На то и волки

Глава семнадцатая Далеко не последняя

Железная дверь была новехонькая, такое впечатление, что установили ее час назад и даже не успели обмыть.

Данил несколько секунд постоял перед ней, настраиваясь. Где-то в подсознании сидело ощущение, что там, за этой дверью, находятся ответы если не на весь ворох вопросов и непоняток, то, по крайней мере, на их часть. И поэтому медлил. П р е д в к у ш а л. Потом шумно выдохнул и наконец коротко позвонил. Никакой реакции. Он посчитал про себя до двадцати и позвонил еще раз, подлиннее. Слышно было, как тихонько распахнулась внутренняя дверь, глазок потемнел — его разглядывали изнутри. Он отступил на шаг и улыбнулся насколько мог обаятельнее.

— Кто?

Голос был тихий, женский и определенно испуганный.

— Бурлаченко Марина Николаевна здесь живет? — светски спросил Данил.

— Что вам нужно?

— Я звонил вам в музей, сказали, вы на больничном… Вам привет передавала Юлия Озеровская, — и добавил чистую правду: — Я два часа назад прилетел, из аэропорта к вам…

Так оно и было. Хоменко вихрем помчал его в древний городок Курчум, лежавший за сто двадцать километров от Байкальска и принадлежавший уже Шантарской области. А оттуда четырежды в день летали в Шантарск самолеты, так что дальше было совсем просто. Он заглянул лишь в контору, выяснил мимоходом, что никаких наездов в его отсутствие не происходило, а Кузьмич пребывает на заседании областной думы, отдал пару бытовых распоряжений и занялся этой самой Бурлаченко, числившейся первой в недлинном списке шантарских связей Юлии…

— Я сейчас позвоню в милицию…

«Интересно», — подумал Данил. И сказал:

— Да зачем же в милицию? Я ж не зверь какой, привет вам передать пришел…

За дверью то ли всхлипнули, то ли засмеялись:

— Опять?

«О-ба! — сказал себе Данил. — Был уже кто-то?!»

Что делать? Показать удостоверение, отнятое у «Логуна»? Не те нынче времена, чтобы обыватели покорно обмирали при виде одной лишь обложки с золотым тиснением, наверняка попросит показать в раскрытом виде, а как покажешь?

— Вас что, обидел кто-то? — спросил он. — Потому и дверь срочно навесили?

— Я сейчас позвоню…

— Позвоните, — сказал Данил. — Это идея. Я вам даже дам телефончик, можете проверить по книге, если есть у вас книга… Там, правда, другой райотдел, не ваш, но все равно милиция, правда? Спросите капитана Мазуркевича, скажете, что с вами хочет поговорить некто Черский, и он вам объяснит, что человек я вполне приличный, не какой-то там сексуальный маньяк Щекотало…

— Какой Черский? Из «Интеркрайта»?

— Ага, — сказал он. — У меня даже документ есть. Хотите посмотреть?

Достал удостоверение, открыл и поднес поближе к глазку. Распахнулась соседняя дверь, выглянула бабенка средних лет со склочной физиономией. Данил без промедления повернулся к ней, оскалился, щелкнул зубами и тихонько рявкнул:

— Гам!!!

Лязгнул замок, железная дверь чуть приоткрылась, удерживаемая цепочкой. Соседка-склочница уже захлопнула свою и сейчас, судя по звукам, запирала на все засовы.

На Данила уставилось из образовавшейся щели невероятно грозное оружие — немецкий красно-зеленый баллончик «Антилог» с перцовым экстрактом. Он, не выдержав, откровенно фыркнул, спрягал удостоверение в нагрудный карман, сказал:

— Только не стреляйте, ладно? Я как раз без бронежилета, надо же…

Но тут же перестал ухмыляться. Молодая женщина, угрожавшая ему баллончиком, была, в общем, симпатичная — светлые пушистые волосы, серые большие глаза. Однако на лице, хоть и искусно подретушированном косметикой, застыла словно бы маска — страх, тоска, боль… Синяк над правой бровью запудрен и замазан, но фиксируется сразу.

— Когда вы видели Юлию? Где?

— Каюсь, — сказал Данил. — Я ее вообще не видел. Я иногда вру, такая работа, уж не посетуйте.

— Наслышана…

— Да? А от кого?

