На тротуаре

2

На другой день он не смел поднять глаз. Встал чуть свет и поспешно стал перелистывать свою записную книжку. Его послали в Брезовицу на месяц. Потом откомандируют кого-нибудь другого и таким образом обеспечат врачом этот глухой край.

Еще не рассвело. Он подошел к окну. Не мог забыть вчерашний вечер — историю с вывихнутым плечом. Потом вспомнились слова Магды: «Один… слышишь?.. один ты не можешь. Всегда кто-то должен быть рядом…»

Он обернулся, будто ему говорили это впервые. Магда сказала эти слова давно, но тогда они означали только: «Не люблю тебя». И только сейчас стали приобретать свой истинный смысл. «Я как будто все время должна тебя поддерживать. Стоит мне отвернуться… и ты упадешь… Слышишь?..»

Упадет, как тряпичная кукла. Прошло уже несколько месяцев, как они расстались, и только теперь он задумался над ее словами. Раньше не хотелось их вспоминать. Они означали, что она не хочет больше видеть его, и этого было достаточно. Он думал, нет сильнее боли, чем эта: знать, что она не любит. А сейчас он вдруг представил себе тряпичную куклу. И правда, чтобы она могла стоять, ее надо поддерживать. А отпустишь — тут же упадет.

Евгений снова подошел к окну. В тусклом утреннем свете можно было различить большую поляну. Виднелось десятка два деревянных домиков с островерхими крышами. Вот и все. Другого он и не ждал. Но… стоило взглянуть вверх… трудно даже представить, что где-то на свете есть такие отвесные склоны. Будто кратер вулкана. И на дне кратера — Брезовица, а вверху круг неба, словно синее озеро среди зубчатых скал.

На поляне стали появляться люди. Там и тут вспыхивали огоньки сигарет, слышался кашель. Тогда Евгений отправился разыскивать Маринова. Здешнего завхоза. С ним надо было договориться насчет комнаты и всего остального, потому что начальник шахты инженер Колев, бухгалтер Стайков и председатель профкома уехали в Кырджали.

Он постучал в дверь, которую ему указали. Никто не ответил. Наверно, Маринов куда-то вышел. Постучал еще раз. И уже собрался уходить, когда за дверью послышался кашель.

— Можно войти? — спросил Евгений.

— Входи.

Он увидел большую заржавленную печку, а у окна широкий стол и спину грузного, крупного мужчины.

Мужчина даже не повернул головы. Евгений подождал. Потом кашлянул и сказал:

— Я новый врач…

Маринов продолжал писать. Прошла минута, другая, третья. Евгений не знал, что делать. Переминался с ноги на ногу. Маринов не оборачивался.

Но вот он отложил карандаш и медленно повернул голову. Оказалось, что затылок у этого человека куда выразительнее лица. Наверно, у него было обыкновенное человеческое лицо, но под толстым слоем жира ничего нельзя было различить.

— Я никого не знаю на шахте, — сказал Евгений.

Маринов не шевельнулся.

— Я в первый раз здесь…

Маринов безмолвствовал.

— Я сюда только на месяц, — извиняющимся тоном продолжал Евгений. — Нас на столько посылают. Я и не думал, а мне вдруг сообщают, что я должен ехать в Брезовицу. Пришлось ехать… ничего не попишешь…

Маринов по-прежнему молчал.

— Может, мне зайти попозже, в первый день у меня еще нет никаких дел.

Евгений знает, что надо остановиться, но уже не может. Слова помогают сохранить равновесие. А замолчишь — и сразу упадешь.

— Я пришел попросить вас о комнате… найдите мне, пожалуйста, комнату… я вовсе не претендую на что-то особенное… самую обычную… но рядом с медпунктом, чтобы вечером больных не приходилось гонять взад и вперед… вы понимаете… они придут ко мне на дом, а я отошлю их в медпункт… поэтому прошу… чтобы комната… была рядом.

Евгений говорил и поглядывал на Маринова. Не похоже, чтобы тот в скором времени раскрыл рот.

— Товарищ Маринов… ведь вы дадите мне приличную комнату… должен же я устроиться… положить вещи… приступить к работе…

Маринов встал со стула.

— Хорошо, мальчик, так и быть, не оставлю тебя ночевать на улице.