На взлет идут штрафные батальоны. Со Второй Мировой – на Первую Галактическую

Глава 1

– Интересно, сколько им от Плутона до нас переть? – Крупенников задумчиво глядел, как его корпус – ну да, теперь уже именно корпус, а не батальон! – спешно грузится в вызванные по экстренной связи многоместные пассажирские гравилеты. Времени на пеший переход в казармы не оставалось – иди, знай, как оно там будет. Впрочем, посадка протекала вполне штатно, без толчеи и бестолковой суетливости. Никто не паниковал и, страшно сказать, даже не задавал ненужных вопросов. Кое-чему добровольцы все же успели научиться. Жаль, немногому…

– Понятия не имею, – Харченко аккуратно притоптал окурок и хлопнул товарища по наплечнику боевого костюма. – Вернемся в расположение, напряжем ученых мужей, у них под это дело мозги получше нашего заточены. А для нас с тобой астронавигация, сам понимаешь, «на два валенка правее во-он той звезды», не более.

– Да уж, – хмыкнул майор. – Слушай, Серег, сам как считаешь, это совпадение, или нас именно вычислили?

– Смешной вопрос, майор, – фыркнул особист. – Тут и ежу понятно, что вычислили. Только, ты кого под «ними» подразумеваешь?

– Да уж, конечно, не ящериц, – усмехнулся в ответ комбат. – Ты, кстати, с пленными закончил?

– Нет еще, Финкельштейн со своими психологическими опытами мне всю малину поломал. Но, думаю, еще денек, и выложат все, что знают, падлы. У них, понимаешь ли, очень уж мощный психоблок в мозгу установлен, как раз на случай попадания в плен и допроса. Спецы говорят, начнем грубо ломать – просто отдадут себе приказ умереть, и амба.

– Умрут?!

– Угу. То ли сердце остановится, то ли с мозгами чего-то там случится. Вот потому мы обоих красавцев сразу же в гипносон и запихнули. И сейчас гипнопсихологи чего-то там с их разумом делают, чтобы этот самый блок обойти и нейтрализовать. А уж там и мы подключимся. Честно тебе скажу, Виталь, руки аж до локтя чешутся с этими субчиками по-нашему поговорить. Как с пленным полицаем или эсэсманом. Расколю в пару часов, гадом буду!

– Будешь, будешь, – рассеянно буркнул Крупенников, провожая взглядом предпоследний транспортник. – Все, пошли и мы грузиться. Меня сейчас, честно говоря, куда больше интересует, сколько у нас времени до прибытия гостей. Успеем подготовиться?

– Постараемся, – пожал плечами Харченко. – А вот насчет расстановки приоритетов? Категорически с тобой не согласен, майор, прямо-таки категорически! Главное сейчас как раз понять, что за дружба такая трогательная между нашими «языками» и крокодилами, пусть даже последние и искусственно ими же и выведены. И что за цель у них, кроме как «собачек» своих человечиной накормить. Поймем – значит, разберемся, где у них самое уязвимое место. И куда нам со всей пролетарской ответственностью и прочей славянской дурью ударить. Так вломить, чтобы уж раз и навсегда!..

– Думаешь?

– Уверен. Ладно, пошли, вон Лаптев уже всю шею стер, головой ворочая да нас высматривая…

Военный городок, в который как-то постепенно и незаметно превратилась за последние месяцы огромная территория Института хронологии МАН, напоминал разворошенный муравейник. По территории, почти исключительно бегом, перемещались офицеры штурмбата и бывшие добровольцы, ныне автоматически и досрочно получившие статус полноправных бойцов. Оружейники зашивались, принимая выданное накануне «испытания ящером» огнестрельное оружие и выдавая взамен штатное плазменное или электромагнитное.

Штаб тоже стоял на ушах, требуя у Автарка срочно перебросить в расположение корпуса тяжелую технику со стратегических складов, с которой, увы, они так и не успели познакомиться в реале, – те самые оснащенные гравитаторами танки, многоствольные системы залпового огня и тактические ракетные установки. Офицеры батальона теоретически овладели этой техникой еще во время гипнообучения, но так и не видели ее, кроме как на голофото или видеороликах, оставшихся еще с давних времен. Маурья обещал сделать все возможное, задействовав любые доступные ему ресурсы, однако сам, похоже, пребывал в некой прострации от всего случившегося, весьма вяло реагируя даже на рычание Крупенникова и мат особиста.

