На войне как на войне

Глава II

От трапа самолета до здания аэровокзала пассажиров обычно везут автобусом. Но старое правило – там, где начинается авиация, кончается порядок – работает безукоризненно, невзирая на времена и нравы, и уж тем более на смену политических ориентаций правителей. Сейчас автобус где-то задержался, и пассажиры столпились вокруг трапа, поеживаясь на прохладном утреннем ветерке. Небо над ними чистое, безоблачное, обещает жаркий день, и в предвестии этого дня мерзнуть не хочется, а большое открытое пространство аэропорта продувается ветром насквозь.

Пассажиры едва слышно переговариваются. Их немного. При нынешних ценах на авиабилеты летают только по необходимости. Кроме того, большинство предпочитает дневные рейсы. Ночной сильно утомляет – подремлешь в кресле два с половиной часа, и потом целый день чувствуешь себя разбитым.

– Где же наш автобус? – спросил кто-то торопящийся. Все всматривались в здание аэровокзала, рядом с которым автобусов стоит несколько.

Откуда-то сбоку выехала белая «Волга» с длинной антенной на крыше. Двое из пассажиров оставили основную группу и направились навстречу машине. Им только что звонили по сотовому телефону. Должно быть, о встрече предупредили. Остальные наблюдали, как они подняли руку, давая понять, что машина должна прийти именно за ними.

– Начальство какое-то, – проворчала полная женщина. – Этим и раньше, и теперь персональный транспорт к трапу. А мы тут…

– Раньше-то так не наглели, – возразил мужчина лет пятидесяти. – Я, помню, когда-то даже с третьим секретарем обкома вместе в самолете летел. Так его машина на выходе ждала. Это нынешним все можно… – В голосе человека – громадное уважение к третьему секретарю. Он и внукам, наверное, рассказывает с дрожью в голосе, как однажды летел одним рейсом с таким вот человеком. При этом будет умалчивать, что секретарь был не партийный, а комсомольский. И тем не менее…

Наконец в сторону самолета двинулся и автобус. Толпа зашевелилась. Стали поднимать с бетонки вещи, хотя видели, что ждать придется еще несколько минут.

…Дорога из аэропорта недолгая и не слишком оживленная. Но когда «Волга» через сорок минут после посадки самолета въехала в город, улицы уже проснулись. Горожане спешили на работу.

– Люблю я утренние часы, товарищ генерал… – сказал более молодой из двух пассажиров, которых машина встретила прямо на летном поле. – Особенно когда всю ночь работал и утром возвращаешься домой. Неторопливо так идешь. И смотришь на прохожих. Люди еще толком не проснулись, но трудиться спешат, а ты оттрудился… Есть в этом что-то…

Генерал, сухощавый, собранный, промолчал. Весь его внешний вид свидетельствовал, что он умеет слушать и все слышит, но говорит только тогда, когда в этом есть необходимость. Когда что-то значимое сказать надо.

– Мы вас на служебной квартире устроим, если не возражаете… Это будет удобнее, чем в гостинице, – сказал человек на переднем сиденье. – Там сразу все и обговорим…

И он красноречиво глянул в сторону водителя, давая понять, что при водителе разговаривать не следует.

Машина выехала на главную улицу и по третьему ряду на большой скорости двинулась к центру – попали в «зеленый коридор». Миновали городскую площадь, где неизменный памятник вождю прошедших лет поднятой рукой указывает в направлении большого гастронома. Свернули направо, через пять минут проехали мост через реку и сразу за цирком, которые во всех городах похожи и определяются сразу, обогнув строительную площадку, свернули к старому и обшарпанному девятиэтажному дому.

– Вот этот подъезд.

Человек с переднего сиденья шустро выскочил первым и распахнул заднюю дверцу, помогая генералу выйти. Было в его движениях что-то суетливое, лакейское. Даже телохранители так не показывают свое тяжеловесное усердие. И генерал недовольно поморщился. Он бы больше уважал этого капитана, если бы тот вообще забыл дверцу распахнуть.

