молодчики из местных профашистов. Под вечер добрался до леска, тянувшегося вдоль дороги, и присел отдохнуть. Здесь повстречал Фомина. Покурили, потолковали и только поднялись на ноги, чтобы продолжать путь вдвоем, как увидели беженцев: женщин, стариков, детей. Впереди — несколько машин с ранеными красноармейцами.

— Как бы они на немцев не напоролись, — заметил Фомин. — Надо предупредить.

— Не к чему, — возразил Куйст, — этих не тронут…

И только разведчики вышли к опушке леска, как вдалеке раздался глухой рокот. Он быстро нарастал. Через несколько минут из-за пригорка, лязгая гусеницами, выскочили танки. Не сбавляя скорости, они мчались на беженцев. Те остановились.

— Нужно увести людей в лес, — крикнул Фомин. — Подавят же их, подавят!

Бойцы бросились к дороге, но опоздали. Головная машина уже настигла задних…

У Куйста сорвался голос.

— Я почему-то думал, что танки свернут, — продолжал он. — Но они врезались в людей, смяли их, потом догнали машины с ранеными и тоже раздавили… Одна женщина совсем обезумела и бежала впереди танка. На руках у нее был ребенок. Танк прибавил ходу. Женщина упала, ребенок отлетел в сторону. Это уже совсем недалеко от нас происходило. Женщина попыталась встать на ноги. Не смогла. Потянулась руками к ребенку, позвала его. Девочка сидела в пыли и плакала. То ли ушиблась, то ли испугалась. И вдруг около нее оказался Фомин. Он метнул в танк гранату, подхватил ребенка и подался в лес. Вслед ему хлестнула пулеметная очередь…

До темноты разведчики прятались в лесу. Девочка плакала, звала мать.

— Может, жива она? — не вытерпел Фомин. — Идем посмотрим.

Куйст согласился. Он не видел, подмял ли под себя танк ту женщину или нет: пулеметная очередь заставила его броситься ничком на землю…

Дорога в призрачно-холодном свете белой ночи выглядела жутко. На обочинах и в кюветах лежали раздавленные танками люди. Разбитые грузовики валялись вверх колесами. Тускло мерцали осколки стекол, выбитых из кабин. Глухо и тревожно гудели вершины редких придорожных сосен.

Тело женщины было буквально вдавлено в землю. Куйста едва не стошнило. Он быстро зашагал прочь.

Нужно было куда-то пристроить ребенка, и разведчики отправились на ближайший хутор. Постучались в дверь. Долго никто не отвечал. Наконец скрипнула половица, раздались легкие шаги. Испуганный женский голос спросил:

— Кто?

— Свои, — по-эстонски ответил Куйст.

Дверь распахнулась. Вместе с хозяйкой на крыльцо вышел и хозяин. Увидев на разведчиках гимнастерки, мужчина нахмурился:

— Уходите.

— Нам ничего от вас не нужно, — заговорил Куйст, — только разрешите девочку оставить. Там, на дороге, немцы танками беженцев подавили и ее мать тоже.

— Врешь ты, — не поверил мужчина.

— Сходите посмотрите.

— Боже! — воскликнула хозяйка. — И детей?

— И дети были.

Женщина выхватила из рук Фомина ребенка и быстро удалилась, сердито бросив мужу:

— Иди принеси им хлеба и сала. Да скажи, где укрыта лодка…

На этом Куйст и закончил свой невеселый рассказ.

Я оставил разведчиков у Охтинского и поспешил к коменданту БОБРа.

Генерал Елисеев разговаривал по телефону с Ключниковым. По обрывкам фраз я догадался, что тот говорит из Куйвасту и докладывает о падении Виртсу.

Почти тут же пришла радиограмма из Рохукюла. Передовые части противника завязали бой с мелкими подразделениями 16-й стрелковой дивизии и начали теснить их к морю.

Командующий встревожился:

— Если противник захватит Рохукюла и Хаапсалу, то мы окажемся начисто отрезанными от материка. Надо немедленно вернуть Виртсу и помочь нашим войскам под Рохукюла и Хаапсалу.

