Жара резко сменилась противной сырой прохладой. Ясное небо за одну ночь заволокло низкими обложными тучами, и они сочились мелкой моросью, которая напитывала сыростью землю и одежду, стоявших у свежей могилы на маленьком кладбище у церкви на южной окраине Будапешта.
Профессор умолк, завершив читать молитву, и закрыл требник. Потёр внезапно защипавшие глаза. Арьята, не скрываясь, хлюпала носом, вцепившись в сутану Виктора. Байкер обнимал девочку за плечи. Эрик Ди Таэ пронзительно смотрел куда-то в туманную морось, затянувшую воздух сырой мутью. Рука госпожи кардинала покоилась у него на плече. Пшертневская, до того момента молча смотревшая на свежую могилу, повернулась к чародею.
--Как она?
-- Могло быть и хуже... -- вздохнул Эрик, -- энергетический шок хоть и не самое приятное, но и не самое опасное, но...
--Что?
--Есть такие раны, которые даже мне не под силу залечить, -- хмуро закончил он.
Злата молча кивнула.
--Рид знает?
--Нет. Я нигде не могу его найти. Он исчез сразу после того, как ты залечил ему рёбра...
Профессор подошёл к ним. Казалось, что у него на висках добавилось седины, черты лица заострились.
--Идёмте, -- тихо проговорил он.
--Да, -- кивнула Пшертневская.
Серые тучи свинцовым щитом, казалось, нависли ещё ниже, чем были, но всё же так и не решались выплеснуть всю воду, а продолжали скупо сеять противную морось.
В зале церкви на южной окраине Будапешта царил полумрак. Огоньки зажженных свечей чуть трепетали, выхватывая из полумрака высокую худую фигуру в сутане. Пепельные волосы серебрились в лунном свете, льющемся сквозь витраж.
--...Господе Иисусе Христе, сыне Божий, спаси и помилуй их души безвинно загубленные. Даруй на небе то, чего не даровал на земле...
Огоньки свечей затрепыхались нервными отсветами на стенах. Рид обернулся. По залу быстро шла тёмная фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Приблизившись к нему, она порывисто опустилась на колени. Капюшон свалился с головы и по плечам рассыпались бледно-золотистые волосы.
--Простите меня отче, ибо я грешна, -- срывающийся голос разорвал гнетущую тишину.
--Анна?! -- не веря своим глазам, вскрикнул священник.
--Хьюго... -- полустоном-полувсхлипом вырвалось у неё.
Де Крайто попытался протянуть к ней руку. Тело не слушалось. Он чувствовал, что летит в бездну, он видел ужас, плескавшийся в изумрудных глазах Анны Ди Таэ. Он должен был сказать ей, сказать ей... Язык не слушался. Вспомнилась слепая старуха из Братиславы. ...Ты отречёшься от того что твоё, но твоим не станет...
Он должен сказать ей...
--...Отрекаюсь... -- непослушными губами вымолвил он, -- отрекаюсь, -- слово царапало гортань, в груди разрастался пульсирующий комок, и на последнем хрипе, на последнем вздохе, -- отрекаюсь...
Ноги подкосились, и Хьюго стал медленно оседать на пол. Тренькнула и порвалась энергетическая струна, и он полетел в чёрную бездну, сказав не то, что хотел сказать.