На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности

02. Уэйн

Женщина-полицейский, работающая на месте преступления, входит в свой офис ровно в 09:00. Возможно, я была бы больше рада ее видеть, если бы не ждала с 06:30. Как новому констеблю-стажеру мне посоветовали прийти пораньше, что я с готовностью и сделала. Вот только сегодня нужно сопровождать полицейских, работающих на месте преступления, а они не начинают работу раньше девяти утра. Элементарно.

Один из главных талантов констеблей-стажеров заключается в том, чтобы не падать духом в любой ситуации, поэтому я настроена оптимистично. Кроме того, сегодня мой день рождения, и мне не терпится понаблюдать за работой на месте преступления. Мама собирается устроить в мою честь праздничное чаепитие в 16:00, когда вернусь с работы, чего я очень жду. Прошло шесть недель с окончания Хендона, и я наслаждаюсь каждой минутой работы. Уже десять недель меня ставят в пару к опытным полицейским, вместе с которыми мы пишем отчеты, ищем подозреваемых и ловим магазинных воров. Я учусь пользоваться рацией и знакомлюсь со своим боро. Осталось всего две недели до того, как я перестану ходить за всеми хвостом и буду считаться полноправным полицейским. От одной только мысли об этом я чувствую прилив радостного возбуждения. Реальные выезды по вызовам, реальная работа. Однако у меня уже не будет наставников, которые все мне подсказывают.

Когда женщина-полицейский входит, я вскакиваю и представляюсь. Всегда будь инициативной. Она дружелюбно здоровается со мной, просит называть ее Мишель и спрашивает, долго ли я ждала. Я улыбаюсь и отвечаю, что совсем недолго. Она показывает список мест преступлений, которые нам необходимо посетить, и начинает собирать свой чемодан. Мы быстро выходим во двор и садимся в белый фургон с маленькой эмблемой Службы столичной полиции сбоку. Чувствую, как у меня в животе все бурлит от нетерпения, и улыбаюсь. Скоро. Устроившись на переднем сиденье, я несколько раз проверяю, на правильном ли канале моя рация: ВХ1. Делаю звук громче и слушаю, как переговаривается группа быстрого реагирования. Мне нравится слушать, что происходит, и настраиваться на канал, который раньше был мне недоступен. Я ощущаю прилив гордости, понимая, что теперь стала членом закрытого клуба.

Я провожу пальцем по кнопкам, стараясь запомнить, какие они на ощупь, чтобы потом нажимать не глядя. Кончик моего указательного пальца задерживается на мягкой резиновой тревожной кнопке. Она ярко-оранжевого цвета, и это, несомненно, самая важная кнопка на рации. При ее нажатии сигнал тревоги раздается во всех рациях твоего боро, волны твоей становятся приоритетными, и у тебя появляется десять секунд, чтобы попросить о помощи. Все подскакивают, когда раздается сигнал тревоги. Обычно это означает одно: коллеги в беде и нуждаются в помощи. Если нажать на эту кнопку, все свободные полицейские бросят свой ланч и уже через несколько секунд помчатся на помощь. Ее наличие вселяет уверенность.

Мы выезжаем из двора, и Мишель заводит разговор. На ней обычная одежда, но поверх тонкого джемпера надет жилет с эмблемой Службы столичной полиции. Этот кевларовый предмет одежды выдается всем сотрудникам полиции Лондона. Я чувствую тяжелый запах ванильных духов Мишель и лезу в карман за блеском для губ. Чувствую, как жилет впивается мне в тело, пока Мишель лихо рулит по оживленным лондонским дорогам. До сих пор не могу привыкнуть к этому ощущению. Сегодня жилет сидит особенно плотно, потому что под ним не тонкая хлопковая рубашка, а красная толстовка с капюшоном. Я тоже в обычной одежде, за исключением пояса и жилета. Приятно ходить в джинсах и кроссовках.

