3 февраля мы впервые после многих месяцев увидели солнце. Красное, большое, оно выглянуло из-за горизонта. Мы обрадовались.
Но ещё больше мы обрадовались, когда однажды ночью увидели вдали луч прожектора.
Первым его заметил Кренкель.
Мы уже спали.
Эрнст хотел было нас разбудить, но подумал:
«А вдруг это просто звезда? Ребята меня тогда засмеют».
С Женей Фёдоровым был однажды такой случай.
Мы были ещё на Северном полюсе. В то время совершались перелёты наших советских лётчиков в Америку. Пролетел над нами Чкалов, за ним пролетел Громов. Мы ждали самолёт Леваневского.
Из Москвы нам было передано:
«Следите!»
Мы всё время были в напряжении.
Однажды Женя Фёдоров увидел на горизонте яркий огонь и закричал:
— Товарищи! Леваневский, Леваневский!
Мы выскочили из палатки. А это оказался яркий свет планеты Венера.
Но звезда становилась всё светлей; всё ярче. Теодорыч решил: нет, это не звезда, это прожектор советского корабля. И давай нас будить:
— Товарищи, товарищи, смотрите, что там светится!..
Мы вышли, посмотрели. Ура! Помощь совсем близко — там, за льдами.
Я завёл патефон. Мы слушали любимую песню:
Широка страна моя родная…
А потом к нам прилетел самолёт. Первый самолёт за девять месяцев! Лётчик ловко посадил машину на лёд. Я побежал к нему.
Это был Власов. Мы обнялись, расцеловались. От волнения оба не могли говорить. Только жали друг другу руки и всё обнимались.
Власов привёз нам письма, мандарины, пиво и улетел показывать кораблям дорогу к нашей льдине.
Утром мы в бинокль увидели: далеко за льдами темнеет дымок. Это пароходы. Они разводьями идут к нам. Женя и Пётр Петрович побрились, потом стали пересматривать нарту с тетрадями. Эта нарта нам была дороже жизни. На ней пятьдесят два килограмма исписанной бумаги. В этих тетрадках раскрыты тайны Северного океана и Северного полюса. Это наш подарок науке, нашей Родине.
«Таймыр» и «Мурман» подошли к нашему обломку.
Восемьдесят человек с пароходов бежали к нам с красным знаменем.
Мы вчетвером пошли к ним навстречу.
В море, у берегов безлюдной Гренландии, встретились советские люди. Моряки хотели было броситься к нам, обнять нас…
Но начальник экспедиции Остальцев скомандовал:
— Смирно!
Он подошёл ко мне, вытянулся.
— По заданию правительства корабли «Таймыр» и «Мурман» прибыли в ваше распоряжение! Жду приказаний!
После этого нас стали обнимать, целовать и качать. Каждый старался взять что-нибудь на память.
У меня оторвали кусок куртки.
У Кренкеля — кусок штанов.
Брали на память консервы, шоколад, промёрзшие, твёрдые, как кирпич, книги.
Сами берут и просят:
— Подари чашку!
— Сделай надпись на книжке!
— Подари бульонный кубик!
Я им сказал:
— Берите всё, только научные записи не трогайте.
Тут начались споры: на какой пароход нам пойти. Таймырцы говорят:
— Идите к нам, у нас для вас чистая ванна приготовлена.
А мурманцы нарочно придумывают всякие страшные вещи и пугают нас:
— Не ходите на «Таймыр», там у них клопы.
Куда же пойти? Решили бросить жребий. Написали — записочки, положили в шапку, внимательно следили, чтобы жульничества не было.
Мы с Кренкелем вытянули записки с надписью «Мурман», Ширшов и Женя — «Таймыр».
Весёлый, конечно, пошёл на «Мурман» вместе со мной.
Наконец всё наше имущество перенесли на корабли.
Я подошёл к Кренкелю:
— Теодорыч, передай последнюю радиограмму!
Кренкель передал рапорт о том, что работа станции «Северный полюс» кончается. Вот последние слова рапорта:
«Красный флаг нашей страны продолжает развеваться над ледяными просторами».
— Всё. Можно сниматься.
Кренкель выстукивал:
«Всем, всем, всем… 19 февраля 1938 года, 16 часов. Работу станции „Северный полюс“ кончаю».
Он оборвал провода. Мы пошли к пароходам.
Я вернулся, ещё лучше укрепил флаг, чтоб его не сорвало ветром, и догнал остальных.
Прощай, льдина!