Для захвата Виртсу был создан специальный десантный отряд. В него вошли два стрелковых и один саперный батальон, рота морской пехоты и противотанковая батарея. Перед десантниками поставили задачу: освободить Виртсу, попытаться отыскать группу лейтенанта Егорова и установить контакт с разрозненными мелкими подразделениями 16-й стрелковой дивизии, действовавшими на побережье. Если позволит обстановка, наступать в направлениях на Пярну и Марьяма. Цель этого плана была ограниченной — в какой-то мере дезорганизовать тыл противника и задержать продвижение гитлеровцев на Таллин.

На рассвете 11 июля десантники погрузились в порту Куйвасту на суда. Отряд сопровождали два миноносца.

В легкой предрассветной дымке транспорты отошли от причала и взяли курс на Виртсу. Еще раньше на маленький остров Кессулайд отправились корректировщики 43-й батареи тяжелых морских орудий во главе с Анатолием Петровичем Смирновым. Молодой лейтенант, недавно окончивший училище, установил наблюдательный пост на маяке. Оттуда хорошо просматривалось побережье, занятое противником.

Командир батареи старший лейтенант Василий Георгиевич Букоткин, героический Букоткин, как назвал его впоследствии Ключников, после боя за Виртсу рассказал мне, что он неохотно отпустил Смирнова на Кессулайд и согласился это сделать лишь под нажимом военкома Григория Андреевича Карпенко. Задание было ответственным. Требовалось быстро обнаружить позиции вражеской батареи, которая уже начала обстреливать остров Муху. Букоткин хотел сам отправиться на маленький остров, но Карпенко отговорил.

— Да положись ты на лейтенанта, — настаивал старший политрук. — Парню хочется побывать в деле. Он в лепешку расшибется, а задание выполнит.

За сутки, проведенные на Кессулайде, Смирнов внимательно изучил позиции гитлеровцев и перед самым выходом десанта в море передал необходимые сведения на Кюбассар.

— А батарея, батарея где, лейтенант? — запросил Букоткин.

Указать позиции немецких артиллеристов Смирнов не мог. Он сначала было засек батарею, но через полчаса она открыла огонь с другого места, выпустила с десяток снарядов и надолго умолкла.

Лейтенант расстроился.

— Утром они откроют огонь по нашим судам, вот тогда глядите в оба, — успокоили его корректировщики.

Так оно и произошло. Заметив на подходе к Виртсу советские суда, гитлеровцы открыли по ним артиллерийский огонь. Из-за тумана над морем Смирнову никак не удавалось обнаружить дымки от выстрелов. Лишь когда подул ветерок и серая муть рассеялась, лейтенант засек батарею. Сделав расчет, Смирнов передал данные Букоткину. Наши стотридцатимиллиметровки сразу же подавили вражеские орудия.

Смирнову удалось нащупать и штаб фашистского гарнизона. В стереотрубу он видел, как в результате обстрела рухнуло здание и рядом с ним начался пожар.

— Молодцы батарейцы! — ликовал Смирнов.

Вслед за береговыми орудиями заговорили полевые батареи, расположенные на Муху. Артиллеристы надежно прикрывали десант.

Корабли быстро пересекли пролив, но вплотную подойти к берегу из-за отмелей и подводных камней им не удалось. Десантники высаживались прямо в воду.

Под плотным пулеметным и автоматным огнем небольшой группе удалось выскочить на берег и зацепиться за него в районе рыбачьего пирса. Гитлеровцы пошли в контратаку. На помощь высадившимся подоспели морские охотники Алексея Финочко. Их орудийный и пулеметный огонь заставил фашистов отойти от пирса.

Бой разгорелся и у дамбы. Сбив противника с этой удобной позиции, десантники ворвались в город. Начались уличные схватки. Длились они недолго. Остатки вражеского гарнизона, отбиваясь, отошли в сторону Пярну.

Не встречая серьезного сопротивления, десант продвинулся в глубь побережья больше чем на пятьдесят километров, захватил городок Пярну — Яагупи и там закрепился.

Бой за Виртсу имел для нас большое моральное значение. Защитники Моонзунда на деле убедились, что хвастливых гитлеровских вояк можно бить, и бить успешно. Черт оказался не таким страшным. Успех под Виртсу, пусть не очень значительный, еще больше укрепил боевой дух моонзундцев.