Ученые из отдела астронавтики и контроля за космическим пространством ничем порадовать офицеров не смогли. При условии наличия на борту нейтрализаторов инерции и достаточно мощных гравикомпенсаторов, способных погасить чудовищное ускорение, современные гравитационные двигатели вполне могли доставить вражеские корабли к Земле за каких-то несколько дней. Максимальным названным сроком была неделя-полторы, и то, надо признать, с натяжкой.

Защититься же, войди агрессоры в околоземное пространство, было практически нечем. Построенные еще в XXII веке орбитальные системы обороны демонтировали практически сразу после Объединения, когда выяснилось, что воевать человечество больше ни с кем не планирует, а их эффективность в качестве противоастероидного щита крайне невысока. Мобильные пространственные комплексы, способные обнаруживать и расстреливать опасные метеориты или астероиды задолго до того, как они войдут в карантинную зону планеты, оказались куда более эффективными и надежными. И вот тут Крупенникова с Харченко ждал сюрприз. Да такой, что поначалу оба в буквальном смысле уронили челюсти ниже пояса, а затем разразились отборным матом, какого уже не одно столетие не слышала благословенная Эйкумена…

Выяснилось, что одним из штатных средств ПМА – противометеоритной и астероидной защиты – правда, давно уже не использующимся из-за невысокой эффективности и дороговизны, являются ракеты, несущие на борту ни много ни мало ядерный заряд номинальной мощностью от пяти до десяти килотонн в стандартном эквиваленте! Потомки просто не могли себе представить, что ракету с ядерной боеголовкой можно использовать в качестве оружия, хотя ее конструкция, даже без каких-либо изменений, вполне позволила бы нанести удар, как по космическому объекту, так и по поверхности планеты. Или использовать саму боеголовку в качестве импровизированной мины, установив встроенный таймер на нужное время. На складах, ныне относящихся к ведомству пространственной защиты Эйкумены, хранился довольно впечатляющий запас боеголовок, порядка полутора тысяч.

Наматерившись всласть, майоры поглядели друг на друга и вдруг поняли, что совершенно нежданно получили в руки какой-никакой козырь. Правда, мощность зарядов отнюдь не предполагала тотальных орбитальных бомбардировок (да и с чего их проводить, ведь ни стратосферных, ни, тем паче, орбитальных бомбардировщиков не сохранилось), но и заполучить в пользование средство для нанесения супостату эдакого увесистого тумака, буде он появится в пределах досягаемости ПМА-ракет, представлялось отнюдь не лишним. Тем более, хранились боеголовки (из соображений экологической безопасности, разумеется) на орбитальных станциях, и установить их на носители не казалось особенно сложным делом. Со специалистами, способными в ближайшие сутки снарядить хотя бы десяток-другой ракет, конечно, ощущался определенный напряг, но и не решаемой проблема не выглядела. Было бы желание, как говорится. Ну и распоряжение Автарка, разумеется, куда ж без это го-то?

С последним определились в первую очередь, застращав и без того перепуганного Маурью подробностями грядущего катаклизма и выбив из него не только требуемое разрешение, но и право до ликвидации опасности принимать аналогичные решения самостоятельно, без его непосредственного участия. Посетовав на «веками возрождаемую экологию человеческой прародины», «таким трудом очищенное от мусора Ранней Космической Эры околоземное пространство» и «попрание основополагающих демократических институтов», он тем не менее безропотно согласился на все условия Штаба обороны, по сути, временно передав ему всю власть в Солнечной системе. В ответ он получил не то дружеский совет, не то настоятельную рекомендацию как можно скорее убыть в правительственное укрытие, расположенное где-то в Альпах. Офицеры вздохнули куда как спокойней. Нет, грех сказать, Автарк им особенно не мешал, но и ощущать затылком чье бы то ни было испуганное дыхание надоело. Да и на убеждение Клауса в необходимости тех или иных радикальных мер тратилось время, пусть небольшое, но тратилось…

Первым, что сделал Штаб, избавившись от контроля Эйкуменского правителя (не полностью, разумеется, смешно даже предполагать, что он не будет знать обо всем происходящем!), это отдал распоряжение немедленно начать эвакуацию людей из всех мегаполисов и более-менее крупных городов Земли и Марса. Эвакуировать многочисленный персонал венерианских орбитальных заводов, научных и космографических станций было просто некуда.

