На реке Чусовой

IX

Ранним утром, когда я еще спал, барка отвалила и «побежала» вперед. Сквозь сон до меня доносилась команда Ильи: «нос направо», «поддоржи корму», но я спал, как убитый. Топот бурлацких ног на палубе, шум воды около бортов и бултыханье поносных как-то совсем слились с беспорядочными ночными грезами: то казалось, что барка летит прямо на боец, то слышался отчаянный крик утопающих, то наступала зловещая, мертвая тишина…

На воде, как, вероятно, случалось наблюдать многим, особенно развивается аппетит, а затем одолевает самый крепкий сон. Я продолжал лежать на своей лавочке, закутавшись в плед, когда по дну барки точно что черкнуло. Но это были пустяки: вероятно, барка задела за край подводного камня, а потом опять спокойно поплыла вперед. Я спал, когда сильный толчок заставил меня вскочить. Слышался глухой шорох, точно барка катилась по сухому гороху.

– Ничего, за огрудок немножко задели, – объяснил мой спутник, раскуривая папиросу. – Теперь не опасно… Барка почти совсем выбежала из камней; если попадем куда-нибудь на мель, так это не велика беда. Вот пониже Камасина, там будет работа…

– А что?

– Да пониже Кумыша… Слыхали про боец Молоков?

– Слыхал.

– Ну, там стоит посмотреть.

Когда мы так разговаривали, шорох повторился несколько раз, а затем барка разом врезалась во что-то мягкое и остановилась. Только вода глухо бурлила около бортов, да поносные продолжали напрасно бить направо и налево. Я вышел на палубу. Барка села на мель.

– Дрянь дело, – проговорил Илья, спускаясь со скамейки.

Бурлаки безучастно стояли на палубе и ждали, что скажет сплавщик.

– Что теперь будем делать? – спрашивал я.

– А вот надо, как-никак, с огрудка сыматься.

Очевидно, мы выбежали из гор. Впереди и по бокам расстилалась широкая равнина, где среди леса мелькали правильными квадратами поля, зеленели озими, и где-то далеко-далеко, на крутом берегу, виднелась деревня. По реке медленно плыли почерневшие, рыхлые льдины; на противоположном берегу стояла, покосившись, обмелевшая барка.

– Это откуда лед-то идет? – спрашивал я Илью.

– Да из Койвы, барин, – нехотя отвечал старик, которому было теперь не до меня. – Речка такая есть, Койвой называется, ну, лед из нее и идет… Того гляди, еще барку подрежет.

– Это как?

– А так: начнет льдина за льдиной по барке резать, ну, и прорежут борт… Ах ты, грех какой вышел! Никогда на этом самом месте огрудка не бывало, а тут вдруг огрудок.

– А деревня впереди какая?

– Да это Камасино… Ах ты, грех какой вышел!.. а!..

Деревня Камасино служит резкой гранью для Чусовой: здесь она окончательно выбегает из гор, впереди стелется волнистая равнина, покрытая лесом, пашнями и заливными лугами. Вдали можно было рассмотреть железнодорожный мост, перекинутый через Чусовую на высоких каменных устоях. Здесь Чусовую пересекает недавно построенная Уральская горнозаводская железная дорога. Около Камасина существует целый ряд опасных мелей, потому что река здесь разливается в низких берегах очень широко.

– Ну, братцы, как мы будем сымать барку? – спрашивал Илья, обращаясь к бурлакам.

Бурлаки переминались и ничего не отвечали. Илья нетерпеливо крякнул, бросил на палубу свои кожаные рукавицы и обратился к косным.

– Спущайте неволю… Попробуем сперва неволей сняться, авось и слезем с огрудка.

Неволей называется громадное бревно, затесанное с обеих сторон; оно походит на громадную доску, в несколько вершков толщины. Таких неволь при каждой барке обыкновенно две, и они плывут около бортов, несколько предохраняя борты от ударов о бойцы.