Вскоре мы приезжаем на место ограбления и идем искать других полицейских. Это маленькая квартира на первом этаже, главное окно которой не видно с улицы. Кто-то спокойно мог вынести вещи из квартиры через это окно и при этом остаться никем не замеченным. Вероятно, все так и было. Офицеры в униформе указывают нам на места, где можно найти улики: на разбитом окне и различных блестящих поверхностях вполне могли остаться отпечатки пальцев. Мишель объясняет, что именно на таких поверхностях, как правило, их и находят. После этого полицейских вызывают на драку, и они оставляют нас одних. Я с завистью смотрю, как они бегут к автомобилю, и мечтаю тоже почувствовать эту срочность. В них нуждаются.

Однако вскоре я о них забываю, потому что меня завораживает работа Мишель. Наше внимание привлекают крошечные капли крови на разбитом окне – на таком месте преступления лучших улик не найти. Мишель промакивает кровь ватной палочкой, которую затем кладет в герметичный пакет. Она работает быстро и эффективно, воодушевленно описывая каждое свое действие. Проходит совсем немного времени, и мы уже собираемся уезжать. В глубине души я надеюсь, что теперь мы направимся на место какого-нибудь страшного преступления. Идем к машине и так оживленно болтаем, что не замечаем на колесе ярко-желтого зажима. Вот дерьмо. Мы припарковались в неположенном месте. Стоящий вдоль бордюра фургон выглядит жалким: на лобовом стекле красуется уведомление о штрафе. Покрасневшая Мишель объясняет, что забыла прикрепить к окну табличку, свидетельствующую о том, что мы работаем на месте преступления. Она судорожно начинает звонить. Начинается дождь, мы садимся в машину и ждем приезда людей, которые снимут колесный зажим.

Спустя два часа я уже с трудом сдерживаю зевок, слушая историю Мишель о «бойфренде номер три». Еще только половина двенадцатого, но проснулась я сегодня около пяти, и с начала смены прошло уже более четырех часов. Меня охватывает чувство отчаяния, когда я понимаю, что половина смены уже прошла, а я толком не понаблюдала за работой на месте преступления. В попытке развлечься слушаю полицейское радио, периодически вставляя «угу» в монолог Мишель. Прослушивая сообщения о вызовах, на которые не выезжаю, я откидываю голову, закрываю глаза и думаю о вкусном ужине, подарках и теперь уже «жизненно необходимых» напитках, которыми я отпраздную двадцать пять лет на этой планете. Мысль о напитках оживляет меня, и я выпрямляюсь в кресле. Вдруг мое внимание привлекает какое-то движение вдоль улицы.

Это автомобиль. Точнее говоря, это «Джип», и он едет быстро. Прямо в нашу сторону. Он с пронзительным звуком проносится мимо, из-за чего наш фургон сотрясается. За долю секунды я успеваю увидеть на водительском кресле человека с бледным лицом и бритой головой. Шокированная Мишель замолкает, а я оборачиваюсь, пытаясь запомнить номер, но успеваю разглядеть только первую часть.

«Он разобьется, если не будет внимателен», – бормочу я Мишель, вытягивая шею в поисках дорожного знака. Незнание боро имеет множество недостатков. В машине жарко, и я вытираю взмокший лоб. Вдруг в голове раздается голос моего сержанта: «Вы всегда должны знать, где находитесь». Я тут же начинаю злиться на себя, что не обратила внимания на адрес. Наконец вижу на доме табличку с названием улицы: Сейнт-Питерс-Кресент. Поднимаю рацию к губам, чтобы сообщить о быстро едущем автомобиле, но меня опережает срочное сообщение: «Автомобильная авария на Сейнт-Питерс-Кресент. Есть пострадавшие. Требуется помощь полиции».

Срочное сообщение. Мое сердце уходит в пятки. Я смотрю на Мишель, пока произносят название улицы. Это мы. Мы здесь. Прими вызов! Я снова подношу рацию к губам, но голос в моей голове говорит: «Подожди. Ты не знаешь, что нужно делать». Рядом нет опытного офицера, который будет давать советы. Это мое решение, и действовать придется самостоятельно. Я чувствую, что Мишель наблюдает за мной, пока я смотрю в пустоту и жду, когда кто-то другой примет вызов. Однако все были заняты, и рация молчала. А вдруг кто-то сильно пострадал? Эта мысль вытесняет все сомнения из моей головы, и я нажимаю кнопку на боковой стороне рации. Жду звукового сигнала и эхо, которые укажут на то, что меня слышат.