Под эвакуацией подразумевалось вовсе не какое-то срежиссированное до секунды действо по организованному вывозу гражданских – угу, можно подумать, имелись другие! – из потенциально опасных районов, а рекомендация немедленно покинуть населенные пункты, имея при себе недельный запас провизии, и расположиться как можно дальше от них. Особенно указывалось на необходимость не разбивать больших палаточных городков или массовых стоянок, которые могли бы стать целями для атак противника. Конечно, и Лаптев, и Крупенников с особистом прекрасно понимали, что все их воззвания – не более чем самоуспокоение, привыкшие к размеренной и сытой жизни эйкуменцы просто не переступят через себя и в основной массе останутся в городах несмотря на угрожающую перспективу. Инерция сознания и взлелеянный столетиями сытой жизни врожденный, уже почти что генетический, пофигизм не позволят. Но… наверное, это было нужно прежде всего им самим. Они попытались, и никто не посмеет их упрекнуть. Сил и средств на эвакуацию людей у них просто нет. Да и времени тоже. Возможно, удастся защитить Землю, отбросить ящеров, найти новые ниточки к их хозяевам-создателям. Но спасти население Марса и Венеры? Вряд ли…

Меж тем начало прибывать оружие, как со складов стратегического резерва, так и из многочисленных мастерских, еще совсем недавно занимающихся ремонтом атмосферных летательных аппаратов, ныне же перепрофилированных дальновидным Крупенниковым на модернизацию гражданских флаеров и гравилетов – установку на них модулей огневой поддержки. Именно так, «огневой поддержки», поскольку воздушных баталий не предвиделось. Нет, офицеры штурмбата со всей ответственностью отнеслись к сообщениям разведчиков о наличии у врага атмосферных истребителей, явно пилотируемых людьми (именно тогда, еще не зная о предстоящем вторжении, комбат и отдал подтвержденный Автарком приказ начать в ускоренном темпе снаряжать гражданские флаеры оружейными модулями), но времени на расконсервацию аналогичных летательных аппаратов и, главное, обучение пилотов уже не оставалось. Да и никакое гипнообучение не поможет за считаные дни подготовить классного боевого пилота-перехватчика. А терять необученных пилотов, делая из них отличные мишени для вражеских асов? Как уже было на той войне? Нет уж, увольте.

Приходилось надеяться, что исход вторжения решится на поверхности планеты, а не в воздухе, где у врага оказалось бы явное преимущество. В какой-то момент все это здорово напомнило Виталию лето сорок первого, однако он немедленно отогнал явно упаднические мысли, даже не поделившись по своему обыкновению с Харченко, с которым не на шутку сдружился за последнее время.

А потом настал день высадки.

Как водится, неожиданно.

Почти так же неожиданно, как некогда настало в прошлом раннее утро двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года…

Наблюдатели сообщили, что вражеский транспортник, не обращая особого внимания на робкие попытки противодействия наспех переделанных в патрульные «корветы» бывших спасателей, вышел на геопереходную орбиту планеты, собираясь в самом скором времени перейти на низкую опорную и начать высадку.

Получив данные, Виталий лишь выматерился, бросившись было в коридор, но на полпути вспомнил, что все остальные офицеры Штаба получили сведения одновременно с ним. Подтверждая это, в отъехавшую в сторону дверь заглянул Харченко:

– Уже слышал?

– Угу.

– А трассовку предполагаемой высадки смотрел?

– Чего?! – подобного термина Крупенников не помнил. Впрочем, гипновнушение – такая штука, иногда вроде ровным счетом ничего и не помнишь, а чуть напряжешь память – и…

– Не мучайся, – криво ухмыльнулся Сергей. – Трассовка – это жаргон наших будугцан, означает рассчитанный компьютером курс посадочного средства при заходе…

– Да ладно, Серег, понял, – отмахнулся тот. – Ты ж не о том хотел сказать?

– Ага, не о том. Они не на нас идут, а вот сюда, – особист раскрыл индпланшет, показав пальцем на предполагаемый район высадки.

– Вятка?! – ахнул комбат, сверившись с выводимыми на экран данными. – А там-то им что нужно?!