— От всех сразу…

— Может, мы все-таки поговорим? — мягко спросил Данил. — Я вас не собираюсь обижать, честное слово, иначе давно выскочил бы у меня из-за спины какой-нибудь балбес, перекусил бы в два счета вашу цепочку ножницами для металла… Вы — Марина Бурлаченко?

— Я.

— Впустите?

— О чем нам говорить?

— Давайте попробуем, может, и найдем точки соприкосновения. Чего не бывает на свете… А захотите выгнать, выгоняйте, я тут же и пойду себе… Нет, позвоните Мазуркевичу, в самом-то деле?

К его удивлению, Марина сняла цепочку и чуть отступила. Данил прошел в комнату, быстро огляделся. Книг изрядно, телевизор работает («Шарп»? Неплохо для бюджетницы), а в остальном — стандартное обиталище не избалованной деньгами, особенно в последние годы, гуманитарной интеллигентки. Большой коричневый чемодан у стола, крышка закрыта, но замки не защелкнуты. Никаких признаков обитания в квартире мужчины либо детей.

— Уезжаете? — спросил он непринужденно. Увидел пепельницу с кучей окурков и вытащил сигареты, глянул вопросительно.

— Да курите…

Данил щелкнул зажигалкой, глядя на собеседницу поверх пламени. Положительно, красивая баба, особенно в тугих джинсах и синей летней маечке, под которой ничего больше не наблюдается. Левая рука забинтована, бинт охвачен сетчатой повязкой.

— Уезжаете? — повторил он, кивнув на чемодан.

— Только не знаю куда… — Она повертела баллончик, словно удивляясь, как эта штука оказалась у нее в руках, отставила и потянулась к сигаретам. — И выходить страшно…

— Что они от вас хотели?

— А вы?

— Давайте сначала определимся, ладно? — сказал Данил. — Я о вас знаю только, что вы подруга Юлии. И работаете в музее. Все. А вот вы обо мне, как выразились, «наслышаны» — и, что меня определенно радует, слышали не одно плохое, иначе дверь ни за что не открыли бы… Знаете, откуда я?

— Да.

— Ну так вот, у нас случилась чрезвычайно склочная история, как-то незаметно обросшая трупами и загадками прямо-таки в геометрической прогрессии. И обернулось так, что мы, признаться, сторона пассивная, нам эту историю навязали, а потому я обязан из кожи вон вывернуться. И привела дорожка к живущей ныне в Москве Юлии Озеровской, оказавшейся вашей подружкой еще со студенчества… Вот я и пришел. Пугать я вас ничем не собираюсь, а вот помочь, право же, могу, — он говорил как мог мягче и убедительнее, боясь, что она сорвется в истерику. — Поговорим?

— Боже ж мой, во что они меня втравили… — это было произнесено на всхлипе, но видимых слез, к счастью, не последовало.

— Кто? Юлия?

— И она тоже… Слушайте, а вы можете меня куда-нибудь увезти?

— В два счета, — сказал Данил.

— Нет у меня надежды на милицию… Хоть и обещали…

— Да, это ж не Америка с ее программой защиты свидетелей, — сказал Данил. — Вы, значит, меня совершенно не боитесь… Ну просто прекрасно. У меня там машины, а в машинах орлы, так что кончились все ваши неприятности, я вам гарантирую. Вот только, уж простите, вынужден сказать чрезвычайно пошлую фразу, затрепанную дешевыми романами — мне бы в обмен полную откровенность…

— Вы виделись с Юлией?

Данил прикинул и рискнул:

— Нет. Никто с ней не виделся. Исчезла Юлия…

И увидел по ее лицу, что попал в точку, — полная готовность кинуться под его спасительные крыла…

— Давайте с начала, а? — сказал он. — Галопом пробежимся по основным вехам… Или нет, иногда полезно с конца… Значит, к вам кто-то вломился?

— Да.

— Как они выглядели? Сколько их было?

— Четверо. Все в комбинезонах, в черных капюшонах, знаете, как в кино… И у каждого на рукаве ваша эмблема, конь с солнцем, повыше написано по-русски «Интеркрайт», пониже, по-английски «Секьюрити».

— Наша нашивочка, — сказал Данил. — Но только это не мы…

— Я знаю. Сразу догадалась.

— Почему?