Генералу нет еще пятидесяти, и выглядит он бодро, почти по спортивному, хотя род деятельности, должно быть, и не позволяет поддерживать постоянно спортивную форму – на это всегда трудно выкроить время. Его спутник недавно получил майорскую звездочку, что тоже для тридцатилетнего неплохо. Этот как раз время для спорта, похоже, находит. Он не просто крепок, как «качок», но и гибок, эластичен. Передвигается коварной кошачьей походкой.

Весь багаж прилетевших составляют два «дипломата» и ноутбук в руках у майора. Капитан протянул руку, показывая желание помочь нести компьютер, но майор отрицательно покачал головой.

– Сам справлюсь. Куда нам? – В отличие от генерала майор не хмурится. Он спокойно-добродушен и искусственные начальственные позы в соответствии с возрастом еще не любит. Не успел научиться.

– Третий этаж…

Капитан своим ключом открыл подъездную дверь – нынче стало модно ставить замки на подъездах – и двинулся к лифту.

– Что, пешком не дойдем? – спросил генерал. – Сколько здесь километров от этажа до этажа?

– Можно и пешком… – почему-то смутился капитан и первым, шагая через ступеньку, заспешил вверх. Он почувствовал недовольство московского гостя и не понял его причин. Вроде бы все он делает, как приказано. Встретил. Даже сумел договориться, помахав удостоверением перед службой внутренней охраны аэропорта, чтобы пропустили на летное поле машину, мотивировав необходимость этого тем, что в самолете привезли важные документы. Часто ли так встречают даже генералов? А этот почему-то недоволен. Ну да на всех разве угодишь…

– Здравствуйте…

В квартире их встретила пожилая женщина. Она, видно, собралась уже уходить, потому что стояла в коридоре и ждала, когда дверь откроется.

– Я вас в окно увидела. Проходите. Мешать я вам не буду. Уборку сделала. Завтрак приготовила. На телефонной полочке книжка, там на первой странице мой номер. Если что понадобится, не стесняйтесь, звоните, я с удовольствием помогу. Могу обед приготовить, чтобы всухомятку не питаться.

– Спасибо, Людмила Ивановна… – торопливо поблагодарил ее капитан. Он уже догадался, что генерал и этой ситуацией будет недоволен. Здесь у московского гостя есть полные к тому основания. В самом деле, женщина должна была уйти до их прихода – так положено по инструкции, и так капитан объяснил ей накануне. Квартира конспиративная. И гостей никто видеть не должен. Но что взять с пожилой женщины? Соображает только тогда, когда ей что-то надо.

Дверь за Людмилой Ивановной закрылась.

Генерал посмотрел на капитана долгим взглядом, показывая свое отношение к происшедшему, но опять ничего не сказал и прошел в квартиру первым, аккуратно поставил «дипломат» рядом с креслом и только тогда осмотрелся. Обычная квартира с не слишком старой мебелью и в меру пожелтевшими потолками. Вид из окна на самый обыкновенный плохо благоустроенный двор. Да еще соседство стройки добавляет беспорядок. Похоже, что из-за забора, который возвели строители, многим приходится делать крюк, проходить как раз через их двор. Хоть это хорошо. Меньше местные жители будут обращать внимание на новых жильцов, если придется вдруг здесь задержаться. А время пребывания в городе зависит не от них самих.

Генерал прошел к креслу и сел, зачем-то постучав ладонями по подлокотникам, словно проверяя мебель на прочность, вытянул ноги.

– Докладывайте.

И не предложил капитану даже сесть. Спутник генерала сам выбрал себе место на диване. Этот чувствовал себя при генерале более свободно. Оно и понятно – каждый день общаются и пообтерлись.

– Во время отсутствия основного объекта нами были установлены подслушиваюшие устройства в его квартире. Вынужденно сделали так, чтобы без телефона обошлось. У него аппарат определяет прослушивание. Есть в этом большие неудобства. Неизвестно, что будет говорить звонивший. Но иначе – никак… Объект – человек осторожный и опытный, судя по его послужному списку. Мы и не знали, что у нас в городе живут люди с таким прошлым, пока вы не прислали на него документы. Рисковать мы не стали.