– Если б мне знать, – мрачно пожал плечами Сергей. – Не знаю. Нестратегическое направление, ага. Судя по всему, они не собираются захватывать Нодессу, как, собственно, и ни один из других мегаполисов. Вот такие дела, комбат…

– Но… зачем?!

– Не знаю. Хоть и подозреваю, что от того, поймем ли мы ход их крокодильих мыслей, многое зависит… А возможно, что и всё…

– Ладно, давай пока наши стратегические измышления отложим. Что предполагаешь делать?

– Да что делать? Нужно срочно перебрасывать войска, вот что. Личный состав можем хоть прямо сейчас отправить, а вот техника… С техникой сложнее, только ведь разгрузились, сам понимаешь. Думаю, с день прокантуемся, как минимум. Так что, Виталь, даешь добро?

– На что? – не понял в первый миг Крупенников.

– На боевую тревогу и прочую транспортную вакханалию?

– Даю, – поразмыслив пару секунд, кивнул комбат. – Лаптев в курсе?

– Еще нет, но это второй вопрос. Разберусь. Сейчас главное сработать на опережение. Не успеем, конечно, но тем не менее. Глядишь, плюс-минус, и выйдет чего путного…

– Тогда давай, – Виталий легонько сжал предплечье верного товарища. – Командуй, если нужно, то и от моего имени.

– Даю, – серьезно ответил особист, кивая. – Погнали, стало быть…

«И было утро.

И стало утро ночью.

Черный дым покрыл мир. Огонь тек по улицам.

Старинные дома и храмы оплавлялись, словно свечи.

Наследники древних империй кричали, срывая с себя пылающие одежды.

Утренние звезды падали с неба и рассыпались на десятки смертоносных игл. И эти иглы втыкались в плоть земли. И выходила из этих игл Смерть. Равнодушная и жестокая. Безнадежная и последняя.

И шли они, подымаясь на холмы и спускаясь с них. Доспехи их были черными, а мечи поражали издалека.

И плакали люди. Слезы их были жгучи. Молитвы – истовы.

И услышал их Господь. И сказал им: «День Суда пришел, ибо долго терпел я! Зло вы творили, и зло вернулось к вам! Не Я Судия, а вы себе! Но милостив Я и долготерпелив!»

И пришли архангелы.

Доспехи их были сияющи.

И мечи их были пламенны.

И вошли они в Последний Храм. И на лицах их была печаль и скорбь, скорбь и гнев. И преклонили они колени перед людьми.

Шел день седьмой. И люди вышли к Небу.

И увидели люди тела чудовищ. И увидели тела архангелов.

И сказали людям архангелы:

– Все, способные держать оружие…

И сопротивились мы извращенному против воли Его естеству своему, и взяли мечи ангельские в руки свои.

Шел день седьмой…»

Город горел.

Горел асфальт, горел бетон, горело стекло. Горели тела ящеров. Казалось, даже сам воздух горел. Казалось, жар чувствуется даже через бронескафандры с их встроенными системами терморегуляции.

К Крупенникову подбежал ординарец с неизменной фамилией Иванов:

– Товарищ майор! Там это, люди там! Живые!

– Где? – резко развернулся к ординарцу комбат.

– Да тут метров триста всего. Вот там, – Иванов махнул рукой в защитной перчатке в сторону церкви, обугленные стены которой держались, казалось, только чудом.

Командный пункт майор развернул на одном из высоких холмов бывшей Старой Вятки. Этот город в отличие от многих других действительно стоял на семи холмах. Изрядно помотавшийся перед тем по различным стратегическим складам начштаба Лаптев так и резюмировал, когда они прибыли на место:

– Я такое только в Сан-Франциско видел. Конечно, это не горы, но говорят, что именно тут самое большое количество лестниц.

– Что, и в Лхасе не так круто? Ты ж вроде там китайские стратегические запасы инспектировал?

– Восемнадцать километров, товарищ майор…

– Чё? – не понял Харченко.

– Восемнадцать километров лестниц, – пояснил начштаба.

– Надо же! – удивился Крупенников. – А сразу и не скажешь. Городишко как городишко, с виду ничего особенного!

– Между прочим, ящеры отлично бегают. Быстро, причем. Но – по ровной поверхности. Лапы у них не заточены под ступени, следовательно… – Лаптев машинально почесал шлем лазерным карандашом и, устыдившись своего жеста, смущенно закрепил его на планшете.

– Следовательно, это надо использовать, – рубанул Виталий.