Она отошла к столу, выдвинула ящик и подала ему большую черно-белую фотографию. Пикничок, должно быть, — на заднем плане притухший костер, на чем-то белом — бутылки, тарелки, в кадр попало переднее колесо машины, похоже, «Волги». Четверо: она сама, не в пример красивее и веселее, незнакомый мордатый мужик с нагловатой будкой жуира и нахала, обремененного дипломом, с аккуратной бородой под Высоцкого… и Вадька Ивлев — в самом прекрасном расположении духа.

Данил вопросительно поднял брови.

— Они спрашивали, кто это, — Марина указала на Вадима. — Очень добивались. Я сказала, пришлось… Они будто смутились чуточку: такое было впечатление, хоть под капюшонами ничего не поймешь. Но ведь в а ш и его знали бы?

— Непременно, — сказал Данил. — Мои орлы просто обязаны держать в памяти некую пачку фотографий — ну, знаете, мало ли что случится, вдруг увидят на улице, что к нашему хулиганье пристало… Бывали прецеденты.

— Да, Вадим что-то такое говорил… Он о вас очень хорошо отзывался, — Марина попробовала улыбнуться. — С детским восторгом. Вы этакий… теперь я понимаю. Мужик. А Вадик так пацаном и остался… Расписывал, как у вас поставлено дело, и одно я себе уяснила: что у вас есть, как выражаются, стиль. А это были чересчур уж уголовные…

— Это они вас? — Данил кивнул на повязку.

— Как сказать… Сама ошпарилась. Хотела плеснуть одному кофе в физиономию, а он успел ударить по руке, все на меня и вылилось. Вот синяк — да, толкнули, впечаталась в косяк… Да нет, ничего больше они мне не сделали, только платье порвали напрочь, ножами играли…

Данил деликатно помолчал, косясь на экран, — там под тихий звук шла очередная реклама очередного самого честного столичного банка.

— А что они искали? Что требовали? И когда нагрянули, кстати?

— Неделю назад, в субботу. План они требовали…

— План — в смысле «анаша» или в смысле «карта»?

— Какая анаша? Конечно, карту…

«Ага», — подумал Данил, а вслух сказал:

— Так, вот теперь стоп. Рекламная пауза.

Он аккуратно затушил сигарету в пепельнице, достал из кармана черную продолговатую коробочку, напоминающую пульт дистанционного управления для телевизора, и, не спрашивая разрешения у хозяйки, предпринял кратенькое турне по скромному двухкомнатному обиталищу. Хозяйка наблюдала за его действиями настороженно, но без особого испуга, интереса или там протеста. Не до протестов ей было. Данил заглянул в спальню (мимоходом отметив, что в неприбранной постели спал, судя по всему, только один человек), посетил кухню, даже сунулся в совмещенный санузел — для порядка. Но все было чисто: сканер нигде не отметил наличия «жучков» или других радиоэлектронных насекомых, существующих единственно для того, чтобы докладывать посторонним ушам о разговорах в квартире. И на том спасибо. Хотя и странно…

Как ни в чем не бывало, он вернулся в гостиную, сел в кресло и потянул из пачки следующую сигаретку. Спросил, будто беседа и не прерывалась:

— Стало быть, у вас была карта?

— Не было, — Марина нервно сцепила пальцы в замок. — Вообще не было никакого плана, что я им и пыталась сквозь слезы с соплями объяснить… А они не верили, — ее передернуло. — Перевернули всю квартиру, потом стали уже всерьез раздевать, оторвали провод от лампы, чтобы током… Если бы телефон не зазвонил…

— А что такое было связано с телефоном?

— У меня под телефоном лежала бумажка, чтобы позвонила… при необходимости. Они видели. Я и заорала, что звонит этот самый человек, что он должен приехать… Они ушли. Обещали, что придут еще…

— Могут, — сказал Данил задумчиво. — А бумажка-то сохранилась?

— Вот…

Он бегло глянул и присвистнул:

— Ну, я их понимаю…

— Кто это?

— Бортко Кирилл Борисович — милейший человек, — сказал Данил. — Начальник управления по борьбе с организованной преступностью. Честно вам скажу, спасла вас эта бумажка, не стали они испытывать судьбу, действительно — пехота… — Теперь ясно, почему гости нигде не понатыкали «жучков». Хотя, конечно, могли вернуться позже и поставить такие, что даниловский сканер их просто-напросто не засечет… Нет, вряд ли. — Кто вам этот телефончик оставил?