Майор почесал затылок и выдал фразу, которую ни генерал, ни тем более капитан не поняли до конца:

– Если определитель прослушивания реагирует на изменение токовой нагрузки на линии, то его можно обойти. Существуют мини-чипы, которые стабилизируют ток на конечном проводе, точно самоподстраиваясь под момент прерывания. Я такую технику на брюссельской выставке видел…

– У нас, к сожалению, в области Брюсселя нет, – пробурчал капитан слегка недовольно. – Есть только Париж и Варна, Фершампенуаз и Берлин. Населенные пункты так называются. В прошлом веке казаки с войн возвращались и так свои хутора называли. Но техникой такой мы не обладаем даже в этих населенных пунктах. Про областной центр я уже и не говорю…

– Санкцию получали? – продолжая прерванный майором разговор, спросил генерал почти презрительно. Он всегда был плохого мнения о сотрудниках своего ведомства на местах – в провинции, и потому хорошего от них не ждал.

– Зачем же, как было приказано… Все негласно.

– А здесь хоть «прослушки» нет? – спросил генерал, оглядывая комнату.

– Ну что вы, товарищ генерал… Это же служебная квартира. Здесь все стены нашпигованы электроникой. Генератор на генераторе стоит – глушат. Даже при открытом окне с дистанционным лазерным звукоснимателем прослушать невозможно. Окно, кстати, открыть? – спросил он, шагнул в сторону и уже взялся было рукой за шторку.

Капитан сам почувствовал, каким он оказался плохим актером под пристальным начальственным оком – заволновался и предложил открыть окно только для того, чтобы отвлечь внимание от своего лица. Боялся, что выдаст себя неуверенным выражением – в квартире прослушивающая и записывающая аппаратура стоит, и все действия московских гостей должны строго контролироваться и документироваться. Такую установку дали из отдела внутренних расследований головного управления. И предупредили о предельной осторожности. Генерал со спутником не должны ничего знать.

– Не надо, – сказал генерал коротко, но категорично. – Еще не жарко. Продолжайте докладывать.

– Ангелов вернулся…

– Объект!.. – поправка прозвучала резко.

– Объект вернулся только вчера во второй половине дня. Пока отдыхает. Ни в какие контакты не вступал. Никуда не ходил и у себя никого не принимал. Единственно, пытался дозвониться какой-то женщине – одной из многочисленных своих подруг, – но не застал ее дома…

– Они должны были приехать позавчера.

– На сутки задержались в Уфе. В Чечне и уфимцы дислоцируются. И наши везли попутно подарки от башкирского совета ветеранов. Их так попросили. На обратном пути пришлось остановиться, рассказывали, как там парням служится. В Уфе им стол накрыли, так что – не смогли вовремя выехать…

– Понятно. Объект, кстати, не сильно удивился, что его пригласили в Чечню съездить?

– А чему тут удивляться? Он уволен из армии с правом ношения формы. Имеет четыре боевых ордена и кучу медалей. Если уж с ними ветеран Второй мировой ездил – старик за семьдесят, то как же ему отказаться… Нет… Все чисто прошло. Предложили из облвоенкомата, он сразу согласился.

– Понял. Второй объект?

– У второго объекта работает на нас секретарша. Она уже третий год потихоньку «постукивает». С ее помощью был установлен «жучок» в телефонный аппарат Захватова…

– Объекта… – теперь уже более жестко поправил генерал несообразительного офицера.

– Объекта, – торопливо согласился капитан. Очень торопливо. Он умышленно показывал свое трепетное отношение перед сотрудниками центрального аппарата. Пусть считают его таким. Глуповатым, хотя и желающим услужить. А он будет про себя посмеиваться. Очень они сейчас боятся, что кто-то сможет подслушать, кто-то сможет записать их разговор и выяснить предмет интереса москвичей. А капитану дано задание провоцировать приезжих, раскрывать так, чтобы дискеты с записью разговоров могли стать неопровержимым документом. Что он с удовольствием и делает.

