На Юго-Западном направлении, Воспоминания командарма (Книга I)

Таково, на мой взгляд, значение боев, которые велись войсками Юго-Западного фронта в период, предшествовавший летнему наступлению противника.

Это, разумеется, не меняет того факта, что в самом начале указанного периода были допущены ошибки, приведшие к тяжелым потерям на барвенковском выступе в мае. Более того, следствием этих ошибок явилось и июньское отступление за р. Оскол. Ибо ослабленные в майских боях войска фронта смогли только отчасти сдерживать натиск превосходящих сил врага в ходе проводимых им частных операций и этим вынуждать его лишь к отсрочке осуществления основных наступательных планов.

Превосходство в силах и средствах, принадлежавшее противнику, явилось главным фактором, определившим исход июньских боев. Чтобы не быть голословным, проиллюстрирую эту мысль примерами из боевого опыта 38-й армии.

Этот опыт показывает, что противник только там прорывал оборону войск армии, где он применял массированные атаки танков в тесном взаимодействии с авиацией и пехотой. Следовательно, нужны были средства отражения таких атак. Самыми эффективными средствами являлись противотанковая артиллерия, авиация и танки, особенно когда они закапывались в землю. Но их у нас было недостаточно: в танках и авиации противник имел двух-четырехкратное превосходство.

Танки и авиация являлись ударной силой наступавшего противника. Авиация концентрировалась на узких участках фронта и применялась массированно, подвергая одновременной бомбежке боевые порядки пехоты и танков, огневые позиции артиллерии, штабы, узлы и линии связи, дороги, мосты, переправы. Ему удавалось при помощи бомбежки расчищать путь для танков, подавлять на отдельных участках оборону 38-й армии и нарушать связь. Вражеская авиация господствовала в воздухе. Потери нашего вооружения от ее действий составляли 50% общих потерь, а потери боеприпасов от бомбежки в несколько раз превосходили потери от действий артиллерии противника.

38-я армия имела лишь один авиаполк, а слабая 8-я воздушная армия не в силах была изменить обстановки в воздухе. Имеющаяся же зенитная артиллерия не могла надежно прикрыть действия наземных войск от воздушного противника. Эта проблема была наиболее острой в то время.

Что касается противотанковых средств, то, например, батальоны стрелковых полков, т. е. собственно пехота, имели только гранаты и бутылки с горючей смесью. В лучшем случае они могли получить из полка еще не более 9 противотанковых ружей (их было у нас очень мало - по 27 на стрелковый полк). Но применяя эти средства, батальон выходил победителем в борьбе лишь с несколькими танками. Против большого их количества он был бессилен.

При всей храбрости и самоотверженности воинов стрелковых дивизий в боях с превосходящими силами врага в июне 1942 г. основную тяжесть борьбы с танками противника вынесли на себе артиллерия и особенно танки. Как уже отмечалось, закопанные в землю танки отразили 10 июня вражеское наступление на купянском направлении. Это сделали 22-й танковый корпус, 133-я, 156-я и 168-я танковые бригады. Действуя под непрерывными ударами авиации противника, они с величайшей стойкостью отбили все атаки с фронта, не допустили обхода с флангов. С их помощью отразили натиск врага и правофланговые части 278-й стрелковой дивизии.

Хочется отметить и умелое руководство действиями этих бригад со стороны их командиров. Особенно хорошо проявили себя командиры 156-й и 133-й танковых бригад полковники Г. И. Соколов и Н. М. Бубнов. Полковник Соколов пал смертью храбрых в бою за Ново-Степановку.

Немало героических подвигов совершили танкисты в июньских боях к западу от р. Оскол. Чтобы дать представление о них, приведу несколько примеров, которые запомнились мне больше других.

Командир 2-го батальона 156-й танковой бригады старший лейтенант И. Ф. Селедцов не только руководил боем батальона, но и возглавил экипаж танка в составе старших сержантов А. П. Ивченко (механик-водитель), П. И. Смирягина (командир орудия) и Н. В. Шарого (радист-пулеметчик). В бою они подбили восемь танков и два орудия ПТО. Ими было уничтожено до роты солдат и офицеров противника.

Отважно действовал экипаж танка KB во главе с командиром роты лейтенантом Бороздиным в составе лейтенанта Н. Ф. Федорова, старшего механика-водителя старшины В. Е. Никулина, командира орудия старшины П. И. Шахова, младшего механика-водителя сержанта К. С. Пыжьянова. Экипаж уничтожил в боях четыре танка, два полевых орудия, две бронемашины, четыре пулеметные точки, три орудия ПТО и до взвода солдат и офицеров. Только когда заклинило башню, экипаж вывел машину из боя, сам отремонтировал ее.

11 июня во время наступления на Ново-Степановку механик-водитель 1-го батальона 3-й танковой бригады старший сержант С. Ф. Галузин на своем танке первым ворвался в эту деревню. Здесь он сначала раздавил вражеское противотанковое орудие с прислугой и 10 пехотинцами. Затем в непродолжительном бою экипаж танка пушечным и пулеметным огнем уничтожил минометную батарею, два противотанковых орудия и до 35 солдат противника. В ходе боя снарядом противника был пробит левый борт танка. Галузин получил тяжелые ранения в голову, руки и левую ногу. Лицо его было обожжено. И все же он вывел танк в безопасное место.

Наши танкисты совершали поистине чудеса храбрости в боях с врагом. Но, к сожалению, все шесть танковых бригад насчитывали всего лишь 194 танка, из них KB - 34, а Т-34 еще меньше -26. Остальные - легкие, не отвечавшие требованиям боя. Они имели слабые броню и вооружение. У противника же было 450-500 танков, или в два - два с половиной раза больше, чем у нас.

Армия не имела и достаточного количества противотанковой артиллерии. Мы располагали лишь тремя приданными артиллерийскими противотанковыми полками. Иначе говоря - 60 орудиями.

Несколько большие возможности появились у нас во время боев на купянском оборонительном обводе. Здесь удар танков приняла на себя приданная армии 1-я истребительная дивизия. Ее личный состав показал образцы стойкой обороны. Обеспечивая отход правофланговых дивизий армии за р. Оскол, он нанес противнику большой урон, хотя остановить наступление вражеской танковой группировки на смог.

В те дни невольно вспоминалась 1-я артиллерийская противотанковая бригада, которой я командовал в первые месяцы войны. И, как это ни странно, сравнение противотанковых средств, которыми она тогда располагала, с имевшимися теперь у 1-й истребительной дивизии, оказалось не в пользу последней. У дивизии было 96 артиллерийских орудий, в том числе 12 зенитных, а у 1-й артиллерийской противотанковой бригады - соответственно 120 и 16. Причем вместо 48 пушек 85 мм и 24 пушек 107 мм, имевшихся на вооружении бригады, дивизия располагала лишь 36 пушками 45 мм.

Год войны подтвердил, что противотанковые средства должны обладать большой огневой мощью, подвижностью и маневренностью. Только при таком условии они были в состоянии выполнить свою задачу - преграждать путь танкам и уничтожать их. Противотанковая бригада 1941 г. обладала такими качествами.

Артиллерийская противотанковая бригада являлась в руках высшего командования сильным оперативным средством борьбы с вражескими танками, она не только имела более мощные огневые артиллерийские средства, но и была механизированным и потому высокоподвижным соединением, огневым щитом, которым можно было надежно прикрывать наиболее угрожаемые направления. Истребительная же дивизия 1942 г. имела слабую огневую мощь и была малоподвижна.

Таким образом, формирование истребительных дивизий вместо противотанковых бригад было шагом назад в общем развитии оперативных средств борьбы с танками противника. Конечно, шагом вынужденным, связанным, с одной стороны, с огромными потребностями войны, а с другой,- с состоянием промышленности, еще не развернувшей к середине 1942 г. всех производственных мощностей заводов, перебазированных на восток.

А в те дни, о которых здесь рассказывается, нужно было сражаться имеющимися средствами. И мы сражались. Но далеко не с теми результатами, каких хотели. Много лишений предстояло еще перенести, прежде чем достигли желаемых результатов.

Итак, при недостаточном количестве противотанковых средств в полосе обороны 38-й армии не могло не быть слабо прикрытых участков. Нащупав хотя бы один из них, противник вводил в бой крупные массы танков и авиации, которые являлись его ударной силой. Как правило, возникала угроза охвата флангов. Чтобы не попасть в окружение, наши части были вынуждены отступать.

Хочу еще раз подчеркнуть, что это было прежде всего результатом принадлежавшего противнику огромного превосходства в силах и средствах. Но существовало еще одно обстоятельство, дававшее себя знать в тактическом отношении. Это - недостатки в ведении оборонительных боев частями, соединениями и армией в целом. Я уже упоминал о них, да и в дальнейшем не раз придется к ним возвращаться, ибо только таким путем, представляется мне, можно показать, как постепенно уменьшалось число таких недостатков. Процесс этот происходил по мере роста боевого опыта командиров, повышения их уменья правильно оценивать обстановку и не только намечать хорошие планы, но и искусно осуществлять их.

В этом отношении были поучительны и уроки июньских боев. О них тем более нужно рассказать, что в советской литературе о войне по существу нет описания действий 38-й армии, как и в целом войск Юго-Западного фронта в мае-июне 1942 г.

Одним из таких уроков был безуспешный контрудар 38-й армии 11 июня. Исход его, как я уже говорил, в значительной мере был предопределен недостаточностью участвовавших в нем сил и неблагоприятно сложившимися условиями. Но следует признать и то, что при подготовке контрудара были использованы не все имевшиеся возможности. Так, слабо было увязано взаимодействие пехоты, артиллерии, танков и тех небольших сил авиации, которые нас тогда поддерживали. Танковые бригады нанесли свой удар по противнику в лоб. Между тем были вполне возможны и обходные маневры, которые, несомненно, дали бы лучший результат. Но они не были нами заранее спланированы.

В сущности тем же в значительной мере объяснялась и неодновременность наступления танковых бригад. Надо сказать, что они находились не в глубине обороны, откуда по идеальному варианту, предусмотренному уставом, должны были нанести удар во фланг определившейся ударной группировке врага, а в боевых порядках пехоты. Такое решение было принято для увеличения стойкости обороны. И эта цель была достигнута. Использование бригад в боевых порядках пехоты оправдало себя. Благодаря ему оборона выдержала мощный удар врага. Но в таком случае нужно было заранее спланировать и порядок вывода танков из боя и сосредоточения для нанесения контрудара и подготовку исходных позиций в инженерном отношении. А этого мы и не сделали. В результате к невыгодному для нас соотношению сил и неблагоприятным условиям добавилась еще и неудовлетворительная подготовка контрудара.

Все это стало ясно еще в ходе боев и, естественно, явилось предметом серьезных размышлений для всех, кто имел причастность к организации и руководству танковыми соединениями армии. Как и следовало ожидать, хорошо усвоил урок боев 10-14 июня заместитель командующего армией по бронетанковым войскам генерал-майор Н. А. Новиков. В дальнейшем он стал самым горячим сторонником заблаговременного и детального планирования всех действий танковых бригад.

Да, многому научились мы в ходе майско-июньских боев в 1942 г. Стали глубже видеть и предугадывать замыслы противника, лучше планировать и управлять боевыми действиями, особенно организацией взаимодействия родов войск.

Вражеские войска быстро ощутили это на себе. 10 июня они нанесли удар по самому сильному участку обороны 38-й армии, понесли большие потери в живой силе и танках, но преодолеть ее не смогли. 22 июня они применили танки также массированно - по 20-30, 60 и даже 100 машин, выбрав слабый участок нашей обороны и на местности, малопригодной для действия танков.

Но и на этот раз противник потерял много танков. Причина заключалась в том, что в обоих случаях мы разгадали вражеские замыслы и изготовились для отражения наступления. Хотя Гальдер и писал, что операции "Вильгельм" и "Фридерикус II" начались внезапно и явились неожиданными для советского командования, в действительности все было наоборот. Командование, штаб и войска 38-й армии заранее знали время и место, откуда последуют атаки. Забегая вперед, скажу, что начало следующей операции, "Блау", воины армии встретили во всеоружии. Высокий процент потерь танков и организованный отпор вынудили немецко-фашистское командование отказаться от действий напролом и изменить тактику использования танков.

Там, где фашистские танки встречали сокрушительный отпор наших противотанковых средств, они останавливались и отходили в укрытия. Вражеская пехота выдвигалась вперед и нащупывала слабые места в обороне армии. Только после установления пехотой отсутствия или слабости противотанковых средств противник снова пропускал вперед танки.

Итак, теперь они действовали осторожно, осмотрительно, и это замедляло темпы прорыва нашей обороны, приводило к увеличению потерь в пехоте и давало нам выигрыш времени для маневра средствами НТО.

По-видимому, большие потери танков и пехоты в июньских боях явились одной из причин изменения тактики использования авиации противником. Отличие от 1941 г. заключалось в том, что центр тяжести применения авиации переместился на поле боя для непосредственного взаимодействия с наземными войсками. Удельный вес использования авиации для бомбежки глубоких тылов, железных дорог и городов уменьшился.

В боях мы росли, мужали. По крупицам пополнялся боевой опыт советских, воинов. Это был опыт оборонительных боев, который очень скоро понадобился вновь.