Через пять минут косные были готовы, то есть сняли кафтаны, сапоги и остались в одних рубахах. Один из них, здоровый мужик с русой бородкой, засучил штаны и, держась за борт барки, встал на неволю.

– Ах, студяно, – проговорил он, пробуя голой ногой холодную воду, – жгется вода-то…

– Ну, ну, не разговаривай! – кричал Илья. – Вавило, отвязывай неволю, а ты, Сергей, иди на конец.

Молодой парень в красной рубахе тряхнул волосами, перекрестился и разом перескочил через борт на неволю.

– Приготовь чегень, Прошь!

– Готово, – отозвался мужик, с русой бородкой, меряя дно коротким колом, который называется у бурлаков «чегенем». – Четвертей пять будет, – проговорил он…

– Видно, нечего делать, придется идти в воду, – решил Илья. – Не берет неволя… Ну, кто из молодчиков воды не боится? Ну, ребятки, которые помоложе, раздевайтесь да за работу!

Косные и человек десять молодых бурлаков сняли лапти, зипуны и остались в одних рубахах. Нужно было спускаться в воду под левое плечо, чтобы сдвигать его чегенями. Работа в холодной весенней воде тяжелая и крайне опасная. Бурлаки ее не любят, но приходится лезть в воду, потому что время не ждет. Мимо нас проплыло уже несколько барок. Завидно было смотреть на них, когда своя барка лежит на песке, как черепаха.

– Ну, братцы, чегени левое плечо! – скомандовал Илья, бегая по передней палубе. – А вы, как ударят поносные, – кричал он косным на неволе, – поворачивай неволю… Да разом, братцы! Все разом…

Человек пятнадцать бурлаков выстроились под левым плечом барки и подхватили его своими чегенями.

Некоторым вода доходила по грудь. Лица посинели, у многих стучали зубы от холода. Положение было самое некрасивое… Чего стоило простудиться в этой ледяной воде и потерять не только здоровье, но и жизнь. От таких съемок много бурлаков уходят в могилу или на всю жизнь остаются калеками.

Когда неволя была приготовлена, и бурлаки стояли у поносных, Илья сам затянул «Дубинушку».

Бурлаки подхватили.

– Идет барка! – кричал Илья, меряя воду длинным шестом. – Еще маненечко!.. Нос налево, молодцы!.. – кричал Илья. – Корму поддоржи… корму! корму!

Барка, как черепаха, поворачивала корму, крайне тяжело буравя носом песок, который под левым плечом образовал целую гору.

– Подчегенивай левое плечо!! – кричал Илья. – Молодцы, подчегенивай!.. Ай да молодцы!.. Еще разик!..

– Барка пошла… Барка пошла!! – закричали десятки голосов, и бурлаки с чегенями, как кошки, принялись карабкаться по бортам.

Барка была уже на вольной воде и тихо поплыла кормой вперед, «отурилась», как говорят бурлаки.

– Ну, слава богу, – проговорил Илья, – спасибо, ребятушки!.. По стакану водки на брата!..

После такой ледяной ванны водка была необходимостью, чтобы хоть немножко согреться. У некоторых бурлаков нечем было переменить мокрые рубахи, и они прямо на них надевали свои сермяги.

– У поносного-то согреются поманеньку, – объяснил Илья. – Этакий грех вышел… Поди ты!

– Отчего у вас огня нет на барке, Илья? – говорил я. – Вот бы бурлаки и погрелись…

– Ну, нет, барин, ежели из ледяной воды да к огню, – тут тебе и конец… Уж это мы даже оченно хорошо знаем! Который бурлак, ежели не обтерпится так, да сунется к огню, – сейчас пропал. Верно!.. Это уж завсегда так. У кого руки отнимутся, у кого ноги, а кто и совсем помрет.

– Да это хорошо говорить, когда на тебе все сухое, а каково вон им, которые в мокром стоят на палубе…

– Что же делать, потерпят… Ведь не впервой… Вот у Молокова да у Разбойника все согреются, пот прошибет. Ах, ты, подумаешь, грех какой вышел!.. А?!