– Вот и все… Ждем дальнейших событий. Второй объект обязательно позвонит первому. Насколько я понимаю, вы все для этого сделали? – И наивная улыбочка провинциального клоуна в погонах. Без такой улыбочки никак нельзя…

Капитан может задать такой вопрос – должны понимать приезжие – только от непробудной глупости, природной болтливости и желания угодить. Генерал не нашел нужным ответить, но майор, уже раскрывший на столе свой ноутбук и разматывающий провод, чтобы присоединить модем к телефону, человек добродушный. Он не может сердиться, когда к нему обращаются с открытым сердцем.

– Мы-то все сделали… И никуда они, голубчики, от нас не денутся… Как, товарищ генерал?

Генерал опять промолчал. И даже не обратил внимания на то, что капитану и знать не положено, что и как они делали…

Уже спускаясь по лестнице в стрельбище динамовского тира, я по звуку понял, что там нечто необычное происходит. Стреляли явно не из табельного и тем более не из спортивного оружия.

Директор тира отставной майор внутренней службы Миша Саночкин встретил меня у самой лестницы.

– А, это ты… Ладно, заходи уж, коли пришел.

Я так понял, что он желал посторонних развернуть уставной командой «кругом» и добавить не менее понятную команду «наверх шагом ма-арш». Но у меня с Саночкиным хорошие отношения с детства. Мы в одном дворе выросли, хотя и в другом городе. Случайно здесь встретились. Естественно, друг друга не узнали, только потом разговорились – фамилии и у того, и у другого не слишком часто встречающиеся. И весьма удивились, обнаружив, что когда-то – до тринадцатилетнего возраста – были друзьями. В тринадцать лет я с родителями в другой город переехал. Мы вообще много ездили. Отца часто переводили из одной воинской части в другую.

– Фээсбэшники ствол пробуют… – прокомментировал Миша свое поведение. А взгляд майора показал его отношение к способностям фээсбэшников в стрельбе. – Просили посторонних придержать.

Тир этот работает не только для динамовских спортсменов, ментов и фээсбэшников, но и на коммерческой основе. Те, кто имеет разрешение на оружие, приходят сюда пострелять. Патроны им выдает Саночкин. Естественно, без кассового аппарата. Но поскольку даже налоговая полиция тренируется здесь же, то налоговую инспекцию сюда не пускают и на такие пустяки, как отсутствие фискальных кассовых устройств, внимания старательно не обращают.

Сейчас на огневом рубеже встали трое.

Миша подвел меня, подталкивая в спину рукояткой малокалиберного спортивного пистолета Марголина. Если уж арестовал, то подталкивал бы стволом, а если нет, то и пистолет мог бы в другую руку переложить. В отношении оружия я не люблю неаккуратность.

– Знакомьтесь. Мой друг детства, отставной капитан спецназа ГРУ Ангелов.

– Ангелов? – переспросил один и протянул мне руку. – Где-то я уже слышал эту фамилию… Майор Угрюмов, – представился он.

Протянули руки и остальные.

– Капитан Стрекалов.

– Капитан Югов.

У меня по коже пробежал холодок такой же, какой я ощутил при посещении кабинета Труповоза. Но опасаться нечего. Никто не знал, что я в тир соберусь. Я сам только недавно решил это.

– Попросите спецназовца, он покажет вам класс стрельбы, – сказал Миша. – Нет, серьезно… Он здорово шмаляет. Даже из вашей машинки.

Я уже увидел в руках майора Угрюмова «глок-17». Большая семнадцатизарядная дура с пластмассовым корпусом. Если ладонью не можешь трехлитровую банку с пивом обхватить так же, как обычный человек обхватывает пальцами бутылку, за «глок» лучше не берись – двухрядный магазин делает рукоятку неудобно толстой. У меня пара таких лежит в тайнике. Приобрел по случаю, но пользоваться этой штукой в работе еще не пробовал. Говорят, сейчас это модное оружие, но я за модой не гонюсь. Традиционный «ПМ» я стараюсь вообще в руки не брать. Из него можно только ворон пугать – попасть в цель проблематично. По мне, гораздо удобнее и надежнее старый и проверенный «ТТ», хотя я бы предпочел в любой обстановке пистолет Стечкина – «АПС». У «АПС» тоже обойма широкая, но рукоятка удобно ложится в ладонь. И хотя сам он размерами и «ТТ», и «глок» превосходит, но при стрельбе создает ощущение продолжения твоей руки, даже когда стрелять приходится очередями в автоматическом режиме.