Глава VII. От Оскола к Дону

I

К 26 июня на восточный берег Оскола переправились все соединения и части 38-й армии. По приказу командующего фронтом мы заняли оборону на левом берегу реки Оскол в полосе Двуречная - Купянск - Боровая. Армия получила задачу не допустить дальнейшего продвижения противника на восток.

Выполнение этой задачи началось с того, что войска армии, едва переправившись через Оскол, отразили попытку врага с ходу форсировать реку. И сделали это сравнительно легко. Дело в том, что сложились довольно благоприятные условия для обороны левого берега.

Там был уже почти готовый тыловой рубеж армии. Его создали хорошо поработавшие на левом берегу инженерно-саперные батальоны. Заблаговременно начав оборудование этого тылового рубежа, они за месяц построили опорные пункты с дзотами, окопами и ходами сообщения. Некоторые опорные пункты обороняли шесть пулеметно-артиллерийских батальонов 52-го укрепленного района, остальные заняли наши отошедшие с боями дивизии.

Не захватив плацдармов на восточном берегу Оскола и получив отпор, противник после 26 июня прекратил попытки форсировать реку на участке 38-й армии. Часть его войск, как установила разведка, перебрасывалась в северном направлении. Но в то же время мы знали, что правому флангу нашей армии по-прежнему противостоял 51-й армейский корпус 6-й армии, а левее находились дивизии 1-й танковой армии противника.

Их действия не были пассивными. Наблюдением и разведкой мы фиксировали то появление на вражеской стороне рекогносцировочных офицерских групп, то сосредоточение местных переправочных средств. На отдельных участках было отмечено скопление войск противника. Там шла интенсивная подготовка к наступлению.

В частях и соединениях армии также не прекращалась ни днем, ни ночью работа по укреплению обороны, созданию эффективной системы огня. Промежутки между огневыми точками и опорными пунктами минировались. На переднем крае устанавливались фугасы из приспособленных для этой цели артиллерийских снарядов. С целью усиления первой линии закапывались в землю легкие танки, а средние и тяжелые располагались в глубине обороны, где они изготовились для контратак.

Таким образом была создана в полном смысле слова прочная оборона. Она продолжала уплотняться по мере прибытия оторвавшихся во время отхода отдельных частей и подразделений. Буквально в течение нескольких дней берег реки ощетинился всеми видами вооружения, какими располагала тогда 38-я армия. Каждый ее воин знал, что близится грозный час, когда фашисты вновь попытаются осуществить свои планы порабощения нашей Родины, нашего народа. Части и соединения готовы были встретить огнем наступающего врага и сразиться с ним.

Но развитие событий пошло иным путем.

В последних числах июня 1942 г. от Орла до Таганрога, почти на 800-километровом фронте, стояла готовая к наступлению группа армий "Юг" и ждала сигнала. В нее входили немецкие 17-я, 1-я танковая, 6-я, 4-я танковая, 2-я, а также 2-я венгерская и 8-я итальянская армии.

Армейская группа Вейхса в составе 2-й полевой и 4-й танковой немецких армий, а также 2-й венгерской армии во взаимодействии с 6-й армией были нацелены на осуществление операции "Блау" ("Синяя"). Ее замысел сводился к нанесению двух ударов по сходящимся направлениям на Воронеж: одного из района Курска и другого из района Волчанска на Острогожск. Этим противник рассчитывал окружить и разгромить советские войска западнее г. Старый Оскол. В дальнейшем, после выхода на р. Дон, 6-й и 4-й танковой армиям предстояло повернуть на юг, в тыл главным силам Юго-Западного фронта.

В то же время вторая ударная группировка из района Славянска должна была прорвать фронт и ударом на Миллерово завершить окружение войск Юго-Западного и части сил Южного фронтов (операция "Клаузевиц"). В дальнейшем планировалось быстрое развитие наступления на Сталинград и Кавказ.

Все содержание этого плана мы узнали после окончания войны, но частично он стал нам известен уже в описываемый период. Вот как это произошло.

19 июня 1942 г. воины одного из подразделений 76-й стрелковой дивизии 21-й армии подбили в районе населенного пункта Белянка фашистский самолет "Фюзеляр-шторх". У одного из погибших членов экипажа, оказавшегося начальником оперативного отдела 23-й танковой дивизии майором Рейхелем{83}, были изъяты документы относительно разработанной фашистским командованием операции "Блау". Из них советское командование узнало о подготовке, замысле и оперативных целях немецко-фашистского командования. Выяснилось, что один из ударов будет произведен в полосе 21-й армии силами 6-й немецкой армии и 40-го танкового корпуса, а другой - севернее, в полосе 40-й армии Брянского фронта силами 4-й танковой армии. Цель наступления - окружение советских войск западнее г. Старый Оскол. У советского командования возникло подозрение: не фальшивка ли это? Но достоверность документов подтверждалась авиа- и радиоразведкой. И хотя дата начала вражеской операции осталась неизвестной, было ясно, что его можно ожидать в ближайшие дни. Об этом тогда же были предупреждены штабы наших войск.

Удар противника лишился таким образом внезапности. Он не застал советские войска врасплох. Однако на стороне противника оставалось громадное превосходство сил и средств. Только армейская группа Вейхса и 6-я армия имели в своем составе 41 дивизию (из них четыре моторизованные и шесть танковых) и одну пехотную бригаду. Таким образом у неприятеля было превосходство в полтора - два раза.

В такой обстановке 28 июня началось летнее наступление немецко-фашистских войск. В тот день группа Вейхса нанесла удар в стыке 13-й и 40-й армий Брянского фронта. Используя свое преимущество, немецко-фашистское командование на 45-километровом участке фронта против трех стрелковых дивизий 40-й армии только в первом эшелоне бросило семь дивизий: три пехотные, три танковые и моторизованную.

Прорвав оборону, враг к исходу дня продвинулся на этом участке на 8-15 км. На следующий день он углубил прорыв до 35-40 км. Упоминаемые три стрелковые дивизии 40-й армии понесли большие потери, были обойдены противником справа, но боеспособности не утратили.

События развертывались все более неблагоприятно для советских войск. 30 июня перешли в наступление 6-я немецкая армия и 40-й танковый корпус противника. Вражеская ударная группировка прорвала оборону южнее, на стыке 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта, еще не успевших восстановить свои силы после недавних неудачных боев на р. Северный Донец. Продолжая наступление, 6-я немецкая армия своим левым флангом соединилась 3 июля в районе г. Старый Оскол с прорвавшимися туда накануне войсками группы Вейхса. Часть соединений 40-й и 21-й армий оказалась в окружении. После этого главные силы группы Вейхса устремились на Воронеж, а 6-й армии - на Острогожск. 6 июля подвижные соединения противника форсировали Дон и завязали бои в районе Воронежа. Между Брянским и Воронежским фронтами образовалась брешь. Это резко осложнило обстановку на обоих фронтах.

Четыре месяца спустя после описываемых событий, когда я стал командующим 40-й армии, мне подробно рассказали о тех событиях заместитель командарма генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко и член Военного совета бригадный комиссар И.-С. Грушецкий. Попав в окружение, они организовали прорыв вражеского кольца и во главе сохранивших крепкое боевое ядро дивизий отошли за Дон. Оба они критически оценивали действия тогдашнего командующего 40-й армией генерал-лейтенанта артиллерии М. А. Парсегова. Это меня удивило. Я знал его еще по войне с белофиннами в 1939-1940 гг. Тогда он, будучи командующим артиллерией 6-й армии, прекрасно справился со своими обязанностями. Смелый, энергичный, решительный, прекрасно знавший и любивший артиллерийское дело, он быстро схватывал и внедрял все новое, прогрессивное. Не удивительно, что и по службе он продвигался быстро. В начале Великой Отечественной войны он был уже командующим артиллерией Юго-Западного фронта и положительно зарекомендовал себя во всех оборонительных и наступательных операциях того периода. В должности же командующего общевойсковой армией в 1942 г. его сразу постигла неудача.

Вскоре после описанных событий положение войск правого крыла Юго-Западного фронта еще больше ухудшилось. Наступавшие на северо-восток левофланговые корпуса 6-й немецкой армии повернули на юг. Они преодолели тыловой оборонительный рубеж и двигались теперь по обе стороны железной дороги Свобода - Миллерово на Россошь. Таким образом, удар наносился во фланг и тыл 28-й армии и всему Юго-Западному фронту.

В целом ход боевых действий тех дней достаточно широко освещен в советской мемуарной и исследовательской литературе. Поэтому здесь я кратко коснусь лишь той стороны этих событий, с которой непосредственно связаны мои воспоминания о действиях 38-й армии в июле 1942 г.

Итак, противник нанес удар во фланг и в тыл 28-й армии, которая была нашим правым соседом. Чтобы предотвратить угрозу главным силам фронта, маршал С. К. Тимошенко решил преградить путь противнику на р. Тихая Сосна. Для обороны этой реки была выделена часть сил фронта, в том числе взятые из состава 38-й армии следующие соединения: 22-й танковый корпус, 1-я истребительная дивизия, части 52-го укрепленного района, 13-я и 156-я танковые бригады.

Легко представить, насколько понизилась прочность обороны 38-й армии, после того как она лишилась перечисленных выше соединений. Но мы понимали неизбежность принятого командующим фронтом решения и стремились к тому, чтобы оставшимися силами выполнить свою задачу.

Сосредоточив в районе Двуречная свои войска, противник нанес здесь удар 5 июля. Ему удалось форсировать Оскол и захватить на восточном берегу два небольших плацдарма. Каждый из них он удерживал силами одного пехотного батальона, усиленного артиллерией и небольшим числом танков. Хотя серьезной угрозы для армии со стороны этих плацдармов в ближайшие дни нельзя было ожидать, мы все же начали их ликвидацию, чтобы отбросить противника за реку. Однако осуществить это не удалось, так как на следующий день, 6 июля, действовавшие севернее нашей полосы два немецких корпуса - 17-й армейский и 40-й танковый - форсировали р. Тихая Сосна. Войска фронта, выделенные для обороны рубежа этой реки, не успели туда выйти. Что касается 28-й армий, то она к тому времени отошла уже за р. Черная Калитва.

Теперь 38-ю армию легко могли обойти справа наступавшие с севера вражеские корпуса. Видимо, поэтому командующий фронтом в ночь на 7 июля приказал начать отвод войск нашей армии на тыловой оборонительный рубеж фронта Нагольная Ровеньки - Курячевка - Белокуракино, оставив на р. Оскол прикрытие от каждой дивизии. Указанный рубеж находился в 35-40 км восточное р. Оскол и был занят батальонами 118-го укрепленного района. Дивизиям 38-й армии предстояло уплотнить их оборону.

Сутки спустя после получения приказа об отходе войск 38-й армии она была отведена на этот рубеж. Но к этому времени обстановка вновь изменилась, и опять к худшему.

II

7 июля противник начал наступательную операцию "Клаузевиц". В ней участвовали 6-я и 4-я танковая армии, наступавшие вдоль правого берега Дона на юг, а также 1-я танковая армия, наносившая удар из района Артемовск, Славянок в направлении Миллерово. Обе группировки, согласно плану, должны были окружить и уничтожить войска Юго-Западного и часть войск Южного фронтов.

Во второй половине того же дня 8-й армейский и 40-й танковый корпуса противника заняли г. Россошь. Утром следующего дня они захватили населенный пункт Ольховатку и овладели плацдармами на южном берегу реки Черная Калитва. Это создало угрозу выхода в тыл левого крыла Юго-Западного фронта. По данным авиаразведки, в район Россоши двигалось до 100 танков и колонна мотопехоты противника. В середине дня они начали развивать наступление в тыл 38-й армии.

28-я армия и отступившая туда же группа войск под командованием генерал-майора танковых войск Е. Г. Пушкина не успели организовать оборону на южном берегу реки Черная Калитва и вынуждены были продолжать отход в юго-восточном направлении. В результате разрыв между 28-й армией и 38-й, занявшей оборону на рубеже Нагольная - Белокуракино, увеличивался.

Воспользовавшись этим, противник двинул свои подвижные части дальше на юг. К 15 часам 8 июля вражеские танки с автоматчиками появились в районе Мартынцы, Еремовка, в непосредственной близости от правого фланга 38-й армии. Основные же силы наступавшей группировки, имевшей до 300 танков, двигались двумя колоннами из района Россоши на Кантемировку и из района Ольховатки в направлении Каменки. Первая из них к исходу 8 июля приближалась к Митрофановке, вторая достигла Екатериновки.

Таким образом, противник уже на следующий день мог оказаться в тылу у 38-й армии. В этих условиях наиболее целесообразно было бы отвести ее войска еще на 15 км к востоку, на линию р. Айдар и там обороняться частью сил фронтом на запад, одновременно выставив заслон с севера на рубеже Ровеньки Кантемировка.

Командующий фронтом, к которому я обратился за разрешением произвести отвод, одобрил лишь предложение о создании заслона фронтом на север. На отвод войск с рубежа 118-го укрепленного района не было дано согласия. Это осложнило дело.

Для создания заслона с севера были выделены сравнительно ограниченные силы. Их составили ослабленные в предшествующих тяжелых боях 304-я, 9-я гвардейская, 199-я стрелковые дивизии и 3-я танковая бригада. В тяжелом положении оказались и оставленные для обороны рубежа Нагольная-Белокуракино 300, 162, 242-я стрелковые дивизии и части 118-го укрепленного района. Их позиции были обращены на запад, а враг крупными силами приближался с севера к Кантемировке, которая находилась в тылу армии в 90 км от ее рубежа обороны.