– Хм… – встрял Харченко. – Иными словами, штаб у ящеров – никакой. Или?

Комбат повернулся к особисту:

– Договаривай.

Харченко переключился с многоканальной связи на закрытую двустороннюю:

– Виталь, я подумаю, а?

Крупенников, замерев на секунду, согласно кивнул. Как-то в их четверке сложилось… Впрочем, почему, собственно, «как-то»? Вполне себе в соответствии с должностными обязанностями. Комбат в основном занимался непосредственными проблемами батальона и приданного им Добровольческого Корпуса. Начштаба, как и положено, разрабатывал оперативные и тактические схемы. Яша Финкельштейн, взяв в помощники отца Евгения, регулировал морально-психологическую атмосферу.

Поначалу Крупенников едва сдерживал улыбку, наблюдая за этой парочкой. Сибирский еврей, здоровяк и мастер спорта по боксу – и православный священник, невысокий, толстенький, коренастый. Общей у них была разве что природная кучерявость. И оба с утра до ночи не отходили от добровольцев ни на шаг. Один рассказывал об Отчизне и коммунистической идее, второй – о жертвенности и воздаянии.

По вечерам из их комнаты доносились крики, оры и споры. Переубедить никого никому не удавалось. Впрочем, это было и не важно. Главное, что они работали. И в умах добровольцев, будто патроны в обойму, постепенно укладывалась главная мысль-.

– Это твоя Родина. Здесь твои предки, здесь твои дети. Защитить их – твоя судьба. И мертвых, и живых, и еще не родившихся, – проповедовал отец Евгений.

– Хочешь быть мясом для ящеров? Будь! Сдавай оружие! Лично прослежу, чтобы тебя на транспорт посадили и отправили к ним на планету. К ящерам, в смысле. Ну? Желающие? – запальчиво кричал Финкельштейн.

– Ибо нет выше участи, чем погибнуть за други своя, – крестился священник.

– Как сказал товарищ Сталин, наше дело правое. Наше! А не чье-нибудь! – бросал фуражку на землю замполит.

Иногда Крупенникову казалось, что эту парочку слушаются больше, чем его самого. Харченко же, как ни странно, совершенно не противился религиозной агитации.

– Лишь бы по ночам троцкизмом не баловались! – как-то пошутил он. И продолжил заниматься своим делом. Стратегическим. Особист. Что с него еще взять? Они, особисты, обучены думать на три шага вперед.

Именно Харченко и удивился первым: почему, мол, ящеры атаковали Старую Вятку? Никакой моральной или материальной ценности она не представляла. Подумаешь, полугородишко с тремя миллионами пенсионеров. Могли бы высадиться в Австралии. Мало того, климат способствует, так ведь и вся бывшая Большая Пустыня превращена в огромный энергетический комбинат на солнечных батареях. Половина Земли в энергетическом коллапсе оказалась бы, если б ящеры просто шарахнули с орбиты. Или атаковали тот же Большой Нью-Йорк. Или столицу Эйкумены – Иль-де-Франс. Старую Вятку-то зачем?

– Это все равно, как если б фюрер объявил своей целью захват деревни Малые Бздюли, что в Мухосранской области, – мрачно поделился своими мыслями Сергей, когда они сели в штабной гравилет, защищенный от обнаружения и атаки атмосферниками противника всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Он был прав – что-то не стыковалось. Совсем не стыковалось. Но это пусть пока особист думает. А Крупенникову надо было сообразить, как выбить ящеров из этой самой Старой Вятки. Или из того, что от нее осталось.