– Доводилось таким оружием пользоваться? – спросил капитан Югов и посмотрел на меня так ехидно, что мне его взгляд просто физически понравиться не мог.

– «Глок», что ли? Нет… Только по литературе знаком. Почитываю спецжурнальчики. Куда без этого с моим военным прошлым…

Я принял из рук майора Угрюмова пистолет. Капитан Стрекалов закончил набивать патронами обойму и протянул мне.

– Большая дура, а легкая, – притворно удивился я, прикидывая в руке вес.

Посмотрел на третьего офицера, не сводившего с меня взгляда с ехидцей. И вспомнил. Как перекадровка в видеомагнитофоне – промелькнули перед глазами картинки. Капитана Югова я видел вчера вечером, когда мы приехали из Чечни. Меня высадили из автобуса, не заезжая во двор. И рядом с моим домом стояла «жучка». Один человек сидел справа от водительского места, второй стоял рядом с открытой дверцей. Увидев меня, тут же сел в машину. Демонстративно отвернулся. Он был, как и сейчас, в цивильной одежде.

В такие совпадения верится с трудом, хотя совпадения в жизни случаются всякие. Уж, казалось бы, на столько лет развело нас с Мишей Саночкиным, а встретились. Но даже самые невозможные совпадения мне не всегда нравятся. Однако это не та ситуация, из-за которой я могу разволноваться, зная, что волноваться мне не следует. Любая реальная опасность вызывает у меня только повышенное хладнокровие. И я лишь усмехнулся. Без волнения.

Миша как раз вернулся, установив три новые мишени. И посматривал на фээсбэшников тоже с легким смешком. Но не в унисон смешку моему. У Миши свои основания. Он принес их отстрелянные поясные листы. Я глянул туда мельком. Паршивенько для двадцатипятиметровой дистанции. Я с такими стрелками на серьезную операцию не пошел бы. У меня солдаты в роте – когда я ротой командовал – стреляли лучше этих фээсбэшных офицеров. Потому что я их лучше учил.

Огневой рубеж в трех шагах. Я эти три шага сделал неторопливо. Пару секунд рассматривал мишени, просчитывая угол для стандартного спецназовского фокуса, который на дураков действует безотказно. После этого повернулся к контрразведчикам.

– Вообще-то «глок» в современной армии считается больше устрашающим оружием, чем боевым. Для долговременного боя он плохо пригоден. Даже рукояткой по голове никого не стукнешь – пластмасса расколется, – сказал, не поворачиваясь к огневому рубежу, отвел за спину руку и выстрелил шесть раз подряд.

Миша прильнул к окуляру смотровой трубы, подкручивая колесико, чтобы перейти с мишени на мишень.

– Пятьдесят шесть очков, – сказал он.

– Пистолет незнакомый. Может быть, плохо пристрелян, – пожаловался я и так же, не поворачиваясь, выдал следующую серию из шести выстрелов.

– Еще пятьдесят пять… – восхищенно констатировал Саночкин. – У тебя одного результат лучше, чем у них троих, вместе взятых.

– Вы стреляете, как профессиональный киллер, – сказал капитан Югов. – Так же, не глядя, Солоник в Москве ментов клал. Только тот еще и на бегу, и под огнем преследователей…

– Я стреляю, как профессиональный спецназовец. Можно было бы и на бегу, и даже сразу из двух пистолетов. Но здесь бежать некуда, – посетовал я, понимая, что Югов дурак. Он сразу себя выдал, желая меня «подколоть». С уличными хулиганчиками можно так разговаривать, а не с профессионалом, прошедшим подготовку у лучших специалистов страны. Еще той страны, когда она была мощной супердержавой.

Югов себя «сдал».

Значит…

Значит, меня «ведут» фээсбэшники!