Недоумевая по поводу столь странного решения фронтового командования, я попытался добиться его отмены. Донесение по этому вопросу было передано в штаб фронта в 2 часа 9 июля. Адресуя его маршалу Тимошенко и начальнику Генерального штаба генерал-полковнику Василевскому, я вновь просил разрешения отвести войска на 15 км с целью создания более эффективной обороны.

В ответ было получено распоряжение, в категорической форме подтверждавшее прежнее решение. Оно гласило:

"1. Не допустить скольжения по фронту с целью обеспечения направления, угрожаемого со стороны 28 А.

2. Создать прочную оборону занимаемого рубежа по приказу.

3. Создать группировку на своем правом фланге и не допустить прорыва противника как на своем правом фланге, так и в стыке с 28 А.

4. Никакого отхода быть не может.

5. За оборону рубежа по приказу будет отвечать лично Москаленко"{84}.

Позже мне стало известно, что начальника Генерального штаба встревожила моя телеграмма. Он связался со штабом фронта и вел переговоры по прямому проводу с начальником оперативного отдела штаба фронта полковником И. Н. Рухле. Но тот не знал действительной обстановки в полосе фронта и не мог раскрыть причин, побудивших меня настаивать на отводе войск армии с тылового оборонительного рубежа фронта на р. Айдар.

Подтверждением этому является следующее донесение, переданное полковником Рухле генерал-полковнику Василевскому во время переговоров 9 июля: "Группа генерал-майора Пушкина... занимает оборону на южном берегу р. Черная Калитва на участке Морозовка, Россошь, Ольховатка с задачей не допустить противника в южном направлении на фланг и тылы 28, 38 и 9 армий. Слабостью этого участка является отсутствие в данный момент пехоты на переднем крае и в глубине обороны. Противнику с полудня 7.7 удалось передовыми частями занять Россошь и затем с утра 8.7 и Ольховатка (30 км северо-западнее Россоши). На всем участке группы Пушкина сейчас противник ведет разведку боем. По данным авиации фронта, противник подводит в район Россошь до 100 танков и мотопехоту, его окончательные намерения еще точно не определились. Однако участок р. Черная Калитва от устья реки вверх до Ольховатка остается наиболее опасным для всего Юго-Западного фронта"{85}.

Эти данные не соответствовали действительности. Они отставали от развития событий. Выше отмечалось, что еще в середине дня 8 июля 28-я армия и группа генерала Пушкина, не успев закрепиться на южном берегу реки Черная Калитва, под давлением танков и мотопехоты противника отошли на юго-восток. Штаб фронта не знал этого. Оставив Россошь еще 7 июля, он перебазировался в Калач (Воронежской области) и не успел организовать связь с отходящими войсками. Командующий фронтом находился на вспомогательном пункте управления в населенном пункте Гороховка в 10 км восточное г. Новая Калитва и также не имел связи ни с 28-й армией, ни с группой генерала Пушкина. С перебоями работала связь между командующим и штабом, поддерживаемая только по радио и офицерами связи.

Не удивительно поэтому, что точного представления о положении войск у них не было. Более того, командующий, информируя утром 9 июля штаб об отданных войскам распоряжениях, сообщил: "Данных о прорыве противника в район Митрофановки не поступало, если это данные авиации, то они явно ложные... До 12 часов 9.7 постараюсь получить все данные о положении Пушкина, Крюченкина{86} и мероприятия по перестройке растерявшегося Москаленко, после чего выеду в Калач..."{87}.

При таком представлении об обстановке мое предложение об отводе армии за р. Айдар действительно выглядело абсурдным. И командующий отклонил его, полагая, что я "растерялся".

Однако это было не так, и обстановка была иная. Я поддерживал постоянную связь с 28-й армией и знал, что она поспешно отходит вместе с группой генерала Пушкина и что противник уже к 12 часам 9 июля захватил Митрофановку и широким фронтом от населенного пункта Писаревка до Ровеньки наступал в юго-восточном и южном направлениях. Командующий 9-й армией генерал-лейтенант А. И. Лопатин тогда же информировал меня, что 14-й танковый корпус из состава Южного фронта еще не начал выдвижение в район Кантемировки.

Таким образом, обстановка в полосе 38-й армии с каждым часом ухудшалась. Противник силами 51-го армейского корпуса начал атаки рубежа обороны армии с запада. К счастью, они были отражены. Но главная опасность нарастала в глубоком тылу армии, в районе Кантемировки. Оттуда надвигалась угроза окружения армии, а решения фронта по ее предотвращению опаздывали.

III

9 июля в 16 часов в штаб фронта было послано следующее донесение:

"Начальнику штаба ЮЗФ.

Вам и командующему непрерывно доносится положение войск противника и наших. Еще раз дополнительно доносим, что части 28 армии и группа Пушкина ушли на юго-восток.

Противник зашел глубоко в тыл армии и продвигается стремительно на юго-восток, восток и на юг. К 13.00 вышел - Писаревка, Титаревка, Смаглеевка (где никаких наших войск нет), далее- Талы, Михайловка, Ново-Белая, Ровеньки.

Наступление идет также с фронта, где войска армии атаки отбивают. Противник вышел в глубокий тыл армии, во фланг и тыл УР. 14 танковый корпус, по данным Лопатина, еще на месте. Создалась угроза обхода армии с тыла.

Поэтому мы настоятельно просим разрешения отвести армию на рубеж Колесниковка, Кантемировка, Марковка, так как уже сейчас противник в ближайшем тылу 300, 162 стрелковых дивизий, УР и в глубоком тылу армии, что грозит последствием беспорядочного отхода частей армии.

Командующий 38 армией

генерал-майор Москаленко

Члены Военного совета

бригадный комиссар Кудинов,

бригадный комиссар Лайок

Начальник штаба армии

полковник Иванов"{88}.

Теперь, когда противник наступал на юг широким фронтом от г. Ровеньки до Писаревки, а мы не располагали необходимым для отпора силами, приходилось отходить дальше, чем мы предполагали всего лишь несколько часов назад. Ответа на эту нашу просьбу мы не получили, так как связь с штабом фронта надолго прервалась. Обстановка же была настолько критической, что даже при незначительной задержке на занимаемом рубеже армия неминуемо попала бы в окружение. К такому выводу мы пришли на заседании Военного совета.

Поэтому я принял решение на отвод войск, который и начался в 20 часов 9 июля.

Весь этот долгий, знойный июльский день войска армии вела тяжелы(R), кровопролитные бои с противником. Дивизии, прикрывавшие северное направление, сражались самоотверженно, героически против врага, обладавшего абсолютным превосходством в танках. В этот день мы сорвали все попытки окружить 38-ю армию. Атаки противника с запада также были успешно отражены.

Фашистским танкам не удалось прорваться на юг потому, что на каждом шагу они встречали жестокое огневое сопротивление войск 38-й армии и, главное, взорванные мосты, минные поля, заминированные дороги и броды. Взрывные препятствия, установленные находившимися в составе армии четырьмя инженерно-саперными батальонами и двумя саперными бригадами, сыграли решающую роль в сковывании маневра танков и мотопехоты противника.

К исходу дня бой утих, и войска армии начали организованно отходить на юго-восток из-под нависающего удара с севера.

10 июля было сравнительно спокойно. Противнику приходилось прокладывать путь через минированные участки, восстанавливать мосты и дороги, поэтому он медленно продвигался вперед и только к концу дня достиг переднего края нашей поспешно занятой обороны. Да и то потому, что его авиация действовала почти беспрепятственно, нанеся нам тяжелый урон.

В этот день была восстановлена связь со штабом фронта. Вероятно, командующий фронтом разобрался в обстановке. Он одобрил решение на отвод войск армии и указал два промежуточных рубежа до выхода на железную дорогу Россошь Миллерово, на первый из которых войска армии отошли ночью, и третий рубеж вдоль железной дороги. Командующий поторапливал нас. Главное, говорил он, вывести войска из-под угрозы наметившегося окружения.

Вторые эшелоны и тылы начали отход еще засветло, а с наступлением сумерек двинулись и остальные войска. После изнурительного ночного марша к утру 11 июля мы достигли последнего промежуточного рубежа Первомайский Ново-Стрельцовка и перекрыли железную дорогу севернее районного центра Чертково.

Правый фланг 38-й армии по-прежнему был открыт, угроза обхода его не уменьшилась. 4-я танковая армия противника наносила удар на юг, глубоко обходя армию с тыла. Наиболее угрожающим был участок в центре обороны, там, где проходила железнодорожная линия на Миллерово. Здесь и обрушился на армию удар противника. Разгорелся жестокий бой. К 12 часам вражеским танкам удалось прорвать оборону армии на нескольких участках. Оценив обстановку, я отдал приказ на отход войск армии за р. Калитва в направлении Дегтево, Кашары.

Следует пояснить, что в районе Чертково действовали основные силы 4-й танковой армии и 51-й корпус 6-й армии, которые повернули на юг и наступали в направлении Миллерово. Нечего и говорить о том, каким громадным превосходством сил и средств обладала обходившая нас вражеская группировка. Кроме того, именно в этом районе, согласно плану немецко-фашистского командования, предполагалось окружить войска Юго-Западного и часть сил Южного фронтов. Данному намерению не суждено было осуществиться. Основные силы Юго-Западного фронта отходили на восток, а Южного - на юг, к Ростову, в том числе и 9-я армия Юго-Западного фронта.

На пути у наступавшего противника в районе Чертково оказалась лишь 38-я армия. Но и ее не удалось окружить. Здесь опять отлично поработали инженерные и саперные части армии: противник, стремившийся отрезать нам пути отхода, повсюду натыкался на всевозможные "сюрпризы".

Был даже случай, когда они избавили от серьезной опасности штаб армии.

Это произошло вблизи населенного пункта Дегтево, расположенного у р. Калитва. К нему вели две параллельные дороги, тянувшиеся по обе стороны реки. И вот по. одной из них двигались штабные машины, направлявшиеся через Дегтево в Кашары, по другой - колонна войск противника. Она спешила достичь Дегтево, чтобы встретить нас у моста. Мы же рассчитывали добраться туда первыми.

Так и получилось. Но лишь потому, что колонна противника вскоре наскочила на заминированный нашими саперами участок и отстала. Мы свободно переехали мост.

К вечеру 11 июля штаб армии прибыл в Кашары. Сюда же широким фронтом отходили ее войска. Дивизии в результате почти непрерывных четырехнедельных боев были крайне ослаблены. Кроме того, теперь уже оба фланга армии были открыты: слева, на стыке с 9-й армией, глубоко вклинилась танковая группировка противника, действовавшая вдоль дороги на Миллерово.

Ко всему этому вновь была потеряна связь со штабом Юго-Западного фронта. Мы непрерывно посылали в эфир свои позывные, но ответа не получали. Наконец, 12 июня мы приняли по радио приказ о том, что по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования 38-я армия передается в состав Южного фронта. Многочисленные попытки связаться по радио со штабом Южного \258 - схема; 259\ фронта были безрезультатны. Связь с Юго-Западным фронтом также была потеряна окончательно.

Армия попала в тяжелое положение. Оба фланга открыты. Соседей нет. Связи нет. Войска растянулись на десятки километров. Пришлось самостоятельно искать выход. Отводить войска армии в полосу Южного фронта было нецелесообразно, так как к югу, в сторону Чертково и Миллерово прорвались большие массы танков и мотопехоты неприятеля. При любых условиях армия обязана была оборонять свою полосу, у левой разграничительной линии которой она находилась. Исходя из этого, я решил отводить войска армии на восток, в направлении Боковской, обойти с юга этот населенный пункт, занятый противником, войти в свою полосу и попытаться восстановить связь с 28-й армией, которая до прорыва фронта обороны была правым соседом.

Но для этого нужно было прежде всего уйти из-под ударов группировки противника. 6-я немецкая армия в то время стремилась охватить правый фланг 38-й армии или рассечь ее фронт. И, несмотря на беспримерную отвагу и самоотверженность воинов армии, отразить вражеские удары удалось не сразу. В течение нескольких дней армия с боями отходила на восток, двигаясь по самому краю своей полосы и даже несколько южнее. На северо-восток мы повернули только тогда, когда убедились, что войскам больше не грозит окружение. То были трудные дни. И они особенно ярко показали величие духа советских воинов, их готовность к самопожертвованию во имя Родины.

Считается, что в войсках, находившихся продолжительное время в обороне, постепенно падает дисциплина. Казалось бы, именно так должно было обстоять дело и в 38-й армии в описываемое время. Ведь непрерывные жестокие бои с превосходящими силами врага, массированные атаки танков и автоматчиков, вой фашистских самолетов, целыми днями бомбивших наши колонны, постоянная угроза окружения не могли не сказаться на физических и моральных силах командиров, политработников и красноармейцев. Однако должен сказать, что, несмотря на все это, не помню ни одного случая невыполнения приказания, замешательства, паники или бегства с поля боя под каким-либо благовидным предлогом. Весь личный состав армии сражался самоотверженно, самозабвенно и с таким накалом злости, что враг не отваживался вести ближний бой без танков.

IV

Считаю необходимым подчеркнуть два обстоятельства, связанные с действиями 28-й и 38-й армий в первой половине июля 1942 г.