— Лева… — уголки губ поползли вниз. — Мой…

— Друг? — пришел Данил ей на помощь. — Понятно…

Ничего ему не было понятно, но вспыхнула вдруг ослепительная догадка. Бог ты мой, вот так завитушки… Это ж, выходит, Марина и есть?..

— Костерин? — чуть ли не вскрикнул он.

Марина молча кивнула.

Неделю назад, в субботу, соображал он лихорадочно. В то утро неразысканная иномарка писателя Костерина и протаранила. Ах, как изящно все складывается! Нет, судари мои, не зря он пришел сегодня в этот дом. Что-то определенно вытанцовывается. Не подвело Данилу чутье…

Не меньше пяти человек были поставлены на уши и носились по Шантарску, разыскивая любовницу покойного детективщика — а она сидела напротив Данила, малость побитая, крепко изобиженная, но живая. Поистине, дядюшка Случай и тетушка Оказия. И с их помощью клубочек вот-вот размотается до конца…

Она перехватила его взгляд и горько усмехнулась:

— Плакать я не буду, наплакалась, за все вместе…

— Поправляйте меня, если я ошибусь, — сказал Данил решительно. — Вы четверо — вы, Юлия, Вадик, Лева — старая компания, еще с томских студенческих времен, потом жизнь, как водится, разбросала. И опять свела. Юлия — человечек решительный, умеет делать себя… с Вадимом у них что, постель была?

— Эпизодически. Это еще с томских времен. Потом-то она зацепилась за Москву… собственно, у нас с Левой все тоже было еще в Томске, потом, как вы говорите, разбросало-свело… Только так уж, должно быть, сложилось, что я, несмотря на всех его баб, самый лучший кандидат на роль тихой пристани… понимаете?

— Господи, что тут непонятного… Значит…

Данил непроизвольно кашлянул. И после паузы задал вопрос — самый главный, положительный ответ на который очень многое расставит по местам. Но вот если ответ будет отрицательным…

— Значит, клад есть? — тихо спросил он.

— Да, — просто ответила Марина.

«Да, — эхом шелестнуло в голове Черского. — Д а, черт возьми…»

— Вернее, должен быть, — тут же поправилась она. — Юлия, понимаете ли, очень убедительно…

Она смешалась и примолкла.

Молчал и Данил, сосредоточенно пуская дым в потолок и прислушиваясь к себе. Странно, но информация о существовании клада, которую т е п е р ь можно считать доподлинной и сомнению почти не подлежащей, не вызвала в его душе бурю восторга. Наоборот: он ощущал усталость и пустоту, которые наваливаются подчас, если, к примеру, удалось-таки закончить какое-нибудь муторное и не шибко интеллектуальное дело. Ну, клад, ну, понятно, откуда столько жмуров… ну и что, собственно?

— Значит, никакой карты нет, но клад тем не менее есть… — тряхнув головой, нарушил тягостную тишину Данил. — Вот теперь можно и с начала, мы довольно-таки изящно соскользнули от конца к началу… Что нашли, кто нашел?

— Месяц назад Юлия прилетела в Шантарск поработать в музее. Не в первый раз уже. Вас интересует тема ее диссертации?

— А с находкой это связано?

— Нет.

— Тогда пропускаем, — сказал Данил.

— Будда стоял у нас в запаснике. Особого интереса статуэтка не представляла, таких известно множество, в экспозиции не хватало места и для более любопытных экспонатов… сколько я знаю, он туда попал еще до войны, когда закрывали повсюду буддийские дацаны. Что-то уничтожали на месте, что-то попадало в музей. Так и забыли. В любых запасниках масса подобных вещичек, самых разных, учет сплошь и рядом не ведется. Даже в столицах были случаи, еще до нынешнего разгула, когда гораздо более ценные экспонаты преспокойно выносили украдкой, и никто не замечал… Юлия его увидела, когда мы «уплотнялись».

— Это когда у вас оборотистые ребятки арендовали полмузея под мебельный салон?