Начало было нормальным. Добровольцы высадились в Котельническом, Слободском, Чепецком, Куменском и Орловском микрорайонах, чуть позже выгрузили технику и боеприпасы. Их задача была проста – постепенно отжать ящеров к реке Вятке. Отжать не спеша, излишне не геройствуя и не нарываясь. Сам же офицерский батальон высадился в самом сердце бойни, в центре города. Тем самым отряды ящеров рассекались на две части. Восточная их группировка замыкалась в тугой излучине реки, между Слободским и Кировым, центральным микрорайоном Старой Вятки. Западная – постепенно отжималась и рассеивалась в густых хвойных лесах, где методично избивалась с воздуха, спасибо прозорливому комбату, вовремя подсуетившемуся относительно переделки флаеров и гравилетов в боевые машины. Командовал воздушной поддержкой комэск младший лейтенант Артемов, под руководством которого находилось полторы сотни добровольцев из числа пилотов орбитальных челноков и Космоспаса. Согласно разработанному штабом плану, авиагруппировка проводила массированную штурмовку лесов всем, способным хоть как-то гореть и взрываться, благо подобного смертоубийственного добра на складах обнаружилось премного, от доброго старого напалма до ракет и ОДАБ. В качестве козыря Крупенников держал в рукаве несколько спешно спущенных с орбиты накануне вторжения ПМА-ракет, однако надеялся, что до этого все ж не дойдет. Нет, об экологии благословенной Эйкумены сейчас никто не думал, разве что укрывшийся в бункере Автарк, – не до запретов, война, знаете ли! – но и превращать несколько тысяч квадратных километров леса в выжженную радиоактивным огнем пустошь не хотелось.

Впрочем, после обычных бомбардировок он тоже вряд ли сохранит первозданный вид…

Медленно, не спеша ящеров выдавливали из захваченных ими зданий и подвалов. Лапы те поднимать и не думали, отбивались, что было сил, но офицеры и добровольцы потерь практически не несли. Согласно приказу штаба обороны, сначала опорные пункты ящеров долбили тяжелым оружием, в два-три залпа установок РСЗО ровняя старинные здания с уровнем асфальта, затем, пока не развеивались густые дымно-пыльные облака, передавали под контроль воздушного прикрытия, благо их сканерам и системам наведения импровизированная дымовая завеса не мешала. На любое шевеление в развалинах «авиаторы» реагировали жестко и быстро, перемалывая ракетами все, что еще могло считаться укрытием.

И только потом шла пехота. Сначала офицеры штурмбата, затем добровольцы. На их долю, как водится, доставалась самая грязная работа – растаскивать остатки рептильих трупов, зачищать ненайденные ракетами укрытия, инспектировать воняющие сгоревшей взрывчаткой руины на предмет наличия-отсутствия живых…

А как же люди? Люди, которые жили до этого в старых, забытых Автарком кварталах? А людей не было. Вообще. Были трупы. Сгоревшие, разорванные, обглоданные. Живых не было. Тяжкий смрад висел над бывшим городом, смрад крови и горелой плоти. Человеческой плоти. И не только человеческой…

– Товарищ майор! – отвлек Крупенникова от созерцания в бинокль разрушаемого города капитан Лаптев.

– Что?

– Гора эта смешно называется…

– Какая гора, капитан? – не понял комбат.

– Да на которой стоим тут! Кикиморская гора она называется. Кикиморы тут жили, что ли? Смешно!

– Смешно, да. Очень. Самое время похихикать. Как там боевые группы? Какие сведения?

– Все идет по плану, товарищ майор, – успокоил командира начальник штаба. – Потерь практически нет, так – легкораненые, да и то, среди добровольцев. Наши все целы.

– Не нравится мне все это, – вздохнул Крупенников. – Слишком просто.

Он снова поднял к глазам бинокль, сменил настройки. Хорошая штука, блин! В сорок первый бы такой! Приближение до пяти километров, ночной режим, возможность авторегулировки, выделение разноцветными марками своих и чужих, на ближних расстояниях – возможно переключение на тепловизор. Рентген, а не бинокль!

Ладно, что там у нас? «А у нас» только что обрушилось под ударом нескольких двухсоттридцатимиллиметровых ракет очередное здание, вздымая клубы каменной пыли и дыма. Спустя пару минут в медленно расползающемся и оседающем на замусоренный обломками асфальт близлежащих улиц облаке замелькали фигуры офицеров батальона, прочесывающих развалины метр за метром.

Вот зашевелился очередной оглушенный взрывом ящер, без труда раскидывая привалившие его бетонные обломки. Подбежавший боец, не останавливаясь, вскинул винтовку, выпалив «от бедра» из подствольника. Короткая, серией по три, очередь раскидала останки разумного – разумного ли? – ящера в радиусе пяти метров. Неподалеку приостановился на миг еще один боец в запорошенном кирпичной пылью безликом бронекомбинезоне, вскинул к плечу штурм-винтовку, одиночным выстрелом успокоив еще одного, на сей раз заваленного по самую уродливую башку ящера. Бегущий следом десантник хлопнул товарища по наплечнику, указав направление движения, и, вытащив из разгрузки гранату, бросил цилиндрик ШОДа в примеченную щель между изломанными плитами обрушившихся перекрытий, где теоретически еще мог уцелеть кто-то из противников. Миг – и неподъемные с виду плиты дрогнули, приподнявшись, исторгли наружу клубы сизой пыли и каменного крошева и сложились, намертво запечатывая лаз. Молодцы, бойцы!