Одно из них заключается в том, что именно в полосе этих армии немецко-фашистские войска вышли в большую излучину Дона. Нет, я не оговорился. Ведь известно, что большая излучина Дона простирается к востоку от условной линии г. Новая Калитва - р. Калитва - устье Северного Донца.

Когда сюда прорвался противник, стало ясно, что, продолжая двигаться на восток, ему некуда было идти, кроме как на Сталинград. Уже по одной этой причине выходит, что западная часть большой излучины - не что иное, как дальние подступы к этому городу. Есть и другое веское подтверждение тому: 12 июля, т. е. как только наступающие войска противника пересекли названную условную линию, Ставка Верховного Главнокомандования вместо Юго-Западного фронта создала Сталинградский фронт. В связи с этим целесообразно считать, что Сталинградская битва началась с указанного выше рубежа. На наш взгляд, следует пересмотреть и дату начала Сталинградской битвы. В советской военной литературе принято относить ее к 17 июля, когда на р. Чир передовые отряды 62-й армии вошли в соприкосновение с наступавшим противником. Такая точка зрения представляется необоснованной. И не только в силу вышеприведенных причин, хотя и они достаточно убедительны. Существует еще одна немаловажная сторона дела. Во многих книгах об этом периоде войны упоминаются две даты - 12 и 17 июля, первая-в связи с образованием Сталинградского фронта, вторая - как начало Сталинградской битвы.

Но, спрашивается, что же происходило на сталинградском направлении между 12 и 17 июля? Неужто на всем пространстве от упомянутой условной линии до р. Чир не было войск Красной Армии и противник двигался здесь беспрепятственно, не встречая никакого сопротивления?

В том-то и дело, что это было совсем не так. В частности, 38-я армия, которой я тогда командовал, отступая в глубь излучины, все эти дни вела ожесточенные бои с 6-й немецкой армией, устремившейся к Сталинграду. Наша армия не имела сплошного фронта, соседей, резервов, но сражалась с врагом. О ее исключительно упорном сопротивлении можно судить по тому, что вражеским войскам при всем их натиске потребовалось целых пять дней, чтобы преодолеть расстояние от Калитвы до Чира.

Значение боев в западной части большой излучины Дона состоит также и в том, что в ходе их противнику был нанесен чувствительный урон. Кроме того, ему не удалось осуществить одну из наиболее существенных частей своего плана летней кампании - окружение и уничтожение советских армий "между Донцом и Доном". Бывший первый адъютант штаба 6-й немецкой армии полковник Адам, ведавший вопросами потерь и пополнения, писал:

"Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось бы в сотнях тысяч пленных, поля сражений были бы усеяны убитыми и ранеными, мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В действительности же картина была совсем иная... На поле боя мы обнаружили мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт советские войска увели с собой..." И далее - о боях в большой излучине Дона, от 23 июля: "...Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава... Боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60 человек... Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями"{89}.

Интересно и свидетельство бывшего гитлеровского генерала Г. Дёрра о боях этого периода. "Потери русской армии с 28 июня по 25 июля,- писал он,- были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил... Управление войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжелом положении в отношении снабжения"{90}.

Возвращаясь к рассказу о 38-й армии, следует отметить, что наш отход не был стихийным, неорганизованным. Отходили не группы воинов, а батальоны, полки, дивизии, т. е. армия, управляемая командирами и штабами, поддерживавшими между собой связь. Армия вышла из многодневных неравных боев в большой излучине Дона в составе всех своих восьми стрелковых дивизий и других частей, ослабленных в результате значительных потерь, но сохранивших боеспособность и готовых выполнять боевые задачи, поставленные командованием Сталинградского фронта, в состав которого армия вошла 16 июля.

В тот день, продолжая отходить на северо-восток, мы подошли к Дону в районе г. Серафимович. Здесь впервые связались со штабом Сталинградского фронта. По его приказанию армия была отведена на левый берег Дона... Многим из нас с болью подумалось тогда: "Почти год назад мы уходили за Днепр, неся в сердцах жгучую ненависть к врагу и горячую веру в то, что скоро вернемся... И ведь, казалось, начинала сбываться надежда. Это было зимой и весной, когда мы наступали. Увы, мы вновь отступаем, теперь уже за Дон..."

Думы жгли душу. Но чувства бессилия или обреченности не было и в помине. Жила, как и прежде, твердая, непоколебимая вера в разгром врага, в нашу победу. Ведь уже в битве под Москвой Красная Армия не только похоронила планы "блицкрига", но и развеяла миф о непобедимости немецко-фашистского вермахта. И не было сомнений, что наступит, не может не наступить день, когда враг испытает на себе еще более сокрушительные удары.

...С небольшой высотки хорошо видны переправы, по которым уходят за Дон войска 38-й армии. В памяти оживают жаркие схватки с врагом, почти не прекращавшиеся тяжелые бои. Вспоминается каждая высотка и рощица, каждый речной бережок, за которы0 бились, оказывая фашистам ожесточенное сопротивление.

В конце концов противник, обладавший многократным превосходством, вынуждал нас отступать все дальше на восток - широкими донскими степями, полями с налитой золотом пшеницей, которую некому было убрать, опустевшими, покинутыми станицами.

Немало советских воинов полегло в боях на просторах донской степи, отдав жизнь за Родину, во имя грядущей победы над врагом. Их подвиг довершат оставшиеся в строю. Вот они идут, запыленные, с почерневшими от усталости лицами. Идут не на отдых, а на новый боевой рубеж...

38-й армии была поставлена задача занять оборону по левому берегу Дона в полосе устье р. Медведица - станица Новогригорьевская.

Справа оборонялась - тоже по левому берегу Дона - 63-я армия генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. От Клетской тянулся к югу рубеж 62-й армии, которой тогда командовал генерал-майор В. Я. Колпакчи, а дальше, до Верхне-Курмоярской - 64-й армии генерал-майора М. С. Шумилова.

Вскоре на просторах донских и приволжских степей и развернулось одно из величайших сражений в истории войн - Сталинградская битва.

Глава VIII. Сталинград: контрудар первой танковой армии

I

В Сталинградской битве мне довелось участвовать уже не с 38-й армией. В оборонительный период этого грандиозного многомесячного сражения я командовал 1-й танковой, затем 1-й гвардейской армиями. Обе они сыграли существенную роль на разных этапах ожесточенной борьбы за Сталинград, но их боевые действия, к сожалению, должным образом не освещены. Поэтому представляется целесообразным рассказать здесь хотя бы то, что запомнилось.

Прошло шесть дней с тех пор, как 38-я армия в ходе тяжелых оборонительных боев с превосходящими силами противника отошла к Дону в районе Серафимович, Клетская. Переправившись на левый берег, войска армии начали приводить себя в порядок, строили оборону, а также создавали предмостные укрепления на удерживаемых небольших плацдармах на правом берегу.

Штаб армии расположился в населенном пункте Клетско-Почтовском. Я там бывал редко, почти все время проводил в частях и соединениях, помогая их командованию в организации обороны.

22 июля меня неожиданно вызвали в штаб Сталинградского фронта. В тот же день я отправился в Сталинград. Вместе со мною поехал член Военного совета 38-й армии бригадный комиссар В. М. Лайок. В пути мы, разумеется, строили всевозможные догадки о причинах вызова. В конце концов решили, что предстоит совещание, на котором нужно будет присутствовать, а возможно и докладывать об обстановке на нашем участке обороны.

Прибыв в Сталинград, мы первым долгом отправились в домик командующего фронтом. И тут начались неожиданности. Прежде всего оказалось, что в домике новый хозяин-генерал-лейтенант В. Н. Гордов. До этого он командовал 21-й армией, а теперь был назначен командующим Сталинградским фронтом вместо маршала С, К. Тимошенко. Замена не казалась мне равноценной. В. Н. Гордов не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это представление подтвердилось в дальнейшем. Ведь обстановка на сталинградском направлении начала усложняться с каждым днем и даже с каждым часом. И именно в тот чрезвычайно острый и напряженный период командование фронта оказалось ослабленным, что не могло не отразиться на руководстве боевыми действиями, в особенности в условиях многократного превосходства сил противника. Генерал-лейтенант Гордов, конечно, старался сделать все, что мог. Но задача была ему не по силам.

Штабу фронта и тем более командованию и штабам армий неизвестна была причина ухода маршала С. К. Тимошенко с поста командующего. Все мы хорошо знали и глубоко уважали Семена Константиновича. Он был участником гражданской войны и активным организатором Красной Армии в мирное время: командовал 3-м кавалерийским корпусом и войсками Киевского Особого военного округа. Большой вклад был внесен им в дело разгрома белофиннов в 1939-1940 гг. Став народным комиссаром обороны, он в короткий срок, до нападения фашистской Германии на Советский Союз, добился резкого повышения дисциплины в войсках, устранил ошибки в подготовке личного состава, что способствовало быстрому росту боевой мощи Красной Армии. Несмотря на тяжелые неудачи войск Юго-Западного направления в 1941 г. и в первой половине 1942 г., приведшие к отходу войск за р. Дон, мы верили в способность Семена Константиновича успешно руководить фронтовым объединением.

Перемены в командовании фронта были не единственной неожиданностью для меня. Второй - о ней сообщил мне генерал-лейтенант Гордов - был приказ Ставки Верховного Главнокомандования о моем назначении командующим 1-й танковой армией. Далее выяснилось, что этой армии пока еще не существовало. Ее предстояло сформировать на западном берегу Дона в районе Качалин, Рычковский, Калач. И задача эта возлагалась на управление 38-й армии, которое преобразовывалось в управление 1-й танковой армии и должно было немедленно передислоцироваться из Клетско-Почтовского в район Калача. Войска же 38-й армии было приказано передать в состав 21-й армии.

Кстати отмечу, что 21-я армия собственно и должна была занять оборону в полосе устья р. Медведицы - станица Новогригорьевская. Так гласила директива Ставки Верховного Главнокомандования от 12 июля. Но в ходе отступления остатки этой армии отошли не на левый фланг 63-й армии, а на ее правый фланг, в район, находившийся в 250 км к западу от отведенной им полосы. Вот почему 16 июля эту полосу было приказано занять вышедшим к ней войскам 38-й армии. Теперь же они передавались в состав 21-й армии, и ее полевое управление должно было занять наше место в Клетско-Почтовском.

Итак, эта сторона дела была ясна. Я тотчас же связался по телефону с Клетско-Почтовским и отдал необходимые распоряжения: своему заместителю генерал-майору Г. И. Шерстюку приказал возглавить комиссию по передаче войск с их участками обороны, а штабу под начальством полковника С. П. Иванова прибыть в район Калача.

Теперь можно было приступить к выполнению задач, связанных с формированием 1-й танковой армии.

Приказ Ставки требовал сформировать армию к 24 часам 28 июля. В связи с ухудшением обстановки к западу от Дона командующий фронтом сократил этот срок на двое суток. Таким образом, армии предстояло быть готовой к ведению боевых действий не позднее 24 часов 26 июля. Иначе говоря, в нашем распоряжении для формирования и сколачивания 4-й танковой армии оставалось всего четверо суток. Но и это было не все.

В состав армии должны были войти два танковых корпуса, три стрелковые дивизии, четыре артиллерийских (два противотанковых и два ПВО) и один гвардейский минометный полки. Фактически к началу формирования ей были переданы 13-й и 28-й танковые корпуса, 131-я стрелковая дивизия, два артиллерийских полка противовоздушной обороны и один противотанковый. Вместо недостающих двух стрелковых дивизий, артиллерийского и гвардейского минометного полков армии была придана 158-я тяжелая танковая бригада.

II

К утру 23 июля мы с В. М. Лайоком были уже в районе Калача. Начали с поисков места для устройства командного пункта армии. Нашли его на берегу Дона, к северу от Калача. На другой день прибыл и полковник С. П. Иванов со штабом бывшей 38-й армии, а теперь уже 1-й танковой армии. Не теряя ни минуты, мы приступили к формированию последней.

К тому времени обстановка на фронте резко обострилась.

Напомню, что еще к середине июля противник, разорвав фронт советских войск и оттеснив их в ходе боев в большой излучине Дона частью к северу и частью к югу, достиг линии р. Чир. Здесь 17 июня он встретил сильное сопротивление передовых отрядов 62-й армии. Действуя при активной поддержке авиации, передовые отряды в труднейших условиях в течение шести дней сдерживали натиск превосходящих сил врага.

К исходу 22 июля вражеским войскам удалось выйти к переднему краю главной полосы обороны 62-й армии, простиравшейся, как упоминалось, от Клетской до Суровикино. Несколько часов спустя враг нанес удар на ее правом фланге в районе Клетской.

Наступавшая на Сталинград 6-я немецкая армия имела тогда в своем составе восемнадцать дивизий, в том числе три танковые и две моторизованные. Она насчитывала почти четверть миллиона солдат и офицеров, имела до 7,5 тыс. орудий и минометов, около 740 танков, располагала мощной поддержкой с воздуха (до 1200 боевых самолетов).

Противостоявшие им советские войска 62-й и правого фланга 64-й армий на фронте Клетская - Суворовский имели восемь стрелковых дивизий, танковую бригаду, семь отдельных танковых батальонов и два батальона пехотных училищ. Соотношение в людях было 1,5:1, в артиллерии-2,6:1, в танках-2:1, в самолетах-3,6:1 в пользу врага. На направлении главного удара-к югу от Клетской - немецко-фашистское командование создало еще большее превосходство сил. Оборонявшиеся там правофланговые соединения 62-й армии - 192-я, 184-я и 33-я гвардейская стрелковые дивизии - уступали сосредоточенным против них войскам неприятеля как в численности личного состава (в 4-5 раз), так и в количестве орудий и минометов (в 9-10 раз). Противник здесь имел и абсолютное превосходство в танках и авиации.