– Кстати, Солоник стрелял хоть и на бегу, но останавливаясь и оборачиваясь, – добавил я, – из-за дерева. У него не хватало квалификации для слепой стрельбы. Миша, свет! – дал я команду.

Саночкин был готов и дернул ручку рубильника.

В темноте я повернулся и выпустил в мишени оставшиеся пять пуль. После этого директор тира снова включил рубильник и прильнул к окуляру смотровой трубы.

– Сорок семь, – сообщил он.

– А что касается огня преследователей, то, если желаете пострелять в меня – я согласен. Но буду отвечать, естественно, тем же… Думаю, у меня это получится лучше, чем у Солоника. Он тренировался на мишенях и не имел боевой практики. Потому и не хватило хладнокровия. У меня же такая практика есть, и очень богатая… В девяти странах мира, исключая Россию, поскольку тогда, когда воевал я, в нашей родной стране не воевали.

И я посмотрел Югову прямо в глаза. Откровенно, словно на диалог вызывая и едва-едва, с легкой кошачьей нежностью угрожая. Он, кажется, тоже понял. Но не поняли другие. Или они актеры хорошие, или просто не в курсе текущих дел Югова. Скорее всего второе, потому что на актерстве непрофессионалы обычно прокалываются быстро. У меня очень острое ощущение опасности, и я понял бы их не хуже, чем Югова.

– Для стрельбы на бегу нынче погодка не та… Жарковато. Может, лучше пивка попьем… – добродушно засмеявшись, выложил майор Угрюмов качественную замену моему предложению. У него глаза демонстративно открыты излишне широко. Так майор восхищение показывает.

– Я за рулем и потому пью только французский коньяк, – отказался я, показывая, что знаю зарплату офицеров ФСБ. – От него запах не тот, а в жаркую погоду вообще может за туалетную воду «прокатить». У гибэдэдэшников нюх плохой, потому что сами пьют много и что подешевле…

Капитан Стрекалов по-прежнему стоял с растопыренными глазами и открытым ртом. Он не мог отойти после впечатления от стрельбы. Я, честно говоря, тоже рот от удивления раскрыл бы, но давно привык к тому, что стреляю не совсем плохо. Тренироваться приходилось на живых мишенях и в условиях, когда от твоей стрельбы зависела твоя жизнь.

Майор Угрюмов достал из объемной спортивной сумки бутылку пива и протянул Стрекалову. В сумке загремела большая бутылочная батарея. Очевидно, соблюдался привычный ритуал, связанный с посещением тира. Сразу появилось на свет табельное оружие[1]. Досталась пара бутылок и Саночкину, но я попросил его до начала трапезы сменить мишени. Миша вздохнул и пошел выполнять мою просьбу, не выпуская из рук бутылки. По дороге делал длинные глотки. И бутылку оставил на огневом рубеже. Так что вернулся уже с пустыми руками.

Он опять поставил три мишени.

– Сколько тебе патронов? – спросил.

– На три обоймы.

Миша отсчитал двадцать четыре патрона.

– Калибр 5,45, – сказал оказавшийся опять рядом Югов, рассматривая патроны. – «ПСМ»?

– Наградной, – кивнул я и достал из поясной кобуры пистолет.

Югов пристроился рядом и поднял «глок». Я не заметил, когда он успел перезарядить его. Или это уже другой пистолет? Капитан явно целился в бутылку. Это, по его мнению, должно было произвести хоть маленький, но эффект. И, на удивление, не промазал.

– Вот так… – сказал он, уважая себя, и сделал большой глоток из бутылки, которую держал в левой руке, словно точку поставил.

– В стоячую бутылку и заяц попадет, – усмехнулся Саночкин. – А вот ты попробуй в летящую да еще вдогонку… Сможешь вот так?

Он выхватил из руки капитана недопитую бутылку и, коротко посмотрев на меня, проверяя готовность, бросил ее плавно, чтобы поменьше кувыркалась. Потолки в тире высотой никогда не отличаются, и подобная мишень, запущенная почти параллельно полу, долго лететь не может. Я вскинул руку и выстрелил. Бутылка качнулась и упала на пол целая.