– Это какая рота там действует? – не оборачиваясь, бросил Крупенников.

– 3-я, товарищ майор, – без запинки ответил Лаптев, продолжая помечать на электронном планшете продвижение штурмовых групп.

– Надо бы отметить вечером их. Хорошо работают.

– А у нас все хорошо работают, комбат, – ответил подошедший Харченко.

– Всех и отметим, – пробормотал Виталий, продолжая наблюдать за боем.

– Виталь! Ну, ты чисто Наполеон! – хихикнул особист, неожиданно запев себе под нос: – Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве! Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне – не остаться в этой траве. Пожелай мне удачи!

– Товарищ майор, что вы за хрень поете? – индифферентно поинтересовался начштаба, так и не оторвавшись от своих карт.

– Тебе не понять, мышь бумажная, – довольным голосом фыркнул особист. И продолжил уже другой песней, но, похоже, того же самого автора: – И две тысячи лет война, война без особых причин. Война дело молодых. Лекарство против морщин…

– Мля, Харченко! Не каркай, твою мать! – рявкнул Крупенников.

– Ну и ладно… – хитро глянув в спину комбата, пожал тот плечами. Но не удержался и добавил более тихим голосом: – Между землей и небом – война…

Крупенников, было, обернулся, но его прервал связист:

– Товарищ командир, Тюльпан-раз на связь вышел! Говорит, людей обнаружили! Живых!

– А ну-ка, дай связь на меня! – встрепенулся тот, разом позабыв про особиста-меломана.

В наушниках шлема едва слышно щелкнуло:

– Слушаю, Тюльпан-раз! Садовник на связи!

– Садовник, тут гражданские. Много.

– Откуда? Сканер ничего не показывает. Тюльпан-раз проясните ситуацию.

– Сам понять не могу! Тут толпа ящеров во дворе, а за ними люди!

– Сколько? Видишь их?

– Никак нет, не вижу. Слышу?

– Тюльпан-раз! Повтори, не понял!

– Поют они чего-то. Разобрать не могу чего. Откуда – сам не понимаю.

– Где находишься?

– Вошли в монастырь, Садовник. На карте – А-7. Тут открытая площадь, несколько зданий рухнуло, завалы. В завалах крокодилы, ведут огонь. И песни поют!

– Крокодилы песни поют? Не понял!

– Люди поют, Садовник, люди! Лариса, Юра, Дмитрий, Алексей!

– Откуда люди, Тюльпан? Ничего не понимаю!

– Да не знаю я, товарищ майор!

– «Воздушку» надо?

– На Харьков, Ульяну, Йошкар-Олу «воздушку», не надо! Людей положим! Гражданских! Сами попытаемся справиться, товарищ майор!

– Давай, родной, давай, справляйся! И без дураков там! Отбой, – связь отключилась, и Крупенников зло повернулся к Лаптеву: – Какие люди? Откуда? Почему биосканеры ничего не показывают?

– Не могу знать, товарищ майор, – спокойно ответил Лаптев, продолжая водить светодиодным карандашом по монитору штабного планшет-компа. – Монастырь, говорите? Так, может быть, стены не дают просканировать. Вот помню, мы на Северо-Западном, под Холмом, в сорок втором тоже по церкви долбали – не то что «сорокапятки», даже семь-шесть и те пробить не могли. На совесть строили предки, не то что мы, криворукие.

– Харченко?

– Ну и?

– Бери своих ребят, сгоняем до этого монастыря, посмотрим, что к чему. Лаптев, оптимальный маршрут!

Начальник штаба удивленно приподнял голову, чуть довернув планшет в сторону Виталия:

– Так вот он, маршрут-то. И монастырь там же. Прямо под нами, в овраге!