– Эн Ай, это 215 Эн Ай.

– Говорите, 215.

Звук моего высокого и слегка дрожащего голоса в рации смущает меня. Я стараюсь не думать о том, что каждый полицейский в боро и все диспетчеры слышат каждое мое слово.

– Я… эм… Я сейчас на Сейнт-Питерс-Кресент. Могу пойти посмотреть, что произошло.

Я одновременно надеюсь услышать, что мне нельзя отправляться туда одной, и горжусь своей храбростью. Я задерживаю дыхание.

– Сейнт-Питерс-Кресент… Принято. Кто-то еще может оказать помощь 215?

И снова вопрос диспетчера остался без ответа.

– Мне нужно идти, – говорю я Мишель, которая все еще тупо смотрит на меня, и открываю дверь. Свежий апрельский воздух приятно охлаждает мое разгоряченное лицо. Мне ничего не видно с того места, где я стою, но, повернув голову, слышу чей-то крик. И бегу в ту сторону, откуда он раздается. Моему взору открывается место аварии. Оно в двадцати метрах от меня, и я вижу светоотражающие жилеты, разбросанные дорожные конусы и заднюю часть «Джипа». Она висит в воздухе, колеса вращаются. Я ускоряюсь, и крики становятся громче. Кричит мужчина. Он лежит на боку рядом с «Джипом» в окружении дорожных рабочих, сидящих на корточках вокруг него. Он ранен? Он кричит из-за травмы головы? Я подбегаю к месту аварии, и у меня есть всего полсекунды, чтобы понять, что произошло. Вдруг кричать начинают все. На меня. Вероятно, они увидели мой жилет с эмблемой полиции и наручники на поясе.

«Он въехал прямо в яму!»

«Да он просто псих!»

«Хорошо, что он никого не переехал!»

Слова сливаются друг с другом, пока я пытаюсь понять, что делать дальше. Что нужно предпринять в первую очередь? Задние колеса «Джипа» зависли в воздухе, и все еще вращаются. Капот находится в яме, в которую въехал автомобиль. Дверь с водительской стороны открыта, и примерно в метре от нее лежит на земле водитель. Красно-белое ограждение валяется на дороге, несколько шокированных жителей вышли из своих домов. Я предполагаю, что лысый водитель, которого я видела раньше, не справился с управлением и въехал в яму. Обхожу место аварии. На меня смотрят рабочие. На их лицах отражается разочарование.

– Вы этот? – спрашивает рабочий слева, подняв брови.

Ты должна сдержаться. Ты справишься.

– Я полицейский, да, – отвечаю я и киваю в сторону водителя. – Вам нужна скорая помощь?

Теперь говорит другой рабочий. Его шапка съехала набок, и он дышит, как собака.

– Скорая помощь? – хохочет он, словно я рассказала самую смешную шутку на планете. – Послушай, дорогая, тут нужно лишь подкрепление.

– Ты, пакистанский хрен, отпусти меня, – слова вылетают из его рта как яд, на губах пузырится слюна. – Отпустите меня, идиоты.

Я нагибаюсь и внимательно смотрю на него. Он примерно моего возраста. Одет в мешковатую футболку и широкие спортивные штаны. Он запыхался, но все еще очень возбужден. Я снимаю наручники с пояса и знаком даю понять рабочим, чтобы они свели запястья подозреваемого. Те с легкостью это делают, и я с облегчением вздыхаю, когда мне удается застегнуть наручники, ничем не выдав в себе новичка. Теперь работать будет полиция. Вы можете отойти. Парни отпускают подозреваемого и, отряхиваясь, отступают. На месте аварии остались только он и я. Подозреваемый успокоился, и я стою рядом с ним какое-то время, держа его за наручники. Он все еще лежит на боку. Поворачивает голову в мою сторону, и я вижу на его щеке, которая была прижата к асфальту, ссадины.