– Промазал! – радостно воскликнул Югов.

– Не-а, – не согласился Саночкин. – По касательной задел. Видел, как она качнулась?

– Промазал… – Югов пошел смотреть.

И вернулся с отвисшей челюстью. У бутылки пробито дно. Пуля вошла через горлышко и пробила дно, не разбив саму бутылку.

– Такого не бывает! – сказал Угрюмов. – Сможешь повторить?

– Я сюда пришел не цирк устраивать, а потренироваться, – ответил я. – А вообще вам давно пора бы знать, что такое спецназ ГРУ…

И, повернувшись лицом к огневому рубежу, я поднял пистолет. Конечно, сам я понимал, что произошла случайность. Я даже и не видел это горлышко. Но в летящую таким образом бутылку я попадаю семь раз из десяти. Разбиваю или задеваю по касательной. Во втором случае бутылка остается, как правило, целой, только с небольшой выбоиной сбоку. Иногда я успеваю добить ее второй пулей. На сей раз счастье просто улыбнулось мне, чтобы утереть фээсбэшникам нос. Между нашими ведомствами всегда существовала ревнивая неприязнь, а показать свое превосходство бывает приятно.

Я спокойно, оборачиваясь только за патронами, отстрелял свои три обоймы. Офицеров, наблюдавших за мной, словно и не видел.

– Одна «шестерка», одна «восьмерка», две «девятки», остальные в «яблочко», – сказал Миша, отрываясь от трубы. – Стареешь… Раньше у тебя «шестерок» не было.

– Нормально. Давно не тренировался и много в последние дни пил, – сказал я, перезаряжая обойму уже для себя. Пистолет я обычно держу заряженным. – Спиртное здорово зрение сажает. Хоть и не навсегда, но тоже неприятно.

Говоря честно, это был и для меня весьма хороший показатель, если не считать «шестерку». Но Миша поддержал мой имидж своей оценкой. Я оказался не против. Имидж нужен всем.

– А все-таки, пробитое дно – случайность, – сказал упрямый Угрюмов. Такого, мне кажется, убить легче, чем переубедить. А он, дождавшись, когда я закончу заряжать пистолет, бросил бутылку, даже не спросив моего согласия.

Стрелять я не собирался, но реакция от обиды сработала. Рука поднялась сама. Бутылка осталась не разбитой. Но я-то видел, что попал в нее.

Угрюмов вернулся и показал. Опять дно пробито. Теперь уже, кажется, челюсть готова была отвиснуть у меня. Но я успел придержать ее рукой, почесав, расплатился с Мишей за патроны и пошел к выходу. И опять по коже пробежал неприятный холодок.

Не умею я так стрелять!

Но я так стреляю!

Фээсбэшники провожали меня молча. Их немигающие взгляды я чувствовал спиной, вдруг покрывшейся потом в подвальном холодке тира. Но в этих взглядах страха было больше, чем восхищения. Да мне и самому стало слегка страшно. Хотя я и чувствовал, что стану теперь предметом разговора многих спецов. Иногда это бывает приятно. Мужское тщеславие…

Но часто мешает. Человеку моей профессии…

На улице, открывая свой серебристый «Крайслер», я осмотрелся в поисках красной «жучки», которую видел вчера рядом со своим домом. Багажник машины выглядывал из-за угла здания.

Значит, я не ошибся.

Генерал Легкоступов мог целый час простоять у окна, ни с кем не разговаривая. Просто стоять. Однажды майор Мороз заметил даже, что генерал стоит с закрытыми глазами. Как кот, жмурится на солнце и, похоже, спит стоя, заложив руки за спину.

Конечно, генерал не спал. Так только со стороны казалось. Но эта его привычка подолгу стоять у окна, и участвуя в разговоре, и не участвуя в нем, просто о чем-то думая с закрытыми глазами, – многим казалась странной.

Что касается закрытых глаз, то это майор Мороз понимал хорошо. Привычка офицера-оперативника – смотришь на свет, обязательно нужно жмуриться. Иначе потом, когда повернешься к чему-то или кому-то, находящемуся в менее освещенном месте, ничего не увидишь. И это может в критический момент подвести.