С утра 23 июля правофланговый полк 33-й гвардейской стрелковой дивизии был атакован 113-й пехотной и 16-й танковой дивизиями врага. Несколько позднее противник нанес удар и на правом фланге 192-й стрелковой дивизии. Используя многократное превосходство в силах и средствах, в особенности в авиации, вражеские войска прорвали главную полосу обороны 62-й армии К исходу дня они продвинулись в глубину до 20 км.

С утра 24 июля гитлеровцы на этом направлении дополнительно ввели в сражение свежую моторизованную дивизию. Совместно с 60-й моторизованной дивизией они прорвались в район Верхне-Бузиновка, где разгромили штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий.

Контрудар, предпринятый силами 62-й армии, успеха не имел. Задержать продвижение противника не удалось.

К исходу дня обе группировки врага прорвались к р. Дон в район Каменский. Оказались окруженными части 184-й и 192-й стрелковых дивизий, 40-я танковая бригада и отдельный танковый батальон.

В штабе фронта, куда к этому времени прибыл начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский, по его инициативе было принято решение нанести контрудар с целью разгрома вражеской группировки, прорвавшейся к Дону, и восстановления положения в полосе 62-й армии. Осуществить контрудар должны были 1-я и одновременно с ней начавшая формирование 4-я танковые армии.

К утру 24 июля соединения и части формирующейся 1-й танковой армии были еще разбросаны на значительном пространстве. 13-й танковый корпус под командованием полковника Т. И. Танасчишина, не успевший завершить укомплектование своих бригад, вел бои на западном берегу Дона в районе Манойлина. Три его бригады -163, 166-я и 169-я - имели всего 123 танка, в том числе Т-34-74, Т-70-49.

У 28-го танкового корпуса полковника Г. С. Родина танков имелось больше-178 (88-Т-34, 60 - Т-70 и З0-Т-60). Но получены они были буквально накануне выдвижения в район Калача. Тогда же прибыл и личный состав. Словом, корпус только-только начал формироваться.

Далее, 158-я тяжелая танковая бригада (командир полковник А. В. Егоров) еще не была полностью оснащена боевыми машинами. Она получала их на ст. Кривомузгинская, куда прибыл эшелон с танками КВ. Что касается 131-й стрелковой дивизии, то она в это время вела оборонительные работы на восточном берегу Дона севернее Калача.

Ко всему этому надо добавить, что к утру 25 июля противник оказался в непосредственной близости к району формирования 1-й танковой армии. Ее войска сосредоточивались на восточном берегу Дона, севернее Калача, а к западному берегу подошли вражеские дивизии. Они приблизились к переправе и обрушили на нее артиллерийский и минометный огонь.

Я привожу здесь данные об обстановке, сложившейся к утру 25 июля, по очень простой причине: именно в это утро, согласно приказу командования фронта, наносился контрудар, в котором 1-й танковой армии отводилась главная роль. Ей предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать в направлении населенного пункта Майоровского. Ближайшая задача - уничтожить противостоящего врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне-Бузиновка Манойлин. В последующем мы должны были развивать наступление в направлении Перелазовского и там соединиться с 4-й танковой армией. Ее войска не успевали сосредоточиться на исходных позициях к 25 июля, поэтому им предписывалось начать боевые действия 27 июля, наступая из района Трехостровской в направлении Перелазовского.

Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем силами двух танковых армий, еще не закончивших формирование и не получивших всех предназначенных для них средств усиления. Насколько оправданным было такое решение представителя Ставки? Этот вопрос фигурирует в целом ряде военно-исторических исследований и воспоминаний. Ответы на него даются разные. Некоторые авторы считают, что это решение было ошибочным. Полагаю, что мне как бывшему командующему 1-й танковой армией, выполнявшей главную роль в нанесении контрудара, также следует ответить на этот вопрос.

Прежде всего замечу, что авторы, которые исходят из того, что 1-я и 4-я танковые армии не были готовы к контрудару, поскольку еще только формировались, высказывают мнение, что ввиду этого следовало подождать с контрударом.

Сторонникам подобной точки зрения уже ответил Маршал Советского Союза А. М. Василевский. В статье, опубликованной несколько лет назад, он писал: "Будучи одним из наиболее ответственных инициаторов этого события, лицом, которое вело все переговоры с Верховным Главнокомандующим по этому вопросу, а также непосредственным очевидцем всей серьезности создавшейся обстановки, я считал и считаю, что решение на проведение контрудара даже далеко не полностью готовой к боевым действиям 1-й танковой армии в тех условиях было единственно правильным и что оно, как показал дальнейший ход событий, с учетом контрудара столь же неготовой 4-й танковой армии, в значительной степени себя оправдало.

Необходимость контрудара наличными силами 1-й танковой армии вызывалась тем, что противник, прорвав оборону правофланговых дивизий 62-й армии и окружив здесь две наши стрелковые дивизии и танковую бригаду, выходом крупных сил в район Верхне-Бузиновка, Сухановский создал непосредственную и серьезную угрозу не только переправам через Дон, но и всем войскам 62-й и левого фланга 64-й армий, оборонявшимся в большой излучине Дона. Для ликвидации этой серьезной опасности, нависшей над войсками 62-й армии, требовались немедленные контрмеры. Других войск, кроме 1-й и 4-й танковых армий, не было... Поэтому пришлось пойти на немедленный, хотя и не на одновременный контрудар танковыми армиями... Последующие события показали, что благодаря активным действиям и упорному сопротивлению войск Сталинградского фронта в целом главная группировка войск немецкой армии, вместо захвата Сталинграда с ходу, вынуждена была втянуться в затяжные бои на восточном берегу Дона. В связи с этой задержкой в наступлении 6-й немецкой армии немецко-фашистскому командованию пришлось повернуть свою 4-ю танковую армию с кавказского на сталинградское направление"{91}.

В одной из своих статей я уже говорил, что полностью согласен с этим высказыванием А. М. Василевского. Добавлю, что именно контрудары силами танковых армий, пусть еще неготовых, помешали противнику с ходу захватить Сталинград. Таким образом, на мой взгляд, не может быть и речи об ошибочности принятого в то время решения. Тем же, кто видит лишь неготовность к контрудару, хотелось бы напомнить, что эта сторона дела была хорошо известна и принимавшим решение, и выполнявшим его. Вот об этом и пойдет речь.

III

В то время все мы радовались появлению у нас танковых армий - мощной ударной силы в руках фронтового командования. Что касается меня, то я давно мечтал о создании таких объединений. И то, что мне было доверено возглавить одну из первых танковых армий, вызывало чувство ответственности и стремление использовать эту ударную силу наиболее эффективным образом.

Уже 22 июля, во время разговора с командующим фронтом, я понял, что осуществить это намерение будет нелегко. Слишком малым был срок, отведенный для формирования и сколачивания 1-й танковой армии. Однако ее командование и штаб, прибыв в район Калача, приложили все силы к обеспечению боевой готовности частей и соединений в назначенный срок - к 24 часам 26 июля.

Но и этот срок, урезанный на двое суток по сравнению с указанным в приказе Ставки, был вновь сокращен почти наполовину. 23 июля, когда мы еще только начали формирование армии, последовал вышеупомянутый приказ командования фронта о нанесении контрудара утром 25 июля, т. е. менее, чем через двое суток.

Получив приказ, я сразу же собрал офицеров штаба армии. Ознакомив их с полученной задачей и приняв предварительное решение, приказал немедленно отправиться на железнодорожные станции, встретить прибывающие части и вывести их в исходные районы для наступления. Начальник штаба с группой офицеров приступил к разработке плана наступательной операции, а я с начальниками родов войск уехал для рекогносцировки местности и выбора наблюдательных пунктов.

Весь этот и следующий дни были чрезвычайно напряженными. Офицеры штаба армии, не зная отдыха, занимались обеспечением своевременного сосредоточения войск в указанные районы.

24 июля мною было отдано боевое распоряжение, в котором ставились задачи войскам армии.

28-му танковому корпусу было приказано перейти с утра 25 июля в решительное наступление, разгромить противника в районе Малонабатовской, Осиновский, Ложки и затем преследовать его до Ново-Григорьевской, Логовского. После этого сосредоточить свои главные силы в районе Ближняя Перекопка, Сиротинская. 13-му танковому корпусу предписывалось наступать в направлении Евсеевский, Верхне-Бузиновка, Клетская, нанести поражение вражеским войскам в районе Муховин, Майоровский, Евсеевский и затем преследовать их до рубежа р. Дон.

131-я стрелковая дивизия участвовала силами одного полка в нанесении контрудара. Два остальных обороняли восточный берег Дона от Голубинского до Калача. 158-я тяжелая танковая бригада, которая вместе с батальоном 131-й стрелковой дивизии составила резерв армии, должна была двигаться вслед за 28-м танковым корпусом.

Боевое распоряжение требовало в течение ночи на 25 июля довести задачи до исполнителей, заправить танки горючим и боеприпасами, вывести их в исходное положение для атаки.

Добавлю, что согласно директиве штаба фронта слева во взаимодействии с 13-м танковым корпусом должна была нанести удар частью сил 62-я армия. Из района Серафимовича в южном направлении, в тыл группировке противника, предстояло наступать трем дивизиям 21-й армии.

Вечером, накануне нанесения контрудара, к нам на командный пункт приехали генерал-полковник А. М. Василевский и генерал-лейтенант В. Н. Гордов. Ознакомившись с состоянием армии и ходом подготовки к нанесению контрудара, А. М. Василевский разъяснил порядок выполнения поставленной задачи. Он также подчеркнул ответственность, возложенную на войска 1-й танковой армии, сказал, что за действиями армии наблюдает Верховное Главнокомандование. Попрощавшись и пожелав нам успеха, представитель Ставки и командующий войсками фронта уехали в Сталинград.

Проводив их, я занялся организацией переправы войск через Дон. Обстановка была сложная. Армия должна была вступить в бой в крайне невыгодных условиях. Ее главным силам, находившимся на восточном берегу, предстояло переправляться через Дон под непрерывным воздействием авиации врага, а на западном берегу с ходу вступить в бой.

IV

То, что этой ночью представлялось нелегким делом, еще более усложнилось утром. Первым начал переправляться 482-й стрелковый полк 131-й стрелковой дивизии, а за ним 56, 55, 39-я танковые и 32-я мотострелковая бригады. 1-й батальон 482-го стрелкового полка занял свой рубеж, обеспечивающий переправу, и его выдвижение осталось незамеченным вражескими наблюдателями. Следовавший за ним 3-й батальон на западном берегу в 2,5 км от переправы подвергся на марше нападению 15 танков противника и мотопехоты на семи машинах.

Батальон быстро развернулся и вступил в бой. Но он не имел противотанковых средств и нес потери.

Выручили его из беды передовые подразделения 56-й танковой бригады полковника В. В. Лебедева, входившей в состав 28-го танкового корпуса. Они тоже только что переправились на западный берег и двигались к своему исходному рубежу. Встретив врага, наши танкисты с ходу атаковали его. Танки противника были сначала остановлены, а затем отброшены от переправы.

Так начали войска 1-й танковой армии сосредоточение в исходном районе для наступления.

В связи с вышесказанным не могу не заметить, что в ряде послевоенных исследований подчас встречаются существенные неточности в описании событий тех дней. Так, авторы второго тома "Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941- 1945" утверждают, что противник, атаковав 23 июля правый фланг 62-й армии, якобы "через три дня" сумел "прорвать оборону на этом участке"; после чего его "подвижные части вышли к Дону в районе Каменского..."{92} Выходит, что этот прорыв неприятельских поиск был осуществлен лишь 26 июля.

В действительности он произошел уже 24 июля. Именно тогда гитлеровские танковые соединения, глубоко обойдя основные силы 62-й армии, прорвались к Дону в районе Каменского.

Обстановка на сталинградском направлении стала крайне сложной.

Выход 14-го танкового корпуса и других соединений 6-й немецкой армии к Калачу мог поставить под угрозу окружения 62-ю армию и часть сил 64-й. Главная же опасность заключалась в том, что противник силами этой своей группировки стремился форсировать Дон у Калача и, наступая дальше на восток, с ходу захватить Сталинград. Его передовые части у Голубинского и Березова вели обстрел противоположного берега Дона. Утром 25 июля они находились уже в 2,5-3 км от Калача, и мост у этого города обстреливали огнем артиллерии и минометов.

Вот почему 1-я танковая армия начала наступление силами 28-го танкового корпуса не в районе Каменского, как, по-видимому, полагают авторы вышеупомянутого труда, а непосредственно у Калача. Это произошло утром 25 июля, и наш контрудар совпал с возобновлением противником наступления по овладению переправами.

Все это подтверждает и Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Его свидетельство особенно ценно потому, что в то время он был представителем Ставки на Сталинградском фронте и являлся одним из главных инициаторов контрудара 1-й танковой армии. а также участвовал в определении времени и места начала этой наступательной операции. И вот что он засвидетельствовал: "Сосредоточенные в ночь на 25 июля на западном берегу Дона войска 1-й танковой армии с рассветом приступили к нанесению контрудара по противнику, который тоже возобновил наступление с целью захватить переправы у Калача"{93}.