Взглянув, Крупенников тихо матюгнулся. Действительно. Вот их штаб на этой самой Кикиморской горе. А вот этот самый монастырь внизу. Он навел бинокль туда. Точно. Видно, как их бойцы ведут огонь по баррикаде, из-за которой десяток ящеров пытается отстреливаться. Иногда небезуспешно, и некоторые выстрелы достигают цели. Однако броня на бойцах хорошая, попадания вражеского оружия держит. Интересно, какой идиот послал этих зеленых крокодилов на операцию без тяжелого вооружения и техники? Или… его у них просто нет? Впрочем, какие же они зеленые? Вон как чешуя под солнцем переливается, даром что это самое солнце затянуто дымом пожаров. Крупенников внимательно следил за чужими, как иногда неофициально именовали офицеры противника после просмотра древнего фантастического фильма про членистозубых слизистых инопланетян, – комбату было интересно понаблюдать за тактикой и организацией ящеров. Ага! Вот, похоже, и кто-то вроде старшего. Рыкает чего-то, лапами больше всех во все стороны машет… Так…

– Харченко!

– Туточки я, комбат! – особист тоже рассматривал поле боя сквозь свой бинокль.

– В твоем взводе охраны снайпер есть?

– Я ведь и обидеться могу! – выпятил нижнюю губу Харченко, не прерывая наблюдения.

– Видишь у них офицера?

– Кого?!

– Ну, типа, командира?

– Снять?

– Снимай!

– Белогубов! Прокурор! А ну ко мне по-быстрому, – заорал особист так, что у Крупенникова несмотря на встроенный в сенсорный шлем аудиобуфер заложило уши.

Комбат удивился:

– У тебя что, наш прокурор в снайперах ходит?

– А что такого? Кстати, неплохо стреляет, – ответил начальник особого отдела.

Прокурор Белогубов даже возмутился таким недоверием:

– Между прочим, я второе место на соревнованиях по стрельбе занял! Куда бить-то?

– Погоди, а кто первое место занял?

– Ну, я… – покраснел Финкельштейн, дотоле сидевший со своим планшетом за спиной начальника штаба.

– Ай-яй-яй, товарищ майор, не следите вы за успехами личного состава! – не упустил возможность съязвить Харченко. – Сплошные перегибы на местах…

– Так… Оба… Вот того, крупного, видите? Возле входа в церковь? На корточках который сидит? Валите его! Кто первый завалит, тот… ну, молодец тот. Огонь!

Оба успели.

Рядовые ящерицы, увидев гибель старшего, несколько замешкались и тут же были наказаны шквальным огнем со всех сторон.

– Оба молодцы! А вот теперь… За мной! – скомандовал комбат.

Через несколько минут штабной взвод, исключая Лаптева с охраной, соединился с осаждавшей баррикаду штурмовой группой. Прыгая через наваленные как попало камни, двутавровые балки и какие-то обломки, из которых противник воздвиг импровизированную баррикаду, добили нескольких скулящих, ровно щенята, тяжелораненых ящеров. Пленных не было. Да, собственно, их никто и не собирался брать. И приказа не было, и вообще…

– Ну и где тут люди, Тюльпан? Или тебя белая горячка обуяла? – спросил тяжело дышащего комгруппы Крупенников, жестом показывая, чтобы тот отбросил защитный щиток шлема. – А, Махнов, разведка, помню. Герой дальнего космоса и добытчик пленных. Здорво…

Тот снял шлем, кивнул и вытер мокрый от пота лоб:

– Так точно, капитан Махнов. А насчет людей… Не слышите, разве?

Крупенников, пожав плечами, в свою очередь снял командирский шлем и прислушался. Точно.

Словно из-под земли доносилось странное, глухое пение. Слов разобрать он не смог.

– А капелла! – встрял особист.

– Ага, мычат откуда-то, – кивнул капитан.

– Ладно, посмотрим сейчас, кто там мычит, откуда и зачем. Лаптев, – он прижал к голове обруч приемопередатчика. – Ну, что там… вообще?

– Нормально, тащ майор. Город… то есть то, что от него осталось, наш. Еще часа два на окончательную зачистку – и все.

– А Западная группировка? Есть данные?

– Так точно. Добивают. Лес горит, но на открытое место никто не выходит, некому, видать. «Воздушку» отзывать?

– Валяй, – Виталий устало взъерошил короткие волосы на голове, усмехнулся: – Ну, вот и все. Не знаю, на что они надеялись, но вышло по-всякому, как мы хотели. Экологию попортили, но на то и война. Ладно, пошли наших певунов искать…