Только спустя несколько секунд я понимаю, что рабочие не зажимают раны водителя, а удерживают его на месте.

– Могу я встать, мисс? Пожалуйста!

Мне еще только предстояло узнать, что слово «мисс» часто свидетельствует о том, что подозреваемый уже отбывал тюремное заключение. Так заключенные обращаются к надзирательницам. Однако тогда я об этом не знала. Я работала всего три недели.

Он успокоился. Он худой. Почему нет?

– Хорошо.

Я тяну за наручники, и подозреваемый встает. Еще до того, как успевает вытянуться в полный рост, я осознаю свою ошибку. Он хоть и худой, но высокий. Очень высокий. Выше 180 сантиметров. Я не отрываю от него взгляда и наблюдаю, как он выпрямляется и возвышается надо мной. Вот дерьмо.

В моей рации раздается треск, и я слышу, что диспетчер называет мой номер.

– 215 Эн Ай, прием! Вы на месте?

Я отрываю одну руку от наручников, чтобы ответить, и подозреваемый пользуется этой возможностью. Он делает выпад в сторону рабочих, выставив голову вперед. Они отпрыгивают.

– Я доберусь до вас, мать вашу! Не с тем связались, ублюдки!

Я отпускаю рацию и снова хватаюсь за наручники обеими руками. Изо всех сил удерживаю подозреваемого, и, пока он продолжает тянуть, подошвы моих кроссовок скользят по щебню. Рабочие стоят на тротуаре, посреди дороги остались только я и этот парень. Он начинает таскать меня по кругу, в глазах у меня мельтешит, люди слились в одну разноцветную линию.

– Я туда не вернусь! – кричит он, пытаясь вырваться.

Теперь я четко вижу тюремные татуировки на задней стороне его шеи. Пока он извивается, я замечаю следы от инъекций на голых руках. Его голову пересекает большой шрам, похоже, от ножа. Я понимаю, что не заметила этих деталей раньше по своей неопытности. Из его рта вылетает слюна, пока он выкрикивает ругательства в адрес каждого присутствующего. Он тянет во всех направлениях, пытаясь вырваться. Приглушенный звук рации снова доносится до моих ушей: «215, прием!…215, вы слышите?»

Слишком поздно замечаю татуировки на шее и следы от уколов на руках – Этот парень отбывал тюремное заключение. Я недооценила его.

Я не могу добраться до рации. Мои руки вспотели и перестают удерживать наручники. Я скольжу по щебню и жалею, что не надела ботинки. Всеми силами стараюсь его удержать, но он не сдается. Он знает, что ты слабая. Он видит тебя насквозь. Я отбрасываю все сомнения и сосредоточиваюсь на его запястьях в наручниках. Мы продолжаем двигаться по кругу. Из пучка, в который я собрала волосы утром, выбиваются пряди и падают мне на лицо, прилипая ко лбу и закрывая обзор. Я мечтаю отбросить их, но руки заняты.

– Внимание всем постам! Отправляйтесь на Сейнт-Питерс-Кресент, полицейскому срочно требуется помощь.

Я поворачиваю голову влево и вижу, что один из рабочих прижимает к уху телефон. Он не сводит с нас глаз. Слава богу. На этот раз рация не молчит. Я слышу позывные групп быстрого реагирования, которые отвечают по очереди, понимая, что коллега в беде. Теперь я одна из них, и они заботятся обо мне. С облегчением закрываю глаза. Скоро они будут здесь. Но подозреваемый тоже все это слышал. Он перестает тянуть и пытается повернуться ко мне лицом, я резко отступаю назад.

– Я туда не вернусь, – сквозь зубы процеживает он и снова начинает извиваться всем телом, пытаясь вырваться. Хорошо, что я застегнула наручники сзади. Он не может полностью повернуться ко мне, при каждой его попытке меня уводит вбок.

– Если бы ты не была бабой, то уже валялась бы на земле, – кричит он.

У меня стынет кровь. Пожалуйста, не нападай на меня. Вены на его висках выпирают, поскольку под кожей совсем нет жира. Его запястья исцарапаны наручниками и кровоточат. Я слышу звуки сирены вдалеке и впервые за время нашей борьбы чувствую в себе силы. Помощь уже в пути.