— Да. Обещали сделать ремонт, у музея же ни копейки… Одним словом, стали уплотняться, из четырех комнат сносили все в одну, там Юлия их… его и увидела. Знаете, в статуэтках Будды частенько делали тайники. Туда клали мощи, священные тексты, всякие предметы, представляющие теперь для науки определенный интерес. Вот она и решила просветить статуэтку рентгеном. Вадим ей где-то устроил. Оказалось, там внутри и в самом деле что-то есть. Вадим с Левой поехали в какую-то мастерскую и спилили основание…

— А мне-то казалось, что такие вещи делают под бдительным оком седенького профессора…

Марина чуть смутилась:

— Конечно, это было против правил, но началась бы волокита, а Будды даже не было в инвентарной описи…

— Вот видите, я сразу угадал, что Юлия — женщина решительная, — сказал Данил. — Ну, понятно, я бы и сам, наверное, так сделал… Дело вполне житейское. Что там было? Если не карта — значит, текст?

— Да, пергамент. На одном из диалектов тайджиутского. Хотя писал, Юлия была уверена, китаец. Тайджиуты — это древний род, впоследствии частично уничтоженный монголами, частично ассимилированный маньчжурами, но уже гораздо позже… Дальнейшие тонкости пропускаем?

— Пропускаем, — кивнул Данил.

— Там было подробное описание места, где зарыт клад. Что за клад, я не знаю. Я специализировалась больше на археологии, а древние языки — сфера как раз Юлии. Но нужно было еще привязать указания к местности, работа предстояла огромная — все названия изменились не единожды, иные реки давно пересохли. Здесь, в Сибири, это отняло бы много времени, и Юлия повезла пергамент в Москву…

— К Елагиным?

— Да. Сергей Ипполитович — один из лучших специалистов…

«Был», — добавил про себя Данил и промолчал. Спросил:

— А Спаровский?

— Бывший Юлин муж? Пожалуй, специалист. Профессор считал, что надежды он подавал огромные. Только потом ушел из института и стал делать хорошие деньги на частном преподавании…

— Значит, вы организовали компанию пайщиков-концессионеров… — сказал Данил. — Неужели рассчитывали украдкой выкопать все и продать?

— Вадим это и предлагал, — с бледной улыбкой сказала Марина. — Только Лева смотрел на вещи гораздо взрослее и реалистичнее… Клад, по Юлиным словам, был богатейший. Даже законные двадцать пять процентов, поделенные на четверых — сумма для меня непредставимая. У Левы были хорошие связи в милиции, собрался организовать все так, чтобы нас не обманули, выплатили… Потом… — она поколебалась, — потом начались ссоры. Вадим настаивал, что клад нужно продать весь, говорил, что кое-чему научился в «Интеркрайте» и знает, как это устроить, хотя бы через вас… Лева предпочитал синицу в руках. Они постоянно ссорились. Юлия звонила очень редко, у нее там все затянулось, а они ссорились, начинали даже ее подозревать.

— И тогда на сцене появилась Ларочка Глаголева? Нет?

— Вадим ей, видимо, проболтался, — кивнула Марина. — Стал пугать Леву, будто отколется и обойдется без него, что сможет с Лариной помощью доискаться сам… Они сцепились прямо здесь у меня, разбили вазу, Лева ему прилично накидал… Ох, знаете ли, картинка была еще та. Оба поддавшие, Лева пугает его милицией, а Вадим кричит, что возьмет в долю кого-то из глаголевского ведомства и всем устроит кузькину мать… Это было дня за три до того, как Вадима…

— Так оно с кладами и бывает, — философски сказал Данил. — В общем-то, как нас учит мировая классика, резаться начинают, стоит только выкопать, но необязательно… Можно и раньше начать, запросто. А потом пошли убийства? Да? Вы обо всех знаете?

— Про Вадима сказал Лева. Тогда-то он и оставил мне телефон, сказал, чтобы я звонила в случае… неожиданностей.

— И звонили?

— После… субботы. Приезжал старший лейтенант, фамилия, кажется, Клепатов…

— Клебанов?

— Да, верно…

— Вы ему рассказали про клад?

— Нет, — решительно мотнула головой Марина. — Все еще не потеряла надежды на Юлию, она-то, я уверена, сможет закончить… При моей-то нищей жизни…

— Да я прекрасно понимаю, — сказал Данил. — Чего там… Клебанов как-то касался клада?

— Нет. Записал все подробно, пообещал, что они примут меры.