Майор терпеливо ждал, что скажет генерал. Они только что прослушали записи двух телефонных разговоров первого объекта со вторым и запись их разговора в кабинете второго. Все пока шло точно по плану. Если бы кто знал, какого труда стоило Легкоступову, пренебрегая обычными и законными методами своей Конторы, потому что никак не удавалось добиться результата обычным путем, прижать серьезного мафиозного бизнесмена Таманца из большого приволжского города… Прижать так, чтобы тому срочно понадобились крупные наличные деньги и он начал вытрясать их из всех солидных и даже мелких своих должников. И одновременно пришлось придумать легенду, чтобы почти официально не менее серьезно прижать откровенного похоронного бандита, хоть и бывшего подполковника ФСБ, в крупном уральском городе.

– Как ты думаешь, Дмитрий Федорович, почему второй объект не желает просто обратиться к первому и попросить его об услуге? – спросил генерал, не оборачиваясь от окна. – Они же вместе работают, кажется, уже второй год… От второго объекта зависит работа первого. Должны бы и наладиться у них добрые отношения. Что помешало ему? Не доверяет?

– Я думаю, у них отношения чисто партнерские. Не выходящие на дружественный уровень.

– Но в любом случае первому выгодно, чтобы второй нормально работал и давал ему «заказы». Случись что со вторым, первый останется без «заказов».

– Скорее всего первый сумел себя поставить так, что он каждый «заказ» принимает, будто одолжение делает. Мне так показалось по тону разговора. Он себе цену знает и уверен, что без работы не останется. Мы ведь, Геннадий Рудольфович, не в курсе всех его дел. Вполне может быть, что он работает от разных посредников. И сотрудничество со вторым объектом – только незначительный эпизод его биографии.

– Да, это тоже стоит допустить… Но у второго объекта нет другого такого же надежного человека, как первый. И он не сможет найти его достаточно быстро. Вернее, найти бесплатно… Нет, абсолютно точно – что-то между ними не так… Где-то кошка пробежала…

– Но первый, скажу я вам, принаглел… Устраивает свои дела за счет беды другого… Цену заламывает… – Майор даже слегка засмеялся. Он легкий человек по натуре, и даже в серьезном разговоре своей легкости не теряет.

– Ты считаешь, первый понял, что заказчиком является именно второй?

– Я в этом не сомневаюсь. Такие нотки в голосе читаются легко…

Зазвонил телефон.

– Слушаю вас, – не представившись, спокойно сказал майор в трубку. – Да… Да… Объект… Понял. Так… Так… Хорошо… Доложу.

Он положил трубку и вздохнул.

– Судьба, товарищ генерал, я не пойму – за нас или против нас? Но она определенно толкает объект к нам в руки. Звонил капитан Югов. Они с группой офицеров ходили на учебные стрельбы в тир. Там же случайно оказался первый объект. Он знакомый директора тира и часто ходит туда тренироваться. Объект показывал нашим офицерам класс стрельбы вслепую. Потом стрелял из пистолета в брошенную бутылку так, что пуля проходила в горлышко и пробивала дно.

– Что за ерунда… – покривился генерал, наконец-то отвернувшись от окна. – Таких стрелков не бывает…

– Югов тоже, говорит, сначала так думал. Пока своими глазами не увидел. После первого выстрела решили, что это случайность. Но объект повторил. Однако главное не в этом. Главное, что объект сам идет туда, где находится под нашим контролем. Вот я и говорю – судьба… Югова теперь от операции придется отстранить?

Легкоступов думал больше минуты.

– Не надо, – сказал тихо, – пусть лучше попытается наладить с объектом контакт. Если познакомились, пусть постарается стать его близким другом…

Оператору, сидящему в соседнем подъезде на прослушивании, очень хотелось потребовать, чтобы генерал с майором разговаривали громче – раньше он работал оператором на радио и давал такую команду говорившим. Но сейчас в системе, к сожалению, не было микрофона…