– Прекратить сопротивление! – кричу я громко и уверенно.

Звуки сирены становятся все ближе, и он слабеет. К тому моменту как три полицейских автомобиля со скрежетом останавливаются возле нас, он уже тянет вполсилы. Через несколько секунд рядом с нами оказываются двое полицейских-мужчин. Они забирают у меня подозреваемого так же, как взрослые конфискуют у ребенка ножницы. Громко выкрикивают приказы и прижимают его к капоту припаркованного фургона. Я стараюсь не дрожать, когда ко мне приближается сержант. Выпрямляю спину и сгибаю пальцы, в которых неожиданно появляется боль. Пока работает группа быстрого реагирования, я чувствую себя двухлетним ребенком. Ребенком, которого только что спасли большие мальчики.

– Это Эн Ай 84, прием!

– Говорите, 84.

– Я здесь с 215. Она в порядке.

Я не понимаю, почему мне кажется, что он зол: из-за тона его голоса или сильного шотландского акцента.

Я объясняю, что произошло, и меня как новичка учат составлять полицейский отчет. Мне говорят, за что арестовывать подозреваемого. При аресте я произношу предостережение как можно увереннее. У задержанного вдруг разболелась шея, и мы вынуждены отвезти его на прием к врачу, прежде чем отправить в изолятор временного содержания. Я провожу с ним в отделении неотложной помощи более четырех часов, где ему делают рентген, чтобы исключить перелом. Все это время он остается пристегнутым к каталке для перевозки больных. Устав от оскорблений и угроз в мой адрес, он наконец рассказывает, что его зовут Уэйн, что после ножевого ранения у него осталось только одно легкое, что, если бы не это, он бы непременно сбежал. Он признает, что я в неплохой форме для полицейского, и предлагает мне выпить с ним. Я вежливо отказываюсь. Через некоторое время ко мне присоединяется еще один сотрудник полиции, и, когда Уэйна признают здоровым, мы отвозим его в изолятор временного содержания в фургоне с эмблемой Службы столичной полиции.

Я пишу отчет, допрашиваю Уэйна и заполняю все необходимые документы. Пробиваю его по национальной компьютерной базе данных и узнаю, что он один из опаснейших грабителей в боро, известный нападениями на полицейских. Его отпускают под залог, и я провожаю его из камеры в холл. Уходя, он непринужденно машет мне рукой, словно мы с ним старые друзья, которые встретились за чашкой кофе. Я качаю головой, размышляя о кардинальных переменах в поведении Уэйна.

Закончив с бумажной работой, я покидаю участок. На часах 22:30, и у меня еще полно времени до последнего поезда. Сегодня вечер пятницы, и все вагоны метро забиты кутилами. Я им не завидую – мне хочется просто лечь спать. Прижимаюсь головой к вибрирующему стеклу, отделяющему двери от сидений, и закрываю глаза. Шум метро искажается и превращается в приглушенные голоса диспетчеров и ответы полицейских, хотя моя рация уже лежит в шкафчике в полицейском участке. Я мысленно анализирую события дня. Я могла справиться лучше. Интересно, что подумали обо мне полицейские из группы быстрого реагирования? Еще одна бесполезная девчонка в полиции. Я думаю о том, как расскажу обо всем другим стажерам и своему сержанту. А еще я думаю о Уэйне. Как люди примерно одного возраста могут быть настолько разными? Как бы сложилась моя жизнь, если бы я была им, и наоборот?

Я думаю о том, чему он меня научил. Оцени обстановку, прежде чем подходить ближе. Будь особенно предусмотрительной, если ты одна. Если кто-то уже лежит на земле, пусть там и остается. Я иду от метро на железнодорожную станцию, а оттуда – к своему дому, тихо открываю дверь, стараясь не разбудить родителей. Никто не стал меня дожидаться, но мне этого и не хотелось. На столе лежит кучка подарков и записка. Я читаю ее: «Ужин в холодильнике. Отпразднуем твой день рождения завтра? С любовью, мама».