«Вообще-то могли и принять, — подумал Данил. — Бортко не впервые через третьи уста предупреждает по-хорошему Беса, когда тот, стервец, заиграется. А налет на эту милую вдовушку (пусть и незаконную вдовушку-то) — дело рук определенно Беса, по грубой работе видно».

— Что, в музее так никто и не заметил? — спросил он с интересом.

— Никто. Там половину вынести можно, откровенно говоря…

— Запомню на будущее, если придется грабить музеи, — сказал Данил. — Вы можете срочно связаться с Юлией?

— Да, у меня есть ее домашний телефон.

— Вы ей звонили, когда… все это началось?

— Да.

— И выложили все открытым текстом?

— Ну, обиняками, конечно… Но она все поняла. Она как раз уезжала куда-то, сказала, позвонит мне сама.

— А вам не приходило в голову, что вы ей больше не нужны? — спросил Данил. — Нет, в самом деле, зачем вы ей теперь? Подругами-то вы с ней были при развитом социализме, а с тех пор много воды утекло…

— А если я ей верю?

— Тогда, конечно… — задумчиво сказал Данил. — Уехать-то куда собирались?

— У меня больничный еще на неделю, думала, к маме в Красноярск…

— Я вам найду место поближе, — сказал Данил. — Тут у нас за городом есть пансионат, все удобства, а главное — охрана не из бабулек с огурцом в кобуре. Вас как, надо уговаривать, или успели сообразить, что по вашу душу может прийти кто-нибудь еще, но гораздо злее?

— Не надо меня уговаривать… — она вздохнула и встала. — Чемодан уже собрала, что ж…

Опять помолчали. Данил тупо смотрел в экран телевизора, где беззвучно начинались очередные новости, и думал о своем.

Мозаика наконец сложилась воедино. Как ни крути, а клад, стало быть, существует. И вот интересно: какие выгоды из этого факта можно извлечь и какие шишки на этом факте можно огрести? Задачка… Ну, по крайней мере, определилась п р и ч и н а всех заморочек последнего времени, уже хорошо, половина головной боли снята…

— Лева уже вел переговоры в УВД насчет клада? — спросил он.

— Ох, не знаю, — сказала Марина и вымученно улыбнулась. — Я ведь, если вы не забыли, была тихая пристань, а не доверенное лицо, если вам такие тонкости что-нибудь говорят…

— Тихо!!!

Данил вскочил. В два прыжка оказался рядом с телевизором и увеличил громкость.

— …некоторые источники связывали Карема Бароева с организованной преступностью, считая его одним из крестных отцов мафии, — в наигранном ужасе пучила глазенки беленькая дикторша с сексапильным вырезом блузочки. — Во всяком случае его убийство, как считают представители правоохранительных органов, несло все черты заказного…

…Карема Бароева, по прозвищу «Интернационал», д е р н у л и из снайперской винтовки. Средь бела дня. Хотя и не на самой оживленной столичной улице.

Выстрела никто не услышал. Карем шел к предупредительно распахнутой дверце черного «Бентли», которую держал один из мальчиков в галстуках и безукоризненных костюмах. Потом словно споткнулся вдруг, стал заваливаться, двое ближайших телохранителей, надрессированные по методике охраны президента США, моментально затолкнули его в машину, и она рванула с места. Те, из второй, уже озирались, держа пушки наготове, но вокруг все было совершенно тихо и благостно, ни малейшего шевеления, а открытых окон вокруг насчитывалось десятка два — и они, прыгнув в «мерс», рванули следом за машиной босса. А в «Бентли» уже не оставалось никаких неясностей, Карем мертво, нелепо переваливался на сиденье черной машины, с отчаянным визгом тормозов срезавшей углы, глядя в никуда открытыми глазами, и на виске у него, буквально под самыми волосами, темными, с первыми серебристыми ниточками седины, чернело аккуратное входное отверстие, совершенно не кровоточившее…

Данил убрал звук и обернулся к Марине.

— Что случилось? — отшатнулась она, увидев его лицо.

— Ничего, показалось, знакомая фамилия… — Данил постарался, чтобы голос его звучал ровно. — Ошибся.

Нет, черт побери, ничего еще не закончено. И головной боли, чуял он, еще прибавится так, что взвоешь. Беседа с Мариной действительно многое расставило по местам, но от этого легче не становилось. Наоборот.

Он понимал: все еще только начинается.