Добавлю, что, возобновив наступление, враг к утру 25 июля почти уже достиг своей ближайшей цели - переправы у Калача. Неприятелю оставалось преодолеть последние два-три километра. Но ему это не удалось, так как именно в этот момент по наступающему противнику нанесла контрудар 1-я танковая армия. Завязалось встречное сражение с танками и мотопехотой. Оно проходило в крайне невыгодных для нас условиях. К уже упомянутым причинам нужно добавить превосходство наземных сил противника и полное господство его авиации в воздухе. В первый день боя она совершила более 1000 самолето-вылетов на боевые порядки 1-й танковой армии. Вражеская авиация действовала группами по два-три десятка самолетов, появлявшихся над нами через каждые 20-25 минут. Им, к сожалению, ничего не противопоставила наша 8-я воздушная армия, занятая, видимо, на других направлениях.

Несмотря на все свои преимущества, враг не сумел добиться успеха. Напротив, в упорных боях, продолжавшихся в течение всего дня, войска 28-го танкового корпуса, ломая сопротивление неприятеля, отбросили его на 6-8 км от Калача.

К исходу дня бои прекратились на всем фронте. Обе стороны понесли большие потери. Что касается противника, то он вынужден был отказаться от наступления и перешел к жесткой обороне, используя для борьбы с нашими танками даже средства ПВО. Мы же произвели перегруппировку и пополнили боеприпасы.

Оставив на своем наблюдательном пункте заместителя по бронетанковым и механизированным войскам Н. А. Новикова и члена Военного совета В.М. Лайока, я прибыл к Г. С. Родину в 28-й танковый корпус. С утра 26 июля его войска возобновили наступление. Атака началась на рассвете, в 3 часа, до появления авиации противника. Мы рассчитывали, что удар будет не только стремительным, но и внезапным.

Однако оказалось, что к его отражению вражеские войска готовились всю ночь. Они заняли выгодные рубежи, зарыли в землю танки, подтянули противотанковую артиллерию. Применили против наших танков 88 мм зенитные пушки. Атака, проведенная на рассвете частями 28-го танкового корпуса, успеха не имела. Мы смогли лишь сбить боевое охранение и передовые части противника. Сломить сопротивление его главных сил, оборонявшихся в районе населенного пункта Ложки и совхоза "10 лет Октября", не удалось.

Вторая атака, предпринятая в 15 часов, также была отражена противником. И только третий удар, нанесенный в 19 часов, принес успех. Тараном из 36 танков была пробита брешь на левом фланге вражеской обороны. Это позволило продвинуться вперед силами всего 28-го танкового корпуса, разгромить врага и захватить его опорные пункты в населенном пункте Ложки и в совхозе "10 лет Октября".

Все это произошло в течение короткой паузы между бомбовыми ударами авиации противника, представлявшей для нас главную угрозу.

Но вот пауза окончилась. Налетевшие вражеские самолеты вынудили приостановить дальнейшее продвижение на север. В результате нам не удалось преследовать противника, который поспешно отступал, оставив на поле боя сотни трупов солдат и офицеров, 12 орудий крупного калибра, 10 противотанковых пушек и несколько бронетранспортеров. Среди трофеев оказался склад боеприпасов, устроенный гитлеровцами в Ложках.

В этот день войска 28-го танкового корпуса, действовавшие на правом фланге наступающей 1-й танковой армии, продвинулись на 9-10 км, отбросив противника к северу.

На левом фланге армии наступал 13-й танковый корпус. Вы полняя поставленную задачу, его войска нанесли удар из района Добринка в северном направлении. Овладев населенным пунктом Евсеевский и преследуя отступающего врага, они вышли на подступы к Манойлину.

Несколько продвинулась вперед и 196-я стрелковая дивизия 62-й армии, взаимодействовавшая с войсками 1-й танковой армии.

Командующий 62-й армией генерал-майор В. Я. Колпакчи еще 24 июля рассказал мне о надеждах, которые он возлагал на эту дивизию. Я встретился с ним на командном пункте армии, куда мы с командиром 28-го танкового корпуса Г. С. Родиным приехали ознакомиться с обстановкой и договориться о взаимодействии. В. Я. Колпакчи подтвердил, что 14-й танковый корпус противника рвется к Калачу, и это создало угрозу окружения главных сил 62-й армии, захвата переправ через Дон вражескими войсками с целью прорыва на Сталинград. В то же время враг начал сжимать кольцо окружения в районе Верхне-Бузиновки, в котором, как отмечено выше, оказалась тогда часть сил 62-й армии. В такой обстановке генерал Колпакчи счел возможным участвовать в контрударе силами одной лишь 196-й стрелковой дивизии.

- Вот здесь, на левом фланге армии,- говорил он, показывая на карте район южнее Суровикино,- 196-я стрелковая дивизия передаст свою полосу обороны 229-й стрелковой дивизии 64-й армии. Сама же сосредоточится в районе совхоза "Победа Октября". Оттуда она с приданным ей танковым батальоном нанесет удар на Скворин, Сухановский, Верхне-Бузиновку. Ей ставится задача взаимодействовать с вашим 13-м танковым корпусом с целью деблокировать окруженную группировку 62-й армии.

Таким образом, 196-я стрелковая дивизия наступала между 13-м и 28-м танковыми корпусами. Она как бы разобщила их. Несомненно, это тоже ослабило силу контрудара 1-й танковой армии. Возможно, что целесообразнее было бы передать 196-ю стрелковую дивизию в состав нашей армии.

V

То обстоятельство, что 13-й танковый корпус находился как бы "на отшибе", отрицательно сказалось на его первоначальных действиях. Наступление он начал силами двух, а не трех танковых бригад. Впоследствии выяснилось, что одна из них - 163-я - оказалась в это время в резерве... 62-й армии в районе населенного пункта Остров, расположенного к юго-востоку от Добринки. Далее после овладения Евсеевским, командир корпуса направил сначала 166-ю танковую бригаду, а на следующий день и 169-ю в район Манойлина. Между тем боевой приказ войскам армии требовал, чтобы 13-й танковый корпус наступал на Верхне-Бузиновку и далее на Клетскую.

Невыполнение этой задачи привело к тому, что в целом контрудар наносился по расходящимся направлениям вопреки замыслу операции, имевшей целью разгром всей вражеской группировки, прорвавшейся на правом фланге 62-й армии.

Положение было исправлено после принятия мер командованием фронта и 1-й танковой армии. В район Манойлина прибыл генерал-майор танковых войск Е. Г. Пушкин, который и стал с 28 июля руководить действиями 13-го танкового корпуса. В состав последнего была возвращена 163-я танковая бригада, а две другие, сражавшиеся под Манойлином фронтом на северо-запад и запад, выведены из боя. Проведя разведку, войска корпуса на рассвете 28 июля атаковали противника в районе Майоровского и установили тесную связь с 184, 192-й стрелковыми дивизиями и 40-й танковой бригадой.

К этому времени получили развитие боевые действия 1-й танковой армии и на других участках фронта.

Еще 26 июля вечером на наблюдательном пункте армии, расположенном на западном берегу Дона, вновь побывал генерал-полковник А. М. Василевский. После моего доклада мы вместе проехали по местам, где в течение последних двух дней шли ожесточенные бои. Постояли на высотке, молча глядя на расстилавшийся вокруг клочок донской степи, отбитый у противника.

Дорого заплатил враг за попытку с ходу прорваться через Калач на Сталинград. Земля, на которой 1-я танковая армия нанесла свои первые удары по гитлеровцам, была устлана трупами вражеских солдат и офицеров, их поверженной техникой - разбитыми орудиями и еще дымящимися танками.

Думали ли мы тогда, что этой уже опаленной огнем земле суждено еще раз стать полем сражения, что враг вновь проникнет сюда и дальше на восток, к Сталинграду?

Такую возможность нельзя было не учитывать. Более того, по указанию Ставки было уже предпринято многое на случай прорыва врага в район Сталинграда. Но и предстояло еще немало сделать. Поэтому исключительно важное и, как показал ход событий, решающее значение имел фактор времени. Иначе говоря, наша задача состояла в том, чтобы втянуть в затяжные бои противника, рвущегося к Сталинграду, задержать его на решающих направлениях и тем самым выиграть время для изменения соотношения сил в свою пользу. Эта идея, собственно, и лежала в основе решения на нанесение контрудара силами двух танковых армий, принадлежавшая А. М. Василевскому.

Ознакомившись с результатами первых наступательных боев, представитель Ставки Верховного Главнокомандования уточнил последующую задачу. 27 июля, разъяснил он, должны нанести удары 1-я и 4-я танковые армии, одна в северном, другая в западном направлении на Верхне-Бузиновку и далее на Клетскую и Перелазовский, разгромив вражескую группировку, прорвавшуюся на правом фланге 62-й армии.

Проводив А. М. Василевского, уехавшего в тот же вечер в штаб фронта, мы приступили к подготовке войск к завтрашним боям. Были определены исходные рубежи и поставлены задачи всем соединениям и частям. В то время как танковым корпусам предстояло с двух сторон наступать на Верхне-Бузинкову, 131-й стрелковой дивизии и 158-й тяжелой танковой бригаде было приказано очистить от противника высоты западного берега Дона.

Когда штаб армии закончил работу, уже светало. Наступило 27 июля. На этот день мы возлагали большие надежды.

До сих пор удар наносился в основном силами 1-й танковой армии. Ведь, например, 62-я армия смогла выделить для совместных с нами действий лишь одну стрелковую дивизию. Что же касается 21-й армии, то ее участие было еще меньшим. Ей надлежало силами трех-четырех дивизий нанести удар в направлении Клетской, Евстратовского, разгромить вклинившегося противника и отрезать ему пути отхода. Выполнение этой задачи должно было сыграть заметную роль в осуществлении замысла всей фронтовой наступательной операции. Однако 21-я армия сумела выделить только один стрелковый полк, который действовал в указанном направлении в качестве передового отряда. Конечно, он не мог оказать существенного влияния на ход борьбы.

Воспользовавшись тем, что 1-я танковая армия в течение первых дней наступления сражалась по существу одна, противник сосредоточил против нее большую часть огневой мощи своей артиллерии, а также крупные силы мотопехоты, танков, авиации. Выше уже приводилась цифра - 1000 самолето-вылетов противника в первый день наступления 1-й танковой армии. Без преувеличения можно сказать, что примерно такое же число вражеских самолетов и в дальнейшем ежедневно сбрасывало бомбовый груз на боевые порядки 1-й танковой армии.

Легко представить себе, с каким нетерпением ждали у нас в штабе начала наступления 4-й танковой армии, назначенного на 27 июля. Совместные действия должны были дать, наконец, тот перевес сил, который необходим был для того, чтобы сломить сопротивление врага.

Наши ожидания не оправдались. К сожалению, даже к 16 часам 27 июля из состава 4-й танковой армии на западный берег Дона переправились только 17 танков одной из бригад 22-го танкового корпуса.

Жаль, что 4-й танковой армии не удалось начать наступление одновременно с нами еще 25 июля. Но еще досаднее то, что она не могла выступить даже 27 июля, в срок, указанный директивой фронта.

VI

Итак, 4-я танковая армия запаздывала с началом наступления, а наш 13-й танковый корпус по-прежнему вел бои в районе Манойлина. Поэтому удар в направлении Верхне-Бузиновки 1-я танковая армия наносила лишь силами 28-го танкового корпуса. Кроме того, по приказу командования армии 131-я стрелковая дивизия наступала на север вдоль правого берега Дона.

При слабой артиллерийской и авиационной поддержке мы медленно продвигались вперед. В течение дня нам удалось отбросить на север части прикрытия противника. 28-й танковый корпус достиг рубежа населенных пунктов Липолебедевский, Липологовский. Части 131-й стрелковой дивизии овладели окраиной Голубинского. Но, не имея перевеса ни в живой силе, ни в технике и огневой мощи, мы не смогли прорвать оборону главных сил врага, а только продвинулись на 6-7 км.

Тем временем немецко-фашистское командование спешило принять меры для отражения удара 1-й танковой армии. Чтобы остановить наступление ее правофланговых войск, оно ввело в бой еще одну пехотную дивизию 8-го армейского корпуса - 376-ю. Понимая, что контрудар имел целью восстановить положение на правом фланге 62-й армии, противник еще 25 июля активизировал свои действия слева от нее, южнее Суровикино. Там оборонялись две стрелковые дивизии 64-й армии - 229-я и 214-я. Последняя только прибыла в указанный район. 229-я же едва успела сменить 196-ю стрелковую дивизию 62-й армии. Таким образом сложилась выгодная для противника обстановка. К тому же он обладал значительным превосходством в силах и средствах.

И вот, несмотря на упорное сопротивление, оказанное обеими правофланговыми дивизиями 64-й армии, противнику удалось оттеснить их. Форсировав р. Чир на участке разъезд Дмитриевка, Рычковский, две пехотные и танковая дивизии врага разорвали смежные фланги 62-й и 64-й армий и создали угрозу удара на Калач с юго-запада. Ценою тяжелых потерь противник захватил 27 июля Нижне-Чирскую, Новомаксимовский и Ближнеосиновский и также создал угрозу удара на Сталинград с юго-запада.

Намерения противника стали очевидны. Он стремился ударом с юго-запада отрезать 1-ю танковую и 62-ю армии от переправ через Дон.

Дальнейшие планы врага, как мы теперь знаем, были связаны с тем, что в результате контрудара 1-й танковой армии неприятелю не удалось с ходу прорваться на Сталинград через Калач. Следующей попыткой и должно было стать наступление в том же направлении, но с юго-запада, из района Нижне-Чирской.

На это обстоятельство обратила внимание Ставка Верховного Главнокомандования. Руководству Сталинградского фронта было приказано переключить главные усилия на юго-западное направление, становившееся наиболее угрожающим. "В связи с отходом 214 сд 64 армии южнее устья р. Чир за Дон,гласила директива Ставки Сталинградскому фронту от 28 июля,- и выходом здесь противника на западный берег реки Дон, направление Нижне-Чирская - Сталинград в данный момент является для фронта наиболее опасным, а следовательно, и основным. Опасность эта состоит в том, что противник, переправившись через реку Дон, может обойти Сталинград с юга и выйти в тыл Сталинградскому фронту"{94}.

Ставка приказывала: "1) Продолжая действия по полному уничтожению противника в районе Верхне-Бузиновка, основной задачей фронта в ближайшие дни иметь: активными действиями 64 армии с использованием подошедших в район Калач и южнее 204 и 321 сд и 23 танкового корпуса во что бы то ни стало не позднее 30.7 разбить противника, вышедшего южнее Нижне-Чир екая на западный берег Дона, и полностью восстановить здесь оборону по сталинградскому рубежу"{95}.

К моменту получения этой директивы командованием фронта уже были приняты меры, в основном совпадавшие с указанием Ставки. Главная роль в их осуществлении, однако, была отведена не 64-й армии, как предлагалось в вышеприведенной директиве, а 1-й танковой армии. Командование фронта приказало немедленно повернуть часть ее сил на юго-запад и разгромить вражескую группировку, которая оттуда угрожала выходом на кратчайшее направление к Сталинграду.

В целях усиления армии в ее состав передавались 23-й танковый корпус, 204-я стрелковая дивизия, 397-й и 398-й легкие артиллерийские полки. Но эти соединения я части находились либо на подходе к Калачу, либо еще дальше. Поэтому до их прибытия в район Суровикино я направил туда 163-ю танковую бригаду, которой была поставлена задача совместно с 229-й стрелковой дивизией 64-й армии задержать врага.

23-й танковый корпус и 204-я стрелковая дивизия вскоре прибыли и были также направлены в намеченный район и введены в бой на стыке 62-й и 64-й армий. Они сыграли решающую роль в отражении удара противника с юго-запада. Вражеские дивизии понесли большие потери и были отброшены из района Новомаксимовского за р. Чир{96}.

В эти последние июльские дни 1-я танковая армия, таким образом, действовала на двух противоположных направлениях - северо- и юго-западном, причем последнее потребовало и соответственного внимания со стороны командования и штаба армии. Теперь мы имели два наблюдательных пункта, и мне приходилось быть то на одном, то на другом, чтобы руководить действиями войск на обоих направлениях. Естественно, что юго-западное поглощало и все подкрепления, прибывавшие в армию, и, кроме того, отвлекало часть сил от главного направления. В результате не произошло наращивания ее усилий в северном направлении. Там мы действовали ослабленными силами, к тому же измотанными в жестоких боях последних дней.

Севернее Калача бои не утихали теперь ни днем, ни ночью. Они становились все ожесточеннее. Противник оказывал яростное сопротивление нашим атаковавшим войскам. Он пытался в свою очередь перейти в наступление, прорваться к Калачу. А убедившись в тщетности этих усилий, поставил своей целью удержать хотя бы рубеж Липолебедевский - Липологовский - Скворин. Это ему удалось сделать, после того как он оборудовал здесь прочную оборону, закопал в землю танки и подтянул полевую и противотанковую артиллерию.

Сил и средств, которыми располагала 1-я танковая армия на своем правом фланге, оказалось недостаточно, чтобы сломить сопротивление сильного врага. Однако мы прочно сковали его на этом участке. Это означало, что 28 июля, когда 4-я танковая армия начала наконец наступление на запад, возникла реальная возможность окружить всю вражескую группировку, прорвавшуюся в тыл 62-й армии. Благоприятствовали тому и успешные действия, предпринятые 1-й танковой армией силами 13-го танкового корпуса в районе Верхне-Бузиновки. Танкисты под командованием генерал-майора Е. Г. Пушкина 29 июля нанесли удар на Верхне-Бузиновку с юга и освободили ее совместно с группой полковника К. А. Журавлева.

При таких условиях можно было сломить сопротивление вражеской группировки, рвавшейся к Калачу, нанеся ей удар одновременно с фронта и с тыла. Эта задача и была поставлена перед войсками 1-й танковой армии. В частности, 13-му танковому корпусу было приказано освободить населенный пункт Оськинский и, установив связь с наступавшими со стороны Трехостровской ,войсками 4-й танковой армии, совместно с ними нанести удар в тыл липологовской группировке противника.

Нечего и говорить, что судьба последней фактически зависела от силы этого удара, в сочетании, конечно, с наступлением 28-го танкового корпуса в районе Липолебедевский, Липологовский и активными действиями части сил 62-й и 21-й армий. К сожалению, у всех нас тогда не хватило нужных для этого сил и средств.

39-31 июля боевые действия против липологовской группировки противника достигли наивысшего напряжения.

Переправившиеся в тот день через Дон войска 4-й танковой армии, как оказалось, насчитывали пока что не более 100 танков. То были две из четырех танковых бригад 22-го танкового корпуса. Они смогли продвинуться лишь до рубежа Верхне-Голубая - Евлампиовский - Малонабатовский, где были остановлены упорно сопротивлявшимся противником. 21-я армия по-прежнему участвовала в контрударе силами сравнительно небольшого передового отряда.

Что касается 13-го танкового корпуса 1-й танковой армии, то легко догадаться, что его силы в то время были невелики. Ведь позади у него были долгие изнурительные бои, в которых успех был добыт ценою значительных потерь. Достаточно сказать, что уже Верхне-Бузиновкой он овладел, имея в строю всего 27 танков.

VII

В результате полностью осуществить наш замысел не удалось. И все же удары, нанесенные противнику, были весьма чувствительными.

В 4 часа утра 30 июля, прочно сковав липологовскую группировку с фронта, правофланговые соединения 1-й танковой армии - 28-й танковый корпус, 131-я стрелковая дивизия и 158-я тяжелая танковая бригада начали наступление. Нанося удар левым флангом и стремясь обойти противника с запада, они медленно продвигались вперед.

Нам удалось теперь достичь и наращивания сил армии, действовавших против липологовской группировки противника с юга.

Как только 23-й танковый корпус выполнил поставленную задачу по разгрому врага в районе устья р. Чир, командование армии перенацелило его для действий в северном направлении. В это же время 13-й танковый корпус, переданный в состав 4-й танковой армии, совместно с частями 22-го танкового корпуса начал наступление на Осиновский, в тыл главным силам липологовской группировки.

Теснимой со всех сторон, ей угрожало полное окружение и уничтожение. Но командованию 6-й немецкой армии удалось оказать ей помощь. Оно ввело в бой свежие силы, которые прорвали внешний фронт 62-й армии и, выйдя в район Добринки, установили контакт с окружаемым нами 14-м танковым корпусом.

С этого момента бои приняли еще более ожесточенный характер. Наши танки, ломая сопротивление врага и нанося ему значительный урон, продолжали двигаться вперед. 189-я танковая бригада 23-го танкового корпуса, например, в самом начале атаки овладела западной окраиной Липологовского, уничтожив при этом 12 противотанковых орудий, 2 батареи тяжелой артиллерии и 8 танков противника. Этот успех необходимо было развить, так как населенный пункт Липологовский, где враг спешно построил дзоты и, закопав в землю танки, создал систему плотного противотанкового огня, оставался главным участком сопротивления.

Вскоре к оборонявшимся в районе Липологовского и Липолебедевского начали прибывать подкрепления. Это был первый результат вышеупомянутого прорыва фронта 62-й армии. Из района Добринки на помощь сражавшимся против нас двум моторизованным дивизиям подходили 50 танков и до 600 автомашин с пехотой и артиллерией. Кроме того, к Сухановскоаду двигался батальон пехоты с 30 танками, а в район Майоровского, Сухановского - 20 танков.

Но не эта помощь извне спасла врага от полного разгрома. Окружить и уничтожить его помешала авиация противника, которая и на этот раз господствовала в воздухе. Она появилась над боевыми порядками 1-й танковой армии уже в 5 часов, спустя всего лишь час после начала нашей атаки. Только на западную часть Липологовского, куда прорвалась 189-я танковая бригада, вражеские самолеты до 13 часов совершили 28 групповых налетов. Бригада потеряла 20 танков, но свои позиции удержала.

Кровопролитные бои на всем фронте наступления армии продолжались и 31 июля. На отдельных направлениях противник переходил в контратаки, но, получив отпор, с большими потерями откатывался назад.

В последующие пять дней 1-я танковая армия вновь и вновь наносила удары по липологовской группировке врага. В течение 12 дней армия непрерывно атаковала немецко-фашистскую группировку. Мы стремились уничтожить ее, но не смогли. К ней непрерывно поступали подкрепления, а силы 1-й танковой армии, не получавшей пополнения, день ото дня таяли. Более того, часть сил, в том числе единственную вновь прибывшую 254-ю танковую бригаду и три гвардейских минометных полка, мы по приказу штаба фронта передали в состав 64-й армии.

И на то была причина: центр тяжести боев под Сталинградом переместился на котельниковское направление.

Теперь, когда я бегло, в общих чертах рассказал о боевых действиях 1-й танковой армии в конце июля и начале августа 1942 г., сам собой напрашивается ответ на вопросы, поставленные в начале этой главы. Да, контрудар, в котором эта армия выполняла главную задачу, был полностью оправдан теми результатами, которые без него не могли быть достигнуты.

Главным результатом контрудара 1-й танковой армии было то, что враг, намеревавшийся без задержки переправиться через Дон и с ходу овладеть Сталинградом, не достиг этой цели. Был сорван также план окружения и уничтожения 62-й и 1-й танковой армий. Немецко-фашистскому командованию не удалось осуществить подобный замысел даже в отношении окруженной в районе Верхне-Бузиновки части сил 62-й армии. В результате успешных действий 13-го танкового корпуса 1-й танковой армии, поддержанных усилиями окруженных, вражеское кольцо было разорвано и из него вырвались несколько тысяч советских солдат и офицеров.

Прорыв к Сталинграду не удался, несмотря на то, что командующий 6-й немецкой армией генерал-полковник Паулюс к 30 июля вынужден был ввести в бой 12 из имевшихся в его распоряжении дивизий. Вместо наступления немецко-фашистским войскам пришлось перейти к обороне. Более того, их коммуникации были перерезаны, а сами они, понеся огромные потери, оказались перед угрозой окружения. Правда, противнику ударом на Манойлин, Евсеевский, Сухановский вскоре удалось восстановить свои коммуникации. Но было очевидно, что 6-я армия, не преодолев все возраставшего сопротивления советских войск, завязла в оборонительных боях.

Контрудар, в котором 1-я и 4-я танковые армии выполняли главную задачу, поставил под угрозу основные стратегические планы германского командования. Поэтому не удивительно, что эхо этого удара тревожно прозвучало в ставке Гитлера. Там начались лихорадочные поиски выхода из тупика, в который зашло наступление 6-й армии. "На докладе фюреру генерал Иодль авторитетно заявил,гласит запись от 30 июля 1942 г. в дневнике начальника германского генштаба Гальдера, опубликованном после войны,- что судьба Кавказа решается под Сталинградом. Поэтому необходимо передать войска из группы армий "А" в группу армий "Б", при этом по возможности южнее Дона"{97}.

Это можно понять только так: не смогла 6-я армия прорваться через Дон к Волге, не смогут это сделать и две армии, а посему нужно силами 4-й танковой армии наступать на Сталинград с юго-запада. Таким образом, контрудар танковых армий западнее Дона заставил немецко-фашистское командование наступать ни Сталинград с другого направления и с привлечением дополнительных сил, ранее предназначавшихся для осуществления иных целей. Это также имело немаловажное значение в срыве общего стратегического плана противника на 1942 г.

VIII

Из сказанного видно, что нет никаких оснований сомневаться в целесообразности ввода в сражение незакончивших формирование 1-й и 4-й танковых армий. Эти армии воспрепятствовали врагу окружить 62-ю армию, сковали за Доном на три недели 6-ю немецкую армию, нанесли ей тяжелый урон и выиграли время для подхода резервов Ставки и организации обороны в междуречье.

Почему же мы не разгромили вражескую группировку, рвавшуюся к Калачу?

Главным образом потому, что 6-я немецкая армия располагала большими силами и средствами, чем советские войска, наносившие контрудар. Без тесного взаимодействия с пехотой и артиллерией, а также без надежного авиационного прикрытия танки не могли прорвать оборону противника. Между тем 1-я и 4-я танковые армии, к сожалению, не располагали артиллерией, которая подавляла бы и уничтожала противотанковые средства врага; они имели только по одной стрелковой дивизии. Первостепенное значение имело абсолютное господство в воздухе вражеской авиации, которая в светлое время суток почти беспрерывно бомбила наши войска, нанося им чувствительный урон.

Не менее важное значение имело и то обстоятельство, что события назревали и развивались стремительно, обстановка менялась быстро, и командование Сталинградского фронта не успевало сосредоточить резервы. По этой причине и контрудар танковых армий начался неодновременно. Хуже того, изменения в обстановке вынуждали каждую из двух танковых армий начать контрудары не всеми силами, а лишь той частью, которая имелась в наличии. Короче говоря, одновременного, концентрического контрудара всеми силами не получилось ни в масштабах фронта, ни в масштабах армий. Кроме того, танковые корпуса действовали изолированно друг от друга. Наконец, в связи с угрозой удара по Калачу с юго-запада пришлось отвлечь в сторону Суровикино часть сил 1-й танковой армии.

В ходе боевых действий все время давали себя знать и пробелы в обучении войск. И мы принимали меры к тому, чтобы наверстать упущенное в период формирования, оказавшийся таким кратким.

В 1-й танковой армии, например. в самый разгар боев дважды были проведены ночные сборы механиков-водителей танков. Они во многом помогли устранить недостатки, связанные с тем, что значительная часть механиков не имела еще боевого опыта. После сборов механики-водители становились более инициативными и решительными. Свои боевые машины они водили в атаку теперь на предельных скоростях, следовательно, меньше находились под воздействием артиллерийского огня противника, успешнее громили врага.

Главным, что помогало командованию армии быстрее восполнять пробелы в подготовке войск, был царивший в них высокий, поистине невиданный морально-политический дух. Каждый боец и командир хорошо понимал, что наша общая задача - защитить Сталинград и что для этого нужно разгромить противостоящего врага{98}.

Очень большую роль в этом отношении для всех защитников Сталинграда сыграл приказ народного комиссара обороны No 227, пришедший к нам в войска 29 июля. В тот же день он был размножен типографским способом и зачитан во всех штабах и подразделениях армии. Это был по существу не приказ, а обращение ко всем командирам, красноармейцам и политработникам, в котором была сказана суровая правда тех дней.

В нем говорилось о смертельной угрозе, вновь нависшей над нашей Родиной, но в то же время указывались пути ликвидации этой опасности, разгрома врага". Противник, отмечалось в приказе, не так силен, как это кое-кому кажется, он напрягает свои последние силы, и выдержать его удар в ближайшие месяцы значит обеспечить за нами победу. Подчеркивая, что работа фабрик и заводов обеспечивала рост выпуска самолетов, танков, артиллерии, минометов, автоматов и гарантировала снабжение фронта всем необходимым, приказ требовал прекратить отступление советских войск.

Этот документ произвел на всех командиров, красноармейцев и политработников огромное впечатление ясностью изложенных в нем перспектив и задач. Отныне для каждого защитника Сталинграда железным законом стал лозунг: "Ни шагу назад!"

Груз отмеченных в приказе недостатков несли на себе и соединения 1-й танковой армии. Я имею в виду прежде всего 28-й и 13-й танковые корпуса, познавшие горечь неудач - первый в мае на Керченском полуострове, второй - в начале июля на воронежском направлении. И скажу прямо: наряду с героизмом и самоотверженностью их воинов во время контрудара в восточной части большой излучины Дона имелись факты недисциплинированности и недостаточной организованности в руководстве боевыми действиями этих соединений. В особенности это относится к 13-му танковому корпусу, которым командовал полковник Т. И. Танасчишин. Выше я уже говорил об этом. Добавлю, что ни 26, ни 27 июля корпус не смог перейти в наступление на Верхне-Бузнновку, и это в значительной мере помешало 1-й танковой армии подвергнуть группировку противника концентрическому удару и нанести ей более существенные потери.

Другой пример. На этот раз речь идет о медлительности в дело выполнения боевого приказа. После переправы через Дон основным силам 56-й танковой бригады 28-го танкового корпуса (командир бригады полковник В. В. Лебедев) следовало стремительно наступать. Они же простояли некоторое время на одном место и этим подставили себя под удар авиации противника. Бригада и на следующий день проявила подобную медлительность. Кроме того, ее командование и штаб не организовали разведки противостоящего врага, не выявили слабых мест в его позиции. В силу утих причин бригада понесла существенные потери, а боевой задачи не выполнила{99}.

Аналогичные недостатки наблюдались и в других бригадах армии. Вероятно, они имели место на многих фронтах. Для усиления стойкости войск Красной Армии большую роль сыграл приказ No 227 от 28 июля 1942 г. В этом приказе с суровой прямотой охарактеризовано опасное положение, создавшееся на южном крыло советско-германского фронта и вызвавшее большую тревогу у партии и всего советского народа. В приказе подчеркивалась необходимость решительно усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение.

"Ни шагу назад! - говорилось в приказе.- Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности".

Приказ в категорической форме требовал от командного и политического состава перестроить партийно-политическую работу в войсках в соответствии с создавшейся угрожающей обстановкой и мобилизовать все силы и средства на отпор врагу. Его читали и изучали в штабах, во всех ротах и батареях. Армейская газета посвятила содержанию приказа передовую статью.

Все понимали, что от выполнения задачи, поставленной в приказе No 227, зависит дальнейший ход, а может быть и исход войны. Сознание смертельной опасности, которая опять нависла над Родиной, придало нашим воинам новые силы и укрепило их боевую стойкость. Их девизом стал лозунг партии "Ни шагу назад!"

Военный совет 1-й танковой армии со всей анергией принялся за проведение в жизнь приказа наркома. Весь командный и политический состав, партийные п комсомольские организации были нацелены на ликвидацию выявленных недостатков.

Приказ No 227 еще больше воодушевил войска армии на самоотверженную борьбу с врагом. Экипажи танков, расчеты орудий, минометов и пулеметов, стрелки, автоматчики и снайперы, санитары и подносчики патронов, водители машин и ездовые - все воины армии брали на себя определенные обязательства но истреблению фашистских захватчиков.

И они с честью выполнили клятву. В течение последующих дней в конце июля и начале августа 1942 г. войска армии в исключительно трудных условиях почти непрерывно наступали против ударной группировки 6-й немецкой армии. С беззаветной храбростью сражались они против сильного и коварного врага. В ходе ожесточённых боёв, длившихся но 17-18 часов в сутки, 1-я танковая армия во взаимодействии с 62-й и 4-й танковой армиями вынудила противника перейти более чем на две недели к обороне на этом направлении.

А выиграть две-три недели тогда означало обеспечить Ставке Верховного Главнокомандования и Сталинградскому фронту возможность подтянуть резервы, укрепить оборону между Доном и Волгой, а также эвакуировать в тыл население и часть промышленных предприятий Сталинграда.

Немало подтверждений тому находим мы и в вынужденных послевоенных свидетельствах бывших гитлеровских генералов, участвовавших в наступлении немецко-фашистских войск на Сталинград. Среди них есть и такие, кто на себе лично испытал наш контрудар к западу от Дона.

Вот, к примеру, бывший командир 3-й немецкой моторизованной дивизии генерал-лейтенант Шлемер. По его словам, во время наступления из района Клетской на Калач он "совершенно изменил свое мнение" о состоянии и боевых возможностях Красной Армии. Как пишет Шлемер, он предполагал, что сравнительно легко достигнет Калача и захватит мост через Дон, так как верил в утверждения гитлеровского генштаба и министерства пропаганды о "подрыве мощи Красной Армии и ее неспособности оказать серьезное сопротивление"{100}.

Реальная действительность отрезвила самонадеянного генерала. Он вынужден был признать, что, вопреки ожиданиям легкой победы, его дивизия вблизи моста через Дон у Калача испытала на себе контрудар. "Атаки русских,- вспоминал Шлемер,- были настолько сильны, что 3-я моторизованная дивизия должна была отступить на линию 146,0-169,8-174,9-Дон"{101}. Не помогло и прибытие в район Липологовский частей 60-й моторизованной дивизии, также поступивших под командование генерала Шлемера. Не в силах сдержать непрекращавшиеся атаки 1-й танковой армии эти дивизии пятились назад.

Любопытное высказывание, свидетельствующее о том, что контрудар наших войск навеял мрачные мысли на гитлеровских солдат, привел бывший полковник германской армии Адам. Он писал: "Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще находясь под свежим впечатлением пережитых боев (происходило это, судя по изложению, примерно в первых числах августа 1942 г. где-то западнее Дона.-К. М.), рассказывал;

- В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались... Еще три недели назад наш ротный рассказывал нам, будто Красная Армия окончательно разбита и мы, дескать, скоро отдохнем в Сталинграде. А оно вроде бы не совсем так. 31 июля они нам изрядно всыпали. Нашей артиллерии и противотанковой обороне еле-еле удалось остановить контрнаступление русских..."{102}.

Наконец, тот факт, что наш контрудар дал выигрыш времени для организации обороны между Доном и Волгой, с досадой отметил в своих воспоминаниях генерал-майор бывшей немецко-фашистской армии Дёрр. Прежде всего он признал: "25 июля 14-й танковый корпус, наступая через Клетская и Сиротинская, при приближении к Калачу в районе юго-западнее Каменской, натолкнулся на крупные силы противника, сопротивление которых он не смог сломить..." Далее Дёрр заявил, что бой в районе Калача "дал советскому командованию выигрыш во времени, примерно в две недели. Что тогда означали две недели для эвакуации промышленных предприятий из Сталинграда и для его обороны, говорить но приходится. Затем из двух недель стало три, так как лишь 21 августа 6-я армия смогла начать свое наступление через Дон".

Ударная группировка 6-й немецкой армии потерпела поражение и была вынуждена перейти к обороне. На Сталинград теперь наступала 4-я танковая армия противника, наносившая удар с юга. Туда и переместился эпицентр сражения. А так как командование Сталинградского фронта не располагало достаточными резервами для ведения активных действий на двух направлениях, то 5 августа 1-я танковая армия получила приказ на оборону. Но мне уже не суждено было участвовать в выполнении этого приказа. Несколько дней спустя я был назначен командующим 1-й гвардейской армией. Впереди вновь были наступательные действия.

Глава IX. Атаки первой гвардейской армии

I

Мое назначение в 1-ю гвардейскую армию было связано с происходившими тогда переменами в организации обороны Сталинграда. Начались они почти сразу же после того, как командующий фронтом приказал 1-й танковой армии перейти к обороне.

В этот самый день, 5 августа, в Москве в Ставке Верховного Главнокомандования, было решено разделить Сталинградский фронт на два. Ставка исходила из того, что к указанному времени в сражении под Сталинградом ясно обозначились два операционных направления - из района западнее Калача и со стороны Котельниково. Для удобства управления войсками восьми армий, имевшихся в составе Сталинградского фронта, 64, 57, 51-я общевойсковые и 8-я воздушная армии, а также 13-й танковый корпус передавались новому, Юго-Восточному фронту. В его состав включалась и 1-я гвардейская армия, перебрасываемая в район Сталинграда из резерва Ставки Верховного Главнокомандования.

Командующим Юго-Восточным фронтом был назначен генерал-полковник А. И. Еременко. Фронтовое управление Ставка приказала сформировать на базе управления 1-й танковой армии, а ее войска передать в состав 62-й армии, которой с 3 августа командовал генерал-лейтенант А. И. Лопатин, имевший опыт разгрома немецко-фашистской группировки в ноябре 1941 г. под Ростовом.

Получив соответствующий приказ в ночь на 6 августа, командование 1-й танковой армии уже 7 августа выполнило его. В тот день, завершив передачу войск, Военный совет и штаб армии прибыли в Сталинград в распоряжение командующего Юго-Восточным фронтом.

Генерал-полковник А. И. Еременко тотчас же принял меня и сообщил, что до нового назначения я останусь его заместителем. Он подробно информировал о мотивах, которыми руководствовалась Ставка при разделении Сталинградского фронта, ознакомил с ее директивой от 5 августа.

Из содержания этого документа я понял, что своими мероприятиями Верховное Главнокомандование хотело улучшить руководство войсками на обоих направлениях. Что касается Юго-Восточного фронта, то на его командование возлагалась задача приостановить дальнейшее продвижение вражеских войск к южному сектору внешнего оборонительного обвода, не допустить прорыва противника к Волге южнее Сталинграда. В дальнейшем войска фронта должны были нанести поражение врагу, наступавшему со стороны Котельниково.

Командующий фронтом произвел на меня впечатление очень волевого, решительного генерала. Через несколько дней он возглавил руководство боевыми действиями войск двух фронтов - Сталинградского и Юго-Восточного.

После краткого ознакомления с обстановкой в полосе фронта командующий приказал мне выехать в войска 64-й армии. Там готовился контрудар по вклинившейся накануне, 6 августа, группировке противника. Я тотчас же туда отправился.

В Верхне-Царицынском, где расположился штаб 64-й армии, мне рассказали подробности вчерашней вражеской атаки. Противник крупными силами танков с пехотой, поддержанный авиацией, нанес удар на левом фланге армии. После ожесточенного боя, длившегося около 5 часов, атакующие прорвали оборону на стыке между 126-й и 38-й стрелковыми дивизиями. Будучи отброшен контратакой и понеся большие потери, враг, однако, во второй половине дня предпринял наступление еще более крупными силами. Оттеснив части 38-й стрелковой дивизии, он занял разъезд 74-й километр и угрожал ст. Тингута.